Контрагент. Часть 11

Чирикала Лариска недолго. До вечера среды была она все же несколько смурная, и вела себя совсем тихо, практически не выходя из своей комнаты. Маша слегка подшучивала сразу и над дочкой, и над Иваном: мол, чего это ты? Недоеб? А дядя Ваня в воскресенье так старался, так старался...

Лариска, поводя плечиком, вместо обычного отшучивания хмуро отговаривалась: да не обращай внимания, голова побаливает,  — но Иван, поразмыслив, заключил, что, похоже, девица-красавица, будучи в Англии, навоображала себе невесть чего. И, хоть они с Машей действительно позволили ей много больше того, что позволяли до поездки, но все же, получается, много меньше, чем она ожидала.

По средам, начиная с обеда, Иван теперь чувствовал приятную легкую ломоту в яйцах, и старался поэтому быть дома пораньше. До Ларискиной поездки они с Машей в этот день, легко поужинав, оставляли младшенькую на диване в гостиной, а сами забирались в коечку, и от души, минут сорок, а то и час, любились. Потом шли в ванную, под настроение прихватив с собой и Лариску, потом, опять же по настроению, Иван делал массаж когда одной из своих женщин, а когда и обоим. Если на столе перед ним оказывалась Лариска, то уползала она оттуда едва живая от радости, оставляя после себя на середине простыни внушительное, сладко для Ивана пахнущее мокрое пятно. И тогда они с Машей, смеясь, обязательно опять шли в свою спальню, где он ещё раз осчастливливал жену. Если массаж доставался Маше, то вечер заканчивался более мирно, хотя тоже совсем не всегда.

Иван подумывал о том, что, после их развлечений в выходные, устоявшийся распорядок может в чем-то и поменяться. Но как именно, не пытался даже и гадать, полагаясь в столь эмоциональном деле на женскую интуицию, себе же оставляя лишь право вето.

А потому вечера первой после Ларискиного приезда среды он ждал с веселым интересом, и рвался придти домой пораньше, но помешала работа. Точнее — очередные переговоры, которые, как и было принято в их кругу, проходили в приличном ресторане. Завершились переговоры к обоюдному удовлетворению сторон, что и было должным образом тут же отмечено.

Приехал он домой почти в девять, сытый, немножко пьяный, довольный и веселый.

Маша, услышав звук ключа, встретила его у порога. Получила свой поцелуй, была, как положено, немножко почесана под хвостиком и привычно мурлыкнула в ответ, чуть сильнее обычного двинув попку навстречу ласковым пальцам, поскольку у нее по средам после обеда гениталии чесались ничуть не меньше. Почуяв её энтузиазм, Иван довольно засмеялся и запустил пальцы поглубже. Под пальцами слабенько, но явственно хлюпнуло, Маша, тихонько ахнув, прикрыла от удовольствия глаза и присела, раздвинув бедра. Не убирая шевелящихся пальцев из мокрого тепла, Иван чмокнул жену ещё раз:

— Ах ты похотушка...

— Муррр...

— Подожди ужо... Ой! А Лариска мытая?

Маша, приоткрыв один глаз, хитро на него посмотрела.

— Не-а...

— Меня ждала?

— Ну, не знаю, не знаю... Муррр... Ванька, ну тя на фиг... Щас ведь прям здесь 

на коленки, и штаны с тебя спущу, доиграешься...

— На фиг, так на фиг,  — согласно хохотнул Иван, вынимая пальцы из жены.  — Надо, наверное, сначала Ларку помыть, а?

Маша, прижавшись к его груди щекой, положила руку на ширинку, нащупала там почти готовый к бою источник женской радости, чуть помяла его и, подняв на Ивана блестящие, радостные глаза, засмеялась в ответ:

— Ну помой, ага...

— А ты поможешь?

— Посмотрим на ваше с Ларкой поведение, ага...

— Или сначала тебя трахнуть, а Ларка подождет?

Маша, фыркнув с видом «да мне вообще не больно-то и хочется», отцепилась от Ивана и, упершись ладошками ему в спину, оттолкала его мимо неплотно прикрытой двери в Ларкину спальню до двери их комнаты. Дав на прощание мужу шлепка, показала ему язык и, шумно вздохнув, шлепнулась на диван в гостиной, раскидав руки и ноги по сторонам и выставив в сторону спален порядком потемневшую от прилившей крови промежность. py

«Пока все, как всегда», с легким разочарованием подумал Иван. «А вот черта с два! » Включив в полутемной спальне яркий свет, он встал так, чтобы его с дивана было видно полностью, и, посмеиваясь, устроил жене небольшой мужской стриптиз. Машка разглядывала его выпендривание с деланным скептицизмом, но к тому моменту, когда он, взявшись за резинку плавок, обтянул ими пока ещё лежачее, но уже вполне внушительное мужское достоинство, очень характерно облизывалась и даже, кажется, подергивала низком, с явным трудом удерживаясь от более решительных действий.

Улыбнувшись, он повернулся к ней спиной. Не сгибая ног, спустил плавки на щиколотки, выпрямился, переступил из них чуть назад, расставил ноги пошире и, выставив локти далеко в стороны, взялся двумя руками за член. Медленно, стараясь, чтобы по движению локтей Маше было понятно, что он делает, несколько раз вздрочнул его, легко добившись полной эрекции, обнажил головку и, прикрыв верх прижатого к животу инструмента ладонями, развернулся.

Машка воровато отдернула руку от своего низка и, облизнувшись, с улыбкой уставилась на его руки. Чуть отставив ладони от живота, Иван заглянул вниз, за них, и, удовлетворенно хмыкнув, с улыбкой поднял глаза на напряженно следящую за его руками Машу. Все так же глядя жене в ощутимо затянутые поволокой возбуждения глаза, медленно повел ладони вниз, показав самый кончик головки, остановил движение и рывком вернул руки на место. Машка тихонько ахнула, он повторил, и в ответ получил тихое, отчетливое: «Ну! Ну же! »

Плотоядно улыбаясь, он перевел взгляд с Машиного лица на её тесно сведенные, чуть подрагивающие бедра, потом опять заглянул за ширму из своих ладоней, отгораживающую от Машиных глаз источник женского экстаза, удовлетворенно кивнул, опять глянул на спрятанные между бедер Машкины прелести и, подняв глаза, приглашающе мотнул головой вниз: приди и возьми!

Машка, было, дернулась вперед всем телом, но вдруг, уже оторвав попу от дивана, шлепнулась назад и расхохоталась:

— Ванька, чтоб тебе! Затейник, блин! Нет уж! Кто Ларку мыть собирался, а? Ребенок три часа, как дома, а ещё в душе 

не был! Ну-ка, вперед!  — и решительно мотнула головой в сторону Ларискиной спальни.  — А то ишь, разыгрался!

Иван, рассмеявшись в ответ, опустил руки, открыв, наконец, Маше вид на торчащий параллельно полу член, и вышел из спальни. Подмигнув Маше, сделал шаг по направлению к Ларискиной двери, и вдруг, остановившись, озабоченно уставился вниз. Взял кол в руку, помотал им в воздухе и, повернув голову к жене, вопросительно на нее уставился.

— Прям так?

— Тьфу, чтоб тебе! А то Ларка тебя таким не видела?

Но Иван уже решительно направлялся к ней.

— Нееее, низзя. Ну-ка, успокой!  — подойдя к Маше вплотную, он, взяв её за затылок, потянул губами к игрушке.  — А то ещё чего будет... Ещё больше читай на sеfаn. гu

Поддалась она ему неожиданно легко. С утробным урчанием нырнула лицом вперед, одновременно ухватив член у основания рукой, и, хрипло прошептав что-то неразборчивое, погрузила любимую часть мужа в рот чуть не до упора. Остановилась, опять издала урчащий звук и, не выпуская его изо рта, подняла смеющиеся, совершенно блядские глаза на Ивана. Медленно потянулась назад, и, дойдя почти до головки, вдруг сомкнула зубы, тихонько рыча, несколько раз мелко, несильно куснула стержень и выплюнула его изо рта. Вытерла губы тыльной стороной кисти, вытянув шею, поглядела из-за Ивана на Ларискину дверь и с веселой злостью ухватила мужа рукой за яйца:

— Вот гад... Ты пойдешь или нет?

Иван, изображавший все это время смертные муки, тихо простонал: «А куда я теперь денусь? », после чего был выпущен из захвата, развернут лицом к спальням и чувствительно подтолкнут в нужном направлении.

«Блин, ну ладно, я кривой. А Машка-то чего? Своей дури выше крыши? Вон, засосала, на Ларкину дверь даже не глянув. Правда, я своей жопой все равно все закрывал, ну, а вдруг вылезла бы на свет? Хотя... После воскресных игрищ впору с младшенькой лабораторки по отсосу проводить, а то ж позорище: хуй в ротике, никто не мешает, а поставить слабо! И гонит меня к ней чуть не пинками. Получается, тоже ждала среды, как второго пришествия... чего? Разве что, Ларки к нам в коечку? И копила заряд, заразка, ведь все три дня меня от себя отгоняла, а... Ой, что-то будет! Но лучше не выпендриваться. Во избежание, а то опять за яйца схватят»,  — засмеялся про себя Иван и, тихонько приоткрыв дверь, сунул нос к Ларке.

Младшенькая валялась на широченной тахте, согнув в колене одну ногу и закинув на нее другую. Иван с огромным удовольствием пробежался взглядом по всему её ладному телу, от разбросанных по подушке волос до покрытых бесцветным лаком ноготков на пальцах ног, вздохнул и улыбнулся:

— Привет! Валяемся, да?

Лариска неласково покосилась на выглядывающего из-за косяка дядю Ваню, неопределенно повела висящей в воздухе ступней и опять уткнулась в лежащий под грудями ноутбук.

— И даже мыться идти не хотим, да?

На этот раз, кроме ножки, пошевелилось ещё и плечико, зато взгляда Иван удостоен не был. Засмеявшись, он вышел из-за косяка и 

двинулся в сторону тахты, покачивая в воздухе головкой почти полностью стоящего, чуть поблескивающего от его смазки и Машиной слюны члена. Уловив боковым зрением необычное движение, Ларка скосила глаза на низ живота дяди Вани, теперь уже не пошевелила, но дернула ножкой и попыталась вернуться к чтению, но получилось это у нее плохо: глаза, будто сами собой, так и норовили свернуть налево, к вожделенному объекту.

Пока Лариска боролась с нескромными желаниями, Иван бочком присел на койку рядом с ней и, машинально положив руку на голову младшенькой, стал почесывать ей затылок. Посмотрел на экран и приостановился:

— Ой, блин! «Увидев, что Джоанна, сотрясающаяся под ударами Мартина, долбившего её жопу своим толстенным хуем, как паровой молот, жадно раскрыла рот, Грег тут же засадил ей туда свой десятидюмовый болт. Зарычав, блядь стала надеваться теперь на два кола одновременно, время от времени повисая на них в воздухе и отчаянно вереща от удовольствия»... Лариска, ты где это бред выкопала? Как дама может «надеваться» одновременно и передом, и задом? А уж дама, висящая на члене в воздухе, держась за него ртом! Ой-ей-ей! Ты как думаешь, чем именно она будет держаться, и как на это должен посмотреть мужик?

Не выдержав, Лариска покосилась на инструмент дяди Вани, лежащий на его бедрах в паре сантиметров от её бока, и фыркнула:

— Откусит на фиг...

— Вот именно. Ну-ка, бросай читать всякую херню,  — Иван снял с нее наушники,  — и пошли-ка в ванную. Помоооооемся... Хочешь? Пошли-пошли, а то мама ждет... пока мы с тобой... помооооемся! Извелась вон уже вся... кажется...

Иван бросил взгляд в дверной проем, на сидящую в гостиной Машу. Подруга, внимательно за ними наблюдая, задумчиво почесывала под сиськами. «Ну-ну. Что-то надумает? » — подумал он и, преодолев слабое Ларискино сопротивление, отставил ноут на тумбочку. Встав, взял младшенькую за руку, потянув её вверх. Член опять повис горизонтально, Ларка глянула на него уже в открытую и, дернувшись к нему лицом, сказала «Ам! » Иван, отпустив её руку, смеясь, отскочил назад, Лариска укоризненно на него посмотрела, сказала «Тьфу! » и демонстративно повернулась к нему попой. Пробурчала: «Вот с мамой и мойтесь! Вы там уже, вроде, начали... », повертела выставленным Ивану филейным местом и ткнулась носом в подушку.

Иван рассмеялся уже в голос:

— Ах, так! Ну, погоди!

Подхватив с трудом выдерживающую обиженную роль и потому радостно пискнувшую Лариску на руки, он, крякнув,  — весила девица не намного меньше мамы,  — перекинул её через плечо, попой кверху, куснул за только что вертевшееся место, оказавшееся теперь возле самого его лица, и понес к выходу. Ларка в ответ на его хулиганство лишь слабо уркнула, после чего изобразила позицию «раз изнасилование неизбежно, расслабляюсь», и, повиснув тряпочкой, свесила руки ему на попу.

Перед дверью спальни Иван, вытянув шею, принюхался: из-под Ларкиной попы ощутимо пахло сучкой. Улыбнувшись, он ласково пошлепал рукой то место, из-под которого доносился аппетитный запах, вышел в гостиную и, подмигнув сидящей на диване Маше,  

потащил добычу в сторону ванной.

Однако, стоило ему сделать несколько шагов, как с дивана раздалось хрипловатое от возбуждения, тихое, но вполне решительное: «Стоять! »

Лариска на плече дернулась и тихонько ойкнула. Остановившись, Иван, с трудом сдерживая смех, стал ждать, что будет дальше.

Долго ждать не пришлось: подойдя к ним с тыла, Маша что-то сделала с дочкой, отчего та довольно вякнула, потом обошла их и, приподнявшись на цыпочки, посмотрела на Ларискину щелку. Хмыкнула недоверчиво, провела между губками пальцем, чуть ковырнулась там,  — Лариска радостно зашипела,  — поднесла палец к носу, опять хмыкнула, но уже удовлетворенно, подняла глаза на Ивана, секунду, будто собираясь с духом, помолчала, облизнулась и тоном экспер

— И так сойдет!

Облизнулась ещё раз и скомандовала:

— Тащи к нам в спальню!

Лариска, опять тихонько ойкнув, замерла, потом снова дернулась, хихикнула и зашевелила полупопиями. Иван, поглаживая шевелящееся место младшенькой пальцами, приподнял брови, изображая удивление, и, не двигаясь, с улыбкой посмотрел на Машу, давая той последний шанс передумать. Это тебе, подруга, не в усадьбе, где все получилось будто случайно, само собой. Это уже в трезвом уме и твердой памяти, а значит, потом на потрясения от Ларкиного приезда не спишешь никак, значит, Ларку и потом в коечку к нам пускать ой как придется, а не то ведь обижаться будет младшенькая, и вполне по делу...

Но Маша была неумолима:

— Чего выставился? Тащи, тащи!

Лариска у него за спиной, услышав такое, аж замурлыкала, а потом, потянувшись вниз и чуть не свалив его при этом, лизнула верх его попы, отчего хозяин попы, не будь на нем груза, наверняка подпрыгнул бы на метр. И тут же, вертясь всем телом, принялась затирать лапкой следы преступления, ещё больше раскачав всю конструкцию. Хорошо, что стояли они как раз напротив двери в спальню старших, и до супружеского ложа была всего пара шагов.

Сделав их, Иван осторожно вывалил свой груз на середину кровати. Груз, выставив Ивану нижние прелести, что Ивана, естественно, несколько отвлекло, лихо перевернулся через голову и, шлепнувшись поперек койки на живот, вцепился рукой в торчащую вперед часть его тела, отчего он, дернувшись назад, смешливо ойкнул. И тут из-за его спины раздался грозный голос Маши:

— Ах ты, паршивка мелкая! Мало того, что до моей дырки добиралась, теперь в мой любимый инструмент вцепилась! Я тебе сейчас!

Лариска, испуганно вякнув, отпустила кол и, смеясь, шарахнулась от якобы разъяренной мамы подальше, оказавшись в результате уже вдоль кровати, где и была Машей застигнута. Ухватившись за Ларискины коленки, Маша, рыча, рывком их раздвинула и, выставив попу вверх, нырнула лицом между ними. Ларка, то ли радостно, то ли испуганно заверещав, выгнулась, ухватив себя за сиськи.

Несколько ошарашено наблюдавший сцену Иван, воспользовавшись моментом, подсунул ей под попу подушку, за что удостоился благодарного кивка от на секунду приподнявшей голову Маши — так ей и впрямь было удобнее. Почесал макушку, хмыкнул — ну, совсем бабы сдурели, но начало сегодня многообещающее,  — и залез на кровать.  

Уселся у Лариски в головах, положил руки ей на грудки, сжал их. Лариска, приоткрыв чумовые глаза, судорожно ему улыбнулась, застонав, закрыла зенки опять, и Иван, наблюдая за гуляющей над кроватью во все стороны Машкиной попой, принялся играть с сосочками, пытаясь попасть в такт Машиным порыкиваниям и подергиваниям и время от времени отвлекаясь на другие доступные ему части Ларискиного тела. В особенности на шейку и ушки, бывшие у младшенькой, как и у мамы, очень чувствительными, как бы не чувствительнее сисечек.

И через короткое время по Ларискиному поведению понял, что толку с Машиной оральной атаки Ларкиных гениталий, кажется, не будет. Действовала Машка, похоже, одними губами да немного язычком, к тому же в возбуждении излишне дергалась, а разбаловавшейся на его умелых ласках Ларке толку с такой обработки было чуть. То бишь, конечно, приятно, и даже очень, но кончить получится вряд ли. Вон, про дяди Ванин хуй, торчащий почти под её рукой, никак не забудет, так и норовит ухватить. А Ивану сейчас это не надо, он и так на взводе дальше некуда, приятель только и ждет, когда Машка ему какую-нибудь дырочку подставит, его сейчас Ларке дай, и он в три качка разрядится, что совсем ни к чему. Да и поглядывает Ларка на Машины старания уже как-то странно. Того и гляди, захихикает, и так хорошо начавшийся вечер может закончиться ничем.

Подвинувшись ниже, он запустил одну руку Ларке под попку, нащупал двумя пальцами малые губки и немного поиграл ими. Младшенькая отреагировала не то, чтобы бурно, но собираться хихикать перестала, а тут и Маша, почувствовав подбородком его руку, подняла голову и подозрительно глянула сначала на него, потом на Лариску. Не сразу, но поняла, зачем он полез в её дело, и жалобно улыбнулась:

— Вааань... Иди сюда...

Иван вредно засмеялся: «И не подумаю! », и, вместо того, чтобы ползать по кровати самому, ухватил Ларку за ляжку и развернул её головой к маме. Ларка с облегчением вздохнула, поерзала попой, приподняла её и, блаженно улыбаясь, раскинула согнутые ножки. И у Маши перемена ролей вызвала облегчение вполне явное: утерев рукой перемазанный в Ларкином соке низ лица, она прилегла на бок, пристроила Ларискину голову у себя на бедрах и, вытянув шею, принялась наблюдать за действиями Настоящего Мастера.

Настоящий Мастер не подвел. Тем более, что особого мастерства на Ларискину письку, в отличие от теперь уже куда как более капризной, чем раньше, Машиной, было и не нужно. Разогрета младшенькая была более, чем достаточно, и Иван, дабы не отвлекаться от наблюдения за физиономиями обеих своих женщин, даже не стал пускать в ход язык, обойдясь только пальцами. Ларка, почуяв его уверенную руку, сразу сильно задышала, хриплое дыхание перешло в экстатические стоны, коленки девицы задергались, руки, до этого хаотично бродившие по маминому телу, вцепились в простыню. Наконец, все её тело стало на секунду как каменное, рука дяди Вани оказалась зажата её ляжками едва 

не до боли, жертва трижды сильно выдохнула и, обессиленная, растеклась по постели.

Потянувшись, Иван чмокнул чуть солоноватое от пота начало Ларискиной щелки, свел расслабленные ножки вместе, погладил их, выдохнул и поднял глаза на Машу. «Ну, точно. Подруга-то, на нас с Ларкой глядя, тоже маленько что не кончила. Ну-ка, что делать будет? » Но тут же по сосредоточенному в одном месте взгляду полуприкрытых от возбуждения Машиных глаз понял, что ей уже все, кроме его приятеля, перпендикулярно. Только собрался хихикнуть по этому поводу, как Машка, странно дернувшись, не глядя переложила Ларкину голову со своего живота на простыню и, встав на четвереньки над грудями младшенькой, потянулась лицом к его паху.

«Вот уж хрен», весело подумал Иван, и увернулся. Машка посмотрела на него обиженно, но он был занят: закатывал мордочкой к окну Ларика, уже радостно заглядывающего под маму, к месту предполагаемого соития. Закатил, чмокнул, шутливо шлепнул, шепнул на ушко: «Мы сейчас быстренько. Не подглядывай, а то больше никогда не пустим», и развернулся к так и стоящей на четвереньках Маше. Стоя на коленях, немного подрочил ослабший от забот член, одновременно критически посматривая то на Машин ротик, то на попку, и, наконец, решив, что Машке виднее, поманил вроде немного пришедшую в себя, смешливо облизывающуюс

— Кис-кис...

— Муррр...

— Куда его?  — Иван мотнул головой на торчок.

Маша, на секунду задумавшись, сунула палец в рот, чмокнула, потом запустила его же под себя — там хлюпнуло не хуже, и остановилась в растерянности.

— Ага, тебе два сразу надо... Или три? Вечно я все за баб решать должен!

Подруга вдруг вскинулась:

— Что я тебе, Николь? Мне и одного хватит! Твоегооо...

Последнее слово было произнесено уже совсем неразборчиво, урчаще,  — Маша в этот момент двумя руками заваливала Ивана на спину. Он едва успел чуть отодвинуться, чтобы не улечься плечами на Ларискину талию, и, далеко откинувшись назад, уселся, вытянув ноги, опершись на отставленные назад руки. Плечи согрело тепло Ларискиной спины, бывшей от них в каком-то сантиметре. «Ох, если сейчас младшенькая дернется... », сладко подумал Иван, но Машка, оседлав его ноги, уже подняла рукой его причиндал, закрыла глаза, выгнулась, зашипела и буквально набросилась на добычу ртом, после чего все мысли из его головы вылетели разом.

Подруга, вмертвую зажав шкурку губами, принялась, рыча, дергать вверх-вниз сразу и головой, и рукой, и вдруг, тоненько запищав, закинула голову вверх, бешено заиграла попой, животом и грудями. И рукой на так и не кончившем инструменте Ивана тоже, причем так, что ему стало не на шутку страшно за его судьбу.

С трудом разжав Машины пальцы, он потянул её к себе, запустил руку к женской сущности, между ног, чуть поласкался в самом начале пещерки пальцами. Маша вскрикнула и, насаживаясь на них, попыталась навалиться на него грудью, но ему ложиться было некуда,  — сзади, под его плечами, была ежащаяся Ларкина спина, а давать младшенькой столь явный повод развернуться и полноправно вступить в игру 

он пока не хотел. Пришлось выпрямить торс и прижать Машку к себе сидя. Подруга, не обратив на его упрямство никакого внимания, взяла его голову в ладони и, постанывая, принялась покрывать звучными поцелуями его лицо, маловразумительно вертя при этом низком вместе с прижатым к мокрым губкам мужским достоинством. Какое-то время Иван, наслаждаясь ощущениями от зажатых в ладонях Машкиных сисек, терпел такое, но не выдержал и, запустив руку за Машу, заправил меньшого братца в мокрое тепло. Чуть поддал бедрами вверх, Машка, выгнув спинку, ахнула, сжала стеночки, чуть расслабила их и, немного отстранившись, принялась, громко постанывая, скакать, шлепая его мотающимися грудями по подбородку, а потом плотно уселась на кол, пару раз погладила его влагалищными мышцами, сделала несколько резких движений бедрами взад-вперед, и Иван, придавив Машины бедра вниз, выплеснулся. Зарычал медведем, ещё несколько раз засадил меньшого братца в уже почти не отвечающую глубину и, ослабнув, завалил их обоих на бок.

Некоторое время они полежали в обнимку, хрипло дыша, Машина коленка на бедре Ивана. Потом коленка, расслабившись, сползла вниз, Иван открыл глаза, тихонько чмокнул Машу в носик, шепнул: «Спасибо, милая! », и тут из-за его спины раздался тихий, довольный голос:

— Ну, вы все? Можно повернуться?

Иван с Машей синхронно вздрогнули и выпучили друг на друга глаза. Про Ларискино присутствие, будучи в экстазе, они забыли напрочь.

Пока они играли в гляделки, из-за спины Ивана над ними появилась изящная рука, осторожно потрогала его бедро, подвинулась чуть дальше и, найдя глубокую складку между их соединенными животами, пощекоталась там. Старшие, опять синхронно, дернулись и хихикнули, после чего Иван малость пришел в себя:

— Щас...

Выдохнув, он подал попу назад, и ничуть не ослабший член с громким прощальным звуком вышел, наконец, из теплой пещерки. Маша чуть слышно ахнула, Ларка хихикнула, а Иван, расслабленно отвалившись на спину, посмотрел на источник хиханек. Лариска смирно лежала так, как он её уложил. Разве что послеоргазменной расслабленности в ней не было уже и в помине, а попка чуть заметно сокращалась, массируя промежность.

«Наслушалась павианов от души, но ведь не похоже, чтоб подглядывала. Хорошо я её шуганул... Бедняга, вон, хвостик трясется, опять уже мокренькая насквозь. Ну, поглядим. Мне спать ещё неохота, а бабам только дай... » Осторожно просунув руку под Ларкины плечи, он мягко потянул младшенькую к себе:

— Вот теперь все... Иди к нам, маленькая...

Лариска, помахав рукой в воздухе, мягко перевернулась, подложив ладошку, пристроила подбородок на его груди и притерлась всем телом.

— Ой, дядь Вань... Я на даче не поняла, а, оказывается, как интересно вас слушать, когда рядом... Дыхание, шуршание простыней, шлепки всякие, тихие... Мама, оказывается, у тебя хотя бы тихонько, но всегда хлюпает, внизу... и вверху тоже,  — Лариска тихонько засмеялась и, протянув через Ивана руку, погладила Машу по животу.  — И ещё, как из резиновой игрушки иногда... Так... Вкусно... И запахи... Такие... Смачные, что ли... Вот их вообще не слышно, а сейчас лежала, носом 

шевелила... Вкуууусно!

Маша, положив свою руку поверх дочкиной, почесала второй рукой нос и задумчиво добавила:

— Ага... Ещё и вкусы... А уж на ощупь...

Улыбаясь, повернулась на бок, лицом к Ивану, скинув при этом Ларкину руку на его бедра. Лариска немедленно повела ладонь вверх, осторожно, одними подушечками пальцев погладила чуть завалившйся на бок, но вполне пригодный к делу мужской инструмент, вздохнула:

— Стоит... Только что кончил, а стоит... Молодец вы, дядь Вань...

Иван хотел спихнуть всю ответственность за такое поведение с себя на меньшого братца, но не успел: Маша, пристроившись на его плече, обхватила братца ладонью, приподняла и покачала в воздухе:

— Ага. Дядя Ваня молодец... И сам молодец, и молодец у него молодец...

Задумчиво спустила шкурку с полуприкрытой головки, надела опять и снова обнажила розовый, блестящий наконечник.

— Ларк...

— А?

— Тебе он как больше нравится: так,  — она снова сняла капюшон, и тут же одела его назад,  — или так?

Лариска, обняв кол двумя пальчиками чуть выше охватывающей ствол маминой ладони, спустила шкурку уже сама:

— Так лучше... А тебе?

— Хм...

Маша, внимательно разглядывая головку меньшого братца, медленно проделала все то же движение четырежды, при этом Ларкины пальчики, чуть запаздывая, сжимали стержень немного сильнее, чем Машкина рука, что создавало совершенно необычные ощущения. Иван прислушался: нет, кроме умеренного удовольствия, пока ничего. Девкам, если они надеются выдоить его таким способом, трудиться придется долго, так что пока пусть их. Расслабимся...

Но Маша сейчас была чересчур ленива для того, чтобы заняться делом всерьез. Сделав ещё пару движений, она аккуратно вытянула шкурку из-под Ларкиных пальчиков, расправила её и положила даже чуть ослабший по сравнению с началом «процедуры» кол на живот Ивана. Погладила его там и, засмеявшись, убрала пальцы дочки:

— Брысь, негодница... Моё...

— Твое...  — ответно вздохнула Лариска и покорно переложила руку повыше.  — Только...

— Чего?  — голос Маши был по-прежнему совершенно расслаблен. А вот в Ларискином голоске прорезались хитрые нотки:

— Так оно ж тебе сейчас ни к чему?

Маша потерлась щекой о грудь Ивана, чуть отстранила бедра, запустила руку вниз, вздохнув, пошарилась там пальцами и, вытащив их, на две фаланги в блеске, поднесла к глазам:

— Ммммм... Ну, ещё, может, с полчаса ни к чему... А то и меньше...

— Ой, мам!  — обрадовано вякнула Лариска и подняла глаза на дядю Ваню.  — Так вы ещё будете?

Иван, покосившись сначала на Машу, потом на Ларку, засмеялся:

— Ну, если твоя мама захочет, то я никуда не денусь...

— А я захочу... Вот сейчас полежу маленько, и захочу...  — Маша то ли изображала засыпающую, то ли и впрямь решила малость вздремнуть, чтоб потом продолжить вечер с новыми силами.

— Мам, а я пока...

Маша, улыбнувшись, махнула в воздухе блестящими пальцами,  — мол, неинтересно мне все это, ну вас. Потерлась носом об Ивана, вздохнула, выпрямила ноги и мягко перевернулась на другой бок, спиной к ним, подложила руку мужа под щеку, пошевелила попой и затихла.

«О как! Типа, теперь моя очередь послушать, а ты, Ванечка, разбирайся с Ларкой,  

как хочешь»,  — глядя на загорелую спину подруги, подумал Иван и перевел взгляд на Лариску.

Младшенькая несколько озадаченно смотрела туда же. Хмыкнула и погладила Машу по попе:

— Мам! А у тебя... не вытечет?

Маша пренебрежительно дернула плечами, ясно пробормотала: «Не боись», и затихла опять.

И только после этого Ларка перевела большие, чуть испуганные глаза на дядю Ваню.

На секунду встретившись с ней взглядом, Иван поднял глаза к потолку.

«Так. Ларкин лесбос ей сейчас не интересен, да Ларка и сама не больно-то и настаивает. Кажется, решила, что её сейчас выебут всерьез, причем с маминой подачи. Ну, а что, ситуация подходящая. И свечку Машка вполне подержит. Сейчас жопкой лежит, а разгуляемся — повернется, и посмотрит. Не Ларка, не запретишь. Но хитра, подруга, ой, хитра... Сделай она так сразу, я бы, наверное, не выдержал. А так — одна палка есть, я собой владею вполне, но и дееспособен тоже. И Ларка примерно в том же виде, тоже разок кончила, и успокоиться, и опять возбудиться успела... Сама не знает Машенька, чего хочет. Хотя все же знает, иначе быть бы Ларке подо мной сразу. А хотим мы и рыбку съесть, и на хуй сесть. Рыбка один раз уже была, на хуй тоже было... Или все проще: хотела трахаться сама, червячка приморила, теперь можно и посибаритствовать, нас с Ларкой разглядывая?

За попытками разглядеть в потемках души любимой женщины хоть что-нибудь рациональное Иван малость забыл про ещё одну даму, чуть отстранившуюся пугливо от его бока. Между тем, мимолетный Ларискин испуг прошел, и младшенькая опять притерлась к Ивану вплотную. Выгнув спинку, почесала об него носик и скептически глянула на маму:

— Вытечет...

Иван, прижав её свободной рукой к себе, тихонько засмеялся:

— Ну, вытечет, так и вытечет. Такие лужи — святое дело. Хотя не должно. Я, когда из твоей мамы выбирался, еле уполз, так что пещерка у нее вполне в тонусе. Натренировал...

Лариска, ответно засмеявшись, обняла пальцами большой, но мягкий инструмент:

— Вот этим?

— Ну, не только...  — Иван, чмокнув девицу в распущенные волосы, шумно вдохнул запах.  — А как пахнет, а... Точно, как у мамы...

— Ну так одним шампунем ведь моем... Сами ж вы нам и мыли сколько раз... У нас волосы одинаковые, у меня только потолще...

Чуть приподняв бок, Иван пощупал Машину гриву, вернулся в прежнее положение, невольно затащив при этом Ларку на себя почти полностью, и пропустил между пальцами прядь её волос:

— Ну, да...

Ларка, елозя по нему всем телом, устраивалась в новом положении поудобнее. Сползла пониже, подложила обе ладошки под подбородок («О! Кажется, добровольно она моего дурака из лапок впервые выпустила? Ну-ну, привыкаем... Это хорошо» — подумал Иван), чуть поиграла животиком и хихикнула:

— Твердеет...

— А я ему не запрещаю... Да и сложно запретить, вон, какая прелесть его брюшком прищемила,  — глядя в Ларискины, почти не тронутые возбуждением, глаза, Иван почесал ей спинку.  — Тееееепленькая, где надо — мягенькая, где надо — тверденькая, и шкурка атласная...

Свободная рука Ивана при этом 

совершила путешествие от верха Ларкиной попки до шеи и, аккуратно перебравшись под сиськи младшенькой, прихватила пальцами и впрямь отвердевший сосок. Лариска на секунду прикрыла глаза и мурлыкнула.

— Ага... А где надо — мокренькая...  — и опять слабо пошевелила животом.  — Совсем твердый стал...

— Мешает? А ты его убери вниз, и все.

Лариска, приподняв попу, запустила руку под себя, аккуратно отогнула кол к ногам Ивана, но, вместо того, чтобы опять прижать его брюшком, поставила вертикально. Иван чуть напрягся: неужто обнаглевшая младшенькая сейчас попробует без спроса загнать его себе в пещерку? Но Ларка, прижав женскую радость рукой к нижним губкам, сжала бедра и, блаженно улыбаясь, сделала ими несколько плавных движений вверх-вниз. Меньшому братцу стало мокро и тепло, отчего Иван, прижав её попу вниз ру

— Ах ты шпана мелкая, ласковая... Знаешь, что?

— Ну дяяядь Вань, ну не держите... Хоть почесать-то об него можно? Я ж не внутрь...

— А, черт с тобой... Только не мельтеши этим местом, не торопись, пусть губки каждую его клеточку почувствуют... Вот так, да... Нравится?

— Ооох... И впрямь, медленнее здорово...

— А это когда как,  — усмехнулся Иван, то прижимая Ларкину филейную часть рукой вниз, то позволяя ей приподняться.  — Я про что тебе хотел-то... Знаешь...

— Мммм?

— Это было первое, что мы с твоей мамой вместе в постели сделали...

Лариска замерла, удерживая попку в верхней точке и, приподняв голову, открыла крайне заинтересованные глаза.

— Ой! И... так до конца?

— Ну, нет, конечно...

— А как потом?

— Ларка, отстань...  — Иван, в надежде прервать вдруг ставшую смущать его тему, попытался опять придавить попку младшенькой вниз, но Лариска, засмеявшись, уперлась:

— Ну, дядь Вань... Ну мне ж интересно...

— Ларка, да не помню я...

Лариска запустила лапку под себя, поймала ей меньшого братца, раздела и, раздвинув ноги, нацелила себе в клитор. Пару раз, зажмурившись от удовольствия, провела головкой по кнопочке и вдруг, сместив бедра чуть вперед, завела самый кончик в свой главный вход. Иван, выпучив глаза, замер: дернись вниз — побежит следом, и не заметишь, как насадится по самые яйца, а Лариска, воспользовавшись его замешательством, принялась вертеть головкой по кругу, разрабатывая своё преддверие и довольно при этом урча. Некоторое время понаблюдав за процессом в зазор между их телами, Иван засунул туда свободную руку и обхватил свой инструмент поверх Ларкиной лапки, восстановив, таким образом, контроль над ситуацией, но сжимать руку не стал. Уж больно приятно ездила головка по мокрым Ларискиным прелестям.

Прикрыв глаза, дал и себе, и Ларке насладиться ощущениями вволю, пока Лариска, постучав напоследок головкой себе по клитору и сказав «Пффф», не отпустила его кол сама. Устроила его на прежнем месте, опять сжала ляжки и открыла веселые глаза:

— Понравилось?

— Ещё бы!

— А с мамой вы так делаете?

— Конечно! Мама это, кстати, очень любит...

— Только потом все же вглубь?

— Ну, Ларк, вовсе не обязательно. Потом может быть что угодно...

— Дядь Вань, а всё-таки? В начале вы с мамой 

вот так вот,  — Ларка опять поработала попкой вверх-вниз,  — поиграли, а потом?

Иван уже открыл рот, чтобы ещё раз, уже жалобнее, ответить «не помню», но тут со сладким стоном перевернулась на спину Маша.

— А потом, Ларка? А потом дядя Ваня завалил меня на спинку, я задрала ножки сначала ему на попу, а потом и вообще к потолку, и к-а-ак кончила! Вот с тех самых пор как дядю Ваню увижу, так сразу и кончаю,  — Маша засмеялась, потянулась и повернулась к ним лицом.  — А че, от такого мужика запросто можно. Ну-ка, где там моё любимое место?

Встав на четвереньки, она бесцеремонно запустила руку Ларке под попу, ухватила Ивана за причиндал, раздвинула Ларке ноги и принялась шлепать верхней частью кола по набухшим нижним губкам младшенькой. Ларка, уткнувшись физиономией в грудь дяди Вани, запищала и захихикала вперемешку, заерзала попкой, подставляя свою щелку под ласку старших. А тут ещё Иван, вторую руку которого Маша только что освободила, потянувшись, растянул её большие губки так, что влажные шлепки его плоти приходились теперь по самой розовой мякотке, отчего Ларка хихикать и пищать сразу прекратила, начав вполне по-взрослому постанывать и делать уже не шутливые, а вполне характерные движения попой. Да и Иван начал входить в экстаз,  — Машка не только шлепала его членом по Ларкиным прелестям, но и изрядно поддрачивала его при этом, а разогреть его Лариска успела прилично. Растягивание губок сменилось ритмичным их сжиманием — разжиманием, Маша, плотоядно засмеявшись, попала в его темп, шлепая Ларискины прелести теперь на максимальной их растяжке, Ларка стала мешать стоны с подвываниями, вцепилась руками в приподнятую дяди Ванину спину, он сдвинул пальцы чуть ниже, немного довернул так, чтобы теперь при каждом сжатии сквозь нежную мякоть прощупывался тверденький клитор, Маша вместо щлепков принялась резко водить кончиком Иванова приятеля между малых губок Лариски, та заохала, дернула попой, сказала традиционное «Ыыыыых! » и, тяжело дыша, улеглась всем весом на Ивана.

Удовлетворенно посмотрев на мелко подергивающуюся спину дочки, Маша пару раз вздрочнула кол и подняла на глаза Ивана:

— А ты чего не кончаешь? Смотри, какой цветочек! Засунь? Ларка обрадуется!

Иван выдохнул, отпустил «цветочек» в естественное состояние, подбросил бедра, пропустив кол через кольцо Машиной ладони и улыбнулся:

— Не-а... Твое. Ларке, вон, и так хорошо...  — вытянув губы трубочкой, Иван чмокнул лежащую на его груди Ларискину голову.  — Правда, Ларик?

Ларка, не отрывая физиономии от его груди, недовольно дернула попой и замычала, но таким тоном, что было ясно: она вовсе не против того, чтобы дядя Ваня ей сейчас засунул, но в целом и так довольна вполне. Маша хмыкнула и вдруг глянула на Ивана уже строго:

— Ну-ка, раскрой ей дырку...

Немного удивившись, Иван вернул руки в прежнее положение. Маша, наклонившись, уперлась скулой в его нижнюю голову и вдруг прошлась язычком по Ларискиной прелести, задев им при этом пальцы Ивана. Лариска, скорее недовольно, чем радостно, дернулась, но Маша и не собиралась продолжать полизушки.  

На секунду подняв голову, она пожевала губами и наклонилась между бедрами младшенькой опять. Звонко чмокнув, засосала многострадальный кол,  — Ларка, не очень понимающая, что происходит под её выставленной вверх попой, вздрогнула,  — столь же звонко выпустила его изо рта, опять пожевала губами, и, глядя на Ивана, засмеялась:

— Нет, Ванюш! Все же Ларкину пизденку с твоей радостью не сравнишь... Ни по консистенции, ни на вкус.

Иван с утрированным самодовольством хмыкнул: «Ну, ещё бы! », Лариска, приподняв голову, обернулась к маме, высунула язык и презрительно проворчала: «Твою тоже! », после чего Иван, рассмеявшись, одной рукой столкнул Лариску с себя, притянув второй к себе Машу. Дамы, повозившись, опять прилепились к его бокам, он чмокнул обоих в лобики и, улыбаясь, прикрыл глаза. «М-да. Сколько Машенька новенького... отмочила. Как только удержалась, чтоб Ларку мной не выебать, непонятно. Ещё непонятнее, почему ни Ларка, ни я всем этим совсем не удивлены, да даже и не особо обрадованы. Вроде, так и надо...

Только успокоившись, Маша тут же завозилась снова. Слазила к себе в низок, пошебуршилась там, покряхтела. Открыла глаза и толкнула совсем затихшую Лариску в плечо.

— Брысь к себе!

Ларка, посмотревшая на маму все же с некоторым удивлением, покорно кивнула. Чмокнула дядю Ваню, потом маму, шепнула: «Спасибо! », встала с койки и молча, усталой походкой пошла к двери.

Как только край двери плотно прижался к косяку, Маша резко повернулась к Ивану попой, поправила подушку, чуть повозилась и затихла. Иван тихонько погладил её по боку:

— Машууунь... Уж не обидел ли чем?

Маша в ответ дернула плечом и тихонько, но вполне директорским голосом рыкнула: «Спи! »

Задумчиво почесав нос, Иван выключил бра и в наступившей полутьме позднего летнего вечера уставился на попу подруги. «Оп-ля! Кажется, имеем типичный приступ Бабьей Дури, первый за все время нашего знакомства. Если они будут с такой частотой, то и ладно... А чаще, вроде, и не с чего: у них все проблемы от недоеба, коего у Машеньки точно нет. Хотя... Кроме недоеба есть ещё ПМС. Точно! Месячные у них, вроде, завтра-послезавтра... Правда, до сих пор он у них проявлялся исключительно повышенной ебливостью. Ну, значит, может быть и такой вариант».

Удовлетворенно кивнув сам себе головой, Иван, улыбаясь, повернулся на бок, лицом к Машиной спинке, и осторожно погладил подругу по бедру. Реакции не последовало, но и отдергиваться Машина ляжка не стала. «Так и есть. Тельце меня ещё как хочет, а в голове дурь. Ну и фиг с вами, с бабами. Завтра каяться будете, а я ещё посмотрю, что в качестве компенсации с вас взять. Впрочем, что с них возьмешь. Впору от тех подарков отбиваться... »

Он и сам не заметил, как в своих рассуждениях объединил Машу и Ларку в одну сущность, причем сущность очень для него важную. Много более важную, чем каждая из его женщин по отдельности.

•  •  •

Маша легко нашла способ покаяться уже утром, разбудив его по-субботнему, но без обычных в субботу лени и 

томности, а с недюжинным энтузиазмом. За те полчаса, что были в их распоряжении, она успела выдоить Ивана дважды, и оба раза ротиком — но перед вторым разом вволю насладившись ощущениями от его члена в своей главной дырочке. И во второй раз даже схлопотала вполне приличный оргазм, после чего, пять минут отлежавшись, улетела на кухню, быстренько приготовила Ивану завтрак, покормила его едва ли не с ложечки, во дворе, возле машин, вместо обычного легкого «чмок! » выдала ему коротенький, но вполне качественный поцелуй взасос и, резко выехав со стоянки, исчезла. Иван проводил подмигивающий поворотником хвост её машины смешливым взглядом: «Ну-ну! Ладно, вчерашние потери ты мне компенсировала, так что забыли! », сел за руль, довольно почесал приятно пустые яйца и поехал на работу во вполне нормальном настроении.

Понадобилось ли Маше объясняться с Лариской, Иван не знал, но вечером все в доме было по-старому. Машку он обнаружил на кухне, уже в трусиках, но вполне веселую. Ещё голенькая Ларка сидела в гостиной с ноутом на коленях, дожидаясь семейного ужина. По окончании приема пищи дамы отвели его в ванную, где он, совместными с Ларкой усилиями отмыв Машину дырочку от кровей, поставил обоих своих красавиц руками к стенке и, с трудом поймав нетерпеливо виляющие попки смеющихся дам, посадил болтушек на скобки. Старательно довел Машу до радостного шипения, а Лариску так и вовсе до полноценного оргазма, после чего уселся у противоположной от дам стенки джакузи.

И вот тут «по-старому» кончилось. Над водой он невольно выставил головку не поместившегося под поверхностью члена, хотя раньше от таких процедур приятель не вставал никогда. Первой эту радость заметила Лариска, тяжеловато перевалилась на четвереньки, пользуясь обретенным правом играть с его хозяйством без спроса, нежно погладила лапкой кончик, ухватившись у корня, подняла колышек повыше и оглянулась на сидящую напротив с закрытыми глазами маму. Почесала ей ступню, Маша открыла глаза, Лариска кивнула ей на торчащую над водой головку. Маша, склонив голову, посмотрела на торчок, с деланным презрением махнула рукой и закрыла глаза опять.

Иван с интересом уставился на Ларку. «Машка опять игру затеяла. Типа, неохота мне, разберись с дядей Ваней сама, как можешь. И опять только после того, как Ларка кончила. Ну-ну, посмотрим... » Встретился взглядами с вопросительно смотрящей на него Лариской, беспечно ей подмигнул — мол, делай, маленькая, что хочешь. И замер в сладком ожидании момента, когда Ларкины губы сомкнутся на порядком уже потрудившейся сегодня утром головке, и будут долго, старательно добывать из нее жизненный сок, а потом, с наслаждением его выпив, напоследок ещё немного поласкают меньшого братца.

Где-то на самом дне расслабленного сознания билась слабенькая теперь мысль о том, что так нельзя, что жизненный сок его принадлежит только Машке, и неважно, что она сама в этот момент хочет, ведь уже через минуту женское может взыграть, и тогда мало не покажется ни Лариске, ни, уж тем более, ему,  — но, глядя на Машу, он 

теперь почти не верил в эти ужасы. Каким бы местом Маша не думала, но ей явно хотелось, чтобы он отласкал Ларку по-взрослому, всерьез, во все её тугие, сладкие дырочки, и лучше, чтобы Маша могла это видеть сама, ну, если не в первый раз, то потом точно.

Но Лариска то ли поняла ситуацию по-своему, то ли, понимая все так же, как он, решила подстраховаться ещё. Несколько раз проведя рукой по колышку,  — Иван сладко поежился и даже, отвечая ей, чуть поработал бедрами,  — она вздохнула и, явно преодолевая себя, приподняла ногу, погладив её пальцами маму по бедру.

— Мааам... Ну посмотри, прелесть какая у дяди Вани... Мням...

Маша приоткрыла один глаз:

— Мням? Аааа... Да, и впрямь мням...

— Ну мааам!

Но Маша, опять закрыв глаза, лишь слабо пошевелила бедрами.

И Лариска смирилась с собственными, да и мамиными, желаниями. Скорчив забавную рожицу, перебирая коленками и не выпуская при этом из руки мужское достоинство, обернулась вокруг этой оси её мироздания так, чтобы встать лицом к маме. Глянула через плечо на дядю Ваню,  — тот, уже понимая, что сейчас будет, только ласково улыбнулся,  — тихонько сняла с инструмента одежку и, подняв голову, ехидно протянула:

— Мааам! Смотри...

Опустила лицо и, далеко выпустив розовый язычок, повибрировала им на самой вершинке розового купола. Иван, специально не став сдерживаться, довольно громко застонал, закинув голову кверху. А когда опустил её назад, Маша сидела уже вовсе не в позе отдыхающей богини. Выпрямившись, она напряженно наблюдала за тем, как Ларискин язычок, словно бабочка, порхал вокруг заметно потемневшей вершины Иванова инструмента, то ныряя в расширившуюся щелку на его вершине, то надолго задерживаясь на стремечке, то плавно обходя круг. Ниже, вокруг стержня, на воде рождались и бежали к Маше небольшие круги, порождаемые быстро движущейся под водой вверх-вниз Ларкиной рукой.

Иван попытался перехватить Машин взгляд, но подруга и не думала отвлекаться от сути происходящего. И тогда он, наплевав на все страхи, сделал то, что просила душа: положил одну руку на Ларискин затылок, а второй, отведенной в сторону, захватил младшенькую между ножками, под низ живота. Легкий толчок вниз — и Ларкины губы, нарушив стройные ряды разбегающихся волн, ушли кончиками под воду, плотно обняв при этом ствол. Инстинктивно выгнув бедра вверх, Иван засадил своего дурака Ларке до самой её руки, испугавшись, что младшенькая поперхнется, тут же дернулся вниз, но Ларка, сжав кулачок, остановила его — и принялась, работая головой, насаживаться уже сама, с каждым разом забирая в себя мужскую силу все глубже и глубже.

Боковым зрением он заметил, как Маша, успевшая за это недолгое время шумно задышать нешироко открытым ртом, запустила руку себе туда, где была его рука у Лариски, о чем он, впрочем, совершенно забыл. Вспомнив, на секунду переключил внимание, загнал два пальца в гостеприимную, смазанную чуть жиже обычного, Ларкину пещерку, привычно нашел большим пальцем капюшончик клитора, задал руке ритм, и, освобожденный, вернул своё внимание к меньшому братцу. А тот 

кайфовал: немного запыхавшись, Лариска выпустила его из объятий губ, и опять увлеченно работала язычком, гуляя теперь им не только по головке, но и по стержню. На раскрасневшейся Ларкиной мордочке, в полузакрытых глазах, хищно шевелящихся крылышках носа читалось полное блаженство. «Ну, оральщица хлеще мамки! » — порадовался за нее Иван, и, скорее из чувства долга, чем по потребности, поиграл пальцами в нижних прелестях младшенькой. Ларка ответила ему бедрами, да так, что его пальцы, с громким звуком вырвавшись на волю, оказались в воздухе, и тут же Иван услышал испуганное Машино «Ах! »

Не поняв, поднял взгляд на подругу. Та огромными от испуга глазами уставилась куда-то в сторону от него, туда, где были Ларкины нижние прелести и... его рука? Дернувшись, он поднес её к глазам: пальцы были красными от крови. Ищи через Яндекс "сефан рассказы" и читай без регистрации.

Учуяв изменения, Лариска растерянно подняла голову. Увидела страшные пальцы Ивана, испуганный взгляд мамы, опустила глаза вниз,  — а там не менее испуганный, чем старшие, меньшой Иванов братец успел, уйдя под воду, свернуться в мышку. Разочарованно выдохнула и ещё раз обвела окружение взглядом. Наконец, поняла, что так напугало старших, схватила руку дяди Вани, поднесла её к глазам и, отпустив, выдохнула опять:

— Фффу, чтоб вам... Я думала, все, апокалипсис...

Встретив непонимающие взгляды, засмеялась и вдруг, закинув одну руку назад, ловко встала на мостик, выставив маме свои нижние губки. Нырнула между ними двумя пальчиками свободной руки и, опустившись в воду, победно показала их старшим.

— Вы чего, большие? Месячные начались, только и всего! Ты, мам, не видела, где рука дяди Вани была, что ли?

— Ох...

— Ага. Засмотрелась, как я ротиком работаю. А что жопкой при этом верчу, не углядела. Совсем дочку не контролируешь...

Это наглое утверждение вызвало сначала у переволновавшихся взрослых, а следом и у Лариски приступ гомерического хохота, который они пережили, обнявшись, сомкнув в конце лбы над поверхностью воды, чуть, кажется, покрасневшей от смешавшихся кровей Маши и Лариски.

Отсмеявшись, они, вдруг почувствовав себя совершенно разбитыми, тихо расползлись по спальням. Укладываясь, Иван искоса поглядывал на Машу: мало ли, что может взбрести в голову насмотревшейся их с Ларкой ласк женщине! Но Маша была хоть и усталой, но совершенно довольной жизнью. Заметив его тревогу, тихонько засмеялась, шепнула: «Дурашка! », нежно чмокнула в губы, обняла, прижалась всем телом и, продолжая улыбаться, закрыла глаза.

А Лариска, лениво подумав, что неплохо бы хоть как-нибудь разрядить накопившееся возбуждение, попробовала, лаская себя рукой сквозь трусики, посмотреть свежую порнушку, выкачанную ею намедни из интернета. Порнушка была одного из её любимых жанров, подростковая, и даже с кое-каким сюжетом: две красивых девчонки примерно её возраста и пятеро симпатичных парней чуть постарше от души развлекались где-то в тропиках, на океанском пляже, больше перешучиваясь и смеясь, чем трахаясь, и ничуть не стесняясь бродящего между ними оператора.

Еще пару месяцев назад она просмотрела бы её раз десять, каждый раз выжимая из себя парочку самодельных, слабеньких, но все же оргазмов, а сейчас, особенно 

после сегодняшнего, зрелище на экране показалось ей скучным. Дойдя до места, где проигравшая какое-то шуточное пари тоненькая брюнеточка, собрав вокруг себя кружком всех пятерых парней и встав перед ними на колени, принялась отрабатывать проигрыш, не столько посасывая при этом пять достоинств, сколько пересмеиваясь с их владельцами и ехидно комментирующей происходящее из-за их спин подружкой, Ларка облизнулась. «Чего тут сосать? Вот у дяди Вани — это да, а тут... Мелкие они все. И противные».

Решительно захлопнув ноутбук, она отложила его в сторону, повернулась набок и, прислушавшись напоследок к тихому посвистыванию маминого носа в соседней комнате, ехидно подумала: «Ну да. Теперь я, типа, хорошо знаю, каков он на вкус, Настоящий Мужской Хуй. Но ещё не до конца. А ведь скоро... Только бы мама из настроения не вышла», сладко поежилась и заснула тоже.

•  •  •

Весь вечер пятницы обе дамы сдували с Ивана пылинки, едва давая ему подняться с дивана в гостиной, дабы дойти до туалета. С шуточками, ласково, но непреклонно отправили его в спальню уже в десять, сами, управившись в три минуты, безо всяких «скобок» подмыли кровящие сокровища и тихонько улеглись в коечки.

Иван с перепугу даже попробовал поприставать к Машке, что обычно во время месячных делать было совсем ни к чему: в такие дни, скорее, надо было следить, чтобы у подруги не слишком устали все места, кроме главной дырочки. Но Маша, тихонько его приласкав, мягко улыбнулась и, закрыв глаза, повернулась к нему спиной. Задумчиво глянув под простыню, на обтянутую тончайшими трусиками попу подруги, он почесал свой инструмент, недоуменно пожал плечами и, в конце концов решив, что в таких делах женское желание все равно закон, иначе получается немногим лучше суходрочки, тоже повернулся к ней спиной. Представил себе, как следующим, субботним, утром Машка непременно разбудит сначала его приятеля, а через него и самого Ивана своим ласковым ротиком, и, может быть, будет уже без трусиков, и как он ей, негоднице, устроит жесточайший трах во все сейчас скрытые под тряпкой дыры. И не поверил в мечту: бабский заговор был налицо, и потому он был почти уверен, что никакого сексуального удовлетворения минимум до завтрашнего обеда, пока у дам не кончатся месячные, ему не светит. А что будет, когда... Ой...

Почувствовав, как от такой мысли приятель отчаянно заворочался между бедер, он впал в веселый ужас, рыкнул: «Лежать, мерзавец! », непроизвольно пошевелил задницей и, честно пытаясь изгнать из головы картинку возбужденно подрагивающей всеми складочками Ларискиной мужской радости в мелких, мокрых подробностях, закрыл глаза.

Изгнал, но на её место тут же залезла явно оргазмирующая Ларискина мордочка, а потом кадр стал смещаться ниже, через затвердевшие соски, по играющему мышцами животику, мимо наполненного кровью, тянущегося к чему-то низка, по аккуратным ляжкам, и потихоньку растворился в тумане,  — видать, дальше неведомому оператору показалось неинтересно. Иван хотел было облаять этого невидимку: как? Там, ниже, круглые, мягкие коленки, стройные, длинные икры, тонкие щиколотки и,  

главное, аккуратные ступни со странно розовой, мягкой кожей на пяточках и бархатными, такими приятными под языком сводами стоп,  — но тут в кадре появилась голая, совершенно незагорелая Маша, сидящая по-турецки на алой простыне. Подруга смотрела на него, загадочно улыбаясь, а потом вдруг хлопнула в ладоши, перевернулась, встала на четыре точки, попкой к нему, повертела ею и, ласково глядя через плечо, тихо, но жестко сказала: «Смотри, мы с Ларкой — одно и то же. Не «одинаковые», а одно и то же, просто она немножко младше. Понял, дурачок? »

Иван хотел было буркнуть в ответ: «Ну да, у тебя жопа шире! », но Маша уже куда-то исчезла, а на её месте, в той же позе, оказалась Лариска. Нежно сказала: «У мамы не шире. У мамы просто чуть более налитая. Но я догоню, дядь Вань! », виновато улыбнулась и начала быстро истаивать с боков. Через минуту перед глазами Ивана в неверном, переливающемся воздухе висел только Ларискин сладкий пирожок со строгой линией посередине, между нимфами. Пирожок, неуверенно покачавшись, собрался раствориться тоже, но тут под ним появилась крепкая, узловатая, с хорошо видными венами мужская рука, сильно напоминающая классическую Руку Пролетария с картин соцреализма. Рука поддержала пирожок раскрытой ладонью, и он, чуть качнувшись, прекратил истаивать, зато начал на глазах темнеть, становясь из нежно-розового темно-бордовым. Внизу, под ним, ясно обозначился упирающийся в поддерживающую ладонь капюшончик приподнявшегося клитора, внутренние губки, сладко подрагивая, раскрылись, между ними замерцала влага, прозвучал тихий, радостный Ларискин вздох, и тут же откуда-то сверху ударил мощный глас: Набирай в гугле «с е ф а н   р а с с к а з ы» и читай (18+).

— Смотри, Иван! Смотри, и не говори, что не видел! Это — Наша Святыня! Отсюда мы выходим в мир! Ради нее мы делаем все великие дела и все глупости, и сюда же потом уходим, чтобы родиться вновь! Да, сюда же! Ибо связь Женщины и Земли неразрывна, а нам лишь дозволяется ходить по Ее, Земли, ничтожной части, и лишь пока Она этого желает. Будь с ней завтра нежен!

Долгое, металлическое эхо несколько раз повторило: «Нежен... ежен... ен... » и затихло в наступившей вдруг глухой, как вата, тишине. Сверху возникла другая рука, явно принадлежащая тому же... жрецу? Своднику? Богу Влагалищ? Рука, наплевав на только что прозвучавшие призывы, довольно грубо раскрыла податливую плоть, ковырнула пальцем с грязным ногтем вход в пещерку, там хлюпнуло, следом раздалось сначала глухое, недовольное девичье «Ой! », потом такой же глухой, совсем не впечатляющий звук затяжного поцелуя, обе руки, отпустив Ларискину прелесть, отряхнули друг друга, кто-то за кадром надтреснутым, довольным голосом сказал: «Вот так-то! », и руки, недолго пошевелив в воздухе растопыренными пальцами, исчезли. Оставшийся без поддержки пирожок неуверенно покачнулся, вдруг подпрыгнул и стремительно провалился вниз. Оттуда раздался сначала нежный звон разбившегося хрусталя, потом разочарованное «Тьфу, блин... », сказанное совсем незнакомым, даже не понять, мужским или женским, голосом, и следом — ехидное, несомненно Ларискино: «Не дождетесь! » После чего сцена, наконец, заволоклась черным дымом.

«Ну и бред снится! » — раздраженно подумал Иван. Но тут 

где-то вдали зазвучали первые такты «Болеро» Равеля, под которое он все собирался как-нибудь оттрахать Машку, да было недосуг — музыка мешала бы Лариске слушать издаваемые ими звуки, а идею трахнуть Машку в наушниках он пока ещё только рассматривал.

Дым стал постепенно рассеиваться, и перед ним, на роскошном ковре, в свете огромного количества загадочно мерцающих свечей предстали не меньше двух десятков равномерно, почти дочерна загорелых девиц, скорее, даже дам лет тридцати, со зрелыми, роскошными, подозрительно напоминающими Машину фигурами. Дамы были едва прикрыты толстыми, в два пальца, золотыми цепями, никак не скрывающими, но лишь подчеркивающими все их прелести, и слаженно, отточенными движениями, точно выдерживая задаваемый барабанами ритм, ласкали себя между ног огромными золотыми фаллоимитаторами, держа их двумя руками, двигая при этом бедрами из стороны в сторону и вертя головами, как будто разыскивая кого-то, кто мог бы им помочь.

Ритм постепенно ускорялся, движения дам становились все более нетерпеливыми, и тут на ковре появилось ровно такое же количество дочерна загорелых мужчин, как две капли воды похожих на Рокко Сиферди. На ногах, ниже колен, у них были тоже золотые, таинственно сверкающие в свете свечей поножи, верх спин, не доходя до поясницы, прикрывали легкие золотистые плащи, скрепленные на левом плече золотой же булавкой, бедра были украшены толстыми золотыми шнурами, а впереди у каждого торчал, весь покрытый золотой краской, чуть загибаясь кверху, роскошный, в меру длинный, в меру толстый и даже на вид очень крепкий инструмент, на самом кончике которого, затмевая отблески от золота, сверкала, как маленький бриллиант, огромная, неправдоподобно правильной формы капля тягучей смазки.

Женщины, упав на колени, молитвенно протянули к мужчинам руки. Но те, дойдя лишь до середины пути, вдруг остановились, сложили руки на груди и, вздернув подбородки, презрительно уставились на дам.

Какую-то секунду женщины изображали растерянность, переглядываясь и вздевая вверх ладони и лица. Но, не найдя поддержки ни друг у друга, ни наверху, смирились, покорно опустили руки вдоль бедер и, зазывно качая грудями, на коленях поползли вперед, горестно завывая и становясь тем возбужденнее, чем ближе к ним были грозно покачивающиеся в воздухе мужские достоинства. В двух шагах от мужчин они остановились и принялись извиваться, демонстрируя неудержимую страсть.

Мужчины выдержали недолго: ухватив себя за члены, они принялись мощно, равномерно их подрачивать, потом сами прошли расстояние, отделяющее их от дам, и каждый, повелительно положив партнерше руку на голову, надел её губами на свой инструмент. Пританцовывая на корточках, женщины принялись столь же равномерно, в ритме, задаваемом ударными, надеваться лицами на золотые елдаки, не забывая при этом равномерно засаживать в себя золотые дилдо.

Темп все ускорялся, немного спустя мужчины подняли женщин с колен, обняв, поцеловали, подхватили на руки, отобрали игрушки, засунув их себе за пояса, и понесли к противоположной стене, где высветился невысокий помост. Поставив партнерш на него, они быстро прошлись по их телам губами и решительно развернули дам попами к себе. Те с готовностью 

встали на четвереньки, мужчины, ещё по разу поцеловав куда как более упитанные, чем у Ларки, пирожки, засадили в них свои инструменты, и какое-то время танец исполнялся только равномерно двигающимися поджарыми мужскими задницами.

Но вдруг крайняя женщина, выгнув спину сначала вверх, потом прогнувшись, изобразила оргазм и плавно сползла вперед, улегшись на помост животом, за ней — следующая, и ещё одна, и ещё... Через минуту на противоположном краю осталась лишь одна дама, так до сих пор и не достигшая пика наслаждения.

«Болеро», дойдя до крещендо, тут же сменилось другой, уже совершенно грозной музыкой, названия которой Иван не знал. Все участники действа уставились на неудачника: мужчина, вжав голову в плечи, бешено работал попой, но его дама, извиваясь, так и не демонстрировала зрителям взрыва.

Наконец, музыка прервалась громким ударом литавр и стихла. Бедняга обернулся с совершенно безнадежным видом: все, вытянув руки, указали ему на помост, и он обреченно взошел на него. Медленно встал на четвереньки, положил щеку на доски, раздвинул руками полупопия и замер.

Откуда-то появилась женщина в кроваво-красном палаческом колпаке с двумя прорезями для глаз. Судя по всему, это была партнерша неудачника; в одной руке она несла внушительных размеров черный молот, в другой — гигантский, с мужскую ногу толщиной фаллоимитатор цвета её колпака. Неудачник, вздрогнув, посмотрел на нее, моля взглядом о пощаде. Дама оглянулась на присутствующих, но те,  — сначала женщины, а потом, после секундной заминки, и мужчины,  — жестом римских патрициев, обрекающих проигравшего гладиатора на смерть, показали ей направленные вниз большие пальцы.

Торжествующе вскинувшись, женщина оглядела ряд мужчин и поманила к себе пальцем одного из них. Тот вздрогнул, но взошел на помост и встал радом с раскоряченной жертвой: палач дала ему молот, а сама приставила заостренный конец гигантского инструмента к анусу неумехи. Зазвучали барабаны, и помощник, взмахнув молотом, от души вбил им орудие казни в задницу несчастного. Тот выгнулся, разрывая рот в крике, фонтаном брызнула кровь, и тут место казни заволок черный, даже на вид вонючий дым.

«Ну и китчуха! Типа, будь нежен, но попробуй не удовлетвори — жопу порвут. Бред сивой кобылы» — с содроганием подумал Иван и в полусне почувствовал, что оно, конечно, китч, но его меньшой братец, кажется, воспринял сон совсем по-другому, заставив спящего Ивана дрочить себя в том темпе, в котором тот неудачник во сне трахал свою девку. Проснувшись окончательно, Иван с трудом заставил себя убрать руку и попытался привычно шикнуть на меньшого: «Скройся! », но тот мало того, что не думал подчиняться, так ещё и послал ощутимый импульс боли в яйца, будто Иван держал его стоячим, не давая разрядиться, уже минимум пару часов. «Охохо... Ну, ещё бы. Столько Маш сразу, и все ебутся... Да как яростно! » — с удивившим его самого удовольствием вспомнил уходящий вдаль ряд возбужденных до предела, энергично надевающихся на мужские елдаки Машиных лиц Иван,  — и, осторожно повернувшись на спину, посмотрел на оригинал приснившихся только что танцовщиц. Маша, скинув 

простынку, спала по-прежнему спиной к нему, белея в темноте полоской трусиков.

«Блять, и что с ним делать? Стянуть с Машки тряпку, да и вдуть? А куда? В задницу — сначала разбудить и раздраконить надо, да и вообще, мы этого не больно-то любим, а тут ещё и во сне. В дырку — так месячные ведь. Кончит, шалавка, как в прошлый раз, мухой, но простыни уделаем, домработница потом на нее изворчится, и без этого по шее от Машки будет — типа, негигиенично, тебе что, мой ротик разонравился? Приткнуть мордочкой туда, а там пусть сама думает, просыпаться ей или нет? А если не станет? Они ж меня экономят на завтра. Экономистки, блин! Щас склад лопнет... Если начнет брыкаться, то приласкаю — отсосет, и не хуже, чем во сне этим... но потом все равно осадочек останется... Нет уж, в Машку нельзя».

Тихонько закряхтев, он встал с кровати и вышел в гостиную. Дверь в Ларкину комнату была гостеприимно распахнута настежь. Иван чуть дернулся,  — заглянуть туда ему хотелось почти нестерпимо, но последствия, в таком его состоянии, могли случиться всякие,  — и все же заставил себя двинуться в ванную.

Плотно закрыл за собой дверь, включил свет и с тоской посмотрел на стоящий член. «Блин, ну и жисть пошла... Довели меня Машка с Ларкой, стоит, как у пацана, скоро личный рекорд, в пятнадцать лет установленный, побью. Сколько я тогда за те сутки Клавке выдал палок, с дюжину? Правда, потом три дня не стоял, и яйца руками ловил, чтоб не улетели, но все равно — бабья мечта. От той Клавки потом месяц бегал, пока отвязалась... А с другой стороны, шесть дыр в радиусе шести метров, и ни в одну не воткнешь... Эх... Вздрочнуть тебя, что ли? Спать ведь не дашь, а завтра... Вот именно, «завтра». Нет уж, баки перед завтрашним ралли должны быть полными... »

Тяжело вздохнув, он переступил в джакузи и, приподняв на штанге висящий слишком низко душ, открыл холодную воду. Выпятив лобок, сунул конец под ледяной дождь, зябко сказал «Бррр! » и глянул вниз.

После чего, плюнув, вдохнул, зажмурился и, сделав шаг вперед, оказался в ледяной купели полностью.

Через пять минут, вытираясь, он щелкнул почти исчезнувшего под животом приятеля по кончику: «Съел? А уж завтра... » Приятель подозрительно зашевелился, но охладившийся мозг тут же уточнил: «А вот хрен его знает, что будет завтра. Вполне возможно, что и ничего нового. С утра Машенька отсосет, ближе к вечеру погоняю Ларку по ванне, потом Машку по койке — и все. Причем оно, очень может быть, было бы и к лучшему».

Вернулся в спальню, с тоской посмотрел на Машины трусы, лег, и, испытывая некоторое злорадство, прижался холодным телом к показавшейся горячей, как печка, спине подруги. Маша, поежившись, промычала что-то недовольное, и вдруг, запустив руку назад, осторожно, кончиками пальцев потрогала меньшого братца. Убрала руку, удовлетворенно уркнула, переложила его руку со своего живота на сиськи, притерлась поплотнее и, расслабившись, засопела 

вновь.

«От, блин. И чему обрадовалась? Тому, что у меня не стоит? Мож, я вздрочнул в ванной? Мож, пять раз? Мож, подряд? Мож, у меня теперь вообще никогда не встанет? Так ведь знает откуда-то, что не дрочил. Хрен что от бабы спрячешь, насквозь видит... » — с веселой тоской подумал Иван, уткнулся носом в Машины волосы, вдохнул чуть слышные, терпкие запахи молодой, здоровой женщины и шампуня, потерся носом... и проснулся в двенадцатом часу, в пустой квартире. Тарелка с завтраком ждала его на кухне, за приоткрытой дверкой микроволновки, а на дверке, сверху, был прилеплен стикер с записочкой, написанной Ларкиной рукой: «Будем в 5. Целуем! », пошлой припиской внизу, уже Машиным почерком: «во все места». И двумя улыбающимися рожицами рядом. S e f a n .  r u — новые рассказы из жизни реальных людей.

Он покосился на дверь, за которой, на полочке в коридоре, лежал его мобильник. Посмотрел на и не думавший стоять, несмотря на утренний час и ночные выпендрежи, член.

«А вот не буду! Вы нам с меньшим не больно-то и нужны».

Неожиданно для себя развеселился, с аппетитом съел завтрак, запил его собственноручно сваренным кофе и, одевшись, вышел из дому. Поехал в мультилекс, загнал верного джипаря на ТО в подвале, а сам, поднявшись на самый верх, зашел в спа-салон. Бывал он здесь нечасто, но блат имел: тут работал массажистом Вадим, его сослуживец по армии, пользовавшийся в их кругах заслуженной славой человека, способного за несколько часов привести в норму любого мужика. Пусть даже этот мужик в этот день вынырнул из трехнедельного запоя.

Вадим оказался на работе, но занят, и он пошел бродить по мультилексу, заглядывая во все бутики подряд. На верхнем этаже, большую часть которого занимал спа, были те из них, которые обычно почему-то прячут от нескромных глаз: парочка интим-салонов и целая сторона магазинов дамского белья. Никогда прежде подобным ассортиментом особо не интересовавшийся, Иван добросовестно, как в музее, посетил их все, и из предпоследнего, самого снаружи скромного, вышел немного одуревший. Цена в три килобакса за приятный глазу, но совсем на вид простенький комплект из лифчика и трусиков показалась ему совершенно запредельной.

Правда, в последнем бутике цены оказались ещё выше, но тут стоило сделать надбавку на качество обслуживания: увидев, что его заинтересовал четырехтысячедолларовый комплект, вполне модельной внешности продавщица доверительно склонилась к нему и, многообещающе улыбаясь, предложила продемонстрировать точно такой же комплект на себе, причем в приватном порядке. Глаза у девицы были при этом похотливые донельзя, и ещё прошлой осенью Иван обязательно хоть на секунду, но задумался бы над её предложением. Однако сегодня он лишь недоуменно посмотрел на красавицу. Та, будто обжегшись, отпрянула, на секунду опустила длиннющие ресницы и вскинула их вновь:

— Мммм... Да, вижу, вам это сегодня вряд ли интересно.

Чуть задумалась, разглядывая его лицо.

— Простите, может, мне и не стоило этого говорить, но... Счастья вашей женщине! И, если надумаете когда-нибудь сделать ей королевский подарок, приводите её к нам. Впрочем, вас она и так, мне кажется, любить 

будет...

Пришла пора на секунду спрятать взгляд Ивану.

— Почему вы так думаете?

Девушка улыбнулась:

— Вижу. Женская интуиция, если хотите. Вас не всякая полюбит, но уж если да, то надолго. Даже навсегда.

Чуть помолчала.

— Хотя... Не обращайте внимания. Это во мне гены бабушки-цыганки проснулись. Но они редко просыпаются.

И с нажимом, уже забыв про своё «не обращайте внимания», добавила:

— Но, проснувшись, не ошибаются никогда.

Оглянувшись через плечо, она царственной походкой отошла от него в другой конец зала, а Иван, проводив её взглядом, тяжело вздохнул и пошел к выходу. «Стандартные отмазки... Вот и пойми этих баб. Шлюхой ведь работает, но при этом — красавица, умница, явно художественная натура и, судя по речи, очень недурственно образована. И работа эта ей ведь точно нравится... Впрочем, почему нет? Талантливая гетера важнее и полезнее любого из политиканов точно. Интересно, кем Ларка будет? » S е f а n .  г u — истории о любви, сексе и отношениях.

Он вдруг представил себе Лариску на месте этой девушки, и с неожиданной гордостью понял, что от Ларкиного предложения, пожалуй, сумело бы отказаться очень мало мужиков. А потом, уже с легким ужасом, и что Лариска в этой ситуации была бы более, чем на месте. Да больше того, ей бы это наверняка понравилось! «Вот те раз. Это что ж, Ларкина карма, по моему мнению,  — высококлассная блядь? Ой... Ну, нет. Блядовать пусть блядует, если захочет, не удержишь все равно. А нормальную профессию она у меня получит, причем такую, чтобы прокормила всегда. Без этого и классной блядью не станешь, ну кому нужна безмозглая блядь? Надо будет, кстати, подумать на эту тему, да и с Машкой-Ларкой поговорить, а то как-то у девицы, кроме секса и танцев, кажется, никаких склонностей».

Глянув на часы, он зашел в сияющий огнями витрины сексшоп. Последний раз он был в подобном заведении давным-давно, на заре становления этой индустрии в России, ещё вместе с обожавшей такого рода продукцию Катериной. Запомнилось ему тогда что-то очень маленькое, почти как табачный киоск, и довольно жалкое.

Но этот магазин, против ожиданий, оказался совсем не маленьким. Задумчиво пройдясь вдоль рядов выкладки, он понял, что наборчик, привезенный Лариской из Англии, вовсе не был чем-то выдающимся.

Встретился взглядом с двумя молоденькими и довольно симпатичными продавщицами, тихонько болтающими в углу. Те, было, вскинулись при виде завидного мужчины, но, заглянув ему в глаза, тут же успокоились: нет, этот занят прочно, кокетничать бессмысленно, кроме неприятностей, ничего не наживешь.

Немного погодя из подсобки вышла женщина постарше, похоже, хозяйка заведения. Быстро кинув на него точно такой же, как у девиц, взгляд, она все же сумела проявить профессиональную сдержанность и растянула губы в служебной улыбке:

— Здравствуйте! Что-нибудь подсказать? Да вы не стесняйтесь, не стесняйтесь,  — перешла она на доверительный тон,  — у нас тут как у доктора, либо откровенно, либо никак. Развлечься хотите или проблемы появились?

Иван усмехнулся: «Всем бы такие... проблемы», и тут же его взгляд упал на длиннющий двусторонний дилдо, родных братьев которого он не раз видел в порнушке. На фоне 

улыбающегося лица хозяйки мелькнули Машка с Ларкой, стоящие друг к другу попами и таскающие это приспособление взад-вперед, придерживая его посередине руками. Подумал: «Ишь, расфантазировался. Кажется, все их лесбийские замашки после моего пришествия кончились. Ну, или сегодня... кончатся», и усмехнулся. Стоящая напротив женщина тут же изобразила радость:

— Да, действительно, забавная игрушка, очень многим нравится. Вот, смотрите,  — она ухватила образец дизайнерской мысли с прилавка,  — можно играть вдвоем, а можно и одной, он прекрасно гнется. Ну, вы ведь меня понимаете, правда?

— Ещё как!  — рассмеялся Иван, и хозяйка радостно улыбнулась ему в ответ: клиент попался без комплексов, отпускать грех. ру

— Вот и отлично! И всего двадцать долларов, но, я вижу, вы у нас не последний раз, а потому для такого клиента не жаль и за пятнадцать. Вот, потрогайте: такая ласковая поверхность, это специальный материал, его только во Франции делают, мы прямо оттуда приво...

Иван осторожно отвел её руку:

— Нет, спасибо. Я вообще-то случайно зашел, жду, пока в спа мастер освободится. Но все равно благодарен, давно в таких магазинах не был, а у вас интересно...

— О, ну, ничего страшного, конечно, давайте посмотрим. У нас действительно масса интересного, вот, посмотрите сюда, пожа...

Иван покачал головой, извинился и вышел.

Хозяйка за стеклом двери проводила его немного раздосадованным взглядом и обернулась к так и сидящим в уголке девицам. «Так. Щас мокрощелкам будет на орехи, и поделом. Чего это сама бандерша должна клиентов принимать, когда они бездельничают? », хихикнул он и пошел в сторону местного общепита.

Перекусив, посидел ещё немного на ресепшене спа, пока в дверях, ведущих к камерам пыток, не появилось нечто, габаритами напоминающее старинный банковский сейф в полтора обычных человеческих роста.

Нечто не очень радостно окинуло Ивана взглядом, потом внимательнее вгляделось в его глаза, чуть слышно хмыкнуло и прогудело:

— Ну, привет... Так и быть, проходи.

После чего развернулось и, едва не снося стены могучими плечами, исчезло в глубине коридора.

Вид у Вадима при этом был хмурый, но Иван, прекрасно знающий, как выглядит по-настоящему рассерженный Вадим, расплылся в довольной улыбке и, резко встав, пошел следом за широченной спиной старого приятеля.

Как и полагается созданию таких габаритов, Вадим был не очень разговорчив. Пока Иван обнажался и укладывался на стол, он стоял у дальней стены, растирая по рукам масло, и профессионально разглядывал тело клиента.

Сняв плавки, Иван ухватил себя пальцами за почти незаметную жировую складку на животе и виновато поглядел на Вадима. Тот чуть заметно, но явно недовольно дернул плечом и мотнул подбородком на стол: ложись, мол, там разберемся.

Обойдя распростертого спиной кверху клиента кругом, мастер встал над его головой, возложил огромные, но очень осторожные пальцы на плечи Ивана и, слегка проведя ими по коже, хмыкнул:

— Ничего... Сколько у тебя времени?

Иван глухо ответил: «до полпятого», Вадим хмыкнул уже с большим энтузиазмом и приступил к обработке Ивановой тушки всерьез.

Около четырех мучитель выплеснул на охнувшего Ивана последний таз воды и принялся растирать его жестким 

полотенцем. Дошел до пальцев ног и, обрабатывая их, задумчиво уставился сначала на гениталии Ивана, потом на его лицо и опять на аппарат. Хмыкнул:

— Ты... После меня... По бабам?

Иван охнул:

— Блин, Вадька! Ну что у меня, на лбу дюралайтом выложено: вечером на бабу? По магазинам, пока тебя ждал, шарашился, так девки только посмотрят — и шасть в сторону: типа, не товар. Сейчас и ты туда же...

— Эх... Так да или нет?

— Вадька, ты ж слышал: я женился. Примерный семьянин теперь, блин...

Вадим вдруг громко гыгыкнул:

— Ага. Примерный... Семьянин... И что? У нас вон, по субботам одни бабы. Под мужиков готовятся. И замужних мало. Но есть. А тебя, кобеля, я знаю. Не просто по бабам, а на кого-то особенного лезть собрался. Не на свою точно. Хрен бы иначе пришел. py

Иван, пораженный необыкновенно длинной речью Вадима, аж приподнял голову:

— А... У... Блин... Ну, знаешь... Да... Как бы это...

Еще раз внимательно поглядев в глаза приятеля, Вадим удовлетворенно кивнул:

— Вставай в позу.

— Э-э-э...

— Раком, блин.

— Зачем?

— Намажу. Стоять будет так, что на сотню хватит. При желании. Без желания стоять не будет.

Иван секунду подумал. «Хрен его знает, что за гадость. Но Вадька дурного не посоветует, а мне... Мне, если сегодня их обоих урабатывать, не помешает... подкормка».

И, перевернувшись, выставил задницу к потолку. Вадим осторожно нанес слой какой-то довольно жгучей дряни на промежность, начал втирать, и меньшой братец, завозившись, привстал. На секунду движения пальца прервались, и Иван с бешенством рыкнул на непослушный отросток: «Ляг, сволочь! Оторву на хер! » Отросток свернулся в исходную, и Вадим возобновил легкие движения. Потом нанес второй слой и осторожно перевернул Ивана на бок:

— Все. Лежи. Действовать будет через час, сутки. Спускать не стремись, это спермы не добавляет.

И, кинув Ивану махровую простыню, отошел к окну. Отодвинул жалюзи, приоткрыл форточку и, достав почти невидную в его огромных лапах сигарету, принялся судорожно пускать на улицу дым.

Посмотрев некоторое время на ссутулившуюся спину друга, Иван осторожно произнес:

— Вадь... Ты-то... Как?

Спина пошевелила лопатками. Некоторое время спустя Вадим, не оборачиваясь, показал Ивану средний палец, пошевелив им в воздухе.

— То есть... Нормально?

Вадим кивнул и обернулся:

— Вань, не боись. Ксюха моя аж пищит...

И, усаживаясь на стол, широко, радостно улыбнулся.

— Ну да. С такими—то лапищами,  — засмеялся Иван и облегченно расслабился.  — Может, всё-таки..?

— Не-а... И так нормально. Ты ж мне тогда, когда бинтовал, сказал: не бзди, пока у мужика есть хоть один палец и язык — он для баб не потерян.

— Ну, да... А ты не верил.

— И не поверил бы. Если б не Ксюха...

— А Валька с Игорем как?

— Да растет Валька... Восемь уже. И Игорь.

— Девять?

— Осенью.

— И... как?

— Да как было. Моемся вместе. Валька раз меня спросила, почему у Игоря есть, а у меня нет. Ей Ксюха объяснила, как оно получилось. И все...

— Точно не хочешь в Москву? Военкомат раскрутим. А нет, так бабло и без 

них не проблема. Там сейчас из натуральных баб чуть не натуральных мужиков делают, уж с тобой-то... Яйца на месте.

— Ксюха говорит, не надо.  — Вадим вдруг засмеялся.  — С твоими, говорит, пальцами мне он зачем? Если нормально сделать, так порвет напрочь.

— Ну да, она у тебя женсчина миниатюрная... Как твои сосиски туда только лезут,  — засмеялся Иван, разглядывая раскрытые ладони Вадима.

— Расковырял...  — чуть смущенно улыбнулся Вадим, что при его комплекции выглядело удивительно трогательно.

— Ну, смотри.

— Смотрю... А ты-то как сподобился?

— Я-то? Повезло.

— Бывает...

— Ага...

Вадим с интересом посмотрел на опять чуть замявшегося Ивана. Ещё больше читай на sеfаn. гu

— Познакомил бы...

— К тебе пошлю. Ты ж дам пользуешь?

— Ещё как... Очередь на полгода. Тебя-то по блату. Я сегодня уже закончил давно...

— Знаю. Спасибо. Когда примешь?

— Как соберется — позвони. Найду время.

— А может, они у тебя уже бывали? Дорогу сюда точно знают...

Вадим опять поднял глаза:

— «Они»?

— Ну... да. Маша с дочкой...

— Мария... Их у меня штук шесть. Примету скажи...

— На шее, вот здесь,  — Иван показал на себе пальцем,  — родинка. Овальная, светло-розовая.

Вадим с уважением глянул на друга:

— И впрямь повезло. Штучная баба. Во всех смыслах. И дочка такая же. Последнее время совсем редко бывают. У меня. У Ольги — не знаю.

— Штучная, да...  — Иван, потянувшись, расплылся в блаженной улыбке.  — И дочка такая же, да... А что редко бывают, так я им дома спа устраиваю.

И хихикнул.

Вадим заржал в ответ:

— Кобель...

— Ну и кобель, ну и что. Не завидуй. Я ж те предлагаю...

— Отцепись. Мне Ксюхи хватает.

Чуть подумал, с сомнением посмотрел на Ивана и добавил:

— Пока.

— Ну, ладно. Надумаешь — звони. А я пошел. Женский, блин, праздник устраивать!

Засмеявшись в ответ, Вадим встал, рывком поднял Ивана на ноги и, удерживая под локти в воздухе, слегка встряхнул:

— Оно как?

— Уаууу... Вадька, как всегда после тебя. У теле легкость необыкновенная, и охота снять с кого-нибудь гору, да и зашвырнуть её подале!

— То-то!  — поучительно сказал Вадим и, поставив Ивана наземь, слегка подтолкнул к вешалке с одеждой.  — Пошел вон...

А когда Иван уже выходил, улыбнулся вслед:

— И... бабы... твои... Чтоб довольны были!

Слово «твои» им было тщательно подчеркнуто.

•  •  •

Загнав машину на стоянку возле подъезда, Иван поднял глаза на родные окна. Откинулся на подголовник, потянулся с улыбкой: «Черт, а ведь здорово получилось. В феврале я тогда поставил машину точно на это место, точно так же смотрел на эти окна и чего-то там боялся. Двух голых половозрелых баб, кажется. Что заебут, по крайней мере мозг. А они мне мозги если и ебали, то исключительно по поводу ебли самой натуральной, да и то только последние дни. Хотя, надо сказать прямо, ломался я, как деревенская целочка. И, кажется, честно сделал все, что мог.

Ну и, наверное, хватит. Если у Машки с Ларкой настроение не пропало».

Впрочем, мысли насчет настроения Машки с Ларкой были лишь дешевыми отговорками, что Иван прекрасно понимал,  — Ларискино терпение явно кончилось, а потому тянуть с неизбежным дальше 

означало получить в доме хронически злющую от недотраха девицу, что ни его, ни Машку не устраивало никак. Хотя ещё неизвестно, как бы себя чувствовала Лариска, если б они с Машкой сами, хоть и не говоря этого вслух, не хотели того же самого — и как бы не больше младшенькой.

Решительно выйдя из машины, он поднялся на этаж, сунул ключ в замок и вдруг почувствовал, что волнуется так, как не волновался с пятнадцати лет, когда вознамерившаяся лишить его девственности Клавка затащила его к себе и, раздевшись, пошла на него, хищно виляя жирноватой задницей. На секунду замер, трижды глубоко вдохнул и выдохнул, встряхнул плечами и повернул ключ.

Обе его женщины сидели в гостиной, на диване, с почти пустыми бокалами светлого сухого в руках, и, ехидно улыбаясь, глядели на него блестящими, возбужденными глазами. Лариска, как обычно, была полностью обнажена, а вот Маша...

Маша была в трусиках. Присмотревшись к низку подруги, он не заметил обычно видного сквозь полупрозрачную ткань края прокладки: налитые возбуждением нижние губки были видны до самого клитора, выделявшегося маленьким, но вполне заметным бугорком. «Черт... Может, тампон засунула? Какой «тампон», сроду она ими не пользовалась... Ну, значит, все. Попал. Сегодня я Ларискин... »

Как ни странно, но эта мысль его успокоила, и он, прекратив трястись, обвел дам не менее ехидным взглядом, чуть задержавшись при этом на Ларкиной порозовевшей физиономии и ощутимо напряженных сосках:

— И что празднуем?

— Что прааааазднуем...  — загадочно протянула Маша.  — Того без тебя не бууудет...

— Ну, так наливайте!

Лариска, едва не перевернув сервировочный столик, схватила стоящую на нем бутылку и, наклонив её над свободной рюмкой, попыталась налить в нее вино. По комнате разнесся отчетливый дребезг стекла о стекло, Иван с Машей, переглянувшись, расхохотались, Ларка, вскинув голову, обиженно уставилась на старших, и тут же была обласкана в четыре руки: Маша, изъяв у нее бутылку, слегка шлепнула дочку по попе, а Иван, обхватив Ларкину голову ладонями, чмокнул её в лоб, отчего младшенькая опять несуразно дернулась то ли к нему, то ли от него, прикрыла глаза, выдохнула сквозь сжатые зубы и, держа спину неестественно прямо, села на краешек дивана. Пришлось Ивану, наклонившись, чмокнуть её ещё и в губы. Лариска, открыв глаза, жалобно глянула на него снизу и, вздохнув, чуть расслабилась.

— Машка! Ты чего тут без меня с маленькой делала, а?

— Я? Рассказывала...

— Чего рассказывала?

— Мммм... Ну, как тебе сказать... Что мы с ней делать будем, когда ты придешь... Ты где шатался, кстати?

— В спа, у Вадима...

— Мммм... Умничка ты наш,  — Маша засунула руки под футболку Ивана и, глядя на него снизу смеющимися глазами, принялась почесывать его живот пальчиками.  — Чииистенький... Свеееженький... А с чего это вдруг, а?

— Дык... Предполагал!

Вадим искоса кинул хитрый взгляд на Ларку. Девица, приоткрыв рот, радостно уставилась на него и, выдохнув, заметно расслабилась. «Блять! Я-то думал, она траха боится. Эта сучка боялась, что его не будет! Ну, погоди у меня... »

А 

Ларка расслабилась настолько, что обрела связную — и при этом ехидную — речь:

— Дяяядь Вааань... И что... пред-по-ла-га-ли?

— А вот что мама рассказывала?

— Ой!  — Ларка, довольно хихикнув, откинулась на спинку дивана.  — Прям все, что рассказывала?

Иван якобы сердито посмотрел на Машу:

— Болтушка!

— Ну, болтушка, да... А то я тебя не знаю... Да и вообще, сколько можно... ломаться...

Лариска немедленно и решительно поддержала мамино заявление: «Да! Сколько? », и Иван, поглядев на, похоже, окончательно утративших стыд и совесть дам, тяжело вздохнул:

— И впрямь, сколько...

Выдохнул, хихикнул и ухватил бокал со столика:

— Да и черт с вами! Ну, Ларка? За тебя?

Ларка, подскочив, шутя вытянулась во фрунт, Маша тоже приподняла попу с дивана, но, посмеиваясь, покачала головой:

— А вот не здесь. Поехали-ка, ребята, к нам в спальню. За Ларку сегодня пить надо возле коооечки. Правда, Вань?

«Ну, Машка. Устроила целый спектакль, а... Но маленькая и впрямь уже все жданки прождала, вон, бесится натурально, дальше, если её всерьез не оприходовать, и впрямь мира в доме не будет. Довыебывался таки... Но, вообще-то, верно. Пусть младшенькая запомнит не только ощущения от хуя, а и обстановку... »

Однако вслух, хихикнув и покосившись на теперь уже чуть ли не подпрыгивающую от нетерпения Лариску, сказал:

— Ну-ну... Поглядим!

Лариска скорчила умильную рожицу, изображая несчастье, но в возможный облом не поверила.

И правильно сделала.

Столик, стуча колесиками, переехал в спальню, бокалы дам были долиты до краев, Иван, оглядев лица женщин, провозгласил тост «За любовь! », мягкое, но крепкое вино было выпито залпом, и женщины, наконец, подошли к Ивану вплотную. Тесно прижались к нему, осторожно чмокнули в щеки, Маша, стягивая с него футболку, потянулась вверх, Лариска, присев, сняла с него шорты и, обняв за бедра, уже почти по-хозяйски зарылась носом в пах. Но Маша подняла её на ноги: теперь они вдвоем прижали свои губы к губам Ивана, он начал отвечать, и Машка, чуть отстранившись, отдала его дочке полностью. А сама, обнимая их сбоку, запустила руку между ними и принялась ласково готовить к бою почему-то до сих пор лишь чуть привставший Иванов инструмент.

Целовались они с Лариской долго, самозабвенно, до тех пор, пока задохнувшаяся младшенькая, изгибаясь всем телом, не отвалилась сама и, порывисто запустив руку вниз, потрогала источник женской радости, сжатый вокруг ствола маминой рукой. Но он был все ещё не очень тверд. Открыв глаза, она отступила на шаг и с удивлением посмотрела сначала на маму, потом на дядю Ваню: старшие, переглянувшись, улыбнулись друг другу, Маша встала и, коротко обняв Ивана, чмокнула его в онемевшие после Лариски губы. Шепнула: «Пойдем... », мягко уложила его на кровать, чуть подвинула от края, ловко перелезла через него и, присев рядом, кивнула Ларке на край:

— Смотри...

Ларка присела, и Маша, глядя на нее шалыми глазами, приподняла любимую игрушку, опустила веки, тихонько поцеловала обнаженную головку и, не открывая глаз, медленно взяла её в рот. Ларка тихо ахнула, Маша, открыв глаза, подмигнула ей: мол, учись!  

И принялась тихонько играться с самым кончиком, то забирая его между губ, то выпуская, лаская языком и рукой. Закинув голову назад, Иван одной ладонью обнял Лариску ниже талии и принялся мять её попку, вторую руку запустил в Машины волосы и, тихонько постанывая, отдался женщинам полностью.

Как только инструмент налился силой, Маша, дважды плавно проглотив его до конца, беззвучно выпустила его изо рта и подняла глаза на Ларку:

— Поцелуй...

Нетерпеливо дернув взад-вперед бедрами, Лариска склонилась к бордовой от напряжения головке и осторожно, будто впервые, прикоснулась к ней губами. Иван, простонав чуть громче, вздрогнул и, переместив свою руку с Ларискиной попы на талию, потянул младшенькую к себе. Лариска вскинула затянутые сумасшествием глаза на маму и замерла: Маша, не меньше возбужденная, ухватила младшую за руку и потянула туда же, куда тянул её дядя Ваня. А Ларка, похоже, думала, что мама просто отойдет в сторону...

— Ну!

Это нетерпеливое Машино «Ну! » вывело младшенькую из секундного ступора. Издав неясный, экстатический звук, она вспрыгнула двумя ногами на кровать, сразу усевшись на корточки над ногами Ивана. Посмотрела ему в лицо, увидела улыбку и поощрительный кивок, кинула взгляд под себя, на удерживаемую маминой рукой мечту, и вдруг, вместо того, чтобы сесть на колышек, рыбкой плюхнулась на Ивана, да так, что Маша едва успела выдернуть из-под нее руку. Застонав, выгнулась, запустила руку за себя, нащупала твердый, теплый стержень и, прижав его к нижним губкам, резко свела ноги. Сделала несколько судорожных движений бедрами вверх-вниз, опять выгнулась назад, потом вперед, плотно прижалась к груди Ивана, обхватила его руками и одним мощным движением перевернулась на спину, увлекая дядю Ваню за собой. Закинула пятки ему на попу, сдвинулась чуть вниз, пошевелила бедрами из стороны в сторону, пропустив руку между их лобками, направила в нужное место член и, откинув голову назад, с громким стоном приняла, наконец-то, дядю Ваню в себя, сразу до самого конца, до слабенькой, мимолетной боли в глубине.

Сидящая рядом Маша тихонько ахнула, Иван повернулся к ней, ожидая чего угодно, но Машке было не до него: она, явно машинально работая засунутыми в трусики пальчиками между своих нижних губок, любовалась лицом наслаждающейся дочки. Улыбнувшись, Иван медленно двинул свой источник радости наружу. Ларка, застонав, подняла бедра следом, он ответил встречным движением, чуть качнувшись из стороны в сторону — и почувствовал, как пятки младшенькой, оторвавшись от его попы, отправились в свободный полет. Уже ничего не боясь, со всей дури вбил в нее кол, почувствовал, как куда более тесное, чем у Машки, влагалище сладко ответило по всей длине, медленно сдвинулся назад, ударил в глубину ещё раз, ещё раз, и еще — и Ларку закрутило в сильнейшем оргазме.

Тихонько выбрался из гостеприимной глубины и прилег рядом, по другую от Маши сторону. Не успел поднять на подругу глаза, как она, потянувшись через Лариску, лизнула его в нос:

— Вааанька... Пиздец...

— Ага,  — довольно ответил он и вдруг добавил:  — 

Не мешай!

Маша выпучила шалые глаза и, засмеявшись, отвалилась на место. А он приник к Ларкиным губам, медленно, нежно начав заново поднимать младшенькую к вершине наслаждения. Долго ему возиться не пришлось, губами Лариска ему ответила сразу же, а уже через минуту судорожно дрочила его член, и он поставил её на локти и колени, так, чтобы Машка видела, как он сейчас вдует дочке. Поняв все, Маша наклонилась вперед, нависнув лицом над Ларкиной попой, и, когда он, немного поиграв головкой на губках, не торопясь нырнул в глубину, азартно кивнула: так ее!

На этот раз он наслаждался Ларкиными прелестями много дольше. Младшенькая успела постоять на четвереньках, перевернуться и подставить ему свою главную дырочку в уже опробованной ими позе, потом, извернувшись, немного пососать стоящий вмертвую член, усесться на него передком, уложить дядю Ваню на спину и немножко попрыгать сверху, стоя сначала на коленях, а потом и на пяточках. Даже попробовала засунуть стояк себе в попку, но сморщилась: толстый, больно, и, не зная, что бы ещё изобрести, опять встала на четыре точки. Потянувшись вниз, Иван поработал внутри пирожка языком и пальцами, доведя Ларку почти до края, и снова вошел в её главную дырочку тем, чем положено. Ларка дернулась всего лишь раз и, задыхаясь, сползла с его члена вниз, распластавшись беспомощной лягушкой.

Иван остался стоять на коленях между её ног, с удовольствием рассматривая подергивающуюся женскую сущность и легко поддрачивая при этом член. Насмотревшись всласть, поднял глаза на Машку: подруга, приоткрыв рот, смотрела на них с восторгом.

— Вааанька... Ларка запомнит...

— Ещё бы...

— Чего стоишь-то... Ляг на нее сверху, засунь, полежи... Знаешь, какой кайф... Тяжеееелый... Внутри тяяянет... И горячо...

Все слышавшая Ларка, тихонько простонав, нетерпеливо повиляла попкой и чуть приподняла её, подставляя дырочку. Иван, улыбаясь, хмыкнул: ну точно Машка. И тут же получил от самой Маши чувствительный толчок вниз: не измывайся! Поймав подругу за шею, чмокнул в губы, но Маша, смеясь, выдралась и опять толкнула его вниз, к Лариске.

Раздвинув младшенькой ножки пошире, он, подставив одну руку, прилег сверху, второй рукой заправил кол в жадно ответившую глубину и, засунув ладони под сиськи, не только улегся на Ларку всем весом, но и, выгнув, прижал её к себе. Ларка под ним, сладко застонав, заерзала всем телом, заиграла попкой, сжимая и разжимая его инструмент, а он, отодвинув носом волосы с ушка, запустил язык в раковинку, чуть покусал мочку, сжал в ладонях сиськи, недолго, легко поиграл бедрами, и Ларка, засучив в воздухе пяточками, жалобно заныв, опять улетела туда, куда мечтают почаще попадать все женщины.

Иван, несколько удивленный такой её скоростью, сказав «Пффф! », опять улегся на нее сверху. Прижал губы к ушку, смешливо прошептал:

— Ну, как?

Ларка ответила дрожащим, задыхающимся «Вввау... » Иван чмокнул её в ушко ещё раз:

— Не раздавил?

— Неееет... Аууу... Дадь Вань, ещё раз сделайте...

Иван, засадив член поглубже, немного повращал бедрами.

— Так?

— П-поближе... Ааух... Дааа... Дааа! Аууу! Ммм...  

Аууу! Аааа... вынь... еп... Ыыых!

Иван выдернул член из пещерки и чуть приподнялся на руках, давая Лариске возможность пережить очередной бурный оргазм. Пока она, вздрагивая, билась об него то спиной, то попой, он повернул голову к Маше и вопросительно посмотрел на подругу. Та, не выпуская одной руки из трусиков, восторженно покачала головой и показала ему оттопыренный вверх большой палец. Он улыбнулся:

— А ты чего сидишь? Скидывай трусики, ложись рядышком... Такая же будешь!

Маша, потянувшись, благодарно чмокнула его в нос, шепнула: «Нееее... Ларкин день! », и шлепнулась на место. Иван с деланной усталостью вздохнул:

— Ну, Ларкин, так Ларкин,  — и осторожно попробовал зайти пальчиком в вагинку жертвы. В щелке яростно хлюпнуло, жертва, ахнув, дернулась, и он понял, что низок у Лариски из-за сверхчувствительности пока к делу непригоден. Провел теми же пальцами по губам младшенькой: Ларка, пошевелив носиком, жадно раскрыла рот и принялась, громко чмокая, их обсасывать. Чуть растягивая Ларискин ротик пальцами, он оглянулся на Машу: подруга, облизываясь, поглядывала на его торчащий член. Он кивнул ей на свой низ головой, Машка чуть дернулась привычно, но остановилась и перевела взгляд на чмокающую Ларкину физиономию. Вздохнула, переступила коленками, облизнулась и, достав вторую руку из трусиков, ухватила дочку за плечи, потянув её к

— А ну-ка, котенок, смотри, что у дяди Вани есть!

Чмокнув на пальцах Ивана в последний раз, Лариска приоткрыла глаза. Прямо перед ними чуть подрагивала розовая, мокрая, очень аппетитная головка. С энтузиазмом сказав «Ы! », младшенькая подняла голову, глянула на дядю Ваню — тот в ответ с улыбкой чуть подал бедра вперед, почти коснувшись кончиком источника радости её губ,  — и оглянулась на сидящую за спиной маму. Маша, уже опять запустившая пальцы в трусики, засмеялась и толкнула её свободной рукой вперед и вниз:

— Че смотришь? Вкуснятина, ага... Пользуйся, пока дают... И вообще, долго я вас подпихивать буду?

Кивнув, Ларка повернулась к игрушке. Ухватила её двумя руками у основания, приподняла, закрыла глаза, набрала в грудь воздуха, и плавно наделась ротиком на член, сразу достав губами до своих пальцев. Снялась, выдохнула, не переставая дрочить член двумя руками, обернулась к маме опять:

— В-вкусно...

Маша засмеялась: «Еще бы! ». Иван шутливо цыкнул на подругу, взял Ларискину голову в ладони и, решительно развернув её мордочку к себе, ткнул губами в объект. Ларка опять сказала «Ы! » и проглотила на этот раз чуть меньше четверти инструмента, обняла его кольцом напряженных губ и стала безо всяких изысков двигать головой взад-вперед, гоняя шкурку. Иван, убедившись, что в его руководстве младшенькая более не нуждается, потянулся через её голову к Машке, ухватил подругу за соски, Маша пискнула, закрыла глаза, выгнулась, но тут же, взяв его ладони в свои, переместила их на сиськи Ларки. Откинулась на место и, смеясь, погрозила ему пальчиком: не хулигань! Иван фыркнул: ну и подумаешь, и, подхватив снизу, принялся разминать немного более плотные, чем Машины, груди младшенькой.

Какое-то время были слышны 

только довольные Ларкины причмокивания, потом сквозь них прорвался тихий стон Ивана. Остановив Лариску, он, облизываясь, посмотрел на Машу:

— Щас кончу...

Машка, энергично закивав головой, положила руку на голову Лариски, но младшенькая, дернувшись, скинула помеху. Открыв невидящие глаза, удвоила усилия, зачмокала, заметала волосами, и, наконец, руки Ивана переметнулись на Ларкину голову, он сделал несколько плавных движений бедрами, остановился и, глядя на Машу из-под полуприкрытых глаз, выдал Ларке семь таких порций сока любви, что Ларка, закашлявшись на четвертой, выпустила его естество изо рта. Следующая струйка животворящего жемчуга попала ей на щеку, но Лариска, не заметив этого, так толком и не прокашлявшись, снова ухватила губами головку и, шумно дыша носом, громко чмокая, принялась высасывать из нее остатки лакомства.

Тут же позади нее раздался мамин стон. Откинувшись на спину, разбросав ноги, Маша кончала, так и не сняв трусиков. Лариска, судорожно глотая, оглянулась на нее, потом подняла глаза на дядю Ваню, шумно вздохнула, опустила глаза вниз, сжав кулачок, провела им по колышку к себе, будто пытаясь выдавить из него последние капли, вдохнув, тихонько коснулась кончика губами — и, хрипло выдохнув, отвалилась назад, упав на спину рядом с мамой.

Усевшись на пятки, Иван почесал ослабший агрегат и довольно оглядел своих женщин. Раскрасневшаяся Лариска лежала, расслабленно вытянувшись во весь рост, закинув руки за голову, часто дыша и облизывая улыбающиеся губы, и глядела на него блестящими глазенками из-под полуприкрытых век. Жемчужного потека на своей правой щеке младшенькая, похоже, так и не замечала.

Лежащая рядышком Маша была в куда как большем тонусе: голова закинута назад, глаза закрыты, одна рука на быстро вздымающихся грудях, ладонь второй ищет что-то на животе, правая нога вытянута, левая согнута в колене и, постепенно замедляясь, плавно ходит из стороны в сторону, то открывая, то закрывая ему вид на промежность, укрытую насквозь мокрыми в этом месте трусиками.

Улыбнулся: «Ну, вот. А я ещё боялся, что вдвоем они меня заебут насмерть. Пока что вон, обе красавицы на ближайшие полчаса только дышать смогут, а я ещё хоть куда! Даже и проще: Ларке только присунь по-взрослому, она тут же в аут, а Машка так и вообще, кажется, на нас с ней глядя кончает так, что лучше и не надо... »

В глубине души он прекрасно понимал, что и Ларка под ним кончала так быстро только потому, что измучилась ждать, пока он победит свои комплексы, а мама действительно смирится с неизбежным, и что сама Маша вприглядку, конечно, тоже кончает, но именно «тоже», и количество его трудов это если и сокращает, то ненамного, подруга все равно потребует своё. Да и вообще от того, что он трахнул Ларку всерьез, ни для кого, кроме самой Ларки, ничего не изменилось, да и для нее по сути немногое, и за те годы, что им втроем предстоит ещё прожить, может ещё случиться все, что угодно.

Но сейчас, глядя на так и не прекращающую облизываться Ларку 

и наконец опустившую ногу, медленно успокаивающую дыхание Машу, думать всерьез Ивану не хотелось совсем. Уж больно приятое зрелище было перед его глазами. Вот только...

Озабоченно покачав головой, он потянулся к Маше, аккуратно зацепил пальцами резинку трусов и потянул мокрую тряпочку к коленям. Машка, не открывая глаз, уркнула что-то, вроде, протестующее, но тут же, не сдержавшись, чуть улыбнулась и, насколько хватило сил, приподняла попку. Трусики полетели к двери, Иван, наклонившись, чмокнул Машку в нижние губки и, чуть раздвинув женщин бедром, улегся между ними на спину.

Лариска, сладко потянувшись, немедленно перевалилась на бок, закинула коленку на бедра дяди Вани и притерла щеку к его груди. От её физиономии в нос Ивану попал очень знакомый запах, и он, улыбаясь, одним пальцем снял с мордочки младшенькой потек своего сока. Поднес палец к Ларкиному носу, та, закрыв глаза, втянула запах и лениво сказала «Ам! », но Иван отдернул руку.

Повернув голову, поднес перемазанный палец к носу Маши. Подруга, очень похоже на Ларку пошевелив ноздрями, лениво приоткрыла ротик, он смазал белую, чуть комковатую пенку с пальца на её губы, Машка лениво облизала их и, не открывая глаз, проворчала:

— Угу... И это все, что мне теперь будет доставаться...

Иван, почувствовав, как мимолетно напряглась на его боку Лариска, выпучил глаза и, заржав в голос, притянул Машку к себе. Поцеловал куда-то в скулу и, задыхаясь от смеха, выдавил:

— Ну, даешь... Ещё с Лариской подеритесь...

Услышал, как, расслабившись, засмеялась Лариска. А Маша, ещё слабая после оргазма, тихонько улыбнулась в ответ, накрыла горстью Иванов агрегат и, показав дочке язык, захихикала:

— Беее! Вот, больше не дам! Мое!

Лариска, положив свою лапку поверх, успокаивающе погладила мамину ладонь:

— Да, твое, твое, чье ж ещё. Я тут так, чтобы вам веселее было!

Старшие, переглянувшись, рассмеялись опять. Навалившись на Ивана сиськами, Маша чмокнула дочку в нос:

— Веселушка, блин! Ой, Ларка... Хоть понравилось?

Ларка потерлась щекой об грудь Ивана.

— Ыыых... Поняла, чего ты так пищишь, когда под дядей Ваней корячишься...

Старшие опять засмеялись. Ответил Ларке Иван, с деланной укоризной:

— Почему обязательно «под»? И «над», и «рядом», и ещё много как! Ты вон как сейчас вертелась, а? Мама не хуже!

— Вертелась, да...  — Лариска, вдруг озадачившись, отлепилась от дяди Вани и, отведя коленку в сторону, полезла пальцами в низок.  — Так и есть... Вертелась-вертелась, а толку с вас, дядя Ваня, ни-ка-ко-го!

— Ах, ты!  — Иван, засмеявшись, потянулся к Ларискиной попке.  — Вот больше не буду, узнаешь! Все маме, и только маме! Ты сколько раз сейчас кончила, а?

Ларка пренебрежительно отмахнулась:

— То ли два, то ли три... А, неважно, я с вами всегда быстренько и хорошо. Хотя...  — тут Ларка покосилась на удобно устроившийся в маминой руке полунаряженный инструмент дяди Вани,  — с ним тоже интересно...

Облизнулась, хихикнула и продолжила:

— Особенно, когда спускает! Мам, дядя Ваня первую дозу всегда так сильно дает?

Маша, расслабленно лежащая по другую от Ивана сторону, чть пожулькала в пальцах головку члена, покосилась на него и 

довольно промычала: «Угу». Пошевелилась и смешливо добавила:

— Я поначалу иногда аж захлебывалась. Ты смотри, если Ванечка первый раз за день тебе в ротик кончать будет, то язычком ему дырочку вот так,  — и она показала пальцами, как именно следует это делать,  — прикрывай, тогда хорошо... А то сразу в горло, и закашляешься, и вкуса никакого. А во вкусе самый смак... И вниз тоже ниче... Попробуй как-нибудь, чуть выпусти его из глубины, чтобы в матку выстрелило. Прияяяяятно...

Потеревшись головой о грудь Ивана, она промурлыкала что-то удовлетворенное и прикрыла глаза, явно намереваясь спокойно восстанавливать силы дальше, но Ларка заинтересовалась техническими вопросами:

— Мам, а в попку?

— Ну что... в попку и в попку... Попробуете потом... Тебе, может, вообще не понравится...

— Не, я не про то. Когда кончает?

— Когда кончааает... Когда в попку...  — тут Маша пошевелила предметом обсуждения, и Лариска немедленно повторила движение за ней,  — кончааает... то чем глууубже, тем лууучше... Только, если в попку соберетесь, промой её сначала... И потом дяди Ваниного дурака никуда не пускай, пока не вымоет. Или сама вымой... Ванечка лююююбит, когда я его дурака мою... Только нежно...

— Само собой, мам,  — опять хихикнула Лариска и, перескочив на коленки, чмокнула торчащую из маминых пальцев головку.  — Как можно! Он у нас один... Ой, дядь Вань! А мама-то вам надрочила, уже стоит почти совсем...

Маша сжала колышек чуть посильнее, убедилась, что Ларка права, хмыкнула и, заулыбавшись, убрала руку — мол, к вашим, Ларик, услугам, и никак иначе. Лариска немедленно прихватила освободившуюся игрушку руками и, держа глаза в паре сантиметров от кончика, принялась медленно гонять шкурку.

Приподняв голову, Иван некоторое время наблюдал за процессом, а потом, чуть развернув Ларискину выставленную вверх попу, запустил пальцы в её пещерку, за что получил от младшенькой благодарный взгляд. Засмеялся:

— Все же вы, бабы, эгоистки конченые. Как вам лучше, обсудили, а как мне? Или совсем неинтересно, а? Ещё и обзываете его всяко. Дурак вам, видите ли...

Он слегка лягнул бедром Машку, но подруга только улыбнулась чуть пошире, даже не подумав хотя бы открыть глаза. Тогда он запустил в Ларкину сущность второй палец, положил большой ей на кнопочку счастья и ощутимо сжал щепоть. Младшенькая, радостно пискнув, ответно сжала в кулачке член и повернула к нему возбужденную мордочку:

— Ай, дяяяядь Вань...

— Чего «ай»?

— Хорошооо...

— Знаю, что хорошо. А кто только что говорил, что толку нет?

И чуть повертел большим пальцем, отчего Лариска, прикрыв глаза, закинула голову вверх и шумно задышала.

— Э-э-э, нет, родная... Этак у нас разговора не выйдет, да?

Ларка смешливо пробормотала: «И не надо», но дядя Ваня, прекратив ласкать кнопочку, засунул два пальца чуть глубже:

— Нет уж, за базар отвечать надо! Что не так?

— Ыыыы... Дядь Вань, не так глубоко...

— А по делу?

— Так и я по делу... К самому входу, дядь Вань...

И сама потянула бедра чуть вверх, снимая свою глубину с пальцев.

— Вот тууут, да...

— Что «тут»?

— 

Не так...

Иван, вдруг посерьезнев, осторожно пошуровал пальцами, присматриваясь к Ларкиной реакции.

— Что тут не так? Больно, маленькая?

— Неееет... Неужели не чувствуете?

— Дык... Вроде все, как обычно...

Лариска, фыркнув, снялась с дяди Ваниных пальцев и уселась на пяточки.

— Вот именно! Как обычно! А должно быть?

Дядя Ваня, покосившись на наконец открывшую глаза Машу, потряс головой:

— Ларка, загадками разговариваешь...

Завалившись на попку, Лариска раскинула ноги только что не на шпагат, выпятила низок, раскрыла пальцами одной руки блестящий от смазки низ щелки и, зацепив указательным пальцем второй руки вредную пленочку, оттянула её вперед.

— Ыыыы...

Выпучив глаза, Иван протянул руку и, потыкав пальцем в выпяченное место, поднял глаза на Ларку:

— И... чего? Ты туда что только не толкала, и ждала, что от моего она растворится, что ли?

Тут из-за его спины подала ехидный голос Маша:

— Ларк, так это ж отлично. Трахайся сколько хочешь, с кем хочешь, когда хочешь и как хочешь, а потом мужу покажешь: вот, гляди, ты у меня первый... Мне такой лафы и близко не было!

Лариска, отпустив нижние губки на волю, скорчила презрительную физиономию:

— Ты ещё пещерных людей вспомни. Нынешние мужики, если целка, так и связываться не будут. Мол, чего она умеет, егозня одна...

И пригорюнилась. Машка съехидничала опять:

— Ну, не надо, так и не говори. Мало ли, что там у нас за складочки бывают. Тебе бы не сказали, так ты бы, Вань, понял, что это за фигня?

Иван засмеялся: «Вряд ли», но Ларка, похоже, относилась к проблеме всерьез:

— Эх... Ничего-то вы не понимаете. Это не для мужиков, это мне самой надо... Дяяядь Вань, ну сделайте меня женщиной, а? По-нормальному!

Елозя попой, переползла ближе к Ивану, вытянулась на животе, уложив подбородок ему на живот, и принялась поглаживать лапкой:

— Ну дяяядь Вань...

«Тьфу ты... Вот ещё проблема на мою голову. Ну, сделаю, раз это Ларке важно. Вот только как... Пальцами зацепить, да и на себя? А покалечу? Внутрь давить надо, так физиологично, как доктора говорят... А чем? Ну и возбудить Ларку сначала надо до подпрыгивания, иначе больно ей будет... Ладно. Сначала — отмазка, а там придумаем».

— Ладно, Ларик, ладно. Мне ты в любом виде нравишься, хоть с целочкой, хоть без, но, раз для тебя это важно... Кстати: я эту твою дырочку,  — он похлопал младшенькую по низу попки,  — ещё, собственно, толком и не распечатал.

Ларка непонимающе прибавила глаза и тут же, догадавшись, довольно заулыбалась:

— Ну, да... Вот когда спустите туда, тогда и... Можно считать, пуск в эксплуатацию состоялся...

— Вот именно!  — торжественно ответил ей Иван и тут же почувствовал, как Маша незаметно для Лариски приласкала лапкой его бок. «Так. Одобрямс, значит. Ох, Машуля, останешься ты у меня сегодня с одной приглядкой, без сладкого совсем... Ну, ничего. Мы с тобой своё возьмем! »

Вздохнул, разочарованно посмотрел на опавший без женского присмотра член и продолжил:

— Только вишь, какое дело...  — кивнул он на свой пах головой,  — перекур требуется. С перекусом. Кушать 

хочешь, маленькая?

Ларка, перевернувшись набок, задумчиво почесала свой живот и с некоторым удивлением ответила «Ага... » И сразу же запотягивалась Маша:

— Ну да. А то ишь, разыгралась. Лишь бы трахаться, а мужика сначала покормить надо, потом за х... тьфу! Ну, ты поняла...

— Ага, мам. Только никакое он не «тьфу»,  — ответила Ларка, принявшись любовно, одними подушечками пальцев оглаживать источник женской радости.  — И никакой не «дурак». А очень даже умный, красивый и лаааасковый... Вон, у него и голова есть... розовенькая... с глазиком...

Засмеявшись, Иван отогнал увлекшуюся младшенькую от своего самого ценного места, да и Маша, поднявшись, уже ждала её у выхода из спальни. Чмокнув напоследок дядю Ваню в губы, Ларка вспорхнула с кровати, и женщины подались на кухню.

•  •  •

Оставшись в одиночестве, Иван заправил на место шкурку, стянутую с его нижней головы Лариской, почесал агрегат и удивился пришедшему снизу необычному ответу. Обычно меньшой братец достаточно четко сообщал, что ему хочется: бабу, поссать, или чтоб оставили в покое. Даже и промежуточные состояния, вроде «мне плевать», были редки.

Еще раз почесав причиндал, он, так ничего и не поняв, хмыкнул и, решив, что это дело лишним точно не будет, отправился в туалет. Не всерьез отлил, сполоснул под краном руки и приятеля, вышел в гостиную, и услышал с кухни весьма аппетитные звуки.

Тихонько зашел туда. Маша с Лариской его не заметили, и он остановился в дверях, любуясь стоящими к нему попами, плечо к плечу, дружно работающими и при этом над чем-то тихонько посмеивающимися дамами.

Дождался двух очень похожих, ласковых взглядов, подошел к женщинам сзади, обнял их за плечи, получил дружное «Мурррр! » и повел руки вниз, по бокам, по бедрам, на попки, потом ближе к себе. Нырнул пальцами между бедер, почесал щелки. У Маши было сухо, и она, не отрываясь от дела, привычно потерлась затылком о его плечо.

А Лариска вдруг замерла, ахнула, со стуком выронила нож, зажмурила глаза и присела. Его палец провалился в мокрую глубину, задел там что-то такое, отчего младшенькая выпятила попку и, выпустив воздух сквозь сжатые зубы, оперлась руками об стол, и он вдруг ощутил, как приятель неудержимо встает, а его всего начинает буквально трясти от желания так, как трясло считанные разы в жизни.

Почувствовав, что происходит рядом, Маша повернулась к нему лицом, их взгляды встретились, подруга, увидев его глаза, понимающе и даже чуть испуганно опустила ресницы. Он хрипло прошептал:

— Знаете что, девочки? А ведь перекус может и того... подождать...

Прикрыв рот ладонью, Маша неуверенно ответила: «Может... », но Ивану было уже не до нее. Прижавшись к младшенькой сзади, он повернул её лицо к себе и впился губами в её губы. Ларка ответила не безвольными губами, всем телом, и он подхватил её на руки.

В спальне ему на глаза первым попалось кресло, на котором Машка обожала принимать от него оральные ласки. Он усадил туда полубессознательную Лариску, разложил её ноги по подлокотникам, упал перед младшенькой на колени 

и кинулся губами к её пульсирующему цветку. Коснулся ими торчащей из-под капюшончика пуговки клитора, Ларка, подбросив бедра, взвыла, и он нырнул в нее сразу двумя пальцами, а потом, боясь, что Лариска кончит, а он так и не успеет сделать то дело, ради которого он её сюда положил, добавил третий. Но влагалище, принимая его, только жадно хлюпнуло, и следом нырнул мизинец, а потом и большой, он начал резко, толчками забивать сложенные лодочкой пальцы все глубже и глубже, а Ларка тихонько завывала в такт, беспорядочно дергая бедрами, животом, грудью, всем телом, потом большой палец возле самой последней костяшки уперся в эластичную, но ощутимую преграду, он чуть повернул ладонь, надавил — и преграда исчезла, а Ларка этого, кажется, и не заметила, продолжая биться низком об его руку, пытаясь принять его кулак, как Машка, полностью, и Иван с трудом остановил себя. Нет, нельзя, не рожала, порву...

Вытащил руку, мельком глянул на костяшку, увидел небольшое, меньше ногтя, пятнышко крови, и опять кинулся к Ларкиной прелести лицом. Раскрыл бутончик, приблизился вплотную, и лишь тогда увидел на пленочке скрывшийся в розовых складках разрыв с краями, покрытыми начавшей уже запекаться кровью. Несколько раз провел по нему языком, зализывая, и вдруг почувствовал, что у него самого бедра трясутся уже не хуже Ларкиных, а в голове происходит и вовсе что-то страшное.

Зарычав, подскочил на ноги, подхватил Ларку, развернулся и, едва не столкнувшись с испуганно шарахнувшейся в сторону Машей, бросил младшенькую лицом на кровать, навалился сверху, смял ладонями груди, вошел — и сразу, не успев даже хлопнуть лобком по Ларкиной попе, взорвался семенем. А Ларкино лоно продолжало мощно, судорожно сжимать и отпускать его инструмент, и он сделал ещё несколько резких, во всю силу движений, до тех пор, пока Ларка, захрипев, не напряглась вся, а потом медленно, продолжая дрожать внутри, расслабилась.

Поднял голову, увидел рядом с кроватью испуганную Машу, не выходя из Ларки, грубо схватил её за руку:

— Иди сюда, мать твою!

Маша безвольно подчинилась, он, кажется, едва не перекинул её через Ларку на середину кровати и, с хлюпанием вывернув елдак из младшенькой, навалился на старшую свою женщину сверху. Расшвырял подруге колени, засадил, начал двигаться точно так же, как в Ларке, грубо, мощно, не обращая на реакцию Маши никакого внимания, лишь чувствуя, что все будет хорошо, потому что подруга, глядя на них с Лариской, намокла так, что лучше не бывает, и сейчас не нужны никакие изыски, и нежность не нужна, сейчас мы два совокупляющихся животных, и это великолепно, потому что бывает редко, и кончается всегда хорошо. А Машка, поначалу, повернув голову к Ларке, лежавшая бревном, после первого же Ларискиного неуверенного шевеления вдруг закинула голову назад, обняла его всеми четырьмя, и стала отвечать, да так, что он, испугавшись ей что-нибудь порвать, даже снизил мощь своих ударов. Потом чуть приостановилась, простонала что-то невнятное, столкнула его с себя и, перевернувшись, встала 

на четвереньки.

Пока она переворачивалась, пока, тяжело дыша, чмокала Ларку, пока он пристраивался сзади, морок в голове немного рассеялся, и, встав за Машкой на колени, он был уже более или менее вменяем. Посмотрел туда, где только что побывали Машины губы: младшенькая лежала по-прежнему на животе, щекой на простыне, но из-под полуприкрытых век уже выглядывали блестящие глазенки, а на губах удобно разместилась довольнющая улыбка. «Ну да, радости сегодня — полные штаны. Выебали, целку дурацкую порвали, теперь вот родители ещё и цирк устраивают. С конем»,  — весело подумал он и подмигнул. Лариска, приподняв голову, уставилась на нетерпеливо вздрагивающую мамину попу. Ухмыляясь, Иван, чуть отодвинувшись назад, чтобы Лариске было видно, одной рукой грозно повертел член в воздухе, второй рукой зафиксировал мишень и, преувеличенно размахнувшись бедрами, со смачным звуком засадил кол в Машину пещерку. Лариска, опуская голову на место, довольно хихикнула, Машка, подыгрывая, ахнула, он, качая попой из стороны в сторону, пошел назад, невольно сравнил ощущения — «да, тут посвободнее будет, но роднее», и, уже на чистой технике, в две минуты довел Машу до вибраций и неясных всхлипываний. Порадовался: «Молодец баба! Только что дочку на её глазах целки лишили, другая бы способность кончать навсегда потеряла, а этой хоть бы хны», аккуратно снял её с инструмента, уложил на простыню и, тяжело дыша, откинулся на пятки.

Дамы, лежащие перед ним на животах, Машка со все ещё чуть вздернутой кверху попой и тяжело дышащая, Ларка — уже совсем расслабленная, глядели друг на друга и радостно улыбались.

Иван не менее довольно, чем они, вздохнул, и Лариска, приподняв голову, повернулась к нему:

— Дяяяядь Вань...

— М?

— Целка... всё?

Иван, улыбнувшись, кивнул:

— Не больно было?

— Нееее... Я в полете была... Вроде, что-то там,  — Лариска пошевелила попкой,  — как щелкнуло, что ли... И все...

Маша медленно перевернулась на бок.

— Ларк... Покажи...

Но Лариска закокетничала:

— Мааам... Ну оклематься дай...

Вышло забавно, и Иван с Машей дружно хихикнули. После чего Маша, протянув руку, поправила дочке волосы:

— Ну и ладно... Поздравляю с официальным вступлением в женский клуб... Только технику безопасности подучи, а то ведь сейчас блудить начнешь... Вы сейчас такие, свободные...

Ларка фыркнула:

— Задолбали с этой «техникой безопесности». Все я знаю... И мне блуд зачем? У нас дядя Ваня есть... Вон, как хорошо с моей целкой разобрался...

Последние слова она произнесла уже лежа на спине, сладко потягиваясь и почесывая то место, где только что произошли принципиальные изменения. Маша, скептически покосившись на нее, с просыпающимся обычным ехидством уставилась на Ивана:

— Технично, ага...

Иван скромно потупился и повозил по простыне пальцем:

— Ага... Я вот и думаю, не пойти ли в профессионалы. Это как специальность называется: «дефлоратор», да?

Женскому возмущению не было предела, и дамы, только что лежавшие перед ним в полной расслабленности, подскочили, дружно завалили Ивана на середину кровати и, растянув его крестом, принялись кусать за бока. Пока не встретились физиономиями в одной точке,  — той, куда их, похоже, привел инстинкт. Но трогать репер 

не стали: переглянулись, захихикали и, похожими движениями почесав животы, выпрямились, отпустив при этом жертву.

— Ох, Ванька... С тобой не затрахаешься, так с голоду помрешь. Пошли, Ларка, подмоемся, да все же на кухню?

Ларка с сожалением посмотрела на то место, над которым только что были их с мамой физиономии, и, хотя ничего особо аппетитного в этот момент там не было, разочарованно вздохнула:

— Пойдем...

Проводив их глазами, Иван про себя хихикнул: «Вторая попытка. Маленько подождать, да опять устроить им незачет? Ладно... Зачем мне голодные бабы, да и самому уже не грех и пожрать. А в пизденки друг другу за моим соком уже не лезут, разбаловались! »

Уселся на краю кровати, радостно потянулся, оттянул шкурку на мокром, приятно чешущемся елдаке, помахал головкой в воздухе, охлаждая её после перегрева, и засмеялся: «Что, поработал, братан? И где тебе больше понравилось? Обе хороши, каждая по-своему? Ну да, верно. То-то, а ты в Ларку ещё боялся залазить, бестолковый... Надо было, чтобы мы с Машкой не просто смирились с неизбежным, но сами захотели его, а Ларка извелась от желания? Ну, тоже верно. Вроде, не передержал ни младшенькую, ни старшенькую, все как само собой случилось. Счас только Ларку надо будет в рамки загнать, чтоб, своё получая, нам с Машкой не мешала. Управимся, девка умная, может, даже и сама себе рамки поставит. Но это потом, а сегодня в усадьбу не поедем. И завтра не поедем, и спим сегодня втроем, и — трахаемся, трахаемся, трахаемся! До усрачки, как с Машкой в феврале, и чтоб все трое запомнили! Сейчас поедим, и дальше полетели. Ты как, братан, готов? » Ищи через Яндекс "сефан рассказы" и читай без регистрации.

«Братан» отреагировал более, чем положительно, в благодарность Иван пару раз его вздрочнул и, не дав подняться окончательно, осторожно опустил между ног.

«Молодец Вадька. И впрямь, по первому требованию торчать начинает. Ну, бабы, держитесь! Заласкаю! А, кстати, где они? »

Пойдя на шум воды, он обнаружил своих дам в ванной. Ларка, сидя на краю джакузи, удерживала пальцами свою нижнюю прелесть в раскрытом виде. Перед ней на корточках сидела Маша и осторожно, несильной струей отполаскивала дочкин пирожок. Судя по блаженной мордочке, дочка чувствовала себя если не на седьмом, то где-нибудь на пятом небе точно, причем довольно давно.

Остановившись в дверях, Иван тихонько кашлянул. Маша обернулась к нему с весьма озабоченным видом:

— Пришел... Полотенце дай!

Ларка, открыв глаза, недовольно проурчала, но Маша не обратила на это никакого внимания. Осторожно промокнув розовые складки, она расправила их пальцами и поднесла лицо почти вплотную. Рассмотрев подробности, хмыкнула:

— Ага, все...  — и обернулась через плечо к Ивану.  — Вань, ты ей сколько сюда запихал?

Иван, улыбаясь, показал ей сложенную щепотью ладонь и провел второй рукой по последней костяшке большого пальца. Маша сказала «Ой! », повернулась к Ларкиной прелести, вздохнула, чмокнула дочку куда-то возле клитора, отчего Ларка опять закрыла глаза и блаженно вздохнула. Проворчала:

— Изодрал все, как есть, варвар! Давай крем...

Ларка, не открывая глаз, почесала указательным пальчиком между 

мамиными пальцами, хихикнула и пробормотала: «Ну уж, все. Если бы все... » Маша подняла голову, тоже хихикнула, сказала «Тьфу! », отпустила Ларискину промежность, ласково пробормотала: «Блядешка! » и шлепнула Лариску кончиками пальцев по ещё не совсем закрывшемуся сокровищу. Ларка расплылась в улыбке и повела бедрами из стороны в сторону, всем своим видом показывая: «Да! Ну и что? », в ответ на что старшие засмеялись уже вместе.

Царапинка в Ларискиной вагине была смазана поданным Иваном кремом, Лариска, после некоторого пассивного сопротивления, поставлена на ноги и со словами: «Брысь на кухню, я сейчас! И на письку тебе мораторий! На... на... Ну, в общем, на пока! », изгнана мамой из джакузи.

Неуверенность Маши в сроке моратория вызвала ржание уже Ивана с Ларкой, в результате Лариске перепал от мамы шутливый шлепок. Пискнув, она дернулась вперед и влетела в Ивана, была обнята, приподнята, чмокнута в губы, в результате как-то сразу обмякла до того, что на ноги Иван ставил её уже с большой осторожностью, и даже, поставив, немножко придержал за плечи. Увидев, что младшенькая открыла глаза, он отпустил её, держа руки наготове, но Ларка, чуть покачнувшись, устояла. Открыла глаза, утробно проворчала: «Ну вас. Жрать охота! » и, улыбаясь, выбрела из ванной.

Иван обернулся к Маше, пристраивающей наконечник шланга в свой низок. Смеясь, протянул руку:

— Дай, помою!

Хихикнув, Маша убрала шланг за себя:

— Щас. Знаю я твое мытье: сама не замечу, как раком встану!

Иван, прищурившись, склонил голову:

— Грубишь, милая... А то тебе неохота?

— Ну, охота... Оттого и грублю... Сейчас поедим, и будет совсем охота... Уй, Вань... Уйди, а? Ну не могу я на тебя сейчас смотреть спокойно, сразу не то слово, что чешется, аж дергается там все...

— Ага, уйду... К Лариске...

Машка опять хихикнула:

— Теперь так и будешь бегать: одна не дает, второй пугаешь... Дай хоть поесть ребенку...

Иван только хотел ответить: «Ага, «не дает». От вас обоих бегать впору», но Маша вдруг посерьезнела:

— А знаешь что, Вань? Я вот думаю...

— М?

— Мы с братом два года очно не виделись... Все то по телефону трепались, теперь видео, но это ж все не то... Может, съездить мне к нему на недельку, а? А ты эту недельку отдохнешь. Дома. У Ларки каникулы...

И, сделав вид, что увлечена процессом подмывания, спрятала глаза под ресницами.

Иван, откинувшись назад, сложил руки на груди.

— М-да... Правду говорят: баба дура не потому, что дура, а потому, что баба. Ты тоже, даром что умная! Ты чего себе удудмала, а?

Маша на секунду вскинула на него глаза:

— Чего-чего... Как лучше... Вам с Ларкой...

Иван тяжело вздохнул и, присев на край ванны, заглянул снизу в Машино лицо.

— Машка, так лучше не будет. Ты что, не поняла? Ни-че-го не изменилось. Ни-че-го! Ну, запустили мы Ларкину пизду в эксплуатацию, и что из этого? Она и сама бы нашла, с кем, не сегодня, так до конца лета точно. Кобылища-то смотри какая, да лето, да безделье, да 

гормон вовсю... Вон, только прижал сейчас к себе — все, уже ножки разъехались. Она сама с нами хотела, нас с тобой это тоже устраивает, ну и сделали, как мы, все трое, хотели. От того, что я в нее свой хуй поганый теперь сую, она мне женой не станет. Дите и есть дите. Наше дите! Играем мы с ней так, поняла? А жена у меня одна. Ты. И второй мне не надо.

Протянув руку, он решительно забрал у Маши шланг и, обхватив её за попу, потянул к себе:

— Иди сюда, дуреха...

Маша подняла лицо и посмотрела ему в глаза, а струя теплой, почти горячей воды уже вовсю гуляла между её нижних губок, то приподнимая капюшончик клитора, то ныряя во влагалище, то чуть растягивая попку. Ещё секунду серьезно посмотрев на него, Маша зажмурилась, расплылась в улыбке и, присев пониже, неуверенно схватила его за руку: Набирай в гугле «с е ф а н   р а с с к а з ы» и читай (18+).

— Ваааньк... Ну, не надо... Ну поедим, потом...

— А ты все поняла?

— Уууй, Ваньк... Да все, все... Ну Ванюююша... Ну... ох...

Иван засмеялся:

— Ладно, черт с тобой. Живи. А то мне тоже... Того. Жрать охота... Брысь на кухню, бестолковая!

Маша, выпрямляясь, сказала «Ох! », вылезла из джакузи, уселась, широко раздвинув ноги, на колени Ивана, лицом к нему. Глядя счастливыми глазами, прижалась сиськами, отстранилась, чмокнула мужа в губы и чуть тяжеловато встала:

— Ладно, пойду... А то и впрямь... До греха...

В двери он поймал её за руку и на секунду задержал:

— А насчет брата — съездим все втроем. Наверное, в августе. Родню, тем более такую, забывать нехорошо. Ага?

Вильнув попой, Маша томно сказала: «Посмотрим... »

К чему это «посмотрим» относилось, к поездке в Н-ск или к тому будущему, что случится после ужина, Иван не был уверен. Но Машке тот вариант, что она имела в виду, точно нравился.

Обернувшись, подруга засмеялась:

— И хуй у тебя очень даже ничего. Не смей его обзывать!

Показала язычок и ушла на кухню, где уже вовсю хозяйничала Лариска.

Поужинали в гостиной, сидя, по семейной традиции, рядком на диване, Иван посередке, приготовленными женщинами на скорую руку горячими бутербродами, запивая их прохладным красным вином. Первой рюмкой чокнулись с Лариской — Маша сказала «За новоявленную женщину! », Иван, ехидно хихикнув — «Ага. За баб-с! », за что был ожидаемо обозван Машей «господином поручиком». Лариска, чуть смущенно поведя плечом, лишь улыбнулась: ну да, новоявленная...

Насытившись, он, держа в руке бокал, откинулся назад, посмотрел вино на просвет и, отхлебнув, поставил его на столик. Женщины, дожевывая, с интересом косились на него с двух сторон.

Он подождал, пока у них освободятся руки и ротики, после чего, обняв, притянул их к себе. Чмконул сначала Лариску, потом Машу, задумчиво произнес:

— Так... Ну, значит, у тебя, Ларка, мораторий... А у тебя, Машунь?

Маша издала неопределенно-восторженный звук, и он, взяв подругу за затылок, повернул её лицо к себе:

— Нет, значит, моратория? Это хорошо... Как думаешь, Ларка, хорошо?

Ларка, заерзав, плотоядным голосом ответила: «Ага! ». Иван засмеялся:

— Че ерзаешь?

— Аммм... Ну...

— 

А я знаю, че ерзаешь. Машунь, покажем Ларке, как мы друг друга любим? Не наспех, но по-настоящему! Ларка хочет! Правда, Лар?

Ларка, растянув губы в ехидной улыбке, энергично кивнула головой, а Маша вдруг смутилась: «Ну, Вааань... », но Иван, встав сам, уже потянул её вверх. Обнял, приник к губам, положил свои умелые руки на верх попы, и Маша, как обычно, принялась переносить свой вес с обмякающих ног на руки, обвитые вокруг шеи мужа. Доведя подругу до нужной кондиции, злодей чуть отстранил её, запустил руку уже спереди, между влажными ляжками, и, глумливо улыбаясь, посмотрел на Машину несчастную, раскрасневшуюся физиономию:

— Ну, Машунь! Покааажем?

Маша, прохрипев что-то невнятное, слабо торкнулась в него лобком. Иван подмигнул Лариске, мотнул ей головой — иди за нами, и, подхватив подругу на руки, понес в спальню.

В спальне на Ивана снизошло вдохновение, которым он быстро заразил Машу, и они, в первый раз за все время их знакомства, отлюбились с ощущением полной, совершенной свободы. Так, будто не то что в комнате, но на всей планете были они одни, и отвлекать от процесса их совсем некому.

Чему парадоксальным образом никак не мешала Лариска, то ползавшая вокруг, ловя наиболее интересные ей ракурсы, то устраивающаяся совсем рядышком и принимающаяся ласкать себя, а иногда, попав по случаю под чью-нибудь руку, и получающая мимолетную ласку от старших. Даже во время коротких перерывов, когда Иван с Машей, отдыхая, тихо ласкались, шепча ласковые глупости друг другу и Лариске, она лишь смотрела на старших с любовью и восторгом, никак не вмешиваясь в происходящее рядом сказочное действо.

Времени у Ларки хватило на все: начав в семь, они, обессиленные, окончательно разъединились уже в десятом.

Убедившись, что старшие ни на что интересное больше пока не годны, Ларка выскочила в туалет, вернулась, будучи по-прежнему в полном восторге, и, увидев, что Иван с Машей, лежавшие, сцепив ладони, вмертвую, уже моргают, с громким «Ох! » шлепнулась на них сверху. Старшие синхронно застонали и столь же синхронно прижали Ларика свободными руками к себе, за что были немедленно вознаграждены вполне убедительными Ларискиными поцелуями.

Наконец, Ларка утомилась целоваться и, перевернувшись на спину, втерлась между Иваном и Машей, просунула руки им под шеи и прижала их к себе:

— Ох... Взрослые, вы почему меня раньше не пускали поглядеть, а?

Маша слабо засмеялась: «Порнухи тебе мало? », но Ларка только нетерпеливо дернулась:

— Какая порнуха? Вы себя со стороны не видели! Это... это... даже не знаю, слова-то такого нет... Я раза три пристраивалась подрочить, так не идет, и все... Сижу, любуюсь, как на Рембрандта...

Иван, улыбнувшись, почесал Ларке за ушком.

— Ну почему нет, Лар? Есть... Любовь. Причем взрослая любовь. Она вот такая и есть. Отлюбились мы с твоей мамой, Лар. Маленько. Да, Маш?

Маша слабо охнула: «Ниче се, маленько... » и, с трудом приподнявшись на локте, посмотрела Лариске в лицо.

— Рембрандт, говоришь? Что, и... впрямь?

— Да, мам. Жалко... Вот была бы я гениальным оператором, сняла 

бы вас сейчас, Оскар сто процентов...

— Ага. В категории «лучшая порнушка всех времен»,  — засмеялся Иван.  — Ларк, почти никто не поймет. Трахаются люди и трахаются, какая любовь, какое искусство? Это ж как с тем Рембрандтом: для подавляющего большинства элемент интерьера да понты, и все. До такого понимания расти надо...

— Я ж выросла...

— Угу. Элитная школа, у вас МХК чуть не доктор искусствоведения ведет, и часов сколько? Да плюс танцы, и не шманцы-обжиманцы, а классика, пусть и фолк... И мама умница, тебя сколько по музеям-концертам таскала? Домой приходишь, что слушаешь? Димубилана?

Лариска презрительно фыркнула. Потянувшись, Иван легко чмокнул младшенькую в висок и продолжи

— Классику ты слушаешь, а если рок, то такой, что его любому симфоническому оркестру играть не стыдно... Эстетический вкус тренировать надо, без этого порнушку от любви не отличишь. Член стоит, в дырку сунули — все, порно... Ты даже своих одноклассниц вспомни. Они бы чего поняли?

Ларка чуть помялась:

— Ну... да. Не все... Лизавета, может, и поняла бы...

— И все?

— Хм...

Иван улыбнулся:

— Хотя и в порнушке, если нормально сделана, ничего плохого нет. В большинстве случаев сей процесс и впрямь больше её напоминает. Так, как сегодня — это нам с мамой сказочно повезло. Да, Машунь?

Успевшая улечься на место Маша довольно сказала «Муррр! » и окончательно перевернулась на бок.

— Умничаешь, Вань... У нас, баб, все проще: оргазм есть — хорошо, оргазма нет...  — она засмеялась,  — тоже хорошо! Но не так... Мы к природе ближе, а у вас, мужиков, вечно заумь одна...

Иван ехидно засмеялся:

— Ну да. И где б ты сейчас была без этой зауми? Ты сколько раз с нее сейчас кончила, а?

Маша тихонько засмеялась: «У тебя любимое занятие — нас допрашивать, сколько раз кончили! Звезды на фюзеляже рисуешь, или как? » И вдруг, задумавшись, несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот.

— Ой, Вань... А ведь не знаю... Ни разу... Нет! Точно: как в гостиной улетела, так до самого конца себя и не помнила почти. Как-то волнами все: то нарастет, то чуть спадет... но ощущение... не знаю, как и сказать-то... Будто в ласковой вечности... Черт, Ванюшка... А ты ведь прав... В Большой Оргазм ты меня раз пять загонял, но там другое, там физиология чистая, напряжение сбросилось, оттого и кайф... А тут... В голове как-то чисто... И не только в голове... Ваньк, ты ж мне так и не спустил ни разу?

— Не-а...

— Я бы все равно, наверное, не почуяла. Это вообще на делание детей не похоже, это... Не знаю... Наверное, только люди на такое способны, зверушкам всяким для этого разума не хватает...

— Ну, как оно у зверушек, мы не знаем...  — усмехнулся Иван.  — А с тобой да, я так и почувствовал. Как растворились друг в друге, и до сих пор я тебя ощущаю всю... Вот сейчас у тебя внизу, возле правой нимфы, чуть задрожало, зачесалось...

Маша, прикрыв глаза, чуть отодвинула в сторону ногу и потянулась к 

названному месту. Почесалась, хмыкнула:

— И впрямь... Ой, Вань, как интересно... А где еще?

— Сейчас, погоди...  — Иван, изображая сосредоточенность, наморщил лоб.  — Ммммм... Так... Кажется... Да, сосочек... Правый, да... Самая вершинка...

Приподняв сиську рукой, Маша посмотрела на сосок:

— Хм...

Хихикнув, потянулась и лизнула коричневую вишню языком:

— Ну тебя... Ничего ты не знаешь, разыгрываешь...

— Может, да. А может, и нет. Вот сейчас у тебя опять внизу зачесалось... В самом низу, возле пещерки...

Маша скзала «Пффф! », улыбаясь, прикрыла глаза, и не полезла в указанное место.

— Ну, не хочешь, как хочешь. Ходи нечесанная. Кстати, Ларка, тебя я тоже чую... С тобой вообще все просто...

Ларка, до этого с интересом поглядывавшая на старших, оживилась:

— И... где?

— А вот где целочка была, там и чешется...

Чуть выгнувшись, Лариска с удовольствием почесала это место.

— Ага, дядь Вань... И вообще... Рембрандт Рембрандтом, а я, на вас насмотревшись, уже вся чешусь... Дядь Вань...

— А?

— Дяяяядь Вань, вы ж в маму не кончили? Можно... я?

Маша с ленивым весельем ткнула ей пальцем в нос:

— Не пизденкой! Ей — завтра, сегодня пусть подживет.

— Угу, мам... Дяяяядь Вань...

— Ларка, дуреха! О таких вещах не спрашивают.

— А... как?

— Попробуй, и поймешь. Мне хочется или нет, мама как посмотрит...

Маша, ухватив мужа за полустоячий член, покачала его в воздухе:

— А че мама? Мама сыыытая... А дядя Ваня неееет... Так что, Ларка, доделывай, чего я не смогла...

— Вау!  — Лариска, едва не подпрыгнув, метнулась ротиком к мужскому достоинству Ивана, безвольно свесившему головку над обнимающими его Машиными пальцами. Но была ухвачена Иваном поперек живота и возвращена на место.

— Ларк, не так. Так со свеженьким мужиком можно, когда у него стоит ещё до того, как ты лифчик сняла. А после твоей мамы за мою эрекцию ещё надо побороться. Причем полная женская победа будет тогда, когда он встанет, а ты его ещё ни разу не коснулась.

— Ой, дядь Вань! Это щас...

Ехидно посмотрев на мужа с дочкой, Маша отодвинулась от Ивана подальше, давая Ларке полный доступ к мужскому телу и, подперев голову рукой, принялась наблюдать за процессом.

Лариска, чуть растерянно облизнувшись, поднялась на колени. Оглядела распростертого перед ней дядю Ваню, вопросительно глянула на маму, но Маша лишь улыбалась.

Пошевелив носиком, младшенькая наклонилась и осторожно чмокнула Ивана возле пупка. Он тихонько, довольно уркнул, Маша очень похоже угукнула, и Ларка, прислушиваясь к этим подсказкам старших, села на ноги Ивана верхом, обхватила его бока лапками и медленно пошла губами и язычком вверх, постепенно вытягиваясь все больше. Коснувшись животом члена, остановилась, приподнявшись, глянула под себя, хмыкнула, подняла глаза на дядю Ваню и, принимая условия игры, напрягла руки, отстраняя тело от запретного места. А потом и вовсе перекатилась набок, к маме, и принялась тихонько играть на Иване кончиками пальцев.

На какое-то время он расслабился, наслаждаясь Ларкиной нежностью. Очнулся, когда ощутимо дрожащие пальцы младшенькой коснулись его сосков, слабо застонал от наслаждения, сглотнул и, не открывая глаз, шепнул: «Ладно,  

маленькая. Теперь можно все... »

Ларка не кинулась вниз. Точно так же, как до его слов, медленно, сладко, доводя его до стонов, до помутения в голове, почти до неистовства, прошла губами и ладошками весь путь от груди до заветного места, но и там не дала себе воли, а когда он попытался вжать её голову в свои уже ломящие от перенапряжения яйца, тихонько отвела его руки:

— Лежите, дядь Вань... Я так хочу...

«Господи, как же они с Машкой похожи! »,  — в который уже раз умилился Иван. Повернул голову к жене: Маша, все поняв, улыбалась. Взяв его подергивающуюся от нетерпения руку, подруга в темпе Ларискиного замедленного кино принялась посасывать его пальцы, а внизу сама Ларка ласкала ставшую вдруг сверхчувствительной головку, и он, начав задыхаться от наслаждения, тихонько, совсем по-девчоночьи заныл. Смилостивившаяся Ларка обняла его крайнее тело кольцом напряженных губ, сдвинула кожицу вниз, все так же, мучительно медленно, провела язычком по уздечке, качнула затылком, член будто объяло пламенем. S e f a n .  r u — новые рассказы из жизни реальных людей.

Выгнув бедра вверх, он заорал что-то первобытное, отдавая Ларику свою жизненную силу — всю, без остатка, до последней, уже совсем жидкой белой капельки, подобранной розовым кончиком Ларкиного языка на середине ствола, и рухнул в черную, но почему-то совсем не страшную пропасть.

Минуту спустя Лариска уложила лишенный мощи инструмент дяди Вани на мягкую подушечку мошонки и выпрямилась.

— Ой, мам... Дядя Ваня-то... Спит?

— Тихо, Ларк. Иди сюда...

Лариска послушно опустилась на простыню между старшими. Прижав её спиной к себе, Маша чмокнула дочку в основание шеи. Ларка чуть испуганно обернулась:

— Мам... Я... К себе?

— Нет, Ларка. Сегодня спи с ним. Заслужила. Так, как у тебя сейчас, он у меня ни разу не кончал. Пока...

— А... ты?

— А я с краешку...

— Мам, я... я нечаянно...

— Дуреха... Я, на вас глядя, сама кончила. Тихонько так,  — засмеялась Маша.  — Мы ведь друг друга любим. Все трое, правда?

Охнув, Лариска резко перевернулась к маме лицом и, уткнувшись мордочкой ей в грудь, уже оттуда глухо подтвердила: «Ага... » Потерлась там и, вытащив физиономию на свет божий, озабоченно поглядела маме в глаза:

— Мам... Но это ведь только пока, правда? Ты ведь сделаешь... такое?

Засмеявшись, Маша по слогам шепнула ей на ухо: «По-ста-ра-юсь! Подлиза... Во всех смыслах! » и толкнула дочку в плечо: мол, нечего ко мне ластиться, иди к Ивану.

Попытавшись изобразить огорчение, Ларка довольно улыбнулась, быстренько перевернулась лицом к дяде Ване и, сложив на него конечности, немного поиграв попкой, затихла.

Посреди ночи Иван проснулся от того, что Лариска повернулась к нему спиной. Машинально повернувшись следом, он, так толком и не проснувшись, осторожно запустил пальцы под соблазнительно выставленную попку младшенькой.

Что уж там снилось Лариске, неведомо, но в щелке было мокро. Не контролируемый сонным Иваном нижний его приятель тут же встал и, будто сам собою, осторожно полез в глубину. Удивленно притормозил — в пещерке было непривычно тесно, но, сразу успокоившись, нырнул в сладкое тепло до упора.

Не просыпаясь, Лариска проурчала нечто довольное,  

чуть пошевелила бедрами, надеваясь поудобнее. и, прижавшись щекой к руке Ивана, затихла.

С Машей у них такое случалось чуть не каждую ночь, и в этот раз все было по традиции: ленивый боец, не став будить женщину, потихоньку сам собой ослаб, и Иван, успокоенный тихим дыханием прижавшейся к нему Лариски и Машиным дыханием чуть подальше, опять крепко уснул.