Гомоборцы. Часть 1

Лучи заходящего солнца косо бьют в окно, высвечивая запылённость давно не мытых стёкол, и — содрогающийся от толчков Колька, повернув голову набок, смотрит, как навстречу этим лучам с бессмысленным упорством бьётся о стекло одинокая муха... «Встану — убью», — думает Колька, безвольно содрогаясь от ритмично долбящих толчков; он лежит на постели, подняв вверх полусогнутые в коленях ноги, и — нависая над ним, Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения «За моральное возрождение», размашисто двигает бёдрами, совершая с лежащим на спине Колькой «богомерзкий акт»... «Убью», — флегматично думает Колька, следя глазами за глупой мухой, безуспешно бьющейся в запыленное стекло.

Муха, не зная, что судьба её уже предрешена, с жужжанием тупо бьётся о стекло — смотреть на это скучно, и Колька, машинально облизнув губы, переводит взгляд на трюмо, стоящее в противоположном углу комнаты, — в зеркале хорошо видно, как ритмично колышется белый зад Гоблина Никандровича... нависая над Колькой, Гоблин Никандрович сладострастно двигает бедрами, отчего член его, обильно смазанный вазелином, легко скользит в Колькином очке, словно поршень во втулке, — Колька, оторвав взгляд от зеркала — от белых, синхронно движущихся ягодиц — невольно смотрит снизу вверх на лицо своего наставника.

— Что? — не прекращая вверх-вниз двигать бёдрами, выдыхает Гоблин Никандрович. На лбу его выступила хорошо заметная испарина, и лицо раскраснелось от напряжения.

— Ничего, — отзывается Колька. — Скоро?

— Подожди... нетерпеливый какой! — урчит Гомофобов, не прекращая двигать бёдрами. Очко у Кольки хотя и растянуто, вполне приспособлено для подобных дел, но вместе с тем оно ещё не раздолбано, не разжевано бесчисленным количеством раз — мышцы сфинктера туго обжимают скользящий член, и Гоблин Никандрович, с шумом втягивая в себя воздух носом — выдыхая его ртом, сопит от сладостного напряжения; у большинства сограждан еще не окончился рабочий день, а в одной из квартир на третьем этаже ритмично скрипят пружины — совершается гомосексуальный акт...

«Вот ведь... — в который раз думает Колька, с отстранённым любопытством глядя снизу вверх на изрядно вспотевшее лицо Гоблина Никандровича. — На словах — одно, а на деле — совсем другое... а зачем?»

Вопрос этот — «зачем?» — возникает у Кольки спонтанно, и, глядя снизу вверх на изрядно вспотевшее лицо нависающего над ним Гоблина Никандровича, Колька невольно вспоминает, как Гоблин Никандрович накануне акции, направленной «против засилья голубых», называл голубых «извращенцами»... и недавно говорил — то же самое... «а зачем?» — думает Колька, содрогаясь от толчков; лично для себя Колька во всём этом ничего особенного не видит, и не видит он ничего особенного вовсе не потому, что он убеждённый гей или в душе имеет к такому сексу какую-либо неодолимую склонность, а как раз таки наоборот — потому он не видит ничего особенного, что он, то есть Колька, сам еще толком не знает, какая у него на самом деле ориентация; выполняя пассивную роль, никакого удовольствия Колька не испытывает, и даже более того: от секса такого он, Колька, вообще нисколько не тащится... да, не тащится; и в то же время у него, у Кольки, совершенно отсутствует какое-либо негативное отношение к однополому сексу — нет у Кольки, как у иных пацанов, никакого отторжения... вот и получается, что ни стремления, ни отторжения у Кольки нет — в собственной своей ориентации Колька в свои семнадцать лет еще никак не определился, и потому он воспринимает своё пассивное участие в половых актах с Гоблином Никандровичем как нечто несущественное... такой вот он человек! Даже в первый раз он сделал это — подставил зад — не испытывая каких-то особых чувств... ну, то есть, не было у Кольки ни желания, ни возбуждения, ни страха, ни сладострастия даже в первый раз: Лёха, по соседству живший парень, как-то вечером стал Кольку к этому склонять, и Колька, не особенно удивившись Лёхиному желанию, без всякой тягомотины тут же подставил — в жопу Лёхе дал... ну, а чего было жаться — чего было тягомотиться? Дал, не дал... какая, блин, разница?

Муха, уставшая биться о стекло, на какое-то время замолкает, и теперь в наступившей тишине только слышно, как ритмично скрипит старая двуспальная кровать да как тяжко, взахлёб дышит Гоблин Никандрович — борец за моральное возрождение... вжик-вжик, вжик-вжик — скрипят пружины кровати, и Колька, в такт этому скрипу колыхая поднятыми вверх ногами, даже не знает, с кем именно — с Лёхой или с Гоблином Никандровичем — это делать лучше, — глядя на вспотевшее лицо Гоблина Никандровича, Колька от нечего делать вспоминает, как всё это у него было с Лёхой...