Огонь и ветер

Oksana Litovchenko

ОГОНЬ И ВЕТЕР

1. Двое в ресторане

— Я, Оксаночка, проехал пол — мира, где только ни бывал, но ни разу не видел живого бегемота. - Витольд Викентьевич пытался изобразить непринужденную беседу, но его спутница замечала, как чутко он следит за ней, стремясь понять, знает ли она правила ресторанного этикета: в той ли руке держит вилку, правильно ли берет бокал, умеет ли вскрывать устриц.

Оксана, дочь простого инженера — железнодорожника не понимала всех этих аристократических экзерсисов, не знала, какая от них польза, и, будучи за столиком с людьми попроще, позволяла себе милые вольности мимо этих строгих правил, но теперь был ответственный момент — напротив нее сидел ее будущий свекор, известный олигарх, и волей — неволей ей приходилось показывать себя с лучшей стороны и соответствовать моменту.

— Это я к тому, - продолжал импозантный, ухоженный мужчина, с которым разделить ресторанный столик мечтали тысячи женщин, - что хоть всю жизнь проживи, а всего увидеть и перепробовать не успеешь. Но вам повезло, - оторвал он сосредоточенный взгляд от серебряной ложки с черепаховым супом на молоке и глянул на красавицу, - только начали свою взрослую, девичью жизнь и вот вам сразу такой завидный жених, то есть, мой наследник Вениамин. Далеко не всякой особе выпадает такой счастливый билет, вы это понимаете?

Спутница не спешила с ответом, она положила вилку на тарелку, задумчиво посмотрела в близкое, высокое окно. Окно открывало чудесный вид на еловый парк с дорожками, мощеными серой брусчаткой, дальше было широкое русло реки с редкими, белыми теплоходами, над рекой остывал масштабный малиновый закат, развернутый веером на лучах ушедшего под горизонт солнца.

— Любовь - всегда счастливый билет, - тихо сказала девушка.

Собеседник молча и с интересом смотрел на нее, потом вздохнул, зачем — то переставил тарелку и заговорил снова:

— Не скрою, я дал себе труд изучить вас. Вы небогаты, но хорошо воспитаны, честны и умны, у вас прямой и открытый взгляд, а это многое говорит о человеке, и мне нравится, что вы думаете, прежде чем открываете рот. Свой вопрос я задал не из желания подчеркнуть нашу фамильную статусность и не из дешевого фанфаронства, но так уж вышло, что условия вашего с моим сыном брака несколько отличаются от общепринятых, вот я и хочу понять, правильно ли вы оцениваете ситуацию?

У столика словно из эфира соткался вышколенный официант с перекинутой через руку салфеткой, показавшийся Оксане длинным как мачта, он лихо тряхнул рыжей челкой и услужливо переломился, по очереди наполняя бокалы искристым шампанским. При этом он нереально круто заводил на интересную гостью свой зрачок и глуповато улыбался — сексапильность молодой блондинки бодрила его. Особенно ее декольте, неглубокое, но такое многообещающее с манящим истоком крепкой молочно — белой груди, ее бедра, игриво прикрытые юбочкой, пробуждающие самые смелые фантазии, ее большие глаза цвета молодой мяты.

— А в чем необычность нашего союза? Мы полюбили друг друга, хотим семью, хотим счастливо жить, все как у людей. - Пожала плечами молодица.

— Я уверен, что вы понимаете, о чем я говорю, но коли вы хотите прояснить мою позицию, что ж, извольте, я готов быть с вами откровенным. - Витольд отпил из бокала, вернул его на столик, промокнул губы салфеткой и продолжил:

— Ваш будущий муж Вениамин — младший из трех моих сыновей. Так уж вышло, что его воспитывала его мамочка с которой мы разошлись, когда ему было полтора годика.

Они жили в Варшаве, я строил бизнес в России, словом, я упустил его воспитание. А когда хватился, было уже поздно.

Моя бывшая супруга воспитала мальчишку изнеженным и избалованным субъектом, но хуже всего, что она вдолбила в его голову, что он талантливый поэт.

Поэт, понимаете?!

Витольд Викентьевич распалялся, комкал бумажные салфетки и бросал в тарелки, похоже мысли о сыне — поэте нешуточно бесили его. Меж тем он набирал разгон:

— Да ладно бы проза, я понимаю, это литература, она сейчас переживает ренессанс, появляются новые имена, неплохо продаются книги, но поэзия! Кому она сейчас нужна, кто ее читает? Какое имя можно заработать на этом нафталиновом жанре, про капитал я вообще не говорю.

Совершенно пустое занятие.

Пахло горячим шашлыком и свежими персиками, по всему периметру зала мягко зажглись желтые светильники, стилизованные под лампы — керосинки.

— Поймите, Оксана, поэзия отжила свое, и это — мое глубокое убеждение. Она закатилась вместе со своим Серебряным веком, где для нее были соответствующие предпосылки и своя среда.

— А мне кажется, что стихи теперь не звучат потому, что нет талантов. Появится талант, оживет и поэзия, - попыталась возразить собеседница. Но спутник ее не слушал, он возмущенно жестикулировал:

— Да ладно бы у Вениамина были способности, я бы это еще как — то понял, но там ведь ровное место, палку и селедку он рифмует запросто и выдает это за хорошие строки. Ну, вы читали его вирши?

Витольд Викентьевич ловко отрезал небольшой кусочек мяса по итальянски под томатным соусом, повертел его на вилке и отправил в рот

— У него есть удачные четверостишья, - защищала жениха невеста, оглядывая зал, ей нравился этот уютный интерьер, выдержанный в стиле русского трактира 19 - го века. - И вообще, какая разница, я ведь не за поэта выхожу, а за человека, за мужчину.

С эстрады послышались звуки, ансамбль начал подстраивать инструменты.

— Да в том - то и дело, что он не мужчина, милая вы моя! Мужчина — это плечо, это дело, это голова и руки. А тут что? Он ведь даже не удосужился профессию какую — нибудь хоть мало — мальскую получить. Он надеется на меня, но я ведь тоже не вечный, а капиталы передавать в его руки, я еще сто раз подумаю.

— Вы меня отговариваете выходить за Вениамина?

— Да не отговариваю, а предупреждаю. Начнется жизнь, вы ведь сбежите от этого слюнтяя. Потому и затеял я этот разговор, что хочу понять, вы — то видите ситуацию? Мне свои дела есть кому передать, я воспитал своих старших, они мне помощники и опора, заняты в бизнесе, а Венька - осевок. Ладно уж думаю, будь что будет, помогу конечно, может правда что путное напишет, но, если честно, полагаю, что дело хилое.

Я коммерсант, милая Оксана, привык покупать и продавать, я умею торговаться, поэтому скажу вам прямо: я передаю вам товар, да, сырой и рыхлый, но очень качественно упакованный и высоко котирующийся на рынке — наследника своих миллионов, моего сына Вениамина, взамен хочу получить мужчину. Сделайте из него мужчину, Оксана, теперь вы и только вы больше всех будете проводить с ним время, ну, не знаю, как — то воспитайте его, давайте ему свою любовь по капле, заставьте найти крепкое дело, разбудите в нем личность, характер, привейте принципы. Требуйте от меня, что хотите, я во всем ваш помощник, но дайте мне результат!

Наивный отец, он, похоже, не ведал, что видит лишь вершину айсберга, на самом деле ситуация была и глубже и безнадежнее: будущая сноха «будила в любимом мужчину», молодые не единожды пытались сблизиться, целовались, трогали друг друга, но до секса дело ни разу не дошло.

Оксана вспомнила недавний отдых с женихом. Средиземноморский отель, номер бизнес — класс, широкая постель с шелковым бельем, фрукты на столике, панорамные окна, залитые солнцем, а в них - бирюзовое море, пальмы, а, главное, тут в номере, она сама, Оксана, такая свежая и аппетитная в воздушной накидке, едва прикрывающей широкие бедра, взлетающей от любого движения ветерка, и вот они, эти голые девичьи груди и ягодицы, только протяни руку, и вечно зажатый Веня, заливающийся краской, хватающийся за одежды. Тогда, жутко нервничая, воткнув руки, сложенные ладонями, между колен, он пытался объяснить свои взгляды на жизнь.

Нервничая, говорил будущей жене, что предлагает ей жить, как брат и сестра. Ну не смеет он, якобы, свою божественную Оксану осквернить грязной, животной близостью, это выше его сил. Она ведь его муза, ей надлежит блистать на пьедестале, сиять своей непорочной чистотой. Именно такая чистота, такая высота супружеских отношений и сможет вдохновить поэта на написание гениальных стихов.

Иного источника у поэзии быть не может. Тут начинающий рифмоплет брал пример со своего любимого Блока, который, как известно, всю жизнь прожил со своей супругой как с единокровной родственницей, и это страстотерпие, по мнению Оксаниного жениха, и было топливом для небывалого творчества автора «Стихов о прекрасной даме».

Как сама Оксана - тогда у моря - отнеслась к этой декларации суженого? А вы знаете, с интересом! Конечно, тут в XXI веке эта абракадабра звучала как звон кольчуги на модельном подиуме, но, во первых Вениамин действительно интересовал Оксану, как мужчина. Во вторых ей было лестно, что ее избранник — творческий человек, при этом, она была почти уверена, что со временем из взаимная страсть и трение голыми телами на тесной постели достигнут такого градуса, что испепелят все эти легковесные личностные установки молодого супруга, семья заживет полноценной половой жизнью, где жена не останется без сексуального удовлетворения.

Все это Оксана для себя, понятное дело, формулировала более скромным и простым языком, но смысл был именно такой. Ну, и в третьих девушке льстило, что она теперь муза, а там, чем черт не шутит, глядишь и вдохновит своего возлюбленного на написание литературных шедевров.

И лишь одно обстоятельство по настоящему омрачало это общее весеннее настроение без трех минут новобрачной, она никак не могла понять — плотская холодность любимого — она действительно проистекает из его убеждений, или это банальная физическая, мужская немощь?

В моменты неполной близости со своим суженным, она, в буквальном смысле, пыталась прощупать его, хотела запустить руку в трусы, ведь до полного раздевания у них дело так ни разу и не дошло, но толком ничего не нащупала, поскольку парень зажимался и уворачивался как целка. Тайком из под руки, или сквозь темные очки, она оценивала жениха на пляже, но и тут не находила ничего обнадеживающего.

Это огорчало нашу героиню, ведь была она девушкой в полном соку, ее тело жаждало ласк, тянулось как подснежник к солнцу к мужскому теплу, и тех, пусть и изысканных комплиментов, которыми ее кормил творческий муж, ей явно не хватало для полнокровной жизни.

Однако, будущая жена успокаивала себя, что со временем все поймет, и если дело у супруга катастрофическое, то что — нибудь придумает и сумеет направить ситуацию в более — менее приемлемое русло.

А потому, теперь, ужиная в престижном ресторане за шикарном столиком, и ответила невеста своему свекру, что все понимает и иного мужа, кроме Вениамина, ей не надо. И сказала она все это продуманно и честно.

Тут ансамбль подтянул свои струны, прокачал барабаны, включил микрофоны, и в зал полилась душевная и такая красивая песня «Обручальное кольцо».

— Так вы мне обещаете? - Схватил свекор за пальчики сноху, повысив голос на фоне песни.

— Я обещаю лишь одно, быть Вениамину преданной женой. - Ответила Оксана.

2. Тайна сада

Ну, а потом была свадьба, банкетный зал, море гостей, золото колец, разноцветные массивы цветов, фонтаны шампанского и белоснежные лимузины. Отец жениха с широкого плеча подарил молодым целое поместье с готическим особняком, увитым плющом, с пиками на крыше и чудным садом.

В первую брачную ночь молодожен Вениамин, не успев толком переодеться, на брачном ложе взахлеб читал любимой свою новую поэму «Огонь и ветер», театрально разбрасывал листы, хватался за лоб и за сердце, изображая страдание, брал жену за руку, влек к окну и рассказывал, как счастливо они будут жить.

Уставшая на торжестве Оксана, осоловевшая от шампанского и назойливого внимания гостей, пламенные речи супруга слушала в пол — уха, единственным ее желанием было донести тяжелую голову до подушки и провалиться в сон, но ей не хотелось огорчать возлюбленного, который, как казалось, был страшно рад, что наконец нашел законные, свободные уши и ездил по ним с исключительным вдохновением, искренне полагая, что настоящая женщина для этого только и создана, то есть для вдохновения!

«Разверзлись хляби и огонь,

сошел на вычурные дали,

Неси меня, мой верный конь,

Туда, где нас и не видали»...

Без устали декламировал поэт, будучи уверенным, что потрясает суженую широтой своего творческого замаха.

Потом были будни, где начинающий творец искал себя, исписывая кипы бумаг(творил Вениамин исключительно на листах тонким пером, он думал, что только так сможет приблизиться к своему кумиру Блоку. Перо сыну подарила его варшавская мамочка — антикварное из настоящего золота с пробой).

Оксана же, чтобы хоть чем — то занять себя, стала брать работу на дом — поначалу простенькую, а именно - тесты на корректуру. Она была выпускницей филфака и теперь понимала, что надо в себе как — то культивировать профессию, чтобы не остаться, в случае чего, у разбитого корыта.

Погружаясь в чужие рукописи, она отвлекалась от своей роскошной, но однообразной реальности, иные тексты были глубоки и интересны, особенно художественные произведения, она сопереживала героям и примеряла на себя чужие жизни. У нашей героини была врожденная грамотность, поэтому ошибки и опечатки она истребляла легко, словно походя.

Вечерами ей было сложнее, наступало время как бы личной жизни, вольно или невольно, молодой жене приходилось уделять внимание супругу, а меж тем, его стихи ей порядком поднадоели, к тому же стали проявляться невидимые прежде качества Вениного характера, как теперь выяснялось, был он натурой истерической, самым настоящим нарциссом, в сочетании половой безликостью, это качество было просто невыносимо:

— Ну, поцелуй же своего прекрасного муженька, - тянулся он к супруге. - Разве тебе не хочется поцеловать его прекрасные, сладкие губки?

Да это бы еще ладно, это еще как — то можно было терпеть. Хуже становилось с приходом ночи, когда безлюдное поместье с его садами, клумбами и пиками скрывала тьма. Тогда тело Оксаны приходило в незнакомое ему доселе состояние. Она не сказала бы, что это было половое возбуждение, просто чувствовала какое — то томление в ногах, в руках, а особенно в груди. Девушке ничего не хотелось - ни спать, ни есть, ни читать, ни слушать, ни смотреть, ее словно бы куда — то влекло, ей хотелось идти, бежать, лететь, ехать, а куда, она не знала.

Казалось, откройся в пространстве хоть какая — то щель, какая — то пробоина, тело тут же устремится туда как вода в трещину или ветер в форточку.

Красавица все еще надеялась, что муж хоть как — то отвлечет ее и развлечет в этой ее чувственной темнице, но набор развлекательных средств у Вениамина был скуден - все те же стихи, совместный просмотр фильмов и бесконечные философствования на тему жизни.

Впрочем, кое — какие перемены в молодом супруге произошли, он теперь иногда допускал жену к своему писюну, словно бы демонстрируя, что тот так же у него прекрасен, как и все остальные части тела. Оксана прослушала целую лекцию на тему членов римских статуй, поэт придерживался мнения, что настоящая сила личности кроется именно в маленьком члене, именно поэтому у этих античных изваяний такие мизерные пиписки.

Супруга вертела в руках безжизненную пипку мужа, ловила себя на мысли, что любит ее и такую, лишь бы она ожила и распрямилось, но белый шнурочек оставался вялым и на ласки шаловливых ручек не реагировал.

Наконец, глубоко вздохнув, прелестница оставила его в покое, словно бы выбросила, как бросают на дорогу бесполезный, завядший лютик.

Однажды ночью, стоя у высокого, арочного окна, услышала Оксана какую — то странную музыку. Звучал саксофон, но где именно, то ли в ней самой, то ли в саду полуночная затворница никак не могла понять.

И тогда, повинуясь какому — то внутреннему зову, девушка накинула ветровку и вышла в сад.

Мелодия манила ее вглубь сада, тропинка петляла и наконец вывела Оксану к сторожке садовника, в маленьком окошке которой горел свет.

Музыка шла из этого логова.

Дверь оказалась незапертой, непрошенная гостья ступила в темные сени, и ориентируясь на светлый, дверной проем, вошла в комнату.

На низком подоконнике стоял старенький приемник, с вытянутой антенной.

На узкой постели у стены лежал пожилой мужик, с появлением непрошенной гостьи он широко взмахнул руками, как бы помогая себе подняться, встал на ноги и босой потрюхал на крыльцо, где долго стоял, вглядываясь в темноту и чутко прислушиваясь к тишине. Затем захлопнул дверь, вернулся в жилище, выключил транзистор, опустился на табуретку.

— Ты пошто спугнула мою музыку? - Подозрительно сощурился он. Он явно не допирал зачем такая красотка явилась сюда.

— Вы кого — то ждете или чего — то боитесь? - Спросила полуночница. Странно, но она не чувствовала никакой неловкости, после роскоши ее дворца, эта берлога казалась убогой, и, тем не менее, Оксане все тут ей было до жути интересно. Свет от керосиновой лампы скупо освещал помещение - в тенях, под лавками и на полках тут скрывалось множество любопытных предметов. Пахло мышами, керосином и жареной картошкой.

— А я, дорогая, все время кого — то жду. У меня ж тут мильены напрятаны, вот и жду — не дождусь итальянскую мафию, - садовник, похоже, был с юмором.

Закатанные до локтя рукава старомодной, застиранной рубашки, седая щетина, седина на висках, затемненное лицо. Он закурил, кинул коробок спичек на стол и активно затянулся. Усилившийся огонек высветил свисший, мясистый нос, седые космы бровей и морщины на лбу.

— Ступай домой. - Велел он низким, хриплым, каким — то словно солоноватым голосом.

3. В тесной каморке

Следующим днем Оксана оставила свои привычные дела. Она гуляла в саду и, по сути, открывала его. До этого она почти не интересовалась владениями мужа, теперь же видела, что сад огромен, фактически это целый парк, при этом ухоженный, красивый, живой. Газоны радовали глаз яркой зеленью травы, клумбы клубились пышными бутонами цветов, кустарники были аккуратно подстрижены, фонтанчики струились прозрачной водой, как — то очень жизнерадостно и сочно булькали и журчали.

Девушка пускала взгляды в заросли и по дорожкам, сама не знала, кого она ищет, искала она садовника, но категорически отказывалась самой себе признаться в этом, хотя все время и думала о нем.

Тогда она еще не знала, что садовники обычно работают по утрам, и вообще ведут одинокий образ жизни, это издревле у них у них так повелось.

Молодая хозяйка обозревала весь этот массив и удивлялась, как может один человек ухаживать за таким огромным хозяйством и держать его в порядке. Насколько она знала, помощников у ее ночного знакомца не было.

Вот и теперь безлюден был полуденный парк, и темная сторожка его смотрителя не подавала признаков жизни.

— Пошто опять явилась? - Спросил садовник поздно вечером после того, как Оксана снова без разрешения, вошла. На гостье было простенькое, коротенькое, светлое платьице на бретельках с пояском, не скрывающее, а скорее презентующее эти белые девичьи плечи, удивительную длинную гладкую шею, каковые могут быть только у молодых девушек и крутые высокие бедра, игриво прикрытые невесомым платьицем с высоко поднятым нижним краешком, чуть ли не на линию промежности, казалось, дунь легчайший ветерок, и белые трусики мгновенно окажутся безо всякого прикрытия.

Оксана опомнилась, оправилась после вчерашнего, решила не церемониться с этим чудным отшельником, в конце - концов, кто он, а кто она, потому она и оделась столь игриво, чтобы свой высотой и недоступностью позлить и подраконить этого старого краба, сидящего под корягой. Она прилежнее обычного подкрасила свои изумительные губки, впрыгнула в красные туфельки на шпильке, которые удачно гармонировали с красными розами на ее нехитром наряде, и длинные ноги понесли ее сюда, по этим чудным дорожкам, казалось, помимо воли самой хозяйки.

Но ей было жутко интересно все в этой дремучей строжке и этот старый транзистор, и неистребимый ядреный запах табачного дыма, и деревянная резьба на низких стенах, и этот загадочный свет керосиновой лампы, при всеобщей доступности электричества.

— Я пришла узнать, как становятся садовниками, это ж такая престижная профессия, что уму непостижимо, - подтрунивала веселая гостья.

— Так это по большому блату, - перенял ее иронию мужик.

— Я серьезно.

— Так и я не шуткую. Садовник — самая большая должность, губернатору на лапу дай, президенту дай и токма тогда ты ее получишь. Это ведь, по сути, генерал, погон только нет.

Хриплый голос этого бородача дребезжал где то под пупком у девушки. По ее бедрам бежали мурашки от одного этого тембра.

— А вы всегда такой грубый: гостей выгоняете, сидите в присутствии дам? - Смелела она.

— Так это смотря каких дам, - хитро сощурился бородач, - прошмандовки, которые при живых мужьях к чужим мужикам бегают, эти и потерпют.

— Спасибо за прямолинейность.

— Да пожалуйста. Как я маракую, ты пришла работы мене лишить?

— Как это?

— А то ты не знаешь, што с садовниками делают, к каким по ночам молодые хозяйки заходють.

— А что с ними делают?

— Под белы ручки берут и прямиком в святые возводют.

Мужчина, сутулясь, сидел на табурете, вертел в руках какую — то доску, и его огромная горбатая тень лежала на стене, верхней головой преломляясь на потолок. Теперь, попривыкнув к скудному освещению, смогла определить Оксана, что садовник мужчина пожилой, не то мужик, не то старик, изрядно потрепанный жизнью и тяжелой работой, и это огорчило ее, но порой, в глубине сторожки в ее полумраке, попадая в луч лампы, словно бы включалась синева его глаз, преисполненная какой — то свежей, весенней нежностью, и теперь никакая сила не смогла бы прогнать непрошенную гостью отсюда. Ей хотелось измываться дальше.

— А если я скажу дома, что думаю, что вы нарочно крутили музыку, чтобы выманить меня из и завлечь к себе? - Пытливо приподняла краешек тонкой брови красавица.

— Шантажировать меня надумала? - Усмехнулся садовник, - а я ведь и наказать могу.

— Ой, а как?

— Задеру рубашонку и вот этими руками отшлепаю по голому заду. Чай стыдно — то будет.

Гостью забавляло, что какой — то потасканный простолюдин обращается с нею, с женой хозяина, как с глупой девочкой - оборванкой, а ведь она уже привыкла к высшему свету и мнила себя аристократкой.

— Ступай к мужу, заждалси он тебя, все глазки просмотрел, где там моя милая? Ступай, а то мне ранехонько подыматься, дел много.

Он отложил свою доску, ковыльнул к порогу, толкнул дверь, указал шантажистке на выход.

— А вот никуда я не пойду! - Девушка порхнула на табурет, на котором только что сидел старик и, изогнув спинку, замерла в грациозной позе — нога закинута на ногу, колено прикрыто скрещеными ладонями. Задравшееся платье почти целиком оголило ну совершенно умопомрачительное бедро.

Попой девушка чувствовала тепло старика, впитавшееся в сидушку стульчака.

И тогда этот аксакал сзади ловко подхватил назойливую девицу за подмышки, то ли повел, то ли потащил наружу, хотя она извивалась и упиралась туфлями во что только можно, жала носками в косяки, как на педали автомобиля, удивляясь, откуда в этом деде столько силы.

В сенях Оксана оказала решительное сопротивление, она вывернулась и повизгивая стала дубасить кулачками пенсионера по чем ни попадя, по рукам, плечам, голове — с лавок, вешалок и полок с грохотом и звоном летели какие — то железки, садовник заблокировал эту дурочку у стены, навалившись на нее всем имеющимся у него телом.

Оба тяжело и горячо дышали: она ему — в плечо, он ей в шею и ключицу и словно бы прислушивались и принюхивались друг другу. И тут она затаила дыхание. А он поднес губы к самому ее уху и обжег его четким приказом:

— Шагом - марш к мужу.

— Бе-е-е! - Показала она ему язык.

А он как — то очень ловко выхватил ремень из штанов, тряхнул перед ей:

— Уйдешь по хорошему?!

— Дурак! - Сказала она ему и выбежала на крыльцо, он шагнул за ней, приподнял край ее платьица, коротко хлыстнул ремешком по ягодицам:

— Не блукай по ночам, шалава!

4. Душная ночь

— А чего ты не присаживаешься к столу? - Спрашивал следующим днем у нее супруг, - садись, я не начну без тебя обедать.

Рассеянная Оксана стояла у окна, смотрела на деревья, укутанные в моросящий, дымчатый дождь, и задумчиво говорила мужу:

— Откуда у нас наш садовник? Где ты выкопал это ископаемое?

— Это не я, это папа его взял на работу. Он хороший человек и отличный работник.

— Ты думаешь?

— А что тут непонятного, глянь на наш сад.

— И тем не менее, ты должен его уволить.

— Ну, почему?

— Не знаю, он мне не нравится.

— Объясни почему, любимая?

— Просто, не нравится и все. Чтоб завтра и духу его здесь не было. Обещай!

— Ну, знаешь ли, кыся, это несправедливо. У него контракт и потом, взять и вот так ни с того, ни с сего вытолкать пожилого, одинокого человека, это тоже не по людски, - надулся Вениамин.

— Значит, какой — то садовник тебе дороже меня?

— Да пойми ты, с людьми так не поступают, это не рифмуется с жизнью? К тому же у него какое — то горе.

— Какое? - Навострила ушки супруга.

— Не знаю, кто — то там болеет. Он даже на электричестве экономит.

— Да сейчас керосин, наверное, дороже электричества.

— Он его бесплатно где - то берет. Ты не поверишь, говорят, он даже лампочки повыкручивал, чтобы не искушаться.

— Так повысь ему зарплату.

— А ему сколько ни повышай, он все кому- то относит. Ему бы по хорошему на отдых, а он все трудится.

Супруга неожиданно зашла со спины, положила руки на плечи суженого и поцеловала его в макушку.

— А правда же, у меня очень густые волосы? - Целовал ее руку муж, а потом обернул на нее свои вдохновленные глаза:

— А ты чувствовала, как на заре кто — то нежно гладил твою божественную ножку?

— Не помню, а, впрочем, да.

— То был я, - жеманясь, захихикал супруг. - У меня родилась чудная рифма:

«Твоя ножка,

как бриллиантовая сережка».

По — моему, неплохо, а? Ты моя муза, ты меня вдохновляешь, и, знаешь, я сегодня почувствовал, что вдохновение прямо усилилось.

После обеда Оксана села за свои тексты, но привычное занятие не шло ей на ум. Она думала о садовнике, пылала телом, страдала душой и бесконечно корила себя за такое глупое, легкомысленное, блядское поведение. Кабы не вьющийся вокруг, как назойливая муха, Вениамин, она наверняка разревелась бы во всю мощь своих голосовых связок, она и ненавидела почти до слез этого садовника, и ее влекло к нему так сильно, что ей самой казалось жутким это противоестественное влечение - ладно бы мужчина молодой, а тут в таких годах.

Так породистую болонку тянет к шелудивому, беспородному кобелю. Оксана сидела высоко в башне, в своей комнате, она томилась и не шла в сад, она боялась сада, как преступники боятся случайных свидетелей.

А с приходом ночи, когда темные шпили особняка утратили все свои подробности и детали и очертились в небе лишь непроницаемыми темными силуэтами, она сделала вот что: она разделась до трусиков, надела белые кроссовки и длинную, светлую блузку, накинула на плечи все туже ветровку мужа и сошла в сад.

Она сама не понимала, что с нею происходит, словно какая — то сила подчинила ее и властно вывела на дорожку.

Как говорила Оксане однажды какая — то медсестра: природа позовет, милочка, и никуда ты не денешься!

Ночь была тяжелой и душной. После долгого, летнего дождя, сад дышал живым, густым благоуханием, плотную тишину сада изредка нарушало лишь бульканье тяжелых капель, падающих с мясистой листвы, нечастые крики невидимых птиц и сочный шелест их крыльев.

Булыжная тропинка, омытая дождем, блестела во мраке своими камнями. Очарованная странница ступила на камни и ощутила себя маленькой Элли, идущей в Изумрудный город. Она обернулась - сказочный силуэт особняка, его замковая крыша с пиками усиливали это впечатление.

Она снова шла к избушке садовника, она собиралась подсмотреть в окно, поднабрать компромата и настучать на садовника мужу.

Она сошла с тропинки, зацепила ветки каких - то кустарников, и те щедро осыпали искательницу приключений дождевыми каплями с головы до ног. Эти капли тоже были теплыми.

5. Удачная рифма

Оксана тихонько прокралась к светящемуся окошку, осторожно заглянула в него, в обозримом пространстве знакомой седины не было.

— Кто там в кустах шарохается? - Раздался с крыльца голос садовника, - выходи, а то выстрелю.

Оксана вышла, неловко оправляя блузку:

— Я пришла извиниться за вчерашнее. Пустите меня в дом.

— Извиняйся тут, - сказал мужик.

— Извините меня.

— Извините меня, Василий Лаврентьевич.

— Извините меня, Василий Лаврентьевич.

— Извинилась? Ну все, и иди отсюда.

— А у вас мази нету? Я кажется мозоль натерла.

— Не держу я никакой мази, мои мозоли шишками на елках стали.

— Ну пожалуйста, а то я домой не дойду.

— Ладно, заходи. Кажись, где — то вазелин был.

В избушке, в темном углу хозяин стал шарить по полкам, свалил какую — то посуду, та с грохотом и звоном запрыгала по полу.

— Видишь, блядь, все из — за тебя, у меня тут соль была, теперь вся по полу рассыпалась.

— Простите меня.

— «Простите», а кто мне убыток возместит?

— Я возмещу.

— Как, если соль у меня была йодированная?

— А как вы хотите?

— Я хочу, чтобы ты наконец ушла, мне надо раздеться, вон, духотища какая, сердце заходится.

— Так раздевайтесь.

— А ты не забоишься, а то наловишься зайчиков, што тогда с тобой делать?

— Да раздевайтесь, мне все равно.

Мужик стащил через голову рубашку, явив поджарое, загорелое тело, с его шеи свисал маленький, серебряный крестик на черном шнурке. Садовник спустил штаны, его «плуг» болтался чуть ли не у колен.

— Какой Он у вас! - Невольно восхитилась девица.

— Ага, на свежем воздухе так вырос.

— А он горячий?

— Горячий.

— А можно его потрогать?

— Потрогай, токо сама разденься, он голых девок дюже любит.

Оксана смахнула свою блузку(ветровка осталась где — то в саду), кое — как разула кроссовки, потянулась к члену.

— Нет, стань на четвереньки и иди, - руководил этот опытный блудодей.

— Но у вас пол немытый.

— Это тебе наказание, что с чужими мужиками в салочки играешь голая, пока муж спит.

Оксана повиновалась и пошла, игриво виляя попой.

— Какая же ты сучка, - не то хвалил, не то ругал ее мужик.

А когда она, стоя на коленях, распрямилась у края постели и дотронулась до его члена, то тот уже вовсю стоял, вернее — он лежал, налитый на всю длину, упруго прижатый к кубикам его живота, перекрывая головкой пупок. Он был не только длинным, но и толстым, а с такими секс наиболее чувствительный.

Оксана испугалась, взвизгнула и отдернула руку — до нее, наконец, дошло, что это не игрушки, а начались взрослые игры в настоящий секс, отягощенные изменой.

Она залепила лицо руками и кинулась к выходу, но мужик успел подставить ей подножку:

— Куда, блядь?!

И она полетела на пол, зарылась головой в обувной ряд.

Он поднял ее и обнял сзади:

— Цыц, тихо, тихо, моя кралечка, - шептал он ей на ухо. - Ты же сама этого хотела. Я знаю, ты думала обо мне. Ты хотела быть со мной голой в постели, расслабься, девонька, тебе будет, ой, как хорошо.

Он сграбастал ее сзади одним глубоким охватом — руки у него были большие и длинные, рылся носом в ее волосах и жадно дышал ею. Горячее дыхание мужика щекотало ключицы, шею и спину девицы, она чувствовала его мохнатую лапу на своем бедре, ушками чувствовала его близкие губы, жадными ноздрями вдыхала его мужской, терпкий запах — волнующую смесь пота, дешевого, подвыветрившегося одеколона и табака, она чувствовала, как он возбудился, он уже не просто глубоко дышал, он сопел, сделался нетерпеливым, он колол ее своей щетиной, тыкал сухими, как наждак губами в шею, его бесстыжие руки шарили по всему ее телу, собираясь забраться в трусы, а ее соски развернулись и окрепли как узелки - в ответ на его возбуждение, она возбудилась сама.

Садовник гладил руками ее крутые бедра их тонкую, нежную, упругую кожу, ее уже прирученное влагалище само давалось ему в руки, и он подбирался к нему все ближе, блуждая пальцами по лобку, по кромкам трусиков, подмокших от смазки.

А его член слепо тыкался в ее ягодицы, он настойчиво искал свою подружку.

Там, в огненном горниле избушки, эти двое терлись и переплетались телами, готовясь расплавиться и слиться в один какой — то драгоценный слиток. Оксане теперь нужна была самая малость — отпустить трусики на волю, повернуться, прижаться к нему и впитывать, впитывать, впитывать соль его пота, боль его взгляда, смысл его речи и жар его дыхания, даже если из него и летели бы крошки, и они были бы ей желанны!

А он осваивал ее все жаднее, покусывал плечи, мял груди, комкал мякоть ее бедер, ей было даже немножко тревожно от такого его натиска.

Наконец, он ослабил огонь в лампе чуть ли не до уровня уголька, лег на постель и пригласил ее обеими руками на себя:

— Давай, иди ко мне, ты себя хорошо вела, иди - ко, я тебя порадую.

— Какой он у вас! - Снова восхитилась Оксана, благодарная забралась на постель, взяла его и с гордостью вздрочнула под головкой - она все еще не смела поверить, что этой ночью он будет только ее.

Затем она жадно облизала его, как брикет мороженного, взяла в рот.

Мужик чувствовал, что она распалена прелюдией, он знал, что в таком состоянии девка все прекрасно сделает сама. А она гуляла язычком по венозному стволу, тихонько целовала под уздечкой - и сама с ума сходила от нетерпения.

Наконец, она перекинула через мужчину ногу, встав на обе колени по боками его туловища, отодвинула полоску трусиков, уперла член в губы своего влагалища и. ..

Полный рассказ —

Буду искренне благодарна даже за самые маленькие и такие симпатичные ваши донаты -