Лешак

1.

Насколько нужно девушке потерять веру в собственные силы, чтобы в одиночку отправиться в лес на поиски таинственного Друида, которого воочию никто никогда не видел? Что ж, можно считать, что я достаточно в себе разочарована...

«С давних пор, когда еще праотцы наши не ступили на эту благословенную землю, живет в самом сердце Заповедной Чащи Светлый Друид из племени Дивных... «— эту историю я слышала множество раз от своей бабушки, приютившей меня после смерти родителей. Тогда страшная болезнь пришла в наше поселение и многие умерли, сгорев в лихорадке. Я плохо спала, опасаясь, что недуг подкрадется ко мне, и бабушка рассказывала мне на ночь старое предание о Дивном Друиде, что знает обо всем на свете. Будучи маленьким напуганным ребенком, я засыпала, представляя, что однажды обязательно отыщу его и узнаю, как вернуть моих родителей из мира мертвых.

Время шло, я выросла, превратившись из маленькой неуклюжей наивной девчушки в высокую миловидную девушку, давно смирившуюся с потерей родных. Мертвые не возвращаются, тут ничего не поделать. Спрашивается: зачем же тогда я отправилась в лес? Зачем-зачем, а затем! Потому что только чудо способно помочь мне утереть нос дочке старосты и ее подружкам!..

Совет старейшин объявил, что в день летнего солнцестояния будут устроены Большие Смотрины: съедутся со всех дружественных земель женихи и невесты, дабы выбрать себе пару. Надо ли говорить, какой переполох произвело известие, что прибудет на сбор и старший сын вождя из северного клана — доблестный Торольд. Наши девицы едва кипятком не писали в предвкушении. Черт меня тогда за язык дернул заявить на сходе во всеуслышание, что его приезд еще не повод для истерии...

— Ну, тебе-то уж точно беспокоиться не о чем,  — съязвила волоокая красавица Милана, обернувшись ко мне так, что ее большие груди тяжко колыхнулись под рубахой, будто поддакивая хозяйке,  — на плоскодонку-травницу разве что Лешак и позарится!  — Меня подняли на смех, а я поклялась себе, во что бы то ни стало, сделать Торольда своим. Чем только думала, ума не приложу...

По приходу домой, бабушка сурово отчитала меня за несдержанность и была права: мой длинный язык сыграл мне плохую службу, ведь шанс на то, что сын вождя обратит внимание на травницу-беспреданницу, ничтожно мал. Что с меня взять-то — в сундуке сквозняк гуляет. То ли дело Милана — и собой хороша, и короба с приданым ломятся.

— Бабушка,  — смирно выслушав строгую отповедь, спросила я,  — дай мне свой маятник, я в Чащу пойду.

— На кой?!  — ахнула старушка, хватаясь за сердце.  — Сгинешь ведь! Не зверье порвет, так Лешак поймает!..

— Не поймает,  — улыбнулась я,  — лес большой, я маленькая — куда ему уследить за всем? Проскочу серой мышкой, глядишь, и сумею Друида найти.

— Дался он тебе!  — всплеснула руками знахарка.  — Сказки все это — его отродясь никто не видел!

— Но ты же рассказывала, сама-то откуда о нем знаешь?!  — не сдавалась я.

— Откуда-откуда,  — передразнила бабушка,  — откуда и ты — от бабки своей, а та от прабабки!...  

Выкинь, девка, дурь из головы! Раз опростоволосилась — и будет! Угомонись, не гневи судьбу!

Надо ли говорить, что уязвленная гордость таки взяла верх и еще до восхода солнца я сбежала из дома в лес, без спроса прихватив заговоренный маятник старой знахарки. Этот неприметный с виду потемневший от времени медальон помогал найти все, в чем бы ты ни нуждался,  — будь то вода, пища или целебные травы. По правде сказать, я сильно сомневалась, сработает ли он с Друидом, но другого выбора у меня не было. Войдя под полог леса, я достала маятник и вытянула руку над тропой. Мне нужен Друид, очень нужен, только он в силах помочь мне выпутаться и сохранить лицо. Медальон будто потянуло вслед за исчезающей в зарослях звериной тропой — я последовала за ним.

Идти пришлось долго: лишь к полудню я миновала границы безопасного Окраинного Леса — тут мои соплеменники охотились, собирали мед, грибы, орехи и ягоды. Здесь мы с бабушкой искали травы для лечебных сборов. Тропа вывела меня к неглубокой, но быстрой речке, на противоположном берегу которой начинались границы Леса Древнего. Где-то там, в самой глуши, посреди Заповедной Чащи обитает Друид из племени Дивных...

Поговаривают, в Древнем Лесу водятся русалки и крохотные феи. Только вот простому человеку туда путь заказан. Мало кто отваживался войти под полог Древнего Леса, и еще меньше тех, кто вернулся живым из царства Лешака.

Перекусив нехитрой снедью и немного передохнув, я проследовала вдоль берега. Вскоре обнаружился брод, и я перешла речку. Маятник тянул меня вперед, все дальше уводя вглубь чащобы. Теперь, вместо упругой лесной подстилки из травы и давно опавших листьев, под ногами расстилался ковер из пушистого мха и папоротников. Меня окружали вековые могучие древа, чьи стволы были высоко укутаны изумрудным бархатом мхов, а переплетенные толстые ветви скрывали в листве небесную синь; из-под земли, точно гигантские жилы, выпирали корявые корни.

Лес большой, я маленькая,  — успокаивала я себя, осторожно пробираясь через заросли,  — буду вести себя тихо, глядишь, Лешак и не прознает...

2.

О страже Древнего Леса Лешаке я узнала, когда впервые заикнулась бабушке о своем намерении найти Друида. Тогда, уже подросшей ребятней мы сбегали к речке, но никогда не решались ее пересечь; даже средь бела дня нечто неведомое и страшное мерещилось в переплетениях могучих ветвей и шепоте листьев. Старая знахарка, узнав, что я собралась перейти на противоположный берег, устроила мне крепкую выволочку и в наказание даже заперла в подполе. Тогда-то я и узнала, какая участь ждет того, кто попадется в лапы Лешаку: будь то зрелый муж, либо юноша — сгинет мороком одурманенный; баба ли, девка забредет — чести лишит, да иссушит до смерти.

Солнце пошло на закат, когда маятник вывел меня к лесному озеру — воздух стал прохладней, запахло сыростью, слышался шум падающей воды. Я услышала плеск и игривый звонкий женский смех. Кто это?! Юркнув в заросли, я осторожно пробралась вдоль поросшего высокой травой берега и, укрывшись за широким 

корявым стволом ивы, стала смотреть.

Срываясь с крутого обрыва водопадом, в озеро впадал полноводный ручей. Под его струями среди камней стоял ко мне спиной молодой обнаженный мужчина. Никогда таких не встречала в наших краях. Прекрасное, статное, по-звериному гибкое и сильное, его тело отливало золотистым загаром; почти белые льняные волосы, мокрым шелком облепив гордо посаженную голову, струились по плечам и вдоль ложбинки позвоночника до самых ямочек крестца. Дивно хорош, аж в груди защемило!

Тем временем снова послышался звонкий смех и плеск — из воды показались миловидные женские головки с длинными зеленоватого оттенка волосами. Русалки!  — я чуть не вскрикнула, вовремя зажав ладошкой рот. Неужто они его сейчас к себе в омут утащат?! Девицы выплыли на мелководье и принялись игриво зазывать его к себе, соблазнительно выгибаясь и протягивая бледные с голубоватыми прожилками руки. Прозрачные мокрые сорочки, облепляя тела омутниц, совершенно не скрывали наготы — даже мне из укрытия были видны их груди с торчащими темными сосками.

Не ходи! Погубят!  — Вжавшись трепещущим от волнения телом в древесный ствол, я продолжала наблюдать.

Он обернулся, и я узрела высокий открытый лоб, точеные линии скул и подбородка, цепкий прищур по-кошачьи раскосых ясных глаз. При виде озерных чаровниц линия его чувственно-четко прочерченного рта надломилась ехидной ухмылкой. Неужели не боится? Выйдя из водопада, он прошел с десяток шагов по направлению к воде и спокойно сел на один из больших валунов. Русалки откровенно состроили обиженные рожицы. Его их реакция позабавила, улыбнувшись, он демонстративно-широко развел колени. Омутницы, тотчас встрепенувшись, устремились к нему.

Я сидела в своем укрытии, забывая дышать, и не верила своим глазам: русалки покорно ползли к нему из воды по камням на четвереньках, заискивая точно лебезящие суки. Сквозь облепившую тела ткань сорочек светились покачивающиеся в движении округлые женские ягодицы и упругие ляжки. Добравшись, они принялись отираться у его ног, целуя и облизывая рельефные колени и бедра белокурого красавца. Чуть откинувшись, он благосклонно принимал их ласки. Наконец, одна из омутниц проскользнула между его ног, и ее голова склонилась к его паху; ее товарка тотчас запустила туда же свою руку и, через пару мгновений стало видно, как она направляет в похотливо распахнувшийся ротик подружки восставшее древко мужского копья.

Язык русалки облизал головку, прошелся по налитому стволу, пощекотал уздечку, после чего мужская плоть исчезла в глубине ее рта. Она сосала самозабвенно, заглатывая конец на всю длину. Ее голова ритмично качалась между его бедер, пока пальчики ее подружки ласкали мошонку и промежность. Потом он вытянул ногу, позволяя второй русалке добраться до вожделенной цели; первая к тому моменту так увлеклась, что ему пришлось отстранить ее голову силой, намотав на кулак длинные зеленые локоны. Теперь омутницы ублажали его в два язычка — они сосали, лизали, по очереди заглатывали крепко стоящий член, попутно подрачивая и лаская его пальчиками.

Зрелище меня заворожило. Нет, я и раньше видела, как девки парням елдак сосали, в селении все на виду,  

но сейчас все было по-другому. Тело налилось истомой; груди будто набухли, восставшие соски, касаясь ткани рубахи, наполнялись зудом, который тотчас отдавался саднящим эхом между ног, отчего туда неимоверно захотелось сунуть руку. Срамное место будто взбеленилось, сердце ухало в груди тяжелым молотом, разгоняя по телу вскипевшую кровь. Стоя на коленях и продолжая прижиматься грудью к шершавому стволу ивы, я, поддавшись похоти, сунула узкую ладошку за пояс штанов. Пальцы утонули в мокрой щелке — стыдоба, там аж хлюпает! Втянув живот, я двигала рукой, лаская скользкий от выблуди изнывающий похотник. Неотрывно следя за сосущими член русалками я чувствовала, как мое собственное лицо пылает от творимого бесстыдства. Всецело поглощенная непотребной сценой я даже не заметила, как начала тихонько тереться соском о кору дерева — между ног аж защемило, дыхание сбилось, я едва сдержалась, чтобы не сунуть пальцы глубже в еще не тронутый мужчиной передок. Скорее, больше не могу... Закусив кулак, я стала тереть секиль без остановки быстро-быстро, до тех пор, пока изможденное похотью нутро наконец не схлопнулось в мощном сладком спазме — я едва не вскрикнула, успев зажать ладонью рот. Содрогаясь всем телом и мгновенно обессилев, я осела под деревом на влажную землю; русалки тем временем, толкаясь и повизгивая, ловили блудливыми язычками изливающееся семя.

Нужно убираться отсюда!... Бежать, пока не поздно!... Осторожно, стараясь не шуметь, я выбралась из укрытия и, пригибаясь как можно ниже к земле, устремилась прочь от озера.

Темнело. Нужно было подумать о ночлеге. В сгущающихся сумерках маятник вел меня узкой оленьей тропой по краю глубокого оврага. Как я не гнала воспоминания, а образ ублажаемого русалками лесного красавца стоял перед глазами. Что за напасть! Никогда со мной такого еще не было, что б из-за мужика голову терять! Да я!..

— ААА!!!  — грунт под ногами вдруг обвалился, и я с воплем рухнула на дно оврага. Удар — боль по всему телу — темнота и забытье...

3.

Дура... про елдак облизанный грезила, нет бы под ноги смотреть... Темно вокруг, хоть глаз выколи, видно долго провалялась. Обоняние щекочет запах земли и более навязчивый — растительного сока. Помню, что сорвалась в овраг... Прислушиваюсь к телу: вроде все цело, хоть и немного онемело от неподвижности. Кожа странно зудит...

Маятник! Меня будто пронзило: неужели я его потеряла?! Как же я Друида найду?!!

Я попыталась пошевелиться и поняла, что намертво запуталась в каком-то растении. Дернулась и тотчас взвыла — в кожу будто разом тысячи крошечных коготков впились. Внутри все сжалось от страха — что это?!!

— Это чертова повилика,  — будто прочтя мои мысли, низко прошелестел за спиной чей-то хриплый голос,  — будешь так дергаться, шкуру с себя спустишь...  — Я от ужаса забыла как дышать. Кто это?!  — А ты в сорочке родилась,  — с усмешкой проговорил голос,  — в мандрагору сверзиться и от ее визга с ума не сойти, это какую удачу иметь надо. Видно от удара отключилась прежде, чем вой поднялся...

Меня затрясло, ком подкатил к горлу, в глазах 

защипало. Кем бы он ни был, нужно попытаться. Судорожно вдохнув, я собрала остатки храбрости и пролепетала:

— П... пожалуйста... помоги мне...

— Может и помогу,  — ухмыльнулся голос,  — если правду скажешь. Зачем в мой лес явилась?..

Сердце вмиг оборвалось — Лешак! Так глупо попалась, точно муха в паутину угодила!... От осознания собственного бессилия захотелось плакать.

— Я... я Друида ищу,  — просипела я, внезапно севшим голосом,  — того, что в Заповедной Чаще обитает...

— Вот как?  — хрипло хохотнул Лешак.  — И зачем ты его ищешь?

— Х... хочу спросить,  — внезапно я поняла, что мне почему-то очень стыдно назвать причину,  — к... как...

— Как?...  — эхом откликнулись за спиной.

— ... как жениха заполучить,  — сгорая со стыда, выдавила я.

— Хех, надо же, с первого раза правду сказала,  — хмыкнул Лешак.  — Так и быть, я с тобой тоже честен буду. Повилика из жертвы силу жизненную тянет, и пока не иссушит, из пут когтистых не выпустит. Думаешь, почему мандрагора тут благоденствует — все благодаря товарке своей: повилика для нее жертвы в силках своих душит, пока семя не прольется,  — сама насыщается и подружку потчует, а та ее в своих листьях прячет. И силой из ее плена не вырвешься: стебли оборвешь — она из тебя не только жизнь, но и соки враз выжмет, чтобы плети отрастить заново...

— Хочешь сказать, я умру?  — всхлипнула я. Попыталась повернуть голову, чтобы хоть краем глаза усмотреть Лешака, и тотчас плети повилики у меня на шее начали медленно затягиваться.  — Мама!...  — вскрикнула я.  — Она меня душит!..

— Жаждешь выбраться — дай ей, что она хочет,  — хрипло мурлыкнул Лешак,  — насытится тварь и путы ослабит.

— К... как?!!  — в панике заскулила я.  — Сам же сказал, будет держать пока душа не отлетит!..

— А разве агония смерти, единственный способ вознестись на небеса?  — вкрадчивый голос Лешака стал ближе, мне почудилось, что я слышу его дыхание. Ан, нет, не почудилось — Лешак и впрямь склонился надо мной, ехидно прошелестев в самое ухо:  — Чувствую, что не трогал никто, да вот только выблудью от тебя больно сладко пахнет... Ну-ка, поведай мне, краса, что в моем лесу делала, пока в овраг не свалилась? Врать не смей, коли жить хочешь...

Мне бы сквозь землю сейчас провалиться, да повилика оплела накрепко!... Пришлось, сгорая со стыда, признаваться во всем, что натворила... Будто измываясь, он тянул из меня подробности, заставляя в деталях озвучивать, что я видела, чувствовала, о чем думала, что и как делала. Я будто заново переживала все, что со мной произошло — кошмар, да и только.

— По сердцу мне твоя искренность,  — хрипло мурлыкнул Лешак, точно довольный котяра.  — Нечего сказать, потешила ты меня, девка. Так и быть, помогу тебе из пут выбраться. Только, видишь ли в чем беда, больно сильно повилика разрослась, с такой рукоблудием не управиться. Пойдешь ли на то, чтобы Лешак твой цвет девичий сорвал?

«Будь то зрелый муж, либо юноша — сгинет мороком одурманенный; баба ли, девка забредет — чести лишит, да иссушит до смерти»...

— Я на 

все согласна, только в живых оставь!  — всхлипнула я, чувствуя, как повилика все туже начала затягивать свои силки, будто почуяв, что добыча может улизнуть.

— Будь по-твоему,  — прошелестел хриплый шепот у самого уха, пробирая до мурашек.  — Теплые большие ладони легли на мои бока, прошлись вверх по телу, словно изучая свою добычу через ткань рубахи, потом также неспешно опустились на ягодицы и бедра.  — Отдайся мне,  — шею обожгло дыхание, мужские пальцы скользнули между ягодиц,  — не противься, тогда узнаешь ... истинную сладость...

Мне ничего не оставалось, как принять его ласки: по-хозяйски гуляющий по обнаженной шее горячий язык; рот, по-звериному перемежающий обжигающие поцелуи с крепкими укусами; уверенные руки, проникшие сквозь путы повилики под одежду и сжимающие упругие холмики грудей. Продолжая нежить тело, Лешак прижался к моему заду, давая ощутить всю твердость своих намерений. Ох, крепкий какой... ко мне еще никто так не жался. И без того неспокойное сердце снова тяжело заухало в груди, разливая по жилам жар. Голова шла кругом от того, что не могу пошевелиться, и полностью подчинена грозному лесному стражу.

Пальцы Лешака без труда распустили мой пояс и потащили холщовые штаны, заголяя округлый девичий тыл, насколько позволяли опутавшие мне ноги силки повилики. Едва он вновь притиснулся ко мне, горячая мужская плоть скользнула промеж разведенных бедер, ластясь шагреневым древком к припухшим лепесткам срамных губ. Он неторопливо терся об меня, отчего между ног снова заныло в сладком предвкушении. Истома и нега разлились по телу, мне стало так хорошо, как никогда еще не было, а Лешак все больше дразнил, разжигая в девичьем теле блудливое пламя. Упругое навершие щекотало растревоженный секиль, а после соскальзывало по мокрой от сока щелке вверх, игривыми толчками дразнить еще нетронутую норку. Он растлевал меня, будто смакуя каждый миг, постепенно погружая трепещущее в его руках тело в горнило всепоглощающей жажды.

Когда в очередной раз он ткнулся в хлюпающее преддверие, я неосознанно подалась ему навстречу, отставляя попку. Он надавил чуть сильнее, проникая глубже. Тотчас сжавшись, я ощутила твердость его восставшей плоти, и вдруг поняла, что хочу заполучить его всего, без остатка — немедленно, сейчас же!... Ослабив хватку, я подалась назад, и его древко тотчас вломилось в меня, заполняя целиком. Резкая боль смешалась с похотливым зудом — наконец-то пытка кончилась, он весь внутри, так сладко быть прижатой его телом. Крепко облапив, Лешак стал долбить узкую щелочку. Под его тараном все нутро ходило ходуном, истекая по бедрам розоватым соком точно переспевшая груша. Будто охочая сука, я подставлялась под его удары, упиваясь эйфорией жаркой ебли. Как же хорошо, век бы ему давала!... Прости меня, бабушка, не уберегла я чести девичьей — да вот только не жалко ни капельки. Сладко ебет Лешак окаянный — так хорошо, что сердце заходится, до самого донышка елдаком достает, все нутро себе подчинил супостат лесной.

Мужские пальцы проскользнули мне под живот и принялись легко подрачивать секиль. Остатки рассудка развеялись дымкой. Все мои желания 

сошлись вокруг его окаменевшей плоти, ритмично бьющейся у меня между ног. Не помня себя, я расщипелившись терла похотник о скользкие пальцы, пытаясь одновременно ерзать на пронзившем меня члене. Я извивалась и стонала безудержно, точно безумная, наслаждаясь каждой секундой соития, пока в один момент мое нутро не раздалось под ним и тотчас сжалось, швырнув пылающее тело конвульсивно биться от любовных судорог.

Захлебнувшись в крике, я кончила и рухнула без сил; в тот же миг силки проклятой повилики, как по волшебству, опали, обернувшись безвольными плетьми. Лешак достал меня из пут, вытащил из оврага, напоследок указав едва приметную в темноте тропку.

— По ней иди, не сворачивай, да ртом не зевай о мужиках грезя,  — ухмыльнулся лесной страж и будто растворился в темноте. Так я его и не разглядела.

4.

На дрожащих ногах я брела по тропинке сквозь объятый ночным мраком Древний Лес. Бабушкин маятник потеряла, Лешаку попалась. Хоть Друида найду, столько лет о нем грезила.

Вдоль тропки в траве стали то и дело попадаться огоньки светляков. Мне это показалось добрым знаком. Воспрянув духом, я ускорила шаг. Светлячков становилось все больше — они мерцали в траве, кружились в воздухе. Тропинка вывела меня на залитую лунным светом поляну, на окраине которой стояло гигантское древо, в чреве своем вместившее дом. Меж могучих выпирающих из-под земли корней высилось резное крыльцо, на верхней ступени которого сидел Светлый Друид. Одетый лишь в штаны свободного кроя и в белой меховой накидке на обнаженных плечах, он курил трубку с длинным изящно изогнутым мундштуком, привалившись спиной к витому столбику перил.

Осторожно приблизившись к дому и рассмотрев хозяина, я обмерла — на крыльце сидел тот самый длинноволосый красавец с озера. Сейчас часть белокурых волос была сколота на затылке гребнем, открывая заостренные кончики ушей — верный признак Дивного рода. Теперь ясно, почему маятник меня к озеру вывел.

Кроме курения, Друид развлекал себя тем, что кормил душистым медом трио лесных фей. Светящаяся мелюзга со стрекозьими крылышками всячески ластилась и льнула к его руке крошечными нагими тельцами, слизывая с точеных длинных пальцев сладкие капли.

«С давних пор, когда еще праотцы наши не ступили на эту благословенную землю, живет в самом сердце Заповедной Чащи Светлый Друид из племени Дивных»... Сколько ночей провела я в детских грезах о том, как отправлюсь лес, чтоб его отыскать... Нашла. Теперь стою и не могу поверить...

— В лесу заблудилась, или с делом явилась?  — глубокий бархатный голос Друида выдернул меня из оцепенения, но язык как будто отнялся — и полслова не выдавить.

Едва заметным мановением руки, он отослал фей и они, ревниво зыркая в мою сторону, вспорхнули, растворившись в кроне древа. Друид поманил меня к себе. Нетвердо ступая, я поднялась по ступеням и опустилась у его ног. Зачерпнув новую порцию меда из небольшой плошки, он поднес руку к моему лицу и коснулся пальцами приоткрытых губ. Душистая сладость просочилась в рот, растекаясь по языку. Утомленный разум будто 

заволокло волшебной пеленой. Я принялась самозабвенно лизать и посасывать ласкающие мой рот пальцы.

— Язык-то у тебя на месте, как я погляжу, проглотить не успела,  — ухмыльнулся он.  — Чего тогда молчишь? Дар речи потеряла?  — Отняв руку от моего рта, Друид поймал меня за подбородок, заглянув прямо в глаза. Не выдержав, я опустила взгляд и тут заметила на его шее медальон — тот самый, бабушкин маятник, что я в овраге с повиликой потеряла! Тело будто молния прошила:

— Так ты что — Лешак?!  — пискнула я, обмирая от страха.

— Для кого-то Лешак окаянный, а кому-то Друид Светлый,  — ухмыльнулся он, продолжая разглядывать мое лицо,  — одно другому не мешает. Тебе-то, краса, сейчас кто из двоих больше нужен?

— Сейчас?  — Я вдруг как никогда четко поняла, чего хочу.  — Мне нужны оба...