Во тьме

Август 2003 г.

"О да. Трахни меня сильнее, Карлос. О боже, мне нравится, как ты заполняешь меня".

Карлос, ободренный моими словами, трахал меня сильнее и быстрее. Я чувствовала, что моя киска уже растянута до предела, как будто Карлос засовывал в нее бутылку с содовой, а не свой восьмидюймовый член. Я перегнулась через диван, раздвинув ноги и упершись руками в стену, когда этот мужчина, с которым я познакомилась всего несколько часов назад, атаковал мою киску своим большим тараном.

Как только я увидела его на танцполе, я сразу поняла, что трахну его до отъезда из Таиланда. Жаль только, что я встретила его в последнюю ночь, а не в первую. Я была там, потому что мой муж должен был провести деловую встречу. Кен заключил сделку ранее в тот же день, а затем босс тайской фирмы, с которой сотрудничала компания моего мужа, мистер Виллапана, пригласил нас на ужин и танцы в одном из престижных районов Чиангмая.

Когда мы приехали за три дня до этого, я была зла на Кена за то, что он настоял, чтобы я поехала с ним. Я планировала провести время, пока Кена не было дома, полностью обнаженной и потной с Джеффом, 22-летним сыном наших соседей, которого я трахала с его 18-летия. Джефф соблазнил меня на следующий день после празднования своего дня рождения, когда я помогала его матери Сандре убираться.

Сандра и ее муж Дейл устроили для Джеффа грандиозную вечеринку с барбекю, после которой их двор был в полной разрухе. Сандру вызвали, чтобы подменить коллегу на час или два, чтобы женщина могла отвести сына к стоматологу. Я сказала Сандре, что останусь и закончу за нее.

Джефф чистил бассейн, пока мы с Сандрой убирали двор. Дейл перетаскивал стулья и столы туда, откуда он их взял, а также возвращал пустые бочонки в винный магазин.

Я пошла в дом со всеми скатертями и полотенцами, которые использовались на вечеринке. Я отнесла их в подвал и загрузила в стиральную машину. Я поставила стирку, повернулась, и вдруг увидела Джеффа, который стоял там в своих мокрых плавках.

"Я закончил чистить бассейн, Дарлин. Не возражаешь, если я брошу свои плавки в стирку вместе с полотенцами?"

Прежде чем я успела возразить, он выскользнул из плавок, и передо мной предстал самый красивый член, который я когда-либо видела. Он был целых девять дюймов и такой же толстый, как банка из-под кока-колы. Кен тоже неплохо сложен, но я была просто в восхищении от члена Джеффа.

"Нравится то, что ты видишь?"

Я покраснела, потому что не понимала, что откровенно пялюсь. "Он чертовски великолепен",  — сказала я, прежде чем смогла остановить себя. Джефф улыбнулся, как акула, а его взгляд остановился на моих торчащих сосках. Они были хорошо видны под белой майкой, в которую я была одета. Я чувствовала, как моя киска стремительно намокает, и вдруг у меня возникла абсурдная мысль, что Джефф — это животное, и он может почуять 

запах моего возбуждения.

«О, похоже, тебе действительно нравится то, что ты видишь. Я знаю, что ты хочешь этого. Ничего страшного, я не кусаюсь.... сильно».

У меня голова шла кругом. Я никогда даже не думала о том, чтобы изменить Кену. У нас с ним у каждого были любовники до свадьбы, но мы оба были абсолютно моногамны с тех пор, как встретились на первом курсе Университета Южной Калифорнии. Все мысли о Кене вылетели у меня из головы, когда я схватила великолепный член Джеффа.

Мои руки, казалось, двигались по собственной воле, когда я гладила его член по всей длине. Я даже не заметила, когда он расстегнул пуговицу на моих джинсовых шортах и стянул их с бедер, сорвав с меня трусики и обнажив при этом мою аккуратно подстриженную киску. Я задыхалась, когда он ввел палец в мою мокрую дырочку и начал трахать меня пальцами. Не успела я опомниться, как он уже задрал мою майку и взял в рот один из моих сосков.

Я издала крик, когда первый оргазм захлестнул меня. Я взвизгнула и чуть не упала, но Джефф подхватил меня и посадил на стиральную машину. Я пыталась протестовать, но вскоре он провел языком по моему клитору, и я снова оказалась на волнах экстаза. Он слегка касался и покусывал мой клитор, казалось, целую вечность. Он приближал меня к очередному оргазму и отступал, переставая играть своим языком.

Наконец он довел меня до того, что я снова начала кончать. На пике моего оргазма он встал и вогнал в меня свой огромный член. Ощущение его члена, растягивающего мою киску, было невероятным. Я никогда не кончала так сильно, как в тот момент, когда он вошел в меня. Пока я каталась на волнах оргазма номер два, он начал медленно и ритмично входить в меня.

В тот день, когда он трахал меня на стиральной машине, я не думала о том, что Дейл или Сандра придут домой и застанут нас, или о том, что скажет Кен. Были только я, Джефф и его член; ничто другое не имело значения.

Когда я кончила в третий раз, Джефф перевернул меня и приставил головку своего члена к моей маленькой коричневой дырочке. Кен всегда хотел трахнуть меня в задницу, но я никогда не позволяла ему. Он ласкал ее пальцами раз или два, но я никогда не позволяла ему идти дальше. Теперь Джефф прижал к моей попке головку самого большого члена, который когда-либо был внутри меня, и я не сомневалась, что позволю ему иметь меня так, как он захочет.

Я почувствовала, как его слюна попала мне прямо между половинками ягодиц и потекла вниз к моей попке. Он использовал головку своего огромного члена, чтобы смочить слюной и большим количеством моих собственных соков всю мою дырочку. Затем он потянулся вперед и пощипал мои соски. Вскоре он снова заставил меня дрожать, и я почувствовала жар от его члена, стоящего 

у моего девственного входа.

Одна из его рук переместилась к моему клитору и начала ласкать его. Мои ноги начали дрожать, а живот вздрагивать, когда меня охватил очередной оргазм. Как раз когда я начала достигать кульминации, Джефф ввел головку своего члена в мою задницу.

Сначала давление было огромным, а затем пришла боль. Казалось, что он разрывает мою маленькую дырочку в клочья. В разгар боли я поняла, что он вошел в мою попку не более чем на дюйм или два. Я уже собиралась сказать ему, чтобы он вытащил его, когда он стал теребить мой клитор, доводя меня до очередного оргазма.

Пока я уплывала по волнам и спускалась вниз, я поняла, что во время моей кульминации он ввел оставшуюся часть своего члена в мою задницу, и это было уже не так больно. Я начала расслаблять мышцы, а он начал вводить и выводить член из моей задницы.

Я не знаю, как долго он трахал мою задницу в тот первый раз, знаю только, что я кончила еще два раза, пока он это делал, а он все еще продолжал. Мы несколько раз меняли позиции и в итоге оказались в миссионерской позе, но его член оставался у меня в попке. После некоторого времени такого траха он вытащил свой твердый член и поднёс к моему лицу.

Я никогда не позволяла мужчине входить в мою задницу, поэтому идея "из попки в рот" была настолько чуждой, что никогда не приходила мне в голову. Теперь я была здесь, голая, как в день моего рождения, соки текли из моей киски, моя задница была широко открыта, а этот парень вводил свой член, заляпанный фекалиями, в мой рот и горло. В мгновение ока я отсасывала у него, как порнозвезда, и через несколько минут была вознаграждена несколькими струями горячей спермы в горло. Хотя он полностью заполнил мой рот, я не пролила ни капли.

Джефф поцеловал меня в макушку, а затем удалился, все еще голый, наверх. Собирая свою одежду, я услышала, как работает душ. Я быстро оделась и пошла на задний двор, убрала последний мусор и вернулась к себе домой.

В течение трех недель я больше не видела Джеффа и поклялась хранить верность Кену. Затем, во время пикника в День труда, я оказалась с членом Джеффа во рту, в то время как Кен стоял в 100 ярдах от меня и готовил гамбургеры.

Осенью и зимой мы с Джеффом виделись каждые несколько недель. Когда наступила весна, я под различными предлогами, находила место, где мы с Джеффом могли бы уединиться и повеселиться.

Вскоре после 19-го дня рождения Джеффа Кен получил повышение, что заставило его чаще бывать в разъездах, давая нам с Джеффом больше возможностей, изучать друг друга. Я никогда не упускала случая иметь этот член во всех своих трех дырочках, поэтому, естественно, я была разочарована, когда Кен настоял на том, чтобы я поехала с ним в Таиланд.

"Семья 

очень важна для мистера Виллапаны, и мое начальство настаивает, чтобы он увидел, что семья важна и для "Эмерсон и сыновья". Мне нужно, чтобы ты поехала со мной, Дарлин".

Я решила, что как бы плохо я себя ни вела, я, по крайней мере, должна оказать ему эту услугу, кроме того, когда еще я смогу посетить Азию? Первые пару дней были скучными и унылыми. Я в основном обедала в одиночестве, пока Кен общался с мистером Виллапной и его людьми, но, наконец, Кен пришел в отель и сказал, чтобы я одевалась, потому что сделка заключена и мы собираемся на вечеринку.

Я редко видела, чтобы Кен хотел сходить куда-нибудь повеселиться, поэтому решила, что воспользуюсь этим в полной мере, и кто знает, может быть, сегодня, он даже сможет вернуть меня назад, отвоевав у Джеффа. Мы пошли и поели в прекрасном ресторане, а затем лимузин мистера Виллапана отвез нас в клуб. Оказалось, что я была единственной женой в группе. Кен объяснил, что другие жены должны были или заботиться о детях, или быть готовыми к работе на следующее утро.

Как только мы вошли в клуб, Кен вернулся к старому скучному Кену, вынуждая меня умолять его потанцевать. Он сказал мне, что если я хочу, то могу пойти и потанцевать, в этом нет ничего плохого. Именно тогда я нашла Карлоса, или, скорее, Карлос нашел меня. Сначала я немного смущалась, когда Карлос прижимался ко мне. Я чувствовала его огромный член через джинсы. Он был не таким большим, как у Джеффа, но тоже приятно радовал.

Кен со своими друзьями, уделяли мне очень мало внимания, поэтому, когда Карлос попросил меня встретиться с ним позже, я не стала возражать. Он сунул мне ключ от номера и название отеля, где он остановился. Я посмотрела, и, к счастью, это был тот же отель, в котором жили мы с Кеном.

Кен уснул ровно через пять минут после того, как мы вернулись в нашу комнату. Тогда я пошла в ванную, чтобы освежить макияж, и выскользнула за дверь, направляясь в номер Карлоса. Ему хватило немного времени, чтобы раздеть меня и вставить свой член мне в рот. Я быстро заставила его кончить, и была слегка разочарована. "Не волнуйся, детка",  — сказал он,  — "Теперь я могу трахать тебя часами".

Я потеряла счет времени, пока Карлос забирал меня на небеса. В какой-то момент я, кажется, потеряла сознание, но он плеснул на меня водой, и продолжал меня трахать. В основном он брал меня сзади, и он знал, что делал. Несколько раз я боялась, что мы сломаем диван, к которому он меня прижимал.

Я посмотрела вниз, вдоль своего тела, чтобы взглянуть на его большой член, и увидела, что вся покрыта потом. Мои груди 3бС покачивались, когда он входил в меня. Думаю, я была на четвертом оргазме, когда Карлос зарычал и крепко прижался, закачивая, как мне показалось, галлон расплавленной горячей спермы глубоко 

в мое тело.

Он рухнул на меня сверху, и мы лежали так несколько минут, наслаждаясь послесвечением потрясающего секса. "Итак,  — сказал Карлос на своем английском с сильным акцентом,  — твой муж когда-нибудь заставлял тебя кончать так же сильно, как я?"

Солнце уже грозилось выглянуть из-за горизонта, когда я прокралась обратно в нашу комнату. Я забралась в кровать и прижалась к Кену. Перед уходом я приняла душ с Карлосом, и мою задницу оттрахали под горячими струями, так что я была свободна от всей спермы, которую в меня закачал Карлос.

Клянусь, мне показалось, что я почувствовала, как кожа Кена покрылась мурашками, когда я прижалась к нему, но я слишком устала, чтобы думать об этом. Наш рейс отправлялся через четыре часа, и, по крайней мере, я смогу выспаться во время полета домой.

Внезапное попадание солнечного света на мое лицо вывело меня из дремоты. Быстрый взгляд на часы показал, что я проспала целых три часа. Кен открыл жалюзи, позволяя яркому дню завершить мою ночь.

"Вставай, Дар. Мы должны быть готовы через двадцать минут".

Обычно Кен будит меня легким поглаживанием по спине, но учитывая нашу явную нехватку времени и тот факт, что его нежные пробуждения обычно заканчивались сексом, возможно сейчас, это была не лучшая идея.

Мы поймали машину до аэропорта и прибыли вовремя, чтобы встретить мистера Виллапану и его жену. Я протянула руку для рукопожатия, но они посмотрели на меня так, как будто это что-то грязное, чего следует избегать. Она посмотрела на меня один раз и повернулась к своему мужу. Я почувствовала себя оскорбленной, но поняла, что не знаю их культуры и обычаев, поэтому быстро успокоилась.

Кен и мистер Виллапана разговаривали, а его жена искоса поглядывала в мою сторону. Они говорили тихо, поэтому я не могла расслышать, о чём они говорят. Наконец мистер Виллапана попрощался с нами, и мы пошли к выходу на посадку. Я пошла в ближайший туалет, чтобы не пришлось писать во время полета в Бангкок.

Кен разговаривал с женщиной у билетной кассы, когда я вернулась к выходу. Он увидел меня и подошел. "Дар, произошла путаница, и я боюсь, что мы не сможем сидеть вместе в самолете до Бангкока. Хотя для международного рейса они уже все исправили".

Я была разочарована, но старалась не показывать этого. Мне было немного не по себе, потому что мне казалось, что Кен чувствует на мне запах Карлоса. Я испытала еще один легкий шок, когда увидела, что Карлос сидит у того же выхода, у которого сидели мы с Кеном. Он поднял голову, увидел меня и, казалось, собирался поприветствовать, но, увидев Кена, быстро отвернулся. Он сидел слева от нас и позади, поэтому я не могла смотреть в его сторону так, чтобы Кен не заметил. Но, я чувствовала, как он смотрит на меня. В своем сознании, охваченном чувством вины, я подумала, может ли Кен тоже чувствовать его жаркий взгляд.

Мы сели в самолет. Кен 

сидел в пяти рядах от входа, а я — в нескольких рядах назад с той же стороны. Когда Карлос вошел в самолет, он прошел мимо, не взглянув на меня. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Я знала, что до Бангкока лететь не менее часа, и намеревалась вздремнуть. Стюардесса дала мне одеяло, так как кондиционер в самолете был установлен на "холод".

Мои глаза были закрыты всего минуту или две, когда я почувствовала, что кто-то устроился на сиденье рядом со мной. Я чуть не вскрикнула, когда почувствовала, как чья-то рука скользнула по моему бедру. Мои глаза распахнулись, и я увидела Карлоса, сидящего рядом со мной.

"Я поменялся местами с той женщиной, чтобы быть рядом с тобой",  — сказал он.

"Мой муж находится прямо здесь",  — шипела я,  — "Что если он увидит тебя?".

"Ну и что? Какое-то правило гласит, что мужчина и женщина не могут сидеть вместе в самолете?"

Примерно в это время стюардессы начали свои объявления о безопасности и демонстрацию ремней безопасности на трех языках. На протяжении всей демонстрации Карлос поглаживал мое бедро. На мне были расклешенные шорты цвета хаки, так что, он мог легко дотянуться до моей киски.

Я продолжала наблюдать за головой Кена, пока самолет отбуксировали и запускали двигатели. Когда мы начали выруливать, Карлос засунул свой большой палец в мою киску. Я чуть не кончила, когда самолет рванул вперед, заставляя палец еще глубже войти в меня. Я потянулась и нащупала его член через джинсы. Я кончила, когда самолет сделал вираж и начал набирать высоту.

Я вытащила член Карлоса из его джинсов и начала усердно дрочить его. Мне так хотелось просто забраться на него и трахаться всю дорогу до Бангкока. Мы играли друг с другом весь полет. Я кончила три раза, и как раз когда мы начали подлетать к Бангкоку, я наклонилась вниз, и позволила ему кончить мне в рот.

Я пошла в туалет самолета, чтобы освежиться и поправить волосы. Я вернулась на свое место как раз в тот момент, когда капитан включил знак "Пристегните ремни".

"Ты доставила мне истинное удовольствие, Дарлин, жаль, что отсюда мы летим в разных направлениях".

"Спасибо, Карлос, ты тоже был великолепен, но я не уверена, что смогу выдержать тебя каждую ночь, хотя, наверное, я бы не отказалась попробовать".

Кен ждал меня у выхода. На самом деле он выглядел более радостным, чем раньше. Возможно, прошел стресс от сделки, или полет расслабил его, а может, его взбодрила перспектива возвращения домой.

"Ты хорошо долетела, дорогая?" — спросил он.

"Да, хорошо. Я вздремнула и теперь чувствую себя намного лучше" — солгала я.

Мы прошли через весь аэропорт в зону международных рейсов. Нам пришлось пройти через более тщательный контроль безопасности, чем раньше. Сурового вида мужчина в военизированной форме забрал мой паспорт, а другой начал обыскивать мою сумочку и ручную кладь.

Мы забрали свои документы и сумки и начали идти к выходу. Я не успел сделать и двадцати шагов, как 

меня похлопали по плечу. Я повернулась, и увидела сурового полицейского и одного из сотрудников военизированной охраны.

"Миссис Дарлин Ингаллс. Вам нужно пройти с нами, пожалуйста".

Кен обернулся: "Что вы хотите от моей жены, сэр?"

"Это ваша жена? Тогда вам тоже нужно пройти с нами".

Они провели нас в охраняемую зону за выходом на посадку. Затем нас повели по длинному коридору. По обе стороны коридора были двери с замками, открывающимися с помощью ключ-карты. Похоже, ни в одной из дверей или комнат за ними не было окон.

Кен всю дорогу разглагольствовал о том, что он американский гражданин, и требовал связаться с нашим посольством. Я была напугана и ничего не говорила. Я все надеялась, что проснусь и пойму, что это был дурной сон.

Меня грубо втолкнули в маленькую комнату с помятым металлическим столом и двумя стульями. На полу и стенах виднелась следы засохшей крови, но стол, однако, был отполирован до зеркального блеска. "Сидите и ждите!" — только и сказал мужчина, захлопывая за мной дверь.

Как только дверь закрылась, я перестала слышать Кена и остальных. Я посмотрела на часы: у нас оставалось чуть больше часа, чтобы все уладить и успеть на самолет домой. Я была уверена, что Кен сможет связаться с нужными людьми, которые вытащат нас из этой неразберихи.

Через час в комнату вошли двое мужчин. Один из них был одет в костюм и галстук и имел интеллигентный вид. Другой был суровым полицейским. Я встала и сказала: "Вы совершили ошибку". Я хотела спросить о своем муже, но полицейский положил руку мне на плечо и сильно сжал. Было очень больно, когда он заставил меня снова сесть на своё место.

Мои глаза были полными от слёз, и я почувствовала, что меня сейчас вырвет. Мужчина в костюме что-то сказал полицейскому по-тайски, но я не смогла его понять. Казалось, он делал ему замечание.

"Вы должны извинить офицера Монтри,  — сказал человек в костюме,  — он иногда может немного переусердствовать. Пожалуйста, расслабьтесь. Мы можем принести вам попить?"

Мне было страшно и больно. Я вытерла слезы из глаз и спросила: "Почему я здесь? Я ничего не сделала. Где Кен?"

"О, мистер Ингаллс в порядке. Мы здесь, чтобы поговорить о вас, миссис Ингаллс".

"Мне нужен адвокат. Мне нужен представитель моего посольства. У меня есть права",  — сказала я.

Он сидел и смотрел на меня не менее пяти минут, а затем встал и вышел из комнаты. Офицер Монтри захлопнул дверь, когда они уходили, и я снова осталась наедине со своими мыслями.

Через час мужчина в костюме снова вошел в комнату в сопровождении трех полицейских. Офицера Монтри с ними не было. "Встаньте, пожалуйста",  — сказал человек в костюме.

Как только я встала, меня схватили за голову и заставили перегнуться через стол. "Боже мой, меня сейчас изнасилуют!" — подумала я. Но изнасилование не входило в их намерения. Мои руки грубо завели за спину и заковали в наручники. Другой полицейский сковал мои ноги, а к кандалам на 

лодыжках прикрепили цепь, затем пристегнули её к наручникам на запястьях, а потом к ошейнику, который надели мне на шею.

Я открыла рот, чтобы протестовать, но в него вставили кляп и закрепили его на моей голове. Затем мне на голову надели черный мешок. Меня насильно вывели из комнаты и снова повели по коридору. Они провели меня через очень шумное место и затолкали в фургон или грузовик.

Я почувствовала, как кто-то прикрепил цепь к моим наручникам и прицепил ее к полу машины. Грузовик качался и трясся по дороге. Несколько раз я чуть не упала, но цепи болезненно препятствовали этому. Я слышала, как по обе стороны от нас двигался транспорт, а другие пассажиры разговаривали на тайском языке.

Я задалась вопросом, был ли Кен тоже в этом фургоне или он все еще в аэропорту, разыскивает меня. Возможно, его убили эти люди, и теперь они собираются увезти меня и использовать в каком-нибудь борделе или еще где-нибудь. "Успокойся, блядь, ты, тупая сука",  — раздался голос моей матери из моего внутреннего разума. Она всегда была "голосом разума", когда я давала волю своему воображению.

Спустя, казалось, несколько часов мы остановились. Цепь, удерживающая меня на месте, была расстегнута, и меня подняли на ноги за цепь ошейника. Меня вытащили из машины, и повели в здание. Мы сделали несколько поворотов и поехали на лифте вниз. Затем меня провели по длинному коридору и ввели в комнату. Меня усадили на стул и приковали к нему. Я слышала, как они ушли и закрыли дверь. Я услышал гудение. Только через несколько минут я поняла, что это обогреватель. На улице должно было быть 100 градусов тепла, и казалось, что в этой комнате так же жарко или ещё жарче.

Мне было жарко, я устала, была голодна и напугана. Я не знаю, сколько я там просидела, но знаю, что прошло по крайней мере два приема пищи. Цепи мешали мне спать, я начинала дремать и задыхалась. Я ничего не могла видеть, даже дно мешка было подоткнуто, чтобы не проникал свет.

Несмотря на то, что в комнате было тихо, как в могиле, я готова поклясться, что слышала, как Кен кричал в агонии. В моей голове возник образ, как его сжигают, или режут эти люди, пытаясь заставить его признаться в том, чего мы не совершали. Чем дольше я сидела, тем отчетливее слышала его боль.

Я уже собиралась закричать, когда дверь открылась. В коридоре послышался смех, но криков не было. Мужчина, стоявший за дверью, казалось, наслаждался беседой с коллегой в коридоре. Я поняла, что крики Кена были плодом моего воображения.

Дверь закрылась, и в комнате снова воцарилась тишина. Затем я услышала, как кто-то движется позади меня. Руки протянулись вниз, развязали капюшон, который я носила, и сняли его с моей головы. Затем они расстегнули кляп и вынули его из моего рта. Мужчина передо мной теперь был одет в костюм, но я увидела 

значок, прикрепленный к внутренней стороне его пиджака. Он положил на стол металлический планшет, как у водителей грузовиков, и сел.

На его лице было выражение любопытства, как будто он никогда раньше не видел рыжеволосых. Он достал несколько листов бумаги из отделения в своем планшете. На одном из листов я увидела свою фотографию, но не могла понять, что там было написано.

Я не понимала, как сильно хочу пить, пока не вытащили кляп. "Можно мне, пожалуйста, воды, сэр?"

Он посмотрел на меня на мгновение, а затем заговорил. "Я могу организовать для вас воды, если вы готовы поговорить со мной, миссис Ингаллс".

Он кивнул кому-то, стоящему позади меня. Передо мной поставили бутылку воды. Я потянулась за ней и поняла, что все еще скована.

"О, вы не сможете дотянуться до нее, пока будете привязаны. Но если вы ответите на несколько вопросов, я могу вас развязать".

Я кивнула. Я понятия не имела, о чем он может спросить, но была готова сделать все, чтобы выбраться из этой ситуации. Я надеялась, что Кен уже позвонил в консульство и помощь уже в пути.

"Миссис Ингаллс, скажите, кто дал вам опиум, на контрабанде которого вы попались?".

В какое-то безумное мгновение я подумал, что ослышалась, когда он спросил меня об опиуме. Должно быть, это была ошибка, потому что у меня не было даже ибупрофена, не говоря уже о таких запрещенных препаратах, как опиум. "Прошу прощения. Вы сказали, что я занималась контрабандой опиума?"

В его глазах появился ледяной взгляд. "Я знаю, что мой английский и близко не похож на американский, но я знаю, что задал вопрос четко. Для кого вы перевозили опиум, миссис Ингаллс?".

Я просто сидела там ошеломленная. Как они могли подумать, что я что-то провожу контрабандой? Я не выходила из своего номера, кроме как поесть и провести ночь с Кеном и его деловыми партнерами. "Я ничего не провозила",  — пролепетала я.

Не говоря ни слова, мужчина встал и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, и я снова осталась наедине со своими мыслями. Меня мучила жажда, и они оставили бутылку воды на столе. Я попыталась дотянуться до нее, но была слишком крепко закована в наручники.

Я дергалась, тряслась и надеялась, что мои крепления были не такими тугими, как казалось. Все, что мне удалось сделать, это вызвать боль в руках и немного вспотеть. Все, что я могла делать, это смотреть на бутылку, пока конденсат собирался в бисеринки и покрывал внешнюю поверхность бутылки.

Мне так хотелось хотя бы просто слизать прохладную влагу с внешней стороны этой бутылки. Несколько капель стали достаточно большими, чтобы стечь по бутылке и образовать лужицу на поверхности стола.

По мере того, как шло время, все больше драгоценной жидкости присоединялось к лужице на столе, и я все сильнее испытывала жажду. Как раз в тот момент, когда я думала, что закричу, дверь открылась, и кто-то вошел в комнату позади меня.

Я повернула голову и увидела, что это был 

тот же офицер, который допрашивал меня чуть раньше.

"Опиум, миссис Ингаллс. Я уверен, что вы не хотите, чтобы он попал к молодежи на улицах вашего города, не так ли?".

"Но я ничего не перевозила контрабандой",  — едва слышно прошептала я. Он выглядел рассерженным, схватил бутылку с водой и сделал большой глоток. Я хотела закричать, наблюдая, как уровень воды в бутылке становится все ниже.

Он причмокнул и удовлетворенно вздохнул. "Это было хорошо",  — сказал он. "Как бы ни было жарко в этой комнате, только холодный глоток воды может быть таким приятным".

Если бы я не была так обезвожена, я уверена, что слезы бы потекли. Я вдруг поняла, что если не расскажу о контрабанде опиума, то не получу воды. "Хорошо. Хорошо, я расскажу". Мне удалось выдохнуть.

Я понятия не имела, что сказать, но тут мне пришла в голову абсурдная мысль. Я знала, что Карлос уехал в Бангкок, и сомневалась, что они смогут его найти. "Это был Карлос",  — сказала я. "Он предложил мне пятьсот долларов, чтобы я перевезла для него половину опиума".

"Кто этот Карлос, миссис Ингаллс?" — спросил он.

"Он сидел рядом со мной в самолете из Чиангмая. Он дал мне опиум, когда мы были в воздухе. Я натянула на нас одеяло, пока мы перекладывали его из сумки Карлоса в мою".

Мужчина посмотрел на меня и подтолкнул бутылку ко мне, но остановился в дюйме от моей руки. Я всхлипнула от разочарования, затем подняла глаза на мужчину. Он улыбнулся и сказал: "Итак, миссис Ингаллс, вы признаетесь в контрабанде опиума?".

"Да! Да, я признаю, что провозила опиум контрабандой",  — сказала я, когда он налил мне воды. Я залпом выпила, когда он встал и вышел из комнаты. Пока я наслаждалась прохладной освежающей водой, мысль о том, что я только что призналась в крупном преступлении, не приходила мне в голову.

Через некоторое время дверь открылась, и в комнату вошли трое полицейских. Человека, который допрашивал меня ранее, среди них не было. Двое высоких и долговязых мужчин начали отстёгивать от пола мои цепи.

Один из мужчин что-то сказал мне. Я услышал в его словах свое имя, но ничего не поняла. Я просто смотрела на него с вопросительным выражением лица. Он нахмурился, а затем с молниеносной быстротой ударил меня по лицу, повалив на пол.

Он грубо поднял меня на ноги и повторил свои прежние слова, а затем отступил назад, чтобы снова ударить меня. В этот момент в комнату ворвалась невысокая грузная женщина и набросилась на мужчину. Он повесил голову, пока она кричала на него. Она повернулась ко мне и внимательно посмотрела на мое лицо. Она сказала что-то, чего я не могла понять, и мужчина вышел.

"Я прошу прощения за офицера Дакинга. Он больше не будет вас беспокоить",  — сказала она мне. "Мы проводим вас в центральную тюрьму, где вы будете содержаться".

У меня не было времени обдумать, что она имела в виду, говоря про "тюрьму", когда меня вывели 

из комнаты и повели по длинному коридору к лифту. Мне было интересно, был ли Кен за какой-нибудь из дверей или его тоже отвезли в тюрьму.

Мы спустились на лифте на шесть этажей вниз, и подошли к двери с системой безопасности. Женщина набрала несколько цифр на панели замка, и тяжелая дверь распахнулась внутрь. Первое, на что я обратила внимание,  — это чистота. Я ожидала увидеть грязный двор и бамбуковые клетки.

Тюрьма выглядела как любая американская тюрьма. Бетонные дорожки вели к камерам со стальными дверями, в которых были сделаны маленькие окошки. Я могла видеть только камеры на этом этаже.

Следующее, что меня поразило, был аромат еды. Я вдруг осознала, как давно я ничего не ела. Я уже собиралась спросить о еде, когда мы остановились перед дверью. Женщина что-то сказала в рацию, и дверь открылась.

Она провела меня в небольшую комнату. Она была достаточно широкой, чтобы я не могла дотянуться до обеих стен вытянутыми руками, и не настолько длинной, чтобы я не могла растянуться на полу и упереться ногами в дальнюю стену, а руками — в дверь. Вдоль одной стены стояла стальная кровать с единственным одеялом на ней. В противоположном углу находился туалет, а на полпути между туалетом и дверью к стене была прикреплена небольшая стальная раковина.

Женщина сняла с меня наручники и вышла из камеры, захлопнув за собой дверь. "Я посмотрю, здесь ли еще персонал с едой",  — сказала она через мое окно. Я повернулась, чтобы поблагодарить ее, но она уже ушла.

Через несколько минут в мое окно заглянул круглолицый мужчина и заговорил на ломаном английском. "Ты не получишь еду. Опоздала на пятнадцать минут. Еду принесут утром".

"Но я сегодня ничего не ела",  — сказала я. Должна признаться, что меня встревожил плаксивый тон моего голоса. "Пожалуйста, я съем все, что угодно".

"Может быть, в следующий раз ты будешь сотрудничать с полицией, и не будешь опаздывать за едой",  — сказал он, уходя. Я открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что это не имеет значения. Я поплескала теплой водой на лицо и села на кровать.

Вскоре до меня дошло, что я провела в полиции не менее 36 часов. Мне стало интересно, где держат Кена. Я была уверена, что он очень скоро вытащит нас отсюда, и все это останется лишь плохим воспоминанием.

Я думала о том, как долго они будут держать меня, прежде чем мне разрешат поговорить с посольством. Очень скоро я узнала, как долго.

"О Боже, я хочу домой!" Я плакала. Я плакала в течение следующих нескольких дней.

•  •  •

Октябрь 2003 г.

Первые три недели своего заключения я не выходила из камеры. Я получала двухразовое питание, обычно рисовую кашу и какие-нибудь овощи, а раз в неделю был полдник, состоящий из сладкого рисового пирога.

Я старалась поддерживать себя в чистоте, как могла, но вода в маленькой раковине включалась всего на несколько минут каждый вечер. Я знала, что от меня пахнет, как в раздевалке "Грин Бэй 

Пэкерс", но я мало что могла с этим поделать.

Насколько я могу судить, практически всех, кто занимал камеры вокруг меня, тоже никогда не выпускали. Через несколько дней после того как я сюда попала, я услышала, как ту, которая сидела рядом со мной, вывели из камеры примерно на три часа, и с тех пор ее больше не выпускали.

Примерно через час после завтрака грузная женщина открыла окошко в моей двери и приказала мне встать спиной к двери, чтобы на меня надели наручники. Я немного занервничала, но сделала то, что мне сказали. После того как на меня надели наручники, трое офицеров, женщина и двое мужчин, провели меня по коридору в большую душевую.

"Раздевайся!" — сказала женщина. Двое мужчин стояли и смотрели на меня, казалось, с большим любопытством. Я уже собиралась возразить против того, чтобы раздеваться перед мужчинами, когда заметила довольно большую дубинку, которую держала женщина.

Я знала, что если не подчинюсь, то почувствую на себе применение этой дубинки. Я сняла свою вонючую одежду, и меня втолкнули в душевую. Более высокий из двух мужчин взял шланг и начал обливать меня. Вода была слегка теплой и шла под высоким давлением. Это причиняло боль всему телу, я чувствовала себя так, как будто с меня сдирают кожу, а не моют. Кроме того, я отчаянно нуждалась в бритье.

После нескольких минут мытья из шланга, тот, что был ниже ростом, протянул мне небольшой кусок мыла. Я сразу же намылилась. Этим же мылом я вымыла и волосы, и тело.

Как только я была покрыта тонкой пленкой пены, они снова направили на меня шланг. Казалось, что мужчина потратил немного больше времени, чем нужно, смывая пену с моей задницы, но я промолчала.

Когда он перестал мыть меня из шланга, коротышка передал мне мыло, а женщина сказала: "Еще раз".

После третьего повтора мне вручили кусок ткани размером с полотенце, похожий на простыню, чтобы вытереться. Когда я достаточно высохла, мне дали простой коричневый женский халат и пару сандалий.

Как только я оделась, на меня снова надели наручники, и повели к лифту. По пути вниз женщина сказала мне предупредительным тоном: "Вы должны быть осторожны в том, что говорите о своем пребывании здесь. Все может стать еще хуже".

"Как странно?" — подумала я про себя. Я никому не сказала ни слова, а она вела себя так, словно я была машиной для подачи жалоб. Они привели меня в комнату с небольшим деревянным столом. Комната была небольшой, но высотой в два этажа, и в ней были высокие окна с решётками для охранников, которые наблюдали за комнатой сверху.

Вскоре после того, как мои охранники ушли, в окнах появились два других охранника. Мгновение спустя дверь открылась, и в комнату вошел человек, похожий на растрепанного Денниса Франца. Он был одет в красно-зеленую гавайскую рубашку, шорты цвета хаки, дешевую соломенную шляпу и пару очков Rау Ваn Wауfаrеrs прямо из 80-х. Он нес старый потрепанный 

портфель, который бросил на стол, когда сел напротив меня.

"Черт, как же там жарко сегодня. Клянусь",  — сказал он с легким британским акцентом, доставая из портфеля папку с документами и начиная их просматривать. "Дарлин Ингаллс; возраст 32 года, зарегистрированный демократ из Окленда Калифорния, замужем за Кеннетом Лоуренсом Ингаллсом уже десять лет. Хммм..." Он продолжил просматривать, и тут его брови поднялись вверх в почти комичной манере. "Призналась в торговле опиумом". Он посмотрел на меня поверх своих очков Rау Ваns. "Миссис Ингаллс, извините за мой французский; похоже, вы в глубоком дерьме".

Меня вдруг взбесило, что мой муж нанял такого некомпетентного болвана представлять меня по таким серьезным обвинениям. "Это Кен нанял вас представлять мои интересы?" — спросила я его.

Он весело посмотрел на меня и усмехнулся. "О нет, миссис Ингаллс. Извините за отсутствие манер. Я Ян Бьюкенен из посольства США в Бангкоке. Я должен был быть здесь несколько недель назад, но ваше дело попало на мой стол только два дня назад".

"А что насчет Кена? Вы его видели? Он тоже здесь?"

"Я должен выяснить это, миссис Ингаллс. Мне ничего о нём неизвестно". Внезапно я задалась вопросом, почему я так долго не могла поговорить с представителем своего правительства и почему он ничего не знает о моем муже.

Мы проговорили, наверное, полчаса, прежде чем он меня огорошил. "Миссис Ингаллс, основная причина, по которой я здесь, заключается в том, что верховный прокурор Таиланда уведомил нас о своем намерении отдать вас под суд до Рождества. Я должен спросить вас, есть ли в Штатах кто-нибудь, кто мог бы нанять адвоката, чтобы представлять вас".

"Нет, я не знаю. Мои родители умерли десять лет назад. Нам с сестрой пришлось продать все их имущество, чтобы расплатиться с долгами, потом Луиза подцепила парня и сбежала. Я даже не знаю, как ее найти. У нас с мужем есть деньги, если вы сможете получить к ним доступ".

Он встал, чтобы уйти, и у меня в голове пронеслась мысль спросить его, нельзя ли перевести меня в другое место, получше. Как раз в тот момент, когда я собиралась открыть рот, я увидела, что оба охранника пристально смотрят на меня. Я поблагодарила Яна за внимание, и он пообещал посмотреть, что можно узнать о Кене. Он сказал, что также найдет для меня адвоката.

Он встал, и дверь открылась. Вскоре он ушел, и трое охранников оказались в комнате, снова надевая на мои руки наручники. Они не сказали ни слова, пока вели меня к лифту и обратно в камеру. Я была благодарна за то, что мне оставили сменную одежду, так как моя старая представляла собой ужасные лохмотья.

Следующие три недели я каждую ночь плакала, перед тем как заснуть. Я была уверена, что это Карлос подбросить опиум в мою сумку. Я не знала почему, но молилась, чтобы его поймали, чтобы он признался и очистил мое имя, и чтобы я могла вернуться домой. Мне 

было еще хуже от того, что из-за моей неверности мой любимый Кен попал в беду. Что он должен думать? Если только он и его компания не занимались контрабандой наркотиков, он понятия не имел, почему это произошло.

Я не думала, что Кен стал бы заниматься контрабандой наркотиков. У нас было несколько случаев, когда мы с трудом вносили платежи, и у нас точно не было денег, чтобы их транжирить. У наркоторговцев есть свободные деньги, а у нас, я знаю, их не было. Я боялась, что мистер Бьюкенен скажет мне, что у нас с Кеном недостаточно денег, чтобы нанять компетентного адвоката в Бангкоке. Прошел месяц, прежде чем я получила ответ.

•  •  •

Ноябрь 2003 г.

Меня разбудил стук дубинки в дверь моей камеры. Я болела последние три дня, и персонал тюрьмы не проявлял никакого сострадания. После того, как в первое утро моей болезни меня насильно кормили трое из них, я стала смывать свою еду в унитаз, когда я не была голодна. Проснувшись, я поняла, что чувствую себя не так плохо, как накануне.

Меня охватил холодный страх, что они каким-то образом обнаружили, что я смываю свою еду, и пришли наказать меня за это. Я почувствовала, как мой желудок сжался, и меня прошиб холодный пот.

Потом я поняла, что меня опять куда-то поведут. Я отступила к двери, и на меня надели наручники. Меня снова отвели в душевую и несколько раз обмыли из шланга с мылом. Мне снова дали чистую сменку, но не новые сандалии, и повели в ту, же комнату, где я разговаривала с мистером Бьюкененом.

Через несколько мгновений дверь снова открылась, и вошел Ян Бьюкенен, за которым следовал еще один мужчина. Сегодня Ян был одет в рубашку зеленого цвета и синие шорты. На нем была такая же шляпа и очки Rау Ваns, а в руках он нес всё тот же портфель.

За ним следовал невысокий лысеющий мужчина азиатской внешности. У него было открытое и дружелюбное лицо, но глаза были очень деловыми. Он был одет консервативно и держал в руках пару желтых блокнотов с юридической информацией.

"Дарлин Ингаллс, позвольте представить вам Кэндзи Касагаву. Он адвокат из Нагасаки для защиты японской гражданки, обвиняемой в проституции, и он согласился защищать и вас".

Господин Касагава поклонился мне, а затем сел. Ян открыл свой портфель и посмотрел на меня, когда я села. "Я не смог ничего узнать о вашем муже по местным официальным каналам. Я попросил Госдепартамент разобраться в этом, но с наступлением сезона отпусков я сомневаюсь, что мы узнаем что-нибудь до начала вашего суда, если только тайское правительство не сообщит нам об этом".

Я почувствовала, как у меня свело живот. Я знала, что иностранные правительства иногда заставляют американцев исчезать, и я боялась, что это случилось с Кеном.

"Я также попытался изучить ваше финансовое положение",  — сказал Ян. "Ваши банковские счета закрыты, были ли они арестованы, что вполне вероятно, учитывая ситуацию, или не 

арестованы, банк не смог мне сказать. У меня есть запрос в Госдепартамент, чтобы узнать ответ и на этот вопрос".

Так вот оно что. Я была без гроша в кармане, в тюрьме в чужой стране, а мой муж пропал без вести. Я сомневалась, что ситуация может стать еще хуже. Затем мистер Касагава начал объяснять то, что он знал.

"Миссис Ингаллс, я буду защищать вас изо всех сил, но говорю вам, что это будет нелегко. Я попросил своих людей ознакомиться с полицейскими материалами, но мне все равно нужно, чтобы вы рассказали мне свою версию этой ситуации".

В течение следующих тридцати минут я рассказала ему все о Карлосе и о том, как, по моему мнению, он подбросил наркотики в мою сумку, когда мы летели. Я не стала рассказывать ему о наших сексуальных отношениях, не хотела, чтобы он считал меня шлюхой. Когда он спросил, как со мной обращаются, я даже рассказала ему о жизни в тюрьме. Я совсем забыла об охранниках, наблюдающих за нами сверху.

•  •  •

Декабрь 2003 г.

Последние два дня — это первые дни, когда я получала регулярное питание с того дня, когда я разговаривала с Яном и моим адвокатом. Охранники слышали каждое слово, которое я сказала господину Касагаве, и быстро сообщили моим надзирателям.

Надзиратели ничего не сделали, пока вели меня обратно в камеру. Женщина, не похожая на ту, что вела меня в комнату для допросов, привела меня обратно в камеру. Когда я вошла в камеру, она вошла вместе со мной. Она сняла с меня наручники, и последнее, что я помню,  — это жгучая боль в боковой части лица.

Я не знаю, сколько времени я была без сознания, но когда я пришла в себя, я была голой и избитой. Мое маленькое зеркальце показывало синяки по всему лицу. Зубы вроде бы были на месте, но один глаз был опухшим и закрытым.

Всю неделю я получала примерно половину своего обычного рациона. После этого я получала половину порции каждые два дня. Дважды мне приходилось есть с пола моей камеры, потому что миску просто бросали в дверное окошко.

Я поняла, что что-то происходит, неделю назад, когда меня начали кормить три раза в день, и я получала настоящее мясо. Мне также давали пить молоко. Если бы я была индейкой на День благодарения, то меня бы откармливали на убой.

Два дня назад они, видимо, решили, что я больше не выгляжу как голодающая бродяжка, и я начала получать рацион, к которому привыкла до наказания. Я все еще была голой и остро нуждалась в душе.

Вскоре после завтрака в мою дверь постучали, это был сопровождающий конвой. Женщина бросила в дверь хлипкую тюремную одежду и приказала мне надеть ее. Я так и сделала, а затем подошла к двери, чтобы на меня надели наручники.

Две женщины повели меня в моечную. Вместо того чтобы вести меня в обычную душевую, меня привели в комнату с бетонной ванной. Женщина в 

такой же тюремной робе, как и моя, наливала воду в ванну.

"Они что, собираются меня утопить?". Эта мысль вытеснила из моей головы всю радость от предстоящего купания. Мне приказали раздеться и залезть в ванну. Я сняла одежду и послушно скользнула в теплую воду.

Ощущение воды, ласкающей мое тело, было лучшим из того, что я когда-либо чувствовала. Я была так поглощена этим ощущением, что не заметила мужчину в костюме, стоявшего у моей ванны, пока он не откашлялся.

Я подняла глаза и тщетно пыталась прикрыться. Он улыбнулся, словно его позабавила моя скромность. "Пожалуйста, извините, что я прервал ваше купание",  — сказал он приятным тенором. Его английский звучал так, словно он прожил в англоязычной стране. Его сопровождала маленькая женщина, одетая в такую же одежду, как и заключенные, но гораздо более красивого дизайна и из лучшего материала. "Меня зовут Сом Ваттана, и я начальник этой тюрьмы",  — сказал мужчина, жестом приглашая женщину подойти ближе.

"Я просто хотел пожелать вам удачи на сегодняшнем суде, и было бы упущением, если бы я не сообщил вам, что если вас признают виновной, вы можете провести здесь до года, прежде чем вас переведут в то учреждение, которое станет вашим домом. Я просто надеюсь, что вы извлекли уроки из своего предыдущего наказания". Он посмотрел мне в глаза, и я поняла, что он угрожает и может выполнить свою угрозу. "Тюремных надзирателей не волнует состояние здоровья их новых подопечных, миссис Ингаллс".

С этими словами он повернулся и ушел. Женщина, сопровождавшая его, передала мне небольшой поднос, на котором лежали бритва и мыло. Еще один поднос стоял у двери, на нем лежали расческа и губная помада. Рядом с подносом лежал сверток, в котором, по моим предположениям, находилась одежда.

Я быстро намылилась несколько раз; я хотела побыстрее закончить "рабочую" часть мытья, чтобы просто понежиться в ванне. Я взяла бритву и заметила, что она была старого образца, позволявшая вынимать лезвие, чтобы сменить его. Я вспомнила девушку, с которой училась в школе, которая использовала такое лезвие на себе, после того, как ее парень узнал, что она пьяная трахалась с хоккейной командой, и разорвал их помолвку.

Я задавалась вопросом, что сделают охранники, если я использую лезвие таким же образом. Конечно, они следили за тем, чтобы лезвие было в бритве, прежде чем я смогла бы что-то сделать. Я побрила подмышки и ноги. Это заняло больше времени, чем обычно, потому, что я давно не брилась, и бритва постоянно забивалась.

Примерно через десять минут после того, как я закончила бриться, вошла высокая полная женщина и сказала: "Тебе пора выходить. Готовься к суду", а затем она ушла. Я вылезла и вытерлась. Я чувствовала себя намного лучше и, даже, лучше пахла.

Я открыла свёрток и достала довольно красивую юбку и топ со средними рукавами. Я надела их и нашла в пакете новую пару сандалий. Когда я оделась, женщина вернулась, за ней последовали еще два 

офицера. Я с тревогой смотрела, когда один из них наставил на меня пистолет, пока женщина проверяла бритву, чтобы убедиться, что лезвие на месте. Она кивнула мужчинам, и они надели на меня наручники.

Они провели меня по коридору и лестнице к тяжелой двери. Я вдруг поняла, что впервые за несколько месяцев окажусь на улице. Путь от здания до фургона был недолгим. В фургоне уже сидели три тайские женщины. Они оглядели меня, но ничего не сказали. Мы все были одеты в одинаковую одежду и сандалии, что было бы неуместно на вечеринке, но я полагаю, что такова жизнь заключенного.

•  •  •

Февраль 2005 г.

Начальник тюрьмы Ваттана не солгал, когда сказал мне, что, скорее всего, я не буду переведена в течение года. Мой суд закончился перед самым Рождеством. Он длился всего четыре часа, и меня приговорили к сорока годам тюрьмы за торговлю опиумом.

Мистер Касагава и мистер Бьюкенен были в суде вместе со мной. Когда г-н Касагава излагал мое дело, я поняла, что всё идет не очень хорошо. Когда г-н Касагава сказал суду, что опиум принадлежал Карлосу, а не мне, полиция заявила, что нет никаких записей о Карлосе на рейсе. Когда г-н Касагава сказал, что он останавливался в том же отеле, обвинение снова предъявило записи, показывающие, что никто по имени Карлос не был зарегистрирован ни в одном отеле в округе на той неделе.

Прокурор утверждал, что я выдумала Карлоса, чтобы переложить вину на кого-то другого. Г-н Касагава сказал, что есть много мужчин, подобных Карлосу, которые привлекают ничего не подозревающих женщин к перевозке наркотиков.

Однако судья с этим не согласился. Он сказал, что ему и его правительству надоело, что иностранцы, нарушая свой временный статус в его стране, травят молодежь наркотиками. Он сказал, что это своего рода сигнал о том, что иностранцы дорого заплатят за поставку наркотиков тайскому народу. Он мог бы дать мне только десять лет, но решил, что сорок — это будет более жесткий посыл.

Я была опустошена. Мистер Бьюкенен заверил меня, что подключит Госдепартамент, а мистер Касагава заверил меня, что будет продолжать обжаловать мое дело столько, сколько сможет. Единственное, что я слышала в тот день, это то, что меня снова ожидает возвращение в городскую тюрьму.

После того, как мы вернулись в тюрьму, меня отвели к лифту, который отличался от того, на котором я ездила раньше. Мы поднялись на два этажа, и меня привели в большую комнату с множеством камер. В центре была большая общая зона, и там были женщины, которые гуляли, читали и занимались другими делами. Двери всех камер были открыты, и я подумала, что мне хотят показать пример.

Охранники привели меня в камеру с двумя кроватями, столом и туалетом. На обеих кроватях были матрасы и одеяло. "Это твоя камера. У тебя нижняя койка",  — сказала охранница, снимая с меня наручники и уходя. Я быстро осмотрела свою новую камеру, а затем вышла в общую зону.

Вскоре 

я узнала, что в этой зоне было два типа заключенных. Первый тип ожидал перевода в центральную женскую тюрьму Клонг Прем. Женский центр в Клонг Прем известен как Лард Яо. Другие женщины в этой зоне отбывали короткие сроки заключения или ожидали депортации. В этой зоне не было ни одной гражданки Таиланда, только иностранки.

Две женщины, с которыми я часто общалась во время их пребывания в тюрьме, были Ванда и Шаста Уильямс из Корал Гейблс, штат Флорида. Сестры отбывали 90 дней за нападение на трансвестита, который пытался танцевать с парнем Шасты в местном ночном клубе.

"Черт,  — сказала Ванда,  — если бы они не увозили нас в гребаный аэропорт, как только нас освободят, мы бы нашли этого педика и снова надрали бы ему задницу".

Я также встретил Акико Тамагачи. Она была другой клиенткой г-на Касагавы. Мы общались несколько раз, пока ее не депортировали обратно в Японию. Она призналась, что работает в эскорте. Она сказала мне, что единственная причина, по которой ее арестовали и депортировали, заключается в том, что она отбила нескольких клиентов у трех известных бангкокских шлюх, и у них было больше связей с местными властями, чем у нее. Она сказала, что вернется в Японию, подождет год, а затем снова приедет в Бангкок.

Первые несколько месяцев в этом отсеке у меня не было сокамерника. Меня это не беспокоило, поскольку предыдущие месяцы я провела в полном одиночестве. В отсеке было лучше, мы получали трехразовое питание и могли принимать душ без посторонней помощи раз в два дня. Два раза в месяц, если у тебя не было проблем с поведением, тебе давали бритву и разрешали бриться. Я все больше привыкала к своему одиночеству, пока не вернулась из душа и не увидела, что мне дали соседку по камере.

Моей сокамерницей оказалась австралийка по имени Хелен. Она отбывала десятимесячный срок за то, что ударила своего парня в буддийском храме. Монахи простили ее на месте, но религиозно ревностный полицейский позаботился о том, чтобы она предстала перед судом.

Дважды меня навещал господин Касагава. В первый раз он очень извинялся за то, что подвел меня. Я сказала ему, чтобы он не был строг к себе, потому что у обвинения есть признание в протоколе и доказательства. Он также сообщил мне, что билет Кена домой был использован, но никто не мог подтвердить, использовал ли его Кен.

Во второй раз он пришел, чтобы сообщить мне, что моя первая апелляция была отклонена и что пройдет год, прежде чем он сможет подать новую. Я спросила его, слышал ли он что-нибудь еще о Кене, и он ответил, что нет. У меня возникло ощущение, что он знает больше, чем говорит, но я не стала настаивать на этом. Я боялась, что из-за моей связи с Карлосом, Кен тоже оказался за решеткой, и в тот момент я глубоко ненавидела себя.

После обеих разочаровывающих бесед с господином Касагавой именно Хелен 

поддерживала мое настроение. Мы проговорили до глубокой ночи, и она помогла мне понять, как меня разыграли на допросе. Я стала воспринимать Хелен как сестру и надеялась, что она чувствует то же самое.

Однажды вечером, примерно за неделю до освобождения Хелен, я лежала в постели, и мне вдруг вспомнился Джефф. Я так переживала за Кена, что даже не думала о Джеффе. Я вспоминала нас двоих и возбуждалась. Потом, чтобы отвлечься от этих мыслей, я стала думать, не поступил ли Джефф в колледж. А когда я представила, как он ублажает другую девушку, мне хотелось расцарапать ей лицо. Разочарованная и одинокая, я заснула.

В моих снах мой красавец Джефф вытащил меня из тюрьмы и увез на райский остров. Мы трахались во всех позах, и он заставлял меня кончать снова и снова. Я позволяла ему вставлять в меня свой большой твердый член, где бы мы ни находились, и в любую дырочку, какую он только пожелает. Когда я проснулась, моя простыня была мокрой.

"Итак, кто такой Джефф?"

Вопрос Хелен обрушился на меня как тонна кирпичей. Я даже не успела притвориться недоумевающей, как она ответила: "Ты стонала его имя всю ночь напролет, дорогая. Ты заставила меня хотеть Джеффа еще до завтрака".

"Это был просто сон",  — сказала я. Это не убедило даже меня саму, но меня спасли две женщины из Ирландии, присоединившиеся к нашему столу. "Ты можешь рассказать мне позже",  — сказала Хелен, копаясь в своей каше.

В течение дня каждая женщина в отсеке должна была убирать все камеры и места общего пользования. Обычно вся уборка заканчивалась к середине дня, и оставалось несколько часов свободного времени. Большинство из нас разговаривали или играли в игры, используя предметы в отсеке в качестве игровых фигур. Шашки и шахматы были основными играми, потому что мы могли играть независимо от того, на каких языках мы говорили.

Хелен редко играла в игры. Вместо этого она предпочитала читать одну из двадцати или около того книг в библиотеке отсека. Время от времени я тоже читала, но я стал довольно искусным игроком в шашки, и была популярным противником.

После ужина мы принимали душ или лежали в своих камерах и болтали. Примерно за десять минут до отбоя охранник кричал нам, и женщины расходились по своим камерам.

Хелен вошла в камеру, и мы лениво болтали, пока не погас свет. Я уже почти заснула, когда почувствовала дыхание Хелен на своем ухе. "Итак, кто такой этот Джефф, из-за которого наша Дарлин вся на взводе? "

Я повернула голову и посмотрела прямо в глаза Хелен. У меня был целый день, чтобы подумать об этом, и придумать хороший ответ. "Он парень, которого я знала в колледже. У нас был потрясающий секс, но он был слишком ленив, чтобы наши отношения пошли дальше".

"Он был лучше меня?"

Я была в замешательстве и сказала единственное, что пришло мне в голову. "Откуда мне знать?"

Как только я это сказала, она 

поцеловала меня. Это было медленно и нежно, и вскоре я обнаружила, что целую ее в ответ. Наши языки переплелись, и мои руки почти непроизвольно переместились к ее волосам. Я притянула ее лицо к своему, и наслаждалась каждой секундой ее поцелуя. В какой-то момент она переместила свои губы к моим ушам и засосала их. Я издала стон, и она тут же заставила меня замолчать.

Мы обе знали о последствиях, если нас застанут за сексом в камере. Мы видели, как три пары женщин били палками на глазах у всех, чтобы преподать им урок. Была также женщина, которую били за мастурбацию. Мы знали, что нужно вести себя тихо и прислушиваться к охранникам, проходящим мимо двери камеры.

Она присосалась к моей шее, и я почувствовала, как мурашки пробежали по всему телу. Я провела руками по ее волосам и по задней части ее рубашки. Она глубоко дышала, когда мои пальцы танцевали по ее позвоночнику.

Затем настала моя очередь глубоко дышать, когда она забралась под мою рубашку и потрогала мои соски. Я почувствовала, как они напряглись от ее прикосновений. Мне удалось дотянуться до ее груди и обхватить ее ладонями.

Я часто играла со своими собственными сиськами третьего размера. На ощупь они были пухлыми и мягкими. Кен обычно уделял им много внимания, когда мы трахались. Однако Джефф, похоже, считал, что за них можно просто держаться, когда брал меня сзади.

Грудь Хелен была тоже примерно третьего размера, но на ощупь гораздо более упругая, чем моя. Мне очень нравилось ощущать ее упругие бугорки в своих руках. Внезапно у меня возникло желание. Я перевернула нас так, чтобы оказаться сверху, и задрала ее рубашку. Я прильнула ртом к ее груди и жадно сосала.

Она укусила меня за плечо, чтобы заглушить стон удовольствия. Мне было очень приятно знать, что я могу заставить ее так себя чувствовать. Как только это торжествующее чувство охватило меня, появилось и другое чувство: ощущение пальца Хелен, проникающего в мою киску. Не успела я опомниться, как она ввела в меня три пальца, и я поняла, что они уже намокли.

"Мы должны быть быстрыми!" — прошептала Хелен мне в ухо. Я уже собиралась спросить, что она имеет в виду, когда она повернулась и уткнулась лицом в мою промежность. Я подняла голову и увидела ее киску в дюймах от своего лица.

Я никогда раньше не ласкала другую женщину, но меня ласкали много раз. Я просто стала делать то, что чувствовала, когда парни делали это со мной. Попка Хелен подпрыгивала вверх и вниз, и мне было трудно удержать свои губы на ее клиторе. Сок капал из ее киски и покрывал мой подбородок. Я потянулась вверх и засунул палец в ее мокрую дырочку, она задвигала бедрами и задрожала.

Когда она кончала, было ощущение, что она засунула половину своей руки в мою киску. Я чувствовала себя растянутой и полной. Когда ее оргазм утих, она 

начала работать над моим клитором с двойным усердием.

Обычно мои оргазмы начинаются слабо и нарастают. Но не в этот раз. Она втянула мой клитор в рот, и я почувствовала, как взорвалась внутри. Я быстро схватила подушку и закричала в нее, когда наслаждение, волна за волной, пронизывало меня.

Не успела я полностью прийти в себя от оргазмической эйфории, как Хелен вскочила, быстро поцеловала меня и прыгнула в свою койку. Менее чем через тридцать секунд у нашей двери стоял охранник, вглядываясь и прислушиваясь.

От страха я задержала дыхание, чтобы он не услышал, как тяжело я дышу. У меня было ужасное ощущение, что он почувствует запах нашего секса в воздухе. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем охранник двинулся дальше.

Я вздохнула с облегчением, и услышал, как Хелен прошептала сверху "Спасибо". Я не могла поверить, что у меня только что был секс с другой женщиной. Я надеялась, что мы сможем это повторить, пока находимся здесь, но это был единственный раз. Через два дня Хелен освободили и депортировали.

Последние недели в отсеке я провела без сокамерницы. Мне ужасно не хватало Хелен, но у меня были подруги в отсеке, с которыми я проводила время в дневные часы, но одна из них никогда не намекала на то, что хочет сексуальных отношений. Конечно, для предотвращения такого поведения существовали публичные порки.

За три дня до моего перевода охранники избили дубинками двух вьетнамских женщин за занятие сексом. Обе женщины после этого оказались в лазарете. Я не знаю, как долго они там находились, но их не выпустили до моего перевода.

В тот день, когда меня перевозили в Лард Яо, женскую тюрьму в тюремном комплексе Клонг Прем, не было никакой помпы и церемоний. После выполнения рабочих обязанностей мне было приказано отправиться в камеру.

Охранник ждал меня в камере и велел собрать свои вещи. У меня были только запасные трусики и маленький кусок мыла. После того как я положила вещи в небольшую коробку, которую нес охранник, на меня надели наручники и вывели из отсека. Маленький шаткий фургончик повез трех других женщин и меня через весь город в тюрьму. Одну из женщин я видела в нашем отсеке, две другие, как я полагала, были гражданками Таиланда.

Нас вывели из фургона и провели через железные ворота, а затем по длинному бетонному коридору в большую комнату. Когда мы оказались в комнате, сразу три охранника закричали. Один крикнул по-тайски, а другой по-английски. "Раздевайтесь!"

Мы все четверо мгновенно разделись догола. Мы знали, что охранники не терпят промедления. Не успели мы раздеться, как охранники снова закричали. "Нагнитесь к стене!"

В течение следующих десяти минут нам всем грубо засовывали руки в наши влагалища и анусы. Одна из тайских девушек заплакала, и получила за это сильный удар по лицу. Охранник что-то сказал ей, но я не смогла его понять. После обыска полостей нас обмыли водой из шланга.

Когда мы выходили из комнаты, охранник вручил 

каждой из нас серый халат и непрозрачные тонкие трусики. Мы остановились, чтобы надеть эту одежду, а затем пошли по выложенному бамбуком коридору, ведущему к стальным воротам.

Не успели мы дойти до ворот, как нас остановили у стола. Каждая из нас должна была назвать свое имя. После этого, нам вручили стопку бумаг и сказали подписать. Я попыталась прочитать, что я подписываю, и получила удар по руке тонкой стальной дубинкой. Я удивилась, почему мне нужно подписывать столько бумаг, но не чувствовала себя в праве спрашивать. Подписав бумаги, мы направились к воротам.

У ворот нам вручили пару сандалий на тонкой подошве. Пока мы надевали их, охранник сказал нам, что наше пребывание здесь будет гораздо приятнее, если мы будем вести себя хорошо. Как только мы все выслушали предупреждение охранника, ворота открылись, и мы прошли в наш новый дом.

Основная территория представляла собой широкий открытый грунтовый двор. Его окружали большие бамбуковые хижины. В центре стоял большой чан, наполненный водой. Похоже, что женщины стирали в этом чане белье. Мы прошли через двор к месту, где стояла группа женщин.

Большинство из этих женщин были одеты в серые халаты, подобные тем, что выдали нам. Три из них были одеты в белые рубашки военного образца. Охранник, который вел нас, жестом указал на одну из женщин в белом. Она кивнула, и одна из женщин, стоявших рядом с ней, подошла и встала рядом со мной, а другая встала рядом с другой иностранкой из нашей группы. Пока женщина в белой рубашке говорила по-тайски, женщина, стоявшая рядом со мной, переводила. С другой девушкой разговаривали по-французски.

"Я начальница охраны Дао Бунлианг. Я вторая после начальника Саовалука". В этот момент к нашей группе присоединились еще две женщины и встали рядом с двумя тайскими женщинами, которые вошли вместе с нами.

"Эти женщины отведут вас в ваши бараки и расскажут, что от вас ожидается и каков будет ваш распорядок дня".

"Меня зовут Аннет",  — сказала мой гид, протягивая руку. "Я гражданка Южной Африки, последние несколько месяцев шестилетнего пребывания в стране я провожу в качестве гостя правительства Таиланда".

"Я Дарлин Ингаллс из Окленда, Калифорния. Полагаю, я начинаю сорокалетнее отбывание наказания".

"Сорок лет? Кого ты убила?"

Я рассказала ей свой случай, пока мы шли к похожему на сарай строению, которое станет моим домом на следующие четыре десятилетия. Когда мы вошли, я увидела, что здесь нет коек. Она объяснила, что ночью каждая женщина берёт соломенную циновку и находит свободный участок пола. Утром мы все должны были свернуть циновки и убрать их на стеллажи.

Она рассказала мне, что каждое утро старший смотритель в каждом бараке сообщает нам о нашем рабочем задании на день. Она сказала, что бараки не обязательно были разделены по национальному признаку, но тайские женщины, похоже, жили в нескольких отдельных бараках. Она сказала, что нередко весь барак говорит по-английски.

"В твоём бараке в основном говорят по-английски. Некоторые говорят на французском, или немецком,  

но большинство — на английском".

Она провела меня по двору и показала свой барак. Он был точно таким же, как мой, и она сказала, что все бараки одинаковые. Она сказала мне, что обед будет через три часа, и что в первый день я могу не работать.

Жизнь в Лард Яо мало чем отличалась от жизни в тюремном отсеке, за одним исключением. Большинство азиатских женщин держались вместе большими группами. Иностранки и нежелательные азиатки выполняли большую часть тяжелой работы. Мы подметали бараки, стирали одежду и готовили еду, в то время как избранные азиатки, похоже, занимались только садоводством. А их идея садоводства заключалась в том, чтобы прохлаждаться в саду.

Открытое неуважение со стороны азиатов было вполне обычным явлением. Многих иностранок, время от времени, сбивали с ног и жестоко избивали. Жизнь некоторых американских женщин была еще тяжелее. Похоже, что большая часть мира ненавидит американцев, и население Лярд Яо не было исключением.

Однажды, примерно через три месяца после моего приезда, одна из членов тайской группировки задела меня, когда мы проходили в коридоре. Она бросила ведро, которое несла, и начала кричать на меня. Не успела я опомниться, как за ней стояли шесть тайских женщин, и все на меня кричали.

Как раз в тот момент, когда я подумала, что они сейчас нападут на меня, Аннет и еще несколько женщин подошли ко мне сзади. Подруга Аннет Джоан, которая свободно говорила по-тайски, начала пытаться успокоить тайцев, пока я объясняла Аннет, что произошло.

Женщина, говорившая по-тайски, повторила все это тайцам. Затем лидер тайцев вышла вперёд и начала говорить. Во время разговора она указывала на меня и жестикулировала. Джоан начала переводить нам о том, что было сказано, но появились три охранника, и группа рассыпалась.

Позже, когда у нас было свободное время, Джоан подошла ко мне. "Тебе лучше быть осторожнее, дорогая. Эти тайцы хотят сделать тебя своей игрушкой для развлечений".

" Игрушкой для развлечений?" — спросила я.

"Да. Это значит, что они планируют изнасиловать тебя кулаками. У них есть обыкновение нападать на белых женщин и насиловать их до смерти. Они уже убили одну или двух".

"Мне обратиться к охранникам?"

"Нет. Все, что они сделают, это потребуют доказательств, и тогда тебя точно не оставят в живых, сделав игрушкой для развлечения. Мой лучший совет — держаться в группе или как можно больше находиться на виду у охраны. Также тебе лучше не спать в одном и том же месте каждую ночь. Извини, но я больше не могу тебе, ни чем помочь".

Женщина по имени Беверли из Канады заявляла, что ненавидит всех американцев. Единственными, кто относился к американцам с более открытым презрением, чем Беверли, были тайцы. Беверли жила в том же бараке, что и я, и никогда не любила работать рядом с американками. Линн, смотритель в нашем бараке, была из Австралии и, казалось, получала удовольствие от того, что ставила Беверли с таким количеством американцев, с каким только могла.

Через несколько недель Беверли,  

казалось, потеплела ко мне. Она действительно стала нормально разговаривать, и я уже не слышал, как она что-то говорит себе под нос, когда я проходила мимо. С ней даже стало приятно работать.

Однажды вечером, перед тем как мы должны были явиться в барак, меня встретили на небольшой площадке возле душевых восемь или девять женщин из тайской группировки. Обычно они проходили мимо меня и говорили, как я предполагала, грубые вещи. Сегодня вечером они загнали меня в угол и собирались избить. Меня спасла только Беверли и еще две женщины, оказавшиеся поблизости.

Тайский лидер просто дала мне пощечину, и ее группа ушла. Я чувствовала себя униженной и оскорблённой. "Ты должна что-то сделать, чтобы они стали уважать тебя, дорогуша",  — сказала Беверли. Ее подруги согласились.

"Что мне делать? Драться с ней?"

"Не с ней, дорогая. Тебе нужно сразиться с Мэгги".

"Мэгги? Ты с ума сошла?"

Мэгги, или Маогомия, как ее называли на родном языке, была охранником во дворе. Она не была крупной, но манера поведения у нее была устрашающая. Я была уверена, что Беверли просто развлекалась за мой счет.

"Я подралась с Мэгги, когда только приехала сюда. Да, у меня было двухнедельное заключение в одиночке, но когда я вышла, местные меня зауважали и оставили в покое. Но не говори никому, что ты собираешься это сделать. Все, что произойдет, это Мэгги узнает и разберется с тобой, и никто не будет это уважать. Просто подойди к ней сзади, разверни ее и нанеси первый удар в лицо. Таким образом, ты не ударишь исподтишка".

Я шла обратно в барак, думая, что Беверли сошла с ума. Я представляла, как ударю Мэгги, а затем меня будут жестоко избивать все охранники. Но каждый раз, когда я думала о женщинах из тайской группировке, загнавших меня в угол, я все больше, и больше склонялась к идее Беверли.

На следующее утро после завтрака я в глубокой задумчивости занималась своей частью уборки в бараке. Незадолго до обеда мне пришлось отнести несколько ведер воды в душ, чтобы вылить их. На обратном пути я увидела Мэгги, которая стояла у края двора и наблюдала за прачками. Я подошла к ней сзади, схватила ее за плечо, развернула и ударила в лицо со всей силы.

•  •  •

Июнь 2006 г.

Оглядываясь назад, я должна признать, что нанесение удара Мэгги было результатом того, что мной манипулировали, и я была наивной. После того как охранники избили меня до потери сознания, я была помещена в одиночную камеру на девять месяцев, проведя шесть недель в лазарете.

Одиночные камеры представляли собой бамбуковые загоны, построенные под душевой. При пользовании душем вода стекала в камеры и заливала полы. Из уборных нечистоты стекали в канаву, которая проходила через середину одиночных камер. В моей камере на полу всегда стояла вода, и если мне везло, моя постель высыхала до того, как я пыталась заснуть ночью. Я говорю "пыталась заснуть", потому что сон часто был проблемным делом.

Я 

не сразу поняла, что звуки, которые я слышала, были крысами, передвигавшимися в подземных расщелинах. Я также слышала, как тараканы и жуки прыгали по стенам, а иногда и по мне, когда я пыталась заснуть.

Но хуже всего были комары. Зуд от их укусов сводил с ума, и вскоре я заразилась малярией. Я провела две недели в лазарете, прежде чем меня выпустили из одиночной камеры.

Вернувшись в барак, я узнала, что Линн была поймана, когда занималась сексом с другой заключенной. Их обеих избили во дворе и посадили в одиночные камеры на неопределенный срок. Вместо нее смотрителем нашего барака была назначена Беверли. Я также узнала, что тайская группировка, которая напала на меня той ночью, все еще хочет меня изнасиловать.

Беверли очень гордилась тем, что заставляла американцев выполнять самую тяжелую работу, в то время как она и ее приближенные работали как можно меньше. Беверли, казалось, все чаще ставила меня в ситуации, когда я оставалась одна и была уязвима для тайской банды. Как-то раз я увидела, как несколько тайских девушек собираются в том месте, где я должна была находиться. И, тогда я решила, что надо, что-то сделать с Беверли.

Вечером Беверли пригрозила, что доложит обо мне начальнице охраны Бунлиангу, о том, что я не выполняю своих рабочих обязанностей. Я сказала ей, что мне нужно было сбегать в уборную, поэтому меня не было на месте весь день. Она сказала, что лучше бы это больше не повторялось.

На следующее утро она снова назначила меня на тот же участок и не назначила мне напарника. Я пошла за ведром и наполнила его настолько тяжелым, насколько смогла, но чтобы я все еще была в состоянии им размахнуться.

Беверли и ее подруги разговаривали со смотрителем из другого барака, когда я подошла к ним с ведром. Беверли, должно быть, решила, что я направляюсь на свой участок, потому что она даже не посмотрела в мою сторону, пока я не размахнулась и не ударила ее по голове. Я успела ударить ее шесть раз по голове и лицу, прежде чем кто-то отреагировал и оттащил меня от нее.

Охранники повалили меня на землю, а тайские девушки смотрели на это. Пока охранники вели меня в одиночную камеру, прибыл медицинский персонал, чтобы оказать помощь Беверли. На этот раз меня посадили в камеру напротив той, в которой я была в прошлый раз.

Спустя несколько часов охранник сообщил мне через переводчика, что за каждый день пребывания Беверли в лазарете я буду отбывать один месяц в одиночке. Я улыбнулась про себя и успокоилась. Я решила, что Беверли пробудет в лазарете всего один день.

Через три недели мне сообщили, что Беверли провела пятнадцать дней в лазарете, поэтому я буду отбывать пятнадцать месяцев в одиночке. Мне также сообщили, что мое пребывание в одиночке не будет засчитано в сорокалетний срок заключения за контрабанду наркотиков.

Я была раздавлена тем, что проведу в этой дерьмовой дыре 

больше года и отсижу еще сорок лет, когда выйду. Когда я плакала в своей камере, голос в моей голове, голос Кена, говорил мне, что пока я нахожусь в одиночке, тайская банда и Беверли оставят меня в покое. Эта мысль помогала мне заснуть каждую ночь.

Через восемь месяцев после пятнадцатимесячного пребывания в одиночке я проснулась от неясных звуков. Скрежет был настолько слабым, что я почти убедила себя, что не слышала его. Когда я стряхнул с себя последствия сна, мне показалось, что я услышала дыхание рядом с собой.

"Хватит быть глупой Дарлин",  — мысленно укоряла я себя. "Ты в одиночке. Никто не может находиться здесь вместе с тобой".

Когда мои глаза начали фокусироваться, мне показалось, что дверь моей камеры открыта. Я уже собиралась встать и нащупать дверь, когда меня грубо схватили и заставили вернуться на кровать. Прежде чем я успела закричать, грубые руки засунули мне в рот, что-то похожее на носки. Вокруг моего лица обмотали какую-то ткань, чтобы удерживать кляп на месте.

Насколько я могла судить, меня держали как минимум четыре человека. Пока они держали меня за руки, кто-то сорвал с меня халат. Я слышала голоса, говорящие по-тайски, и поняла, что каким-то образом банда проникла в камеру и собирается убить меня за то, что я сделала с Беверли. Следующее, что я помню, это то, что мои руки привязали к койке, по-видимому, тем самым халатом, который с меня только что сорвали.

Когда я уже готовилась встретиться со своим создателем и ответить за свои грехи, я почувствовала, как руки схватили меня за лодыжки и грубо раздвинули мои ноги. Резкая боль в паху пронзила меня, и я поняла, что они порвали какие-то мышцы. Я попытался закричать, но получила удар кулаком в рот.

Мою грудь хватали и щипали. Кто-то укусил меня за левый сосок так сильно, что я была уверена, что из него пошла кровь. Как только я подумала, что больше не могу терпеть боль, два кулака разорвали мою киску и задницу. Боль была настолько мучительной, что я почти потеряла сознание.

Когда я уже была на грани потери сознания, меня облили водой, которая, очевидно, была набрана из сточной канавы за пределами камеры. Затем я поняла, что в камере был какой-то свет и что ткань, удерживающая кляп на месте, закрывала мои глаза.

Я слышала голоса женщин, которые насиловали меня своими кулаками. Я была уверена, что знаю, кто они. Через некоторое время кулак из моей заднице был вытащен, но на его место засунули что-то более крупное, и более твердое. Затем, снова несколько раз плеснули водой, и пока одни насиловали меня, другие постоянно били кулаками и ногами. Кто-то засовывал свой кулак мне во влагалище так глубоко, пока не разорвал шейку матки. В этот момент я потеряла сознание.

•  •  •

Май 2010 г.

Я до сих пор не знаю, кто нашел меня на следующее утро после изнасилования. Одни говорили, что меня нашли в 

сточной канаве, голую и сильно избитую. Другие говорили, что меня нашел надзиратель, который разносил утром еду по одиночным камерам. А кто-то рассказывал, что меня нашел охранник с первыми лучами солнца. Все, что я знаю наверняка, это то, что я жива, и что прошло шесть недель, прежде чем я вышла из комы.

Меня перевезли из тюрьмы в охраняемое крыло крупной больницы. Швейцарский врач, работающий в Таиланде волонтёром, оперировал восемь часов, и только это спасло меня от неминуемой смерти. Потребовалось полное удаление матки из-за всех повреждений, которые они нанесли моим репродуктивным органам.

Им также пришлось удалить почти тридцать сантиметров кишечника. Впоследствии я перенесла еще три операции, включая операцию по восстановлению паховой связки. Моя правая нога была в гипсе, как и левая рука.

Первое, что я помню, это то, что, проснувшись, я обнаружила, что моя здоровая рука прикована к кровати, а медсестра говорит со мной на тарабарском языке. Конечно, она говорила по-тайски, но во время комы меня не учили тайскому языку. Медсестра выбежала и вернулась с другой медсестрой, которая проверила все мои показатели, а затем они ушли.

Когда я очнулась в следующий раз, новая медсестра принесла мне миску с каким-то супом и кормила меня с ложечки маленькими порциями. Я немного поела, прежде чем снова отключилась. Но каждый раз, когда я просыпалась, она была рядом и следила, чтобы я что-нибудь съела или выпила.

Однажды, когда я проснулась, к тому времени я уже часто была в сознании, то обнаружила, что начальница охраны Бунлианг и двое мужчин сидят у моей кровати. Когда она заметила, что я проснулась, она что-то сказала, и мужчины посмотрели на меня. Начальница охраны заговорила, и один из мужчин начал переводить.

"Ты знаешь, кто я?" — спросила она.

"Да, начальник охраны".

"Ты знаешь этого человека?" — указала она на мужчину, сидящего рядом с ней.

"Нет, начальник охраны. Я не могу вспомнить, чтобы когда-либо встречала его".

"Это заместитель начальника Саовалука, следователь Мукджай. У него есть к тебе вопросы".

Лицо мужчины оставалось нейтральным, пока он задавал все необходимые вопросы: видела ли я их лица, могу ли я рассказать, во что они были одеты, как и полагается хорошему полицейскому. Он спросил меня, как много я могу описать, но я ничего не могла вспомнить.

Наконец они пожелали мне скорейшего выздоровления и встали, чтобы уйти. Пока они шли к двери, они разговаривали между собой на своем родном языке, и тут до меня дошло. Я слышала язык нападавших, когда они меня насиловали.

"Тайские женские голоса!" — крикнул я. Начальница охраны Бунлианг и заместитель следователя Мукджай только недоуменно переглянулись. Затем переводчик повторил им, что я сказала, и г-н Мукджай быстро вернулся в комнату.

"Ваши нападавшие были тайскими женщинами?"

"Да, сэр. Они разговаривали и шутили, когда насиловали меня".

Следователем и начальница охраны быстро обменялись взглядами. Она спросила меня, узнала ли я кого-то из нападавших. Я ответила, что не могу быть уверенной на сто процентов, но думаю, что это были женщины 

из группировки.

Я была удивлена, насколько утомил меня их короткий визит. После их ухода я задремала, и мне снился Джефф. Во сне я говорила плачущему Джеффу, что теперь я никогда не смогу подарить ему ребенка. Он сказал, что уходит и все расскажет Кену. Я проснулась от неожиданности, но быстро взяла себя в руки.

Почему мне снился Джефф, а не Кен? Я совершила много ужасных поступков за спиной у Кена, и поклялась себе, что когда вернусь домой, стану лучшей женой, какую только он сможет пожелать. Я бы никогда даже не подумала о члене другого мужчины, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к нему. В глубине души я знала, что у меня будет второй шанс.

Чуть позже пришла медсестра и покормила меня. С каждым днем моя еда становилась все сытнее, и вскоре я стала, есть сама. Мне было интересно, как долго они будут держать меня в больнице. Это заставляло меня задуматься, как долго я проживу, вернувшись в Лард Яо.

Я была уверена, что тайская банда будет ждать меня. Беверли, тоже возможно, захочет отплатить мне. Внезапно я поняла, что если я вернусь в тюрьму, то не смогу покинуть Таиланд живой. Затем, словно усиливая мое отчаяние, пришел врач и на ломаном английском сказал мне, что меня выпишут через неделю. В ту ночь я почти не спала, так как был уверена, что мне вынесли смертный приговор.

За три дня до того, как меня должны были выписать из больницы, меня навестил господин Касагава. Он сказал мне, что благодаря некоторой воинственной риторики Госдепартамента ему удалось сократить мой срок до пяти лет с первоначальных сорока. Я была в восторге, так как думала, что меня освободят, ведь я уже отсидела больше пяти лет.

Затем он предупредил меня, чтобы я не слишком радовалась. Мне придётся отбывать двухлетний срок за нападение на Беверли. Оказалось, что я нанесла ей серьёзные повреждения, и ее поместили в специальное учреждение для заключенных с ограниченными возможностями.

Мое сердце упало. Я поняла, что буду мертва, как только вернусь в Лард Яо. Затем я услышала самую лучшую новость из всех возможных.

"В связи с вашими обстоятельствами и тем, что вам предстоит отбыть небольшой срок, вы будете отбывать свои два года в городской тюрьме. Вы вернетесь в зону для иностранцев".

Когда он уходил, я спросила, не слышал ли он что-нибудь о Кене. Он сказал мне, что мистер Бьюкенен посетит меня через пару недель.

Через шесть дней меня перевезли в прежний отсек в городской тюрьме. И снова у меня была отдельная камера, как и у большинства других женщин. Единственные женщины, у которых были сокамерницы, были из азиатских стран. За два года пребывания у меня ни разу не было сокамерницы. Я не возражала против одиночества, поскольку днем у нас было время для общения.

По ночам я думала о Кене. Время от времени Джефф или Карлос закрадывались в мои сны и доставляли 

мне острые ощущения, но Кен заполнял все мои сознательные мысли. Я все еще намеревалась стать лучшей в мире женой для Кена, когда вернусь домой.

Ян Бьюкенен навестил меня через месяц после моего возвращения в отсек. Он снова и снова извинялся за то, что мне пришлось пережить в Лард Яо, и обещал, что тайское правительство выплатит мне компенсацию после моего освобождения.

Я поняла, что у него плохие новости, когда он, казалось, затягивал наш разговор, рассказывая о погоде и тому подобном. Наконец я спросила его прямо, что ему известно. Он сказал мне, что Кена отправили домой в день моего ареста, и что я теперь в разводе.

«В разводе? Как я могу быть в разводе? »

"Вы подписали бумаги". Я просто посмотрела на него с озадаченным выражением лица. "Наверное, во время вашего перевода в Лард Яо. Тайцы любят, чтобы развод проходил быстро и тихо, без сцен, поэтому они подкладывают документы о разводе в другие бумаги, которые вы должны были подписать. Кен, вероятно, подал документы о разводе, поскольку вы должны были отсидеть сорок лет".

Похоже, он был прав. Я должна была отсидеть два года, чтобы вернуться домой и вернуть Кена. Это было все, о чем я могла думать до освобождения. Я с нетерпением ждала этого дня, когда, наконец, в камере меня встретил конвой, чтобы отвести в ванную комнату, где я смогла искупаться и побриться. Когда я высохла, мне выдали новую одежду и обувь в западном стиле. Я плакала от радости, пока одевалась.

•  •  •

Ноябрь 2012 г.

«Привет, меня зовут Дарлин, и я буду вашим официантом сегодня вечером».

Мужчина посмотрел на меня со смесью отвращения и жалости, затем быстро переключил все свое внимание на яркое меню. Его жена выглядела счастливой, будучи самой привлекательной женщиной вокруг. Я знаю, что моя внешность поблекла, но я ненавидела постоянные напоминания о том, что я уже не та красавица, какой была почти десять лет назад. Я знала, что мои чаевые будут небольшими, когда они оба заказали мясной рулет. Большие чаевые не дают, когда заказывают мясной рулет.

После того, как я отсидела два года в тюрьме, меня депортировали и посадили на самолет, направляющийся в Японию. Господин Касагава и представители американского консульства встретили меня у выхода. Мне выдали временный паспорт для возвращения в США и билет в один конец из Нагасаки в Сан-Франциско.

Они также дали мне кредитную карту. Конечно, они мне быстро объяснили, что это была временная кредитная карта, на которой лежали сто американских долларов. Концепция кредитных карт, не контролируемых банком, была для меня довольно новой. У меня также был банковский чек на 50 000 тайских батов, или около 15 000 американских долларов. Мистер Бьюкенен дал мне этот чек, когда мы ехали на заднем сиденье полицейской машины в аэропорт Бангкока.

Полет домой прошел совершенно без происшествий. Я использовала часть денег на кредитной карте, чтобы посмотреть пару фильмов во время долгого перелета. Мне было немного 

неприятно видеть, что "Робин Гуда" пересняли в тысячный раз. Мне показалось печальным, что первой настоящей едой, которую я съела почти за десять лет, была дрянная еда в самолете.

Для большинства людей отвратительное рагу, которое состояло из мяса и картофеля, могло бы вызвать рвотный рефлекс, но для меня это было как филе-миньон. Я смаковала каждый кусочек. Даже жареный на меду арахис заставил меня снова почувствовать себя маленькой девочкой.

В какой-то момент между показом "Робин Гуда" и какого-то дурацкого фильма под названием "Сумерки" мне удалось немного поспать. Во сне меня встретил в аэропорту Кен. Мы пошли на очень хороший ужин, а потом отправились в пятизвездочный отель и занимались любовью, пока не уснули от приятной усталости.

Проснувшись, я увидела перед собой береговую линию. Вскоре я узнала некоторые ориентиры и поняла, что снова нахожусь в Соединенных Штатах. Через двадцать минут мы приземлились в Сан-Франциско. Выйдя из самолета, я еле сдержала желание поцеловать землю.

Поскольку у меня не было сумок, я быстро направилась к стоянкам такси. У меня не было водительских прав, поэтому я не могла арендовать машину. У меня был паспорт, который мне дали в Японии, поэтому я смогла снять комнату на пару ночей.

Так как было уже 11 часов вечера, я дождалась утра, чтобы набрать свой старый номер домашнего телефона. Ответившая мне женщина сказала, что получила номер три года назад, но время от времени ей звонят Кен и какой-то парень по имени Диего.

Я позвонила по рабочему номеру Кена, и узнала, что он принадлежит какому-то магазину подержанных автомобилей. Мужчина сказал, что никогда не слышал об "Эмерсон и сыновья", и сказал мне, что если я не ищу "Додж", то могу идти на хрен.

Последний номер, по которому я звонила, принадлежал Сандре и Дейлу. Мне ответила женщина, говорящая по-тайски, и у меня чуть не случился приступ паники. Затем я поняла, что ничего не добьюсь по телефону, и решила арендовать машину с водителем напрокат на день.

Консьерж отеля заказал для меня машину, и я отправилась в путь. Первой моей остановкой был банк, чтобы обналичить мой чек и перевести его в американские доллары. Получив деньги, я попросила водителя отвезти меня прямо в офис Кена. Я была потрясена, увидев на месте его офиса кинотеатр. Водитель сказал мне, что кинотеатр построили около пяти лет назад.

Затем я попросила водителя отвезти меня в мой старый район. Я сразу же узнала нашу улицу. Все дома были на месте, а перед домом Джона Уиллиса был припаркован тот же старый пикап Fоrd. Самый большой шок я испытала, когда мы проезжали мимо моего дома.

Дело было не в "Мустанге" на подъездной дорожке и не в ржавом мотоцикле "Хонда" на лужайке, хотя и то, и другое полностью противоречило вкусу Кена. В отчаяние меня привел мексиканский флаг, висевший в окне.

Возле дома Дейла и Сандры, машин не было, поэтому я попросила водителя отвезти меня, обратно в центр 

города, где провела вторую половину дня, пытаясь выяснить свой правовой статус в США. Как только это было сделано, я пошла и получила свои водительские права. По счастливой случайности мои права были просрочены всего на три месяца, поэтому я смогла заплатить штраф и получить новые. После этого я поехала и купила дешевую Кiа на стоянке подержанных автомобилей и вернулась в отель, чтобы отдохнуть.

В тот вечер после ужина я снова поехала в свой район. Теперь на моей подъездной дорожке стоял Linсоln с низкой посадкой. Я увидела, что в доме Дейла и Сандры горит свет, поэтому пошла и постучала в дверь. Дверь открыла афроамериканка и спросила, может ли она мне помочь. Я рассказала ей, кто я такая, и что раньше жила по соседству.

Она рассказала мне, что они с мужем владеют этим домом уже шесть лет. Ещё сказала, что соседний дом был пуст, когда они переехали сюда, а семья Гонзалес поселилась в нем только четыре года назад. Она понятия не имела, где сейчас живут Дейл или Сандра.

"Я никогда их не встречала. Они уехали отсюда примерно за полгода до того, как мы с Шерманом купили дом. Я слышала о каком-то несчастье с их детьми или что-то в этом роде".

Я поблагодарила ее за уделенное мне время, подошла к своему бывшему дому и набралась смелости, чтобы постучать в дверь. Мне было интересно, что случилось с Сандрой и Дейлом, с Джеффом или Шейном. Шейн был на два года старше Джеффа и учился в Стэнфорде, когда я была здесь в последний раз.

Я уже собиралась постучать во второй раз, когда дверь открыла молодая женщина. Я объяснила ей, что жила здесь раньше и хотела узнать, что со всеми случилось. Она отмахнулась от меня и уже почти закрыла дверь, когда на пороге появился пожилой мужчина и прогнал ее, сказав ей что-то по-испански.

Я пересказала свою историю, а он внимательно слушал, затем что-то промелькнуло на его лице.

"Я знаю, кто вы. Пожалуйста, подождите здесь",  — сказал он, закрывая дверь. Примерно через минуту он появился снова с конвертом в руках. "Здесь написано Дарлин Ингаллс. Он лежал на камине, когда мы купили этот дом, с указаниями отдать его вам, если вы придете".

Я поблагодарила его и вернулась в гостиницу на ночь. Когда я приехала, я открыла конверт. Там лежала визитная карточка с названием и адресом фирмы по хранению вещей в Сан-Хосе, а также номером склада, написанным на обороте. Там также была записка, написанная женским почерком, в которой говорилось, что комбинация к замку — это мой день рождения.

Я пролежала без сна до трех часов ночи, пытаясь понять, как мне найти Кена, чтобы доказать ему свою преданность, и гадая, что же случилось с семьей Дейла и Сандры.

В девять утра я стояла перед складом Bollard Self Store под номером 365 и набирала дату своего рождения на кодовом замке. Я была удивлена, когда открыла 

дверь и увидела, сколько всего там было. В задней части помещения стояли коробки, сложенные до потолка, а к двери они постепенно сужались до нескольких штук.

Ближе к двери стоял обеденный стол, который мой дедушка сделал для моей мамы, когда она вышла замуж за моего папу. Это была, пожалуй, моя самая дорогая вещь. На столе лежали три вещи: большой манильский конверт, бутылка пино-нуар из маленькой винодельни Nара Vаllеу и пара трусиков.

Я подняла трусики и узнала в них свои. Спереди были вышиты инициалы "D I". У меня было три таких пары: голубые, серые и розовые. Это была розовая пара. Я посмотрела на бутылку вина и хоть убей, не могла её вспомнить.

Наконец я вскрыла конверт. Внутри была моя копия документов о разводе и кассовый чек на 15 000 долларов с наклеенной на него запиской. В записке, написанной тем же почерком, что и на обратной стороне визитной карточки, было сказано, что чек — это моя доля выручки от продажи дома и машины, плюс моя доля наших сбережений.

Первой моей мыслью было, что Кен продал машину и дом практически за бесценок, поэтому моя доля была такой маленькой. Когда я посмотрела на решение о разводе, то увидела, что Кен изначально предлагал отдать мне 5 процентов от всего. Судья отклонил это предложение и изменил его на 10 процентов. Я решила, что они сделали это, потому что меня здесь не было, чтобы оспорить это.

Через три дня у меня была квартира в Сакраменто, и я искала работу. Я записывала в календарь дату собеседования, когда меня осенило. Я знала, как найти Кена, не тратя все свои деньги на частного детектива.

Дядя Кена Джерри был пилотом. Каждый год он участвовал в воздушном шоу в Рино. Мы с Кеном ездили каждый год, чтобы поддержать его. Так я оказалась в казино в пятницу вечером, надеясь увидеть кого-нибудь из членов семьи.

В субботу утром я отправилась на аэродром. Поскольку меня не было с Кеном, мне пришлось остаться в зрительской зоне. Я почувствовала, как меня захлестнула волна радости, когда я услышала, как диктор приглашал Джерри Ингаллса на старт. Когда гонка закончилась, я увидела, где припарковался Джерри. Мое сердце бешено застучало, когда я увидела Кена.

Кен и его тетя Бонни приветствовали Джерри, когда он выходил из самолета. В это время к ним подбежали две маленькие девочки. Как только я осознала, что это дочери Кена, сзади меня раздался голос из моего прошлого. Это был голос моей давно потерянной сестры Луизы.

"Я вижу, ты вышла из тюрьмы. Знаешь, ему было жаль, что тебя приговорили к такому большому сроку. Он рассчитывал, что ты получишь пять лет, чтобы он мог спокойно развестись с тобой и не потерять все из-за твоей лживой задницы. По крайней мере, ты отделалась легче, чем твой любовник".

Внезапно голос моей сестры, казалось, стал доноситься из длинного туннеля. Подсказки со склада стали кристально ясными. Розовые 

трусики — это трусики, которые Джефф сорвал с меня во время нашего первого раза.

"Каким-то образом Кен нашел трусики и узнал о нас с Джеффом. ОН ПОДСТАВИЛ МЕНЯ!" У меня переклинило в голове, но я успела услышать прощальные слова сестры.

"Мы счастливы, Дар Дар. И я не позволю тебе вернуться в нашу жизнь. Наши дочери не знают, и не будут знать о твоем существовании. Уходи сейчас же и давай обойдемся без сцен, да, дорогая сестра?"

Дар Дар, обойдемся без сцен, дорогая сестра. Когда она говорила эти слова, значение вина в хранилище поразило меня, как мчащийся грузовик.

Прямо перед тем, как я встретила Кена, я была с парнем по имени Грег. Мы с Грегом встречались, время от времени со второго курса средней школы. Во время наших перерывов, Грег иногда встречался с Луизой. За месяц до того, как я познакомилась с Кеном, Грег попросил Луизу выйти за него замуж. Я ужасно расстроилась, когда она сказала мне об этом.

Через несколько дней после того, как я узнала о ее помолвке, Луиза пришла ко мне в квартиру с бутылкой пино-нуар из той же винодельни, и мы пили это вино весь вечер.

Даже складское помещение было подсказкой. Склад "Боллард". За два года до встречи с Кеном я встречалась с сыном старых друзей нашей семьи по имени Хью. Мы с Хью были помолвлены с младших классов средней школы. В ночь выпускного бала мы с Хью поссорились.

Я мило улыбалась для фотографий, мило со всеми здоровалась, я даже Хью поверил, что я счастлива. Но каждый раз, когда Хью притягивал меня к себе, он получал порцию яда. В какой-то момент ему надоело всё это, и он улизнул через заднюю дверь спортзала, чтобы тайком выпить со своими приятелями.

Одна из девочек в нашем классе встречалась с мальчиком из Сан-Хосе по имени Фрэнк Боллард. Он был не самым красивым парнем, и она, похоже, бросила его, и тогда я начала флиртовать с ним. Я решила, что если Хью собирается быть засранцем, то я собираюсь наслаждаться этой ночью.

Мы с Фрэнком танцевали вместе несколько танцев, и когда Хью не вернулся к 11:30, я попросила Фрэнка отвезти меня домой. Сначала Фрэнк высадил Келли Манро, девушку, с которой он пришел, а затем спросил меня, действительно ли я хочу ехать домой. Я сказала ему, что предпочла бы заняться другим делом.

"Другое дело" — это как раз то, чем мы занимались, когда Хью нашёл нас с Фрэнком на заднем сиденье его El Dorado, обнаженных и потных. Хью избил Фрэнка и сказал мне, что между нами все кончено. Насколько я знаю, Хью никому не сказал ни слова. Никто в школе никогда не узнал, почему мы расстались. Луиза была единственной, кто знала о нас с Фрэнком.

Я оглянулась в сторону ангара, но три самолета приземлились, закрыв мне вид на самолет Джерри. Я повернулась, чтобы поговорить с сестрой, но обнаружила, что она 

исчезла в толпе. Я попыталась выйти на взлетно-посадочную полосу, но довольно крупный полицейский не пустил меня.

Из прошлого опыта я знала, что пилоты и экипажи выходят из других ворот, не как все зрители. Я пошла к своей машине и попыталась проехать к тем воротам, но полиция перекрыла дорогу, чтобы обеспечить безопасность гонщиков.

В воскресенье я снова тщетно пыталась увидеть Кена. Я даже попыталась пробраться через ворота за киоском концессии. Группа из трех офицеров проводила меня до машины и сказала, чтобы я не возвращалась, иначе меня арестуют. Я поехала обратно в Сакраменто, уверенная, что не сделала ничего, чтобы заслужить тот ад, через который мне пришлось пройти.

Кен был мстительным животным, и я позвонила нескольким адвокатам, чтобы узнать, могу ли я предъявить ему обвинение за то, что он так со мной поступил. Все они сказали, что мне понадобятся неопровержимые доказательства, и я знала, что не смогу их получить, не потратив все деньги, которых у меня и так было мало, на следователей.

Поиск в Интернете позволил мне найти информацию о Джеффе. Менее чем через год после моего заключения он поступил в государственный университет Сан-Хосе и поселился в квартире недалеко от кампуса. Через шесть недель после начала занятий три девушки обвинили его в изнасиловании. У обвинения, в качестве доказательства, был образец его ДНК, а у Джеффа даже не было надежного алиби. В ожидании суда его зарезали в душе.

У меня были деньги, отличный дом, хорошая машина, одежда и украшения, о которых только может мечтать любая женщина. У меня был мужчина, который обожал меня, прекрасные друзья, лицо и тело, которые заставляли мужчин рвать шейные сухожилия, когда они пытались обернуться мне в след. Теперь на меня бросают только взгляды отвращения, когда люди видят, какие следы оставили тюремные побои на моем лице.

Я переехала из отличного района в пригороде Окленда в грязную квартиру в Сакраменто. Конечно, это было лучше, чем мое жилье во время пребывания в Таиланде. Некоторые скажут, что я сама на себя это навлекла. Однако я не считаю, что из-за моего маленького проступка я заслужила потерю всего, что мне было дорого. Кен подставил меня и бросил практически без денег, пока он сам, мог свободно начать новую жизнь с моей сестрой, а я здесь разношу тарелки с мясным рулетом ворчливым туристам.