Выкуси, Билл Шекспир

Сегодня моя жена родила ребенка, и мой брак умер.

Ну, я на 90% уверен, что он умер, но я получу подтверждение, через несколько часов. Обычно, это занимает больше времени, но в связи с обстоятельствами, больница поторопилась с тестом ДНК. Разумеется, я уверен, что это ничего не изменит.

Мой телефон разрывается на столе, когда я сижу в баре, в 10 минутах от больницы. Я продолжаю смотреть на экран, хотя знаю, что врач не будет звонить мне, по крайней мере, ещё несколько часов. Звонки, которые я игнорирую — от жены, детей и родственников. Я уверен, что все они хотят знать, что, черт возьми, происходит; но если уж на то пошло, то и я тоже.

Ребенок абсолютно прекрасен, со светлыми кудряшками, как у её матери. Она родилась весом 3,52 кг и длиной 48,3 см — идеальный полноценный младенец. Вот только, по словам моей жены, она была недоношенной, по крайней мере, на шесть недель.

Конечно, у меня нет медицинского образования, но я также не полудурок. Ребенок, родившийся так рано, не выглядел бы настолько совершенным, по своему развитию и окраске. Моя жена солгала мне по-крупному, и теперь, когда я снял шоры абсолютной любви, я знаю, что мой самый большой страх сбылся: ребенок, которого она пыталась выдать за моего, на самом деле, является отпрыском моего покойного лучшего друга.

Официантка оставляет мне пятую порцию алкоголя. Такими темпами, я потрачу 150 долларов на бутылку, которая продается за 25 долларов. Мне просто наплевать. Я снова впадаю в кому.

•  •  •

"Три амигос" были целую жизнь назад, буквально, в случае Гэри. Он, Трейси и я, были неразлучны с тех пор, как наши семьи переехали в один квартал в течение двух лет, когда нам было по 5 лет. Семья Гэри и моя семья, переехали в один и тот же дом летом, а семья Трейси — следующей весной. К тому времени, мы с Гэри уже сблизились, но Трейси вписалась в нашу семью без проблем, потому что в то время, она была полным сорванцом. Она бегала быстрее меня и была сильнее Гэри, и не было ни одного вида спорта или игры, в которые мы играли без нее. Когда другие девочки по соседству играли с куклами, Трейси играла в кикбол или стикбол с Гэри, мной и другими парнями по соседству и не уступала им.

Все несколько изменилось, когда мы стали подростками. Трейси, в частности, изменилась с физической точки зрения. Из худенькой блондинки с длинными косичками, она превратилась в юную леди с растущей грудью, стройной попой и ногами, и струящимися шелковистыми волосами. Мы с Гэри оба заметили изменения, но никогда не говорили об этом вслух, боясь, что Трейси втопчет нас в грязь.

Хотя год спустя, мы по-прежнему были неразлучны, я уже не возражал против редких случаев, когда Гэри не было рядом, по тем или иным причинам. В такие моменты, мы с Трейси казались ближе, как физически, так и душевно, и, на самом деле,  

я впервые поцеловался одним летним воскресным днем, когда Гэри был где-то со своей семьей, а мы с Трейси сидели вместе на моих качелях на крыльце.

Я даже не помню, о чем мы говорили, но вдруг она наклонилась ко мне и мягко поцеловала в губы. Её губы были полными и мягкими, и на вкус напоминали клубничный стик, которым она постоянно пользовалась, и мой мозг, внезапно, сделал очень хорошую имитацию телевизора, потерявшего прием и полностью ушедшего в снег.

— Вау,  — прошептал я, совершенно не в силах сказать что-либо ещё.

Трейси покраснела, когда мы закрыли глаза. Я протянул левую руку, взял её правую руку в свою, и мы просто сидели вместе и качались.

Гэри вернулся к нам на следующий день, и если бы я не участвовал в поцелуе за день до этого, я бы никогда не поверил, что он состоялся. Трейси вернулась к своему обычному, сдержанному поведению, без малейшего намека на то, что произошло что-то другое. В какой-то момент, в течение дня, я даже попытался взять её руку в свою, но она очень спокойно отстранилась. Я был, мягко говоря, озадачен.

Приближались рождественские танцы на первом курсе, и я подумал, что это идеальное время, чтобы сделать официальный шаг к Трейси. Она, Гэри и я шли домой из школы, когда я дважды тяжело сглотнул, а затем спросил.

— Трейс, если ты ничего не делаешь в следующем месяце, не хотела бы ты пойти со мной на рождественские танцы?

Трейси, которая стояла между мной и Гэри, пока мы шли, остановилась, что заставило и Гэри, и меня остановиться. Я заметил, что на лице Гэри появилась ухмылка, когда мы остановились.

— Я... э... а... я уже иду с Гэри. Он попросил меня вчера, Бобби.

Трейси выглядела неловко, Гэри ухмылялся, а я чувствовал себя так, будто кто-то ударил меня в живот.

— Извини, Бобби. Ты проспал, ты проиграл,  — фыркнул Гэри.

Я чувствовал себя по-дурацки. Во-первых, у меня и в мыслях не было, что у Гэри есть какие-то мысли о Трейси, а во-вторых, потому что это один из тех неписаных кодексов: не связывайся с чужой девушкой, даже если я только что узнал об этом.

— Эй, Гар, я ничего не имел в виду, спрашивая. Я не знал, дружище.

— Я понял, Бобби. Мы в порядке,  — весело сказал он.

Трейси ерзала и выглядела неловко, во время оставшейся части пути домой. Они с Гэри вели светскую беседу, а я молчал.

Я больше никого не пригласил на танец и не стал оленем. Да, я чувствовал себя преданным, обоими своими лучшими друзьями.

Мой отец видел, как я хандрил в доме в ночь танцев, и знал причину этого. Мои родители были в нашей семейной комнате и смотрели телевизор, а я был в своей спальне и слушал музыку на СD-плеере, когда раздался тихий стук в дверь, и мой отец просунул голову.

— Девочки, да?  — сказал он, входя и садясь в кресло за моим столом.  — 

С ними нельзя жить, но и убить их нельзя.

Я встряхнул головой, чтобы прогнать паутину. Я посмотрел на него так, словно он только что сошел с Луны. Он криво усмехнулся — усмешку, которую я так хорошо знал.

— Спасибо, папа. Хорошо поговорили,  — сказал я.

После рождественских танцев, "Три амиго" превратились в "Два амиго и их друг", и больше между нами ничего не было сказано. Мы по-прежнему занимались вместе, но Трейси и Гэри, теперь были официальной парой. Они оставались таковыми, на протяжении всей средней школы. В конце концов, я начал встречаться с другими девушками.

Окончательно, "два амиго" разделились в колледже. Трейси поступила в Мичиганский государственный, а Гэри — в Калифорнийский университет. Я тоже поступил в Мичиган Стэйт, но из-за своего собственного мужского кодекса, я почти не разговаривал с Трейси на первом курсе. Она казалась озадаченной, таким развитием событий, но я не хотел, чтобы кто-то обвинил меня, в попытке отбить её у Гэри.

Мама Трейси, действительно, подошла ко мне однажды и спросила, не сержусь ли я на её дочь. Ронда и Марк Форд были для меня практически как родители, и я их уважал так же сильно, как своих собственных родителей.

— Она скучает по старым временам, Бобби,  — сказала мне миссис Ф.

— Так уже никогда не будет, миссис Ф. Нам уже не семь лет. И, кроме того, если она не встречается со мной, то я не могу представить никого лучше Гэри,  — ответил я.

Ситуация не изменилась на втором курсе, но в конце первого года, Трейси пригласила меня быть её спутником, на официальном вечере её братства. Я был удивлен и насторожен.

— Трейси, разве ты все ещё не встречаешься с Гэри?  — спросил я.  — Я действительно не хочу вставать между вами.

— Мы с Гэри расстались после лета,  — сказала она.  — Он сказал мне, что собирается остаться в Калифорнии после окончания школы, чтобы учиться на юридическом факультете, и он не хотел задерживать меня ещё на три года.

— Юридическая школа? Гэри? Я никогда не предполагал этого,  — сказал я.

Наше первое свидание было, в лучшем случае, предварительным. Она спросила, не подумаю ли я о том, чтобы пригласить её на второе свидание. На втором свидании мы поцеловались, а на четвертом занялись сексом. Я отметил для себя, что она не была девственницей, но если она не обращала внимания, то и я не обращал.

Мы встречались следующие два года, прежде чем поженились. Хотя я был против, Гэри был моим шафером. Это было немного неудобно, для нас обоих. Я имею в виду, что иметь в качестве шафера парня, который до этого встречался и трахал женщину, на которой ты женишься — это не совсем стандартная рабочая процедура.

Гэри вернулся в Калифорнию сразу после свадьбы, и я не вспоминал о нем, больше 20 лет.

Наша дочь, Кейли, родилась через два года после свадьбы. Наш сын Джеффри, появился ещё через два года.

О том, что Гэри редко появляется дома, мы узнали от 

моей мамы. Наши родители все ещё жили в одном квартале, и миссис Прескотт сказала моей маме, что Гэри приехал домой, чтобы попрощаться. У него был рак, и ему оставалось жить меньше года, поэтому он хотел увидеться с родителями, пока он ещё в хорошей физической форме. Моя мама спросила его маму, можно ли организовать встречу, чтобы он мог увидеться со своими старыми друзьями и другими родственниками. Его мама подумала, что это отличная идея.

Гэри находился на первых стадиях лечения и все ещё выглядел довольно хорошо, хотя было очевидно, что он невероятно подавлен. Он был одинок, дважды разводился и не имел детей. Он, Трейси и я, наверное, провели не менее шести часов, разговаривая о жизни — в частности, о его жизни — и о том, чем она закончится. Ближе к концу ночи, Трейси пришла в голову идея, которая, в конечном итоге, разрушила наш брак.

— Как насчет того, чтобы мы приехали и позаботились о тебе, пока тебе не придет время лечь в хоспис?  — спросила Трейси у Гэри.

Мы с Гэри были потрясены тем, что предложила Трейси. Это было не то, о чем мы с ней говорили, и на первый взгляд, я не был уверен, как мы вообще сможем это осуществить.

— Он наш самый старый друг, Бобби. Кто ещё должен это сделать?

— Но врачи говорят, что у меня может быть несколько месяцев, прежде чем мне понадобится хоспис,  — заметил Гэри.  — Конечно, вы, ребята, не можете бросить работу и сидеть со мной. Вы сейчас платите за двоих детей в колледже.

— Я работаю в национальной страховой компании, которая очень любит семейные отпуска,  — объяснила Трейси.  — Бобби может использовать свой отпуск и получить немного личного времени.

— Это может быть около двух месяцев общего времени, дорогая,  — заметил я.  — Этого недостаточно.

— Ну... ты можешь брать по неделе за раз и растянуть это до четырех месяцев. Остальное время, я справлюсь сама.

Мне не нравилось, к чему все идет. Я знал, что Гэри был нашим старым другом, но моя жена, только что вызвалась провести несколько месяцев вдали от меня и нашего дома, чтобы заботиться о нем. И поскольку, она сделала это прямо у него на глазах, это означало, что мне придется выглядеть самым большим плохим парнем в мире, чтобы отказаться от её предложения. И все же...

— Трейси, это смелое обязательство...  — начал говорить я, но она бросила на меня язвительный взгляд, перебивая.

— Тогда решено. Так мы и поступим!

Я тяжело сглотнул и прикусил язык.

В тот вечер, я едва успел войти в дверь, как взорвался.

— Какого черта, Трейси? Ты собираешься бросить меня на полгода или около того, чтобы играть в няньку со старым бойфрендом?!

— Ты эгоистичный ублюдок!  — закричала она на меня.  — Так вот в чем дело? Ты не можешь забыть, что он спал со мной до тебя!

В ту ночь, я ночевал в старой спальне Джеффри.

Нам потребовалось три дня, чтобы прийти к 

какому-то соглашению о помощи Гэри, что в переводе на язык супругов означает, что Трейси добилась своего, и мы сделали все в точности так, как она обещала Гэри. Гэри был смирен и благодарен; я даже не могу предположить, сколько раз он поблагодарил нас с Трейси. Должен признаться, что после первого месяца, я чувствовал себя немного эгоистичным болваном.

Я также должен признать, что после первого месяца, я был утомлен работой, заботой о доме и помощью Трейси в уходе за Гэри, у которого были как хорошие, так и плохие дни.

Может быть, это было потому, что я устал, но ко второму месяцу я почувствовал, что между мной и Трейси, что-то не так. Я знал, что она должна была уставать от всего, что она делала для Гэри — больше, чем я считал нужным иногда — поэтому я не тратил слишком много времени, беспокоясь об этом. Меня больше беспокоили взгляды, которыми Трейси и Гэри лукаво обменивались несколько раз, пока я был там, как будто у них был свой особый язык.

В следующие два месяца, все покатилось под откос. Несколько раз мне казалось, что я навязываю им своё присутствие. Меня также несколько удивляло, что Трейси казалась немного сдержанной, в наших сексуальных связях. После недельной разлуки, я был готов наброситься на нее при встрече, но она казалась, почти скучающей. Опять же, я списал это на умственную и физическую усталость.

Через четыре месяца, у меня закончились дни, и хотя состояние Гэри ухудшилось, я знал, что у него ещё осталось немного хорошего времени. Трейси придется тянуть груз в одиночку, а мне придется смириться с тем, что я останусь один на месяц или больше.

После того как у меня закончился отпуск, наша дочь Кейли включилась в работу, чтобы помочь, что, как мне казалось, было замечательно, поскольку Гэри был её крестным отцом. Она провела две раздельные недели, помогая маме.

Примерно через месяц, Гэри пришлось лечь в хоспис, и ещё через месяц, его не стало. Я ещё раз прилетел в Калифорнию на похороны. Трейси была так же безутешна, как и родители Гэри. Оба его родителя, бесконечно благодарили Трейси и меня за помощь Гэри. Я отклонил большую часть благодарностей, в сторону моей жены.

Первую неделю после возвращения домой, Трейси вела себя почти отчужденно, по отношению ко мне, что я списал на горе. Потом как будто щелкнул выключатель, и в течение следующих трех недель, мы занимались любовью или трахались каждый божий день. Я снова почувствовал себя ребенком.

Через месяц, после нашего возвращения домой, я испытал шок всей своей жизни, когда Трейси вышла из нашей ванной, с положительным тестом на беременность. Вспоминая об этом, я должен был быть шокирован тем, что она сама не выглядела шокированной, но я был слишком занят, пытаясь удержаться на ногах после её заявления. Нам с Трейси было по 45, нашим детям было 22 и 20, и подождите, разве она не 

принимала таблетки?

— Прости, детка, но я забыла взять с собой таблетки в Калифорнию, а когда я отвыкла от привычки принимать их, то по возвращении домой, уже не вспоминала об этом. Ты знаешь, что никто из нас не верит в аборты. Мы можем сделать это снова, ты и я.

Я услышал, как я соглашаюсь с ней откуда-то изнутри моей головы. Святое дерьмо, я снова стану отцом!

Я ходил с глупой ухмылкой на лице около недели. Не помешало и то, что, как и во время предыдущих беременностей, либидо Трейси было повышенным, и мы занимались сексом каждую ночь, иногда по два раза за ночь. Это было почти слишком, почти!

Когда моя дочь приехала домой на длинные выходные, они с Трейси отправились на целый день, за покупками товаров для беременных и детей; мы уже давно выбросили и раздали все, что было от наших предыдущих детей. Девочки вернулись домой веселые и шутящие, а я, наверное, вынес из машины дюжину пакетов.

Девочки быстро приготовили ужин, и мы все смеялись, пока Трейси рассказывала нам свои случайные мысли, о разнице между тем, что она покупает сегодня, и тем, что было доступно пару десятилетий назад. Она также отметила, что не чувствует себя полностью комфортно в одежде для беременных, которую она покупает, потому что все они были сделаны для женщин на 10-20 лет моложе её и заставляли её чувствовать себя, немного не в своей тарелке.

— Ну, мама, ты ничего не можешь поделать, если ты милфа, а кто-то воспринял это буквально,  — рассмеялась Кейли.

Я увидел, как Трейси быстро нахмурилась, размышляя над её комментарием. От меня не ускользнуло, что Кейли сказала "кто-то" вместо "папа". Это был не случайный комментарий, и у меня забурчало в животе. Я вспомнил свои ощущения дискомфорта, когда я ездил в Калифорнию, чтобы помочь Гэри.

Я оставил свои мысли при себе, но все оставшиеся выходные, держал ухо востро. Я услышал ещё несколько комментариев, которые, как я знал, имели два значения, и я задавался вопросом, на кого направлены эти комментарии — на меня или на мою жену. Однажды, когда Трейси не было в комнате, я тонко попытался выяснить это, спросив Кейли, что она чувствует, когда после стольких лет снова становится сестрой.

Я знал, что она напряженно думает, как ей ответить. Её глаза смотрели куда угодно, только не на меня, около 30 секунд, затем хихиканье вырвалось из её губ, прежде чем она смогла прикрыть его фальшивым кашлем.

— Я думаю, это здорово, что мама такая сексуальная женщина и что ты такой жеребец.

Она выглядела неловко и нашла причину, чтобы быстро выйти из комнаты. Я выпил ещё две таблетки "Ролейд" из пачки, которую начал носить с собой, в течение последней недели.

Трейси становилась больше и, на мой взгляд, красивее с каждой неделей, несмотря на моё постоянное чувство тревоги. Я просто не мог понять, в чем дело, а может быть, просто не хотел понять,  

в чем дело.

Через несколько месяцев я был в офисе, когда мне неожиданно позвонила Трейси, которая взяла неоплачиваемый отпуск, вернувшись на работу всего на три месяца.

— Привет, папаша, как насчет того, чтобы подвезти сегодня девушку в больницу?  — спросила она, знойным голосом.

Поскольку, насколько я знал, Трейси было всего около шести-шести с половиной месяцев, а тон её голоса был невероятно сексуальным, я не понимал, о чем она меня спрашивает.

— Почему в больницу, дорогая? Что-то не так?  — спросил я, с более чем легким беспокойством в голосе.

— Ну, детка, у меня отошли воды, и мне просто лень идти в больницу,  — промурлыкала она.

— Вот дерьмо!  — только и смог ответить я.

Я схватил ключи от машины, заскочил в кабинет босса, чтобы рассказать ему свои новости, и побежал к своей машине.

Я живу в 15 минутах езды от офиса, но в тот день, я доехал за 12 минут. Я все думал, что Трейси была ужасно невозмутима, учитывая, что её срок был всего шесть, шесть с половиной месяцев. Я знал, что преждевременные роды, не лучшим образом сказываются на здоровье ребенка.

Я не поверил, насколько спокойной была Трейси, когда я вернулся домой, но, наверное, рождение двух других детей, дало ей такую уверенность. Я же нервничал ещё больше, чем с первыми двумя детьми.

Десять часов спустя, я был отцом прекрасной, идеальной второй дочери... за исключением того, что я им не был. Тошнота в животе, даже не может объяснить, насколько плохо я себя вдруг почувствовал.

После того как медсестра взяла ребенка, чтобы обмыть её, она начала передавать её мне, но я инстинктивно отпрянул назад, к большому шоку медсестры.

— Это ведь полноценный ребенок, не так ли, док?  — спросил я, не более чем шепотом.

Она посмотрела на меня, затем на Трейси, которую все ещё убирала другая медсестра. Они обменялись многозначительными взглядами, затем я увидел, как Трейси почти незаметно покачала головой.

— Извините, мистер Марстли, но у меня нет разрешения обсуждать с вами здоровье ребенка. Вас нет в списке конфиденциальности. Это НIРАА (Акт о передаче и защите данных, учреждений здравоохранения — пер.),  — ответила она.

Я не горжусь собой, но в этот момент, я вышел из себя.

— К черту НIРАА!  — крикнул я, в то время как она и все медсестры в родильном зале, отпрыгнули назад.  — Если это мой ребенок, я имею полное право спрашивать о её здоровье, а если он не мой, и вы это знаете, то вы не можете по закону, записать моё имя в свидетельство о рождении, без моего разрешения... а у вас его нет.

— А теперь принесите мне, этот проклятый Богом, тест ДНК!

Было смертельно тихо, когда я повернулся на каблуке и вышел из родильного зала, на ходу сбрасывая с себя родильную одежду. Выходя из больницы, я мельком увидел своих родителей и родителей Трейси в родильном зале.

Я задержался в баре, чтобы выпить рюмки номер шесть и семь, и съел гамбургер. К этому моменту,  

мне позвонили почти все, кто был кем-то в моей жизни, за исключением врача с результатами анализа ДНК. Я догадался, что Трейси не хотела тратить ничье время, потому что на данный момент, все было практически решено. А, черт.

Наверное, семь рюмок "Джека" и тонна стресса, важнее того, что твоя жена родила чужого ребенка, потому что в ту ночь, я спал как убитый. Моя голосовая почта и ящики для сообщений, были полностью заполнены. Если предположить, что после моего отъезда ничего не случилось, я должен был привезти Трейси и ребенка домой сегодня. Я принял душ и отправился в больницу, чувствуя себя так, будто кто-то выбивает дерьмо из моей головы и желудка изнутри.

Трейси кормила ребенка грудью, когда я пришел в её комнату. Я вошел и опустился на стул у её кровати, не сказав ни слова. Малышка дремала, поэтому Трейси отняла её и положила в люльку у кровати.

— Я даже не знаю, с чего начать, Бобби,  — тихо сказала Трейси, когда её глаза начали наполняться слезами.  — Этого не должно было случиться. Я пошла туда, чтобы помочь ему и быть его другом. Честно. Но потом у него было несколько плохих дней подряд, и в какой-то момент, он плакал у меня на руках... а потом мы оказались в постели, и все было хорошо, как раньше. И как только это случилось однажды... было так легко продолжать, за исключением тех случаев, когда ты приезжал, чтобы помочь. Потом мы с тобой снова спали вместе, и это было неловко, и я чувствовала себя виноватой, но я не знала, как остановиться. А может, я и не хотела, чтобы это прекращалось. Мы спали вместе четыре месяца, последние два без остановки, когда тебя не было рядом. Но, честно говоря, мы с тобой занимались любовью, когда я не принимала таблетки, и ты мог бы так же легко заставить меня забеременеть... только это было не так.

Она не сводила глаз с ребенка, пока рассказывала мне свою историю. Я медленно впитывал её, пока...

— Подожди, ты трахалась с Гэри, пока Кейли была в гостях?  — спросил я в оцепенении.

Трейси покраснела до пунцового цвета, и мне потребовалось все моё самообладание, чтобы не задушить её.

— Она знала и не сказала мне ни слова!  — воскликнул я, в полном разочаровании.  — Скажи мне, что ты хотя бы пригрозила ей или подкупила её каким-то образом. Этого не может быть!

— Джеффри тоже знал? Как насчет наших родителей? Неужели весь гребаный мир знает, что я, проклятый Богом, рогоносец?

Глаза Трейси расширились, и слезы медленно покатились из её глаз.

— Я знаю свою дочь, Бобби. Я просто знала, что она поймет, поэтому мы никогда не пытались скрыть это от нее. Да, я просила её никому не говорить. Я сказала ей, что это на моей совести,  — сказала Трейси.

— Нет, Джеффри не знал и до сих пор не знает. Никто не знает, кроме тебя, меня 

и Кейли. Я тоже хочу, чтобы все так и оставалось, чтобы мы могли сделать то, что нужно для Бобби Джеральдин. Я знаю, что формально она не твоя, но теперь она твоя, и мы должны быть для нее такими же родителями, как для Кейли и Джеффри. Мы её родители. Точка. Конец истории. Мы делаем это для нее и в честь нашего лучшего друга.

— Лучшего друга?  — переспросил я.  — Я явно не был его лучшим другом, иначе он не мог бы переспать с моей женой. Нельзя так поступать с лучшим другом!

— Он умирал, Бобби. Тем более, что у нас с ним и раньше был секс.

— Да, но у тебя не было с ним секса, пока ты была замужем за мной, если, конечно, ты ещё чего-то не говоришь мне.

Ее голубые глаза, почти светились от гнева.

— Нет, НЕТ!

— Бобби Джеральдин? Правда? Это должно меня смягчить? Как её фамилия?

— Бобби Джеральдин Мартин. Это и моя фамилия тоже, помнишь? Но в свидетельстве о рождении, она записана как дочь Гэри, хотя никто, кроме нас с тобой, не должен видеть этот документ, если ты все ещё намерен, не быть записанным в качестве её отца.

— О да,  — прохрипел я.

— Почему, Бобби? Он был нашим лучшим другом. Его больше нет. Я дарила ему утешение и любовь, в его последние дни. Разве это так плохо?

— Ты говоришь так сочувственно. Но ты была замужней женщиной. Ты перешла черту, в своем сострадании. Ты не спросила меня, прежде чем нарушить свои обеты, нарушить наше доверие и не уважать меня. Да, я понимаю, что это твое тело, и ты мне не принадлежишь. Но мы давали обет верности, перед Богом и нашими семьями. По крайней мере, мы должны были сначала обсудить это. Наши обеты, были даны не в вакууме. И я ни за что на свете, не стану растить ребенка, которого нагулял другой мужчина, с моей женой-изменщицей.

— Это ребенок Гэри,  — ныла Трейси.  — Ты бы не задумывался о её воспитании, если бы Гэри умер и она осталась одна?

— Нет, не подумал бы, но я никогда не соглашался растить с тобой, его любимого ребенка,  — грустно сказал я.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, Бобби. Я не хочу потерять тебя и то, что у нас есть, из-за этой...

— Ошибки,  — сказал я, завершая её фразу.

— Нет, я не собиралась этого говорить,  — ответила она.  — Ладно, возможно, это было не самое лучшее решение, которое я когда-либо принимала, но я не собираюсь называть это ошибкой. Ошибка в том, что мы сначала не обсудили это, и это на моей совести.

— Мы не обсудили это сначала, потому что ты знала, что я никогда не соглашусь, чтобы ты спала с Гэри, не говоря уже о том, чтобы завести от него ребенка,  — прорычал я.  — И если бы не то, что ты залетела, ты бы, наверное, никогда не рассказала 

мне о сексе. Несмотря на то, как ты говоришь, как все началось, ты приняла волевое решение продолжать заниматься этим, и ты даже делала это, на глазах у нашей дочери. Я знаю, как пишется унижение, и это Б-О-Б-Б-И. Большое спасибо.

Кейли и Джеффри, оба приехали домой из колледжа на следующие выходные, чтобы увидеть своего нового брата или сестру. Я, в лучшем случае, прохладно отнесся к дочери, когда она вошла в дом, и она выглядела виноватой.

В тот вечер, мы с Кейли вместе готовили ужин, после того как они с Джеффри, около часа обсуждали ребенка. Она ни разу не взглянула на меня прямо за все время, пока мы маневрировали по кухне, и все было довольно тихо.

После еды, Джеффри убрал посуду, а я взял Кейли за руку и вывел её на задний дворик, чтобы мы могли поговорить наедине.

Мы едва успели опуститься на пару стульев, как я дал ей высказаться.

— Ты, блядь, знала, что она мне изменяет, и не сказала ни слова!  — шипел я.

Кейли отпрыгнула назад, от моей вспышки, и её глаза начали слезиться. Она опустила взгляд, начала говорить, а потом, наконец, посмотрела на моё измученное лицо.

— Я думала, что это здорово, что вы с мамой делаете для дяди Гэри. А когда мама сделала то, что она сделала, ну... сначала я была немного шокирована, но когда я подумала об этом, я начала смотреть на это как на... мужество, печаль, сострадание, любовь и трагедию. Это было почти как у Шекспира. Я даже не задумывалась о том, что она может забеременеть. Я думала, что он слишком болен для этого, плюс я предполагала, что она принимает противозачаточные средства...

— Сострадательный друг или шлюха-обманщица. Полагаю, это мои варианты,  — плюнул я на нее, пока она плакала.  — Съешь дерьмо, Билл Шекспир!

— А как же трагедия, которой стал мой брак? Ты хоть немного подумала, о старом добром папе? Конечно, нет.

Дети вернулись в колледж, в воскресенье днем. После этого мы остались втроем, и в доме было чертовски тихо. Несколько раз в течение следующих нескольких дней, Трейси пыталась попросить меня помочь с ребенком, даже просто подержать её несколько минут. Я каждый раз отказывался, к её большому разочарованию.

— Ты собираешься играть со мной в пятилетнего ребенка!  — накричала она на меня однажды, когда попросила меня подержать ребенка на минуту, по какой-то причине.  — Вырасти, блядь. Надень свои большие мальчишеские штаны!

За все годы нашей совместной жизни, Трейси, наверное, не обронила в мой адрес бранного слова больше, чем несколько раз. Я знал, что она злится, но это была не моя проблема. Я посмотрел на нее, как зомби, и бесшумно вышел из комнаты.

Работа была моим утешением. Я мог отсутствовать дома по 40 часов в неделю. Когда я был дома, я часто оставался один. Мне было над чем работать. Я осознавал, что не должен наказывать ребенка, это была не её вина, но в 

то же время, она не была моей заботой. Она была заботой Трейси. В конце концов, я пришел к решению, что развод — мой единственный выход. Я не мог смириться с предательством и неуважением Трейси, и каждый раз, когда я смотрел на ребенка, я видел в своем воображении только Трейси и Гэри, занимающихся сексом.

•  •  •

Я вернулся домой и застал Трейси, сидящей за кухонным столом с чашкой кофе и содержимым большого манильского конверта, разложенного перед ней. Она сопела и плакала.

— Наверное, я закажу что-нибудь из еды. Пиццу "Пепперони" и хлебные палочки, хорошо?  — тихо произнес я, входя в комнату.

— Вот что тебя волнует, ужин?  — прошипела она мне, в её тоне был полный яд.  — Ты больше не любишь меня?

Я тяжело вздохнул, взял чашку кофе и сел за стол.

— Не так сильно, как несколько недель назад,  — отозвался я.  — Ты не видишь или не можешь увидеть, что все разрушила, когда раздвинула ноги для нашего лучшего друга. Теперь, если бы я был на твоем месте, я бы нашел себе адвоката, и пошел бы и сказал родителям Гэри, что у них есть внучка. Уверен, они будут в полном восторге.

— Ты знаешь, я не хочу развода. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты успокоился и подумал об этом. Будет ли тебе лучше одному? Я сомневаюсь. Подумай об этом, дорогой.

— Это все, о чем я думал. Дело не во мне. Дело в том, что ты нарушила наши клятвы... и вырвала моё сердце,  — сказал я.

— Но если ты любишь меня, разве в твоем сердце нет прощения? Мы можем пройти через это. Мы принадлежим друг другу, Бобби, ты знаешь это.

— Я думал, что знаю это. Но это не один из тех случаев, когда ты можешь просто сказать "прости" и все, волшебным образом, станет лучше. Двадцать четыре года впустую.

Мой первый звонок был сыну. Я изложил суть действий Трейси и то, что ребенок — ребенок Гэри. Он слушал молча, потом я услышал шепот "блядь". Я сказал ему, что подал на развод.

— Надеюсь, что так, папа! Это абсолютное дерьмо. О чем только мама думала?

Он пытался утешить меня. Я мог сказать, что он был очень зол на свою мать. Я попытался успокоить его, напомнив, что, несмотря на то, что Трейси сделала со мной, я знаю, что она по-прежнему любит его так же сильно, как и раньше. Он спросил меня, что я собираюсь делать с ребенком.

— Абсолютно ничего. Ни финансово, ни эмоционально, я не должен её содержать или беспокоиться о ней. Я знаю, что в финансовом плане все будет хорошо,  — ответил я.  — Помогай заботиться о своей сестре.

— Сводная сестра, папа, сводная сестра.

Я ничего не говорил родителям до того дня, когда Трейси подали на стол. Мой отец был зол на нас обоих: на Трейси за её предательство и на меня за то, что я согласился оставить Трейси наедине с Гэри, на 

любой срок.

— Ты же знал, что у них что-то есть друг к другу, за много лет до этого. Я не могу поверить, что ты можешь быть настолько наивным, даже если ты полностью доверял ей. Да ладно, парень, ты же знаешь, что не можешь доверять ни одному другому мужчине, когда дело касается твоей женщины.

Мне пришлось признать, что он был прав. Я должен был бороться изо всех сил, чтобы Трейси не осталась наедине с Гэри. Это, по крайней мере, было на моей совести.

Мама смотрела на вещи совершенно иначе, чем папа. По её мнению, я был неправ, что ушел от Трейси и не попытался помириться.

— Все совершают ошибки,  — тихо сказала она мне, пока папа сидел и хмурился.

— Мам, ошибкой было бы, если бы она переспала с ним один раз. Спать с ним четыре месяца, было сознательным решением, вряд ли это можно назвать ошибкой. А спать с ним, без противозачаточных средств... непостижимо,  — сказал я.

— Тем не менее, Бобби, ты знаешь, что все ещё любишь её, и ей понадобится помощь в воспитании ребенка. Это твоя работа, Роберт. Кстати, я все равно буду считать этого ребенка, своим третьим внуком.

Помимо её голоса, тот факт, что мама назвала меня моим официальным именем, сказал мне, что она на стороне Трейси. Папа посмотрел на потолок, потом снова на меня. Он знал, что позже получит от нее ад.

Я не стал звонить Кейли. Я подумал, что она, вероятно, была первым звонком Трейси после того, как её обслужили. Моя мысль оказалась верной, когда раздраженная Кейли, позвонила мне позже в тот же день.

— Дядя Гэри умер, папа. Забудь о сексе. Теперь она не может вернуть все назад. Двигайся вперед. Вы с мамой, все ещё любите друг друга, а теперь ещё и ребенок. Будь мужчиной, ради мамы и Бобби Джи,  — практически приказала она.

— Мудрый совет от человека, который не посчитал нужным рассказать собственному отцу, что её мать изменяет с другим мужчиной. Почему-то, я больше не чувствую необходимости беспокоиться о том, что ты думаешь,  — ответил я.

Позже я узнал, что родители Гэри были потрясены и обрадованы, узнав, что у них есть внук. Они были расстроены тем, что Трейси планировала сохранить эту новость в тайне, но сказали ей, что понимают её доводы. Через день, они позвонили мне и умоляли остаться с Трейси и воспитывать дочь Гэри. Они знали, что мы были очень близки на протяжении многих лет, и чувствовали, что я — лучший человек, который может стать отцом для дочери Гэри.

— Спасибо за доверие и комплимент, но я не такой человек. Должен признаться, что я так зол на Гэри и Трейси, что не могу видеть ясно.

Я практически почувствовал, как родители Гэри поморщились, когда в трубке стало тихо. Я чувствовал себя плохо, но не настолько. Я был честен.

Конечно, позвонили и мои родственники. Они также умоляли меня остаться с Трейси. Они 

признали, что то, что она сделала, было ужасно и глупо, но они были уверены, что она все ещё любит меня и хочет растить своего ребенка со мной. Я поблагодарил их за заботу, но сказал им, что не знаю, смогу ли я когда-нибудь преодолеть "ужас и глупость".

Конечно, Трейси боролась за развод. Ей и её адвокату, удалось добиться назначения 12 совместных консультаций. Я знал, что у меня не было выбора, но я не собирался быть обоссаной тряпкой, во время сеансов.

Джослин МакАдамс, доктор философии, выглядела очень чопорной и профессиональной, когда я вошел в её кабинет. Я догадался, что она лет на 10 старше нас с Трейси, и на ней был серый пиджак поверх очень деловой юбки, что я заметил, когда она встала, чтобы поприветствовать меня крепким рукопожатием. Трейси уже сидела на стуле справа от меня, перед большим письменным столом.

Она попросила Трейси, сначала рассказать свою версию истории, а так как я её и так знал, думаю, я, как бы, погрузился в свой собственный маленький мир. Я уверен, что Трейси сделала акцент на сострадании и преуменьшила значение измены. В любом случае, следующее, что я помню, это то, что док пробуждает меня от моей задумчивости. Я предположил, как оказалось, ошибочно, что мне предстоит рассказать свою версию истории.

— Мистер Мартин, мне кажется, что власть здесь принадлежит именно вам. Вы можете сохранить свой брак и свою семью, просто будучи взрослым мужчиной, отбросив своё эго и работая над тем, чтобы вернуться к тому, что было у вас с Трейси.

Вау, я не ожидал такого от человека, который должен был быть профессионалом. Это была, практически, та же позиция, которую занимали почти все: я должен был стать мужчиной и принять то, что произошло. Неужели я угодил в альтернативную вселенную?

— Подождите секунду, док...  — начал я, прежде чем она прервала меня.

— Доктор или доктор МакАдамс, пожалуйста. Мы сохраним здесь профессиональный подход. Я не хочу, чтобы кто-то из вас обращался со мной, как с личным другом или союзником.

— Вы так считаете, доктор МакАдамс? Для вас это главное? Мне кажется, что вы уже выбрали сторону, даже не выслушав мою историю.

Я встал, повернулся и вышел. По дороге домой, я позвонил своему адвокату и сказал, что ему нужно найти нейтрального консультанта, иначе я не буду посещать дальнейшие сеансы.

Второй консультант, по крайней мере, выслушал мою историю после того, как принял историю Трейси, но я понимал, что все ещё плыву против течения.

— Вы признались, что все ещё любите свою жену, мистер Мартин. Ваша жена, все ещё очень любит вас, а теперь ещё и ребенок. Что нужно сделать, чтобы восстановить семью?  — спросила доктор Лорен Авент.

— Во-первых, мы никогда не были семьей. Это не мой ребенок. Я не буду воспитывать чужого ребенка,  — ответил я.

— Значит, речь идет о вашем эго?  — сказала доктор Авент, с более чем самодовольным выражением, на своем худом лице.

— 

Я не могу выиграть с вами, ребята, не так ли?  — спросил я, с более чем легким отвращением в голосе.

— Почему это вообще обо мне? Позвольте мне нарисовать вам картину словами, и я буду говорить медленно, чтобы вы могли все уловить. Это не я обманул свою супругу и нарушил клятву, занимаясь сексом с другим человеком, и это не я родил чужого ребенка. Вы должны спросить её, почему она сделала тот выбор, который сделала, и что, по её мнению, она может сделать, чтобы преодолеть этот плохой выбор, если она вообще может.

Я посмотрел в сторону Трейси и увидел, что она нахмурилась. Я видел, что консультант изо всех сил, старалась сохранить безучастное лицо. Как в старой шутке Монти Пайтона, никто не ожидает испанской инквизиции, и я не ожидал этого.

— Мистер Мартин, если вы разведетесь со своей женой и в будущем женитесь на другой женщине, у которой уже есть дети, не будете ли вы, по сути, воспитывать чужого ребенка?  — спросила доктор Авент.

— Ну, я думаю, вы меня поняли, док, но в случае Трейси, ребенок был зачат, когда она была замужем за мной, что, по-моему, является довольно большой разницей, не так ли?

Она слегка кивнула мне, но, очевидно, не закончила.

— Но поскольку мужчина, о котором идет речь, умер ещё до рождения ребенка, разве мы не расходимся во мнениях? Не являетесь ли вы просто мелочным, в этом вопросе?  — сказала доктор Авент.

— Мелочность? Мелочность — это когда вы знаете, что поступили неправильно, но решаете солгать, умолчав об этом. Она ни в чем мне не призналась, пока я её не поймал.

Она начала продолжать, но я закончил.

— Послушайте, док, это смешно. Да, я все ещё люблю её, это нельзя просто так сразу выключить, но как она может говорить, что любит меня, когда она изменила мне, залетела от другого и пыталась выдать ребенка за моего? Может, она и любит меня немного, но если бы она любила меня так сильно, как говорит, этого бы не случилось. Это не было "раз и готово", док. Она и её любовник, вступали в многочисленные связи.

— Сейчас она всем говорит, что это было чисто из сострадания. Он был близким другом, и он умирал. Ну, если это было так сострадательно, почему она не пришла ко мне, своему мужу, и хотя бы не обсудила со мной это решение? Потому что она знала ответ. Я бы сказал "нет", и она это знала. Я понимаю, что это её тело, и она, вероятно, думает, что может делать с ним все, что захочет, но как только мы произнесли клятву, она отказалась от права, в одностороннем порядке отдать своё тело другому мужчине, по крайней мере, не обсудив это и/или не поставив меня в известность, так же как я должен поступить, если когда-нибудь захочу отдать своё тело другой женщине, по любой причине. Как только мы дали друг 

другу клятву, мы больше не действуем в вакууме. Все просто, док.

Док сидела, как пациент в коме, только с открытыми глазами. Она несколько секунд, постукивала пальцем по своему планшету.

— Итак, осталось ли у вас достаточно любви, чтобы сделать шаг навстречу и попытаться стать мужем и отцом? Вы говорите, что у вас ещё осталась любовь к жене. Биологический отец ребенка мертв. Нет причин делать из нее жертву,  — сказала доктор Авент.

— Шаг навстречу? Хорошая формулировка, док. Атакуйте мою мужественность. Примените чувство вины. Моя жена и наш лучший друг, сознательно вырвали мне сердце, док. Если бы он был сейчас жив, я бы дал ему в морду. Моя любовь к ней слабеет, с каждой минутой. Ребенок? Прискорбно, но не моя проблема. Перевод: шансов спасти этот брак нет.

У нас был второй сеанс с консультантом. Я не сказал ничего, кроме "здравствуйте" и "до свидания". Трейси ныла, просила и плакала.

— Я вижу, что вы не собираетесь переломить себя и даже подумать об этом, мистер Мартин. Я скажу судье, что между вами все кончено.

— Спасибо, док.

Развод был завершен через шесть месяцев, как раз к Рождеству. Мы жили в штате, где развод происходит без вины, поэтому мы разделили все поровну, за исключением того, что Трейси платила мне за мою половину дома, что меня вполне устраивало, поскольку ей нужно было воспитывать ребенка. После смерти, Гэри оставил нам большую часть своего имущества, поэтому у Трейси были деньги на дом. Она также получила несколько лет алиментов, поскольку я зарабатывал больше, чем она.

Хотя мой сын все ещё был, так сказать, в моем углу, я понимал, что он хочет провести Рождество, с максимально возможной семьей, что означало его мать, сестру и младшую сводную сестру. Я сказал ему, что не против этого, и мы будем встречать Новый год вместе.

За два дня до Рождества, я заехал в свой бывший дом, чтобы завезти подарки для всех, включая мою бывшую жену и её ребенка. Это было не так много для Трейси и ребенка, но я не хотел выглядеть мелочным, перед своими детьми.

Трейси сначала удивилась, увидев меня, когда открыла дверь, держа на руках Бобби Джеральдину. Она удивленно посмотрела на мои два пакета с подарками и нерешительно впустила меня. Она провела меня в гостиную, где стояла рождественская елка, и все было украшено точно так же, как мы всегда делали. Единственное отличие заключалось в том, что я не занимался установкой и украшением, как обычно.

Трейси увидела выражение моего лица, когда я оглядывал украшения, и сдержала слезы.

— Как насчет гоголь-моголя, Бобби, а потом я положу пакеты под елку. Ты не мог бы подержать ребенка минутку?

Я хотел быть грубым, действительно хотел, но просто не мог. Я нерешительно протянул руки и взял ребенка — её ребенка, с Гэри... Я сдержал желчь, которая начала подниматься из моего желудка, когда она пошла за гоголь-моголем. Я стоял, держа ребенка прямо 

на расстоянии от своего тела, как будто она была каким-то взрывным устройством, около 30 секунд, затем я уложил её на правую руку по-футбольному, как когда-то давно делал со своими собственными детьми, и сел на стул. Трейси вошла с двумя бокалами гоголь-моголя, по одному для каждого из нас, и села на второй стул в комнате, улыбнувшись мне, когда увидела ребенка, прижатого к моей руке.

— Это навевает много воспоминаний, Бобби. Ты всегда был так добр к детям, когда они были маленькими,  — мягко сказала она.  — Не каждому мужчине дано уметь обращаться с детьми.

Я застенчиво улыбнулся. Ребенок был прекрасен, в основном, он был похож на свою прекрасную мать, но я никогда не мог чувствовать себя с ней комфортно, учитывая обстоятельства. Если ты не забываешь, сможешь ли ты когда-нибудь по-настоящему простить? Я так не считаю, хотя знаю, что многие люди, особенно в моей семье, со мной не согласны.

Некоторое время мы вели светскую беседу, затем Трейси взяла два пакета с подарками и начала раскладывать их под елкой. Когда она подошла к первому пакету с именем Бобби Джеральдин, она остановилась и, с веселым выражением лица, спросила.

— Тебе не обязательно было включать её, Бобби,  — сказала Трейси, и по её лицу скатилась слеза.

— Рождество — это праздник для детей всех возрастов, детка. Я не мог оставить твою малышку без внимания.

Я посмотрел вниз, на малышку в своей руке. При благоприятных обстоятельствах, она могла бы стать моей. Я почувствовал комок в горле. Проклятье. Я не мог ненавидеть ребенка, хотя и ненавидел то, что сделала её мать. Я был уверен, что Трейси не случайно передала мне ребенка на руки.

Трейси снова поперхнулась, когда нашла первый пакет с её именем.

— О... Бобби. Правда? Ты не должен был. Я действительно, ничего не ожидала. Я... Я ничего тебе не подарила. Мне жаль.

— Не волнуйся ни о чем, Трейси. Я просто хочу, чтобы у вас, ребята, было отличное Рождество.

— Знаешь... ты можешь прийти лично. Тебе будут рады. У нас будет более чем достаточно еды. Я знаю, что дети тоже будут в восторге,  — сказала она.

— Не в этот раз, Трейс. Может быть, через год. Это слишком рано, слишком рано для моего ума и сердца.

Трейси опустила глаза. Я не пытался быть жестоким. Я был честен. Мои раны все ещё жгло.

В канун Рождества, я оказался в Barnes&Noble поздно вечером. Я читал новую книгу Клайва Касслера, которую купил для себя, и пил мятный мокко латте в Stаrbuсks, расположенном внутри книжного магазина. Оглядевшись, я обнаружил двух других неудачников, которые тоже читали в Stаrbuсks.

Им, практически, пришлось выгнать меня и двух других неудачников, когда они наконец закрылись. Я вернулся домой в тихий дом, но я был готов. Накануне я купил куриный салат и сделал тосты, чтобы намазать его. Чипсы Rufflе"s и текила Dоn Juliо завершили трапезу. Черт, я знаю, как жить!

Рождественским утром, я проснулся с 

легким похмельем. Четыре таблетки аспирина, пара пирожных Рор-Таrts с корицей и три чашки кофе спустя, я был готов к большому рождественскому празднику. Только одна проблема: у меня не было запланированного праздника. Я поехал к родителям, и мы втроем наслаждались маминым ужином, с запеченным окороком и несколькими подарками. Мои дети передали подарки для меня моим родителям, когда узнали, что я приеду на праздник.

После ужина, мы наслаждались горячим шоколадом с мятным шнапсом. Должен признаться, что в моей голове проносились воспоминания о прошлых Рождествах, когда мы были одной семьей. Я признался себе, что, в какой-то степени, все ещё люблю Трейси, и у меня были некоторые сомнения в том, что я сделал правильный шаг.

Видимо, не я один думал о своей прошлой жизни.

— Мы надеемся, что ты не против, Бобби, но мы с папой считаем Бобби Джеральдину нашей внучкой, и мы купили для нее подарки на Рождество,  — сказала мама, чтобы нарушить тишину в комнате.  — Он мертв, Бобби. Гэри больше нет. Ребенок никогда не узнает его. Она примет любого хорошего человека, как своего отца. Мы не совсем согласны с тем, что сделала Трейси, но в какой-то степени, мы это понимаем, и мы все ещё любим её.

— Ты можешь стать тем хорошим человеком, Бобби. Ты должен быть таким хорошим человеком. Все хотят этого... и я думаю, что ты тоже. Ты просто не знаешь, как признаться себе в этом. Ты думаешь, что все будут думать о тебе хуже, если ты вернешь её и будешь воспитывать ребенка как своего собственного.

У мамы на глазах были слезы, когда она закончила. Папа смотрел на меня в упор. Мог ли я быть единственным, кто этого не видел? Возможно, но каждый раз, когда я так думал, я просто знал, что никогда не смогу посмотреть на себя в зеркало, если сделаю это. Она изменяла мне месяцами, она пыталась обмануть меня, и у нее был ребенок от другого мужчины. Её слова о том, что спать с Гэри было состраданием, показались мне пустым звуком.

Год спустя, в моей жизни практически ничего не изменилось. Я ходил на работу и возвращался домой один в свою квартиру. Я не ходил на свидания, и число моих друзей сильно сократилось. По правде говоря, у меня никогда не было много друзей. У Трейси было много друзей, и у нас, как у пары, было много друзей, но и те, и другие, в основном, оставили меня после развода. Я не был удивлен, что её друзья оставили меня, но я был удивлен, что практически все "наши" друзья ушли. По крайней мере, я был удивлен, пока один из этих бывших друзей, не объяснил мне ситуацию: похоже, Трейси говорила всем, что я бросил её после рождения ребенка... не упоминая, что ребенок был не мой.

Я сидел в соседнем баре — в одиночестве, конечно — когда вошли Карл и Сьюзи Диммик, и заняли 

столик. Карл и Сьюзи были одной из тех пар, которые я считал одними из "наших друзей", но когда я подошел к их столику, чтобы поздороваться, то получил очень прохладный прием. Сьюзи откровенно насмехалась надо мной, а Карл был едва ли вежлив. Учитывая, что я не сделал ничего такого, что могло бы их обидеть, я был взбешен таким плохим приемом и не собирался спокойно уходить.

— Что, блядь, я вам двоим сделал?  — рычал я.

— Не нам, а Трейси,  — шипела Сьюзи.  — Как ты мог просто уйти, от самой милой женщины в мире, потому что у нее был поздний ребенок? Ты отстой, ты знаешь это?

— Так вот в чем дело?  — сказал я, почти в шоке.  — Как насчет того, чтобы выслушать всю историю, а потом решить для себя.

Они оба предложили мне сесть, но я был слишком взволнован, и просто стоял перед их столом. Я подошел поближе, потому что не хотел кричать.

— Итак, я могу предположить, что никто не упомянул вам, что поздний ребенок, о котором вы говорите, НЕ МОЙ, вы, ублюдки! Она жила со своим бывшим парнем и залетела от него, и это ЕГО ребенок! Он умер от рака, через месяц после того, как она забеременела, а она пыталась обмануть меня, чтобы я думал, что это мой ребенок. Двадцать четыре года брака, и вот такое уважение и преданность я получаю. Так что нет, я не бросал её. Она бросила меня. Пошла она... пошли вы все на хуй. Вы и лошадь, на которой вы приехали!

Я оставил за столом, двух ошеломленных бывших друзей.

Мое второе Рождество, в качестве разведенного парня, началось точно так же, как и первое. В этом году, в клубе неудачников в Barnes&Noble в канун Рождества, было четыре человека: я, ещё один парень и две женщины. Я смотрел поверх своей книги и оценивал женщин. У одной были вьющиеся рыжие волосы, веснушки и симпатичное лицо, а вторая... ух ты, зачем она здесь? Она была, по меньшей мере, красива: Азиатка, с черными волосами длиной до пояса и изгибами, скрывающимися в толстовке и узких джинсах. У нее была идеальная нестареющая кожа, и я предположил, что ей где-то от 50 до 55 лет. Я наблюдал за ней около минуты, а потом решил, что к черту: все, что она может сделать, это сказать "нет".

Я взял свою книгу и латте и направился к ней. Она подняла голову, когда я подошел на расстояние разговора.

— Я не видел тебя здесь в прошлый сочельник. Ты новенькая, в клубе неудачников в канун Рождества. Я Бобби, президент клуба. Что привело красивую женщину, в этот знаменательный день?

Она хихикнула над моей неудачной шуткой, и это был самый восхитительный звук, который я слышал за долгое время. Я продолжил.

— Я знаю, ты не поверишь, но у меня в морозилке есть второй ужин "Голодного человека", который я могу разогреть сегодня вечером, если 

у тебя ещё не заказан столик. Я знаю, что мы только что познакомились, но...

Я подарил ей свой лучший щенячий взгляд, надеясь, что вспомнил, как это делается.

— Ну, обычно я не делаю таких безумств, но раз вы президент клуба... и вы говорите "Голодный человек"... да, я согласна. Кстати, я Энджел Вонг.

— Бобби Мартин, президент клуба, к вашим услугам.

Я дал ей свой адрес и сказал, чтобы она встретилась со мной в шесть. Я ушел, чтобы поставить ужины в духовку.

Оба ужина уже разогревались, когда она появилась ровно в шесть. Мне пришлось признаться себе, что, возможно, мы оба были более чем, немного чокнутыми.

Мы поужинали за кухонным столом и выпили по бутылке бургундского. Я рассказал ей, как получилось, что я сижу в Barnes&Noble в канун Рождества, а потом она рассказала мне свою историю. Она была на пять лет старше меня, ей было 52 года, и она была разведена в течение 10 лет, после ухода от жестокого мужа. Они с мужем прожили в браке 16 лет, причем его издевательства, начались после 10 лет и продолжались до тех пор, пока он не отправил её в больницу со сломанной челюстью.

Энджел была маленькой женщиной с ростом 155 см и весом около 45 килограммов. Её бывший был ростом 157 см и весом около 55 кг, сказала она. В детстве над ним часто издевались, и в стрессовой ситуации, он становился громким и грубым в словесном плане. После 10 лет брака, это переросло в физическое насилие, но когда он успокаивался, то всегда извинялся и просил прощения. Как и многие женщины, подвергшиеся насилию, она просто не могла заставить себя порвать с мужем, считая, что она была причиной его жестокости. В конце концов, ей потребовался консультант по психическому здоровью, чтобы убедить её в том, что она не виновата, а когда она очнулась в больнице после очередной ссоры, она поняла, что должна развестись с ним, ради своей физической безопасности.

Ее муж был осужден за побои и провел два года в тюрьме, после чего полностью исчез из её жизни. Они развелись, пока он находился в тюрьме. К счастью, у них не было детей.

По её признанию, после развода Энджел не слишком часто ходила на свидания, и у нее не было родственников, в этой части страны. Она призналась, сдерживая слезы, что Рождество всегда было для нее, самым депрессивным временем в году.

— Я знаю, что с моей стороны было безумием, согласиться прийти сюда сегодня, но я просто не хотела оставаться одна... и как я могла пройти мимо ужина "Голодного человека"?  — объяснила она.

Я жалел себя в Barnes&Noble, но после разговора с Энджел я понял, что у меня все ещё лучше, чем у многих людей.

Мы вместе сидели на моем диване, пили вино и смотрели несколько рождественских фильмов, начиная с версии "Мистера Магу" Диккенса "Рождественская песнь". Я понял, что в этой женщине есть что-то особенное, когда 

она полностью согласилась с моим мнением, что мистер Магу — это окончательный Скрудж.

Затем мы посмотрели "Гринча", а примерно на середине "Чудесной жизни" я заметил, что она уснула. Казалось, на её лице была улыбка, и она выглядела такой умиротворенной, что я достал из шкафа большое одеяло, накрыл её наполовину и заполз под другую половину.

Должно быть, я тоже заснул в какой-то момент, но когда я проснулся, мы с ней не сидели бок о бок. Я не уверен, как это произошло, но когда я проснулся, мы лежали, голова Энджел была на моей груди, а половина её тела — поверх моего. Одной рукой я обхватил её тело, крепко обнимая, а другая рука скользнула в задний карман. По телевизору шел снег.

Как ни странно, но это было так правильно, когда я лежал и обнимал Энджел, пока она спала ещё около 20 минут. Она зашевелилась и медленно открыла глаза, глядя на меня в замешательстве. Я наклонил голову как можно выше и нежно поцеловал её в нос. Она очаровательно сморщила его, а затем подарила мне самую яркую улыбку, которую я видел за последние несколько лет.

— Доброе утро?  — робко спросила она.

— Счастливого Рождества,  — ответил я, крепче сжимая её в объятиях.

Мы лежали вместе, не двигаясь и улыбаясь, ещё пять минут, прежде чем она наконец заговорила.

— Я никогда не делала этого раньше, клянусь,  — запротестовала она, её щеки практически раскраснелись.  — Но это только мне кажется, или ты тоже это чувствуешь?

Я ухмыльнулся ей от уха до уха.

— Да, черт возьми, я чувствую это!

Она придвинулась ко мне на пару сантиметров, пока наши губы не соприкоснулись, и мы страстно поцеловались. Мы проделали это ещё несколько раз, прежде чем начали снимать одежду. Через несколько минут, она забралась на меня сверху и медленно насадилась на мой твердый член. Она положила руки мне на грудь, чтобы поддержать себя, и опустилась, когда мой член коснулся её шейки матки. Она улыбнулась мне, затем начала раскачиваться вперед-назад, а затем перешла к подпрыгиванию вверх-вниз. Мы оба вздрогнули раз или два, когда она опустилась немного сильнее, чем предполагалось. Она оказалась гораздо туже, чем я ожидал.

Я играл с её красивой большой грудью, которая подпрыгивала вместе с ней. Я поглаживал её твердые соски, а её киска, как бы подергивалась вокруг моего члена. Её глаза были остекленевшими, а дыхание — учащенным. Затем я зажал её соски, между большим и указательным пальцами обеих рук, и слегка потянул, вызвав то, что я бы назвал мощным оргазмом, и крик, который, вероятно, услышали мои соседи. Она облила мой член и бедра своими теплыми выделениями, и я застонал в знак благодарности.

Я замедлил темп, пока она переживала свой оргазм, затем вернулся к прежней скорости и поощрял её подпрыгивания. Через несколько минут, она испытала ещё один сильный оргазм, и когда она сжала мой член мышцами своего влагалища, я последовал за ней, выпустив несколько струй спермы внутрь 

нее. Мне пришлось крепко держаться за нее, потому что я почти сбросил её маленькое тело.

Она рухнула мне на грудь, когда я перестал кончать, а затем впилась в мои губы ещё одним яростным поцелуем. Потом мы обнялись. Я вдыхал запах её кожи; я лизал её шею и подбородок. Я покусывал внутреннюю сторону её плеч.

Я подумал, что это безумие. Я только что встретил эту женщину, но мы чувствовали себя так хорошо вместе. Затем я поднял глаза и увидел, что она смотрит на меня, и я мог сказать, что она практически думает о том же.

— Может быть, это и безумие,  — начал я,  — но у тебя, ведь, нет никаких планов на сегодня, не так ли, потому что у меня есть все необходимое, для первоклассного рождественского ужина. И если я собираюсь пройти через все эти трудности... что ж, конечно, не помешает, чтобы за столом напротив меня, сидела красивая женщина.

Ее ухмылка превратилась в широкую улыбку, которая охватила моё сердце.

— Мне нужно в душ, и я не взяла с собой смену одежды. Я могу сбегать домой на несколько минут и сразу вернуться,  — сказала она.

Я улыбнулся ей в ответ.

— Моя душевая достаточно большая для двоих, и я уверен, что у меня есть рубашка или что-то ещё, что тебе подойдет.

Ее миндалевидные глаза, заиграли на меня.

— Если ты сможешь терпеть меня без макияжа, я согласна,  — сказала она.

Мы вместе приняли душ, и я продемонстрировал ей свои навыки работы с пальцами, на её киске и в ней. Я нашел ей один из моих свитеров меньшего размера, который она надела, ничего не надевая под него. Он спускался до середины бедер и был достаточно облегающим, чтобы наблюдать, как колышутся и покачиваются её груди, когда она двигается.

— Хорошо смотрится,  — сказал я, пока она демонстрировала мне "наряд".

Мы пошли на кухню, и я налил каждому из нас по бокалу рислинга, начав готовить еду. Энджел села за кухонный стол и подтянула обе ноги к себе, что означало, что половина её задницы была видна и отвлекала меня.

— Так тебе действительно негде сегодня быть? Семья? Ничего?  — спросила она.

— Вообще-то, меня пригласили на большой семейный рождественский ужин в этом году, но я сказал им, что у меня была другая встреча,  — ответил я.  — Моя бывшая приглашает всех в мой старый дом: детей, моих предков, её предков, предков Гэри. Это подстава. Она убедится, что я держу на руках её очаровательного ребенка, все родители будут говорить мне, что я должен быть мужчиной, а она будет говорить мне, что любит меня и нуждается во мне, и мы сможем все восстановить.

— Я сказал ей, что у меня была другая встреча, но все знают, что я лгу. Я сказал ей, что постараюсь сделать это на какое-то время, если смогу.

— Никто из них, не может меня понять. Я не обманывал. Я не должен извиняться, потому что Трейси изменила 

и облажалась. У нас было что-то особенное, пока не стало.

— Но если говорить о чем-то особенном... как насчет того, чтобы поговорить о нас?

Мы оба улыбнулись. Я подошел к Энджел, и мы глубоко поцеловались. В этот момент, я услышал звук ключа в замке моей двери, и моя дверь открылась. Вошел мой сын и позвал меня. Мы с Энджел застыли, посреди поцелуя.

— Па-а-па,  — позвал он как раз перед тем, как заметил нас.  — О, черт.

Он посмотрел на нас, целующихся, затем опустил взгляд на полностью обнаженные ноги и полуоткрытую задницу Энджел. Думаю, мы все трое покраснели. Энджел быстро опустила ноги и встала позади меня, что было настолько скромно, насколько она могла выглядеть в этом свитере.

Джеффри тут же повернулся к нам спиной, якобы для того, чтобы сохранить скромность Энджел, хотя я думаю, что он был смущен не меньше, чем она.

— Мама знает, что у меня есть ключ от твоего дома, и она попросила меня приехать сюда и затащить тебя обратно в дом на рождественский ужин, потому что она была уверена, что ты сидишь здесь один и ведешь себя жалко. Ну... Я думаю, ты сказал правду о своей новой встрече... и она... это... вряд ли жалко. Прости, если я тебя прервал.

— Ты не помешал ничему, кроме моей подготовки к Рождеству,  — сказал я, возможно, немного слишком быстро, когда мы с Энджел обменялись смущенными взглядами друг на друга.

— Джеффри, мне нужно, чтобы ты повернулся, чтобы я мог правильно представить тебя Энджел, моему ангелу.

Джеффри неохотно повернулся и вошел в кухню. Да, было совершенно очевидно, что Энджел голая под свитером, но, по крайней мере, она была прикрыта. Она посмотрела на меня, как бы пожала плечами, а затем отвела взгляд.

Джеффри не смог удержаться, будучи краснокожим мужчиной. Он снова посмотрел на Энджел, а затем дал мне то, что я бы назвал кивком восхищения.

— Рад был познакомиться с вами, Энджел. И спасибо за то, что вы пришли к моему отцу,  — сказал Джеффри.

— Мне очень приятно, Джеффри. Твой отец — отличный парень,  — ответил Энджел.

— Да, похоже, что некоторые члены семьи, на время забыли об этом,  — сказал он.

— Всем понравились подарки, которые я привез?  — спросил я, меняя тему.  — Как Бобби Джи понравились её подарки?

— У тебя все ещё есть чутье, папа. Все любят свои вещи. Ребенку нравятся вещи, которые ты купил. Ты не можешь поверить, сколько всего она получила под елкой, когда там были все три группы бабушек и дедушек.

— Хорошо. Хорошо,  — ответил я.

Затем Джеффри сказал, что ему пора идти. Он кивнул Энджел, а я крепко его обнял.

— Новый год?  — спросил я.  — Я обещаю, что на Энджел будет больше одежды.

— О да,  — ответил он, сильно покраснев.

Энджел бросила на меня тяжелый взгляд после того, как Джеффри ушел.

— Это было не слишком неловко, не так ли?  — спросила она.  — И что это с Новым годом? Меня не приглашают первой?

— 

Нет. Не в этот раз,  — ответил я.  — Но где ещё моя невеста, может быть в Новый год?

— Довольно уверен в себе, не так ли?  — спросила она.

— Будь ещё более уверена в себе, когда будешь выбирать кольцо завтра утром в бутике.

— Ты позволишь мне сначала пойти домой, чтобы я могла хоть немного одеться?

— Если ты настаиваешь,  — ответил я, стараясь выглядеть разочарованным.

На следующее утро, Энджел выбрала обручальное кольцо с бриллиантом огранки "маркиз", весом в один карат. Затем мы пошли обедать, и я позвонил своему сыну, а затем родителям, с новостью о том, что я помолвлен. Мой сын, казалось, был очень рад за меня; мои родители — не очень. Я думаю, они все ещё были в иллюзии, что я заберу Трейси обратно и буду воспитывать её ребенка как своего.

— Это так неожиданно, не так ли, дорогой?  — спросила моя мама.  — Ты уверен, что не делаешь это, чтобы насолить Трейси? Ты знаешь, что она все ещё любит тебя, дорогой?

— Мама, я не пытаюсь никому досадить. А что касается того, что Трейси все ещё любит меня, то её поступки говорят сами за себя, не так ли? Трейси любит Трейси.

Я не потрудился рассказать об этом своей дочери. Мы немного восстановили наши отношения, но она все ещё принимала сторону матери, настаивая на том, что поступок Трейси был героическим и связан с любовью. Я полагал, что рано или поздно она узнает об этом и позвонит мне, чтобы отдать предпочтение матери, а не мне.

После более чем 25 лет, проведенных с Трейси, мои развивающиеся отношения с Энджел не имели логики. Я не мог объяснить наше влечение друг к другу и то, как хорошо она вписалась в мою жизнь. Мы могли говорить о чем угодно, и мне казалось, что мы были вместе целую вечность. Я не верил в любовь с первого взгляда, но все говорило мне, что это так.

Энджел тоже не была ребенком, и она казалась такой же ошеломленной, нашим мгновенным и глубоким влечением, как и я. Вначале мы потратили много времени на то, чтобы все изучить, но потом поняли, что высасываем из этого жизнь, и должны просто позволить этому, течь естественно.

Естественно — это было хорошо. Через месяц она переехала ко мне, и следующие шесть месяцев, мы редко разлучались. Маме и папе она, похоже, нравилась, несмотря на то, что она не была Трейси, но Кейли не скрывала своей неприязни, я полагаю, потому что она все ещё хотела, чтобы я снова сошелся с её матерью.

Через шесть месяцев, мы устроили небольшую свадьбу. Я пригласил обоих детей и своих родителей, а Энджел — двоюродного брата и друга с их семьями. Я забронировал для небольшого торжества зал, в одном из моих любимых ресторанов.

Это был замечательный день, за исключением того, что Кейли загнала меня в угол и спросила, почему не были приглашены Трейси и Бобби Джи, а также мои бывшие 

родственники.

— Потому что твоя мать — моя бывшая жена, и пригласить её, было бы неуважительно по отношению к Энджел. Кроме того, ты, кажется, забыла, что мы не друзья. Бывших родственников тоже не приглашают.

Энджел и Трейси, наконец, встретились два года спустя, когда Кейли вышла замуж. Трейси спланировала и провела прекрасное мероприятие, а я с радостью все оплатил. Энджел, будучи красивой, умной и стильной леди, держалась в стороне от матери невесты и её планов.

Единственная роль, которую я сыграл в свадьбе, помимо роли финансиста, была традиционной — проводить невесту к алтарю. Моё сердце было переполнено гордостью, а моя внутренняя машина памяти, работала сверхурочно. Несколько раз я смотрел на Трейси и вспоминал, как они с Кейли занимались раскрасками и пекли печенье. Это напомнило мне, что между нами не все было плохо; у нас было 24 хороших года.

Энджел прекрасно меня поняла и обняла меня, когда мы сидели на церковной скамье. Я повернулся к ней, и она нежно прижалась своими губами к моим. Тогда я понял, что смогу выдержать остаток дня.

Энджел общалась с Трейси только тогда, когда это было необходимо во время репетиционного ужина и свадьбы, но не из страха, а из чувства правильности происходящего. Трейси, со своей стороны, ходила с раздраженным видом всякий раз, когда смотрела в сторону Энджел. Позже я узнал, что она и все шесть бабушек и дедушек были убеждены, что она узурпировала законное место Трейси и что этот брак, был лишь краткосрочным.

•  •  •

Наш краткосрочный брак только что перешагнул 25-летний рубеж. Мы с Энджел отпраздновали это событие, хорошим ужином и тихим вечером занятий любовью. Конечно, это не была дикая и сумасшедшая ночь секса, какой она могла быть 15 лет назад, но и мы оба уже не дети. После этого, мы ещё некоторое время прижимались друг к другу, а потом уснули в обнимку.

Размышляя об этом, я действительно не могу пожаловаться на то, как жизнь обошлась со мной. У меня был хороший первый брак, в течение 24 лет, затем я вернулся, и вот уже 25 лет, у меня прекрасный второй брак.

Двое моих детей женаты и подарили мне трех прекрасных внуков.

Трейси никогда не выходила замуж повторно. Со слов моих детей я думаю, что не так много мужчин, интересовались женщиной средних лет с маленьким ребенком, даже если она была симпатичной женщиной. Они считают, что у нее были какие-то отношения на этом пути, иначе она могла бы уже кого-нибудь убить.

Мои дети стараются поддерживать связь и с Трейси, и со своей сводной сестрой. Три бабушки и дедушки ребенка, также старались дать ей каждую унцию любви, пока не начали умирать от старости.

Мой сын, единственный член семьи, который регулярно общался со мной после развода, сказал мне, что Трейси даже не ходила на свидания, первые пять лет после моей свадьбы, все ещё полагая, что мой брак не продлится долго. Я уверен, что Энджел, было жаль 

разочаровывать её.