Дебют Донны

Я занимаюсь театром давно. Моё первое появление на сцене произошло в школе. С годами я стал посещать курсы актерского мастерства, был членом драматического кружка в старшей школе, а в колледже также посещал курсы актерского мастерства. Я до сих пор занят в местном театре. В какой-то момент я начал проектировать и строить декорации и режиссировать спектакли вместо того, чтобы играть в них.

Я встретил свою жену в тот же год, когда начал играть. Её звали Донна Закери. Меня, кстати, зовут Марк Эббот. Семья Донны переехала в дом по соседству с моей семьей. Соседство — понятие относительное. Мы не жили в районе, где дома стоят рядом друг с другом. Наш ближайший сосед находился на расстоянии около 100 метров от нас. В нашем доме было пять спален, пять ванных комнат и гостевой туалет. Обе семьи жили, скажем так, комфортабельно.

Семьи начали общаться и стали близки. Очень близки. На самом деле я думаю, что мой отец и мать Донны были так близки, что трахали друг друга. В общем, через пару лет было решено, что мы с Донной поженимся, когда придет время. Я был не против. Донна была очень привлекательной.

Так что, за эти годы у нас с ней сложилась почти такая же тесная дружба, как у её матери и моего отца. Ну, вообще-то, у нас была такая же близость, как у них... только мы сделали это в ночь нашего выпускного бала. Оригинально? Нет. Но, как вышло, так вышло.

На протяжении многих лет у нее была та же склонность к театру, что и у меня. Мы вместе участвовали в нескольких постановках в школе и колледже. На самом деле, одним из наших любимых мест для траха был один из трех театров Университета штата Пенсильвания. Поскольку мы жили в Гаррисберрге, штат Пенсильвания, Пенсильванский государственный университет казался логичным выбором.

Мы встречались и трахались весь колледж. Нам обоим нравился колледж, и мы оба экспериментировали в сексе с другими людьми и рассказывали друг другу о них. Я знал, что Донна любит все сексуальное. Она любила делать минет и глотать. И она любила трахаться. Жестко. Легко. Медленно. Быстро. Глубоко. Неглубоко. Она любила все. Даже анальный секс. Мы впервые попробовали это в нашу брачную ночь, и это стало регулярной частью нашей сексуальной жизни. Как и Донне, мне нравилось трахаться. Честно говоря, до сих пор нравится.

Не было никакой ревности, когда мы трахались с другими. У нее даже было несколько сессий с девушками, которые по какой-то причине поклялись отказаться от парней во время учебы в колледже. Я думаю, они принадлежали к своего рода группе ЛДД (Лесбиянки до диплома). Я не только не ревновал её к этим встречам, но почти умолял её рассказать мне о них, и когда она это сделала, это было жарко. Она описывала, как ела киску и как её ели так, что это могло бы возбудить и труп.

На 

последнем курсе колледжа мы остепенились. Мы нагулялись вдоволь и решили, что наши родители были правы, и что мы должны пожениться. В тот вечер, когда я сделал официальное предложение, мы заключили договор, что отныне и навсегда будем отдавать себя только друг другу. Это прекрасно работало в течение двадцати лет, а потом все пошло прахом.

Как вы уже догадались, ни Донна, ни я никогда ни в чем не нуждались, и, как я уже говорил, обе наши семьи жили "комфортабельно". Её отец унаследовал значительную сумму денег, и я никогда в жизни не видел, чтобы он работал; если не считать работой реставрацию старинных автомобилей для собственного удовольствия. Мой отец, однако, очень тяжело заработал то, что мы имели. Он владел несколькими предприятиями: магазинами автомобильных запчастей (пятью), автомойками (тремя) и ресторанами быстрого питания (тремя). Все они приносили доход, но рестораны быстрого питания были настоящими машинками по печатанию денег.

Они оба получили свои значительные состояния разными путями, но у них была одна общая черта. Они никогда не верили никому на слово. Никаких сделок с рукопожатием. Никогда. Практически все, что они делали, сопровождалось чьей-то подписью. Когда мне было 16 лет, родители подарили мне машину. Ну, вообще-то, они дали мне её взаймы. Чтобы ездить на ней, я должен был подписать документ о том, что машина принадлежит моим родителям и они могут забрать её по любой из причин, перечисленных в форме, которую я должен был подписать. Последней причиной в списке было: "Нижеподписавшийся" (я) "соглашается, что зарегистрированный владелец (мой отец) описанного здесь автомобиля сохраняет право отказать в использовании этого автомобиля в любое время, когда зарегистрированный владелец почувствует, что нижеподписавшийся либо действием (действиями), либо поступком (поступками) больше не заслуживает свободного и неограниченного использования автомобиля". Я никогда не терял "свободного и неограниченного использования транспортного средства". Это была отличная сделка для меня, и все, что мне оставалось делать, это держать свой нос чистым. Что я и делал. У меня было три машины по этому контракту до тех пор, пока я не закончил колледж. Потом отец подарил мне ту, которой я пользовался в то время. Все три машины были пикапами Fоrd.

Мой выпускной класс в средней школе собирался поехать в Нью-Йорк на выпускной вечер. Я не хотел упустить возможность посмотреть настоящие бродвейские спектакли, но у меня не хватало денег, поэтому я попросил отца о займе. Он дал мне его, но только после того, как я подписал контракт, в котором говорилось, что для погашения кредита я буду работать в одном из его предприятий (предприятие и магазин он определит сам) за 10 долларов в час. Далее в контракте было указано, что выплаты по кредиту будут производиться непосредственно из моего чека и что "выплаты по кредиту не должны превышать 50% от чистого дохода за платежный период".

Как я уже сказал, оба отца (Донны и мой) настаивали на заключении контрактов практически на все,  

что они делали, поэтому брачный контракт не стал сюрпризом ни для одного из нас. Суть брачного договора сводилась к тому, что если мы разведемся по любой причине, кроме супружеской измены, мы оба оставим себе все, что привнесли в брак по отдельности, и разделим поровну все имущество, приобретенное и/или накопленное в течение брака. В случае супружеской измены сторона, нарушившая брак, покидала брак только с тем имуществом или активами, которые она принесла в брак. Все, что было приобретено и/или накоплено во время брака, оставалось у обиженной стороны. Это было справедливо для нас обоих, и, поскольку мы уже перебесились и поклялись друг другу в вечной верности, мы без проблем подписали документ. Так все и было написано и так все и было сделано.

Перенесемся на 20 лет вперед. Отец и мать Донны были живы, он все ещё восстанавливал старые машины, а мать все ещё делала все, что хотела. Мои родители погибли, когда самолет, на котором они летели, упал с высоты 13 000 метров в Атлантический океан по пути в Париж. Я был в процессе завершения ликвидации их имущества. Я работал с отцом после окончания колледжа и, по сути, взял на себя управление ресторанами быстрого питания, которых теперь было восемь.

Почти через два года после свадьбы у нас с Донной родились близнецы. Наша сексуальная жизнь реально была, как минимум, выдающейся. Каждый раз мы трахались так, как будто это было в последний раз. Она по-прежнему делала мне минет и по-прежнему глотала. Каждый раз. И бывали моменты, когда я трахал её рот так же сильно, как её киску и задницу. Мне нравилось трахать её, а ей нравилось, когда её трахали. Мне нравилось есть её киску, а ей нравилось, когда её ели. За одним исключением: наша сексуальная жизнь в колледже никогда не обсуждалась. Исключением было то, что я любил слушать, как она рассказывает о своих лесбийских связях; и я был уверен, что она была мне полностью и абсолютно верна.

До того самого дня!

На протяжении всей нашей супружеской жизни мы оба продолжали любить театр. Мы часто ездили в Нью-Йорк на бродвейские спектакли. Нашим близнецам, Саманте (Сэмми) и Сэмюэлю (Сэму), было уже 17.5 лет, и они знали Таймс-сквер почти так же хорошо, как свой собственный район. С трехлетнего возраста они брали уроки актерского мастерства, танцев и пения, и оба были хороши в этих трех видах искусства. Они выступали на сцене во многих наших местных спектаклях, а также в школьных постановках. Мы с Донной уже перестали играть, но продолжали активно участвовать. В нашем районе было три местных театра и одна организация, которая привозила профессиональных актеров из Нью-Йорка и Чикаго для участия в своих постановках. Профессиональная группа при необходимости дополняла свой состав непрофессиональными актерами из трех местных групп. Нам всем удалось несколько раз поработать с профессионалами.

Как я уже говорил, и Донна, и я перестали играть, но 

все ещё были активны. Последние несколько лет я был режиссером некоторых наших постановок. Это было веселее, чем играть. Она была президентом правления одной из театральных групп. Я был членом правления другой. В уставах всех трех групп говорилось, что членам семьи не разрешается одновременно входить в их советы. Группа, президентом которой она была, была моей любимой, и я проводил много времени, работая над декорациями и ухаживая за их зданиями и территорией.

В последние несколько месяцев у нас были проблемы с местными полростками, которые вламывались в здание театра. Они не занимались вандализмом, но украли несколько предметов реквизита. В конце концов, они украли нашу газонокосилку. В местной полиции нам откровенно сказали, что такие мелкие преступления редко расследуются, если только мы не знаем, кто на самом деле совершил преступление. У них было мало ресурсов, и они не могли разбрасываться по мелочам.

Правление решило проявить инициативу и попытаться помочь полиции, поэтому они купили шесть аудио/видеокамер с датчиками движения для установки в здании и вокруг него. Донна попросила меня установить их. Я обещал сделать это при первой же возможности. Она попросила сообщить ей, когда я это сделаю, чтобы она могла доложить об этом совету директоров.

Это было в среду. Мы с адвокатом только что вышли из здания суда. Наследство моих родителей было оформлено, и я был богатым... э-э, скажем так, комфортабельно живущим, здоровым и относительно молодым 43-летним мужчиной с любящей женой и двумя замечательными детьми. Я возвращался домой, но решил заехать в театр и установить камеры. Две из них я установил возле самого театра. Одна была направлена на входную дверь, а другая — на дверь сцены. Внутри я также установил одну камеру, направленную на кассу. Наша мастерская была отдельным зданием с одним входом. Я установил одну, направленную на дверь; другую внутри, направленную на мастерскую, где находились наши инструменты. Последняя была в складе, где хранилась наша сценическая мебель и реквизит. Я связал их все с компьютером в театральном офисе. И на случай, если компьютер украдут, я добавил ссылку на свой ноутбук, так как он был при мне из-за визита к адвокату. Любое движение в театре или мастерской или вокруг них вызывало сигнал тревоги как на компьютере в театре, так и на моем ноутбуке. Затем я пошел домой.

Я собирался рассказать Донне об этом вечером, но новости об окончательном решении по наследству моих родителей были приоритетными, и весь вечер прошел в разговорах о большом новом доме плюс дом в Вейле, чтобы мы могли кататься на лыжах... чего мы никогда не делали. Мы также обсуждали роскошный дом на колесах, путешествия по миру, пожертвования, новые машины и т. д., и т. п.

Когда пришло врем сна, мы все были измотаны, а театральные камеры были забыты.

И так продолжалось до пятницы, два дня спустя. Вскоре после семи часов вечера мой ноутбук подал звуковой сигнал. Я взглянул и увидел, что сработал детектор движения 

в театре. Я открыл ссылку и обнаружил, что камера снаружи мастерской была активирована. На ней было видно, как двое молодых людей вламываются в здание. Я был готов вызвать полицию, но хотел получить более качественное видео их лиц для последующей идентификации и посмотреть, вынесут ли они что-то из здания. Они осматривались около десяти минут, казалось, не торопясь.

Я слышал их разговор и понял, что они уже бывали здесь раньше и надеялись, что на этот раз тут будет что-то ценное, что они смогут продать. Они отметили, что все наши инструменты были с гравировкой театра, поэтому пытаться продать их было бесполезно. Они подошли к холодильнику и угостились парой прохладительных напитков. В этот момент я увидел, как они вскочили и посмотрели на дверь. Затем, не говоря ни слова, они побежали в склад реквизита и спрятались за посудным шкафом, который нам кто-то подарил. Затем я увидел, как вошла Донна, моя 20-летняя любящая жена. Её толкал Джон Ксавьер Нил, член совета директоров театра. Неряшливый жирный тип, который всегда играл в наших пьесах роль бабника, никчемного ничтожества. В театре мы называем это кастингом.

— "Быстрее! Хочу ебаться, просто не могу!".

— "Я тоже".  — ответила моя жена.  — "Боже, кажется, что прошла целая вечность!".

Она взяла его за руку и повела в склад реквизита. Он разрывался между попыткой поднять её юбку, чтобы добраться до её задницы, и расстегнуть свою рубашку одной рукой, так как она держала другую.

— "Неделя может показаться вечностью, когда ты постоянно на взводе".

— "Все в порядке, милый",  — сказала она — "О твоем стояке я позабочусь".

К этому времени они уже были возле одного из диванов в складе реквизита. Похоже, что они уже бывали там раньше, потому что он направился прямо к шкафу, где лежали простыни и одеяла, в то время как она начала раздеваться.

— "Хер с ним" — сказала она — "Давай сюда".

Он поспешно расстелил простыню на диване и толкнул её на нее. К этому времени все, кроме лифчика и трусиков, было снято. Я наблюдал, как этот мерзавец буквально сорвал с нее белье. Теперь она была голая.

— "Боже, я обожаю, когда ты такой грубый. Теперь выеби меня. Давай. Выеби!"

Он все ещё был одет, поэтому он просто сбросил штаны и трусы, забрался и оседлал её. Один толчок, и он по самые яйца в киске, которую ещё три минуты назад я считал только своей.

— "Боже!!! Как хорошо. Теперь еби меня. Сильно. Сильнее, черт возьми! Сильнее!!" — И она поцеловала его крепко и глубоко. Я слышал её стоны, когда он входил и выходил. С каждым толчком он загонял член по-полной, вдавливая её задницу в диван, насколько мог. Затем, когда он подался вперед, она приподняла свою задницу, чтобы насадиться глубже, и они оба зарычали. Снова и снова я видел толчки и слышал их рычание. Потом они кончили. Вместе. И она закричала. Она всегда была голосистой, но это был какой-то 

первобытный крик. Я чуть не выскочил из шкуры, просто услышав это.

Двое наблюдателей тоже услышали это.

— "Черт возьми!" — сказал один из молодых людей из-за посудного шкафа.

— "О Боже!" — сказала Донна — "Что это было?"

— "Что было что?" — спросил говнюк.

— "Я слышала кого-то".

— "Чушь собачья. Здесь никого нет".

— "Я бы не был так уверен, папаша".  — сказал один из незваных гостей.

Говнюк вскочил на ноги. С его теперь уже мягкого член капала на пол сперма. Парни вошли.

— "Ублюдок! Вот это было шоу! Как насчет того, чтобы поделитьсяя этой киской?"

— "Отъебитесь!" — крикнула Донна.

— "Неправильно, мамочка. Это мы тебя отъебем. Прямо сейчас".

— "Иди к черту".  — сказала она, начиная одеваться.

— "Слушай, сучка. Либо мы выебем тебя прямо сейчас, либо эти записи будут на каждом столбе и на каждом интернет сайте, который мы сможем найти. Ты слушаешь, сучка?" — ответил он, и они оба продемонстрировали свои мобильные телефоны.

— "Боже мой. Вы не посмеете!".

— "Ещё как посмеем. Если только мы не выебем тебя так же, как ебал твой любовничек".

— "Джон. Сделай что-нибудь. Пожалуйста".

— "И что же я должен сделать?" — спросил Джон Ксавьер (Говнюк) Нил.

— "Этот слизняк никого не остановит" — сказал один из парней.

— "Конечно, блядь, нет" — ответил второй — "Он сейчас так напуган, что ему нассать на свою сучку. Хотя, может, ей нравится, когда на нее мочатся".

— "Послушайте, ребята. Я действительно не могу позволить себе быть втянутым во что-то подобное. Моя жена меня убьет".

— "Блядь! Если он женат, значит, и эта сучка тоже! Ладно, сука. Теперь я знаю, что мы тебя трахнем, потому что ты тоже не можешь позволить себе быть пойманной".

— "О, Боже. Нет. Пожалуйста",  — сказала Донна, когда оба мальчика начали раздеваться.

Но мольбы не помогли. Первый злоумышленник рывком стянул с нее юбку и, подобно Говнюку, ворвался своим огромным членом в её уже взмокшую киску. Он легко скользнул внутрь. Несмотря на своё нежелание быть оттраханной этими двумя незнакомцами, Донна ахнула, когда он вошел в нее. Прошло всего несколько секунд, прежде чем она вошла в ритм его движений и начала подмахивать в ответ.

— "Вот так, мамочка. Насадись на этот хуй. Ебись, сучка. Тебе нравится мой хуй, правда, мамочка?".

— "О, блядь... о... о... ух... еби меня... о, Боже, еби меняяя!!!"

— "Я знал, что эта шлюха — горячая штучка. Черт, она любит хуи!".

Первый злоумышленник слез с Донны.

— "Встань, сучка".

Она встала. Неохотно.

Он лег на диван, его член торчал прямо вверх. Донна голодно смотрела на него.

— "Сядь на него, сучка"!

Донна чуть не подпрыгнула от радости, что этот член снова будет в ней, и набросилась на него. Когда она села и он вошел в нее, она тут же начала подпрыгивать на нем.

— "Вау, помедленнее, мамочка. Не спеши. Дуэйн, перестань дрочить, подойди сюда и засади ей в задницу. Пускай поездит и на тебе".

Дуэйн прыгнул на диван и ввел свой член в её задницу раньше, чем можно было сказать слово "быстро".  

Донна задыхалась, чувствуя, как член пытается войти в её задницу.

— "Блядь".  — сказала она.  — "Смажь свой хер. Подойди сюда и дай мне его намочить".

Дуэйн придвинулся к ней, и она взяла его в рот и обслюнявила.

— "Теперь еби!".

Её одновременно трахали два незнакомца. Говнюк не мог больше терпеть, и решил тоже поучаствовать в этом. Он бросился к ней и засунул свой член ей в рот. Теперь все дырки моей жены были в работе. Я видел это в порнофильмах, но никогда не видел вживую.

Боже, мне стало плохо. Когда я впервые увидел, как она и этот придурок вошли в здание, моим первым побуждением было вызвать полицию. Я боялся за нее. Но когда её начали трахать, любопытство взяло верх, и к тому времени, когда Дуэйн и его приятель присоединились к веселью, мне было настолько херово, что уже было все равно, что с ней случится. Мной овладело отвращение. Ей действительно нравилось, когда в нее вставляли два, а потом и три члена одновременно, и она сделала это с такой легкостью, что мне оставалось только предполагать, что это было не впервые. Я сидел и размышлял, что делать дальше, когда взглянул на экран как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дуэйн выходит из её задницы, двигается к её голове, отпихивает с дороги Говнюка и засовывает свой покрытый слизью хуй ей в рот. Она сосала его как леденец.

Я не дошел до туалета. Меня вырвало в коридоре. Я стоял там на коленях, смотрел на свою рвоту, почувствовал её запах и меня снова вырвало. Через несколько минут мне удалось все вымыть. Затем меня вырвало снова. На этот раз я успел добежать до унитаза. Я вернулся, чтобы выключить компьютер. Я не мог больше терпеть. Я подошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как приятель Дуэйна дрочит ей в рот. Его струя попала ей на язык. Она проглотила. Я знал, что она проглотит. Она любит глотать. Меня вырвало в общей сложности пять раз. На самом деле, "вырвало" не совсем точно описывает то, что я сделал. После первых трех раз выходить было уже нечему, поэтому последние два раза я блевал сухим воздухом.

Я сидел и в течение двух часов пытался понять, что делать. Первой моей мыслью было выгнать её из дома. Потом я решил простить её. В конце концов, она была верна мне 20 лет. Или нет? Вернемся к тому, чтобы выгнать её. А что будет с близнецами? Ладно, я прощу её. Но она сосала покрытый дерьмом член Дуэйна и, похоже, ей это нравилось. Выгнать ее!

Час спустя я все ещё раздумывал, что мне делать, когда услышал, как дверь в гараж открылась, и она вошла с широкой улыбкой на лице.

— "Привет, милый. Как прошел твой день?" — сказала она, подходя и пытаясь поцеловать меня. Не знаю, действительно ли я почувствовал запах дерьма в её дыхании или мне показалось, но в тот 

же миг я принял решение.

— "У тебя есть один час, чтобы забрать своё дерь... э... барахло и убраться из этого дома".

— "О чем ты говоришь?"

— "Один час, блядь! Не появляйся здесь, когда я вернусь, и я никогда, НИКОГДА не хочу тебя видеть или говорить с тобой снова, ты, гребаная шлюха. Один, блядь, час!!!"

И я ушел.

Через два часа я вернулся домой. Я зашел в спальню и увидел, что часть её вещей исчезла. Я села на кровать и заплакал.

Примерно через 15 минут я поднял голову и увидел близнецов, стоящих в дверях.

— "Что ты сделал с мамой?" — спросила Сэмми.

— "Это касается только меня и ее".

— "Она сказала, что ты выгнал её из дома. Это правда?"

— "Я сказал тебе, что это между мной и твоей матерью".

— "Черта с два. Это касается и нас. Это наша семья. Она сказала, что пришла домой, а ты велел ей убираться. Мы хотим знать, почему".

— "Это не ваше дело. Точка. Конец дискуссии".

— "Мы имеем право знать, папа".

— "Убирайся из моей комнаты".

— "Это и мамина комната тоже".

— "Больше нет. Теперь убирайся и оставь меня в покое".

— "О, мы оставим тебя в покое, хорошо. Мы будем с мамой. Мы хотим, чтобы ты знал, что мы считаем твой поступок дерьмовым. Мы думаем, что ты — первосортный мудак, и мы больше не хотим иметь с тобой ничего общего. Отныне нам нечего тебе сказать, и ничто из того, что ты говоришь, не представляет для нас никакого интереса. Ты полностью вычеркнут из нашей жизни".

— "Минуточку, юная леди".  — сказал я, вставая.  — "Кем вы себя вообразили, чтобы разговаривать со мной в таком тоне?"

— "Кто я? Я девушка, которая была твоей дочерью, но узнала, какой ты на самом деле мудак, и больше не хочу иметь с тобой ничего общего" — она пошла в сторону своей комнаты.

— "А что насчет тебя, Сэм?"

— "Иди на хуй, папа. То, что ты сделал с мамой,  — это самое отвратительное и невообразимое, что я когда-либо мог придумать. Я больше никогда не хочу тебя видеть" — и тоже пошел в сторону своей комнаты.

Я сидел внизу, когда они спустились. У каждого из них было по чемодану и несколько вещей на вешалках, когда они направились к двери.

— "Ты уверена, что хочешь это сделать?"

— "Как сказал Сэм наверху: иди на хуй!".  — И они вышли.

Мне потребовалось около тридцати секунд, чтобы решить, как поступить дальше. Я подумал, что знаю первое место, куда они втроем пойдут. Я зашел в Интернет, нашел бизнес, который искал, и позвонил им. Затем я позвонил в банк.

Два часа спустя два грузовика остановились перед домом родителей Донны. Один из водителей позвонил в дверь. Дверь открыла Сэмми.

— "Мы из Кеуstоnе Rесоvеrу и мы здесь, чтобы вернуть те два Мустанга, которые стоят перед домом".

— "О чем вы говорите?

— "Зарегистрированный владелец этих машин попросил нас вернуть их. Он также попросил нас передать Саманте 

и Сэмюэлю Эбботу копии этих контрактов. Хорошего дня".

Пока он разговаривал с Сэмми, другой водитель грузил "Мустанг" в кузов грузовика. Они делали это так часто, что на погрузку обеих машин уходили считанные секунды. Я дал им запасные ключи на случай, если другие ключи по какой-то причине окажутся недоступны. Первый водитель вернулся в свой грузовик, и они уехали. К этому времени Сэм, Донна и её мать стояли и смотрели на контракт, который близнецы подписали в свой 16-й день рождения, когда я подарил им машины. Спасибо, папа.

Через несколько минут у меня зазвонил телефон. Это была Донна.

— "Я же сказал тебе, что больше не хочу с тобой разговаривать".  — Я нажал "отбой".

Телефон зазвонил снова. Это была Сэмми. Как вы уже догадались, она вела большую часть разговоров, когда дело касалось близнецов.

— "Алло".

— "Возможно ли, чтобы существовал больший засранец, чем ты?"

Я увидел ту сторону своих детей, о существовании которой даже не подозревал.

— "Эй, юная леди, не вини меня. Я просто помогаю тебе делать то, что ты хочешь".

— "О чем ты говоришь?"

— "Два часа назад ты сказала, что ты и твой брат больше не хотите иметь со мной ничего общего, поэтому я помогаю тебе достичь этой цели. Забрав свои машины, я облегчу тебе расставание со мной. Я подумал, что вам, ребята, будет меньше хлопот. Ты должна благодарить меня, а не называть засранцем. Да, кстати, я аннулировал ваши кредитные карты".

— "Пошёл на хуй, придурок!" — и телефон замолчал.

Да, сэр, та сторона моих детей, о существовании которой я и не подозревал, существовала. Действительно уродливая сторона. Но тогда они, вероятно, думают обо мне то же самое.

Само собой разумеется, что я подал на развод. Донна ещё несколько раз пыталась поговорить со мной, но я каждый раз вешал трубку. Ни она, ни близнецы не заходили в дом за своими вещами. Я ещё раз сходил в театр, чтобы стереть видео Донны с её маленького праздника траха. Я не стер копию на своем ноутбуке. После этого я больше никогда не возвращался в этот театр.

Три недели спустя у нас была встреча. Донна, её адвокат, наш адвокат и я. Я был удивлен, увидев там близнецов. Я не хотел, чтобы они там были, и поскольку им не исполнилось 18 лет, я мог бы предотвратить это. Но, подумав, я решил, что уже пора.

Встреча началась с того, что её адвокат сказал, что Донна не хочет развода и что причина развода — супружеская измена — не соответствует действительности. По выражению лиц близнецов я понял, что Донна не сказала им о причине развода.

Мой адвокат прервал его и сказал: "Давайте перейдем к делу. Посмотрите это видео".

И он запустил видео, которое записали камеры в театре. Мы начали с того момента, когда у нее был один член в пизде, один в заднице и один во рту.

— "Нет, Боже, нет. Прекрати это. Прекратите это".  — закричала Донна. Она посмотрела на 

меня — "Как ты это сделал?"

Я ничего не ответил. Я сказал ей, что никогда не хочу с ней разговаривать, и не стал. Близнецы посмотрели друг на друга и вышли из комнаты. Я сказал её адвокату.

— "Если ваша клиентка подпишет эти документы в ближайшие десять минут, она может приехать ко мне домой и забрать оставшиеся вещи, включая драгоценности, которые она оставила в сейфе. Дом будет открыт с пяти до семи часов вечера. Но согласно брачному контракту она больше ничего не получит. Точка. И не надо мне говорить, что видео не может быть принято в суде. Мы с тобой оба знаем, что оно допустимо. Оно было снято на территории театра, в общественном месте, и ни у кого нет разумного ожидания приватности, как в частном доме".

Я встал и ушел.

Я вышел из конференц-зала офисного комплекса, направляясь к лифту. Близнецы стояли там и ждали меня.

— "О Боже, папа. Нам так жаль. Мы понятия не имели".

Я поднял руку, чтобы остановить её.

— "Отныне нам нечего тебе сказать, и все, что ты говоришь, нас не интересует. Ты полностью вычеркнут из нашей жизни". Это то, что вы сказали несколько недель назад, не зная моей стороны ситуации, и, насколько я понимаю, теперь это относится и к вам".  — И я повернулся, чтобы спуститься по лестнице, вместо того чтобы ждать лифта.  — "А что касается того, что ты называешь меня папой, то ты отказалась от этого права. На твоем месте, учитывая наше недавнее понимание поведения твоей матери, я бы выяснил у нее, кто твой биологический отец. Я знаю, что это не могу быть я, потому что ни один из моих детей не сможет осудить кого-то, не выслушав хотя бы его версию. Дом будет открыт сегодня с пяти до семи вечера, чтобы вы могли забрать оставшиеся вещи. Вы можете взять все, что есть в доме. Все, что останется после семи, пойдет на благотворительность. Возможно, вы захотите взять с собой грузовик и помощь. Только не берите с собой любовников своей матери".

Я спустился по лестнице и вышел из здания. Я только выехал с парковки, как мне позвонил мой адвокат. Я остановился на обочине, чтобы ответить на звонок. Бумаги были подписаны. Мой брак был закончен. Я сел в свой грузовик и заплакал.

В тот вечер в 5:00 появились близнецы. Я видел, как они смотрели на табличку "Продается" на лужайке. Я впустил их в дом, и, как обычно, Сэмми попыталась говорить за них обоих. Я поднял руку, чтобы остановить её.

— "Ни слова. Просто забирайте свои вещи и уходите".

Она снова начала говорить. Я остановил её: "Одно слово, и ты уйдешь отсюда ни с чем". Затем я вошел в свой кабинет и закрыл дверь. Я слышал, как они уходили примерно через 20 минут. Вскоре после их ухода раздался звонок в дверь. Я подошел к двери и открыл её. Там стоял мой свекор.  

Донна стояла позади него.

— "Можно войти?"

— "Конечно".

— "Донна, иди за своими вещами. Я поговорю с Марком".  — Она поднялась наверх.  — "Как дела?" спросил он.

— "Не очень хорошо. А у Вас?"

— "Тоже не слишком хорошо. Близнецы рассказали нам, что произошло в офисе адвоката. Они были потрясены, особенно когда ты посоветовал им выяснить, кто их биологический отец".

Я просто стоял там.

— "Мы не знали о Донне. Когда она сегодня вернулась домой, мать выгнала её. Близнецы могут остаться, если хотят, но Донна должна уехать до завтра".

Я продолжал стоять молча.

— "Близнецы сожалеют о том, как они с тобой обращались. Может быть, тебе стоит простить их и дать им ещё один шанс".

— "Я не думаю, что мои отношения с ними — это ваше дело, но я знаю, что вы просто пытаетесь помочь. Они были готовы бросить меня "под автобус", прежде чем узнали всю историю. Прощения не было, хотя прощать было нечего. Они отнеслись ко мне как к отбросу. Я не смогу легко забыть или простить это. А теперь извините меня, мне нужно работать. Передавайте привет маме. Я всегда любил и уважал вас обоих. Надеюсь, вы это знаете".

Я вернулся в свой кабинет.

Я слышал, как они уходили.

•  •  •

Прошло пять лет. Я больше не встречался ни с Донной, ни с близнецами. Я продал дом, упаковал свой грузовик и отправился на юг. Через четыре месяца после отъезда из Пенсильвании я очнулся в Ки-Уэсте, штат Флорида. Нет нужды говорить, что я не нуждался в деньгах. На самом деле, я не собирался больше никогда работать. В свой первый день там я изображал туриста, шел по одной из центральных улиц и чуть не прошел мимо небольшого общественного театра. Я остановился и решил осмотреться. Входная дверь была заперта, поэтому я обошел его сзади. Несколько человек работали на складе. Я представился и завел разговор. Не успел я оглянуться, как у меня в руках оказалась аккумуляторная дрель, и я уже помогал строить декорации. Как и большинство людей, участвующих в общественном театре, все они были волонтерами и имели другую работу, поэтому около полудня все начали уходить.

— "Вы можете прийти завтра?" — спросил парень, который, похоже, был главным.

— "Конечно. Во сколько?"

— "В восемь. Мы приготовим кофе".

На следующее утро я появился в восемь с дюжиной пончиков. С тех пор я здесь. За эти пять лет я купил дом в нескольких минутах ходьбы от театра. Я член совета директоров, участвовал в нескольких спектаклях и был режиссером трех. В тот день я работал над декорациями следующей пьесы, которую я ставил, когда услышал это.

— "Папа?"

Я замер.

— "Папа? Это ты?"

Мне не нужно было смотреть. Я знал, кто это. Я положил дрель и повернулся к ней лицом.

— "Как ты меня нашла? И, что ещё важнее, зачем?"

— "Мы шли по улице, я увидела афишу, рекламирующую вашу пьесу, и увидела твое имя".

— "Чего ты хочешь, Саманта?"

— "Мы можем немного поговорить?" 

Долгая пауза. "Пожалуйста?"

Я стоял.

— "Давай. Говори".

— "Мы с Сэмом обращались с тобой как с дерьмом. У нас не было на это права, и ты этого не заслуживал. За последние пять лет не прошло и дня, чтобы мы не пожалели об этом. Мы целый год пытались найти тебя. Дедушка помог нам нанять частного детектива, и первые три месяца мы могли следить за тобой. Мы знали, когда ты был в Чарльстоне, но потом мы тебя потеряли. Папа, нам очень жаль. Мы любим тебя, скучаем по тебе и очень хотим вернуться в твою жизнь".

Именно в Чарльстоне я решил перестать пользоваться кредитными картами и пользоваться только наличными. С тех пор я не пользовался кредитными картами.

— "Кстати,  — сказала она с улыбкой,  — ты наш отец. Мы сделали тест ДНК".

— "Как вы сделали это без моей ДНК?".

— "Она у нас была. Помнишь коробку, в которой были все твои молочные зубы? Насколько мы с Сэмом помним эту историю, твоя мама сохранила все твои зубы, когда они выпадали, и положила их в маленькую коробочку. В одной стороне были твои зубы, а в другой — наши с Сэмом. Мы проверили их, и, нравится тебе это или нет, ты наш отец; но что ещё важнее, ты наш папа".

Мне пришлось улыбнуться. В этот момент мы услышали свисток катера. Ки-Уэст — большой порт захода круизных лайнеров.

— "О, черт. Я должна идти".

— "Ты на этом корабле?"

— "Да, мы с подругами из студенческого братства решили отправиться в круиз в качестве подарка себе на выпускной. Я закончила Пенн Стейт в прошлом месяце".

— "Рад за тебя".

Она попросила меня пройти с ней часть пути. Я закрыл дверь театра, и мы пошли в сторону гавани.

— "Возможно, ты не хочешь этого слышать, но мы с Сэмом редко разговариваем с мамой. Мы видим её у бабушки и дедушки время от времени. Они не любят, когда она приезжает, но они не позволят ей и её ребенку остаться голодными или бездомными".

— "Ребенку?"

— "Она забеременела от одного из мужчин, с которым она занималась сексом в тот день".

Я пожала плечами. Мне было все равно. У меня была мимолетная мысль о том, что она слишком стара, но, похоже, это было не так.

— "У тебя есть внучка. Сэм женился в прошлом году, и два месяца назад у них родился ребенок. Её зовут Марки Элизабет. Они назвали её в твою честь. Так получилось, что у меня есть несколько её фотографий".

У нее их было две, и она достала их, чтобы показать мне. Она протянула их мне, но я отвернулся и не посмотрел на них.

— "Разве ты не хочешь её увидеть?"

— "Нет. Ни ты, ни Сэм даже не представляете, как я была опустошен, когда вы сказали, что хотите, чтобы я исчез из вашей жизни. Я вложил всю любовь и эмоции, которые у меня были, в свою семью, и в один день все 

это было сметено. В случае с вашей матерью это, вероятно, произошло уже давно. Очевидно, она изменяла в течение длительного времени. Но вы с Сэмом, казалось, смогли отбросить меня в сторону так непринужденно и без особых усилий, что я была ошеломлен.

Теперь вы здесь и говорите, что сожалеете и хотите вернуть меня в свои жизни. Я не знаю, хватит ли у меня эмоциональных сил сделать это. Что, если я сделаю что-то, что снова выведет вас из себя? Сделаешь ли ты то же самое? Я не знаю, захочу или смогу лия пройти через это снова. То же самое с его дочерью. Если я посмотрю на её фотографию и начну испытывать эмоциональную привязанность, он может по прихоти вычеркнуть её из моей жизни. Зачем мне подвергать себя этому?"

— "Папа, все, что мы можем сделать, это сказать тебе, как нам жаль, и попросить, нет, не попросить, а умолять, дать нам шанс попытаться загладить свою вину перед тобой".

К этому времени мы были у входа в круизный терминал. Мы остановились.

— "Ну, мне нужно идти".

Она коснулась моей руки и сделала движение, как будто хотела обнять меня. Я напрягся и отстранился. Она посмотрела на меня, и в её глазах появились слезы, когда она повернулась и прошла через ворота. Я смотрел, как она уходит. Она снова повернулась ко мне.

— "Мы любим тебя, папочка".

И она ушла.

Блядь. Блядь. Блядь. Я, наверное, сказал это тысячу раз по дороге в театр. Я был близок к тому, чтобы сбить кого-то с ног, по крайней мере, три раза, потому что не обращал внимания на то, что делал. В одном она была неправа. Прошло не пять лет. Прошло пять лет, четыре месяца и восемнадцать дней. И что мне теперь делать? Они знают, где я. Мне уйти и уехать в другое место? Нет, блядь! Это мой дом. Завтра я позвоню и заново активирую свои кредитные карты.

Как только Сэмми вернулась на борт своего корабля, она достала телефон и позвонила Сэму.

— "Привет, сестренка. Тебя уже укачало?"

— "Нет, умник, и ты никогда не догадаешься, с кем я провела последние полчаса".

— "А мне не все равно?"

— "В данном случае, думаю, нет. Это был папа".

Долгое молчание

— "Ты там?"

— "Я здесь. Он в порядке?"

— "Кажется, да. Ему все ещё очень горько".

— "Ты сказала ему, как нам жаль?"

— "Да. Не один раз. Я рассказала ему о Марки и пыталась показать её фотографию, но он не стал на нее смотреть" — и она продолжила объяснять Сэму, чем руководствовался их отец.

— "Господи".

— "Да. Я также рассказала ему о маме".

— "Вот дерьмо. Как он это воспринял?"

— "У меня сложилось впечатление, что ему все равно".

— "Я не виню его за это".

— "Ладно, мне пора идти. Мы готовимся к отплытию. Увидимся через несколько дней".

— "Хорошо, люблю тебя".

— "Я тоже тебя люблю".

Через пять недель после возвращения домой Сэмми позвонили по телефону.

— "Алло".

— "Это 

детектив Брайан из департамента полиции Ки-Уэста, штат Флорида. Я пытаюсь найти Саманту Эббот".

— "Я Саманта Эббот".

— "Мисс Эббот, вы знаете Марка Эббота, здесь, в Ки-Уэсте?"

— "Так зовут моего отца, и он живет там. А в чем дело?"

— "Мисс Эббот, у вашего отца случился инсульт, и он находится в больнице".

— "О, Боже мой. Насколько все плохо?"

— "Вам придется поговорить с его врачом, мисс Эббот. Я не имею права обсуждать медицинскую информацию. Однако я бы посоветовал вам приехать сюда как можно скорее".

— "Спасибо, детектив".

— "Когда вы приедете, попросите персонал больницы связаться со мной, пожалуйста".

— "Обязательно. Спасибо".

Двенадцать часов спустя они с Сэмом разговаривали с лечащим врачом и медсестрой у палаты отца.

— "Инсульт случился две недели назад. Это была премьера спектакля, которым он руководил. После спектакля он с актерами и съемочной группой праздновал в местной пивной. Мы не можем оценить ущерб, потому что он был в коме с тех пор, как его привезли. Мы знаем, что есть некоторые физические повреждения, но мы не имеем представления о возможных неврологических повреждениях, потому что он не может с нами общаться. И с медицинской точки зрения нет никаких причин для того, чтобы он находился в коме. Честно говоря, мы просто не понимаем. Вы также должны знать, что он не был один с тех пор, как его привезли. С ним всегда был кто-то из театра. И сейчас там кто-то есть".

— "Вы знаете, почему нам так долго не сообщали?"

— "Я не уверен, но мне кажется, что никто не знал о вашем существовании до последнего времени".

— "Что ж, спасибо, доктор. Можем ли мы увидеть его сейчас?"

— "Конечно. Мы с медсестрой Джонстон будем с вами".

Они вошли в комнату. Молодой человек сидел и читал вслух из "Сна в летнюю ночь" Шекспира, любимого произведения Марка. Он остановился и встал, когда все четверо вошли в комнату.

— "Здравствуйте. Я понимаю, что вы его дети. Я хочу, чтобы вы знали, что весь город любит вашего отца. Он почти в одиночку спас наш театр. Вам повезло, что он у вас есть".

— "Спасибо" — сказала Сэмми.

Молодой человек ушел. Сэм подошел к одной стороне кровати. Сэмми — к другой. Вместе они потянулись к рукам отца. Как только они соприкоснулись, глаза Марка затрепетали. Затем они открылись. Сестра Джонстон, схватив доктора, задыхалась.

— "О, Боже мой! Смотрите, доктор". Она начала подходить к Марку. Доктор остановил её.

— "Давай просто посмотрим". сказал он.

Глаза Марка были полностью открыты. Он посмотрел на Сэм, а затем на Сэмми.

— "Что случилось?". Его речь была медленной и затрудненной.

— "У тебя был инсульт".

— "Когда?"

— "Две недели назад".

— "Прогноз?"

Доктор поднялся и заговорил.

— "Насколько мы можем судить, вы должны полностью восстановиться, но нам ещё предстоит провести несколько тестов. И теперь, когда вы очнулись, мы можем их провести".

Он и медсестра Джонстоун ушли.

— "Как долго вы здесь находитесь?"

— "Мы только что приехали. Как ты себя чувствуешь?"

— "Трудно 

сказать".

Все трое просто смотрели друг на друга. Каждый хотел заговорить, но не мог. Марк то погружался в бессознательное состояние, то выходил из него. Медперсонал входил и выходил из палаты, делая свои дела, и заходил ещё один человек из театра. Через несколько часов близнецы были готовы найти отель и немного отдохнуть. Марк не спал.

— "Папа, мы должны уехать на некоторое время. Нам нужно найти гостиницу и отдохнуть. Мы вернемся утром".

Марк оглядел комнату. "Где штаны?" Он все ещё пытается говорить,

— "Что ты сказал?"

— "Где мои брюки?"

Они поискали и нашли их в маленьком шкафу. Сэм протянул их Марку. Он с трудом контролировал свою руку. Разочарованный, он сказал:

— "Бумажник. Ключи".

Сэм взял ключи и бумажник и протянул их Марку.

Марк покачал головой.

— "Для вас. Оставайтесь в моем доме. Деньги. Машина. Карты. Можете пользоваться. Никакого отеля".

Они поняли. Сэмми наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб, когда они уходили. Сэм погладил его по руке. Они все улыбнулись.

Внизу, в вестибюле, они просмотрели его бумажник. Его адрес был указан в водительских правах, поэтому они взяли такси и поехали туда. Они воспользовались его ключами, чтобы попасть внутрь. Поставив чемоданы, онии осмотрели дом отца. Сэмми пошла на кухню. Сэм подошел к его столу.

— "Сэмми, иди сюда".

— "В чем дело?"

Он указал на стол. На нем были фотографии их двоих. Много фотографий. Фотографии с их школьного выпускного. Он должен был быть там, чтобы сделать их. Были фотографии со свадьбы Сэма и даже пара фотографий Марки в родильном отделении. Были фотографии с выпускного в колледже.

— "Боже мой. Я не могу в это поверить. Он был там. Сэм, он был там!!!

Они стояли там, пораженные. Несмотря на все его разговоры об эмоциональном участии, он никогда не отделял себя от них. Они не знали, плакать ли от радости или ругать этого сукина сына за то, что он позволил им страдать последние пять лет. Они поставили себе напитки и оглядели остальную часть дома. Там не было ничего особенного и никаких признаков присутствия женщины. Они вышли на улицу и прошлись вокруг. Сзади был гараж. Внутри они увидели три машины. Относительно новый Меrсеdеs 550S. Две другие машины вызвали у них слезы на глазах. Там стояли два "Мустанга". Один серебристый, а другой желтый.

— "О, черт, Сэмми. Он не продал наши машины".

— "Господи Иисусе! Они выглядят как новенькие".

Эту ночь они провели в доме отца. На следующее утро они были в его комнате. Марк чувствовал себя намного лучше.

— "Сэм должен уехать сегодня. Ему нужно вернуться".

Его речь значительно улучшилась.

— "Сэм, я рад, что ты смог приехать. Я рад видеть вас обоих. Простите, что я был таким козлом. Мне понадобился удар, чтобы осознать это".

— "Мы наверстаем упущенное время, если ты позволишь, не так ли, Сэмми".

— "Еще как наверстаем. Начнем прямо сейчас". И она наклонилась к отцу и поцеловала его.

Следующие три недели она провела с ним. Когда его 

выписали из больницы, она позаботилась о том, чтобы за ним был круглосуточный уход. Ей не нужно было беспокоиться. Казалось, в доме всегда был кто-то из театра. Молодой человек, которого она увидела в тот первый день в больнице, был прав. Этот город действительно любил её отца.

Но ей тоже пришлось уехать. Состояние Марка значительно улучшилось, а у нее были обязанности по дому.

Расставание в аэропорту было грустным. Они оба плакали. Он все время извинялся за то, что все это время был сволочью; но он поклялся все исправить. Она стояла в очереди на прохождение контроля, но не могла оторвать глаз от отца. Наконец, она ушла, и Марк вышел из здания аэровокзала. Он почти дошел до своей машины, но потом развернулся и пошел прямо к кассе.

— "Когда отправляется следующий самолет в Гаррисберг, штат Пенсильвания?"