Сержантская шпала

Часть 1

Старая армейская мудрость гласит: "Сержант - это пидорас в самом плохом смысле". Если офицеры - это просто уёбки-прожектёры, оторванные от реальной жизни, то сержант по самой своей натуре враг всех рядовых. Профессиональная деформация. На умственной слабости и физической силе сержантов существует армия - и в мирные дни, и в военные. Что бы там ни думали об этом штабные дуралеи, не видящие собственных хуёв за жирным пузом.

И Василий Котляров был просто эталонным сержантом. Сто восемьдесят пять сантиметров роста, почти сотня килограмм стальных мышц и требухи, тонна ненависти, двадцать пять сантиметров чистейшего тестостерона, и два увесистых "мандарина", отлично заменявшие сержанту мозги. Его квадратное лицо с перебитым носом и прижатыми ушами походило не то на рыцарский шлем, не то на ведро для параши. Глубоко посаженные изумрудные глаза были бы красивыми, если бы не их недобрый блеск, переходящий в яростное сияние при любой вспышке гнева.

Старшие офицеры души не чаяли в Котлярове (ну, не в нём самом, конечно, а только в волшебном влиянии его пудовых кулаков на дисциплину всего подразделения), младшие офицеры (!) и сержанты признавали в нём альфа-хищника, а простые солдаты, призывники и контрактники до конца своих дней представляли его лицо при слове "враг".

Кароче, как только его зелёные глаза впервые задержались на мне, я понял, что есть только два пути. Либо я подружусь с этим ублюдком, либо мне пиздец. Конфронтацию с этим чудищем я не вывез бы, даже если бы у меня было боевое оружие, а у него только взгляд.

Сам по себе я худой, неконфликтный малый. Драться умею довольно вяло. На лицо не баба, но в предках была какая-то знать, что отлично появилось в странной хуйне, которую мои знакомые бабы называют "аристократичной внешностью". Говорят, мол, ладно скроен. Да мне-то что, я всегда так выглядел. Да и сами бабы мне до пизды (или до жопы?), я на гражданке больше любил на хуях скакать. Правда, в армейке, конечно, уже не до этого всего. Тут так не принято. Так что тяжело мне давалась служба в плане самоограничений.

А поскольку пиздобол и лизоблюд я тот ещё, закорефаниться с Котляровым оказалось несложно. Конечно, его трусы и носки пару раз постирать пришлось да на водку разориться много раз, но ничего - потом нашёл лохов, на которых спихнул это всё.

Особо он меня зауважал, когда едва не убил случайно. Я держал грушу, которую этот воин хуярил, будучи при этом в одних трусах. И я засмотрелся на его бледное вспотевшее тело, на кучерявую блядскую дорожку... И он, дурак служивый, в раж вошёл. Ну и хуле - он промазал, а я подставился. Так я аж отлетел, и на пол наебнулся. И лежу, не вдохнуть, не выдохнуть, не встать. Только через минуту вижу его ебало сержантское, где-то в вышине. На означенном ебале заинтересованность - кончит ли оно дни свои на зоне за убийство по неосторожности?

- Живой, рядовой? - басит сверху.

- Д`а, т`ов`ар`ишь с`ерж`ант, - хриплю я, пытаясь улыбнуться.

А попал бы в лицо, а не по корпусу, действительно убил бы, наверное.

Котляров в тот день сама обходительность был. Да и потом как-то стало крепнуть наше братство.

Выгоды, однако, я не слишком много получил. Сержант не хотел, чтобы кто-то видел какой-либо фаворитизм с его стороны. Хотя, рыба тупая, едва ли знал такое слово. Однако, мне похуй, я не презираю тех, кто тупее или умнее меня самого. Хотя по ситуации могу презирать всех, хах. Меня радовало его расположение и желание чему-то меня учить; он даже лично меня начал тренировать, отчего я за какие-то несколько месяцев стал из худого достаточно легкоатлетичным. Но, блять, орал он на меня едва ли не громче, чем на остальных. И требовал столько же. Только что не пиздил кулаком. Максимум - пощёчины прописывал, "лещ отцовский, обыкновенный". Чудо, что у меня зубы от его лещей не вылетали.

Как-то ночью, намного позже отбоя, меня поднял дневальный. Зашуганный малой сказал, что выпивающий Котляров хочет меня видеть. По ощущениям, было около часа или двух ночи. Раздосадованный, двинул в каптёрку, без задних мыслей. Вошёл, обратился по уставу. Он сидел за старым совковым столом, в одиночестве. Кажется, все его собутыльники уже ушли спать. Тусклая лампа освещала его совершенные мышцы. Он велел мне сесть на табурет перед столом и протянул мне рюмку водки.

Алкоголя и закуски было много, разговор шёл бодро. Только некоторые моменты меня напрягали. Так, взгляд Котлярова, прямой и наглый, буквально меня потрошил. Я спал без майки и не надел её, отправляясь в каптёрку. За собственное тело было немного стыдно. Вернее, стыдно было за то, что мне мало что было показать моему сержанту.

Ещё страннее было дальше. После очередной рюмки он гаркнул:

- Рядовой Троицкий, рот открыть!

Я с непониманием открыл, и он поднёс к моему рту остывшую жареную сардельку.

- Кусай! - скомандовал он, и я начал интеллигентно откусывать маленький кусочек.

- Да не как тёлка, блять! Как мужик кусай, сука!

Ну я и от злости, и может, желая продемонстрировать свои оральные таланты всю сардельку в два укуса съел, и сержантский палец обслюнявил и чуть не откусил. Лицо Котлярова просто лучилось каким-то детским восторгом. Случайный человек, увидевший его сейчас, и представить не смог бы, какой мстительной злобной сволочью сержант может быть.

- Ну ты даёшь, - усмехается он, вытирает о мою грудь пальцы, испачканные жиром и слюной, и наша беседа продолжается дальше как ни в чём ни бывало. Слово за слово, и я спросил его - правда ли, что он выебал беспредельщика Насреддинова из первой роты. Кавказский сержант пытался навести горские порядки не только в своей роте, на что всем было наплевать, но и распространить своё влияние на всю часть. Ходили упорные слухи, о том что русских парней этот урод насиловал. А потом, якобы, его избил и отпетушил Котляров прямо на глазах других кавказцев, которые в ужасе смотрели на это.

Сержант с победоносной ухмылкой, напоминающей собачий оскал, рассказывал мне подробности этого дела. Больше того, он даже решил продемонстрировать мне некоторые приёмы. Я с радостью согласился (хотя ему похуй было на моё согласие), и мы встали в центре каптёрки. Тут же я увидел, что он, как и я, в одном нижнем белье, в тончайших армейских боксёрах цвета хаки. На это, правда, мне в целом было наплевать. Слишком душевно сидели, чтобы думать о ебле.

Он зашёл мне за спину и применил удушающий, чувствительно сдавив мне шею. Его мускулистая правая рука ощущалась рельсой, которую я никогда не смог бы разогнуть. Горячая сержантская грудь плотно прижалась к моей спине. И не только грудь, кстати. Спиной я чувствовал приятную щекотку от волосни его крепкого пуза. А между своих ягодиц я чувствовал горячий стоящий хуй. Только два слоя тоненькой ткани отделяли головку сержантского дрына от моего сжимающегося и разжимающегося очка. Не скажу, что весь алкоголь из меня мгновенно выветрился, но серьёзность ситуации до меня дошла сразу.

- ... вот так его держал, - продолжал сержант рассказывать мне на ухо.

Мне хотелось, чтобы он от души цапнул меня за это ухо! Может, тогда мы оба проснёмся?.. Его тёплое пьяное дыхание было мне приятно. Каждая клеточка этого ублюдка мне была приятна. Каждое прикосновение ко мне.

Левая лапища этого зверя с хозяйской решимостью стянула трусы с моих ягодиц. Бедро обожгла боль - изверг звонко хлопнул по нему ладонью. Но заскулил я не от боли. Скорее, от понимания и безвыходности ситуации. От невероятной власти, какой этот доминантный самец обладал сейчас надо мной. Он мог меня убить. Мог изнасиловать. Мог избить. Мог сделать совершенно всё. И я ощущал его хуй, нацеленный на моё очко.

Он отвёл мою руку за спину и приложил к своим трусам. Прижал мои пальцы своими к стволу. Начал водить ими вверх и вниз. Начал дрочить себе моей рукой.

- Нравится хуяка, Троицкий? - говорит сержант и прикусывает мне ухо. Кажется, мой собственный член сейчас порвёт моё бельё, которое всё ещё наполовину на мне. - Хочешь хуя сержантского, сучка?

- Да, товарищ сержант! Хочу по самые яйца! - простонал я в каком-то мрачном экстазе.

- Набью тебе кишку кончой, рядовой. Пойдём в душевые, подмоешься. Без резины взъебу тебя, придурка, - сказал он, отстраняясь от меня.

Без жара его тела я чувствовал себя сиротой. Магия ебли рассеялась. Я снова был просто парнем в ночной каптёрке. Но оставалось ещё решительное предвкушение. Я натянул трусы обратно и уставился в глаза бойцового пса. Его мужественная морда улыбалась мне.

Часть 2 (последняя)

Мы быстро и тихо оккупировали душевую, захватив из каптёрки много мягких полотенец. На шухере стоял дневальный. Пока из меня вымывалось дерьмо, Котляров курил в окно и не глядел на меня. Это дало мне возможность хотя бы украдкой и чуть-чуть расширить очко, которое давно не испытывало никаких серьёзных атак. А эта атака обещала быть особенно тяжёлой. Как и всякий нормальный пассив, я не люблю большие хуи. Они больше боли приносят, чем радости. Однако ради сержанта, я решил очень нихуёво постараться.

- Товарищ сержант, готово! - не совсем уверенно зову его, стоя голым в сухой части душевой.

Он лениво оборачивается на меня, и опять отворачивается. Медленно тушит сигарету и снимает трусы. Долго смотреть на его волосатую жопу и раскачанную спину не приходится - он оборачивается и идёт ко мне, не быстро и не медленно, как хозяин положения. Его хуй опал, но не до конца. У него вообще до конца не опадает, из-за шпалы, вшитой в хуй.

- На кости падай, Троицкий, хуле как столб стоишь, бля!

Я быстро опускаюсь на колени. Сержантское достоинство возле моего лица - толстое, авторитетное, тяжёлое. Под хуём свисают бычьи яйца. Между яйцами и молотообразной головкой пролегает утолщение вшитой под кожу шпалы. Всё это обрамлено короткими жёсткими медными волосками. По бритой башке и не сказать с первого взгляда, но зеленоглазый сержант был рыжим. За какой-то миг я едва не истёк слюнями, несмотря на сухость во рту. Эта секс-машина перед моим ебалом была круче всего, что я когда-либо видел. А ведь была ещё и его сильная лапа, что тёрлась об мою голову, пытаясь не то раздавить её, не то оторвать мне уши...

Внезапно рука исчезла.

- Троицкий, пить хочешь? - лукаво и обыденно спросил Котляров, второй раз за час разрушая дошедшее до пика напряжение. Я не нашёлся с ответом.

- А у меня есть, чем тебя напоить, рядовой, - ухмыльнулся сержант.

Розовая головка его хуя чуть приоткрылась, и из уретры мне в лицо и приоткрытый рот ударила струя мочи. После выпитого им алкоголя моча была очень горячей, резко пахнущей, отвратительной... Но мне похуй, я был в восторге. Мой собственный член дёргался от напряжения, когда сержантская моча полилась потоком по моему лицу, груди, животу, паху. Не дожидаясь его приказа, я обхватил головку губами и принялся пить, пить, пить. Струя била в нёбо, я уже не мог глотать и позволял его ссанине рекой стекать по подбородку на тело. Я смотрел в лицо сержанта и на его дёргающийся живот. Он был в пьяном восторге, ему нравилось, как я жадно стараюсь пить, нравилось видеть, как "петух" стоит на коленях перед его мужской силой. И это заводило меня ещё больше. Во мне проснулась конченая блядь, мечтающая удовлетворить своего самца.

Наконец, поток стал ослабевать, пока не прекратился. Его хуй ещё больше окреп. Шпала в нём смотрелась очень классно. Огромные, немного волосатые яйца, тяжело свисавшие под хуем, были великолепны. Это всё было произведением искусства, которое полностью поработило меня. Мне было сейчас поебать, каким там подонком был Котляров. Да хоть убийцей и террористом. Да хоть пусть сейчас вся рота это видит. Похуй на всё.

Я бросаюсь на этот хуй, я тыкаюсь в него лицом и прижимаю яйца к подбородку, я щекочу и ласкаю, я примыкаю и облизываю эту красоту вдоль восковой шпалы, и под ней, и над ней, и лапаю его руками, и обжигаю ладони об его горячие одеревенелые крепкие мохнатые ягодицы. Я теперь вообще не я. И даже не блядь. Я просто раб этого хуя.

Мой сержант тихонько рыкает. Ему нравится. Он с трудом отодвигает за уши мою голову и с силой насаживает на хуй. Мне не нравится только то, что я хочу ласкать его головку и наслаждаться её вкусом, но не могу, так она у меня в ёбаном (вот уж точно!) горле. На воздух, слюни и смерть от удушья мне вообще похуй. Чувствую его шпалу. Конечно, он не вошёл даже наполовину. Сам насаживаюсь активнее, надеваюсь и снимаюсь с его хуя всей своей глоткой. Это больно и стрёмно, но я хочу его выебать, пусть бы и являюсь пассом. Меня жгло от похоти. Я хотел управлять.

И я отсасывал ему, дрочил ему, лизал ему, ублажал его, языком и вакуумом я ласкал этот великолепный хуй. Он шумно дышит, очень шумно. Периодически перехватывает инициативу. Он просто животное. Моё животное.

Я тяну его на пол, и он подчиняется. Кладу на мокрый обоссанный кафель и почти "прыгаю" сверху. Смертельный номер - я разливаю спизженное из каптёрки подсолнечное масло по его хую, стоящему вертикально вверх. Масла дохуя (ах-ха-ха) и все его бёдра в нём и сталь мышц живота блестит от долбаного масла. Я вижу его всего, всю его мощную тушу перед собой. Его накачанные руки убраны за голову. Его взгляд сияет, а на мужицкой морде настоящая феерия экстаза.

Вся смазка занимает мгновение. Я сажусь. Очко горит, медленно пропуская в себя горячую плоть. Ощущаю Котлярова самым интимным образом. Хотел бы, чтобы этот момент вторжения длился вечно. Надеваюсь на хуй и соскальзываю по нему вниз. Огромный толстый хуяра меня рвёт. Но едва мои яичишки прикасаются к паху моего сержанта, как я подкидываю себя вверх, чтобы под воздействием силы тяжести снова нанизаться на моего сержанта. Я окончательно сошёл с ума. Очко наверняка разорвано. Я прыгаю на хуе как бешеный, как проклятый, как одержимый, сжимая и разжимая очко, наклоняясь в разные стороны, заставляя ублюдка подо мной рычать от кайфа. Я как будто владел им в эту секунду. Как будто стал главнее и сильнее его.

Он резко схватил меня за бёдра и насадил на хуй, не давая скакать на нём дальше. Его достоинство дёргалось во мне. Сержант не только меня обоссал, но и осеменил. И сам весь дёргался подо мной, его идеальный пресс сокращался, когда он выбрасывал в меня струи своей эталонной быдлятской кончи.

Он тяжело дышал и блестел от пота и масла. Я тоже. Кроме шумного дыхания, мы молчали. Я не кончил и продолжал сидеть на его хуе, который стал мягче, но не сильно меньше.

- Ты прирождённый петух, Троицкий, - ухмыльнулся Котляров. - Нравится дырявым быть? Очко не порвал тебе там?

Меня натурально трясло. От радости и боли одновременно. Всё-таки, хуй был слишком большим... Но таким идеальным!

- Не порвал. Я рад, что вы меня продырявили, товарищ сержант! - не обязательно ему знать, что девственник его палку сервелата вообще никогда бы не принял в себя.

Котляров улыбнулся и начал гладить меня левой рукой по лицу, проникая пальцами в рот. Не понимаю, почему многие активы это любят, но я бы позволил ему хоть насрать на меня, если бы он захотел, так что без проблем начал посасывать его пальцы.

Правой лапищей он взялся за мой полуопавший член и нежно начал его подрачивать. Я был в полном ахуе и начал активнее лизать его крупные пальцы. Его хуй был во мне, его пальцы были во мне... Я быстро перевозбудился и со стоном начал кончать на его стальной пресс. Моя сперма лужицей собралась между мышцами груди и живота. Конвульсии моего очка ещё немного сжали его хуй.

- Слезь с хуя и слижи свою кончу с меня, пидор! - от командирского тона сержанта мне стало нехорошо.

С его лица и из голоса пропала всякая приязнь, даже тень её. Я немедленно сорвался с хуя, дырка "задышала", роняя целый спермопад на пол. Я усердно начал вылизывать свою кончу с его тела. Он смотрел на меня со смесью отвращения и брезгливости. Едва я очистил его тело, он вскочил на ноги и ударил меня ладонью по лицу, а потом кулаком по телу ещё несколько раз. Я упал на тот же самый чёртов кафель. Он пнул меня и поставил левую стопу мне на голову, грозя раздавить мой череп. Я не успел ни испугаться, ни охуеть, ни хоть что-то понять, кроме того что бешеная зверюга меня сейчас убьёт нахуй.

- Охуел, блять, пидорас дырявый?! Нравится тебе это, да, мразь?! Думаешь ты, блядь, мужика пользуешь, гандон?! - он орал, а в его глазах не было ничего, кроме пьяной ненависти.

Я понял, что мне пиздец. Как оказалось, это ещё не самое дерьмовое. Раздались торопливые шаги - дневальный прибежал на крик. Я видел его с пола. А он видел... Нас. Видел мускулистую ногу сержанта на моём лице. Голого меня на полу. Да и Котляров тоже был голым и его натруженный блестящий полувозбуждённый околодвадцатипятисантиметровый хуй свисал между ног, капая смазкой рядом с моим лицом. И я видел бесконечный ужас на лице паренька. Он не сочувствовал мне и не осознавал происходящее до конца. Зато он отлично знал, каким может быть сержант и видел выражение его лица.

- Если ты хоть кому-то об этом скажешь, я порву тебе пасть хуем! - заорал Котляров так, что его наверняка слышала вся рота. Дневальный испуганно кивнул и унёсся вдаль меньше чем за долю секунды.

Моя жизнь была окончена. Так мне казалось.

- А ты, мразь дырявая, блять! На четыре кости, пидор! - заорал сержант на меня, убирая с моего лица ногу, и я мгновенно исполнил это. При этом я не ощущал ни страха, ни отчаяния, ничего. Это было концом. Концом всего.

Его хуй вломился в моё незакрывающееся очко как ёбаный таран, едва не уничтожив простату. Сильные руки стиснули мои бока. Боль только разгоралась. Секунд через пять он начал двигаться во мне. Котляров начал меня ебать как собаку. Грубо. Как дырку. Он показывал мне моё место. Сперва я начал скулить, потом орать и пытаться слезть с его хуя. Он пиздил меня кулаками по спине и приказывал заткнуться. Всё разрушилось. Я как будто из рая отправился прямо в ад. Я по движению хуя в кишке понимал, насколько искренне Котляров ненавидел меня и таких как я, да и вообще всех в мире.

- На, на, на, пидорас, блять! На! - орал он, кончая в меня второй раз за сегодня.

На этот раз спермы было совсем мало.

- Минута, чтобы помыться и отбой, козёл, - почти спокойно сказал он мне, в очередной раз сменяя настроение. Я был в пиздец каком дерьме.

страницы [1] [2]