Тест на жизнеспособность

Наш сын Тони сидел за столом и делал домашнее задание по естествознанию, а мы с женой Джиной накрывали на стол. Близилось время ужина.

Тони был большим мальчиком. В свои восемнадцать лет он вырос уже выше шести футов. Кроме того он был тёмным шатеном а не жгучим брюнетом, как все остальные члены семьи.

И семья Джины, и моя семья были выходцами из южной Италии. Мы — мелкие. Поэтому любой член семьи, ростом выше 5 футов 9 дюймов уже назывался — "Голиафом".

— Родители, вот мне интересно — от кого я получил свой рост?  — спросил Тони. В его учебнике была открыта глава о генетике.

— Это всё почтальон — пояснил я, и уклонился от салфетки, которую Джина бросила в меня.

Тони выглядел сбитым с толку:

— Миссис Уилсон? Эта пожилая дама, которая приносит почту? Причём тут мой рост?

— Извини, сынок, я имел в виду Хуана, мальчика, чистящего наш бассейн.

И снова уклонился от ложки, запущенной в мою сторону.

— Не понял, пап. Какой мальчик?  — удивился Тони.  — Ты всё время заставляешь меня и Венди чистить бассейн.

— Ну, тогда, это наверняка, молочник,  — исправился я, и напрягся. Потому, что Джина огляделась в поисках ещё чего-нибудь, пригодного, чтобы метнуть в мужа.

— А что такое "молочник"?  — спросил Тони.

Джина обошла стол и шлепнула меня по заднице. Причём, после шлепка, задержала ладошку на моей филейной части и пару раз слегка сжала её.

— Тони не обращай внимания на твоего папу. Он пытается продемонстрировать своё извращенное чувство юмора. А теперь иди и приведи своих брата и сестру на ужин.

Мы смотрели, как наш сын Тони бежал вверх по лестнице. Джина подняла ложку с пола и угрожающе помахала ею передо мной.

— А ты, Ник, ещё раз такое скажешь, и я вырежу тебе причиндалы этой тупой ложкой.

Я поцеловал свою жену Джину, и ласково похлопал её по заднице. Джина игриво отмахнулась от меня.

— Позже, Ник... Позже. Не заводи меня раньше времени,  — сказала она с озорным блеском в глазах.

Знаете, амиго, я всегда старался походить на Вито Карлеоне. Говорить и действовать так же спокойно и взвешенно, как он. Понимаю, что это по-детски наивно,  — подражать киношным героям.

При этом, мой природный, южный темперамент частенько прорывался наружу, и я начинал отчаянно жестикулировать, язвить и ёрничать.

•  •  •

На следующий день я сидел в своем маленьком кабинете на втором этаже моей пекарни.

Для уточнения — я живу в Балтиморе, штата Мэриленд.

Балтимор красив на открытках и в туристических проспектах. Величественные высотки из бетона и стекла. Ночные улицы, переливающиеся рекламными огнями. Ха. На самом деле подавляющая часть города — коттеджная. Балтимор это не центр, Балтимор это пригороды с множеством понатыканных почти вплотную друг к другу частных домов, домиков и домищ. Вот что такое Балтимор. Именно здесь его святая сущность, его характер, и его душа.

Я начал печь торты необычной формы на кухне своих родителей после того, как уволился со службы и закончил колледж. Мне нужно было как-то компенсировать расходы родителей на моё 

обучение. Оказалось, что людям нравится мой причудливый дизайн.

Бизнес расширялся так быстро, что мне пришлось уволиться из строительной фирмы, взять кредит и купить соседний участок. Потом построить на нём небольшое здание-кулинарию, чтобы удовлетворить требования отдела здравоохранения, и поставить там профессиональное оборудование.

"Ник-кейк",  — так называется мой бизнес. За последние пару десятков лет он обеспечил меня отличным заработком. А также мою жену Джину и наших троих детей. Плюс дал возможность ежедневно участвовать в жизни моих двух мальчиков и дочери, так как я самостоятельно устанавливаю свои рабочие часы, и прихожу на рабочее место по мере необходимости.

Мой лучший друг и адвокат семьи Брюс был со мной, когда мы обсуждали новые контракты.

Брюс был высоким парнем, тридцати девяти лет, с длинными, распущенными, светлыми волосами, глубокими голубыми глазами и длинными девичьими ресницами, от которых дамы теряли сознание. Но женщины только и могли падать в обморок, больше им ничего не светило, поскольку Брюс был на 110 процентов геем.

Мы с ним друзья с тех пор, как жили в колледже. В те дни никто не хотел жить с Брюсом в одной комнате. В отличие от большинства моих гомофобных однокашников, у меня тогда было совершенно другое отношение к геям. Я полагал, что чем больше красивых мужчин в тусуется в гей-движении, тем лучше для меня. Так меньше у меня конкуренции перед красотками, хе-хе.

Я думал так,  — гей-движение увеличивает шансы средненько выглядящих натуралов (таких как я) заполучить девушку. Кроме того, иметь такого парня-гея, как Брюс, в качестве моего ведомого, было примитивным магнитом для дам. Дружба с парнем-геем снижала настороженность большинства женщин, а также давала мне дополнительные баллы к репутации чувствительного и заботливого парня (хоть я их порой и не заслуживал). А также представляла меня как уверенного в своей мужественности мачо. С помощью Брюса я переспал со многими студентками нашего колледжа.

Так продолжалось, пока мой товарищ, более 18 лет назад, не познакомил меня с Джиной, моей женой. Она и Брюс были хорошими друзьями.

Моя крошечка Джинни, работала медсестрой-менеджером, и всё ещё была в белом халате, когда ворвалась в мой кабинет. Она поприветствовала Брюса, а затем раздражённо бросила мне на колени официально выглядящий почтовый конверт.

— Ник! Это уже не смешно! В своём юморе ты переступаешь все границы!

Она была явно раздражена, и недовольна мной, судя по тону её голоса. Джина всегда утверждала, что у меня странное чувство юмора, но она была терпеливой женой, снисходительно относясь к большинству моих шалостей и выходок.

Я взял письмо и начал читать, пока Джина и Брюс о чём-то болтали. Письмо было от неизвестной юридической фирмы. Его суть заключалась в том, что некто "Джон Доу" претендовал на отцовство по отношению к моему старшему сыну Тони. Этот "Джон Доу" хотел полных привилегий и требований, причитающихся родителю, и т. д.

Это заставило меня усмехнуться, и я сказал Джине:

— Для протокола — мне кажется, это немного забавным, но я не отправлял эту гадость.  

Должно быть, кто-то из твоих коллег, решил устроить розыгрыш.

Джине было не до смеха.

— Когда я найду придурка, написавшего эту хрень, я надеру ему задницу так, что ему понадобится проктолог, чтобы вытащить мой ботинок из его прямой кишки!

Брюс взял письмо и читал его, пока я притянул Джину к себе для быстрого поцелуя.

— Подождите секунду,  — пробормотал Брюс.  — Возможно, это не шутка. Я подозреваю, что это настоящая афёра.

— Какая афёра?  — сказали одновременно Джина и я, поворачиваясь к Брюсу.

— Я думаю, что это одно из тех писем "Ваbу Grееnmаil", о которых я слышал на юридической конференции в прошлом году.

— Брюс, ты имеешь в виду ту поездку на Гавайи с коктейлями и пляжем, которую ты каждый год упорно называешь "юридической конференцией"? Так вот — ты заблуждаешься. Это не конференция, это натуральное... Ну, ты понял...

Брюс томно закатил глаза, и похлопал своими неподражаемыми ресницами:

— Ник, пойми пожалуйста меня правильно. Работать... Это так утомительно, и скучно, что мне просто необходимо расслабиться, почувствовать...

Джина перебила Брюса:

— Постарайтесь не отходить от темы, ребята. Брюс, что за чертовщина этот "Бэби Гринмейл"?

Брюс откинулся на спинку стула:

— Ваш сын обращался в последнее время за какой-либо финансовой помощью к школьным фондам, для получения федеральных или муниципальных субсидий?

— Нет. Но, в прошлом месяце Тони получил водительские права. С ограничениями, и он уже может водить машину. Но только когда рядом Ник или я.

— Хорошо, это объясняет кое-что.

Брюс продолжил:

— Это афера началась на побережье несколько лет назад. Наш штат, впрочем, как и все остальные, предоставляет общественности информацию о водительских правах. Такие сведения, как возраст, адрес и тэдэ. Некоторые "маркетинговые" фирмы берут эту информацию, и продают её пакетами, по возрасту, полу, месту жительства, и бла-бла-бла, разным рекламодателям. Что-то вроде интеллектуального анализа данных.

Он внимательно посмотрел на нас,  — усваиваем ли мы то, что он говорит.

— Как это работает? Какая-то непорядочная юридическая фирма получает статистику о молодых водителях и рассылает вот такое письмо, утверждая, что у них есть клиент, заявляющий об отцовстве. Они надеются, что кто-то заплатит, чтобы скрыть подобную информацию.

Я вмешался:

— Что за бред сивой кобылы?

— Девяносто девять процентов людей, получивших эту корреспонденцию, проигнорируют письмо или попросят своего адвоката написать ответ. И больше об этом никогда, ничего не услышат.

Брюс помахал письмом в руке:

— Тем не менее, есть достоверная информация, что три процента женатых мужчин в Америке, по незнанию, воспитывают чужих детей. Это означает, что небольшой процент жён не хотят, чтобы их мужья знали правду. Или, может быть, мать не уверена на все сто, кто настоящий отец. Даже, возможно, оба родителя знают об этом, но хотят скрыть информацию от своего ребенка. Причины могут быть разными, но они обращаются в юридическую фирму, отправившую это письмо, платят определённую сумму, и дело заканчивается.

— Это шантаж! Это вымогательство!  — сказала Джина.

Брюс перешел в режим адвокатской лекции:

— Первоначально шантаж был формой дани, выплачиваемой в английские времена в обмен на 

иммунитет от набегов. Шантаж оплачивался товарами или услугами, Белая почта оплачивалась серебром. Нынешняя версия "Гринмейла", требует, конечно, доллары. Я бы назвал это формой тонкого вымогательства. Однако, в зависимости от выплат, это неплохо окупаемые инвестиции за отправку пары сотен писем.

Я прокомментировал:

— Звучит как-то незаконно. Сколько людей клюнет на эту штуку?

— Обвинения никогда не доходят до суда и не регистрируются, поэтому никто не уверен, насколько афёра широко распространена. Мать или оба родителя не собираются предавать это огласке. Все стороны подписывают соглашение о неразглашении, поэтому никаких записей нет. Юридическая фирма всегда может указать, что они следовали пожеланиям клиента, и ничего противозаконного в отправке письма нет. Возможно, это клевета, но доказать это в суде сложно и дорого.

Джина покачала головой:

— Неудивительно, что все ненавидят адвокатов.

— Неправда! Не все! Моя мама меня любит.

Брюс ухмыльнулся, потом стал серьезным:

— Теперь, Джина, я вынужден спросить... Только не откусывай пожалуйста сразу мне голову. Есть ли хоть какой-то шанс, что это обвинение имеет под собой основания?

Моя жена Джина произнесла ряд слов, которые не изучают в католической школе.

— Вау, дорогая, успокойся,  — я крепче прижал Джину к себе,  — ты будешь целовать наших детей этим ртом.

Джина вздохнула, прежде чем заговорить:

— Извините, ребята... Брюс, я скажу так. У Шерон Стоун больше шансов быть отцом Тони, чем у этого засранца Джона Доу.

Джина поцеловала меня.

— Я никогда не была ни с одним мужчиной, кроме Ника. Ну, с того дня, как ты подвел нас под монастырь.

Брюс положил письмо в портфель.

— Хорошо. Не волнуйтесь, я напишу ответ, чтобы это прекратилось.

С этими словами Брюс встал, пожал мне руку, чмокнул Джину в щёчку и ушёл.

•  •  •

Позже, в пятницу, я вернулся домой, после того, как отвез детей на уик-энд в СYО, где они участвовали в барабанном корпусе. Я с нетерпением ждал этого времени — Джина и я, без детей. Ну, сами понимаете, мы же итальянцы.

Я нашел Джину сидящей за кухонным столом, перед ней лежала куча каких-то бумаг. В руке у Джины был бокал вина, рядом с ней полупустая бутылка. Это было очень странно. Джина время от времени выпивала бокал вина за ужином в ресторане, но редко делала это дома. Даже на нашей свадьбе Джина так и не допила свой бокал шампанского.

— Ник, сядь, пожалуйста.

Джина мрачно указала на стул напротив неё.

— У нас проблемы.

Моё сердце замерло. Я подумал, что с ней что-то не так. Я потянулся к руке Джины:

— Джина, ты в порядке? Мы разберемся с этим. Что бы ни случилось, мы с этим разберёмся.

Джина слабо улыбнулась мне, прежде чем заговорила.

— Ник, у меня группа крови О, как и у большинства населения, и я всегда думала, что у тебя группа крови А, как у трети людей.

Джина сделала глоток вина.

— Оказывается, я ошибалась, у нас обоих первая группа крови.

— Хорошо...  — сказал я, стараясь не торопить Джину.

— Ник, я проверила нашего сына Тони, и у него группа 

крови — А. Положительный "резус".

— Это опасно? Это чем-то навредит ему?...  — забеспокоился я.

— Никогда два человека с группой крови О, как у нас, не могут создать ребёнка с группой крови А.

Я выпустил руку Джины.

Джина заговорила быстрее:

— При определенных типах аутоиммунных заболеваний группа крови может измениться.

Я начал паниковать:

— Джина, скажи прямо — что не так с нашим сыном? Он болен?

Джина немного расслабилась:

— Нет. С Тони всё в порядке. Я провела полное обследование его крови. У меня есть связи после всех этих лет в больнице.

Это правда, Джина более двенадцати лет работала медсестрой в больнице. Медсёстры-менеджеры похожи на сержанта-майора в армии, они руководили повседневными операциями в больнице. Руководители клиники могут руководить, приходить, уходить, но дело делают медсёстры-менеджеры.

Мне не понравилось, куда зашел этот разговор, когда Джина сделала ещё один глоток вина из своего бокала.

— Ник, я больше всего боялась, что Тони подменили при рождении, как ту девушку Кимберли Мэйс в конце семидесятых.

Клянусь Богом, моё сердце остановилось.

Джина пододвинула мне через стол какие-то бумаги:

— Это тесты ДНК, которые я сделала.

Я схватил бумаги и лихорадочно просмотрел их в поисках информации.

— Ник, всё в порядке — сказала Джина.  — Тесты ДНК положительные. Тони — мой сын.

— Слава Богу!

Я положил листы анализов.

— Мысль о...  — я остановился на полуслове, когда до меня допёрли слова жены.

— Джина, ты только что сказала, что Тони твой сын...

Я посмотрел ей в глаза:

— Но ты не сказала, что он наш сын.

Теперь Джина немного запаниковала, схватив меня за руку и пододвигая ко мне комплект бумаг:

— Ник, я никогда тебе не изменяла! Я никогда не была с другим мужчиной! Смотри... Смотри на эти бумаги!

На обложке пачки было несколько охранных штемпелей. Там было два комплекта.

— Ник, это тесты на детекторе лжи от двух разных фирм. Одна, которую использует армия штата, и другая, работающая на городскую полицию. Ты можешь видеть вот здесь, обведено красным — результаты теста. Я никогда не изменяла тебе.

Я просмотрел последнюю страницу каждого отчета, отмеченного Джиной. В обоих сообщениях утверждалось, что Джина правдиво отвечала на все вопросы, касающиеся секса с любыми другими мужчинами. Я был её единственным после того, как мы встретились.

Я отложил бумаги, глядя на Джину.

У неё было лихорадочное выражение лица:

— Дорогой, этому должно быть какое-то логическое объяснение...

Я остановил её:

— Позволь мне сказать, Джина, что я об этом думаю.

Я сделал паузу, как будто задумался:

— С одной стороны, возможно, молодой Тони — результат инопланетного зонда, который оплодотворил тебя, а затем стёр твою память. Эта теория...

— Ник, пожалуйста...

Но во мне "включился" темпераментный, несдержанный, язвительный итальянец. Я продолжал:

— О, нет! Я знаю!  — щелкаю пальцами.  — Тони на самом деле является вторым пришествием Христа. Первое пришествие Иисуса было непорочным зачатием, но что ж, это будет второе пришествие.

Я указал на её винную бутылку:

— Видимо, ты попросила Тони превратить эту бутылку вина из бутылки воды, а? Перед тем, как он ушел сегодня. Может быть, мы можем попросить Тони действовать 

активней? Например — умножить немного рыбы и буханок. Это замечательно поможет со счетами за еду.

— Ник, твой сарказм нам не поможет,  — Джина пыталась не заплакать.

Я проигнорировал её.

— Ты знаешь, Джина, у меня дикая мысль. Это, конечно, невероятно! Это полная фантастика! Но... Но, может быть... Я понимаю, что это просто нелепое допущение... Может настоящая причина, по которой Тони не соответствует моей ДНК или группе крови,  — я посмотрел на Джину и повысил голос.  — Может быть, за девять месяцев до рождения Тони, ты трахнулась с каким-то парнем? А? Как тебе такое?

Джина выглядела ошеломленной. За всё время, что мы вместе, я ни разу не повысил на неё голос.

— Джина, ответь мне честно — каждый из моих детей, действительно мой ребёнок?!

— Ник! Как ты вообще можешь задавать такой вопрос?!

Её голос начал ломаться. Я старался не кричать.

— Как я могу "не задать" такой вопрос?!

— Результаты ДНК говорят, только о том, что Тони... Его происхождение вызывает сомнения,  — смиренно ответила Джина.

Я провел рукой по лицу.

— Хорошо, Джина. Итак — время полной правды. У тебя есть только один раз, и мы сможем решить это. С кем ты трахалась кроме меня?

Глаза Джины начали слезиться.

— Посмотри на отчет полиграфа, Ник. Я никогда тебе не изменяла!

— Чёрт возьми, Джина, все эти полиграфические штучки — чушь собачья! Ни один суд в стране не примет тесты на детекторе лжи в качестве доказательств. Гэри Риджуэй, убийца из Грин-Ривер, с честью прошел проверку на полиграфе, прежде чем ДНК прибила его задницу к тюремной койке на сорок девять пожизненных.

Я приблизил лицо и посмотрел в глаза жене:

— Так, всё-таки,  — кто же это?

Теперь Джина рыдала и качала головой.

— В чем проблема, Джина? Ты трахалась со столькими парнями, что не можешь сообразить, кто бы это мог быть? Ты всё ещё трахаешься с ними?

Джина вскочила и закричала на меня:

— Заткнись, Ник! Заткнись! Кроме тебя у меня не было никого! Я ничего не понимаю! Это какой-то кошмар!

Она села, положив голову на руки и заплакала.

Мне казалось, что вся кровь покинула моё тело:

— Джина, будет лучше, если ты сейчас уйдешь.

— Ты... Ты не можешь вышвырнуть меня из нашего дома.  — Джина всхлипнула, удивленно глядя на меня.

— Вот здесь ты ошибаешься,  — я оттолкнулся от стола.  — Точно так же, как я ошибочно подумал, что Тони — наш сын, ты ошибочно подумала, что это — наш дом. И ты ошиблась. Мама и папа дали мне это жильё задолго до того, как ты появилась на сцене, чтобы трахаться со мной.

Джина попыталась успокоиться.

— Ник, пожалуйста... Нам нужно это решить. Выяснить, как... Что случилось.

Я встал со стула, я не мог больше терпеть её отрицания.

— Меня не будет ровно два часа. Прошу тебя исчезнуть отсюда, пока я отсутствую.

Джина попыталась дотянуться до меня со своего места.

— Ник... Как ты можешь?... Что мы скажем нашим детям?

— Наши дети?  — я старался не кричать.  — Что мы скажем нашим детям? Как насчет этого — 

"детки, ваша мама — изменяющая шлюха".

Я снял с крючка ключи от машины и вышел за дверь.

•  •  •

На следующий день я пошёл к своему другу и адвокату Брюсу. Я объяснил, что произошло во время вчерашней беседы с Джиной. Показал ему результаты анализа ДНК и тесты на детекторе лжи.

Брюс побледнел.

— Ник, подожди секундочку. Дай прийти в себя. Мне очень жаль. Джина — последний человек в мире, на которого я мог подумать, что она способна изменить тебе. Я имею в виду, что действительно, на полном серьёзе, не могу в это поверить. Тем более, не могу поверить,  — чтобы Джина лгала! Для меня это немыслимо.

— ДНК-тест точен на 99,9%. Так что ты думаешь?

— Ник, это... Это странно. Если Джина когда-то изменила, почему она призналась тебе после стольких лет? Она могла промолчать и ты бы ничего не узнал. Это не вписывается в рамки здравомыслия.

— Чёрт возьми, Брюс! Виновный пес, лает первым. Я не знаю — может быть, Джина хотела признаться из-за этой чуши с "Бэби Гринмейлом".

Брюс глубоко вздохнул.

— Это объясняет, почему адвоката истца не испугало моё встречное письмо или угроза судебного иска. Он продолжает настаивать на встрече. Эти акулы, эти падальщики, они всегда чуют кровь в воде. Вся эта история не укладывается в моей голове. А это означает, что что-то тут не так. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Чёрт возьми, Брюс, я хочу, чтобы ты избавил меня от этого.

— Послушай, Ник, мы ничего не признаем, будем всё отрицать и выдвинем встречные обвинения. Помни,  — важно не то, что они знают, важно то, что они могут доказать в суде. Пока они ничего не предъявили. Вернее всего, они хотят денег. Видимо они хотят простой прямой договоренности.

Брюс потёр переносицу.

— Знаешь, Ник, было бы очень полезно для этого дела, если бы Джина могла рассказать мне что-нибудь об этом Джоне Доу, ну, и о их... Ну, ты понял... Отношениях. Она сказала что-нибудь?... Эм... Полезное для тебя?

— Чёрт дери, Брюс, Джина все ещё утверждает, что не было ни отношений, ни секса. Она собирается защищать божественное непорочное зачатие. Насколько глупым она меня считает? Я родился ночью, но не прошлой же ночью.

Повисла пауза, прежде чем Брюс снова заговорил:

— Ник, позволь мне поговорить с Джиной, может быть, я смогу что-то от неё получить полезное... Однако, несмотря ни на что,  — он повторил,  — несмотря ни на что, мне нужно, чтобы ты и Джина выступили единым фронтом на этой встрече. Понимаешь? Вы должны выглядеть как счастливая пара. Есть ли шанс, что вы сможете пройти через это? Думаю, сейчас вам срочно нужна терапия брака. Вам надо провести время только вдвоём, уехать в Вегас или в Калифорнию на недельку. А? Это можно сделать?

— Ничего. Ничего нельзя сделать, и я не хочу ничего делать. Я просто хочу отомстить. Вот такое у меня внутреннее желание — "месть". Но, я помню, что око за око просто ослепит весь 

мир. Кроме того, чтобы отомстить, мне нужно было бы обрюхатить какую-нибудь малышку шестнадцать лет назад, а затем объявить моей жене о непорочном зачатии.

— Но...  — начал Брюс.

— Нет! Нет, это значит — нет. Не в моих долгосрочных или краткосрочных планах налаживать отношения... Чёрт возьми, я не уверен, что Джина в данный момент не смеётся надо мной.

— Ник, ты знаешь Джину около восемнадцати лет, вы женаты больше семнадцати лет. А как насчет христианского прощения, о котором ты всегда слышишь в той церкви, в которую ходишь каждое воскресенье?  — спросил Брюс.

— Прости! Чёрт! Брюс — Джина настойчиво утверждает, что измены не было. Понимаешь? У меня за плечами двенадцать лет католической школы. В прошлый раз, когда что-то подобное произошло, были задействованы конюшня, ясли и три мудреца с подарками. Ах, да! Ещё вспышка сверхновой.

Я злился:

— Никакой конюшни или яслей при рождении Тони, я не видел. Мудрецов там тоже было негусто. Всё, что я получил, это счет из больницы. Если Джина продолжает упорно придерживаться этой лжи, тогда возникает вопрос — кого ещё она трахала и как долго!

— Скажи, Ник,  — Брюс пытался меня успокоить,  — что бы сделал Иисус?

— Скажи, Брюс,  — выстрелил я в ответ,  — а что бы сделал Тони Сопрано?!

Брюс сдался:

— Хорошо, Ник, я сообщу тебе и Джине о времени этой встречи.

— Только тебе нужно будет связаться с Джиной самостоятельно, я и лживая святая девственница не разговариваем.

— Ник, ты упрямый осёл,  — произнес Брюс перед тем, как я вышел за дверь.

•  •  •

Я старался, чтобы мой стул не касался стула Джины в конференц-зале. Джина выглядела больной и подавленной. Она пыталась поговорить со мной, когда мы были одни, пока Брюс приводил другого адвоката из вестибюля.

Я отрезал:

— Ничего не говори, Джина, если только ты не хочешь сказать мне правду.

— Ник, ты должен поверить...  — снова начала Джина, но остановилась, когда в комнату вошел Брюс, сопровождаемый своим помощником юриста, и молодым элегантным человеком, с зачесанными назад волосами, в блестящем костюме, белой рубашке и красном галстуке.

Брюс и его помощник сидели с нашей стороны стола. Парнишка — был через стол с другой стороны.

Брюс даже не удосужился представиться.

— Ваша фирма просила об этой встрече,  — обратился Брюс к Хлыщу снисходительным тоном.  — Что вы хотите?

Хлыщ открыл свой портфель, прежде чем ответить:

— Как указано в исходном письме, наш клиент желает получить все родительские права и обязанности, причитающиеся отцу по отношению к своему ребенку.

— И что это будет за ребенок?  — спросил Брюс.

Хлыща было не запутать. Он вел себя довольно самоуверенно.

— Старший сын вашей клиентки, Джины Коломбо, в девичестве Джины Санто,  — он указал на мою жену,  — и клиента, которого я представляю.

Джина начала что-то говорить, но Брюс положил руку ей на плечо, прежде чем ответить своему собеседнику.

— Вы понимаете, что я готов отрицать это совершенно нелепое обвинение в адрес моей клиентки. Вы допускаете клеветническое обвинение, и, таким образом, пытаетесь разрушить её брак, длившийся семнадцать лет.

Хлыщ поправил галстук, прежде 

чем заговорить:

— Мы понимаем, какое разрушительное действие оказало наше заявление на супружеские отношения вашего клиента. Однако мой клиент имеет право быть со своим сыном. И он желает свести к минимуму любые трения в семье вашего клиента.

— Я не уверен, что деликатность была первой, в череде мыслей вашего неназванного клиента,  — сухо сказал Брюс.  — Даже если в этих утверждениях есть доля правды, которую мы не признаём, в этом штате любой ребенок, рожденный от мужа и жены в браке, автоматически приобретает все права и обязанности в отношении пары, состоящей в законном браке.

Хлыщ лишь ухмыльнулся.

— Я ценю ваш повторный обзор курса права. Но я не спал в классе в тот день, когда его мне преподавали. Мой клиент утверждает, что зачатие мальчика, о котором идет речь, было совершено до того, как два ваших клиента вступили в брак.

Джина вскочила со стула:

— Это подлая ложь! Я никогда не была ни с кем, кроме Ника — моего мужа, с момента нашего первого свидания!

Хлыщ оглядел Джину сверху вниз, его взгляд остановился на её груди.

— Я думаю, что эта дама слишком много протестует.

Я медленно поднялся, а затем наклонился вперед к столу для совещаний, уставившись на парня холодным натренированным взглядом, прежде чем заговорить:

— Тебе лучше держать во рту свой поганый язык. Манерам можно научиться. А можно и научить.

Хлыщ на мгновение встретился со мной взглядом, прежде чем отвести глаза.

Брюс положил руку на плечо Джины и жестом пригласил меня вернуться на своё место.

— Пожалуйста, давайте все успокоимся.

Брюс повернулся к щёголю:

— Эти, совершенно нелепые требования, которые вы выдвигаете, полностью подпадают под обвинения в клевете, которые мои клиенты готовы выдвинуть в гражданском порядке.

"Денди", казалось, немного восстановил свою уверенность.

— Если вы пропустили юридический урок в тот день, то я напомню — абсолютная правда не является клеветой.

Он вытащил DVD из портфеля.

— Возможно, ваш клиент может думать, что их первого ребенка принёс аист. Но давайте посмотрим на детали своими глазами.

Он держал перед собой DVD как вымпел.

Брюс поручил своему помощнику настроить АV-систему. В то время как сам откинул несколько панелей в стене, чтобы открыть 70-дюймовый ЖК-дисплей.

"Денди" продолжал говорить:

— Мы перевели этот DVD в цифровой формат с оригинальной видеокассеты. Для краткости он был отредактирован, оставлены только важные для нашего маленького спора разделы.

Брюс скрестил руки на груди, я видел, что он не собирается уступать ни на дюйм в этой юридической перепалке. Он ответил:

— Мы проверим точность любого контента и на вашей дискете, и на исходных медиа.

— Я бы не ожидал меньшего,  — Хлыщ замурлыкал.  — Мы предоставим вам оригинал при первой же возможности.

Он нажал кнопку воспроизведения на пульте DVD, и на большом дисплее появилось видео.

Сцена с громким звуком показала гораздо более молодую и стройную Джину в окружении своих подруг на вечеринке. Судя по декорациям, это был девичник Джины в двухуровневом гостиничном номере. Напитки и еда присутствовали. Камера, должно быть, была ручной, так как видео немного 

дрожало.

"Денди" остановил DVD:

— Обратите внимание на дату и время в углу,  — он привлёк внимание лазерной указкой.  — Это одна неделя до официального дня свадьбы вашего клиента. Телевизор на дальнем фоне настроен на дневные программы, которые, как вы найдете, соответствуют той же дате и времени.

Затем он включил продолжение.

В следующем клипе было пять танцоров-мужчин, одетых в старых персонажей YМСА Villаgе Реорlе — полицейского, строителя, ковбоя, вождя индейцев и байкера. Молодая, более стройная версия Джины сидела посреди комнаты с фатой невесты на голове. Поклонники Villаgе Реорlе по очереди кружились перед её лицом и танцевали для ликующих женщин. Видео снова было остановлено, когда строитель позировал перед сидящей улыбающейся молодой Джиной, держащей большой напиток.

Хлыщ обвел костюмированного строителя своей лазерной указкой:

— Это мой клиент и биологический отец рассматриваемого ребенка.

Брюсу пришлось прижать Джину, чтобы она не вскочила.

"Денди" продолжил:

— Мой клиент работал на этой работе неполный рабочий день, чтобы покрыть расходы на обучение в колледже. Налоговые декларации и формы 1099 того времени доступны. Теперь...

Но Брюс прервал его:

— Эта прогулка по переулку воспоминаний вызывает ностальгию. Однако мы не видели ничего, кроме безобидного развлечения для взрослых, происходящего давным-давно. Возможно, сейчас это смущает замужнюю женщину, мать троих детей, но конечно, не является основанием для отцовства.

Хлыщ кивнул, затем сказал:

— Следующая серия клипов несколько более упоительна. Муж вашей клиентки, возможно, захочет удалиться.

— Включи это чёртово видео,  — ответил я со льдом в голосе.

— Как хотите,  — при этом пришелец нажал на кнопку.

Не многие люди могут точно определить время с точностью до секунды, когда их жизнь рухнула. Мне "посчастливилось". Дата и время были в нижнем левом углу 70-дюймового ЖК-дисплея с цифровой четкостью, с повышенной контрастностью и имитацией объемного звука.

На экране была одна из спален гостиничного номера. Камера, должно быть, стояла на комоде или штативе, так как это был устойчивый фиксированный кадр. Вокруг кровати были разбросаны пальто и сумочки. На кровати находилась моя тогдашняя будущая невеста Джина. Она смотрела в камеру, и на её голове всё ещё болталась фата, но в остальном Джина была полностью обнажена, если не считать носков. Она лежала сверху на обнажённом индейском персонаже из Villаgе Реорlе, который устроился на спине. Его головной убор был снят, но на лице всё ещё можно было разглядеть боевую раскраску. Голые груди Джины были прижаты к груди индейца, а его руки за задницу крепко прижимали женщину к нему. Индийский пенис вонзался в неё уверенными движениями. За Джиной, качающейся в такт индейцу, стоял раздетый строитель. Каска всё ещё торчала на его голове. Он имел Джину анально.

Из динамиков доносились стоны Джины на экране, перемежаемые только ворчливыми комментариями вождя индейцев и строителя.

— Чёрт возьми, эта красотка здесь такая тугая! Разве никто не использовал её задницу? Плотно прилегает. Видимо — в жопе она девственница!

— Ты должен попробовать её рот! Сука может высосать хром из фаркопа. Она супер-комбо-пылесос и глотатель шпаг!

— Думаешь, мы могли бы пригласить 

сюда ещё кого-нибудь из парней, чтобы она не допускала простоев?

Стоны Джины на экране стали громче, а затем ещё более интенсивными, когда она разразилась низким плачущим оргазмическим криком, который я слишком хорошо знал. Я услышал удар рядом со мной и повернулся, чтобы увидеть нынешнюю Джину, потерявшую сознание. Её голова отскочила от столешницы для совещаний, и Джина соскользнула со стула на пол.

Тем временем молодое тело Джины начало дрожать, когда оргазмы сотрясали её тело, и Строитель крепче сжал её бедра. Он закричал:

— Ни хрена себе! Как она, сокращается!

Мой желудок взорвался, у меня даже не было возможности закрыть рот рукой. Меня вырвало на стол в конференц-зале. Жаль, что я не мог получить очки за расстояние и точность. Я вылил всё на "Денди", точно по центру его груди.

Гость вскочил и выбежал из конференц-зала в уборную. Я заметил мусорную корзину, подполз к ней и орал в неё почти целую минуту.

— Чёрт возьми, Брюс!  — сказал я, когда мой желудок перестал пульсировать.  — Узнай, сколько хочет этот сукин сын, и заплати!

Брюс сидел на полу, поддерживая голову Джины. Когда я посмотрел на неё, мой желудок начал снова дрожать. Я хотел, чтобы всё это немедленно кончилось.

— Когда эта шлюха проснется, скажи ей, чтобы она убрала своё дерьмо из моего дома.

Я отвернулся от лежащей на полу Джины, но теперь я смотрел на юную Джину на экране в другом видеоклипе. Строитель трахал её в миссионерской позе. Он почти согнул её пополам, а её раздвинутые ноги закинулись ему на плечи. При этом, Доу долбил Джину глубокими жесткими толчками, сжимая её груди и пощипывая затвердевшие соски.

— Выключите эту чёртову штуку,  — крикнул я помощнику юриста.

Параюрист потянулся к пульту дистанционного управления, но, возясь с кнопками, нажал на регулятор громкости, увеличив громкость звука.

Низкие стоны Джины наполнили комнату, перемежаясь с криками Строителя.

— Кончи для меня, детка! Вот и всё! Кончи для меня, сука! Теперь ты моя! Я схожу с ума! О, да! Вот оно! Вот оно!

Его крики и её отчаянные стоны смешались воедино, пока, наконец, параюрист не нашел кнопку паузы.

— Принеси мне мокрое полотенце,  — крикнул Брюс потрясенному помощнику юриста. Параюрист выбежал из комнаты.

Я вытащил свой бумажник, швырнув в Брюса две пятидесятки:

— Вот тебе взнос за гребаный гонорар. Начни бракоразводный процесс с этой шалавой!

— Ник, успокойся!  — сказал Брюс, всё ещё держа Джину, которая начала шевелиться.  — Давай обсудим это, прежде чем ты что-нибудь предпримешь. Кроме того, я не занимаюсь разводами.

— Мне всё равно, Брюс. Тогда объединись с парнем, занимающимся разводами.

Я встал, чтобы уйти. Мне пришлось пройти мимо 70-дюймового дисплея, чтобы выйти за дверь. На экране застыли молодая Джина и строитель. Они всё ещё были соединены в миссионерской позе, глаза закрыты, обе головы запрокинуты, рты открыты в серии оргазмических криков.

Поддерживаемая Брюсом, Джина начала садиться. Её затуманенные глаза посмотрели на меня, затем широко распахнулись, когда она увидела неподвижное изображение на экране.

Я указал ей 

на дисплей:

— Джина, ты можешь превратить этот стоп-кадр в отличную картинку для рождественских открыток в этом году.

И вышел до того, как мой желудок снова разорвало.

На следующее утро я сказал детям, что их мать будет больше времени работать в больнице и её не будет с нами некоторое время. Джина была важным винтиком в больничной машине, и дети привыкли к её ненормированному графику и сменам. Только мой старший сын Тони недоверчиво посмотрел на меня, пока я произносил свою белую ложь.

Джина заполнила мой мобильный телефон сообщениями. Сначала я был слишком зол, чтобы слушать. Но потом решил, что могу получить от неё какое-то объяснение, или, хотя бы извинения... После того, как я прокрутил несколько сообщений Джины, мой гнев только усилился.

— Ник, пожалуйста,  — голос Джины был напряженным и хриплым,  — я не понимаю, как этот человек... Как эти люди заманили меня... Я ничего не помню. Если бы я не видела этого видео... Я не могла бы поверить, что это была я. Должно быть, у меня проблемы с психикой. Я пройду любой тест, который ты захочешь, пройду неврологическое обследование, психологическую оценку. Я буду носить монитор на щиколотке, GРS-трекер, платить детективам, чтобы они следили за мной. Клянусь, ты единственный мужчина, которого я когда-либо любила или в котором нуждалась с момента нашего первого свидания. Я чувствую себя такой потерянной, такой сбитой с толку. Я никогда не хотела никого, кроме тебя, я скучаю по тебе, я скучаю по нашим детям — и я имею в виду наших детей. Мне так жаль, что тебе пришлось смотреть этот... Показ. Мне жаль, что мне пришлось на это смотреть. Это отвратительно...  — её голос прервался рыданиями.

Я удалил сообщение.

Слава богу, у меня было два заказа. Это отвлекло меня от проблемы. Я долго не мог решить, что расстроило меня больше:  — то, что Джина переспала с кучей парней ещё до того, как мы поженились, или мысль о том, что она продолжает это делать сейчас, или то, что она скрывала и лгала об этом. Чёрт, даже сейчас Джина не сожалела о том, что сделала со мной, с нашей семьей, с нашим сыном. Джина по-прежнему не брала на себя ответственность за джекпот, в который она бросила эту несчастную семью. Ну и нахуй её!

В мои мысли ворвался интерком, это был мой старший сын Тони.

— Папа... Дядя Брюс здесь. Он хочет увидеть тебя.

Брюс вошел в мою рабочую зону прежде, чем я успел ответить.

— Ник, пойдем в твой офис. Нам нужно поговорить, прямо сейчас.

— Погоди, Брюс, крем остывает. Дай я закончу.

Сидя в моем кабинете, Брюс начал, прежде чем я сел:

— Ты сказал мне, что хочешь, чтобы эта история об отцовстве с долбанным Джоном Доу и Тони прекратилась? Так вот. Во-первых, ты должен прекратить эти разговоры о разводе с Джиной.

Брюс поднял руку, чтобы остановить меня:

— Позже, ты можешь вернуться к любым вопросам, которые у тебя 

с Джиной возникнут. Но только после того, как это дело закончится. Ты меня внимательно слушаешь?... Этот чёртов адвокат Джона Доу не хочет никаких денег. Они отказываются говорить о денежном урегулировании. Они действительно хотят отцовских прав на Тони. Не думаю, что у них есть шанс, но мне нужно показать любящий стабильный семейный дом с двумя хорошими родителями и сильным отцом. Ник, ты внимательно меня слушаешь?

Я покивал. А Брюс объяснял:

— Суд судит именно так. Хорошие родители,  — незачем травмировать ребёнка. Плохие родители,  — можно удовлетворить законные требования внезапно появившегося папаши, чтоб ему усраться. Давайте-ка мы не будем дарить Джону Доу никаких патронов. Договорились?

Я плюхнулся на стул:

— Хорошо, я пока отложу развод с этой мошенницей и лгуньей. Какой аргумент ты собираешься использовать, когда суд увидит видео и назначит тесты ДНК?

Я изобразил низкий командный тон:

— Ваша честь, как вы можете видеть на записи, моя клиентка Джина только что отсосала член и позволила истцу кончить только тогда, когда он засунул свой член ей в задницу. Следовательно, биологически зачатие не могло произойти во время этого конкретного группового секса.

Брюс потер лицо.

— Ник, заткнись нахрен и слушай. Это важно. Они подали иск...

Брюс пустился в кучу юридической чепухи.

Я сказал:

— Брюс, остановись! Включи простой английский, пожалуйста!

— Извини, Ник,  — пробормотал Брюс.  — Я планирую подать заявление об отсрочке слушания. А затем, если это не прокатит, отложить и затормозить ходатайства и заблокировать претензии. И делать это до тех пор, пока Тони не исполнится 18 лет. Тогда всё это уже не будет иметь значения. Но они, суки, попросили суд поставить это дело на первое место в плане рассмотрений, чтобы немедленно решить этот вопрос. Это редкая тактика, используется только в Том случае, если чья-то жизнь находится в опасности, или один из участников процесса собирается бежать, или состояние его здоровья не позволяет оттягивать процесс.

— Брюс,  — вмешался я,  — если они попытаются забрать Тони, я мигом соберу этот клан и сбегу за границу.

На лице Брюса появилось страдальческое выражение.

— Давайте пока не будем никуда бежать... Видишь ли, вся эта спешка говорит о том, что кто-то из участников процесса смертельно болен. И я так понимаю, это не Тони. Ты понял мои откровенные намёки?

— Так, подожди. Ты подозреваешь, что этот хрен с горы, этот Дон Джоу...

Брюс поправил:

— Джон Доу.

— Да без разницы. Ты хочешь сказать, что этот хмырюга смертельно болен?

— Ну, знаешь. Других предположений у меня нет.

— Так-так-так. И что дальше?

— Дальше? Дальше, на первом слушании, которое, кстати, состоится завтра, судья может удовлетворить ходатайство, и дело будет рассмотрено в течение 24 часов. У меня есть большая надежда, что судья отклонит требования, как я просил, и полностью отклонит петицию. Тогда игра для мистера Джона Доу окончена, и мы можем танцевать счастливый победный танец.

— Надежда? Только надежда? Брюс, ты хочешь сказать, что наши шансы типа — один к трём?

— Нет, Ник, намного лучше. Судьи не любят 

дел, участники которых торопят суд. Этим они переходят черту, проявляя непочтение к правосудию. Более чем в половине случаев они говорят просителям ждать своей очереди. Только менее пяти процентов от дел, заявленных как срочные, получают такой статус. Люди всегда грешат спешкой, и суду это поперёк горла.

— Но это не точно, что всё пойдёт так, как ты говоришь?

— Ник, у нас гораздо больше шансов, что судья закроет дело и отклонит петицию, чем у них максимально ускорить слушание. Видишь ли — в той юридической конторе работают башковитые молодые ребята, у которых куча энергии и амбиций, но они ещё плохо разбираются в нюансах судебного процесса и в психологии судей.

Брюс потер руки.

— Этот парень, Джон Доу, ждал более 16 лет, хотел бы я узнать — почему они так торопятся сейчас.

— Почему бы тебе не попросить Джину помочь? Может быть, она сможет выбить из него какую-нибудь информацию.

Брюс проигнорировал мой ответ.

— У нас есть шансы в этом деле. Восемьдесят процентов за то, что иск отклонят. Однако в зале суда никогда не знаешь, что сделает судья. Учитывая то, что этот Джон Доу генетически связан с Тони, я был бы непрофессионален, если бы не спросил — хотите ли вы, чтобы я начал переговоры о возможном посещении и основных правилах, касающихся контактов вашего сына и этого Джона Доу.

Я одарил Брюса холодным взглядом.

Брюс говорил сквозь мой взгляд:

— Ник, всегда лучше заранее предусмотреть всё и установить параметры любых условий, касающихся этого мудака и твоего Тони. Вместо того, чтобы потом суд диктовал нам условия.

— В аду пойдёт снег, прежде чем я подпущу этого придурка к своей семье.

Брюс усмехнулся:

— Джина сказала то же самое, но в гораздо более красочных выражениях. Она у тебя может заставить покраснеть даже портового грузчика.

— Знаю. Она же итальянка.

Потом подумал и добавил:

— Думаю, Джина будет рада возможности пережить воспоминания о старых групповых потрахушках с папой своего ребенка. Может она захочет снова собрать ту группу Villаgе Реорlе и вспомнить старое.

— Ник! Ник! Я тебя прошу — перестань корчить из себя оскорблённую святость. Я не хочу изображать из себя брачного консультанта, но когда ты убежал с той встречи, Джина была в истерике, повторяя снова и снова, что это была не она, что это не могла быть она. Она утверждает, что не помнит этого события. И я чувствую, что это искренне.

Брюс внимательно посмотрел мне в глаза:

— Я никогда не видел никого, настолько обезумевшим. Она была опустошена. Пойми Ник,  — я знаю Джину. Я знаю её с семнадцати лет. У неё нет артистического таланта, и она смелая женщина. Врут,  — когда боятся. Джина ничего не боится, она просто в панике и не знает что делать. Я за то, что она действительно не знает — что произошло. И у меня есть предположение, что ей подсунули наркотик.

— А может быть, она социопат, Брюс. Джина прошла два теста на детекторе лжи, кто знает, что 

ещё она сделала или с кем. У любого, кто может так лгать, не должно быть совести.

— Я так не думаю — ответил Брюс.  — Джина — сломленная женщина. Я говорил с ней сегодня. Джина не может заставить себя признать, что была причастна к этим вещам, но ДНК и факты, подобные этому видео, не лгут. Джина в ужасе, что может потерять сына, мужа и семью. Она не знает, что делать.

— Как насчет правды для начала?

— Господи, Ник! Зачем ты делаешь из неё демона? Я понимаю, что тебе больно, но будь мужчиной, чёрт бы тебя драл. Сядь с женой, и постарайся выяснить все подробности событий. Ты же умный засранец. Ты должен найти причину несоответствия того, что на видео и того, что помнит она. Я лично остаюсь при мнении, что её одурманили наркотиками или каким-нибудь лекарством.

Я никогда не видел настолько раздражённого Брюса. Он стоял передо мой, пытаясь докричаться до моего разума и энергично размахивал руками, как настоящий итальянец.

— У вас двоих богатая совместная история и хорошая семья. Ты должен спросить себя,  — с Джиной тебе лучше или без Джины.

— Я знаю это, Брюс. Если бы мне пришлось прямо выбирать сейчас, то Джины уже не было бы в моей жизни. Но я не собираюсь подвергать риску Тони из-за её лжи. Пока я держусь только из-за детей. Скажи,  — как я могу ей доверять?

— Ник, сейчас Джина в ужасе от всего происходящего. Тебе бы следовало поддержать её. Ей, полагаю, трудно признаться в чем-либо даже самой себе. Даже в этой большой ошибке.

— Ну, Брюс.,. Ошибка становится ошибкой только в том случае, если ты её не исправишь. Как только эта неразбериха уладится, я исправлю эту ошибку и прикажу адвокату обслужить Джину.

Бари плюнул расстроено, и вышел за дверь.

•  •  •

Я пытался отвлечься от слушаний на следующий день. Брюс приказал мне не присутствовать. Он сказал, что мы должны вести себя так, как будто это обвинение было такой чушью, что мы не сочли его достойным нашего времени. Я продолжал смотреть на часы и телефон.

— Папа, у тебя встреча на три часа?

Это был мой Тони по интеркому.

— Да сынок.

— Она здесь.

Я взглянул на свой ежедневник. Действительно — "Унесённые ветром" были записаны на 3:00. Запарился так, что даже не ввел контактное имя. Чёрт!

Я проверил, не осталось ли на моей одежде муки или глазури, затем активировал диктофон в кармане рубашки, который использовал для записи всех моих деловых операций. На собственном горьком опыте я убедился, что при работе со многими из этих "невест" лучше иметь как письменный договор, так и устную запись. Что-то в назначенных свадьбах превращало самых кротких барышень в гарпий.

Вошла высокая стройная блондинка, лет тридцати, довольно привлекательная и с хорошей фигурой. Я обратил внимание на её обручальное кольцо. Слава Богу! Вроде бы, не свадебный заказ, скорее всего юбилей или день рождения.

— Спасибо, что согласился встретиться со мной,  — начала она.

— Это 

моя работа, мисс...  — начал я разговор с прощупывания ситуации.

— На самом деле — миссис.

Она протянула руку для пожатия и села напротив моего стола.

— Но, пожалуйста, зови меня Эмбер.

— Отлично, Эмбер. Итак, какой торт тебе нужен? Каковы повод и дата мероприятия?

— Ник,  — начала посетительница,  — мой муж Фрэнк, и я владеем небольшим бизнесом по производству ветряных турбин под названием "Унесённые ветром". Эмбер передала фотографию, на которой она была изображена с улыбающейся маленькой девочкой и мужчиной, который, как я предположил, был Фрэнком.

— Это мы с мужем и с нашей десятилетней дочерью Кимберли.

Я посмотрел на фото, мужчина показался мне смутно знакомым.

— Хорошая семья. У меня тоже есть дочь, чуть постарше. Я указал на фото нашей семьи на стене позади себя.

— Ник,  — начала Эмбер, когда я положил её фотографию на стол перед ней,  — у тебя есть возможность сделать что-то особенное для моей дочери. Что-то, что повлияет на её жизнь.

— Ого, это должно быть чертовски крутой торт, который тебе нужен,  — пошутил я.  — Ты точно знаешь, как заинтересовать кондитера.

Эмбер не улыбалась.

— Ник, возможно, я пришла сюда под ложным предлогом, но ты нужен мне, чтобы спасти жизнь.

— Я не понимаю. Я здесь делаю торты, а не занимаюсь реанимацией.

Эмбер достала из сумочки салфетку.

— Чёрт. Всё идет не так.

Она вытерла глаза.

— Позволь мне выложить все карты на стол. Я та, кто послал адвоката по поводу сына твоей жены. Я жена Джона Доу, того парня, в костюме строителя, которого ты видел в старом видео. Его настоящее имя Фрэнк, и я считаю, что Фрэнк может быть отцом Тони.

Я был ошеломлен на мгновение, а затем посмотрел на фотографию, лежащую на столе. Теперь я понял, почему лицо Фрэнка показалось мне знакомым. Я видел более молодую версию этого человека, трахающую мою тогдашнюю невесту, на экране в конференц-зале моего адвоката несколько дней назад!

Я отодвинул стул от Эмбер, даже не осознавая этого.

— Я думаю, тебе лучше уйти прямо сейчас, Эмбер. Говорить следует через наших адвокатов.

— Ник, пожалуйста, дай мне несколько минут, это вопрос жизни и смерти,  — умоляла Эмбер.  — Сделай это для моей дочери.

— Если ты не уйдёшь сейчас, я вызову полицию, чтобы тебя увели. Я взял трубку на моем столе.

Эмбер не двигалась.

— Я не могу уйти, пока ты не дашь мне сказать. Я умоляю тебя! Я тебя умоляю!

Я набрал серию цифр на телефоне. Естественно, я не дозвонился до абонента, но получил голосовую почту Брюса. Я оставил ему сообщение, чтобы он немедленно позвонил мне и повернулся к Эмбер.

— Я ничего не скажу без присутствия моего адвоката.

Эмбер вздохнула с облегчением.

— Тебе не нужно ничего говорить. Просто выслушай меня, пожалуйста.

Я вытащил заводной таймер из ящика стола и покрутил циферблат.

— У тебя есть десять минут.

Я поставил перед ней таймер.

Эмбер глубоко вздохнула, прежде чем начать:

— Во-первых, я хочу сказать, что никогда не хотела, чтобы всё было вот так. Когда я наняла эту юридическую 

фирму, мне сказали, что дело будет решаться с максимальной осмотрительностью и деликатностью. Строжайшая конфиденциальность. Я пришла в ужас, узнав об использованном методе, и о том ущербе и боли, которые он принёс вашей семье. Поверь мне, я никогда не собиралась причинять вред твоим близким.

Я скрестил руки, пытаясь сохранить спокойное выражение лица.

— Но, Ник, я хватаюсь за соломинку.

Эмбер остановилась, чтобы вытереть глаза.

— Моему мужу нужна пересадка костного мозга. Никто из семьи не подходит по параметрам. Список возможных доноров костного мозга закончился ничем. Возможный сын Фрэнка, Тони — наша последняя надежда.

— Тони — мой сын,  — холодно сказал я.

Эмбер попыталась отступить:

— Да, да, извини. Я имею в виду другое. Я имею в виду, что ваш сын и Фрэнк могут быть... Родственниками. Понимаешь?

Женщина пыталась сдержатьслёзы.

— Муж лежал в больнице, когда я купила ему плеер, чтобы он мог смотреть видео во время лечения. Фрэнку больше всего нравились наши старые домашние фильмы... Я перенесла все записи на диск. Наши каникулы, дни рождения моей дочери, даже старые клипы из его студенческих лет, Фрэнк действительно получал удовольствие от этого. Когда я нашла запись с твоей женой... Эм... На том девичнике... Я подумала, что, может быть... Просто — может быть... Фрэнк тогда, когда он играл строителя YМСА, имел... Связь с этой э-э... С этой женщиной. И там... У неё, может быть ребёнок, который может спасти мужу жизнь.

Эмбер смотрела на меня, я просто смотрел на неё в ответ, не говоря ни слова.

— Ник, ты не представляешь, в каком я была отчаянии. Несколько часов я искала в сети старые объявления о свадьбах, начиная с той даты на пленке. Так я узнала о Джине... Копаясь дальше, я узнала о рождении сына у твоей жены. Сроки беременности были подходящими, и ваши действия после встречи с юристами заставили меня поверить, что у вас есть сомнения в твоём отцовстве. Я понимаю, что вероятность очень мала, но тест на ДНК покажет нам, сын ли он Фрэнка... Я имею в виду, что твой сын, Тони, может спасти Фрэнку жизнь, а моей дочери отдать её отца.

Я по-прежнему ничего не сказал.

— Ник, большая часть наших денег вложена в наш бизнес, но у меня есть небольшой траст.

У Эмбер были слезы на глазах, когда она вытаскивала какие-то бумаги из сумочки.

— Я передам вам свою половину бизнеса прямо сейчас, если вы позволите Тони пройти этот тест. Другая моя часть бизнеса принадлежит вам, если костный мозг совпадает, и вы позволите Тони стать донором.

Я сидел неподвижно, как камень, глядя на неё.

Эмбер положила бумаги на мой стол. Она посмотрела на меня, а я снова

ничего не сказал. Через несколько мгновений со слезами, струившимися по её щекам, Эмбер сказала шёпотом:

— Мужчины говорят, что я хорошенькая.

Эмбер встала.

— Я никогда не была ни с одним мужчиной, кроме Фрэнка,  — она вытерла слезы.  — Я сделаю всё, что ты хочешь, прямо сейчас или где угодно столько 

раз, сколько захочешь, если ты позволишь своему сыну пройти тест ДНК.

Эмбер расстегнула юбку, позволив ей упасть на пол, и вышла из трусиков. Не глядя на меня, она стянула блузку, расстегнув лифчик.

Я уставился на обнажённую Эмбер. У неё была красивая упругая грудь чашки С, пышные бедра с подстриженным кустом. На её лице были полные пухлые губы, омраченные только слезами, безмолвно капающими из глаз.

У меня зазвонил телефон, я увидел, что перезванивает Брюс. Прежде чем взять трубку, я обратился к Эмбер:

— Оденься. Я не хочу трахаться с гринмейлами. Твой муж, старый хрен Фрэнк, не получит ни единого балла за сводничество с женой.

Эмбер наклонилась за одеждой, когда я потянулся к телефону. Она сказала:

— Ник, никто, даже Фрэнк, не знает о том, что я пошла к тебе.

Голос Брюса прогрохотал по громкой связи прежде, чем я успел сказать хоть слово:

— Ник, начинай свой Танец Победы! Я только что вышел из зала суда. Они предложили Тони какое-то медицинское пожертвование. Чёрт возьми! Они представили его живым донором органов. Ха! Дебилы! Судья даже не дал им договорить и выкинул всю петицию. Они поджарены! Слушай, Ник! Положи пулемёт. На этом, мы закончили. Эта эскапада мертва и погребена! Поцелуй Джона Доу на прощание!...

Эмбер застегивала юбку, когда услышала объявление Брюса. Она опустилась на стул, обхватив голову руками.

— Брюс!  — сказал я, перебивая друга посреди его громкого победного возгласа.  — Жена Джона Доу здесь, в моем офисе, сидит передо мной. Она что-то говорит, но я хочу, чтобы ты всё это услышал.

— Выкинь её задницу за дверь.

Голос Брюса вернулся к нормальному:

— Ты нихрена ей не должен. После того дерьма, через которое они заставили пройти тебя, Джину и твою семью, скажи ей и кляче, на которой она приехала,  — возвращаться!

Эмбер посмотрела на меня умоляющими глазами как раз в тот момент, когда прозвенел звонок таймера.

— Брюс, я всё это знаю. Но пусть она скажет своё слово.

— Хорошо, Ник, как скажешь. Она меня слышит?

Брюс сказал, что он активировал функцию записи на своем телефоне, и Эмбер повторила кучу соглашений о записи, имени, дате, свободе воли и так далее. Тем временем я гуглил трансплантацию костного мозга на своем настольном ПК. Я читал, что донорство костного мозга — это хирургическая процедура, проводимая под общей или локальной анестезией в больнице. Пока донор получает анестезию, врачи используют иглы для забора жидкого костного мозга из задней части тазовой кости. Большинство доноров отправляются домой в тот же день, и боль в пояснице возникает лишь на несколько дней.

Эмбер закончила свой рассказ Брюсу, в комнате на мгновение воцарилась тишина, прежде чем Брюс заговорил:

— Эмбер, я сочувствую твоему положению. Но мой юридический совет Нику — не давать разрешения на это.

— Почему?  — Эмбер вцепилась в край стола рядом с телефоном.

— Ник, если ты позволишь Тони сделать пожертвование этому Фрэнку, ты признаешь, что Тони — биологический сын Фрэнка, а не ваш и Джины. Это может 

дать их юридической команде основания для новой петиции.

— Нет, ты всё неправильно понял.

Эмбер была почти в панике.

— Я никогда не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Адвокаты всё испортили. Я надеялась, что, как одна мать другую, я могла бы Джину убедить. И всё это в строжайшей конфиденциальности, чтобы её сын Тони просто проверился. Если бы Тони был совместим, Джина могла бы сказать ему, что это был анонимный пациент. Сообщить Тони и её мужу, что Тони получил стипендию в колледже за донорство костного мозга. Ваш сын, мой муж, и даже вы, Ник, никогда бы ничего не узнали. Инцидент на девичнике держался бы, как и положено, в глубоком секрете. Всё это было бы только между нами, матерями.

Эмбер начала плакать.

— Я была готова предложить составить документ, запрещающий кому-либо из членов нашей семьи когда-либо связываться с вами снова, положив полмиллиона долларов активов нашей компании в качестве залога на счёт, который был бы конфискован, если контракт когда-либо будет нарушен. Пожалуйста, не позволяйте моему мужу Фрэнку и отцу моей дочери умереть из-за действий чрезмерно усердного юриста-первокурсника.

Единственным звуком в комнате были рыдания Эмбер.

Внезапно дверь в мой кабинет открылась, и Тони, мой сын, вошёл и встал рядом с моим столом.

Эмбер посмотрела на Тони, её красные глаза расширились.

— Боже мой, это он!

Эмбер встала, протягивая руки к лицу Тони.

— Ты выглядишь так же, как мой Фрэнк... Это правда... Ты... Ты вылитая копия моего мужа Фрэнка...

Тони спрятался за мой стул, как тогда, когда он был маленьким мальчиком, играющим в моем кабинете.

— Пожалуйста, не прикасайся ко мне,  — сказал он.  — Ты всё испортила в моей жизни. Так что я буду благодарен, если ты просто будешь держаться, блять... Держаться от меня подальше.

— Конечно, мне очень жаль, просто...  — Эмбер замолчала, села и вытерла глаза салфеткой.

— Пап,  — Тони повернулся ко мне.  — Я собираюсь заняться этим делом с донорством костного мозга. Этот ублюдок, всё-таки, мой отец.

Комната погрузилась в хаос. Эмбер вскочила и направилась к отступающему Тони, пытаясь обнять его и бормоча слова благодарности. Брюс кричал по громкой связи, а мой сын Тони говорил, как он целыми днями слышал по интеркому наши разговоры и знал всё о том, что происходит.

Это заняло несколько минут, пока я, наконец, не заорал на всех. Тогда только они успокоились.

Эмбер села. Тони всё ещё стоял за моим стулом.

Я начал говорить с сыном:

— Тони, это очень благородный поступок, но это не твоё решение. Ты всё ещё несовершеннолетний, находящийся под моей опекой, и не можешь самостоятельно решать вопрос о донорстве. Юридический совет дяди Брюса плюс риск любой операции заставляют меня сказать, что мы должны отказаться от всего этого.

— Папа, это единственный способ, который я вижу, чтобы воссоединить тебя, маму и нашу семью.

Тони убрал волосы с глаз.

— Если вы попытаетесь остановить меня, я всё равно освобожусь от вашей опеки и сделаю пожертвование. Верно, дядя Брюс?

Голос Брюса донесся 

из громкой связи:

— Технически да, Тони, ты мог бы подать заявление на получение эмансипации несовершеннолетнего и соответствовать требованиям этого штата. Я самым решительным образом призываю тебя не предпринимать таких действий.

В янтарных глазах Эмбер мелькнула надежда, когда она начала вставать:

— Тони, я не знаю, что сказать, я...

Тони, и я выставили руки, чтобы Эмбер вернулась на своё место. Мой сын, заговорил первым:

— Я делаю это не для тебя, я делаю это, чтобы попытаться вернуть мою семью к тому состоянию, в котором она была до того, как ты её разрушила.

Тони положил руку мне на плечо:

— Вот это мой единственный отец. Но у меня есть некоторые свои условия. Во-первых, вы учредите стипендию в колледже для моих младших брата и сестры. И во-вторых — ни один из вас или ваших родственников не может приближаться ко мне или моей семье — никогда!

Эмбер была почти вне себя:

— Да, да! Всё, что ты хочешь. Я оформлю документы и назначу тест на тип ткани НLА.

Она почти выбежала из комнаты, прежде чем кто-то успел передумать. Брюс сказал, что ему нужно идти, но отправить ему все документы, которые дала Эмбер.

Я повесил трубку, и остался с моим сыном наедине.

Мы уселись на стулья друг против друга.

— Тони, ты такой же упрямый, как и я.

— Яблоко от яблони недалеко падает, папа,  — Тони ухмыльнулся мне.

— Верно, но я хочу, чтобы ты знал, что этот жест не сможет волшебным образом излечить разрыв между вашей матерью и мной. Этот катаклизм не имеет ничего общего с тобой, твоим братом, или сестрой. Мы с вашей мамой очень любим вас всех. Это больше вопрос доверия между твоими родителями. Мы всегда будем гордиться тобой, но мы просто не можем жить вместе, как раньше.

Тони взглянул на меня:

— Да, верно, папа. Ты, и мама уже не будете вместе со мной, когда мне сделают эту донорскую операцию?

Я обнял Тони:

— Неправда, сынок. Я всегда буду с тобой. Как я смогу жить без тебя, сам подумай.

•  •  •

Менее 30% членов семьи подходят для донорства костного мозга. К радости Эмбер и к моему сожалению, мой сын Тони почти идеально подходил мужу Эмбер, известному как бывший строитель из деревни, Джон.

По этой причине я занял своё место в офисе Брюса, чтобы просмотреть документы об условиях донорства, которые Эмбер прислала для нашего сына Тони.

Я намеренно опоздал, чтобы не говорить с моей женой Джиной. Она уже сидела на одном из стульев. Я впервые увидел Джину после нашего видеопросмотра в конференц-зале. Она выглядела ужасно. Бледная, худая, с мешками под глазами, она сидела, прихлёбывая кофе.

Брюс указал на стул, когда его помощник проводил меня внутрь.

— Ник, мы тебя ждали. Кофе, сок,  — чего ты хочешь?

Я указал на Джину, потягивающую кофе и наблюдающую за мной.

— Дай мне тоже, что сосет эта шлюха.

Джина отреагировала так, словно её ударили, чуть не пролив кофе. Брюс встал:

— Ник, я настаиваю, чтобы ты отставил твоё,  

пусть и законное возмущение, при себе. Сейчас не время для сарказма. Я не вижу для него причины.

— Нет причины, Брюс? Нет причины!

Я указал на Джину, прежде чем отодвинуть от неё стул и сесть.

— Вот она, причина, по которой мы здесь!

Брюс снова сел и начал бубнить о контрактах, которые Эмбер прислала в качестве условий донорства нашего Тони.

Всем троим нашим детям были бы выплачены суммы траста по оплате за обучение в высшем учебном заведении.

В другом документе указан переход части активов Фрэнка и Эмберс, если кто-либо из членов их семьи по какой-либо причине свяжется с нами после операции. Это продолжалось минут тридцать.

Брюс представил нам многочисленные формы для подписи.

— Ник, Джина, здесь всё сказано довольно прямолинейно. Обычно, донорство костного мозга — анонимно, поэтому никто из медицинского персонала или регистраторов не увидит здесь ничего необычного.

Джина и я подписали объемные документы, молча передавая их друг другу.

Помощник юриста постучал в дверь, прежде чем заглянуть в кабинет.

— Брюс, судья Уилберт в холле,  — сказал параюрист.

Брюс встал и взял свой пиджак.

— Ник Джина, мне нужно уйти на секунду. Пожалуйста, не уходите, я сейчас вернусь.

После ухода Брюса, Джина пыталась поговорить со мной:

— Ник, я знаю, что ты очень зол на меня. Но я хочу, чтобы ты знал, что я нахожусь на терапии. Я не могу выразить словами, как я сожалею обо всём этом.

— Ты не хочешь извиниться?  — я повернулся к ней.  — Джина, ты наконец собираешься признаться?

Она смотрела на свои ногти.

— Ник, я могла бы соврать, выдумать историю о том, что произошло. Но это будет именно — ложь и выдумка.

Я развел руками:

— Значит, это не ты была там, на экране? Это не ты сосала и трахалась с парнями из группы аниматоров?

Джина посмотрела прямо на меня:

— Я не могу отрицать, что это была я... Я просто не знаю, как... Послушай, Ник, я даже попросила одного из лучших гипнотерапевтов в штате клиники ввести меня в транс. После нескольких сеансов он ничего не нашёл... Меня там не было. Я сама ничего не могу понять.

Меня бесило то, что Джина до сих пор не берет на себя ответственность. Она прячется за спинами врачей, пытаясь объяснить своё поведение.

— Я должен поверить тебе? Почему? Потому, что ты никогда не солгала об измене? Чёрт, Джина, я не знаю, была ли это твоя первая групповуха или еженедельное мероприятие на протяжении всего нашего брака. Я действительно не знаю, кто ты. И я не доверяю тебе ни на йоту. Я уйду от тебя. Я хочу, чтобы ты знала, что после того, как это испытание закончится, я подам на развод.

Джина выглядела ошеломленной и судорожно вздохнула, прежде чем заговорить.

— Ник, не мог бы ты подождать? Хоть немного. Дайте мне время разобраться с этим.

Я закатил глаза, когда Джина продолжила.

— Я хочу вернуться домой хотя бы для того, чтобы позаботиться о нашем сыне Тони после операции.

— О! Теперь это 

наш дом и наш сын,  — ответил я голосом, полным сарказма.  — Конечно, ты можешь остаться дома, чтобы позаботиться о Тони.

Затем я сделал паузу и поднял палец:

— Теперь у нас новые правила — ты должна ограничивать своих приятелей сексом вне дома. Никаких групповух в доме или оргий на глазах у детей. Думаешь, ты сможешь это сделать?

Джина вскочила со стула и выбежала из комнаты.

Через несколько минут Брюс вернулся в комнату, бормоча извинения, пока не обнаружил, что Джины нет.

— А куда ушла Джина?

— Я думаю, Джина увидела в окно, как какой-то парень помахал ей двадцатидолларовой купюрой.

Я пожал плечами.

— Корабль ВМФ должен зайти в порт. Я уверен, что Джина хочет получить фору в трахе с морпехами до того, как появятся остальные шлюхи.

И тут Брюс взорвался:

— Ты снова довёл её?! Ник, ну что ты за тупица?! Ты хочешь, чтобы она пошла на суицид? Ты этого хочешь? Или ты хочешь довести её до дурдома? Чего ты хочешь, засранец? Ты, что не видишь,  — что Джина на грани. Ты что — не можешь даже предположить, что она говорит правду!? А твой дебильный, грёбанный, издевательский сарказм убивает её. Ты убиваешь её любовь. Ты понимаешь это, придурок?!...

Мой друг перевёл дыхание и, видимо, попытался успокоиться.

— Я же тебе, кретину, объясняю — ей, вернее всего, подсыпали наркотики. Над ней поглумились какие-то подонки. А теперь над ней глумишься ты. И чем же ты лучше их — ведёшь себя как животное. Ты, как сопливый обиженный пацан, изощряешься в остроумии, и всё стараешься сделать ей побольнее! Побольнее! Побольнее! Побольнее! Что ты за урод такой?!

Брюса снова затрясло.

— Она мне как сестра! Я же вижу, что она действительно не понимает — как всё произошло! А ты со своим идиотским, вонючим итальянским юмором кривляешься как обезьяна! Дебил, блядь!!

Брюс размахнулся и ударил меня по лицу пачкой бумаг, которую держал руках. Сначала справа, а потом слева... Резко повернулся и вышел их зала.

Это было нисколько не больно, но очень обидно.

Я долго ошарашено сидел, переваривая случившееся.

В поступке Брюса была боль. Я видел боль в его глазах. Кажется, я настолько замкнулся в себе и в своей боли, что перестал понимать, что делаю больно другим. Например,  — Брюсу. Чёрт! Он ведь действительно переживает за мою семью...

И тут меня как током прошибло. Джина! Чёрт бы меня побрал! Ей же больно. Моей любимой женщине больно, а я только добавляю ей боли. Я же говорю ей гадости, не потому, что действительно верю в её распущенность и блядство. Я же... Действительно — просто стараюсь сделать ей побольнее. О, чёрт!

Я лихорадочно достал свой телефон и нажал контакт жены, не думая о том, что я ей сейчас скажу. Просто, страх потерять её вдруг захлестнул меня с головой до дрожи в руках.

— Что, Ник?  — Джина до сих пор всхлипывала.

— Джина, ты где?

— Я еду к маме.

— Ты можешь приехать домой?

— У меня нет дома...

— Джина, я тебя прошу... Я 

тебя умоляю — езжай домой. Я сейчас тоже появлюсь.

— Что случилось, Ники? Ты меня пугаешь.

— Дома я тебе всё объясню.

Когда я подъехал к дому, Лексус Джины уже стоял у ворот гаража. А сама Джина на кухне стояла у плиты и готовила детям ризотто с курицей.

Я прошёл молча к столу и сел:

— Посиди со мной Джи.

Она села на стул напротив меня. Молчала, ждала, что я ей сообщу.

— Джина, прости меня, я вёл себя как идиот. Прости.

Супруга удивлённо смотрела на меня, не зная, что сказать.

— Джи, я понял, что мы не можем изменить прошлое. Но мы должны смотреть на настоящее и на будущее. И вот я смотрю на настоящее. Весь фокус в том, что у меня была прекрасная семья и прекрасный сын Тони, который нас боготворит. Я лично прошел бы ради него через ад в целлулоидных трусах. У меня была жена, которую я люблю. И которая ни разу не дала мне повода усомниться в её любви ко мне, и в её верности. Что с нами произошло,  — я не знаю. Как дальше жить,  — не пойму. Нам бы надо сосредоточиться и наладить ту жизнь, которая у нас есть. Но я... Я унижен, оскорблён и обесчещен... Вся моя предыдущая жизнь оказалась построенной на лжи... Моё самолюбие растоптано и полито дерьмом... Но я также вижу,  — что что-то в этой истории не так. Брюс говорит, что тебе подсыпали наркотик. И, чем дальше, тем больше я соглашаюсь с ним. То, что я видел на экране, это так не похоже на тебя...

Мы посидели молча. Джина терпеливо ждала продолжения. И я продолжил:

— Я был груб с тобой. Я... Я вёл себя по-хамски. Мне было больно и я кричал и ругался от боли. Больше этого не будет. Прости меня.

— А ты меня простил?

— Да... То есть... Нет... То есть... Это сложно. Понимаешь,  — я тебя простил. Но, мне по-прежнему больно. Вот тут... Боль не отпускает. Мне хочется сделать больно тебе в ответ. Но я понимаю, что это разрушит наши отношения. И это совершенно не по-мужски.

Я потёр лицо ладошками, и опустил голову.

— Я тебя простил. Но это не изменит наших отношений. Нет, неправильно... Это не сможет восстановить наши разрушенные отношения. Сколько времени надо, чтобы я смирился с картиной члена Френка у тебя во рту? Я не знаю... Прости, но я не отменяю развода.

Джина встала.

— Ник, можно я тебя обниму. Если ты, правда, меня простил, обними меня.

И мы обнялись как два потерпевших горе человека.

Процедура пересадки костного мозга моего сына прошла без сучка и задоринки.

Джину любили и уважали в её больнице, поскольку она проработала там долгое время. Коллеги сделали всё возможное для одного из своих товарищей. С Тони обращались лучше, чем с президентом или сенатором. Главный хирург больницы, когда-то неуклюжий стажер на этаже Джины, прервал свой отпуск, чтобы возглавить простую операцию. В свой выходной зашла глава анестезиологического 

отделения, чтобы лично усыпить Тони. Предоперационная и послеоперационная бригады расчистили график, чтобы сосредоточиться только на Тони. Курьер из организации прокомментировал, что он никогда не видел такой мощной организационной работы, предпринятой из-за банальной процедуры.

Джина вернулась в дом, нависая над Тони, как наседка. Ему так нравилось купаться во внимании матери, что его брат и сестра дразнили его "маменькиным сынком". Через несколько дней Тони стало скучно в постели, даже с его социальными сетями, видеоиграми и прочим, и он вернулся к своим школьным друзьям.

В это время Джина и я старались соблюдать видимость счастливой семьи ради детей. Хорошо, что в их возрасте мир вращается вокруг школы, их друзей и забав после школы. Сомневаюсь, что они что-нибудь заметили бы, пока не закончится еда, апельсиновый сок и чистое белье.

Я был удивлен, когда поздно вернулся из пекарни и обнаружил, что Джина сидит за кухонным столом с бокалом вина в руке и ждет меня.

— Дежавю,  — подумал я, садясь за стол напротив Джины и спросил:

— Что случилось? У кого-то есть ещё DVD, в главной роли с тобой?

Потом я понял, что во мне опять включился маленький язвительный итальяшка.

— Извини, Джина. Извини. Я снова... Чёрт!

Джина проигнорировала мой комментарий:

— Ник, у нас был хороший брак и трое замечательных детей...

Я поднял брови, но Джина продолжала:

— ... Да, Ник, три замечательных ребенка. Мне всё равно, что показал этот чёртов тест ДНК.

А я подумал,  — мне-то не всё равно. Она его мать, как бы там ни было, а я кто?...

Джина сделала глоток вина, прежде чем снова заговорить:

— Пожалуйста, давай вместе пойдем к семейному терапевту и попытаемся оставить это позади. Хотя бы — попытаемся. После почти двух десятилетий совместной жизни у нас есть обязательства друг перед другом. Нам надо преодолеть всё это.

— Я же сказал, что простил тебя.

— Ты только сказал. На самом деле — нет. Мы с тобой стали чужими. Я не хочу так жить. Я не могу так жить. Надо что-то делать... Ты меня не простил. Я знаю — ты меня не простил.

Я вдруг почувствовал усталость, как будто пробежал марафон.

— Джи, похоже, ты не понимаешь. Вот смотри — откуда мне знать, что это было единичное событие... А?

Джина начала было возражать, но я поднял руку, чтобы перебить её:

— Я думал об этом миллион раз. Это вопрос отсутствие веры, доверия... Я хочу оглянуться назад на наше совместное время с хорошими мыслями. Но всё хорошее затмевает тот вечер с Джиной, готовой во все дыры. Я теперь буду думать об этом каждый раз, когда ты выходишь из дома.

— Ник, я уволюсь с работы, останусь дома, буду отчитываться о своем местонахождении.

— Джини, ты любишь свою работу, любишь помогать людям и знаешь, что ты меняешь жизнь к лучшему. Ты действительно хочешь, чтобы я допрашивал тебя после каждой поездки на рынок или думал о худшем, когда ты возвращаешься домой немного поздно? Ты думаешь — это будет нормальный образ жизни?  

Я не заслуживаю такого также, как и ты... Да и потом... Ты думаешь я не понимаю, что это только инстинкт? Эмоции. Ты думаешь, что я действительно уверен в том, что ты мне непременно изменишь? Чушь собачья! Нихрена ты мне не изменишь. Не тот ты человек. Но я не могу пересилить это гадкое ощущение предательства.

Я провел рукой по лбу.

— Я думаю, нам надо развестись. Я не стану выставлять тебя из дома. Будем делать вид, что мы нормальная пара, пока Нейлу не исполниться восемнадцать. Потом каждый пойдёт своей дорогой. Ты права — у нас есть обязательства перед детьми. Но... Если ты не выдержишь и уйдёшь, я пойму. Ты достаточно молода и имеешь хороший доход, чтобы найти кого-то, с кем можно просто жить. Кто не будет постоянно вспоминать прошлое и беспокоить тебя ревностью.

Джи нахмурилась сквозь слёзы:

— Но... Нет... Нет, дорогой, так не пойдёт. У меня — дети. У нас с тобой дети. Я никуда не уйду и не стану кого-то искать. Мне это не нужно. Мне нужен ты. Давай попробуем консультацию,  — умоляла жена.  — Неужели ты хочешь сказать, что будешь счастлив без меня?

— Нет, Джина, и через десять, и через двадцать лет я не буду счастлив без тебя, но жизнь будет продолжаться. Но, что более важно, я не хочу, чтобы у детей были подозрительные параноидальные родители.

Джина поставила бокал с вином, обхватив голову руками, и начала рыдать.

— Я не знаю, почему это происходит с моей семьей, с нами, со мной. Почему? Почему? Почему?

Я обошел вокруг стола, чтобы обнять свою бывшую жену.

•  •  •

Я был недоволен, когда Брюс заставил своего помощника юриста проводить меня в его конференц-зал. Тот конференц-зал оставил у меня гадкие воспоминания. Брюс сидел за столом. Хуже всего было то, что светил включенный большой ЖК-экран, показывающий застывшее изображение знаменитой гостиничной спальни с девичника Джины. К счастью, на этом снимке комната и кровать были пусты.

— Брюс, пожалуйста, выключи эту чёртову штуку.

— Ник, садись. Это другая версия видео, которое мы видели.

Я сел, прежде чем сухо прокомментировать Брюсу:

— Я уже видел всё, что хотел, на Гранд-премьере. Мне действительно не нужно смотреть режиссерскую версию с дополнительными бонусными функциями на DVD.

— Слушай сюда, упрямый осёл. Ты думаешь — я вызвал тебя для того, чтобы посмаковать подробности грехопадения Джины? Или что ты думаешь?

Я не знал, что ему ответить.

— Значит так. Заканчивай демонстрировать своё тупое остроумие и включайся в работу. Ну? Ты готов?

Я вздохнул:

— Если ты не станешь лупить меня документами по физиономии, то я готов.

— Ник! А ты не зарабатывай, чтобы тебя приводили в чувство таким способом.

Я тяжко вздохнул:

— Кстати — спасибо тебе за это.

— Не понял...

— Просто в тот момент я многое осознал. Я попросил жену вернуться домой и извинился перед ней за своё поведение.

Брюс молитвенно поднял руки:

— Слава Богу, вседержателю нашему!... Ну, что? Начинаем?

— Давай.

— У нас счастливый случай,  — начал Брюс.  — Юридическая контора наших 

оппонентов, как я уже говорил, состоит из новичков в юриспруденции. Там левая рука не знает, что делает правая. Они прислали нам оригинальную пленку. Мой помощник скопировал оригинальную версию и вся видеокассета была полностью перенесена вот на этот DVD. Там есть некоторые части, которые тебе нужно увидеть.

— Я уверен, что вашему помощнику юриста было чрезвычайно трудно наблюдать снова и снова за главной ролью Джины в её собственном порнофильме. Он у тебя случайно не онанист?

Брюс тяжело вздохнул, прежде чем ответить.

— Ник, я всё больше убеждаюсь, что ты тупой осёл. Мой помощник профессиональный адвокат, и, в будущем, он станет высококлассным специалистом. Он играет за мою команду и, наблюдает за парнями из Villаgе Реорlе, а не за твоей женой. Ещё раз ты так неудачно пошутишь...

Брюс не договорил. Он поднял пульт, включив воспроизведение видео.

— Теперь смотри внимательно.

На экране появился строитель Фрэнк и парень в костюме байкера. Они подошли к кровати и начали рыться в кошельках, извлекая деньги и любые ценные вещи, запихивая всё в небольшую сумку. На заднем фоне были слышны звуки большой вечеринки.

Брюс начал говорить про видео:

— Дебилы думали, что видеокамера выключена, когда ставили её на комод.

— Подумаешь, значит, Джина трахнулась с кучей технически неграмотных мелких воришек. Чем это поможет мне?

— Ник, заткнись нахер и смотри.

На экране строитель Фрэнк и Байкер спрыгнули с кровати и побежали в ванную, хлопнув за собой дверью. Секундой позже в кадре появилась гораздо более молодая версия Джины в свадебной короне, всё ещё на её голове. Джину несла гигантская женщина. Большая дама была не толстой, но крепко сложена и превышала наверное 6 футов и с запасом дюймов ростом.

Брюс поставил изображение на паузу.

— Узнал её?

Да, это была Мэри Кэтрин, одна из подружек на свадьбе Джины. Единственная девочка среди восьми братьев из очень бедной семьи в горах, Мэри Кэтрин училась в школе на стипендию по софтболу. Как питчер и отбивающий, она лидировала в лиге по хоум-ранам и три года подряд выбивала отбивающих. Однажды в колледже я, по неосторожности, сказал, что мячи для софта легко отбить. Мэри Кэтрин взялась доказать мне, что это не так. Без особых усилий она забросила мимо меня девять сверкающих фастболов, пока я разгонял воздух своей битой. Тихая, сильная, как бык, но добросердечная Мэри Кэтрин сожгла эго многих пьяных мачо, победив их в поединках по армрестлингу.

Брюс снова включил видео. Можно было увидеть, как Мэри Кэтрин уложила явно пьяную Джину на кровать.

— Боже, дорогая, ты точно легковес. Я приготовила лучший самогон, который когда-либо делал Паппи, а ты выпила даже не полный стакан.

Мэри Кэтрин сняла с Джины туфли, пока Джина валялась лицом вверх на кровати.

— Вопиющий позор,  — тратить столько хорошего самогона.

Она начала снимать фату Джины, но Джина зажала фату рукой.

— О, Ник, ты пришел, я знала, что ты придешь. Ник занимается любовью со своей невестой. Всё в порядке, теперь я твоя 

невеста...

Джина начала бормотать слова, которые мы не могли понять.

Мы наблюдали, как Мэри Кэтрин, наконец, отказалась от попыток снять фату. Она велела Джине отоспаться и вышла из комнаты.

Через минуту строитель Фрэнк и байкер вышли из ванной. Они смотрели на распростертую Джину и вели приглушенный разговор. Байкер продолжал качать головой, но одетый строитель Фрэнк продолжал указывать на Джину. Он подошел и начал тереть руками её грудь. Глаза Джины распахнулись.

— О, Ник, ты пришел! Я знала, что ты придешь за своей невестой,  — пьяно пробормотала Джина.

— Конечно, детка, я тебя трахну. Хочешь, чтобы я кончил в тебя, невеста?  — Фрэнк рассмеялся, когда начал снимать с Джины юбку и трусики.

Я с ужасом наблюдал, как Фрэнк пристраивался к юной Джине на экране. После коротких ласк обнаженной линии бикини, Фрэнк начал лизать её киску, потирая соски.

— Ник, Ник, да, Ник!  — крики Джины стали громче.

Фрэнк сказал персонажу-байкеру, чтобы он сделал так, чтобы она молчала. Байкер расстегнул молнию, вытащил свой член и засунул его Джине в рот. Пока Джина сосала, стоны стали приглушенными.

Я почувствовал, как мой желудок начал урчать.

— Перестань, Брюс. Я уже увидел всё... Предупреждаю — на этот раз меня вырвет на тебя.

Брюс остановил видео и посмотрел на бумагу перед собой.

— Есть ещё одна часть, которую ты должен увидеть. Но, для протокола — мой помощник зарегистрировал, что Джина называет твоё имя 47 раз за время этого... Этого мероприятия.

Брюс перемотал видео вперед.

Даже на 20-кратной скорости наблюдение за тем, как любовь всей твоей жизни трахается во всех позах и комбинациях, во все дыры, с постоянно меняющимися пятью разными мужиками, вызывало отвращение и тошноту.

Брюс возобновил нормальную скорость на видео, когда Фрэнк-строитель, вернулся на экран. Джина лежала лицом вниз, её голова была в промежности Фрэнка, а позади неё стоял парень в кепке псевдополицейского. "Полицейский" поднимал зад Джины, и её ягодицы вздрагивали каждый раз, когда он входил в неё, Фрэнк больше не был в своей строительной шапке. Глаза Джины были закрыты, руки безвольно свисали, а челюсть отвисла, казалось, она потеряла сознание. Это, казалось, не беспокоило Фрэнка, который держал в руках волосы Джины, используя их, чтобы бить её головой вверх и вниз по его твердому члену.

Внезапно "полицейский" исчез с экрана, когда крупный предмет врезался ему в плечо, сбив его с кровати. Я увидел, как Фрэнк открыл глаза, а затем замер, на его лице отразился ужас. В поле зрения камеры появилась злая Мэри Кэтрин с дикими глазами. Она держала тяжелую гостиничную лампу, похожую на бейсбольную биту, закинутую через плечо.

На экране гигантская Мэри приняла свернувшуюся пружиной стойку, а затем развернулась, вложив всю свою массу и силу в удар. Как "отбивающий" из высшей лиги, бьющий хоумран через заборы, она попала Фрэнку в центр груди. Тот слетел с кровати как чайка. В смысле, не так же красиво, а с таким же печальным криком. Гостиничная лампа разлетелась на куски.

— Отошли от неё,  

вы, вонючие скунсы!!  — закричала разъяренная Мэри Кэтрин, топая прочь из поля зрения камеры. Через несколько мгновений тело "полицейского" полетело прямо в объектив, когда Мэри метнула его через всю комнату. Видеокамера упала на пол. Всё, что мы могли сейчас видеть, была стена, однако в звуке нельзя было ошибиться.

— Как ты посмел, свинячье говно, напасть на беззащитную девушку?!

— Уберите от меня эту сумасшедшую суку!

— Мои яйца! А-а-а! Блядь — отпусти яйца!!!

— Твоя мама не учила тебя манерам?! Это её грубое упущение! Теперь я займусь твоим воспитанием!

— Сука! А-а-а!! У меня ребра сломаны! Уйди от меня!

— Боже, как больно! Ой! Ой! О-о-ой!! Стой! Прошу, пожалуйста! Хватит!

— Ну! Как ты себя чувствуешь, маленький извращенец?!

— Нет! Нет!! Мои соски! О, Господи! Мои соски!

— Не надо! Только не стулом! Поставь стул! Ай! Ай! Боже! А-а-а!

— Ага! Это же немного сложнее, чем когда беспомощная женщина лежит на спине?! Да?!

— Не лицо! Только не лицо! Ахххрр!... Твою мать! Мой нос!

— Ой, стой! Не там!... Не надо! А-а-а-а-а!

— В чём дело, мальчики? Вы не можете справиться с дамой, стоящей на ногах?! А вот сейчас я тебя...

— А-а-а! Фрэнк, помоги!

— Оставь меня ты, сука... А-а-а-а!... Нет-нет! Не сука! Не сука!

— Что, деточки?! Писюны потеряли жесткость?!

— Я... Я... Я не могу дышать! Не надо! Ох!! Ой-ой-ой!

— Кто из вас, вялые члены, хочет большего?!

— Окей, мы сдаемся! Не надо больше! Мы уходим! Больше... Нет! Стоп! Ай, ай, ай! Всё, ты выиграла! Стоп! Стоп!

На несколько секунд воцарилась тишина, на заднем фоне доносились лишь приглушенные звуки вечеринки. Затем заговорила слегка запыхавшаяся Мэри Кэтрин:

— Вы все, держите свои костлявые задницы на полу и засуньте свои корявые, говняные лапки под свои тощенькие ягодицы. Хоть один из вас, придурков, пошевелится, и я засуну этот сломанный карниз прямо всем вам в вашу жалкую жопу. Я сейчас звоню шерифу.

— Подождите, леди. Вы действительно хотите это сделать?  — это звучало как голос Фрэнка-строителя, он был хриплым и хлюпающим, казалось, что он плачет.

Я могу отдать должное Фрэнку. Даже в том возрасте у него был отличный дар нести чушь, что отличает любого хорошего продавца.

Фрэнк убедил Мэри Кэтрин, что при разбирательстве это будет слово Джины против слов пятерых парней. И неужели она действительно хочет запятнать свадьбу Джины этим событием? А что, если жених не поверит Джине и отменит свадьбу? И это будет вина Мэри Кэтрин.

Он заливался соловьём:

— Не забывай, Мэри, что это ты дала Джине запрещенную выпивку. Напоила её, а потом положила в спальню со стриптизершами. Может ты запланировала эту маленькую оргию? Сама подумай. Ведь, на самом деле, не было никакого вреда. Немного забавно и всё. Джина не пострадала. Она без сознания — поэтому никогда ничего не узнает. И мы все будем молчать. Если, конечно, ты никому не расскажешь. Мы отдадим тебе все деньги от этого концерта, плюс чаевые, всё, что у нас заработано. Верно, парни?  

Ты можешь оставить деньги себе, или подарить жениху и невесте в качестве свадебного подарка. Зачем рисковать и портить свадьбу.

Экран в конференц-зале погас.

— Вот тут лента кончилась — сказал Брюс, обращаясь ко мне. Теперь мы знаем, почему Джина ничего не могла вспомнить, даже под гипнозом. И это объясняет тот неподписанный конверт с деньгами на свадьбе, о котором вы с Джиной всегда говорили.

— Этот придурок изнасиловал её!  — прорычал я.  — Я, блять, убью его!

— Ник, заткнись.

Брюс выглядел раздраженным.

— Это больше не о тебе, это о Джине. Я пригласил одну из лучших в мире терапевтов по сексуальным травмам в свой офис. Она провела новаторскую работу с жертвами изнасилования в Руанде и Боснии, и её очень рекомендовала наша команда SVU. Я собираюсь отвезти детей в парк развлечений на выходные. А ты собираешься отвезти этого "терапевта" к Джине и следовать словам этой женщины, как если бы они исходили из горящего куста, понимаешь?

— Да, конечно, Брюс, но я не могу позволить этому уроду Френку уйти безнаказанным...

— Ник, ты не слушаешь — речь идет о помощи Джине, а не о наказании какого-то мерзавца двадцатилетней давности. Мои познания в уголовном праве запылились, но в любом случае может быть слишком поздно, срок давности и всё такое. Строитель-Фрэнк сказал, что видео было частично правдой, даже с записью это было бы трудно продать любому из присяжных. Чёрт возьми, АSА, скорее всего, даже не будет возбуждать дело. Ты действительно хочешь снова подвергнуть Джину всему этому?

Я никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным и бессильным.

В Библии сказано:

— Не мстите за себя, Мне отмщение оставь. Аз я воздам.

Но я не буду надеяться, что Фрэнк спустится в ад. Это я устрою ему пекло.

— Брюс,  — поинтересовался я у друга,  — ещё один вопрос. А кто будет лечить меня?

— Не понял?

— Ну... Джина ничего не помнит. Она знает о произошедшем из третьих уст. И она переживает только от угрозы потери семьи. И неё нет личных переживаний от изнасилования. А я переживаю измену жены сейчас. Вот именно в этот момент. Ты просто не понимаешь, как мне больно. У меня в груди дырка размером с пушечное ядро. Кто будет лечить меня?... А мой сын — Тони? Представляешь,  — что чувствует этот мальчик, которого предала собственная мать. Она лишила его семьи и отца.

— Ник! Джина этого не делала!

— Ну, да. Ну, да. Только мы-то,  — взрослые люди и понимаем это. А каково ему?

— Тони тоже нужен психотерапевт. Я договорюсь.

— Отлично. И во сколько мне это обойдётся?

— Ник. Не будь меркантильным. Сейчас речь идёт о твоём будущем, о будущем твоей семьи.

— Брюс, ты можешь ответить на мой вопрос? Во сколько обойдутся все консультации?

— Включая тебя?... Двести пятьдесят долларов в час. За одного человека. Четыреста пятьдесят за всех трёх. Первое время восемь сеансов в месяц, итого три тысячи шестьсот долларов.

Я грустно засмеялся:

— Отлично. Отлично. Значит, вся зарплата Джины 

уйдёт на психологов, которые будут делать бесполезную работу...

Брюс по-женски всплеснул руками.

— Ник, ну почему же "бесполезную". Джина придёт в норму, ваша жизнь наладится...

— Дружище — я не приду в норму. Понимаешь — я не приду в норму! И как же она, эта самая жизнь, наладится? Я, например, никогда не смогу её целовать, после стольких членов побывавших в её губах. Если я увижу, что она целует наших детей, я могу сорваться и избить её. Я категорически запрещу ей это делать. Я никогда не смогу заниматься с ней любовью, зная, что её истрахала во все дыры толпа мужиков. Я просто брезглив. Пусть она нуждается в психологе, но это только для её здоровья. А как быть мне? Как быть нашему сыну? Так что — не наезжай на меня, если хочешь оставаться моим другом. Лучше помоги наказать всю эту шайку мерзавцев. Ты юрист! Покопайся в законах. Поищи лазейки — как отменить срок давности. Это будет настоящая, дружеская помощь, а я в долгу не останусь. А психотерапевт Джине, думаю не нужен. Он, вернее всего, просто ничего не изменит. Попытаться, конечно стоит, но...

Джина работала с терапевтом, которого предоставил Брюс, два, а иногда и три раза в неделю. Её эмоции варьировались от вины и депрессии до гнева и ярости.

Я тоже посещал сеансы, когда меня просили, и старался как-то помочь жене. Я чувствовал себя виноватым, что не поддержал её, когда она нуждалась в этом. Она иногда взрывалась гневом, но я переставал с ней общаться и уходил из дома. Когда возвращался, она всегда извинялась и вела себя тихо и скромно.

Хотя я знал, что моё недоверие к Джине было обосновано фактами, я мог понять, что Джина могла чувствовать, когда я не верил ей. Она чувствовала себя преданной.

С какого-то момента дела пошли лучше.

Так что вы можете себе представить, как я был зол, три месяца спустя, когда стучал в дверь дома на другом конце города в богатом районе.

Жена Фрэнка, Эмбер, была удивлена, когда открыла дверь. На ней были брюки и джинсовая рубашка, логотип её компании "Унесенные ветром" был выбит на левой груди.

— Ник... хм, привет. Я удивлена видеть тебя снова. Пожалуйста, проходи. Всё в порядке с твоим сыном Тони?

Я вошел в её дом, сунув ей в руку лист бумаги.

— Нет, Эмбер, всё не в порядке. Что это за херня?! Что вы с Фрэнком пытаетесь вытянуть из нас ещё?!

Эмбер прочитала бумаги и её глаза расширились. Не говоря ни слова, она повернулась и быстро вошла в дом, а я следовал за ней по пятам. Она звала:

— Фрэнк! Фрэнк, где ты?!

Я следовал за Эмбер по нескольким комнатам, пока мы не оказались на широком заднем крыльце. В большом кресле с откидной спинкой сидел мужчина в халате и тапочках. Рядом с ним стоял поднос с пустой бутылкой из-под апельсинового сока и стаканом. Высокий, худощавый, бледный, с лысеющей головой, я узнал в 

этом мужчине Фрэнка по фотографии, которую Эмбер показала мне в пекарне. Это было жалкая пародия на печально известного "строителя YМСА" из того самого видео.

Эмбер бросила листы бумаги на колени своему мужу.

— Что происходит, Фрэнк?

Фрэнк некоторое время просматривал бумаги, а затем посмотрел на меня:

— А это, должно быть, отчим моего сына. Ты... Ты Ник, верно? Муж-рогоносец Джины...

Фрэнк положил бумаги на колени.

— Нет, подожди, извини. Я извиняюсь, ты не рогоносец. Мы все трахали мать моего сына, Джину, до того, как ты женился на ней, так что я думаю, что это делает тебя просто неряшливым вторым мужем или, если посчитать, неряшливым шестым.

Эмбер прикрыла рот на мгновение, прежде чем заговорить:

— Фрэнк, что ты говоришь! Как ты смеешь...

— Заткнись Эмбер?

Фрэнк зарычал, затем поднял и потряс бумагами:

— Эти бумаги! Это, моя дорогая супруга, те же самые документы, которые ты передала той самой юридической конторе. Поняла? Так что заткнись. Я хочу родительских прав на моего первенца. Я должен поблагодарить тебя за беготню и всю предварительную работу. Я ничего не стал менять и использовал ту же юридическую фирму.

Эмбер побледнела.

— Как ты узнал?!

— Эмбер, как ты думаешь,  — я тупой? Чудо-донор появляется в последнюю секунду! Аллилуйя! Божье спасение! Ну-ну. Несколько долларов какому-то санитару в больнице и тридцать минут за компьютером — это всё, что мне было нужно, чтобы понять обстановку. Я был приятно удивлен, узнав, что у меня есть наследник...

— Постой...  — попытался вмешаться я.

Фрэнк поднял руку, чтобы прервать меня, затем повернулся к Эмбер:

— Малыш, нам, мужчинам, нужно кое-что обсудить. Пожалуйста, оставь нас, извини, иди, сделай кофе, пожалуйста.

— Я не хочу уходить,  — заявила Эмбер,  — это моя семья...

— Убирайся Сука!  — лицо Фрэнка покраснело, когда он схватил пустую бутылку из-под сока и поднял руку, чтобы бросить бутылку в Эмбер.

Я сделал шаг вперед и сильно сжал запястье Фрэнка. Хоть я и не спортивная крыса, годы таскания тяжелых подносов и выжимания больших трубок для глазури в пекарне дали мне предплечья, как у Попая, и соответствующую хватку. Даже если бы он не был в ослабленном болезнью состоянии, Фрэнк всё равно проиграл бы эту конкретную битву. Он сопротивлялся секунду, прежде чем ослабить хватку бутылки сока, позволив ей упасть на подушку стула.

Я чуть сильнее сжала запястье Фрэнка, наблюдая, как он морщится от боли. Затем я наклонился, чтобы прошептать ему на ухо.

— Веди себя прилично, не провоцируй меня учить тебя манерам.

Эмбер вскочила:

— Всё в порядке, Ник. Вам двоим следует поговорить, а я пойду, сделаю кофе.

С этими словами она повернулась и ушла.

Я отпустил запястье Фрэнка, он демонстративно потёр его.

— Хорошо, теперь, когда юбки нет, давай поговорим как мужчины,.

— Какого хрена ты хочешь, Фрэнк?

— Полегче, приятель. Я хочу своего сына.

— Он мой сын, а не твой, ты был просто подлым подонком-насильником, донором спермы.

— Ах, Ник, теперь правда выходит наружу. Ты просто злишься, потому что мне не пришлось принуждать Джину. Чёрт возьми, ты 

видел запись? Как только я заставил её взять мой член — ей это понравилось. Это была просто ещё одна сука в течке, как и все женщины в глубине души. Если бы мне не кололи эти проклятые наркотики, я бы заработал стояк, просто мечтая о том, чтобы снова трахнуть её.

Я был ошеломлен этим человеком.

— Значит, ты признаешь, что принуждал Джину заняться с тобой сексом?

— Признаю? Ха! Да я горжусь этим! Я вел себя как вожак стаи — взял то, что хотел. Если бы эта чёртова гигантская амазонка не пришла, как какая-то валькирия, и не разрушила всё, я бы сделал эту суку своей и трахал бы её, когда и сколько хотел. Тебе бы не повезло, друг.

— Я не твой друг, и тебе не повезло. Над этой бесполезной юридической писаниной снова будут смеяться в суде.

Фрэнк только пожал плечами.

— В суде может быть — да. Но не в суде общественного мнения. Как ты думаешь, как это будет играть и переливаться в заголовках:  — сын спасает давно потерянного отца с помощью трансплантанта. Злой отчим борется, чтобы предотвратить воссоединение. У меня слезы наворачиваются на глаза, когда я думаю об этом-.

— Ты сумасшедший.

— Нет, Ник, если ты думаешь, что сможешь остановить этот поезд. Я передам части записи средствам массовой информации, её больнице, твоей церкви, интернету. Представляешь? Лживая шлюха, которая никогда даже не рассказывала скорбящему отцу о его сыне. Мать-шлюха против ищущего больного отца. Журналюги сделают отличный фильм, испоганив тебе всю жизнь за одну неделю, не так ли?

— Оставь мою жену в покое, по сравнению с тобой она ангел.

— Твоя жена — ангел? Счастливый человек, у тебя всё ещё есть жена,  — Фрэнк усмехнулся собственной шутке.  — Как ты думаешь, почему я хранил эту запись все эти годы? А? Да чтобы пережить тот момент Альфа-самца! Скажи, Ник, у неё всё ещё такая же классная задница?

Я просто гневно смотрел на него.

— Сукин сын, Ник! Ты никогда не трогал её прекрасную задницу?! Что ты за мужчина?  — Фрэнк сделал паузу.  — Может быть, ты тот, кто любит, когда ему хлопают по заднице? У тебя есть жена со страпоном?

— Фрэнк звучит так, как будто ты много знаешь о жене, использующей страпон, чтобы похлопать саму себя по заднице.

На лице Фрэнка отразился шок, я знал, что попал в яблочко. Он было растерялся на мгновение.

— Хорошо, Ник, хватит чуши. Вот в чем дело — мне нужен сын, который заменит меня. Я всю жизнь работаю на свою семью и хочу что-то оставить, чтобы передать по наследству бизнес, который я построил своими руками. У Эмбер есть трастовый фонд, и она хотела семью и детей. И она трахалась со мной, как кролик. Потом, эта чёртова сука выдает одну девку, и док говорит, что на этом — всё, фабрику нужно закрыть...

Видимо ублюдок действительно переживал из-за невозможности иметь сына.

— Я всё равно собирался бросить эту пизду Эмбер. Тупая дура глупа,  

как ящик с камнями. У меня уже был гораздо лучший кусок манды, который я выбрал из собранных образцов. Потом эта история с раком отвлекла меня. Теперь мой сын, моя кровь, нужен мне, чтобы продолжить мою родословную.

— Отлично, Фрэнк, тогда иди и заведи собственного наследника мужского пола со своей новой трофейной женой.

— Я так и планировал. Чёртова химиотерапия и радиация уничтожили всех моих пловцов.

— Я видел твою девочку, передай дела ей.

Фрэнк махнул рукой в знак отказа:

— Да, она и сахар, и специи, и всё такое прекрасное. Но ещё она просто дырка. Ещё одна будущая свалка спермы для самцов. Я не собираюсь работать всю свою жизнь, чтобы она могла отдать всё это какому-нибудь бездельнику-мужу, когда я сдохну.

— Фрэнк, ты не на Ближнем Востоке. Женщины надирают задницы мужикам везде, от залов заседаний до истребителей.

— Как политкорректно, Ник. Ты носишь высокие каблуки с платьем, когда печешь свои пирожные? Это не обсуждается. Я ценю, что ты присматривал за моим мальчиком все эти годы, но теперь мне нужно научить его быть настоящим мужчиной.

— Ты не мужчина, а просто насильник и трус. Которому, кстати, надрала задница девушка. Я видел это на пленке. Я слышал, как ты плакал, как ребенок, пока она била тебя, как бабу.

Фрэнк раздраженно покачал головой.

— Это была не девушка, это была прихоть природы. Всё было бы иначе, если бы эта слишком высокая сучка не напала на меня из засады с чёртовой лампой в руке.

— Чёрт, Фрэнк,  — я подстрекал его,  — даже без лампы, с одной рукой, связанной за спиной, эта, как ты выразился "слишком высокая девушка", Мэри Кэтрин, вытерла бы пол твоей рожей и даже не вспотела бы. Из всех твоих мерзких друзей, никто не смог ей что-либо противопоставить.

Фрэнк заметно расстроился:

— К чёрту тебя и твою жалкую болтовню! Этот мальчик — мой сын!

Я приблизил лицо так близко, что наши носы были в дюйме друг от друга. Я говорил тихим голосом.

— Клянусь Богом, ты не приблизишься к моему сыну.

— Бог!  — Фрэнк фыркнул.  — Всевышний на моей стороне в этом деле. Сначала он посылает мне твою горячую жену трахаться, чтобы она могла забеременеть, прежде чем ты женишься на ней. Подумай об этом, она трахается с пятью парнями, получая достаточно спермы в свою раздолбанную вагину, чтобы обрюхатиться. Но Господь позволяет именно моей сперме проникнуть в её матку. И, в конце-концов, происходит настоящее чудо — когда я стою на пороге смерти, моя жена находит пленку, которую я так хорошо спрятал, и выслеживает моё семя. Теперь, вопреки всему, выясняется, что ребенок идеально подходит, как донор, и я могу обмануть курносую с косой. Бог не призвал меня к себе, потому что он хочет, чтобы мой сын, моё семя, плод моих чресел и я были вместе. Это был Его план. А иначе — что тогда называть божественным вмешательством?

— Я называю это работой дьявола. В сочетании с 

тем, что ни одно подлое дело не остается безнаказанным. Это то, о чем я намерен позаботиться.

С этими словами я повернулся и пошел к двери.

Я как раз подходил к створке, держа руку на ручке, когда голос Фрэнка дразнил меня сзади:

— Не трепыхайся, слабак, просто пришли мне моего мальчика! Не сходи с ума, просто уйди с моей дороги!

— О, я никуда не пойду, Фрэнк, но ты можешь.

Я открыл дверь и позвал:

— Слышали достаточно дерьма?

Мгновение спустя в дверь вошли двое полицейских (одна из них была женщиной, как это ни парадоксально) в сопровождении мужчины в костюме с приколотым к поясу значком детектива. Они подошли к Фрэнку.

— Вставай,  — сказала Фрэнку женщина-офицер.  — И заведи руки за спину.

Она начала читать ему его права.

Затем детектив объявила подозрения прокуратуры в сексуальном насилии над женщиной, находящейся в беспомощном состоянии, повлекшее тяжкие последствия, и тэдэ и тэпэ..

Фрэнк был ошеломлен, когда на него надели наручники:

— Эй! Это ваше обвинение — всё дерьмо! Это херня произошла миллион лет назад. Теперь вы меня за это не поимеете! Ха! Я законы знаю!

Детектив ухмыльнулся:

— Возможно, сидя в тюрьме, ты захочешь изучить их получше.

— Никогда это не сработает!  — крикнул мне Фрэнк.  — Моё слово — против слова твоей шлюхи-жены! Вероятно, ты всё ещё трахаешься с твоей сладкой задницей каждую ночь! У меня есть запись, чтобы доказать, что она просто бродяга!

Я вытащил ручку-диктофон:

— Угадай, что это, Фрэнк? У меня, как и у тебя, теперь тоже есть собственная кассета, просто сегодня мы используем не плёнку, а флэш-память.

Я также показал небольшую коробку, похожую на пачку сигарет:

— О, а вот эта красота, принадлежащая Меtrо Роliсе, транслировала наш небольшой разговор. Как звук, так и видео. Да, да. Для полиции.

Затем в комнату вошла жена Фрэнка Эмбер. Фрэнк вздохнул облегченно:

— Слава богу, Эмбер, меня собираются увезти. Позвони нашему адвокату. Отведи его в...

Раздался громкий "шлёп", когда Эмбер ударила ошеломленного Фрэнка по лицу, прежде чем офицер полиции оттащил её. Эмбер изо всех сил пыталась сделать второй выстрел, прежде чем согласилась не вредить арестованному.

— Пошёл ты нахуй, Фрэнк! Сам звони своему адвокату. Я слышала весь разговор. Как ты мог! Боже! За какого монстра я вышла замуж!

Фрэнк перешел в режим продавца:

— Эмбер, дорогая, ты немного не права. Ты должна думать о нас, о нашей дочери, о нашей семье, и о нашем бизнесе. Что с ними будет? Бизнес нашей мечты, который мы построили вместе.

— Да, Френки, мой дорогой муж. Я всё сделаю, как ты хочешь. Ведь я всего лишь "тупая сука". А твоя собственная дочь — только "дырка для слива спермы"... Френки, ты самый большой мудило, из всех мудил, которых я знаю.

— Эмбичка, дорогая, а... Но наш бизнес? Он рухнет.

Эмбер посмотрела Фрэнку прямо в лицо и, прежде чем повернуться, чтобы уйти, сказала:

— Фрэнки, любимый, мне насрать!

•  •  •

Всё же Брюс — молодец.

Он подал заявление в Генеральный Суд штата Мэриленд, с ходатайством об отмене срока давности для 

особо тяжкого преступления.

Его ходатайство удовлетворили.

После этого прокуратура штата объявила в розыск всех участников изнасилования.

В итоге, на скамье подсудимых оказались все пять человек.

Брюс не успокаивался. Ну, вот такая у него воинственная и суетная натура.

Он откопал неожиданного свидетеля — Мэри Кэтрин. Мстительную женщину-гиганта с той вечеринки в гостиничном номере. Теперь она была сестрой Марией из религиозного ордена Сестер Милосердия. Она работала в трущобах Доминиканской Республики, где её уважали даже бандиты. У неё там было прозвище — "Божий ужас". Сестра Мэри руководила школой с прилегающим к ней бейсбольным полем и вплотную занималась несколькими лигами. Большой успех в сумасшедшем доминиканском национальном бейсболе, это большей частью — её заслуга. У моей Джины и у Мэри было слезливое воссоединение с долгим разговором. Это был катарсис для обеих дам.

С записанным разговором, старой видеокассетой, анализом ДНК и монахиней в качестве свидетеля — Фрэнк понял, что дело плохо и хотел пойти на сделку. Но тут выяснилось ещё одно обстоятельство.

Прокуратурой была проведена проверка ДНК Фрэнка через Национальную базу данных о преступности. Это ДНК совпало с тринадцатью нераскрытыми изнасилованиями. Каково?!

От последнего слова подсудимый Фрэнк отказался. Наверно понял, что его торговое красноречие в этом здании ему не поможет.

Судья приступила к оглашению приговора.

— Преступление совершенное группой лиц, состоящих в предварительном сговоре и использующих беспомощное состояние потерпевшей, по уголовному праву штата Мэриленд параграф 3-305 пункт D подпункты с второго по четвёртый, трактуется как сексуальное преступление первой степени при отягчающих обстоятельствах и наказывается тюремным заключением сроком от 15 до 25 лет.

— Но, поскольку подобное преступление было совершено подсудимым и в других штатах, то я сочла вправе применить Федеральное Гражданское Законодательство, статья 2241 пункт b — сексуальное преступление первой степени с отягчающими обстоятельствами, наказывается тюремным заключением, сроком от 15 лет и до пожизненного содержания в тюрьме строгого режима.

— Прошу всех встать. Исходя из выше-сказанного я объявляю приговор. Фрэнк Доу...

И тут пошла такая казуистика, что я ничего не понял. Мне ясна было только концовка этой речи — "Пожизненное заключение".

Остальные любители веселиться в гостиницах получили разные сроки. От четырёх до двенадцати лет. Вот так аукаются грехи молодости. А ведь у всех осуждённых были семьи и дети. Но закон неумолим...

От развода с женой Фрэнк получил меньше, чем ничего. Оказывается,  — это Эмбер настоящий мозг их бизнеса ветряных турбин "Унесённые ветром". Фрэнк был просто красноречивым продавцом. Поскольку предприятие теперь целиком принадлежит женщине, Эмбер получила несколько ранее отмененных государственных контрактов, и она извлекла из этого всё преимущества. Бизнес быстро расширяется.

Я решил придержать контракт, который дал бы нам с Джиной часть бизнеса Wind, за нарушение Фрэнком условий соглашения о "неприближении". Три стипендии для наших детей — это всё, что, как мы полагали, Бог всё равно хотел от нас получить. Эмбер была рада такому решению. Она обязалась отправлять один процент от прибыли каждый год на поддержку школы сестры Мэри Кэтрин в Доминикане. Такая благотворительность пошла ей только на пользу. Тут как раз подоспел закон Доминиканской республики 

о возобновляемых источниках энергии, и Эмбер тут же получила грант в Доминике, на эксклюзивную поставку ветрогенераторов.

Терапия Джины всё ещё продолжается, но её количество сократилось до двух раза в месяц. Время от времени жена всё ещё огрызалась на меня, но всегда возвращалась позже, чтобы извиниться.

Однажды, на совместной консультации у психолога, я не выдержал этих спонтанных вспышек агрессии, и тоже вспылил:

— Джина,  — возопил я,  — чего ты хочешь?!

— Я не знаю.

— Тогда зачем ты меня третируешь?

Жена промолчала. Я обратился к врачу:

— Послушай, Флоранс, у тебя есть опыт таких дел, скажи, неужели я в этой ситуации не достоин сочувствия? Зачем превращать меня в мальчика для битья?

— Ну, в таких делах не ты первый и, к сожалению, не ты последний. Есть у меня такой опыт. Есть. Но все люди разные и каждому нужен свой особый путь.

— Флоранс, ты всё время настаиваешь на бережном отношении к пострадавшей супруге. А как быть со мной? А как быть с нашим сыном? Я уже четыре месяца обхожусь без женщины, потому, что мне претит спать с женой после просмотра порнографии с её участим...

— Но, Ник, она же в этом не виновата.

— Да. Я всё прекрасно понимаю. Но как возродить сексуальное желание? Мне, что — виагру начинать жрать?

Флоранс долго молчала — думала.

— Я думаю, вам надо сесть и поговорить о том, чего вы ждёте от жизни и друг от друга. Знаете, можно, в конце концов, заключить договор. Заключить — именно в письменном виде. В нём обговорить свои требования, права и обязанности. Для пущего эффекта, завизируйте эту бумагу у нотариуса. Конечно, ничего от этого волшебным образом не наладится. Но так вы поймёте,  — где вы находитесь и куда вам двигаться дальше.

Ну, собственно, мы так и сделали. Тем же вечером.

Сели за стол и поговорили. Спокойно, как могли.

— Итак, Джина, чего ты хочешь от жизни?  — спросил я.

— Да ничего особенного мне не надо. У меня вроде бы всё есть. Семья, любимый муж, умные, здоровые дети. Просто я хочу, чтобы ты забыл этот кошмар, чтобы ты простил и любил меня. И я хочу, чтобы Тони не обижался на меня и тоже любил, как раньше.

— И это всё?

— А чего ещё желать?

— Но ты же понимаешь, что наших отношений уже не вернуть?

— Но, Ник... Я же не виновата. Ты же сам видел — меня просто... Использовали.

— Ты хорошо представляешь, что я чувствовал, во время просмотра и что я чувствую теперь?

— Но я тоже не в лучшем положении. Если бы ты мог почувствовать — как мне плохо. Тебе хорошо. Это не тебя насиловали впятером.

Я раскрыл свой новенький ноутбук. На нём я несколько раз просматривал запись изнасилования моей жены. Почему-то я думал, что смогу привыкнуть к этому, и как-то успокоиться.

— Тони,  — крикнул я,  — спустись пожалуйста к нам.

— Что ты хочешь?  — с тревогой спросила Джина.

— Помолчи, пожалуйста.

Тони подошёл ко мне.

— Что, папа?

— Садись и смотри.  

Вот поэтому мы с твоей мамой в разладе,  — и я включил запись.

Джина закричала:

— Нет! Ник, что ты делаешь?! Нет! Не смей!

А я объяснял Тони:

— Сынок, вот это твой биологический отец. Тот самый человек, которому ты отдал часть своего костного мозга. По мне, так лучше бы он издох.

Тони, широко раскрытыми глазами смотрел на картину унижения его матери. Через несколько секунд он сильно побледнел, закрыл лицо руками и воскликнул:

— Не надо, папа! Выключи это!

Я выключил...

— Тони, к моему большому сожалению, сейчас ты вступил во взрослую жизнь. Прости, что так рано, но это было необходимо.

Бедный мальчик был бледен, как салфетки на столе. Он поднял глаза на Джину. Его губы тряслись:

— Мама, не смей меня никогда целовать.

Встал и ушёл в свою комнату.

Джина сидела в шоке, с широко раскрытыми глазами.

— Видела?  — спросил я её.

— Ник,  — прошептала Джина,  — зачем ты так?

— Ну, во-первых, если мы с тобой всё же расстанемся, то Том будет знать "почему" и не будет терзаться сомнениями. Думаю, он сможет разъяснить всё своим брату и сестре. Во-вторых, я действительно запрещаю тебе целовать моих детей. Хоть раз увижу, что ты целуешь Венди или Нейла, я тебя изобью до полусмерти. Это понятно?

Джина потрясённо молчала.

— Я спрашиваю — это понятно?

— Д-д-да.

А в-третьих, я испытываю то же, что и наш бедный мальчик. Только я, взрослый человек, и я держу весь этот ужас и трепет внутри себя. Ты говоришь, что тебе плохо? Посмотри на сына,  — каково ему сейчас. И каково мне сейчас.

Джина не смогла вымолвить ни слова.

— А теперь, дорогая, будь добра,  — поднимись к ребёнку и успокой его. А то, не дай Бог, он что-нибудь сделает с собой.

Джина вскочила и быстро пошла к лестнице. Поднявшись на пару ступенек, она остановилась.

— Ник, а что я ему скажу?

— Не знаю. Постарайся его успокоить. Ты — мать. Тебе виднее.

Мда... Поговорили.

Через полчаса, Джина спустилась в гостиную и тяжело села на стул.

— Ник, ты уничтожил нашего ребёнка.

— Нет, Джи, это ты его уничтожила.

— Но... Я же не виновата! Ник! Как ты не поймёшь?! Я! Не виновата!

Мне хотелось закончить этот разговор, я устал, но...

— Джина, вот скажи мне, пожалуйста, как ты оказалась в такой ситуации,  — я ткнул пальцем в компьютер.

Жена объясняла мне как малолетнему олигофрену:

— Ты же знаешь. Я была пьяна и ничего не соображала. Я же не хотела, чтобы так всё вышло.

— А почему ты была настолько пьяна?

— Потому, что Мэри споила мне стакан этого пойла...

— И ты его выпила?

— Ну, конечно! Поэтому и была практически без сознания. Если бы я...

Я перебил:

— А зачем ты выпила это, как ты выражаешься, "пойло"?

Джи замерла.

Я давил:

— Ты по первому глотку не смогла определить, что это очень крепкий алкоголь? У тебя что-то с вкусовыми рецепторами?

— Ну... Ну выпила и выпила. Чего теперь вспоминать.

— То есть,  — ты не чувствуешь вины в том, что надралась, как свинья? Ну, Джина? Кто виноват 

в том, что ты не знаешь меры спиртного? Это же спусковой крючок всех событий в том гостиничном номере.

— Ладно. Хорошо. Я дура. Я виновата, в том, что была дурой...

Она посмотрела на меня и исправилась:

— Видимо я и сейчас дура. Но, Ник. Это ведь было давно и только один раз. Ты должен меня простить.

— Но, Джи... Ты никогда не просила у меня прощения.

— О... Ник... Я правда... Ник, прости меня, пожалуйста. Прости. Прости-прости-прости.

— Я давно тебя простил... Что с Тони?

— Он немного успокоился, но прикасаться к себе не позволил.

— Так вот, насчёт одного раза... Если бы твои насильники сказали бы на суде:  — "Это было давно и только один раз"... Что бы ты подумала?

— Достаточно и одного раза, чтобы покалечить человеку жизнь.

И остановилась. Видимо поняла, что это относится и к ней.

— Итак, Джи, чего ты хочешь?

— Знаешь, Ник, ты сегодня какой-то другой. Я не узнаю тебя... Чего я хочу? Я хочу, чтобы ты любил меня, как раньше. Я хочу, чтобы ты спал в моей... В нашей постели. Я хочу вернуть тебя, дорогой. Вот чего я хочу. Я хочу обратно мою семью. Я всё понимаю, но я очень хочу, чтобы всё осталось в прошлом.

— Джини, где та весёлая, добрая, верная, любящая меня женщина, которую я боготворил все семнадцать лет? Кого мне любить?

— Мне не весело. Мне совсем не весело. И мне тяжело.

— Знаешь, чего я хочу? Я хочу, чтобы ты поняла, что не одной тебе тяжело.

Вон там, наверху, страдает твой ребёнок, твоя кровь и плоть. Ты думаешь — ему легче?

— Ник, я же говорю — я всё понимаю, но... Но я не знала, что ты настолько жестокий человек. Я тебя не узнаю.

— Ситуация в корне изменилась. И я страдаю не меньше тебя.

Джи покачала головой:

— Ники... Тебе тоже нужен психотерапевт.

— Я обойдусь без медицины. Сходи, проверь ещё раз,  — как там наш сын.

На этом мы закончили разговор. И я отправился спать в свой кабинет.

Простыни и одеяла на моём диване не оказалось.

Я пошел в нашу спальню, постучал по косяку и заглянул.

Джина полусидела на нашей кровати и, под светом лампы, читала что-то медицинское.

— Джи, а где моя постель?

Она вскочила:

— Ох, извини, Ник. Извини. Я её в стирку отправила. Сейчас я застелю тебе другой комплект.

Жена открыла нижний ящик комода и, наклонившись, начала перебирать простыни и пододеяльники.

На Джине была коротенькая хлопковая футболка и трикотажные шортики с кружевами. Она всегда так одевалась для сна. Это было настолько эротично, смотреть на оттопыренную, круглую, гладкую попочку моей миниатюрной Джи, что у меня закружилась голова, затряслись руки. Я и сам не понял, как оказался рядом с супругой.

Четыре месяца без секса! Четыре, грёбанных месяца!

Джина охнула, когда я погладил её зад. Она резко выпрямилась, развернулась и обхватила меня за шею. Джи прижалась ко мне всем телом, задрожала и простонала:

— Ник... Ни-и-ик...

Я подхватил её на руки и, мало 

чего соображая, понёс в сторону кровати. А жена шептала:

— Ник. Подожди... Постой... Дети. Дети услышат... Не так... Не на кровать...

Выскользнула из моих рук и на цыпочках подбежала к выходу из спальни. Приоткрыла немного дверь и прислушалась:

— Тихо... Иди сюда...

Она быстро стянула с себя штанишки до колен, не переставая поглядывать в коридор.

— Иди ко мне, дорогой. Иди...

Я прижался к её спине и принялся целовать её плечи, шею, мочки ушей.

Жена шептала:

— Не тяни, Ник. Я уже не могу. Я столько терпела... Давай, дорогой. Давай быстрее.

Я извлёк свой напряжённый снаряд и прикоснулся им к створкам входа.

— Джи, любимая, я вхожу?

— Да-да. Входи... Да! Вот так!

И потом, со всхлипом, укорила:

— Я думала, что ты больше никогда ко мне не прикоснёшься.

— Да я и сам так думал,  — накачивал я её.  — Но я просто не могу без тебя. Я не смогу жить без тебя. Вот без этого,  — погладил её по ягодичке.

— Я тоже. Я без тебя умру. Поцелуй меня. Пожалуйста.

Джи изогнула шею, повернув голову в мою сторону. Я потянулся к её лицу губами, прикоснулся... И мы оба зарычали, затыкая себе рты ладонями, содрогаясь в судорогах удовлетворённой похоти.

Вот так, всю психотерапию заменил единственный наклон Джины, стоя спиной ко мне.

Все семейные неурядицы решаются мгновенно, когда, после долгого воздержания, жена принимает doggie позу. Все комплексы, сомнения и обиды, забываются в одну секунду, как только ты проникаешься (а точнее — проникаешь) во "внутренний мир" супруги. В такие знакомые, желанные и уютные недра.

Не знаю, как у других, но у нас, итальянцев, это — так.

Как говорится,  — человек планирует, а Бог смеется. Поэтому мы с Джиной будем принимать нашу жизнь такой, какая она есть, каждый день. Всё преодолеем. Станем крепко держаться друг за друга. И будем счастливы, что наша семья не рухнула.

По этому поводу я испёк большой торт с пятью фигурками,  — мужчина, женщина и трое детей, стоящие на вершине среди россыпи роз, в обнимку.