Утраченные иллюзии. Часть 2: Африканский цугцванг

Маленькие дети!

Ни за что на свете

Не ходите в Африку,

В Африку гулять!  — Сказка «Бармалей», Николай Корнейчуков (имя, данное при рождении).

•  •  •

За окном злые осенние сумерки доедали короткий ноябрьский денёк. Тусклый свет монитора освещал в полумраке комнаты клавиатуру компьютера и початую бутылочку воскресного пива. Сергей только что закончил монтаж материала, отснятого в доме Вайдманов, и просматривал хронометраж получившихся сцен. Основу фильма составили три, ключевые по длительности и значению эпизода:

Первый фрагмент (Содомия) — 00:19:11

Второй фрагмент (Скотоложство) — 00:17:33

Третий фрагмент (Фистинг) — 00:32:09

Общая продолжительность 01:49:44, Сергей с удовольствием пригубил хмельной напиток. Дело сделано, но как же он вымотался за эти три недели работы над фильмом. Как только молодой режиссёр садился за комп, с целью «собрать» видео-контент, обязательно звонил телефон и его выдёргивали на внеплановое задание, либо драгоценное время неумолимо отнимал монтаж текучки — отснятые по работе сюжеты. Словно какая-то неведомая сила препятствовала Сергею завершить предначертанный Маgnum орus.

И пока одни мешали в реализации проекта, вторые преподнесли неожиданный подарок. Сергей обнаружил конверт в почтовом ящике спустя одиннадцать дней после памятной ночи Осеннего полнолуния. Обычный бумажный конверт, без данных отправителя и адресата, внутри — флешка. Вполне заурядное, безобидное устройство — хранитель информации, но содержимое обожгло, озадачило Сергея... и вдохновило. Это была запись оккультного ритуала. Набор файлов, без признаков монтажа, видеоракурсы Анны, от начала и до конца обряда. Кто и зачем подбросил документальные кадры церемонии, осталось загадкой, но парень отчётливо уловил: теперь он вовлечён в мистическую историю. Свою роль в чужой игре фигура редко осознаёт, иногда догадывается: выход возможен, правда, цена несравненно высока... Теперь у молодого режиссёра было всё для полноценного фильма, и он использовал дарованный шанс.

Таmаm shud, но Сергей не получил долгожданного облегчения, и даже крепкий бельгийский напиток, хотя и дурманил голову, желанного умиротворения не приносил. Пока шла работа с материалом, оператору не давала покоя простая мысль, а именно: что с ним делать дальше, куда продать. Сергей чувствовал себя так, словно украл знаменитый «Алмаз Хоупа» и спрятал его под подушку.

СМИ отпадали сразу. Во-первых, они вряд ли заплатят ту сумму, на которую рассчитывал Сергей, но дело было даже не в деньгах: нельзя «светить» Анну. И хотя писательнице пришлось цинично наврать — съёмка не состоялась, его заметила охрана, и пришлось срочно ретироваться через ограду — Сергей всё ещё имел виды на эту милфу и не хотел компрометировать ни себя, ни Анну.

Отбрасывая все очевидные варианты продажи, парень всё больше склонялся к одной, единственно возможной альтернативе — предложить фильм частному коллекционеру. Человеку, не просто знакомому, а что самое главное — которому мог бы доверить столь деликатную историю. И так уж вышло, что Сергей знал такого господина, словно их знакомство кто-то предопределил свыше. Знал и побаивался...

•  •  •

Эта история началась сколько-то лет назад. Однокурсник Сергея (профессиональный кинооператор) позвонил среди ночи и сказал, что ему нужен напарник. Срочно нужен. Сейчас. Платят хорошие деньги. В тот момент Сергей остро нуждался в средствах, а потому, не долго думая,  

быстро собрался и поехал на халтуру.

В ту ночь приятели снимали специфическую вечеринку, плавно перетёкшую в жёсткую оргию. На тот момент Сергей, по многим причинам, ни секунды не сожалел, что согласился на столь деликатную работу. Sех-Раrtу исключительно для VIР персон — новый опыт в профессиональную копилку видеооператора. Много чего в ту ночь позабавило и удивило молодого человека, но Сергей, являясь профи, обязанности свои выполнял мастерски.

Друзья на скорую руку смонтировали кино и поехали к заказчику. Дорога привела в богатый загородный особняк за высоким забором. Имени клиента они не знали, поэтому для товарищей таинственный господин оставался мистером Х. Солидный, уверенный в себе джентльмен, самолично встретил приятелей на пороге и провёл в домашний кинотеатр. Бегло просмотрев двухчасовой фильм, требовательный работодатель остался доволен. Он заплатил парням обещанное, ещё раз предупредил о конфиденциальности работы, и, прощаясь, обмолвился, что их услуги могут вскоре понадобиться.

Так и завязалось их взаимовыгодное сотрудничество с мистером Х. Приятели, примерно один раз в два месяца, делали видеоотчёт эротических безумств богатых господ, получали хорошие деньги и не задавали лишних вопросов. Вскоре напарник Сергея «отвалился». Он не приехал на съёмку, мобильник молчал, человек просто исчез. Сергею в ту ночь пришлось работать одному. Это оказалось не так просто, как предполагалось в начале, но окупилось сполна.

Молодой человек, как обычно, отвёз новый фильм мистеру Х. Господин просмотрел его более внимательно, чем обычно, а потом пригласил парня в свой кабинет. Здесь Сергею предложили расположиться в глубоком кожаном кресле и угостили стаканчиком виски 40-летней выдержки. Мистер Х говорил тихо, убедительно и его слова не допускали возражений. «Знаешь, я понял, мне больше нет нужды иметь двух операторов. Ты отлично справляешься сам. Я удвою твой гонорар,  — мужчина задумчиво посмотрел в окно,  — и передай своему другу: он меня больше не знает».

Разумеется, Сергей согласился. Новый поворот событий только радовал. Молодому оператору и так платили достаточно, а теперь гонорар вырос вдвое! С того момента парень становится единственным мастером видео-контента для щедрого господина. Правда с пропавшим коллегой свидеться так и не пришлось: его выловили в реке. Официальная версия — выпил и утонул во время купания. Это случилось ровно через неделю после судьбоносного разговора, но Сергей, тогда слегка обалдевший от шальных денег, хоть и поскорбел на могилке приятеля, но не связал его странную смерть с мистером Х.

Сергей проявил себя смышлёным малым: исполнителен, вопросов лишних задавать не привык, и вскоре незаметно для себя оказался в кругу доверенных лиц. У мистера Х, как и у всех людей, проживающих в России, имелась фамилия, имя и отчество — Зиммерман Григорий Андреевич.

Официально Григорий Андреевич считался рядовым, но преуспевающим бизнесменом. Владелец маленькой турфирмы — правда, для избранного круга лиц. А ещё у него имелся загородный клуб и конюшня породистых жеребцов. Зиммерман любил верховую езду и отлично разбирался в рысаках, называя свой бизнес весьма прибыльным, хотя и хлопотным. Как-то они даже поговорили об этом, и Сергей получил задание снять фильм с 

лошадками. Парню тогда это показалось простым и приятным поручением — но этот случай оставил в памяти молодого человека незабываемый оттиск, такой же яркий и зловещий, как чёрная месса в подземелье Вайдманов. В тот тёплый летний вечер, он приехал снимать красивых породистых жеребцов, а на деле стал свидетелем акта жестокого скотоложства. Первого, увиденного им не в кино, а реальной жизни, и, как выяснилось, не последнего...

Красивую, статную женщину лет 30-ти насильно раздели и привязали к специально сконструированному для подобных случаев станку. Ноги широко развели в стороны и зафиксировали, а беззащитное и бесстыдно выставленное на показ, чисто выбритое лоно обильно смазали какой-то пахучей слизью. Как потом догадался Сергей, это были выделения кобылы в период течки. Конюх с помощником привели могучего гнедого жеребца. Конь, почуяв волнующий запах самки, стал фыркать и нетерпеливо бить копытом. Его член на глазах увеличивался в размерах. Строгая дама, опустившись на колени, обильно смазала фаллос гелем, умело массируя могучую плоть скользкими пальчиками. Сергей знал эту солидную и влиятельную женщину — Лидия, одна из постоянных участниц приватных вечеринок Зиммермана. Когда эрегированный орган полностью подготовили к соитию, дама портновским метром измерила его и громко объявила: «Головка, диаметр — 11 сантиметров; длина — 66, б см».

Нетерпеливого рысака подвели к привязанной женщине. Жеребец сразу «сделал садку», и конюхи поместили передние копыта в специальные пазухи, предусмотренные в станке. Конь заржал, совершая совокупительные действия и тыкая покачивающимся тяжёлым членом в пышные, белые ягодицы. «Не делайте этого, я прошу вас,  — молила женщина,  — я вас умоляю. К чёрту вашу дурацкую игру». Не обращая внимание на стоны и причитания несчастной, Лидия, помогая жеребцу, с трудом вправляла грибовидную головку в неподготовленную вагину. Наконец, когда это удалось, дама с улыбкой бросила обречённой женщине: «Ты, Ольга, сейчас просто кобыла и должна обслужить наших жеребцов». Лидия звонко шлёпнула ладонью по крупу скакуна: «Давай Сатана, она твоя! » Конь зло фыркнул и, преодолевая сопротивление узкого влагалища, сходу загнал свой грозный фаллос чуть ли не на половину. Истошный вопль оглушил собравшихся, и тело несчастной забилось в путах, пытаясь вырваться из объятий разрывающей боли.

Сергея несколько шокировала сцена насилия, но виду оператор не подавал и продолжал скрупулёзно фиксировать все подробности и пикантные детали на видеокамеру. Женщина, не переставая, пронзительно визжала, лицо сделалось багровым, а глаза вылезали из орбит. Слёзы, размазывая косметику, грязными ручейками стекали по маске невыносимого страдания и муки — маске, изуродовавшей красивое лицо. Тело при каждом мощном толчке скакуна содрогалось, и соблазнительные тяжёлые груди с коричневыми ареолами сосков раскачивались в разные стороны. Глаза жеребца налились кровью, он хаотично трамбовал внутренности жертвы, и было хорошо видно, как член выпирает через живот при каждом мучительном для женщины проникновении.

В какой-то момент конь прекратил фрикции, фыркнул и замотал башкой. Мощный, перевитый венами фаллос ритмично пульсировал, орошая истерзанное лоно семенем. Всё это действо, словно магический ритуал, завораживало Сергея, заставляя позабыть о ходе времени. Хотя, как выяснилось позже, при монтаже 

фрагментов, весь акт с животным не превысил и пяти минут.

Слабеющий орган выскользнул из утробы, и конюхи увели удовлетворенного жеребца. Сергей крупным планом запечатлел последствия изощрённого соития. Вход во влагалище был довольно сильно растянут, и имел несколько свежих разрывов. Мутная сперма животного сочилась из чрева и, смешиваясь с кровью, медленно стекала по внутренней поверхности белых полноватых бёдер, капала на пыльную землю.

Сергей предположил тогда, что этим съёмка сегодня и ограничится. Но, как выяснилось в дальнейшем, история скотоложства получила продолжение. Конюхи привели второго жеребца, потом подошла очередь третьего. Четвёртый оказался крупнее и злее предыдущих, светло-серый конь. «Головка, диаметр — 14,7 сантиметров; длина — 69 см»,  — слова Лидии прозвучали и как голос аукциониста на торгах, и как вердикт инквизитора на аутодафе. Ольга в крике сорвала голос и только жалобно подвывала при каждом мощном толчке распалённого похотью самца. Наступил момент — и животное испытало разрядку, семя ритмичными толчками излилось в истерзанное нутро, а женщину покинули последние силы и сознание.

Когда Сергей снимал крупный план, Лидия старательно растягивала пышные ягодицы измученной до беспамятства жертвы. Вагина представляла собой незакрывающуюся дыру со множеством кровоточащих разрывов. Натёртая и воспалённая вульва уже не могла скрыть потаённого естества — повреждённую конскими членами матку, опухшую и посиневшую. Тогда интуитивно Сергей почему-то вспомнил короткий фрагмент, дремавший до поры до времени, в глубине подсознания:

6:1-8: «... я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, имя которому "смерть"... ».

В тот вечер Григорий Андреевич не отпустил, как обычно, Сергея домой, а попросил смонтировать отснятый материал на территории клуба. Парню предоставили скромное помещение: душную комнатку без окон, но оборудованную всей необходимой профессиональной аппаратурой. Выйдя посреди ночи размять ноги и подышать свежим воздухом, Сергей задержался под раскрытыми окнами кабинета шефа. Из обрывков невольно подслушанного разговора парень догадался, что Григорий Андреевич имеет самое непосредственное отношение к наркотикам, контрабанде и т. п. Так молодой человек случайно узнал ещё одну тайну своего щедрого работодателя. Сергей и раньше догадывался, что этот загадочный господин Х не так прост, как желает казаться. Но, узнавая о бизнесмене всё больше, парень отчетливо стал понимать, куда эти «игры в кино» могут в итоге завести. Теперь Сергей всерьёз стал опасаться поручений и побаиваться господина Зиммермана.

•  •  •

Григорий Андреевич уже месяца три не тревожил Сергея своими специфическими заказами, а парень, в свою очередь, не напрашивался, стараясь держаться подальше от щедрот сомнительного работодателя. Но, кажется, судьба решила распорядиться иначе. Зиммерман представлялся единственным знакомым Сергея, склонный заинтересоваться фильмом или помочь найти реального покупателя на столь нетрадиционное кино. Молодой режиссёр ещё раз подумал, взвешивая все за и против. Наконец, решившись, парень набрал номер мобильника. Зиммерман долго не брал трубку. Когда на другой стороне ответили, Сергей сбивчивым голосом попросил аудиенцию, заинтриговав любопытным предложением.

На следующий день видеооператор уже сидел в знакомом кабинете, утопая в кожаном кресле и дегустируя армянский коньяк двадцатилетней выдержки. Сергей внимательно следил за реакцией 

Зиммермана. Григорий Андреевич с лёгкой отрешённостью на лице просматривал по «диагонали» коллекционный фильм на плазменной панели. Завершив предварительное знакомство, владелец кабинета закурил тонкую итальянскую сигариллу и просканировал оценивающим взглядом начинающего режиссёра.

— Сынок, откуда у тебя это кино? Сам снимал?

Сергею стало неуютно в глубоком кресле под испытующим взором бизнесмена, и он не сразу нашёлся с ответом.

— Я не хотел бы вдаваться в подробности, могу лишь сказать, что материал эксклюзивный, и кино существует в единственном экземпляре.

— Хорошо. Понимаю. А кто эта женщина?  — продолжил интересоваться Григорий Андреевич, пристально наблюдая за поведением Сергея.

Парень задумался, стоит ли ему признаваться в знакомстве с Анной, или...

— Короткостриженая блондинка. Рыжая минжа, как думаешь, её натуральный цвет?  — Зиммерман прервал размышленье Сергея. Вопросы давили, а удобное кресло казалось громоздким и неуютным.

— Ааа... Это Анна Венгер, журналистка.

— Журналистка? Так вы знакомы?  — Улыбка Мефистофеля на миг озарило лицо, отблеск любопытства полыхнул в глазах разборчивого господина.

— Да, пару раз пересекались по работе.  — Сергей старательно подбирал слова.

— Сколько ей?  — проявлял мало скрываемую заинтересованность Григорий Андреевич.

— Не знаю, точно за тридцать, может, тридцать пять...

— Хороша. Очень жестоко с ней обошлись, как думаешь? Признаю? сь, я под впечатлением.

Почему-то Сергей не поверил словам Зиммермана. У парня сложилось впечатление, что бизнесмен не удивлён и что-то недоговаривает. На видео писательницу насиловал здоровенный, чёрный козлище, а на лице Григория Андреевича не дрогнул ни один мускул. Сергей краем глаза посматривал, как бизнесмен знакомится с кино. Несколько раз он замечал лёгкую ухмылку на лице мужчины. И вот сейчас та же самая улыбочка вновь скользнула по лицу Зиммермана.

— Познакомишь меня с дамой?  — в сказанном недвусмысленно угадывались нотки распоряжения.

— Но... Я не так, знаете ли... хорошо знаком...  — с трудом подбирая слова, Сергей пытался уклониться от поручения: роль посредника не впечатляла.

— Ладно, расслабься, познакомимся сами,  — успокоил Зиммерман, плотоядно улыбнувшись.  — Как думаешь, дама любит лошадок?

Сергей пожал плечами: «Вполне вероятно... ». Вопрос «про лошадок» прозвучал из уст Григория Андреевича весьма двусмысленно.

В итоге Зиммерман купил фильм для своей коллекции, щедро заплатив парню за труды и пообещав соблюдать конфиденциальность. Слегка опьянённый — то ли от дорогого коньяка, то ли от успешной сделки — Сергей возвращался домой. Парню казалось, что с плеч сняли какое-то непосильное бремя, он радостно вдыхал полной грудью свежий ноябрьский воздух. Впервые за последние недели он обрёл утраченное спокойствие, и обдуваемое холодным ветром лицо выражало безмятежность.

•  •  •

После трагической истории в особняке Вайдманов Анна с головой погрузилась в работу, пытаясь выбросить страшные воспоминания о злополучном вечере пятницы 13 октября. Полученные травмы оказались не так серьёзны, как представлялось на первый взгляд, и вскоре зажили, но пережитые испытания оставили свой неизгладимый отпечаток и затаились где-то в глубинах подсознания.

На одной из светских богемных вечеров женщина случайно повстречала Лидию. Дама тепло привечала Анну, общаясь как ни в чём не бывало, но журналистка дала понять, что не желает возобновлять знакомство.

Вот на одной из подобных тусовок их и познакомили Анну 

и Зиммермана. Кажется, это была то ли выставка, то ли форум, посвящённый иппологии. Журналистке требовалось написать статью для глянцевого журнала, а Григорий Андреевич оказался большим знатоком лошадей и, как выяснилось позже, владельцем небольшой конюшни. Женщину впечатлил новый знакомый и как мужчина — высокий брюнет с лёгкой сединой на висках, физически крепкий, лет пятидесяти.

Через пару дней бизнесмен пригласил Анну в роскошный ресторан. Они прекрасно провели время, и женщина узнала, что у Григория Андреевича есть туристическое агентство, а ещё мужчина предложил журналистке совершить конную прогулку. Анне импонировали ненавязчивые ухаживания состоятельного джентльмена, а ещё — всё это помогало отвлечься и не вспоминать трагические события.

Дама любила этих грациозных и умных животных. Имелся у женщины и небольшой опыт управляться с лошадьми, так что Зиммерману не пришлось обучать Анну азам верховой езды. Было в этом что-то романтичное и волнующее — скакать вот так, вдвоём по огромному полю, слегка припорошённому первым пушистым снегом. Вдыхать полной грудью морозный воздух, приятно обжигающий на скаку разгорячённое лицо, а после пить горячий глинтвейн и наблюдать, как потрескивают в старом камине сухие поленья.

Через пару дней они посетили выставку близкого друга Григория Андреевича. Творец создавал скульптуры из дерева, простые, но потрясающе гармоничные. Анна пришла в полный восторг от обнажённых дев и юношей, чьи резные фигуры казались живыми. Зиммерман познакомил женщину с автором, Антонио (так представился скульптор) оказался невысоким лысеющим итальянцем плотного телосложения. Григорий Андреевич толи в шутку, толи всерьёз называл товарища Манджафоко, но обращался исключительно на «Вы», и демонстрировал нескрываемый пиетет. Антонио разрешил Анне сделать несколько фото и дал поясняющие комментарии — получилось небольшое интервью. И приятно провели время, и родилась отличная статья для журнала.

И вот, ближе к концу ноября, когда белый снежок, падая на московские улицы, превращается в грязную жижу, а уличные фонари, распуская свои жёлтые, ядовитые цветы, пытаются побыстрее вытолкнуть короткий субтильный денёк из сетки календаря, Зиммерман телефонировал Анне.

Его предложение оказалось неожиданным и крайне заманчивым. Суть заключалась в рекламном туре, вояж в Экваториальную Гвинею. Такие путешествия обычно организовывают для владельцев и топ-менеджеров туристических компаний и представителей СМИ, дабы те в дальнейшем рекламировали новое направление своим потенциальным клиентам и заключали контракты уже на коммерческой основе. Анна, разумеется, знала о подобной практике и несколько раз уже участвовала в похожих проектах. Зиммерман поехать не мог, так как срочные дела не позволяли покинуть столицу, посему и предлагал журналистке занять вакантное место.

Анна любила путешествия. А здесь такая уникальная возможность — бросить слякотную, промозглую Москву и оказаться в сердце Африки. Упустить такой шанс казалось непростительной оплошностью, и, долго не раздумывая, женщина с радостью согласилась. Анна даже успела оформить служебную командировку, заключив с глянцевым изданием договор на несколько статей и серию фотографий. В аэропорт даму любезно подвёз Григорий Андреевич. Анна с лёгким сердцем покидала суетный город, мятежная душа рвалось навстречу новым приключениям в поиске вдохновения...

•  •  •

Республика Экваториальная Гвинея радушно встречает туристов. Анну и других участников 

рекламного тура ожидал представитель отеля. Сопровождая группу на комфортабельном автобусе, гид кратко обрисовал пассажирам основные этапы путешествия и правила безопасности в незнакомой стране. Разместили путешественников в лучшем отеле курортного городка. Анне достался шикарный номер на седьмом этаже. Большое панорамное окно являет потрясающий вид на Атлантический океан. Женщина вышла на просторную лоджию и с удовольствием вдохнула лёгкий и какой-то пьянящий океанский бриз. Вечером намечался фуршет, организованный принимающей стороной. Анну утомил долгий перелёт с пересадкой, а потому, приняв душ, женщина решила немного вздремнуть.

Проснувшись, журналистка принялась размышлять, что бы надеть на мероприятие. В результате выбор остановился на бордовом платье до середины бедра, с открытой спиной и глубоким вырезом на груди. Туфли, того же цвета, завершили образ. Анна немного взлохматила медные волосы озорной, короткой прически и подвела выразительные глаза. Брызнула пару капель любимых духов на изящную шею и — самую малость — в соблазнительную ложбинку между волнительных грудей. Прежде чем покинуть номер, женщина телефонирует Зиммерману: хотелось поделиться, что всё хорошо — но телефон оказался вне зоны доступа.

Официальный приём собрал гостей в главном зале отеля с высокими потолками и резными колоннами белого камня. Крупные топ-менеджеры, владельцы туристических компаний и журналисты, граждане разных стран, чинно прохаживаются по холлу с бокалами игристого вина. Официанты, темнокожие молодые юноши и девушки, разносят напитки и лёгкие закуски. Играет тихая музыка, смесь европейской классики и традиционных африканских мотивов.

Принимающая сторона активно знакомит гостей с представителями местного туристического бизнеса. Так, Анну и ещё несколько журналисток подвели к африканцу в дорогом европейском костюме. По тому, как общается пожилой мужчина, и с каким почтением раскланиваются перед ним окружающие, женщина сразу догадалась, что это не рядовой бизнесмен. И оказалась права. Уважаемый синьор является одним из спонсоров приглашающей стороны, считается влиятельным бизнесменом и щедрым благотворителем. Величают почтенного господина Абрафо Милла.

Говорит пожилой синьор очень живо и убедительно, рассказывая о прошлом и будущем своей родины. Рисует открывающиеся перед страной перспективы и важность развития туристической отрасли. Анна подметила, что, пусть Милла не молод и, вероятно, разменял уже шестой десяток, его энергии мог бы позавидовать добрый молодец, а огонь, играющий в глубине умудрённых опытом глаз, говорит о потаённой и дремлющей до поры до времени силе. Журналистка подумала, что беседа с таким колоритным персонажем может оказаться очень кстати для серии африканских репортажей. Анна, улучив подходящий момент, просто и откровенно просит разрешения на эксклюзивное интервью для российского журнала. Конечно, женщина понимает, самоуверенное обращение больше похоже на авантюру и шансы невелики, но с другой стороны — именно так эффектной даме и удавалось порой спровоцировать отечественные селебрити на самые откровенные и запоминающиеся беседы. Абрафо Милла одарил Анну широкой белозубой улыбкой. Он предложил поднять бокалы за красоту русских женщин и добавил, что раз такая очаровательница проделала столь далёкий путь, чтобы взять у него интервью, он, Абрафо Милла, обязательно что-нибудь придумает, дабы удовлетворить женское любопытство. Бизнесмен протянул женщине визитку, поклонился с 

достоинством, и, сопровождаемый многочисленной свитой, покинул деловой фуршет.

Анна гадает, выгорит ли эта авантюрная затея — или вежливые посылы влиятельного господина — всего лишь завуалированная форма отказа. Размышления журналистки неожиданно прервала фраза на русском языке с нотками лёгкого южного акцента: «А вы счастливчик. Поверьте, Абрафо Милла не из тех, кто разбрасывает визитки направо и налево». Анна резко обернулась, услышав знакомую речь. Высокий широкоплечий мужчина с чёрными волнистыми кудрями, чуть тронутыми сединой, подкупающая улыбка плохо вяжется с волевым подбородком. Европейские черты лица, смуглая кожа, а уголки умных тёмно-зелёных глаз украшают благородные морщинки. «Кажется, я невольно напугал вас, прошу прощения. Позвольте представиться — Себастьян Перейра, владелец небольшой туристической компании»,  — мужчина взял в свою широкую длань нежную ручку Анны и, элегантно склонившись, коснулся губами кисти.

— Анна Венгер, представляю СМИ,  — просто отрекомендовала себя дама.  — Себастьян, вы не похожи на гвинейца. Тоже рекламный тур?

— Я коренной гвинеец,  — парировал с гордостью самоуверенный господин,  — родился и вырос в этой стране. Просто Экваториальная Гвинея — бывшая колония испанской короны. А мои родители жили здесь и работали.

— Но откуда вы так хорошо знаете русский?

— Не поверите, Анна, но, волею судьбы, я учился в Москве. Институт дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Слышали о таком?

— Да, разумеется,  — улыбнулась женщина.  — У вас очень хороший русский.

— Благодарю.

— Вы знаете Абрафо Милла? Как думаете, он согласится на интервью?

— Миллу тут все знают, очень влиятельный и уважаемый господин. А что касается интервью, то половина дела сделана: он оставил вам свою визитку.

Так, слова за слово, Себастьян развлекает Анну весь вечер. Испанец само очарование — весёлый, галантный, эрудированный. Журналистке кажется, что мужчина знает всё на свете. Они прогуливаются по залу, выпивают, закусывают канапе с морепродуктами, болтают и снова дегустируют местные вина. К концу вечера дама чувствует лёгкую усталость и приятный дурман в голове. Они вышли на террасу, подышать свежим воздухом.

— Завтра у вас намечена обзорная экскурсия по городу. Большой комфортабельный автобус, но не такой уютный, как моя машина.  — Себастьян говорит убедительно и спокойно.  — Предлагаю вам эксклюзивную экскурсию с личным гидом. Я коренной гвинеец, знаю страну, как свои пять пальцев. Покажу вам, синьора Венгер, самые достойные внимания места и ещё много чего интересного.

— Завлекаете? Кажется заманчиво,  — рассмеялась Анна, расцветая хмельной улыбкой.

Договорившись о встрече, Себастьян на прощанье лёгким поцелуем коснулся руки обольстительной дамы и растаял в темноте городских улиц.

•  •  •

Неделя в компании Себастьяна Перейры пролетела как один день. За это время Анну трижды одарили. В первый день Себастьян показывал даме город на своём Рендж Ровере цвета хаки. Посетили местные достопримечательности как богатой части города, так и бедных районов. Анна не расставалась с фотоаппаратом, делая бесчисленные снимки. Они частенько выходили из машины побеседовать с местными жителями. Себастьян выступал в роли гида и переводчика. Журналистке запомнился базар с множеством лавочек, где в изобилии были представлены африканские национальные сувениры и наряды. Вечером, сидя в по-домашнему уютном ресторанчике на берегу 

водоёма и потягивая терпкий ликёр после ужина, Себастьян преподнёс Анне презент — пурпурный платок. Та самая куфия, которую дама заприметила на рынке, но купить не решилась: отпугнула показавшаяся несколько завышенной цена. Когда и как мужчина его приобрёл, для журналистки осталось загадкой.

•  •  •

На следующий день путешественники посетили настоящее африканское племя. Выехали засветло и добрались, когда солнце уже стало клониться к закату. Последний участок пути пришлось проделать пешком, следуя едва заметной тропинке в буйстве африканских джунглей. Себастьян с огромным рюкзаком шёл впереди. В какой-то момент он замер и поднял руки, сделав знак женщине остановиться. Выкрикнув несколько фраз на местном наречии, мужчина, не меняя позы, попросил и Анну поднять руки. Неожиданно путники оказались в окружении, воинственные мужчины, вооружённые копьями, выглядят устрашающе. Себастьян обменялся приветственными фразами на незнакомом языке, и оставшейся путь до деревни фангов путешественники проделали в сопровождении воинов. Перейра объяснил Анне, что они находятся на земле племени и чужаков здесь не жалуют.

Деревенька оказалась небольшой. Себастьян первым делом преподнёс подарок вождю племени — рослому африканцу богатырского телосложения, и колдуну — сухощавому старику с тяжёлым пронизывающим взглядом. Казалось, что все обитатели деревушки знают и любят испанца, и эта симпатия незримо распространялась на Анну. Остаток вечера писательница фотографировала, а Себастьян не хуже патентованного этнографа познавательно рассказывал о быте и жизни племени фангов. Женщина внимательно слушала, предвкушая, какая потрясающая статья может получиться из экзотического материала.

После ужина в своё жилище на окраине деревушки путешественников пригласил колдун. Вход в хижину охраняли высушенные на солнце человеческие головы. Насаженные на пики, устрашающие экспонаты молчаливыми стражами берегли покой обитателей деревни.

— А это что, настоящие, это не шутка?  — Спрашивала ошарашенная женщина, указывая на зловещую экспозицию.

— Я ведь предупреждал, местные жители не любят чужаков.  — Перейра, кажется, не шутил, но, взглянув на Анну, с улыбкой добавил.  — Поверь, тебе со мной нечего бояться.

Гости расположились на циновках, сплетённых из волокон лиан. Колдун, о чём-то поговорил с испанцем и раскурив глиняную трубку, протянул Анне. Себастьян пояснил,  — завтра он покажет священное для племени место, но, чтобы их пропустили, необходимо попросить соизволения и получить благословение духов предков.

Белая дама, неумело затянувшись, с непривычки малость закашлялась. Странный терпкий аромат дыма, явно не табак. Женщине кажется, что тело медленно расплывается. После второй затяжки писательница растянулась на циновке и прикрыла отяжелевшие веки. Калейдоскоп беспрерывно меняющихся цветов увлекал в раскрывающиеся одни за другим пространства. Понятие «время» перестало существовать. Сердце бешено ухает в груди, и женщине кажется, что она умирает, навсегда и необратимо. Inеrtiа покоя.

Стихия воды. В морской кипучей пене Анна возрождается вновь; мелькает вереница жизней — меняются сущности. Карусель реинкарнаций завораживает, устрашает неотвратимостью, но и увлекает новыми зримыми образами...

Писательница с трудом приподнимает веки: стены хижины пульсируют и кажутся прозрачными. Внезапно эфир уплотняется и на глазах растерянной Анны обретает плоть и кровь многорукая Дива. Обагрённый нож в карающей руке, левая держит за волосы отсечённую голову колдуна. Анне кажется, что демон 

своими бесовскими очами заглядывает в самую душу. Испытующий взгляд раздевает женщину, делает беззащитной, но чувство страха, как ни странно, прошло. Дива изрекла Анне загадку, предложила дилемму, вынесла вердикт — единовременно, всё проявилось в голове, ведь многорукая дьяволица не размыкала своих сластолюбивых коралловых уст. Игра воображения рождает в сознании новую реальность, образы и аллюзии намекают: время выбора наступило, но есть ли привилегия на ошибку...

Пока Анна размышляет, как ответить, Дива обвила женщину безжалостными руками, приблизила и жарким поцелуем обожгла пересохшие губы. Анна явственно ощутила, как властный, бесконечный язык демонессы вторгается в чувственные уста. Щекоча и будоража, змей-искуситель проникает всё глубже, заполняя пустоты, овладевает самим естеством женщины. Дьявольские руки, жадные до плоти, грубо тискают груди, выкручивают затвердевшие соски, упоённо пошлёпывают пышный зад, словно взбивают пуховую подушку. Длинные чуткие пальцы натирают, обжимают, и изощрённо мусолят чувственный клитор. Рука, невыносимо растягивая мышцы влагалища, проникает неудержимо и жёстко, заставляя трепетную плоть изнывать и извиваться. И это крайнее насилие, такое мучительное, преображает Анну в Богиню, выносит на волну такого же острого, первобытного наслаждения. Эмоции переполняют естество Избранной, крик истомившейся в грудной клетке вырывается на свободу, словно птица из золотой клети. И невозможно распознать чего больше в этом отчаянном вопле — боли или дикого восторга.

Женщина и дьяволица плавятся в единое целое. Анну напитывает тягучая, дурманящая тёмная сила; Дива упивается трепещущей человеческой сущностью, тонкие вибрации женского естества так желанны и сладостны. Анна чувствует, как необратимо меняется каждая клеточка плоти, перерождается эссанс, она явственно осознаёт, что уже никогда не вернётся, прошлое словно лопнувшая Nуmрhа ещё цепляется за ре-Альность, но Imаgо уже вырвалось на свабоду...

Писательница открыла глаза: она всё ещё лежит на циновке в хижине, видения отпустили. Себастьян помог приподняться и устроиться поудобней. Анна бросила взгляд на колдуна — в первый раз в жизни она видит побледневшего негра, с красными как у кролика глазами, испуганными и какими-то неживыми. Впрочем, в следующее мгновение взгляд старика сделался прежним — тяжёлым и словно что-то выпытывающим. А потому женщина решила, что, возможно, бледный негр с перепуганным взором — всего лишь следствие пережитого трипа.

Анна прислушалась к новым ощущениям. Во рту проявился странный привкус, он кажется, перекликается с чем-то узнаваемым, но в тоже время остаётся особенным и чужим. Тело плохо слушается, приятно саднит интимная дырочка, как бывает после страстной, бессонной ночи с неутомимым любовником. Женщина вспомнила, что напоминает это странное послевкусие — характерный отпечаток мужского семени.

Анна хотела расспросить старика, что означают таинственные видения и получено ли благословение духов. Но слова как-то путаются в голове, вязнут на языке, не желая складываться в осмысленные предложения. Испанец, словно читая мысли растерянной женщины, успокоил, дескать, всё в порядке, а колдун сопровождал Анну в астральном путешествии, открывая потусторонние миры. Старик обменялся с Себастьяном прощальными фразами, и путешественники покинули хижину. Анне кажется, что мистический опыт длился несколько часов, хотя по факту не превысил и получаса. «Завтра рано вставать, пойдём 

отдыхать»,  — подытожил испанец. Дама и сама чувствует накопившуюся за день усталость; действительно, очень хочется спать.

•  •  •

Себастьян разбудил Анну до восхода солнца. Мужчина уверенно ведёт журналистку через джунгли, освещая лишь ему ведомую и видимую тропинку фонарём. Путь продолжается в гору, и занял около часа, когда путники вышли на плато. Здесь они и устроили привал.

— Надо немного подождать, скоро начнётся,  — заинтриговал даму проводник.

Женщина слышит, как где-то впереди гремит водопад.

— Начнётся что?

— Ты всё увидишь сама, и приготовь фотоаппарат.

И вот Анна стала свидетельницей. Солнце лениво показалось над горизонтом, тревожа своими ласковыми лучами дремлющие джунгли. Путешественники оказались на краю обрыва, а впереди чуть левее гремит своими потоками величественный водопад. Внизу находится небольшой водоём с песчаным пляжем. Как только первые солнечные лучи озарили воду, в её брызгах тут же вспыхнула радуга. И чем выше поднимается светило, тем больше радуг зажигается в водяной пыли. Открывшаяся панорама завораживает первобытной красотой. Всего Анна насчитала пять радуг одновременно, но по мере восхода солнца они исчезают.

— Для племени это место священно,  — Себастьян задумчиво смотрит на падающие потоки воды,  — а источник считается целебным, и, по преданию, омолаживает тело и очищает душу. Хочешь спуститься?

— Да, конечно,  — Анну переполняют эмоции.

Путники неожиданно быстро вышли к озерцу и оказались на пустынном маленьком пляже, окружённым со всех сторон непроходимыми джунглями.

— Окунись если хочешь; второй такой возможности может и не представиться.

— Я не захватила купальник,  — сожаление читается в голосе журналистки.

Солнышко пригревает и Анна, конечно, не против совершить омовение в священной для местных жителей воде. Но раздеваться перед малознакомым мужчиной... хотя, что греха таить, Себастьян нравится даме. Перейра и здесь повёл себя как настоящий кавалер.

— Поверь, в этом месте мы одни, а я отвернусь,  — мужчина незамедлительно повернулся спиной к озеру.  — Тебе нечего опасаться.

У Анны нет оснований не доверять словам Себастьяна, да и тела своего женщина не стесняется. Дама грациозно скинула на тёплый песок лёгкие одежды и с удовольствием окунулась в священные воды лесного озера.

•  •  •

Вернувшись в деревню, журналистка сделала ещё несколько снимков, пока Перейра о чём-то договаривается с вождём. Перекусив перед отъездом, путешественники начали прощаться с местными жителями. Анну более всех удивил деревенский колдун: он увлёк женщину в свою хижину, что-то пробормотал на своём тарабарском языке и вложил в ладонь странного вида бусики. Украшение стало вторым подарок, полученным Анной. Дама как умела поблагодарила старика на испанском и английском языках, спрятала сувенир в карман рюкзачка и тут же позабыла о нём. Впереди ждал долгий путь возвращения к цивилизации. До оставленной машины путников сопровождала группа воинов и три носильщика с поклажей. Фанги перенесли к Рендж Роверу чем-то плотно набитые полотняные мешки. А Себастьян взамен достал из багажника пару баулов и передал жителям африканского племени. Испанец видел, что Анне любопытно, что находится в мешках, но в планы Перейра не входит посвящать журналистку в истинные причины путешествия в джунгли. А потому он решил ответить 

уклончиво.

— Я привожу людям народности фанг плоды цивилизации,  — Себастьян обезоруживающе улыбается,  — а благодарные обитатели деревни одаривают меня плодами матушки природы.

Женщина не стала приставать с расспросами, и путешественники двинулись в обратный путь.

•  •  •

Вечером, ужиная в ресторанчике, дама вспомнила о подарке деревенского колдуна и показала Перейре. Себастьян с интересом рассматривает замысловатые бусы. «По-видимому, это весьма ценная для старика вещица,  — прокомментировал испанец,  — вот смотри, это — акулий зуб, это — клык льва, а вот — орлиный коготь. Камушки тоже непростые — алмаз, рубин, изумруд и сапфир, а этих трёх я не знаю, но, судя по виду, они тоже представляют немалую ценность. И всё это добро нанизано на сухожилие, не удивлюсь, если человеческое... ».

— И что это всё может означать?  — осведомилась журналистка.

— Сложно сказать, я не знаю всех тонкостей верования племени. Да и подобрать слова, чтобы описать то, что мне известно, тоже непросто. Что-то вроде талисмана или оберега, но подразумевает более сильное мистическое начало. Если ведать определённые магические практики и знать, как их применить, то с помощью подобных украшений можно навязывать человеку свою волю. Прежние колдуны владели мастерством похищать души врагов, и создавали себе в услужение големов. Не знаю, правду ли говорят, но местные сказкам продолжают верить...

Дама приложила бусы к шее.

— Ну как, мне идёт?  — кокетливо поинтересовалась женщина.

— Не надевай их в этой стране и никому не показывай,  — неожиданно серьёзно предупредил Себастьян,  — эта вещица, в руках профана, может навлечь на владельца серьёзные испытания.

Анна удивлённо пожала плечами и спрятала загадочный подарок в карман.

Себастьян проводил женщину до гостиницы. Как всегда галантен, очарователен и ненавязчив. Прощаясь, кавалер поцеловал Анне руку и чувственно прошептал: «Увидимся завтра, mоn аmiе».

•  •  •

На следующий день Анна посетила лекцию организаторов рекламного тура. Им рассказывали о плюсах туристического направления в Экваториальную Гвинею. Много слов о деньгах и развитии, о будущих перспективах и многолетнем сотрудничестве. Анна делала необходимые пометки для будущей заметки в бизнес-еженедельник. Все эти экономические и финансовые вопросы интересуют журналистку лишь отчасти, но для написания хорошей статьи требуется знать нюансы и уметь в них разбираться.

Вечером женщина снова встретилась с Себастьяном. Испанец забрал даму из отеля и показал лучший ночной клуб города. Эта среда куда более привычна для Анны. Тут веселились в основном белые туристы, а обслуживали их чёрные коренные жители Гвинеи. Себастьян встретил друзей, и они влились в общую шумную компанию, весёлую и беззаботную. Было видно, что Перейра и тут многим знаком и является уважаемым гостем. Много пили и много танцевали, почти до самого утра.

Себастьян подвёз Анну до отеля. Даже будучи подшофе, он отлично водил. Местная полиция, казалось, прекрасно знает Рендж Ровер цвета хаки, а некоторые полицейские даже салютовали испанцу. Дама несколько перебрала с напитками, чтобы уловить в этом некую двусмысленность. Ведь Себастьян представился всего лишь владельцем небольшой турфирмы, однако у него, видимо, имелись хорошие связи и в органах правопорядка.

В этот раз испанец немного задержал Анну у входа в отель.

— Я 

хочу тебе кое-что подарить.

Перейра вытащил из кармана маленькую коробочку синего бархата и галантно вручил женщине. Заинтригованная дама заглянула внутрь. Серебряный браслет украшали два маленьких камушка — малиновый и бирюзовый.

Кавалер помог надеть украшение на изящное запястье. Дорогой пустячок стал третьим подарком Анне. Дама, поддавшись порыву благодарности, обняла Себастьяна за шею и поцеловала в щетинистую щёку.

— Это чудесный подарок. Спасибо тебе.

Мужчина улыбнулся краешком рта и, не навязываясь, пошёл к припаркованной машине. Если бы он задержался ещё на минутку, Анна пригласила бы его в свой номер.

Уже будучи в апартаментах отеля и любуясь браслетом, журналистка получила СМС-ку от Зиммермана. Бизнесмен сетовал на обилие нахлынувших дел и предупредил, что мобильник, возможно, будет вне зоны доступа как минимум ещё несколько дней.

•  •  •

Новый жаркий день Анна провела с командой организаторов и другими приглашёнными. Они осматривали отели первой линии, возведённые вслед за новенькой набережной, тянувшейся вдоль океанского побережья. Экваториальная Гвинея стремилась стать раем для туристов. Среди спикеров вновь отличился неутомимый Абрафо Милла. Узнав журналистку в числе собравшихся, он улыбнулся даме и едва заметно кивнул.

Вечер предназначался Себастьяну. Мужчина отвёз женщину в роскошный ресторан на краю городка, где они ели лангустов в сливочном соусе, запивая холодным белым вином. В этот вечер больше болтает Анна. Рассказывает о себе и своей работе, о всех интересных событиях, произошедших в жизни. Себастьян умеет слушать и всё больше располагает к себе женщину.

— Спасибо тебе, это просто волшебные дни,  — признаётся Анна, когда всё было съедено, а любимое «Шабли» выпито.

— Нет, это ты раскрасила радугой мои серые будни,  — элегантно парирует Себастьян.

Он снова проводил даму до дверей отеля. Но на этот раз Анна сама, заключив крепкую мужскую ладонь в цепкие объятия своей изящной руки, увлекла Себастьяна в апартаменты. В альковных сумерках номера, женщина отдалась порыву нахлынувшей страсти. Её влечение, отразившись и приумножившись желанием мужчины, преображается в обжигающее сладострастие, граничащее с одержимостью. Испанец оказался искусным и темпераментным любовником...

Измождённые и опустошённые чувственным Эросом, мужчина и женщина уснули в объятиях Морфея.

Утром Анна проснулась одна. На прикроватной тумбочке дама обнаружила записку.

«Прости, mоn аmiе, срочные дела. Увидимся вечером. Целую.  С. »

•  •  •

На сегодня запланирована экскурсия в соседний Камерун. Группа выехала до обеда тремя маленькими автобусами. Перед пересечением границы они остановились на получасовой технический перерыв. Автобусы заправлялись, водители обедали, а пассажиры разбрелись по приграничному рынку, завлекающему туристов разнообразием сувениров и низкими ценами.

Анна не является исключением. Она с любопытством заглядывает в лавочки, покупая сувениры московским друзьям. Для себя женщина присмотрела тунику, украшенную народным орнаментом. Продавец мягко, но настойчиво приглашает посетить лавочку, суля скидки и подарки. Платье смотрится дорого, и поначалу торговец заламывает цену, не желая уступать. Анна азартно торгуется, желая заполучить понравившуюся вещицу. В результате женщина купила две туники с разным рисунком, но хорошим дисконтом. Африканец аккуратно упаковал одежду, помог бережно уложить в сумку и в знак особого расположения презентовал Анне малиновый платок. Продавец сам повязал подарок на шею женщине. Пока 

дама крутится перед зеркалом, решая, подходит ли новый аксессуар, к костюму, сумка находится вне поля зрения журналистки, под присмотром лукавого торговца.

Потребовалось ещё минут десять, чтобы все пассажиры вновь заняли свои места. Автобус двинулся к границе с Камеруном, весь путь до таможенного поста не превысил и десяти минут. Граница представляет собой многокилометровый забор с колючей проволокой, пару башен с вооружёнными людьми в камуфляже, и двухэтажное административное здание.

Туристы быстро образовали две небольшие очереди к аппаратам для проверки багажа. В то же время таможенники проводили и ручной досмотр клади, вызвавшей подозрения у оператора интроскопа. Дорожная сумка Анны чем-то не понравилась служителю закона, и её попросили отойти в сторону, к большому металлическому столу. Толстый негр, чёрный как эбеновое дерево, вопросительно посмотрел на короткостриженную белую даму и вежливо осведомился.

— Это Ваш багаж?

— Да, мой.  — Уверенно отвечает Анна, стараясь побыстрее закончить эту неприятную, рутинную процедуру.

Таможенник профессиональными движениями рук, похожими на пассы фокусника, начал выкладывать на гладкую, отполированную поверхность содержимое багажа. Когда металлическая столешница заполнилась купленными сувенирами и другими прочими мелочами, что берут женщины в небольшие поездки, на удивление юркие пальцы толстяка стали внимательно исследовать опустевшую сумку. С невозмутимым выражением лица таможенник, подобно иллюзионисту, ловко извлёк из внутреннего бокового кармашка маленький прозрачный пакетик с белым порошком внутри. Помахав им в воздухе, толстяк сухо спросил: «Это ваше? Что находится внутри? » Его до сей поры равнодушный взгляд сделался колючим, а заплывшие жирком глаза сузились ещё больше, превратившись во враждебные амбразуры с пулемётами чёрных зрачков. Анна удивлённо пожимает плечами: «Я не знаю. Это не моё». Таможенник что-то коротко отрапортовал по рации на местном диалекте.

К столу подошёл старший офицер в сопровождении двух солдат, вооружённых карабинами. Перебросившись парой фраз с таможенником, военный обратился к журналистке: «Мисс Венгер, вам следует пройти с нами». Анна, пытаясь сохранить спокойствие, пробует возразить: «Послушайте, я представительница российских СМИ. Меня ждёт автобус. Я должна ехать». Высокий и плечистый негр в офицерском кителе остаётся невозмутим. «Следуйте с нами, мисс. Не волнуйтесь это простая проверка»,  — спокойный голос по-военному требователен. Офицер сделал знак, и солдаты взяли женщину под руки. «Не трогайте меня. Что за бред»,  — Анна изобразила на лице оскорбление, возмутившись бестактностью вояк, но вынуждена подчиниться властям.

•  •  •

Писательницу сопроводили в душное служебное помещение, посередине которого установлен большой прямоугольный стол. Угол комнаты занимает офисная мебель, и военный что-то сосредоточенно и неумело выстукивает одним пальцем на компьютерной клавиатуре. Кондиционера нет, и душный, спёртый воздух лениво перемешивают вращающиеся под потолком лопасти старого вентилятора. Сюда же принесли и сложили на столешницу вещи женщины.

— Что находится в этом пакете?  — офицер обращается к Анне.  — Его обнаружили в вашей сумке?

— Я не знаю, это не моё. Мне подбросили.  — Писательница пытается сохранять спокойствие.

В комнату вошёл неопределённого возраста сухощавый, высокий мужчина в дорогом штатском костюме и пижонских солнцезащитных очках. Африканца сопровождает толстая, неприглядного вида, негритянка в военном кителе, поверх которого небрежно 

накинут потерявший былую свежесть мятый врачебный халат. Все находящиеся в помещении мужчины вытянулись по струнке, следуя взглядом за господином в гражданской одежде. «Мозес Гама, мадам. Полковник Гвинейской службы по борьбе с наркотиками» — официальные слова адресованы писательнице. Гама раскрыл пакет, переданный ему офицером, и понюхал; кивнув головой, передал негритянке. «Я и без экспертизы могу вас заверить, синьора, это наркотики.  — Мозес обращается к женщине безапелляционным тоном.  — Вы наркоманка? Как давно принимаете наркотики? ». Вылитый тонтон-макут, думает Анна, былая решимость тает на глазах, уступая место страху и панике.

Тем временем негритянка в белом халате, расположившись на краю стола, делает какие-то манипуляции с белым порошком, предварительно высыпав небольшое количество на лабораторное стекло.

— Я не наркоманка. Поверьте, это не моё. Мне подбросили.  — Женщина ловит холодные мужские взгляды, подсознательно ища хоть какую-нибудь поддержку или сочувствие.

— Подбросили? Кто? Где? Когда? Кому вы должны передать наркотики? У вас при себе ещё имеются запрещённые к обороту вещества?  — Полковник буквально расстреливает женщину пугающими вопросами, не давая сосредоточиться.

— Диацетилморфин,  — резюмирует негритянка, закончив своё колдовство с реактивами, и, с трудом поднимая тучную задницу со стула, добавляет,  — очень чистый и качественный героин.

Мысли путаются в голове Анны, она сбивчиво пытается объяснить, что является русской журналисткой, гражданкой Российской Федерации и не понимает, как эти чёртовы наркотики оказались в её вещах. Что всё это какая-то нелепая ошибка, чья-то злая шутка.

— Раздевайтесь. Нам придётся обыскать вас, мадам Венгер,  — словно выцветшие, облупившиеся на солнце краски, бесцветные фразы тонтон-макута прерывают женщину на полуслове.

— Что? Как? Я не понимаю... вы не имеете права. Я буду жаловаться...  — голос предательски дрожит, самообладание покинуло Анну.

Писательница окинула душную комнату беспомощным взглядом. Чёрные мужчины с нескрываемым любопытством глазеют и ухмыляются, предвкушая унизительную процедуру для белой дамы. Даже военный в углу за компьютером, перестал мучить клавиатуру и, развернувшись в кресле, откровенно пялится на оторопевшую, испуганную женщину. Негритянка в кителе удивительно ловко натягивает на свои полные руки с толстыми и короткими, словно обрубки, пальцами медицинские перчатки. Неповоротливая служительница закона своим плотоядным и жадным взглядом, как мерещится Анне, просто поедает писательницу живьём.

— Если вы, мисс Венгер, не готовы раздеться самостоятельно, мои люди вам помогут.  — Невозмутимый голос Мозес Гама прозвучал приговором.

Полковник повернул голову в сторону офицера: «Мадам надо помочь, выполняйте».

— Нет! Стойте, я сама.  — Язык с трудом ворочается в пересохшем рту, кажется, что спёртый воздух комнаты загустел и теперь вязнет липкой кашей на голосовых связках.

Женщина не может допустить, чтобы её публично раздела и облапала эта похотливая гвинейская военщина. Полковник жестом останавливает офицера. Анна с мольбой в глазах пытается заглянуть за непроницаемые стёкла очков.

— Господин Гама, разве обязательно все эти мужчины должны находиться здесь?  — Женщина с трудом составляет правильные фразы, слова прыгают и скачут, вытанцовывая в голове бесовский гопак. Сердце натужно бу? хает в груди.  — Прошу вас, прикажите вашим людям покинуть помещение.

Полковник проигнорировал просьбу запуганной писательницы. Он остаётся единственным человеком в комнате, чьё 

лицо не выражает абсолютно никаких эмоций. В горделивой осанке офицера читается армейская выправка и небрежение к белым иностранцам. Гама выжидающе молчит и, заложив руки за спину, не отрываясь, внимательно наблюдает за каждым движением сконфуженной белой дамы.

Сгорая от стыда, Анна непослушными пальцами расстёгивает пуговки летней рубашки. Ткань липнет к вспотевшему телу, словно противится выставлять на унижение и поругание прелести хозяйки. Вслед за рубашкой женщина избавилась от трикотажных кроссовок в сеточку и повесила на спинку стула поплиновые брюки-кюлоты. Писательница мнётся, стыдливо опустив голову, и чуть ли не физически ощущает на ухоженном теле алчные мужские взгляды. Даму пока ещё прикрывает телесного цвета лифчик и белые кружевные трусики, сквозь тонкую ткань которых, пробиваются непослушные рыжие волосики.

— Снимите бельё мадам, нам должно провести полный досмотр,  — полковник сухо чеканит каждое слово.

Фактически это приказ, и Анна понимает, что просить оставить хоть что-то из одежды просто бессмысленно. Женщина обречённо завела руки за спину, замешкалась, расстёгивая застёжку бюстгальтера. Влажные от пота, белые весомые груди призывно вывалились наружу, соблазнительно покачиваясь и слегка отвисая. Ноги кажутся ватными. Писательница медленно стягивает мокрые упрямые трусики, не желающие обнажать сокровенное, и с трудом переступая ногами, добавляет к общей кучке белья. Переминаясь с ноги на ногу, униженная дама робеет посреди комнаты, стыдливо прикрывая ладошками беззащитные прелести. Чернокожие самцы откровенно разглядывают холеное тело и многозначительно переглядываются.

Негритянка подошла к столу, и неторопливо ощупала каждую вещицу из одежды женщины.

— Здесь пусто,  — подытоживает она, обращаясь к полковнику.

— Продолжайте обыск,  — сухо бросает Гама.

Африканка повернулась к Анне.

— Руки за голову, ноги на ширине плеч.  — Маленькие глазки чернокожей стервы буквально сочатся похотью.

Толстые короткие пальцы прошлись по всему стройному телу женщины, уделив особое внимание бюсту. Негритянка с каким-то особым сладострастием ощупывает и мнёт двумя руками каждую грудь по отдельности. Розовые соски предательски затвердели. Анна, красная как рак, едва сдерживается, стискивая зубы, дабы не высказать в сердцах всё, что она думает об этих людях.

— Лягте грудью на стол, синьора Венгер, и раздвиньте ягодицы,  — пышнотелая служительница закона сменила перчатки на новые, и маленькие глазки сверкнули недобрым огоньком.

Анна замешкалась; неужели это ещё не всё? Сколько времени они собираются унижать её человеческое достоинство, издеваться?

— Поторопитесь, синьора, и не заставляйте нас применять силу.  — Слова негритянки отвлекли писательницу от размышлений.

Анна с внутренней дрожью опустилась грудью на тёплую полированную столешницу, и слегка раздвинула полные, белые ягодицы. Полковник пододвинул стул ближе к столу и уселся прямо напротив лица женщины.

— Ноги шире плеч, синьора Венгер, и руки держите во-о-от так,  — негритянка положила свои широкие ладони на изящные ручки Анны и хорошенько потянула в стороны.

Срамные губы предательски распахнулись, обнажая незащищённое лоно. Женщина чувствует на влажной промежности жадные мужские взгляды; от стыда и унижения она готова провалиться под землю. Анна уже догадывается, какая болезненная процедура и глумление скрывает сочетание слов «полный досмотр». Вся она, всё её естество сжалось, пребывая в томительном ожидании неминуемого поругания.

Чёрный 

полковник продолжает задавать дурацкие дежурные вопросы. Писательница пытается не думать о предстоящей экзекуции и сосредоточилась на ответах. Но всё равно тело невольно дёрнулось, будто поражённое электрическим разрядом, когда негритянка начала увлажнять вязким тёплым гелем преддверие влагалища. Завершив приготовления, африканка сложила толстую кисть в подобие наконечника копья и приступила к проникновению. Четыре пальца проскользнули относительно безболезненно. Но, когда дело дошло до широкой части ладони с заплывшими от жира костяшками кисти, Анна почувствовала настоящую боль. Писательница зажмурилась и, упираясь лбом в столешницу, пытается терпеть, сдерживая крик.

— Отвечайте на поставленный вопрос. Смотреть на меня мадам Венгер, когда вас допрашивают.  — Невозмутимый тонтон-макут за волосы приподнял голову женщины.

— Расслабьтесь, синьора Венгер, не противьтесь. Так вы только себе делаете хуже,  — настоятельно увещевает чернокожая мучительница.

Она настойчиво крутит рукой, пытаясь тем самым разработать узкий вход беззащитного лона.

— Пожалуйста, не так сильно. Прошу вас. Ой! мамочки, больно-то как,  — причитает Анна срывающимся голосом.

Она уже не удерживает ягодицы, а изо всех сил сжимает руками кромку столешницы. Сжимает так сильно, как только может, и от напряжения костяшки загорелых пальчиков побелели. Анна понимает, что нужно расслабиться, но онемевшее тело, скованное болью и страхом, по своему противится насилию.

— А-А-АЙ! Больно-о! А-А-А!  — Чёрный мужеподобный кулак проскользнул-таки внутрь.

Острая ослепляющая боль пронзила Анну — не сдерживая себя, дама заголосила на всю комнату. Вагина плотным кольцом обхватила пухлую кисть негритянки. Не обращая внимания на крики жертвы, рука победоносно продолжает вторжение. Служительница закона чувствует, как отчаянно сопротивляются упругие мышцы, с каким трудом увесистый кулак медленно втискивается всё глубже, неотвратимо. Настойчивая рука грубо и властно овладевает, покоряет плоть. Негритянка намеренно унижает, растоптать человеческое достоинство белой, под бесстыжими взглядами надменных мужчин. Через поругание доказать превосходство чёрной расы. Похотливая самка ликует, получая потаённое наслаждение от насилия и позора сломленной женщины.

— Отвечайте на поставленный вопрос мадам Венгер, я повторяю... Смотреть на меня, вас допрашивают.  — Полковник удерживает женщину за волосы, не давая опуститься голове.

Мысли путаются, кровь стучит в висках. Анна смотрит в невозмутимое лицо господина Гама и видит в стёклах солнцезащитных очков отражение посрамлённой, униженной женщины. Анна кусает губы, красивое лицо уродует болезненная гримаса. Писательница вспомнила, как два месяца назад была изнасилована кулаком Верховного Жреца. И вот теперь рука негритянки также мучительно растягивает стенки влагалища. Также бесцеремонно и грубо вторгается в беззащитное естество. Толстая кисть чернокожей садистки проникает до упора. Жадные до плоти пальцы обхватывают шейку матки, изощрённо ощупывают, обжимают.

— Ай! Больно-О-О! Пожалуйста, хватит! Не могу больше-е-е!  — голос Анны вновь срывается в крик.

Томительно медленно, бесконечно тянется время. Писательница продолжает корчиться от боли, ощущая, как неумолимо грубая рука мучительно копошится в чувственном естестве. Капельки пота, размазывая косметику, скатываются по пунцовому лицу на столешницу. Чёрный полковник, продолжая расстреливать своими дьявольскими вопросами, заставляет смотреть в лицо. Анна плохо соображает, насилие мешает сосредоточиться, суть вопросов предательски ускользает. Чёрные мужчины затаив дыхание пожирают глазами изощрённое глумление над белой дамой. И 

только лицо Мозес Гама продолжает оставаться безразличным и кажется хладным в удушающей атмосфере кабинета.

Всласть насладившись страданиями белой дамы и вдоволь потешав болезненное сладострастие, негритянка живо потянула руку назад.

— Медленнее, прошу,  — испуганно причитает Анна.  — Медленно...

Писательница отчётливо помнит вечер, пятница 13-го, когда Чёрный Маг ордена резко рванув кулак, травмировал вагину. Африканка неспешно вытягивает руку. На выходе широкой части ладони преддверие влагалища настолько сильно и мучительно растянулось, что Анне кажется, ещё чуть-чуть и...

— Стой! Порвёшь!  — скривившись от острой боли, Анна захлёбывается словами.

Толстая кисть с характерным чавканьем выскальзывает из лона. Писательница с облегчением выдыхает. Женщина пытается успокоиться, остановить калейдоскоп мыслей и образов, роящихся в затуманенной голове.

— При личном досмотре обнаружен пакет с порошком белого цвета; как вы это объясните, мадам Венгер?  — Слова полковника возвращают даму к реальности.

Анна непонимающе смотрит на тонтон-макута, пытаясь вникнуть в смысл сказанных фраз. Она поворачивает голову и через плечо видит расплывающееся в торжествующей ухмылке лицо чернокожей мучительницы. В руке мерно покачивается маленький пакетик с белым порошком.

— Нет, это не моё,  — Анна пытается сдержать бурю негодования, клокочущую в груди.  — Она мне это подбросила! Да вы все здесь заодно...!

Женщина переживает абсолютную беспомощность, слова потеряли всякий смысл. Мозес Гама, будто не слыша, с презрением, торжествующим взглядом попирает униженную белую даму.

Полковник разрешает писательнице одеться. Наручники сковывают запястья; Анну выводят на улицу, сажают в полицейский фургон. Женщина подавлена: нехорошие предчувствия, мрачные мысли накатывают тяжёлыми волнами одна за одной. Куда теперь повезут, и что ожидает Анну в сердце Африканского континента?

•  •  •

Утром Анну разбудил окрик охранника. Даму вывели из душной камеры и куда-то ведут по тусклым и мрачным коридорам.

Вчера женщину привезли в следственный изолятор. Ей предоставили возможность совершить телефонный звонок, и Анна всё рассказала Себастьяну. Писательницу определили в одиночную камеру.

Женщину сопроводили в помещение для дознания, где её дожидается невозмутимый Мозес Гама. Аскетичный кабинет разделён зеркалом Гезелла на две комнаты. Полковник пять часов допрашивает Анну, задавая одни и те же вопросы, по-разному сформулированные и в произвольном порядке. Женщина не догадывается, что в соседней комнате находится солидный пожилой африканец. Вальяжно развалившись в кресле, он через затемнённое стекло с любопытством наблюдает за мимикой и ответами взволнованной белой дамы. Вся его поза олицетворяет состояние лёгкой апатии, но взгляд жёсткий и властный. Ещё внимание привлекает драгоценный перстень на указательном пальце правой руки. Чёрный вертикальный зрачок инкрустирован в жёлтый камень. Оправу в форме глаза оплетает серебряный Уроборос. Указующий перст ритмично выводит на подлокотнике «Болеро» Равеля...

Вечером писательницу навестил Себастьян Перейра. Даму привели в комнату для свиданий. Она бросилась на широкую мужскую грудь и разрыдалась.

— Они подбросили мне наркотики! Это чернокожая сука, мне так было больно... ты веришь мне, Себастьян?  — женщина дрожащим голосом сбивчиво рассказывает мужчине свои злоключения.

Испанец как может, успокаивает писательницу. Он принёс женщине пакет с едой и воду; в изоляторе кормёжка и правда отвратительная, Анна почти не притрагивалась к тюремной баланде и за день 

проголодалась. Перейра сообщил, что проинформировал о случившемся российское консульство, и обещает нанять адвоката, самого лучшего. Пока, это то немногое, чем Себастьян может помочь женщине.

Вернувшись в камеру, Анна перекусила и немного успокоилась. События дня сильно вымотали как физически, так и эмоционально; хотелось спать.

•  •  •

На следующее утро Анну посетил адвокат, нанятый Себастьяном. Импозантный пожилой негр облачён в дорогой европейский костюм, и благоухает не менее дорогим парфюмом. Представился мужчина просто — доктор юридических наук, господин Джозеф Бикилу.

Адвокат подробно расспрашивает, что и как происходило с Анной, делая пометки на листе бумаги. Он обрисовал женщине неутешительные перспективы. Статья, под которую подпадает дело журналистки (хранение наркотиков), в африканской стране считается очень тяжкой и наказывается сроком до 20 лет. Господин Бикилу рассказывает Анне, что, по его многолетнему опыту работы, суды в таких делах обычно принимают сторону обвинения. Более того, если обвиняемый — иностранец, то с ним и вовсе не церемонятся и выносят приговор с максимальным сроком наказания.

Слова адвоката повергают женщину в состояние уныния. Как, почему она оказалось в этой чудовищной ситуации? Двадцать лет тюрьмы ни за что, да ещё в незнакомой стране. Кто мог подставить её, впутать в эту грязную историю?

В конце встречи Джозеф Бикилу как бы невзначай поинтересовался, нет ли у Анны влиятельных знакомых. Если такой человек найдётся и сможет поручиться, то это обстоятельство могло бы серьёзно повлиять как на приговор, так и дальнейшую судьбу журналистки. Анна задумалась. Влиятельный знакомый; но кого она знает в этой стране...? Ах да, конечно же.

— Абрафо Милла,  — Анна вспомнила уважаемого бизнесмена и интервью, которое рассчитывала с ним получить.

— Вы знакомы с господином Милла?  — адвокат сделал удивленное лицо, в уверенном голосе слышится недоверие.

— Да, знакома. Мы даже обменялись визитками. Как думаете, он сможет мне помочь?  — Анна готова схватиться за любую соломинку, лишь бы выпутаться из этой дикой истории.

— Что ж, это обстоятельство может серьёзно повлиять на вашу дальнейшую судьбу, синьора Венгер. Господин Абрафо Милла действительно очень влиятельный и уважаемый бизнесмен.  — Джозеф Бикилу каждым словом сеет семена надежды в душе журналистки.  — Если кто-то и сможет вам помочь, так это только он.

Анна вернулась в камеру. У неё появилась надежда, пока ещё хрупкая и крохотная. Но эта надежда вселяет в женщину силы, помогая бороться и выживать.

Больше в этот день журналистку никто не тревожил, и она мается от безделья в удушливом каземате. Чтобы хоть как-то скоротать время, Анна принялась рассматривать рисунки на стенах камеры. Преимущественно это примитивные и откровенно похабные изображения. Но, вот на левой стене, чуть выше своего роста, женщина заметила нечто особенное. Даму привлёк рисунок глаза. Анна сразу узнала его — жёлтое око (с тонким чёрным вертикальным зрачком) в объятиях Уробороса и надпись, выполненная незнакомыми знаками. Откуда он здесь? Неужели это как-то связано с её злоключениями? Размышляя, дама торопливо ходит по камере, пытаясь по-новому осмыслить происходящие события. Время от времени журналистка бросает взгляд на изображение. И вот 

что удивительно, в каком бы месте помещения ни находилась Анна, кажется, что глаз смотрит прямо на неё, будто следит. Женщина, конечно, знает о таком приёме в живописи. Но встретить этот способ изображения здесь — в следственном изоляторе африканской страны, да ещё так искусно исполненный — во всём этом таится какая-то мистика и нераскрытая тайна.

Засыпая, дама бросила взгляд на стену. Глаз, как живой, пристально наблюдает, словно пытается что-то внушить или подсказать. Анна помнит значение фразы, аккуратно выписанной замысловатыми знаками:

Я всегда наблюдаю за тобой.

•  •  •

Третий день в следственном изоляторе оказался не только самым насыщенным событиями, но и самым тяжёлым эмоционально.

Утром Анну навестил адвокат. Он не просто пообщался с Абрафо Милла, но и лично с ним встретился. Бизнесмен действительно вспомнил русскую журналистку и готов оказать посильную помощь. Но тут, как говорится, услуга за услугу. Господин Милла вытащит женщину из следственного изолятора и замнёт дело, а дама, в свою очередь, в качестве благодарности, исполнит небольшую пикантную просьбу. Писательница находится в некой растерянности. Что означает «пикантная просьба»?

— Господин Бикилу, Вы можете изъясняться более конкретно, что я должна делать?  — Анна вопросительно посмотрела на адвоката.  — Переспать с Абрафо Милла?

— Я бы так не говорил,  — Джозеф брезгливо поморщился и достал из кожаного портфеля пару листков бумаги,  — вот, ознакомьтесь, это шаблон стандартного договора.

Анна внимательно изучает документ. Ничего конкретного в тексте не говорится. Общие фразы. Единственное, что можно понять: Милла обещает женщине свободу, если дама соглашается с условием — абсолютно добровольно, принять участие в Эротическом представлении. Более того, если женщина исполнит договор надлежащим образом, то в качестве бонуса получит денежное вознаграждение в долларах США.

— Господин Бикилу, что подразумевает словосочетание «Эротическое представление»?  — Анна удивлена и обескуражена прочитанным текстом.  — Вы можете внятно пояснить, что меня ожидает?

— Абрафо Милла имеет свои небольшие странности. Но бизнесмен заверил, что ничего того, что могло бы навредить вашему здоровью, синьора Венгер, происходить не будет.  — Адвокат старательно подбирает слова.  — Однако я и сам не посвящён в подробности. Меня лишь уполномочили сделать вам это предложение.

Женщина находится в замешательстве: перспектива сесть в тюрьму немыслима, однако и участвовать в непонятной авантюре под названием «Эротическое представление» кажется не менее безумной затеей.

— Господин адвокат, я хотела бы подумать. Сколько времени у меня есть?

— Синьора Венгер, разумеется, это ваше право, и подумать следует обязательно,  — Джозеф выдержал театральную паузу, а затем добавил,  — но обязан вас предупредить, через два, максимум три дня состоится суд, после которого даже Абрафо Милла будет не в силах вам помочь.

Адвокат ушёл, а женщина погрузилась в раздумья, меря шагами тесную камеру. Но скучала Анна недолго, её опять повели на допрос, но не в специально оборудованную для этого комнату, а, как выяснилось, в офис начальника следственного изолятора.

В просторном кабинете собраны охотничьи трофеи, спортивные кубки и антикварные реликвии, делая помещение по-настоящему роскошным. Одну из стен декорирует шкура распятого льва, две другие украшают головы носорога и бизона. Старинные вазы 

и статуэтки, расставленные по периметру, превращают комнату в своеобразный этнографический музейный зал.

За большим письменным столом в огромном, кожаном кресле, больше похожем на трон, восседает начальник следственного изолятора. Здесь он Царь и Бог, а величают всемогущего — Гвала Бокасса. Этот огромный, грузный негр обладает лживыми и злобными глазками. Бокасса давно не молод. Вот уже 22 года он возглавляет следственный изолятор; ходят слухи, что начальника прикрывают влиятельные и богатые покровители. Не предлагая женщине сесть, чиновник неторопливо, сухим, казённым языком бюрократа задаёт дежурные вопросы, лениво переворачивая страницы следственного дела. Так продолжается минут пятнадцать—двадцать.

Бокасса тяжело поднялся с кресла, раскурил большую гаванскую сигару и подошёл к женщине, всё это время так и стоящую посередине кабинета. По сравнению с мужчиной Анна кажется Дюймовочкой из сказки Андерсена. Неожиданно с официального тона тюремщик перешёл на «ты». Он старается придать властному голосу доверительно-покровительственный оттенок, но смотрит на женщину с высоты исполинского роста как удав на кролика.

— Вляпалась ты девочка, ох как вляпалась,  — горестно начал Бокасса.  — Двадцать лет гвинейской тюрьмы для белой леди — не санаторий и, если тебе повезёт выйти из тюрьмы, то на свободе окажется немощная и больная старуха.

— Зачем, вы мне это говорите?  — Анна снизу вверх непонимающе рассматривает чернокожего верзилу.

— Тебе здесь никто не поможет,  — вкрадчиво продолжает тюремщик,  — а я единственный кто может не просто облегчить твою участь, но, возможно, избавит и от страданий.

Анна молча, уставившись в пол, покорно выслушивает двоякие назидания, сомнительные недомолвки. Бокасса то откровенно запугивает писательницу, рассказывая об ужасах тюремного быта, то недвусмысленно намекает на своё покровительство. К чему клонит расчётливый однофамилец африканского людоеда? Женщина гонит прочь гаденькие догадки, которые потихоньку проникают в сознание, обретая вполне очевидные и похабные предложения.

— Я ведь не людоед какой-то, и у меня большое сердце,  — начальник следственного изолятора удивительно нежно положил свою огромную пятерню на плечо женщины,  — ты просто будешь делать мне минет, и услужливо подставлять свои дырочки, а я уж никому не дам в обиду такую послушную, сладкую девочку.

— Что вы себе позволяете,  — вспыхнула Анна и инстинктивно смахнула ручищу громилы.

Женщина возмущена, напугана, она обрела вдруг невесть откуда взявшуюся решимость, придавшую словам особенную, исключительную силу.

— Я русская журналистка! Я буду жаловаться на вас! Все газеты мира напишут о беззаконии и произволе, творимые в этой стране!  — В глазах Анны сверкнули такие молнии, что громила оторопел и смешно попятился назад.

Впрочем, начальник следственного изолятора быстро овладел собой. За долгие годы службы ему приходилось наблюдать и «ломать об колено» множество спесивых дамочек, переполненных гордыней и самолюбованием.

— Так ведь я никого и не принуждаю,  — лицо тюремщика растянулось в лживой улыбке,  — ты уже знакома с местными лесбиянками? Обещаю, так налижешься их грязных щёлок, что твой язык навсегда останется чёрным.  — Бокасса хохотнул, собственная шутка показалась весьма удачной.

— Я устала. Отведите меня в камеру.  — Писательнице омерзителен этот огромный, самодовольный ниггер.

Женщине кажется, что его липкие, похотливые слова всю её измазали;  

хочется побыстрее уйти и даже одиночная камера представляется уже не такой гнетущей, как эта живописная комната. Бокасса вызвал конвоира. Отдав распоряжения на незнакомом диалекте, тюремщик снова перешёл на официальный тон. Обращаясь непосредственно к даме, и сдерживая плотоядную ухмылку, начальник следственного изолятора многозначительно изрёк.

— Синьора Венгер, не смею задерживать. Но если вдруг пожелаете вести себя не столь категорично, то вам следует позвать дежурного охранника и произнести сакраментальную фразу: «Прошу прощения, я готова к аудиенции с господином Гвала Бокасса».

К удивлению Анны, её препроводили в общую камеру. Помимо писательницы здесь находится немка — привлекательная шатенка лет тридцати и пятеро африканок. Возраста они все разного, но судя по всему, главной является полноватая лысая негритянка лет пятидесяти.

Вечером, перед ужином, женщину навестил Перейра. Как и в прошлый раз, он принёс пакет с едой и воду. Анна с трудом сдерживает слёзы — эмоции переполняют женщину. Себастьян представляется единственным человеком, который во всей этой жуткой, фантасмагорической истории ей верит и по-настоящему помогает. Писательница подробно рассказала испанцу о визите адвоката и странном предложении Абрафо Милла. О домогательствах начальника следственного изолятора женщина умолчала. Сейчас, этот короткий эпизод кажется пустым, малозначительным недоразумением.

— Ты ведь знаком с Милла, что может означать его странный договор?  — Для женщины важен любой ответ, хоть как-то проливающий свет на необычное предложение бизнесмена.

— Я знаю Абрафо как порядочного бизнес-партнёра.  — Себастьян впрямую не уговаривает Анну подписать странный контракт, но косвенно подталкивает именно к этому.  — Он всегда выполняет свои обязательства и щедро благодарит за оказанные услуги.

— Послушай, Себастьян, но что это за Эротическое представление, в котором я должна участвовать?  — Интуиция подсказывает женщине, что испанец что-то знает об этом.  — Расскажи мне, ты бывал на этих представлениях раньше?

— И даже не слышал о них. Но, подумай хорошенько, Анна, из двух зол надо выбирать меньшее,  — продолжает увещевать Перейра,  — если ты попадёшь в тюрьму, я уже ничем не смогу тебе помочь. Предложение Абрафо, согласен, шанс необычный, но это пока и единственная реальная возможность избежать худшего.

Они ещё немного поговорили. Анна так и не поняла, лукавит Себастьян или действительно ничего не знает о таинственных Эротических представлениях Абрафо Милла.

Когда женщину привели в камеру, ужин уже прошёл. Писательница рассчитывала перекусить тем, что принёс Себастьян, но всё оказалось не так просто. Как только Анна села за общий стол, собираясь поесть сама и угостить сокамерниц, к женщине подсели две африканки. Одна — мужеподобного типа, с накачанными как у атлета бицепсами лет двадцати пяти и вторая лет тридцати с изувеченным шрамами и пирсингом лицом. Негритянки цинично отобрали у Анны пакет с едой, оставив лишь маленькую бутылочку воды. На возражения женщины та, что с пирсингом, достала изо рта лезвие бритвы и недвусмысленно дала понять, что если Анна начнёт «выступать», ей просто порежут лицо.

Настоящий же кошмар начался после отбоя. Чернокожие девки повскакивали со своих мест и стали приставать к немке. Они насильно раздели молодую женщину и 

побоями принудили удовлетворить их похоть орально. Со слезами на глазах немка по очереди вылизывает их розовые щели, получая оплеухи и оскорбления со всех сторон. Анне невыносимо всё это наблюдать, но и помочь несчастной женщина не может. Писательница отвернулась к стене, лишь бы не видеть всего этого ужаса.

Однако Анну растолкали, и усевшаяся рядом лысая негритянка заставляет женщину наблюдать это страшное представление. Она нашёптывает на ушко писательнице разные скабрёзности, не забывая повторять, что следующей ночью именно Анна станет их любимой игрушкой.

Немку тем временем положили на столешницу. Руки завели за голову и привязали к ножкам стола разорванной на верёвки простынёй. Ноги развели в стороны и, закинув за голову, зафиксировали, так же как и руки. В результате беспомощная женщина оказалась стреножена в самой откровенной и унизительной позе. Её промежность гладко выбрита, а потому сокровенные дырочки на белой коже смотрятся особенно вульгарно.

Вначале немке стимулируют рукой клитор и засовывают пальцы в лоно, заставляя несчастную принудительно кончать. Чтобы вопли не доносились в коридор, в рот затолкали порванные трусы и завязали полотенцем. После восьмого оргазма мужеподобная лесбиянка протолкнула свою здоровенную кисть в вагину. Немка вытаращила от боли глаза и замычала, бешено дёргая связанными ногами и болтая головой. Лесбиянка, не обращая вниманья на мучения немки, энергично шурует кулаком, стараясь просунуть как можно глубже. Африканке удаётся затолкать руку почти до середины предплечья, когда вторая лесби-садистка с изуродованным лицом принялась засовывать пальцы в анальное отверстие. Немка воет не переставая. Когда шрамированная чернокожая бестия проталкивает кулак, растянутое добела колечко сфинктера не выдержав насилия, лопается, и капельки крови, смешиваясь с потом медленно скатываются по дрожащим ягодицам на грязный пол.

Под улюлюканье и скабрёзные шуточки африканки издеваются над немкой с небольшими перерывами, почти до утра. Апофеозом насилия явился акт двойного фистинга. Лысая бандерша пытается засунуть обе свои толстые кисти в уже порядком растянутое лоно. Когда негритянка впихивает ручища, Анну заставляют смотреть, как разрывается побелевшее от растяжения преддверие влагалища.

Наконец, пресытившиеся садистки оставили измученную жертву в покое. На изнасилованную изощрённым способом женщину больно смотреть, а её некогда аккуратные интимные места тяжело изувечены. Вагина обезображена, стёрта до крови, пугая незакрывающейся воспалённой дырой. Анальное отверстие напоминает жерло вулкана, сильно опухший сфинктер вывернуло наизнанку с участком прямой кишки. И в этой алой жерловине пузырится и клокочет кровавая пена. Багровая слизь, смешиваясь с потом, медленно истекает, грязные потёки на белых ягодицах — всё это ужасает. Потерявшую сознание немку отвязали и кинули на шконку.

Анна так и не смогла заснуть. Писательница не считала себя особо впечатлительной натурой, но страшный спектакль, очевидно, разыгранный по заказу, буквально ошеломил и внутренне опустошил женщину. Дама уже готова на всё, лишь бы не попасть в тюрьму и скорее покинуть стены этого жуткого театра абсурда.

•  •  •

Ранним утром четвёртого дня Анну снова препроводили в помещение для допросов. На этот раз в комнате её ожидает представитель Российского консульства. Чиновник кажется изнурённой женщине, каким-то 

нескладным, серым и невзрачным, таким же безликим, как костюм, мешковато висящий на сутулых плечах. Клерк задаёт казённым языком дежурные вопросы, что-то помечая в служебном блокноте. Не спавшая ночь, голодная женщина отвечает невпопад, предполагая, что этот человек-функция — бумажная душонка ныне, в этой отчаянной ситуации помочь не в силах.

Когда Анна вернулась, изнасилованной немки в камере уже не было. Завтрак прошёл, а чернокожие сокамерницы оставили женщине лишь кусок заплесневевшей лепёшки и маленькую бутылочку с парой глотков воды. Они ходят вокруг Анны кругами, как акулы, готовые напасть на приговорённую жертву. Лесби-садистки зло ухмыляются и обмениваются многозначительными взглядами. Журналистка вспомнила слова Себастьяна «из двух зол надо выбирать меньшее». Она обречённо позвала охранника, а дождавшись, заставила себя произнести унизительную формулу капитуляции: «Прошу прощения, я готова к аудиенции с господином Гвала Бокасса».

•  •  •

Анна находится в просторном кабинете начальника следственного изолятора. Бокасса откровенно издевается над писательницей, всем своим видом показывая превосходство и силу.

— Синьора Венгер, вид у вас какой-то уставший, плохо спалось этой ночью?  — притворно тянет слова тюремщик.

— Переведите меня в одиночную камеру,  — женщина с трудом сдерживает себя, чтобы не расплакаться от обиды и унижения. Анна с трудом выдавила из себя последнее слово,  — пожалуйста.

— Одиночная камера? Как странно, обычно заключённых угнетает одиночество. Вы не любите простое человеческое общение?  — Бокасса поднялся с кресла и, обогнув стол, медленно приблизился к писательнице.  — А может быть, вы расистка, синьора Венгер, и не любите людей с чёрным цветом кожи?

Анна молчит, разглядывая рисунок наборного паркета, и моля Бога, чтобы весь этот дурацкий спектакль поскорее закончился.

— Отвечайте!  — рявкнул тюремщик,  — и в глаза смотреть, когда с вами разговаривает начальник следственного изолятора.

— Люблю,  — писательница испуганно посмотрела вверх: чудовище в человеческом обличии грузно нависает над женщиной, маленькие, злые глазки сверкнули холодным блеском.

— Так, так, так, и кого же вы любите?  — голос Бокассы слегка потеплел.

— Людей с чёрным цветом кожи,  — Анна с трудом, тихо выжимает из себя каждое слово.

— Ну, что ж, хорошо. Вот это мы, синьора Венгер, сейчас и проверим,  — людоед оскалился голливудской улыбкой.  — Полезайте-ка под стол. Да и одиночную камеру нужно ещё заслужить.

Анна медленно, словно поднимаясь на голгофу, подошла к столу со стороны отодвинутого кресла. Она опустилась на карачки и, выполнив приказание, стала ожидать неминуемого. Стол выглядит огромным, он явно старинный, потому женщина расположилась без особых затруднений. Тюремщик, предвкушая «сладенькое», расстегнул молнию форменных брюк, чуть приспустил штаны, и поудобнее устраиваясь в кресле, слегка пододвинулся к столу.

— Можешь начинать, белая шлюха, покажи, как ты любишь свободный народ Демократической Республики Гвинея.  — Начальник изолятора в ожидании удовольствия с наслаждением продолжает унижать женщину.

Анна тяжело вздохнула и запустила руку в трусы. Женщина извлекла на свет толстую чёрную колбасу. Она обнажила головку, и массивная иссини-сиреневая залупа устрашающе выглянула наружу. Дама обхватила нежными губами немаленький орган и приступила к минету, слегка помогая себе пальчиками.

— Руки в сторону, синьора Венгер, работает только ротик,  — строго одёрнул тюремщик,  — 

подрочить я и сам могу.

Писательница упирается руками в могучие колени мужчины. Такой размер для дамы в диковинку, и Анна с трудом приспосабливается, чувствуя, как оживает во рту дремавший чёрный змий, наливаясь горячей кровью. Женщина тщательно посасывает внушительный инструмент. Дама надеется побыстрее покончить с этой унизительной процедурой, а посему усердно старается, используя все свои познания в интимном ремесле. Член быстро затвердел, и заглотить его целиком дама не решается, потому она плотно обхватив влажными губами головку, смачно посасывает, как рождественский леденец. Прилежно выводит вокруг мясистой залупы вычурные пируэты, усердно вылизывая и щекоча кончиком язычка уздечку.

Кто-то позвонил Бокасса, и он минут десять что-то эмоционально обсуждал по телефону. Всё это время, дама, не прерываясь, ублажает представителя свободной Африки. Писательница начала уставать. Спина затекла и ноет, коленки болят, а язык с трудом ворочается в оккупированном рту.

Однофамилец людоеда, чувствуя приближение кульминации, решил взять инициативу на себя. Он крепко обхватил голову Анны ручищами и нанизывает на вздыбленный орган, как помидор на шампур, стараясь проскользнуть головкой как можно глубже.

Женщина пытается приноровиться к жёстким проникновениям, и как может расслабляет мышцы гортани. Лицо сделалось пунцовым, слезинки навернулись в уголках глаз — потекли, смешиваясь с капельками пота. Анна чувствует, как головка с каждым разом проскальзывает всё глубже, сильнее, дыхание прерывается. В глазах темнеет, голова кружится, воздуха не хватает.

Начальник следственного изолятора последовательно и не торопясь пропихивает внушительный уд в самую глотку, наслаждаясь, как плотно мышцы обхватывают залупу. Гвала Бокасса размашисто трахает голову и вот, наконец, лицо уткнулось в волосатый пах; чёрный фаллос полностью вошёл и застрял глубоко в гортани.

Дама утробно замычала, протестующе шлёпая кулачками по толстым ляжкам ненавистного ниггера. Тюремщик не спеша снял голову новой наложницы с члена, писательница жадно хватает воздух, как рыба выброшенная волной на берег. Но пауза чертовски коротка. Африканец после успешного опыта теперь уже вовсю пользует Анну, не обращая внимания на жалобное сопение и жалкие удары по коленям. Бокасса с упоением дрючит женщину, и настолько эти проникновения кажутся божественными, такими сладострастными, словно миллионы фонтанчиков поднимаются откуда то из глубин сокровенного и, смешавшись в один пьянящий оргазм, слепят холодным бесовским блеском.

Анна плотным кольцом натруженных губ обхватывает раскалённую плоть готовую вот-вот оросить обжигающим семенем.

— Смотри на меня! Смотри!...  — грозно рявкнул ниггер, сжимая в руках натраханную голову.

Гвала Бокасса зарычал как смертельно раненный бизон, тот самый которого он так долго выслеживал на охоте. Тот самый, который теперь стережёт охотника долгими бессонными ночами полной луны. Тот самый, одинокий и непреклонный, который возвращается в кошмарных снах снова и снова. И этот багряный испепеляющий взгляд навсегда лишил опрометчивого стрелка душевного покоя и похитил самое дорогое, для Гвала Бокасса — охотничий фарт.

Кровь мутной багровой пеленой заволокла взор тюремщика; первые, горячие потоки спермы ритмично выплёскиваются в услужливо подставленный чувственный рот.

Кровь бешено пульсирует в висках, Анна как заворожённая смотрит в лицо, перекошенное гримасой оргазма. Ошалевшая писательница наблюдает, как лик Гвала 

Бокасса принимает то дьявольские, то черты какого-то животного, а густое, мутное семя всё не кончается, изливаясь, заставляет женщину судорожно сглатывать, освобождая место для новых порций.

— Глотай всё до капельки,  — опустошённый ниггер постепенно приходит в себя.

Женщина с трудом возвращается к реальности. С изумлением разглядывает обмякший, но всё ещё сохраняющий внушительные размеры орган и не понимает, как смогла принять такое, проявленные способности удивляют Анну. Горьковатая тягучая сперма полностью затопила рот. В сознании ритмично барабанят слова: «глотай, всё глотай, сука... ». Анна послушно сглатывает, ощущая, как медленно стекает в пищевод тёплое семя. Женщина вспомнила, что со вчерашнего дня ничего не ела. Специфический, насыщенный вкус малафьи, с голодухи Анну начинает мутить. Дурнота не проходит. Сдерживая позывы тошноты, писательница мучительно вязнет, липкая, как дёготь, усталость овладевает, тело затекло, плохо слушается.

— Открой рот! Покажи язык!  — Тюремщик пришёл в себя и, раскурив кубинскую сигару, блаженно затянулся.

Улыбнувшись, щедро обкуривает вонючим облаком ошалелую даму. Анна с трудом подавляет новую волну, рвотные спазмы не отпускают. Механически исполняет приказание. Довольный африканец добродушно потрепал по щеке свою новую белую рабыню.

— Эх, жалко будет расставаться с такой послушной и старательной синьорой. Послезавтра суд, тебя могут перевести в другую тюрьму. Ну да ничего, старый, мудрый Гвала Бокасса обязательно что-нибудь придумает.  — Вслух рассуждает начальник следственного изолятора.

Тюремщик вызвал охрану. Сделав необходимые распоряжения, он подождал, пока конвоир поможет женщине выбраться из-под стола. Анна покинула кабинет, африканец остался один. Гвала Бокасса то ли размышляет, то ли находится в приятном оцепенении после минета. Незапно встрепенувшись, тюремщик набрал номер мобильного телефона...

•  •  •

Ночь Анна провела в одиночестве. Утром даму навестил Себастьян с пакетом еды и водой. Женщина бросилась ему на шею.

— Себастьян, завтра суд, прошу, забери меня отсюда,  — сбивчиво затараторила журналистка,  — я лучше подпишу этот дурацкий договор, чем пойду в тюрьму.

— Не волнуйся Анна, я свяжусь с адвокатом, и мы тебя обязательно вытащим.

Голос Перейры остаётся спокоен, и это холодная сдержанность отчасти успокаивает женщину.

После обеда журналистку отвели в комнату свиданий, где она в присутствии Джозефа Бикилу не глядя подписала обязательные документы. А ещё через пару часов дама уже сидит на заднем сидении «роллс-ройса» в компании адвоката. Машина важно, с достоинством аристократа голубых кровей, неотвратимо приближает женщину к новым, пока ещё неведомым приключениям. Но, кажется, данное обстоятельство мало тревожит даму, главное — покинуть застенки, и Анна сделала это.

•  •  •

Уже стемнело, когда дорога привела автомобиль к высоким воротам. Из домика охраны появился ленивый африканец в камуфляже и с «калашниковым» наперевес. Он неторопливо подошёл и заглянул в предусмотрительно открытое Бикилу окно. Видимо, адвокат бывал здесь не раз, потому что охранник заулыбался и отдал распоряжение по рации пропустить гостей на закрытую территорию.

Машина остановилась у входа в роскошный двухэтажный особняк в колониальном стиле. Джозеф Бикилу простился с Анной в салоне, а на улице её встретил чернокожий лакей в красно-синей ливрее. Он извлёк из багажника сумку дамы (журналистке вернули все вещи, отобранные 

при аресте) и проводил в комнату для гостей на втором этаже. Слуга извинился, что господин Милла не смог самолично встретить синьору Венгер и проинформировал, что свежее бельё и одежда находятся в шкафу, а ужин подадут через час. Ещё он попросил подготовить к завтрашнему утру список вопросов для интервью, а задать их журналистка сможет на встрече, ближе к вечеру. Прощаясь, лакей уведомил: «Если синьоре Венгер что-либо понадобится, она может вызвать прислугу, воспользовавшись колокольчиком». Слуга низко поклонился и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Первым делом дама исследовала ванную комнату: роскошное, глубокое джакузи радушно встретило утомлённое тело женщины ароматной пеной и приветливым бульканьем пузырьков. Анне не терпится поскорее смыть всю эту тюремную скверну и кошмар, накопившийся за пять дней пребывания в следственном изоляторе.

Когда с гигиеническими процедурами было покончено, журналистка вернулась в комнату и стала придирчиво выбирать одежду на вечер. В платяном шкафу оказался богатый выбор дамских нарядов как европейского кроя, так и национального. Дама остановилась на цветастом шёлковом халате с африканским львом на спине.

Ужин принесла совсем юная негритянка. Девушка представилась: «Меня зовут Ния, рада служить вам, синьора Венгер». Даме служанка в униформе горничной показалась весьма привлекательной, разве что форменная юбка смотрелась чересчур короткой и едва прикрывала белые хлопчатобумажные трусики.

Тёплое, нежное мясо ягнёнка с овощами, и фрукты на десерт. Анна проголодалась, а потому насытившись, слегка опьянела от вкушаемых яств.

Устроившись на кровати, журналистка готовит вопросы для интервью. День получился длинный, и накопившаяся усталость даёт о себе знать. Незаметно для себя женщина задремала.

•  •  •

В дверь комнаты вежливо постучали. Анна встрепенулась, моргая спросонок. Вошёл невысокий пожилой африканец в белоснежном, открахмаленном до хруста халате с чемоданчиком и саквояжем. Он извинился за беспокойство и представился доктором Узочи Тэсфайе. Учтивый господин предупредил, что вынужден задать несколько личных вопросов и собрать медицинские анализы.

— Зачем всё это?  — интересуется удивлённая, визитом врача, дама.

— Синьора Венгер, вы побывали в тюрьме,  — терпеливо поясняет эскулап,  — там полно инфекций, и легко подцепить заразу даже очень здоровому человеку. Поверьте, это всё для вашего же блага и здоровья.

Елейный, доверительный тон немного успокоил женщину, а добрые, подслеповатые глаза, смешные очки-велосипед и бородка клинышком (с благородной сединой) делают господина Тэсфайе похожим на чернокожего Айболита.

Минут десять—двенадцать доктор задаёт общие вопросы, касающиеся здоровья. Затем врач снял электрокардиограмму (чемоданчик оказался портативным кардиографом), померил давление и взял кровь из вены. Попросив открыть рот, доктор сделал мазок из гортани. Когда Айболит, постелив на столик пелёнку, начал выкладывать из саквояжа одноразовые гинекологические инструменты и пробирки, дама занервничала. Женщина отлично понимает, какие неприятные процедуры можно ожидать, и старается отговориться. Однако вкрадчивый, но настойчивый голос врача остаётся непреклонным. Анне снова пришлось раздеться перед чужим чернокожим мужчиной. Она устроилась на краю кровати, как велит Узочи Тэсфайе, с широко раздвинутыми ногами, прижимая к груди согнутые коленки руками. Доктор буднично натянул медицинские перчатки и аккуратно распахнул ловкими пальцами малые половые губы, слегка растягивая 

их в стороны.

— Lаbiа minоrа — рulсhritudо divinа,  — эскулапа восхищают зрелые гениталии белой женщины.

Анна непонимающе смотрит на африканца.

— У вас синьора Венгер на редкость гармонично развитая вульва. Совершенство дарованное природой. Поверьте, я знаю о чём говорю.

Дама смущена, ланиты вспыхнули румянцем, столь откровенные комплименты из уст чернокожего эстета конфузят писательницу. Хотя чего скрывать, Анна взволнована, бесстыжие словеса польстили...

Доктор редко церемонится с пациентками. По обыкновению, он использует гинекологическое зеркало с маркировкой «L» — самый большой размер рабочей части. Тэсфайе заботливо смазал медицинский инструмент гелем и медленно ввёл в заветную дырочку. Анна почувствовала, как хромированные створки неприятно раскрывают сокровенное естество, а в какой-то момент манипуляция обернулась болезненным растяжением. Женщина непроизвольно ойкнула, невольно изменив положение тела.

— Лежите спокойно,  — строго одёрнул эскулап,  — я ещё ничего не делаю.

Мазок со стенок влагалища хоть и неприятен, но пока вполне терпим.

Врач взял одноразовый урогенитальный зонд и освободил от упаковки. На вид это тонкая и длинная пластмассовая палочка. На конце инструмента располагается функциональный элемент (диаметром 7 и длиной 20 мм), который своим видом имеет сходство с маленьким ёршиком для чистки узких отверстий.

— Сейчас будет немного больно, синьора Венгер,  — холодно предупреждает доктор,  — придётся потерпеть.

И с этими словами Тэсфайе уверенно пропихнул зонд в отверстие уретры. Дама поморщилась, но пока сдерживает себя. Когда рабочая поверхность ёршика полностью скрылась в узенькой дырочке, врач крутанул инструмент вокруг оси. Анна скривилась от царапающей боли и жалобно застонала.

— Ну, вот и всё,  — вкрадчивый голос успокаивает писательницу.

Узочи извлёк из уретры зонд, обломал рабочую часть и спрятал в пробирку.

Следующим шагом Тэсфайе освобождает от упаковки несколько другой одноразовый медицинский прибор. Внешне урогенитальные инструменты похожи, и отличаются только конфигурацией и размерами функциональной части. Тот, что сейчас находится в руках доктора, имеет длину рабочей поверхности 33 мм и состоит из двух элементов.

Первый — плоская щётка в виде трапеции, полимерные щетинки (длина 13 мм) располагаются параллельно ручке инструмента.

Вторая часть находится в центральном сегменте плоской щётки — ёршик (длина 22 мм). Щетинки рабочей зоны (длина 1 мм) размещены в два ряда и развёрнуты перпендикулярно ручке.

— Синьора Венгер, расслабьтесь. Придётся ещё немного потерпеть,  — деловито уведомил Тэсфайе.

Доктор просунул инструмент в раскрытое гинекологическое зеркало и стал проталкивать ёршик в наружный зев шейки матки, пока жёсткая щёточка зонда не прижалась к стенке упругой плоти. Анна пока терпит, но мучительные ощущения предельно обострились. А когда злой доктор Айболит принялся крутить инструментом вокруг оси, процедура сделалась до того невыносима, что писательница, едва сдерживая крик, взмолилась.

— Хватит пожалуйста, больно очень,  — простонала женщина, в сердцах покусывая губы.

— Вы очень напряжены, расслабьтесь. Потерпите синьора Венгер. Я почти закончил, осталось чуть-чуть,  — холодно утешает врач.

Лицо доктора Узочи Тэсфайе являет нарочитое равнодушие, но внутри чёрного эскулапа ликует каждая клеточка. Бесы похоти подначивают, заводят, распаляя блудливого врача. Он более чем любит изводить своими медицинскими практиками женщин, и особенно белых. С трудом сдерживая улыбочку, Айболит ещё раз, а затем и ещё два раза, уже медленнее, смакуя, покручивает 

гинекологическим инструментом в разные стороны. Болезненные стоны поневоле срываются с уст. А когда терпеть изощрённую процедуру кончаются силы, страдальческий возглас вырывается из груди дамы. Доктор Тэсфайе словно ждал от понуждаемой жертвы этого вопля. Эскулап купается в крике. Как музыкант упивается божественным звуком безупречной скрипки, так чёрный эстет наслаждается муками женщины. Бархатный голос обрывается пронзительным визгом — кульминация извращённого концерта.

Наигравшись, Узочи Тэсфайе нехотя извлекает «гинекологический смычок» из вымученного интимного «инструмента». Ослабив винт фиксатора, и сомкнув створки, доктор осторожно вытягивает зеркало Куско. Порочный эскулап слаб — потакает своим распутным страстям фанатично, напитывая ненасытных бесов похоти. Тэсфайе отрешённо любуется видом, вдыхает ароматы распустившегося цветка — вульва зрелой женщины: рыжие волосики слиплись от капелек пота и геля, малые половые губы чуть припухли, приоткрыв вход преддверия влагалища. Розовое нутро манит, затягивает... но представление окончено.

Испарина холодным бисером высыпала на лице. От пережитого напряжения руки мелко подрагивают, в уголках глаз навернулись слезинки. Анна не девочка, и посещение гинекологического кабинета не является откровением. Но как простой анализ обернулся мучительной пыткой, и почему так пронзительно и долго продолжалась исключительная процедура? Писательница пребывает в смятении: визит доброго Айболита обернулся кошмаром.

Сложив инструменты, пробирки с анализами в саквояж, доктор завершил врачебный осмотр. Прощаясь, Узочи Тэсфайе ещё раз извинился за причинённое беспокойство и пожелал женщине спокойной ночи.

События дня вымотали, вдобавок визит странного доктора... Быстро дописав вопросы для интервью, Анна вольготно устроилась на широкой постели, и мгновенно уснула.

•  •  •

Солнышко уже вовсю припекало в окно, когда Анну разбудила Ния — горничная принесла завтрак. Покончив с утренним туалетом, женщина с аппетитом поела салат из морепродуктов и выпила кофе с пирожным. Корзиночка с фруктами казалась столь соблазнительной, что дама не удержалась и полакомилась кусочками свежего манго и персика. Пока Анна предавалась утреннему чревоугодию, заглянул слуга и, пожелав приятного аппетита, поинтересовался, готовы ли вопросы для интервью. Извинившись за беспокойство, лакей забрал бумагу и, откланявшись, удалился.

Анна выглянула в окно. Ухоженный парк, в стиле барокко, по извилистым дорожкам из кирпичной крошки важно разгуливают павлины. Картину покоя и безмятежности нарушили лишь два человека в пятнистой камуфляжной форме, вооружённые автоматами. Они неторопливо проследовали под окнами и свернули за угол особняка. Журналистка решила прогуляться. Одежду вчера унесла горничная: вещам после следственного изолятора требуется санитарная обработка. Анна долго раздумывает перед распахнутым шкафом, придирчиво выбирая наряд для променада. Предпочтение получило пурпурное африканское платье свободного кроя с глубоким разрезом на ноге. V-образный кливидж украшает национальный орнамент, летний наряд, кажется, соткан из лёгкой эротики. Весьма откровенно... провокация, но зачем? Анна уступила неосознаваемому влечению. Нижнего белья нет, пришлось одеваться так. Шелка приятно скользят по обнажённому телу. Строго осмотрев себя в зеркало, дама осталась довольна: добродетель облачённая в соблазн.

Женщина вышла в коридор. Флегматичный лакей у двери вежливо интересуется, чем может помочь, и просит вернуться в покои. На желание дамы прогуляться слуга лукаво улыбнулся, всем своим видом изображая сожаление, и покачал головой. Прогулки для синьоры 

запрещены. Повозмущавшись, Анна вынуждена вернуться в апартаменты. Получить каких-либо комментариев о причинах своего заточения в «золотой клетке» женщина так и не смогла.

Журналистка коротает время, переключая каналы ТиВи, благо их насчитывается более сотни, гадает, что скрывает сочетание слов «Эротическое представление», и когда всё должно разрешиться.

Обед для Анны приготовили королевский; он включал в себя пять основных блюд, не считая лёгких закусок. Всё это великолепие сопровождала бутылочка холодного «Шабли», минеральная вода и свежевыжатые соки. Дама откушала всего по чуть-чуть, «уговорила» полбутылочки вина и, слегка осоловев, решила вздремнуть. Пресытившийся кулинарными изысками организм нуждается в покое. Уже в постели до засыпающего сознания доносится мелодия. Анне знакомы эти убаюкивающие звуки: Клод Дебюсси «Послеобеденный отдых фавна».

•  •  •

Вечером, незадолго до ужина, в дверь настойчиво постучали. Вошла высокая плечистая негритянка в спортивной майке и шортах. Её могучим предплечьям могли бы позавидовать многие атлеты мужского пола.

— Я Зэма,  — коротко представилась африканка,  — буду делать вам массаж, синьора Венгер.

Слуги установили в центре комнаты широкий массажный стол и, кланяясь, удалились.

— Я не просила массаж,  — Анна несколько удивлена неожиданному визиту,  — это обязательно?

— Прошу вас, синьора Венгер, раздеться и лечь на живот,  — Зэма говорит спокойным, но настойчивым голосом,  — пожалуйста.

Писательница поймала строгий, требовательный взгляд массажистки. Анне показалось, что, если начать противиться, то эта могучая чёрная самка с лёгкостью скрутит её и силой уложит на стол, и глазом не моргнув, разделает как бог черепаху. Дама нехотя поднялась с кресла, в котором смотрела телевизор, и повернувшись спиной к негритянке, скинула одежду. С нескрываемым трепетом она забралась на стол и опустила лицо в специально предусмотренное для этого отверстие.

Зэма хорошенько подготовила большие мускулистые руки, смазав ладони ароматными маслами. Медленно провела пальцами вдоль спины, слегка надавливая, уделила внимание каждому позвонку. Далее массажистка тщательно обработала шею и плечи, плавно опускаясь всё ниже. На вид могучие руки кажутся грубыми, но, когда негритянка приступила к работе, Анна блаженно постанывает и млеет. Эта чёрная силачка, несомненно, знает, что и как делать, возвышая заурядное ремесло до уровня настоящего искусства. Где требуется, Зэма усиливает давление властными пальцами, причиняя женщине лёгкую боль, но затем обязательно более мягкие и чуткие движения рук одаривают Анну тёплыми волнами наслаждения.

Дама блаженно тает, когда негритянка массирует пышную округлую задницу. Чернокожая искусница самозабвенно мнёт богатые телеса словно тесто, будто желает вымесить, а затем и выпечь белый, румяный каравай. Когда настойчивые руки откровенно широко раздвинули ягодицы, писательница испытала трепетное волнение. Анна почти физически ощутила сладострастный взгляд чёрной самки на маленькой дырочке заднего прохода, крупных, хорошо развитых срамных губах, откровенно доступных и не скрываемых рыжими кудряшками чувственного лона. Негритянка исполнила и антицеллюлитный массаж, а когда требовательные пальцы дошли до икроножных мышц и стоп, Анна добрым словом помянула в душе Абрафо Милла, обещая себе отдельно поблагодарить бизнесмена и за массаж, и за оказанное гостеприимство.

Зэма велит женщине перевернуться на спину. Дама уже и не думает стесняться своей наготы. Анна 

полностью отдалась опытным рукам чернокожей силачки, которые усердно массируют полновесные груди и пухленький животик, словно хотят выжать из него весь накопившейся лишний жирок. Завершая процедуру, массажистка особое внимание уделила rеgiо inguinаlis. Зэма нежно поглаживает лоно женщины, внимательно наблюдая за ответной реакцией. Почти безошибочно чуткие пальчики выявили эрогенные зоны, и теперь, то порхая, то усиливая давление, играют... Так верно, Ангел перебирает струны божественной арфы во славу Господа. Эротический массаж выносит Анну к вершинам сладкого исступления...

Большую часть сеанса массажистка казалась бесстрастной. Грубое лицо, словно наспех сработанное подмастерьем Бога, кажется аляповатым. Но когда Зэма уловила первые проблески влечения, и облик белой синьоры зарделся чувственным румянцем, черты африканки преобразилось, загадочная улыбка скользнула по лику чернокожей Джоконды. Искусительница толи случайно, но вернее поддавшись животному вожделению, мягко провела кончиком большого пальца по набухшему клитору. Крупный, словно набрякшая по весне почка, секиль обнажился в предвкушении сладостного. Прикосновение случилось так неожиданно и остро-волнующе, отчего дурманящая волна маслянистой истомы прокатилась по разгорячённому телу распалённой женщины. Дама непроизвольно охнула, но говорить ничего не хотелось.

Исполнив массаж, Зэма на прощанье загадочно улыбнулась и покинула апартаменты. Анна остро переживает, внутри томительно печёт огонёк неудовлетворённого сладострастия. Такого сильного сексуального возбуждения писательница давно не испытывала. Женщина улеглась на кровать и прикрыла в предвкушении оргазма томные очи. Пальчики сами погрузились в горячую щёлку, переполненную любовными соками.

И вот когда Анна, забывшись, ласкала и тешила изнывающее желанием лоно, в дверь решительно постучали. Дама едва успела набросить на себя одеяло, как вошёл слуга.

— Синьора Венгер, господин Абрафо Милла ожидает вас,  — чопорно объявил, полный африканского достоинства, чернокожий лакей.

— Подождите за дверью, я не одета,  — на автомате выпалила писательница, пытаясь собраться с мыслями.

— Прошу вас поторопиться. Господин Милла ограничен во времени,  — слуга поклонился и прикрыл за собой дверь.

Интервью! Анна совсем позабыла об этой части сегодняшнего вечера. Она наспех ополоснула пылающее лицо холодной водой и накинула первое, что подвернулось под руку — платье, в котором не пустили на прогулку. Теперь лёгкий макияж, пара капель любимых духов. Что ж, господину Абрафо Милла придётся недолго, но всё же подождать взыскательную даму...

Покидая апартаменты, женщина не забыла посмотреть в зеркало. Как всегда, всё при ней. «Хороша. Интервью я к тебе готова»,  — мысленно напутствует себя Анна, смело шагнув за порог комнаты.

•  •  •

Абрафо Милла встретил писательницу белозубой улыбкой. Он подошёл и, галантно склонив голову, поцеловал женщине руку. Анна окинула взглядом помещение. Комната, а, вернее сказать, небольшая зала кажется пустой и практически лишена мебели. Середину холла занимают два роскошных кресла, поставленных друг против друга, сервировочный столик на колёсиках уставлен напитками на любой вкус. Вот практически и всё, за что есть зацепиться взгляду. Правда ещё внимание привлекают огромные зеркала в нишах между зашторенными окнами и пара китайских напольных ваз с изображением сражающихся драконов. Антикварный фарфор эпохи Мэйдзи — молчаливые стражи при входе, как Швейцарские гвардейцы на службе Роntifех Махimus.

Бизнесмен предложил даме сесть и 

сам вольготно расположился напротив. Одет африканец в домашнее хламидоподобное одеяние до пола и сандалии на босую ногу. У Анны скопилось множество вопросов, и, прежде всего, весьма тревожил подписанный контракт. Писательнице не терпеться узнать, что скрывается за таинственным словосочетанием «Эротическое представление» и какую роль в нём организаторы уготовили для дамы.

— Господин Милла, позвольте в начале беседы задать вам несколько личных вопросов,  — Анна старательно подбирает слова,  — они касаются только меня.

— Для вас синьора Венгер, в стенах этой комнаты я просто Абрафо,  — Милла являет саму любезность и радушие,  — можете задавать любые вопросы.

— Меня фактически вынудили подписать договор, я хотела бы знать, что представляет собой Эротическое представление и когда оно состоится.  — Анна задаёт прямые вопросы и подразумевает получить не менее ясные ответы.

Влиятельный африканец лукаво улыбнулся. Относительно белой, русской дамы у него имеются свои, весьма специфические, планы, отчасти, конечно же, и меркантильные в том числе. Но поиграть писательницей решено втёмную, а потому Милла ответил уклончиво.

— Дорогая Анна, позвольте мне так вас называть. Праздник состоится завтра вечером.  — Абрафо налил себе аперитива и предложил на выбор напитки женщине.

— Что касается Эротического представления, то я, конечно, мог бы всё вам рассказать, но тогда исчезнет эффект неожиданности, другими словами, пропадёт самый цимес, вы меня понимаете?  — бизнесмену поскорее хочется перейти к другой части интервью.

— Нет, не понимаю,  — неопределённые ответы влиятельного господина несколько раздражают, писательница продолжает допытываться,  — а что будет после этого шоу?

— Вас доставят в отель, и можете возвращаться домой. Паспорт и авиабилет, всё готово.  — Милла улыбнулся,  — это то немногое, что я ещё могу для вас сделать.

Дама чуть замешкалась, обдумывая следующий вопрос; этим и воспользовался африканец, перехватив инициативу.

— А не могли бы и вы, Анна, оказать маленькую услугу старине Абрафо?  — Таинственно начал свою речь чёрный господин.

— Услугу? Какого рода, что вы имеете в виду, синьор Милла?  — писательница старается прочесть в озорных глазах, куда клонит этот пожилой африканец.

— Для вас, Анна, это ничего не будет стоить, сущие пустяки,  — Милла говорит легко и непринуждённо,  — я хочу взглянуть на вас без одежды.

Дама слегка опешила, она, конечно, и такой вариант проигрывала в голове, но Абрафо так невинно, так просто произнёс бесстыжую фразу, будто просил передать чашечку чая или вазочку с конфетами.

— Мне обязательно делать это, господин Милла?  — писательница пытается придать беседе официальный тон.  — Мы договаривались только на интервью. Мне кажется неуместной подобная просьба.

— Вы прекрасны, Анна, позвольте же и мне полюбоваться вами,  — бизнесмен рассыпается комплиментами,  — раздевайтесь и начнём нашу беседу; поверьте, я сделаю всё, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Удовлетворите же и вы мою скромную просьбу.

Женщина понимает, что так или иначе, но этот пожилой, похотливый негр получит своё, она находится в его доме и в его власти. Анна нехотя поднялась с кресла, и смущаясь оголила загорелые плечи, лёгкое платье послушно соскользнуло на пол. «Чёрт с ним, пусть смотрит, от меня не убудет»,  — убеждает себя писательница,  

пытаясь унять внутренний трепет и нахлынувшее волнение.

Абрафо пленён: мужчину восхищает зрелая красота обнажённой белой женщины. Его сладострастный, липкий взгляд ощупал тяжёлые, чуть отвисшие груди с крупными ареолами розовых сосков, спустился на пухленький животик и зарылся в рыжем треугольнике кудрявых волосиков.

— Очаровательно,  — елейно пропел африканец.

Милла, несмотря на свою комплекцию и возраст, удивительно легко поднялся с кресла и подобно Сатиру приблизился к новоявленной Нимфе. Широкие «чёрные» мужские ладони нежно и в то же время по-хозяйски прикасаются к телу женщины. Так, вероятно, коллекционер гладит дорогую сердцу фарфоровую статуэтку, боясь уронить драгоценность на пол. Или, возможно, именно так прикасается к своему творению богом поцелованный ваятель, прощаясь в последнюю бессонную ночь, прежде чем утром её, Богиню (намоленную усердным трудом скульптуру), заберёт пошлый и жадный ростовщик.

Противоречивые переживания мучают женщину. С одной стороны, стыдно и унизительно стоять голой посреди комнаты, перед едва знакомым похотливым самцом. Дама понимает, что, скорее всего, она не отделается сегодня простыми поглаживаниями. С другой стороны, Анна ещё не остыла после массажа, распалённая плоть требует продолжения. А ладони Абрафо Милла такие ласковые, по-хорошему настойчивые. Женщина и страшится, и желает чувствовать сильные мужские руки.

Вычурный эстет изучает тело Анны, как слепой ощупывает шрифт Брайля, старается запомнить каждую впадинку, боясь пропустить ложбинку или округлость. Чернокожий Сатир обвил руками полные широкие бёдра, самозабвенно сжимая пышные, мясистые ягодицы. Ладони вспорхнули по спине, и вот они уже откровенно мнут волнительные груди, играют затвердевшими сосцами, то слегка оттягивая, то сжимая чувственную плоть между пальцев. Правая рука легко скользнула вниз по животику и окунулась в кудряшки рыжих волос. Указательный палец, нежно коснувшись затвердевшего клитора, без усилий раскрыл отвисшие, налившиеся кровью малые половые губы и беспрепятственно проник в полное амурных соков горячее лоно.

— О-о-ох... Пожалуйста, не делайте этого,  — чувственно взмолилась писательница, скорее машинально, в то время как наэлектризованное сексуальной энергией тело убеждает в обратном.

Женщина содрогается, властный перст мужчины елозит в сокровенном. Как предательски хлюпает мокрая вагина. Анне стыдно в эти мучительные и сладостные мгновения, она противна сама себе. Течёт, как последняя сучка, готовая задрать хвостик для первого попавшегося кобеля.

Абрафо извлёк палец из раскрывшейся дырочки, его обильно обволакивают липкие выделения возбуждённой человеческой самки. Милла поднёс руку к лицу и с видом знатока и ценителя вдохнул слегка терпкий, чуть сладковатый и пьянящий аромат женщины, готовой к соитию.

— Какая же ты мокрая, и пахнешь великолепно,  — Абрафо смотрит в слегка затуманенные похотью глаза писательницы.  — Завтра ты станешь звездою шоу, публика будет в восторге.

— Публика?  — Анна хотела продолжить уточняющий вопрос, но в этот момент чувственных, слегка приоткрытых уст коснулся, склизкий от соков, указующий перст африканца.

— Оближи его,  — мягко, но требовательно повелевает Милла.

Анна и не заметила, как приняла в рот. Проворный язычок, сам старательно слизывая тягучий амурный нектар, стремится угодить чернокожему господину.

Милла поудобнее расположился в кресле, повыше задрал свою национальную рубаху, обнажая пухлые ляжки, и раздвинув ноги, обратился к 

так и стоящей посреди холла обнажённой даме.

— Анна, дорогая, давайте же не будем терять время, и начнём наше интервью,  — Абрафо говорит проникновенно и просто,  — вы будете ублажать меня своим сахарным ротиком, а я буду зачитывать ваши вопросы, и отвечать.

Женщина смотрит на заросший пах африканца. Его толстенький член призывно подрагивает, как бы приглашая Анну продолжить пикантное знакомство, а его хозяин уже приготовил листок с вопросами и нетерпеливо поглядывает на даму. Ноги кажутся ватными, и продолжать стоять невыносимо. Сделав пару шагов, женщина покорно опустилась на колени, оказавшись как раз между полноватых ног бизнесмена. Анна пытается скрыть ощущение стыда, неловкость в движениях и трепетное волнение, так некстати охватившее всё чувственное естество. «В конце концов, я здесь нахожусь, чтобы взять интервью,  — внутренний голос успокаивает писательницу,  — так что же я медлю, надо брать... ».

Дама приподняла нежными пальчиками член, и колечко влажных губ плотно обхватила чёрную мясистую головку. Пока Анна, причмокивая, ласкает язычком и посасывает вздыбленный орган, африканец зачитывает приготовленные накануне вопросы и умозрительно отвечает, пытаясь не потерять самообладание окончательно. Женщина старается, вкладывая в минет весь свой накопленный опыт, но всё равно интервью даётся писательнице непросто. Когда мадам пытается вникнуть в ответы бизнесмена, она невольно отвлекается от своего непосредственного, сладостного занятия. В то же время, когда женщина с упоением и страстью сосредотачивается на оральных ласках, смысл сказанного господином Милла необратимо ускользает от понимания. Анну мучает эта дихотомия, наконец она решает окончательно и полностью отдаться процессу ублажения мужчины. Тем более что ответы бизнесмена становятся всё более путаными и аллегоричными. А когда Абрафо предложил даме не сдерживать себя и ласкать истекающее лоно, женщина и вовсе поплыла, позабыв о первоначальной цели визита. Нежные пальчики легко скользят в склизкой, горячей от похоти щёлке, уверенно подталкивая к вершине наслаждения. Женщина чувствует язычком, каким твёрдым и несгибаемым сделался чернокожий уд. При этом его размеры не кажутся гигантскими, и толщину Анна определяет как вполне допустимую. Писательница старательно пытается заглотить член полностью, и после второй или третий попытки даме это удаётся. Теперь женщина целиком, под самый корень насаживается головой на распалённый орган, чувствуя, как горячая головка проскальзывает в самое горло. Анна ритмично заглатывает фаллос, упираясь зардевшимся лицом в жёсткие волосы чёрного паха. Писательница входит в раж, ловит себя на суждении: банальный минет и так будоражит; чувствовать вздыбленную плоть — особенная приятность. Боже, ласковые пальчики словно обезумев, обретя волю, собственную свободу с остервенением гонят — понуждают пылающее лоно. Анна находится на самом краю, последний шаг до вершины или шаг в пропасть, сладостное предвкушение воздаяния.

Dеер thrоаt окончательно сломил бизнесмена, он отбросил листок с вопросами, поднялся с кресла и обхватил широкой ладонью готовый вот-вот взорваться распалённый орган. Анна гостеприимно распахнула чувственный ротик и, высунув язык, сама пребывает на пороге разрядки. И вот когда первые тягучие капли оросили язычок, когда женщина, сглатывая, чувствует, как терпкое семя медленно обволакивает гортань, Анну накрыл 

продолжительный оргазм.

Писательница медленно сползает на пол, прижимая ладони к жаркому лону, ноги мелко подрагивают, и разгорячённое тело бессознательно принимает позу эмбриона. Ещё несколько сладостных минут Анна находится в пленительной власти блаженства.

— Синьора Венгер, налить ли вам что-нибудь из напитков,  — деликатно осведомился влиятельный господин.

Абрафо Милла, как и прежде вольготно раскинувшись в кресле, и закинув ногу на ногу, попивает новую порцию аперитива. Мужчине нравится свысока наблюдать за белой дамой; обнажённая и опустошённая, она сидит на полу после яркого, глубокого оргазма. Взгляд женщины всё ещё мутный, и почтенный синьор читает в потухших глазах патриархальную покорность. Абрафо Милла наслаждается моментом, переживает его смакуя. Анна находится в его власти и готова исполнить любую прихоть, и даже похоть. И это чувство рафинированного превосходства пленительней и слаще животного акта; Милла предвкушает завтрашний вечер и продуманное до мелочей Эротическое представление.

Женщина и правда желает запить липкий, специфический вкус африканского семени.

— Налейте мне вина, пожалуйста.

Когда Милла протягивал бокал с напитком, Анна невольно зацепилась взглядом за одинокий серебряный перстень на указательном пальце правой руки. Женщина наблюдает украшение вблизи лишь несколько мгновений, но их вполне достаточно, чтобы узнать. Оправа в виде глаза включает в себя круглый камушек жёлтого янтаря — радужка, в который искусно вставлен чёрный бриллиант — вертикальный зрачок. А само драгоценное око заключено в объятия Уробороса.

Писательница утолила жажду. И, собравшись с мыслями, хотела расспросить бизнесмена о странном украшении на руке. Но африканец демонстративно поднялся, давая понять всем своим видом, что аудиенция окончена.

— Синьора Венгер, будем считать, что наше интервью удовлетворило обе стороны,  — Милла одарил Анну лучезарной улыбой,  — но я вынужден откланяться. Приятных сновидений. Да, в апартаменты вас проводит слуга.

Абрафо Милла чуть склонил голову и не оглядываясь вышел из холла.

Опять всё закончилось как-то не так, как планировала писательница. Она тяжело поднялась с пола и натянула на вспотевшее тело национальное платье. Женщина подошла к зеркалу. Лицо — в белёсых потёках семени, блудливый взгляд кажется отрешённым. Воспользовавшись салфетками, Анна наспех стёрла следы эксклюзивного интервью. Дама осушила ещё полбокала прохладного вина. Пробежалась прощальным взглядом по многочисленным зеркалам холла. Женщине кажется, что отражения переглядываются и с осуждением косятся на растрёпанный оригинал. Чертыхнувшись, писательница покинула залу. В коридоре Анну терпеливо дожидается надменный слуга, пренебрежительная ухмылка прячется в уголках губ.

Вернувшись в апартаменты, женщина первым делом приняла душ. Ужин оказался более чем скромным — немного фруктов, соки, минеральная вода. Анна завалилась в постель, пытаясь собрать пазлы загадочной мозаики. Амулет Лидии, перстень Вайдмана, глаз, нарисованный на стене следственного изолятора, вот теперь ещё драгоценность на руке Абрафо Милла. Всё это череда случайных совпадений или нечто большее? Информации явно не хватает...

Анна и не заметила, как, размышляя, задремала, медленно погружаясь в глубокий, но тревожный сон.

•  •  •

Утром женщину никто не будил, и она сладко проспала до полудня. Окончательно проснувшись и закончив приводить себя в порядок, Анна захотела позавтракать. Но, к удивлению, еды так и не принесли, даже фруктов.  

На столе оставили только напитки: минеральную воду и соки. Писательница, разумеется, помнит, что сегодня вечером состоится Эротическое шоу, но разве это повод морить человека голодом? Анна задумчиво переключает программы телевизора, гадая, какие сюрпризы приготовил ей гостеприимный Абрафо Милла. Единственное, что утешает — после этого дурацкого представления женщина наконец-то сможет вернуться домой. Когда подошло время обеда, писательницу вновь обделили вниманием, а это уж точно никак не вяжется с законами гостеприимства. Даже в следственном изоляторе женщине давали поесть. Всё это кажется чересчур, и более чем странно.

Ближе к вечеру в апартаменты пожаловали служанка Ния и Зэма. В руках массажистка держит плетёную корзину, из которой выглядывают разные баночки и флакончики. Женщина встретила парочку вопросом, почему лишают еды, на что получила уклончивый, но категоричный ответ.

— Синьора Венгер, до представления есть нельзя, только напитки,  — ангельский голосок служанки пытается успокоить писательницу.

— Да почему же нельзя? Можете вы объяснить, что такого будет на этом чёртовом представлении, если лишают завтрака и обеда?  — Голодная с утра Анна раздражена и желает получить хоть какую-то ясность относительно предстоящего вечера.

Ния пожала худенькими плечиками и посмотрела на старшую подругу. Массажистка что-то сказала на местном диалекте, от чего служанка прыснула в ладоши и отвернулась, скрывая юное личико. Если бы чернокожая девушка могла покраснеть, то непременно тут же зарделась краской смущения. Зэма добавила уже на испанском, обращаясь к писательнице.

— До представления есть нельзя, это правда,  — африканка вразумляет уверенным тоном, чему-то улыбаясь уголками рта,  — но, я вас заверяю, синьора Венгер, после шоу вы насытитесь, и сполна...

После этих слов чернокожая силачка достала из корзинки резиновую клизму и подошла к двери в ванную комнату.

— Пойдёмте синьора Венгер, я должна подготовить вас к вечеру.

Анна пытается отговориться — ни клизма, ни то, зачем всё это делается, не сулят женщине ничего хорошего. Но негритянка строга, непреклонна, и писательница опять вынуждена подчиниться. Во время унизительного процесса Анна невольно вспомнила, как прошла подобную процедуру в доме Вайдманов. Но там она лежала на боку и ей вливали воду с помощью антикварной кружки Эсмарха. А здесь, в далёкой Экваториальной Гвинее, эту операцию проводит мускулистая африканка с помощью обычной резиновой груши.

Через некоторое время Анна уже лежит на массажном столе, а негритянки в четыре руки искусно растирают холеное тело. От пяток и до макушки чуткие пальчики перебрали и размяли каждую косточку, обихожена каждая, даже самая маленькая мышца.

Зэма велит Анне встать на четвереньки и пошире раздвинуть ноги. Руками обхватить край стола, а лицо положить в специально предусмотренное для головы отверстие. Откровенная поза провоцирует, женщина весьма соблазнительна и доступна.

— А это зачем?  — писательница, надеется хоть что-то узнать о предстоящем вечере, собирая информацию по крупицам.

— Синьоре нужен полный массаж,  — поясняет чёрная пантера,  — необходимо расслабить и растянуть мышцы влагалища и анус.

Поначалу, Анна хотела возразить, но, подумав, резонно решила, что раз в программе предусмотрена столь интимная опция, значит, это понадобится на вечернем представлении. И путь 

уж лучше процедуру исполнят женщины, нежели кто-либо другой.

Писательница окончательно смирилась с неизбежным, рассудительно полагая, что сегодня интимным местам придётся многое перетерпеть и покорно отдала спелую плоть на милость чернокожих фемин.

Негритянки работают не спеша. Сначала они обильно увлажнили чувственные дырочки ароматным и вязким, как мёд, массажным маслом. А затем Зэма стала втирать скользкую субстанцию в сокровенные прелести. Служанка, следуя указаниям наперсницы, уделяет внимание заднему проходу. Анна ощущает расслабляющее тепло от прикосновений и волнующий аромат благовонного миро. И этот жар постепенно припекает всё пуще, от чего мышцы делаются упругими и эластичными, а сокровенное всё доступнее. Незаметно подошло время проникновения. Сначала четыре пальца плавно погружаются, растягивая влагалище, затем присоединился и пятый. Зэма медленно влагает руку в трепещущее лоно, не торопится, но стремится заполнить плоть предельно глубоко. Кисть, собранная в форме копья, делает поступательные движения, то усиливая, то ослабевая натиск, пытается проскользнуть широкой частью ладони. Рука у африканки могучая, по-мужски большая, с крупными костяшками пальцев. Анна почти не ощутила боли, когда кулак полностью заглотила вагина. Зэма проделала проникновение с такой внешней лёгкостью, что женщина даже удивилась. Всё это следствие ловкости и опыт массажистки, или мышцы распалённой пиздёнки так основательно расслабились, что свободно приняли руку?

Не отстаёт от своей старшей подруги и Ния. Служанка долго и настойчиво вкручивает пальчики в тесную попку, погружая глубоко, на все три фаланги. Анна пытается, как может, облегчить свою участь, и расслабить сфинктер. Она никогда не питала любви к анальному сексу, да и вообще к проникновению в задницу. И даже сейчас, когда два пальчика Нии глубоко и нежно массируют анус, Анна не испытывает особо приятных ощущений. Служанка последовательно добавила безымянный, расширяя испуганную дырочку. Когда же к штурму приступила рука целиком, женщина болезненно застонала. Кисть у служанки, разумеется, значительно меньше, чем у Зэмы, но анус писательницы всё равно отказывается принимать широкую часть ладони.

— Ай! Подожди, больно-о-о...  — не выдержав мучительного растяжения, нараспев голосит Анна.  — Порвёшь же-е-е!

— Терпите синьора Венгер. Надо растянуть. Вечером будет легче.  — Ния пытается успокоить встревоженную женщину.

Зэма на местном языке в чём-то убеждает служанку, одновременно и подбадривая.

— Легче? Для чего легче? Ты знаешь, что там буде...  — голос Анны сорвался в крик на полуслове,  — Ай-й-Й!

Ния, послушав наставления массажистки, полностью проталкивает руку — кисть целиком погружается в плоть.

Африканки дают привыкнуть писательнице к новым острым и волнующим ощущениям. А затем, собрав пальцы в кулак, начали размеренные поступательные движения. Рука Зэмы овладевает лоном. Вперёд—назад, проникает до самой матки и выскальзывает до костяшек. Вскоре и широкая часть ладони мягко выходит наружу и так же свободно погружается обратно.

Кулак Нии медленно подчиняет попку. Так же осторожно вперёд—назад, настойчивые тягостные шевеления. В скором времени служанка умудряется просунуть руку почти до середины предплечья. А ещё спустя время Ния легко извлекает кисть из ануса и так же почти безболезненно возвращает обратно — горячие недра прямой кишки.

Сначала острая боль от растяжения в попе сменилась 

тупой и мучительно ноющей. Всё это время женщина жалобно скулит и постанывает. Затем и тупая боль стала отходить куда-то на второй план, медленно уступая место новым, доселе не знакомым переживаниям. Незаметно для себя Анна приучается получать извращённое удовольствие — крайнее терзание растянутых дырок — неповторимо. Властно, размеренно кулаки точно поршни ритмично раскачиваются вперёд—назад. Рождаются новые, привычные ощущения обостряются, сексуальное возбуждение всё сильнее овладевает женщиной; и крупные капельки пота скатываются по ложбинке между лопаток.

Бессознательно подмахивая, Анна старается уже сама насадиться поглубже, когда чувствует, как в преддверие влагалища к широкой ладони Зэмы притираются нежные пальчики Нии. «Господи, неужели они и в правду сделают то, о чём я думаю»,  — Анна и вожделеет, и боится своих желаний. Между тем африканки, плотно соединив ладони, пытаются проникнуть в хлюпающее лоно. Пальцы проскальзывают легко, но широкую часть вагина принимать пока отказывается. Писательница, стоя на коленях и высоко задрав пышную задницу, чувствует как болезненно растянулись мышцы. Анна упирается лбом в матерчатую обивку и остервенело сжимает пальчиками столешницу. В какой-то момент становиться нестерпимо, кажется, что сейчас, интимная дырочка не выдержит мучительного насилия — лопнет. Женщина не может видеть дьявольский огонёк в глазах, блудливые улыбочки, сияющие на лицах, африканки переглянулись, и в унисон пропихивают руки в протестующее лоно.

— А-А-АЙ, О-О-ОЙ, стойте, мне так больно, слишком...  — причитает Анна задыхающимся голосом.

Вход вагины болезненно расширился и плотным кольцом обжимает запястья. Позволив писательнице немного свыкнуться, Ния и Зэма сплетают пальчики в двойной кулак. С трудом преодолевая сопротивление мышц, они постепенно всё глубже и сильнее совершают неторопливые возвратно-поступательные движения — овладение плотью. При этом служанка не забывает методично мучить задний проход, не давая ни минуты продыху. Анне приходится несладко (и это ещё очень мягко сказано). Дама протяжно вскрикивает, подвывает и охает, но терпит, пока дырочки привыкают к новым испытаниям. Африканки отменно владеют чувственным искусством, и обладают большим опытом в лесбийских утехах. Постепенно возбуждение вновь возвращается, овладевает писательницей совершенно. Анна ловит себя на мысли, что этот изощрённый fisting нравится распалённой плоти всё больше, даря доселе незнакомые, пусть острые, но такие особенные переживания.

Кончить даме так и не дали. Руки покинули натруженные дырочки в самый ответственный момент. Вместо оргазма африканки отвели Анну в ванную комнату и тщательно вымыли.

По возвращении, женщине снова велели лечь на массажный стол и принять развратную позу. Ния обильно увлажнила лоно и задний проход лубрикантом. Анна чувствует, понимает, как сильно растянуты и хорошо подготовлены интимные дырочки. Хотя назвать анус или вагину дырочками после всех пережитых изощрённых экзерсисов как-то не поворачивается язык, скорее вульгарные дырки для тварного секс.

Анна боится вообразить, представить, какие испытания приготовили режиссёры-организаторы вечернего шоу, если сокровенные места пришлось так исключительно натренировать.

Даме помогают облачиться в эротические одежды. Алый корсет с открытой грудью из прозрачной вуали с отделкой из кружева. Под грудью у обольстительного белья предусмотрены специальные вставки, позволяющие не только приподнять бюст, но и придать соблазнительные формы. Ажурные 

чулки с подвязками в цвет корсета и гранатовые лакированные туфли Аnklе Strар на высоченном каблуке-рюмочке. Писательница примерила накидку. Длинное, до пола, одеяние с золотым отливом из воздушного виссона. Четыре крупные позолоченные пуговицы дополняют наряд. Каждая украшена индивидуальным стилизованным изображением — человек, лев, бык и орёл. Женщина подошла к зеркалу и ойкнула. Невесомая ткань абсолютно не скрывает дамские прелести. Груди с крупными ореолами сосков отчётливо видны под одеждой, и даже рыжий кустик кучерявых волосиков внизу живота легко просматривается. Да, Анна не ханжа, и нравится себе в столь откровенном и роскошном облачении. Вот только, уместен ли провокационный наряд для появления на публике? Дама с неодобрением посмотрела на африканок.

— Мне что же, в этом прикажите выступать?

Вместо ответа Зэма протянула Анне бокал травяного настоя. Женщина попробовала; на вкус и цвет жидкость напоминает мутную микстуру с горьковатым послевкусием.

— Пейте всё, синьора Венгер, вечером будет легче,  — массажистка отворачивается, пряча таинственную улыбку.

Опять это «будет легче»; всё-таки, они что-то знают и не хотят мне рассказывать,  — размышляет про себя Анна, допивая противное снадобье.

— Фу, гадость какая.

— Зато это поможет расслабиться вашему телу, синьора Венгер,  — парирует Зэма,  — и сделает его более чувственным.

В завершении приготовлений африканки нанесли писательнице лёгкий макияж, подчеркнув природный шарм и очарование. Они ещё раз придирчиво осмотрели Анну с ног до головы, и, судя по всему, остались довольны.

— Ну, вот и всё, синьора Венгер, теперь вы готовы к Эротическому представлению,  — Зэма, едва сдерживая лукавую улыбку, хитро подмигнула служанке.

•  •  •

Анна находится за кулисами камерного зала, специально оборудованного в особняке для небольших концертов и домашних представлений. Она внимательно слушает наставления Марека Заахави, доверенного лица господина Милла, и по совместительству конферансье Эротического представления. Женщина заметно нервничает, и пожилой, седой негр, с большими глазами и тоном психоаналитика, говоря тихо и проникновенно, старается успокоить дебютантку поневоле.

— Синьора Венгер, в вашем ушке микронаушник, помните, что во время шоу следует неукоснительно выполнять все команды суфлёра. Вы меня понимаете?

— Да, понимаю.

— Хорошо. Тогда я представлю ваших партнёров.  — Марек сделал знак скучающим в углу, на банкетке, двум неграм.

Мужчины поднялись и с достоинством подошли к конферансье. Эти рослые, широкоплечие, чернокожие атланты на пару голов выше Анны. Их мускулистые тела скрывают цветастые шёлковые балахоны. На спине первого атлета золотая вышивка танцующей богини Кали с пылающим мечом в руке. Халат второго силача украшает священная птица Феникс. Лица богатырей удивительно похожи, во всяком случае, так кажется писательнице. Единственным отличием у мужчин является причёска: первый носит африканские косички, второй — абсолютно лысый. Заахави что-то сказал на местном диалекте, и мужчины, улыбнувшись белозубой улыбкой, низко поклонились. Дама сдержано улыбнулась в ответ.

— Эти люди говорят исключительно на местном наречии,  — обращается Марек к Анне,  — Вы не сможете с ними общаться во время представления. Поэтому очень важно, точно и своевременно, исполнять указания суфлёра.

Конферансье опять что-то сдержанно проговорил мужчинам и те нехотя удалились в свой уголок.

— Помните синьора Венгер, это 

всего лишь представление, шоу, и оно живёт по своим, театральным законам,  — Марек аккуратно подбирает слова, стараясь быть более убедительным,  — например, если суфлёр просит вас удивиться, вы должны не просто показать эмоцию на лице мимикой, а и подкрепить чувство жестами. Всплеснуть руками, прикрыть от неожиданности приоткрытый ротик. Побольше артистизма. Вы меня понимаете, синьора Венгер?

Последний час или чуть более писательницу не оставляют ни на минуту. Женщине что-то объясняют, поправляют макияж, дают рекомендации и советы, успокаивают. При этом Анна испытывает противоречивые ощущения. Тело кажется отдохнувшим и лёгким; словно напитавшись какой-то энергией, плоть требует разрядки. В то же время женщина испытывает трепетное волнение: грядущее Эротическое представление, публика в зале, и эти молчаливые, крепкие мужчины, одаривающие даму из своего угла плотоядной улыбкой. Таинственная предопределённость пугает и будоражит, Анна чувствует, как припекает, сладостно ноет внизу живота. Хочется спрятаться или убежать лишь бы скорее всё это закончилось.

Публику в зале развлекают музыканты, за кулисы проникает мелодия. Тревожные звуки струнного квартета словно хотят о чём-то предостеречь. Смятение и возбуждение переполняют Анну.

Должно быть, исполняют что-то из Моцарта — Адажио и фуга до минор, (К.546).

•  •  •

Себастьян расположился на третьем ярусе зала для представлений. Маленький настольный светильник мягким приглушённым светом выхватывает из общего полумрака пару бокалов и початую бутылку виски. До начала Эротического шоу публику развлекает струнный квартет.

Себастьян Перейра — редкий гость на «спектаклях» Абрафо Милла. Как говорится, «не по Сеньке шапка». Всю свою жизнь он бездарно прожигал, профессиональный альфонс и гриндер. Время неумолимо, старость замаячила на горизонте, и в последние годы Себастьян частенько подрабатывал на чернокожего бизнесмена, мечтая войти в ближний круг. Испанец, фактически, выполнял роль мальчика на побегушках. Обычно он ограничивался мелкими заданиями, но изредка шеф расширял полномочия, поручая Перейра серьёзные дела. В качестве поощрения Милла иногда приглашал рядовых работников на вечеринки для элиты. В этот раз повезло Себастьяну: оказаться в кругу избранных для испанца особая привилегия и шанс продвинуться по служебной лестнице.

Зал, где собрались друзья и бизнес-партнёры Абрафо Милла, кажется небольшим и уютным; одновременно в нём могло бы разместиться не более сотни гостей. Импровизированная сцена представляет собой круглый помост. Эстраду полукругом огибают три яруса, возвышаясь один над другим; на них и размещены места для ангажированной публики. Столы с удобными креслами расставлены таким образом, чтобы зрители имели отличный обзор и не мешали друг другу во время представления. На стене позади сцены натянут огромный экран, на который при необходимости могут транслироваться происходящие на помосте события. Отдалённо помещение напоминает студенческую аудиторию, переделанную в зал для увеселительных вечеринок. Сегодня официально заявлен мальчишник, и исключительно для своих. Собравшиеся на шоу мужчины предвкушают что-то особенное. Все они хорошо знакомы, многих объединяет не только общий бизнес, но и многолетняя дружба, другими словами, случайных людей в доме Абрафо Милла сегодня нет.

Пока шли последние приготовления, молоденькие чернокожие официантки в коротких белых фартучках на голое тело, разносят гостям напитки и лёгкие закуски.  

Гвала Бокасса, сосед Себастьяна по столику, заказал себе ещё выпивку и, улучив момент, когда девушка отвернётся, звонко шлёпнул по голому крепкому заду. Официантка укоризненно посмотрела на начальника следственного изолятора, но ничего не сказала. Перейра хорошо знает Бокасса, старый хитрый лис многим в этом зале оказывал услуги, частенько нарушающие закон. Собственно говоря, за это его сегодня и пригласили, посадив рядом с испанцем.

Квартет закончил выступление, музыканты откланялись и, получив заслуженные аплодисменты, скрылись за кулисами. Рабочие сцены установили на помост здоровенный матрас и застелили атласной простынёй. Свет в зале медленно потух, и на сцену вышел конферансье. Его серебристый блейзер празднично поблёскивает в лучах театральных софитов.

— Здравствуйте, уважаемые господа!  — громко объявил Марек Заахави,  — давайте поприветствуем хозяина этого дома, человека, который собрал нас сегодня вместе, достопочтенного господина Абрафо Милла!

Луч прожектора высветил центральный столик первого яруса. Влиятельный бизнесмен поднялся, окинул зал покровительственным взглядом. Собрав положенные аплодисменты и слегка поклонившись, Милла вернулся в объятия роскошного кресла.

— Сегодня нас ждёт особенный вечер!  — Продолжает конферансье пафосную речь.  — Главной звездой настоящего представления станет белая женщина! Чтобы принять участие в нашем шоу, она проделала долгий путь из заснеженной России. Так давайте же встретим аплодисментами нашу русскую гостью, очаровательную Анну!

Зазвучали торжественные фанфары, и под всеобщие овации две полуголые негритянки вывели на сцену писательницу. Одновременно с музыкой началась и видеотрансляция. Огромный экран на стене разделён на четыре равные части. Первые две отданы для статичных камер, установленных с разных сторон эстрады. На третий и четвёртый сегменты транслируют видеооператоры. Вооружённые мобильными камерами (высокого разрешения) они готовы передавать на экран самые захватывающие и пикантные моменты шоу.

•  •  •

Яркий свет рампы слепит глаза. Девицы, сопровождавшие Анну на сцену, отошли в сторонку. Конферансье придерживает женщину за руку и что-то эмоционально выкрикивает в темноту. Даме понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к свету и осмотреться. Подиум, на котором находится Анна, имеет форму круга. Почти всё его пространство занимает высокий матрас, задрапированный тканью цвета слоновой кости. Буквально в 1.5 метрах от сцены начинаются ярусы для зрителей. Анна лишена возможности рассмотреть посетителей шоу, и была бы удивлена, обнаружив среди гостей знакомые лица. Адвокат Джозеф Бикилу, торговец с приграничного рынка (тот самый, что одарил даму малиновым платком), полковник Мозес Гама, и даже колдун африканского племени в костюме от Вriоni — все они и другие, такие же инкогнито, утопают в глубоких креслах, а погружённый в темноту зал сохраняет анонимность гостей.

Суфлёр в голове дал команду: «Сними пеньюар и улыбайся». Взволнованная дама механически расстегнула пуговицы, и накидка легко соскользнула с плеч, обнажив соблазнительные формы, упакованные в корсет. Одобрительные восклицания волной прокатились по залу. Писательницу бросило в краску, и руки инстинктивно прикрыли срам. Голос в наушнике одёрнул: «Убери руки и не забывай улыбаться». Анна нехотя исполнила приказание, пытаясь «натянуть» на лицо фальшивую улыбку.

— Обратите внимание господа, как мило конфузится наша синьора,  — нараспев голосит Заахави,  — но можно ли стыдиться такой красоты.  

Взгляните господа: какая грудь, а широкие бёдра и пышная задница. А, о том, что скрывает этот заманчивый рыжий кустик, я умолчу, потому что у меня не хватает слов, чтобы описать все прелести нашей дамы.

Анна находится под жаркими лучами прожекторов, но ещё сильнее женщина ощущает на себе обжигающие взгляды сотни похотливых самцов. Писательница чувствует, как предательски припекает между ног, и что-то горячее скатилось по внутренней стороне бедра, то ли капелька пота, то ли любовный сок.

— Действо первое!  — объявил конферансье.  — Встречайте! Наши знаменитые фрики!

«Фрики»? Анна правильно поняла или она ослышалась? Из чёрного пространства кулис вышли и поднялись на сцену два негра, те самые с которыми Заахави познакомил женщину незадолго до начала представления.

— Итак, господа,  — Марек выдержал театральную паузу,  — мистер Dоublе Неаd и его брат близнец — мистер Реоnу Вud.

Чёрные аполлоны как по команде скинули балахонистые халаты. Мужчины стоят на краю сцены, и Анна пока видит братьев со спины. В зале раздались возгласы — смесь изумления и восхищения.

— Спасибо, спасибо господа,  — конферансье сделал рукой успокаивающий жест,  — пусть теперь и наша русская гостья увидит, каким богатством наградила матушка природа своих сыновей. Ведь именно сегодня, сейчас! синьора Анна познает силу любви мистера Dоublе Неаd и мистера Реоnу Вud.

Братья синхронно поворачиваются к Анне. В голове прозвучала команда суфлёра: «Удивляйся». Женщина театрально всплеснула руками и прикрыла ладошкой приоткрывшийся от изумления ротик. Писательница разглядывает округлившимися глазами то мистера Dоublе Неаd — негра с косичками, то переводит взгляд на мистера Реоnу Вud — лысого, как бильярдный шар. Комичность момента заключается в том, что театральность в поведении дамы абсолютно искренняя. Анне не пришлось наигрывать эмоции — переживания подлинны. Шок и трепет: явленное не укладывается в голове женщины.

Мистер Dоublе Неаd имеет между ног два детородных органа, и довольно приличных размеров. В жизни данное отклонение является следствием редкого порока развития, и учёные называют природную аномалию Дифаллией.

Мистер Реоnу Вud обладает одним, зато довольно внушительным агрегатом, не менее 25 сантиметров. Но поражают даже не размеры, а крестообразный шрам уродующий головку полового органа. В эрегированном состоянии она напоминает бутон цветка — фиолетовый Пион. Размер головки превосходит средний мандарин. Не удивительно, что мужское достоинство повергает впечатлительных дам в ступор, причиняя незабываемые переживания.

«Вот ЭТО в меня точно не войдёт! » — первое, о чём со страхом думает Анна, разглядывая причиндалы лысого Аполлона.

Между тем к фрикам подбежали африканки, выводившие писательницу на сцену. Девки опустились на колени и принялись стимулировать органы братьев, приводя их в боевую готовность. Конферансье что-то восторженно выкрикивает публике. А дама с внутренним трепетом, словно заворожённая, наблюдает, как быстро члены принимают устрашающие размеры.

— Ну что же я вижу, синьора Анна заскучала.  — С театральным наигрышем декламирует Заахави.  — Чернокожие братья, не заставляйте ждать белую даму. И делайте с ней что хотите!

«Как — что хотите? Разве мы так договаривались? » — мысли путаются в голове, чёрные самцы окружают женщину, а суфлёр в наушнике подсказывает: «Ласкай члены руками». Подиум медленно вращается 

вокруг оси, демонстрируя новые ракурсы статичным камерам. Братья неожиданно ласково принялись обихаживать писательницу, проникая во все доступные дырочки ловкими пальцами. Охватившее Анну волнение, медленно отпускает, уступая место острому сексуальному возбуждению. Негры показывают мокрые пальцы на камеру, демонстрируя публике — похотливая белая самка готова к совокуплению.

Мистер Dоublе Неаd лёг спиной на ложе. Голос в голове командует: «Садись сверху. Лицом к мистеру Двойная Голова». Анна, преодолевая вдруг ниоткуда взявшуюся робость, стала аккуратно насаживаться на вздыбленные органы. Несмотря на размеры, фаллосы легко проскользнули в предварительно разработанные дырочки. Женщина, упираясь ладошками в мускулистые бёдра и слегка откинувшись назад, полностью насадилась попкой на первый член. Она тихонько покачивает тазом, привыкая к слегка болезненному расширению в заднем проходе. В то же время, растянутая до предела вагина так и не смогла принять полностью второй чёрный конец. Его мясистая головка массирует шейку матки, плотно прижившись к потаённой плоти. И это так упоительно, так сладко, чувствовать скольжение горячих куканов, заполнивших изнывающее похотью естество. Кровь пульсирует в висках, и только когда ошалелый от страсти самец энергично подмахивает, пытаясь загнать чёрный уд полностью, становится больно,  — головка немилосердно бодает матку. Впрочем, писательница приноровилась; находясь сверху, приспособиться не так сложно.

Анна ощущает неизбежное приближение оргазма, когда в голове прозвучала новая команда суфлёра: «Прижмись грудью к фрику и растяни задницу руками». Этот приказ так некстати, так невовремя, но сильные мужские руки уже оплели женские плечи и властно принудили нагнуться. Сердце в груди трепещет, тройное проникновение ужасает. Секс с двумя монстрами для писательницы в новинку. Даму страшат размеры и чудовищная головка — бутон Пиона. Анна старательно растягивает пышные ягодицы; как можно принять такое? Дырочки уже заняты членами, и если такой войдёт, то обязательно порвёт меня; мысли и образы, одни страшнее других путаются в голове, не позволяют Анне расслабиться. Изуродованная шрамами головка упёрлась в анус, внутри женщины всё сжалось и похолодело. От былого возбуждения и следа не осталось. Между тем африканец настойчиво пытается овладеть задним проходом. Самец сосредоточен, прикладывает новые усилия, вдавливая всё сильнее; панический страх липкими пальцами перехватил горло. Анне становится всё больнее, уже неприлично растянутый сфинктер нестерпимо жжёт — слишком остро, переживания невыносимы.

— Ой, мамочки, тише прошу,  — шепчет женщина, старательно растягивая пальчиками непослушную дырочку,  — ай! ох, как же это...

Наконец, чёрный бутон Пиона, мучительно раскрыв анус, скользнул в прямую кишку.

— Ай-А-А! Да вы с ума сошли там сзади, ох, мамочки...  — Растянутый до крайности сфинктер плотным кольцом обжимает два толстых чёрных удава, став средоточием чрезмерного напряжения и острой боли.

Мистер Реоnу Вud победоносно ухмыльнулся на камеру и звонко шлёпнул Анну по крепкому заду тяжёлой ладонью. Розовая отметина проступила на бледной коже. Братьям запрещено калечить партнёршу, но зато позволительно истязать и мучить. А потому, дав женщине немного свыкнуться с новыми ощущениями, ниггер начинает живо внедрять пугающий инструмент. Растянутый сверх меры анус готов лопнуть в любой момент под дюжим напором распалённого самца.

— АЙ-А-А!  

С-Т-О-П! Вы мне весь зад разорвёте, оба два. А-А-А!  — истошно вопит писательница, тщетно пытаясь расслабиться и хотя бы криком заглушить нарастающую боль в заднем проходе.

«Не сдерживай себя. Больше эмоций... » — подсказывает бесцветный голос суфлёра. Дама, если бы и хотела, то не могла-бы себя сдержать: два толстых горячих поршня орудуют в заднице, даже для подготовленной массажем дырочки насилие чрезмерно — предельно жёстко. Анна жалобно скулит, и слезинки сами катятся из глаз. Когда чёрный бутон Пиона полностью исчезает в анусе, и африканец, пытаясь протолкнуть член ещё глубже, старательно прижимается к заду, с уст женщины срывается гортанный вопль. Писательнице становится особенно тяжело, жгучая боль неумолимо нарастает. Кажется, что безудержные чёрные монстры дотрахивают жертвенную утробу до самого сердца.

Анне стоит больших усилий, нескончаемых мучений приспособиться к проникновению братьев в задницу. Плюс «бесконечный» ретивый член, растянувший вагину, так и норовит побольнее боднуть матку. Возможно, следствие африканского массажа, плюс умелые, согласованные действия партнеров позволяют женщине не только приноровиться к необычным чувственным переживаниям, но и научиться извлекать крупицы удовольствия в болезненном, противоестественном соитии. И вот, когда эти песчинки золотого оргазма уже готова принять измождённая плоть, разгорячённые братья, дружно покинули натруженные дырочки.

Лысый атлет мёртвой хваткой обхватил стальными ручищами плечи писательницы и, прижимая к своей мощной груди, слегка отстранился назад. Анна тяжело дышит, спина прогнулась, облокотившись на фрика. Дама не понимает поступки, логику партнёров. Суфлёр предательски молчит, неопределённость пугает. Грудь волнующе вздымается, затвердевшие соски призывно торчат в разные стороны. Внезапный шлепок ладони хлёстко лизнул бюст. Мистер Dоublе Неаd продолжает несильно, но звонко лупить по грудям ошарашенную партнёршу. Тяжёлые белые сиськи смешно раскачиваются из стороны в сторону, потешая жадную до зрелищ толпу. Удары внезапно прерываются. Но теперь ловкие пальцы ниггера зло выкручивают возбуждённые сосцы, грубо оттягивают, дёргают так, что становится нестерпимо больно. Эти тягостные мгновения кажутся вечностью, и женщина громко вскрикивает; пылающее лицо отражает всю палитру мученических переживаний. Анна растеряна, напугана, а наушник продолжает молчать. И обида, как ком в горле, ещё больше от унижения, до слёз; за что, почему так, без причины продолжается глумление? Что произошло? В чём её вина. Писательница не находит ответа... Шлепки и пощёчины сыплются нещадно; груди, раскачиваясь, пленительно раскраснелись, как созревшие райские яблочки.

Натешившись, фрики сбросили на «любовное» ложе влажное от пота измождённое тело. Полуголые африканки, выполняющие роль ассистенток, подали братьям прохладительные напитки и полотенца.

•  •  •

Эротические безобразия, творимые на сцене, завораживают. Себастьян, как и большинство зрителей в зале, поддался магическому демонизму, позволил увлечь, восхищаясь и растворяясь в красоте порока.

Когда свет в зале померк, прожектора цветными лучами выхватывают из темноты медленно вращающуюся эстраду. В этих мистических потоках света обнажённые тела парят, словно в невесомости, сплетаясь и сгорая, плотским, тяжёлым огнём похоти. Сопровождающая мелодия придаёт дополнительный объём, усиливает драматическую основу спектакля. Крики и стоны на сцене эмоционально усиливаются, когда к ним примешивается ритмическая доминанта барабанного соло, рождая причудливую какофонию, раскрывающую зрителю новые,  

волнующие глубины чувственности. Благодаря мастерству невидимого режиссёра пошленькое совокупление человекоподобных зверушек преобразилось в сладострастную мистерию. Ошеломительную, обнажающую самые низменные человеческие эмоции, но такие подлинные, яростные и уже только этим созвучные античной драме или трагедии Софокла.

На большом экране лиловая головка, изуродованная крестообразным шрамом, пытается втиснуться в дырочку, уже занятую немаленьким членом. Камера в руках оператора транслирует на экран лицо Анны. Рот приоткрыт, губы дрожат, мученица прерывисто дышит, и свет прожекторов играет разноцветием в капельках пота на божественном лике. Когда головка максимально растягивает сфинктер, плавно (словно в замедленном кино) проскальзывает в анальную дырочку, на экране отчётливо видно как округляются глаза писательницы. Анна кусает губы, мотает головой, морщится, и вот, не выдержав болезненного растяжения, из распахнутых уст исторгается истошный, страдальческий вопль.

•  •  •

Мистер Dоublе Неаd лежит на спине, а его вздыбленные члены призывно торчат, требуя продолжения. Голос в наушнике отдаёт команду: «Садись задницей на два члена спиной к фрику, лицом к публике». «Бедная моя попа,  — печалится про себя женщина,  — как же тебе не везёт сегодня». Негр обхватил фаллосы рукой, и дама натужно кряхтя, старательно и аккуратно усаживается истерзанным анусом. Несмотря на то, что задний проход уже хорошо разработан, писательнице кажется, будто раскалённый кол разрывает нутро. Лицо то и дело искажает болезненная гримаса, наконец, ягодицы коснулась паха мужчины. Африканец прижал женщину к торсу; как жертвенный агнец на алтаре — Анна распята на груди чёрного атланта. «Раскинь ноги пошире и придерживай под коленями»,  — в голове пульсируют команды суфлёра. Мистер Dоublе Неаd болезненно растягивает срамные губы, демонстрируя зрителям мокрую, текущую похотью, блудливую дырку.

Мистер Реоnу Вud навис над партнёршей и осторожно ввёл своего монстра в лоно. Мышцы влагалища плотно обхватили чёрный орган. Братья приступили к неспешным поступательным движениям, исподволь наращивая темп и глубину проникновения. Анна покоится на широкой груди, полностью отдавшись и растворившись в разноголосице ощущений. Женщина в восторге, разработанные дырочки согласовано принимают три толстых восхитительных члена. Они заполнили всё женское естество, вновь приближая к вершине наслаждения. Груди нежно поглаживают жилистые руки, а алчущий язык лысого аполлона ласкает и дразнит затвердевший сосок. Всё это так невыносимо упоительно, так сладко, что Анна позабыла, где она с кем, с уст срываются томные вздохи.

— Да, вот так, хорошо,  — женщина млеет в опытных руках любовников, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями.  — Продолжай, да, ещё глубже...

И вот когда, как кажется Анне, волна оргазма показалась на горизонте, мистер Реоnу Вud словно обезумел. Он стал буквально таранить изнывающее лоно, сильно бодая беззащитную матку. Писательница с трудом сдерживает стоны, пытается понять, куда девался её нежный и такой предупредительный сластолюбец. Лицо фрика меняется на глазах — отмеченное печатью зверя, необузданной похоти, лик дьявольски преображается. Очи налились кровью, и этот невидящий полный безумия взгляд источает какое-то потустороннее сладострастие. Анне становиться страшно. Лиловая шрамированная головка, полностью выскальзывая из лона, выворачивает вагину, и тут же с силой врывается обратно, увлекая за собой 

нежные лепестки губ вульвы; больно растягивается плоть, причиняя женщине новые мучения.

— Тише прошу, пожалуйста, мне так больно,  — выкрикивает Анна, стараясь увернуться от мучительного проникновения.

Но никто и не думает слушать жертву. Мистер Dоublе Неаd крепко удерживает Анну на мощном торсе, как на средневековом пыточном верстаке, не забывая энергично шуровать членами в заднем проходе. Мистер Реоnу Вud, наращивает темп, неистово таранит матку обезумевшей от боли писательницы. Анна уже не сдерживает себя, вопит в полный голос и слезинки, смешиваясь с потом, размазывая макияж, медленно скатываются по раскрасневшемуся лицу.

— Хватит пожалуйста! Стоп! Больно! А-А-А!  — слова сами срываются с губ, кровь бешено пульсирует в висках,  — не могу больше! Ай! А-А-А!

Достигнув пика неистовства, чернокожие демоны низвергают истерзанную плоть на атласное ложе. Анна жалобно скулит, всхлипывает и, свернувшись калачиком, прижимает ладошки к мучительно саднящему, трепещущему словно в огне, лону.

•  •  •

Эпическая вакханалия на сцене продолжает будоражить и возбуждать. Сплетающиеся, скользкие от пота и похоти тела, игра света, крики боли и стоны наслаждения в сочетании с божественной музыкой рождают мистическое таинство. Мистерия поглотила Себастьяна совершенно; не желая себя более сдерживать, мужчина, подловив проходящую мимо официантку, сунул в нагрудный кармашек передничка десять долларов. Девушка, поломавшись для вида, опустилась на колени. Пальчики расстегнули ширинку, скользнули в трусы и нетерпеливый член вырвался на свободу. Налитую кровью головку обхватили плотным кольцом горячие африканские губы. Официантки в приватном клубе не являются пуританками и за дополнительную оплату с лёгкостью готовы оказать гостям услуги интимного характера.

А в это время на сцене продолжается спектакль, камеры транслируют на экран самые откровенные и физиологичные моменты. Первый сектор демонстрирует Анну, усевшуюся сверху на мистера Dоublе Неаd. Писательница прижимается грудью к телу африканца и старательно растягивает пышные белые ягодицы. Сзади к женщине пристраивается мистер Реоnу Вud. Вторая статичная камера показывает общий план с другого ракурса. Видеооператор крупным планом подробно транслирует, как лиловая, украшенная шрамами головка пытается проникнуть в лоно партнёрши, где уже находятся два чёрных, горячих собрата. Четвёртый сектор большого экрана — лицо женщины крупным планом. Сосредоточенное, раскрасневшееся, с капельками пота; глаза смотрят с мольбой на зрителя, словно ищут и не могут найти сочувствие или поддержку.

•  •  •

Анна пытается расслабить мышцы вагины. Два члена мистера Dоublе Неаd сидят чрезмерно туго и не спешат потесниться, дабы принять ещё одного постояльца. Женщина уже понимает, что просить или умолять эти «машины любви» бесполезно — они всё равно исполнят задуманное. Дама старательно, изо всех сил растягивает преддверие влагалища, в сердцах кусая посиневшие губы, и молит Бъ, чтобы, чёрный монстр не порвал изнывающую, трепещущую дырочку.

— Ой, мамочки. Только тихонько, как же больно,  — причитает и всхлипывает измождённая женщина.  — Какие же они большие. Тише, оЙ! больно, больно, больно...

И видимо, Гь распознал молитвы Анны, потому что сокровенная дырочка чудесным образом раскрывается, и, хотя вызывает болезненные стоны, и гортанные вопли, всё же натужно принимает мясистый уд чёрного Аполлона. Слезинки вновь наворачиваются на глазах, когда могучие 

чёрные змеи оживают в изнемогающем лоне. Они начинают нетерпеливо пихаться и ворочаться, мучительно растягивая нутро на все четыре стоны. Анна каждой клеточкой чувствует, как максимально расширена и заполнена содрогающаяся плоть. Детородные органы овладели естеством писательницы совершенно, заворожили, подчинили исключительно, заставляют стонать и сливаться с любовниками в единое метафизическое творение. Неистовое существо — воплощение изначальной похоти, содрогаясь чреслами, источает ясную чувственную энергию, такую яростную и лучезарную что всё живое в зале насыщается бесконечной божественной силой. И все, кто уступил обаянию порока, по прихоти лукавого, ослеплённые вожделением, пожнут бурю — стихию саморазрушения.

— О-о-ох, да! Настолько больно — настолько же и приятно,  — томно шепчут дрожащие губы.

А три члена как Ажи Дахак колеблются в лоне, нарочито больно пихают матку. Трёхголовый змий действует в унисон, то убаюкивает женщину на волнах упоения, то драконьи головы словно сорвавшись, как голодные цепные псы, гонят наперегонки, невпопад, рвут плоть, сметая всё на пути, заставляют Анну непрерывно болезненно подвывать на одной ноте, как испорченная пластинка, и, когда пытка становится невыносима, голос срывается, воздуха не хватает, рот тщетно распахнут и пронзительный крик вязнет на связках пересохшей глотки...

•  •  •

Первая часть представления продолжалась 96 минут. Всё это время фрики вертели партнёршу как тряпичную куклу. Они оставались, то демонстративно нежны и обходительны, приближая женщину к оргазму, то, словно обезумевшие, одержимые бесами, самозабвенно ебали писательницу. В самом циничном и грязном смысле этого бранного слова. Похотливые чёрные самцы насиловали с каким-то садистским, подчёркнутым сладострастием, получая особую усладу в унижении и глумлении...

Анне так и не позволили испытать оргазм. Голодное наэлектризованное тело требует разрядки. Раздосадованная женщина не понимает, не может уловить логику представления. Вместо желанного оргазма фрики по очереди обильно спустили женщине на язык вязкое, густое семя, а суфлёр в голове всё твердит: «Теперь, когда у тебя полный рот — глотай. Всё до капельки. Хорошо, покажи публике язык. Да. Улыбайся, ещё шире улыбайся... ».

Если бы Анна обернулась, взглянула на трансляцию шоу, то увидела бы во весь экран припухшее от слёз и мокрое от пота разгорячённое лицо опьянённой похотью женщины. Грязные потёки косметики, разводы на пунцовом лице, в бессмысленном взгляде искрятся бесовские огоньки, а чуть приоткрытый рот растягивает блудливая улыбочка. Как же божественно прекрасен и омерзителен этот образ — лучезарный лик женщины, достигшей крайнего, наивысшего возбуждения, и черты опустившейся бляди, готовой кончать на потеху пресыщенной публики.

•  •  •

Первое действие завершилось. Подиум перестал вращаться, возник небольшой технический перерыв. Рабочие сцены меняют «декорации»: убрали за кулисы импровизированную кровать — матрац. И выкатили...

Фрики под аплодисменты покинули сцену, а конферансье, воспользовавшись перерывом, развлекает публику сальными шуточками и репризами. Марек Заахави, придерживая женщину за руку, подвёл к самому краю сцены. Он задаёт интимные вопросы, а голос в наушнике подсказывает правильные ответы. Всё это напоминает допрос, унизительный и постыдный.

— Синьора Анна, вы были неподражаемы и прекрасны, скажите, вам самой понравилось представление?

— Да, это самые незабываемые ощущения.

— Скажите, вам удалось получить оргазм?

— Нет.

— А вы бы 

хотели испытать удовлетворение?

— Да, конечно очень хочу,  — и это чистая правда, отчего румяные щёки дамы зарделись ещё краше.

— Ну что же, господа, оставлять неудовлетворённую женщину недостойно и против наших традиций, а потому — конферансье выдержал паузу — прошу вашего внимания, наше волшебное кресло. Сегодня синьора Анна, вы соберёте лучшие оргазмы за вечер!

Анна обернулась: на месте матраса установлена новенькая, сверкающая белизной и хромированными деталями, конструкция, сильно напоминающая гинекологическое кресло. Возле него суетятся полуголые ассистентки и доктор Узочи Тэсфайе в неизменном накрахмаленном халате.

Марек Заахави галантно подвёл Анну к устройству, и передал в руки помощниц врача. Он снова цинично шутит, развлекая публику, пока даму готовят к продолжению Эротического спектакля. Пока всё идёт по плану, русская отлично справляется с ролью. Впрочем, конферансье не помнит, чтобы Абрафо Милла ошибался в выборе актрис, испорченное представление может стоить жизни...

Писательница печально вздохнула, понимая, что продолжение шоу не сулит ничего хорошего. Дама сделала шаг, подняться по трём ступенькам — легче спуститься в ад. Оглянулась — кажется тьма зрительного зала высасывает жизненную энергию.

Анна опустилась в кресло. Сиденье повторяет анатомические формы, обтянуто грубой кожей и находиться в нём удобно. Ассистентки помогают женщине устроиться, положили ноги на подколенники,  — зафиксировали кожаными ремешками. Сняли неудобные туфли. Руки завели за голову, рядом с подголовником щёлкнули фиксаторы наручников. Женщине прикрепили на запястья и виски датчики. Медицинские показатели передаются на монитор, стоящий на небольшом мобильном столике рядом с креслом. В этой вызывающей позе Анна чувствует себя распятой. Руки скованны, ноги чуть согнуты в коленях и широко раздвинуты, демонстрируя всем раскрытую, лоснящуюся от амурных соков вульву. Но сейчас, в потаённой глубине сознания, женщина вожделеет другое. Анна заклинает Бъ, чтобы её истекающее, трепещущее от похоти, изнывающее лоно получило долгожданный оргазм.

•  •  •

Пока женщину готовили к представлению, конферансье напомнил зрителям правила Эротического тотализатора. Аттракцион по праву считается одной из популярных и востребованных «фишек» в арсенале развлечений Абрафо Милла. Завсегдатаям регламент знаком, но традиции священны и правила следует напомнить.

— Господа, сеанс продолжается 33 минуты. Вы делаете ставки на количество пиковых наслаждений. Игрок (или игроки), угадавший количество оргазмов, полученных белой леди, забирает выигрыш, остальные участники довольствуются утешительным призом. Делайте ваши ставки господа!

Официантки ходят по залу собирают деньги, разносят выпивку; желающих сыграть более чем предостаточно. Себастьян решил не участвовать в игре и с любопытством наблюдает за приготовлениями. Первая статичная камера: крупный план — лицо женщины.

Доктор ввёл трёхстворчатый гинекологический расширитель Коллина-Локтайта и максимально растянул стенки влагалища, широко раскрывая створки. Анна болезненно морщится, в образовавшуюся дырку можно с лёгкостью закатить бильярдный шар. Но Тэсфайе поместил тонкий эластичный зонд с микрокамерой и подсветкой. Второй сектор экрана демонстрирует матку женщины.

Ещё одна видеокамера закреплена на штатив и сфокусирована на область лобка. Сейчас на экране видно, как доктор прилаживает на эрегированный клитор специальную вакуумную помпу. Эскулап откачивает из продолговатой колбы воздух, увеличивая чувственную плоть всё больше и больше. Тэсфайе проделывает эту операцию несколько раз, пока женщина 

не начинает болезненно стонать и крутить задом. От прилившей крови накачанный клитор становится лиловым и занимает почти весь объём колбы. Теперь его размеры сопоставимы с величиной среднего финика.

Под креслом установлена секс-машина: рабочий шток венчает достаточно крупный силиконовый фаллоимитатор. Ассистентки приладили «инструмент» к заднему проходу. Дьявольская игрушка способна на многое, но для дамы анальные шалости должны явиться сюрпризом...

Писательница в ужасе, все эти пыточные приготовления страшат. Но как же печёт между ног, накалённая плоть мучительно изнывает, требует разрядки.

•  •  •

Анна готова к продолжению спектакля. Все желающие поучаствовать в игре сделали ставки и с нетерпением ожидают начала.

Доктор взял со стола небольшую баночку и продемонстрировал публике.

— Это древесный мёд. Самое желанное лакомство для аfriсаn slug,  — конферансье комментирует действия врача.  — Попросту говоря, для африканского слизня.

Тэсфайе снял колбу с накачанного клитора и установил специальный зажим у самого основания чувственного органа, препятствующий оттоку крови. Анна болезненно скривилась и ахнула. Доктор отмерил несколько капель бурого цвета, и тёплая липкая субстанция медленно растекаясь, обволакивает клитор. Женщина ёрзает в кресле, становиться страшно, но сделать она ничего не может. Тэсфайе протянул руку к медицинскому столику, берёт пластмассовый контейнер. Раскрывает, и аккуратно извлекает пинцетом моллюска, размеры не превышают ноготь мизинца на руке. Врач с ювелирной точностью подсаживает африканского слизня на клитор.

— Прошу вас, уберите это, я вас умоляю — взмолилась испуганная писательница.

Мало того, что, на тело положили отвратительную оранжевую тварь, так она ещё ползает по самому чувствительному сокровенному органу.

— Итак, время пошло, и теперь наша обворожительная синьора Анна наконец-то получит то, о чём мечтала весь вечер...  — конферансье живо комментирует события.

Анна не слушает, что выкрикивает в зал Марек Заахави. Вначале она пытается скинуть моллюска, смешно дёргая бёдрами, но все эти хаотичные движения лишь веселят публику.

Писательница смирилась и сосредоточилась на ощущениях. Женщина чувствует, как томительно сладко слизень медленно продвигается по клитору, слизывая своим пупырчатым ротовым аппаратом любимое лакомство. И это воспринимается так особенно, необычно приятно, что к Анне вернулось острое сексуальное возбуждение. Пережить оргазм, в этот раз обязательно дотянуться, дама забывает конферансье и зрителей в зале. Томно прикрыв очи, женщина впитывает чувственное наслаждение, растворяется в блаженстве — долгожданный апофеоз приближается.

Как показалось, Анна начала куда-то проваливаться, когда испытала первый мощный толчок в области клитора, который подбросил изнывающее тело как от электрического разряда, и тёплые волны стали расходиться от лона по всему телу. Женщина купается в пленительной зыби оргазма, но чуть ослабнувшее плотское вожделение вновь продолжает усиливаться благодаря стараниям любвеобильного моллюска.

Изголодавшаяся плоть млеет, наслаждение необратимо повторяется, и ещё не успел отпустить первый оргазм, как следом накатывает следующий, ещё более волнующий и блаженный. Время для Анны — пульсирующая матка; женщина полностью растворилась в чувственных переживаниях. Вырваться из пленительных объятий невозможно, находиться в них невыносимо...

•  •  •

Себастьян внимательно наблюдает за извращёнными фантазиями Абрафо Милла. А конферансье сопровождает шоу сальными шуточками, не забывая фиксировать пиковые наслаждения. За первые десять минут Анна кончила четыре раза. Первый сегмент 

экрана транслирует лицо писательницы. Вторая камера: трепещущая при каждом оргазме матка. Третий сегмент демонстрирует крупным планом клитор и жадного до лакомства моллюска. Статистическая информация и обратный отсчёт времени представлены на четвёртой секции экрана.

И если первые четыре оргазма подарили Анне долгожданное наслаждение, то очень быстро и незаметно удовольствие превращается в изощрённую пытку. Когда слизню не хватает мёда, доктор добавляет новую порцию угощения. Пресытившегося моллюска Тэсфайе меняет на нового — голодного, и сейчас по чувственной плоти ползают сразу два аfriсаn slug. Жадные неутомимые, они стимулируют насыщаясь, и измождённой женщине кажется: клитор — оголённый нерв. Испанец внимательно следит, как лицо после очередного оргазма искажает маска — бесконечная боль. Наслаждение обернулось мучением, а время застыло, будто желает длить, продолжать томительную экзистенцию. От пережитых оргазмов у писательницы кружится голова, кровь бешено стучит в висках, во рту пересохло — язык онемел.

— Хва-а-а-а-ти-и-т...  — хрипит Анна,  — Гь не могу больше, уберите их...

Но женщину никто не слышит. Пресыщенная публика впитывает страдания. Зрители упиваются зрелой красотой обнажённого тела, мучения так опьяняюще прекрасны, а чувство подлинно. И только Бъ внял молитве. Гь попустил воплощение. Что скрывает наше желание? Кто вершит Провиде? ние?

В течении следующих десяти минут Анна пережила ещё три крайне болезненных и мучительных оргазма.

•  •  •

Женщина потеряла счёт времени. Дьявольская щекотка, становится всё сильнее, она невыносима, а пережитый оргазм не приносит ничего кроме болезненной разрядки, и каждый новый пик наслаждения оборачивается обновлённой пыткой — острой и злой.

Шоу продолжается, остались последние тринадцать минут. Ассистентки, хорошенько смазав фаллоимитатор лубрикантом, аккуратно ввели в задний проход и активировали секс-машину в авторежиме выбора циклов. Анна охнула. Механический член почти не доставляет женщине неприятных ощущений. Пока он мягко вибрирует, проникает не слишком грубо и глубоко. После насилия братьями, немаленькая толщина искусственного фалла кажется писательнице не такой значительной.

Силиконовый уд работает без устали, и Анну разрывают противоречивые приятно-болезненные ощущения. Клитор — оголённый нерв, безжалостно стимулируемый моллюсками. Огромный гуттаперчевый фаллос штурмует задницу, приятно вибрируя. Впервые Анна испытала анальный оргазм, а следом — ещё один.

Скорость и глубина проникновения искусственного любовника неумолимо нарастает; боль в заднем проходе вытесняет наслаждение. Они сплетаются: терзание клитора и анальная пытка; острейшие эмоции словно подхлёстывают друг друга. Рождается синергия — неповторимые, крайние в чувственных проявлениях, переживания.

— Больно! Прошу вас, прекратите это-о-о!  — воет, извиваясь всем телом, почти обезумевшая женщина.

Механический фалл влетает на всю длину, причиняя острую боль, а когда выскальзывает из распахнутой задницы, женщине кажется, что её выворачивают наизнанку. Внезапно писательница болезненно завыла, переживая ещё один принудительный оргазм. Анне кажется, что волны боли, рождённые в глубине лона, захлестнули сознание, она проваливается, тонет в нечеловеческих страданиях плоти.

Когда до окончания тотализатора осталась минута, фаллоимитатор буквально утрамбовывает нутро в режиме отбойного молотка. И в эту последнюю, бесконечную единицу времени Анна переживает отчаянный оргазм: чистая, проявленная в совершенстве, боль и мучительная страсть сплелись Змеем на шее. Тот самый предтеча грехопадения сладостно удушает в невыносимых объятиях... Потускневшие глаза закатились за веки, грудь тяжело 

вздымается, тело выгибается дугой, а распахнутый в безмолвном крике рот жадно хватает воздух.

•  •  •

Себастьян бросил взгляд на экран. Время, отведённое на игру, истекло, а общее количество пережитых оргазмов ровняется 11. Механический член замер в заднем проходе. Доктор удаляет с чувственной плоти трёх живеньких моллюсков, следом зажим у основания клитора. Анна болезненно стонет. Тэсфайе сложил створки расширителя, медленно извлекает; вагина не торопится принимать привычные очертания. Ассистентки сняли датчики приборов и ослабили ремешки фиксации ног. В конце помощница медленно вытягивает искусственный фалл. Оператор снимает крупным планом — силиконовый орган вымазан лубрикантом и выделениями. Когда фаллос покидает задний проход, ниточки розовой слизи тянутся от зияющего очка к головке механической игрушки. Растраханный сфинктер так и не может окончательно сомкнуться, и в дырке, с опухшими, неровными краями, видны багровые стенки прямой кишки.

Женщина медленно приходит в себя. Словно фридайвер опустившийся на дно без акваланга, Анна не может поверить, что вынырнула из объятий бесконечного оргазма.

Конферансье объявил счастливых победителей Эротического тотализатора. Под аплодисменты зала господа вышли на сцену. Великолепная пятёрка, сегодня удача на их стороне.

Кресло с Анной опустили к самому полу, спинку приподняли, и теперь писательница может сидеть.

— Господа, так в чём же заключается наш утешительный приз?  — Марек Заахави продолжает просвещать публику.  — Каждый желающий может спуститься на сцену и излить эротическое напряжение, в гостеприимный ротик нашей русской синьоры.

Себастьян, допивая виски, наблюдает, как на сцену потянулись возбуждённые гости. Ассистентка помогает мужчинам подойти к пику эротической экзальтации. Вторая придерживает голову Анны и направляет потоки семени в распахнутый ротик. Оператор крупным планом транслирует на экран — напряжённые члены выплёскивают мутную, белёсую жижу. Перейра, готов и сам воспользоваться подвернувшимся случаем, но испанец не желает выдавать Анне своё присутствие на вечеринке. Себастьян планирует и дальше пользовать даму втёмную; есть у мужчины для писательницы небольшое, но ответственное поручение...

•  •  •

Анна отрешённо сидит с открытым ртом и терпеливо принимает семя чернокожих самцов. Голову заботливо поддерживает полуголая ассистентка. Если кто-то из мужчин промахивается — попадает на лицо, девица бережно собирает «лакомство» пальчиком и отправляет женщине в рот. Когда эякулята достаточно, африканка принуждает писательницу проглотить. И всё с начала, открывай, милая, ротик для новых порций.

Анна находится в полной прострации. Дама благодарна уже за то, что эта изощрённая пытка оргазмами позади. И липкая сперма во рту, стекающая вязким потоком по пищеводу в желудок, кажется женщине меньшим злом по сравнению с тем, что пришлось пережить за время Эротического представления.

— Вот и умница, глотай всё.  — Мурлычет над головой девица.  — Ты ведь сегодня не завтракала, не обедала, так хоть поужинаешь от души.

Время лениво ползёт, обволакивает горло липкой, тягучей малафьёй. Женщина с трудом сглатывает и очередь, блудливых самцов, кажется бесконечной... Замученная плоть невыносимо ноет, веки сами слипаются, сознание сжимается в точку, мертвецкий сон — благо. Анна уже не слышит, как конферансье подытожил количество мужчин, принявших участие в аттракционе. Получалось, что за 44 минуты писательницу накормили 88 человек. И, как 

обещала массажистка Зэма, чувство голода растворилось пьянящей сытостью, но гнетущее тошнотворное ощущение зашевелилось в глубине чрева.

•  •  •

Анну разбудили рано утром. Женщина не помнит, как оказалось в апартаментах. Доктор Тэсфайе осмотрел многострадальные дырочки писательницы, поцокал языком, и смазал успокаивающей лечебной мазью. Слуга помог кое-как одеться и, прихватив багаж, проводил до машины. Молчаливый шофёр доставил к отелю, а портье сопроводил в номер. Женщина завалилась в постель, как была, не снимая одежды, физическое и моральное истощение бесконечно...

•  •  •

Анну разбудил сигнал оповещения «СМС». Женщина достала мобильник, сонными глазами вглядывается в экран. Сообщение банка: пополнение валютного счёта, 2 039$.

За окном сумерки, надо собраться, приводить себя в порядок. После вчерашней вечеринки хочется избавиться от специфического мужского отпечатка во рту. Женщина медленно поднимается с кровати. Каждая мышца измученного тела отзывается болезненной разноголосицей. Писательница, с трудом переставляя ноги, ковыляет в ванну.

В большом настенном зеркале отражается лицо с засохшими желтоватыми потёками вчерашнего «ужина». Анна тщательно чистит зубы, хорошенько ополоснула рот. Вроде полегчало, правда ненадолго. Белковый «коктейль» странным образом проявляется навязчивым послевкусием. Не так явно, как было, но мерзотное чувство не отпускает.

Женщина устроилась на краю ванной, и пошире раздвинув ноги, внимательно осматривает промежность. Вульва покраснела, преддверие влагалища опухло, а малые половые губы отекли, стали больше и обвисают сильнее обычного. Они совсем не скрывают маленькую щёлочку, вернее, разъёбанную ненасытную дырку. Клитор уже принял свои первоначальные формы, но любое прикосновение к чувственной плоти оборачивается пронзительной болью. «Что ж мне так везёт-то в последнее время,  — горестно сетует Анна,  — не порвали, и на том спасибо».

Осматривать задний проход совсем неудобно — аккуратно ощупывает пальчиками. Анна решила: крови и трещин нет, хотя прикасаться больно, мучительно саднит. Приняв душ, женщина вернулась в комнату, накинула фирменный халат отеля. Слева на груди вышитый серебряной нитью логотип: Щит Давида и золотая Саламандра.

После водных процедур писательница чувствует себя лучше.

Анна собирала чемодан, когда в номер постучал Перейра. Испанец, как всегда, галантен и предупредителен. Мужчина заглянул проститься и предложить услуги шофёра — отвести в аэропорт. Себастьян презентовал женщине на память серебряные серьги с камушками граната и попросит оказать маленькое одолжение. Доставить в Москву сувенир для давнишнего приятеля и делового партнёра — Григория Зиммермана.

Статуэтка африканского идола, тяжёленькая, высотой сантиметров сорок. Пузатенький и коренастый, он наделён хитрым и в то же время злобным выражением лица. Вырезанный из гренадила, по уверенью испанца, подарок обладает коллекционной ценностью. Антиквары-этнографы Европы почитают и охотятся за похожими фигурками африканских Богов.

У Анны нет оснований связывать свои злоключения с испанцем или Зиммерманом. А обходительность и харизма Себастьяна просто не оставляют женщине выбора. Просьба кажется пустяковой, писательница согласна.

Завтра Перейра отвезёт даму в аэропорт.

Сославшись на недомогание, женщина выпроваживает обаятельного идальго.

Анна продолжает механически собирать вещи. А в голове назойливо крутится стишок:

В Африке акулы,

В Африке гориллы,

В Африке большие

Злые крокодилы.

Будут вас кусать,

Бить и обижать,  —

Не ходите, дети,

В Африку гулять.

•  •  •

Примечания

Маgnum орus — Великая работа (лат.)

Таmаm shud — Дело сделано (фарси).

Минжа — женский половой орган (жарг.)

Куфия — мужской головной 

платок, популярный в арабских странах.

Inеrtiа — бездействие (лат.)

Эссанс — тоже, что и Сущность, используется в терминологии масонов.

Nуmрhа — куколка, личинка, (буквально — невеста, девушка). В энтомологии: традиционное название личиночной стадии развития некоторых насекомых (лат.)

Ре-Альность — синоним Иллюзии.

Imаgо — Образ. В энтомологии: взрослая стадия развития насекомых (лат.)

Свабода — порядок данный Богом (Сва (небеса), Богом Данное). Согласно Славяно-Арийской ведической концепции, транскрипция слова через букву «а» подразумевает развитие человека сообразно божьему замыслу.

Тонтон-макуты — структура госбезопасности режима Франсуа Дювалье на Гаити. Прозвище «тонтон-макуты» связано с креольским мифом о дяде (Тоntоn), который похищает непослушных детей, запихивая их в мешок (Масоutе) и затем съедает.

Зеркало Гезелла — стекло, выглядящее как зеркало с одной стороны и как затемнённое стекло — с противоположной.

Lаbiа minоrа — Малые половые губы (лат.)

Рulсhritudо divinа — Божественная красота (лат.)

Rеgiо inguinаlis — Паховая область (лат.)

Секиль — часть женского полового органа — клитор.

Роntifех Махimus — Великий понтифик. Высшая жреческая должность в Древнем Риме. Позже титул перешёл римскому Папе (лат.)

Цимес — десертное блюдо еврейской кухни. Здесь: «изюминка», интрига, квинтэссенция.

Миро — Ароматное масло (гре.)

Гриндер — профессиональный игрок в покер (Grindеr, анг.)

Бъ — транскрипция слова Бог в традициях древнеславянского языка.

Гь — транскрипция слова Господь в традициях древнеславянского языка.

Ажи Дахак — трёхголовый дракон — воплощение зла в персидской мифологии.