С Днем отца, Пэтти

В дверь позвонили. Кендра посмотрела на часы, прежде чем вскочить с дивана и быстро подойти, чтобы ответить. Он пришел рано. С другой стороны, это — типичное поведение Патрика. Он всегда приходил раньше всех.

Когда она открыла дверь, у нее чуть не отвисла челюсть от удивления.

— Ух, ты. Привет, Пэтти,  — сказала она, бросив на него быстрый взгляд. Ей пришлось бороться со своим инстинктом, чтобы открыто посмотреть на него. За последние несколько лет она так привыкла видеть унылого, подавленного Патрика, что не ожидала этого... этого парня.

Патрик был элегантно одет, в голубой блейзер поверх белой рубашки на пуговицах. Брюки цвета хаки довольно красиво оттеняли его официально-повседневный образ. Он был аккуратно причесан и чисто выбрит, если не считать подстриженных усов и бороды с проседью. Его волосы, темные с серебристыми прядями, были подстрижены и уложены так, будто он и впрямь ходил в салон, а не быстро подстригался перед зеркалом.

Он выглядел потрясающе. Очень похоже на мужчину, в которого она влюбилась больше десяти лет назад.

— Привет, Кен,  — сказал Патрик с искренней улыбкой на лице. Поглядев за Кендру, чтобы заглянуть в дом, который он раньше делил вместе со своей бывшей женой, он спросил:

— Джесси готова?

Кендра закатила глаза и усмехнулась:

— Нет. Ещё нет. Она прихорашивается уже пару часов, готовясь к твоему... гм... свиданию.

Патрик не мог не рассмеяться над этим. Пожав плечами, он пошутил:

— Ну, она — дочь своей матери.

Кендра рассмеялась и игриво толкнула его в грудь. Именно тогда она почувствовала некоторую твердость под той пуговицей, которую он носил. Это немного удивило её, она не помнила, чтобы его грудь была такой твердой.

Если подумать, его одежда сидела на нем по-другому. Её глаза ещё раз окинули его взглядом, и подтвердили её оценку. Его живот не выпирал над поясом брюк, а плечи казались... шире.

Занимался ли он спортом?

— Итак, я могу войти, или ты планируешь оставить меня стоять здесь, как Свидетеля Иеговы?  — спросил Патрик с веселой улыбкой на лице. Для Кендры это было мгновенным возвращением в настоящее. Она казалась немного сбитой с толку своими ускользающими мыслями, но быстро пришла в себя.

— Э-э-э... да! Конечно, ты можешь войти!  — сказала она со слегка смущенным смешком.  — Тебе здесь всегда рады. Я имею в виду, что ты все ещё выплачиваешь половину ипотеки.

Это должно было быть шуткой. К сожалению, все что оно сделало, это напомнило им об их полуторагодичном разделении. Патрик частично платил за дом, в котором не жил. Кроме того, ему также ещё приходилось платить за свою маленькую квартиру, что находилась примерно в десяти милях отсюда.

Кендра мысленно пнула себя за свою оплошность. После года споров, использования в качестве оружия прошлых страданий и бросания оскорблений словно гранаты, они вдвоем достигли своего рода прекращения огня. Это был не совсем мир, скорее, они были ранеными солдатами, что устали сражаться. Так много крови. Так много потерь. Их соглашение было предварительным, но оба старались избегать тем,  

которые могли вызвать эмоциональный взрыв.

На данный момент на Западном фронте все было спокойно.

Кендра отступила в сторону, пропуская Патрика в дом. Он вошел, проскользнув при этом мимо нее. Именно тогда её нос уловил запах его любимого одеколона «Аспен». Инстинктивно она закрыла глаза и наслаждалась знакомым ароматом.

Ничего не замечая, Патрик прошелся по гостиной. Он огляделся, отмечая то, что было изменено по сравнению с тем, что осталось в его памяти. В основном все было так же, как он помнил. Та же мебель (она сама её выбирала), такие же шторы (те же) и та же расстановка.

Однако было и несколько отличий. Во-первых, появились три хрустальные фигурки животных из выдувного стекла. Одна изображала слона, другая — северного оленя, третя — лошадь, вставшую на дыбы. Они были красивыми и выглядели дорого.

На стене также висела картина, которую Патрик никогда не видел. Она висела над самым большим, наиболее претенциозным дополнением к гостиной: семидесятидюймовым телевизором с изогнутым экраном сверхвысокой четкости.

Патрик с любопытством взял фигурку слона с кофейного столика. Бивни были сделаны либо из золота, либо покрыты позолотой. В любом случае, это было прекрасно.

— Хм. Хорошенькая,  — признательно сказал Патрик.  — Где ты её взяла?

Кендра сразу же напряглась. Она слегка запнулась, словно застигнутая врасплох. Наконец, сказала:

— Это было... э-э-э... из какого-то маленького художественного магазина.

— В самом деле? Где это? Может быть, я хотел бы купить несколько таких для своей квартиры.

Она усмехнулась, но это был тревожный смешок. Выхватив её у него и поставив обратно на стол, она пренебрежительно пробормотала:

— Скорее всего, ты не знаешь. Он немного в стороне от дороги.

Теперь её дискомфорт был заметен. Она не смотрела ему в глаза и убирала волосы с лица за ухо. Кендра делала это всего в двух случаях: когда флиртовала, и когда чего-то избегала.

Именно в этот момент Патрик сложил вместе два и два. Его мысли вернулись к двухлетним СМС, которые он обнаружил, узнав о романе своей жены. Одним из интересов, которые они разделяли, было искусство.

Статуэтки, картина — это были не просто какие-то странные безделушки, которые она купила. Это были подарки... от него. Без сомнения, телевизор-«Кинг-Конг» тоже был подарком. Тот маленький магазинчик «у дороги», где они были куплены, вероятно, был ближе к его дому, так как он жил почти в двух часах езды.

Его бывший дом теперь приобрел другой вид. Куда бы ни падал его взгляд, он видел пятна мочи Шона, помечающие его территорию. Его фактически отстранили от семьи. Единственным доказательством того, что он когда-то здесь жил, были несколько фотографий, на которых он, Кендра и Джесси позировали для семейных фотографий.

Они, вероятно, тоже будут удалены, если пройдет ещё несколько месяцев.

Было немного желчи, которая угрожала подняться из его живота. Патрику стало жарко, он разозлился и почувствовал себя униженным. Его охватило желание наброситься и закричать на свою «жену», но он подавил это желание.

Вместо этого он закрыл глаза. Он вспомнил методы, которым научился у своих терапевтов, чтобы 

контролировать эмоции в такие моменты как этот. Он вспомнил о целях, которые поставил перед собой на 2021 год, и о прогрессе, которого добился. Одной из этих целей была работа над собой, повышение уверенности в себе и самооценки. Он не мог исцелить себя, пока держался за гнев из-за неверности своей жены. Он больше не мог позволить этому иметь над собой власть. Он должен был отпустить это.

То, что делает Кендра, на меня никак не влияет. Я — сам по себе. Я свободен.

Иногда было легко отпустить Кендру. В последние пару недель он почти не думал о ней. Когда-то она была всем, что он видел каждое утро, когда просыпался. Весь день боль не отпускала его, и когда он снова ложился спать, с ним в постель ложились Кендра и Шон.

Но в последнее время образ Кендры не повергал его в уныние. Она была самой далекой от его мыслей, когда он был на занятиях по смешанным единоборствам. На прошлой неделе, когда он ходил в походы и занимался скалолазанием с некоторыми парнями, с которыми познакомился и подружился, Кендра даже не приходила ему в голову. Каждый вечер, перед тем как лечь спать, он делал несколько упражнений на кросс-фитинг, чтобы так устать, что просто засыпать.

Но теперь, в считанные секунды, весь тот прогресс, которого он добился, оказался под угрозой.

Кендра видела, что настроение Патрика испортилось. Она не хотела этого. Она не хотела разрушать предварительный мирный договор, который заключила со своим бывшим мужем. Быстро переключив внимание обратно на их дочь, она сказала:

— Знаешь, Джесси просила меня пойти и купить ей совершенно новое платье, чтобы она могла хорошо выглядеть для тебя.

Как она и предполагала, образ их дочери его успокоил. Его лицо расслабилось. Он понял, что делает Кендра, и приветствовал смену темы. Когда его глаза открылись, и он посмотрел на нее, в них больше не было гнева. Ему даже удалось изобразить на лице легкую улыбку.

— О, правда?  — с довольной улыбкой спросил Патрик.

— О, да! Мы три часа ходили по магазинам, прежде чем нашли то, что ей понравилось. Можно подумать, она собиралась на выпускной бал! По крайней мере, мне не придется усаживать тебя и допрашивать о твоих намерениях в отношении моей дочери.

Патрик усмехнулся.

— Ну, мамочка, я клянусь, что мои намерения в отношении твоей дочери совершенно чисты. Мы собираемся пойти на наше свидание в День отца, поужинать в хорошем ресторане и приятно прогуляться. Я верну её к полуночи и буду обращаться с ней как с настоящей леди!

— Тебе лучше сделать это,  — сказала Кендра, преувеличенно прищурив глаза.  — Если ты этого не сделаешь, я пошлю за тобой её отца. И позвольте мне сказать вам, что он свирепо чрезмерно заботится о своей дочери!

Они оба от души рассмеялись. Кендра почувствовала волну облегчения от того, что они не перешли к скандалу. Она также почувствовала неожиданный прилив зависти. Патрик не водил её на «свидание»,  

с тех пор как умер его брат почти пять лет назад. Ей бы очень хотелось, чтобы он надел блейзер и повел её в ресторан. Вместо этого она наблюдала, как он впадает в депрессию, когда единственное, чего он хотел,  — это есть, спать и играть в видеоигры.

Кендра села на диван и жестом пригласила его присоединиться к ней. Он присел, хотя и на противоположном конце. Оба повернулись лицом друг к другу, их ноги были направлены к середине.

Кендра скрестила свои стройные ноги. Когда она это сделала, подол её сарафана слегка приподнялся над кремовым бедром. Ничего бесстыдного или непристойного, но достаточно, чтобы напомнить Патрику, что жена, которую он решил бросить, все ещё была сногсшибательной.

Он не мог оторвать глаз от этого зрелища. Кендра это заметила. Хотя в её намерения не входило хвастаться, она не была расстроена тем фактом, что он смотрит на нее. Она знала, что все ещё привлекательна. Мужчины все время к ней пристают, даже те, кто почти на десять лет моложе нее. Но за последние несколько лет её муж, казалось, был невосприимчив к её красоте. Он не хотел приглашать её на свидание, он не хотел проводить с ней время и, конечно же, не хотел её трахать. После того как она так долго умоляла его о внимании, она просто привыкла к тому, что Патрик потерял к ней интерес.

Она откинулась на подушку и о-так-небрежно потерла свои длинные, шелковистые ноги вместе. Как сексуальный сверчок. Это действие не только издало соблазнительный поглаживающий звук, но и заставило её подол приподняться ещё немного. Нога в сандалии, которая болталась в воздухе, демонстрировала её педикюр, который она сделала всего два дня назад. Ноги и ступни были двумя скрытыми «фетишами» Патрика, если хотите. Никто, кроме нее, не знал этого о её муже, а она помнила, что он особенно любил их.

Патрику пришлось заставить себя оторвать взгляд, подавляя бурлящую ностальгическую похоть, которая пыталась вырваться наружу.

В отличие от Кендры, во время их разлуки у него не было секса. У него не было такой роскоши как сходить на сторону, к которой можно было прибегнуть, когда чернила высохли на их соглашении о раздельном проживании. В свое время эти «позывы» угрожали его рассудку. Мысли о сексе неизбежно заставляли его думать о своей жене, что заставляло его представлять то, как она занимается сексом.

Гнев? Да. Печаль? Конечно. Возбуждение?

Удивительно, но тоже «да».

Это сбивало с толку. Мысли о том, что она занималась сексом, даже с Шоном, заставили разыграться его воспоминания. Он вспомнил, какой она была в постели. До того как депрессия сильно поразила его, у него и его жены была очень яркая сексуальная жизнь. У Кендры всегда было более высокое либидо чем у него. Именно она познакомила его с авантюрной стороной секса. Так что, представлять её в муках страсти, точно зная, на что она способна, было чертовски возбуждающе.

К его огорчению, он много ночей 

подряд мастурбировал под внутренний фильм, прокручивавшийся в его голове. Впоследствии это лишь разозлило его ещё больше и привело в ещё большую депрессию.

Переломным моментом стал канун Нового года. В ту ночь он был на грани того, чтобы покончить со всем этим. В одной руке он держал бутылку скотча, в другой — острую бритву. За несколько часов до того, как он совершит ошибку, он сидел в своей маленькой гостиной, собираясь с духом, чтобы, наконец, сделать это. Он не хотел видеть 2021 год, не с этой ужасной депрессией, сжимающей его сердце.

Каждый раз, когда он прикладывал острое лезвие к запястью, всплывало лицо его дочери. Он видел, как она смеется, играет, говорит ему, что любит его. Эти образы заставляли его опустить клинок.

Как будто нарочно, в 11:59 звякнул его телефон, говоря об СМС. Подняв его, он увидел, что СМС от Джесси.

С Новым годом, самый лучший папа на свете!

Патрик сломался. Годы слез текли из него. Его брат, его жена, его брак, его дочь — он оплакивал все вместе. Его рыдания были сильными, и он свернулся в позе эмбриона на одиноком ковре в своей гостиной. Он плакал так долго, что заснул со слезами на лице.

На следующее утро он проснулся с сильным похмельем и новой ясностью. Посмотрев на лезвие и осознав, что почти сделал, он увидел, что больше не может делать это в одиночку. Ему нужна была помощь. Ему нужно было поговорить. Ему не требовалось быть островом для самого себя.

Итак, он сделал самую трудную вещь, которую когда-либо делал. Он протянул руку. Он позвонил своей сестре. И, как бы это ни было унизительно, он рассказал ей все.

К её чести, она выслушала. Даже просто говоря, он чувствовал, как с него сваливается тяжесть. Наконец-то выплеснув свои внутренности наружу, он почувствовал себя не таким одиноким.

Они вдвоем проговорили несколько часов. В конце концов, она дала ему номер телефона своего терапевта. Это был тот самый психотерапевт, которым она воспользовалась, чтобы справиться со смертью их брата.

До сих пор 2021 год был для Патрика годом самосовершенствования. Терапия помогла ему разобраться со своими демонами. Вступление в класс ММА помогло ему обрести уверенность в себе. Друзья, которых он приобрел за последние полгода, помогли ему справиться с одиночеством.

Единственное, что он не смог преодолеть,  — это отсутствие секса. Он был «поклонником» нескольких «предприимчивых женщин» онлайн, помогавших ему в те несколько ночей, когда эти естественные побуждения нельзя было подавить, но это было полумерой. Облегчение было временным.

— Итак, Пэтти...  — сказала Кендра, в её голосе было немного легкого флирта, когда она покачала ногой. Его взгляд, устремленный на нее после стольких лет, придал ей уверенности.  — Я не могу припомнить, когда в последний раз видела тебя таким нарядным.

Патрик застенчиво пожал плечами и посмотрел куда угодно, только не на нее.

— Да. Думаю, пожилой мужчина знает, как немного приодеться.

— Ты всегда хорошо одевался,  — комплимент она сделала, не пытаясь скрыть свою признательность 

за его преображение.  — Я бы с удовольствием посмотрела, как ты оделся так же, приглашая на свидание меня.

— Да, ну, я ведь через многое прошел.

— Я помню,  — сказала Кендра, опустив глаза в пол. Кокетливый тон исчез, сменившись грустью.  — Думаю, мы оба прошли через ад.

Прежде чем Патрик смог остановить слова, они вырвались из него.

— Да, но я не изменял.

У Кендры вырвался вздох, когда его колкие слова поразили её. Её глаза заблестели. Она собиралась что-то сказать в ответ, но судьба остановила этот разговор. Их прервали, когда в гостиную величественно вошла Джесси и встала перед родителями.

— Папа, я готова.

— О, Боже мой!  — воскликнул Патрик, глядя на эту красивую девушку. Сразу же исчезли последние несколько напряженных моментов с его женой.  — Посмотри на себя! Я должен сказать, что, без сомнения, ты самая красивая девушка на всей этой планете!

Джесси застенчиво отмахнулась от него, хихикая.

— Спасибо тебе, папочка.

Кендра наблюдала за этим моментом со слезами на глазах. Она должна была признать, что была настроена скептически, когда Патрик впервые предложил пригласить свою дочь на «свидание» на День отца. Это звучало странно. Но чем больше Патрик об этом говорил, тем больше Кендра влюблялась в эту идею. Это была одна из самых приятных вещей, о которых он когда-либо мог подумать.

Джесси получает возможность испытать свое первое «свидание» с мужчиной, который не будет ожидать от неё ничего, кроме удовольствия от её компании. Ей не придется задаваться вопросом, нравится ли она ему, смешно ли она ест, будет ли он ожидать после этого секса. Она увидит, как должно проходить свидание и не влюбится в какого-нибудь ловкача, который говорит все правильные вещи, чтобы попытаться залезть ей в штаны.

Кендре хотелось, чтобы больше отцов выводили своих дочерей на прогулку.

— Идем?  — спросил Патрик, вставая. Джесси кивнула. Так что, Патрик протянул руку, Джесси схватила её, и они вдвоем направились к выходу.

Кендра последовала за ними. Пока они шли, ей вдруг захотелось это сфотографировать. Этот момент был особенным, и было бы такой потерей не сохранить его.

— Подождите! Не уходите пока!  — крикнула она, бросаясь обратно в гостиную, где на кофейном столике лежал её телефон. Вернувшись, она открыла приложение «Камера».

— Улыбнитесь!  — сказала она.

Патрик обнял дочь за плечи и притянул к себе. Её рука обняла его за талию, и она положила голову ему на плечо. Затем они широко улыбнулись в объектив.

И это стало фотографией, которую сделала Кендра.

Несколько мгновений спустя она прислонилась к косяку входной двери и смотрела, как они идут к его машине. Как истинный джентльмен, Патрик открыл пассажирскую дверь, чтобы Джесси могла сесть внутрь. Затем подбежал к водительскому сиденью.

— Веселитесь!  — крикнула она, помахав на прощание. Они вдвоем помахали в ответ, прежде чем машина выехала с подъездной дорожки. Затем они исчезли.

Кендра вздохнула и закрыла дверь. Когда она поднималась по лестнице в свою спальню её охватила печаль.

•  •  •

Примерно двадцать минут спустя Кендра все ещё смотрела на эту фотографию,  

когда зазвонил её телефон. Она увидела, что звонит Шон. Её губы сжались в гримасе, когда она позволила телефону прозвенеть второй раз, затем третий. У нее было наполовину желание не брать его в руки, но, в конце концов, она это сделала.

— В чем дело, Шон?  — спросила она, не скрывая в своем голосе легкого намека на раздражение.

— Я просто звоню, чтобы проверить, как ты. Я уже давно ничего от тебя не слышал. Хотел убедиться, что ты все ещё жива.  — Затем, с кислой сухостью в голосе, добавил:

— По крайней мере, я вижу, что твой телефон все ещё работает.

Закатив глаза, она вздохнула, прежде чем спросить:

— Что случилось с тем, чтобы дать мне побыть одной?

Шон горько фыркнул.

— Я дал тебе две недели, Кендра. Я не звонил, не писал сообщений. Сколько ещё времени тебе нужно провести вдали от меня?

— Я не знаю, но больше, чем пока.

Между ними возникла пауза. Шон задумчиво прикусил губу, борясь с бурлящими внутри него эмоциями. Он не мог избавиться от ощущения, что здесь происходит что-то большее; что-то, в чем Кендра не признавалась.

В воздухе повис один-единственный вопрос. В глубине души они оба знали ответ на этот вопрос, даже если оба и избегали его.

Шон сглотнул и, наконец, спросил:

— Кендра, ты все ещё любишь меня?

Ответ? Печальный вздох. Вот и все. Но большего и не требовалось. Этот вздох говорил о многом.

Было так много всего, что хотел сказать Шон. Ему хотелось кричать, вопить и злиться из-за трех лет, которые он впустую потратил на нее. Эмоциональное потрясение, которое он пережил. Разумный совет, который он проигнорировал от семьи и доверенных друзей, советовавших ему не связываться с замужней женщиной.

Независимо от того, насколько непрочен её брак или как сильно она признается в своей любви к тебе, она никогда не будет полностью твоей, если все ещё наполовину принадлежит ему.

Об этом ему рассказал его дядя. Умом Шон понимал, что должен прислушаться к этим словам, но сердце не соглашалось. Он и Кендра должны быть другими. Они должны быть исключением. Они должны сделать это.

Но вот он здесь, убитый горем и отвергнутый. Должно быть, именно так чувствовал себя её муж. Как бы сильно он ни хотел быть жертвой в этой истории, он ею не был.

— Знаешь что, Кендра? Хрен тебе. Ты можешь быть одной столько, сколько захочешь. Я ухожу.

И с этими словами Шон повесил трубку в последний раз.

Кендра несколько секунд слушала мертвую линию. Половина её хотела перезвонить ему и сказать все то, что он хотел услышать, чтобы заставить его почувствовать себя лучше. Но она знала, что это было бы намного более жестоко, чем позволить ему поверить, что она ничего не чувствует.

Она мягко бросила телефон на матрас рядом с собой. Затем подтянула колени к груди, обняла их и заплакала.

Как её жизнь дошла до такого состояния? Как она попала сюда? Пять лет назад она была счастлива в браке.  

Она жила в скромном, но милом доме со своим мужем и дочерью. Они были финансово стабильны, вели достойную сексуальную жизнь, и были любимы друзьями.

Эти воспоминания противоречили более поздним воспоминаниям; воспоминаниям о том, как она и Шон праздновали её новообретенную свободу от мужа. Ей было трудно встретиться со своим возлюбленным, когда на заднем плане маячило удушающее присутствие Патрика. Секретность заставляла их быть скрытными в своих действиях. Время, когда они могли встретиться лично, было ограничено и разнесено. Их роман должен был цвести в темноте СМС и видеочатов.

Каким бы пугающим ни было то время, оно было также самым горячим, что когда-либо было между ними. Кендра снова почувствовала себя подростком, ускользающим от родителей, чтобы словить запретный момент. Редкость этих интимных встреч делала их бесценными. Недели планирования свидания заставляли их чресла кипеть друг для друга. Когда они, наконец, смогли встретиться... БУМ. Фейерверк. Взрыв. Извержение. Потный, животный, непристойный секс везде, где только возможно. В его машине. В уединенном уголке парка. Она подпрыгивала вверх и вниз на его члене, в то время как они застряли на колесе обозрения, ожидая, пока ремонтная бригада устранит проблему.

Эти бабочки, эти сладкие, заряженные эндорфинами эмоции были почти неотличимы от настоящих. От одной мысли о Шоне Кендра становилась мокрой. Его глаза, его улыбка, то, как двигались его руки, когда он был чем-то взволнован, все это заставляло её мечтать о следующем разе, когда она сможет увидеться с ним лично.

Но она и не подозревала, что Шон был мороженым. Когда Кендра была моложе, она любила мороженое, как и все остальные дети на планете. Она ела бы его каждый день, целый день, если бы разрешила её мама, но между ней и её угощением стояли печальные правила. Правила, такие как сначала съешьте овощи или только две ложечки. Ей часто было неприятно, когда ей отказывали в том, что она действительно любила.

Когда ей удалили миндалины, боль в горле была резкой для ребенка. Однако, когда ей разрешили съесть столько мороженого, сколько она могла впихнуть, это стоило той боли, что ей пришлось вынести.

Или она так думала.

Ей не потребовалось много времени, чтобы устать от вкуса мороженого. Как только она насытилась до предела, запахи её начали соблазнять старые знакомые. Запах жарящихся свиных отбивных. Запах макарон с сыром. И да, даже запах готовящихся овощей.

Это было пыткой. Она получила то, чего так долго жаждала, но цена оказалась больше чем она ожидала. Даже сейчас вкус мороженого напоминает ей о том времени, когда она сидела на диване и смотрела, как её семья ест без нее.

Вот что она чувствовала прямо в тот момент, когда смотрела, как её муж ведет их дочь на «свидание». Это должен был быть семейный ужин из трех человек.

Она увидела своего мужа, сидящим за столом напротив их прекрасной дочери. Она увидела, как Джесси закатила глаза, в тот момент как Патрик не смог произвести на нее впечатление 

одной из своих банальных шуток.

Патрик был королем банальных шуток. В свое время она находила это очаровательным. Потом нашла это раздражающим. Когда он перестал шутить, она пошла искать парня, который мог бы заставить её смеяться и одновременно закатывать глаза.

Кендра вспомнила один День Святого Валентина, когда они вдвоем отправились на ужин. Он купил ей по этому случаю новое платье. Когда она надела его и встала перед зеркалом, то ухмыльнулась. Она поняла, почему он купил его для нее. Хорошо была заметна ложбинка.

Весь вечер он украдкой поглядывал на её сиськи. Однажды она в шутку сказала: «Эй, мои глаза здесь, мистер! »

Это подтолкнуло его к самой банальной, но все же её самой любимой шутке:

— Какие пчелы делают молоко вместо меда?  — спросил он её. Ей даже не пришлось спрашивать о кульминации, потому что он ухмыльнулся, отвечая на свой собственный вопрос: «Неправильные пчелы».

У нее потекли слезы. Сидя на этой кровати, она плакала о себе, о своем браке, о своей дочери и о том, что разрушила любовь двух замечательных парней. Как бы ей хотелось вернуться в прошлое и услышать, как Патрик расскажет ей ещё одну банальную шутку.