Кровные узы

О-о-о, нет,  — захныкала Алиса, пристроившись на топчане у окна с кузовком клубники, по-обезьяньи поджав под себя длинные худые ноги.

— Что, Даник приехал?  — сразу поняла мама, помешивая в сковородке ещё утром собранные грибы.

Девушка, подкатив глаза, проследила, как брат толкнул коленом калитку — в обеих руках были увесистые сумки — и пошёл по забетонированной дорожке к дому. Вслед за ним шёл отец тоже с какой-то ношей.

— Мама, кой хрен он повадился к нам на дачу как по расписанию?  — приглушённо спросила она с набитым ртом: у Данилы была отвратительная привычка хватать у неё еду, поэтому она старалась уничтожить самые спелые ягоды до его прихода.

— Алиска, прикуси язык!  — негромко возмутилась мама.  — Как не стыдно? Данила такой хороший парень!

— Этот хороший парень уже всех, кого мог, перетрахал,  — буркнула девушка, набивая клубникой щёки.

— Лиска!! Другая мать уже дала бы тебе по губам!  — она погрозила ей деревянной лопаточкой.

— Да, но ты не другая мать. И у тебя неординарная дочь,  — Алиса подскочила к ней, чмокнула в щёку и рассмеялась.

— Измажешь! Шестнадцать лет и такая язва,  — мама шутливо пихнула её локтем под рёбра.

Дверь заскрипела.

— Здрасьте, тётя Рая!

— Мать! Давай есть! Мы от остановки пока шли — семь потов сошло, и жрать очень хочется!

В сенях (в сенях, блин!) появился её шкафообразный двоюродный братец с улыбкой во всю физиономию, за его плечом маячил радостный и красный, как рак, папа. Светловолосый, мускулистый, в свои двадцать три года уже очень представительный мужчина. Она ничего не знала о нём, он — о ней, родство было довольно условным, но почему-то они терпеть друг друга не могли.

— Теперь я знаю, в кого ты пошла,  — шепнула мама и подтолкнула её к гостям.  — Вить, что за жаргон? Сейчас всё будет готово, идите, мойте руки. В душ потом пойдёте?

— Вы наладили душ?  — Данила пробежал глазами по Алисе.  — Почему тогда эта чумазая, как крот?

— Убей себя об стену,  — поздоровалась она.

— О, клубника поспела!  — он схватил её за запястье и вырвал ртом ягоду прямо из пальцев.  — М-м-м, тёть Рай, просто сахар!

— Ма-ам, этот гад меня обслюнявил!  — Алиса брезгливо вытерла руку о шорты и впихнула ему в руки кузовок.  — Жри, обезьяна. Аппетит пропал.

— Лиска!

За этот день он извёл её. Якобы помогал накрывать на стол, а на самом деле искал повод подколоть: и руки у неё кривые, и вилки она не туда кладёт, и суп у неё жидкий получился.

— Даня, ну что ты цепляешься?  — ласково возмутилась мама.  — Алиса, между прочим, вкуснее меня щи варит, и вообще готовит хорошо.

— Что ж тогда ест плохо?  — фыркал он.  — Вон кости торчат, как у зонтика.

— Тебе супчик как подать, в тарелку, или сразу на штаны плеснуть?  — спрашивала Алиса, опуская поварёшку в кастрюлю.

— Ой, я в её возрасте тоже тощая была, Данил!  — вздохнула мама.  — Ничего, потом мясо нарастёт.

— Ага,  — поддакнул папа.  — Замуж выйдет — отъестся, одомашнится, перестанет бегать-прыгать целыми днями, на хозяйство станет.  

Будет пышечка, да, Алис?

— Как получится, пап.

— Да её ж не возьмёт никто! Все подумают, голодом мужа морить будет.

— Почему не возьмёт? Ты это брось, Даня. За ней, вон, ходит один...

— Мама!

— Что, мама? Я про Костю...

— Так, с вашего позволения,  — Алиса решительно поднялась, взяла свою тарелку и вышла из-за стола.

— Лиска, а как же...

— Не отощаю, мам. Кстати, ещё Преображенский у Булгакова рассуждал о разговорах за столом и их вреде для пищеварения. Приятного аппетита.

— Куришь?

Алиса презрительно посмотрела на него, разогнувшись над грядкой моркови. Данила закурил, прислонившись голым плечом к яблоне, смотря на неё с насмешливым прищуром.

— Что за мода шастать без рубашки?  — буркнула она, утерев щёку запястьем, стараясь не вымазаться землёй.  — Переел анаболиков и гордишься этим?

— Стерва ты, Лиска,  — фыркнул он.

— Да. А ты — маньяк. Чего припёрся сюда? Тут все бабы замужние, а за незамужнюю тебя на вилы поднимут.

— Ну и фантазии у моей сестрёнки! Не стыдно? Кстати, попрекаешь меня рубашкой, а сама бы попку прикрыла,  — он вскинул брови.

Алиса поправила задравшиеся на округлостях шортики и швырнула очередную морковку в кучку.

— Тётя Рая сказала, ты с каким-то парнем мутишь. Хороший?

— Хороший.

— Целуетесь?

— Отвали.

— Целуетесь,  — кивнул он, выпустив дым.  — Он тебя голой видел?

— Отвали-и-и!

— Ну, раз живой, значит, не видел. Ты же тощая, как спирохет.

— Зато ты на кашалота похож! Доставать меня приехал?

— Очень надо.

— Так иди! Грушу потряси, воды набери, ткнись лицом в грядку с укропом! А от меня отстань!

Она выпрямилась и отряхнула руки. Данила прищурился, подошёл и вытер ей чернозём со щеки.

— А ты красивая, когда злишься.

— Гад, руки убери!

— А, драться со мной пупок не развяжется?

Он выкинул сигарету и схватил её за запястья. Лицо красивое, мужественное, с тем насмешливым выражением, с каким смотрят на ребёнка. Русые волосы спали на лоб, от голого тела, всё ещё нагретого дневным зноем, исходил ощутимый жар.

— Не отпустишь, я ведь укушу!

— Кусай.

Алиса рыкнула, рванулась вперёд и клацнула зубками в районе его плеча, которое он ловко отвёл.

— Дикая какая-то,  — рассмеялся он и оттолкнул её от себя.  — Ещё бешенством заразишь.

— На хер ты приехал?! Сидел бы в городе, цеплял бы трипак от какой-нибудь шалавы! У меня каникулы, между прочим, а я вынуждена с тобой, идиотом, отдыхать!

— Помолчи, а то выбью из тебя дурь — мало не покажется! А Костику своему передай, что если он тебя хоть пальцем тронет — накажу гада.

— Уже тронул! И, знаешь, что? Мне понравилось, слышишь?! Указывать он мне будет, директор Каспийского моря! Хрен ты с бугра, а не мой брат, понятно?! Знать тебя не хочу!

Она прыснула через кусты к дому.

— Мама, я на речку!

— Подожди Даню!

— Вы его пригласили — вот и ешьте его с кашей!

— Лиса! Темнеет же!

Алиса добежала до речки за несколько минут. Наконец-то одна! Наконец-то никто не мешает! Она пересчитала все «львиные зевы», какие смогла найти на крутом берегу своими внимательными 

васильковыми глазами. Стремительным движением она сорвала пучок вереска и вприпрыжку понеслась к своему тайному месту. Они нашли его с Маринкой два года назад, но Маринка сейчас укатила на юга с предками, и ей теперь придётся тусоваться со старшим двоюродным братом. Она присела на траву на крутом склоне и вдохнула ароматный душный воздух, глядя на другой берег, где деревья почти касались ветками воды, словно маленькая морячка в своей полосатой безрукавке. В последнее время она была очень романтично настроена. На реку опускались сумерки, квакали лягушки, свиристели цикады или кузнечики. Она стащила резинку с длинной косы и распустила русые волосы. Можно было представить себя русалкой, можно — принцессой, кем угодно, но воображение отказывалось работать, всё время возвращаясь в ноющим запястьям и сцене в саду. К его сильному загорелому телу, нахальным серым глазам. Мама вечно преувеличивала: не было у неё никакого парня. Был только друг, с которым всего один раз по случаю переспала. Ей не понравилось. Больно, стыдно, да и целоваться он не умел совсем. Сделали это просто из любопытства и поклялись больше не делать. А ещё, Алисе раньше всегда нравились красивые мальчики, но они никогда не хотели иметь с ней дела, вели себя надменно и заносчиво, и она стала их недолюбливать, не заметив даже, что сама превратилась в красивую девушку. И Даню она не выносила именно поэтому.

Солнце совсем село. Алиса вскочила на ноги, собираясь домой, оступилась и кубарем покатилась вниз, к воде, царапая голые руки и лицо, в глаза сыпался песок. Высота была метра два с половиной, почти отвесная. Она больно подвернула ногу и шлёпнулась в воду. Пять раз она пыталась вскарабкаться по склону и столько же раз, вскрикивая от боли, сползала вниз. Вскоре, где-то, через час, из-за промокшей одежды девушка застучала зубами. На небе неторопливо зажигались звёзды. Алиса села на песок и расплакалась. Холодно, страшно и найдут ли её? За ночь и окоченеть можно.

— Лиса!

Она встрепенулась, вскочила на ноги и немедленно вскрикнула, упав.

— Лиска, ты здесь?

— Здесь! Внизу!

Данила опустился на колени и протянул ей руки.

— Хватайся, я подниму.

Она, всхлипнув, кивнула, осторожно переступая, поднялась, сколько могла по песку, и крепко схватила его ладони. Даня почти без усилий вытянул её на берег.

— Дура!  — рявкнул он.  — Я чуть не поседел!

Алиса схватилась за него, почти повиснув, и расплакалась. Слёзы чертили на её щеках посеребрённые дорожки.

— Что? Что такое?

— Нога,  — проскулила она.  — Я идти не могу!

— Господи, нашла проблему!

Данила подхватил её на руки и понёс. Она прижалась к его клетчатой мягкой рубашке и всхлипывала.

— Ну, не реви, не реви. Испугалась?

— Ага...

— Сильно болит?

— Уже легче. Я думала, ночь там просижу. Так холодно...

— Ничего, сейчас придём, молока тебе согрею. Я у бабы Клавы купил, вечернее. И мёд я из дома привёз. Переоденешься, с ногой всё нормально будет. Да, не плачь, не рви сердце!

— Мама, наверное, валерьянки литр выпила...

— Не 

выпила. Они с отцом в город поехали, к маме моей. Завтра к вечеру будут. Меня за старшего оставили.

— Давай, я сама, тут немножко осталось.

— Помолчи,  — он поморщился.  — Одно огорчение с тобой!

Она перестала плакать и обняла его за шею. Стало тепло и спокойно.

— Эй, ты чего?

Данила проснулся от движения рядом, продрал глаза и уставился на Алису, забиравшуюся к нему под одеяло. Её силуэт во тьме был похож на русалочий.

— Холодно,  — вяло пожаловалась она.  — Можно к тебе?

— Знобит?

— Наверное,  — она прерывисто вздохнула и подтянула одеяло к подбородку.

Данила коснулся губами закрытого века.

— Щекотно,  — она плаксиво отмахнулась.

— У-у-у, да у тебя температура, Лис,  — он выбрался из кровати.  — Ну-ка, пойдём.

— Не пойду я никуда. Я спать хочу!

Он откинул одеяло, взял её под мышки, как ребёнка, и понёс на кухню. Алиса уронила голову подбородком на его плечо и что-то сонно мычала. На кухне он усадил её на разделочный стол около раковины и полез в шкафчик. Длинные волосы спадали на её лицо, закрывали грудь в короткой ночной рубашке, едва доходившей до колен. Она сидела, ссутулясь, безвольно откинув голову, закрыв глаза. Девочка спала на ходу.

Он достал с полки бутылку перцовки и две рюмки.

— Пей.

— М-м-м, что это за гадость?

— Водка. Пей.

— Мне же будет плохо...

— Не выпьешь — будет хуже.

Он поднёс стопку к её губам. Алиса скривилась.

— Давай-давай,  — он настойчиво прижал рюмку к её рту, влив в девушку перцовку, и выпил сам. Алиса кашлянула и открыла глаза. Они ярко блестели в свете лампы.

— Фу,  — она улыбнулась.

Данила улыбнулся в ответ. Ей шёл румянец и эта томная сонливость.

— Спасибо, что вытащил меня,  — тихо сказала она.

— А должен был водяному отдать? Бросить там, чтобы у тебя детей не было от переохлаждения? Ты за кого меня принимаешь? И откуда, кстати, все эти намёки на мою любвеобильность? Что за фокусы?

— Мне Маринка сказала, что ты трахаешь всё, что движется. Она же в одном доме с тобой живёт. Девушек твоих описывала, говорила, каждую неделю новая и все очень красивые,  — Алиса пожала плечом и потянулась.

— Дура твоя Маринка,  — злобно рыкнул он.  — Сама в штаны ко мне лезла, а когда поняла, что номер не пройдёт, стала ерунду всякую сочинять.

Данила налил ещё рюмку и выпил, поморщившись. Потом посмотрел искоса на её виноватое лицо и подобрел.

— Нога болит?

— Вроде нет. Только наступать неприятно.

— Дай-ка лимфоузлы пощупаю,  — он встал напротив неё и надавил большими пальцами на ложбинки на её шее. Алиса сморщила носик.

— Больно? Вроде, не увеличены,  — нахмурился он.

— Нет, у тебя просто руки очень сильные,  — фыркнула она. Данила посмотрел ей в глаза и улыбнулся.

— Смешная ты, Лиска,  — он открыл шкафчик и убрал туда бутылку. Внезапно отдёрнул руку, стиснув зубы.  — Блин! Кто туда нож канцелярский запихнул?! Пластырь есть?

— Последний извела три дня назад,  — виновато повела плечом Алиса.  — Дай сюда.

Она взяла его руку и посмотрела на глубокий порез на большом пальце.

— 

Будем спасать положение,  — заявила она и взяла его в рот. Данила вздрогнул и уставился на неё. Лиса невинно хлопала глазами.

— Фто? Я фсегда так дефаю,  — пробормотала она.

Данила промолчал. Он просто смотрел на неё сверху вниз, пока она, сложив трубочкой губы, зализывала язычком ранку. Он достал палец и провёл по её розовым губам. Алиса ответила ему пристальным открытым взглядом.

— Я пойду, достану тебе ещё одеяло,  — глухо сказал он и вышел из кухни.

То, что произошло потом, они оба никак не могли понять, равно, как и объяснить.

Они встретились в полумраке коридора на пороге его комнаты. Алиса молча смотрела на него, сцепив руки за спиной. Худенькая фигурка просвечивала сквозь ткань рубашки. Покусав нижнюю губу, он, не спеша, приблизился к ней. А Лиса просто смотрела, ожидая, что он будет делать дальше. Запретный плод ядовит, но очень сладок. Данила подхватил её на руки, занёс в комнату, сел на кровать и усадил её на себя, поцеловал в шею, стал покусывать небольшую острую грудь сквозь ткань сорочки, обняв рукой округлую ягодицу и плотнее прижимая её к себе. Он вытряхнул её из рубашки. Алиса откинулась назад, вытянувшись на его коленях, коснувшись руками пола. Данила прижался губами к её впалому животу, нежно поглаживая ладонями грудь, оттянул вниз очаровательные тонкие трусики, белоснежным треугольником выделявшиеся на её загорелом теле, и провёл языком по гладкому лобку, выше, к животу, рёбрам, поднял её, обняв под спину. Она застенчиво смотрела на него.

Данила усадил её на край кровати и сбросил с себя одежду. Алиса откинулась на смятое одеяло и закрыла глаза. Он положил её ноги себе на плечи и резко вошёл в неё. Алиса изогнулась и вскрикнула. Было больно и одновременно невыносимо приятно, внутри внизу всё вспыхнуло и разлилось по телу истомляющим теплом. Данила впился ей в губы, облизывая их, посасывая сладкий язычок, двигаясь глубокими размеренными толчками. Алиса сладостно вскрикивала, царапала ему спину и плечи, и боль ещё сильнее заводила его.

Позже, после того, как отнёс её в её комнату, он осознал, что сделал. Ему стало ужасно стыдно за то безумное наслаждение, что он испытал с ней. Она сама хотела его, но у девочки температура, он сам напоил её водкой, неудивительно, что головка отключилась. Когда она проснётся, то возненавидит его. Ему не было страшно за себя, он не боялся, что она расскажет родителям, он боялся, что мог поломать девочке жизнь. Она не была девственницей, но ведь это его не оправдывает. Он взрослый мужчина, её брат, пусть они далеки друг от друга, но факт на лицо.

Данила проворочался всю ночь без сна, только к пяти утра на него опустилась тревожная дремота. Он выплыл из неё, когда почувствовал, как под одеяло скользнуло что-то живое и тёплое. Данила открыл глаза: Алиса лежала рядом на подушке и улыбалась ему. Глазки ясные, озорные, совсем не сонные.

— Привет,  — шепнула она.

— Замёрзла?  — встревожился он.

— Нет,  — 

она робко покусала губу.  — Я ещё хочу...

Его будто жаром обдало. Он повернулся набок, к ней лицом и внимательно заглянул в глаза.

— Лиска, ты хоть понимаешь, что мы наделали? Что я наделал? Да меня же за это убить мало,  — проговорил он.  — Ты моя сестра...

— Кровные узы?  — Алиса улыбнулась.  — Это ничего. Детей же у нас не будет. Девственности ты меня не лишал — не о чем сожалеть.

— Лиса...

— Знаешь, в первый раз было так противно. И больно, и стыдно. Я решила, что вообще постараюсь секса избегать. А с тобой так приятно... Так хорошо,  — она потёрлась носом о его переносицу.  — Ну и что, что ты мой брат?

— А если мы полюбим друг друга?

— А я уже тебя люблю...

Он почувствовал, как слёзы защипали глаза. Что же он наделал? Он погладил её по щеке.

— Алиска...  — он покачал головой.

— Если ты полюбишь меня — уедем.

— Куда?

— Куда угодно. Поцелуй меня. Я хочу, как в первый раз, только чуть нежнее...

Он улыбнулся и обнял её. Он был нежен, не торопился, не спеша пил её маленькими осторожными глотками, дразня, истомляя. Медленно двигался в ней, дрожа от напряжения и страсти, пока капельки лёгкого пота не начали скапливаться на её животе, пока впервые в жизни она не испытала оргазм в его крепких объятьях, жалобно постанывая от наслаждения, обнимая его за шею.

— Я люблю тебя, Лиска,  — задыхаясь, шептал он ей на ухо.  — Всегда любил, просто не понимал...

С этого дня они почти не ссорились. Родители и родственники не могли наглядеться на них, красивых, похожих, таких внимательных друг к другу, счастливых, все вокруг восхищались прочностью их кровных уз, на общих сборищах и застольях все умилялись им, но никто не видел их нежно сплетённых рук под столом, не замечал их коротких чувственных взглядов. А спустя несколько лет они действительно уехали из своего маленького города в столицу, и по сей день там живут, все друзья знают их как мужа и жену, а родители всё ещё считают их любящими братом и сестрой.

E-mail автора: arthouse69@rambler. ru