Преступление и наказание или Наказание страпоном Часть 3

Патрик

Я — Патрик Салливан, муж Лауры Паркер. Думаю, тот факт, что она не пользуется моей фамилией, кое-что говорит о наших отношениях. Проблема в том, что до недавнего времени я был довольно слеп и глух, когда дело касалось «той, кто скоро станет моей бывшей женой». Считайте меня одним из тех несчастных, что ослеплены настоящей красотой, а очнувшись, понимают, что совершили большую ошибку.

Сейчас я сижу в зале суда, обычно это моё любимое место, но не сегодня, поскольку я — клиент, а не адвокат. Мой адвокат Джеффри Дэвис (зовите меня Джефф) излагает моё дело судье Роксане Клермонт, которую в здании суда Ван Паттен ласково называют Рокки. Не в честь вымышленного боксера, а в честь мультяшной белки. Не могу точно сказать, откуда у нее такое прозвище. Возможно, дело в её высоком гнусавом голосе.

Рокки не слушает старого доброго Джеффа, основные качества которого заключаются в том, что он компетентен и выставляет разумную цену. Адвокат моей жены — совсем другое существо. Анжела Цинк — высокая, холодная блондинка в возрасте около сорока лет, которая может и очевидно пытается выглядеть на тридцать. Она одета не в типичную женскую адвокатскую форму — пиджак в темную тонкую полоску и черные брюки — Анжела одета в платье цвета шампанского, спускающееся чуть ниже колен и имеющее высокий кружевной воротник. Она элегантна и женственна и, кстати, просто БЕСПОЩАДНА.

Я был в достаточном количестве залов суда, чтобы знать, когда на меня устраивают засаду. Так что, поверьте мне на слово, это — засада. Все должно было быть достаточно просто. Соглашение о раздельном проживании подписано. Несправедливое соглашение, но в момент его подписания я был в очень злом настроении, и все карты были в моих руках. Я угрожал отправить в тюрьму её парня. Да, я — рогоносец. Тем не менее, я ожидал, что мне придется иметь дело с людьми моей жены, и мой нрав остыл, так что, Джефф был вправе вести переговоры.

У Лауры был другой план. Это стало очевидно, когда она появилась в свеженьком наряде. Однако дело не только в том, что это было новое платье. Оно больше напоминало "платье Сьюзи-домохозяйки", как будто она говорила: "О, давайте я испеку печенье на праздники". Её волосы были аккуратно собраны в хвостик, и она прикасалась к носу с помощью салфетки. Анжела любезно предоставила ей коробку салфеток. Лаура не умела готовить. До тех пор, пока мы не начали жить вместе, я даже не знал, что у неё есть кухня. В её семье всегда шутили о её недостатке домашних навыков. У неё трое сестер, и все они насмехаются над её способностью заниматься хозяйством. Она высокопоставленный юрист по облигациям и гордится тем, что не является домохозяйкой.

Я зацепил Джеффа:

— Пригласи её в качестве свидетеля, я уверен, что она не сможет продержаться и пяти минут.

Джефф разочарованно посмотрел на меня. Его уже достаточно потрепали.

— Мистер Салливан, есть ли у вас что-то ещё

добавить? — спросил Рокки.

— Ваша честь, я просто хотел, чтобы мой адвокат показал суду, что несмотря на внешний вид моей жены сегодня, она все же компетентный юрист и не брошенная домохозяйка.

— Суд осведомлен о занятости сторон. Напоминаю вам, мистер Салливан, что это гражданский процесс. Здесь нет ни виновности, ни невиновности, только проблемы в браке, — Рокки сделала паузу и затем направила свою стрелу на меня.

— Я полагаю, что сторонам возможно следует разойтись поспешнее. В соответствии с действующим законом я могу рекомендовать консультацию при подходящих обстоятельствах. Учитывая тот факт, что миссис Салливан уже начала консультации с национально признанным специалистом и согласилась оплатить все расходы, я устрою проведение консультаций здесь, — сказала она, пробормотав что-то в свою черед.

— Я сказала, что консультации раз в неделю до тех пор, пока суд не будет удовлетворен.

Джефф собирался возразить, что никогда не слышал о таком, но я схватил его за локоть и остановил.

— Мы влипли. Все уже решено,  — сказал я.  — Нет смысла причитать.

Затем я кивнул Лауре и её адвокату и выдал свою лучшую улыбку «это ещё не конец».

•  •  •

Потребовалось две недели, чтобы я получил письменный приказ, и то только после того, как я пригрозил, что не выполню его, если не получу в письменном виде. Мой друг Стивен Фицджеральд просмотрел со мной приказ судьи Роки Клермонт.

— Ты должен восхищаться Солом Соломоном. Он — чертовски умный адвокат,  — сказал Стив, покачав головой.

— Прости меня, если в данный момент я не нахожу его достойным восхищения.

— Эй-эй! Ты забываешь, что это мы здесь плохие парни. На его стороне правда, справедливость и американский образ жизни, не говоря уже о большинстве судей в этом штате.

— Не понимаю, к чему ему вмешиваться.

Мы не питали иллюзий по поводу того, что Лаура сама добилась приказа на консультацию по браку. Логичным противником была сука Цинк, но потребовалось лишь немного поспрашивать в суде, чтобы выяснить, что за день до слушания судья Клермонт обедала с главным административным судьей. Тяга на таком уровне должна исходить от очень влиятельного человека.

— Ты унизи свою жену и её любовника, причем оба являются партнерами в его фирме. Люди знают, что ты их трахнул. Тот факт, что никто ничего не может доказать, пока Лаура и Фрэнк держат язык за зубами, не делает то, что ты сделал, менее унизительным,  — сказал Стив.

— Но этот указ просто нелеп, его никогда не поддержат, — заявил я.

— Патрик, пожалуйста, скажи мне, что все те годы работы в офисе окружного прокурора не испортили твой разум?

— Нет. Я понимаю, что ему не нужно выигрывать. Он просто тянет время, но насколько долго это может затягивать дело? — спросил я, указывая на указание.

— Это зависит от того, что ты будешь делать. В указании говорится о семейном консультировании за счет другой стороны и предоставлении отчета через месяц. Он также выбирает консультанта с хорошей репутацией и высокой квалификацией. Но он не устанавливает конечную дату и требует частых поездок. Кроме того, он выбрал консультанта, который подходит для твоей жены, но не для тебя — все это хорошие основания для обжалования. Интересные вопросы, созданные для того, чтобы суд потратил время на их разбирательство.

— Хорошо, а как мне бороться с крупной юридической фирмой со всей ее властью?

— Мы сыграем им на руку. Через шесть месяцев я верну дело обратно в расписание к старому Рокки.

— И что заставит ее действовать?

— Сертиорари — либо она согласится на развод, либо мы обвиним ее в бездеятельности. Даже если Сол попытается затянуть дело в апелляционном суде, мы можем заставить ее принять решение, а правильное решение здесь может быть только одно! — пояснил мне Стивен (Сертиорари — это судебный приказ или распоряжение, с помощью которого вышестоящий суд пересматривает решение нижестоящего. Однако, на самом деле пересматриваются только действия нижестоящего суда. Это не апелляция).

— Как всегда, ты прав. Я это вижу, но терпеть не могу, когда меня подталкивают таким образом.

— Ну, и как у тебя обстоят дела с гордостью?

В ответ я смог только проворчать.

— Это цена, которую ты платишь за месть. Надеюсь, она того стоит,  — сказал он.

•  •  •

Во второй вторник апреля я оказался в офисном здании на Пятой авеню в Нью-Йорке. Утром приехал на поезде — билет в оба конца стоил сто два доллара. Не так уж и много, но более четырехсот долларов в месяц, как раз достаточно, чтобы подорвать бюджет бедного помощника прокурора. Они решили, что я полезу за деньгами, которые вымогал у Паттерсона, и они меня заловят. Я улыбнулся тому, насколько они меня недооценили.

Здание находилось на приличном расстоянии пешком от Пенсильванского вокзала, но не невозможном. Встреча проходила на седьмом этаже одиннадцатиэтажного здания. Офис, в который я в итоге вошел, был настолько не угрожающим, насколько это вообще возможно. Журналы на тумбочках вперемешку с книжками-раскрасками и мелками. Здесь не было секретаря или секретарши, на табличке было написано, что нужно позвонить в звонок, что я и сделал.

Меня впустила шестидесятилетняя женщина в охотничьем зеленом платье до щиколоток. Во внутренней комнате стояли четыре больших мягких кресла и маленький журнальный столик. К дальней стене был придвинут небольшой письменный стол. Комната была не очень большой, и была освещена и украшена так, чтобы создать теплую интимную атмосферу.

Лаура уже была там. Было ясно, что они разговаривали, и я не сомневался в том, что тема разговора была важной.

— Привет, Патрик, меня зовут Белла. Давай обозначим наши имена так: Белла, Лаура и Патрик. Ты согласен? — сказала Белла, уставив на меня свои проницательные темно-карие глаза.

— Наверное, это будет лучше, — ответил я.

— Я понимаю, что тебе не хочется быть здесь, но если уж тебе приходится, то давай постараемся. Я просто хочу помочь. Было бы обидно отказаться от помощи из-за гордости, — добавила она.

Я молча кивнул.

— Хорошо, теперь правила. Мы будем проводить одну сессию в неделю все вместе. А перед этим каждому из вас я предложу индивидуальную консультацию продолжительностью в 50 минут. На этой консультации можно поговорить о чем угодно, но я надеюсь мы будем говорить о причинах нашего присутствия здесь.

Она сделала паузу и продолжила:

— Ты не можешь пропускать сессии без разрешения суда. Однако, если возникнут какие-то важные дела, мы можем перенести сессию. В таком случае, мне придется докладывать перед судом каждый месяц из-за открытого постановления. Я сообщу суду, когда решим, что вы оба готовы завершить консультирование. Тебе это подходит? — спросила она, обращаясь ко мне, а не к Лауре.

Я кивнул в знак согласия.

— Замечательно. Поскольку ты меня не знаешь, Патрик, позволь мне рассказать немного о себе: я — врач и философ со свыше 30 годами опыта работы в области консультирования по вопросам брака. У меня есть несколько написанных на эту тему книг и я также преподаю в Нью-Йоркском университете.

— Теперь организационные моменты. Мне сказали, что у тебя свободный день по вторникам, Патрик, и Лаура сказала, что у нее тоже будет свободное время в этот день.

— По вторникам у Патрика вечерний суд,  — сказала Лаура, как жена, непринужденно объясняющая расписание своего мужа, как будто в мире нет ничего страшного.

— Вторник подойдет, но мне нужно успеть на поезд в 1:20,  — сказал я.

— Но мы можем поехать вместе,  — сказала Лаура.

— Нет!

— Нет проблем; есть ранние утренние поезда. Я встречусь с Лаурой в 9:00 утра, с Патриком в 10:00, а с вами вдвоем в 11:30, так что, у Патрика будет достаточно времени, чтобы успеть на поезд. Отсюда он сможет дойти до станции Пенн. Но, Патрик, у вас двоих будет домашнее задание, которое вы должны будете делать вместе, и для его выполнения вы можете иногда находить удобным использовать время в пути. Это — не требование, просто мысль,  — сказала Белла, завершая эту часть встречи.

— Ладно, для начала, я не выношу суждений и не оцениваю вину. Я здесь не для того, чтобы определять, хорошо или плохо то, что случилось. Во-вторых, я не разделяю вас на преданных и предателей. Жертва измены и изменщик. Вы — два человека в браке. Один из вас сделал нечто, причинившее боль другому. Вам обоим нужно с этим разобраться и принять свою долю ответственности за случившееся. Не равную долю, но какую-то часть,  — сказала она.

— Значит, она изменяет, а виноват я?  — сказал я.

— Разве я сказала так, Патрик?  — спросила Белла, как будто разговаривала с маленьким ребенком.

— Я сказала, что каждый из вас несет ответственность, но не в равной степени. Так что, ты, Патрик, виноват не полностью, но должен взять на себя часть ответственности за то, что случилось,  — сказала Белла, вернув себе самообладание и бросив на меня взгляд, говорящий «остынь, ублюдок».

— В конце концов, моя цель здесь не удерживать вас вместе. Нам нужно выяснить, что будет лучше для обоих. Я надеюсь, мы сможем прийти к согласию о том, какое решение будет наилучшим.

Затем она попросила Лауру рассказать ей о нашем браке, не углубляясь в вопросы о верности. Во время рассказа Лауры Белла не спускала с меня глаз. У меня сложилось ощущение, что она пытается проникнуть в мою душу.

По окончании сессии она проводила нас до выхода и прошептала мне:

— Пэт, я понимаю, что тебе не хочется быть здесь, но надеюсь, что у тебя достаточно мужества использовать это.

С этими словами мы расстались. Я знал, чего хочет Белла. Она хочет подорвать мою гордость и заставить меня вернуться к Лауре и стать послушным ковриком для своей жены. Но этого не произойдет.

В поезде на север я включил интернет на своем телефоне и начал просматривать новости, чтобы занять себя. На сайте газеты "Таймс Юнион" был заголовок:

ВАН ПАТТЕН ПОЛУЧИЛ НОВОГО ВРЕМЕННОГО ОКРУЖНОГО ПРОКУРОРА.

Статья содержала лишь самые общие факты. Упоминалось о моем приеме в коллегию адвокатов, обучении в юридическом колледже и времени работы в офисе окружного прокурора. Больше ничего не было известно. Я предполагал, что подробности станут известны позже, и будет много спекуляций. Пусть все догадываются. Но главное, чтобы Лаура была возмущена. Она узнает, как я это сделал, и больше не будет рассматривать меня как беспомощного дурака, которым можно манипулировать. Я - окружной прокурор. У меня есть карьера, хоть и всего восемь месяцев, но я наконец-то стал кем-то.

•  •  •

Первая встреча с Беллой Московиц у меня была в следующий вторник утром в 10:00. Я приехал как раз в тот момент, когда уходила Лаура, я подождал, пока она уйдет, поэтому опоздал на несколько минут.

Белла подчеркнуто сообщила мне, что она ожидает, что я буду приходить вовремя.

— Как вам спится, Патрик?  — спросила она.

— Отлично, почему бы и нет?  — спросил я.

— Ну, ты явно совершил действия, являющиеся морально неправильными, если не преступными, хотя я — не такой эксперт в этом, как ты,  — сказала она.

— Ну, не вижу никаких доказательств того, что я совершил какое-то преступление.

— Теперь это твой стандарт? Твоя жена говорила мне, что у тебя очень высокие моральные стандарты. Разве она неправа?

— Когда это стало моей виной? Я здесь невиновен.

— Ты на самом деле так считаешь?

— К чему это все?  — спросил я.

— Я считаю, что тебе нужно простить себя, и не верю, что ты сможешь это сделать, пока не простишь свою жену. Видишь ли, я уже видела таких мужчин как ты. Ты предавал себя, чтобы избежать боли, которую испытывал из-за прокола своей жены. Лаура не могла предвидеть, как тебе будет больно, ей это и в голову не приходило. Я знаю, что тебе трудно это принять, потому что у тебя совершенно иной взгляд. Отсутствие намерений у твоей жены не смягчает боль, которую ты почувствовал. Твоя реакция — это попытка избежать боли, но она не может быть успешной. Тебе будет больно до тех пор, пока ты не решишь проблему.

— Я вижу, что 

нужно простить и забыть, и все будет хорошо.

— Я этого не говорила. Для начала тебе нужно простить, а затем совершить покаяние, чтобы восстановить самоуважение. Сейчас ты не можешь жить с собой и отрезал себя от человека, который любит тебя больше всего на свете. Патрик, ты заблудился, позволь Лауре помочь тебе вернуться туда, где ты был.

— Прости, но я не пойду на такое. Она сделала мне предательство. Поддалась этому ничтожному дураку. Видимо, она останется с ним.

— Хорошо, я терпелива. Ты придешь в себя скорее раньше, чем позже, но мы можем подождать.

В каком-то смысле она права, мне не хватает Лауры. Прошлая неделя была ужасной. Быть "белой вороной" на посту прокурора сложно, особенно когда у высшего руководства есть причины тебя ненавидеть за то, что ты нарушил комфортную обстановку. Старшие коллеги из прокуратуры Ван Паттена думали, что смогут забрать лавры и переложить работу на других. Я помешал им этому плану. Теперь они должны были либо работать со мной, либо уйти. Они уходили так быстро, как только могли найти новое место для работы. С другой стороны, некоторые видели во мне героя. Это странно, но это только ухудшало мое состояние, словно я не заслужил этого, а украл то, что, если быть честным, было правдой.

— Скажи, Патрик, как ты отвечаешь людям, которые спрашивают, как ты стал прокурором? — спросила Белла. Она была проницательной и могла найти твои слабые места.

— Разве ты не читаешь "Газету Скенектади"? Я - бывший подопечный губернатора. Он - мой наставник и вытащил меня из забвения, потому что видит мои врожденные способности — сказал я с ухмылкой на лице, и она ответила улыбкой.

— Кто-то в это верит? — спросила она.

— В это верят все до такой степени, что это стало правдой. Как говорят юристы, никогда не путай факты с правдой. Факты только запутывают присяжных и мешают им верить в то, во что они хотят верить — ответил я.

— Я и не думала, что ты такой циничный,  — сказала она.

— Век живи — век учись.

— Как я и предполагала, твоя жена — не более чем удобная мишень, проблемы гораздо глубже, не так ли?

— Ты молодец, но это ни к чему не приведет. Она изменила, и точка.

— Нет, я так не думаю. Ты позволил ей изменять, чтобы дать себе оправдание, оправдать свои действия. Бедная Лаура оказалась в ловушке обстоятельств. Она считает себя гораздо более ответственной, чем ты. Более доминирующим партнером, но это — иллюзия, сила всегда была на твоей стороне, все, что тебе было нужно, это напрячь мускулы.

— Ты в этом уверена?

— Да, но мне интересно, когда ты сжалишься над этой бедной девушкой и перестанешь наказывать её за то, что она слабее тебя?

— Ну, вот, я — пострадавшая сторона, а ответственность общая,  — сказал я.

— Ты думал, что я настолько слепа, что не вижу правды, или собирался ослепить меня своими адвокатскими уловками?

— Значит, она может 

спать с другими мужчинами, а я должен просто стоять и смотреть.

— Она хотела ребенка, как хотят большинство, если не все женщины. Она откладывала это, чтобы сделать карьеру, но это её глодало. Она была легкой добычей для такого мужчины как Паттерсон. У нее был муж, но он отказался её защищать. Возможно, не любит её по-настоящему?

— Я её любил и знал, что не смогу её остановить. Она в меня не верила.

— И ты ей показал.

— Да.

— Так прости её, это — достойный поступок, ей так больно:

«Нет милосердия по принужденью.

Оно спадает ласковым дождем

С благих небес. Благословенны оба.

И кто дает, и кто принимает его.

И чем более могущественное сострадание,

Тем более величественная сила сострадания».

— Я должен был предположить, что ты процитируешь женщину-адвоката, но как это повлияет на меня? Как я буду считать себя мужчиной, если я соглашусь с этим?

Она обратила на меня свои глаза темного оттенка и произнесла:

— Я верю в тебя, Патрик. Ты поистине храбрый, и я знаю, что ты не подведешь меня. У тебя так много мужества, что не страшно то, что подумают другие люди.

• • •

Было четыре часа утра в воскресенье, и за исключением текущего дня я работал прокурором всего двенадцать дней. Дом на Индиан Хилл Роуд был скромным ранчо с двумя спальнями. Это был типичный ранчо с гаражом на одном конце, который иногда превращался в спальню или расширялся до формы флигеля. Несколько лет назад он был продан за более чем сто тысяч долларов, когда рынок находился на пике своего развития, но теперь, после спада, дом выглядел заброшенным.

До этого момента единственное преступление, с которым он когда-либо имел дело, было мошенничество по ипотеке, в котором замешаны крупнейшие банки Америки и их сообщники в Федеральной резервной системе и Казначействе США.

На крыльце меня встретил сержант Брандт из патруля шерифа. Он был угрюм.

— Вот это место, — почти шепотом сказал он, ведя меня через главную дверь прямо в гостиную.

В центре комнаты лежал безголовый труп. Сцена была ужасающей, и я не мог поверить в то, что происходит. Кровь пачкала пушистый ковер под телом. Ковровое покрытие выглядело новым, и я задумался о том, сколько времени предыдущие хозяева потратили на выбор его цвета и плотности, как мы с Лаурой делали для нашего маленького дома. Сейчас я больше всего скучал по ней. Ее не будет рядом, когда я вернусь домой, чтобы разделить это бремя и придать моим силам и интеллекту еще больше силы. В углу тусовались еще три помощника шерифа, а главный следователь сидел возле трупа на сухом ковре в наклонной позе.

Филип Слоан был невысоким толстым мужчиной лет шестидесяти, одиннадцать дней назад ставший главным следователем окружного прокурора Ван Паттена, другими словами, он работал на меня. Он был моим первым назначением.

У него вообще не было опыта работы в правоохранительных органах. Он был частным детективом, а не полицейским, пока около десяти лет назад не устроился на полставки к моему предшественнику. Мы вместе работали над многими делами, и я 

знал, что он — лучший из тех, кто у меня есть. У него нет политических связей, но при этом мне не нужно было беспокоиться о политике.

— Оторванные голова и кисти затрудняют идентификацию, но не делают её невозможной. Судя по количеству крови, он был жив, когда ему отрезали голову,  — сказал Фил.

Я чувствовал, что они все наблюдают за мной. Там были Брандт, Слоан и ещё трое помощников шерифа. Я молча кивнул головой. Меня не тошнило, если они ожидали именно этого.

— Я попросил Брандта позвонить в полицию штата и дать им неверные указания, чтобы у нас было время сначала все осмотреть. Мы все сфотографировали,  — сказал Фил, затем потянулся вниз и поднял одну из рук без кисти.

— На обеих руках у него следы от игл, а его татуировки говорят о том, что он — Ангел Ада. У нас не должно возникнуть проблем с его опознанием.

На трупе была белая футболка или то, что раньше было белым, и пара черных кожаных штанов.

— Пиджака нет?  — спросил я.

— Нет. Либо им нужен был трофей, либо они используют его, чтобы передать сообщение. Я бы предположил последнее,  — сказал Фил.

— Подумаешь, наркотики?

— Я подозреваю, что да, возможно, это — конфликт из-за поставок в Вермонт и Нью-Гэмпшир.

Путь запрещенных веществ в Вермонт проходил через столичный округ Нью-Йорка. Обычно я не был причастен к этому, но здесь кто-то явно решил сделать шумиху, и таким образом мне пришлось разобраться с этой затянувшейся ситуацией (дама пик — самая неприятная карта в игре "Черви", любимой студентами-юристами, а почему они предпочитают такую странную игру — загадка). Факт остается фактом: труп без головы вызвал бы большой резонанс в СМИ, но скорее всего полиция штата не обратила бы на это внимание.

Криминалистическая лаборатория штата была лучшей своего рода, но полицейские штата напоминали своим поведением больше ковбоев в форме, чем законопослушных служителей порядка. К сожалению, чтобы раскрыть это преступление при наших скудных ресурсах, нам понадобится истинное везение. В конечном счете, оно бы раскрылось только тогда, когда кому-то потребовалось бы обменять информацией, чтобы избежать другого обвинения. Это займет много лет. А пока что, так как это произошло при мне, ответственность возложат на меня, и мои ничтожные шансы на следующих выборах исчезнут.

Я глядел на окружающих меня людей и видел, что они разделяют мои мысли. С тех пор как я стал властью, я потерял множество коллег. Те, кто еще не ушел, уже планировали свой отъезд. Это ужасное убийство стало для меня еще одной тяжкой ношей.

Без Лауры я был одинок. Мой единственный настоящий друг Стивен был занят расследованием громкого убийства в округе Вестчестер. Оглядываясь по сторонам, я осознал, что сейчас нужно доказать свою способность руководить.

— Мой папа говорил, что Бог никогда не посылает нам проблем, если не чувствует, что мы к ним готовы. Так что, давайте сделаем все что в наших силах, а остальное оставим Богу,  — сказал я.

Наверное, это было правильно, потому 

что я увидел вокруг решительные улыбки. Когда я уходил, появилась полиция штата. Пусть они просто соберут улики и не испортят дело,  — взмолился я.

•  •  •

Обязанности моего секретаря исполняла Катрина Гомес. За две недели до этого она занимала низшую ступень в офисной иерархии, но это было до массового исхода. Я не мог винить сотрудников — большинство из них следовали тому, что считали своими политическими интересами. Катрина сообщила мне, что пришел Фил Слоан. Фил вошел, неся стопку папок.

— Мы опознали нашу жертву и догадываемся, кто его убил,  — сказал он, положив папки на огромный стол, который теперь занимал я, как исполняющий обязанности окружного прокурора.

— Добрый день, Фил, я тоже рад тебя видеть,  — сказал я, а он лишь махнул рукой.

— У нас нет времени на светские беседы. Нам нужно ловить стервятников.

Затем он объяснил, что убитый — Рикки Сент-Саймонс, бывший Ангел Ада. Рикки управлял вереницей женщин, в основном бывших проституток, которые достаточно хорошо одевались, чтобы сойти за домохозяек. Сделка с местным магазином подержанных автомобилей давала им доступ к минивэнам. Раз или два в неделю они ездили в Вермонт и разгружали партию героина.

— Вот что мы нашли в этих следах: у него был героин,  — сказал Фил.

— Значит, жертва — торговец героином?

— Нет, автомобиль всего лишь средство передвижения. Дилеры, вот где настоящие игроки.

Из стопки документов я взял файлы на несколько человек из северного отряда банды "Грифы" - чернокожих мотоциклистов. Они действовали от Нью-Йорка до Олбани и использовали Рики, чтобы достичь Вермонта.

- Похоже, между ними произошла разногласия, - сказал Фил.

- Итак, у нас есть жертва и подозреваемые, но нет дела.

- Пока нет, но есть это, - сказал он, толкая ко мне через стол последний файл.

Орудием преступления было мачете, и жертва лишилась головы еще при жизни. Это оружие использовалось ранее дважды в Нью-Йорке, но ни разу голова не была отрублена; однако оно оставляло очень характерные следы по мнению экспертов.

- Они могут определить оружие? - спросил я.

- Так говорят ребята из штата. Если мы его найдем! - Фил широко ухмыльнулся, говоря это. Я видел, что он представляет себе, насколько трудно будет найти то, что, если преступники были настолько глупы, чтобы его хранить, будет хорошо спрятано. Тем не менее, это была возможность.

• • •

Через неделю я находился в пустой комнате без окон, которая была чуть больше шкафа. За маленьким столом сидела Кэти Луминус. Ее большие карие глаза пристально смотрели на меня - и не в самом доброжелательном смысле. Я похитил ее и ее двухлетнего сына из коридора офиса Департамента Социальных Услуг. Мы находились в конце коридора от офиса ДСУ, куда она только что пришла для получения пособий и встречи с консультантом по трудоустройству.

За безопасность в ДСС отвечал офис шерифа. Брандт придумал, как вывести наших парней на позицию, чтобы мы могли незаметно совершить захват. Старшему сыну Кэти было почти пять лет, и он ходил в местный привилегированный 

детский сад. У нее была лилейно-белая кожа и светлые волосы, что делало её темные глаза ещё более выразительными.

— Кто вы такой, черт возьми?  — спросила она с враждебностью в голосе.

Она была симпатичной, но не красивой. Главными её достоинствами были глаза и худощавое тело. Перси Джексон по кличке Пи Джек, но известный своим близким как Пи Джей, любил, чтобы его киска была тонкой и белой. Кэти была его северной любовницей, у него была ещё одна в Нью-Йорке, с такого же цвета лицом, но с тремя детьми. Двое детей Кэти были красивыми смуглыми малышами. Официально отцов у них не было, но Перси, как известно, не отпускал своих женщин на свободу, пока не покончил с ними. Поэтому было сильное подозрение, что эти мальчики и трое на юге — от Перси.

— Мисс Луминус, я — Патрик Салливан, окружной прокурор округа Ван Паттен.

Она фыркнула. Она держала жесткую оборону, но я рассчитывал на её ум.

— Итак, мистер прокурор, что вам нужно?

— Немного информации, всего лишь ответы на два вопроса.

— Я кажусь вам глупой?

— Нет, на самом деле я надеюсь, что вы будете очень умны.

— Правда!

— Видите ли, я надеюсь избежать судебного преследования такой милой молодой женщины за мошенничество с социальным пособием и лишения её детей матери.

На это она только улыбнулась.

— У вас ничего нет, и я это знаю. Меня привлекли лишь потому, что я отработала свои пять лет, и теперь мои пособия сокращаются. Госпожа говорит, что я должна устроиться на работу, что они помогут мне с уходом за детьми и с оплатой проезда. Но я думаю, что уход за двумя детьми — это работа на полный рабочий день.

Она была уверена в своей безопасности, но я уже держал ее за ниточку, только она об этом еще не подозревала.

- Неужели ваш рабочий день так занят? Вы же целый день учились, чтобы получить степень медсестры. Интересно, почему вы не рассказали об этом раньше? Ведь социальная служба могла бы помочь вам с организацией детского сада и оплатой проезда до учебного заведения. Хотя, конечно, проезд вам не нужен, учитывая наличие двухлетнего Шеви. И будет достаточно трудно объяснить, откуда взялись деньги на обучение и покупку книг. Говорят, что Сент-Роуз колледж очень дорогой.

- Моя мама мне помогает.

- Она умерла год назад. Но это никто не заметит при просмотре ее банковских выписок из Пионерской сберегательной кассы - сказала я и передала ей эти записки.

- За такое ничего не случится. Я просто стремлюсь к самосовершенствованию и пытаюсь уйти от социального обеспечения. Ведь система просто глупая - она не дает возможности выбраться из этого круга.

Она была права. Том Мейтланд, бывший главный адвокат окружного суда, был моим законным супругом до своей неожиданной кончины. Его экс-жена, Бет, работала в местном отделе социального обеспечения и постоянно жаловалась на то, что окружная прокуратура не занимается преследованием мошенников. Проблема заключается в том, что за пределами больших городов такие случаи практически не встречаются.

Местные жители называли это место "маленьким Олбани", потому что все здесь знают друг друга. Если и происходит какое-то мошенничество, то оно имеет незначительный характер. Кто-то задерживается с уведомлением о новой работе или месте жительства. А прокуратура установила порог для начала расследования - сумма должна быть не менее трех тысяч долларов. Из-за этого крупные мошенничества практически исключены, и мы продолжаем работать над делами, которые считаем важными.

— Так оно и было, но я вношу изменения. Вы у меня за то, что не сообщили об имуществе, то есть о машине последней модели и наличных деньгах, поступающих на банковский счет и снимаемых с него. Готовы ли вы рискнуть, что сможете противостоять обвинениям?

Она пристально посмотрела на меня.

— Нас записывают?

— Нет, я выгляжу глупым? Я только что насильно захватил женщину и её ребенка, как, по-вашему, я выгляжу глупым?

— Хорошо, так что мы делаем?

— Два вопроса. Первый: две недели назад в субботу вечером с кем тусовался Пи Джек? Я полагаю, что его алиби — вы и, следовательно, знаете, с кем он был на самом деле.

— Нет. Я не подкатываю к Пи Джеку.

— Я вас об этом и не спрашивал. Просто мне нужно знать, с кем он был. Между нами, это не получит продолжения, так как никто не знает, что вы здесь, со мной.

— Хорошо,  — сказала она, и я передал ей желтый блокнот и карандаш.

Она записала имена и вернула блокнот мне.

— Последний вопрос,  — сказал я, просматривая имена.  — У кого мачете?

Она долго колебалась, затем обвела имя и положила карандаш на стол.

Встав, она спросила:

— Мы закончили?

— Да,  — ответил я.

Я встал, подошел к двери и постучал, её открыл Брандт и, когда все было чисто, выпустил её. Он посмотрел на меня, и я смог только улыбнуться. У нас есть первый кусок.

— Вот этот,  — сказал я, указывая на список имен того, кто стоял в круге.  — Мы следуем за ним везде, куда бы он ни двинулся.

•  •  •

Белла была настойчивой. Она приставала ко мне до такой степени, что мне хотелось её задушить, но я думал, что достаточно контролирую себя, чтобы справиться с тем, что она в меня бросила. Наивность — вот слово, которым можно назвать то, чем я был. Совместный сеанс начался нормально, Лаура говорила как обычно. Индивидуальное занятие один на один с Беллой в 10:00 утра прошло хорошо. Она много бросала в меня, но мне удавалось уворачиваться и блокировать все.

Неожиданно она набросилась на Лауру, словно яркая змея.

— Что именно ты имела в виду, говоря, что сожалеешь о том, что произошло с Фрэнком Паттерсоном? — спросила Белла остроумным тоном, прежде не слышанным.

— Ну, я имела в виду... — Лаура запнулась, не зная, что сказать. Меня всегда интересовало, что делала моя жена в спальне Паттерсона, но я боялся задать этот вопрос. У Беллы не было таких запретов. В то время как я с ужасом и возрастающим отвращением наблюдал за происходящим, Белла начала выведывать подробности у Лауры. Она не приемлемых понятий не использовала. С каждой попыткой Лауры избежать ответа, Белла настойчивее требовала разъяснений. Мне было жаль мою жену: хоть я и ненавидел ее поступок, было очевидно, что то чудесное время стало для нее большой раной.

Затем Белла рассказала об интимной истории Лауры до нашего брака. Она не употребляла грубых слов, но подразумевала, что Лаура была обычной проституткой. Картина Лауры начинала складываться. Она оказалась не такой, как я ее представлял. Женщина, которую я знал, была уверенной в себе и слегка презрительной. Теперь же эта Лаура была неуверенной в себе. Она сомневалась в своей привлекательности и думала, что мужчины хотят ее только из-за секса. Это было потрясающе, но я поверил, потому что Лаура, которую я думал, что знаю, никогда бы не призналась в том, что она теряет контроль над собой.

Слезы текли по лицу Лауры. Всегда поражало меня то, как из ее носа текут слезы струйкой, когда она очень расстроена. Лаура скрючилась в кресле, слезы стекали по ее подбородку и носу, сопли текли по губам — мир не хватало салфеток, чтобы остановить этот поток. После казалось бесконечного времени все закончилось, я перестал слушать, это было слишком больно. Когда я взглянул на часы, было уже 13:30. Я опоздал на поезд.

— Нет проблем. В её состоянии Лаура все равно не сможет сама доехать до севера. Тебе придется вести машину,  — сказала Белла так легко и весело, словно последние сто двадцать минут мы обсуждали садоводство.

Когда я помог Лауре подняться и выйти, Белла весело сказала:

— Увидимся на следующей неделе.

Глаза Лауры искали мои, и в какой-то момент я увидел в них страх. Уверен, что мои глаза, в худшем случае, показывали замешательство. Это был её советник, и я понятия не имел, почему Белла так основательно раздавила и унизила Лауру.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти на парковке машину Лауры, находившуюся через две улицы. Я усадил её на пассажирскую сторону кабриолета BMW, который так хорошо знал. Я водил 5-летнюю Honda Civic, которую новой купила для меня Лаура. Её спортивный автомобиль стоимостью восемьдесят тысяч долларов мы купили три года назад, когда переехали в Олбани, это был своего рода подарок на прощание для нас обоих, хотя я никогда не ездил на нем, предпочитая «Хонду». Наверное, я не тот человек, которого считают мачо, ненавижу машины.

В детстве, когда я рос в бруклинском районе для среднего класса, ни у кого не было машины, потому что нам негде было её парковать. Наша жизнь вращалась вокруг метро и автобусов.

BMW был почти оплачен. Ей нравится эта дурацкая машина,  — подумал я, помогая ей сесть в нее. Я не хотел машину Лауры, я думал о том, чтобы попытаться отнять её у нее, но она была слишком дорогой в обслуживании, и мне было противно на нее даже смотреть. Для нее это был символ статуса. Она говорила о том, что она — важный адвокат. На каком-то уровне машина меня бесила. Теперь я знал, что это — не просто символ статуса, а костыль 

Поездка обратно в Олбани прошла спокойно. В начале пути возникли некоторые трудности с выездом из города, так как я, родившийся и выросший здесь, никогда не водил машину. Цены на парковку меня шокировали - они почти равнялись стоимости билета на поезд туда и обратно. Лаура просто свернулась в кресле пассажира и стала безучастной. По дороге к Ньюбургу она начала тихонько всхлипывать. Я положил руку ей на плечо и нежно сжал его, не зная даже почему. Это вызвало у нее приступ слез.

— Лаура, все уже позади. Прекрати плакать и сядь спокойно.

— Ты не представляешь, как мне не хватает твоего прикосновения. Звучит глупо, но иногда мне так нужно просто коснуться тебя, — пробормотала она.

Назад вернуться уже было невозможно.

— Мне так скучно без тех взглядов, которыми ты меня окружал. Знаю, что ты меня теперь ненавидишь и не хочешь видеть, но мне так не хватает тебя, — продолжала она, разрыдаясь все громче и громче.

Когда мы подъехали к Селкирку, я спросил ее, куда ее доставить, и узнал, что она временно остановилась у Сьюзан и Стивена. На самом деле это был дом Сьюзан, которым они делились с Стивеном. Он в данный момент находился за городом, чтобы защитить свою жену от обвинений в убийстве ее мужа.

Проехав Бехер-роуд в Альтамонте, я вспомнил приятные мгновения проведенные на этой дороге. Когда я увидел асфальтированный подъем к дому Сьюзан на небольшом холме, то понял, что здесь уже очень давно не был. В прошлом это был старый фермерский домик с крошечными размерами, а сейчас - шестиспальный дом с отдельно стоящим четырехсекционным гаражом и загородным сараем. Они планировали превратить сарай в офис, когда Сьюзан станет матерью и Стивен - отцом, работающим из дома на полставки. Мне было интересно, как эти планы сочетаются с его неожиданной известностью в роли защитника.

Я остановил «Бимер» у гаража.

Лаура повернулась ко мне и сказала:

— До тебя я никогда и никого не любила. Мне очень жаль. Ты, наверное, никогда меня не простишь, но, пожалуйста, постарайся запомнить те хорошие времена, что были у нас.  — Затем она выбежала из машины и помчалась по дорожке, выложенной камнем, через крыльцо большого фермерского дома внутрь.

Я вышел из машины, закрыв двери, а из дома вышла Сьюзен. Было чуть менее четырех часов дня, и я удивился, увидев её дома так рано. Она спустилась со ступенек крыльца и стояла, скрестив руки на груди, глядя на меня. На ней были джинсы и поношенная толстовка университета Фордхэм, должно быть, Стивенса. Она по-прежнему была самой красивой женщиной на свете.

— Гордишься собой, Пэт?  — спросила она.

— Это не я, а эта чертова консультант.

— Вижу, лично ты не имеешь к этому никакого отношения. Просто ведешь себя словно ребенок и ни в чем 

не виноват,  — сказала Сьюзен.

Я мог бы сказать много гадостей по поводу её поведения, но прикусил язык.

— Пожалуйста, Сьюзен, не вмешивайся в это.

— Как я могу? Когда два человека, которых я люблю, уничтожают друг друга из-за ерунды.

— Для меня это не ерунда,  — ответил я.

— Такая уверенность в себе, настолько сильная. Никакой терпимости к нам, слабым личностям. Надеюсь, когда-нибудь вы со Стивеном узнаете, что такое быть человеком.

Сказав это, она повернулась и пошла обратно в дом.

Я вызвал такси по мобильному телефону, пока шел к дороге. Поездка заняла сорок минут, и у меня было время проклясть Беллу Московиц, Роксану Клермонт, Анжелу Цинк и всех остальных якобы хороших женщин, которые, по моему убеждению, втайне ненавидят мужчин и делают нашу жизнь несчастной. У меня также было время обдумать последнее замечание Сьюзен. Что оно означало?

В ту ночь у меня не было возможности смотреть "Вечерний суд". Это было единственным преимуществом моей новой должности. Ближе к полуночи я получил звонок от Стивена.

- Привет, Пэт, я хотел бы спросить, как у тебя дела, но я уже знаю, - сказал он.

- Да? И что Сьюзен рассказала тебе?

- Она сказала, что ты невозможный, незрелый, безразличный и возможно ненормальный. И это только слова на "н". Мы более двух часов разговаривали по телефону о твоих недостатках, - ответил он.

- Прости, это не твоя проблема. Я понимаю, что ты занят в суде и не стоит слушать обо всех моих проблемах.

- Ты также не виноват. Кроме того, это был нужный перерыв.

- Ну и как дела? - спросил я.

- Могло быть и лучше, - ответил Стивен.

- Так плохо?

- Противоположная сторона не допускает много ошибок. Ей следует признать это. Они хороши.

- Только они? - сказал я.

Стивен засмеялся и сказал:

- Они нарушают правила.

Обычно женщины становятся в лучшем случае средними юристами. Видимо, дело в хромосомах. Они склонны к сотрудничеству, а не к конфликтам, а судебный процесс - это просто драка, и чем более непорядочно и злобно ты можешь ее развязать, тем лучше. Ничего не упускай и ударь в спину, если можешь. Большинству женщин не нравится участие в разбирательствах, но есть исключения.

- Я просто хотел бы играть без ограничений, - сказал он.

- А что это значит? - спросил я.

Стивен задумался на мгновение, а затем очень тихим голосом сказал:

- Клиент невиновен.

Я молчал некоторое время, а затем единственное, что я мог сказать:

- Прости.

- Ты не виноват. Иногда такие вещи случаются, - сказал он.

— Между вами со Сьюзен все хорошо?  — спросил я.

— Все хорошо, а почему ты спрашиваешь.

— Ну, когда мы с ней разговаривали, она сказала нечто смешное, якобы мы с тобой — не люди,  — сказал я.

Наступила долгая пауза, а затем он сказал.

— Думаю, у нее проблемы с моим успехом. Не знаю точно, это лишь догадка.

— Что ж, возможно, я проиграю это дело, и все вернется на круги своя,  — добавил он.

Мы закончили разговор, пообещав встретиться, когда он вернется, чтобы выпить.

•  •  •

Дженни Трюдо была «тощей задницей белой шлюхи», так она сказала мне при 

нашей первой встрече.

Мы встретились, потому что её арестовали за домогательства, но задержание было сомнительным.

— Может, я и шлюха, мистер Салливан, но узнаю копа, когда его вижу. Это обвинение — полная чушь.

Так и было, и я отпустил её и двинулся дальше. Она была благодарна мне тогда и, надеюсь, будет благодарна сейчас.

— Так, что тебе нужно, мистер Большая шишка Окружной Прокурор? Нужны мои профессиональные услуги? Я слышала, у тебя дома не все хорошо,  — сказала она.

В этом городе ничто не остается незамеченным, и я был уверен, что слухи ходят с тех пор, как я подал на развод.

— Мне требуется услуга иного рода,  — сказал я.

— Ну, можешь попросить, но ты уже сделали для меня кое-что по обвинению в ерунде раньше, так что, естественно для такого хорошего парня как ты...

Я достал набор фотографий, обычно используемый для показа свидетелю вместо полного ряда, чтобы посмотреть, сможет ли она опознать подозреваемого. Только в этом случае все они были подозреваемыми, членами банды байкеров «Грифы».

Я заметил, что в глазах Дженни появилось признание.

— Узнаешь этих парней? — спросил я.

— Да, и я ничего не должна тебе, — ответила она.

— Прокурору нужна твоя помощь, и я гарантирую, что она больше не обратится к тебе.

Мне понадобилось много времени, чтобы убедить ее в этом, но в конце концов она согласилась. Затем нам нужно было придумать историю. В основном это была правда - она работала в клубе "Грифы", предоставляя свои профессиональные услуги. Мы только добавили несколько подслушанных разговоров о Татере Сэмюэле Татро, известном как Тот Татер или просто Тот. Говорят, у него есть мачете.

— Итак, это наш план. Вам нужно рассказать все сержанту Брандту, а он сделает всё остальное, — объяснил я удовлетворенно. Нам скоро потребуется ордер на обыск.

— Я доверяю тебе, мистер Салливан. Позаботься обо мне, — сказала Дженни.

Я заверил ее, что все будет в порядке. На самом деле я был не так уверен.

Мы нашли мачете в хранилище в небольшом городке на севере от Олбани по имени Уотервлиет. Слежка за Тотом принесла результаты. Теперь оставалось только заставить кого-то заговорить. Я привел Тота, посадил его в комнату на 23 часа и обвинил в незаконном хранении оружия - мачете. Затем мы привели Малого Тома, известного как Томас Лексингтон, гиганта ростом 196 см и весом 129 кг. Тот, ростом 170 см, не смог отрубить голову Рикки Сен-Симону. Я решил, что эта работа достанется Малому Тому.

К тому времени, когда мы начали допрашивать Маленького Тома, он понял, что его сдал Татер, и дал нам то, что было нужно, чтобы произвести остальные аресты. Аресты пришлись на выходные в День поминовения. Мне оставалось всего шесть недель до окончания восьмимесячного срока.

Я знал, что думает Рассел Дьюит, председатель республиканцев округа Ван Паттен. Прокуратура казалась ему сливой, из которой 

можно выжать немного сока. В сильно республиканском округе незанятый офис был подарком. Этот Салливан, временный парень, не представлял никаких проблем, когда у него возникли проблемы с тем безголовым трупом. Теперь он производит аресты, и те же самые так называемые журналисты, которые на прошлой неделе его ругали, называют его самым способным окружным прокурором штата. Господи, ему придется вернуться назад и пересмотреть всю свою стратегию. Запустить этого дурака Декстера Элинга, которого знала публика, не зная, насколько он некомпетентен. Возможно, в следующий раз он смог бы выдвинуть более подходящего кандидата. Это дало мне возможность баллотироваться против Декстера. Я с нетерпением этого ждал.

•  •  •

К концу августа мы ходили на консультации уже почти пять месяцев. С того сеанса, где Белла разорвала Лауру на части, прошло много недель. Белла потратила это время на восстановление Лауры. Лаура снова была почти той же уверенной в себе женщиной, на которой я женился. Я решил, что в безумии Беллы есть свой метод. Я видел, что Лаура — на грани того, чтобы простить себя. Даже я нехотя готов был простить её. Чего я не хотел делать, так это оставаться на ней женатым, поскольку, насколько я понимал, моя жизнь с Лаурой закончилась.

— Что случилось, Пэт? Ты не можешь преодолеть свою гордость? — спросила Белла во время нашего личного разговора.

— Нет, дело в том, что я не могу избавиться от иллюзий, которые у меня были. Возможно, я слишком рано женился. В прошлом я был незрелым, так как считали некоторые люди. Она для меня была почти как богиня. Может быть, я плохо видел ее.

— Кто на самом деле знает человека, за которого выходит замуж. Все мы носим маски в этом мире. Брак включает в себя умение любить другого человека таким, какой он есть. А не таким, каким мы хотели бы его видеть. Возможно, ты был наивным, но ты не обязан оставаться таким — сказала она.

— Ты права, пришло время повзрослеть и двигаться дальше, как ты говорила. Но я намерен идти вперед без Лауры.

Белла покачала головой.

— Ну ты действительно крепкий орешек. Я знаю, что настанет день, когда ты будешь сожалеть о своем решении. Ты женился на Лауре перед Богом, хорошо это или плохо. Эти узы вечны для тебя. Ты принадлежишь ей, а Бог найдет способ исполнить свою волю. Я оставлю это на его суд. Я сообщу судье, что консультации закончатся в конце сентября и до этого времени я буду работать над разводом между вами двумя. Тебе не против? — спросила она, глядя на меня своими глубокими глазами.

— Звучит хорошо — ответил я.

То же самое она сказала нам на общем собрании и Лаура выглядела грустной, но я подумал, что она приняла новость хорошо.

Когда я вышел, меня поджидал Брандт в служебном автомобиле шерифа. Он сопровождал меня повсюду. Угрозы начали поступать после четвертого июля. К началу августа ФБР предупредило нас о необходимости быть аккуратными и

ним серьезно. Стервятники наняли дорогостоящего нью-йоркского адвоката и боролись с обвинительными заключениями. И Татер, и Маленький Том пытались дезавуировать свои признания. Адвокаты большого города утверждали, что улики искажены и должны быть скрыты. Они кричали о незаконном обыске, когда не вспоминали о сельских судах и белом правосудии, что означало деревенщин в белых простынях.

Когда я сел в машину шерифа, сержант Брандт передал мне свой мобильный телефон. Сообщение было от Фила Слоана, из одного слова:

Джеронимо!

Брандт улыбался как ребенок на Рождество. Кодовое слово не было оригинальным, но было абсолютно невзламываемым. Оно означало, что другая сторона купилась на обман. Уловка была настолько простой, что я знал, что она будет эффективной.

Примерно за три недели до этого мы получили информацию, что ФБР собирается поместить одну из подруг «Грифов» под защиту свидетелей. Её звали Жасмин Тернер. Она была одной из немногих девушек, тусовавшихся с этими черными байкерами, которая сама была черной; она также была бездетной и искала возможность начать новую жизнь. Федералы обратились к ней, к сожалению, как они нам сказали, об убийстве Сен-Симона она не знала ничего. Не беда, у нее были правильные инициалы JТ. Это были инициалы Дженни Трюдо, так Дженни и называли во всех наших внутренних документах. Полное имя Дженни нигде не фигурировало. Нам нужно было убедить всех, что JТ — это Жасмин Тернер.

Фил, Джек Брандт и я позволили федералам вычислить Жасмин, а затем начали тихие, но все более отчаянные поиски. Вскоре даже люди в нашем офисе думали, что наш информатор — это Жасмин Тернер, а мы не могли её найти. Адвокат «Грифов» думал, что у них все схвачено. Слушание по подавлению обвинения было назначено на второй вторник после Дня труда.

В этот день у меня была важная встреча. Но "Джеронимо" означал, что наш противник купил эту информацию. Декстер Элинг активно боролся за должность окружного прокурора, считая, что она ему положена по праву. Мы узнали, что он должен был выступить в следующее воскресенье на утренней передаче местных новостей. Мы рассчитывали на то, что он нападет на меня, уверенный в том, что я проиграю дело о подавлении доказательств. "Джеронимо" значило, что репортеру, который планировал брать интервью у Декстера, было приказано задать ему вопрос о слушании по делу о подавлении доказательств. У Фила на телеканале был надежный источник информации. Мы собирались позволить Дексу пойти в ловушку. Однако нам нужно было выиграть это слушание.

• • •

- Я хочу занять второе кресло на слушаниях,- заявила Мэри Эллен Симон стоя перед большим письменным столом, который вызывал у меня непривычку. Мне приходило на ум заменить его, как только выиграю выборы.

- Я знаю, что ты не очень доверяешь моим способностям в суде, но как я смогу развиваться, если ты не предоставишь мне шанс? - спросила она.

Конечно, она была права, я не особо верил в ее способности и без опыта она не станет лучше. Однако я начал уважать ее: у нее было мужество и она не ушла, когда я получил должность окружного прокурора, в отличие от других. Она заслуживала свой шанс.

- Конечно, ты можешь это сделать, но это будет стоить немалых усилий. Тебе нужно подготовить свидетеля и провести допрос.

- Но у нас нет свидетеля... хотя... может быть, есть?

Я улыбнулся.

— Первый урок здесь — научиться обманывать,  — сказал я.

Мэри Эллен оказалась идеальной. Она потратила неделю на составление вопросов и подготовку к допросу свидетеля, с которым ей не разрешили встретиться. Я дал ей всю информацию и проинструктировал, как составлять вопросы, включая подготовку двух или трех различных версий каждого вопроса на случай, если возникнет возражение и оно будет поддержано. Затем мы повторили все сначала. Наконец, Мэри Эллен разрешили допросить Дженни по защищенной телефонной линии. Я не стал рисковать.

Во второй вторник сентября здание суда Ван Паттена было опечатано; туда пускали только тех, кто должен был там находиться. Дженни находилась в главном зале суда за ширмой, где её мог видеть только судья. Её провезли в здание суда в багажнике, и именно в таком виде она должна была выехать обратно.

Судья Дрего сидел на своей скамье и с удивленным видом наблюдал, как входят адвокаты из Нью-Йорка. Дженни находилась за толстой ширмой.

— Ваша честь, мы протестуем против такого порядка. У нас есть право на очную ставку со свидетелем. Ему или ей нельзя позволять скрывать свою личность за ширмой,  — начал Томас Джейкобсон, главный защитник Перси Джексона по кличке Пи Джек.

— Мистер Салливан?  — спросил судья.

— Ваша честь, это — анонимный свидетель по уважительной причине. Это — жестокие люди, обезглавливающие своих жертв. Наш свидетель будет названа на этом процессе как мисс Джейн Роу, но мы, конечно, сообщим вашей чести, кто она на самом деле.

— Откуда кому-то знать, что вам, судья, назвали её настоящее имя или что она не является правительственной подставой?  — потребовал Джейкобсон. Прежде чем я успел ответить, заговорил судья:

— Господин Джейкобсон, я знаком с этой женщиной. На самом деле я знаком с ней с детства. Мне не нужно, чтобы прокурор говорил мне, кто она. Если вы не возражаете, мы можем взять у нее показания.

— Господин Салливан, можете начинать, — сказал судья.

Я приблизился и прошептал Мэри Эллен:

— Приступайте, милая.

Есть три ключевых фактора, которые способствуют победе в деле: подготовка, ещё больше подготовки и удача. В тот день у нас было все три. Мэри Эллен, конечно же, была готова и верила каждому слову Дженни. Мы оба – как Дженни и я – проделали отличную работу по созданию фальшивого повествования на основе правды до тех пор, пока ложь стала неотличимой от правды. Мэри Эллен только добавила элемент реальности. Она была нервной и без опыта, а то, что я разрешил ей взять инициативу, свидетельствовало о моей полной уверенности в своей правоте. Мэри Эллен прямо назвала профессию Дженни. Судья Дрего лишь покачал головой и спросил:

— Как ваши родители отнесутся к этому, мисс Роу?

— Сударь, вы знаете, что мой муж умер и оставил меня с двумя сыновьями. Социальное обеспечение и та небольшая сумма, которую выплачивают работникам, просто недостаточны, — ответила Дженни, напоминая Дрего о несчастном случае на производстве, в результате которого погибли двое людей и пострадали шестеро. Все они были бывшими сотрудниками компании «Дженерал Электрик». Когда GE покинула компанию, она передала дело небольшой фирме, созданной специально для этого случая. У новой компании не было страховых привилегий, которые были у более крупной компании. В результате несчастного случая Дженни осталась вдовой и сама справлялась со всем как могла. Правда странно слышать эти объяснения от Дженни, но они заставили меня задуматься о Лауре – не сделала ли она подобный выбор в пользу семьи, а не своего достоинства. Возможно, и сделала, но на гораздо более слабых основаниях.

Переворот в деле был произведен другой стороной. Джейкобсон и каждый из адвокатов защиты всех пяти обвиняемых имели свой шанс, но Дженни не удалось переубедить.

Джейкобсон выступал последним и сосредоточился на характере Дженни.

— Мисс Роу, вы сказали нам, что подслушали разговор, после того как закончили работу (ухмылка) и направились в ванную, чтобы привести себя в порядок для дальнейших трудов (ухмылка). Вы не можете вспомнить точно, но до этого момента вы обслужили четверых или пятерых мужчин. ВЕРНО?  — спросил Джейкобсон.

— Да, это так,  — ответила Дженни.

— Ну, мисс Роу, и что это вам дает?

— То, что я сказала мистеру Салливану при первой встрече,  — белая шлюха с тощей задницей,  — ответила она.

Рассмеялся даже Дрего, так и проиграл высокопоставленный адвокат, потому что версия правды Дженни стала правдой.

•  •  •

Когда мы вышли из здания суда, все три местные телестанции ждали свои внедорожники. Я заставил себя улыбнуться и сделать скромные благодарственные заявления, поблагодарив судью и нашу мужественную свидетельницу. Мы попали в вечерние новости, одиннадцатичасовые новости и последующие утренние выпуски. Связаться для комментариев с Декстером не удалось.

Начали поступать деньги. Я получил большой взнос от Сола Соломона, который, как я был уверен, на самом деле был от Лауры. Я оценил это, а Эдвард Кинкейд прислал очень щедрую сумму, как и Стивен. Но они меркли в сравнении со ста тысячами, которые прислал незнакомый мне человек из Вермонта. Очевидно, его сын умер от передозировки героина. Это был его способ дать отпор. Было много мелких пожертвований по двадцать пять долларов или меньше.

Меня поразило. Некоторые люди приходили со словами поддержки и благодарности, записанными на бумажках. Я чувствовал себя обманщиком. Все началось с моего гнева из-за неверности жены. А теперь люди надеялись на меня в отношении этого, чего я сам стыдился. Когда я рассказал об этом Белле, она посмотрела на меня таким взглядом, который словно проникал сквозь меня.

— Как я уже говорила, когда мы начинали, всё сводится к тому, что нужно уметь принять то, что сделано. Неважно, во что верит мир, когда знаешь правду. Несмотря на то, что ты пытался убедить всех включая себя самого, есть такое понятие как неизменная истина.

Была ли она права? Я не знал ответа после того, как был замешан в выборах. Это была истинная битва. Я — не политик. Приветствие людей всегда для меня было самым сложным. Мне потребовалась всё моё упорство, чтобы выдержать бесконечные разговоры с людьми. К моим проблемам добавилось ещё и то, что Декстер получил временное освобождение от федералов. Они заключили сделку с «Грифами» и взяли их под защиту. Теперь одно безголовое тело стоило меньше, чем ценная информация о наркоторговле.

Мы пытались договориться хотя бы на одном теле для судебного преследования, но похоже, была заключена какая-то сделка. Генеральный прокурор штата объявил об этом на пресс-конференции. Оставалось либо соглашаться, либо брать на себя ответственность за всё происходящее в штате. Губернатор любезно отправил мне письмо благодарности.

Нет времени успокоиться, как уже наступила первая ноябрьская вторниковая пора. В день выборов рассвет был ясным и светлым, но затем начался дождь. Пробуждаясь в тот день, я вспомнил прошлый год. Я готовился к суду над Лероем Джонсоном. Странно, но уже давно не думал о нём. Он получил условный срок и, как мне говорили, вернулся к своей жене. Я избил насильника и сжёг его дом, и меня интересовало, кому из них сейчас было счастливее.

В тот день я обходил избирательные участки. Все работники избирательных участков, демократы и республиканцы, встречали меня с энтузиазмом. Около полудня я столкнулся с Томми Лекуром. Он поблагодарил меня за оживление партии.

— Не могу выразить тебе свою благодарность, Пэт. Победим или проиграем, но мы в долгу перед тобой, никогда раньше не видел такого подъема организации,  — сказал он с широкой улыбкой на лице.

Ходили слухи, что явка на внеочередных выборах значительно возросла. Неудивительно. На президентских выборах в целом по округу было подано чуть более двадцати пяти тысяч голосов. Декстер собрал и потратил более ста семидесяти пяти тысяч долларов. Я фактически обошел его. Вместе мы потратили почти пятнадцать долларов на каждый поданный голос. Это было неслыханно, но республиканцы все ещё имели преимущество в регистрации два к одному.

•  •  •

Было чуть менее шести вечера, когда я вышел из последнего избирательного участка. Со мной был Брандт, он был без формы, как и около двух десятков его сослуживцев, что весь день агитировали за меня. Он замолчал, разговаривая с какими-то людьми, когда мы выходили из Польско-американского общественного центра, где находился избирательный участок четырнадцатого избирательного округа. Я вышел на улицу, когда уже стемнело.

Мотоцикл услышал раньше, чем увидел его. Когда посмотрел, у водителя был опущен шлем, и он с ревом несся ко мне. В правой руке у него было нечто вроде биты или небольшого шеста. Было очевидно, что он хочет сделать. Я мог убежать, но не мог спастись. Когда он достиг меня, я услышал выстрел. Мотоциклист упал,  

Из-под моего контроля выбился мотоцикл, почти промчался мимо меня, но заднее колесо с силой ударило и отбросило меня к припаркованной автомашине. Затем мотоцикл покатился и упал.

В комнате было слабое освещение: свет проникал из коридора через дверь и большое окно, ведущее наружу. Я лежал на кровати, ощущая, что привязан ко всему оборудованию вокруг меня. В комнату вошел кто-то и склонился над моей кроватью - вероятно, это была медсестра.

- Пожалуйста, не двигайтесь - произнесла она, обращаясь к кому-то рядом.

Человек поднялся и подошел ближе к медсестре. Мне не потребовалось видеть его лицо, чтобы понять - это была Лаура. Мне предложили глоток воды и настояли на том, чтобы я оставался неподвижным.

- Не пытайтесь двигаться. Вам нужно отдохнуть; есть некоторые проблемы.

На самом деле, это было слишком просто. Я получил травмы от удара: голова болела так, словно ее били молотком; правая рука была сломана, а левая рука и нога частично парализованы. Врачи и медсестры выражали оптимизм и уверяли меня, что я скоро поправлюсь полностью. Но "почти" - это не совсем полное выздоровление.

На третий день в больнице ко мне начала приходить очаровательная женщина-психолог. Она не называла меня инвалидом, но я видел это в ее глазах.

- Это займет время и потребует много работы с вашей стороны - сказал главный врач, чье имя я так и не запомнил.

Лаура была со мной все время, и мое желание избавиться от нее было проигнорировано. Она взяла на себя всю ответственность, обсудила все с врачами и настояла на своем. Одной из медсестер оказалась Кэти Луминус - недавняя выпускница, которая установила со мной контакт. Она была очень доброй и поблагодарила меня за то, что я помог избавить ее от некоего черного ублюдка, чтобы она могла жить своей собственной жизнью.

— Кстати, он не такой, знаете?

— Что?

— Не такой большой, по крайней мере, не там. Либо все эти черные штучки — миф, либо он — исключение, подтверждающее правило. Но, слава Богу, его больше нет. Эти тупые федералы спросили меня: «Не хочу ли я пойти с ним? » Они думали, что я тупая?

Домой меня отправили с Лаурой на шестой день. Когда я попытался указать ей на то, что мы разводимся, она посмеялась.

— Эту ерунду мы отбросили,  — сказала она.  — Кто о тебе позаботится, если не я?

Если вам интересно, я проиграл выборы менее чем двумя сотнями голосов. Это было близко, и республиканцы потеряли семь мест в законодательном собрании округа и большинство в городских советах. Декстер своей победой был доволен, пока газетчики не начали расспрашивать его о покушении на мою жизнь. Парень на мотоцикле был мертв, его убил Брандт, увидевший происходящее, когда выходил из Польского общественного центра. Он просто опустился на одно колено и завалил парня. Однако общественность хотела больше крови. Все редакционные 

статьи сетовали на отсутствие прогресса по делу в Ван Паттене.

— Не вернется ли в Ван Паттен наркоторговля, теперь, когда ушел Салливан?

Очевидно, новостные гончие были уверены, что да, и что скоро небо тоже рухнет.

Лаура сделала все возможное, чтобы изолировать меня от всего. На третьей неделе моего пребывания дома ей пришлось вернуться на работу. Она договорилась с медбратом/физиотерапевтом по имени Дональд. Переоборудовала семейную комнату в кабинет физиотерапии. Дон неустанно работал со мной, чтобы вернуть меня в физическую форму. Но он никогда мне не лгал: все никогда не вернется. Я смогу ходить, может быть, даже быстро, но не бегать. Мне, вероятно, понадобится трость или костыль, но не ходунки. С некоторым трудом я смогу пользоваться руками, что, надеюсь, со временем пройдет. Дон был настроен решительно, и я тоже.

Я дал Лауре обещание, что восстановлю наши отношения, как только появится возможность. Даже для меня это звучало как исполнение желаний. Меня ожидал трудный путь.

Примерно через четыре недели после выписки из больницы Лаура привела меня к новому врачу. У меня не было постоянного врача. Элизабет Харпер была семейным врачом, так указывала табличка на ее двери. Она осмотрела меня и сообщила, что я делаю хороший прогресс, а также похвалила медбрата Дональда Плезанта-младшего за его усердие.

— Дон — настоящий профессионал, и у вас все идет хорошо, мистер Салливан,  — сказала доктор Харпер. Однако она больше говорила с Лаурой о том, что нам предстоит делать.

Наконец, подмигнув мне, она добавила:

— Полагаю, вы уже готовы вернуть радость своей жене.

Я понял о чем речь шла, поскольку Лаура начала краснеть.

Весь путь домой Лаура была очень ласковой, но я старался держать ее на расстоянии. Это было сложно, я чувствовал сильное возбуждение. Раньше мне удавалось контролировать свои желания, будучи главным прокурором округа и занимаясь предвыборной компанией, но теперь у меня было время думать о сексе, и не было времени на интимные встречи между Доном и Лаурой.

Я говорил, что люблю Лауру, но отношение ко всему этому не было до конца искренним. Она не такая классическая красавица, как Сьюзен Синглтон-Фицджеральд, но в ней есть больше сексуальной привлекательности. Не могу объяснить это явление, но если Сьюзен заводит всех мужчин в комнате только своим появлением, то Лаура по какой-то причине превращает любого мужчину в сатира. У нее есть такое обаяние, которое направлено прямиком на ваше либидо. Хотя, на самом деле, у меня иммунитет выше обычного мужчины, но когда она пылает страстью, я бессилен.

В ту ночь она появилась в моей комнате в шелковом черном тедди. Прошел почти год, и я был не в состоянии сопротивляться. Более того, она делала все для меня. Начала с минета прямо с небес. Честно говоря, я не знал, что у нее имеется такой талант. Она — женщина, у которой в самый жаркий день июля руки такие холодные, что можно подумать, будто она сделана изо льда. Однако её влагалище, пизда, киска или как вы 

хотите это назвать — это духовка. Она явно высасывает все тепло из остального тела.

У меня были сломаны кости, и я был частично парализован, но у меня был полностью функционирующий член. Я был высоким и твердым, когда она вошла в комнату. Она засмеялась, погружая меня в свою пизду, доведя меня до края своим ртом.

— Так ты собираешься держаться как обычно? Думаю, нет, прошло уже слишком много времени. На этот раз никаких сорока минут,  — сказала она. Она была права, взяла меня и продолжала смеяться.

— Знаешь, мне нравится, как ты кончаешь и остаешься твердым,  — сказала она, продолжая скакать на мне по-ковбойски. Она продолжала трахать меня, пока я снова не кончил. Казалось, она — на задании. После того как я кончил в третий раз, я задал вопрос, который задавал раньше. Казалось, это было целую жизнь назад, в тот вечер в Коннектикуте.

— Мы защищены?  — спросил я.

Ее смех был глубоким и почти истерическим.

— К чему мне принимать меры предосторожности? Я трахаюсь со своим мужем, я — младший, скоро стану старшим партнером, пора заводить детей,  — сказала она.

Три недели спустя она показала мне тестовую палочку с синим плюсиком.

— Прости, Пэт, ты проиграл, но думаю, ты и не рассчитывал на победу, верно? — сказала Лаура.

Однако игра еще не завершена, впереди еще остались карты.