Разговоры. Серия: Пример разговора секса по телефону Часть 2

Моя жена, Мари, выглядела хорошо. Действительно хорошо! Почти съедобно, если бы я любил есть крысиный яд.

Она подошла к залу заседаний совета директоров в толпе людей, подтирающих задницы большим шишкам, которые претендовали на руководство компанией "Акме Лтд", хотя большая часть их работы была настолько простой, что ее смог бы выполнить любой.

Мари была одета в элегантный сшитый на заказ костюм. При этом юбка была немного короче, а топ немного теснее, чем, вероятно, подошло бы большинству бизнесменов, но это была Мари. У нее были стройные ноги и красивые круглые сиськи, она использовала их в своих интересах на любой деловой встрече. Но не для меня, ее печального, брошенного мужа. Увы, больше не для меня.

Группа тучных мужчин и стройных крепких помощников вошла в зал заседаний и уставилась на меня, сидящего в дальнем конце длинного полированного дубового стола, за которым обычно сидел председатель — мистер Макс Коллинз Всемогущий. По одну сторону от меня сидели Даллас и Холмс, по другую — Уорбертон. Вместе мы составляли банду из четырех человек. Нас подкрепляла Бет, которая стенографировала каждое слово, чтобы вести протокол заседания. Ее ручка уже была приготовлена.

— Кто ты, черт возьми, такой?  — спросил Коллинз, широко известный своим прямолинейным стилем руководства.

— Меня зовут Роб Бентли, джентльмены.

Услышав мой голос, жена резко повернула голову и уставилась на меня. До этого момента Мари разговаривала с директором по маркетингу Джоном Форбсом и не видела меня. Она поспешила ко мне.

— Роб, какого черта ты здесь делаешь?

— А, миссис Бентли,  — весело сказал я.  — Вы помощник директора по маркетингу, не так ли?

После долгой паузы, пока она пыталась понять, что происходит, она сказала:

— Ты это прекрасно знаешь. А теперь тебе нужно уходить, прямо сейчас.

— Почему бы вам не присесть, миссис Бентли? Хотя зачем нужен помощник директора по маркетингу на заседании совета директоров, я не очень понимаю. Я думал, что вы будете заняты работой, а не необычайно долгим обедом, а затем встречей с членами правления.

— Роб,  — прошипела она.  — Ты ставишь меня в неловкое положение. Тебе нужно убираться отсюда прямо сейчас!

— Я думаю, что уже слишком поздно смущать вас, миссис Бентли. И мне нужно быть прямо здесь, прямо сейчас. Так что присаживайтесь, и давайте посмотрим, какие карты выпадут в этой игре.

— Роб, мы можем поговорить дома вечером. А теперь убирайся!

До этого момента она говорила шипящим шепотом. Ее последние слова резко возросли по высоте и громкости.

Тут снова вмешался Коллинз.

— Кто-нибудь, вызовите охрану и избавьтесь от этих придурков. И скажите им, что кое-кто будет искать работу, как только я узнаю, кто их впустил.

Заговорил Уорбертон:

— В настоящее время проводится внеочередное собрание акционеров, господа. Служба безопасности знает о нашем присутствии и нашем праве находиться здесь.

— Кто ты такой, черт возьми?  — спросил Коллинз. Я и понятия не имел, что он такой гладкоречивый. Он поднялся по служебной лестнице от продавца до директора по продажам и председателя правления, болтая,  

целуя задницы и нанося удары в спину. Я не знаю, как он мог достичь своего положения, используя такой язык. Должно быть, он немного расслабился. Размер его живота показывал, что это было не единственное, что он расслабил.

— Хорас Уорбертон, старший партнер фирмы "Уорбертон, Уорбертон и Холмс"."

— Кто они, черт возьми?  — Коллинз был сегодня в ударе.

— Аудиторы компании.

— И почему вы здесь?

— Я здесь для того, чтобы обеспечить проведение внеочередного собрания акционеров в соответствии со всеми правилами и положениями Закона о компаниях с поправками 2006 и 2013 годов.

— Послушайте, я не знаю, кто вы такие, шутники, но что бы вы ни пытались продать, я не куплю. Так что отвалите. Убирайтесь из моего здания!

— Я хотел бы напомнить вам, мистер Коллинз, что здание принадлежит компании, которая, в свою очередь, принадлежит акционерам.

— Я владею долбанными акциями! А теперь убирайся! Кем бы ты ни был. И не позволяй этой долбаной суке все записывать.

Бет посмотрела на него и мило улыбнулась. Черт, Бет была такой хорошенькой, и когда она улыбалась...

Спокойно, " Мальчик! Не время! " Затем она снова поправила очки в черной оправе, убрала выбившуюся прядь своих темно-русых волос за ухо, и мой желудок перевернулся. Боже, она была хорошенькой, и эти губы...

Она деловито строчила, пока Пайпер, финансовый директор, не подал голос.

— Собрания акционеров требуют уведомления и проводятся в месте, которое позволяет всем присутствовать, если они пожелают.

— Это внеочередное собрание акционеров, мистер Пайпер. Бет, не могла бы ты проверить, не упоминал ли я об этом раньше?

— Да, мистер Уорбертон. Вы сказали: "Сейчас проходит внеочередное собрание акционеров", на что мистер Коллинз ответил: "Кто они, черт возьми?"

Черт, мне нравилось, когда Бет говорила "черт возьми"! Как "трахни меня". Ладно, я никогда не слышал, чтобы она действительно говорила это, кроме как в моем воспаленном воображении. Хотя, когда она говорила "пошел ты" или "отвали" другим парням, это было довольно мило. Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ. Я уже говорил, что люблю эту улыбку?

— Уведомления были разосланы два дня назад, джентльмены. По мере необходимости.

— Это чепуха,  — сказал Крисп, секретарь компании.  — Я не получал никаких уведомлений о подобных вещах и хотел бы узнать об этом первым.

— И все же наши записи показывают, что уведомление по электронной почте было получено и признано прочитанным.

— Только не я,  — самодовольно заявил Крисп.

— Судя по всему, вы не были здесь уже два дня. Я полагаю, вы были на тренировке по сплочению работников фирмы. Странно, что это происходит в середине недели, но вы делаете политику...

— Я делаю политику!  — заявил Коллинз.  — А ты можешь проваливать. Если я говорю, что это происходит в середине недели, значит, так оно и есть.

— Конечно, Вы правы,  — спокойно сказал Уорбертон.  — Мои аудиторы сейчас просматривают счета и квитанции за тимбилдинг.

Я не мог не заметить.

— О, ты был плохим толстым котом?

— Форчун,  — сказал Коллинз.  — Спускайся туда и разберись.  

Я не потерплю, чтобы какие-нибудь подтирщики задниц бродили по коридорам компании и рылись в наших финансовых бумагах.

Я заметил, что Чарли Форчун, финансовый директор, слегка побледнел.

— Ты в порядке, Чарли? Ты выглядишь немного не в своей тарелке. Я уверен, что тренировка по сплочению команды была абсолютно честной, а не просто каким-то предлогом остаться в пятизвездочном отеле, чтобы вы все могли напиться, устроить оргию и трахнуть своих помощников.

— Роб!

Даллас положил руку мне на плечо.

— Что?  — запротестовал я.  — Я сказал, что уверен, что это неправда.

Он одарил меня старомодным взглядом. Что ж, как законный ум банды четырех, он имел на это полное право.

— Мистер Коллинз,  — сказал Уорбертон. Его плавный способ ведения переговоров напомнил мне того персонажа Кобаяши в "Обычных подозреваемых". Гладкий и всегда только правильный ответ.  — Возможно, вы захотите оставить мистера Форчуна на время встречи. Согласно реестру акций, он владеет значительным количеством акций, и, возможно, пожелает голосовать.

— Он голосует так, как я ему говорю,  — заявил Коллинз, не боясь противоречия.

Члены правления и их бимбо — ассистенты все еще стояли вокруг дальнего конца стола.

— Джентльмены,  — сказал Уорбертон.  — Пожалуйста, присаживайтесь, чтобы мы могли перейти к первому вопросу повестки дня.

— Нет никакой гребаной повестки дня!  — заорал Коллинз.

— У меня есть повестка дня прямо здесь,  — сказал я, протягивая листок бумаги вперед, радуясь, что Бет отговорила меня писать его фиолетовым карандашом, что было моим первым инстинктом, поскольку это место было такой шуткой.

— Я не получил повестки. Эта встреча недействительна и незаконна!  — запротестовал Крисп.

Я кивнул Бет. Она вытащила телефон из какого-то волшебного места на своем волшебном теле. Должно быть, это было что-то волшебное, потому что одежда, которую она носила, выглядела так, будто ее окунули в жидкий шелк. И уж точно у нее не было ни карманов, ни места, где можно было бы спрятать телефон. Я бы знал. Эй, мне можно смотреть!

Она что-то пробормотала в трубку, затем заставила ее исчезнуть и кивнула нам.

Коллинз все еще что-то бормотал и угрожал вышвырнуть нас вон, но я заметил, что в его грозных предупреждениях уже не было настойчивости.

Через минуту появился молодой человек в дорогом костюме с ноутбуком.

— А, Кларк. Если вы откроете его, мистер Крисп введет свой пароль.

Мужчина открыл ноутбук и положил перед тощим секретарем компании, который уставился на него, протянул руку к клавиатуре и остановился.

— Мистер Крисп,  — сказал Даллас.  — Советую вам не делать глупостей. Мистер Кларк будет вынужден предотвратить это. Что может быть... не очень хорошо.

Все присутствующие в комнате внезапно осознали, что мистер Кларк внезапно стал гораздо более угрожающим, чем должен казаться клерк-ревизор. И все это без малейшего движения мускулом, что было откровенно потрясающе. Крисп ввел пароль и открыл электронную почту. Когда он немного побледнел и начал потеть, я понял, что он нашел объявление.

— Уведомление было также размещено на доске объявлений компании по мере необходимости и в национальных газетах. Ни в чем из этого не было 

обязательной необходимости, так как у нас также есть письменное соглашение на короткий срок.

Ладно, письмо было фальшивым. Один мой друг проделал с ним кое-какие манипуляции и умудрился получить дату и время, судя по всему, два дня назад, а не два часа, а также сделать так, чтобы его прочитали и признали. Не спрашивайте меня как, у меня просто есть друзья. Но доска объявлений была правильной, как и газетная заметка. Я не упомянул, что объявление было довольно маленьким и появилось среди объявлений о сексе в конце газеты с самым маленьким национальным тиражом, который мы могли найти. Конечно, не была не та газета, которую обычно читают бизнесмены. Доска объявлений находилась в заводской столовой небольшого филиала компании — в Шотландии. Потребовалось немало глубоких размышлений, чтобы прийти к такому способу размещения. Он балансировал буквально на краю, но это было законно.

Уорбертон постучал по столу.

— Хорошо, если вам, джентльмены, удобно стоять, тогда мы можем начать. Мистер Бентли, будьте добры, прочтите первый пункт повестки дня.

Я поднялся на ноги, поправил пиджак и застегнул нижнюю пуговицу. Мой костюм был дешевым, но он был сшит по тому же фасону, что и все дорогие. Потом поправил галстук и откашлялся. Все глаза следили за каждым моим движением. Даже Мари, хотя она, казалось, не хотела смотреть на меня и была в ярости.

— Благодарю вас, мистер Уорбертон. Джентльмены, первый пункт повестки дня — это предложение о недоверии совету директоров этой компании и о немедленной замене всех членов этого совета.

На мгновение воцарилась тишина, а затем поднялся такой шум, который устроил бы любой бар во время финальной игры кубка Англии по футболу. Одни смеялись, как ослы, другие ревели, как медведи, а третьи визжали, как свиньи. Так что, возможно, он лучше подошел бы для любого бара во время показа "Скотного двора".

Теперь моя жена, казалось, была так смущена моим поведением, что не могла смотреть на меня. Она обмякла в кресле, съежившись в надежде, что ее никто не заметит.

— Будет обсуждение пункта первого, джентльмены?

— А что тут обсуждать?  — взревел Коллинз. Он посмотрел мне прямо в глаза.  — Я тебя знаю. Ты ведь муж Бентли, которая разгребает дерьмо, не так ли? Простой рабочий. Возможно, вместо того, чтобы просто использовать свои мышцы, ты должен был использовать свой мозг и принять некоторые советы от нее. Она знает, что делает, и у нее это очень хорошо получается.

Он многозначительно поднял брови и обвел взглядом своих коллег, которые последовали его примеру и заняли места за столом, ухмыляясь нам с Мари по очереди. Если до сих пор ее поведение оставалось незамеченным, то теперь это уже не было тайной. Она была разоблачена. Раскрасневшаяся и немного заплаканная, она еще глубже съежилась в кресле.

— Возможно, вы, идиоты, и подстроили все это, но вы, очевидно, не имеете ни малейшего представления о том, как работает бизнес. Это общество с ограниченной ответственностью, акции которой продаются на фондовом 

рынке, а не какая-нибудь индюшачья ферма за пределами Сити. Ты не имеешь права голоса в управлении этим бизнесом. Это мое право. А теперь будь хорошим маленьким мальчиком и отвали! Убирайся с моих глаз! Вы все были забавны со всеми вашими разговорами о планах на собрание акционеров, но теперь вы просто выводите меня из себя!

Уорбертон и бровью не повел.

— Есть еще какие-нибудь мнения по первому пункту повестки дня?

Когда все, что он получил, были насмешки и смех от всех двенадцати членов совета, а также хихиканье и презрение от помощников, которые стояли позади них, он на мгновение замолчал.

— Затем этот пункт ставится на голосование по предложению: все члены правления Acme Limited должны быть уволены и заменены с немедленным вступлением в силу. Кто за?

Я поднял руку.

— Ты?  — усмехнулся Коллинз.  — У тебя есть акции?

Я кивнул, и Мари удивленно посмотрела на меня.

— Сколько их?  — спросил Коллинз.

— Сто акций.  — Я сказал.  — Я недавно купил их.

Мари снова посмотрела на свои колени. Унижение от того, что она каким-то образом связана со мной, было совершенно очевидным. Сто акций — это даже не сотая доля процента. Я был деревенским идиотом в лучшем университете страны по сравнению с бизнесменами, с которыми она ежедневно общалась. Она была послушницей у их ног, стремясь узнать все, что могла, от мастеров, в то время как я не был достаточно умен, чтобы позволить мне опустошать ночные горшки. Я видел, как она сняла с пальца обручальное кольцо и положила его в карман. Увидев это, я не опечалился. Просто удивился, как мало это меня беспокоило. Я думал, что мне будет хоть немного не все равно.

Бет улыбнулась мне, и я сморщил нос в ответ. Маленький кроличий носик. Ей это понравилось, и ее улыбка стала шире.

Коллинз завывал от смеха.

— Сто акций? Сколько это стоит? Два фунта?

Уорбертон невозмутимо продолжал:

— Есть те, кто против этого предложения?

Смех продолжался.

— Тогда, если не будет голосов "против"...

Пайпер внезапно пришел в себя.

— Я голосую против!

— Что?  — захохотал Коллинз, вытирая глаза.  — Ты принимаешь это всерьез?

— Голосование должно было пройти против нас. Он голосовал за своими 100 акциями, но никто не голосовал против него.

Коллинз внезапно протрезвел и уставился на меня, нахмурив густые брови.

— Ах ты хитрая маленькая сучка! Ты все это спланировал?! Ты все это время планировал! И ты чуть не загнал нас в свою ловушку, смеясь всю дорогу. Очень умно. У меня восемьдесят три миллиона акций, и я голосую против этого предложения. А теперь убирайся отсюда и забирай своих лакеев. И если ты когда-нибудь снова войдешь в это здание, я надеру тебе задницу так крепко, что она будет скрипеть каждый раз, когда ты будешь делать вдох!

Внезапно возник небольшой лес поднятых рук, голосующих против этого предложения. Дела у команды гостей шли не очень хорошо.

Уорбертон записывал каждый голос против предложения, сверяя их с реестром акций, чтобы узнать, сколько акций принадлежит каждому из 

них.

— Это в общей сложности чуть меньше 242 миллионов акций против предложения. Против предложения проголосовали 27, 62% всех выпущенных акций. Предложение принимается.

— Убирайся из моего здания, ты, гребаный маленький кусок...

— Что значит "принято"?

Крисп стоял и что-то кричал Уорбертону.

— Подожди, что?. .  — выдохнул Коллинз.  — Я думал, он имел в виду "отвергнуто".

— Нет, мистер Коллинз. Мой смысл был ясен. Я имел в виду — принято. Предложение принято.

Теперь шум был полон протеста и отрицания, а не смеха, улюлюканья и прочего обезьяньего дерьма, которым они занимались до сих пор.

— Послушай, Уоррингтон, или как там тебя зовут, ты не можешь обмануть этих тварей. Ты говоришь ерунду.

— Конечно, нет, мистер Коллинз. Я так же хорошо разбираюсь в деловых процедурах, как и вы... ну, на самом деле больше, чем любой из вас. Я точно знаю, что говорю.

— Ладно, тогда скажи это на простом гребаном английском, потому что прямо сейчас ты говоришь из своей задницы, ублюдок!

— Мистер Коллинз, цифры очень просты. 27,62% акций — тех, что принадлежат людям за этим столом,  — проголосовали за отклонение предложения. 58,98% акций проголосовали за принятие этого предложения. Поэтому решение принято. Я не понимаю, как сделать это более ясным.

— Что?  — спросил Коллинз.

— Как вы получаете 58% из 100 акций?

— Вы не мистер Коллинз, вы даже не имеете 1% благодаря этим 100 акциям. Как вы могли это сделать? Это публичная компания, торгуемая на бирже, как вы сказали. В общем, там почти миллиард акций.

— Так откуда же берутся эти 58%?

Я снова встал.

— Они исходят от доверенных лиц. Которые дают мне право голосовать их акциями. И я голосую за то, чтобы выбросить всех вас, извращенных, вороватых свиней, на улицу. Что я только что и сделал.

Теперь Мари смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Откуда, черт возьми, я знаю о таких вещах, как представительство? Я был строителем, а не финансистом. Где бы я вообще мог услышать это слово?

Коллинз смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— У тебя не может быть так много доверенных лиц, ты не можешь сделать это. Это невозможно!

— Возможно, Коллинз. Я просто попросил их, и они дали мне это право. Для этой единственной встречи. На один день.

— Это обошлось бы тебе в миллионы!

— Нет, просто надо было найти подходящих людей, с которыми можно поговорить. И большинство из них действительно не любят тебя.

На это ушли недели. С того самого момента, как я подслушал разговор двух членов совета директоров в туалете для руководителей, когда я был под потолком, пытаясь найти источник утечки. Думаю, Мари устроила меня на эту работу в качестве компенсации к своему чувству вины.

— Эта сучка Бентли такая классная,  — сказал один из них. Кажется, это был Мюррей, директор по продажам.

В моем городе только одна сука- Бентли, так что я знал, о ком они говорят. Конечно, тот факт, что она работала этажом ниже, тоже мог выдать ее.

— Ты думаешь, Коллинз 

на этот раз поделится своей шлюшкой во время тимбилдинга?  — спросил другой. Думаю, это мог быть непосредственный начальник Мари.

— Ему нравится держать ее под своим крылом, где он может делать с ней все, что ему заблагорассудится. Хотя прошло уже больше двух лет, так что он, возможно, уже устал от ее влагалища. Возможно, в этом году он поделится. Я думал, что он будет щедр на рождественской вечеринке, но этот придурок не собирался этого делать. Он держал ее под столом и заставлял ее сосать свой член, даже когда ее муж искал ее. Жадная мудак.

— Ты имеешь в виду, под его толстым животом. Странно, что он до сих пор не раздавил ее.

Я услышала звук смеха, а затем спустя пару-тройку секунд, дверь открылась и закрылась, когда они ушли.

— Вымойте руки, грязные свиньи,  — крикнул я.

У меня закружилась голова, и я подумал, как будет больно, если я упаду на бок и провалюсь сквозь фальшпол. Часть меня хотела, чтобы это произошло. Может быть, это уменьшит боль внутри.

Теперь все обрело смысл. О, я знал, что она уже давно изменяет. Взгляд в ее глазах на мой невинный вопрос вызвал у меня подозрение. И когда подозрение возникает, оно уходит с трудом. Я заметил небольшие изменения в одежде, особенно в нижнем белье. На телефонные звонки она всегда отвечала в другой комнате. Секс становился сначала реже, а потом слишком часто, потом снова все реже. Все классические приметы.

Но я искал партнера по измене среди нашего круга друзей. Я имею в виду, что Мари — хитрая красивая лиса. У нее длинные черные волосы и соблазнительные изгибы, независимо от того, с какой стороны вы на нее смотрели. И она всегда хорошо выглядела, когда дело касалось ее волос, макияжа и одежды из лучших и самых дорогих магазинов. Мари не скупилась, когда дело касалось Мари. Это уж точно. Поэтому она будет лезть вверх, а не вниз.

Секс с ней тоже был прекрасен, хотя после приступа хорошей любви во мне всегда оставалась предательская маленькая мысль. Я задавался вопросом, не были ли ее действия со мной в постели взяты из инструкции Икеи: сделай так, а затем так, затем переверни это и трахни тут, а затем колоти сюда и надейся, что не останется лишних деталей. Другими словами, хорошо проверенный способ иметь действительно хороший секс, а не естественные попытки попробовать в сексе что-то новое.

Я всегда чувствовал себя немного предателем, думая об этом. Я никогда не думал, что предательство может исходить от нее.

Итак, я искал не ту страницу в каталоге партнеров-изменников. Я представлял ее с большим, красивым, мощным парнем с огромной шишкой. Не маленьким, блядь, тявкающим терьером с чувством собственной важности, только чуть больше его живота.

Прошло уже больше двух лет с тех пор, как этот сквернословящий старый развратник задрал живот на ее обнаженное тело и ткнул в нее своим членом. На мгновение я задумался, был 

ли он в этом лучше меня, или у него был более длинный член. Затем, все еще сидя на стропилах, я начал хихикать при мысли о том, что ему понадобится гораздо более длинный член, чтобы проникнуть в нее. К сожалению, мое хихиканье превратилось в слезы, и я немного поплакал над своей потерянной любовью. Окончательный конец брака, даже в его последней стадии, легко может сделать это с вами.

Некоторое время я шмыгал носом, жалея себя. Потом я разозлился и подумал о самоубийстве, потом просто об убийстве, а потом, наконец, свел все к тому, что, может быть, утоплю их в кислоте. В конце концов, я отложил эту глупость и начал думать как следует.

Я поговорил с другом, который дал мне пару маленьких пластиковых штучек и сказал, что делать. Я тщательно записал его инструкции. На следующий день я вернулся в здание с инструментами и снова начал искать эту надоедливую протечку, останавливаясь только для того, чтобы подключить пластиковые штуки к оставленным без присмотра ноутбукам и нажимать кнопки в том порядке, который я записал в своем списке. Пока я ждал, я громко насвистывал и колотил по кабинету, ругаясь по поводу утечки и тщательно обыскивая все вокруг. Всегда лучше прятать вещи на виду. Наконец, я снова вытащил пластиковые штучки и вышел, все еще насвистывая.

Удивительно, каких разных людей вы встречаете, когда строите для них дома. А если повезет, то сколько хороших друзей можно завести, если относиться к ним честно, с уважением и юмором! Другой друг проанализировал данные, полученные от пластиковых штучек. Это привело меня к мистеру Уорбертону, который познакомил меня с Далласом и Холмсом. Долгая дискуссия за круглым столом в баре дала мне ответ на мою проблему, хотя решение должно было быть за мной. Они не могли сделать больше, только мягко намекнуть, что это может быть.

Так что в конце концов я нашел человека, которого мне нужно было спросить, и я пошел и спросил ее. Я объяснил ей ситуацию, и она даже сочувственно посмотрела на меня. Затем я показал ей, что сказали данные, и она выглядела очень обеспокоенной. И когда я рассказал ей о своем плане, она рассмеялась и дала мне то, что мне было нужно. Она возглавляла крупный пенсионный фонд и беспокоилась, что нынешний совет директоров "Акме" обрушит курс акций, поскольку она вложила в их акции большие суммы.

Она даже познакомила меня со следующим человеком, с которым я должен был поговорить, и каким — то образом, тщательно объяснив, что, как, когда и почему, почти каждый человек в списке хедж-фондов, пенсионных фондов, взаимных фондов и банковских инвестиций дал мне другую часть решения. Каждый по разным причинам. Некоторые делали это ради прибыли, и их было много, поскольку теперь они знали время. Некоторые делали это ради удовольствия, ненавидя Макса Коллинза почти так же сильно, как и я. Некоторые делали это просто назло, а некоторые делали 

это без видимой причины, просто после истории, которую я им рассказывал. Удивительно, но никто из них не сказал ничего важного посторонним людям, и поэтому эта ситуация оставалась вне поля зрения руководства компании.

И в итоге у меня появились доверенные лица для более чем половины акций компании. Я попросил доверенность на одну встречу, и они дали мне ее на целый день.

Этот день был сегодня.

— Вы все уволены,  — сказал я.  — Бет, будь добра, предупреди охрану, чтобы они были готовы сопроводить каждого из этих мерзких маленьких ублюдков с территории фирмы после встречи.

На этот раз Бет действительно хихикнула, сделала огромные глаза из-за очков и снова сотворила свою магию с телефоном. Охранники появились через минуту, появившись перед дверью зала заседаний.

Никто не произнес ни слова, только время от времени раздавался панический шепот. Я заметил, что более умные помощники немного отошли от своих боссов, желая получить некоторую степень свободы теперь, когда их "талоны на питание" остались без работы. Мари смотрела на меня так, словно в любой момент у меня могли вырасти клыки. Мне это нравилось. Небольшой шок был хорошей закуской. Потому что у меня еще оставалось много основного блюда.

— Что у нас на повестке дня, мистер Уорбертон?  — спросил я. О, я знал, что будет дальше, ведь именно я написал эту проклятую вещь. Но я наслаждался формальностью всего этого действа.

— Пункт второй повестки дня. Предложение о том, чтобы никакие так называемые золотые парашюты не предлагались ни одному из предыдущих членов правления Асmе Ltd. Кто голосует за?

Я подняла руку с широкой улыбкой.

— Кто голосует против?

Маленький лес рук снова вырос.

— Предложение принято.

— Ты не можешь этого сделать! У меня контракт!

Крисп становился все смелее в своем отчаянии. Обычно он крался, опустив голову и сложив руки, как будто молился. Вот только то, что он на самом деле делал, было охотой. На молодых мужчин в компании, либо подкупая, либо вымогая у них сексуальные услуги. Маленькие пластмассовые штучки также обнаружили это вместе с парой жалоб, которые были поданы на него отчаявшимися сотрудниками, но позже отклонены советом директоров как "клевета".

— Действительно, Криспи, мерзкий маленький качок. Однако ваш контракт, как и у всех остальных, зависит от соотношения прибыли за предыдущие годы. Разве не так, Чарли?

Форчун кивнул.

— Коэффициент прибыли соответствует нашим планам, поэтому не будет никаких проблем с выполнением наших контрактных целей.

— За исключением того, что кто-то мухлюет с балансом, не так ли, Чарли? Возиться с цифрами амортизации?

Лицо Чарли побелело так, что стало почти прозрачным.

— Правильно, не учитывать амортизацию с заводов и машин, транспортных средств, даже зданий, было плохой идеей. О, Чарли, Чарли. Обманываете налоговика, пытаясь вывести компанию из-под контроля акционеров ради очень личной выгоды. Ой-ой-ой. Гадкие члены правления.

Все гадкие члены правления бросились отрицать, что они лично причастны к этому, особенно когда мистер Даллас представился как старший советник по таможне и акцизам Ее Величества.

— Сборщик налогов не придет.  

Он уже здесь.

К счастью, как это делает любой человек, достойный своей работы, Даллас сказал им всем, что они находятся под следствием, и любое подозрение на то, что один или двое из них могут захотеть уехать в более теплые края, будет сурово осуждено и приведет к их немедленному заключению в тюрьму, пока расследование продолжается. Оказалось, что бухгалтерские книги проверялись не только восторженными молодыми людьми Уорбертона, но и рассматривались под микроскопом более старыми и седыми, но не менее прилежными ищейками Далласа. И мы все знаем, что такое налоговый инспектор, когда он хочет хорошенько тебя рассмотреть.

— Пункт третий,  — продолжал Уорбертон, когда суета и возбуждение улеглись, сменившись унынием.  — Ходатайство о том, чтобы акционеры назначили мистера Холмса и его товарищество для расследования и уголовного преследования любых должностных преступлений, халатности, растраты и самообогащения за счет акционеров.

— Роб, ты же знаешь, что должностные преступления относятся только к государственным служащим.

— Да, но это такое хорошее слово,  — сказала я.  — Большинство людей никогда не слышали о нем, поэтому я решил добавить его туда и посмотреть, попадется ли кто-нибудь.

Уорбертон едва не улыбнулся. Но аудиторы не улыбаются. Я думаю, это потому, что им так часто приходится иметь дело с налоговиками.

— Кто голосует за это предложение?

Я послушно поднял руку.

— Кто голосует против?

Только половина из них потрудилась поднять руку.

— Решение принято.

Холмс встал.

— Благодарю вас, мистер Уорбертон. Меня зовут Джон Холмс из "Хадсон, Уотсон и Холмс", и с этого момента я являюсь юридическим советником корпорации до тех пор, пока не будет создан новый совет. Я и мои следователи изучим каждый клочок бумаги, каждый бит данных и каждого сотрудника, чтобы установить, какие уровни кражи, растраты, мошенничества и должностных преступлений...

Он кивнул мне, и я слегка поклонился в ответ.

— ... в этой компании произошли. Затем компания будет настаивать на уголовном преследовании за каждое событие, превышающее стоимость одной скрепки. Свидетельские показания, свидетельствующие о такой практике, будут благосклонно приняты во внимание. Пожалуйста, не пораньтесь в спешке в очереди в мой кабинет на втором этаже, где будут проходить такие собеседования.

Он снова сел, и Уорбертон снова взялся за повестку дня.

— Да ладно тебе, Роб. Я не могу этого сказать. Ты хочешь, чтобы это было внесено в публичный протокол? Серьезно?

Я твердо кивнул.

— Он вздохнул.  — Очень хорошо. Предложение состоит в том, что члены совета директоров принесут извинения лично, индивидуально и коллективно мистеру Бентли за то, что они трахали его жену, индивидуально, в группе и по очереди, в течение последних двух лет. Что миссис Бентли подвергнет свою пизду медицинскому обследованию на наличие всех вирусов, бактерий, паразитов и..... что это за слово?

Я наклонился и посмотрел.

— Поганок.

— ... Серьезно? И поганок, которые там растут с целью их уничтожения. Это должно произойти до того, как она приступит к своим новым обязанностям председателя правления.

— Кто голосует за?

Моя рука восторженно взметнулась вверх, когда я посмотрел на Мари. Ее рот был открыт,  

и она продолжала облизывать губы, как будто во рту было очень, очень сухо. Это было некрасиво. Ее глаза, казалось, опустились и потускнели, устремившись куда угодно, только не на меня. Ее плечи были сгорблены, а руки скрещены на груди. Она явно ожидала, что кто-то замахнется на нее.

Только не я. Я бы не прикоснулся к ней даже членом моего злейшего врага, не говоря уже о большущем баржевом шесте.

Несколько человек сказали, что им очень жаль.

— Все вместе, идиоты. Это значит — все. Теперь раз, два, три...

— Нам очень жаль, мистер Бентли.

— Нет, нет, нет. Есть те, кто не прилагает к этому никаких усилий. Ну же. Мне нужен ваш энтузиазм!

Это было так сюрреалистично, что я чуть не упал со смеху. Все эти капитаны промышленности, гиганты среди гигантов, бизнес-элита, все скандируют, как второкурсники, как они жалеют, что трахнули мою жену.

Я сделал ошибку, взглянув на Бет, которая безнадежно хихикала, стоя спиной к хористам и прижимая кулак ко рту, чтобы заглушить смех. Я должен был положить конец этой пародии.

— Ладно, последняя попытка. Итак, все, я хочу чувства, я хочу ритма, я хочу рифмы, я хочу громкости, установленной на максимум и даже чуть больше. Я не вижу ваших рук!!!

При этих словах Бет начала икать, так сильно она смеялась. И по какой-то странной причине эти придурки сделали именно то, о чем я просил. Я снял это на свой телефон для потомков.

Затем я сообщил им, что все подробности их мерзких оргиастических интрижек с помощниками и моей женой были доставлены курьерами их женам. И, наконец, я сказал им всем отвалить.

Когда они вышли, толкая друг друга в стремлении убраться подальше от меня и кошмара, в который превратилась их жизнь, я вздохнул и сел. Остальные три члена банды из четырех последовали на выход более спокойно после того, как Холмс заставил ошеломленную Мари подписать контракт на ее должность генерального директора, так что мы были почти одни. Бет взяла меня за подбородок своей маленькой рукой.

— Ты в порядке?

Ее голос был низким контральто и, как обычно, вызывал у меня дрожь. Я кивнул.

— Все почти закончилось,  — прошептала она.

— Убери руки от моего мужа!

Мари, по-видимому, очнулась от оцепенения с жаждой мести.

Я в изумлении уставился на свою будущую бывшую жену. О чем, черт возьми, она думает? Я только что унизил и опозорил ее до последней степени, почти до такой степени, что перешел все границы и каким-то образом отразил это на себе. Я знал, что зашел слишком далеко. Я имею в виду, что она была сукой за то, что изменяла мне, но я в свою очередь пошел в ядерную атаку на нее. Я не только заставил ее любовников плясать под мою дудку, как в шоу Бенни Хилла, но теперь она была вписана в юридический протокол публичной корпорации, который будет доступен для чтения любому акционеру, и она, вероятно, получит дюжину упоминаний о 

разводах, а возможно, и попадет суд.

А теперь ей захотелось ревновать. Неужели она совсем спятила?

Бет обернулась. Прекрасная улыбка исчезла, и я почти слышал, как выскользнули когти.

Я познакомился с красавицей Бет Уилсон два года назад, когда строил для нее и ее жениха прелестный маленький коттедж. Это была одна из моих лучших работ. Снаружи все было по-деревенски. Соломенная крыша, белый штакетник и тщательно ухоженный внешний вид с очень тщательно спланированным диким цветником — дихотомия, я знаю. Внутри находилось чудо современной инженерии, с итальянской изобретательностью, позволяющей почти всему складываться внутрь себя и убираясь в стены и шкафы. Бет была коротышкой, поэтому по всей кухне были встроены ступеньки, а в любом другом месте был высокий шкаф. Они все складывались, во все стороны. Половину времени я ожидал, что эта дрянь исчезнет сама по себе. Это было совершенно гениально.

А потом ее жених погиб в дурацком ДТП. Колесо грузовика не было затянуто должным образом. Оно внезапно отрывалось на большой скорости на автостраде и взлетело невероятно высоко в воздух. Когда оно упало, у маленькой спортивной машины, в которой сидел ее жених по другую сторону дороги, не было ни единого шанса. И у него тоже. Еще секунда — и колесо проехало бы за его машиной, или еще секунда — и оно бы проскочило впереди, и он был бы жив. Вместо этого оно приземлилось прямо ему на колени. А колесо 18-колесного автомобиля — это большая штука. Очень большая.

Я поехал на похороны, а позже, когда она немного успокоилась, предложил бесплатно достроить коттедж, а потом продать его для нее, если она этого захочет. Вместо этого, в своем горе, она решила закончить и жить в нем, почти как памятник своей потерянной любви. Она была там почти каждый день, переживая свою потерю. Конечно, я тоже был там и помогал, чем мог. Постепенно ее планы изменились, она хотела сделать коттедж больше похожим на дом, чем на игрушку, как он изначально был спроектирован. Дом, который будет отражать стиль, который она чувствовала, а не комфорт, который они чувствовали друг с другом. Поэтому мы обсуждали, переделывали, импровизировали, начинали все сначала, спорили, дулись и извинялись, а потом переделывали все заново. За шесть месяцев, которые потребовались, чтобы закончить дом до поразительно высокой степени отделки, мы стали действительно хорошими друзьями. Не больше, но и не меньше. Она рассказывала мне о своих планах вернуться в университет и получить диплом, прежде чем отправиться в большой мир медицины, а я отвечал ей, рассказывая о своих мечтах купить лодку и медленно отправиться в большое плаванье...

Поэтому, конечно, когда я впервые заподозрил, что Мари мне изменяет, она была вторым человеком, который узнал об этом, и точно так же, как я помог ей пережить ее горе, она помогла мне пережить мое. Она была жилеткой, в которую я мог выплакаться, кем-то, с кем я мог выплеснуть свой гнев, и кем-то, кто вразумлял меня, когда 

я хотел ударить свою жену в лицо. Всегда рядом, когда я нуждался в ней больше всего.

Так что, конечно, как идиот, каким я и являюсь, время шло, а мои постоянные, почти несомненные, но так и не доказанные подозрения в неверности жены так и не разрешились, и я разлюбил Мари, а потом полюбил и Бет. Они были полными противоположностями, и это, вероятно, в какой-то степени облегчало мне задачу. Там, где Мэри была высокой, стройной и утонченной, Бет была невысокой, очень невысокой, пышной и кипящей от смеха. У Мари были длинные темные волосы и голубые глаза, у Бет- короткие светлые волосы и карие глаза. У Мари было стремление преуспеть во всем, в то время как у Бет было стремление наслаждаться в полной мере жизнью. Мари была стервой, Бет — хорошей подружкой. Мари была обманщицей, которая, казалось, была счастлива трахать всех и каждого на своем пути к вершине, в то время как я — насколько я мог судить — был единственным постоянным мужчиной в жизни Бет с тех пор, как умер ее жених. Мари была моей изменяющей женой, Бет — моей постоянной подругой. Мой лучший друг.

И я собирался все испортить из-за того, что влюбился. В нее.

Бет помогла мне спланировать этот день, сначала как забавный мысленный проект, а затем как способ помочь мне прийти к завершению брака. Я не уверен, что она когда-либо думала, что я действительно пройду через это, но даже когда это случилось, она была полна решимости поддержать меня и довести дело до конца. Так она стала моей секретаршей на целый день.

Однако Мари, похоже, считала, что дело не только в этом.

— Я наблюдала за тобой, богатая сучка! Я знаю, кто ты и откуда!  — закричала Мари.  — Ты думаешь, что можешь купить все? Ты думаешь, что сможешь купить моего мужа? Что ж, у меня есть для тебя новости...

Ее рука ударила Бет по лицу, та пригнулась и пнула ее в голень. Мари рухнула, потирая ногу.

— Сука!

— Зато не шлюха,  — ответила Бет.

Теперь, когда я был совершенно уверен, что кошачья драка не за горами, я вмешался. У меня был шрам на затылке, чтобы доказать, что вставать между двумя разъяренными женщинами было действительно плохой идеей, поэтому я больше этого не делал. Если две или более женщины были настолько злы друг на друга, что им приходилось прибегать к насилию, они могли разобраться сами, и я собирал осколки, когда они слишком уставали, чтобы причинить мне боль.

— Мари, ты уже два года устраиваешь оргии с целой толпой людей. Все кончено.

— Пожалуйста, не говори так, Роб. Ты любишь меня.

Я поднял руки, защищаясь.

— Нет, нет, нет. Только в прошедшем времени. Я любил тебя. Слышишь букву "л" в конце? Но ты все испортила. Так что теперь нет.

— О, пожалуйста,  — сказала она.  — Ты назначил меня председателем. Ты сделал мне самый лучший подарок. Конечно, ты любишь меня. И я больше никогда 

не буду изменять. Никогда.

— Я даю ей неделю. На измену,  — сказала Бет, обращаясь ко мне. Мне пришлось согласиться.

— Не имеет значения, как долго. Завтра или когда-нибудь позже. Это не имеет значения. Мы больше не вместе. Мы никогда, никогда больше не будем вместе. Я подслушал, как двое твоих приятелей говорили о том, как долго ты была шлюхой компании. Ты действительно сделала этому уроду минет под столом на рождественской вечеринке, пока я бегал вокруг, пытаясь найти тебя?

Бет уставилась на меня и положила руку мне на плечо.

— Господи! Действительно? Беру свои слова обратно. Значит, не неделю. Может быть, день. Хотя даже тогда я не была бы уверена.

— Да ладно тебе, ты же знал, что я делаю это ради повышения. Ты не возражал.

Мари была в слезах.

— О чем ты говоришь? Я никогда не знал, что ты изменяешь. Я узнал об этом шесть недель назад. Я подозревал, но доказательств у меня не было.

— Нет, ты знал. Ты должен был знать. Тебе просто было все равно.

— Откуда, черт возьми, мне было знать? Я любил тебя. Я верил, что ты не будешь хватать каждый член, который проходит мимо тебя, и вставлять его в себя.

— Но ты никогда ничего не говорил. Тебе было все равно.

— Отстань, Мари,  — вмешалась Бет.  — Это чушь собачья, это же просто и ясно. Ты просто пытаешься обвинить его. Ты была подлой стервой, блудила вокруг, но делала это там, где он никогда не мог поймать тебя. Ты сделала это в своем мире, в мире, куда ему было нелегко попасть. Он ни хрена не знал, и это не делает его глупым, это просто делает тебя действительно подлой обманщицей.

— Говорит богатая сучка, которая не могла смириться со смертью своего жениха, решившая пойти и купить нового, подержанного. Все эти постоянные маленькие изменения, которые просто должны были быть сделаны в этом чертовом доме, выглядевшем как свадебный торт. Ты пыталась обработать его. Посмотри правде в глаза.

Бет уставилась на меня со слезами на глазах.

— Я никогда, дело не в этом... Я не...

— Ты не сказала ему, что ты маленькая мисс "бриллианты и жемчуга из золотой семьи"? Почему нет? Боишься, что он тебя раскусит?

Бет повернулась, и я понял, что она сейчас убежит. И если она сбежит, я могу никогда не вернуть ее. Я схватил ее за руку, притянул к себе.

— Эй,  — прошептал я, когда она всхлипнула у меня на груди.  — Она ищет слабость, чтобы попытаться разлучить нас и разорвать нашу дружбу. Этого не случится. Мне все равно, есть у тебя пара фунтов или нет. Я действительно не знаю. Ты мой лучший друг. Но именно это она и делает. Все дело в том, кто она. Она манипулирует реальностью. Почему ты думаешь, что я никогда не мог доказать ее неверность? Она могла кого угодно обвести вокруг пальца и заставить поверить, что черное — это белое.

Я 

повернулся к Мари, которая смотрела на нас с торжеством в глазах.

— Мари, тебе лучше заткнуться прямо сейчас, иначе следующие слова будут: "Ты хотите картошку фри с колой?" Я дал тебе эту должность генерального директора, но если ты сейчас же не заткнешься, клянусь, я снова отниму ее у тебя. Черт, лучше я отдам его Бет. Она отличный маленький организатор.

Я сказал, что Бет невысокая. Она даже в ее туфлях не дотягивает до пять футов. Поэтому, когда она смотрит на меня, она действительно делает это. И теперь она смотрела на меня с тревогой и слезами. Она хотела этого положения не больше, чем я.

Мари наконец услышала правду в моем голосе. Она не хотела терять должность председателя и знала, что у меня есть доверенные лица на целый день. Я мог бы перезвонить всем и просто изменить повестку дня, чтобы ее уволили вместе с остальными.

— Зачем ты дал мне эту должность, если ненавидишь меня?

— Мари, я не ненавижу тебя. Да, разлюбил, но я больше не ненавижу тебя. Когда-то я любил тебя, но теперь и этого не чувствую. Хочешь знать, почему ты получила эту работу? Позволь мне сказать тебе. Шесть недель назад, когда я начал планировать этот день, я думал о нашем разводе. Если тебя уволят, мне придется платить тебе алименты. Мне придется заплатить тебе, чтобы ты могла трахаться и упражнять свою пизду в свое удовольствие. Я бы в конце концов заплатил тебе, чтобы ты могла это делать!

— Я не мог с этим смириться, поэтому решил, что если я тебя повышу, то, может быть, вместо этого ты будешь платить мне. А потом я подумал, как было бы восхитительно, если бы я мог провести весь день, трахаясь, пока ты усердно работаешь, чтобы поддержать мое удовольствие. О, это было бы так хорошо. Это была бы карма. Я имею в виду, что у меня больное сердце, поэтому я больше не могу работать...

Бет посмотрела на меня со страхом в глазах. Я взял ее лицо в ладони и так нежно, как только мог, смахнул следы ее слез большими пальцами.

— Нет, но я легко могу получить сертификат, подтверждающий это. У меня есть друзья во многих странных местах.

Она обняла меня и заплакала.

— Прости,  — сказала она приглушенным голосом, уткнувшись лицом мне в грудь.  — Но я больше не хочу быть твоим лучшим другом.

— Ха!  — воскликнула Мари. Я бросил на нее взгляд, в котором было столько яда, что она даже отодвинулась на несколько футов. Я махнул ей рукой, и она отошла в другой конец комнаты.

— В самом деле?  — спросил я Бет. Она кивнула, и я почувствовал, как мое тело обмякло, а руки упали по бокам. Я чувствовала себя таким уставшим. Я так устал от своих эмоций, которые просто гоняли меня с места на место, с надеждой и страхом, смешивающимися, как масло и вода, и никогда не достигающими 

этой цели.

— Мне очень жаль,  — сказал я.  — Я никогда не собирался влюбляться в тебя. Я просто хотел, чтобы ты была моим лучшим другом. Это просто случилось. Мне так жаль, что я все испортил.

Она смотрела на меня своими огромными карими глазами.  — Ты влюбился в меня?

— Да, конечно. И мне жаль, что это разрушило нашу дружбу.

— Ты влюбился в меня?  — снова спросила она. Черт, похоже, я сильно переступил черту. Я должен был просто держать это в себе.

Я кивнул, чувствуя себя несчастным и чувствуя приближение одиночества. Почему она все время задает мне один и тот же вопрос?

— Я не хочу быть твоей лучшей подругой,  — осторожно сказала она, и я кивнул, соглашаясь с этим фактом.  — Я хочу быть твоей лучшей любовью, твоей лучшей жизнью, твоей лучшей женой. И ладно, твоим лучшим другом тоже. Но сначала все-таки твоей лучшей любовью.

— Хм?  — Я никак не мог расставить ее слова в нужном порядке.

— Роб Бентли, ты женишься на мне?

— Хорошо, но сначала ты должна встать на колени, чтобы спросить.

Не очень смешная шутка, но если бы мы собирались шутить, это было бы неплохо. Я был слишком истощен, чтобы стать по-настоящему смешным.

Она опустилась на одно колено.

— Роб, ты женишься на мне?

— Сейчас я тебя не слышу, придется тебе подойти поближе.

Я попыталась улыбнуться, но шутить о браке было не в моем вкусе. Не сейчас, может быть, чуть попозже.

Она поднялась на ноги, и в следующее мгновение ее руки обвились вокруг моей шеи, а ноги крепко обхватили мою талию. Я отшатнулся на несколько шагов.

— Я хочу спросить тебя в последний раз, Роб. Только еще раз. Я серьезно! Почти. Может быть. А теперь слушай, и слушай внимательно. Я люблю тебя, и ты сказал, что любишь меня, так ты женишься на мне?

— Ты не шутишь?

— Нет, конечно, нет. Ты что, думаешь, я постоянно прошу парней жениться на мне ради шутки? Почему ты так думаешь?

— Мне не очень везло.

— Ну, скажи "да", и я обещаю, что тебе очень повезет, как только я смогу вернуть тебя домой.

— Да!

Тогда она впервые поцеловала меня, от страсти сбив очки набок. Я знаю, все было испорчено, и в неправильном порядке. Мне было все равно. Она пахла солнечным светом, розами, ванилью, осенними туманами, теплым песком на пляже, шоколадом — всем, что когда-либо было хорошим в моей печальной, испорченной жизни.

— Ха! Я так и знала,  — раздался приглушенный визг из дальнего конца зала заседаний.

— Отвали, Мари,  — одновременно сказали мы с Бет.

И она это сделала. Так что, возможно, мне не так уж и не повезло.