Неверная. Часть 1

Комиссар по вопросам здравоохранения закончил пышную речь о лауреате премии в номинации «Врач года округа». Он широко повел правой рукой, указывая лауреату выйти на подиум для вручения награды. Это была потрясающе красивая рыжеволосая женщина, выглядевшая на десяток лет моложе своих тридцати трех лет.

Симона О'Рейли была высокой женщиной, чья грива рыжих волос спускалась до белых плеч, словно огненные кольца, падающие на лед. Она была самой потрясающей женщиной в зале, и при этом моей женой. Я — Джеймс О'Рейли, известный моим друзьям как Джимми. Я женат на Симоне уже более десяти лет. Когда мы поженились, мне было двадцать, а ей — двадцать два.

Симона часто шутит, что вышла замуж за ребенка. Но правда в том, что в большинстве случаев я — более старшая и ответственная сторона. С ранних лет моя жена училась на врача. Она отгородилась от той части жизни, что связана с мальчиками и вечеринками, и сосредоточилась на том, чтобы стать врачом. Таким образом, я нашел её неопытной девственницей двадцати одного года на неправильной вечеринке братства. Её притащила туда соседка по комнате, чтобы отпраздновать их совместное поступление в медицинский колледж.

Это был весенний семестр учебного года. Дельты были добры и пригласили Сигм на свою весеннюю вечеринку. Шесть или семь моих братьев-Сигм решили воспользоваться предложением бесплатного пива и взяли с собой меня. Вечеринка затянулась допоздна. Рано утром я заметил, как трое Дельт потащили высокую рыжую девушку в заднюю комнату. Она была очень пьяна, но все ещё сопротивлялась.

Ну, я же не мог просто стоять там, правда? Я перехватил их и попытался убедить трех здоровенных мужчин... которые и сами были не в духе. Один здоровяк возражал и замахнулся на меня. Это было последнее, что он сделал в тот вечер.

Я ударил этого придурка только один раз. Вмешались мои товарищи по братству и начали разбивать головы Дельтам. Возможно, я и спас девушку, но в конце концов, это ей пришлось нас спасать. Чтобы разнять драку, появилась полиция кампуса. К сожалению, к тому времени как они приехали, пара десятков Дельт уже лежали, а мои братья разнимали остальных.

Да, одним из этих Сигм, плохих мальчиков в кампусе, был я. Рыжая к этому времени немного протрезвела и была достаточно убедительна, чтобы убедить копов, что мы спасли её от сексуального насилия. После этого Симона... рыжая... и я пошли по пути, который должен был закончиться свадьбой, и она состоялась едва через год. Как раз в конце её первого года обучения в медицинском колледже.

По годам моя жена была старше и более зрелой в карьере, но она же была младше меня в житейском опыте. После её медицинской степени, моей юридической степени и двоих детей, спустя год она стала лучшим врачом года. Это звание моя жена — детский хирург — заслужила, проведя предыдущий год в организации «Врачи без границ».

С самого начала я понял, как мне повезло, что на той вечеринке я наткнулся на 

Симону. Случайность — странная штука. Или это был шанс? Есть ли какая-то божественная сила, направляющая нашу судьбу?

Когда мы познакомились, Симона была потенциальной, ботаничкой, студенткой медицинского факультета, ожидающей своего выхода из кокона. Куколкой, которая вот-вот превратится в бабочку.

Я был не единственным, кто думал так. Мои циничные братья по студенческому братству качали головами над моей удачей.

Почему такой ирландский придурок как Джимми О'Рейли получил такую женщину?  — думали они.

В конце концов, я не был ничем особенным... просто средним в академическом и спортивном плане. С другой стороны, я был, если можно так выразиться, гораздо проницательнее среднего парня из колледжа, и очень проницательно относился к своим товарищам.

Симона была полной противоположностью, она верила в высшее благо и благородство человеческих существ. Признаюсь, этот аспект её характера показался мне более привлекательным, чем её физическая красота. Она была великолепна, но, как подтвердил бы каждый из моих товарищей по братству, именно то, что было под её кожей, выглядело как золото среди окалины.

Для описания таких людей как Симона придумано слово «альтруизм». Она пришла в медицину не ради денег, престижа или безопасности; Симона хотела помогать другим. Она никак не могла оставаться в стороне и смотреть, как страдает другой человек. Если кому-то из моих неловких и застенчивых братьев по студенческому братству требовалась подруга для свидания, Симона сводила его с одной из своих подружек-ботаничек.

Когда мои братья выпивали слишком много, как это часто случалось, Симона вытирала с них рвоту и помогала им лечь в постель. После частых драк она смазывала их раны йодом и заматывала бинтами. В отличие от других девочек, она никогда никого не критиковала, не ворчала и не ругала. Просто советовала не вести себя плохо, как снисходительная мать. Парней Симона привлекала внешностью, но любили они её за душу.

Мои отношения с будущей женой были несколько иными. Едва Симона положила свою руку на мою, она навсегда осталась там. Мы стали парой. Я был её первым и единственным серьезным партнером. Мы сразу же стали эксклюзивными. Симона не терпела никаких увлечений.

— Мы вместе... пара, да?  — спрашивала она.

Я не был дураком. Не спорил с этим. Каким-то божественным вмешательством будучи избранным для того, чтобы быть с Симоной, я был достаточно проницателен, чтобы понимать, когда нужно извлечь выгоду. И, конечно же, Симона пленила моё сердце. У нее так бывает. Если в твоей душе есть хоть капля добра, ты не можешь не полюбить Симону.

•  •  •

Итак, в тот четверг днем я выскользнул пораньше из офиса, чтобы посетить собрание окружного медицинского общества. Меня не приглашали. Администратором больницы была жена окружного чиновника, и когда я зашел, чтобы зарегистрировать документ, он поздравил меня с наградой моей жены. Я сделал вид, что все знаю.

Моя жена не говорила мне ни о награде, ни о собрании. Как это у нее принято, она разделяла свою семейную и профессиональную жизнь. Таким образом, я разрушал роман. Обычно то, что она не пригласила меня на 

собрание медицинской ассоциации, не вызвало бы у меня никаких вопросов. Однако то, что она не упомянула о награде, заставило мои брови подняться.

Я хотел увидеть, как она получит награду, и услышать её речь. Я очень горжусь Симоной. Но после возвращения из-за границы она стала отстраненной и сдержанной. Наша прежняя теплая близость сменилась зимней прохладой. Сначала я увидел в этом результат её усталости. Она вернулась к нам изможденной тенью своей прежней сильной личности. Но в то время как Симона вновь обрела бодрость, мы не вернули себе прежней страсти. Женщина вернулась, но жена все ещё где-то путешествовала.

Симона, казалось, восстановила отношения с нашими дочерями, восьмилетней Вики и шестилетней Бет, но в отношениях с мужем, похоже, существовал какой-то барьер, который она не могла или не хотела преодолеть. В течение трех месяцев я ждал, что моя жена вернется ко мне. Я скучал по ней и по тем теплым, любящим отношениям, что были у нас. Что-то изменило наши отношения, но что именно, я не знал. Я не знал ничего, что могло бы объяснить возникшую между мной и моей женой дистанцию.

Я незаметно вошел в большой банкетный зал отеля «Гидеон». Симона ещё не начала говорить. Зал был заполнен почти пятнадцатью сотнями человек. Я пристроился в задней части зала рядом с баром, установленным для приема коктейлей. Когда начались выступления, бармен прервал подачу, но двое высоких, симпатичных мужчин все ещё стояли, облокотившись на барную стойку и потягивая свои напитки. В одном из них я узнал Тони Куросо, доктора медицины, гинеколога из Мемориальной больницы, где работала Симона. У второго был смуглый цвет лица и более хитрый вид, но он был красивым парнем. На нем был дорогой, сшитый на заказ костюм европейского покроя.

Я предположил, что модный костюм также был врачом. У него была внешность игрока, как и у Куросо. Будучи не слишком хорошим, доктор Куросо всегда, встречая молодую медсестру, желал уложить её в постель, и обручальное кольцо его не останавливало. Я знал о нескольких случаях, когда он подкатывал к Симоне, один из которых был прямо при мне. Она всегда отбивалась, но он продолжал подходить, как кролик Энерджайзер.

Я стоял позади них в задней части бара. Они стояли лицом в зал, как и я, и, очевидно, меня не видели. Но я был достаточно близко, чтобы, не напрягаясь, слышать их разговор.

— Хочу заполучить себе что-нибудь из этого,  — сказал мужчина в модном костюме, кивнув в сторону моей жены.

Симона приближалась к подиуму, чтобы начать свою речь.

— Не позволяй рыжим волосам обмануть себя; это сука фригидна,  — ответил Тони.

— Может, когда-то и была, но уже нет. Я слышал, она довольно бурно зажигала в Африке. Она действительно была очень горячей,  — сказал второй мужчина.

— Ну, это стало бы большой переменой, но это было там,  — сказал Тони.

— Да, но однажды попробовав на стороне, они никогда не останавливаются совсем,  — сказал Тони доктор Скользкий тип.

— 

Хочешь поспорить?  — сказал Тони.

— Конечно. Как насчет того, чтобы удвоить сумму, которую ты мне должен за ту небольшую работу по ремонту, что я сделал?  — сказал мистер Скользкий.

— Договорились, а чтобы было интереснее, я сам попробую к ней подкатить,  — сказал Тони, и они оба самодовольно рассмеялись.

В этот момент заговорила моя жена:

— Я хочу, чтобы все знали, какой исключительной честью для меня является получение этой награды от моих профессиональных коллег. Но если честно, я должна сказать, что вы вручили её не тому. Эта награда присуждается тем, кто принес себя в жертву ради человечества. Моя работа в организации «Врачи без границ» не была для меня тяжелой. Это другие принесли настоящую жертву: мои дочери, которые на четырнадцать месяцев остались без своей матери, мой муж, на все это время ставший родителем-одиночкой, и все те родные и друзья, что приходили на помощь, пока меня не было.

— Мы так часто забываем о тех, кто остается и поддерживает работу на местах. Они вносят повседневный незаметный вклад. Принимая эту награду от имени моей семьи и друзей, я хочу, чтобы и они, и вы знали, что я ценю не только их жертву, но и все те десятки тысяч людей, которым помогли «Врачи без границ».

— Мы, медицинские работники, и наши пациенты в большом долгу перед всеми теми семьями, которые оставались без мужа, жены, брата, сестры или ребенка на длительный период времени, чтобы принести медицинскую пользу тем, кто больше всего в ней нуждается, но меньше всего может её получить.

— Поэтому для меня и других семей добровольцев я принимаю эту награду с большим смирением и глубокой честью.

Когда Симона закончила, толпа встала, и раздались бурные аплодисменты.

— Рад, что ты это слышал,  — сказал мне кто-то на ухо.

Я повернулся и увидел Клэр Хадсон. Она спускалась с цыпочек. При росте метр шестьдесят три ей пришлось встать на цыпочки, чтобы говорить мне в ухо. Клэр была предпочитаемой хирургической медсестрой моей жены. Симона очень любит, когда рядом с ней в операционной находится Клэр.

Клэр — мать троих детей, но вы бы никогда об этом не подумали. В свои тридцать с небольшим лет она имела фигуру двадцатилетней девушки и ни одной седой пряди в своих вороных волосах. Она была из тех женщин, которых на обычном сленге называют МИЛФ (мамочка, которой я бы вдул). Но она была замужем за одним из лучших мужчин, которых я знал. Деклан Хадсон был лучшим дизельным механиком в нашей части мира. Если вам нужен был лучший, то вы шли к Хадсону.

Деклан, которого все называли Дейком, был мощным мужчиной. Преждевременно облысевший, он производил впечатление киношного крутого парня, но имел нрав котенка. В семье штаны носила Клэр. Вместе они были парой, с которой мы с Симоной были ближе всего... друзьями, которых мы часто приглашали в гости и на чьи вечеринки всегда ходили. Наш дом часто был заполнен их тремя мальчиками 

и двумя нашими девочками. Так было и во время отсутствия Симоны. Мне было интересно, что делала Симона в Африке без Клэр.

— Я очень горжусь ею,  — ответила я Клэр.

— Она очень любит тебя,  — сказала Клэр.

Я посмотрел туда, где бармен пополнял напитки для Тони Куросо и его друга. Они взяли свои освежающие напитки и направились в толпу, которая снова начала рассаживаться.

— Кто это с доктором Куросо?  — спросил я.

— О... этот... ммм. А, это доктор Эше Фараджи, наш новый заведующий хирургическим отделением,  — сказала Клэр.

Я уловил в голосе Клэр нерешительность и колебания. Иногда быть адвокатом по уголовным делам не очень хорошо". Для меня было слишком очевидно, что Клэр что-то скрывает, что-то личное. Я пропустил это мимо ушей, потому что видел, как моя жена получает награду, да и время пришло поиграть в папочку и забрать из школы дочерей.

— Мне пора,  — сказал я Клэр, посмотрев на часы.  — Передай Симоне, что я слышал её речь.

— Обязательно,  — сказала Клэр, когда я повернулся, чтобы уйти.

•  •  •

В машине по дороге в школу я размышлял над обвинениями доктора Фараджи в адрес моей жены. Когда мы познакомились, женщина, которую однажды назовут самым сексуальным врачом штата, была женским эквивалентом ботаника. Она была девственницей, как и я.

То, что меня называли самым проницательным засранцем в кампусе, не делало меня в отношениях с девушками лучше обычного парня. С Симоной все было иначе. После нашего первого поцелуя я отложил свои мозги на потом и никогда не позволял встать между нами недобрым мыслям.

Симона была дочерью банкира и отличницей. Если бы не несколько пьяных парней из студенческого братства, мы бы никогда не встретились. Мы учились в одном университете, но в совершенно разных областях. Она была отличницей и готовилась к поступлению в медицинский, а я был второкурсником и не определился с выбором специальности. У меня были неплохие успехи в учебе, но я не был и близок к её лиге. Мы встречались весь учебный год, а через неделю после её выпуска завершили наш роман ночью секса.

Когда Симона училась в медицинском колледже, у нее была квартира в Олбани, недалеко от Медицинского центра. Расходы на проживание оплачивал папа, но даже его богатство оказалось под угрозой из-за платы за обучение в медицинской школе. В итоге Симона взяла большой кредит на обучение. Я стал в постели Симоны постоянным гостем. Симона начала изучать медицину, а я занимался прокладкой кабеля для независимой компании, работавшей по субподряду с электросетями. При каждом удобном случае я заскакивал к ней, чтобы сорвать учебу моей возлюбленной.

Оглядываясь назад, мы должны были быть более осмотрительными. До её родителей дошли слухи, и они пришли в ярость. Думаю, мама и папа — но в основном мама — были не готовы к тому, что их дочь, выпускница колледжа станет женщиной. В итоге, готовы мы были или нет, но к Рождеству мы обручились, а в июне следующего года поженились.

Я был студентом 

младших курсов и женатым человеком, но все ещё был относительно беззаботен и не определился с выбором специальности. Все изменилось в выпускном классе. Я никогда не беспокоился о незащищенном сексе. Об этом позаботилась Симона. Мы были здоровы и моногамны. Симона принимала таблетки, но, я думаю, тогда она не принимала. В начале второго года обучения в медицинском колледже она объявила о своей беременности.

— Я думал, ты принимаешь таблетки?  — сказал я.

— Перестала в прошлом месяце. Так я смогу родить ребенка между семестрами.

— Но что потом?

— Все уже решено. Не волнуйся,  — сказала она.

В какой-то мере она была права. Обе пары родителей отчаянно нуждались во внуках. Симона была единственным ребенком, а миссис Мерсер хотела внуков. Мои родители были в таком же отчаянии с тех пор, как моя старшая сестра, так сказать, «вышла из шкафа» — призналась в нетрадиционной ориентации.

Для меня Тара всегда была старшей сестрой. Её рост — метр восемьдесят, что на пять сантиметров ниже, чем у меня сейчас, но в детстве она всегда была выше. Её называли красивой, и у нее не было недостатка в мужском внимании. В старших классах у Тары была так называемая «репутация». Ну, знаете,  — та симпатичная девушка, что не самая легкая на подъем, но все же не оставит парня в беде.

Тара никогда не оставалась без пары на танцах, но ей никогда не удавалось завести постоянного парня. Моя мама рассказывала своим подругам, как Тара играла на поле и держала свои возможности открытыми. Думаю, так оно и было. Когда моя сестра поступила в колледж, она все больше и больше одевалась как симпатичный парень. Её волосы становились короче и более мальчишескими. Для моей мамы это было «просто временным этапом жизни», вплоть до того дня, когда Тара привела домой свою подружку, чтобы познакомиться с семьей.

Когда Тара отошла от дел по производству детей, мои родители обратились к своей невестке. Симона их не подвела. Маленькая Виктория Тара Луиза О'Рейли при рождении весила три и семь десятых килограмма. Моя сестра стала старшей тетей и переехала к нам. В то время она работала в городской полиции на испытательном сроке. Нам с Тарой удалось снять с потенциального врача большую часть родительских обязанностей.

У Симоны есть один большой недостаток. При малейшей возможности она будет стараться делать все. Я твердо убежден, что нельзя быть студентом-медиком и матерью новорожденного на полный рабочий день. Симона, конечно, не соглашалась. Если бы я не вмешался, она бы выбилась из сил и, в конце концов, не справилась бы ни как студентка, ни как мать.

Это стало турбулентностью и закономерностью нашего брака. Симона боролась за роль суперженщины и мамы, а я играл роль строгого мужа и папы, устанавливавшего ограничения. Это было: «ты учишься, а мы с Тарой занимаемся Вики и домашними делами».

В конце концов, мы с сестрой пришли к системе, которая, что смогла понять даже Симона, являлась лучшей для Вики. И 

именно Тара подтолкнула меня к мысли о получении юридического образования.

— Из тебя никогда не получится полицейского, Джимми, но, может быть, адвокат?  — сказала Тара.

•  •  •

Это был трудный период. Я работал в кабельной компании, ухаживал за дочерью и учился в юридическом колледже. Прошел я через это благодаря Таре и Симоне. Как ни странно, благодаря трудностям, с которыми столкнулся я стал лучше.

На моем выпускном в юридическом колледже были Симона и Тара, хотя ни одна из них не смогла остаться на праздник, который устроили мои родители. Симона и Тара работали в вечернюю смену. Мы не знали, что шесть лет спустя именно я буду защищать Тару от ложных обвинений, выдвинутых для того, чтобы (как мне удалось доказать) «избавиться от сержанта-лесбиянки».

Таре никогда не было легко в полиции, где доминировали мужчины. В итоге мы заключили мировое соглашение с принесением извинений, а Тара открыла свою собственную охранную фирму. С другой стороны, я нажил себе врагов среди почти всех действующих офицеров. Но оно того стоило.

К тому времени появилась малышка Бет, и жизнь вошла в привычное русло. Симона закончила ординатуру по хирургии, а у меня была небольшая практика. Мы были счастливы. А потом из Либерии вернулся Кевин Макфарлин. Кевин — врач скорой помощи — был другом Симоны по медицинскому колледжу.

Кевин вернулся с рассказами о работе, проделанной в Африке. Как и полагается врачам, я думаю, что в экстренной ситуации я бы надеялся, что будет доступен кто-то другой. Он был академическим отличником, у которого не было таланта к медицине, которую я стал считать скорее как искусство, нежели как науку.

К тому времени, когда вернулся Кевин, Симона была сертифицированным детским хирургом. Это одна из самых высокооплачиваемых медицинских специальностей. Мы с Симоной только начали выбираться из финансового подвала. Она зарабатывала в три раза больше меня, но мою жену мотивировали не деньги.

— Я не могу выбросить из головы то, что говорил Кевин,  — шептала она мне на ухо после секса.

— Нет!  — сказал я.  — Ты не поедешь.

— Знаю, у меня слишком много обязанностей. Мне нужно думать о девочках. Я не свободна.

— А я не настолько безумен, чтобы позволить своей жене уехать и погибнуть,  — ответил я.

— Меня бы не убили, а я могла бы сделать так много хорошего. Это всего лишь один год.

Моя жена просила меня помочь ей в течение года поиграть во «Врачей без границ». Она знала, что нет ничего, с чем бы я не справился. Я такой: дайте мне проблему, и я найду решение. Это сделало меня хорошим, пусть и не всегда честным, адвокатом. Симона также знала, что я сделаю для нее все. Но разве я мог позволить ей подвергнуть себя опасности?

— Это слишком опасно,  — сказал я.

Я слушал Кевина и знал, что то, что он говорил, будет для моей жены словно кошачья мята. Я навел справки, и мне не понравилось ничего из того, что я услышал. Группа едет туда, куда 

не едут другие. «Врачи без границ» отправляются в зоны боевых действий в Афганистане, Йемене и Сирии. Их объекты — пострадавшие от авиаударов, предназначенных для других, а потом будет Демократическая Республика Конго, где насилие намеренно направлялось против медицинских работников.

Все говорило мне, что я должен отговорить Симону от поездки, но я знал, что в конечном итоге не смогу этого сделать. Другая женщина довольствовалась бы успешной карьерой и семьей. Но Симона никогда не могла быть просто другой женщиной или врачом. Были люди, нуждающиеся в помощи, дети, которым нужны были её особые навыки. Она должна была ехать, и я это знал.

Я мог ей помешать. Возможно, я должен был её остановить. Но я любил её, а когда действительно любишь кого-то, то можешь чувствовать его потребности даже больше, чем свои собственные. Поэтому, в конце концов, я ей помог. Я обнял наших девочек, когда они сидели на диване в гостиной, а Симона стояла перед нами на коленях, объясняя, почему должна ехать, помогать детям в Африке.

Когда Симона объявила остальным членам семьи, что она покинет свою хирургическую ординатуру по крайней мере на год, чтобы устроиться на работу в организацию «Врачи без границ», именно Тара первой пришла мне на помощь. К тому времени Вики было семь лет, а Бет — сокращенно от Элизабет — пять. Тара привела за стол Лизу. Моя сестра — само определение слова «бой-баба». Когда-то она была очень красивой девушкой, а теперь превратилась в мальчишеское создание... все ещё красивое, но её никак нельзя было принять за гетеросексуалку.

Тара предпочитает, чтобы её женщины были женственными, а Лиза — стопроцентная женщина. Она — то, что, как мне кажется, называют «женственная лесбиянка». Лиза маленькая, из тех миниатюрных женщин, которые могут носить все и выглядеть при этом хорошо. Очень маленькая ростом, с длинными светлыми волосами вдоль всей спины. Из тех девушек, которые выглядят более женственными даже в джинсах.

Когда Симона уехала в Африку, Лиза стала для моих дочерей женским влиянием, покупая им одежду и смотря с ними «Замерзших» и «Покахонтас». Мы же с Тарой поддерживали отцовскую позицию. Мне нужна была помощь. С уходом жены я потерял не только супругу, но и доход. Нового заработка моей жены хватало лишь на то, чтобы покрыть её счета по студенческим кредитам. Мне приходилось оплачивать свои кредиты, ипотеку и счета по дому.

Среднестатистическому адвокату по уголовным делам везет, если после всех расходов у него остается в год пятьдесят тысяч. Когда Симона уехала, я зарабатывал шестьдесят, потому что тратил каждый свободный час на поиск новых дел. Думаю, я написал завещание для каждого члена семьи и друга, который у меня был. Но в основном охотился в городских судах, выискивая клиентов, управляющих автомобилем в состоянии алкогольного опьянения, нарушающих общественный порядок или совершающих непристойности.

Мы выжили и даже процветали, но сделать этого без Тары и Лизы я бы не смог. Больше всего я волновался. Новости из Демократической Республики Конго никогда 

не были хорошими. Я вовсе не хотел, чтобы Симона уезжала. Почему её семьи было для нее недостаточно, я так и не понял. Я также не понимал, как мать маленьких детей могла так решительно подвергнуть себя опасности. Все, что я узнал о Конго, говорило о том, что это место следует избегать любой ценой.

•  •  •

Первые два месяца её отсутствия она была во Франции на стажировке. Мы поддерживали хорошую связь. Каждый день — телефонный звонок. Два, иногда три электронных письма в день мне и девочкам. Следующие два месяца все было точно так же, но потом изменилось. Звонки были, может быть, раз в неделю, и изредка — письма. Изменения не происходили медленно, все случилось как-то сразу. Произошел резкий сдвиг, а затем все пошло дальше. Письма стали приходить раз в две недели, а звонки — раз в месяц. В основном, она общалась с девочками. Что-то случилось на третий месяц её пребывания в Конго. Я так и не узнал, что именно.

Я знал только то, что моя жена так и не вернулась ко мне. Я соблюдал целибат в течение четырнадцати месяцев. Но была ли Симона столь же воздержанна? Я знал, насколько распутным может быть медицинский персонал. Занималась ли моя жена внебрачным сексом, пока я сидел дома и ухаживал за детьми? Выдумки ли все это доктора Фараджи, или у него есть знания, которых не хватало мне? Я беспокоился о безопасности своей жены, но не должен ли я был беспокоиться о её верности?

•  •  •

Когда я подъехал на своей Ноndа СRV, мои дочери уже ждали у обочины. Вики стала ответственной старшей сестрой. Она держала Бет за руку и терпеливо ждала на обочине моего приезда. Отсутствие матери сделало моих дочерей более ответственными и менее зависимыми.

— Привет, папа,  — сказала Вики, открывая дверь и помогая войти сестре.

— Что у нас на ужин?  — спросила Бет, пристегивая себя к единственному оставшемуся в машине сиденью.

— Думаю, тетя Тара принесет печенку с луком,  — поддразнил я.

— Нет, не принесет. Ей не разрешит Лиза,  — настаивала Бет.

— Папа!  — умоляла Вики.

— Ну, ты же знаешь, что твоя мама опоздает, а тетя Тара очень любит печенку.

— Фу!  — в унисон сказали девочки.

Когда мы приехали домой, девочки ворвались из гаража на кухню. Они протестовали против печени, когда увидели стоящие на кухонном столе коробки с пиццей. Тетя Лиза заверила их, что она никогда не позволит тете Таре кормить их печенью.

К ужину Симона домой не пришла, но я и не ожидал, что она придет. После совещания должен был состояться прием с коктейлями для больших шишек, и Симона воспользовалась бы этой возможностью, чтобы привести доводы в пользу большей поддержки организации «Врачи без границ». Она приехала домой около восьми, как раз когда я купал девочек.

Тара и Лиза остались, пока я не уложил девочек в постель. Они сказали, что хотят поговорить с нами кое о чем. Когда девочки улеглись, Тара достала купленную бутылку вина 

и устроилась на диване в гостиной.

— Я хочу, чтобы вы узнали первыми, что я предложила Лизе выйти за меня замуж,  — начала Тара.

Первой поздравила Симона, а через секунду за ней последовал и я. Несмотря на то, что я знал, как близки эти две женщины, они застали меня врасплох.

— Продолжай!  — подтолкнула Лиза.

— Эээ. Ну, причина, по которой мы собираемся пожениться, заключается в том, что...

— Твоя сестра хочет сказать, что мы собираемся пожениться и завести детей,  — сказала мне Лиза.

— Хорошо, ну, вы станете счастливыми родителями,  — сказал я.

Симона беспокойно ерзала рядом со мной. Я упускал что-то, что инстинктивно понимали все три женщины.

— Джим, мы хотим, чтобы биологическим отцом был ты,  — сказала Тара.

Это заставило меня немного опешить, но прежде чем я успел прийти в себя, вклинилась Лиза.

— Дело не только в том, что ты — биологический брат Тары. Я хочу, чтобы у моих детей был такой отец, каким я знаю тебя. Я не могу представить лучшего мужчину, что смог бы стать отцом наших детей. Мы просим только о пожертвовании спермы,  — сказала Лиза.

Они поставили меня в тупик, и я почувствовал исходящий от Симоны ледяной холод.

— Можете дать мне время подумать?  — подстраховался я.

— Конечно,  — согласились они, и мы продолжали обсуждать их свадебные планы, пока они не ушли.

•  •  •

Симона сидела на краю нашей кровати. На ней был старый махровый халат поверх закрытой ночной рубашки. До отъезда в Африку она спала со мной обнаженной. Теперь же прятала от меня своё тело. Я видел, что она была обеспокоена.

— Что ты об этом думаешь?  — спросила она.

— О чем?

— Сама знаешь. О пожертвовании Таре и Лизе,  — сказала она.

— Вообще-то не совсем понимаю. Слегка польщен, как и следовало ожидать. А о чем подумала ты?

— Неужели мы настолько отдалились друг от друга, что ты не можешь понять, что я чувствую по этому поводу?

— Ну, я не думал, что ты будешь рада, но ты не сказала «нет», и это — всего лишь донорство спермы.

— Я подумала, что это будет значить для девочек?

— Не думаю, что кто-то планировал говорить им об этом, пока они не станут взрослыми.

— Но что если с Лизой и Тарой что-нибудь случится? Это же будут твои дети.

— Если случится худшее, они станут моими детьми, независимо от того, кто сдал сперму. Тара — моя сестра. Наши дети — её племянницы. Она и Лиза доказали, что для них это много значит, пока не было тебя. Мы им многим обязаны. Отказать им в такой маленькой просьбе мне будет трудно,  — сказал я.

Симона не выглядела счастливой.

— Я хочу подумать и поговорить об этом, когда я не настолько уставшая,  — сказала она.

— Вот и хорошо... иди, поспи. Поговорим завтра вечером.

— Не могу. Завтра вечером я обещала выйти с сотрудниками с работы, чтобы отпраздновать. Сегодня я получила награду, о которой, по словам Клэр, ты знаешь.

— А что ты делала сегодня вечером?

Симона не выглядела довольной моим 

вопросом.

— Сегодня был праздник для руководства. Я встречалась с исполнительным комитетом больницы после церемонии награждения. Мне могут предложить руководящую должность.

— О, и когда же ты планировала отпраздновать с семьей?

— Пожалуйста, Джимми, не будь таким. Я делаю все, что в моих силах,  — сказала она, сделав паузу, чтобы перевести дух.  — Все кажется странным. Когда уезжаешь, как я, то ожидаешь, что когда вернешься, все будет по-прежнему. Но это не так. Все ушли вперед. Хуже того, ты — другая, и ничего не можешь с этим поделать. Ты видела всякое... у тебя появился опыт. Не весь он плохой, но кое-что настолько ужасно.

Она вдруг начала рыдать. Я подошел к кровати. Обнял её и притянул к себе. На мгновение мы с Симоной стали прежними. Муж и его жена, работающие над тем, что с ней случилось. Но потом момент прошел, и она отстранилась, занавес опустился.

В тот вечер я лег спать с врачом года, а не со своей женой. Но ночь не была без секса. Как и во многие другие вечера после возвращения Симоны, у нас был половой акт. Это стало уже привычным, и начала все Симона. В первые недели после возвращения Симона была немного нерешительной, когда дело доходило до секса. Мне же после долгого затишья не терпелось возобновить супружеские отношения. Симона сначала вела себя нерешительно, как будто не была во мне уверена. Но все быстро изменилось.

В течение двух недель после возвращения домой Симона стала в постели очень агрессивной. Эта перемена вызывала беспокойство. Когда мы только поженились, мы купили книгу «Радости секса» и проработали её до конца. Симона никогда не была авантюристкой и ненавидела давать оральный секс, но обожала его получать. После Африки Симона стала в постели тигрицей и в качестве прелюдии к сексу прибегала к оральным атакам, от которых замирало сердце.

Если раньше было много один-два раза в неделю, то теперь это была каждая ночь и два раза в день, если наши выходные совпадали. Но любви больше не было. У меня было четкое ощущение, что мы только и делаем, что трахаемся. Мы возбуждали друг друга, как будто у Симоны была какая-то навязчивая тяга, требовавшая удовлетворения каждую ночь. Жена, которую я знал, исчезла, её заменил суррогат с избытком секса.

•  •  •

Мое утро начиналось без четверти шесть. Встав, приняв душ и побрившись, я разбудил девочек. Они были хорошими маленькими солдатиками и сами отправились в ванную, пока я одевался. Когда я был готов к началу дня, я помог одеться девочкам. Это была рутина, которую за последний год мы довели до совершенства. Завтрак был съеден, обед приготовлен.

Мы направлялись в гараж. Я отвез девочек в школу, а затем отправился в магистратский суд. Так проходило большинство дней, но по пятницам все было раньше, потому что перед пятничным магистратским судом мне требовалось проконсультироваться с помощником окружного прокурора. Официально судья заступал на скамью в 9:30, но редко усаживался раньше 10:00,  

и то только если помощник окружного прокурора была готова. Она приходила в восемь, чтобы начать заключать сделки, которые со скамьи благословлял судья.

Симона появилась в халате как раз в тот момент, когда мы с девочками выходили.

— Поцелуйте маму на прощание,  — сказал я.

— Пока, мама,  — сказали они, поцеловав маму в щеку.

— А как насчет поцелуя от моего мужа?  — спросила Симона, когда я уже почти вышел за дверь.

Я повернулся и коротко поцеловал её в губы.

— Сегодня вечером я буду не слишком поздно,  — сказала она.

Я оставил Симону, зная, что перед работой она пробежит три мили. Ещё одна перемена после её африканского путешествия. Прежняя Симона занималась пилатесом и йогой, а новая женщина каждый рабочий день пробегала по утрам три мили и пять миль в выходные дни. Думаю, она была в лучшей форме за всю свою жизнь, и, конечно, выглядела великолепно. Все это, казалось, только увеличивало дистанцию между нами.

В магистратском суде помощник прокурора сидел в крошечной комнате в стороне. Там было достаточно места для небольшого столика, за которым сидела симпатичная молодая женщина — помощник прокурора. Был один свободный стул для адвоката защиты. Мои коллеги из низшего звена уголовной адвокатуры выстроились в зале. Я знал их всех, но не очень хорошо. Мы были дружной, веселой компанией.

Мои коллеги по уголовной защите не обращали внимания на мою несколько сомнительную репутацию. Трудно сохранить руки чистыми, когда представляешь интересы тех, кто работает на грязной стороне улицы. Энергично представлять своего клиента иногда означает нарушать правила. Возможно, я повлиял на нескольких свидетелей. Говорил клиенту избавиться от некоторых улик, до того как полиция додумается их изъять. Я был хорошим адвокатом, но не всегда хорошим гражданином.

Когда, наконец, подошла моя очередь спорить с помощником прокурора, я подготовил свои аргументы. У меня было пять дел. Все они возникли из-за того, что вечером в предыдущую пятницу полиция следила за местным баром. Владельцу бара не нравилось, что местные полицейские следят за его посетителями, особенно потому, что не было произведено ни одного ареста за вождение в нетрезвом виде. У каждого водителя, остановленного после выхода из его заведения, уровень алкоголя был ниже допустимого. Тем не менее, было выписано пять штрафов за нарушение общественного порядка и вождение в нетрезвом виде.

Прежде чем я успел открыть рот, помощник прокурора протянула мне свой лист с диспозицией обвинения.

— ОРН,  — сказала она, имея в виду обозначение Отказ от рассмотрения нарушения.

ОРН — это не что иное, как снятие обвинения. Лучшее, что можно сделать при первой явке.

— Какого именно?  — заикнулся я.

— Всех пяти,  — сказала она.  — Посмотри внимательно на лист обвинения.

Она указала на инициалы рядом с именем каждого клиента. Буквы СК были написаны очень четко. Прокурором был Станислас Катсарос, известный как Стэн. Он очень гордился своим греческим происхождением. Как говорится, «остерегайтесь греков, дары приносящих, но не смотрите дареному коню в зубы». Это, безусловно, был подарок, который только что принес мне гонорар в 

размере восьмисот долларов в каждом из пяти дел... четыре тысячи долларов.

Вопрос, однако, заключался в том, чего хочет Стэн? Политики ничего не делают без цели. Если Стэн и хотел получить услугу, он об этом не просил. Симпатичная помощник окружного прокурора посмотрела на меня и пожала плечами. Очевидно, она не больше меня понимала, что происходит.

В свой офис я вернулся к десяти утра. Там меня ждала Джун. Джун — это та, что входит в число моих сотрудников. Двадцативосьмилетняя женщина с пятью детьми. Старшей девочке четырнадцать. Остальным четверым — меньше десяти. У пятерых детей три отца, и Джун никогда не была замужем. Она хорошо справляется с ведением моего календаря и вручением документов. Из нее никогда бы не получился помощник юриста или секретарь в большой фирме. Но я занимаюсь индивидуальной практикой, и меня все устраивает. Каждый день Джун тратит значительное время на телефонные переговоры, решая семейные проблемы со своей матерью, живущей с ней и присматривающей за детьми Джун.

— Тебя хочет видеть прокурор Станислас Катсарос,  — сказала Джун.

— Когда?  — спросил я.

— Сегодня днем в его офисе около трех часов.

Не теряет времени,  — подумал я. Но чего может хотеть от меня прокурор?

•  •  •

Стэн встретил меня в своем кабинете вместе со своей главной помощницей Бетти Грей. О Стэне и Бетти всегда ходили слухи. Прокурору было за пятьдесят, а Бетти — сорок с небольшим, и если она и не была классически красивой, то все равно оставалась симпатичной одинокой женщиной. Несмотря на слухи, мне было достоверно известно, что их отношения — сугубо профессиональные. Во-первых, Стэн был женат на настоящей греческой красавице, привезенной из старой страны, и бывшей младше него на двадцать лет. С другой стороны, у Бетти есть несколько молодых мужчин, с которыми она встречается наедине. Мало кто знает о конюшне Бетти, но от моей сестры-следователя мало что можно скрыть.

Стэн и Бетти усадили меня на старый потертый кожаный диван во внутреннем кабинете окружного прокурора и предложили кофе. Когда его чашка была наполовину наполнена сливками и сахаром, Стэн добавил кофе и начал излагать причину созыва нашей встречи.

— Слышал обвинения, касающиеся исправительного учреждения Ван Паттен?  — начал он.

Конечно, слышал. Даже мой ум, занятый домашними делами, не мог пропустить такой сочный скандал. Наше местное исправительное учреждение начинало свою жизнь в качестве тюрьмы минимального уровня безопасности для заключенных-мужчин. Большинство её бывших обитателей-мужчин отбывали всего несколько месяцев до освобождения, часто оставаясь за решеткой лишь на ночь и выходные.

Судебные иски по поводу переполненности женских тюрем, расположенных к югу и западу, заставили штат переоборудовать Ван Паттен в тюрьму среднего уровня безопасности для заключенных-женщин. Переоборудование не потребовало ничего, кроме возведения забора и натяжения бритвенной остроты проволоки. Женские тюрьмы практически не охраняются, поскольку никто никогда не слышал о побеге из женской тюрьмы. Скандал, разразившийся в настоящее время, связан не с безопасностью, а с сексом.

Секс в тюрьме — это товар, и он более распространен, чем на воле. В женских 

учреждениях он просто необуздан, и этот факт усугубляется тем, что федеральное правительство настаивает на равных возможностях трудоустройства. Из-за их размера и количества все возможности для продвижения по службе существовали только в мужских учреждениях. На женских объектах работа была легче и безопаснее, но меньшее количество должностей означало меньшее число повышений.

В результате женщины-офицеры стремились работать на мужских объектах. Были и исключения, связанные с географией. Большинство офицеров были выходцами из местных общин, и получить место поближе к дому при назначении по выслуге лет — вот к чему стремилось большинство офицеров. Таким образом, штат офицеров мужчин и женщин в женских учреждениях был примерно пятьдесят на пятьдесят.

Гражданский персонал пенитенциарного учреждения Ван Паттен состоял преимущественно из женщин, но военнослужащие делились между полами поровну. Нынешняя проблема возникла из-за жалоб на сексуальное насилие над женщинами-заключенными со стороны мужчин-офицеров. Эти жалобы были поданы в Комиссию штата по исправительным учреждениям (СОС). СОС — это не Департамент исправительных учреждений (DOCS). Департамент управляет тюрьмами. Комиссия же — надзорный орган, созданный после бунта в Аттике в 1971 году. Комиссия — это беззубый сторожевой пес. Она сообщает о злоупотреблениях, но не имеет возможности исправить ситуацию.

Местный окружной прокурор занимается уголовным преследованием. Сексуальные отношения офицера с заключенным квалифицируюся как уголовное преступление класса D, как минимум. Стэн Катсарос — та рука закона, что отвечает за принятие мер по жалобам, расследованным Комиссией, если это необходимо. Однако сотрудники исправительных учреждений, как правило, являются консервативными республиканцами. У них сильный профсоюз, и они, как правило, происходят из больших семей, живущих в тесных общинах. В таком округе как Ван Паттен, судебное преследование сотрудников исправительных учреждений близко к политическому самоубийству.

Большинство судебных преследований сотрудников исправительных учреждений, когда они случаются, как правило, являются федеральными. Назначается прокурор США и обслуживает большую юрисдикцию. В Нью-Йорке всего четыре федеральных округа с четырьмя прокурорами США, но шестьдесят два округа, в каждом из которых имеется свой окружной прокурор. Местный окружной прокурор обычно привлекает к ответственности только в отношении заключенных или гражданского персонала, обвиняемых в совершении преступления на территории тюрьмы. Персонал в форме, в основном подлежит федеральному преследованию. Однако ни один федеральный прокурор не станет по доброй воле заниматься безнадежными делами. Осудить кого-либо, даже при наличии весомых доказательств совершения сексуального преступления с заключенным преступником, практически невозможно.

Прокурор США отмахнулся от отчета СОС, где подробно говорилось о широко распространенной сексуальной активности в тюрьме Ван Паттен. Теперь штат давит на Стэна, чтобы тот принял меры. Либералы из южных частей штата и религиозные консерваторы из его северных частей были одинаково оскорблены мыслью о сексе за тюремными стенами.

Так что, да, я слышал о проблеме Стэна, но не видел, каким образом она касалась меня.

— Я знаю о докладе СОС,  — сказал я.

Стэн не теряя времени перешел к делу:

— Губернатор хочет назначить специального прокурора,  — сказал он, сделав паузу, чтобы дать мне это осознать.  — Сначала я не хотел соглашаться, но готов был согласиться, если мне 

разрешат назвать имя этого человека.

Я переводил взгляд со Стэна на Бетти и обратно. Не мог поверить, что он всерьез рассматривает мою кандидатуру... или что губернатор согласится.

— И что сказал губернатор?  — спросила я.

— Он согласен, если только это будет демократ, не связанный с правоохранительными органами или моим офисом. Сегодня утром я проверил — ты все ещё зарегистрирован как демократ.

Это прозвучало как-то фальшиво. Я едва знал Стэна Катсароса. Мы общались только через его подчиненных, и отношения были враждебными. И тем не менее, он предлагал меня на важный политический пост. Конечно, резюме у меня было подходящее. Я был демократом, хотя и не активным, и благодаря моей сестре имел опыт противостояния местному полицейскому управлению. Тем не менее, это не проходило проверку на запах.

Стэн, должно быть, увидел мою нерешительность, потому что вынул своё главное оружие.

— Тебя может волновать вопрос компенсации. Я предложил губернатору 175 долларов в час, и он согласился. Далее, тебе не нужно беспокоиться об оплате. Штат возьмет на себя все расходы в рамках моего соглашения с губернатором,  — с лукавой улыбкой сказал Стэнд.

Гонорары юристов — странное животное. Вы можете брать 350 долларов в час, но клиенты редко оплачивают весь счет. В уголовной практике стараешься получить как можно больший аванс, зная, что это могут быть единственные деньги, которые увидишь. Если клиент перестает платить по счету, вы остаетесь в деле, пока судья не отпустит вас, что случается редко.

Специальные прокуроры — другое дело. Здесь нет предоплаты. Счет выставляется правительственному органу, обычно округу. Законодательные органы округов никогда не проявляют энтузиазма по поводу оплаты дополнительных счетов для прокуроров, когда те уже оплачивают зарплату и расходы окружного прокурора. Но если платит штат, то это — всего лишь вопрос подачи счета. Можно прождать три-шесть месяцев, чтобы получить деньги, но вы их получите.

Я уже подсчитывал в уме. Будет минимум три тысячи часов, а при цене 175 долларов в час это более полумиллиона долларов в течение следующих двух лет. Даже с учетом значительно возросших офисных расходов, это могло бы добавлять 150 000 долларов к моей итоговой сумме ежегодно. Для такого единолично практикующего юриста как я, в прошлом году заработавшего всего шестьдесят тысяч, это было целое состояние. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но и слишком хорошо, чтобы отказаться.

Бетти изложила процесс назначения в офис губернатора. У нее был проект моей биографии и рекомендации Стэна. Она предложила в течение следующих двух дней провести нам время вместе, чтобы собрать все воедино. Надеюсь, мы сможем договориться о назначении к следующей неделе. Я покинул офис Стэна в каком-то оцепенении.

•  •  •

В свой офис я вернулся только в четыре часа. Меня ждала Тара. Она начала рассказывать о том, что её привело, едва закрылась дверь моего личного кабинета.

— Мы с Лизой не хотим давить на тебя,  — начала она.  — Видно, что Симона не в восторге. Мы не хотим создавать проблемы в твоем браке.

— Не вы с Лизой 

являетесь причиной моих семейных проблем, и то, что вы просите, справедливо, учитывая то, что вы обе сделали для наших дочерей. Симона придет в себя. Дайте ей немного времени,  — сказал я.

— И все же...  — начала она, но я её прервал.

— Отложи это в сторону. Мне нужна твоя помощь в профессиональном вопросе.

Я объяснил предложение Стэна Кацароса. Тара была настроена ещё более скептически чем я, но по другим причинам.

— Ты предлагаешь преследовать сотрудников исправительных учреждений на основании показаний шлюх?  — спросила она.  — Потому что я гарантирую, что у каждой из твоих жалующихся свидетелей в послужном списке будет обвинение в бродяжничестве, хулиганстве или непристойном поведении, в лучшем случае — проваленное обвинение в приставании. В худшем — в их делах будут фигурировать обвинения в проституции,  — прочитала лекцию Тара, возвращаясь к тому полицейскому, которым она была в душе.

— Тем не менее, технически это — изнасилование третьей степени.

— Лицо считается неспособным дать согласие, если оно: а) моложе семнадцати лет; или б) умственно отсталое; или в) умственно недееспособное; или г) физически беспомощное; или д) помещено под опеку и попечительство или надзор департамента исправительных учреждений штата...  — зачитал я из уголовного кодекса.

— Верно, и все, что нам нужно, это жюри из двенадцати человек, чтобы добиться обвинительного приговора,  — сказала Тара.

— Нет, мне нужно, чтобы мой следователь добыл неопровержимые доказательства,  — ответил я.

— Это все?

— Да, но я помогу. Я намереваюсь вести дело, которое кажется довольно неумелым, пока ты будешь работать на заднем плане, собирая настоящие доказательства. Я буду присматривать за тобой, чтобы ты могла работать. Итак, мне нужно, чтобы ты начала немедленно.

Это было очень сложное задание, возможно, невыполнимое, но все, что я мог потерять,  — это мою не слишком блестящую репутацию.

•  •  •

Для меня день был важным, но родители не отдыхают: мне ещё предстояло забрать своих дочерей, накормить их и развлекать до самого сна. У них, должно быть, тоже был важный день. К девяти часам я уложил их в постель и усыпил. Помыл посуду, прибрался на кухне и убрала остатки ужина, после чего устроился ожидать Симону.

Думаю, у меня была какая-то смутная идея решить все вопросы с Симоной, прежде чем приступать к делам специального прокурора. Потом может не оказаться времени, чтобы все обсудить.

Должно быть, я заснул на диване. Проснулся после полуночи. Проверка дома показала, что моей жены дома все ещё нет. Было уже далеко за полвторого, когда я услышал звук подъезжающей машины. Я выглянул в окно гостиной. В гараже горел свет, и я увидел на нашей подъездной дорожке спортивный автомобиль «Порше». Моя жена ездит на BMW. Симона возвращалась домой без машины, и кто-то её подвозил.

В «Порше» на переднем сиденье сидели два человека, женщина и мужчина, но я не мог разглядеть их. Она наклонилась и поцеловала его. Он крепко притянул её к себе, но потом они расстались, и она покачала головой. Она вышла из машины и пошла к дому. Света было 

достаточно, чтобы узнать мою жену... и прочитать номерной знак на «Порше». Очевидно, они не видели меня в окне. В глаза им светил свет из гаража, а свет в доме был выключен.

Я вернулся и сел на диван, когда Симона вошла в дом. Когда она включила свет в доме, то была поражена, увидев меня сидящим там.

— Ты не спишь?  — сказала она, когда «Порше» выехал с подъездной дорожки.

— Кто-то подвез тебя домой?  — спросил я, словно не зная.

— Да, я оставила свою машину в больнице и приехала с Клэр,  — сказала она.

Возникла неловкая пауза, когда я уставился на нее.

— Ну, мне нужно немного поспать. Идешь?  — спросила она, повернулась и направилась вверх по лестнице в спальни на втором этаже. Она двигалась быстро и уже раздевалась, когда я вошел в нашу спальню.

— Ты очень поздно,  — сказал я.

— Да, прости. Мы хорошо провели время.

— Я надеялся, что мы сможем поговорить,  — сказал я.

— Завтра, когда отдохнем,  — сказала она.

Она коротко поцеловала меня в щеку и проскользнула в ванную, чтобы приготовиться ко сну.

•  •  •

Утром, когда я проснулся, её уже не было. Был её выходной, и была на одной из своих длинных утренних пробежек. После обеда пришли со своими мальчиками и всем необходимым для импровизированного барбекю Клэр и с. Все были заняты приготовлением еды на гриле и присмотром за детьми, поэтому нам с Симоной поговорить так и не удалось.

Когда мы, наконец, уложили детей, меня отозвал в сторону Дейк с парой бутылок пива.

— Как дела?  — спросил он.

— Думаю, нормально. А почему ты спрашиваешь?  — ответил я.

— Клэр говорила, что у вас двоих проблемы, ну, знаешь, с адаптацией.

— О? И что натолкнуло её на эту мысль?

Мой вопрос заставил Дека занервничать. Мне стало ясно, что у него есть миссия выманить из меня.

— Просто так. Значит, у вас все в порядке?

— Нет, не в порядке, и Клэр это знает, поэтому она и заставила тебя выспрашивать,  — сказал я.

— Прости-прости, но она беспокоится, и я, наверное, беспокоюсь тоже. Вы были так близки. Может, вам стоит куда-нибудь обратиться? Например, к психологу или ещё куда-нибудь.

Дейк был искренне обеспокоен, и его явно направили на амбразуру. Его браком управляла жена, это я знал, а Клэр близка с Симоной. Значит, это Клэр или Симона прощупывали меня через Дейка.

— Со своей стороны, я считаю, что это некий шок, после того как Симона уехала, и если она будет проводить больше времени с семьей, все наладится.

Дейк это принял. Мне было интересно, согласятся ли женщины.

Воскресенье могло бы быть днем отдыха и Господним днем, но Симона была на дежурстве в больнице. Поэтому в те выходные мы не поговорили. Несмотря на то, что я сказал Дейку, я был расстроен из-за поцелуя, который моя жена подарила мужчине за рулем «Порше». Но у меня было мало времени на раздумья, потому что в понедельник первым делом позвонили из офиса губернатора и попросили моё резюме.  

После обеда они назначили встречу на следующий день в Капитолии.

Комната на втором этаже здания Капитолия была тесной. Женщина, поднявшаяся из-за стола, была молода, ей было не больше двадцати. Я обратил внимание на её длинные русые волосы и большие карие глаза. Она была очень привлекательна и дорого одета. Все говорило о богатстве, лиге Плюща и связях.

— Спасибо, что пришли, мистер О'Рейли,  — сказала она.  — Я — Кэрри Уилсон.

Мое интервью, по-видимому, должно было состояться не с губернатором, а с младшим помощником.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Времени это много не займет. У меня всего несколько вопросов,  — сказала она, махнув мне рукой на стул.

— Я вижу, вы — выпускник университета штата с дипломом юриста из юридического колледжа Олбани,  — сказала она.

В её словах проявилось немного снобизма Лиги плюща.

— Да, это собеседование?

— Нет, не совсем. Но губернатор хочет быть уверен, что отсутствует конфликт интересов, понимаете?  — сказала она.

— Я не связан ни с окружным прокурором Ван Паттена, ни с кем-либо из его сотрудников. Я не знаю никого в Департаменте исправительных учреждений. Знаю только председателя Комиссии по исправительным учреждениям, поскольку учился в университете с его сыном, но сомневаюсь, что он меня помнит.

— Ну, просто... вы кажетесь странным выбором для мистера Катсароса,  — заявила она.

— Да, согласен, и был весьма польщен тем, что он выбрал меня. Возможно, он признает моё мастерство,  — сказал я.

— Да, наверное. Подождите минутку, пожалуйста,  — сказала она, вставая и выходя из кабинета.

Я не знал, нравится ли она мне. Она казалась немного самодовольной. Она вернулась с губернатором на буксире. Губернатор Кинкейд был высоким, красивым мужчиной. От него исходило ощущение власти.

— Рад, что ты с нами, Джимми,  — сказал Кинкейд, пожимая мне руку.

Губернатор вручил мне моё назначение, и мисс Уилсон меня выпроводила. Следующей моей остановкой был СОС.

Комиссар Майкл Тиллман-старший был председателем Комиссии по исправительным учреждениям. Он был бывшим заместителем комиссара по программам в Департаменте исправительных учреждений. DOCS, как его называют, являвшимся крупнейшим работодателем среди всех агентств штата. Программы — это категория, к которой относятся исправительные консультации, образование и другие реабилитационные услуги. Майк Тиллман мог стать заместителем по программам, но начинал со службы безопасности. Как таковой, он был в очереди на пост комиссара, но его кандидатура была отклонена в пользу юриста Энтони Аброссо из Департамента консультирования.

Возможно, Аброссо и был юристом, но выражение «тупой кретин» подходило к нему как нельзя лучше. Аброссо был связан с самым коррумпированным крылом Демократической партии штата. Это не сделало его популярным среди нынешней администрации реформ. Я знал Майка Тиллмана как стойкого парня, который, тем не менее, был достаточно умен, чтобы понимать, в какую сторону дует ветер.

— Рад снова видеть тебя, Джимми,  — сказал комиссар Тиллман, когда я вошел в его кабинет.

— Спасибо, комиссар,  — ответил я.

— Нет, ни в коем случае. Просто Майк,  — сказал он.  — Полагаю, ты пришел по поводу отчета пенитенциарного учреждения Ван Паттена.

— Да, я...

— ... назначен специальным прокурором. Звонили из офиса губернатора. Мисс 

Уилсон,  — сказал Майк.

— Хорошо, если бы я мог увидеть отчет без цензуры, а также резервное расследование и заявления,  — сказала я.

В публичном отчете не раскрываются имена заключенных-жертв и предполагаемых официальных преступников. Мне понадобится эта информация, а также все, на чем следователи основывали свой отчет.

— Я это предвидел и выделил для тебя конференц-зал. Он закрыт, и вот ключ. Все, что хочешь скопировать, просто попроси.

— В конце концов, если мы возбудим дело, нам может понадобиться забрать ваши записи,  — сказал я.

— Когда возбудите дело, я попрошу прислать записи,  — сказал Майк.

— Похоже, вы уверены, что я найду достаточно доказательств для предъявления обвинения.

— Да, я в тебя верю,  — сказал он.

Майк был отцом бывшего собрата по братству. На самом в тот вечер, когда я уберег Симону от изнасилования, деле со мной был Том Тиллман. Том не был гением, но был хорошим человеком, которого можно было поставить рядом с собой в драке. С его отцом знакомы мы были лишь мимолетно, но он, очевидно и неожиданно, был высокого мнения о моих навыках.

— Что-нибудь конкретное, на что, по-вашему, я должен обратить внимание?

— Нет, там есть все. Не хочу портить твое расследование.

Я вышел из кабинета Майка, и секретарша провела меня в комнату, заставленную коробками с документами. Я начал с коробки с надписью «один». Всего должно было быть тридцать коробок. Спустя два часа, едва пройдя четверть пути, я понял, что что-то не так... совсем не так. Это расследование было мусором. Не было никаких сомнений в том, что между офицерами и заключенными имели место сексуальные отношения, но ничего из того, чем располагала комиссия, не было жизнеспособным.

Дело началось с заявления бывшей заключенной. Тереза Райан была выздоравливающей героиновой наркоманкой, осужденной за хранение с целью продажи. Приговоренная к десяти годам, она отбыла пять. После освобождения присоединилась к сестрам францисканкам. Начинающая монахиня публично призналась в своих грехах. В её показаниях было подробно описано, кто, что сделал и когда. Она казалась идеальным свидетелем, но отказывалась давать показания. Все, чего она хотела, это чтобы то, что она видела, прекратилось. Она хотела не того, чтобы грешники были наказаны, а скорее, прощены.

Из мучеников получаются плохие свидетели. Я отбросил возможность принудить монахиню к даче показаний. Враждебно настроенная жертва превращает административный процесс в уголовный, а последнее, что нужно прокурору, это чтобы жертва просила прощения и оправдывалась со свидетельской трибуны.

Другие свидетели комиссии были ещё одной группой освобожденных преступников, женщин, гораздо менее исправившихся, чем сестра Тереза. У всех остальных свидетелей комиссии была одна общая черта. Все жалобы были старыми. Никто не мог засвидетельствовать ничего, что произошло за последние пять лет. Срок давности по изнасилованию третьей степени составляет всего пять лет. По сути, их дела были «замороженными».

Это не имело смысла... зачем вообще проводить расследование, если главный свидетель не дает показаний, а другая жалоба устарела? И снова казалось, что здесь есть скрытый умысел. Что-то недосказанное. Мне требовалось 

поговорить с Тарой и придумать, как перейти от старых обвинений к нынешней проблеме. Насильники были рецидивистами. Возможно, моя сестра сможет найти связь. Я покинул офис СОС озадаченным, но решительным.

•  •  •

Тара мало что смогла мне рассказать. Да, случаи секса между офицерами и заключенными были, но не так много, как можно было бы ожидать. Настоящая проблема Ван Паттена заключалась в том, что он был недоукомплектован и переполнен.

— Но я работаю над новой зацепкой,  — сказала Тара.

— О?

— Да. Помнишь Нэнси Сильверман?

— Низкорослая, несносная и ультрафеминистская адвокатша,  — сказал я.

— Ну, коротышка, но, очевидно, ты понял, о ком я. Она говорит, что у нее может быть для меня зацепка,  — сказала Тара, и мы оставили это на потом.

Следующим моим шагом будет посещение места преступления, пенитенциарного учреждения Ван Паттен. Но до этого у Симоны был выходной, и в этот вечер её мама собиралась сводить наших девочек на последний диснеевский фильм. Поэтому я собирался домой, чтобы встретиться с женой и уладить наши проблемы. Я проверил номер «Порше», и, что неудивительно, он принадлежал Эше Фараджи, доктору медицины. Нам с женой требовалось обсудить некоторые вопросы.

Симона ждала меня дома. Я застал её в гостиной, одетую в зеленый тедди и туфли на шпильках. Зеленый цвет, безусловно, подходил этой рыжеволосой. Тедди из шелка и кружев не скрывал ничего важного, ни её глубоких розовых сосков, ни пышных волос на лобке.

Мои буйные братья по братству обычно спрашивали, одинаков ли цвет волос сверху и снизу. На самом деле, нет. В то время как длинные волосы Симоны имели цвет красного дерева, её лобок покрыт волосами цвета заката. В своем зеленом шелке она стояла в нашей гостиной как богиня. Её десятисантиметровые каблуки делали её ростом выше меня. Она протянула мне наполненный бокал мартини.

После возвращения домой мартини стал любимым напитком Симоны. Раньше она редко выпивала, но теперь все изменилось... тревожный факт, если учесть, какой распущенной становится моя жена, когда выпьет.

Видя мою нерешительность, она сказала:

— Не то, чего ты ожидал?

— Я думал, мы собирались поговорить.

— Поговорим, но позже.

Мы выпили, напиток был крепким. Затем она повела меня за галстук вверх по лестнице в нашу спальню. Там начала раздевать меня, а когда я попытался помочь, она отшлепала меня по рукам.

— Не отнимай у меня работу,  — сказала она.

Спустив с меня шорты, она встала на колени и рывком сдернула с меня боксеры. Одним быстрым движением она взяла в рот мою эрекцию. Для женщины, которая всегда говорила, что ей не нравится, когда её заставляют сосать, она была очень агрессивна со своим ртом.

Я попытался расслабиться и отключить ту часть моего сознания, что стремилась задать все неудобные вопросы. Это была моя жена, и она могла вести себя как шлюха, но она явно играла в игру, которая была направлена на преодоление разрыва между нами.

На кровати она отодвинула кружевную промежность тедди и насадилась на мою эрекцию. Мне пришлось сдерживаться, чтобы 

не кончить в тот же миг. Она стонала, скача на мне вверх и вниз. Её лицо приобрело ту злую, кривую улыбку, которая появляется у нее от сексуального возбуждения. Я стянул верхнюю часть её тедди и погладил её груди.

Симона трахается активно, но обычно не говорит при этом. Сейчас же она начала грязно говорить:

— Я люблю, когда твой член во мне, толкается в меня и выскальзывает. Туда и обратно. Пожалуйста, детка, трахни меня как следует. Заставь кончить.

Я перевернул её и сделал все, как она просила. Мгновение спустя она вскрикнула и обмякла. Я знал, что её оргазмы были интенсивными, но короткими. Она свернулась калачиком и дрожала, пока отходила от оргазма. Я дал ей минуту и снова медленно начал.

Прошло несколько минут, но ей опять удалось достичь кульминации, и мы кончили вместе. Затем она прижалась ко мне и на минуту задремала. Это была та Симона, которую я знал, расслабленная и сонная после секса. И это была жена, которую я знал, теплая и счастливая рядом со мной.

Я не спал. Ждал. Это была лишь прелюдия. Вопросы были готовы, а ответы, вероятно, хорошо отрепетированы, но я жаждал их услышать и в то же время не был уверен, что хочу этого. Я был зажат между потребностью знать и страхом узнать.

— Привет, малыш, я заснула?  — сказала она.

Я крепко притянул её к себе.

— Да,  — сказал я. Я так любил эту женщину.

— Хм, так приятно. Так жаль все портить, но нам нужно поговорить,  — сказала она.

— Сначала вопрос: кто привез тебя домой в прошлую пятницу вечером?

— Друг. Но в чем дело?  — спросила она.

— Потому что я не знал, что Эше Фараджи относится к категории друзей,  — сказал я.

— Если ты знаешь ответ, зачем задавать вопрос? Или это должно быть допросом, советник?  — сказала она, немного отстраняясь.

Мы лежали щека к щеке, и теперь я повернулся, чтобы посмотреть на нее:

— Это не допрос. Но вопрос лучше сформулировать так: почему ты возвращаешься домой после полуночи с таким мерзавцем как Фараджи?

— Во-первых, он не мерзавец. Он отличный хирург и друг Клэр Хадсон. Он предложил подвезти нас обеих и случайно высадил её первой.

В глубине моего сознания возникла связь, которая будет важна позже, но пока я сказал:

— А тот факт, что он случайно залез к тебе в штаны.

— Ну, наконец-то, вот оно,  — сказала она.

— Что?

— Отсутствие доверия, критика, которая существовала, но не была высказана, и причина того, что ты был холоден и отстранен, с тех пор как я вернулась домой.

— Ты винишь меня?

Она сделала паузу и глубоко вздохнула.

— Пожалуйста, давай не будем ссориться. Это и так тяжело, без гнева. Смысл этого вечера в том, чтобы начать оставлять все позади. Анна сказала удерживать все в простоте и с любовью. Своим вопросом ты застал меня врасплох, но я должна помнить, что замужем за адвокатом.

— Кто это, Анна?  — спросил я.

— Анна Свенсон из больницы.  

Я встречалась с ней по поводу нашей проблемы, и она предложила нам вместе прийти на консультацию, но сначала я должна тебе признаться. Она предложила, чтобы я сначала настроила тебя на позитивный лад и напомнила о нашей общей любви.

— Анна — это психиатр, невысокая и крепкая?  — сказал я.

— Да, она очень хорошая и имеет опыт в таких ситуациях.

— Ситуациях?

— Джимми, любовь моя, пожалуйста. Сейчас, ради нашего блага, перестань играть в адвоката. Я поняла, что у нас проблема, выйдя из самолета. У тебя есть подозрения. Я видела их по твоему лицу и почувствовала их в твоем поцелуе.

— Хорошо, но не делай виновным меня,  — сказал я.

— Не буду. Это очень большая наша проблема, и я признаю свою вину. Но нам нужно работать вместе, чтобы её решить,  — ответила она.

— И как нам это сделать?

— Сначала я должна вытащить проблему,  — сказала она и сделала паузу, чтобы поцеловать меня, прежде чем обрушить на меня.

Я молча зажмурился, когда она начала говорить.

— Я была готова к лишениям. Влажная жара, отсутствие санитарии и бесконечные жуки. Пауки размером с кулак. Ужасная еда не была тяжелым бременем. Похудеешь на несколько килограммов. Ну и что? Таким невероятным образом ты помогаешь людям, которые так в этом нуждаются.

— Это было величайшее приключение в моей жизни, и каждый день приносил все новые и новые достижения. Страдания, которые я видела, не поддаются описанию, но чувство, которое испытываешь, облегчая эти страдания, превосходит все мыслимые ощущения.

— Но бесконечный ежедневный ужас в конце концов изматывает. Повстанцы, поддерживаемые Руандой, не делают различий между комбатантами и гуманитарными работниками. На правительственные войска положиться нельзя, они могут быть не менее опасными, чем повстанцы. Трудно сказать, кто на твоей стороне, если вообще кто-либо на ней.

— Мы теряли людей. Под перекрестным огнем гибли друзья. Мужчины и женщины, захваченные ночью. Некоторых мы позже нашли, изнасилованных, замученных и убитых,  — она сделала паузу, глядя на меня.

Глаза Симоны смотрели на меня, ища сочувствия и понимания. Я обнял её и сказал:

— Ты об этом знала. Я тебя предупреждал, прежде чем ты уехала.

— Знаю,  — сказала она,  — но невозможно познать ужас, пока с ним не столкнешься, или то, как велика потребность в сильных руках, пока их рядом нет. Я отчаянно нуждалась в тебе, но ты был далеко,  — сказала она, уткнувшись лицом в мою грудь.

Вздохнув, она начала снова:

— Лерой был высоким, красивым чернокожим мужчиной. Он был уроженцем Чикаго и фельдшером. Я познакомилась с ним в первый день моего пребывания в Катанге. Лерой пробыл в лагере достаточно долго, чтобы знать все тонкости. Он старался присматривать за новой девушкой из Нью-Йорка.

— Конечно, Лерой хотел залезть ко мне в штаны и флиртовал до неприличия. Многие из наших коллег по работе имели интимные отношения. Отчасти это была физическая потребность, а в основном — чувство, что завтра может наступить смерть. Я сдерживалась. Я была замужем и знала, что мой муж 

меня не предаст. Почему я должна была предать его, потому что мне было страшно и одиноко?

— Лора была чернокожей медсестрой из Атланты. Она была моей соседкой по палатке. Только в медицинском персонале было представлено двенадцать стран, но я старалась держаться американцев. Я сблизилась с Лорой. Однажды она с командой уехала на объект, расположенный в пяти милях от нашего основного объекта и так и не вернулась.

— Прошло два дня, прежде чем нашли их сгоревший автомобиль. Они нашли то, что осталось от мужчин, но не от женщин. Лора просто исчезла, чтобы никогда не вернуться. На её месте могла быть я. В ту ночь я попала в объятия Лероя и в течение следующих пяти месяцев была его спутницей во всех отношениях.

— В тот день, когда Лерой уехал домой, я встречалась с Джарредом, врачом из Лос-Анджелеса. Я трахнулась с Джарредом в то утро, когда уезжала. Прежде чем ты спросишь, это был не просто секс. Это было нечто большее, но то были лишь временные отношения. Моё пребывание с Лероем и Джарредом было делом времени и места. Мы не существовали в мире за пределами Демократической Республики Конго.

— Пожалуйста, скажи мне, что меня понимаешь,  — заключила она.

Я понимал. Мне это не нравилось, но я понимал, что произошло. Она лежала в моей постели, полностью накрыв меня. При всем своем росте в метр семьдесят восемь она была маленькой и хрупкой. Я очень её любил, но в тот момент я также её и ненавидел. Она предала меня во многих отношениях, и теперь я чувствовал себя просто глупо.

— Скажи же что-нибудь,  — потребовала она.

— Что говорить? Что поможет нам снова все исправить?

— Анна говорит, что мы должны вместе пройти консультацию. Говорит, что если вместе будем работать над этим, то сможем все исправить. Ты пойдешь?  — спросила она.

Я отстранился от нее и встал с кровати.

— Куда ты?  — потребовала она.

— Я пойду на консультацию, но сейчас мне нужно держаться подальше от тебя,  — сказал я и вышел из спальни.

Когда я уходил, она заплакала.