Санта, я всё объясню. Часть 2

Кошмары

— Норрис.

Я был словно в густом тумане.

— НОРРИС!  — услышал я громкий голос. Это были они. Опять!

— Тебе от нас не смыться,  — сказал Ривера.

— Даже не пытайся,  — сказал Перлман.

— Может, нам стоит попробовать что-нибудь смешное, чтобы он начал действовать,  — сказал Ривера.

Я уже слышал это раньше и ненавидел.

— Уходите!  — крикнул я им.  — Оставьте меня в покое.

— Что,  — сказал Перлман,  — не хочешь послушать, как еврей и черный парень отправляются в Ирак и умирают, в то время как их командир изображает героя?

Я поднял голову и в тумане увидел их. Оба в камуфляже песочного цвета, но без головного убора или какого-либо снаряжения. Как мы обычно одевались в свободное время, слоняясь по базе. Черный — Перлман. Стоящий рядом с ним Ривера — еврей. Оба — интересные персонажи. Можно подумать, что их имена перепутаны, но это не так. У Риверы испаноязычный отец и еврейская мать, поэтому он вырос евреем. Перлман — черный, не знаю, как он получил свою фамилию. Он — сирота, которого воспитывали приемные родители. Вот так.

— Прекратите, пожалуйста!  — умоляю я.

— Этого не будет,  — говорит Ривера.  — Нет, пока не разберешься с этим.

— С чем я должен разобраться?

— Да ладно, капитан,  — наклоняется Перлман.  — Нет, пока не поймешь.

Уже в десятый раз я вижу, как они приходят ко мне. Вот уже почти год это — мой ежедневный кошмар. Я скоро проснусь, и не буду спать часами, пока не смогу заставить их уйти. Иногда они преследуют меня в течение дня. Тогда они со мной не разговаривают, но я вижу их в толпе по всему городу. Они смотрят на меня вопросительным, требовательным взглядом.

Задыхаясь, я просыпаюсь в холодном поту. Сколько раз это будет? Как долго это может продолжаться? Оставят ли они меня когда-нибудь в покое?

•  •  •

У терапевта: рапорт

Я рассказываю своему психотерапевту в сотый раз. Он слушает и кивает. Но на этот раз у него — какие-то бумаги.

— Норрис, нам нужно поговорить.

— Поговорить? Ещё поговорить? Мы только и делаем, что разговариваем. Они все время говорят о том, чтобы я разобрался с этим. Разобрался с чем?

— У меня есть рапорт на случай, если захотите его посмотреть,  — говорит док Руссо.

— Его вам отдали?  — удивленно спрашиваю я.

— Ну, это имеет много общего с тем фактом, что вы, наконец-то, подписали просьбу выдать его мне. И с тем, кто вы такой. Армия хочет, чтобы вы поправились. Они не хотят, чтобы стало известно, что у их золотого мальчика, обладателя Почетной медали, имются... проблемы.

— Вы сказали им, что именно со мной не так?!  — спрашиваю я, раздраженный и шокированный тем, что он это сделал.

— Это оскорбительно, что вы так думаете,  — отвечает док Руссо.

Доктор Фрэнк Руссо — мой психотерапевт. Он — специалист по моему заболеванию, будучи одновременно доктором медицины и психотерапевтом. Он специализируется на ветеранах, у которых проблемы с эректильной дисфункцией после боев. Поскольку я как раз такой, он перетасовал свою лечебную нагрузку, чтобы взять меня в качестве пациента. Уверен, что когда 

он меня вылечит, то напишет статью для своих медицинских журналов.

— Простите, док, я...

— Пустяки, неблагодарный,  — отвечает он, глядя на бумаги, как будто я его раздражаю.  — Итак, я просмотрел рапорт. В итоге, армейцы проверили события и признали вас невиновным в смерти двух ваших людей. Что можете сказать по этому поводу?

— А вы уверены, что они просто не прикрывают парня, которого они же сделали героем?

Он смотрит на меня так, будто я пролил его мартини, и вздыхает.

— Третья страница. И хоть я уверен, что вы умеете читать, но прочитаю её для вас.

Его стиль терапии — это изводить меня. Он переворачивает страницы и читает:

— ... причина смерти сержантов Ривера и Перлмана — тяжелые травмы, вызванные осколками противотанковой ракеты 9М113 «Корнет» советского производства. Что бы это ни было.

— Она предназначена для уничтожения танков,  — отвечаю я.

— Ну, видимо, она взорвалась в машине, потому что, как сказано в документе, именно её осколки убили ваших людей,  — док Фрэнк положил передо мной бумаги.  — Я не специалист по русским ракетам, но как вы думаете, смогли бы вы остановить одну из них с помощью вашего верного М4?

— Нет,  — ответил я.  — Если говорится, что их сбили ракетой?

— На той же странице,  — ответил Док.  — Сказано, что они попали под ракету вскоре после того, как вы и остальная часть вашей команды отправились в атаку на повстанцев. Норрис, они были мертвы все то время, пока вы занимались спасением. Они никак не могли вызывать вас, и если вы посмотрите на четвертую страницу, выжившие из вашего отряда не помнят, чтобы двое мужчин в тылу звали на помощь.

— Значит, они все это время были мертвы?  — спрашиваю я.

— Боюсь, что так, Норрис,  — откидывается он назад.  — Вероятно, они были первыми, кто погиб в вашем подразделении во время боя.

— Черт,  — говорю я, осознавая.  — Я думал, что из всех нас они будут в самой безопасности.

— Это война Норрис,  — отвечает он.  — Я участвовал с морскими пехотинцами в «Буре пустыни» в качестве военно-морского врача. Люди умирают, и в этом нет особого смысла. В одного человека попадает пуля, и он выживает, а другой нет. Именно так это бывает.

— Так и есть,  — повторяю я.

— Норрис, я знаю, что ваше посттравматическое стрессовое расстройство вызвано не только этим инцидентом. Но этот инцидент — его корень. Подумайте об этом.

— Так если я не был причиной их смерти, почему они возвращаются, чтобы преследовать меня и говорить, что я не заслуживаю своей жизни и все такое?

— Они...  — он сделал паузу для эффекта,  — они здесь не для того, чтобы что-то говорить, Норрис. То, что вы видите в своих снах, это то, что, по вашему мнению, случилось. Это — ваша вина. Вина выжившего. Помните, мы об этом говорили?

— Помню, док. Значит, не я стал причиной их смерти. Наверное, это — груз с моих плеч. Но меня беспокоит, что я выжил, и у меня есть все, что есть...  — Я почти 

рыдаю.  — А они умерли. Они должны быть здесь.

— Вы — не Бог, Норрис. Вы были лишь капитаном Григгсом, их командиром. Вы приняли тактическое решение, поставив их в арьергард. На второй странице это упоминается как здравое тактическое решение. Если не их, вы бы выбрали двух других. И вы никак не могли знать, что враг выпустит по конвою ракету.

— А должен был,  — отвечаю я, все ещё думая, что это — моя вина.  — Чтобы остановить конвой, они должны были воспользоваться ракетами...

— Нет, не должны. Там сказано, что они использовали самодельное взрывное устройство с детонацией по команде. Вы никак не могли знать.

Я удивленно смотрю на него.

— Почему мне не сказали все это раньше?  — спрашиваю я.

— Вам никто не мешал прочитать это, пока у вас был допуск. Думаю, все дело в том, что вы были в больнице, а потом — в реабилитационном центре. И к тому времени уже не служили, не имея допуска. Так что, вы просто упустили свой шанс увидеть окончательный рапорт. Но сейчас вы его видите, и заметьте, он отредактирован, видите все эти зачеркнутые строки на первой и последующих страницах? Часть же о вашем участии не засекречена. Предполагаю, потому, что в этом не было почти никакого секрета. Просто вас не было рядом, чтобы вы узнали об этом, Норрис. Никакого заговора и никакой вины с вашей стороны.

— Вы думаете, именно это является причиной моего...  — я отворачиваюсь,  — моего эмоционального расстройства?

— На 95% уверен, что да. У вас нет физических повреждений. Только психологические.

— Я не... я...  — заикаюсь я в замешательстве, пытаясь разобраться во всем этом.

— Можно ли было всего этого избежать?  — спрашиваю я его.

«Все это» включает в себя мои проблемы с Эмбер. Наш развод.

— Нет, Норрис,  — отвечает он.  — Может быть, эректильной дисфункции да, но не вашего нежелания доверять Эмбер. Я просил вас поговорить с ней и хотя бы несколько раз привести её на наши сеансы. После всего что произошло, вы все ещё думаете, что не разговаривать с супругой — это правильный путь?..

Я сидел молча, понимая, какой беспорядок я устроил в нашей с Эмбер жизни. Как это отразится в будущем на наших детях.

— Хорошо,  — вклинился док Руссо.  — Я знаю, как работает ваш разум. Перестаньте думать, что это все ваша вина. Это уже бесит. Мы много раз об этом говорили. Вы — не Бог. Вы не отвечаете за все в жизни. Но если оставите эту ситуацию как есть, то с данного момента будете отвечать за то, что происходит. Я дам вам подумать об этом до следующего сеанса.

•  •  •

Не бросайте мужчин

Я вернулся домой в глубокой задумчивости. Моя вера в то, что за смерть своих людей несу ответственность я, пошатнулась. Я принял смерть тех, кто пошел со мной, чтобы отбить колонну, но не тех, кого оставил позади. «Тех, кого я оставил позади»!

Эта фраза имеет для меня своё происхождение. Я помню, как впервые услышал её. Мы с 

отцом разговариваем о Вьетнаме; это было вскоре после моего выпуска из Вест-Пойнта.

— Запомни, сынок, как офицер, ты не можешь бросать людей, как сделал этот придурок Киссинджер, оставив пленных в руках северовьетнамцев. Даже если они умрут, верни их тела.

— Никого не бросай.

Этой ночью я сплю, и они опять посещают меня.

— Поступай правильно,  — говорит Ривера.

— Если не берешь на себя ответственность, то не заслуживаешь ничего, что у тебя есть в жизни.  — На этот раз Перлман.

— Ребята,  — говорю я им,  — простите. Я не хотел поручать вам охрану тыла.

— Мы знаем,  — говорит Ривера.  — Это не наша с тобой вина.

— Тогда почему вы все ещё здесь?

— Потому что ты должен в этом разобраться,  — сказал Перлман.  — Должен взять на себя ответственность за то, что сделал.

— Но я уже сделал. Я в полном беспорядке, потому что сделал это, а оказалось, что вы, ребята, вовсе не вызывали меня по радио. Я не смог бы помочь. Вы были мертвы через пару минут после того, как мы ушли.

— Мы знаем, капитан,  — говорят они в унисон.  — Речь о том, что ты сделал с ней, именно поэтому мы все ещё здесь.

— Что вы имеете в виду! С кем «с ней»? С Эмбер?  — кричу я, просыпаясь. Но я один в своей спальне. Я бегу посмотреть детей, и они в порядке. Я их не разбудил. Бедные дети, их отец — псих. Я всю ночь думал о том, что говорят об Эмбер и обо всем остальном.

•  •  •

Карен

Мать Эмбер, Карен, нашла меня спящим на диване. Я просыпаюсь от того, что она толкает меня в руку и предлагает свежий кофе.

— Доброе утро,  — говорю я, заметив, что укрыт одеялом.

— Тяжелая была ночь?  — с ухмылкой спрашивает она.

О чем это она?

Боже мой! У меня стояк. Утренняя древесина. Черт! Она увидела его под моими боксерами? О, блядь. Мой член торчит из боксеров!

— О, Боже, Карен,  — пытаюсь извиниться я, но она не перестает ухмыляться.  — Мне так стыдно.

— Нечего стесняться того, что имеешь,  — говорит Карен, все ещё ухмыляясь, и садится напротив меня со своим кофе.

Я хочу встать и выйти из комнаты, но она мне улыбается.

— Когда возникла эта проблема?  — спрашивает она все ещё с этой гребаной ухмылкой.

— Я,  — заикаюсь я.  — Я не знаю... Я уже проснулся с этим.

— Ладно,  — говорит она, наконец, решив положить конец моим мучениям,  — пойду, проверю детей. Ты иди, оденься, прими холодный душ или что вы там, мужчины, делаете.

— Да,  — отвечаю я, отворачиваясь и заворачиваясь в одеяло, вставая.  — Спасибо.

Я ухожу от нее, направляюсь в свою спальню и закрываю дверь. Срань господня! У меня стояк! Ебать меня. Карен его видела. Моя теща. Бывшая теща... блядь, она увидела его и просто ухмыльнулась. Как долго она стояла и смотрела на мой член, прежде чем накрыть меня? Как я могу после этого смотреть ей в глаза?

•  •  •

Сразу после развода

Глядя на наших близнецов, я понял, что мне нужна 

помощь. Я порвал с Эмбер и подал на развод, но детям нужен кто-то, кто по-настоящему бы заботился о них. Не просто няня и детский сад. Поэтому я попросил присматривать за ними Карен, когда сам был на работе, но с ней все время была охранница — бывшая военная, ростом выше Карен.

Меня поразило, что после развода с дочерью Карен была все такой же понимающей.

— Карен,  — сказал я ей через пару недель после развода,  — я благодарен, что ты присматриваешь за детьми в течение дня.

— Ты мне платишь за присмотр за своими собственными внуками Норрис. Думаешь, я бы от этого отказалась?

— И все же, я думал, ты не будешь счастлива со мной после...

Она повернулась, чтобы посмотреть на меня ледяным взглядом. Но через несколько секунд смягчилась. Неужели я зашел слишком далеко?

— Норрис, ты и впрямь хочешь, чтобы я поставила под угрозу жизнь моих внуков, лишь бы могла вставить свои пять копеек о том, как вы с моей дочерью разрушили свой брак?

Я чуть было не бросил в лицо Карен слова о том, что это её дочь трахалась за моей спиной. Но потом внутри себя понял, что не должен этого делать. Я ещё не разобрался в своих проблемах, но знал, что Карен не отвечает за действия Эмбер. И Карен была лучшей, чтобы позаботиться о моих детях.

— Думаю, нет,  — ответил я.

— Норрис, я не знаю, что именно было между вами. Эмбер мне не звонила и не спрашивала, можно ли ей трахаться. Поверь, если бы она это сделала, я бы закричала, чтобы она бежала от этого мужчины. Но я разговаривала с ней после. Она чувствует себя виноватой за то, что сделала, но и ты приложил к этому руку. Почему ты отрезал ее?

Главный вопрос о моей вине. В тот момент я все ещё злился на Эмбер. Но тут витали вопросы моего терапевта Дока Руссо:

— Привели ли вы Эмбер, как я просил,  — спросил он.  — Если бы вы рассказали ей о своих проблемах и их причинах, изменила бы она вам?.

Эти вопросы ежедневно звучали в моей голове. Теперь Карен, мать моей бывшей жены, спрашивает меня, а у меня нет ответа. Я и не ответил, так как оставил её с детьми и ушел на работу.

Я ушел ещё и потому, что Карен — более взрослая версия моей бывшей. Карен ещё нет и пятидесяти. Глядя на её все ещё манящую фигуру и красивое лицо, я постоянно вспоминаю, какой красивой будет Эмбер через двадцать лет. Мы должны были взрослеть вместе. Идеальная пара с идеальной внешностью. Все идеально. Как же это хреново. Мы потерпели полное фиаско.

Почему я так смотрел на Карен? Может, из-за её необыкновенного сходства с дочерью? Я был слишком растерян, чтобы разобраться в этом. Но поднял этот вопрос на терапии. И получил обычную психологическую болтовню о переносе или тому подобном дерьме. Что бы это ни значило. И снова 

я отмахнулся от предупреждения терапевта быть осторожным и разобраться со своими проблемами, прежде чем создавать беспорядок в своей жизни.

Черт. Она и так была беспорядочной,  — подумал я.

К тому времени я избавился от иллюзий «я совершенен». Почти легкий успех моей предыдущей жизни был разрушен. Не в тот день, когда я узнал, что жена мне изменила, а в тот день в Ираке. В тот день, когда я стал героем войны и позволил погибнуть двум своим товарищам, потому что не ответил на вызов по рации. Но тогда у меня не было армейского рапорта, чтобы посмотреть.

•  •  •

Что случилось в Ираке

Терапевт снова и снова обсуждал это со мной. Поэтому вам стоит узнать, что произошло по моему мнению, до получения рапорта. Краткая версия.

В то время моя группа «Дельта» находилась в перерыве между заданиями и была на ранней стадии планирования следующего: захват или убийство боевика «Аль-Каиды», руководившего повстанческим движением на западе Ирака. Поэтому, когда поступил сигнал о том, что недалеко от нас в засаду попал конвой с грузом, откликнулось наше небольшое подразделение.

Все что у нас было, это три «Хаммера» с крупнокалиберными пулеметами пятидесятого калибра, и мы сами — девять человек. Разделившись на группы по трое, мы помчались к месту происшествия, ориентируясь на дым от горящих машин, стрельбу и взрывы.

Когда мы приблизились, я находился в головной машине, как вдруг по радио из колонны пришло истерическое сообщение о том, что враг идет ерез через остановленные машины и убивает водителей и других членов экипажа. Времени на планирование ответных действий не было. Мы должны были попасть туда и остановить врага, чтобы спасти как можно больше наших солдат. Не очень помогало и то, что истерический зов был от женщины-солдата низкого ранга, чей командир умирал, и она была в полной панике.

Не хочу смотреть свысока на экипажи конвоя. Никто из нас, спецназовцев, не смог бы отправиться на задание без поддержки этих мужчин и женщин. Но давайте посмотрим правде в глаза, у них не было нашей подготовки или боевого духа. А именно последнее может помочь вам выжить в засаде. Хорошо обученные войска отбиваются. Эти же бедные люди просто сражались на месте, надеясь, что придут другие и спасут их. Это все, что они умели делать. Их командир выбыл из строя, но даже если бы он попытался их организовать, они мало что смогли бы сделать, кроме как умереть.

Я решил, что быстро двигаясь по бокам колонны, мы сможем убивать повстанцев в черной одежде, пока те сосредоточены на убийстве экипажей колонны, прежде чем у них появится шанс среагировать на нас. Поэтому направил один «Хаммер» по правой стороне дороги, а свой — по левой. Последнюю машину я оставил в голове колонны для охраны тыла, взяв с собой одного из трех членов группы и оставив лишь водителя и пулеметчика. Мне нужно было иметь с собой как можно больше стрелков.

Проезжая машину за машиной, бросались в глаза 

разрушения, вызванные атакой. Возле грузовиков лежали мертвые американские солдаты, иногда попадались тела врагов в черной одежде. Когда мы, наконец, подъехали ближе, раздался взрыв, и ещё одна машина на правой стороне дороги взорвалась. Её подбили из вражеского РПГ (ручной ракетой), и все, кроме одного человека, были убиты на месте. Последний был так тяжело ранен, что враг решил, что он умер.

Конечно, я и трое других в моей машине продолжили путь. Мы с ещё одним сошли с машины, чтобы начать убивать врагов, тогда как водитель «Хаммера» и его пулеметчик обеспечивали нам прикрытие. Мы подстрелили довольно много врагов и продолжили движение. Нашим единственным преимуществом были скорость и внезапность. Где-то по пути мой напарник был ранен, но махнул мне рукой, чтобы я продолжал движение. Затем был подбит «Хаммер» поддержки, но этого я не знал, так как продолжал продвигаться вперед и убивать врагов, в основном, стреляя в них сзади, так как они были сосредоточены на убийстве водителей грузовиков или экипажей.

Говорят, что адреналин заставляет человека делать удивительные вещи. Он заставляет забыть страх и боль от попадания. Так было и со мной, пока не спал темп стрельбы. В конце концов, мне стало некого убивать, и я обнаружил группу экипажей грузовиков, сгрудившихся в конце колонны. Я потянулся за рацией, чтобы связаться со своими людьми, но оказалось, что я не взял её с собой. Оставил в «Хаммере».

К тому моменту я истекал кровью из пяти отверстий на руке, плече, левом бедре и правой икре. Адреналин иссяк, и я рухнул на обочину дороги. Очнулся, когда вокруг колонны копошились американские солдаты, которые, как я понял, были группой помощи. Надо мной работали двое медиков, и я слышал женский голос, кричавший:

— Он спас нас. Он спас нас... мы были почти мертвы.

Я не знал, о ком она говорит, так как к тому моменту уже терял сознание. Есть кадры вылета вертолета. Медики надо мной. Санитары и врачи в больнице. Темнота и кошмары о бесконечных полчищах людей в черных одеждах и о том, что у меня заканчиваются боеприпасы.

Потом я очнулся в Германии, в современном госпитале, где меня ещё раз прооперировали, чтобы исправить повреждения от ранения в плечо. Мне сказали, что благодаря этой операции я на девяносто процентов могу владеть рукой. Но мои дни в качестве оператора закончились. Повреждение ноги, хотя и не угрожающее жизни, оставило меня с хромотой, что считалось окончанием карьеры.

В конце концов, меня представили к большой медали. Почетной медали Конгресса. Я гордился тем, что получил её, пока на подведении итогов операции не узнал, что большинство моих людей погибли или были ранены.

Я сделал то, чего от меня ожидали. Дал интервью журналистам и отправился получать свой Почетный знак в Белом доме из рук самого главнокомандующего. На какое-то время я стал знаменитым. Меня угощали обедами и ужинами влиятельные люди. Со мной спали красивые женщины.

Выйдя в отставку, я и трое 

моих приятелей основали компанию. Используя социальные сети, мы делали свои смешные рекламные ролики и привлекли рекордное количество людей. Вскоре у нас были отделения в десяти крупных городах, и мы превратили компанию во франшизу. Деньги шли рекой, внимание СМИ и привилегии. Много привилегий.

Были быстрые машины и ещё более быстрые красивые женщины. Я был лицом компании, поскольку меня все уже знали, но движущей силой были другие парни. Они следили за тем, чтобы компания работала правильно, в то время как я ездил по округе, занимаясь пиаром и развлекаясь. Но в моей голове оставались нерешенные вопросы. Все они были связаны с последним подведением итогов миссии.

— Ты ничего не мог сделать с теми, кто остался в тылу,  — говорили мне снова и снова. Я соглашался с этим, но со временем мне опять и опять снился один и тот же сон: двое погибших в той машине вызывали меня по рации, прося помощи, а я не могу ответить на их зов, так как занят тем, что геройствовал.

— Ты ничего не мог сделать,  — слышал я снова и снова. Но внутри себя начал задаваться вопросом и сомневаться в этой фразе. Мог ли я им помочь? Почему оставил рацию? Мог бы. Мог бы. Должен был. Почему я выжил, а они погибли? Типичный сценарий вины выжившего.

Поначалу это чувство не было столь распространено в моем сознании. Но чем успешнее я становился, тем чаще в моих мыслях всплывало чувство вины. После того как у нас с Эмбер родились близнецы, все стало ещё хуже. В моей жизни все шло так хорошо. Но в своих снах я видел тех двоих, что укоризненно качали мне головами.

Потом у меня начались проблемы в постели. Это случилось однажды вечером, когда Эмбер была у меня между ног и овладела мной. Она просто невероятна, когда делает это! Но в тот момент, когда все шло хорошо, мой член вдруг опал. Прямо у нее во рту. Взгляд, который она бросила на меня, подняв голову, пронзил меня до глубины души.

— Детка, я сделала что-то не так?  — спросила она.  — Задела тебя зубами? Прости.

— Нет, это не ты...  — ответил я.  — Я не знаю, что случилось.

— Все хорошо,  — ответила она.  — Расслабься. Через некоторое время мы займемся чем-нибудь ещё.

И через десять минут мы это сделали. Я был тверд как скала, и она скакала на мне в своё удовольствие почти тридцать минут и три оргазма! Говорю вам, Эмбер может кончать и кончать снова и снова. Возможность помочь ей достичь этого — само по себе приключение. Я чувствовал себя особенным, поскольку мог доставить удовольствие этой женщине и не отставать от нее.

Но проблема не исчезла. На самом деле она вернулась. Потом ещё и ещё. Я ходил к врачам, говорившим, что это — психологическая проблема. В конце концов, я пошел к психотерапевту, специализирующемуся на таких случаях. Но к тому времени я уже даже не пытался 

заниматься сексом с Эмбер.

Ну, остальное вы знаете.

•  •  •

Звонок Ланы

Я был на работе, когда мне позвонила Лана. Я едва узнал её голос.

— Привет, Норрис,  — сказала она. Это была Лана, моя девушка до Эмбер.

— Привет, Лана,  — удивленно ответил я. Я не слышал о ней более пяти лет.

— Я слышала, ты теперь свободный человек,  — сказала она. Нет, это не было соблазнительно. Просто констатация факта.

— Разведен, если ты это имеешь в виду,  — ответил я.

— Перейду к делу, Норрис,  — сказала она.  — Не хочешь встретиться?

— Разве ты все ещё не замужем?  — спросил я.

Три года назад Лана вышла замуж за симпатичного адвоката. Я видел статью об этом в Интернете.

— И что?  — спросила она так, будто я спросил, встает ли солнце на востоке или нет.

— Лана, я знаю, что трахаться с замужней для многих модно, но не для меня.

— О, пожалуйста, Норрис. До меня и Эмбер ты перетрахал тонну женщин. Ты ведь знаешь, что многие из них были замужем?

— Если и были, Лана, то я этого не знал.

— То есть, ты не проверял?

— Нет, Лана, не проверял. Что все это значит?

— Ничего особенного, Норрис. Я думала о тебе и решила, что мы с тобой могли бы встретиться. Ну, знаешь, по старой памяти. Повеселиться между простынями или над ними?

— Думаю, не стоит, Лана,  — с разочарованием ответил я.

— О, не смотри на меня свысока, Норрис Григгс,  — сказала она уже сердитым тоном и повесила трубку.

Я немного посидел, глядя на телефон, и вернулся к работе. Мне было трудно сосредоточиться на просмотре деловых отчетов, и я отправился на прогулку. Штаб-квартира нашей компании находилась рядом с одним из наших офисов, поэтому я гулял по округе, в то время как люди занимались спортом и общались. В каждом из наших офисов было кафе, где люди часто встречались после тренировок. Я слышал, что в некоторых наших местах это был почти мясной рынок (место для поиска сексуального партнера). Но я не удивлялся. Люди, занимающиеся спортом, любят демонстрировать свои тела, а это приводит к личным симпатиям и... к большему.

Проходя мимо, я заметил, что несколько женщин смотрят на меня, а одна или две улыбнулись. Я улыбнулся им в ответ и продолжил идти дальше. В конце концов, они — клиенты, а я — все ещё лицо компании. Но к этому времени стало известно, что я развелся, и вокруг меня начали кружить стервятники. Было печально, что Лана превратилась в одну из этих брачных падальщиков. Я надеялся, что она выше этого.

Я так давно не был с женщиной, что даже не знал, как к этому подступиться. Мысль об очередной неудаче не давала мне даже пошевелиться. Но дело было не только в этом. Я скучал по Эмбер.

Потребовалось около шести месяцев, чтобы злость на нее утихла. Затем потребовалось ещё три месяца, чтобы я смог осознать свою роль в том, что произошло между нами. Я все ещё получал отчеты о 

ней от своих следователей. Сначала я оправдывал свой интерес к ней тем, что просто слежу за матерью моих детей. То, что она делала, могло повлиять на них. Но тут было нечто большее, просто у меня не хватало смелости в этом признаться. Она все ещё была мне небезразлична. У меня на столе все ещё стояла её фотография. Конечно, это была фотография её с детьми, но все равно её улыбка заставляла моё сердце замирать.

Ее мать ни разу не высказала мне претензий по поводу моих отношений с Эмбер и развода. Сначала я думал, что это делалось для того, чтобы она могла быть рядом с внуками. Но когда прошло время, и мы стали чаще общаться, я думаю, что она осталась по другой причине. Чтобы если понадобится, стать проводником для общения между мной и Эмбер. И вот настал день, когда Карен выполнила свою роль. Она сообщила, что Эмбер приедет на неделю перед Рождеством.

Я несколько дней не решался с ней поговорить, но, в конце концов, меня потянуло к ней как мотылька к огню. У нас с Эмбер были незавершенные дела.

•  •  •

После разговора с Эмбер в доме Карен

Я выбежал из квартиры Карен, после того как, наконец-то, признался Эмбер. Мне было стыдно за то, что я позволил своей гордости и самолюбию разрушить мой брак. Должен ли я был поговорить с ней, как советовал мой психотерапевт? Должен ли я был привести её на сеансы терапии? Поняла бы она меня? Смог бы я решить свои проблемы с чувством вины, если бы Эмбер была рядом со мной? Смог бы преодолеть чувство вины и смог бы снова проявить себя в постели с Эмбер? Теперь я этого никогда не узнаю, потому что ничего из этого не сделал.

Мой психотерапевт сказал, что чувство вины за то, что произошло в Ираке, заставило меня поверить, что я не заслуживаю Эмбер. А это привело к проблемам с эректильной дисфункцией. После нескольких месяцев терапии я с этим смирился. Знаю, вы думаете, что я — идиот, раз взял на себя вину за то, что моя жена, в конце концов, изменила мне. Но я сам приложил к этому руку.

Мы, мужчины, позволяем в таких случаях думать нашему эго. Как она могла так поступить со мной? Как могла трахнуться с другим парнем? Ну, в моем случае, я практически подтолкнул её к этому. Я не только отрезал свою жену на несколько месяцев в сексуальном плане, но и отрезал её эмоционально. Я отказался дать ей понять, что со мной происходит. И... Я знал, я знал, что у моей жены высокое либидо. Чего же я ожидал, после того как отрезал эту здоровую чрезмерно сексуальную женщину от секса? Просто чудо, что она продержалась без секса белее трех месяцев.

И в своем гневе на Эмбер за то, что она нашла сексуальное облегчение в объятиях другого мужчины, я позволил ей чувствовать себя 

виноватой в течение нескольких месяцев после развода. Для стороннего наблюдателя все было ясно. Эта сука изменила своему мужу. Пусть горит. Пусть страдает.

Я знаю это сейчас, когда убегаю от нее и от своего стыда. Стыда не только за то, что позволил развалиться нашему браку, но и за то, что нашел утешение и возможность снова получить эрекцию. Только сделал это я в объятиях другой женщины. Не моей жены.

Именно это чувство вины заставило меня сбежать от нее. Я сбежал, прежде чем смог признаться, что снова могу заниматься сексом и что не позволил своей жене помочь мне пройти через это, и быть единственной в моей постели.

•  •  •

Другая женщина

Сказать, что я был в смятении, было бы преуменьшением. И именно этот беспорядок некоторое время назад заставил меня совершить нечто совершенно глупое. Все началось вскоре после того, как Карен увидела мою эрекцию. И вот ещё.

Я стал избегать её взгляда и старался обходить стороной. Но смущение не было и половиной этого. Я обнаружил, что мне снятся эротические сны с Карен. Не любовь, ничего такого, а чистые эротические сны. В моих снах мы с ней были одни и занимались диким животным сексом. Это были первые сексуальные сны, которые я видел за долгое время, и они были с единственной женщиной, с которой я общался последние восемь месяцев и которой доверял. Думаю, если провести столько времени с человеком противоположного пола в качестве единственного доверенного лица в тесном помещении, то будешь думать о нем именно так.

Нет? Не верите? Что ж, вы обходитесь без секса больше года, думаете, что у вас не стоит, а когда встает, рядом оказывается красивая зрелая женщина, бросающая на вас наводящие на мысли взгляды, и что, по-вашему, случится?

— Норрис,  — сказала Карен, отрывая меня от моих мыслей.  — Что, блядь, с тобой не так?

— Что?  — вернулся я на землю.

— Я с тобой разговаривала, а ты пялился... на мои ноги.

Я уже говорил, что в тот день на ней было короткое платье с цветочным принтом, которое задиралось до бедер, когда она сидела на диване? Итак, что тут у нас? На чем мы остановились? Да. Карен, платье, поднимающееся вверх, бедра.

— Прости,  — заикаясь, произнес я.

Но опять уставился на нее. И был чертовски тверд, как скала. Но что меня пугало, так это то, что может случиться, если я буду с женщиной, а потом потерплю неудачу, как тогда, когда все началось с Эмбер. Питчер заканчивает игру, бросок, замах и промах. Все прекрасно — ты в ауте!

— Я боюсь, Карен,  — наконец, ответил я.

— Чего?  — спросила она.

Могу поклясться, что по выражению её лица она хотела сказать: «Боится, какая глупость».

Мне было нелегко говорить это, но если кто-то и был мне достаточно близок, чтобы понять, так это Карен. Больше никого нет, а док чересчур снисходителен.

— Что, если я не смогу...

— Не смогу что?  — спросила она.

— Ну, знаешь,  — ответил я, глядя вниз на свой 

пах.

— О, боже,  — с грустным видом сказала она,  — у тебя все ещё проблемы с этим?

С этим. Да, с этим. Это — четырехсоткилограммовая горилла в любой комнате, где бы я ни был. Причина всех этих проблем.

— У меня встает, но не уверен, что смогу дойти до конца.

К её чести, Карен не стала смеяться или укорять меня. Вместо этого она с сочувствием посмотрела на меня и кивнула. Я понял, что она о чем-то задумалась, так как продолжала смотреть мне в глаза.

— Есть только один способ узнать,  — сказала она и встала.

Я изумленно смотрел на нее, в то время как она потянулась к низу своего платья и начала стягивать его через голову. Что за..?!

— Карен, что ты делаешь?

Теперь я должен сказать кое-что о Карен. Ей, может быть, и сорок девять, но у нее фигура женщины тридцати с небольшим. Наверное, это — гены в её семье, но женщины владеют искусством выглядеть стройными блондинками. Карен — более взрослая версия Эмбер, и это было видно, когда она сбросила платье на пол, показав свои сиськи в бюстгальтере телесного цвета.

— Это мероприятие проводится один и только один раз, Норрис Григгс. Мы с тобой не родственники, и я не являюсь твоей тещей. Так что, мы просто протестируем твое оборудование и выкинем из твоей головы некоторые сомнения по поводу его работоспособности. И мне насрать. Я видела, как последние пару месяцев ты пялился на меня и поправлял свой член в штанах.

Она схватила свои колготки и стянула их, одновременно выходя из туфель. Я ошеломленно молчал, когда она повернулась ко мне спиной и спустила колготки, обнажив черные трусики, которые мало что прикрывали. Я был ошеломлен её фигурой. Ей ведь почти пятьдесят!

Я не мог пошевелиться, пока она снимала колготки и бросала их на платье. Затем она подошла ближе и встала передо мной на колени. Я не мог поверить в происходящее. Более того, не мог поверить в то, что творится внутри моих штанов. Мой член... был твердым!

Я уставился вниз на свой пах, и Карен проследила за моим взглядом. Поняв, какой эффект произвела на меня, она ухмыльнулась и потянулась за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Она стянула его и выгнула спину так, что её груди выпятились мне навстречу.

Я мог бы сказать, что это из-за того, что я целый год не видел обнаженной женщины. Или что это — запретная мысль увидеть мою теперь уже бывшую тещу топлесс. Но если быть честным, у нее просто была великолепная грудь с твердыми сосками цвета тростникового сахара, которые так и просились, чтобы их потрогали и пососали.

Карен не переставала смотреть на меня со своей дьявольской ухмылкой, в то время как сама тянулась, чтобы расстегнуть мой ремень. Следующей была молния. Я задохнулся, когда она стянула мои джинсы и положила руку на мои облегающие боксеры. Её глаза распахнулись, когда она взяла в руки мой прикрытый член.

— Ну, если ты такой 

для этой почти пятидесятилетней женщины, представь, каким будешь для кого-то помоложе. Вероятно, спустишь внутри своих штанов, прежде чем она разденется.

Я был рад, что она не назвала имя Эмбер.

— Я могу и сейчас спустить в штаны, Карен,  — сумел ответить я, когда она стянула с меня и штаны, и боксеры, ожидая, пока я подниму с дивана свою задницу.

Когда я это сделал, она одним движением стянула с меня одежду и уставилась на мой член. Она сделала одобрительное лицо, кивнув.

— Неплохо. Неудивительно, что Эмбер нравилось тебя трахать.

Прежде чем я успел ответить, её руки потянулись ко мне. У меня уже давно не было секса с женщиной, и в ближайшее время не предвиделось, поэтому я не стриг и не брил свои нижние области. Карен, казалось, не возражала, осторожно взявшись за мои яйца, а затем потянулась к моему стволу. Я молча уставился на нее как подросток, которого держит за руку извращенная учительница.

— Карен, ты уверена?

— Ты чувствуешь вину или что-то в этом роде? Ты разведен. Ты — свободный мужчина, а я — свободная женщина.

Я не решался ответить. В общем-то, она была права.

— Я не трахалась уже несколько месяцев, Норрис,  — сказала она, держа мои яйца и ствол, как будто оценивала фрукты на рынке.  — Не испорти мне это, хорошо?

Я сел, боясь, что кончу, так как, даже не пытался дрочить, с тех пор... не помню как долго. Её рука начала гонять шкурку вверх-вниз, заставляя меня напрягаться. Ощущения были потрясающими. Её пальцы держали меня с нужным усилием, облегая меня как перчатка. Ладно, женщина мне уже дрочила. Ключевое слово — ДО. А сейчас было по-другому. Карен была другой.

Я бы солгал, если бы сказал, что никогда не видел в Карен женщину, даже в те дни, когда был женат на её дочери Эмбер. Кто не заглядывается на свою тещу. Особенно когда теща — сама по себе красивая женщина.

— Карен,  — сказал я,  — что насчет защиты?

— В самом деле?!  — спросила она.  — У тебя больше года не было секса, а я... давай не будем об этом. К тому же, много лет назад мои трубы были перевязаны. Все в порядке?

Я просто кивнул, когда она встала, стянула трусики и села на меня. Она наклонилась надо мной, взяла в руку мой член и потерлась головкой о губы своей пизды. Черт возьми, она была чисто выбрита!

— Это с недавних пор или ты всегда бритая?  — спросил я.

— Недавно. Мне было интересно, когда мы с тобой сделаем это. Я уже давно жду.

Я вздохнул, когда она двинулась вниз, насаживаясь на мой твердый член. Было так приятно снова оказаться внутри женщины. Она была самой пожилой женщиной, с которой я когда-либо был, но внутри чувствовалась великолепно. А её сиськи были прямо перед моим лицом. Когда один из её сосков приблизился к моему рту, я не смог удержаться. Мне было приятно снова сосать сиську. Снова ощущать в своих руках тяжесть грудей.  

Чувствовать, как женщина опять оседлала меня. В этот момент я забыл об Ираке, Ривере и Перлмане, о компании, о мире и даже об Эмбер.

Не то чтобы я перестал её любить. Дело в том, что её рядом не было, а Карен была.

Вот черт!  — подумал я, когда эта мысль пришла мне в голову.  — Это же слова приятеля Эмбер.

— Норрис, не будь к ней так строг. Это был просто секс. Она все ещё тебя любит.

Дело в том, что точно так же, как моя жена была лишена секса и искала его в объятиях своего приятеля по колледжу, я, из всех людей, делал то же самое с её матерью.

В тот вечер произошло две вещи.

Первое. Мы с Карен трахались всю ночь, как будто это был конец света. У нас обоих не было секса уже довольно долгое время, поэтому оба были голодны. Мы наелись до отвала и набросились по второму и третьему разу. В середине ночи перешли на четвертый. И я выяснил, что моё оборудование проверено на 100% функциональности.

Второе, и самое важное, я понял, что роман моей жены с репортером NВС, с которым я познакомился, был просто сексом, как она и говорила, а он подтвердил. Я понял это именно сейчас, потому что у нас с её матерью был такой же секс. Секс — это не любовь. Но любовь нуждается в честности, если хочет выжить.

Мы с Эмбер не были честны друг с другом. Ни в том, что она занималась «просто сексом» со своим приятелем, ни в том, что я не говорил с ней о своих проблемах и отгораживался от нее.

Если бы у нас с ней когда-либо снова появился шанс, должен был быть решен вопрос честного общения.