Трофей. Часть 4

Поспать Роксане практически не удалось. Сквозь полудрему она видела, как вернулась в шатер только что лишившаяся невинности девушка, устроилась у двери, и долго ворочалась и счастливо вздыхала. Потом заснула, а Роксана так и лежала, то улетая в видения, то возвращаясь к реальности. Заснула она только утром, незадолго до того, как её разбудила Рива.

— Вставай, завтрак пропустишь,  — женщина потрясла её за плечо.

— Отдай его нуждающимся,  — огрызнулась девушка, невыспавшаяся и раздраженная.

— Ты всегда такая злая по утрам?

— А сестра говорила,  — раздался рядом чистый голос Мики,  — что женщине нужен по ночам мужчина, чтобы по утрам быть веселой.

Рива засмеялась:

— Так и говорила?

— Ну да. А зачем? Без него женщина мерзнет, да?

Роксана тоже невольно хихикнула. На Мику невозможно было злиться.

Пришлось вставать, одеваться, умываться, заплетать волосы. Мика справилась со своей косой сама, и опять съела две порции. Впрочем, при её худобе, поварихи сами рады были подкормить ребенка. У костра Роксана увидела девушку, любившуюся ночью с кем-то из воинов Дагора. Та улыбалась, и поглядывала в сторону тренирующихся мужчин.

Первая половина дня пролетела почти так же, как вчера, только Роксана провела время у травницы, разбирая травы. Мика продемонстрировала свои небогатые познания, и ей тоже доверили работу. Принцесса почувствовала гордость за способности своей подопечной, и решила, что надо позаботиться о ней, обезопасить, обучить. Девушка чувствовала привязанность к ней, и душа ныла от решения бросить её. Она начала обдумывать план, как прихватить Мику с собой. Но как, тут одной-то ускользнуть почти невозможно, а уж с ребенком... да и что сделает Дагор? Он будет очень зол, если поймает. Ладно сама Роксана, она готова отвечать за свои решения. Но подставлять Мику очень не хотелось. Девочке будет тут хорошо... В конце концов, отец может разбить войско Дагора, и тогда она найдет Мику, и заберет к себе.

Сегодня был последний день для побега. Девушка чувствовала, если Дагор успеет вернуться и снова затащит её в свой шатер, она там и останется, на его унизительных условиях. Как бы она ни злилась на это, но это надо было признать. Она скучала без него, не могла выбросить из мыслей.

Было уже послеполуденное время, когда по лагерю пробежала весть: замечен чужой отряд, была стычка, необходимо усилить охрану. Роксана заскрипела зубами, когда пришлось возвращаться в шатер. Вокруг бегали воины, седлали и водили лошадей, надевали доспехи из вареной кожи с нашитыми пластинами из копыт лошадей и коров.

Женщины принялись за штопку одежды. Роксане тоже вручили рубашку, иголку и нитки, которые она чуть было не передала Мике, но вовремя одумалась. Закусив губу, девушка принялась шить.

Одежду она, конечно, никогда не штопала. Но вышивала в течение многих лет, так что швы получились очень ровными и аккуратными. С равнодушным видом показав работу Риве, и не став слушать похвалу, девушка вытянула из кучи тонкие штаны с дырой на колене. Потом куртку...

Штаны и рубашку она скатала и накрыла курткой, показала рукав 

куртки Риве:

— Здесь пятно, я замою.

Поскольку Роксана подгадала момент, когда женщина была занята, та только мотнула головой, иди, мол. Роксана бросила последний взгляд на сидящую рядом с хихикающей девочкой-подростком Мику, и ушла за шатер.

Всем видом демонстрируя, что собралась стирать, но стараясь не намочить одежду, Роксана прошла вдоль берега реки до кустов. Там она переоделась, оторвала подол собственного платья, чтобы перевязать грудь. Мешковатая одежда прекрасно скрыла фигуру, а шапка — волосы. Лицо девушка художественно измазала сажей, скрыв тонкие черты.

Было страшно. Сейчас эти люди не трогают её, но кто знает, что будет, если поймают? Может, они имеют право наказывать её сами. А может, раз она сбежала сама, то поймают в лесу, надругаются, и прирежут, а Дагору скажут, что не поймали. Но оставаться Роксана не собиралась. На кону стояла её гордость и свобода. Мику жаль, наверное, она будет скучать по девочке... Но ей там неплохо... «Я подумаю об этом потом», решила Роксана, сейчас надо сосредоточиться на побеге.

Лагерь был взбудоражен, и никто не обратил на неё внимания. Роксане удалось даже взять лошадку, на всякий случай — не самую броскую. Её приняли за мальчика, а лошадьми занимались именно мальчишки.

Стараясь сдержать дрожащие пальцы, Роксана отвязала лошадь, и направилась в ту же сторону, что и остальные.

На границе лагеря седой воин ругался с группой совсем молодых парней, почти мальчишек, с мечами или топорами на бедрах.

— Я сказал, что вы в бой не пойдете, и мне плевать, что вы там наговорили своим подружкам!

— Мы уже взрослые,  — ломающимся голосом доказывал один из мальчишек,  — нас учили владеть мечом! Ты не можешь удержать нас!

— А ну молчать! Выпорю, и щи варить поставлю, пока не поумнеете!

Перспектива отпугнула ребят, решимость немного утихла.

— Ты!  — воин ткнул пальцем в одного из них,  — ты вчера после тренировки даже меч вычистить поленился, а сегодня с ним в бой? А ты,  — палец указал на следующего,  — нашел стрелы, которые выпустил мимо мишени? Ты!

Его палец направился на Роксану. Она вздрогнула, решив, что раскрыта.

— Почему я тебя не знаю? Ты привез приказ Дагора?

— Угу,  — промычала девушка, кивнув.

— Ну так езжай отсюда, чего стоишь,  — он переключился на следующего. Роксана повела коня дальше. Часовые с ухмылками наблюдали сцену распекания молодежи, видели, что её пропустили, и дополнительных вопросов не задали. Роксана села в седло, и пнула бока лошади каблуками.

Сердце стучало так же оглушительно, как копыта лошади. Ветер бил в лицо, и Роксана придержала шапку рукой. Перед ней раскинулась степь, за ней — покрытые холмами леса, а дальше — разграбленная столица. Но ей не туда, ей дальше к горам, несколько дней езды до замка, в котором скрылись брат и отец.

Впрочем, они едут за ней. Отряд, желающий напасть на отряд Дагора. Она скачет к отцу, к свободе, безопасности! Она вырвалась! Лагерь отдалился достаточно, чтобы её не было оттуда слышно, и почти не видно.

Громко засмеявшись, Роксана раскинула руки и издала вопль, но 

тут же пригнулась и схватилась за шею лошади: она не ездила раньше в мужском седле, и с трудом удержалась ногами.

В восторженном настроении принцесса въехала в лес. Сразу стало заметно, что наступил вечер. Это был не ухоженный, аккуратный лесок в парке, по которому катались верхом и в колясках дамы и кавалеры. Здесь кроны сомкнулись над её головой, тропинка то и дело исчезала среди торчащих корней. Вскоре Роксане пришлось слезть с седла, и вести лошадь в поводу. В траве то и дело кто-то шмыгал, раз в стороне прошел крупный зверь. Над головой летали и иногда начинали кричать птицы. И вместе с тем, было ощущение тишины и одиночества.

Ещё до наступления темноты девушка осознала, что идея удирать, не прихватив еды, была не слишком умной. Собирать ягоды она опасалась, не зная точно, какие из них съедобные — большинство она видела на блюде, чищенными. Опознать удалось только землянику, найденную на поляне, и несколько съедобных, но невкусных кореньев, показанных травницей. Девушка вдоволь напилась воды из ручья, и решила, что голодание вообще полезно для здоровья.

На ночь Роксана устроилась прямо на поляне. Костер развести было нечем, очень уж беспечно она отправилась в путь. С трудом девушка сумела уложить на землю лошадь, и прижалась к её теплому боку спиной. Ночной холод перевесил беспокойство о том, как она будет завтра пахнуть.

Тот же холод и выпавшая роса разбудили её на рассвете. Лошадь поднялась на ноги, Роксана тоже. После вчерашней скачки ноги болели и не желали гнуться, попа по ощущениям была сплошным синяком. Умывшись холодной водой, и заправив волосы под шапку, Роксана попыталась почувствовать себя бодрой.

— Это так романтично,  — сквозь зубы объясняла девушка лошади, пытаясь не сломать ногти, подтягивая подпругу,  — принцесса и её верный скакун одни в лесу...

Рывок до разношенной дырки, пыхтение.

— Если мы не... не найдем дорогу домой, то... черт бы побрал эти ремни... будем странствовать, как... убери голову... древние воительницы... Да убери ты голову! Уф... нет, слуг мы с тобой заведем,  — Роксана прислонилась к лошадиной шее, похлопала умную морду,  — и не вздумай потерять подкову. Ладно, поехали. Нас давным-давно хватились...

Сжав зубы, Роксана забросила непослушное тело в седло. Она — королевской крови, она лучше других. Она сумеет, несмотря на мелкие временные трудности. Она будет командовать своим телом, и не уступит это усталости и боли.

К полудню живот бурчал так, что отпугивал птиц, и Роксана начала всерьез вспоминать устройство лука, пращи, или рогатки. Подручных материалов не хватало, идея добыть жилу из живого пока зверя показалась слишком смелой. Да и мысль о сыром мясе отпугивала. Ехала девушка медленно, выискивая знакомые по описаниям травницы ягоды. Их хватило только чтобы не падать в обморок.

Когда между деревьями показался просвет, а в нем — возделанные поля, Роксана радостно направила лошадь туда.

Половина полей была сожжена пожаром, но часть осталась, и колыхалась на ветру зреющими колосьями. Голодная девушка на ходу свесилась с седла, сорвала колосок,  

и принялась выковыривать зернышки.

Деревня тоже была в основном целой, видимо, сражения и грабеж обошли местность стороной.

Женщины и дети, заметив приближающегося всадника, бросили работу, и бросились под прикрытие частокола. Роксана подумала, что, может, неплохо было бы объехать деревню стороной, прием может оказаться недружелюбным. Тем более, она только сейчас сообразила, что у неё нет денег, чтобы купить еду, а продавать лошадь нельзя — пешком она не доберется до дома. Тем не менее, голод погнал девушку к людям.

Медленно, шагом, Роксана подъехала к воротам, где её встретили мужики — кто с вилами, а кто с арбалетом.

— Нечего у нас шастать,  — сразу взял быка за рога самый хмурый,  — езжай отседова.

— Я только отдохнуть хотел,  — она в последний момент не сказала «хотела»,  — я один, и безоружен.

— Откуда явился?  — мужики вроде расслабились.

— Из замка барона Мегьела,  — Роксана назвала стоящий неподалеку замок, который, она точно знала, сожгли, а всех людей убили,  — лакеем был.

Врать, что она одна из них, крестьянка, бесполезно, слишком бросается в глаза разница между её бледной, незагорелой кожей, нежными руками с ухоженными ногтями.

— Там же после пожара никто не выжил, а ты даже не обгорел?

— Я был с письмом в столице. Уехал как раз перед тем, как её взяли.

— Ну смотри... на ночь остановиться можешь, коли деньги есть. А утром — проваливай, нам чужих ртов не надо.

Роксана промолчала. Положение было унизительным. Денег у неё как раз не было.

Девушка спрыгнула с седла, и пошла по деревне, ведя лошадь в поводу. Дети вылезли из-за дверей, и теперь тянулись следом, обсуждая её одежду, её лошадь, её рост — низкий для юноши, и вообще всё. Роксану это раздражало, она не привыкла выступать ярмарочным клоуном. Но если остановиться и шугануть их, то доброго отношения потом не дождешься, а дети через минуту соберутся снова. Приходилось терпеть.

Улицы в деревне были широкими, из-за низких заборов свисали ветки яблонь. Сухая погода превратила грязь в пыль, которая взметалась из-под копыт лошади, и оседала просто везде. Под ноги бросались куры, издали захлопал крыльями и зашипел гусь. Наверное, их всех спрятали где-то в погребе на время нападения. Крупного скота не видно, то ли угнали, то ли пасли на тайных пастбищах в лесу, боясь возвращения любой из армий.

На перекрестке двух главных улиц находился трактир. Ещё неделю назад Роксана прошла бы мимо, не повернув головы, но сейчас запах свежего хлеба и мясной похлебки заставил её глотать слюну. Понадобилась выдержка принцессы, чтобы не толкнуть дверь.

Дверь открылась сама, из неё вышел мужчина почти под два метра ростом, с огромным животом, и в невероятного размера лаптях. Из его рубахи можно было бы сшить небольшой парус.

Пока Роксана пялилась, следом вышел ещё один, тоже отнюдь не худой, но уступающий первому во всем. Через его плечо было перекинуто полотенце, а в руках — береста.

— Донесу всё, что ещё не принесли, не беспокойся, голова,  — говорил он огромному,  — будет у твоей дочки такой 

стол на свадьбу — сам король закачается!

Роксана сдержала смешок. Во дворце ежедневный стол потребовал бы всех припасов деревни, а уж на свадьбу они скупили бы продукты со всей округи, и заказывали бы бочки с рыбой из приморских поселков. А вот дочка короля точно качаться скоро начнет.

— Ты не серчай, что я отложить предложил,  — продолжал трактирщик,  — я ж не знал, что тебе срочно надо.

— Сам понимаю, что сейчас время военное, голодное, свадьба некстати,  — пробасил голова,  — да эти молодые рази думают? У дочери пузо скоро вырастет, что добрые люди скажут? Пусть ужо женятся.

— Молодость, любовь...

— Знаем мы ихнюю любовь по сеновалам... Ну ладно, пора мне. Так я жду.

— Стол будет что надо!

Голова сошел со ступеней, и увидел Роксану.

— Ты кто ещё?  — от его баса она ощутила ветерок на лице.

— Погорелец. Вам певец на свадьбу не нужен?

Идея пришла в голову только что, и выпалила её девушка быстрее, чем успела обдумать «за» и «против».

— Певе-ец?  — удивленно протянул голова,  — а что ты петь умеешь? «Как пошли бабы на реку» знаешь?

— Нет, но я знаю много красивых песен о любви. На свадьбе самое то.

«Уж наверное сочиненное классическими поэтами и придворными бардами получше, чем бабы на реке», решила девушка.

— Платить нечем.

— Накормите ужином, и дайте переночевать, утром я уеду.

— Ну хорошо,  — видимо, на свадьбе собиралась присутствовать вся деревня, человеком больше, человеком меньше, ему уже было неважно,  — а играешь на чем?

— Арфа, клавесин. На гитаре могу.

Голова заржал, как конь:

— Где ж ты тут клавесин видишь? Ох уж эти городские, никакого соображения. Ладно, гитару достану тебе. Пошли.

Девушка увязалась за ним.

Шли на соседнюю улицу больше получаса, голова со всеми разговаривал, к тому времени, как добрались до добротного дома, с ними шли ещё двое.

Сквозь распахнутые ворота компания прошла в просторный двор. У будки глодал кость огромный лохматый пес, рядом с ним ковырялся в земле ребенок лет двух в рубашонке, но без штанов. Иногда он хватал кость рукой, пес терпеливо отодвигал её, но недалеко.

Из окна высунулась женщина под стать голове: она вполне могла бы унести на себе рыцарские доспехи. Толстенная соломенная коса переброшена через плечо, щеки горят румянцем. Роксана со своим небольшим ростом, просвечивающимися ребрами и небольшой, аккуратной грудью, почувствовала себя мышью.

— Накрой нам перекусить, жена,  — голос головы был прекрасно слышен со двора не только через открытое окно на кухне, но и позади дома, наверняка, тоже.

Перекусить им было предложено бутылкой с прозрачной жидкостью, кусками жареного мяса, ковригой хлеба и салом с луком и чесноком. Роксана понадеялась спереть под шумок что-нибудь, но жена головы со словами «худющий какой, совсем оголодали в городах своих» налила ей огромную кружку молока, и дала кусок ещё теплого хлеба. Девушка вцепилась в хлеб зубами, вполуха прислушиваясь к разговорам.

Время до вечера пролетело незаметно. Принцесса сходила на реку, тщательно умылась и вычистила одежду — раз торжественного платья у неё нет, так хоть 

быть чистой. Как только она увидела собравшуюся толпу, сразу поняла, что может не переживать: торжественность случая подчеркивали разве что слегка обтертые сверху сапоги у мужчин, и яркие платки поверх обычных платьев у женщин.

Невеста была статной и, в общем, миловидной девушкой, жених — краснолицым молодцем, уделявшем ... много внимания будущему свекру и бутыли с ядрено пахнущей жидкостью. Голова сидел на одном конце стола, громогласно беседуя с любым, несмотря на расстояние, его супруга командовала отрядом молодых девушек, носившихся вокруг с огромными блюдами.

Роксане вручили гитару, и она пришла в ужас, как на этом можно вообще играть: дерево исцарапанное, и кое-где с наметившимися трещинами, колки ослаблены, настроена кое-как. Зато она сразу заслужила уважение, когда принялась настраивать гитару. Оказалось, инструмент остался от кочевого племени, когда те уезжали наутро после большой попойки, и с тех пор гитару пару раз давали детям поиграть.

Поначалу она действительно старалась петь, и вызвала бурные рыдания у женской половины сборища. Но очень быстро все перепились, и девушка поняла, что они не видят принципиальной разницы между трагедией, написанной великолепными стихами, воспеваемой уже полсотни лет, и «бабами на реке».

В конце концов, она отдала гитару веснушчатому парнишке, который пытался привлечь внимание девушки с горсткой семечек. С другой стороны играли на гуслях, с третьей пели так, аккомпанируя себе стуком кружек и отрыжкой.

Наевшись до отвала, девушка отправилась на сеновал, обещанный ей. Пришлось переждать, пока оттуда вылезет растрепанная пара, но потом она, наконец, осталась одна.

Проснулась Роксана от того, что кто-то лапал её бедро. Отшвырнув руку, она огляделась: вокруг собрались трое парней. Легкость и прохлада сразу заставили девушку коснуться головы: с неё свалилась шапка. А может, стянули. Роскошная коса во всей красе свисала через плечо на солому.

— Баба,  — догадался один из пришельцев.

— А чё такая мелкая?

— Городская порода,  — с умным видом сказал третий.

— А ты вообще что тут делаешь, у тебя женка молодая,  — спросил второй.

— Да она перепила, заснула сразу. Я её, конечно, оприходовал, как положено. Пусть проспится, а то злая,  — ответил третий,  — чё с этой делать бум?

— А че с бабой делают,  — загыгыкал первый, протягивая руку к груди девушки. Её перекосило от отвращения:

— Лапы убери, и дерьмо с сапог счисти, прежде чем ко мне подходить,  — ледяным тоном сказала девушка, поднимаясь и отряхиваясь.

— Чё?  — озадачился кавалер.

— А она ничё,  — сделал комплимент молодой муж, и, сочтя на этом ухаживание достаточным, потянул руки. Роксана оттолкнула его:

— Убирайся отсюда, мразь, ты не знаешь, на кого нарываешься!

— А чё не знаю? Ты чё, какая-то особенная? Между ног не дырка?  — удивился второй.

— За меня вам шеи посворачивают!

— Ладно врать-то.

Её повалили на солому. Роксана вырывала, лягаясь, и даже пару раз укусила зажимающую ей рот руку. Повезло, что она была в штанах, юбку задрали бы сразу, а тут пришлось долго возиться, парни больше мешали друг другу. Роксана в панике брыкалась изо всех сил.

В открытой двери показалось лицо:

— Вы 

чего тут возитесь? Идите птицу прячьте, там скачет кто-то!

Роксана попыталась закричать, но ей зажимал поллица, не давая дышать, два потных тела навалилось сверху, третье пыталось справиться с сапогами.

— Кто ещё скачет?

— Да какая разница, пожгут дома, и вся недолга,  — лицо исчезло.

— Тащите её к нам в погреб,  — решил молодой муж,  — я посмотрю, кто там, и приду.

Девушку подняли, она пнула одного под колено и рванулась, её ударили по голове. В глазах вспыхнули искры, ноги обмякли.

Едва рассвело, деревня казалась пустой — жители ещё отсыпались после попойки. Двое парней доволокли почти бесчувственную девушку до ближайшего дома, и спихнули в люк в полу кухни. Она скатилась по лестнице, отбив плечи и ребра, и оказалась на холодной земле.

— Пойдем посмотрим, у меня куры во дворе,  — сказал один, крышка хлопнула, и принцесса осталась в кромешной тьме.

Она нащупала стену, и села, обхватив колени руками. Ушибы болели, от страха и холода её трясло, на глаза наворачивались слезы. Неужели её путешествие окончится настолько позорно и убого? Если эти ублюдки её коснутся, она просто зарежется, это настолько мерзко...

Прошло время. Девушка иногда вставала, чтобы подвигаться и согреться, но получалось это всё хуже. Куртку с неё стянули, рубашку порвали, хорошо, сапоги стащить не сумели — пока двое пытались в четыре руки лапать грудь, один не мог удержать ноги.

Ну вот и толку от того, что она — принцесса? Им бесполезно об этом рассказывать, они даже не поймут. Для них местный лорд — уже недосягаемое божество, а уж король и вовсе существует в другой реальности.

Невольно мысли обращались к Дагору. Он мог бы отбить её у десятка таких, но... как он её найдет? Он только вчера вернулся в лагерь. Если вернулся. Сразу ли ему доложили о её побеге? Решил ли он вообще искать пропажу? Люди видели, как она скакала по степи, ну а дальше? Степь огромна, она далеко ушла по лесу, а потом эта деревня, где не знают ни о какой девушке.

И, тем не менее, когда люк открылся, она вскинула голову в иррациональной надежде, что это он.

Это были двое насильников.

— А мы тут,  — радостно объявил первый,  — пусть они там разбираются.

Её прижали к стене. Роксана пнула его в пах, парень согнулся со стоном и глухой руганью. Второй сильно ударил её по лицу, так что голова девушки мотнулась. Она твердо решила не даваться живой.

Борьба была в самом разгаре, когда свет, падающий из люка, что-то заслонило. Роксана заметила, что в погребе на одного человека больше, только когда один из нападающих оторвался от неё, приподнялся над землей, и впечатался в стену. Второго развернули, кулак врезался в его лицо с хрустом, от которого Роксану раньше бы стошнило, а теперь она сочла этот звук музыкой. Бесчувственное тело сползло на пол.

Перед ней стоял злой, как черт, Дагор. Роксана сжалась у стены, у неё не осталось сил противостоять ещё и ему. Перед ним захотелось упасть и заплакать 

от облегчения.

Он повернул её лицо к свету, рассмотрел следы от ударов, рваную одежду, и прорычал:

— Я всю эту вшивую деревеньку вырежу.

— Они не успели,  — сипло прошептала девушка, представив себе резню.

Он окинул взглядом штаны и сапоги, и, кажется, поверил. Ярость медленно сходила с его лица, рука убрала с её лица растрепанные волосы:

— Набегалась?

Он прижал девушку к груди, она сжала в руках ворот его куртки, не зная уже, вырываться ли, обнять и прижаться, разреветься окончательно, или обрадоваться наконец-то. Дагор, по своему обыкновению, её решения ждать не стал, поднял на руки, ногой отпихнув с пути полубессознательное тело, и вынес девушку из погреба.

Она уткнулась лицом в его плечо, не выпуская ворот из пальцев, и не видела хмурых лиц крестьян. Они толпились на кухне, во дворе, за воротами, и расступились перед Дагором. Голова мрачно смотрел на потрепанную девушку.

— Хочешь, они затопят тебе баню?  — спросил Дагор.

— Я хочу отсюда уехать.

— Хорошо,  — он обернулся и рявкнул:

— Приведите её лошадь! И дайте новую рубаху.

Его требование было удовлетворено со всей возможной скоростью. Дагор зацепил повод второй лошади за седло своей.

Он усадил девушку перед собой в седло, крепко держа рукой, и толпа расступилась, открывая ему дорогу из деревни.

Дагор дал Роксане тихонько, почти неслышно, выплакать обиду, боль от ушибов, усталость от дороги и голода. Вскоре девушка успокоилась, вытерла глаза, и заинтересовалась окружающим миром. К этому времени они въехали в лес, но не в тот, из которого выбралась Роксана вчера.

— Ты один? Чем ты их так запугал?

— Видишь ли, я немного знаменит в этих краях. Как-никак, я их завоевал,  — он усмехнулся,  — но пришлось разбить пару лиц и пригрозить вырезать всю деревню, чтобы мне сказали, где тебя искать.

— А как ты меня нашел? Когда ты вообще вернулся?

— Вчера вечером.

Роксана недоверчиво взглянула ... на него:

— И так быстро нашел?

Он рассмеялся:

— А ты думала, что далеко ушла? Мы в темноте не нашли следы, поэтому я так задержался. Ты проехала всего лишь небольшой лесок, свернула в первую попавшуюся деревню, и уже думала, что хорошо спряталась?

Роксана почувствовала себя глупо. Столько усилий, а толку нет. Хотя, иначе он не успел бы. И вообще, зато он сразу бросился на поиски. Девушка утомленно прислонила голову к его плечу. Было очень спокойно и хорошо ехать так на ровно идущей лошади, поддерживаемая его крепкой рукой, чувствовать его запах. Было чувство, что теперь ничего плохого с ней не случится.

— Ну, хорошо. Что теперь? Отвезешь меня обратно?

— А ты угомонишься?

— Нет.

Не потому, что ей будет плохо — Роксана смирилась с тем, что с ним ей хорошо, кажется, она влюбилась. И, если бы он снова начал домогаться, она была бы не против... Но она твердо знала, что делить его ни с кем не хочет и не может. Если она ещё раз увидит, как та рабыня к нему льнет, скандала не избежать — а как могут на равных скандалить 

завоеватель, и его трофей?

— Ну а чего ты хочешь?

— Домой хочу...

Роксана взглянула на его лицо, такое задумчивое сейчас. Прошло некоторое время, прежде чем он спросил:

— А что ты там собираешься делать?

— Найду, чем заняться.

— Замуж выйдешь?

— У меня и жених есть. Война с тобой отложила свадьбу.

— Ну, хоть какой-то толк с этой войны. Ты его любишь?

— Я его видела пару раз, только поздоровались. Да неважно, они там все одинаковые,  — она сказала, и прикусила язык, увидев усмешку на его лице.

— Спорим, ты будешь представлять меня в постели?

Она не ответила.

— И тебе это для счастья нужно — дворец, титул, муж-подкаблучник?

«Зато я у него буду одна», подумала Роксана, но вслух не сказала, чтобы он опять не засмеялся обидно.

— Это будет мой выбор.

— И иначе никак?

— Никак,  — прошептала девушка, чувствуя, что обрывает себе возможность быть с ним. Сидеть так, прижавшись к его груди. Видеть синие глаза, слышать низкий бархатистый голос. Кричать от счастья по ночам... И скрежетать зубами другими ночами, слушая — или представляя — стоны какой-нибудь другой...

Он опять помолчал немного, потом сказал:

— Ну, хорошо. Я отвезу тебя домой.

Роксана удивленно уставилась на него, даже уперлась руками в его грудь и отодвинулась, чтобы лучше видеть его лицо:

— Ты серьезно?

— Сегодня я успел в последний момент. Кто знает, как всё обернется в следующий раз, когда ты решишь проявить самостоятельность. Мне будет спокойнее, если я передам тебя с рук на руки твоему отцу.

Девушка смотрела на него широко распахнутыми глазами. После того, как он бегал за ней по коридорам дворца, пытался заставить её слушаться, после целого дня в пути помчался в ночь спасать её, подрался за неё, он готов отдать её другому? Это было странно, но поводов не верить у неё не было. В конце концов, он же её не любит, чтобы пытаться удержать...

— Дорога займет два-три дня,  — продолжил Дагор,  — пообещай, что в течение этого времени будешь меня слушаться. Я хочу довезти тебя живой и здоровой, и очень устану следить за тобой круглыми сутками, а ты устанешь в веревках. До передачи твоему отцу, но во всем, хорошо?

— Хорошо, я обещаю... Только оставишь меня одну у ворот, и уедешь, ладно?

— Почему вдруг?

— Отец попытается тебя убить.

— А за кого из нас ты больше переживаешь?  — Дагор иронично поднял бровь. Роксана с трудом отвела взгляд от синих глаз.

— За меня отомстят,  — продолжил он, усмехаясь.

— Кто?

— Там будет ждать всё мое войско. Из этого замка ведутся последние попытки сопротивления, поэтому я должен его взять.

Роксана вздрогнула.

— Что, опять?

— Что — «опять»?

— Осада, взятие замка, кровь, и...

Она вспомнила, как убегала по темным коридорам, и как он взял её в первый раз в чьей-то спальне. Сейчас это воспоминание вызвало волнение. В конце концов, это вообще единственный раз, когда он взял её.

— Вообще-то я собираюсь предложить твоему отцу сдаться на моих условиях,  — он наклонился к её уху, и шепотом продолжил,  — 

но в догонялки с тобой поиграю.

Роксана покраснела, опустила голову, спрятав лицо у него на груди. Бедром она ощутила, как оттопырились его штаны в паху, и смутилась ещё сильнее. Дагор крепче прижал девушку к себе:

— Неужели ты не будешь скучать?  — убедившись, что она не ответит, сказал,  — привал, я хочу поесть и отдохнуть.

С ним лес стал теплым и безопасным. Роксана привела себя в порядок и переоделась, потом они вместе соорудили обед из припасов, взятых Дагором с собой. Боясь, что разговор зайдем о чем-то интимном, и он поймет, насколько ей хочется сдаться на милость победителя, девушка расспрашивала его о прежних походах. Дагор рассказывал забавные случаи, и она смеялась, как, наверное, никогда не смеялась раньше. Оживившись, девушка и сама рассказала о дворцовой жизни. Дагор оказался удивительно легким и приятным собеседником в таком вот спокойном разговоре.

Продолжая весело разговаривать, они в четыре руки собрались, и поехали дальше. Роксана села на свою лошадь. Ей хотелось и дальше ехать с Дагором, но достаточно невинного предлога девушка не нашла.

Довольно рано Дагор остановился на ночлег, но стемнело быстро. Поужинали подстреленной им по пути мелочью. Роксана притихла: наступал волнительный момент. Лягут ли они вместе? Будет ли что-нибудь? Если да, то что? Сопротивляться ли ей? Точнее, где бы взять сил для сопротивления...

За день она привыкла к нему, расслабилась, и спокойно относилась к его близости. Оказалось, что ему легко признаться в чем-то личном, зная, что он правильно поймет, и не осудит. Поделиться надеждами и страхами. Посмеяться, и услышать его смех, смотреть в живые синие глаза. Приходилось держать в голове две картинки: парадный зал, она на троне, и шатер в чистом поле, в нем Дагор, окруженный голыми женщинами. Надо продержаться до возвращения к отцу, и тогда сбудется первая картинка.

Дагор отвязал от седла и раскатал два одеяла, одно расстелил, второе бросил сверху.

— Поодиночке замерзнем. Ты как, достаточно набоялась уже мне признаться, или предпочтешь лечь отдельно?

— Признаться в чём?  — Роксана вцепилась в косу, щеки обжигало, сердце колотилось.

— Что ты меня хочешь.

Первое упрямое «не хочу» она сдержала. Научилась быть честнее за последние дни.

— Принцесса не всегда делает то, что хочет.

— Бедняга.

Он положил меч так, чтобы можно было быстро схватить спросонья, стянул куртку, рубашку и сапоги. Роксана всё это время разувалась, исподтишка рассматривая широкие плечи, пластины груди, перекатывающиеся на спине мышцы. Их взгляды встретились. Дагор промолчал, растянулся на одеяле, закинув руки за голову. Роксана робко легла рядом на самом краю одеяла. Со вздохом Дагор повернулся, сгреб тяжелой рукой, подтянул к себе:

— Ох уж эти принцессы. Чему бы полезному вас учили.

Девушка тихонько улыбнулась, пользуясь тем, что можно прижиматься к его телу, как бы не будучи виноватой. Вот только сна не было ни в одном глазу. Его запах, его тепло, его рука на её талии — нет, ничего такого он не делал, он просто... был. И у неё ныло тело от 

желания, чтобы он ласкал, целовал, владел... Девушка почти физически мучилась, разрываясь между ним, и долгом — вернуться к отцу и выйти замуж за нужного человека.

— Быстро ехали,  — заметил Дагор, играя концом её косы,  — дня за два доберемся, раньше, чем я думал.

— Хорошо.

Два дня... Две ночи. И — парадный зал, она на троне... и никогда его не увидит.

Никогда больше она не будет ездить в мужском седле по лесам и долинам, есть запеченную в углях дичь, облизывая жир с пальцев, и смеяться, глядя, как напротив смеется близкий мужчина. Она останется в каменных стенах. Но всегда будет помнить эти несколько ... дней плена...

А в конце концов... напоследок, а? На память? Скоро они расстанутся, почему нельзя насладиться последними двумя ночами? Девственность она всё равно потеряла...

Роксана осторожно повернула голову — спит, не спит? Дагор пощекотал ей нос её же косой. Оставив волосы в покое, приобнял, коснулся её губ своими. Она осторожно попробовала их на вкус, замирая от нежности и предвкушения. На две-три секунды они замерли так, потом Дагор перевернул её к себе, и накрыл губами её губы, раздвигая их языком. Последние сомнения Роксаны просто забылись, её пальцы беспомощно вцепились в его обнаженное плечо.

Он навис над ней, опираясь на одну руку, вонзив колено между её бедер, вторая рука легла на её бок, обжигая сквозь одежду. Поцелуем он словно выпить её всю, девушка забыла о дыхании, охваченная его страстью, едва заметила, как он вытащил её заправленную в штаны рубашку. Только кожи коснулся прохладный ночной воздух, как на живот легла широкая горячая рука, и Роксана застонала от того, как сильно разгорелось желание под этой рукой. Дагор оторвался от припухших губ, и впился в шею. Это было почти больно, таким острым было наслаждение.

Он целовал её шею, ключицы долго, наслаждаясь дрожью её тела в его руках, и остановился только для того, чтобы стянуть с неё рубашку, открыв нежный плоский живот и яблочки груди с торчащими сосками. Девушка выгнулась ему навстречу, когда он провел рукой между ними, рассматривая её. Роксана закрыла глаза, она ещё смущалась, но остановиться сейчас уже не смогла бы. Горячая мужская рука накрыла её грудь, нежно сжала, он провел по соску ладонью и сжал его. Росана застонала, её лоно дрогнуло в маленьком оргазме. Дагор втянул губами кожу под второй грудью, потом сосок. Роксана выгибалась, извивалась и стонала под его тяжелым напряженным телом, её лоно требовало своего, и эти ласки напоминали пытку — сладкую, но всё равно почти невыносимую.

От ощущения его ставшего жестким языка девушка всхлипнула. Его руки прошлись по её бокам, животу, и остановились на шнуровке штанов, которая как будто сама расползлась под ловкими пальцами. Когда он потянул штаны вниз, она приподняла бедра, помогая ему, и осталась заодно и без трусов. Ночная прохлада не могла охладить разгоряченное тело.

Невольно Роксана сомкнула колени, её щеки залила краска. Дагор сжал её колено, провел рукой по бедру.  

Сейчас она была прекрасна, как никогда, с горящими глазами, влажными приоткрытыми в тяжелом дыхании губами, живая, горячая, отзывающаяся на его прикосновения, отсветами огня на светлой коже, подчеркивающими изгибы её тела.

Дагор развел её колени в стороны, наслаждаясь её смущением не меньше, чем страстью, его рука медленно поднялась по внутренней стороне бедра до самой горячей точки. Пальцы накрыли клитор, прошлись меж половых губ. Роксана жалобно застонала, когда он ввел палец совсем неглубоко, нежно сжал клитор, и они оба ощутили сокращение мыщц внутри неё.

Дагор встал, чтобы быстро снять штаны, и Роксана ощутила волнение и даже немого испугалась при виде его набухшего члена: она вспомнила, что в прошлый раз было больно. Но сейчас она так хотела его, что с радостью испытала бы боль снова, тому же теперь девушка знала, что он не навредит, не обидит. Она обняла его, когда он опустился на неё, и приглушенно ахнула, когда он проник внутрь.

Да, немного боли осталось, но вместе с наслаждением это было так сладко, что девушка выгнулась, открываясь как можно больше. Он вошел до конца мягким толчком, она впилась пальцами в его спину. В месте их соединения пылал пожар, заставляя его тяжело дышать, а её — стонать, забыв обо всем, кроме него внутри. Каждый его толчок поднимал этот пожар всё выше по животу и позвоночнику. Он сжимал её в руках, и это было единственной настоящей вещью в её мире.

Роксана опять ощущала, что он по-настоящему владеет ею, и она ничего не может поделать с этим, только подчиниться его силе, отдаться, дать ему творить с ней то, что он захочет. И он тоже это чувствовал, и каждым движением всё больше доказывал, что она принадлежит ему вся, всем телом и всей душой.

Очень скоро удовольствие стало слишком сильным, заставив Роксану кричать и выгибаться от оргазма. Дагор вжался в неё, дав совсем немного времени, и набросился снова. Сразу после оргазма она была как обнаженный нерв, и вскрикивала от каждого его движения и прикосновения, вцепившись в него в попытке удержаться на плаву. Её тело двигалось, как будто само следовало за ним. Почти теряя сознание от нового оргазма, Роксана ощутила, как он сжал её бедро, приподнимая её, вжимаясь как можно сильнее, и приглушенно застонал-зарычал, кончая.

Несколько минут они так и лежали, жадно ловя свежий воздух, постепенно начиная слышать шорох листы над головой, треск огня рядом, чувствовать легкий ветерок.

Дагор перекатился на одеяло рядом: ему пришлось всё это время держать свой вес на руках, иногда — на одной, чтобы не раздавить хрупкую девушку. Роксана невольно повернулась к нему, прижалась к его боку. Контроль над телом вернулся к ней, но девушка всё ещё ощущала связь, как будто души слились крепче тел. Они не заметили, как заснули, прижимаясь друг к другу.

Утром Роксана проснулась от прохлады. Жар от тела Дагора больше не согревал её, и одеяло постепенно остыло. Она всё ещё была 

голой, и накинула одеяло, вставая.

Солнце где-то уже встало, но над деревьями ещё не поднялось, и тени под деревьями были голубоватыми. Костер уже разожжен заново.

Утро было прекрасно. Небо сияло такой синевой, воздух напоен такими ароматами, лес так красив! Роксана чувствовала себя как на долгожданном празднике. Собрав одежду, она направилась к ручью, с наслаждением ступая босыми ногами по земле, ощущая мельчайшие веточки и соринки, и гадая, почему ей раньше никогда не приходило в голову ходить босиком. Думать о цели путешествия совершенно не хотелось. Всё неприятное — потом.

Дагор вернулся, когда она уже вымылась, оделась, и заплетала волосы. Девушка не сдержала улыбки, и он подошел, и поцеловал её.

Днем они то скакали наперегонки по более-менее протоптанным дорогам, то осторожно пробились полузаросшими тропками. После обеда Дагор усадил её на своего коня, и вел его в поводу по оврагам, срезая путь.

И они говорили. Рассказывали друг другу о своем детстве, привычках. Традициях. Фантазиях. Мечтах. Роксана с удивлением узнала, что он вовсе не родился с идеей убить тысячи человек, и стать завоевателем. Дагор был так же удивлен, узнав, что Роксана не обедала с отцом до десяти лет, и вообще её даже совсем маленькую только раз в день пускали к родителям. Королева не питала теплых чувств к королю, тяготилась супружеством, и невольно перенесла это отношение на ребенка. Короля это не волновало, он только был доволен, что дочь красива и послушна, и считается очень завидной невестой. Стервозность дочери он счел бы нормальной, если бы узнал о ней — но он не имел возможности узнать.

Поймав очень выразительный взгляд Дагора, Роксана отвела глаза. Ну не может она бросить королевство ради постели из шкур в степи!

Он промолчал, словно тоже решив взять всё из нынешней близости.

Ужин, можно сказать, не удался. Голод заставил их сжевать что-то, сидя рядом, но очень быстро Роксана оказалась в его объятьях, стаскивая с него рубашку. Она изучала пальцами его плечи, грудь, наслаждаясь гладкостью его кожи, крепостью мышц, горячими руками, обнимавшими её. Так она и осталась сверху уже без одежды, когда он насадил её на вставший член. Он опирался спиной о дерево, они оба сидели, и она стонала, ерзая на жестком стержне внутри себя, а он наслаждался и пытался заставить её продлить удовольствие, прижимая её к своим бедрам, целуя, лаская её грудь, но не давая двигаться и получить то, к чему так стремилось её тело. Только когда она взмолилась, дрожа, он дал ей отклониться, и нежно сжал пальцами пылающий клитор. Оргазм скрутил её тело так, что он не смог удержать, и она выгнулась с криком.

Едва сдерживаясь ... и не дав девушке отдышаться, он встал, подняв её почти безвольное тело на нетвердо стоящие ноги, и упер её руки в ствол дерева.

— Держись,  — и снова вошел, вызвав сладкий стон. Растрепавшаяся коса моталась по спине, тонкие пальцы царапали кору. Дагор сжал в ладони её грудь, слегка прикусил её 

шею сзади, и ощутил, как содрогнулись мышцы вокруг его члена. Роксане казалось, его толчки внутри неё достают до самой груди, она выгибалась, как кошка весной, наклоняясь ниже, чтобы пустить его глубже. Это было так сладко и приятно!

Он снова сжал её сосок, на этот раз действительно сильно, причинив боль, и она кончила, ещё сильнее, не слыша собственных стонов, и почти не заметив его оргазма.

Роксана пришла в себя на одеяле, несколько минут казались потерянными из памяти. Дагор жадно пил из фляги, сидя рядом.

— Дай мне тоже,  — её голос оказался хрипловатым, в теле была слабость. Роксана была счастлива. Он тоже улыбался, и обрызгал её, прежде чем передать флягу. Смеясь, Роксана попыталась отпить, и несколько струй пролилось на её грудь. Оторвавшись от воды, она увидела, что он следит за этим каплями. Девушка запрокинула голову, и полила водой себе на грудь с торчащими сосками, живот, и оказалась распятой на одеяле, пока его язык собирал эту воду с её тела. Минуту назад им казалось, что они насытились, но сейчас он снова вошел в неё. Её ноги сплелись на его спине, она всхлипывала, потому что её тело пылало, и удовольствие было острым до боли.

Они не помнили, как заснули, едва распутав ноги. К утру у Дагора полностью затекла рука, на которой пролежала Роксана. Разминаясь и потягиваясь, он подумал, что эта девушка заставила его впервые за несколько лет заснуть без меча под рукой. Вчера их могли окружить, он бы не заметил. Это надо как-то решать...

У Роксаны тоже затекло тело, и она долго плескалась в холодном ручье, улыбаясь просто так, без причины. Дагор хотел посадить её перед собой на коня, но одернул себя: хватит безумствовать. Тут ходят разбойники — крестьяне из сожженных деревень, ходит вражеское войско, а они гуляют, как по парку, разговаривают, смеются... любятся так, словно в мире больше никого не осталось. Пусть едет на своей лошади, так она сможет ускакать, пока он разбирается с врагами.

Роксана не поняла, почему её отправили ехать отдельно, и почему у него сжаты губы, а взгляд постоянно обшаривает окрестности. Разговор не клеился, Дагор явно был занят какими-то своими мыслями, и девушка невольно погрузилась в свои. Эйфория постепенно сошла на нет. Завтра они приедут под стены отцовского замка, и расстанутся. Отец сдастся, она его уговорит. Дагор вряд ли станет убивать его, ради неё, и они смогут уехать, взяв небольшую свиту... бедствовать вряд ли будут, на жизнь богатых горожан хватит и того, что хранится вне дворца и замков...

Или отец победит, и она будет править рядом с мужем. Она постарается полюбить если не мужа, то детей... а если повезет, и она забеременела за эти две ночи, то она выдаст ребенка Дагора за ребенка от мужа, и пусть только попробуют отнять его...

Девушка накрутила себя, и решила, что молчаливая задумчивость спутника означает, что он наигрался с ней, получил всё, что 

хотел, и теперь строит планы по осаде замка.

Привал сделали только к вечеру. Маленький костерок горел в яме, легкий дымок рассеивался и сливался с сумерками, не доходя до крон деревьев. Роксана вертела в руках кроличью лапку так долго, что Дагор не выдержал:

— У тебя всё хорошо?

— Всё вполне хорошо, благодарю,  — машинально ответила девушка, и обоих удивила официальность её заявления.

— Ты на что-то обиделась?  — без надежды попытался Дагор. Он знал, что выпытывать у обидевшейся женщины причину — дело гиблое, но очень уж неожиданно это случилось.

— Нет. Я устала, ты не против, если я лягу спать?

— Ложись.

Она завернулась в одно одеяло, оставив второе лежать в стороне, как бы предлагая ему спать отдельно. Дагор проследил за этим.

— Объясни, пожалуйста, что случилось, иначе я решу, что ты капризничаешь без причины, и просто хочешь порки.

У Роксаны екнуло сердце и другое место, пониже, память и воображение мигом вернули её в его шатер, когда он её шлепал. И картинка ремня перед глазами. Она порадовалась, что легла спиной к нему.

— Завтра важный и тяжелый день. Я бы хотела отдохнуть.

— А, дело в завтрашнем дне... Не переживай. Я обо всем позабочусь,  — он присел рядом с ней, погладил её плечо сквозь одеяло.

— Не сомневаюсь,  — неожиданно для себя она, желая уязвить его, добавила:  — мне останется только убедить моего жениха, почему он должен взять в жены обесчещенную девушку...

Его рука на её плече замерла.

— Жалеешь?

Девушка зажмурилась.

— Да! Лучше бы я тебя не встречала!  — я же люблю тебя, я же не смогу с другим, я же буду тосковать по тебе всю оставшуюся жизнь, а ты уедешь к себе и будешь трахать там свой гарем, ненавижу! Она прикусила язык, чтобы не выпалить всё это вслух.

— Но сегодня ты всё ещё моя пленница,  — странным голосом сказал Дагор, вытряхивая девушку из одеяла. Она села, нахохлившись:

— Что тебе надо?

— Раздевайся. Или я порву твою одежду, и завтра ты явишься перед всеми оборванная.

Она твердо усвоила, когда с ним нельзя спорить. Прожгла взглядом, стянула рубашку, штаны, скрестила руки на груди, пряча напрягшиеся от волнения соски. Дагор повернул её спиной к себе, связал ей руки, расстелил одеяло, и заставил встать на колени.

— Мне не нужны капризы,  — сказал он, стоя перед ней, и медленно вытягивая ремень. Роксана наблюдала за его руками, как завороженная, немного испуганная, онемевшая.

— Я сказал, что позабочусь о тебе. Так что твое дело — молчать и делать, что я скажу. Понятно?  — он склонился над ней, поднял её лицо, всматриваясь в глаза. Роксана так же жадно смотрела в его синие глаза. Мыслей не было, и особого страха, как ни странно, тоже — она же его, он не станет причинять вред своей женщине. Без размышлений, она знала это каким-то древним инстинктом.

Удовлетворенный, он отпустил её лицо, и завязал ей рот.

— Я не знаю, кто ходит в округе, поэтому не надо, чтобы ты здесь кричала.

Потом он уложил 

её на одеяло на живот. Роксана зажмурилась.

Первые несколько ударов были не очень сильными, но она не расслаблялась, зная, что он всегда разогревает её перед настоящей поркой. И когда удары стали сильнее, девушка стонала, мычала, впиваясь зубами в кляп, ерзала. Было больно, мучительно... но она не волновалась по поводу завтрашнего дня. Она была его, весь мир был в нем, и всё остальное осталось где-то далеко. Только хлесткие удары ремня, обжигающие, жгуче болючие, защищающие её от её самой, заставляющие забыть сдержанность, гордость, обидчивость...

Когда Дагор остановился, Роксана осталась лежать, стараясь отдышаться сквозь кляп. Смутно она почувствовала, как он встал на одно колено рядом, намотал косу на кулак, поднимая её голову, и заглядывая в лицо.

Оставив её на животе, он немного приподнял её бедра, и вошел в пылающее от возбуждения лоно. Роксана не пыталась двигаться, оставаясь в положении, в которое он её поставил, она ещё была в легком шоке, и он просто делал всё, что хотел. Она только мычала и чуть не плакала от острейшего наслаждения, мучившего её, как недавняя боль, и оргазм длился так долго, и был так силен, что она пыталась вырваться, чтобы закончить это.

Ощутив, что руки свободны, а он лег рядом, она обняла его за шею, прижалась, он крепко обнял её, и так она и уснула. А он не спал до самого утра, держа её в руках, переживая то, что увидел в её глазах, пока кляп мешал ей говорить заученную чушь.

Войско оказалось меньше, чем ожидала Роксана, зато шума создавало столько, словно каждый воин считал личным долгом деморализовать часовых на стенах замка.

Когда два всадника выехали из леса, их мгновенно окружили люди. Роксана смотрела на рослых воинов с любопытством ребенка, не ведающего ... зла. Она ехала на своей лошадке рядом с Дагором, который выслушивал доклады, рассматривал вроде бы неприступные стены замка за рвом.

Замок стоял на высоком холме, подножие которого окопали, превратив в ров, и отвели в него воду из реки. Из этой же реки в замке брали воду. Лес вокруг вырубили и выжгли, чтобы к стенам не подобрались незаметно, и войско Дагора расположилось здесь со всеми удобствами, отойдя лишь так, чтобы не долетали стрелы и камни со стен.

Убедившись, что у его людей всё по плану, он взял повод лошади Роксаны.

— Ждите здесь, но будьте готовы прикрыть нас.

Они поехали к поднятому мосту.

— Эй там, наверху!  — заорал Дагор. Роксана покосилась на него: его, наверное, было слышно сквозь все стены, ей захотелось прочистить ухо. Из бойницы выглянуло лопоухое лицо.

— Чего тебе?

— Мне нужен ваш король! Скажите ему, что я с его дочерью!

Лицо спряталось, зацепившись ухом за камень. Дагор с Роксаной услышали приглушенный спор, потом высунулось другое лицо, постарше:

— Чем докажешь?

— Немедленно передай моему отцу, что приказано, и избавь меня от своего общества,  — с ледяным оттенком презрения сказала Роксана в лучших традициях избалованной принцессы. Лицо озадачилось, и исчезло.

Ничего не 

происходило достаточно долго. Потом мост начал опускаться, и под конец грохнул по земле, обдав их пылью. На него въехал отряд закованных с ног до головы рыцарей, и Роксана вдруг ощутила, как беззащитна кожа Дагора под курткой. Она всю ночь сквозь сон ощущала, как бьется его сердце, а сейчас оно почти ничем не прикрыто от этих пик...

Девушка заставила себя смотреть только прямо. Она — принцесса. Она больше не поддастся чувствам. Она дома, приключение окончено. Её лицо окаменело, потому что любое выражение выдало бы, что она испытывает на самом деле.

Король жестом заставил рыцарей пропустить его вперед. Он тоже был в латах, красиво украшенных золотом, с церемониальным мечом. «У него нет шанса против Дагора. Только бы он уступил». Он хотел впечатлить золотыми латами дикаря, защита которого — его мужество, и верность его друзей. Мы все обречены. Мы вымрем, вся аристократия, потому что под золотом у нас ничего нет, думала Роксана.

— Я вернулась домой, отец,  — девушка изящно склонила голову.

— Вижу,  — недовольно буркнул король, рассматривая Дагора,  — не ожидал, не ожидал... Чего ты хочешь за неё?

— Твою капитуляцию, разумеется,  — усмехнулся Дагор,  — отправь принцессу за стены, ей незачем торчать тут под стрелами. Потом поговорим.

Король поморщился, но разобраться с Роксаной действительно можно позже. Он махнул рукой.

Роксана въехала на мост, не оглянувшись. Она боялась, что заплачет, и все увидят, что её сердце разбито. Поэтому она держала спину прямее обычного, и смотрела только вперед, пока дверь её покоев не закрылась за спиной. Только потом слезы покатились по щекам.

Разговор с отцом был долгим и сложным. Роксана не стала отрицать, что потеряла девственность — зачем унижаться, пытаясь это скрыть. Её отец был в бешенстве, девушка подозревала, что дело не только в том, что он злится на неё за то, что её якобы насиловали, скорее всего, Дагор разозлил его требованиями.

— Ничего, я выдам тебя замуж сегодня же. Мы встретили твоего жениха по пути сюда, ты не знала? Готовься. Вечером будет свадьба.

«Чем быстрее, тем лучше», убито думала Роксана. Король был взбешен, но она считала, это из-за её плена. Непонятно, правда, зачем такая спешка со свадьбой, но, возможно, отец боится, что она беременна от Дагора, и хочет поскорее уложить её в законную постель с нужным женихом, чтобы у того если и были вопросы, можно было бы хотя бы сохранить лицо.

Роксана представила себе возможного сына Дагора — рослого, крепкого, синеглазого — и своего жениха, такого же изящного и тонкого, как она. Пусть попробует убедить себя, что они похожи, мстительно думала она.

Одна она пробыла недолго: в комнату пришли портнихи с рулонами белой ткани. Роксана стояла на табуретке в тончайшей сорочке, раскинув руки, пока они снимали мерки и примеряли заготовки, и смотрела в окно. С такой высоты она видела только небо, и кусочек леса.

Вот и всё. Она на всю жизнь останется по эту сторону окна. Если отец победит, она будет королевой.

Вот только это 

будет означать смерть Дагора. Поэтому пусть она лучше будет простой горожанкой, одной из тех, кто живет в постылом браке с нелюбимыми детьми...

Внизу, на земле, было шумно. Это не походило на шум от сражения.

Девушка осознала, что небо заметно потемнело, а портнихи просят её примерить платье. Она послушно надела его, позволила всё подшить, расправить, причесать себя, всучить себе в руки букет.

Случайно увидев себя в зеркале, Роксана вздрогнула: в её лице не было ни кровинки, только огромные темные глаза, ставшие будто гораздо старше. Лицо было неживым. Портнихи и горничные старались не смотреть ей в лицо.

Но я ещё жива, меня рано хоронить! Я в этом платье как в саване, меня уже приговорили, но я ещё живая! Она сжала букет, когда перед ней распахнулась дверь комнаты.

К черту всё. Сбегу. Прямо сейчас, главное — добраться до его людей. Я уже буду не трофей, не пленница, я приду сама! И пусть попробует какая-нибудь вертихвостка поднять на него взгляд! Я не кукла, чтобы меня то оживляли любовью, то засовывали в холодную постель к кому-то чужому...

Роксана огляделась, сунула букет подвернувшейся под руку нарядной девочке:

— Держи.

Она развернулась, взмахнув юбками, когда услышала детский голосок:

— Подожди, Роксана!

— Мика!  — девушка так же резко повернулась обратно,  — как я рада тебя видеть! Но как ты сюда попала?

Девочка смеялась. Она была умыта и в новеньком платье, забавная с букетом невесты в руках.

А правда, откуда она здесь? Её мог привести только... но он бы...

— Пойдем,  — Мика потянула её за руку, и Роксана позволила себя отвести. Сердце так колотилось в груди, что она прижала руку к груди, пытаясь его успокоить. Путь казался бесконечно далеким.

Распахнулись двери зала.

По краям столпился народ. Все были мрачны. Король был самым хмурым. Всех охраняли высокие, крепкие люди в вареной коже с мечами наголо, рыцари стоял в углу со связанными руками. Жених жался в сторонке. Священнослужитель, который должен был провести бракосочетание, едва держал свою книгу, его лоб блестел от пота. Рядом с ним стоял, усмехаясь, Дагор.