Счастливого Рождества, Пэтти

Патрик сидел в своем любимом кресле; в том самом, в котором сиживал последние пять лет. Это был рождественский подарок от его бывшей жены.

Кто дарит в качестве рождественского подарка кресло с откидной спинкой?

Но она хорошо его знала. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что это кресло было бы для него идеальным подарком, даже если бы для кого-то другого этот подарок был глупым. Оно было так удобно, как будто было сделано специально для него. Подстаканники отлично подходили для того, чтобы удерживать всё, что он пил. Динамики по обе стороны подголовника заставляли его ощущать, будто он купается в звуке. И много ночей подряд он засыпал на нём с поднятыми ногами.

Это кресло было единственным, что у него осталось от прошлой жизни. Его дочь жила вместе с ней в доме, из которого его выгнали. Жила вместе с собакой, которую он купил ей в качестве рождественского подарка. Собакой, которую в основном выгуливал, купал и кормил он. Всё, что она сделала, это прижала его к себе.

Он вздохнул. Его первое Рождество в одиночестве. Только он и его кресло.

Зазвонил его сотовый телефон. Когда он увидел, кто ему звонит, на его лице появилось недоуменное выражение. Бросив быстрый взгляд на часы на противоположной стене, он увидел последние минуты самого длинного сочельника, который когда-либо испытывал.

Должен ли он вообще отвечать? Он мог просто позволить звонку... перейти на голосовую почту. Но любопытная мазохистская часть его была привлечена к звонку. Это был тот струп, который невозможно не поковырять.

— Привет, Кендра,  — сказал он, сняв трубку.

— Привет, Пэтти.

В её голосе все ещё звучала та же печаль, что и всегда в последнее время, когда они разговаривали. И все же это было смешано со сладостью, которую он всегда знал.

На мгновение между ними воцарилось молчание. Но оно не была пустым. Оно было наполнено пятнадцатью годами воспоминаний, как счастливых, так и грустных.

Патрик, наконец, прервал его словами:

— Честно говоря, не ожидал услышать тебя в этом году.

— Почему же?  — тихо спросила она.  — Мы обещали всегда быть первыми, кто пожелает друг другу Счастливого Рождества, несмотря ни на что. Ты помнишь?

Он усмехнулся над этим.

— Потому что выполнение обещаний — это твое дело... верно?

— Патрик...

— Ты права. Моя вина. Вода под мостом.

Они снова сделали паузу, давая ей возможность принять его извинения. На этот раз она заговорила первой.

— Тааак... У тебя есть какие-нибудь планы на завтра?

— Не то чтобы. Кроме того чтобы подарить Джесси её подарок, когда ты приведешь её завтра, и поужинать в доме моих родителей. А что насчет тебя?

— На самом деле ничего нет,  — сказала она, хотя они оба знали, что это ложь. Патрик подумал о том, чтобы оставить это без ответа, но ничего не мог с собой поделать.

Эти чертовы струпья.

— Итак, ты ничего не делаешь с... как его зовут?

Она вздохнула. Услышать, как он упомянул её парня, хотя и не назвал его имени, было все 

равно что вылить на нее ведро ледяной воды.

— Ты имеешь в виду Шона?  — спросила она, завершая его тактический бросок в нее.

— Да... Шона.

Он попытался, но не смог скрыть горечь в своем голосе. Просто произнося имя этого придурка, ему требовалась таблетка от изжоги. Патрик не мог не переживать этот момент заново. На самом деле, это было больше, чем мгновение. Прошел целый час. Целый час чтения этих гребаных СМС и подробного описания её двухлетнего романа. Каждое из них вырывало все больше кусков из его сердца. К концу, все что осталось,  — это пустая яма в середине его груди.

Кендра печально вздохнула.

— Ну, если хочешь знать, мы едем в дом его родителей, когда высадим Джесси.

— Как оригинально.

По щеке Кендры скатилась слеза. Патрик, конечно, не мог этого видеть. Не с его стороны телефона. Хотя он, вероятно, не заметил, и если бы она стояла прямо перед ним. Он был занят ощущением собственного сумбура.

Набросившись на него, Кендра выплюнула:

— Не понимаю, почему ты так злишься. В любом случае, тебе все равно. Ведь это ТЫ бросил МЕНЯ, помнишь?

Это лишь заставило его громко рассмеяться. То, как ей всегда удавалось все перевернуть с ног на голову, было её даром. Если бы у нее была сверхсила, то это было бы проецирование своих субъективных переживаний на других людей. И не то астральное проецирование, что на самом деле было бы классной силой. Нет, её была просто старой доброй старомодной проекцией, не берущей на себя ответственность ни за что.

— Что смешного?  — сердито спросила она.  — Почему ты никогда не воспринимаешь меня всерьез?

— Потому что ты полна дерьма, Кендра. Вот почему.

— Я полна дерьма?! Я полна дерьма?!

— Да!  — сказал он, все ещё звуча слегка удивленно.  — Это я бросил ТЕБЯ? На самом деле? Тааак... двухлетний роман не имел к этому никакого отношения? Все те разы, когда ты сидела рядом со мной, смотрела со мной фильмы, но переписка с ним не имела к этому никакого отношения? Эти гребаные трехдневные выходные, на которые ты... кхм... улетела, чтобы позаботиться о твоей больной матери...

— Я ПОНЯЛА!  — крикнула она ему в ухо, прерывая его тираду. Она была права, поступая так, потому что у него было ещё множество боеприпасов.

— Правда, Кендра? Ты действительно поняла?

К этому времени её голоса достигли слезы. Её следующий вдох вышел прерывистым, как будто она боролась с криком.

— Да, я поняла! Я облажалась, Пэтти. Я здорово облажалась. Я была эгоисткой, я принимала тебя как должное, я разрушила нашу семью... Я поняла. Каждое утро я просыпаюсь с дочерью, которая меня ненавидит. Я хожу по дому, который кажется пустым без тебя. И каждый вечер, когда я ложусь, все, о чем я могу думать, это...

— Нет... ты... мать твою... не смеешь!

Как бы Патрик ни старался сохранить хладнокровие, эти стены рушились. Почему он не мог держать себя в руках? Почему она все ещё могла довести его 

до этого состояния?

— Я не смею... что, Пэтти? Сказать правду? Почему? Ты не можешь смириться с правдой?

Она надеялась, что он усмехнется, или хихикнет, или, по крайней мере, оттает. Фильм «Несколько хороших парней» был их любимым. Они обнаружили этот маленький лакомый кусочек на своем первом свидании. Занимались любовью до финальных титров на втором.

Но это его не растопило. Совсем наоборот. Все, что это сделало для Патрика,  — повторило, сколько всего она выбросила ради какого-то придурка, встреченного в Интернете.

Он холодно выстрелил в нее ещё раз:

— Я прекрасно справляюсь с правдой. Это просто отстой, когда мне приходится выискивать её, потому что моя жена только и делает, что лжет мне.

Ой.

Это её сломало. Она больше не могла сдерживать рыдания. У нее вырвался всхлип, а потом еще.

Патрик не мог не чувствовать её. Не сочувствуя ей, он чувствовал её. Даже спустя год разлуки его сердце все ещё билось в том же ритме, что и её. Он мог представить её там, в гостиной, которую они когда-то делили вместе. Прямо сейчас она была в том старом, поношенном халате, который так любила, потому что он был удобным и напоминал ей о матери. Этот халат прикрывал её боксеры и футболку.

Это была ещё одна забавная личная шутка между ними. Всякий раз, когда ему приходилось уезжать из города по работе, она надевала в постель его боксеры. Это был его способ всегда держать «Киску в безопасности».

Держу пари, когда она проводила те выходные с мудаком, на ней не было его боксеров. Вероятно, на нем вообще было мало одежды.

— Мне так жаль, Пэтти,  — сказала она между всхлипываниями.  — Сколько раз я должна это повторить? А? Сколько времени тебе потребуется, чтобы, наконец, простить меня?

Он сказал печально:

— Я прощу, когда наконец, перестану любить тебя, Кендра. Потому что, может быть, тогда боль и пройдет. Может быть, тогда эта гребаная... дыра в моей груди исчезнет. Может быть, я смогу немного поспать, не видя того сообщения, где ты писала, что любишь его. Может быть...

Теперь была очередь Патрика. Его боль больше не могла сдерживаться. Рыдание, более громкое чем её, вырвалось у него. Он поднес руку к глазам, как будто это могло послужить дамбой для слез.

Сердце Кендры болело вместе с ним. Ей хотелось обнять его, поцеловать в лоб и прижать к своей груди, когда его слезы намочат её рубашку.

— Пэтти...

— РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ПЕРЕСТАНЬ МЕНЯ ТАК НАЗЫВАТЬ!  — внезапно взревел он в трубку.

Она заткнулась. Она должна была помнить, что не смогла бы утешить его, поскольку сама причинила ему боль. Это было так отстойно, но так оно и было. Это была их реальность.

— Патрик...  — осторожно сказала она.  — Как долго ты собираешься мучить нас? Разве ты не видишь, что наказываешь не только меня? Ты наказываешь Джесси и мучаешь себя. Я знаю, что ты злишься на меня. Я поняла. Так и должно быть. Но именно поэтому нам нужна консультация по 

вопросам брака. Может быть, если мы...

Прервав её, его голос был странно спокойным, когда он сказал:

— Но... ты с ним, Кендра.

Она мгновенно замолчала.

— Я имею в виду... Ты только что сказала, что едешь знакомиться с его родителями, верно? Это важная веха в любых отношениях. Как долго, после того как мы расстались, ты ждала, пока не побежала к нему? Неделю? Месяц?

Он сделал паузу, и она не стала заполнять тишину, потому что они оба знали, что она поехала к нему следующим вечером. Она высадила Джесси у него, потому что хотела, чтобы он «провел время со своей дочерью». Она даже произнесла какую-то длинную, ханжескую речь, поздравляя себя с тем, что не оказалась одной из тех бессердечных сук, что «удерживают ребенка вдали от своего отца».

Продолжая, он сказал:

— Я тебя не понимаю. Я не могу понять, как после всего, через что мы прошли, ты могла так мало думать о нас... так мало обо мне. Мы были женаты двенадцать лет. У нас обоих есть девятилетняя дочь. Ты была рядом со мной на похоронах моего брата, когда того застрелили при исполнении служебных обязанностей. Ты обнимала меня и плакала вместе со мной. А я был на похоронах твоей матери, когда она, наконец, скончалась от рака. После ВСЕГО ЭТОГО ты не только изменяешь мне, но и бежишь к нему, едва высохли чернила на нашем соглашении о разводе. А теперь ты звонишь мне и говоришь о каком-то семейном консультировании? Да пошла ты, Кендра!

Кендра опять вскрикнула. Этот раз подействовал на Патрика не так, как предыдущий.

Да, Кендра была эгоисткой. Она всегда была такой. Тот факт, что Патрик любил её больше, чем она любила его, не сильно скрывался. Это не значит, что она его не любила, нет, любила. Но динамикой их брака всегда было «счастливая жена равно счастливая жизнь».

Они двое даже не осознавали этого, то есть, до тех пор, пока не стало слишком поздно. Патрика воспитывали так, чтобы он заботился о своей жене больше всех остальных. Он гордился тем, что был «хорошим». Он не изменял своей жене. Он никогда не поднимал на нее руку. Если они спорили, он быстро извинялся, даже если не был неправ. Ведь если он задел её чувства, этого было достаточно.

Было ли это неправильным поведением для мужчины в браке? Нет, каждый мужчина должен относиться к своей жене так, будто она — единственная женщина в мире. Но чего Патрик не смог сделать, так это создать баланс. Он не смог сделать свои желания и чувства приоритетными. Если она чего-то хотела, и это было в пределах разумного и бюджета, она это получала. Чего бы он ни хотел, он всегда уступал. Видеть эту улыбку было достаточной платой за то, от чего он отказывался.

Но когда желания одного человека всегда отодвигаются на второй план, что-то происходит. Это становится нормальным. Это становится как будто так и надо. Если происходит 

что-то иное, оно считается ненормальным и, следовательно, неправильным.

Когда умер его брат, Кендра была рядом с ним. Она была на похоронах, плакала вместе с ним и искренне сочувствовала своему мужу. В конце концов, это то, что делает хорошая жена.

Но он достиг такого уровня депрессии, которого она не могла понять. Особенно когда умерла от рака её собственная мама. Это было отстойно. Она горевала. Она скучала по маме каждый день. Но она передвигала одну ногу перед другой и продолжала двигаться.

Но есть разница между тем, кто умирает медленно, и тем, кого отрывают внезапно. И умереть ради того, что делаешь немногим больше, чем просто свою работу. Его брат был полицейским! Он вытащил женщину из горящей машины и не отходил от нее, пока не убедился, что с ней все в порядке. Он спас мать, которая была избита до полусмерти своим мужем. И вдобавок ко всему, он каждый день подвозил Салли (свою соседку) на работу в своей патрульной машине, потому что её постоянно преследовал какой-то молодой головорез, у которого была слабость к милфе.

И его убили за то, что он остановил парня из-за того, что у того не горел задний фонарь.

Если его брат мог умереть, сделав так много хорошего в этом мире, какие были шансы у него? Он был никем, тем, кто управлял офисом. Самое большое добро, которое он сделал для мира,  — это переработка отходов.

Это потрясло мир Патрика до глубины души. Смерть его брата была больше чем просто смерть брата. Когда он заглянул в этот гроб, он увидел самого себя. Если кто-то из них и должен быть мертв, то это должен быть он, а не герой для стольких людей.

Если кому и требовалось время на кушетке психотерапевта, так это Патрику. Но он отказался от терапии. Он просто барахтался в своей депрессии, беззвучно плача слезами души.

Кендра не понимала. Не смогла. Он не хотел с ней разговаривать.

То, что ему было нужно от нее, было чем-то, чего он даже не осознавал, что ему это нужно. Ему не нужно было, чтобы она вытащила его из этого состояния. Ему не нужно было, чтобы она заставляла его чувствовать себя лучше или предлагала ему волшебное решение, чтобы преодолеть чувство вины за то, что он остался в живых.

Ему просто нужно было, чтобы она была рядом. Он нуждался в том, чтобы она оставалась с ним, даже когда это было невозможно.

Но динамика, которую он построил на ранней стадии, сделала его чувства не столь важными. Он занял место на сиденье за ней. Он был печален, скорбел, подавлен и подумывал о собственной смертности; но делал это слишком долго. Ему нужно было прийти в себя. У него здесь была семья, которая любила его, и одного этого должно быть достаточным, чтобы вывести его из этого состояния.

Но все было не так. Ему нужно было нечто большее, чем это. Нужно было, чтобы его поставили на 

первое место. На этот раз ему нужно было, чтобы все это касалось только его.

Чем больше она расстраивалась, тем больше он отстранялся. Чем больше он отстранялся...

Вы понимаете картину.

А потом появился Шон. Она познакомилась с ним в чате. Нет, это не был какой-то невинный чат, где люди обменивались рецептами и советами для проектов делай сам. Она отправилась на поиски подтверждения того, что она все ещё привлекательна, что на нее стоит посмотреть.

И она это получила.

Конечно, она не собиралась изменять. Просто несколько кокетливых личных СМС. может быть, пара фотографий.

Вау. Ты прекрасна!  — написал он ей сообщение.

Фотография, которую она прислала, была даже не такой лестной. Но он расхваливал её так, словно она расхаживала по взлетно-посадочной полосе в последнем выпуске Viсtоriа's Sесrеt.

С этого момента все пошло своим чередом. Небольшие обстрения. Ещё фотографии. Ещё подтверждения. Затем фотография в бикини.

Срань господня! Я только что кончил в штаны!

Хихиканье. Ещё фотографии, на этот раз немного более откровенные.

Но это было лишь начало. Честно говоря, если бы дело было только в этом, она могла бы свернуть все в любое время.

Но вот эти телефонные звонки зацепили её. Те интимные моменты, что она крала из своего дня, чтобы услышать его голос, его смех, его дыхание...

Он больше не был бездушным флиртом в Сети. Он был настоящим человеком; забавным, чувствительным мужчиной, которому нравилось слушать её. Он всегда заставлял её смеяться. А когда она жаловалась на своего мужа, он всегда был рядом, чтобы выслушать и помочь ей почувствовать себя лучше.

Он поставил её на первое место. Точно так же, как раньше делал Патрик.

Этот последний, трехдневный уик-энд, ложь, чтобы покончить со всей ложью, был последним вздохом её брака. Он знал, что у её матери был рак. Когда Кендре внезапно пришлось навестить её, он предположил худшее. Ощущение боли своей жены (или, по крайней мере, боли, которая должна была быть у неё) заставило его выйти из хандры, пусть даже временно. Он почувствовал, что она нуждается в нем.

Так что, он попытался купить два билета на самолет в последнюю минуту, чтобы встретиться с ней там. Они с Джесси собирались быть рядом с ней в трудную минуту.

Но она сказала ему не делать этого. Она была непреклонна в этом. На самом деле, она сказала самое странное. Она сказала:

— Это то, что мне нужно сделать одной.

Кто хочет пройти через это в одиночку? Кто бы не хотел, чтобы его супруг был там с ним, даже если просто ради моральной поддержки?

Но когда её мама позже умерла, она нуждалась в нем ради этого?

Это было началом его подозрений. Он начал больше обращать внимание на её телефонную активность. То, как это происходило с ней повсюду, включая ванную. То, как она положила телефон лицом вниз. То, как она слегка отворачивала его от него, когда писала. Или как иногда выходила из комнаты, когда звонил телефон.

А потом, однажды, она по ошибке оставила его дома. Любопытствуя,  

он попытался открыть его, но обнаружил, что она сменила пароль с их годовщины. Ранее был её четырехзначный код для большинства ПИН-кодов. Её дебетовые и кредитные карты, её банковская информация, её голосовая почта...

Но больше нет.

А потом, когда она в панике бросилась обратно, чтобы забрать его, громко зазвонили тревожные колокольчики. Выражение её глаз, страх, сами по себе были практически признанием.

Но ему нужны были доказательства. Поэтому он пристально наблюдал за ней, притворяясь, что ничего не замечает. Он наблюдал, пока однажды не увидел, как она отпирает его. Новый код состоял из четырех цифр, которые не совпадали ни с чем, что он знал, поэтому ему приходилось повторять его про себя снова и снова, чтобы запомнить.

Позже он узнает, что это был день рождения Шона.

Патрик посмотрел на часы на стене. Было 12:15. Это было официальное Рождество.

— Ну, уже Рождество, Кендра,  — сказал он, чувствуя себя невероятно опустошенным после столь короткого разговора.

Она шмыгнула носом.

— Да. Думаю, да.

Оба, казалось, не хотели заканчивать разговор. На самом деле это была метафора для всего остального. Вот почему они все ещё были порознь, но ни один из них ещё не подал на развод. Даже с учетом того, что она собиралась сегодня встретиться с родителями Шона, она не могла заставить себя подать заявление.

Часть её, даже если это было притянуто за уши, надеялась на рождественское чудо. Она надеялась, что он скажет ей, что не может жить без нее, и что он возвращается домой к ней. Если бы Патрик сделал это, она бы с радостью вычеркнула Шона из своей жизни.

К сожалению, она не понимала, что именно такой ход мыслей не позволил ей совершить рождественское чудо. Чего она не смогла понять, так это того, что чем больше она отказывалась ставить его на первое место, тем дальше он от нее отдалялся.

Они оказались в тупике.

Патрик все ещё любил свою жену, как бы сильно он ни боролся с этой любовью. Её измена все ещё причиняла боль. Но это не выводило его из строя, как когда-то. Когда-то каждое мгновение бодрствования было поглощено ею и этими СМС. Но в последнее время он обнаружил, что проводит дни, не думая об этом (сегодня — исключение). Скоро пойдут недели.

И потом, она станет просто матерью его ребенка, кем-то, кого он когда-то знал. Это чистилище не будет длиться вечно.

— Счастливого Рождества, Кендра,  — сказал Патрик. И знаете? Он действительно так думал.  — Я надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Она печально вздохнула. Она не получит своего рождественского чуда. Не в этом году. Может быть, в следующем.

— Счастливого Рождества, Патрик.

Она проглотила слова: «Я люблю тебя». Она знала, что он не ответит ей тем же, даже если бы и чувствовал это. Она скучала по этим словам, слетавшим с его губ. Неважно, сколько раз повторял их Шон, это не шло ни в какое сравнение. Патрик был её первой любовью, её лучшим другом, её родственной душой.  

Это была действительно её потеря.

Щелчок окончания вызова заставил Кендру снова сломаться. Что бы только она не отдала, чтобы вернуться в прошлое на пять рождественских праздников назад, к тому времени, когда она подарила ему это кресло.