Обещание

В голове – только звенящая пустота. Ни мысли, ни даже её отголоска. Всё моё "Я" занято одною Тобой, от края до края.

Твоя улыбка. Твой смех. Твоё обещание.

"Ты не пожалеешь".

На моих глазах очки сварщика, плотно прилегающие к лицу, вот только Ты заменила стёкла в них на непрозрачный пластик. Мои руки скованы наручниками за спиной. Не кожаными, с ремнями и мехом, а настоящими. Воронёная сталь холодит запястья, кромки браслетов врезаются в кожу, а желание высвободиться растёт в моей груди с каждой секундой, что я провожу здесь, посреди комнаты, стоя на коленях и ожидая Тебя.

Ты ослепила меня, обездвижила, подчинила и оставила одного дожидаться... чего?

"Ты не пожалеешь".

Когда мы познакомились, тем уже кажущимся прошлой жизнью октябрём, я сразу решил, что Ты должна быть моей. Это была даже не любовь, а ощущение близости куда более сильной, чем любая из тех, что я ощущал когда-либо. И я, опустив забрало, ринулся в атаку, желая покорить Тебя, но не учёл того, что сам был Твоей целью.

Как оказалось, Твоя красота уступала только Твоему уму. Мы весело болтали о музыке и кино, о книгах и театре, Ты постепенно проникала в каждый аспект моей скромной жизни, завоёвывая форт за фортом, над каждым из которых вскоре развевался белый флаг. Я сдался Тебе на милость, склонил голову и отдался на Твой суд.

И в награду получил Твой поцелуй.

И тогда я окончательно стал Твоим.

"Ты не пожалеешь".

У меня начинают затекать ноги, но я не смею даже думать о том, чтобы подняться. Я боюсь даже сменить позу, ведь Ты приказала мне оставаться на месте. Неужели я мог бы ослушаться Тебя?

По глупости? Да.

По неосторожности? Возможно.

Но здесь и сейчас, пока отзвуки Твоих слов ещё не успели сойти со стен, я не смею и думать о том, чтобы нарушить данную мне команду.

Ты приказала ждать, и я покорно жду.

"Ты не пожалеешь".

Когда Ты впервые попросила меня помассировать ножки я и представить себе не мог, к чему это может привести, воспринимая как простое заигрывание. Я с радостью преклонил перед Тобой колено и принялся разминать голени, глядя снизу вверх на то, как Ты в блаженстве закатываешь глаза и издаёшь едва слышные стоны.

"И стопы тоже», – сказала Ты, и обутая в лёгкий ботиночек ножка легла мне в ладонь.

Устроившись поудобнее на обоих коленях, я аккуратно расшнуровал ботинок и снял его. Следом был снят и по-детски милый носочек с мультяшными котятами, и вот я уже разминал Твою стопу, пятку, пальчики.

Прошла минута, пять, десять, а Ты всё так же издавала лёгкие стоны, лишь изредка говоря, где стоит массировать лучше.

"Тебе идёт быть на коленях», – с лёгким придыханием сказала Ты, когда Твоя разутая ножка легла на моё бедро, а я уже снимал с Тебя второй ботиночек.

И мне самому всё больше и больше нравилось видеть Тебя возвышающейся надо мной, дающей команды и контролирующей каждый шаг. Я разминал Твои стопы и мысли мои были заняты только Тобой. Я всё больше и больше погружался в пучину сладострастия, и когда Ты поднесла свою ножку к моему лицу я и не подумал сопротивляться.

"Целуй", – сказала Ты, и в Твоём голосе я услышал сталь, которой не замечал ранее.

"Как скажешь", – только и смог промямлить я, после чего впервые прикоснулся губами к Твоим пальчикам. Лёгкий горьковатый запах коснулся моего носа, но я не мог думать ни о чём, кроме того, что должен покрыть каждый миллиметр Твоей ножки достойным королевской особы поцелуем.

"Хороший мальчик. Люблю послушных пёсиков. Ты же будешь послушным?"

Этот вопрос до сих пор эхом раздаётся в моей голове, а я не знаю, как мог бы ответить на него иначе.

"Да".

"Ты не пожалеешь".

В мой разум постепенно начинают пробираться крупинки паники. А вдруг Ты не придёшь? А вдруг Ты забыла обо мне? А вдруг Ты решила меня бросить?

Я отгоняю от себя эти глупые мысли, но они снова и снова пробираются в голову, заглушая любые отголоски разума. Ведь кто я пред Тобой? Просто игрушка, бездомный щенок, которого ты подобрала и обогрела. Но что я значу для Тебя? Покорный раб в руках Госпожи, так неужели же я смею надеяться на хоть сколь-нибудь значимое место в Твоей жизни?

Ничтожество!

Тряпка!

Я корчусь, как от боли, но я уже не думаю ни о затёкших ногах, ни о саднящей боли в запястьях, я плачу без слёз в бессильной злобе на самого себя. Я задыхаюсь, ещё немного и я готов буду повалиться на пол и завыть белугой, но я всё ещё здесь, на коленях, во имя чёрт знает чего, брошенный и одинокий.

"Ты не пожалеешь".

Моя холостяцкая съёмная однушка на окраине города встретила нас немым укором. Я стыдливо принялся распихивать по шкафам привычный бардак не обременённого ответственностью человека пока Ты приводила себя в порядок в ванной. Лишь чуть позже меня осенило, что и в там царила ничуть не меньшая разруха, но было уже поздно притворяться хозяйственным парнем, а потому я наспех прибрался в комнате и застыл в ожидании Твоего появления.

И Ты вошла, как ангел в дом терпимости, с лёгким пренебрежением окинув обстановку взглядом, и расположилась на видавшем виды диванчике, а я стоял перед тобой, как нерадивый ученик, которого ждёт трёпка от учителя.

"Прости... простите за беспорядок, Хозяйка. Я не думал, что Вы захотите зайти ко мне вот так, внезапно".

Ты только усмехнулась и вновь оглядела комнату. Голые стены с ободранными обоями, полуживой шкаф, компьютерный уголок да музыкальная система. Не густо, да, но много ли нужно одиночке?

"Я дам тебе шанс исправиться", – сказала Ты и, смерив меня хищным взглядом, почти что прорычала, – "Раздевайся".

И я повиновался. Стыдливо стягивая с себя одежду под Твоим пристальным взором я внезапно осознал всё своё несовершенство, то, как отвратительно моё тело, под стать моему жилищу. И это то, что я собирался преподнести Тебе? Себя?

Смешно.

Смешно и грустно.

В моём животе разрастался ком ужаса, я понимал, что лишь одно сможет спасти меня от расставания с Тобой, лишь одно даст мне шанс и дальше быть счастливым псом у ножек своей прекрасной Хозяйки.

Абсолютная покорность.

Я выпрямился перед Тобой, стыдливо прикрывая пах и боясь поднять на Тебя взгляд.

"Руки по швам!" - приказала Ты и я повиновался.

Глядя на меня Ты неоднозначно хмыкнула и потянулась к своей неизменной сумочке. Скрипнул пружинами диван и Ты подошла ко мне. Проведя коготками по моему животу, от чего я непроизвольно содрогнулся всем телом, Ты зашла ко мне со спины.

Щёлк! Браслет наручников больно врезался в кожу на запястье, а Твои пальчики сжали его так, чтобы я точно не смог вырваться. Ещё пара движений и – щёлк! – мои руки оказались за спиной, скованы и бессильны.

"Так ты выглядишь лучше", – услышал я Твой голос, – "Завершённей".

Ты обняла меня сзади, покрывая поцелуями плечи и лаская, царапая грудь и живот. Затем Твоя рука скользнула вниз и обхватила мою возбуждённую плоть.

"Уже готов к бою, пёсик?" – рассмеялась Ты, а я и не знал, что ответить. И тогда Ты впилась зубками в моё плечо и я не смог сдержать стона, подчиняясь охватившей меня похоти, подчиняясь Тебе.

"Мне нравится, как ты стонешь. И я обещаю тебе, ты будешь стонать в моих руках снова и снова. Ты же исполнишь любой мой каприз, ее так ли?"

И, разумеется, Ты знала, каким будет мой ответ ещё до того, как вопрос был задан.

"Да, Хозяйка", – выдохнул я и тут же получил новый укус, огласив комнату ещё одним стоном.

"А теперь – на колени, пёс!" – Твои слова как будто подрубили мне ноги, и я, как стоял, бухнулся на пол. Резкая боль отразилась в позвоночнике и тут же исчезла, когда Ты натянула мне на глаза очки и весь мир исчез в непроглядной ночи.

"А теперь слушай меня внимательно", – Твоё дыхание билось мне в ухо, лишая воли и возможности трезво мыслить, – "Сейчас я ненадолго уйду и оставлю тебя здесь одного. Не бойся, я обязательно вернусь, но ты должен оставаться прямо здесь. Не вставай, не меняй позу, оставайся на месте. Не сложно же, да? Отвечай!"

"Да, Хозяйка", – от резкой смены тона моё сердце едва не выскочило из груди.

"Хорошо. А теперь я уйду. Дождись меня, пёсик. Ты не пожалеешь".

Слегка прикусив напоследок мочку моего уха, Ты поднялась. Ослеплённый, я слышал лишь звук Твоих удаляющихся шагов. Звякнули напоследок ключи, хлопнула дверь и щёлкнул замок. Ты ушла, а я остался один на один с самим собой, своими страхами и надеждами, с моей любовью к Тебе.

"Ты... не... пожалеешь..."

Я стою на коленях посреди своей холостяцкой берлоги.

Сколько времени прошло? Полчаса? Час? Больше?

Когда Ты вернёшься? Ведь Ты вернёшься? Ты же не оставишь меня одного?

"Она ушла", – думаю я, и эта мысль разбивает мне сердце на тысячи тысяч кусочков.

"Я Ей не нужен", – мысли живут своей собственной жизнью и жалят большее, чем тысячи игл.

"Я не смогу без Неё", – последняя мысль тяжёлым молотом ударяет по центру мироздания, и оно осыпается прахом.

Меня охватывает неизмеримое горе, такое, что я не ощущал уже очень давно. Подстёгиваемое страхом, оно выбивает из меня первый всхлип. Мои плечи безвольно опускаются, после чего тело содрогается в плаче, затем ещё, и ещё, ещё раз. Я плачу, трагически и искренне, как в детстве, не углубляясь в причину, но отдав себя на волю этого незамутнённого чувства несправедливости, несовершенства мира. Я плачу от того, что брошен. Я плачу от того, что одинок. Я плачу от того, что Ты оставила меня.

...

И тут в мой мир врывается уже успевший стать немыслимым в моём тёмном мире свет, и я снова вижу Тебя. На Твоём лице я замечаю тень волнения, и всё же Ты улыбаешься. Улыбаешься мне. Ты с нежностью проводишь ладонью по моей щеке, стирая пролившиеся слёзы.

– Ну-ну, не плачь. Всё хорошо. Я здесь, я рядом.

И я бросаюсь в Твои объятия, и слёзы горя сменяются на радостные слёзы, ведь Ты не ушла, Ты здесь, Ты со мной!

И я у Твоих ног. Я ждал тебя. И я не пожалел.