Проклятие шотландцев. Часть 1

Я фермер, и чертовски успешный. Да, это я, старый добрый Кайден Маклиш, землевладелец, фермер, лесник, владелец скота, в общем, я готов любым способом заработать небольшой капитал. О да, я этнический шотландец. Так что, я думаю, все знают, что это значит. Можно было бы ожидать, что я буду грубый и неотёсанный, но на самом деле это не так, по крайней мере, не в моем случае, я мог бы быть несколько мрачным, может быть, немного угрюмым по натуре, и теперь это, к сожалению, правда. Я, конечно, американец, но, честно говоря, моё шотландское происхождение не позволяло мне быть слишком энергичным по любому поводу. Человек никогда не знает, Господь дает, и Господь забирает.

Как только я начал, дела на моей ферме пошли очень хорошо. Позже я объясню, как я стал владельцем своей фермы. Во всяком случае, мне удалось заручиться хорошей помощью. Я сажаю кукурузу и соевые бобы на большей части моей земли, но большой кусок оставляю для овощей: клубники, помидоров, дыни, фасоли и так далее. Я живу недалеко от океана. Позвольте мне подробнее объяснить это.

Много лет назад расстояние между моей фермой, тогда это была ферма моей прабабушки, и пляжем было довольно пугающим, но, когда в 1980-х годах по-настоящему начали развиваться близлежащие океанские курорты, на самом деле все началось в 1950-х годах, но это было задолго до моего рождения, плюс расширение штатов.

Сейчас связь с пляжем стала намного проще. Я познакомился с другими фермерами и несколькими парнями, которые установили фруктовые ларьки, и пляж стал нашей новой золотой жилой. В летние месяцы я зарабатывал деньги из рук в руки.

Зимой у меня стало намного больше свободного времени. У меня были лошади, и я увлекся рысаками и скачками. Но то, что я хотел сделать,  — это заработать немного реальных денег каким-то другим способом.

Когда я служил в армии, у меня было много свободного времени. Позже я поделюсь некоторыми армейскими историями. Многие парни проводили время в барах или играли в бильярд. Я научился играть в покер, и у меня это хорошо получалось. Особенно мне нравился Пятикарточный розыгрыш, но больше всего я люблю Техасский холдем.

По всему восточному побережью и вдоль него всегда проходили игры. Однако такие игроки, как я, должны быть осторожны, некоторые из этих игр могут стать довольно опасными. Не забывайте, что все пытаются жульничать. Если вы умны, вы знаете, что нужно держаться подальше от действительно больших городов. Не приближайтесь к Филадельфии, Балтимору, Вашингтону, округ Колумбия, или Нью-Йорку и, конечно же, особенно держитесь подальше от Атлантик-Сити. Это те места, где водятся большие жулики. Они обчистят тебя, а если не смогут, то заставят своих шлюх ограбить тебя, или их головорезы могут убить тебя, если ты будешь играть слишком хорошо, особенно если они не думают, что ты вернешься снова, или они боятся, что у тебя есть преимущество, о котором они не знают.

Думайте об азартных играх 

как о чем-то сродни скачкам. Если вы идете на большие трассы, все лошади настолько хороши, что их почти невозможно обойти, но на небольших трассах мне гораздо легче судить, у каких лошадей больше шансов на победу. То же самое и с картами, в больших городах так много действительно талантливых игроков, что выиграть невозможно, но в небольших городах шансы есть.

Я обнаружил, что в некоторых средних и небольших городах Мэриленда, Делавэра и Пенсильвании есть довольно хорошие места для игры. Однако здесь есть проблема: хорошие игровые места редко остаются хорошими надолго, мошенники и другой сброд всегда находят способ все испортить. Это означает, что игра бывает разной, иногда она хороша, а иногда...

Вот где я сейчас нахожусь. В игре, которая провалилась, и моя жизнь вот-вот изменится самым драматичным образом.

Мошенники и шулера довольно распространены в большинстве игровых притонах в маленьких городках, где появляются такие аутсайдеры, как я. Имейте в виду, я здесь не для того, чтобы давать кому-либо урок карточных фокусов, так что не пытайтесь переубедить меня, лучше помнить, что кто-то изобретает новый способ жульничества почти каждый день. Игроки, особенно, такие любители, как я, просто должны быть бдительными и осторожными.

Конечно, покер похож на марафон. Игра может начаться ранним вечером и продолжаться часами без каких-либо перерывов или результатов. Я слышал, они говорят, что если через два или три часа игрок не знает, кто дурак или лох за столом, то, скорее всего, это он. Одна вещь, которую я заметил, заключается в том, что через несколько часов те, кто полагается на мошенничество, если их не заметят сразу, становятся все более беспечными.

Есть много способов жульничать: подтасовывать карты, помечать карты, царапать на картах, электронные уловки, когда пара игроков работает вместе, чтобы увеличить ставки на цель. Все это довольно заурядно, и с небольшим опытом это легче увидеть, но всегда имейте в виду, что если вам не нравится игра, то выходите.

Одна из самых глупых вещей, которую иногда пытаются сделать парни, проводящие подобные операции,  — это найти способы действительно увидеть, что находится в руке противника. Есть много способов сделать это, но один из способов, который почти никогда не подводит — это использовать шлюх, надеюсь, симпатичных шлюх, которые попытаются отвлечь или подсмотреть за пьяными или уставшими игроками.

И вот я оказался в грязной подсобке того, что когда-то считалось довольно милым баром. Шлюхи были повсюду, входили и выходили, одни пытались работать за столами, другие надеялись заработать каким-нибудь другим способом. Люди подумали бы, что я говорю о каком-то сексе, но более чем вероятно, что это получение кошелька какого-нибудь пьяницы и получение его наличных и кредитных карт. Я видел это, и поверьте мне, нужно быть жалким неудачником, чтобы тебя обчистили, но это случается постоянно.

•  •  •

Что ж, я играл в карты. Мы играли в Техасский холдем, было около 3:00 утра, и я сидел без перерыва почти пять часов. Я перестал ходить в туалет, когда 

ставки начали увеличиваться. Я перестал пить или есть что-либо около полуночи, а до этого пил только из бутылок, которые, как я был уверен, никогда не открывали и не трогали. Иногда я беру презервативы и мочусь в них, если не могу терпеть. Я просто мочился в эту штуку, завязывал её и бросал на пол, а кто-нибудь, в конце концов её поднимал.

В любом случае, была одна шлюха, которая потихоньку крутилась вокруг меня время от времени в течение последнего часа. Я видел, что "раздающий" знал, кто она такая. Он также знал, что она должна была делать. Мне просто было не положено это знать. Насколько глупыми могли быть эти люди?

Она изо всех сил старалась отвлечь меня или взглянуть на мои две открытые карты. Она была глупой, этого просто не должно было случиться. Она выглядела старой для того, чем занималась, может быть, ей было где-то за тридцать, и она выглядела довольно изношенной. Мне было бы жаль эту сучку, если бы я не знал, что она пыталась сделать.

Я незаметно наблюдал за тем, чем она занималась, одно это могло быть всем, чего хотел её сутенер. Первое, что я в ней заметил, это то, что она была напугана до смерти. Я задавался вопросом, как она вообще держится на ногах.

Я выиграл несколько крупных раздач, и "раздающий" и ещё один парень, которого я тоже приметил, работали в тандеме, пытаясь сбить меня с ног. Прямо тогда в банке было по меньшей мере 4 000 долларов, а это довольно приличный банк.

Тупая сука послала своему сутенеру какой-то сигнал, и по его действиям я понял, что он думал, что поймал меня. Он бросил в банк ещё одну приличную сумму денег. Его напарник поднял его ещё немного. Это было для меня. Я знал, что у меня есть они оба, потому что я был почти уверен, что у сутенера были плохие карты, и он не был таким умным.

Сутенер сбросил свои карты.

— Две пары,  — уверенно сказал он.

Когда он потянулся за деньгами, я сбросил свои карты:

— Три тройки,  — ответил я.

Этот сукин сын даже не посмотрел на меня. Он посмотрел на шлюху:

— Черт,  — он нахмурился!

Я начал тянуться за своими деньгами, когда этот придурок сделал нечто совершенно неожиданное. Он позвал приятеля из-за стойки:

— Эй, дай мне свой ремень.

Я задавался вопросом: "Что, черт возьми, происходит?"

Он посмотрел на шлюху и крикнул:

— Тащи сюда свою уродливую задницу.

Я наблюдал, как шлюха съежилась и как бы в задумчивости направилась к своему сутенеру.

Он схватил её, бросил на пол и начал избивать этим ремнем:

— Ты сука,  — кричал он,  — ты гребаная сука!

Я был поражен. Я знал, что она передавала информацию, но мне и в голову не приходило, что они изобьют её за такую простую лажу.

Парень с ремнем продолжал избивать её. Он посмотрел на парня, который вышел из-за стойки и крикнул:

— Принеси мне веревку и пластиковый пакет.

Я наблюдал, как продавец 

достал кусок веревки и прозрачный пластиковый пакет. Парень с ремнем продолжал избивать её.

Шлюха закричала:

— Нет, пожалуйста, Винс!

Винс крикнул в ответ:

— Ты мертва, никчемная сука.

Он продолжал размахивать ремнем.

Теперь я понял, что это не шутка. Эта бедная свинья оказалась в настоящем мире дерьма. Её спина, руки, бедра были разорваны Винсом на куски этим ремнем, это был один из тех старых армейских ремней с металлическим наконечником на конце, везде, где ремень приземлялся, он оставлял открытый порез.

Я отодвинул свой стул назад. В любом случае я был почти готов покончить с этим вечером, и я не хотел присутствовать при убийстве.

Винс сорвал с нее то немногое, что было на ней надето. Все, что на ней было,  — это облегающий укороченный топ и отвратительно выглядящие стринги.

Вот она лежала на этом грязном полу, и из нее вышибали все дерьмо. Вот тогда-то и появился бродяга с веревкой и пластиковым пакетом.

Винс встал и начал пинать сучку в живот и в направлении её пизды. К тому времени она действительно плакала, на самом деле это больше походило на серию низких животных стонов, чем на настоящий плач. Было легко понять, что это не была какая-то игра, они делали это не для развлечения, этот Винс действительно хотел причинить ей боль.

— Получи, сука,  — заорал он.

Он схватил принесенный пластиковый пакет и надел ей на голову. Затем он взял веревку и очень туго завязал её вокруг её шеи.

Я наблюдал, как она уже начинала задыхаться. Я слышал, как она рыдает через пакет. Я видел, что она была довольно жалкой. Я посмотрел на её задницу, она была краснее, чем кровавое дерьмо, которое из нее вытекало. Я заметил, что у нее на ягодицах были ожоги от сигарет. По моему скромному мнению, нужно быть жалким ублюдком, чтобы делать это с женщиной.

Винс продолжал кричать, ругаться и размахивать этим гребаным ремнем. Все остальные игроки наблюдали, и я видел, что они были так же ошеломлены, как и я.

Бедная тупая корова была в плохом состоянии, ещё минута или две, и я увидел бы, что она мертва. Я не хотел смотреть на это, но я не мог просто встать и уйти. Черт, если я уйду, они могут убить её и попытаться найти способ обвинить меня! Господи, я должен был что-то сделать!

Я спокойно откинулся на спинку стула и спросил:

— Сколько ты хочешь за нее?

Винс продолжал бить её. Затем он остановился, поднял глаза и спросил:

— Что?

Я спросил:

— Сколько она стоит?

Он спросил:

— Ты хочешь ее?

Я посмотрел на нее. Через несколько секунд это уже не имело бы значения, я сказал:

— Да, я хочу её. Я куплю её у тебя

Винс был удивлен, он выглядел ошеломленным. Потом он спросил:

— Зачем тебе это нужно? Он указал на почти потерявшую сознание шлюху почти с полным недоверием.

Я засмеялся:

— Наверное, любовь с первого взгляда.

Все остальные тоже засмеялись.

Пакет все ещё был обернут вокруг её головы, и она была 

почти без сознания. Винс спросил:

— Сколько ты готов заплатить?

Я сунул руку под пальто и вытащил дополнительную пачку наличных, это было ещё 1000 долларов. Я бросил его на стопку, которую только что выиграл:

— Как тебе это?

Винс откинулся на спинку стула. Он посмотрел на наличные. Он оглянулся на проходимца:

— Отпусти эту гребаную суку.

Проходимец сорвал пакет с её головы. Шлюха рухнула на пол. Я видел, что она описалась.

Винс посмотрел на меня:

— Ты хотел её, ты её получил.

Я уставился на него в ответ:

— Мне нужна купчая.

Винс моргнул:

— Ты хочешь чего?

Шлюха лежала на полу в собственной моче, она начала кашлять и хрипеть, так что я знал, что она не умерла, по крайней мере, пока.

Я ответил Винсу:

— Мне нужны доказательства, прежде чем я уйду, что все знают, что она куплена и оплачена.

Винс посмотрел на своего подельника:

— Принеси мне лист бумаги и ручку.

Я откинулся на спинку стула и подождал, пока он возьмёт ручку и бумагу. Я не осмеливался взглянуть на шлюху, Винс мог захотеть поднять цену, а он уже получал по меньшей мере вдвое больше, чем она стоила.

Бродяга вернулся. Винс выписал купчую. Он написал: "Получено 5 000 долларов за Каприс". Он поставил дату и подписал её. Он протянул мне бумагу:

— Она твоя.

Я знал, что закончил играть в покер, но чувствовал, что мне нужно продолжить ещё на несколько раздач. Я предполагал, что мне следует попытаться потерять немного больше денег, это могло бы сделать мою жизнь немного безопаснее, когда я попытаюсь уйти. Я посмотрел на шлюху и указал на пол рядом со своим стулом:

— Сюда,  — сказал я ровным бесстрастным голосом. Она подползла к указанному мной месту. Я взял кусок веревки, все ещё висевший у нее на шее. Я завязал его немного туже. Она поперхнулась и закашлялась ещё сильнее. Затем я привязал другой конец веревки к одной из ножек моего стула. Я огляделся:

— Кто-нибудь ещё сомневается, чья это сука?

Все засмеялись, пока я доставал ещё одну пачку денег. Игра продолжилась.

•  •  •

Мне потребовалось ещё два часа, прежде чем всё закончилось. Все время, пока мы играли, Винс, другие парни за столом и, может быть, полдюжины других придурков наблюдали за мной и этой шлюхой на полу рядом со мной. Я был очень осторожен, чтобы не обращать на суку никакого внимания, любое проявление беспокойства могло иметь неприятные последствия, но я мог видеть её краем глаза. Ей было холодно, и она дрожала. Пол был выложен старой плиткой, и я решил, что там, наверное, довольно холодно. Я предполагаю, что она была больна до того, как все это произошло, и то, что происходило сейчас, делало бы ей только хуже, но я знал, что, черт возьми, я ничего не мог сделать.

Я посмотрел на часы, было почти 6:00 утра, вероятно, на улице близился рассвет. Я занимался этим больше десяти часов и потерял кучу дерьмовых денег. Толпа, собравшаяся вокруг стола, выглядела намного хуже,  

чем группа, которая начала игру накануне вечером. Это была отвратительная компания, я полагал, что они были в основном отбросами города и маленькой частной армией Винса. Я не чувствовал себя в полной безопасности. Я надеялся, что утреннее солнце даст мне дополнительное преимущество, когда я попытаюсь уйти.

Я посмотрел вниз на шлюху у моих ног, она была жалкой. Я прочитал купчую, так что знал, какое имя ей дали. Я сказал:

— Ну что ж, Каприс, пора идти домой.

Каприс посмотрела на меня мертвыми глазами. Я знал, что у меня здесь настоящий кусок дерьма, но я также был уверен, что, учитывая её состояние, они, скорее всего, прикончат её и бросят где-нибудь, если я её не заберу.

Я встал, отвязал веревку от стула, на котором просидел почти десять часов. Я посмотрел вниз на шлюху. Используя веревку, я дернул её вверх. Я сделал это довольно грубо, чтобы никто не подумал, что я испытываю к ней какое-то сострадание:

— Давай.

Я направился в единственную ванную в конце комнаты.

Я решил, что должен отвести её в ванную и хотя бы посмотреть, что с ней, прежде чем мы уйдем. Я также хотел надеть на нее какую-нибудь одежду на случай, если снаружи будет полицейский. Я не доверял этим ублюдкам. Незадолго до полуночи я понял, что это не моя игра, и я знал, что уж точно никогда не вернусь оттуда с деньгами.

Я пошел в ванную.

Каприс, если её так звали, последовала за мной. Мы вошли внутрь. Я подвёл её к унитазу и сказал:

— Садись.

Она села и, как типичная шлюха, потянулась к ширинке моих штанов. Я оттолкнул её руку:

— Не двигайся,  — сказал я.

Она сидела там на унитазе, пока я снимал свою спортивную куртку и голубую рубашку, которые я носил той ночью. Это была хорошая рубашка, хлопчатобумажная, на пуговицах. Я повесил рубашку на крючок. Я расстегнул ремень и ширинку и позволил штанам упасть на пол.

Шлюха потянулась к разрезу в моих боксерах. Она все ещё думала, что я хочу дать ей отсосать. Ну, я думал, эта сучка знает своё дело. Я снова оттолкнул её руку и сказал:

— Нет!

Она отпрянула. Я видел, что она была по-настоящему напугана. У нее был вид побитой собаки, и она была покрыта дешевой косметикой. Держу пари, она, вероятно, провела много времени в этом месте, просто боясь.

Я сбросил свои боксеры и протянул их ей. Они были белыми, и, учитывая, как долго я в них пробыл, они все ещё выглядели довольно чистыми. Я имею в виду, что там не было пятен дерьма или мочи. Я снова натянул штаны и застегнул ремень. Я сказал ей:

— Встань и положи руки мне на плечи.

Она поняла, что я делаю. Она сделала, как ей было сказано. Я наклонился и просунул одну, затем другую её ступню в штанины моих белых боксеров. Я натянул боксеры так, чтобы её киска была прикрыта моими трусами. Мои чистые белые 

боксеры уже были испачканы её кровью. Я не мог сказать, сколько из этого было от избиения, а сколько от её изуродованной задницы. Я сказал ей:

— Протяни руки.

Она протянула руки, и я накинул на нее свою рубашку. Я застегнул все пуговицы, кроме трех верхних. У нее все ещё была веревка на шее. Если бы я не присматривался слишком пристально, то решил бы, что она выглядит не так уж плохо. Рубашка хорошо смотрелась на ней. Её сиськи были не очень большими, для женщины её возраста они все ещё выглядели довольно упругими. Ткань моей рубашки натерла её соски, и они начали торчать. Я сказал ей:

— Садись.

Она снова села на сиденье унитаза.

Я посмотрел на нее:

— Я только что купил тебя. Ты знаешь это?

Она кивнула.

Я продолжил:

— Я могу оставить тебя здесь. Если я оставлю тебя, я думаю, они, скорее всего, убьют тебя. Если ты пойдешь со мной, я не могу этого гарантировать, но я думаю, что для тебя все будет совсем по-другому. Чего ты хочешь?

Она посмотрела на меня так, словно я был с какой-то другой планеты. Я не думал, что она до конца поняла. Наконец она сказала:

— Я бы хотела пойти с тобой.

Я потянул за веревку и сказал: Когда мы выйдем из ванной, следуй за мной. Держись обеими руками за веревку. Ни на кого не смотри. Просто смотри на мою спину. Теперь ты моя. Если ты сделаешь хоть одно неверное движение, кто-нибудь, вероятно, попытается убить нас обоих. Поняла?

Она как бы оцепенело кивнула.

Я знал, что купчая, которую я получил, ничего не значила в реальном мире, но в мире, где жила эта женщина, это означало её жизнь и мою. Я должен был вытащить её и меня из этого места быстро, но не слишком поспешно. Говорят, что спешка приводит к расточительству.

Мы вышли из ванной в тишине. Игра закончилась, и только несколько человек слонялись без дела или убирались. Я направился прямо к лестнице, ведущей в заднюю часть здания.

Я слышал, как она, спотыкаясь, шла за мной. Я насчитал тринадцать ступенек. Я слышал, как она делала каждый шаг по ним. Наконец мы были у двери.

Я толкнул дверь, и мы вышли на улицу.

Там нас ждало около десятка парней. Я шел прямо вперед, а шлюха шла прямо за мной. Я был на своём старом пикапе Шевроле с удлиненной кабиной, в которой была обычная кровать. Кровать была застелена. Внутри кровати лежали две дополнительные шины. Я подвел её к пассажирскому сиденью. Я незаметно осмотрелся вокруг. Я не видел ничего, что могло бы вызвать прокол какой-либо шины. Я видел, что Винс стоял снаружи и наблюдал за мной. Я открыл пассажирскую дверь и помог ей сесть. Я воспользовался рычагом и опустил её сиденье, чтобы она могла откинуться на спинку. Я закрыл её дверь. Я обошел машину со своей стороны, открыл дверцу и забрался внутрь. Я вставил ключ,  

включил зажигание и медленно, я имею в виду очень медленно, тронулся с места. В то время я понятия не имел, как сильно изменится моя жизнь.

•  •  •

Отъезжая, я не видел, чтобы кто-нибудь пытался преследовать меня, но это ничего не значило. Довольно скоро Винс или кто-нибудь ещё поймет, что я сбежал с тем, что они сочли бы ценным имуществом. Черт возьми, насколько я знал, они могли установить какое-то устройство слежения под крылом или что-то в этом роде. Я сомневался в этом, они не выглядели такими уж умными.

Я видел, что солнце только начало всходить. Я оглядел свою новую собственность. Господи, она была одной сплошной раной. Винс выбил из нее все дерьмо. На её груди, спине, животе и ногах были следы ремня. На её теле было несколько татуировок, одну я узнал как типичный признак собственности для шлюхи, это был черный штрих-код на её плечах прямо под затылком. Большинство других её татуировок выглядели не так уж плохо, на ягодице была маленькая бабочка, несколько крошечных птичек, сделанных так, чтобы казалось, будто они порхают вокруг её левого плеча, и довольно симпатичный цветок на её левой груди. Это было похоже на лилию. Теперь я мог видеть в утреннем свете, что у нее было что-то похожее на синяк недельной давности под глазом. Повсюду были и другие синяки.

Да, эта сука прошла через кое-какое дерьмо.

•  •  •

Я ненавидел чертовски долгую дорогу домой, когда мне нечего было делать, кроме как разговаривать сам с собой.

Думаю, у меня было около семи часов в пути. Она выглядела довольно измотанной. Я решил, что мы поедем дальше, и я дам ей поспать, пока мы не доберемся до юга Дувра, штат Делавэр, а потом заеду в Уолмарт, Таргет или ещё куда-нибудь и куплю ей что-нибудь простое из одежды. Я пропустил мысль о еде мимо ушей. Мы подождали бы, пока не доберемся до моей фермы. Я не хотел, чтобы её вырвало в моем грузовике. Конечно, там была собачья шерсть и все такое, но это было нормально. Я просто не хотел, чтобы на сиденьях было много блевотины.

Я посмотрел на нее. Она казалась полусонной, и мне стало интересно, как у нее дела. Я спросил её:

— Ты хочешь пить?

Она кивнула.

— Как насчет кока-колы?

Она снова кивнула.

Я задавался вопросом, как много ей было позволено сделать, и разрешали ли ей вообще много говорить. Она выглядела как человек, который вот-вот окажется на пределе своих возможностей. Я подумал, не следовало ли мне позволить им просто убить её. Нет, не совсем так. Я был рад, что не сделал этого. Кто знает, может быть, они убили её и попытались повесить это на меня?

Я остановился на заправке. Я оставил её в грузовике, а сам зашел и взял две бутылки кока-колы. Я не хотел рисковать тем, что она её разбрызгает, вот почему я купил бутылки вместо банок. Я открутил для нее крышку, засунул в 

нее соломинку и протянул ей. Я наблюдал, как она сделала глоток.

Я сказал ей:

— Постарайся немного поспать. Я разбужу тебя, прежде чем мы доберемся до моего дома.

Она только кивнула. Она не проявила никакого интереса к тому, куда мы направляемся. Я задавался вопросом, было ли её отсутствие интереса глупостью или, может быть, просто апатией.

Что ж, впереди меня ждала семичасовая поездка, и это дало мне немного времени поразмыслить о том, кто я такой и куда могу направиться. Одно я знал точно: я не мог просто бросить эту сучку где-нибудь. Итак, с чего мне начать? Думаю, если бы я всем немного рассказал о себе, это могло бы стать началом.

•  •  •

Во-первых, я родился и вырос на восточном берегу Чесапикского залива. Это полуостров, который охватывает части Мэриленда, Делавэра и Вирджинии, вот почему они называют его полуостровом Делмарва. Большая часть моей истории происходит в этих первых двух штатах.

Я родился, несмотря на неудачную попытку моей матери сделать аборт. Я никогда не знал свою мать, она умерла всего через несколько дней после того, как я появился на свет. Я родился на седьмом месяце её беременности, на два месяца раньше срока. Я был третьим ребенком фермеров. Моя семья владела большим участком земли к югу от Селбивилла, штат Делавэр, и к западу от шоссе Дюпон.

Мой отец не был заинтересован в том, чтобы пытаться сохранить недоношенного ребенка сразу после смерти его жены, поэтому он поместил меня в заднюю комнату, чтобы я мог умереть. Была зима, и я, вероятно, умер бы, если бы негритянская мать мальчика, работавшего на моего отца, не нашла меня и не забрала к себе домой. Она завернула меня в одеяло и держала меня возле печи, и, ко всеобщему удивлению, я не умер.

Ну, мой отец, будучи расистом, не мог допустить, чтобы его сын, каким бы нежеланным он ни был, воспитывался в чернокожей семье, поэтому он вернул меня и передал родственникам. Так получилось, что моя прабабушка и четверо её детей жили всего в полумиле от дома моего отца, и именно моя прабабушка согласилась приютить меня.

Честно говоря, моя прабабушка не имела ко мне большого отношения, так как моя мама была еврейкой по имени Эльшева. Я думаю, что именно так она могла бы это написать, я действительно не знаю, так как они выбросили это имя, когда она вышла замуж за моего отца. Они англизировали его и, по сути, заставили её зваться Элизабет, или Лиззи, как мне сказали. Её отец был ювелиром, как они с моим отцом полюбили друг друга и поженились, я никогда не узнаю. Но вот этот здоровенный мужчина ростом 193 см женился на этой маленькой темноволосой еврейке ростом 157 см. Во всяком случае, так они сказали.

Так что я родилась слишком рано в результате неудачного аборта, и ни моя мать, которая все равно была мертва, ни мой отец на самом деле не хотели меня. Честно 

говоря, я почти уверен, что моя прабабушка тоже на самом деле меня не хотела. Однако моя прабабушка уговорила четверых из своих семерых детей не жениться. Её муж, мой прадедушка, я полагаю, преждевременно умер в результате поездки на рыбалку, где он заболел пневмонией, и я думаю, что моя прабабушка боялась остаться одна.

Среди этих четырех неженатых детей были два брата и две сестры. Самого старшего звали Джон. Он был настоящим сукиным сыном. Он мне никогда не нравился. Он был пьяницей и умер довольно молодым. Самый младший тоже был мужчиной. Его звали Митчел. Митчел служил в армии и в результате этого перенес какое-то заболевание. Он провел большую часть своей жизни, просто пытаясь дышать.

Остались женщины, две сестры, Маргарет и Олив. В основном меня воспитывала тетя Маргарет, но тетя Олив немного помогала. Тете Олив пришлось помочь, потому что тетя Маргарет была немного сумасшедшей. Сегодня они сказали бы, что Маргарет была биполярной с большой дозой нарколепсии.

Все четверо этих стариков на самом деле были моими двоюродными бабушками и дядями, но я просто называл их тетей и дядей. Они были уже старыми, когда я переехал к ним жить. У меня было несколько постоянных тетей и дядей, они были братьями и сестрами моего отца, но я почти никогда не встречался ни с кем из них. В любом случае, они были не очень хорошими людьми.

Я никогда ничего не знал и никогда ничего не узнавал о своем дедушке. Кто-то сказал, что он застал свою жену с другим мужчиной. Он убил мужчину, потом его жену, а потом прострелил себе голову из дробовика. Никто никогда не говорил о нем. В любом случае мне было все равно.

Из пяти стариков, которые воспитывали меня, тетя Олив была самой умной, она ушла и стала медсестрой, но вернулась домой, чтобы заботиться о своей матери, братьях и сестрах. Как я уже сказал, по-настоящему меня воспитала тетя Маргарет, Мэгги, она была единственной, кого я по-настоящему любил. На самом деле, за исключением ещё одного человека, которого я встретил, когда был старше, я даже не думал о том, чтобы кого-то любить.

Это было довольно странное воспитание. Я был вроде как единственным ребенком в семье. Тетя Мэгги позаботилась о том, чтобы меня никто не беспокоил. Я получил почти все, что хотел, и мне очень повезло, что она прожила дольше всех.

Почему так важно, чтобы Мэгги прожила дольше всех? У меня есть два брата и сестра через мою настоящую мать, и ещё два сводных брата и сводная сестра через вторую жену моего отца. Затем через двух других дядей, которых я почти никогда не видел, есть ещё семь двоюродных братьев и сестер. Хуже того, мой дедушка был одним из трех братьев, которые действительно оставили мою прабабушку. У них двоих было пятеро детей, и у всех у них есть потомство. Если бы тетя Мэгги специально не оставила мне 

ферму, она, вероятно, была бы продана, а деньги разделены между более чем тридцатью родственниками.

Все эти братья, сестры, дяди и двоюродные братья имели бы права на ферму, где я вырос, если бы не моя тетя Мэгги. Она оставила мне хорошую ферму, расчищенную более чем на триста акров, ещё сто шестьдесят акров леса плюс около двадцати акров земли на берегу реки в Делавэре. Она оставила все это мне. Неплохо для того, кто родился слишком рано, да и вообще был никому не нужен.

Честно говоря, жизнь все равно была дерьмовой, когда я рос. Во-первых, у меня всегда было много денег. Я купил машину сразу же в шестнадцать. Черт возьми, я водил пикапы, когда мне было двенадцать. С другой стороны, мне приходилось выполнять большую часть работы по дому. На самом деле мне не приходилось много работать на ферме, это делали Джон и Митчелл, но у нас всегда было по крайней мере две лошади, плюс обычные куры, гуси, собаки, кошки, быки и свиньи. Другими словами, мои дяди выращивали кукурузу и соевые бобы. Я ухаживал за всеми животными, плюс за внешними работами, такими как трава, кусты, окна и крыши.

У нас было два амбара. У Мэгги были курятники, и там было несколько хозяйственных построек, таких как амбары для кукурузы, сараи для инструментов, курятник и старая пристройка. Несмотря на то, что у нас была внутренняя сантехника, которая включала ванную комнату с ванной, мне приходилось содержать уборную в порядке. Они все беспокоились, что когда-нибудь может отключиться электричество, и им негде будет срать. Думаю, в этом был смысл.

Я полагаю, что сейчас все задаются вопросом, когда они услышат больше о сучке рядом со мной. Ну, это семичасовая поездка, так что отвалите. Я просто хочу, чтобы все знали, что я не какой-то грязный бедный засранец. У меня есть земля и ресурсы. Чего у меня нет, так это друзей, и мне дерьмово везло с женщинами, шлюха рядом со мной — ещё одно доказательство этого.

•  •  •

Как я испортил свою жизнь:

Я чертовски хорошо провел время в старшей школе. Я пил, ругался, курил и играл на протяжении всего второго, младшего и старшего курсов.

Моей первой настоящей любовью после этого была тетя Мэгги, и, наверное, так бы и было, если бы не появилась другая женщина. Это девушка по имени Энджи. Кстати, Энджи не шлюха. Помните, что шлюху зовут Каприс. Энджи — это совершенно другой человек.

Энджи начинала как идеальный ребенок. Её родители воспитали её как добропорядочную христианскую девочку. Я тоже христианин. Что ж, я работаю над этим. Энджи получала отличные оценки, каждое воскресенье ходила в церковь, и я могу сказать, что она следила за своими манерами весь выпускной год. Её проблемы начались только после того, как она закончила школу и связалась со мной.

Честно говоря, Энджи никогда не была тем, кого кто-то назвал бы очень хорошенькой. Она была крошечной маленькой девочкой, в основном плоскогрудой,  

в очках, с темно-каштановыми волосами и карими глазами. Если вы помните детей из самых умных классов в школе, я уверен, что вы помните, что все самые плоские, наименее привлекательные девочки обычно учились в лучшем классе. Это была Энджи.

Я бросил один взгляд на Энджи и решил, что это та, с кем я мог бы повеселиться. Я не имею в виду выйти и быть милым с кем-то, я имею в виду кого-то, кого я мог бы унизить. Я имею в виду, что все кончено. Я не знаю, почему я так себя чувствовал. Честно говоря, я не могу объяснить, почему я был таким или почему причинил ей такую боль. Я просто все время был так зол, зол, одинок и зол.

Я был настоящим хулиганом, а бедняжка Энджи была действительно хорошим ребенком. Конечно, вы знаете, что я с ней сделал. Я познакомил её с Джимом Бимом, Джеком Дэниелсом и другим таким же дерьмом. Я показал ей, как курить марихуану. Я показал ей, как работает её маленькая киска. Короче говоря, я взял этого милого невинного ребенка и полностью облажался с ней. Я признаю это, я погубил её. Откуда мне было знать, что у этой не очень симпатичной маленькой девочки было то, что они называют аддиктивной личностью? Выпивка зажигала её свет, марихуана вызывала у нее мурашки по коже, а секс сводил её с ума.

Были времена, когда я мог заставить её делать все, что хотел. Однажды вечером я заставил её отсосать мне на старой школьной трибуне, пока все мои собутыльники сидели вокруг и смотрели. Они все сидели там и смеялись, пока я давал ей указания, как сделать это лучше.

Я заставлял её носить самую дерьмовую, самую откровенную одежду. Я стянул с нее шорты и один раз отшлепал её по голой заднице на скамейке за столом для пикника, пока некоторые из её хороших подруг наблюдали.

Когда мы ходили в таверну, я заставлял её идти в бар и приносить мне напитки. Нам обоим не исполнилось и двадцати одного года, но это не имело значения. Я заставлял её сидеть у меня на коленях, пока играл с её плоской грудью на глазах у всех. Я делал это, потому что был злым. Я делал это, потому что раньше это заставляло её плакать.

Было время, когда я чуть не зашел слишком далеко. Я велел ей отсосать у моих друзей. В тот день их было пятеро. Она плакала, я имею в виду, действительно плакала. Она умоляла меня не заставлять её отсасывать у моих друзей. Вот тогда я понял, что она действительно сделает все, что я скажу, поэтому я передумал и не заставил её.

Я думаю, что именно тогда я начал меняться, по крайней мере, я начал меняться в отношении Энджи. Я начал верить, что, может быть, есть кто-то ещё, я имею в виду кого-то, кроме сумасшедшей тети, кто действительно 

может заботиться обо мне.

Было почти невообразимо, что на планете может быть другой человек, которому на самом деле было наплевать на то, жив я или умер, но в тот день я сидел там и смотрел, как она плачет и умоляет меня не заставлять её отсасывать этим другим парням.

Она продолжала плакать и умоляла меня не заставлять её делать это. Вот тогда я и подумал, что, может быть, Энджи действительно заботилась обо мне. Я имею в виду, что ей никогда не приходило в голову просто сказать мне, чтобы я отвалил. Она действительно сделала бы для меня все, что угодно.

Шутка должна была быть направлена на Энджи. Черт, её вишенка была не первой, которую я сломал! Нет, шутка оказалась шуткой надо мной! Как последний придурок, я влюбился в эту девушку! Конечно, я был глуп, я женился на этой маленькой сучке.

Если влюбленность была моей первой ошибкой, то женитьба на ней была моей второй. Запомните это, в первую очередь я был одиночкой, волком. Я никого не хотел и ни в ком не нуждался. У меня не было настоящих друзей, и это меня вполне устраивало. Но я был и остаюсь фермером. Бывают времена года, когда это означает довольно долгие часы работы, и по мере того, как дядя Митчел и дядя Джон старели, мне приходилось брать на себя все больше и больше их обязанностей.

Что ж, бедняжка Энджи либо не могла, либо не хотела ждать весь день и ночь, пока её вечно любящий мужчина вернется домой. Я понятия не имел, насколько испорченной она стала. Маленькая Энджи нуждалась в своем виски и курении, а вместе с этим пришла и её потребность в большой салями. Если меня не было дома, она не ждала. Было время, когда в определенные периоды года, особенно осенью, я возвращался домой в три или четыре часа утра после работы с раннего утра, и мне звонили и говорили, что моя бедная жена где-то спит с рвотой на платье, выпивкой в животе и спермой полудюжины мужчин в её влагалище.

Послушай, я знал, что я дурак, но в основном это была моя вина. Я взял эту милую невинную девочку и полностью облажался с ней. О, конечно, у меня были знакомые, которые говорили мне бросить эту сучку, просто избавься от нее, вышвырни её тощую задницу вон. Я всем говорил, что просто не могу этого сделать. Каждый раз, когда я видел её, я вспоминал милую невинную маленькую девочку, которую я нашел, и как я развратил её. Я могу честно сказать, что это правда, расплата — это сука.

Я старался изо всех сил. Я действительно пытался, но есть предел тому, сколько раз я мог вытащить свою пьяную жену из таверны, сколько раз я мог поднять свою женщину, когда она спала в собственной блевотине на лужайке перед домом другого мужчины, или сколько раз я заходил в бакалею или 

магазин кормов и слышал хихиканье и приглушенные шутки.

Я сдался. Я обсудил это со своими тетями, и мы вместе решили, что пришло время для серьезных перемен. Первое, что я сделал, это уговорил своих тетушек, к тому времени Митчел и Джон были мертвы, согласиться на долю. Я продал животных. Я ненавидел это делать. Потом я бросил Энджи. Я отвез её обратно к родителям и высадил, а сам уехал и записался в армию.

Короче говоря, я сбежал. Я не совсем полностью сбежал. Все знали, что я вернусь, но мы с Мэгги и Олив согласились, что мне нужна настоящая доза дисциплины. Конечно, я знал, как много работать, но я ещё не стал мужчиной. Они согласились, что армия либо заставит меня, либо сломает. Я уехал, оставив двух своих тетушек-старых дев присматривать за фермой. Я также оставил больную маленькую жену страдать с её властным ненавистным отцом и чрезмерно заботливой матерью. Я все ещё не развелся с Энджи, я просто не мог этого сделать. Называйте меня глупым, называйте меня слабаком, наверное, у меня просто была совесть. Представьте меня с нечистой совестью. Что за дурацкая шутка!

Я пошёл в армию. Я не знаю, на что это похоже сейчас, но призыв прошел. Было четыре категории военнослужащих: Национальная гвардия, Зачисленные в резерв призывники и, наконец, Регулярная армия. Я поступил в Регулярную армию.

Когда я начал, мы ни с кем не воевали, только что закончилась Первая война в Ираке, и наши вооруженные силы были настолько подготовлены, что, похоже, никто никогда не собирался на нас нападать. На самом деле все вроде как полагали, что мы больше никогда не будем ввязываться в войны, мы были чертовски хороши.

В армии я мог бы делать почти все, что хотел. Я сдал довольно хорошо экзамены, некоторые прапорщики пытались заставить меня пойти в школу иностранных языков. Я не видел особой пользы в арабском языке на ферме, поэтому выбрал автопарк. Я работал на ферме и понимал необходимость знания здравого смысла о том, как работает техника.

Это не имело значения, то, чему я научился в армии, не имело большого значения. Я уже знал, как пользоваться разнообразным огнестрельным оружием, а стоять и работать на холоде и под дождем — это то, о чем большинство фермеров не думают.

Я тянул время, повидал много Джорджии, Техаса, Кентукки и Миссури, но никогда не покидал Штатов. Я беспокоился о своих тетушках и возвращался домой при каждом удобном случае. Я посылал деньги родителям Энджи, но никогда Энджи. Отец Энджи умер, но это было позже, и я был отчасти рад этому.

Как только я вернул его дочь домой, он поклялся держать её подальше от меня навсегда. Это было не так уж важно, так как меня все равно не было, но что было хорошо, так это то, что он держал её в доме.

Хотя её отец ненавидел меня, и не без оснований, он действительно любил свою 

девочку и держал её в резервации. Это было важно, потому что примерно через два месяца после того, как я уехал в Форт-Беннинг, куда же ещё, я получил известие, что Энджи беременна. Через пару месяцев после этого меня обслужили. Я уверен, что её отец заставил её развестись со мной. Я получил документы, подписал их и отправил обратно. Однако я сделал копию и повесил её на доску объявлений, чтобы другие слушатели могли её увидеть. Это оказалось хорошо, так как пара парней получила «Дорогого Джона» (письма о расставании), и мои документы о разводе как бы смягчили удар для них.

Я прикинул и понял, что ребенок, скорее всего, мой, но её отец поклялся, что, пока он жив, я никогда не увижу ребенка. Будь он проклят, если он не поддержал то, что сказал. Пока он был жив, если я пытался увидеться с Энджи или ребенком, когда был дома в отпуске, меня встречали у двери её отец и старший брат.

И все же я должен был отдать должное этому ублюдку, он держал Энджи сухой все время, пока она была беременна. Родился ребенок, это была девочка, и они назвали её Эмили. Даже не видя её, я знал, что полюблю её, как можно не любить девушку по имени Эмили?

•  •  •

Я уволился из армии, вернулся домой и сразу же принялся за работу. Очень жаль, что через два месяца после моего возвращения тетя Олив умерла, а через четыре месяца я потерял тетю Мэгги. Как будто они ждали, когда я вернусь домой, прежде чем уйти. Итак, я был здесь с хорошей большой фермой, аккуратным гнездышком и моей бывшей женой, которая не подходила ко мне близко, фактически женщиной, которую я мог видеть не более четырех раз за три года, и маленьким малышом, которого я никогда не видел. У меня не было друзей, только знакомые, наемные работники и ревнивые родственники. Я начал работать.

Отец Энджи умер, его поразил рак легких, и её мама осталась жить одна. Мне было приятно думать об этом ублюдке, который кашлял своими легкими последние несколько недель, пока был жив.

Глупая Энджи жила на небольшие чеки, которые я должен был посылать, ну, она переехала на неполный рабочий день к одному из самых отвратительных и глупых пьяниц в округе. Я говорю неполный рабочий день, потому что Энджи как бы моталась туда-сюда между своей мамой и этим придурком. И все же я думал, что она провела слишком много времени, живя в старом дырявом фермерском доме этого парня на окраине цветной части одного из маленьких городков. Вот где она жила с этим ленивым мудаком и девочкой, которая, как я знал, была моей малышкой.

Забавно, как я в итоге узнал, что Эмили — моя малышка? Однажды я встретился с Энджи в местном магазине I. G. А. С ней была Эмили. У моей мамы было небольшое пятно в левом глазу. Я видел это на 

её фотографиях. Я знал только четырех человек, у которые было то же самое: двух моих старших братьев, мою старшую сестру и меня. Я бросил один взгляд на Эмили, и вот оно. Даже в три года у неё это было.

Эмили была моим ребенком. Мой ребенок жил с ней, неразборчивой в связях матерью и этой властной женщиной, избивающей ленивого дерьмового мужчину. Энджи тоже знала, что она моя, но всегда это отрицала. Я думаю, что большинство людей знали, что Эмили была моей дочкой, но никто не хотел идти против парня Энджи, его звали Бернард Кит. Бернард был большим тупым бывшим заключенным, который был настолько глуп, что даже не мог разгребать грязь.

Бернард был большим ублюдком, намного больше меня. Черт, когда я рос, из-за того, что я предполагал, что моя покойная мать была маленького роста, большинство старших мальчиков могли выбить из меня все дерьмо. Когда они хотели влезть в моё дерьмо, они называли меня «этот маленький еврей».

Ну, если говорить коротко и ясно, я мог бы превзойти почти любого в округе, но я точно не мог превзойти всех. О, я мог бы постоять за себя, но старый тупой говнюк Бернард был слишком силен для меня.

Так глупо, что у Бернарда была моя бывшая жена, время от времени я думал, что он может оставить её себе, но, честно говоря, я все ещё чувствовал себя очень виноватым за то, как я с ней обращался. Я думаю, что у меня все ещё должны были быть чувства к ней. Кого я обманываю, я все ещё любил её.

Я не думаю, что женился бы на ней повторно, но я также не хотел, чтобы её все время избивали или трахали все пьяницы в городе. Все её старые друзья бросили её, а её новые друзья на самом деле не были друзьями. Что особенно терзало мой зоб, так это то, что у мудака Бернарда была моя маленькая девочка. Сразу после возвращения из армии я подумал, что, если бы мне пришлось снова жениться на Энджи, чтобы заполучить свою дочь, я бы это сделал. Я что-то путаю или что?

Я знаю, что должен был что-то сделать. Слава богу за маму Энджи. Она ненавидела меня, но она действительно любила Эмили. Поскольку я не мог напрямую помочь маленькой Эмили, а Энджи не подпускала меня к ней, мне удалось договориться с мамой Энджи. Если Энджи нужна была одежда, поход к врачу, или школьные принадлежности, или, может быть, вечеринка по случаю дня рождения, или какие-нибудь рождественские подарки, я давал деньги маме Энджи. Она покупала все это и отдавала Энджи.

Чтобы убедиться, что Энджи или Бернард не забрали вещи и не вернули их за деньги, чтобы купить выпивку или наркотики, мама Энджи давала мне все чеки и вырезала все бирки с любой одежды. Если бы была вечеринка или что-то в этом роде, она бы купила 

это дерьмо, но я получил чеки за это. На самом деле я купил матери Энджи недорогую камеру. Когда Эмили куда-нибудь выходила или покупала новое платье, мама Энджи фотографировала. Она сохранила фотографии, но я получал пленку, чтобы проявить свои собственные снимки. Я хранил все это дерьмо в старом морском сундуке, который принадлежал дяде Митчеллу. Я никогда не мог приблизиться к своей дочери, но я знал, что помогаю ей, и у меня был свой маленький сундучок с сокровищами, наполненный чеками на одежду, фотографиями и даже несколькими прядями её волос. Это было немного, но это было все, что я мог получить, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы кто-то сказал ей правду.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь увидел её, я знаю, что они бы чертовски влюбились в нее. У нее были светлого цвета волосы, большие зеленые глаза, и она была просто маленькой болтушкой. Мне часто приходилось видеть её на расстоянии. Я узнавал, куда они ходили в церковь, и присоединялся к ним. Никто не мог помешать мне сделать это, и таким образом я мог видеть свою дочь и свою бывшую жену почти каждую неделю. Я также рассматривал это как способ поддерживать связь с мамой Энджи, чтобы узнать, не нужно ли им чего-нибудь.

Честно говоря, я не думал, что Энджи больше хочет ходить в церковь. Её мама и папа действительно запихивали это ей в глотку, когда она была ребенком, но я думаю, что Социальные службы занимались её делом. Если она хотела сохранить свою дочь, то должна была хотя бы притвориться хорошей мамой.

Я знал, что, если бы Эмили была со мной, я бы выбил из нее все дерьмо. Говорю вам, я действительно любил её. Да, Энджи полностью отплатила мне тем же. Хотя я не мог её винить.

•  •  •

Шлюха была больна, так что мне пришлось остановиться немного раньше, чем я планировал. Я включил печку на полную мощность, но шлюха продолжала дрожать. Я пощупал её лоб, это было единственное место, где она не пострадала, и он был горячим. Я остановился в круглосуточном Уолмарте и купил обезболивающие. Ещё я купил несколько бумажных полотенец, немного спирта для протирания, пару видов женских шампуней и мыло. У меня в машине были одеяло и подушки. Я не знаю, зачем я купился на это дерьмо, она была всего лишь шлюхой. Наверное, я подумал об Эмили. У шлюхи были зеленые глаза, и они напоминали мне мою дочь. Я знаю, это звучит глупо.

Я вернулся к грузовику и ещё раз оглядел шлюху. Да, у нее были большие зеленые глаза! Её волосы были выкрашены в темно-каштановый цвет, но не в последнее время, и я увидел несколько седых корней, но остальные выглядели намного светлее. Держу пари, ей было по меньшей мере тридцать лет, может быть ближе к сорока. У нее было не так много морщин, но я довольно отчетливо видел гусиные лапки. Если 

не считать татуировок, порезов и синяков, её кожа выглядела довольно хорошо. Я начал действовать прямо там, на стоянке.

Я сказал ей:

— Сядь.

Она села.

— У меня есть немного Никвила для тебя. Я снял пластиковую крышку, открыл бутылку и налил ей дозу. Она приняла это без жалоб. Я протянул ей полотенце:

— Утрись.

Она приняла это без комментариев. Она продолжала смотреть на меня, как будто ждала, что что-то произойдет.

Я сделал быстрое движение правой рукой. Она очень быстро отпрянула назад. Я понял это, она ожидала, что я её ударю.

Я остановился и достал большое пушистое одеяло:

— Я хочу обернуть его вокруг тебя.

Она бросила на меня очень растерянный взгляд. Я увидел, что у нее действительно красивое лицо, длинные ресницы и большие круглые, я сказал зеленые, глаза, высокие скулы, крошечный носик и милый рот, на самом деле красивый рот в форме сердца. Держу пари, когда-то она была настоящей красавицей.

Черт, я видел сотню таких свиней, как эта, трахнул нескольких тоже. Какое мне дело до того, как она выглядит? Я завернул одеяло под нее и вокруг нее, как мог. Я протянул ей две подушки:

— Вот, может быть, тебе будет немного удобнее.

Я обошел вокруг и сел на свою сторону грузовика. Я должен был что-то сказать:

— Послушай, секунду назад я не хотел тебя пугать. Я не собираюсь бить тебя или что-то в этом роде. Мне просто было интересно, что бы ты сделала. Теперь я знаю.

Она просто лежала на боку и смотрела на меня.

Я спросил:

— Тебя зовут Каприс?

Она только кивнула.

Я спросил:

— Это твое настоящее имя?

Она действительно ответила на этот вопрос:

— Я не уверена. Я имею в виду, я почти уверена. Я не помню.

— Как давно люди называют тебя Каприс?

— Я не знаю, прошло много времени.

Я спросил:

— У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

Она смотрела на меня, как мне показалось, очень долго, но на самом деле это было не так. Затем она сказала:

— Что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя?

Господи, я подумал, что это одна долбанутая сука:

— Нет, я не хочу, чтобы ты что-то делала для меня. Я не занимаюсь шлюхами.

Я наблюдал за ней, то, что я назвал её шлюхой, не произвело на нее никакого впечатления. Я сказал ей:

— Послушай, я отвезу тебя домой и приведу в порядок. Тогда я решу, что я хочу с тобой сделать.

Она никак не отреагировала на это. Затем она спросила:

— Теперь я могу снова лечь спать?

Я ответил:

— Да, конечно.

Она посмотрела на меня:

— Если ты не хочешь, чтобы я спала, я не буду спать.

Мне пришло в голову, что я разговариваю с гребаной собакой, собакой, которая могла говорить:

— Нет, я хочу, чтобы ты спала.

Она снова опустила голову и закрыла глаза. Я наблюдал за ней секунду или две.

Она приоткрыла глаза, чтобы посмотреть, что я делаю.

Я сказал ей:

— Спи.

Она закрыла глаза и довольно скоро задышала так ровно, как мог бы дышать любой человек 

в её состоянии.

Я проехал остаток пути домой, не думая ни о чем, кроме пробок и того, что мне нужно было сделать, когда я привезу её домой. Мне также нужно было связаться с Дэлом. Дэл — мой племянник и единственный член моей семьи, к которому я испытываю хоть какое-то уважение.

•  •  •

Дэл:

Кайден всегда оставляет меня присматривать за фермой, пока сам играет в азартные игры. У него есть другие племянницы и племянники, но у нас с ним сложились довольно хорошие отношения. Моему папе не нравится Кайден, он говорит, что ему не следовало получать всю ферму своей прабабушки. Мой папа говорит, что Кайден манипулировал их тетей Маргарет, чтобы она отдала ему все. Я знаю, что это неправда. Возможно, в глазах всех остальных я все ещё был просто ребенком, но в конце концов я увидел, кто заботился об этих стариках. Я никогда не видел, чтобы мой папа, другой мой дядя или тетя ходили на ферму помогать. Это был всего лишь Кайден, я думаю, что он заслуживает фермы.

Он тоже хорошо относится к своим работникам, даже к чернокожим парням, мой отец так бы не поступал. Многие здешние мужчины платят своим белым сотрудникам чеком. Они ведут письменные записи для своих белых людей, но платят своим чернокожим работникам наличными, чтобы им не приходилось покрывать все государственные расходы, такие как страхование по безработице и социальное обеспечение.

Они тоже не так много платят своим чернокожим работникам. Они говорят, что всё в порядке, но я знаю, что это не так.

Мне немного жаль дядю Кайдена. У него была жена, но она развелась с ним, или, по крайней мере, развод был устроен. Его бывшую жену зовут Энджи. Я очень хорошо её знаю. Она говорит, что ненавидит дядю Кайдена, но каждый раз, когда я её вижу, она спрашивает о нем. Она говорит, что ненавидит его, и всякий раз, когда при ней упоминается его имя, она оговаривает его, но иногда мне кажется, что она слишком старается. Я вижу разные вещи. Она наблюдает за ним, когда он рядом. Она не смотрит на него так, как будто он кто-то, кого она ненавидит.

У Кайдена также есть ребенок, хорошенькая маленькая девочка по имени Эмили. Энджи не подпускает Кайдена близко к ней.

Маленькая Эмили будет красавицей, когда вырастет. На её маму смотреть особо не на что, но я думаю, что Эмили когда-нибудь станет настоящей милашкой. Мне нравится Энджи, я просто не думаю, что она очень хорошенькая. Очень жаль Энджи, большинство здешних людей обижаются на Кайдена, потому что ему всегда в некотором роде везло, поэтому они пытаются поквитаться, воспользовавшись ею.

У Энджи свои проблемы. Я знаю, что Кайден помог бы ей, если бы она позволила ему. По правде говоря, я думаю, что она была бы хорошенькой, если бы кто-нибудь помог ей, я имею в виду, позаботился о ней. Энджи из тех беспомощных людей.

•  •  •

Кайден:

Мы со шлюхой наконец-то добрались 

домой. Я свернул на длинную подъездную дорожку к дому. Я вышел, подошел к входной двери, отпер её и распахнул. Я вернулся к грузовику, открыл дверь со стороны пассажира и похлопал шлюху по щеке. Она открыла глаза. Её первым взглядом, после первоначального удивления, снова был страх.

И снова моей первой мыслью было: "Через что ей пришлось пройти, чтобы так пугаться?" Я прошептал, чтобы ещё больше не встревожить её:

— Мы у меня дома.

Шлюха приподнялась и огляделась. Я мог бы сказать, что она старалась не казаться слишком любопытной.

Я просунул руку под нее и так осторожно, как только мог, поднял её. Она была легкой, гораздо легче, чем я ожидал. Я сказал ей:

— Обними меня за шею,  — она так и сделала.

Я отнес её в дом. Это был не традиционный фермерский дом, а что-то немного другое. Входная дверь открывалась в большое фойе, которое сразу же вело в просторную гостиную.

В гостиной было большое панорамное окно. Я добавил его несколько лет назад. Если бы я повернул направо, то направился бы по коридору к двум большим спальням и главной ванной комнате. Если бы я повернул налево, то попал бы в большую открытую столовую, которая примыкала к открытой кухне. Это была большая деревенская кухня.

Сразу справа от меня была широкая лестница, ведущая наверх. Наверху находились ещё две спальни, каждая со своей небольшой ванной комнатой.

Главная спальня находилась внизу, справа и слева от коридора первого этажа. В главной спальне я пристроил большую ванную комнату, оборудованную душем хорошего размера и ещё большей ванной. Именно в эту хозяйскую спальню я отнес шлюху.

Прижимая её правой рукой так крепко, как только мог, я открыл дверь спальни. Я внес её внутрь и усадил на край моей большой кровати. Я осторожно стянул с нее одеяло. На ней все ещё были моя голубая рубашка и боксеры.

— Давай разденем тебя и уложим в постель,  — сказал я ей.

Я наблюдал за ней. Она не смотрела на меня. Она просто держала глаза и голову опущенными вниз. Если бы я был сутенером, кем я не являюсь, я бы ожидал, что она будет вести себя именно так. Я вытащил её из своих вещей, стянул покрывало, одеяло и верхнюю простыню с кровати вниз. Я снова приподнял её, чтобы уложить на кровать, и так осторожно, как только мог, откинул её тело назад, чтобы её голова лежала на одной из подушек. Я натянул верхнюю простыню, одеяло и накрыл её до шеи. Я почувствовал, как она вздрогнула раз или два, когда я пошевелил её, я догадался, что был не так осторожен, как думал. Я мог видеть синяки и порезы от её предыдущего избиения, везде, куда попадал кончик ремня.

Она все ещё выглядела растерянной и все ещё напуганной. Я попытался немного успокоить её:

— Оставайся здесь и постарайся снова заснуть. Мне нужно проверить свои телефонные сообщения. Через некоторое время я вернусь. Я хочу привести 

тебя в порядок. Я мог бы сказать, что Найквил действовал в той мере, в какой это мешало ей спать, но она все ещё чувствовалась горячей на ощупь.

Я хотел сказать что-нибудь, чтобы успокоить её:

— Ты будешь лежать спокойно, пока я не вернусь?

Она кивнула.

Я добавил:

— Скажи мне, что останешься в постели.

Она пробормотала:

— Я останусь в постели.

Я одарил её улыбкой и сказал:

— Ты не попытаешься убежать?

Она кивнула.

Я сказал ей:

— Скажи это.

Она сказала:

— Нет, я не убегу.

— Обещаешь?

Она ответила:

— Я обещаю.

Я улыбнулся и встал с кровати. Я рассмеялся про себя, представь, что я верю обещаниям шлюхи. Я снова оглянулся:

— Я ненадолго.

У нее уже были закрыты глаза. Она снова открыла их:

— Я буду хорошо себя вести.

Я задавался вопросом, что бы это могло значить. Я имею в виду обещание проститутки быть хорошей. Что она собиралась сделать, сделать мне хороший минет? Раздвинула ноги так, как мне нравилось? Обещание шлюхи, черт возьми. Я вышел из спальни.

Когда я выходил, мне было интересно, о чем она думала. Черт, интересно, думала ли она вообще.

•  •  •

Каприс:

Я здесь, в постели этого мужчины. Я понятия не имею, где я нахожусь. Я даже не знаю, какой сегодня день, я даже не уверена в месяце.

Господи, я чувствую себя так, словно меня переехал грузовик. Моя голова чувствует себя ещё хуже, чем моё тело. Так как Винс купил меня прямо перед Рождеством, я думаю, что это было Рождество, это должно было быть Рождество, потому что они заставили меня надеть какое-то красное мини-платье с пушистыми белыми манжетами на их первой вечеринке. Я помню, как все мужчины смеялись, когда они кончают мне на лицо и сперма растекается по шелковистой ткани красного цвета. Я тоже смеялась, я действительно ненавидела это, но, будучи шлюхой, мне должно нравиться, когда меня унижает кучка толстых пьяных стариков.

Я должна прекратить это, думать или иметь своё мнение неразумно, если ты шлюха, и это все, чем я являюсь, просто грязная шлюха.

Химически единственное, что Винс разрешал мне употреблять,  — это немного марихуаны и много Экстази. Человек, который продал меня Винсу, давал мне кокаин, а человек до этого накачивал меня героином. Боже, я уже несколько месяцев не употребляла ни кокаина, ни героина, я все ещё хочу этого, но не так сильно, как сначала. О, я думаю об этом все время, раньше я действительно жаждала этого, но удивительно, как легко я смогла приспособиться к Экстази.

Но лучше всего кокаин, кокаин притупляет мозг, и тебе не так уж важно, что они с тобой делают.

Я думаю, что если бы я приняла бы немного кокаина, то почувствовала бы себя лучше. Винс тоже давал мне что-то ещё, но я думаю, что это было больше похоже на валиум или что-то в этом роде. Я помню, он сказал, что я не стою того, чтобы тратить на меня кокаин.

Этот парень начинает так же, как и все остальные. Они всегда начинают одинаково,  

как будто они думают, что смогут мне понравиться или что-то в этом роде. Поначалу они все милые, пока не установят правила. Я видел, как он махнул в мою сторону рукой. Он хотел ударить меня. Некоторым мужчинам, черт возьми, большинству мужчин нравится бить женщин, особенно таких женщин, как я, женщин, которые не могут дать сдачи.

Правила никогда не меняются. Я вроде как помню свой первый раз, думаю, что помню. Он был таким милым. Наверное, я, должно быть, любила его. Сейчас я даже не могу вспомнить его имя. Хотя он был красив. Я думаю, что я училась в колледже или в какой-то подобной школе, это было так давно. Так много всего произошло, я с трудом могу вспомнить. Я знаю, что разозлилась на своих родителей и убежала. В любом случае, кому какое дело? Я уверена, что больше не хочу.

Этот парень красивый. Почему они все всегда так хорошо выглядят? Ну нет, Винс уродлив. За исключением Винса, Винса Спирадакоса, у всех них одинаковые мягкие глаза. У этого мягкие глаза, карие глаза. Я знаю, что буду ненавидеть его. Они все одинаковые.

Винс сказал, что убьет меня, если я не сделаю все правильно прошлой ночью. Я думаю, это было прошлой ночью. Что ж, теперь я с этим парнем. Я помню пластиковый пакет. Мне кажется, я помню, как меня снова продали. Интересно, где я нахожусь? Интересно, кто этот новенький? Интересно, когда он убьет меня? Я вроде как думаю, что это тот, кто, по словам Винса, получал удовольствие от убийства женщин. Винс сказал, что меня здесь надолго не будет. Я так устала... Я так чертовски боюсь. Я устала все время так чертовски бояться.

•  •  •

Кайден:

Я вышел из спальни, прошел в большую открытую кухню и к покерному столу в углу, там я держу свой портативный компьютер и стационарный телефон. У меня есть ферма, которой нужно управлять, партнеры, от которых нужно не отставать, и у меня есть моя дочь и моя бывшая жена, о которых нужно беспокоиться. У моего старшего брата есть сын по имени Дэлберт, все зовут его Дэл. Дэл — чуть ли не единственный кровный родственник, который мне нравится. Я тоже нравлюсь Дэлу. На самом деле Дэл управляет фермой, когда меня нет рядом. Хотя ему всего девятнадцать, я очень верю в Дэла. Он прекрасный молодой человек, свидетельство женщины, на которой женился мой брат.

Я проверил компьютер, никаких сообщений, это было хорошо, я проверил стационарный телефон, им почти всегда пользовался только Дэл или мать Энджи. Её зовут миссис Брэдфорд. Дэл оставил сообщение.

Я прослушал его: «Кайден, это Дэл. Видел Энджи, у нее ещё один синяк под глазом. Похоже, Бернард поймал её за рулем фургона. Возможно, ты захочешь проведать ее».

Там было сообщение от матери Энджи. Я подумал, что это, вероятно, об одном и том же. Это я тоже включил, «Кайден Бернард застукал Энджи с Брэдом Армстронгом. Он избил 

её. Эмили видела все это. Энджи и Эмили вернулись ко мне прямо сейчас».

Я подумал: черт возьми! Я лучше позвоню Дэлу и узнаю, не сможет ли он приехать сюда на некоторое время. Я достал свой сотовый и набрал номер Дэла. Дэл — хороший парень, он всегда отвечает, если он доступен:

— Привет, это ты Кайден?

— Да, Дэл, не мог бы ты зайти ненадолго.

— Конечно, ты собираешься проведать свою бывшую?

— У меня нет выбора.

— Хорошо, я был занят, уже разделал цыплят и вычистил конюшню. Сейчас буду там.

Я подумал: Какой хреновый способ начать новую неделю. Я лучше вернусь и проверю, как там шлюха.

Я вернулся в свою спальню. Она крепко спала. Я сел в кресло и наблюдал за ней. Зеленые глаза, волосы выкрашены в темный цвет, но под ними рыжий оттенок песочного цвета. Трудно было сказать, были ли они кудрявыми или волнистыми. Они выглядели красивыми и густыми, но это могло быть результатом действия какого-нибудь шампуня. Что, черт возьми, я знал? При ближайшем рассмотрении я решил, что она выглядит не очень, хотя когда-то, возможно, и была хорошенькой. Какая пустая трата времени. Может быть, я мог бы привести её в порядок и устроить куда-нибудь на работу. Она могла бы быть продавщицей в одном из овощных ларьков. Но можно ли доверять ей быть рядом с деньгами, она же шлюха и все такое. Это было глупо, лучше всего привести её в порядок, дать ей немного денег и отправить восвояси.

Я услышал, как открылась входная дверь: это, Дел.

Дел направился в большую спальню. Он заглянул внутрь:

— Вау, кто это?

Наверное, мне было неловко:

— Просто шлюха. Я играл в карты, и они собирались её убить. Глупая сука должна была открыть им мои карты. Я купил её.

— Сколько это тебе стоило?  — спросил Дэл.

— Несколько тысяч.

— Значит, она тебе нравится.

— Она шлюха, Дэл. Они душили её. Я купил её. Думаю, я приведу её в порядок и отправлю восвояси.

Дел сменил тему:

— Ты собираешься к Энджи?

— У меня нет выбора, ты можешь присмотреть за ней, пока меня не будет?

— Конечно, как её зовут?

Я пожал плечами:

— Кто знает? Она шлюха. Сейчас её зовут Каприс.

Дэл оглядел её:

— Каприс, красивое имя.

Я одарил Дэла своим лучшим снисходительным взглядом:

— У всех шлюх красивые имена. Послушай, я постараюсь не задерживаться слишком долго.

Дэл улыбнулся:

— Не торопись. Что мне делать, если она проснется?

Ничего, просто держи её в постели. Скажи ей, что я скоро вернусь. Я встал, схватил свою куртку и направился к входной двери.

•  •  •

Я сел в свой грузовик и уехал. Мне в некотором роде повезло. Если бы Энджи была у своей матери, у меня, вероятно, был бы шанс увидеть свою дочь. Я старался не думать о ней слишком много, это только напомнило мне, какой хреновой стала моя жизнь.

Я свернул на проселочную дорогу, свернул на развилке, увидел дом и свернул на подъездную дорожку. Это был неплохой дом, если 

мыслить в терминах 1960-х годов, что-то вроде небольшого кирпичного ранчо. Энджи выросла там. Я догнал её, когда она только закончила среднюю школу. Она была так хороша, добраться к ней было легко, а учитывая, какой наивной она была тогда, ещё легче залезть к ней в штаны.

Теперь я жалел, что не обращался с ней лучше. Я пожалел, что познакомил её с алкоголем. Раньше она действительно любила меня. Поначалу она готова была сделать для меня все, что угодно. Я вспомнил, как положил её голову мне на колени пока я был за рулём и заставил её отсосать мне прямо там, посреди движения. Она ненавидела это, но она сделала это для меня. Дерьмо, я переспал со многими девушками. Почему я чувствовал себя плохо только из-за нее? Тогда я думал, что это забавно, я даже хвастался этим, таким парнем я был.

Это то, чему я научился в армии, мужчина может говорить о женщинах в целом, но настоящий мужчина никогда не говорит конкретно. Когда я хвастался тем, что заставлял Энджи делать, я был хуже, чем самый гнилой ублюдок на свете. Теперь я жалел, что вообще что-то рассказывал. Господи, как я жалел, что заставил её делать все эти дерьмовые вещи. Теперь я знаю, что, когда люди смотрят на меня, они вспоминают все гадости, которые я говорил и делал.

Я все время чувствую себя виноватым. Поход в церковь тоже не облегчает задачу. Это беспокоит меня. Иногда, я думаю, что я когда-нибудь скажу Эмили, когда она узнает, что я её отец, а потом она узнает, что я говорил о её маме?

Я вылез из своего грузовика и направился к двери. Я действительно начинал уставать. Я не спал всю ночь. Я поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Моя маленькая чертовка открыла её. Черт возьми, она была прекрасна.

Эмили посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. Она знала моё имя. Её мама велела ей всегда держаться от меня подальше. Её мама сказала, что я был злым. Я видел, что Эмили напугана, я всегда её пугал. Я думаю, что это была моя вина. Я имею в виду, что она моя, как я могу не смотреть на нее? Наверное, у меня есть такая манера смотреть на нее, которая её пугает. Сейчас ей, по-моему, всего около пяти, и она ходит в детский сад. Некоторые дети постарше дразнят её, некоторые говорят ей, что я её отец. Держу пари, она надеется, что это не так. Я не хочу её пугать, наверное, такова моя натура. Черт возьми, она моя! Я хочу прижать её к себе и обнять!

Я спросил:

— Привет, Эмили, твоя мама здесь?

Она кивнула.

Я спросил:

— Могу я её увидеть?

Эмили побежала обратно в дом. Секунду спустя Энджи была в дверях.

Я оглядел её с ног до головы. Она выглядела ужасно. С тех пор как умер её отец, рядом не было никого, кто мог бы 

присмотреть за ней, и, если когда-нибудь и был человек, о котором нужно было заботиться, так это Энджи. Что действительно отстойно, так это то, что я знал, что должен быть тем, кто должен это сделать.

— Бернард действительно позволил себе это сделать. Я слышал, ты пострадала.

Первый взгляд Энджи на меня был приятным, я видел этот взгляд, но эта приятная первая реакция немедленно сменилась хмурым взглядом.

Она прорычала:

— Тебе-то какое дело?

Я попытался получше рассмотреть её лицо:

— Твой глаз выглядит плохо. Попроси свою маму отвезти тебя в больницу и осмотреть.

— Ты же знаешь, что у меня нет на это денег.

Я знал распорядок дня. Каждый раз, когда Энджи или Эмили в чем-то нуждались, платила мама Энджи, а потом я ей возмещал: У твоей мамы есть деньги, и ты не знаешь, что у тебя может отслоиться сетчатка или что-то в этом роде.

— О, так теперь ты врач.

Энджи, попроси свою маму отвезти тебя в отделение неотложной помощи. Это выглядит плохо. Ты можешь потерять зрение в этом глазу.

Она прорычала:

— Не сейчас, сейчас конец месяца.

Я подумал об этом, верно, её социальный чек ещё не был депонирован.

— Твоя мама дома?

— Кто интересуется?

— Ну же, Энджи, могу я её увидеть?

Энджи сердито посмотрела на меня:

— Подожди здесь,  — и вернулась внутрь.

Минуту спустя мама Энджи была в дверях. Я прошептал:

— Вот,  — я протянул ей пачку наличных, здесь несколько сотен долларов, отвези её в больницу.

Мама спросила:

— Ты уверен?

— Что ты имеешь в виду, уверен ли я? Ты знаешь, что я чувствую. К черту развод. Как Эмили?

Мама ответила:

— У тебя есть копия её табеля успеваемости. У нее был небольшой кашель, но он прошел. Ей понадобится пасхальное платье.

Это верно! Я играл в карты в Вербное воскресенье.

Мои мысли вернулись к Энджи и Эмили. У меня комок встал в горле. Почему это происходило каждый раз, когда я говорил о своих девочках? Я сказал ей:

— Ты знаешь процедуру. Ты знаешь, чего я хочу. Купи им обоим что-нибудь вкусненькое. Я захочу увидеть их в церкви,  — добавил я.  — Купи себе тоже что-нибудь красивое.

Мама Энджи кивнула:

— Я позабочусь об этом.

Тогда я спросил:

— Энджи не оставит Бернарда?

— Она боится оставлять его надолго.

— И она не позволит мне помочь ей.

— Она говорит, что ненавидит тебя.

— Ты ей веришь?

— Энджи больна, Кайден.

Я закончил здесь:

— Тебе нужно что-нибудь еще? Я имею в виду, все ваши счета оплачены?

Мама Энджи улыбнулась:

— Всё оплачено.

Я отступил назад и направился к своему грузовику:

— Хорошо, дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Мама Энджи уже вошла внутрь.

Я вернулся в свой грузовик и подумал, что мне лучше вернуться к шлюхе, пока она не соблазнила Дэла.

•  •  •

В Пенсильвании:

Винс посмотрел на своего партнера Джареда Кавальски:

— Мы определили местоположение нашего карточного игрока?

Кавальски ответил:

— Нет, мы не смогли. Он вышел за пределы досягаемости нашего средства слежения.

Винс почесал промежность:

— Неважно, рано или поздно он появится.

Кавальски спросил:

— Ты все ещё интересуешься этой старой 

шлюхой?

Винс засмеялся:

— Вряд ли, но я думаю, что денежки нашего карточного игрока можно было бы заполучить.

Кавальски засмеялся:

— Всегда играешь на опережение?

Винс рассмеялся в ответ:

— Всегда.

•  •  •

Каприс проснулась. Она увидела Дэла, сидящего у кровати и наблюдающего за ней. Просто паренёк, он не пугал её так сильно:

— Кто ты?

Дэл одарил её чем-то вроде дерьмовой ухмылки:

— Я племянник Кайдена.

Она спросила:

— Кто такой Кайден.

— Он тот человек, который привез тебя сюда.

Каприс решила проверить парня:

— О, он сутенер?

Дел усмехнулся:

— Дядя Кайден, сутенер? Нет, он такой же фермер, как и я. Он сказал мне, что ты шлюха, но я не думаю, что он будет приставать к тебе.

Каприс попыталась пошевелиться, но каждый раз, когда она двигалась, что-то причиняло боль. У нее ужасно болела голова, и каждый сустав в её теле болел. Она нащупала веревку, она все ещё была у нее на шее, и пробормотала:

— Ой!

Дэл продолжал улыбаться:

— Я должен присматривать за тобой. Тебе что-нибудь нужно, может быть, немного кофе?

Каприс поняла, он охранял её:

— Нет, со мной все в порядке.

Дэл встал:

— Ты не возражаешь, если я пойду приготовлю что-нибудь для себя?

Она была в замешательстве, зачем ему спрашивать? Она ответила:

— Нет.

Дел встал и оставил её. Ему было интересно, какие планы у Кайдена были на эту женщину. Он мог сказать, что она была не в том состоянии, чтобы куда-то идти. Он предположил, что дядя Кайден какое-то время будет заботиться о ней. Он пошел на кухню, чтобы сварить кофе, но вернулся Кайден, и он ушел.

•  •  •

Кайден:

Я вернулся домой и припарковал свой грузовик. Я был совершенно измучен. Я отсутствовал весь предыдущий день, потом я отсутствовал всю ночь, сначала играл в покер, а потом ехал домой со шлюхой. Потом мне пришлось навестить мать моей бывшей жены, чтобы проверить их. Я вошел в свой дом и понял, что мне все ещё нужно посмотреть на шлюху. Я пошел прямо в свою спальню. Она все ещё лежала, но, по-видимому, по крайней мере наполовину проснулась.

Я подошел и сел на край кровати. Я протянул руку и пощупал её голову. Её все ещё лихорадило, с этим ничего нельзя было поделать. Я мягко похлопал её по плечу:

— Привет.

Она посмотрела на меня сквозь полуоткрытые глаза. Она начала садиться.

Я мягко толкнул её обратно:

— Нет, ещё нет. Я хочу затащить тебя в горячую ванну. Тебя довольно сильно избили прошлой ночью. Я бы хотел осмотреть тебя.

Оставив её лежать под одеялом, я пошел в ванную и начал наполнять ванну. Я наполнил её тёплой водой. Я вернулся к кровати.

Вернувшись к кровати, я увидел, что она все ещё лежит, но явно не спит:

— Я отнесу тебя в ванну. Я медленно взял её руки в свои и потянул её в сидячее положение. Я развязал веревку у нее на шее и отбросил её:

— Давай же,  — я просунул руки ей под мышки и поднял её. Я подхватил её на руки, как младенца,  

и понес в ванну. Надеюсь, там не слишком жарко. Так осторожно, как только мог, я опустил её в воду.

Каприс почувствовала, как теплая вода пропитала её бедное избитое тело. Это было чудесно. Она испустила тихий, почти неслышный вздох.

Он напугал меня:

— Не слишком жарко?

Шлюха посмотрела на меня и отрицательно покачала головой. У меня было подозрение, что она действительно боялась меня. Я не был тупым. Я не вчера родился. Я знал, как обычно работают такие вещи, сутенер сначала был милым, но потом становился злым. Я улыбнулся ей. Держу пари, именно об этом она и думала.

— У меня есть немного шампуня. Давай вымоем твои волосы. Я набрал немного шампуня в руки и начал втирать его в её волосы и кожу головы. Я начал водить руками взад и вперед по её волосам. Я подумал, что они довольно мягкие, учитывая, что за последние несколько недель их, наверное, красили пару раз. Я понятия не имел. Я старался быть осторожным, чтобы мыло не стекало по её лицу и не попадало в глаза. Я взял душевую лейку и ополоснул ей волосы. Затем я повторил этот процесс.

Честно говоря, я уже довольно давно не прикасался к женщине. Конечно, она была шлюхой, но на ощупь она была изумительна.

Я использовал мягкую мочалку и свои руки, чтобы вымыть её лицо, шею, спину и грудь. Её груди были очаровательны. Учитывая, сколько, по моим прикидкам, ей было лет, они все ещё казались довольно твердыми. У них был красивый розовый ореол и соски. Я спросил её:

— У тебя была какая-нибудь операция на груди?

Она отрицательно покачала головой.

Я подумал, не лжет ли она:

— Разве это не необычно для женщин вашей профессии. Я имею в виду, разве все не ожидают, что у таких женщин, как ты, будут огромные сиськи?

Шлюха Каприс посмотрела на свою грудь. Я мог бы сказать, что они ей понравились. Держу пари, она думала, что её сиськи все ещё были единственной вещью, которой она могла гордиться. Не знаю почему, но я был рад, что никто их не облажал. Они были наполовину покрыты пеной. Они блестели в мыльной воде. Я начал возбуждаться.

Она вроде как посмотрела на меня, будучи шлюхой, она была приучена никому не смотреть в глаза. Она пробормотала:

— Наверное, я немного удивлена, что никто не заставил меня сделать грудь. Пара моих менеджеров...

Я перебил:

— Ты имеешь в виду своих сутенеров.

Она посмотрела вниз на воду:

— Да, сутенеры, они думали, что у меня должны быть большие сиськи, но я думаю, что мне всегда удавалось отговорить их от этого. Честно говоря, их, похоже, это не слишком волновало. В основном до последних двух лет меня использовали как разогревающую.

— Разогревающую?

Каприс объяснила:

— Когда-то я была хорошенькой. Я должна была возбуждать мужчин, чтобы, когда они шли к более опытным женщинам, они были более возбуждены. Таким образом, мы быстрее избавлялись от них и переходили к следующим.

Я подумал 

об этом:

— Ты была чем-то вроде разминки.

Она посмотрела на меня печальными глазами, взгляд, вероятно, был непреднамеренным, но она, вероятно, думала, что я подумаю, что это уловка. Она сказала мне:

— Когда-то я была молодой и красивой, мужчины постарше тянулись ко мне. Настоящие большие сиськи не привлекали пожилых мужчин. Поэтому мне никогда не покупали грудные импланты.

Я мог сказать, что она пыталась быть честной, чтобы я не был так груб с ней позже. Я думаю, ей потребуется некоторое время, чтобы понять, что я не причиню ей вреда. Полагаю, я мог бы рассказать ей, но сомневался, что она мне поверит.

Она сказала мне:

— Послушай, я говорю тебе правду.

Я слушал, но мог поверить только половине того, что она сказала. Я служил в армии и знал, в чем дело. Когда я осторожно вытирал её грудь и живот, я сказал:

— Расскажи мне что было потом.

Она начала:

— Я стала старше. Меня передавали от сутенера к сутенеру. С тех пор как я потеряла свою внешность и потеряла всякую реальную ценность, один парень сказал, что, по его мнению, большие сиськи на мне — пустая трата денег.

К тому времени я уже мыл её бедра. Я держался подальше от её задницы и влагалища. У меня был жаркий стояк, и последнее, чего я хотел, это заняться сексом с этой шлюхой. Я понятия не имел, какими болезнями она болела, и просто не хотел рисковать. Я спросил:

— Сколько у тебя было сутенеров?

Каприс ответила:

— Я сбилась со счета. Последние три года они часто менялись. Они становились злее по мере того, как я становилась старше.

— Ты хочешь сказать, что некоторые из них были милыми?

— Нет, на самом деле не очень приятно, я думаю, я имею в виду, когда я была моложе и красивее, они изо всех сил старались заставить меня вести себя так, как будто мне нравилось то, что я делала. Иногда это было забавно. Чем старше я становилась, тем труднее было притворяться. Наверное, я стала такой, какая я есть сейчас.

Я спросил:

— Сколько тебе сейчас лет?

Она бросила на меня подозрительный взгляд и не ответила:

— Твой племянник сказал, что ты фермер.

— Это верно.

— Ты не сутенер?

— Вряд ли.

— Значит, ты тот, кого большинство людей назвали бы Джоном, просто глупый парень, ожидающий, когда его ограбят. Я не могу вспомнить, когда моя работа не заключалась в том, чтобы находить способы получать деньги от таких парней, как ты, я делала это либо своим телом, либо с помощью какого-нибудь трюка. Ты хочешь, чтобы я была честена?

Я кивнул:

— Честность — лучшая политика.

Каприс, должно быть, пожалела меня. Полагаю, она решила, что я понятия не имею. И все же она в значительной степени помнила большую часть того, что произошло прошлой ночью. Я думаю, она поняла, что я, вероятно, спас ей жизнь. Она сказала мне так:

— Послушай, ты, наверное, спас мне жизнь прошлой ночью, так что, думаю, я тебе 

кое-что должна. Но, честно говоря, если ты будешь держать меня рядом, я закончу тем, что что-нибудь украду у тебя.

Я пропустил её комментарий:

— Ты довольно избитая. Я удивлен, что ты можешь вообще сидеть здесь и разговаривать. Я бы хотел смазать твои раны какой-нибудь мазью. Тебя это устраивает?

Она посмотрела на меня, как на дурака:

— У меня были побои и похуже. Она сделала паузу, затем добавила: Ты не слышал, что я сказала, не так ли?

Я начал помогать ей встать в ванне:

— Мазь "Неоспорин" подойдёт?

Она встала с моей помощью:

— Ты не понимаешь, спасибо, что помог мне прошлой ночью, но для тебя я плохое приобретение.

Я проигнорировал её:

— Я собираюсь вытереть тебя насухо, затем нанеси немного Неоспорина. У меня есть несколько чистых боксеров и как насчет большой футболки?

Она стояла неподвижно, пока я вытирал её насухо:

— Твой племянник сказал, что тебя зовут Кайден...

Я перебил её:

— Это верно.

— Послушай, Кайден, спасибо за помощь прошлой ночью, спасибо за ванну, спасибо за Неоспорин, но, если ты будешь умным, ты купишь мне какую-нибудь одежду и позволишь мне уйти.

Я закончил вытирать её досуха и начал с Неоспорина. Одна или две раны все ещё были открыты. На всех местах, где побывал ремень, остались довольно уродливые рваные раны. Я был так осторожен, как только мог. Я прокомментировал:

— У тебя пара уродливых татуировок.

Бьюсь об заклад, она ненавидела татуировки на своем теле, я полагаю, она знала, что они помечали её как мясо, а не как человека, но она и была просто куском мяса. Я знал, что она хотела, чтобы я отослал её подальше, прежде чем у нее появится шанс причинить мне боль. Она сказала примерно то, что я предполагал, что она скажет:

— Они мои, и они мне нравятся.

Я должен был что-то сказать по этому поводу:

— Ну, некоторые из них мне не нравятся, и я собираюсь снять их лазером.

Она закатила глаза, я думаю, она решила рискнуть:

— Ты действительно этого не понимаешь. Я гребаная шлюха!

Я рассмеялся. Признаюсь, мой смех звучал нервно. Я подумал, что это было интересно:

— Да, ты шлюха, но ты моя шлюха, а у моих шлюх нет непристойных татуировок.

Эта женщина, честно говоря, не хотела причинять мне боль. Она сказала:

— Ты всё-таки не понимаешь, чем рискуешь.

Впервые я хорошо рассмотрел её рот. Я повысил свой самый строгий голос, я знал, что она прислушается к такому голосу:

— Открой рот.

Она была ошеломлена и тут же вернулась в ставшую для нее привычной роль.

— Она открыла рот.

Я взял большой и указательный пальцы правой руки и оттянул её нижнюю губу вниз:

— У тебя плохие зубы. У тебя пара выбитых зубов. Что случилось?

Она закрыла рот, чуть не укусив меня за большой палец, затем она ответила:

— Меня ударили пару раз.

Я ответил:

— Нам придется их починить. Затем я добавил: Я вижу, у тебя проколот язык. Открой рот пошире и высунь язык.

— Что ты собираешься делать,  — спросила 

она?

— Я собираюсь удалить этот шип. Когда я решу, что ты можешь уйти, я верну его.

Она открыла рот и высунула мне язык. Я очень осторожно вытащил шип и бросил его на кровать.

— Вот,  — сказал я,  — здесь разрешены только проколотые уши.

Я наблюдал, как она поводила языком внутри своего закрытого рта. Я недооценил её, у нее было красивое лицо. Если бы она не была шлюхой, я бы испытал искушение поцеловать её. Наверное, выражение моего лица выдало меня, потому что её поведение резко изменилось.

Она снова попыталась предупредить меня:

— Кайден, я...

Я остановил её:

— Ты моя собственность.

— Послушай, Кайден, я не могу здесь оставаться. Я закончу тем, что трахну тебя.

Я проигнорировал её. Я достал расчёску:

— Постарайся сидеть спокойно, пока я расчесываю тебе волосы.

Я начал расчесывать её волосы. Это было довольно забавно. Я уже довольно давно не делал ничего подобного с женщиной.

Её волосы были немного спутаны, но не так плохо, как я думал вначале:

— Может быть подстричь тебя покороче, как ты считаешь?

На мгновение она сдалась:

— Это твои волосы.

Я усмехнулся:

— Хорошая шлюха.

Она приняла мой комментарий без ответа. Я помог ей подняться на ноги и повел обратно к кровати. Я дел ей пару боксеров и зеленую футболку.

— Я выбрал зеленую, она подходит к твоим глазам.

Она все ещё была довольно слабой, поэтому я помог ей надеть одежду. Боже, как я устал.

Я сказал ей:

— Ложись, пока я быстро приму душ. Не пытайся убежать. Ты не знаешь, где находишься, и попытка не принесет тебе никакой пользы.

Она скользнула обратно в кровать.

Я уставился на нее, а затем спросил:

— Ты не попытаешься убежать?

Она отрицательно покачала головой.

— Я не буду убегать.

Широко ухмыльнувшись, я сказал:

— Хорошая шлюха.

Потом я вошел в ванную, закрыл дверь и включил душ.

Я, конечно, знал, что она сделает. Я представил, как она просто полежит минуту или две. Я оставил свои штаны в ногах кровати. Она знала, что мой бумажник и ключи от моего грузовика были у меня в карманах. Я почти мог читать её мысли. Она решит, что может взять мой бумажник и ключи и уйти до того, как я выйду из душа. Я прислушался у двери ванной. Она встала с кровати так тихо, как только могла, и потянулась за моими штанами. Конечно же, бумажник и ключи были прямо внутри. Она схватила ключи и бумажник и направилась к входной двери. Держу пари, она думала, что окажет мне услугу.

В ванной я включил душ, но не залез под воду. Все ещё в боксерах, но без рубашки, я тихо вылез из большого окна ванной и обошел дом, где был припаркован мой грузовик. Она была надежна, как будильник. Она прокралась к входной двери.

Я опирался на левое переднее крыло грузовика.

Она увидела меня и остановилась как вкопанная.

— Я что-то пропустил?

Она просто стояла на месте. Она вздохнула, её плечи слегка опустились.

— А ты обещала,  — я подошел и забрал свой бумажник 

и ключи.

Я открыл дверь грузовика и бросил их обоих на сиденье. Затем я взял её за левое запястье и повел в гараж, где я держал свой второй грузовик, трактор и свой Лексус. Войдя в гараж, я подвел её к своему верстаку, потянулся вверх, обхватил верхнюю полку и вытащил свернутую веревку. Я ухмыльнулся:

— Когда-то у меня была девушка, которая любила играть в игры с завязыванием.

Я мог бы сказать, что ей было не смешно. Первое, что я увидел, что она заметила, были тиски. Мне было интересно, что циркулирует в её мозгу. Она казалась очень напуганной, действительно неуравновешенной.

Я сказал что-то вроде:

— Тебе здесь не нравится?

Она ответила:

— Ты собираешься причинить мне боль?

— Что?

Она указала на тиски.

Я посмотрел в ту сторону, куда она указывала, потом снова на нее. Она уставилась на тиски.

— Черт возьми, за кого ты меня принимаешь,  — я потянул её обратно к дому.

— Я сделал кое-что, чем не горжусь, но я не могу представить, чтобы кто-то делал то, о чем ты думаешь.

— Я видела, как двое мужчин убили кое-кого такими же тисками. Просто раздавили голову.

Это потрясло меня:

— Господи, Винс использовал на тебе пластиковый пакет, это было похоже на доброту, не так ли?

Каприс пожала плечами:

— Ты остановил его, если бы ты этого не сделал, я бы сейчас была мертва и мне не пришлось бы больше мириться с этим дерьмом.

Я наблюдал, как она замолчала. Я мог сказать, что она по-настоящему испугалась. Она испуганно посмотрела на меня:

— Я не имею в виду...

Я взял её за левое запястье, потом я вытащил её из гаража и повел обратно в дом и обратно в спальню. Я поставил её рядом с кроватью:

— Протяни руки.

Она протянула руки.

Я взял веревку и осторожно, но тщательно связал её запястья вместе. Затем я взял оставшуюся веревку, протянул её через щель в изголовье кровати и завязал узлом. Я ухмыльнулся:

— Это может быть немного неудобно, но позже мы придумаем что-нибудь получше. Я отступил назад и посмотрел: её руки были сцеплены вместе, а затем крепко прижаты к изголовью кровати.

Она уставилась на меня:

— Это ненадолго, ты же знаешь.

Я одарил её своей лучшей дерьмовой ухмылкой:

— Наверное, нет, но этого хватит, чтобы я мог принять душ, а потом хорошенько вздремнуть. Я вернулся в ванную и начал мыться тем, что теперь было холодным душем, так как вся оставшаяся горячая вода закончилась.

Пять минут спустя я вернулся в спальню. Я натянул футболку, забрался на другую сторону кровати и начал засыпать.

Она смотрела в противоположную сторону и прошептала:

— Ты знаешь, что совершаешь ошибку.

Я пробормотал:

— Наверное, нам просто нужно посмотреть. Я погрузился в сон. Каприс задремала, но я думаю, что сон ускользнул от нее.

•  •  •

Хороший долгий сон помог, но не сильно. Когда я проснулся, был ранний вечер. У меня болела голова. Я слышал, как она украдкой работает с веревками:

— Есть какие-нибудь успехи?

Запястья Каприс были обожжены веревкой, она, вероятно,  

была голодна и хотела пить, и ей нужно было в туалет. Она выглядела беспокойной и нервной.

Я подумал, что походы в туалет для нее были не совсем такими же, как для других людей. В конце концов, она была шлюхой, её задницей и влагалищем активно пользовались, и со временем жестокое обращение, безусловно, привело к некоторым проблемам с туалетом. Я догадался, что проблема была в её заднице, она представляла собой массу трещин и геморроя, вероятно, они были одной из причин, по которой её ценность снизилась. Она была буквально дырявой. Если бы она быстро не добралась до туалета, держу пари, она бы гадила по всей кровати. У нее не было выбора, кроме как сказать мне:

— Послушай, меня столько раз трахали в задницу, что мой зад такой же широкий, как Большой каньон. Половину времени, когда я сру, я даже не знаю об этом. Ты должен мне помочь. Мне нужно быстрей в туалет.

Я перевернулся на другой бок:

— У тебя недержание?

— Мягко говоря.

Я перекатился через нее и оказался с другой стороны. Когда я перекатывался через неё, я почувствовал, её тепло, мой член сразу напомнил мне, что она женщина. Я услужливо развязал веревку, которая привязывала её к изголовью кровати:

— Давай, давай, двигайся.

Как бы ей ни было больно, Каприс двигалась быстро.

Я услышал быстрый ровный поток, когда из нее вылилось дерьмо. Я последовал за ней в ванную.

Каприс сидела на унитазе, руки все ещё были связаны спереди. Она уже бывала в такой ситуации раньше, обычно именно тогда ей давали пощечину.

Я подошел и развязал её руки:

— Прости. Мне следовало подумать.

Каприс посмотрела на меня с недоверием, я думаю, она думала, что я собираюсь её ударить? Держу пари, она думала о том, как ей отсюда выбраться. Она сказала мне:

— Послушай, я же говорила тебе, что от меня одни неприятности. Разве ты не видишь? Я никчемный кусок дерьма. Было бы лучше, если бы ты оставил меня на растерзание Винсу.

При первой оценке я мог бы согласиться, но я передумал, никто не является абсолютно бесполезным:

— Я не согласен.

Каприс вытирала свою задницу, когда ответила:

— Что ты знаешь, ты просто ещё один глупый фермер. Если ты будешь умным, ты позволишь мне уйти.

Я не купился на это:

— Держу пари, ты голодна.

Она была вне себя, и я это видел. Она выпалила:

— Разве ты не слышишь? Разве ты не видишь? Посмотри на меня!

— Как насчет яичницы-болтуньи, она довольно вкусная, и это то, что я могу быстро приготовить.

Я знал, что она была голодна, и она думала, что я глупый. Но я не был сутенером, я был фермером, может быть, глупым фермером. Может быть, она видела сотни таких мужчин, как я, мужчин, которые увидев шлюху и думают, что они могут изменить свою жизнь. Она решила, что я гребаный дурак.

Она поморщилась:

— Да, я могла бы съесть немного яиц.

— Тогда пойдем, я приготовлю порцию на скорую 

руку.

Я помог ей пройти на кухню. Каприс села за стол и украдкой оглядела окрестности. Я незаметно наблюдал за ней. Она увидела ноутбук, стационарный телефон, где были двери, где я, вероятно, хранил свои дробовики, другие вещи. Я знал, что она ненавидела своего последнего сутенера Винса, но держу пари, она думала о том, чтобы позвонить этому ублюдку. Она бы сказала ему, что была у этого парня, у которого много ценного дерьма. Да, она и Винс могли бы обчистить меня.

Я начал разбивать яйца, я решил, что приготовлю их восемь штук. Я бросил пару кусочков хлеба в тостер и достал масло и джем. Я посмотрел на Каприс. Что за тупая гребаная шлюха:

— Ты все видела? На всякий случай, вон там мой ноутбук, большая часть моего оружия заперта в шкафу. Все дополнительные боеприпасы и запасные ключи от машины тоже там. Кстати, если ты захочешь украсть немного денег, у меня есть сейф в том же шкафу. Я видел, как она покраснела.

Она начала отвечать:

— Я...

Я перебил:

— ... шлюха. Ты думаешь: «Я могла бы позвонить своему старому сутенеру. Он мог бы добраться сюда, и мы могли бы ограбить этого тупого фермера». Ну, ты могла бы Каприс, но где бы ты была потом? Ты бы вернулась в Центральную Пенсильванию и тебя бы трахали в задницу, пока Винс не решил бы надеть тебе на голову ещё один пластиковый пакет и прикончить тебя. Ты этого хочешь?

Она пробормотала, заикаясь:

— Нет... я... нет.

— Нет, что, ты хочешь: оставаться глупой сучьей шлюхой, пока кто-нибудь не расколет твою голову тисками.

Я помешал яйца в сковороде:

— Каприс, я лучшее, блядь, что с тобой случилось. О черт, я знаю, о чем ты думаешь, это мистер тупой фермер, герой, который спасет меня, сделает меня честной женщиной,  — я начал раскладывать яйца по двум тарелкам, я положил первые два кусочка тоста на тарелку и подвинул тарелку к ней — ешь свои гребаные яйца, затем я хочу тебе кое-что показать.

Каприс взяла нож, намазала маслом кусочек тоста и, взяв вилку, принялась за яичницу.

Я откусил несколько кусочков своей яичницы. Я наблюдал за ней, пока она ела. Я должен был что-то сказать:

— Посмотри на себя.

— Что?  — не поняла она.

— Ты ешь яйца вилкой.

— И что?

— Ты когда-нибудь смотрела на других людей? Держу пари, ты используешь вилку для всего. Видишь, как ты намазала свой хлеб маслом? Один маленький штрих. Большинство людей, глупых людей, воспользовались бы ложкой, они бы намазали тонну масла на хлеб, но не ты. Я наблюдал. Да, ты шлюха, но где-то там, в прошлом, ты имела кое-какое воспитание. Может быть, когда-то давно ты была кем-то совершенно другим.

Каприс бросила вилку на тарелку:

— Пошел ты.

Я встал и взял её за запястье:

— Иди за мной.

Я потащил её через комнату к большому настенному зеркалу. Я подтолкнул её к зеркалу и встал позади нее:

— Кого ты видишь?

Она старалась не смотреть, но 

я схватил её за подбородок и заставил посмотреть в зеркало. Я снова спросил её:

— Кого ты, блядь, видишь?

Она не могла отвести взгляд. То, что она увидела, было усталой старой шлюхой:

— Я вижу старую шлюху,  — она снова попыталась повернуть голову.

Я не собирался отпускать её:

— Итак, ещё раз спрашиваю тебя, кого ты видишь?

Она продолжала пытаться смотреть вниз, в сторону:

— Я ничего не вижу. Я никого не вижу.

Я развернул её:

— И когда ты смотришь на меня, ты видишь глупого фермера, верно.

Она просто посмотрела на меня.

— Я не просто глупый фермер, о, я могу быть глупым, и я могу быть фермером, но я живой, я личность, человеческое существо. Я думаю. Я чувствую. Я могу любить, и однажды меня могут даже полюбить,  — я был действительно взвинчен,  — Каприс, ты работаешь шлюхой, но ты гораздо больше, я повернул её к зеркалу,  — Ты прекрасна, Каприс, ты прекрасный человек. Тебя никогда не должны связывать и избивать. Никому и никогда нельзя позволять бить тебя, причинять тебе боль или пытаться убить тебя. Никому и никогда не следует позволять зажимать твою голову в тиски,  — я развернул её обратно,  — Прозрачные пластиковые пакеты предназначены для хранения продуктов питания, они не предназначены для убийства людей. Я отпустил её.

Каприс слегка откинулась назад и посмотрела на меня. Я знаю, о чем она думала, она думала, что этот человек сумасшедший. Она засмеялась:

— Ты почти поймал меня на мгновение,  — она снова засмеялась, но это был искусственный смех, искусственно высокий и натянутый, ты действительно тупой долбанутый фермер.

Тогда я тоже засмеялся:

— Каприс, ты знаешь, что я собираюсь с тобой сделать?

Она испугалась:

— Нет. Что?

Я увидел, как всплыл её страх:

— Сначала я собираюсь исправить ущерб, нанесенный твоим последним героем. Потом, знаешь, что?

Она уже не была так напугана, как минуту назад:

— Что?

Я засмеялся:

— Я собираюсь вылечить твои зубы, убрать уродливые татуировки, хирургическим путем восстановить твою киску и задницу. Прошлой ночью ты обошлась мне в 5 000 долларов. Каприс, когда я закончу с тобой, никто не сможет прикоснуться к тебе меньше чем за миллион.

Теперь она рассмеялась:

— Ты действительно гребаный тупой фермер.

Я знал, что зашел слишком далеко. Пять минут назад я и не собирался ничего делать, но она меня разозлила. Я полагал, что все остальные мужчины в её жизни реагировали на нее насилием, это просто было не в моем характере. Что ж, так оно и было, но не так, как она привыкла. Она заставила меня подумать об Энджи. Я по-королевски испортил ей жизнь, а теперь даже не мог подойти к ней близко. Она даже не подпускала меня к моей собственной дочери. Я посмотрел на шлюху. В чем разница? Я могу себе это позволить, у меня никого не было, только маленькая девочка, которая боялась меня, и больная бывшая жена, которая ненавидела меня.

Что ж, я сказал это, теперь я добавил:

— Я не знаю, кто ты на самом деле, но 

я вижу, что ты тоже не уверена, кто ты такая. Мы выясним это вместе. Что тебе терять, так это пару выбитых зубов и пару геморроидальных узлов.

Она не знала, что сказать. Черт возьми, я действительно напугал её:

— Я убегу.

Я рассмеялся, это был искренний веселый смех:

— Нет, ты этого не сделаешь,  — я протянул руку и снова схватил её за запястья. Я держал их крепко, но не так крепко, чтобы было больно:

— Возвращайся в постель.

Она пыталась сопротивляться, но я был слишком силен, тогда она прорычала:

— Вот когда ты наконец трахнешь меня.

Я потащил её в спальню:

— Этого никогда не случится. Прямо сейчас ты, наверное, кишишь микробами, знаешь, ЗППП и прочим дерьмом. Позже, ну, позже, я, наверное, позволю тебе уйти. Но теперь я собираюсь привязать тебя обратно к кровати, сразу после того, как я снова обработаю твои раны неоспорином.

Я оттащил её назад, уложил, предупредил, чтобы она не двигалась, и использовал Неоспорин. В течение следующих двадцати минут я втирал его, я втирал его хорошенько. Я проверил её задницу и киску. Да, они обе были в полном беспорядке, им определенно нужно было лечение. Потом я привязал её обратно к кровати. Так как я планировал выйти, я привязал её за запястья к концам изголовья кровати.

Я отступил назад и осмотрел дело своих рук:

— Ты очень хорошо выглядишь с такими раскинутыми руками.

Она лежала там, раскинувшись, как будто была готова к тому, чтобы её трахнули, она уже бывала в таких ситуациях раньше:

— Пошел ты, фермер.

Я ответил:

— Заткнись. И давай определимся с размерами одежды,  — я нашел блокнот и карандаш,  — Я называю одежду, а ты говоришь мне свой размер.

В течение следующих двадцати минут мы перебирали все размеры её одежды, от блузок до платьев, обуви, трусиков и так далее. Потом я посмотрел на часы, было уже позже 10:00 вечера, слишком поздно, чтобы что-то покупать. Я посмотрел на нее и усмехнулся:

— Подожди здесь, я сейчас вернусь.

Я вернулся на кухню. Я знал, что не могу оставлять её связанной днем и ночью, особенно сейчас, когда мне нужно было работать на ферме. Я решил, что с подходящим оборудованием смогу удерживать её ночью, но днем мне понадобится помощь. Я знал, что делать, и схватил телефон и позвонил мистеру Эллису.

Мистер Эд Эллис был уже стариком, но именно его мать положила меня на плиту, когда я был ребенком. У меня всегда были близкие отношения с семьей мистера Эллиса. Черт возьми, они были моей единственной настоящей семьей, кроме тети Мэгги и, может быть, Дэла и Энджи. Мне ответил мистер Эллис:

— Алло, мистер Эллис?

Мистер Эллис ответил со своего конца.

— Да.

— Сэр, это Кайден. Мне бы не помешала некоторая помощь. В течение следующих десяти минут я объяснял мистеру Эллису, что мне нужно. Мы с этим разобрались. Теперь все, что мне нужно было сделать, это найти что-нибудь, чтобы держать Каприс под контролем, пока мы будем 

спать сегодня ночью.

Я надел свою куртку и направилась к двери.

•  •  •

Примерно через полтора часа я вернулся с припасами, необходимыми мне на ту ночь. Я взял несколько цепей и полдюжины маленьких замков. Я вернулся в свою спальню и нашел Каприс прямо там, где я её оставил. Она выглядела усталой и несчастной.

Я вошел и приветливо крикнул:

— Дорогая, я дома!

Она все ещё была крепко привязана к кровати, и выглядела не очень счастливой:

— Я собираюсь поссать в твою гребаную кровать.

Я развязал её веревки и направил в ванную:

— Пожалуйста, позаботься о своих личных потребностях, я выложил зубную щетку, маленький флакончик духов и несколько других мелких предметов, которые могут понадобиться женщине. Я наблюдал, как она снова писала и гадила. Я подождал, пока она почистит зубы, вытрет лицо и попытается поправить прическу. Удовлетворенный тем, что она закончила, я повел её обратно в спальню. Я вывалил цепи и замки на кровать. Протяни руки.

Она начала плакать.

Я проигнорировала слезы, в конце концов, это была шлюха. Она протянула руки, я скрепил её запястья длинной цепью и двумя маленькими замками, я взял длинный конец цепи и прикрепил его к концу изголовья кровати: Вот так,  — я встал и направился к двери.

Она снова заплакала, захныкала:

— Ты не можешь так поступить со мной.

Я повернулся и спросил:

— С кем я это делаю?

Она перестала плакать и посмотрела на меня.

Я увидел замешательство на её лице:

— Я имею в виду, заковал ли я в цепи никчемную старую шлюху или жестоко и несправедливо удерживал достойного человека, у которого есть разум, сердце и душа.

Каприс слышала, что я сказал. Она перевернулась и отвернулась от меня. Она пробормотала в подушку:

— Пошел ты! Пошел ты к черту, трахни свою мать!

Я вышел из главной спальни и прошел немного дальше по коридору в сторону спальни поменьше. «Трахни свою мать»,  — вот что она сказала. Это была хорошо произнесенная фраза дерьма. Я никогда не знал свою мать, только фотографии, которые мои старшие братья иногда неохотно доставали и показывали мне, только гранитное надгробие с именем и парой дат. Моя старшая сестра ближе всех ко мне по возрасту и самая близкая из моих братьев и сестер. Она сказала, что мои старшие братья обожали свою мать и винили меня в её смерти. Эллен, моя старшая сестра, у меня тоже была сводная сестра, которую я почти не знал, сказала, что помнит только длинные темные волосы, которые развевались во все стороны, и она помнила, как её хоронили.

Я вспомнил вторую жену моего отца, женщину, которую ненавидела тетя Мэгги, её звали Мэй. У Мэй были свои дети и дети от моего отца, но она умерла. Мэй баловалась нюхательным табаком и закончила тем, что заболела раком гортани. Эллен сказала, что наш отец избивал свою вторую жену. Она сказала, что мой отец загибал ей пальцы назад, пока не сломал один. Эллен сказала, что однажды братьям Мэй пришлось приехать 

на ферму нашего отца и поговорить с нашим отцом. После этого наш отец перестал так сильно избивать её. Я подумал, что, может быть, именно отсюда и взялась моя злобная жилка — я унаследовал её от своего отца.

Я добрался до спальни поменьше, вошел, завел часы, подошел и опустился на колени у кровати, чтобы помолиться. Каковы были конкретные молитвы, не имело значения, разве все не молились об одном и том же?

Я забрался в постель и подумал о том, что мне следует сделать. Я купил шлюху и сначала не знал, что с ней делать, до сих пор толком не знал, но я был фермером. Может быть, сегодня я посеял одно-два семени в голове этой женщины, я бы узнал, если бы они выросли, она снова стала бы человеком, если нет, что ж, я бы отправил её восвояси. Я снова подумал о старой поговорке: «Вы можете привести лошадь к воде, но вы не можете заставить её пить, но опять же, вы всегда можете добавить немного соли в её овес».

Я снова спустился на край кровати. Я сложил руки вместе и начал по-настоящему молиться. Я молился за Энджи и Эмили. Они имели значение. Я также помолился за шлюху.

•  •  •

На следующее утро я встал рано. Я проскользнул в хозяйскую спальню и увидел, что Каприс все ещё спит. Я подошел и похлопал её по плечу:

— Привет, соня.

Она перевернулась и лениво посмотрела на меня:

— О, это опять ты.

Я улыбнулся, расстегивая замки, которые удерживали её в постели:

— У тебя впереди напряженный день, так что давай встанем и займемся этим.

Она села и попыталась потянуться, рваные раны от избиения Винса все ещё были неприятными, на самом деле они выглядели хуже с тех пор, как начали заживать. Она пристально посмотрела на меня, она была почти уверена, что я не ударю её, но я мог сказать, что у нее все ещё были серьезные сомнения:

— Что мы сегодня делаем? Она сделала небольшое дополнительное ударение на слове мы.

Я широко улыбнулся ей:

— Я знаю кое-кого, у кого нет одежды, поэтому я иду за покупками. Ты собираешься сделать прическу. Кроме того, у меня есть друг, который пробудет с тобой большую часть дня.

— Ты имеешь в виду охранника,  — язвительно спросила она.

— Я не могу оставить тебя сейчас одну, не так ли, и я также не могу оставить тебя связанной на весь день.

— Я могу выйти на улицу?

— Ты управляешь домом.

Она хихикнула:

— Ух ты!

Как раз в этот момент раздался стук в дверь. Я поднял глаза:

— Вот и она.

Я подошел к входной двери и впустил молодую чернокожую женщину. Я подвел её к Каприс:

— Каприс, это Аврора, Аврора, это Каприс.

Каприс улыбнулась и протянула руку:

— Привет.

Аврора взяла её за руку и огляделась:

— Завтрак?

На мне уже было пальто:

— Не для меня.

Каприс кивнула:

— Может быть, кусочек тоста.

Аврора уже была у тостера.

Я хлопнул входной дверью и исчез.

•  •  •

Каприс:

Я решила провести 

утро, валяясь без дела. Что ещё я могла сделать? Я подождала до 10:00 утра и решила принять ещё одну ванну. Я могла бы размокнуть немного, а затем нанести ещё неоспорина. Аврора предупредила меня, чтобы я не намочила волосы. Когда я спросила её, почему бы и нет, она сказала, что кто-то придет позже, чтобы покрасить мне волосы, а всегда лучше красить грязные волосы. Я никогда не слышал этого раньше, но спорить не стала. Я была немного удивлена. После того, как я приняла ванну и вытерлась, Аврора помогла мне с Неоспорином.

Аврора наблюдала и комментировала мои раны:

— У тебя много маленьких порезов. Что случилось?

Я бросила на Аврору, как я надеялась, задумчивый взгляд. Я предположила, что, будучи чернокожей, она, вероятно, многого не знала и, вероятно, никогда нигде не была:

— Наверное, Кайден сказал тебе, что я шлюха.

Авроре говорили, её предупреждали, что такие женщины могут быть хитрыми, но это была её первая настоящая американская шлюха, которую она видела и она ответила:

— Кто-то хорошенько тебя избил. Я была в Голландии. В некоторых местах они выставляют там шлюх через окна. Я не думаю, что кто-то может превзойти тех шлюх.

Я подумала: эта негодяйка побывала в Европе! Я увидела возможность:

— Кайден спас мне жизнь. Они завернули мою голову в пластиковый пакет и душили меня, когда Кайден остановил их.

Аврора взяла руки шлюхи в свои:

— Хорошо, что Кайден был там. Он хороший человек. Он мне нравится, после паузы она добавила: большинству людей здесь нравится Кайден, но он настолько невнимательный, что даже не знает об этом.

Слушай, я хочу сменить постель, и у Кайдена есть кое-какая стирка, которую я должна сделать.

Я почувствовала, что между Авророй и этим фермером было нечто большее, чем дружба:

— Ты спишь с ним, не так ли.

Аврора шла к спальне, но остановилась, и резко повернулась к шлюхе:

— Смотри, ты ступаешь очень близко к довольно глубокой воде. Ты когда-нибудь видела прилив?

Я отрицательно покачал головой.

— Он может утопить тебя за несколько секунд. Есть некоторые места, куда тебе просто не следует ходить.

У меня был свой ответ. Он либо спал с ней, либо мог сделать это в любое время, когда захочет. Этот Кайден мог быть моложе, чем выглядел, может быть, ближе к тридцати, чем к сорока. Авроре на вид было лет двадцать пять, может быть, чуть меньше:

— Сколько лет Кайдену?

— О, Кайден, ему тридцать,  — Аврора остановилась и посмотрела на меня,  — а мне двадцать три, и я только что вышла замуж, но, если бы Кайден хотел меня, он мог бы меня заполучить. Он это знает, и мой муж это знает.

— Что бы сделал твой муж, если бы...

— Он бы убил его. Потом он убил бы меня. Это разобьет ему сердце, но ему придется это сделать.

— Вы тут все о нем высокого мнения.

— Я люблю его. Мой муж и все члены моей семьи очень уважают его. Честно 

говоря, я думаю, что мой муж и мой отец были бы его друзьями, если бы он им позволил.

И, Кайден, ну, он не офей.

— Офей?

— Африканское слово, я думаю. Большинство людей больше им не пользуются, а белые люди не знают, что это значит.

Я был заинтригована:

— Что это значит?

Аврора немного шагнула вперед:

— Ну, есть белые люди и они белые. Кайден — белый человек, но он не ведет себя как белый. Ты знаешь белых людей, которые внешне милы и дружелюбны к людям африканского происхождения, но которые лгут, обманывают или грабят нас при каждом удобном случае.

Я подумала о том, что только что сказала Аврора, она была недалека от истины.

Аврора направилась обратно в спальню:

— Я перестелю кровать и немного постираю. Может быть, позже ты расскажешь мне, каково это — быть шлюхой.

•  •  •

Примерно в середине дня мы вдвоем сели обедать. Аврора приготовила тунца с ломтиками помидора и листьями салата.

Я решила проникнуть в глубины знаний Авроры о моем тюремщике:

— Ты давно знаешь Кайдена?

— Всю свою жизнь,  — ответила Аврора.

— Какой он, я имею в виду, что он за человек?

Аврора ответила:

— Он хороший человек, трудолюбивый, заслуживающий доверия. Он тот, на кого можно положиться. Он помог мне оплатить учебу в колледже.

Он помог тебе с колледжем?

Аврора начала говорить:

— Я знаю, кто ты. Поверь мне, ты не знаешь этого человека, а если бы знала, то был бы счастливее свиньи в грязи.

— Что ты знаешь обо мне?

— Я знаю, что Кайден купил тебя в карточной игре. Ты, скорее всего, попытаешься либо обмануть меня, либо попытаться уговорить меня позволить тебе уйти. Поверь мне, этого не случится. Кайден был частью моей семьи с самого рождения, и ты знаешь, как я отношусь к нему лично.

— Расскажи.

Аврора пошла дальше и рассказала мне, что она знала о рождении Кайдена, неудачном аборте, смерти его матери, его воспитании, о том, как его растили в одиночку пятеро стариков и как он всю свою жизнь оказывал большую помощь её семье. Она объяснила, что это было взаимно, Кайден обеспечивал её семью работой и хорошей оплатой, а поскольку у него не было детей, он помог оплатить расходы на обучение для нее и её брата. Взамен они присматривали за его незамужними тетками, пока его не было, и присматривали за его бывшей женой.

Я спросила Аврору:

— Ты говоришь не как чернокожая.

Аврора ухмыльнулась:

— Я могу, если захочу.

— Ты можешь включать и выключать это?

— Некоторые не могут, но большинство из нас может. Мы не дураки.

— Скажи мне, ты сказала, что у Кайдена была жена?

Как только Каприс спросила о бывшей жене Кайдена, Аврора заткнулась.

— Однажды он был женат, но это не моё дело. Я держусь от этого подальше, и если ты будешь умна, то тоже будешь.

Все, что сказала Аврора, подтвердило моё первоначальное мнение об этом человеке, просто ещё один благодетель, возможно, ещё один фальшивый христианин, готовый оказать благотворительную помощь, если в этом есть 

что-то для него, и в целом легкая мишень, овца, ожидающая стрижки. Я ни на секунду не поверила, что он был лучше любого другого белого человека в своих мыслях о цветных. Да, я его раскусила, сейчас он довольно симпатичный, но через несколько лет он достигнет среднего возраста, потеряет немного волос, у него появится круг лысины прямо посередине, появится много перхоти, а через несколько лет он будет вялым членом, сосущим Виагру и ищущим кого-то вроде меня, чтобы солгать ему и сказать, какой он мужчина. Конечно, он был бы просто ещё одним членом, ожидающим киску.

•  •  •

Кайден:

У меня был очень напряженный день. Сначала я заехал в салон красоты и напомнила Коре о своей просьбе, чтобы кто-нибудь зашел и сделал Каприс стрижку. Потом я зашел к своему другу, который был местным врачом. Его звали Сайлас Дин, и он согласился заехать ко мне и осмотреть травмы Каприс, но в основном для того, чтобы проверить её интимные части тела, чтобы понять, насколько они серьезны. Далее я направился к своему дантисту и назначил Каприс первую встречу. Я поехал в Джорджтаун, штат Делавэр, долго разговаривал с татуировщиком и купил набор для снятия татуировки лазером.

Затем я поехал на пляж в торговый центр Голд-Кост, чтобы заглянуть в несколько наиболее модных бутиков одежды. Я купил несколько пар туфель, пару платьев, юбок, блузок, нейлоновые чулки, трусики, бюстгальтеры, джемперы, жакеты, пижамы и легкий зеленый плащ. Я даже накинул пару светло-коричневых джинсов и пару оксфордских рубашек на пуговицах. На самом деле я указал на то, что мне понравилось, и дал продавцу размеры. Я покупал хорошие вещи, но не переусердствовал. Ей нужна была одежда, с таким же успехом она могла бы быть получше, чем дешевая, но она все равно была шлюхой, она, вероятно, попыталась бы ограбить меня и сбежать. Я усмехнулся на это: Она бы ограбила меня, но, по крайней мере, когда она сбежит, она будет достаточно хорошо одета.

Пока я ходил по магазинам, я думал об Эмили, моя идеальная маленькая девочка, девочка, до которой я не мог дотянуться. Время от времени я задавался вопросом, для кого на самом деле все это дерьмо, неужели эта шлюха стала ребенком моей фантазии, как замена моей дочери, может быть, замена моей бывшей жены, или другой девушки, которую я не мог иметь. Компенсировал ли я то, что должен был сделать давным-давно?

Я только мимоходом упомянул об этом, может быть, я был глупым фермером, каким меня считала Каприс. Я надеялся, что мать Энджи уговорила мою бывшую жену согласиться купить что-нибудь поприличнее вместо того дерьма, которое она обычно носила. Я устал видеть, как она и моя дочь одеты в одежду из Walmart.

•  •  •

Когда я прибыл домой, Каприс искоса посмотрела на пакеты с одеждой, которые я принес в дом. Я думаю, она решила, что я полный придурок, пары простых нарядов было бы более чем достаточно. Я почти 

мог читать её мысли. Бьюсь об заклад, она пришла к выводу, что моё решение купить больше, чем требовалось, было ещё одним доказательством того, что я бредил. Она не была какой-то невинной Золушкой, ожидающей поездки в экипаже на бал, она зашла слишком далеко для этой фантазии. Она знала, кем была: шлюхой, просто ещё одной грязной шлюхой, никчемным куском дерьма, достойным презрения. Держу пари, именно так она и думала. Я подумал, что она, вероятно, права.

Она посмотрела на меня и усмехнулась:

— Ты купил все это дерьмо для меня?

— Да, отнеси вещи обратно в спальню, повесь в шкаф или убери в комод. Посмотри на них, найди что-нибудь, что тебе нравится, и надень это.

Пока Каприс возвращалась в спальню, я поднялся наверх. Наверху было две спальни, но я превратил одну в своего рода кабинет. У меня был компьютер, принтер и несколько картотечных шкафов, заполненных фермерскими записями. Мне казалось, что я довольно хорошо разбираюсь в компьютерах. Я добавил карты памяти, следил за операционными системами, был осторожен с тем, какие программы загружать, избавился от бесчисленного количества запутанных проводов и сделал резервные копии всего в режиме онлайн, а также на картах памяти. Наверное, я все ещё немного отстал в некоторых вещах, я все ещё хранил печатные копии всего.

Я также хранил запасные комплекты ключей от двух моих пикапов, Лексуса и от всей сельскохозяйственной техники. Я хранил все свои финансовые документы в отдельном сейфе, который был привинчен к полу в шкафу.

Я открыл сейф, немного порылся в нем, пока не нашел нужные мне документы. До пасхального воскресенья оставалось всего несколько дней. Эмили брала свои первые уроки верховой езды, это были уроки, за которые я заплатил, но проверил расходы через маму Энджи. Бьюсь об заклад, Энджи иногда задавалась вопросом, где её мама брала деньги на вещи, которые ей удавалось купить.

Бумаги, которые я нашел, включали купчую на маленького коричневого пони и авансовые чеки на оплату расходов по уходу и содержанию животного в течение следующих шести месяцев на ферме мистера Эллиса. Я воспользовался сканером и сделал печатные копии всего, а затем вложил эти документы в большой белый конверт. Я договорился с фермером в одном из округов Вирджинии, чтобы он привел пони и оставил его привязанным к забору переднего двора у мамы Энджи, пока Энджи, её мама и Эмили были в церкви в Пасхальное воскресенье. Я знал, что меня там не будет, чтобы увидеть выражение лица Эмили, поэтому я убедил Дел спрятаться за деревом и сфотографировать Эмили и Энджи, когда они увидят пони. У меня было достаточно хорошее воображение, чтобы понять, что маленькая девочка будет в восторге, но мне все равно хотелось посмотреть несколько фотографий позже.

У меня есть специальное место для хранения таких фотографий. У дяди Митчелла был старый морской сундук. Я храню его в своем кабинете. Все записи и фотографии, которые у меня есть, относящиеся 

к Эмили и Энджи с тех пор, как я вернулся со службы, заперты там. Есть два ключа, один я держу на цепочке для ключей, а другой надежно висит на гвозде в спальне.

Иногда поздно ночью или после того, как случилось что-то особенное, я открываю старый сундук и просматриваю фотографии и документы. Я знаю, что это глупо, но это заставляет меня чувствовать себя ближе к моей дочери, и да, я должен признать, что это заставляет меня чувствовать себя лучше по отношению к Энджи. Я знаю, что она ненавидит меня, но я никогда по-настоящему не переставал заботиться о ней. Конечно, она унижала меня сотней разных способов, но я этого добился. Я знаю, что мы никогда больше не будем вместе, но было время, короткое время, я признаю, когда все было довольно хорошо. Я думаю, что это единственные по-настоящему счастливые воспоминания, которые у меня есть о чем-либо. Это определенно кое-что говорит о том, какой я неудачник.

Я помню, были ночи, когда мы только поженились. Она была такая крошечна. Почти плоская грудь, тонкие бедра, изящная фигура. У нее маленькая грудь, но её ореол красивый, темно-коричневый, а соски торчат при малейшем прикосновении. Раньше мне нравилось покусывать эти крошечные маленькие сиськи.

Ее влагалище было маленьким, тугим, но она никогда не жаловалась, когда я входил в нее. Я старался быть нежным, но знал, что это больно. Она обхватывала меня ногами за талию. Боже, она была великолепна в постели.

Поначалу она без колебаний набрасывалась на меня. Она опускалась передо мной на колени и начинала с губ, просто нежных поцелуев, а потом обхватывала меня ртом. Я был слишком велик для нее, чтобы пройти весь путь, но она пыталась. Позже, так как мне иногда приходилось работать допоздна, это удел фермера, она заподозрила, что я ей изменяю. Я знаю, что до того, как мы поженились, я был хуже дерьма, но потом я старался быть лучше. Я никогда не изменял, но она заподозрила неладное, а потом все пошло наперекосяк.

Честно говоря, оглядываясь назад, я думаю, что я никогда не женился на ней ради секса. Она была таким маленьким фейерверком, всегда счастливой, всегда стремящейся угодить, по крайней мере поначалу. Я не знаю точно, что пошло не так, но, когда это произошло, это действительно произошло. Конечно, я долгое время был плохой новостью, я был злым, но я пытался измениться. Как будто чем больше я менялся, тем больше менялась и она.

Я планировал забрать документы у мамы Энджи сегодня днем. У меня была довольно хорошая идея, что я не увижу Энджи или Эмили, потому что это был один из дней, когда у моей маленькой девочки были уроки танцев. Уроки — это ещё одна вещь, которую я смог устроить для Эмили так, чтобы Энджи не знала, откуда взялись деньги.

•  •  •

Каприс вышла из спальни и спросила:

— Как я выгляжу?

Я ахнул. Шлюха, которую я привел домой на 

днях утром, претерпела почти полную метаморфозу. Все ещё виднелись следы старого синяка под глазом, а на руках и икрах ног виднелись тонкие красные отметины, но юбка и блузка, которые она носила, превратили её из осажденной шлюхи в удивительно красивую женщину. Да,  — подумал я,  — довольно приятное преображение.

Блузка была светло-зеленой. Я выбрал её, потому что подумал, что он может соответствовать цвету её глаз. Я был прав, они идеально подходили друг другу. У блузки были рукава длиной три четверти. Она застегивалась спереди на пуговицы до острого угловатого воротника деловой женщины. Она оставила верхние пуговицы расстегнутыми, и её очень красивые груди настойчиво прижимались к мягкой ткани, обнажая ложбинку ровно настолько, чтобы заставить меня смущенно осознать, что я все ещё мужчина.

Юбка была глубокого темно-зеленого цвета, на самом деле это была шерстяная плиссированная клетчатая юбка. Это было мини, подол был чуть выше её колен. То, как юбка спускалась от её тонкой талии, только усилило моё сексуальное беспокойство.

Парикмахер, которую я нанял, ушла как раз перед моим приходом. Её волосы были перекрашены в то, что, как я надеялся, было её естественным цветом: светло-каштановый с красноватыми бликами. Она подстригла её волосы, но Каприс нашла достаточно, чтобы завязать их в очень красивый конский хвост.

По выражению её лица я видел, что она знала, как потрясающе выглядит. Она улыбнулась, она легкомысленно рассмеялась, затем встала на цыпочки и сделала несколько пируэтов. Каждый пируэт заставлял подол её юбки развеваться наружу, открывая пару темно-зеленых трусиков с оборками.

Я был ошеломлен:

— Каприс, ты прекрасна.

Затем, к моему удивлению, она подбежала ко мне, обняла меня за шею и нежно поцеловала в щеку.

— Тебе нравится,  — спросила она?

Ее руки вокруг моей шеи заставили её груди прижаться ко мне, ещё больше возбудив дремлющего гиганта между моими ногами:

— Очень,  — был мой неловкий ответ. Потом я сказал очень глупую вещь: Мне нужно отнести кое-какие бумаги знакомому. Не хочешь ли прокатиться вместе со мной?

Каприс встала на цыпочки, что делало её чуть выше меня. Она снова поцеловала меня и ответила:  — Я бы с удовольствием.

Просто так я позволил своему члену указывать моему мозгу, что я должен делать. Я не вел себя так глупо с тех пор, как ушел в армию. Да, Каприс была шлюхой, и хорошей, она точно знала, на какие кнопки нажимать.

•  •  •

Мы с Каприс сели в мой новый пикап, дизель GМ НD, и поехали к маме Энджи, как и ожидалось, Энджи отвела маленькую Эмили на занятия танцами. Я оставил Каприс в грузовике, а сам пошел к двери поговорить. Я решил, что у нее не так уж много шансов убежать. Ключи остались у меня, а она все ещё не знала, где находится. Я постучал в дверь и услышал, как бабушка вошла и открыла дверь.

Бабушка выглядела усталой, но на её лице была настороженная улыбка:

— Добрый день, Кайден. Я купила Энджи, Эмили и себе наряды на Пасху,  — она протянула 

мне чеки.

Она не теряла времени даром, я сказал:

— Это здорово. Вот информация, вся на твоё имя, о пони и о том, где его будут держать после воскресенья. Сейчас он у мистера Эллиса. Пони зовут Джонни. Он хороший, нежный и ласковый. Он любит морковь. Я поколебался всего секунду и спросил:

— У тебя были какие-нибудь проблемы с Энджи по поводу того, откуда поступают деньги?

Бабушка ответила:

— Нет, она думает, что это исходит откуда-то ещё. Мы с тобой оба знаем, что, если бы она думала, что это от тебя, она бы отказалась.

— Она все ещё так сильно меня ненавидит? Я понимаю это, но у нас с ней есть ребенок. Даже если Энджи отказывается это признавать, я знаю, что я папа Эмили, и все остальные тоже это знают. Я знаю, что мы, вероятно, никогда больше не будем вместе. Это раньше грызло меня, и до сих пор иногда гложет. Я хотел бы иметь возможность загладить свою вину перед Энджи. Я мог бы быть тем мужем, которого она заслуживает. Наверное, мне не следовало убегать и идти в армию, но в то время я знал, что у меня не хватит мужества справиться с ней, с собой и с фермой. Черт возьми, тогда я был всеобщим объектом для шуток. Говорю тебе, это полный пиздец. Теперь, когда я готов и способен, она этого не сделает.

Бабушка посмотрела на грузовик:

— У тебя есть подружка, Кайден?

— Нет,  — ответил я,  — она просто та, кого я подобрал, в последнее время немного помогал ей.

Бабушка оглянулась. Я видел, что она проверяла время на настенных часах над камином. Бросив ещё один взгляд в сторону грузовика и Каприс, она снова посмотрела на меня:

— Почему бы вам с леди не зайти внутрь на минуту или две? Энджи вернется с Эмили не раньше, чем через пару часов. Я бы хотела познакомиться с девушкой, которая сейчас вместе с тобой. Плюс мы могли бы поговорить о моих опасениях по поводу Энджи.

Она знала, что я захочу услышать все, что она скажет о девушках, но если я позволю Каприс войти, она узнает о шлюхе, и, что ещё хуже, Каприс может узнать обо мне то, чего я бы предпочел, чтобы она никогда не знала. Но какая разница, если Каприс узнает о моем ребенке и бывшей жене, она, вероятно, не собиралась оставаться рядом достаточно долго, чтобы это имело значение. Если уж на то пошло, какое мне было дело, если бабушка узнает об этой шлюхе? Я ответил:

— Конечно. Поставь кофе, пока я позову свою подругу.

Бабушка вернулась, чтобы сварить кофе, а я пошел к грузовику. Вернувшись к грузовику, я предупредил шлюху:

— Старуха пригласила нас войти. Не говори больше, чем нужно.

Я сразу понял, что шлюха, то есть Каприс, была немного удивлена тем, что я, Фермер Джон, собирался позволить ей встретиться с кем-то, кроме наемной прислуги. Бьюсь об заклад, она думала,  

что я глупее, чем она думала изначально. Во всяком случае, она ответила:

— Мне бы этого хотелось.

Я открыл для нее дверь грузовика и помог ей выйти. Я наблюдал за её реакцией. Я думаю, ей вроде как нравилось, когда с ней обращались так, словно она была чем-то большим, чем просто шлюха. Это меня заинтересовало, для меня это было её второй натурой, но для нее это, должно быть, было необычно. Я надеялся, что она поняла, что это джентльменское поведение не было запланировано. Я не пытался заставить её почувствовать благодарность. Я только что сделал дерьмо, хорошее дерьмо. Я уверен, что вел себя с ней как полный дурак.

Я проводил Каприс до входной двери и придержал её для нее, чтобы она могла войти первой. По тому, как она себя вела, я понял, что она не привыкла, чтобы с ней обращались как с леди. Хотя это было то, что должны были делать все мужчины, мне было приятно делать это для кого-то, кто, вероятно, думал, что они этого не заслуживают. На мой взгляд, все женщины имеют право на небольшую вежливость. Я не всегда так себя чувствовал, но я пытался измениться. Честно говоря, я хотел, чтобы она чувствовала, что заслужила это. О, знаю, это глупо, но я этого хотел.

Я повел её на кухню, где бабушка уже расставила три кофейные чашки, три тарелки, несколько ложек и вилок и принесла яблочный пирог.

Бабушка начала разливать кофе:

— Я испекла пирог для Эмили. Это яблочный, её любимый. Я не думаю, что она будет возражать, если мы стащим кусочек или два, прежде чем она вернется домой. Она посмотрела на Каприс: Если ты не любишь кофе, у меня есть домашний лимонад.

Каприс ответила:

— Кофе — это прекрасно.

Мне было уже достаточно семейных дел, поэтому я спросил:

— Скажи мне, миссис Брэдфорд, Брэдфорд — девичья фамилия Энджи. Я редко использовал его, предпочитая пользоваться прежним именем Энджи, хотя её отец заставил Энджи отказаться от него, когда заставил её развестись: Что тебя беспокоит в Энджи, о чем я ещё не знаю?

Миссис Брэдфорд положила ложку сахара в свой кофе и размешала его:

— Ты же знаешь, что она все ещё с этим Бернардом Китом.

Я только кивнул. Краем глаза я наблюдал за Каприс. Клянусь, она, должно быть, была секретаршей или кем-то в этом роде в своей жизни до шлюхи. Она ловила каждое слово.

Бабушка продолжала:

— Он покупал кокаин. Насколько я знаю, Энджи ещё не начала, но я уверен, что у Бернарда есть что-то в рукаве, и я имею в виду нечто большее, чем просто накачать её.

Я слушал, но не думал, что смогу что-то с этим поделать. До сих пор Энджи все ещё была счастлива с Джимом Бимом, но я знал, что если она подсядет на кокаин, то окажется в глубоком дерьме: Черт, если Бернард подсадит её на эту дрянь, он сдаст её глупую маленькую задницу каждому Тому, Дику 

и Гарри отсюда до Милфорда, но я не думаю, что я что-то могу с этим поделать.

Бабушка бросила на меня взгляд:

— Ты недооцениваешь себя. Она тебя не послушает, но полиция послушает.

— Ты хочешь, чтобы я её арестовал?

— Если тебе придется,  — ответила бабушка,  — единственное, о чем заботится Энджи — это Эмили. Если бы она поняла, что может потерять Эмили из-за её поведения, ты мог бы спасти её от нее самой, и ты помог бы своей дочери.

Я слушал миссис Брэдфорд, но наблюдал за Каприс. Она узнавала слишком много, слишком быстро.

Каприс вмешалась:

— Я не знала, что у тебя есть дочь.

Бабушка недоверчиво посмотрела на Каприс, затем посмотрела на меня:

— Она не знает?

У меня не было выбора:

— Ты можешь рассказать ей.

Миссис Брэдфорд откусила кусочек пирога, помешала кофе и начала:

— Кайден женился на моей дочери сразу после окончания средней школы. Она была совершенно невинна.

Пожилая женщина посмотрела на Кайдена с плохо скрываемым гневом:

— Он разрушил её, втянул её в алкоголь, свободный секс, как вы называете это. Он превратил её в маленькую шлюху, на самом деле шлюху без оплаты. Потом он сбежал и бросил её, вернул её отцу, чтобы тот издевался и унижал её, а сам сбежал в армию. Пока его не было, она родила его ребенка,  — она указала на фотографию на стене,  — вот её зовут Эмили. Она — единственное, что они двое сделали правильно.

Она оглянулась на меня:

— Я думаю, этот мудак думал, что она встретит его с распростертыми объятиями, когда он вернется домой, но не Энджи. О, она все ещё любила его, на самом деле она и сейчас все ещё любит, но гнев и ненависть довольно глубоки. Она не подпускает его к дочери, даже отрицает, что она его. Теперь она мечется туда-сюда между мной и этим бездельником Бернардом. Она переезжает к Бернарду, пока он не напьется и не побьет её, а потом возвращается сюда, пока не поправится. Хотя она глупая, я думаю, что Социальные службы за ней следят. Конечно, Кайден платит за все.

Каприс озвучила одну вещь, которую мы все трое заметили:

— Эмили очень похожа на меня, более молодую и красивую.

Вот. Вот почему я не дал ей умереть. Её слова поставили всё на место — в ней я увидел свою дочь.

Но, теперь я ощетинился:

— Она не такая, как ты. Она совсем не похожа на тебя.

Миссис Брэдфорд поняла, что мои отношения с новой женщиной были не такими, как она думала. Там происходило что-то ещё, и это было нездорово. Она решила не обращать на это внимания. Её интересовали её дочь, внучка и то, что я мог сделать, чтобы помочь им. Она пристально посмотрела на меня:

— Кайден, ты мог бы заставить людей оказать на нее давление, увести её от Бернарда, может быть, включить в какую-нибудь программу. Ты мог бы найти ей работу. Я имею в виду работу, где она не была бы рядом с теми 

людьми, с которыми она сейчас.

Каприс знала, что она выглядит точь-в-точь как моя дочь. Даже я заметил сходство между ней и маленькой девочкой на фотографии. Господи, она была рядом со мной всего несколько дней. Держу пари, ей было интересно, не придумал ли я какую-нибудь фантазию, которая заменила бы её девушкой, к которой, по словам этой женщины, я не мог приблизиться? Если бы она думала, что это хотя бы отдаленно похоже на правду, она бы подумала, что это как дар небес. Все, что ей нужно было сделать, это немного подлизаться, просто притвориться моей девушкой понарошку, и она могла бы уйти с целым состоянием. Большинство мужчин все равно жили в глупых сказочных фантазиях, черт возьми, этот человек вручил бы ей то, что было сделано на заказ!

Каприс притворилась раскаявшейся:

— Прости, я не имела в виду, что эта невинная маленькая девочка была чем-то похожа на меня, я просто думала вслух. Она старалась выглядеть искренней, но я мог сказать, что она не думала, что это сработает. Она продолжила: Возможно, тебе все же захочется послушаться миссис Брэдфорд. Если эта женщина, Энджи? Если она подсядет на кокаин, всем будет намного тяжелее.

Я поерзал на стуле. То, что она сказала, заставило меня почувствовать себя неловко. Я знаю, что, должно быть, невольно поморщился:

— Ты согласна с ней?

Ее ответ пришелся прямо мне в живот:

— Да, я бы так и сделала.

Я посмотрел на маму Энджи:

— Спасибо за пирог и кофе, я встал и потянулся за шлюхой, мы пойдем, я улыбнулся миссис Брэдфорд, но это была не честная улыбка, Я подумаю о том, что ты сказала. Я осторожно поднял Каприс на ноги:

— Давай, выдвигаемся.

Каприс поднялась со стула:

— Спасибо за пирог и кофе, миссис Брэдфорд, надеюсь когда-нибудь снова вас увидеть.

•  •  •

Я выехал на прибрежное шоссе. Это было не потому, что я чувствовал себя особенно щедрым, но я заметил, что у Каприс не было ни одного украшения, даже наручных часов. Каприс сидела рядом со мной, ничего не говоря. Я был рад этому. Я был зол на себя за то, что пригласил её со мной в поездку, а потом ещё больше разозлился за то, что позволил ей войти после того, как мама Энджи предложила.

Наконец Каприс пришлось кое-что заметить:

— Это не похоже на то, что мы едем к тебе домой.

Я не отрывал глаз от дороги:

— Нет, это не так.

Она ответила:

— Что, здесь ты хочешь избавляешься от меня?

Я ответил:

— Нет, но, если ты хочешь уйти, ты можешь уйти.

— Я в порядке,  — сказала она.

— Ну, если ты не уходишь, мы должны купить тебе кое-что. Я не могу сам пойти в церковь и оставить тебя привязанной к кровати, не так ли? Я подумал, что, вероятно, мог бы, но это противоречило бы всей пасхальной теме. Это Пасхальная неделя. В этот четверг вечером будет церковь, а потом будет Пасхальное воскресенье. Тебе понадобится пасхальное платье,  

а у тебя совсем нет украшений.

Шлюха тихо пробормотала:

— Правильно, Чистый четверг.

Я спросил:

— Ты знаешь об этом?

Я видел, что Каприс была удивлена, она сама себя ошеломила, держу пари, что прошли годы с тех пор, как она думала об этом. Она начала водить языком по губам. Ух ты! Все виды дерьма хлынули наружу.

— Тайная вечеря, Гефсиманский сад, Петр с мечом, предательство Иуды — все это знают.

Эта шлюха начинала действовать мне на нервы так, как я никак не ожидал. Это была не обычная старая проститутка, где-то её обучали, когда-то у нее была семейная жизнь.

— Каприс, это имя шлюхи. Как твое настоящее имя?

Она уставилась в лобовое стекло:

— Я не помню, Честно говоря, меня так долго звали Каприс...

— Забудь об этом.

Мы добрались до торгового центра Голд-Кост и нашли место для парковки.

— Здесь есть хороший бутик. Там я уже покупал неплохие вещи. Это называется «У Шерри». Ты иди вперед и выбери то, что хочешь на Пасху. Не забудь, что тебе понадобятся туфли, чулки, сумочка и все остальное, ты же знаешь.

Она подозрительно посмотрела на меня:

— Сколько я могу потратить?

Я пожал плечами:

— Просто получи то, что хочешь. Пусть продавцы упакуют это в коробки, и я заплачу за всё, когда доберусь туда.

— Ты не хочешь сначала взглянуть на это?

Я подумал об этом секунду:

— Может быть, тебе стоит купить два наряда: один на четверг, а другой на воскресенье. Что касается того, что я посмотрю, что ты купишь, мы вместе пойдем в церковь. Тогда я посмотрю, что ты купила.

Застигнутая немного врасплох шлюха спросила:

— Где ты будешь?

— Я иду к Кей. Я же говорил тебе, тебе нужны украшения.

Я видел, что она не знала, что и думать. Держу пари, у нее было много клиентов. Я надеялся, что никто не вел себя так, как я. Я уверен, что это было неправдой. Бьюсь об заклад, когда она была молода, были старики, которые покупали ей драгоценности, но я вроде как думал, что они, вероятно, всегда выставляли это напоказ. Конечно, они всегда ожидали расплаты. Только не я! О, я имел в виду расплату, но не то, о чем она думала. Я просто собирался сходить за кое-какими вещами и принести все это обратно, как будто покупал дюжину яиц. Мне пришло в голову, что, может быть, я просто был немного не в себе, когда дело дошло до нее. С чего бы это? Она была просто старой шлюхой. Ну, она была не такой уж старой. Конечно, она была немного похожа на Эмили, но кроме этого она ничего для меня не значила.

Она ответила мне:

— Хорошо, я буду в бутике, о котором ты упомянул.

Оставив её у входа в торговый центр, я почти ожидал, что она просто исчезнет. Я пошел дальше, к ювелиру. Что бы я ни купил, это не имело бы значения. Если бы она убежала, я мог бы вернуть всё обратно, если 

бы она этого не сделала, тогда ей было бы что надеть.

Я вошел к Кей, и почти сразу меня встретила приятная дама средних лет, темноволосая, в очках, она была немного полновата, но в целом её внешность была приятной. Я не торговался. У меня появилась пара гранатовых сережек и ожерелье в тон. Я также взял набор маленьких сережек-обручей и простое золотое ожерелье с изображением песочного доллара. Я не помнил точно, что должен был означать Песочный доллар, но я знал, что это как-то связано с Христом. Я подумал, что хотел бы выяснить, как много ещё может знать эта шлюха. Я также купил ей недорогие наручные часы, просто маленькая золотая вещица с кожаным ремешком, скорее функциональная, чем декоративная. Я обошёл прилавок и заметил привлекательное кольцо с жемчугом. Я тоже купил его. По правде говоря, я никогда раньше не покупал женских украшений, и не знал точно, что делаю.

Я подумал об Энджи. Я должен был купить ей какое-нибудь дерьмо ещё тогда, когда мы были женаты. Я знал, почему я никогда этого не делал. Тогда я был другим.

Ничто из этого не было слишком дорогим, но я подумал, что все это выглядит довольно хорошо, и при том, как сложилась моя жизнь, я, вероятно, никогда больше не куплю никаких женских украшений.

Когда я добрался до бутика, я был удивлен, что Каприс не убежала. Она сидела в одном из тех мягких кресел с подушками, которые стояли в подобных местах. У её ног стояла пара пакетов, набитых коробками. Как только я туда добрался, появилась продавщица и протянула мне счет. Учитывая то, что я сказал ей, чтобы она брала, что захочет, он выглядел довольно низким. Я заплатил, взял пакеты, я засунул пакет, который был у меня, в один из её пакетов и вышел из магазина. Я остановился на секунду и попытался как можно вежливее сказать:

— Извини, у меня заняты руки. Я не смогу взять тебя за руку.

Она засмеялась и взяла меня под руку. Я наполовину верю, что её смех был искренним, но со шлюхами трудно сказать наверняка.

Мы вышли из торгового центра, и я спросил её, не голодна ли она. Она сказала, что да, поэтому я предложил ресторан морепродуктов. Она сказала, что слышала об этом, но никогда там не была. Поэтому я отвез её к Филиппу. Здесь, вероятно, лучшие морепродукты в регионе.

Когда мы пришли в ресторан, она спросила меня об Энджи и моей дочери. Я решил, что она все равно знает большую часть истории, поэтому я рассказал ей обо всем остальном. Она почти ничего не говорила, но внимательно слушала. Мне пришлось усомниться в том, что я делаю. Я знал, что она была шлюхой, причем дешевой, и поначалу она определенно играла эту роль. Но теперь она казалась другой. Я задавался вопросом, действительно ли она начала чувствовать себя по-другому, или все это было притворством, просто чтобы 

втянуть меня в себя. В любом случае, я не слишком волновался.

Поев, мы поехали обратно на ферму. Каприс спросила меня, не хочу ли я посмотреть, что она купила. Я сказал ей, что это не имеет значения. Я увидел, что она выглядела немного разочарованной тем, что я не хотел видеть одежду, которую она купила, поэтому я передумал и сказал ей продемонстрировать мне. Она сказала мне, что хочет надеть всё и продемонстрировать для меня. Я согласился, но, думаю, в основном мне казалось, что она просто пыталась придумать способ соблазнить меня. Одно было несомненно, пока она не сдала анализы на ЗППП, я не прикоснусь к ней.

Каприс пошла в большую спальню, чтобы надеть свой первый наряд. Пока она это делала, я проскользнул на кухню и налил себе и ей два больших чая со льдом с лимоном. Я вернулся в гостиную и сел на диван.

Мне не пришлось долго ждать. Она вышла, одетая в то, что, по её словам, хотела бы надеть в Чистый четверг. Честно говоря, я был ошеломлен. Это была юбка и жакет лососевого цвета (теплый розовый оттенок с коралловым подтоном) в комплекте с красивой белой блузкой и подходящими туфлями лососевого цвета на низком каблуке. Она была прекрасна. Она была не просто красива, она выглядела чистой и невинной.

— Я ещё не решила, как мне сделать прическу,  — сказала она. У тебя есть какие-нибудь предложения?

Я просто стоял там, совершенно и совершенно ошеломленный:

— Нет... я... э-э...

— Ты думаешь, может быть, конский хвост? Мои волосы короткие, но их все равно хватит, чтобы сделать маленький.

— Э-э... да... конечно,  — наконец-то я что-то выдавил,  — Господи, Каприс, ты прекрасна!

Она немного грустно улыбнулась:

— Думаю, не так уж плохо для старой шлюхи.

Я не знал, что сказать. Я знал, что она шлюха, никто не знал этого лучше меня, но этот образ просто не подходил женщине, которую я купил. По какой-то причине мне захотелось сказать ей что-нибудь приятное:

— У меня есть идея, Каприс. С этого момента и до конца Пасхи давай притворимся, что ты обычная девушка. Больше никаких разговоров о шлюхах, больше никаких мыслей о том, как ты собираешься украсть мою рубашку, и я не беспокоюсь о том, когда ты будешь в Интернете, отправляя электронное письмо этому парню Винсу, чтобы он пришел и забрал тебя.

Я наблюдал за ней, когда она стала по-настоящему серьезной. Она сказала некоторые вещи, в которые я не был уверен, что могу поверить:

— Я не думала о том, чтобы связаться с Винсом. На самом деле он последний человек, с которым я хочу разговаривать. Я польщена, что ты хочешь обращаться со мной как с обычной девушкой. Я имею в виду, что я не сделала ничего, чтобы заслужить это. Ты так добр ко мне, и я не знаю почему. Я знаю, кто я такая, но я могу притвориться, если хочешь. Да, мне бы хотелось того, что 

ты сказал. Я притворюсь кем-то, кого ты встретил в армии, и я приехала повидаться с тобой. Как это звучит?

Я улыбнулся:

— Это здорово. Но тебе понадобится фамилия.

— Как насчет Фишер? Я могу быть Каприс Фишер.

Я оглядел её, Фишер, звучало как хорошая фамилия.

— Хорошо, до Пасхи ты моя старая подруга, которую я встретил ещё в армии, и тебя зовут Каприс Фишер.

Каприс улыбнулась и сделала ещё один из своих пируэтов:

— Подожди здесь, и я вернусь в своем пасхальном платье.

Я остановил её:

— Нет, мисс Фишер. Сначала у меня есть для тебя кое-что. Подожди минутку!

Я бросился в спальню, схватил пакет с драгоценностями и выбежал обратно. Я чувствовал себя школьником и не знал почему. Сначала я достал часы.

— Протяни запястье.

Каприс протянула руку.

Я открыл коробку с часами, достал их и пристегнул на её запястье:

— Что ты думаешь?

Каприс повернула запястье так и этак:

— Это действительно очень мило, Кайден. Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мужчина покупал мне что-нибудь, не ожидая, что его трахнут или отсосут в ответ. Я не могу вспомнить. Спасибо, я позабочусь об этом и верну сразу после Пасхи.

— Нет,  — сказал я,  — это твое.

Я мог бы сказать, что она знала, что это не особенно дорого, но почему-то я не думал, что её волнует цена, она тихо сказала:

— Спасибо, Кайден.

— Подожди минутку, у меня есть кое-что ещё, что ты можешь надеть в четверг вечером,  — я достал изящные серьги-кольца. Я видел, что у тебя проколоты уши. Я подумал, что это может хорошо смотреться.

Я наблюдал за ней, как она взяла серьги-кольца и просунула их через нижний пирсинг в каждом ухе. Она посмотрела в зеркало:

— Они милые, Кайден.

Я ухмыльнулся. Я почувствовал себя глупо:

— У меня есть кое-что ещё,  — я достала ожерелье с кулоном с песочным долларом,  — Могу я надеть его на тебя?

Каприс повернулась спиной и стала ждать.

Я был неуклюж, но в конце концов надел ожерелье ей на шею, но только после нескольких неудачных попыток:

— Ну вот, что ты думаешь?

Каприс посмотрела в зеркало на ожерелье, а затем на подвеску. Она коснулась Песочного доллара кончиками пальцев и ни с того ни с сего тихо пробормотала:

— Есть прекрасная маленькая легенда, которую я хотела бы рассказать, о рождении и смерти Иисуса, найденная в этой скромной оболочке. Если вы присмотритесь повнимательнее, то увидите, что нашли здесь четыре отверстия от гвоздей и пятое, сделанное римским копьем. На одной стороне пасхальная лилия, её центр — звезда, которая явилась пастухам и повела их издалека. Рождественская пуансеттия, выгравированная на другой стороне, напоминает нам о Его дне рождения, нашем счастливом Рождестве. Теперь откройте центр, и здесь вы выпустите пять ожидающих белых голубей, чтобы распространять Добрую Волю и Мир. Этот простой маленький символ Христос оставил для нас с вами, чтобы помочь нам распространять Его Евангелие на протяжении всей Вечности.

Я слушал, и я был заворожен: Это легенда о Песчаном Долларе.

Каприс подержала кулон 

ещё секунду и отпустила его:

— О, как глупо. Откуда это взялось?

— Ты пересказал все это наизусть. Держу пари, вряд ли кто-нибудь знает это так хорошо. Кто научил тебя этому?

Я видел, что она чувствовала себя неловко, может быть, немного глупо. Она ответила очень мягким голосом, как будто была кем-то другим:

— Я не знаю. Я не могу вспомнить. Это просто вырвалось наружу. Должно быть, я видела или слышала это по телевизору.

Я знал лучше. Она может быть, она и была шлюхой, но где-то там, в её прошлом, была девушка, настоящая девушка. Я попытался поднять ей настроение и усмехнулся:

— О да, конечно. Ты, наверное, слышала это и запомнила из какого-нибудь фильма.

Каприс тоже засмеялась, но это был неловкий и неуклюжий смех:

— Да, я видела это по телевизору.

Я наблюдал, как она быстро переодевается,  — Позволь мне показать тебе моё воскресное платье.

Я хотел улыбнуться, но не смог, стихотворение, которое она прочитала, все ещё звучало в моих ушах:

— Да, покажи мне своё пасхальное платье.

Минуту спустя Каприс вышла в бледно-желтом платье. Это было простое платье-футляр, узкий круглый воротник, короткие рукава, оно доходило ей чуть выше колен. На ней была пара желтых туфель на низком каблуке. Все смотрелось очень стильно и хорошо.

Это было очень консервативное платье и, вероятно, что-то намного менее дорогое, чем она могла бы выбрать. Впервые я подумал о каблуках, обе пары туфель были на низком каблуке. Если бы она выбрала каблуки повыше, то, вероятно, была бы выше меня, когда мы стояли бок о бок. Это было уважение, это меня это немного смутило.

Я снова открыл пакет с драгоценностями и достал гранатовые серьги и подходящее ожерелье:

— Вот, посмотри, как они выглядят.

Каприс взяла гранаты и подержала их в руках. Тихим шепотом она сказала:

— Это мило, Кайден.

Я попытался отнестись к подарку легкомысленно:

— Просто какие-то дурацкие украшения от Джона. Ах да, вот кольцо,  — я протянул ей жемчужное кольцо.

Каприс подняла глаза. Я видел боль в её глазах. Я знал, что на этот раз это не было подделкой. Она сказала очень тихо, но твердо:

— До Пасхи ты не Джон, Кайден. Ты просто парень, действительно хороший парень.

Несмотря ни на что, несмотря на то, что она была шлюхой, возможно, когда-то была шлюхой, несмотря на то, что она не проходила медицинское обследование, я больше всего на свете хотел преодолеть расстояние между ней и мной, сжать её в объятиях, поцеловать в её прекрасные губы, отнести её в спальню и заняться безумной страстной любовью. Я хотел, но не сделал этого.

— Я думаю, тебе следует все убрать. Я схожу за твоими застежками, чтобы ты могла лечь в постель.

Каприс направилась в спальню, но остановилась и повернулась ко мне лицом. Она подняла руки ладонями вверх:

— Кайден, ты бы не возражал, если бы не запирал меня сегодня вечером.

Я запнулся:

— Но я...

Она остановила меня:

— Больше нет, только после Пасхи. Ложись со мной в постель сегодня 

вечером. Никакого секса. Я знаю, что ты чувствуешь... Но просто приди в мою постель, и мы будем спать вместе. Я хочу притвориться... что... Я имею в виду, один раз... ты можешь обнять меня... Я купила пижаму.

Я стоял посреди гостиной и чувствовал себя дураком.

Я хрипло ответил:

— Пойду почищу зубы и надену чистые боксеры.

Это был самый странный гребаный вечер в моей жизни. Я лежал в своей постели с симпатичной женщиной, обняв её руками, она была в хлопчатобумажной пижаме, руки сложены спереди, как в молитве, и вот так мы спали или, по крайней мере, притворялись спящими.

•  •  •

Каприс:

Всю ночь я пролежала без сна. Я лежала тихо. Я была в его объятиях, и впервые с тех пор, как я себя помню, я почувствовала, ну, черт возьми, я почувствовала себя... в безопасности.

Как раз перед тем, как он притворился, что засыпает, он спросил меня:

— Каприс, почему ты выбрала фамилию Фишер?

Я ещё плотнее свернулась калачиком в его объятиях. Я почувствовала, как твердость его мужского достоинства прижалась ко мне. Я не чувствовала себя обязанной предлагать секс. Я не чувствовала себя каким-то зомби. Я не чувствовала себя грязной. Я ответил ему:

— Я не знаю. Я думаю, это просто вырвалось у меня.

Мы лежали там вместе в темноте, в тишине, прижавшись друг к другу. Его тело было теплым рядом с моим

•  •  •

Энджи:

Я вернулась домой как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает большой грузовик Кайдена. Я заметила, что с ним кто-то был. Я проводила Эмили внутрь: «Эмили, беги наверх и поиграй».

Я огляделась и услышала, как моя мама вернулась на кухню. В воздухе дома витал запах моего мужа, я имею в виду безошибочный запах моего бывшего мужа. Кайден всегда был любителем Олд Спайса. Иногда он использовал какое-то производное аромата специй, но его запах всегда был острым, и мне это всегда нравилось.

Я добралась до кухни и увидела, как моя мама ополаскивает несколько чашек и тарелок. На столе стоял яблочный пирог, три ломтика явно были отрезаны:

— Мама, кто был здесь с Кайденом?

Миссис Брэдфорд поставила последнюю чашку в шкаф, сложила и отложила тряпку для мытья посуды:

— Кайден завел себе подругу.

Я бессознательно вздрогнула, волосы на затылке начали подниматься:

— Действительно, кто она?

— Её зовут Каприс, кажется, милая девушка.

Кайден довольно давно вернулся домой из армии. За все это время он даже не взглянул ни на одну женщину, по крайней мере, ни на одну женщину, кроме меня. Все это время он пытался восстановить со мной связь, и я делала все возможное, чтобы сделать его жизнь как можно более трудной.

Мне нравилось наказывать его за то, как он бросил меня, чтобы пойти в армию, за то, как он выбросил меня из своей жизни. Конечно, я помнила, в каком беспорядке я была до того, как он ушел, но к тому времени, как он вернулся, я в значительной степени пришла в себя. Потом, когда он вернулся, я 

снова начала чувствовать злость и неуверенность. До того, как он ушел, я была уверена, что он бегал за мной, позже, после того, как он ушел, я поняла, что он был верен мне.

Видит Бог, я любила его, наверное, до сих пор любила, но я также его ненавидела. Я нуждалась в нем, но каждый раз, когда он оказывался рядом со мной, я сходила с ума. Иногда, когда я видела его, все, что мне хотелось сделать, это подбежать к нему и обнять его. Но я держалась, на меня всегда что-то находило, какая-то потребность злиться, продолжать злиться, и у меня была эта неописуемая потребность поквитаться.

С тех пор как он вернулся, я снова начала совершать неправильные поступки, самоубийственные поступки. Я намеренно держала его подальше от дочери. Я взяла за правило кутить и пить при каждом удобном случае. Я усердно работала, чтобы убедиться, что он знает все, что я делаю. Мы больше не были женаты, но я так и не смирилась с решением моего отца заставить меня развестись с ним, и я старалась вести себя скорее, как чужая жена, а не как свободная духом одинокая женщина, и вплоть до сегодняшнего дня, за исключением того времени, когда Бернард избил меня, это работало именно так, как я хотела.

Это было безумие, как изменилась моя жизнь. Все время, пока Кайдена не было, мой отец заставлял меня держаться подальше от мужчин. Когда мой отец умер, я продолжала избегать их, потом, когда Кайден вернулся домой, я снова начала капризничать. На самом деле я думала, что буду осторожна, я позволяла Бернарду делать все, что угодно. Я выбрала Бернарда, потому что знала, как сильно Кайден ненавидел его, теперь я жалела, что сделала это. Я просто не знаю, что со мной не так. Кайден сводит меня с ума. Иногда, когда я одна, я просто начинаю плакать. Я не знаю, почему я делаю это. Он всегда у меня на уме.

Я послушала маму и испугалась, но изобразила безразличие:

— Как она выглядит?

Мама знала, на какие кнопки нажимать:

— Она красивая, светло-каштановые волосы, зеленые глаза. Миссис Брэдфорд бросила взгляд на плоскую грудь дочери: У нее есть сиськи. Я бы сказал, очень красивые. Да, она стройная женщина.

Я была палкой, тощие ноги, тощая шея и руки, почти без сисек, мышиного цвета волосы. Мужчины никогда не смотрели на меня во второй раз, если я что-то не предлагала. Единственным мужчиной, который обратил на меня внимание, был Кайден. Сначала он был замечательным, потом стал злым, а потом снова стал милым.

После того, как он вернулся из армии, я подумала, что он хочет относиться ко мне так же, как когда мы впервые встретились. Я уже взяла себя в руки. У меня была Эмили, я была хорошей мамой, действительно хорошей мамой. Потом он вернулся. Я знала, что это было, я хотел показать ему. Я снова начала совершать плохие 

поступки. На самом деле я не хотела этого, я просто хотела, чтобы он... Я не знаю, чего я хотела, чтобы он сделал. Я в таком замешательстве.

Я открыла свой мобильный телефон и позвонила Бернарду. Он поднял трубку на другом конце провода:

— Бернард,  — он сделал какой-то комментарий на своем конце,  — Да.

— Приезжай за мной.

Я кладу трубку:

— Я ухожу, мама.

Мама нахмурилась:

— Энджи, завтра Страстной четверг. У Эмили урок танцев. Тебе нужно быть дома со своей дочкой.

Я скорчила гримасу. Мама была права. Мне нужно было оставаться поближе к дому с мамой, по крайней мере, до окончания Пасхи. Я подумала, что мне следует попытаться узнать немного больше о женщине в грузовике Кайдена. Я перезвонила Бернарду и отменила встречу.

•  •  •

Кайден:

Я встал рано утром в четверг. Доктор Сайлас Дин, врач общей практики, местный врач, был у моей двери в 9:00. Он постучал в дверь и стал ждать.

Я открыл и протянул руку:

— Рад тебя видеть.

Сайлас ответил:

— Ты сказал, что у тебя есть для меня пациент?

— Конечно,  — ответил я.  — Пойду разбужу её.

Каприс все ещё мечтательно лежала на своей половине кровати. Секса не было, но она чувствовала присутствие Кайдена рядом с собой всю ночь. Это было жуткое ощущение: лежать в постели, ощущая тепло мужчины, прижатого к ней, и не чувствовать себя обязанной трахнутся с ним. Она откинула одеяло и потянулась. Ущерб, нанесенный Винсом ремнем, все ещё остро ощущался, но теплое пространство рядом с ней, где только что было тело Кайдена, заставило её покраснеть от чего-то, чего она не чувствовала годами. Было ли это довольством, было ли это счастьем? Нет, вряд ли, не для таких людей, как она.

Она лениво подняла глаза, когда я вошел.

— Каприс, доктор здесь.

Она села:

— Я пойду умоюсь.

— Нет,  — ответил я,  — у нас нет времени. Присутствие доктора Дина — это личная услуга, особая услуга.

Она сдвинула ноги в сторону, позволив ступням опуститься на прохладный деревянный пол. Босые ноги на голом дереве, должно быть, это было приятно, потому что я видел её улыбку. Она прикрыла рот рукой и зевнула:

— Дай мне хотя бы причесаться и почистить зубы.

Я оглядел Каприс, когда она села на кровати. Её волосы были короче благодаря вчерашней стрижке. Полноценный ночной сон помог придать её щекам настоящий румянец. Её глаза выглядели яркими и веселыми. Каким-то образом гусиные лапки, которые я заметил вокруг её зеленых глаз прошлой ночью, делали её приятной и привлекательной в ярко-желтых лучах утреннего солнца. Мне понравилось, как солнечные лучи, проникающие в окно, освещали её лицо ореолом, на мгновение я забыл, что она шлюха.

— Я скажу ему, что ты сейчас выйдешь,  — я повернулся и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.

Каприс пошла в ванную, почистила зубы и провела пальцами по своим гораздо более коротким волосам. Новая краска и несколько укороченная прическа заставили её почувствовать себя моложе. Она сорвала пижаму и надела блузку и юбку, которые были на ней 

накануне. Там были лифчики и трусики, но она оставила их в комоде. Она встала, вышла из ванной, разгладила блузку и вошла в гостиную.

Она подошла к тому месту, где я стоял, и положила руку мне на плечо. Она застенчиво прошептала вопрос:

— Я хорошо выгляжу?

Даже когда она это сказала, я мог сказать, что она начала чувствовать себя неловко. Я догадался, что она думала:

— Кем она была, как не потрепанной старой шлюхой? Почему кого-то должно волновать, как она выглядит? С чего бы ей это делать?

Я наклонил голову и ещё раз оглядел её. Я прошептал в ответ:

— Ты великолепна.

Каприс знала, что она шлюха, обычный кусок дерьма, но по какой-то причине я думаю, что мой комплимент был больше, чем просто ободряющим, я думаю, что это заставило её почувствовать, что она чего-то стоит. Она покраснела от моего шепчущего замечания. Это был всего лишь небрежный комментарий, но ей показалось, что она отреагировала так, как будто это была какая-то нежность. По крайней мере, я на это надеялся.

— Док, это Каприс. У нее была полоса неудач. Не мог бы ты быстро проверить её, просто чтобы убедиться, что у неё нет ничего заразного или что ещё не в порядке?

Доктор Дин посмотрел на Каприс и ответил:

— Обычно нужна другая женщина, предпочтительно медсестра, присутствующая при таком осмотре, но Кайден немного рассказал мне о вашей истории. Если вы не возражаете, мисс э-э...

— Фишер, мисс Фишер.

— Хорошо, мисс Фишер, если бы вы сняли блузку и юбку, я бы хотел осмотреть вас.

Каприс расстегнула блузку и повесила её на спинку ближайшего стула. Она расстегнула молнию сбоку юбки, опустила её и шагнула вперед, чтобы она могла присоединиться к блузке. Стояние перед доктором, казалось, не беспокоило её, но вид того, как я наблюдаю, как она раздевается, казалось, вызывал у нее странное беспокойство. По крайней мере, так я думал, это действительно выглядело так. Бьюсь об заклад, она не смогла бы назвать число, сколько раз она стояла перед мужчинами без одежды, но, будучи такой голой в моем присутствии, я мог бы сказать, что она чувствовала себя неловко. Она не хотела быть такой передо мной и перед другим мужчиной. Она бессознательно попыталась прикрыться, она положила одну руку на своё влагалище, а другой прикрыла грудь.

Осознав, что она делает, она опустила руки, но только на секунду. Она снова застенчиво подняла руки и снова обнаружила, что пытается скрыть свою наготу от моих глаз. Она как-то странно посмотрела на меня.

Я с недоумением наблюдал за попытками Каприс справиться со своей ситуацией. У меня было такое чувство, что это не уловка шлюхи, это было настоящее смущение. Я попытался успокоить её:

— Это всего лишь пару минут, Каприс.

Она одарила меня глупой улыбкой.

Доктор Дин обошел вокруг молодой женщины. Он едва прикоснулся к ней, но у него сложилось впечатление о тяжести её порезов и синяков. Доктор Дин был опытен, он видел 

свою долю раненых и подвергшихся насилию женщин:

— Это плохо. Кто-то здорово над тобой поработал, девочка,  — он посмотрел на меня,  — мне придется подать отчёт.

Каприс запаниковала:

— Отчёт? Они будут расследовать!

— Обычно они бы так и сделали, но с заявлением Кайдена и с моей рекомендацией, если вы не хотите подать жалобу, это не должно заходить слишком далеко.

Каприс вздохнула с облегчением:

— У меня нет никаких жалоб.

Сайлас встал у нее за спиной:

— Не могли бы вы наклониться и опустить руки к полу. Могу ли я взглянуть на вашу прямую кишку. Вас это устроит, мисс Фишер?

Она поколебалась, затем повернулась, чтобы я не видел её зад, она кивнула доктору Дину и наклонилась вперед.

Доктор Дин надел пару резиновых перчаток, наклонился вперед и осторожно раздвинул её щеки. Он взял указательный палец правой руки и коснулся самых внешних частей её ануса. Он отступил назад, снял перчатки и подошел к столу:

— У нас есть стерильная бумага или чистое полотенце?

— Как насчет бумажных полотенец,  — спросил я?

— Они подойдут. Просто положи их сюда, на край стола. Доктор указал на конец обеденного стола.

Как только я положил бумажные полотенца на стол, доктор Дин положил палец на край стола и указал:

— Сядьте сюда, пожалуйста, мисс Фишер. Я бы хотел осмотреть вашу вагину.

Каприс подошла к столу. Удивительно, но она посмотрела на меня и сделала жест левой рукой, чтобы я отвернулся.

Я повернулся спиной.

Я услышал её, когда она подпрыгнула так, что оказалась на бумажных полотенцах.

— Откиньтесь назад, пожалуйста,  — проинструктировал доктор.

Я предполагаю, что Каприс, должно быть, откинулась назад так, чтобы её спина была прижата к столешнице, а задняя часть слегка свисала с края.

Я понял, что мог бы мельком увидеть все, если бы посмотрел на окна. Даже повернувшись спиной, я видел все. Доктор надел вторую пару резиновых перчаток и приступил к осмотру её влагалища. Он осторожно потянул её половые губы наружу, а затем назад. Он коротко коснулся её клитора. Он взял два пальца и слегка проник в стенки её влагалища, раздвигая их при этом.

Он отступил назад:

— Хорошо, вы можете одеться.

Пока Каприс снова надевала блузку и юбку, я обернулся.

Доктор Дин сказал мне:

— Учитывая, что её спина выглядит довольно хорошо. Неоспорин, похоже, делает своё дело. Я собираюсь дать тебе ещё один рецепт, который ты также можешь использовать в качестве местного средства на всякий случай. Её прямая кишка серьезно повреждена. Это большая часть недержания, которое, как ты говорил, у нее есть. Её влагалище также подверглось некоторому жестокому обращению. Для каждого из них существуют простые процедуры. Конечно, хирургическая процедура для прямой кишки является обычным явлением. Для её влагалища существует более новая процедура, называемая вагинальным омоложением. Это новее, но женщины начали относиться к этому так, как если бы это была косметическая хирургия. Это не опасно, но есть некоторый дискомфорт. Ни одна из процедур не является чрезмерно дорогой, хотя я не думаю, что вагинальная процедура пока покрывается 

какими-либо страховыми компаниями.

Он посмотрел на Каприс:

— Сколько вам лет: двадцать девять, тридцать?

Она ответила:

— Тридцать.

— Мисс Фишер, я не хочу вас пугать, но, судя по состоянию вашей анатомии, жизнь, которую вы вели, была довольно разрушительной. Я не могу указывать вам, что вы должны делать, но я могу сказать вам, что в ваших интересах было бы найти другой способ заработать деньги,  — он сделал паузу, затем продолжил:  — И последнее, я хотел бы взять немного крови и взять пару образцов у вас изо рта. Я получу результаты анализов где-нибудь на следующей неделе.

Каприс спросила:

— Для чего вам нужен образец слюны?

Доктор лукавил:

— Ну, наряду с кровью я могу проверить наличие ЗППП, но я также могу проверить наличие других вторичных инфекций и ещё одной или двух вещей.

— Каких ещё вещей,  — спросила Каприс?

— Ну, ваш возраст ставит вас на крайний предел какой-либо научной деятельности, но есть отдаленная возможность, если бы ваши родители взяли у вас образец ДНК, когда, скажем, вы пошли в школу, мы могли бы собрать ещё немного вашей истории болезни.

Каприс немедленно отступила:

— Нет, никакой ДНК. Я этого не хочу.

Я шагнул вперед и взял её за плечи руками:

— Все в порядке, никакой ДНК. Мы просто возьмем немного крови, чтобы проверить, ну, ты знаешь, на другие вещи.

Каприс запаниковала, если бы она знала, что как только у них будет кровь, её ДНК легко обнаружится. Сама того не желая, она ответила:

— Просто немного крови, только для венерических заболеваний.

Доктор взял кровь, улыбнулся и сказал:

— Я дам вам результаты через несколько дней. Так же я заполню отчет, и кто-нибудь, вероятно, принесет его позже на подпись. Я ожидаю, что кто-нибудь из полиции штата тоже может оказаться поблизости.

Я проводил доктора до двери, вернулся и сел рядом с Каприс на диван:

— Ты не хочешь принять душ, чтобы я мог втереть ещё немного неоспорина. Потом, может быть, если хочешь, ты могла бы немного полежать.

Она бросила на меня несчастный взгляд, который быстро превратился в подозрительный:

— Что ты собираешься со мной делать?

Я протянул руку и коснулся её шеи, она отпрянула, я не стал продолжать:

— Мы собираемся закончить заживление твоих порезов и синяков. Я приглашаю тебя куда-нибудь сегодня днем, а вечером веду в церковь.

Она перебила:

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Ах это, ну, дантист будет чинить тебе зубы. Мы найдем врача и назначим время для ремонта твоего влагалища и прямой кишки, и я уже купил набор для удаления татуировок. Может быть, мы сделаем маникюр и педикюр. Я не знаю, может быть, просто хороший массаж.

— Не все это, ты понимаешь, что я на самом деле имею в виду?

— Нет, я не понимаю.

— Ты знаешь, когда ты собираешься выставить меня обратно?

— Выставить?

— Ты знаешь, вернуться к работе.

Я, наконец, понял, но решил поиграть в тупого фермера. Она отдалялась от своего образа шлюхи, но что-то спровоцировало её возвращение. Мне нужно было 

отклонить это:

— Это большая ферма. Я ещё не знаю, в чем ты была бы хороша. Может быть, ухаживать за лошадьми...

Она закричала:

— Я имею в виду вернуться на улицу!

Я понизил голос:

— Я знаю, что ты имела в виду, и я сказал тебе, что я не сутенер. Если это то, к чему ты хочешь вернуться, то никто не сможет тебя остановить.

— Так что, если я убегу?..

На этот раз я взял её за руку и не отпустил, когда она попыталась вырваться:

— Сегодня четверг. Мы договорились не говорить об этом до Пасхи. Четыре дня — это большой срок?

— Я убегу!

Я прислонился к спинке дивана. Я обнял её за плечи и притянул к себе. Она пыталась вырваться, но я был слишком силен. Я откинулся назад, и крепко держал, пока она не перестала извиваться. Я продолжал держать её до тех пор, пока не убедился, что она останется неподвижной. Я слегка ослабил хватку:

— Ты пока не можешь уйти. Ты поймешь, когда можно будет уйти, и когда это произойдет, я не буду тебя останавливать.

— Когда это будет?

— Пока не могу сказать, я знаю, что сейчас ты не готова. Но когда я подумаю, что пришло время, и, если ты все ещё полна решимости, ты узнаешь.

Ехидно она спросила:

— О, действительно, как я узнаю.

Я взял её за правую руку и потянул за подбородок, чтобы она посмотрела на меня:

— Ты узнаешь, потому что тогда я куплю тебе твой багаж.

Каприс вырвалась из моих рук:

— Отстань от меня. Я собираюсь принять душ.

Она встала и направилась обратно в спальню.

Думаю, мой ответ не сработал с Каприс. Я пытаюсь сказать ей, что, если она будет настаивать на том, чтобы быть шлюхой, никто не сможет её остановить. Я знаю, она убеждена, что я все ещё просто глупый фермер, но у меня есть свои надежды. Может быть, я глуп. Может быть, я брежу. Может быть, я ищу какого-то искупления, не обязательно для нее, но, может быть, для себя. Мы скоро идём в церковь. Я буду молиться об этом...