Когда мы были женаты. Из сборника Когда был первый секс Часть 5

Понедельник, 22 августа — 9:00

Меня зовут Уильям Мейтленд. Большую часть времени в течение восемнадцати лет я был счастлив в браке с прекрасной женщиной, которая, как я давно понял была не в моей лиге. Наконец, почти пять месяцев назад меня настигла реальность, когда жена вышвырнула мою задницу из нашего счастливого дома чтобы затащить в нашу постель молодого профессора-жеребца.

Она подала на развод, а потом изводила меня своими попытками поговорить о том, разговор о чем не помогал.

Когда узнаешь однажды, что твой член недостаточно велик, чтобы удовлетворить жену, что ты оставляешь ее в постели неудовлетворенной, а однажды, так сказать, берешь быка за рога и заставляешь жену кончить, используя свои руки, рот, член и вибратор, а она потом лежит рядом с тобой в ночи и плачет, то действительно больше говорить не о чем.

Сегодня я — свободный человек. Я до сих пор живу в своей квартире размером с почтовую марку в кондоминиуме неподалеку от здания суда и офиса окружного прокурора, где я — прокурор номер два. Я не нашел женщины, которая бы заменила жену в моем сердце или в моей постели. Но наладил отношения со своей восемнадцатилетней дочерью и четырнадцатилетним сыном, моя голова мыслит ясно и профессионально, и я собираюсь попытаться отправить в камеру смертников некую злую женщину.

Я вошел в зал суда окружного судьи Леонарда Писарро вместе с Джессикой Стивенс. Она шла рядом со мной. Писарро кивнул мне. В свои семьдесят лет он был самым старшим из активно практикующих судей в этом судебном присутствии. Он был с причудами и мелким тираном на своей территории, но судьей он был неплохим.

Джуди Йохансон уже сидела за столом ответчика вместе со своим адвокатом. Я кивнул Лью Уолтерсу. Когда я сел на свое место, он встал и подошел ко мне и Дженнифер. Он протянул руку, и я ее пожал.

— Я бы сказал, пусть победит сильнейший, но не хочу злорадствовать,  — сказал Лью с дерьмовой ухмылкой.  — Так что, я просто скажу: пусть восторжествует справедливость. Это означает, что моя невиновная клиентка выйдет отсюда на свободу, с признанием ее невиновной.

— Ты на самом деле думаешь, что она невиновна?

Он огляделся, чтобы увидеть, что никто, кроме Джессики, не находится достаточно близко, чтобы услышать, и сказал:

— Кого это волнует? Мне платят за ее защиту, и это то, что имеет значение. И со мной, представляющим ее интересы и тем, что у тебя есть, она уже практически оправдана.

Я не смог удержаться от улыбки.

— У тебя совсем нет никаких опасений, что налетит Ангел Смерти и прибьет твою кровожадную гарпию?

— Да ладно, Билл. Ты же знаешь, как именно все развалится. Ты — седеющий старый стрелок на закате своей славы, а я — восходящий молодой стрелок. Я поражу тебя и пойду прочь в сиянии славы. Пришло мое время. Возможно, тебе стоит подумать о переходе в корпоративный сектор или об оформлении завещаний и прав на недвижимость. Оставь битвы в 

зале суда молодым, быстрым и сильным.

Его ухмылка смягчила остроту его слов. Мы много раз обменивались подобной словесной пикировкой, когда встречались ранее, но, я думал, что получу особое удовольствие, если это дело пойдет именно так, как предполагал я. Он был очень хорош, но время от времени его щелкнуть по носу раз или два во имя гуманности. Иначе никто бы не смог находиться рядом с ним.

— Давай просто посмотрим, кто останется на ногах, юный Люк,  — сказал я дружески словами из «Звездных войн».

Он хохотнул и сказал:

— В доме престарелых для отставных мастеров-джедаев есть комната, которая ждет тебя, мастер Оби-Ван-Кеноби. Как всегда, смирение — твоя величайшая сила.

Он засмеялся и вернулся к своей клиентке. Джуди Йохансон было шестьдесят семь лет, но она легко могла сойти за сорокапятилетнею. Около метра шестидесяти трех, у нее было тело с размерами 97-66-97 сантиметров, что не дотягивало до форм Мисс Америка, но было довольно привлекательным для бабушки. На ней была скромная розовая блузка и платье, спускавшееся до щиколоток. Одежда открывала очень мало тела, а блузка, хотя и не была мешком для картошки, показывала очень мало изгибов.

Лью знал, что его ждет, и не хотел давать присяжным даже шанса взглянуть на свою клиентку как на сексуальное создание.

Дело закрутилось не спеша, и мы подробно изложили основы нашего дела, разъясняя присяжным факты. Джуди Йохансон трижды побывала замужем и была в разводе, когда в 2000 году встретила Кларка Кэрролла. Она была не бедной, но и не богатой. Кэрролл, семидесятивосьмилетний выходец из северных штатов, оставивший после себя сеть прибыльных продуктовых магазинов по всему Среднему Западу, стоил примерно пятьдесят миллионов долларов.

Они познакомились на танцах в закрытом доме для престарелых, куда Кэрролл переехал после того, как за год до того умерла его пятидесятилетняя жена. Одно повлекло за собой другое, и через месяц они уже жили вместе, а через два — поженились, а еще через шесть месяцев Кэрролл изменил свое завещание и оставил большую часть своего состояния новой жене. Он оставил каждому из двух своих взрослых детей примерно по десять миллионов долларов. Джуди осталось ВСЕГО ЛИШЬ тридцать миллионов.

Кларк Кэрролл страдал от множества недугов, но убило его год назад в их особняке в Орландо, куда они переехали после свадьбы, все же больное сердце. Я объяснил присяжным, что мы докажем показаниями экспертов, что Кэрролл получил передозировку лекарства для сердца, что и убило его.

Я сказал присяжным, что также мы докажем, что Джуди Йохансон была единственной, кто мог дать ему эту сверхдозу. У нее были средства для его убийства. У нее был мотив в тридцать миллионов, чтобы его убить. И, что наиболее важно, у нее была один важнейший эмоциональный мотив для убийства в виде сорокалетнего парня ростом метр девяносто, с которым у Джуди был роман, начиная более чем за год до смерти мужа.

Лью сдерживал себя во время нашей презентации, ожидая начала настоящего дела. Он сделал 

краткое вступительное заявление перед жюри присяжных, состоявшем из семи мужчин и пяти женщин, в котором заявил, что Джуди Йохансон осудили в таблоидной прессе и признали виновной в совершении человеческой ошибки, ошибки непрофессионала, при подготовке лекарства, которое убило ее мужа.

Он уверенно заявил, что обвинение не сможет убедить их без тени сомнения признать, что Йохансон умышленно лишила своего мужа жизни.

Основу заложили наши первые свидетели. Большинство из них были чиновниками из окрестностей Орландо, где все обсуждалось настолько бурно, что местные судебные чиновники решили, что это дело должно быть передано в другое место.

Доктор Эухенио Ампаро был личным врачом Кэрролла и показал, что, хотя его увеличенное сердце и было проблемой, но на самом деле сердечный приступ, который его убил, спровоцировала как раз реакция на одно из лекарств, которые он принимал, а Джуди Йохансон была единственной в доме, когда это лекарство было принято Кэрроллом, и сама призналась, что дала его своему мужу.

Затем настала очередь Лью бить по мячу. Он заставил Ампаро признать, что Кэрролл был очень больным человеком, и медработники, оказывавшие ему помощь, в основном балансировали дозировкой таких препаратов, каждый из которых мог его убить.

— Но пока миссис Кэрролл точно следовала инструкциям, которые я ей давал, нет причин, по которым она должна была настолько запутаться, чтобы совершить настолько серьезную ошибку,  — сказал Ампаро с сильным филиппинским акцентом.

— Но вы — профессионал, доктор Ампаро. Моя же клиентка — не профессионал. Разве можно исключить, что под стрессом, вызванным замешательством или сильными эмоциями, она могла что-то перепутать?

— Это возможно, но она ухаживала за своим мужем почти пять лет. Было бы странно, если бы она запуталась после столь долгого ухода за ним.

Лью бросил на него ироничный взгляд, затем снова посмотрел на меня, и я понял, что он готовится разделать Ампаро и, соответственно, меня.

— Как долго вы работаете врачом, доктор Ампаро?

— Двадцать четыре года.

— И прежде чем приехать в эту страну, вы десять лет практиковали на Филиппинах?

— Да.

— Вы случайно не помните Баяни Амикая?

Ампаро помнил. Он выглядел так, будто у него самого случился сердечный приступ.

— Я... Я...

— Разве он не был вашим пациентом, доктор? Вы были практикующим врачом почти восемь лет, когда он стал пациентом. И у него также были похожие проблемы с сердцем. И, как ни странно, не произошла ли подобная путаница с лекарствами, которая стоила ему жизни?

— Это было в период политических волнений, был тайфун у побережья, и больница, где он лечился, была чрезвычайно переполнена. Было много неразберихи.

— Но ведь это вы назначили прием лекарств, не так ли, доктор? Вы, профессионал с восьмью или более годами медицинского образования и с восьмилетней практикой, и все равно вы совершили почти такую же ошибку, что и миссис Йохансон. Привлекли ли вас к уголовной ответственности за убийство?

— Нет.

— Вас лишили лицензии?

— Нет.

— А что же случилось?

— Там... было внесудебное соглашение. Семья согласилась на это.

— Таким образом,  

фактически вы заплатили семье, и ушли без единой царапины.

— Я бы так не сказал...

— Я считаю, доктор, вам, более, чем кому-либо из присутствующих в зале суда, должно быть известно, насколько хрупким было здоровье мистера Кэрролла и как легко было совершить роковую ошибку. И все же вы желаете осудить пожилую женщину, непрофессионала, и оставляете у присяжных впечатление, что в совершенной ею ошибке было нечто подозрительное. Не могли бы вы пересмотреть свое замечание?

Лью молча смотрел на него, пока тот, наконец, не поднял глаза на него. Ампаро не смотрел на меня.

— Да. У мистера Кэрролла было шаткое здоровье, и вполне возможно, что непрофессионал может совершить ошибку, не имея намерения. Иногда мы, врачи, забываем о том, что непрофессионалы — не доктора и не медсестры.

— Больше вопросов нет.

Лью бросил на меня короткий взгляд, говорящий о многом, и направился обратно к своему столу. Хорошо, что на самом деле он не был чванливым. Это мое впечатление. Но он вот-вот должен был выяснить, что старый стрелок не собирается уйти тихо.

— Прошу повторного опроса, ваша честь.

Лью, очевидно, ожидал, что у меня пропадет ветер в парусах. Посмотрим, как ему понравится удар под дых, направленный в него.

— Доктор Ампаро, мистер Уолтерс поднял ситуацию с вашим пациентом, который умер в результате неправильного приема лекарств. Вы признали эту ошибку. Была ли эта ошибка вашей ошибкой, а не ошибкой медсестры или подчиненного.

— Нет, сэр. Это была моя вина. Ошибку совершил именно я.

— Хорошо, это честно с вашей стороны. Вы упомянули, что там были политические беспорядки, была буря, а больница была переполнена. И вы указали, что именно эти факторы привели к вашей ошибке. Не могли бы вы рассказать присяжным немного подробнее. В чем заключались политические беспорядки?

Он посмотрел вниз на свои руки. Через три минуты, когда судья начал все больше беспокоиться, я подошел к месту для свидетелей и тихо сказал:

— Я знаю, что там было, доктор Ампаро. Вам будет легче, если подробности сообщу я, а вы просто подтвердите?

Я посмотрел на Лью, и у него возникло искушение возразить, но бывают моменты, когда вы чувствуете ситуацию, а я знал, что он был достаточно сообразителен, чтобы не ступить на минное поле и не стать плохим парнем.

— В то время, доктор Ампаро, более пятнадцати лет назад были политические разногласия в филиппинской провинции, где вы проживали с женой и сыном, не так ли? А накануне на Филиппины обрушился сильный шторм. Целые деревни были смыты, тела все еще собирали, а больница, в которой вы работали, была так переполнена, что почти каждый квадратный сантиметр был занят раскладушками или людьми, лежащими на полу. Это так?

— Да.

— Вы заступили на работу за день до этой ошибки и проработали тридцать шесть часов без отдыха, не так ли?

— Да.

— А за два часа до того как совершили ошибку с мистером Амикаем, вы получили радиограмму по коротковолновой связи от 

сил безопасности Филиппин, не так ли?

Он просто кивнул и зарыдал.

— И разве там не было сказано, что на машину, в которой ехали ваша жена и сын по пути домой из соседней деревни, где они оказывали помощь, устроил засаду отряд повстанцев. И силы безопасности сообщили, что повстанцы изнасиловали вашу жену и выстрелили ей в голову? И отрезали голову вашему сыну и поместили ее на столб возле брошенной машины. Не так ли?

Он не шевельнулся.

— Они сделали это, потому что в дополнении к тому, что вы были врачом, вы были также выборным должностным лицом в провинции, в которой жили вы и ваша семья, не так ли? Так они отправляли сообщение всем государственным должностным лицам в вашей провинции.

Он оставался безмолвным и неподвижным и сидел, опустив голову.

— А узнав это, доктор Ампаро, вы сломались? Вы ушли в комнату и закрылись от окружающего мира? Вы нашли бутылку и напились? Или лечили себя наркотиками, к которым у вас был легкий доступ? Это было бы так просто. Весь ваш мир в этот день умер.

Тишина затянулась, пока не стало казаться, что мир застыл на месте. Я даже не мог сказать, дышали ли присяжные. Я посмотрел на Писарро, и даже он выглядел ошеломленным.

Наконец, Ампаро поднял голову. Его лицо было мокрым от слез.

— Нет. Нет. Я делал свою работу. Там были люди, умирающие люди, которых я мог спасти. Я не мог их бросить. Я просто... отложил свои чувства в такое место, где они не могли повредить. Я мог горевать позже.

Я посмотрел на Лью, и не произнес ни слова, но мне они были не нужны, чтобы передать мое сообщение: «Хорошо, черт возьми, теперь, когда я отрезал тебе ноги по колени, давай посмотрим, как ты оправишься».

Я снова перевел внимание на Ампаро.

— Доктор, очевидно, у вас была законная причина для того, чтобы испытывать трудности с концентрацией внимания. Насколько вам известно, в тот день, когда миссис Кэрролл дала своему мужу неправильное лекарство, убил ли кто-нибудь члена ее семьи? Несла ли она ответственность за спасение жизни сотен незнакомцев? Была ли она в каком-либо стрессе, похожем на тот, что пережили вы?

Я оглянулся на Лью, просто заставляя его открыть рот и возразить.

Ампаро лишь покачал головой.

— Больше никаких вопросов, ваша честь.

Писарро посмотрел на Лью, и я мог поклясться, что увидел в глазах старого судьи сочувствие.

— Есть еще вопросы к этому свидетелю, мистер Уолтерс?

Он молча стоял за своим столом, посмотрел на Джуди Йохансон, а затем на Ампаро. Обычно я не могу прочитать мысли, но его — мог. Ни за что в мире он не собирался сейчас прикасаться к показаниям Ампаро. Все, чего бы он ни сделал, заставит присяжных поверить в то, что он — бесчувственный монстр. Шах и мат.

— Нет, ваша честь.

Мы опрашивали полицейских, работников скорой помощи и других людей, которых нам пришлось привлечь к делу, но Лью действовал инстинктивно. Я ошеломил 

его, но знал, что он вернется. Когда дело подошло к полудню, Писарро сказал:

— Думаю, что настало хорошее время для перерыва. Давайте встретимся здесь в час тридцать. Согласны, джентльмены?

Я кивнул и посмотрел на Лью. Он сделал то же самое. Потом все начали выходить. Джуди Йохансон находилась под залогом, и рядом был взрослый сын, поэтому она пошла обедать с ним. Когда осталось всего несколько человек, ко мне подошел Лью.

— Ты уверен, что не заключил сделку с дьяволом, Билл? Ты — на самом деле Ангел Смерти? Как, черт возьми, ты это сделал?

— Это все ты, Лью. Ты же знаешь, что стрелял мне в глаза из своих пылающих стволов, а здесь я беспомощен.

Он протянул руку, чтобы коснуться моей щеки, и сказал:

— Ты не мог заставить меня не раскрывать свой большой рот? Почему ты позволил мне влезть в это дерьмо? Ты же мог раньше раскрыть эту информацию и утопить бабушку Джей без того, чтобы выставить меня долбаным идиотом?

— Но выставить тебя долбаным идиотом было слишком весело.

Он потер подбородок.

— Хорошо, я это заслужил. Напомни мне в будущем не дергать тигра за хвост. Но ты ведь знаешь, что когда все будет сказано и закончено, я выиграю. У тебя просто недостаточно улик, чтобы ее осудить. Бабушку не отправят в камеру смертников, только не в этом штате и не с теми аргументами, что у тебя есть.

Я встал и не смог скрыть легкой улыбки.

— Нам просто нужно подождать и посмотреть, не так ли, молодой Люк? В любом случае, ты не хочешь угостить меня где-нибудь обедом? Накорми, и возможно, во время суда я буду с тобой помягче.

Он ухмыльнулся.

— Знаешь, я должен попытаться снова напомнить тебе о Дебби. Ты не был и близок к этому уровню, трахая ее на регулярной основе.

Я знаю, что помрачнел, и он снова врезал мне по лицу, на этот раз немного сильнее.

— Давай, мужик. Ты — в разводе. Она ушла из твоей жизни. Ты должен быть способен стерпеть немного дерьма относительно нее когда-нибудь. Я — твой друг. Наверное, лучший из тех, что у тебя есть. Если уж я не могу постебаться над тобой относительно нее, ты будешь постоянно ходить раненым всю оставшуюся жизнь. Просто забудь об этом и о ней, хорошо?

•  •  •

Понедельник, 22 августа — 10:00

Даже несмотря на то, что Дебби была новичком на этой работе, она достаточно много слышала от сотрудников, которых расспрашивала по пути на работу, чтобы узнать, что большинство судебных адвокатов и других сотрудников из тех, кому не надо было работать в это время, собирались попасть в зал заседаний судьи Писарро для того, чтобы увидеть противостояние Билла Мейтленда и Лью Уолтерса.

— Ты не хочешь со мной пойти,  — спросил ее милый ирландский общественный защитник Деннис Лири, просовывая голову в дверь ее кабинета.  — Если у тебя будут вопросы относительно игры, я смогу давать комментарии по процессу в прямом эфире.

— Вы, ребята, идете 

туда, чтобы просто посмотреть суд над убийцей? В то время как именно этим вы и занимаетесь большую часть времени?

Он улыбнулся, и ее живот бы от этого приятно затрепетал, если бы к горлу не поднялась желчь, и Дебби пришлось на мгновение отвернуться от него. Она уже планировала записаться на прием к врачу. С прошлых выходных ее постоянно тошнило, а несколько раз даже рвало.

Первое, что сделала Дебби, это купила тест на беременность и воспользовалась им. Черт возьми, она не могла забеременеть ни в коем случае, потому что уже много лет принимала таблетки. Но... теста, слава богу, выдал хорошие новости. Тем не менее, повторяющаяся тошнота не проходила. Она купила Тамс и еще несколько лекарств для желудка, которые продавались без рецепта.

Уже много лет у нее не было такой тошноты, таковая была лишь во время беременности. Но она не была беременна. Так что, черт возьми, это могло быть?

Она снова обратила внимание на Лири. Она знала о его репутации среди женщин и чувствовала притяжение его личности как плохого парня, но он выглядел порядочным парнем. И она на самом деле хотела бы увидеть Билла в его стихии, а также посмотреть, как делает свое дело Лью.

Было забавно, но она поняла, что не видела Билла, занимавшимся адвокатской деятельностью уже много лет, с тех пор как он присоединился к государственному обвинению. Она получала мнения о его работе в ночных разговорах с ним, и у нее были идеи о том, как воспринимают его люди его круга. Но лично никогда не видела его в деле.

Теперь, когда они, наконец, расстались, став просто теми, кто долго жил вместе, ей было любопытно увидеть в нем кого-то другого, не только ее мужа. Она хотела видеть его таким, каким его видят другие.

— Это словно смотреть финал НФЛ или «Милые шестнадцать лет». Суд над бабушкой-убийцей заинтересовал людей во всей стране. И у нас есть шанс увидеть в действии Лью Уолтерса, по прозвищу Акула, когда он противостоит Ангелу Смерти. На это шоу следовала бы продавать билеты.

Ей было трудно представить людей, покупающих билеты, чтобы посмотреть на Билла в каком бы то ни было действии. Но она осознавала, что очевидно, у него была и другая жизнь, которой она не видела.

Она спустилась на лифте в зал суда вместе с Лири, и они сели с левой стороны в общедоступной зоне. Там было четыре ряда сидений, и большинство мест с обеих сторон были заняты.

Здесь сидели секретари и поверенные из государственной прокуратуры и офиса государственного защитника, а также много представителей СМИ: местных, уровня штата и даже национальных. История «Бабушки-убийцы» уже попала даже в новостные выпуски национального телевидения.

Двое парней, которые очевидно, держали места для них, встали и ушли, когда подошли они с Лири.

Лири прошептал:

— Это пока разминка. Как в начале боксерского поединка. Они просто прощупывают друг друга. Но в какой-то момент это взорвется.

Пока они смотрели и 

слушали двух судебных адвокатов, Дебби вспомнила свою встречу с Лью. Он все еще чертовски возбуждал ее. Высокий и стройный, он двигался плавно и грациозно. Она наблюдала за женщинами в секторе для зрителей, секретаршами, юристами и кем-то из просто публики, когда они смотрели на него. Мона и понятия не имела, какой может стать конкуренция, если Лью просто захочет взглянуть на прочих женщин, кроме нее.

Дебби вспомнила, как именно она предлагала себя ему. Пошла бы она до конца, если бы он взял то, что она прилагала? Теперь она этого никогда не узнает, но, оглядываясь назад, Дебби была рада, что так и не узнала. В тот момент она злилась на Билла, и соблазнить его друга показалось ей хорошей идеей.

Но если бы он задвинул свой член ей в рот, то буквально открыл бы ящик Пандоры. Как бы она поступила со вторым мужчиной, когда ей было так чертовски хорошо с Дугом? И, глядя на двух мужчин, монополизировавших внимание всех присутствующих в зале суда, она внезапно почувствовала укол вины.

Она уничтожила гордость Билла и его мужественность. Она это понимала. Представляя себе решение уйти от мужа, она хотела сделать это по-иному. Если женщина уходит, это не может быть хорошо для мужского эго. Ей следовало попытаться поставить себя на место мужчины, поскольку ни один мужчина никогда ее не бросал. Но, приняв сторону Дуга во время конфликта на мероприятии УСФ (даже с учетом ее гнева), трахнув Дуга в супружеской постели Билла, она не могла не уничтожить его уверенности в себе.

При этом у Билла не было ни приятелей, ни настоящих друзей. Очевидно, многие люди его уважали, но он не был из тех, кто уходит из дома, чтобы просто выпить, и он никогда не ходил с приятелями в бар или на спортивные соревнования. Потому что он или работал, или находился дома и смотрел телевизор с женой и детьми.

Странно, подумала она, что она смогла понять это только сейчас, а не раньше. Билл на самом деле проводил слишком много времени на работе, но все свободное время, которое только у него было, он проводил с ней или детьми. Возможно, он был чертовски скучен, но всегда возвращался домой.

Его единственным другом, как она поняла, был Лью Уолтерс. Лью был единственным, с кем он когда-либо ходил выпить. Лью был единственным парнем, с которым он когда-либо ходил на игры «Джэксонвилл Джегуарс». И если бы она смогла отнять у него Лью... Ее снова затошнило, но на сей раз это было похоже на изжогу.

«Как, черт возьми, я смогла бы жить в мире с собой, если бы забрала последнее, что у него осталось, его единственного настоящего друга? »

Она сосредоточила внимание на своем бывшем. Он был одет в черное, похудел, его голова блестела в свете огней. Он грациозно двигался. Может быть, это благодаря занятиям боксом, о которых она слышала. Она оглядела зрителей и увидела, что 

за Уильямом следит глазами не меньше женщин чем за Лью.

Она покачала головой. Это напомнило ей тот вечер, когда она впервые увидела его в спортзале в его новом, более привлекательном виде. То был первый раз, когда она видела его, находящимся в своей стихии. Теперь она поняла, что вечеринки, на которые она ходила, светские мероприятия,  — это совсем другой мир. Он никогда не был социальным существом, частью тусовки, и поэтому она наблюдала за ним, когда он чувствовал себя некомфортно и не в своей тарелке. На мгновение она пожалела, что никогда не видела его таким.

Она наблюдала за перекрестным допросом доктора Ампаро, который вел Лью и посочувствовала Биллу. Даже не будучи юристом, она могла понять, что он уничтожил филиппинского врача. Даже несмотря на то, что тот нанес ущерб ее самолюбию, теперь она поняла, насколько Лью опасен в зале суда.

Через несколько минут, когда Билл полностью изменил ситуацию, Лири улыбнулся и еле сдержал смех.

— Это настолько плохо для Лью, как я думаю?  — спросила Дебби.

— О, да,  — сказал Лири.  — Старик... Билл... натянул его. Он, должно быть, знал, что Лью проверит все прошлое Ампаро и, конечно, обнаружит ту ошибку, что убила того парня на Филиппинах. Но Лью обленился. Он не копнул глубже. Если бы он это сделал, то понял бы обстоятельства и придумал, как их смягчить, чтобы присяжным не стало так чертовски жаль Ампаро.

— Теперь, сказал Лири,  — они думают, что у бабушки и впрямь не было особых оправданий, чтобы случайно отравить своего мужа, и им чертовски не нравится Лью. Билл убил двух зайцев одним выстрелом. Это — классика.

— И Лью в это вляпался?

Лири улыбнулся ей в ответ.

— Уолтерс всегда думает, что он — самый умный парень в любой группе из трех человек. Он умен, и действительно хорош, поэтому так быстро и высоко поднялся. Но он — лишь наемник и оппортунист. Он будет защищать кого угодно, и возьмется за любое дело, если там будет достаточно денег. Но... это — его ахиллесова пята. Если думаешь, что ты — самый умный парень в комнате, то становишься беззащитным перед тем, кто умнее тебя или потрудился больше, чем ты.

Дебби смотрела на двух мужчин, которые сражались весь остаток утра. Она так же виновата, как и многие другие люди, подумала она. Дебби посмотрела на высокого, самоуверенного и красивого Лью Уолтерса и автоматически решила, что победитель он. Билл, который был ниже ростом и выглядел как обычный мужчина, не должен был вообще участвовать в игре.

Точно так же он не должен был уложить Дуга на церемонии награждения УСФ.

Когда она шла к лифту, впереди нее шли три женщины и Лири.

— Мммммм... сестра... этот Лью Уолтерс может позвонить мне в любое время... чертовски жаль, но все говорят, что он женат и не ходит налево.

— Он и в самом деле горяч... но Мейтленд... он чертовски холоден...

— ... да, точно. Ты же знаешь, что его называли Ледяным Человеком,  

когда он был женат.

— Глупая сука... говорят, она бросила его из-за пацана, не стоившего и половины того, что сделал Мейтленд...

— ... да, он хорошо зарабатывает, он управляет этим офисом, и... дьявол, видели бы вы его, когда он говорил это «прошу повторного опроса»... он был таким холодным, таким страшным...

— ... но страшно хорошим... как думаешь, каким бы он был, если бы его удалось разморозить...

— ... полагаю, он был бы чокнутым... связал тебя и...

— ... ты просто любишь чокнутых... сумасшедшая сука...

Одна из них подтолкнула другую, и они быстро взглянули на Дебби с Лири.

— Вот дерьмо,  — сказала одна из них, и они быстро ушли.

Лири молча посмотрел на нее и покачал головой.

— Привыкай к этому, шеф. Суды — это всегда маленький Пейтон плейс — место для сплетен... все дурачат всех или выясняют, как это можно сделать. Теперь, когда он свободен, он выставлен на продажу, и его собираются заполучить. Кроме того, ты сама его вышвырнула...

•  •  •

Понедельник, 22 августа — 13:15

— Ты ведь знал, что она — на галерке, наблюдает за тобой, не так ли?

— Когда?

Мы возвращались в зал суда Писарро, и многие участники процесса уже сидели на своих местах. Я заметил блондинку с длинными волосами и чудесным декольте, пристально смотревшую на меня и Лью, и понял, что видел ее в каких-то телевизионных передачах.

— Здесь была Дебби?

— Да, Гомер, она была здесь, внутри. И хотя я полагаю, что у нее всегда было скрытое желание узнать настоящего тебя, мне достаточно часто приходилось за ней наблюдать, чтобы понять, что она следит за тобой.

— Чушь, Лью. Послушай, я знаю, что ты пытаешься меня поддразнить, улучшить мое настроение, но у нее нет ко мне никакого интереса. Это ты, именно ты можешь быть ее настоящей целью.

— Ты такой тупой, мой друг. Я сказал ей в тот день, в офисе Ландерс, что вы, ребята, должны быть живым примером супружеской дисфункции. Уверен, что она никогда не видела тебя в деле. А все, что она видела, все, что ты ей показал,  — это папочку и муженька. Но это был не ты.

— Ну, хорошо, она приходила сюда. Люди всегда приходят посмотреть на такие процессы, но она, здесь, вероятно, просто надеясь увидеть, как я поскользнусь на банановой кожуре. Она чертовски уверена, что не сгорает от похоти к моему пожилому телу.

— Я верю, что ты отчаянно жаждал избавиться от этого стариковского тела, но не обратил внимания, как смотрели на тебя женщины до, во время и после этого? Никто не может быть НАСТОЛЬКО слепым.

Я сел за стол прокурора и жестом показал ему занять его место на его углу.

— Я ценю твою попытку поддержать мое эго, Лью, но я — не ты. На меня женщины так не смотрят.

Он лишь покачал головой и сказал настолько тихо, что только идущая ко мне Джессика Стивенс могла услышать его слова:

— Ты мне нравишься, чувак, но ты такой чертовски тупой, что 

я иногда не понимаю, как ты еще живой?

После его слов Джессика вытаращила глаза, но ничего не сказала. После того как рассмотрение дела продолжилось, я постарался ненавязчиво осмотреть места для публики. Лью несколько раз поймал мой взгляд и только покачал головой. Ее не было. Но разве это имело значение?

Я мысленно встряхнулся. В каком-то смысле Лью был прав. Я был настолько глуп по отношению к женщинам, что меня нужно было стерилизовать при рождении, чтобы не подвергать риску следующее поколение. Меня не волновало, что она наблюдала за процессом. Но меня все еще беспокоило то, что она не пришла снова. Как это можно объяснить? Я, черт возьми, не мог.

Мы продолжали перестрелки, и Лью больше не попадал в тигровые ловушки. Теперь он был чертовски осторожнее. Мы оба были готовы приступить к основной части дела. И он, и я следили друг за другом, как герои вестерна, собирающиеся сойтись на улочке западного городка. Это должно было очень скоро стать реальностью.

Я встал, после того как Писарро спросил меня о моем следующем свидетеле. Было уже почти три после полудня.

— Ваша честь, я хотел бы представить в качестве нашего следующего свидетеля сержанта Хизер МакДональд из офиса шерифа Джексонвилла, но ожидаю, что ее показания будут продолжительными и жизненно важными для дела штата. Не можем ли мы перенести их на завтра?

Когда судья объявил перерыв, ко мне подошел Лью, и мы поговорили еще немного. К нам подошла Меган Уиткомб, адвокат, занимающаяся частной практикой, а пять лет назад бывшая членом нашей прокуратуры. Она была ростом около метра шестидесяти трех, имела светло-каштановые волосы, вроде ничего особенного, но в целом все очень хорошо сочеталось. И ум у нее был острее бритвы.

Она улыбнулась мне, затем улыбнулась Лью и спросила:

— Какие-то проблемы обойти постановку в тупик, Лью?

Он улыбнулся в ответ.

— В первом раунде победил Ангел Смерти, Меган, но это — десятираундовый бой. Я измотаю его и в конце схватки стану победителем.

Она ухмыльнулась. О, Боже, у нее на щеках были ямочки!

— Да, могу сказать, что ты действительно держал его сегодня в напряжении, Лью. Все только и говорили о том, как ты его избил.

Она не смогла сдержаться и расхохоталась.

Лью молча улыбнулся и сделал вид, что смутился.

— Конечно, никто не тебя любит, когда проигрываешь, и когда тебе только что надрали задницу. Подлизывайся к Мейтленду. Но я еще вернусь.

Затем он повернулся ко мне и сказал, с легкой ухмылкой:

— Оставлю тебя обсудить это дело с Меган, мистер Мейтленд. Только помни, не имеет значения как бы... увлекательно... тебе ни было... разговаривать... с ней, тебе нужно поскорее отправляться в постель... поспать. Вам, старикам, необходимо набраться сил.

Она даже не покраснела.

— Пока, Лью.

Когда он ушел, мы остались стоять рядом, глядя друг на друга, а я думал, что сказать.

— У тебя уже есть планы на ужин, Билл?

— Э... не совсем. Я подумывал вернуться в офис, чтобы немного подготовиться к 

завтрашнему дню. Я... считал... ты же была помолвлена?

— Я же не предлагаю тебе идти со мной в мотель, а просто сходить что-нибудь съесть.

Она смотрела на меня серьезно. Я покраснел.

— Я знаю, Меган, прошу прощения. Ты же знаешь, что я лишь недавно развелся. И просто не помню, как вести себя цивилизованно в отношениях с женщинами. Это было уже давно, но я слышал что-то хорошее о том, что может помочь практика. Если я не облажался настолько, что этого нельзя исправить, то я бы с удовольствием пошел куда-нибудь съесть салат или что-то еще.

Она оценивающе осмотрела меня с головы до ног.

— Салат? О, Господи, Билл, я слышала о том, как ты изменился, и даже видела сама, сидя в зале, но ты и впрямь полностью изменился, не так ли?.. И кстати, я больше не помолвлена. Если это имеет значение.

— Нет, Меган. В офисе мне не хватало твоих ямочек на щеках. Ты делала все более ярким.

— Иногда я размышляю, правильно ли я поступила, Билл. Я скучала по делам, над которыми работала в прокуратуре. Споры о собственности, ошибки, падения и злоупотребления служебным положением — это не то же самое.

— Ты поступила правильно. Иногда я жалею, что тоже не свалил.

— Ты совсем не согласен с этим.

— Иногда согласен.

Когда мы вышли, меня перехватили трое телевизионщиков и четыре репортера. Я взглянул на Меган, но она лишь пожала плечами и нашла место на скамейке перед залом суда, пока я изображал комика перед съемочной группой, давая короткие интервью акулам пера, в том числе и Карлу Кэмерону. В нормальной ситуации он не смог бы встать в ряд с большими мальчиками, но Большой Человек был очень чувствителен к освещению на местном медиа-рынке, поэтому Карл всегда брал те интервью, которые хотел.

Блондинка из «Экстренный выпуск из зала суда» сделала вступление, в котором сказала зрителям:

— Вся нация внимательно следит за судом над так называемой «Бабушкой-убийцей», шестидесятисемилетней Джуди Йохансон, привлекшим еще больше внимания, с тех пор как им занялся ведущий прокурор Уильям Мейтленд, с недавних пор более известный как Ангел Смерти. Он противостоит молодому адвокату Льюису Уолтерсу, уже привлекшему внимание всей страны своим участием в ряде громких национальных дел. Уолтерса прозвали «Акулой» за его агрессивную правовую позицию «Пленных-не-берем». Наблюдатели за соблюдением закона назвали это противостояние эквивалентом боксерского поединка в сверхтяжелом весе между юридическими тяжеловесами.

— Мистер Мейтленд, вы понимаете, что внимание нации направлено на это громкое дело об убийстве, которое ведут два известных юриста?

— Да, понимаю это. Люди всегда следят за криминальными новостями, а убийство — преступление, привлекающее максимальное внимание. Но, хотя я и понимаю привлекательность и заманчивость этого дела для таких средств массовой информации как вы, я хочу, чтобы люди, смотрящие эту передачу, запомнили, что это — не телешоу и не детективный фильм об убийстве. Здесь — не вымышленные персонажи. Кларк Кэрролл — жертва в этом деле — был живым человеком. Его жизнь была 

отнята, украдена у него. Он был стариком, но его жизнь все еще имела ценность, и впереди у него были годы жизни. Штат убежден и докажет, что Джуди Йохансон отняла его жизнь в своих корыстных целях.

— Что касается моего участия, все элементы спортивного состязания — просто чушь. Меня не заботит, кто получит признание или одержит победу. Я хочу быть уверенным, что злая женщина заплатит за свое преступление. Я понимаю, почему вы здесь и ваш интерес в этом деле, но меня это просто не волнует.

Я мог говорить откровенно, потому что судья уже изолировал присяжных, и будет держать их в изоляции до завершения судебного разбирательства, а все понимали, что заткнуть рты всем невозможно. Нам сказали, что мы можем быть откровенными настолько, насколько возможно, чтобы не дать оснований Лью подать иск о нарушении судебной процедуры.

Когда я закончил, блондинка, по прозвищу Небесная Мадонна (откуда, черт возьми, они берут такие клички?), молча смотрела на меня. Наверное, вульгарные вопросы, которыми она была готова меня поразить, застряли у нее в глотке.

— Я... я... э-э... спасибо за ваши комментарии, мистер Мейтленд.

Она сделала жест своему оператору «заканчивай», и он прекратил снимать. Она поговорила с ним какое-то время, затем снова повернулась ко мне, выглядя несколько... разозленной... Я не мог понять почему.

Она сделала жест, взмахнув своей гривой.

— Я думала, что ваш босс заинтересован в хорошем пиаре. Это — фантастическая история, но такое дерьмо — плохой способ привлечь людей смотреть новые интервью. Дерьмо с Ангелом Смерти — это хороший крючок, но вы должны заставить его работать. Хотите попробовать еще раз и сделать все немного более приемлемым для зрителей?

— Нет,  — категорично сказал я, наслаждаясь выражением ее прекрасного лица. Она не привыкла к такому обращению.

— Моего босса интересует рейтинг в СМИ. Мне же плевать, и меня не заботит повышение ваших рейтингов. Пока я выигрываю дела, моему боссу все равно, показываю ли я вам средний палец или целую вашу задницу. А я намерен выиграть. Не для того, чтобы он получил хороший пиар, а для того, чтобы эта бездушная сука увидела приближение своей смерти и поняла, что чувствовал в свои последние минуты бедняга, за которым она была замужем. Достаточно ли это дружелюбно?

Мгновение она пристально жестко смотрела на меня, а затем я заметил, что выражение ее лица изменилось.

— Господи, да вы даже злее, чем ваша репутация. Это ведь не актерская игра, не так ли?

— Да, это все я, Небесная. Кстати, это же не может быть вашим настоящим именем, не так ли?

Она слегка улыбнулась.

— Джейн... Джейн Турман из Пахоки, штат Флорида. Вообще-то, это интервью сработает. Такой подлый ублюдок хорошо оттенит Уолтерса. Он глаже утиного дерьма, как говорят в Пахоки. Я раньше его снимала. Жесткий сукин сын будет хорошим контрастом. Вы на самом деле думаете, что выиграете? Вы собираетесь ее упечь?

Я посмотрел ей в глаза и по причине, которой сам не смог понять, намеренно 

позволил своим глазам пробежаться вверх и вниз по ее надутым формам, прежде чем снова взглянуть ей в глаза.

— Если вы задержитесь рядом, Джейн, то сможете убедиться в этом лично.

Она внезапно осветилась выражением, которое я не смог прочесть, но я почувствовал легкое покалывание, пробегающее вверх и вниз по позвоночнику.

Откуда это взялось? Это даже и близко не было похоже на то, как я обычно разговариваю с женщинами. Я в разводе всего несколько дней. Что со мной происходит?

Потребовалось сорок пять минут, чтобы завершить все интервью. Я был полностью уверен, что оглянувщись, увижу, что Меган исчезла, но она подошла ко мне, когда я заканчивал последнее интервью, и сказала:

— Послушай, похоже, ты застрял. Как насчет того, чтобы встретиться со мной в шесть вечера в Пивоваренной компании Ривер-Сити? Мы сможем наверстать упущенное.

Я вернулся в офис, обсудил с Хизер МакДональд стратегию на следующий день, и закончил телефонный разговор с шерифом Найтом по поводу застрявшего дела Шона Смита, который все еще занимался бумажной работой, в то время как у его товарищей-полицейских уже начало медленно срывать крышу в связи с моим отказом дать ему разрешение вернуться к работе.

Заканчивая свою работу, я думал о Меган и этих проклятых ямочках. Я начал вспоминать некоторые из моих недопустимых фантазий о ней, когда она была рядом со мной каждый день. И СЕЙЧАС я начал беспокоиться по поводу ужина с ней. Когда я был женат, Дебби была доспехом, защищавшим меня от моих худших порывов. Теперь же все зависело только от меня. Я очень нервничал.

•  •  •

Понедельник, 22 августа — 16:00

— Вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы продолжить, мисс Баскомб?

— Я буду в порядке, доктор. Разрешите мне на минутку посетить ваш туалет.

Она вошла в маленькую уборную и сблевала в открытый унитаз. И сблевала еще раз. Во рту был ужасный привкус. Желчь и... что-то хуже. Это было безумием, но от него почти... пахло мочой. Откуда это, черт возьми? Она сложила ладони лодочкой, набрала воды и прополоскала рот. Она вынула из сумочки таблетку Тамс и проглотила ее, затем взяла еще одну и стала ее рассасывать во рту. Аромат Эвергрин помог.

Когда она вернулась к нему на кушетку и села, он с беспокойством посмотрел на нее и сказал:

— Вы говорите, что эти симптомы у вас уже больше суток, не так ли?

— Да, я прошла тест на беременность. Это первое, о чем я подумала. И записалась на прием к своему гинекологу, которая также — хороший терапевт. Я не знаю, что это такое.

— Вероятно, что ничего страшного, но проблемы с желудком, связанные с болью и тошнотой, могут быть симптомами чего-то очень серьезного. Пожалуйста, немедленно обратитесь к врачу.

— Я сделаю это, доктор Теллер.

Она откинулась на спинку дивана и глубоко вздохнула.

— О чем бы вы хотели поговорить сегодня?

— Вы знаете, что я заняла эту административную должность в Управлении общественного защитника? Что ж, сегодня началось большое,  

получившее широкую огласку дело, дело «Бабушки-убийцы», в котором с одной стороны — Билл, а с другой — Лью Уолтерс. Большинство адвокатов, у кого было немного свободного времени, отправилось посмотреть, ну и я тоже.

— Я слышал об этом деле. Но не знал, что обвинителем в нем выступает ваш бывший. И я был уверен, что Уолтерс был адвокатом вашего мужа во время развода. Должно быть, это вызвало у вас противоречивые эмоции?

Она описала то, что видела.

— И наблюдать за тем, как другие женщины смотрят на вашего бывшего... вам было некомфортно?

— Не то чтобы некомфортно. Я понимаю, что теперь он — свободный человек и... он изменил свою внешность и то, какой он есть... Я вижу это... это просто...

Он улыбнулся ей и потер подбородок.

— Мисс Баскомб, это — старейшее клише в мире. Мы никогда не хотим чего-то настолько сильно, как тогда, когдатого же хочет кто-то еще. Вот почему мужчины и женщины стараются заставить друг друга ревновать.

Он постучал пальцем по мраморному кофейному столику, инкрустированному пятнами Роршаха, и наклонился к ней, его глаза пробежали по ее телу.

— Вы, как мы оба знаем, красивая женщина с очень большой грудью, и вы действительно сексуально привлекательны для мужчин. Ваш муж, несмотря на то, что похудел, лучше двигается и побрил голову наголо, что ему очень идет, все еще — довольно невысокий средней привлекательности мужчина средних лет. Вы могли бы каждую ночь иметь в постели нового мужчину, не прикладывая никаких усилий, но вас все еще беспокоит, что ваш не настолько привлекательный муж, с которым вы развелись — развелись по вашему же желанию — вызывает интерес у других женщин. Что он занимается сексом с другими женщинами, что он обязательно будет делать это, если только у него не будет серьезной сексуальной дисфункции... Между прочим, она у него есть? Серьезная сексуальная дисфункция? Был ли он в состоянии заниматься сексом с вами и достигать оргазма со своей стороны?

— Да. То есть, он мог заниматься сексом. Я устала от него, и мне надоел способ, то, как он занимался любовью, и я не уверена, что ближе к концу он получал от этого действительно много удовольствия. Это было в больше похоже на, бэм-бэм-спасибо-мэм, если вы понимаете, что я имею в виду... Но это могло быть мое мнение... я не получала... но ему, похоже, все нравилось...

— Ну, похоже, он помолодел после развода, так что...

— ... Так что избавление от моей задницы, как сказал мне один из его друзей, похоже, пошло ему на пользу? Он — мистер Идеальная Жертва, а я — гребаная Злая Ведьма Запада? Это то, что вы хотите мне сказать, доктор?

Он взглянул на нее с некоторым удивлением, а затем на его лице промелькнула легкая улыбка.

— Это то, как видите себя вы, мисс Баскомб? Я не собирался говорить о вас, просто наблюдение, что многие мужчины... и женщины... казалось, обретали после развода новую жизнь и энергию. Брак полный стрессов 

может быть тяжелым для обеих сторон, а когда этот стресс убирается, даже с сопутствующими изменениями и, часто, с одиночеством, пока не установятся новые связи, люди трансформируются сами.

— Ну, этот сукин сын определенно это сделал. Эти гребаные суки практически пускали слюни. Если бы они раньше были в постели с его дряблой задницей...

Она почувствовала, как внутри нее поднимается волна горячей желчи, и ей пришлось бежать обратно в уборную.

Теллер откинулся на спинку стула и прислушался к звукам из уборной. Не было похоже, что тошнота носила медицинский характер, потому что все выглядело так, будто ее муж... бывший муж... ранее приводивший ее в ярость, теперь, в буквальном смысле, вызывает у нее тошноту. Теллер играл с незажженной трубкой — нервная привычка, о которой он не беспокоился, потому что она позволяла ему хоть чем-то занять свои руки.

Часть того, что она чувствовала, несомненно, было сожалением покупателя... или продавца. Она решила, что ее брак скучен, что муж не удовлетворяет ее сексуальные потребности, и что она заслуживает большего. В идеальном для нее мире Билл Мейтленд так и остался бы раздавленным ее решением толстым, дряблым, непривлекательным для женщин парнем и продолжал бы страдать в одиночестве.

Она бы испытывала чувство вины и печали за своего бывшего, но была бы уверена, что поступила правильно; что он никогда не смог бы дать ей то счастье и удовлетворение, которого она хотела и заслуживала. Конечно, в такой ситуации она была бы самовлюбленной и эгоцентричной, но, черт возьми, это и есть часть самого определения понятия человек.

Но внезапно обнаружить мужчину, которого она сама же и выгнала из своей постели, поскольку тот был непривлекательным и сексуально неинтересным, преобразующим себя физически в буквально другого человека, увидеть его в его мире таким, каким он был всегда, но никогда не показывал ей, и увидеть других женщин, жаждущих мужчину, которому она сказала, что больше его не хочет...

Он должен был сохранять свою профессиональную объективность, и не должен быть принимать чью-либо сторону, потому что она являлась его пациенткой, и была личностью, а не Злой Ведьмой Запада, но он не мог отрицать, что испытывает некое удовлетворение от зрелища богини секса, сгоравшей от растущей ревности к мужчине, которого она выгнала, поскольку считала его недостойным себя.

Но помимо человеческой реакции ревности, сомнений и сожалений, было нечто большее, скрытое в глубине. По-прежнему оставались необъяснимыми гнев и ярость, которые, возможно,  — не наверняка, но вероятно,  — теперь трансформировались в психосоматические реакции физической тошноты.

Тошнота — это классическая реакция организма на эмоции и чувства, с которыми человек не может справиться на сознательном уровне. У него было ощущение, что она имеет связь с ее отношениями с тетей Клариссой. В ее браке было множество проблем, а то, что случилось с ее тетей, пусть и не создало их напрямую, но что-то в нем вызвало серьезные психологические изменения.

Когда она вернулась, настолько бледная, что казалась почти белой, он сказал:

— Вам обязательно нужно обратиться 

к врачу. Но, как вы относитесь к гипнозу? Я бы хотел посмотреть, нельзя ли вас погрузить в легкий гипнотический транс и попытаться понять, не сможем ли мы получить лучшее объяснения некоторых событий, которые происходили в вашем прошлом?

— Вы считаете, это... сможет помочь?

— Вы сказали, что эти симптомы появились недавно. Можете ли вы вспомнить, они начались примерно в то время, когда ваш развод приближался к концу, или в день, когда он стал окончательным?

Она закрыла лицо руками и сделала несколько вдохов, чтобы успокоиться.

— На самом деле... были какие-то проблемы... в тот вечер, когда развод был завершен. Я не помню, что мне снилось, но, должно быть, мне приснился ужасный кошмар. На следующий день мне стало настолько плохо не только физически, но и эмоционально, что я почти до самого вечера оставалась в постели. Но я знаю, что меня тошнило весь день.

Она посмотрела на него, внезапно осознав произошедшее.

— Да, это был тот день, когда началась тошнота. Тот день, когда мы расстались окончательно. Боже мой, он не только разрушал мою жизнь, пока мы были женаты, но и делает меня больной, когда мы даже больше не вместе.

Внезапно ее настроение изменилось.

— Как вы думаете, я могу подать на него в суд... за причинение мне эмоциональных страданий ПОСЛЕ того, как мы расстались?

Его улыбка ответила ей на ее вопрос. Хотя она и была чрезмерно сексуальной кошечкой, которую баловали и холили всю ее жизнь, время от времени у нее проявлялось злое чувство юмора, и ему показалось, что он понял часть причин, по которым Билл Мейтленд любил эту женщину, помимо ее форм, очевидных для каждого.

— К сожалению, если бы это было так, мисс Баскомб, половина разведенного населения Соединенных Штатов должна была бы оплачивать эмоциональный ущерб другой половине... и наоборот.

Он продолжал играть со своей трубкой.

— Конечно, это означало бы гораздо больший доход для адвокатов по разводам.

Она грустно ему улыбнулась.

— Вы забываете, что я восемнадцать лет была замужем за юристом, а теперь работаю посреди целого их скопления. У меня есть склонность думать как адвокат. Это похоже на ситуацию, как будто он меня преследует. Я думаю, он — «Призрак прошедшего Рождества».

Теллер посмотрел на нее и осознал то, что он знал всегда, но не понимал до конца осознанно.

— В действительности вы — одинокий человек, не так ли, мисс Баскомб?

Она молча посмотрела на него.

— Парни настолько одержимы вашей грудью, что я сомневаюсь, что хотя бы один из сотни когда-либо замечал, что внутри вас находится человек, личность, или отмечал ваше чувство юмора. И полагаю, что женщины вас не любят.

— Все в порядке, доктор.

Она приподняла свои груди руками, а затем поцеловала каждую из них.

— Женщины с плоской грудью могут весь день рассказывать, какие большие неудобства доставляют большие сиськи. И это так. Но когда я встречалась с мужчинами, еще до встречи с Биллом, мне никогда не приходилось беспокоиться о том, что кто-то 

будет разочарован свиданием со мной. Мне никогда не приходилось прибегать к свиданиям вслепую ради знакомства. Парни могут никогда не смотреть мне в глаза, но меня не проигнорируют, если я вхожу в комнату, полную мужчин. Вы должны принимать и плохие аспекты, коль скоро принимаете хорошие.

•  •  •

Понедельник, 22 августа — 23:30

— Оххх... Боже... Боже... как хорошо...

— Тебе нравится это, мистер Мейтленд? Чувствуешь?

— О, черт, как ты это делаешь? Такое ощущение, что ты сжимаешь его пальцами... это хорошо, но остановись... я не смогу удержаться... черт, ты как будто отдаиваешь меня внутри...

— Есть специальные упражнения для влагалища. Так может делать любая женщина, если готова поработать над этим, и чем раньше начнет... ааааа, как приятно... тем лучше у нее будет получаться...

Я откинул голову на подушку и глубоко вздохнул, стараясь не брызнуть внутри мягкости Меган Уиткомб. Она лежала сверху меня, потираясь своими маленькими сиськами о мою грудь и упираясь руками в кровать по сторонам от меня. Ее соски меня очаровали. Похоже, они были более двух сантиметров в длину и толщиной, как карандашные ластики. Теперь они стали красными и распухшими, потому что я не мог оторвать от них рта в первые безумные моменты, когда мы начали раздевать друг друга.

— Разве Дебби никогда не делала такого для тебя?

— Нет. Боже, я даже не знал, что такое вообще возможно.

Она снова показала мне эти свои ямочки на щеках, и я стал внутри нее еще тверже, если это только было возможно.

— Она просто лежала в постели и позволяла тебе насладиться своим телом?

— Нет.

Не знаю, почему я почувствовал себя обязанным защищать ее, но я это делал.

— Нет, она была чертовски энергична... давным-давно. Мы много раз трахались так, что падали под кровать. Просто...

— ... Она была настолько горячей, что ей никогда не приходилось над этим работать, не так ли? Не то что мне с моими маленькими сиськами... верно?

Я ответил ей своим ртом, засосал один сосок, кусал и тянул за него, пока она не застонала.

— Меган, размер — это еще не все, и ты чертовски хорошо это знаешь. Я не мог оторвать своих глаз, рук и рта от твоих грудей, с тех пор как снял с них бюстгальтер.

Я снова куснул ее.

— Ты правда думаешь, что у тебя есть причины чувствовать свою неполноценность?

Я оборвал ее, прежде чем она успела что-то ответить, потому что в очередной раз она слишком сильно сжала меня внутри.

— Меган, я не могу...

Она почувствовала это и закричала:

— Кончай, кончай, детка. Отдай мне все, что у тебя есть.

Я дернулся вверх, подняв ее тело, которое оказалось легче, чем я думал, и спускал, спускал и спускал... Откуда, черт возьми, все это взялось? Казалось, это длилось долго, очень долго, и когда я закончил, она просто продолжала сидеть верхом на мне еще с полминуты, а потом соскользнула и легла рядом со мной.

После приятного молчания она потянулась, поцеловала меня и сказала:

— 

Теперь ты видишь, мистер Мейтленд, что упустил. Ты мог бы иметь меня еще много лет назад. Но я никогда не подталкивала тебя, потому что ты был правильным женатым парнем.

— Что это за дерьмо насчет мистера Мейтленда? Думаю, что тебе пора бы звать меня Билл.

Она улыбнулась.

— Почему-то трахать тебя как мистера Мейтленда более сексуально, чем просто Билла. Итак, Билл, ты не жалеешь, что принял мое приглашение на ужин?

— А как ты думаешь?

— Думаю, я тебе понравилась, по крайней мере, то, что сейчас сочится из меня на кровать, создает такое впечатление.

— Черт, Меган, я наслаждался каждой секундой этого, а ты. Ты, эээ...

Она приподнялась надо мной на локте и чмокнула в нос.

— Нет, тебе не нужно звонить мне в любое время. И я не буду ждать у телефона. И я не стану преследовать тебя или приходить в офис. Никаких цветов. Никаких конфет.

— Хорошо, но...

— Билл, ты мне ничего не должен. Это я пригласила тебя. Я пришла сюда по собственному желанию. Я хотела твое тело и твой член, и получила их. Сегодня вечером я прекрасно провела время. Мы — двое старых друзей, которые, наконец-то, почесали то, что зудело. Вот и все.

Я снова сверху донизу оглядел ее стройное тело с удивительными сосками и маленькой попкой и наклонился, чтобы поцеловать ее левый сосок опять, на этот раз нежно.

— Я знаю, но...

— Билл, это был просто секс. Парни называют это зовом плоти. Никаких условий. Никаких обязательств... Пожалуйста, ничего не усложняй. Если мы столкнемся где-то друг с другом или я приду к тебе в офис, я не хочу видеть, что у тебя на лбу написано большими буквами: «Я ТРАХАЛ ЭТУ ЖЕНЩИНУ». Хорошо?

— Понял, Меган. Я всего на десять лет или около старше тебя, но чувствую себя словно старый дед. Когда, черт возьми, я стал таким старым и отстал от жизни?

— В последние двадцать лет или около. Ты — Рип Ван Винкль, только начинаешь осознавать современный мир.

Она поцеловала меня еще раз и скатилась с моей маленькой кровати.

— Но для старика ты чертовски хорош в постели.

— Меган...?

Она улыбнулась.

— Нет, у меня не было оргазма. Но сегодня я хорошо провела время. Это был наш первый раз. Иногда это занимает некоторое время.

— Мне очень жаль... ясно как день, что ты выбросишь меня из планов.

— Я выгляжу несчастной? Слушай, просто дай мне одеться, вызвать такси и уехать отсюда. У тебя завтра важный день, и тебе нужен отдых. Удачи.

Через десять минут я проводил ее до такси, вернулся домой и запер за собой дверь. Я поставил будильник и лег в кровать, от которой пахло ее духами и нашим сексом. Я пытался осознать, как попал сюда. Я и впрямь не планировал заниматься сексом с симпатичной девушкой, о которой у меня было несколько фантазий в то время, когда я был женат. Я не планировал начинать заниматься сексом реально.

Меган была 

всего лишь третьей женщиной, с которой за двадцать лет у меня был секс. Это должно было что-то значить, но не значило. Алина была особенной. Дебби, несмотря на то, что она вырвала мне сердце, была и навсегда останется особенной. Меган была... была... была просто красивой, милой девушкой, которая мне нравилась. Но...

Это произошло случайно. Вот что это было. Оно ничего не значило. Поэтому я чувствовал себя странно. Когда я еще был женат на изменщице, трахнуться с красивой девушкой, готовой и желающей, значило бы много. Даже если бы это произошло случайно, секс был бы большим событием. Но теперь я был одинок и мог это делать, и секс ничего не значил?

Я чувствовал себя так, словно попал в чужую страну. Чужак в чужой стране — это про меня.

•  •  •

Среда, 24 августа — 23:30

— Мистер Баллантайн, могу я называть вас Джерри?

Крупный мужчина с темными волосами, явно чувствовал себя некомфортно в костюме и галстуке, ерзал на месте свидетеля, в то время как Лью кружил вокруг него, приглядываясь, словно тигр, кружащий около привязанной на поляне свиньи.

— Да, это мое имя.

Лью посмотрел на него, и, клянусь Богом, я увидел на краю его рта каплю слюны, когда он представил, как вонзается зубами в нежную плоть Джерри.

— Хорошо, Джерри, давайте посмотрим, что мы сможем выяснить. Вы работаете барменом и любите зависать на сайтах знакомств в поисках... женской компании. Это так?

— Да. И что? Насколько я слышал, не существует закона, запрещающего флиртовать. Мне нравятся женщины, женщинам нравлюсь я. Меня это устраивает.

Лью оперся локтями на барьер вокруг места свидетеля и наклонился к Баллантайну.

— Данные, которые я получил, говорят, что ваш рост более метра и девяносто сантиметров, вес восемьдесят шесть килограмм. Вы — определенно симпатичный мужчина. Вы когда-нибудь делали пластические операции?

Он ухмыльнулся.

— Нет, все оборудование оригинальное, от макушки до пяток.

Лью потер подбородок.

— Ходят слухи, не то чтобы я мог это утверждать, но мои детективы поговорили с несколькими вашими бывшими подругами, и те им сказали, что вы — давайте скажем вежливо — щедро одарены. Это правда?

— Я получил полный комплект. Женщинам обычно стоит лишь раз попробовать, и они обязательно возвращаются за добавкой.

— Уверен в этом. Что меня слегка удивляет, так это то, почему с вашими... атрибутами... большая часть вашей женской компании кажется немного... как бы это сказать... немного «зрелой» для мужчины ваших лет. Вы показали, что у вас более года был роман с Джуди Йохансон, когда она была замужем за мистером Кэрроллом. Миссис Йохансон шестьдесят семь лет. Мы выявили четыре других случая ваших длительные отношений... все — с женщинами в возрасте свыше пятидесяти и даже шестидесяти лет. Одной женщине было за семьдесят.

— Мне нравятся пожилые женщины. И что? Они могут быть не такими тесными в некоторых местах, но, черт возьми, зато они на самом деле ценят парня, который их оценил. Вам стоило бы попробовать. Будете удивлены.

— Я уверен, что вы знаете, о 

чем говорите, но кажется несколько странным, что ВСЕ ваши подруги, которых мы смогли разыскать, были женщинами со значительным состоянием. Некоторые из них крайне недовольны вами, потому что вы их бросили после получения ценных подарков. Другие же по-прежнему испытывают к вам сильные чувства, несмотря на то, что вы исчезли, не вернув им то, что они потратили на оплату ваших мотоцикла, квартиры, отпуска и т. д. Средства, которые они предоставили вам, пока ваши отношения с ними еще были хорошими.

— Что вы хотите этим сказать?

Лью откинулся назад, и из его голоса исчезла теплота.

— О, я думаю, вы понимаете, о чем я говорю, мистер Баллантайн. Вы зарабатывали на жизнь, вступая в романтические отношения с пожилыми женщинами и получая от них подарки и деньги, которые позволяли вам жить намного выше любого дохода, который вы законно декларировали.

— Вы несете чушь.

— Многие люди могут согласиться с вами, но у нас есть множество доказательств этого в виде квитанций, счетов и свидетельских показаний под присягой. На самом деле нет никаких сомнений в том, кто вы такой. В чем я действительно сомневаюсь, так это в ваших сегодняшних показаниях в этом зале суда о том, что мисс Кэрролл говорила вам в спальне, что собирается убить своего мужа, выдать это за несчастный случай и потратить большую часть из тридцати миллионов долларов, которые она унаследует при этом, на вас.

Баллантайн выпрямился.

— Я поклялся под присягой. Я бы не стал лгать. Джуди рассказала мне, что она спланировала. Она не сказала, когда именно, но я знал, что она запланировала.

Лью подошел к присяжным и посмотрел на них, продолжая обращаться к Баллантайну.

— Вы солгали под присягой, и я хочу, чтобы вы узнали прямо сейчас, что, когда миссис Кэрролл будет оправдана, я сделаю все что в моих силах, чтобы обвинить вас в лжесвидетельстве.

Он опять повернулся к Баллантайну.

— Детектив МакДональд засвидетельствовала, что после того как она познакомилась с вами на сайте знакомств для взрослых и ваши отношения продвинулись, во время свидания с ней, вы, пьяный, похвастались ей, что знали и встречались с миссис Кэрролл перед трагической смертью ее мужа.

Баллантайн замолчал и с тревогой посмотрел на меня. Я лишь слегка покачал головой. Я тренировал его, чтобы он был готов к тому, что, как я был уверен, Лью припас для нападения на нашего звездного свидетеля.

Лью продолжил.

— Мистер Мейтленд воспроизвел записи, сделанные детективом МакДональд, которые кажутся откровенными и ненадуманными разговорами между вами с ней. Вы, будучи несколько враждебно настроенным свидетелем обвинения, засвидетельствовали достоверность этих разговоров.

Он отошел от Баллантайна, подошел к моему столу и посмотрел на меня с довольно театральным выражением презрения.

— Вы уже определенно поняли, мистер Баллантайн, что попали в ловушку сложной спецоперации, инициированной мистером Мейтлендом и проведенной детективом МакДональд. Однако я должен признать, что меня немного заинтересовала одна деталь. Будучи хорошей и самоотверженной женщиной-полицейским, занималась ли детектив МакДональд сексом с вами, чтобы убедить 

вас в реальности своего прикрытия, в том, что она — одинокая, богатая пожилая женщина? Давала ли она обещание секса в будущем в качестве награды за ваши показания против миссис Кэрролл? Насколько далеко была готова зайти детектив МакДональд, чтобы убедить вас лжесвидетельствовать?

Я уже был на ногах, направляясь к судье, и повысил голос громче, чем необходимо, чтобы убедить присяжных, что я действительно лично зол в этот момент.

— Ваша честь, я настаиваю на том, чтобы вы приказали присяжным проигнорировать это трусливое нападение на личность специально назначенного полицейского. Мистер Уолтерс прекрасно знает, что детектив МакДональд не вела себя неприемлемо, чтобы получить показания мистера Баллантайна, и что она не делала никаких незаконных обещаний заняться сексом в обмен на его показания.

Лью посмотрел на меня и одарил легкой улыбкой, которую жюри не могли увидеть.

— К сожалению, ваша честь, я не работал с детективом МакДональд так близко или тесно как мистер Мейтленд, поэтому и правда не знаю, насколько далеко она может зайти, чтобы сделать свою работу. Я знаю, что в прошлом она маскировалась под проститутку и зашла так далеко, что вошла в спальню подозреваемого и даже разделась, до того как вошли ее коллеги-полицейские. Я не уверен, что это — такой уж большой переход от раздевания перед подозреваемым к... продвижению дальше... чтобы заручиться сотрудничеством.

Прежде чем я смог открыть рот, Лью повернулся и сказал судье:

— Я отзываю эти комментарии, ваша честь, и вы можете попросить присяжных не принимать их во внимание.

После того как судья Писарро сделал именно это, Лью снова повернулся к Баллантайну и предпринял то, что, как я полагал, было его главной атакой на доверие к свидетелю.

— Мистер Баллантайн, из показаний детектива МакДональд ясно, что вы, по сути, признались в отношениях с мисс Кэрролл будучи в состоянии алкогольного опьянения. Детектив МакДональд записала эти высказывания на пленку, а когда вы протрезвели, она и мистер Мейтленд уговорили вас придерживаться данной линии.

— Должен признать, меня удивляет, почему вам не было предъявлено никаких обвинений. Вы признались, что знали о заговоре с целью убийства мистера Кэрролла, что вы должны были получить от преступления финансовую выгоду, а вы ничего не сделали, чтобы уведомить полицию о том, что планируется. Большинство юристов сказали бы, что вас легко могут обвинить, по меньшей мере, в соучастии в убийстве. И до сих пор против вас не было выставлено никаких обвинений.

— Я... вам нужно спросить у мистера Мейтленда.

— Я не думаю, что мне нужно его спрашивать. Я полагаю, что присяжные достаточно умны, чтобы сделать вывод, по какой причине вам не предъявили обвинения. Я думаю, они смогут понять, что когда вы пытались соблазнить ту, кого считали богатой пожилой женщиной, или хвастались ей в постели, вы похвалялись своими отношениями с женщиной, ставшей известной всей стране. А как только признались в этих отношениях и предоставили информацию о встречах в отелях и мотелях, данные о телефонных звонках 

и т. п., мистер Мейтленд и полиция могли бы пригрозить предъявить вам обвинение... ЕСЛИ вы не согласитесь солгать под присягой, что миссис Кэрролл планировала убить своего мужа.

— Я считаю, мистер Баллантайн, что у вас на самом деле был роман с миссис Кэрролл. Это, конечно, предосудительно для замужней женщины, правда, как мы ясно дали понять, вы очень хорошо выглядите и весьма искусны в соблазнении пожилых женщин. Но я считаю, что она никогда не признавалась в планах убить своего мужа.

— Я думаю, что это было мнение обвинения штата, с того дня как умер мистер Кэрролл в результате трагического случайного отравления. Я думаю, что следствие под руководством мистера Мейтленда копало сайты знакомств и сватовства для взрослых, исходя из предположения, что миссис Кэрролл должна была иметь роман на стороне.

— Отдаю должное мистеру Мейтленду и обвинению штата за то, что они предприняли дерзкий план, который, должно быть, было сложно реализовать. Так же как искать иголку в стоге сена. И все же, их план сработал. Они доказали ваш роман с миссис Кэрролл, а тот дал им мотив, которым они смогли убедительно аргументировать ее желание убить своего мужа.

Он подошел ко мне, и был очень, очень хорош. Не думаю, что кто-то, кто не знал его близко, смог бы определить, что его гнев был разыгран.

— Но, к сожалению, мистер Мейтленд позволил сведениям о том, что его прозвали Ангелом Смерти вскружить себе голову. Он организовал крестовый поход, чтобы отправлять каждого обвиняемого, дело которого он ведет, в камеру смерти штата, вне зависимости от того, заслуживает ли он смерти. И к черту правду или факты.

— Поэтому он не был удовлетворен тем, что смог очернить миссис Кэрролл. Ему пришлось пойти на все, чтобы сфабриковать фальшивые показания, сделавшие бы ее вину неопровержимой. Мистер Баллантайн, я утверждаю, что мистер Мейтленд и детектив МакДональд угрожали вам судебным преследованием.

— Даже если миссис Кэрролл избежит смертной казни, если вас будут судить отдельно, вас все равно смогут осудить по менее строгой статье. Но и такое менее серьезное преступление может отправить вас в тюрьму на годы. Если только... вы не захотите «вспомнить» рассказ миссис Кэрролл о ее планах убить своего мужа. Я утверждаю, что ваши показания против миссис Кэрролл были надуманными и ложными с целью спасти вашу собственную шкуру.

Я поднялся на ноги.

— Возражаю, ваша честь. Мистер Уолтерс сочинил полностью вымышленную историю, чтобы обесценить обвинительные показания мистера Баллантайна. У него нет ни единого факта, чтобы подтвердить свои слова. По неосторожности он обвинил меня в нарушении правовой этики. Если он действительно мог бы доказать свои слова фактами, то должен был вызвать меня в коллегию адвокатов и привлечь к суду детектива МакДональд по обвинению в незаконном поведении полиции. Но он этого не сделал, потому что знал, что все это — дымовая завеса, предназначенная лишь для того, чтобы отвлечь присяжных от фактов по этому делу. У 

миссис Кэрролл был длительный роман с мистером Баллантайном. Она призналась ему в своих планах убить своего мужа. В адрес мистера Баллантайна не поступало никаких угроз с целью заставить его дать показания.

Писарро осуждающе посмотрел на Лью. Он не был расстроен. За свои тридцать лет пребывания «на берегу» он пробирался через целые океаны юридической чуши. Но он сказал:

— Я не собираюсь увещевать присяжных игнорировать ваши комментарии, мистер Уолтерс, потому что у вас есть свобода представить альтернативные точки зрения по делу. Конечно, в большинстве случаев, у вас должна быть пусть небольшая, хрупкая, но структура фактов, на которой можно строить свои теории, и я оставлю на усмотрение присяжных определить, заложили ли вы какой бы то ни было подобный фундамент.

Лью позволил этому пролететь мимо себя. Он повернулся к присяжным и сказал:

— Я оставляю в ваших умелых руках определить, сколько из того, что я изложил, является домыслом. Просто помните, когда вернетесь в комнату присяжных, чтобы рассмотреть это дело, что главный свидетель штата — мужчина, зарабатывавший себе на жизнь тем, что соблазнял и бросал пожилых женщин.

— Спросите себя, верите ли вы, что он мог бы солгать о бывшей любовнице, дабы избежать тюремного заключения. Просто руководствуйтесь здравым смыслом, и я не сомневаюсь, к какому выводу вы придете.

— У меня больше нет вопросов.

Я встал, попросил повторный опрос свидетеля и спросил:

— Мистер Баллантайн, как заявил мистер Уолтерс, детектив МакДональд обеспечила ваши показания сексом с вами или обещанием секса. Верно ли хоть одно из этих утверждений?

Он взглянул на Хизер, выглядевшую одновременно сексуальной и профессиональной, и кисло посмотрел на меня:

— Да по второму, но нет по первому. Она разожгла во мне пламя горячее чем в аду, сексом по компьютеру и по телефону. Боже, у нее сексуальный голос. А когда мы встретились, она поощрила меня несколькими поцелуями и позволила мне немного себя поласкать. Но эта сука никогда не заходила достаточно далеко. Я думал, что я хорош, но, черт возьми, она заставила меня пускать слюни.

— Вероятно, именно так она настолько напоила меня, что я бы пообещал подарить ей Луну. Я бы никогда не распустил язык о Джуди, если бы эта сука... извините... детектив МакДональд... не заставила меня думать моим ху... моими гениталиями Она определенно пообещала мне секс в самом начале, заставляя меня разговориться.

— Но, после того как она раскрутила меня на разговор о Джуди, она занялась делом. Как только она получила достаточно подробностей, она больше так и не позволила мне прикоснуться к себе. А что касается рассказа о планах Джуди, вы мне не угрожали. Но я не тупой. Если бы я попытался дать показания в пользу Джуди или замолчать все, вы бы привлекла меня в качестве соучастника.

— Единственный способ, которым я мог себя защитить,  — это откровенно рассказать вам, ребята, все, что я знаю. Таким образом, независимо от того, посадите вы ее или нет, я останусь 

чистеньким.

Когда Писарро объявил перерыв в заседании на обед, ко мне подошел Лью.

— Неплохо, мастер Оби Ван Кеноби, но твой ключевой свидетель запятнан. Присяжные знают, что он — жалкий отморозок, готовый продать родную мать. Его показаний будет недостаточно, для твоей победы.

— Ты неплохо поработал, Лью, но мы с самого начала знали, что он — жалкий подонок. Приходится работать с тем, что есть.

Я оглядел зал суда, который стремительно пустел. Она сидела в левой части мест для зрителей. Она была одета чертовски скромнее, чем я когда-либо мог вспомнить, когда она работала в УСФ. Но это ничего не значило. Она могла надеть даже картофельный мешок, и при этом все равно бы излучала чистый секс. Она смотрела на нас двоих, и я не мог прочесть выражение ее лица.

— Какого черта ты не хочешь подойти к ней и сказать что-нибудь.

— Мне нечего ей говорить.

— Черт, мужик, ты как в шестом классе. Ты хочешь, чтобы это я подсунул ей записку, что она тебе нравится, и ты хотел бы с ней поговорить:

— Лью! Говорить не о чем.

— Как насчет того, чтобы сказать: «теперь, когда мы разведены и одиноки, я бы хотел от души тебя выебать, без всяких условий».

Она встала и вышла, и, как обычно, была гармонична как симфония.

— Я бы чертовски хотел, чтобы она не взялась за эту работу. Адски плохо иметь возможность видеть ее каждый день.

— Ты когда-нибудь думал, почему она на нее согласилась? Она могла бы дразнить тебя тем, что у нее есть каждый день. Возможно, смогла бы спровоцировать тебя откусить второй кусочек этого яблочка.

— Это яблочко — отравленное.

•  •  •

Среда, 24 августа — 16:00

Я шел к своему офису, когда заметил, что мне машет рукой Шерил. Я повернулся посмотреть, чего она хочет. Есть игра «Замри», когда по команде нужно перестать двигаться. Я остановился посередине шага, и все выглядело именно так.

Она стояла передо мной, как светлое воспоминание из прошлого. Затем она обняла меня, и ее большие мягкие сиськи прижались к моей груди. Я, наверное, был похож на статую, когда она прижалась своими губами к моим. Затем она отодвинулась и с иронией оглядела меня.

— Я знаю, что ты развелся с Дебби, с этой глупой сукой, но разве со мной ты тоже развелся?

После некоторого заикания мне удалось снова заставить свой язык двигаться.

— Кларисса... откуда ты взялась?

Младшая сестра Дебби была менее красивой, грудь у нее была не такая большая, как у старшей сестры, но все же, смотреть на нее было чертовски приятно. Она протянула руки, схватила меня за голову и притянула мое лицо к своему.

— Знаешь, это чертовски приятно после семи лет разлуки, обнять зятя, особенно для девушки, которая была влюблена в тебя в течение двадцати лет, или около.

— Прости... малышка... я не имел в виду... эээ... рад тебя видеть.

— Малышка...?

Она улыбнулась, а за ее спиной я увидел Шерил, выглядящую удивленной и заинтригованной.

— Это — младшая сестра 

Дебби,  — сказал я Шерил.

— Ты вспомнил, Билл. Я — все еще твоя малышка?

Когда я встретил Дебби, ее сестре Клариссе едва исполнилось двенадцать, хотя она, как и ее старшая сестра, уже начала сформировываться. Ее увлечение мной было настолько очевидным и смущающим, что мне специально приходилось обращаться с ней как с ребенком, в том числе всегда называть ее «малышкой-сестренкой». И «малышкой» она и оставалась, пока не уехала из США со своим мужем Джимми почти десять лет назад.

— Конечно, Кларисса, ты всегда будешь моей малышкой.

Она еще раз обняла меня и сказала:

— Я приехала, после того как мама рассказала мне, что случилось. Она писала, и мы несколько раз говорили по телефону. Я все еще не могу в это поверить.

— Пойдем ко мне в офис, Кларисса.

Я закрыл за собой дверь, и она села на стул, а я сел на другой, лицом к ней. Она была одета в брючный костюм и блузку в зеленых тонах, которые замечательно шли к ее глазам. Как и у ее сестры, грудь натягивала блузку, но не настолько демонстративно.

— Итак...

— Итак, сегодня утром я разговаривала с Дебби по телефону, когда была в аэропорту, и еще раз поговорю с ней сегодня вечером, когда она вернется домой. Я сказала ей, что она была тупой стервой.

— Полегче, Кларисса. Люди разводятся. Это случается постоянно. Просто в этот раз такое случилось с нами.

Она потянулась и положила свою теплую руку мне на колено.

— Чушь собачья. Мама рассказала мне о Дуге. О том, что она выгнала тебя и затащила этого сукиного сына в твою постель. Я не понимаю, почему ты не поджарил ей задницу. Ты — адвокат, ты здесь со всеми на короткой ноге. Ты мог бы вырвать ей сердце, если бы только захотел. И я не могу понять, почему ты этого не захотел.

— Все не настолько черно-белое, Кларис. Лучше, чтобы она сама поговорила с тобой об этом. Я слишком предвзят. Очевидно, что у нее были свои причины. По ее мнению я — плохой парень, и сам виноват в случившемся.

Она опять потянулась и взяла меня за руку.

— Мы с Джимми уехали давно, Билл. И я знаю, что люди меняются. Я могу понять, что вы развелись. Любой может захотеть расстаться. Но не так, как это сделала она.

Я сжал ее руку. Я все еще видел в ней ту двенадцатилетнюю девочку.

— Теперь это — история, Кларис. Мы уже развелись. Мы — история. Она строит для себя новую жизнь, и я тоже пытаюсь двигаться дальше. Не позволяй... не позволяй тому, что произошло встать между вами. Вы — сестры... родная кровь... я же теперь — просто бывший.

— Нет, ты не бывший. Ты — дядя Джеймса-младшего и Кэтлин. Ты всегда будешь их дядей и моим любимым зятем.

Я видел фотографии, но никогда не встречал своих племянника и племянницу вживую.

— Они с тобой? Ты вернулась насовсем?

— Они сейчас у мамы и папы. Я хочу, чтобы 

ты пообещал прийти к нам. Если сможешь, то сегодня вечером, но на неделе — обязательно. Мы будем здесь еще неделю. Джимми вырваться не смог. Но мы приняли решение не продлевать наши контракты. В течение года мы выйдем на гражданку и через год или чуть больше вернемся домой.

Кларисса работала в агентстве, работающем по контракту с Госдепартаментом США, а Джимми работал в той же сфере, но я всегда подозревал, что он занимается шпионажем, возможно — агент ЦРУ. За десять лет они объездили весь мир, а последние пять жили в Токио.

— Ты вернешься во Флориду?

— Я бы хотела, но возможно, мы получим работу в Вашингтоне.

— Тоже достаточно близко. Было бы хорошо, если бы вы вернулись в Штаты. Хотел бы я... Хотел бы я, чтобы вы, ребята, были здесь... пока все было еще хорошо.

— Я бы тоже этого хотела. Но ты просто помни, что, что бы ни случилось с Дебби, с кем бы она ни оказалась, ты — часть нашей семьи, и всегда ею останешься.

— Я чувствую то же самое, Кларисса. Келли может тебя помнить, но что Би Джей вспомнит, не думаю... Он был слишком маленьким. Надеюсь, мы сможем организовать их встречу с тобой и твоими детьми, прежде чем ты уедешь. Кстати, а чем так занят Джимми?

Она усмехнулась и сказала:

— Ну, ты же знаешь, то тем, то этим.

Затем сказала:

— Мне пора домой. Обещай, что приедешь к маме и папе.

Она встала и была готова выйти, но внезапно обернулась и обняла меня.

— Ты выглядишь моложе, чем я тебя помню. Мне нравится твой новый образ. Деб, должно быть, сильно терзается, видя, как ты становишься моложе и сексуальнее. Ты знаешь, конечно, что если бы я не полюбила Джимми, то уж постаралась завоевать тебя. Я потратила годы, ожидая, что ты бросишь мою старшую сестру и поймешь, что именно я была той девушкой, которую ты должен был выбрать.

Я улыбнулся ей, снова увидев ту маленькую тринадцатилетнюю девочку, что немилосердно приставала ко мне и своей сестре.

— Ну вот, теперь я свободен, но ты любишь своего мужа. Кто сказал, что у Бога нет чувства юмора?

После того как она ушла, я откинулся на спинку кресла и вспомнил старые добрые времена. Вскоре мне пришлось переключиться с прошлого на будущее, пока это еще не стало слишком болезненным.

•  •  •

Среда, 24 августа — 17:00

— Сосредоточьтесь на часах,  — говорил Теллер тихим ровным голосом. Он приглушил свет, но обстановку все еще можно было разглядеть. Дебби лежала на кушетке, а он сел в кресло рядом с ней, отодвинув в сторону мраморный журнальный столик с пятнами Роршаха.

Он держал карманные часы своего деда висевшими на конце серебряной цепочки длиной около двадцати пяти сантиметров, немного выше и в стороне от лица Дебби. Она смотрела вверх и согнула шею под углом, который был для нее слегка некомфортным. В качестве звукового фона Теллер включил тихую запись тиканья настенных часов дедушки.

— Смотрите 

на часы, только на часы, мисс Баскомб. Пусть ваши глаза следят за ними,  — говорил он, позволяя часам почти незаметно качаться по очень короткой дуге вперед и назад перед ее глазами.  — Думайте только о часах. Посмотрите, как свет играет на их поверхности... вперед и назад... вперед и назад... и вперед... и назад... и...

Это был классический метод гипнотического суггестивного транса, появившийся около ста лет назад, но он получался у него всегда и вероятно, сработает и сейчас. Женщина была умной, волевой а вопреки стереотипам, люди такого типа зачастую лучше всего поддавались внушению.

Он не знал, насколько эффективным может быть первый сеанс, особенно, если воспоминания были болезненными и глубоко спрятанными, как, по всей видимости, и было в ее случае. Но большинство воспоминаний, в конечном итоге, всплывало на поверхность.

— Вы чувствуете себя очень, очень уставшей, Дебби. Ваши веки становятся тяжелее. Прошло много времени, с тех пор как вы спали беспробудно, крепко. Вы так устали. Вы пытаетесь держать свои веки открытыми, но они становятся все тяжелее... тяжелее... тяжелее...

Через пять минут она уже глубоко дышала. Он встал, взял полотенце из ванной, вышел и подложил ей под голову.

— Вы меня слышите, Дебби?

— Да, доктор Теллер.

— Вы знаете, где находитесь?

— Да.

— И где же?

— В вашем офисе.

— Я хочу, чтобы вы расслабились и ни о чем не думали. Вы плывете в центре безликой пустоты. Вокруг вас ничего нет. Вы плывете?

— Да... это приятно...

— Вы начинаете чувствовать в желудке урчание... во рту нарастает горечь желчи... горло у вас начинает сводить спазмом... вы тяжело глотаете, пытаясь удержать желчь внутри... но это продолжает нарастать... вас тошнит?

— Д... дааа... ах...

— Зафиксируйте момент. Вы замерли... ничего не болит, тошноты нет... просто... замерли... вы — статуя...

Она глубоко вздохнула, но, похоже, не поперхнулась.

— А теперь, Дебби, я хочу, чтобы вы вернулись... вернитесь туда, ДО ТОГО, как вас охватили этот ужасный вкус и ощущение тошноты... где вы? Что делаете?

На секунду он не понял, что происходит, затем открытые, хлюпающие, сосущие движения, которые она делала своим ртом, раскрытие ее рта так, что казалось, что она вот-вот закричит, движения, которые она делала обеими руками, как если бы доила корову, позволили все безошибочно понять.

— Эээ... уммммм... ооо... уммммммм...

Ошеломленный, на мгновение он подумал, что ее лицо выражало сексуальное безумие, возбуждение настолько сильное, что его можно было принять за боль. Но затем он схватил корзину, которую поставил возле дивана, схватил ее за голову и наклонил, стараясь направить ее рвоту в корзину.

— Оххх... охххх... оххх... охх... охххххх... ох... оххх..

Спазмы, когда она пыталась опорожнить желудок, перемежались сильными удушающими рыданиями. Он поддерживал ее голову, несмотря на то, что ее рвало на него, на стол и на пол.

В конце концов, остались только сухие рыдания, а он продолжал гладить ее светлые волосы.

— Все в порядке, все в порядке, Дебби, все кончено, все в прошлом, теперь вы в порядке,  — говорил он,  

не обращая внимания на запах и грязь на своей одежде. Было очевидно, что произошло нечто, связанное с сексом, вызывающее теперь сильную тошноту... но что именно?

Наконец, он смог уложить ее обратно на кушетку, взял грязное полотенце, вылил содержимое корзины, почистил одежду и прибрался в офисе, насколько смог. Перед тем как уйти, ему нужно будет вызвать уборщицу, чтобы навести порядок по-настоящему. Но он сможет скрыть от Дебби самое худшее. Он воспользовался тряпкой, чтобы смыть брызги рвоты с ее блузки и рук.

Наконец, вычистив все, насколько смог, он наклонился к ней и прошептал ей на ухо:

— Дебби, проснитесь. Проснитесь.

Через мгновение она открыла глаза и сразу попыталась встать с кушетки, но он взял ее за плечи и удержал.

— Все в порядке, Дебби, все в порядке. Это — доктор Теллер. Вы в моем офисе. Вы не... не там. Вы помните что-нибудь из того, что только что произошло?

Ее глаза были безумными, когда она оглядела офис. Он начала осознавать, где была. Ее нос сморщился от неприятного запаха рвоты.

— Нееееет... нет... где... что случилось... что...?

— Я попробовал разбудить ваши воспоминания с помощью гипноза. Это была попытка обнаружить, что вызывает у вас тошноту. И я... вы вернулись к очень неприятному эпизоду в своей жизни, и вас сильно затошнило. Если вы сейчас не можете вспомнить это событие, то не напрягайтесь, пытаясь прояснить его. Просто расслабьтесь.

Она откинула голову и заплакала.

— Что, черт возьми, со мной не так, доктор?

Он посмотрел на нее и решил, что не может рассказать ей о том, что увидел. Он не совсем понимал, что видел. Он знал, как это выглядело, но не мог понять, что оно значило — от добровольного полового акта до жестокого изнасилования или яркого кошмара.

— Честно говоря, не знаю, Дебби, мисс Баскомб. Но я знаю, что сегодня мы добились прогресса. Что бы ни лежало в основе ваших проблем, оно доступно через гипноз. В следующий раз нам просто придется подойти к этому более осторожно. Со временем мы сможем выяснить, что это такое...

— Я не знаю, хочу ли я этого. Я не помню этого, но до сих пор чувствую себя ужасно.

— Вы хотите, чтобы продолжалась рвота, чувствовать себя так... всегда? Если вы не встанете с этим лицом к лицу, оно может продолжиться.

— Доктор... Мне страшно... Мне очень страшно... Не знаю почему... но сердце колотится...

Он наклонился и схватил ее за руки.

Вы все еще живы, мисс Баскомб. Что бы это ни было, как бы сильно вы ни пострадали физически или эмоционально, вы тогда выжили. Вы все еще здесь. Это похоже на физическую травму. Со временем и при условии правильного лечения, вы исцелитесь.

•  •  •

Пятница, 26 августа — 16:00

Я остановился у стола Лью. Он отошел, чтобы поговорить с кем-то в секторе для зрителей. Джуди Йохансон сидела и смотрела на меня с веселым выражением лица. Я не разговаривал с ней один на один с момента начала судебного 

процесса, хотя потратил время на перекрестный допрос. Я собирался причинить ей боль, но не думал, что окончательно решил дело.

— Вы ведь знаете, что вы — ужасный человек, не так ли, мистер Мейтленд?  — сказала она с легким акцентом Джорджии из ее детства.

— Рыбак рыбака видит издалека, мисс Йохансон.

— Для вас я — мисс Кэрролл. И я невиновная вдова. Вы же — злобный монстр, пытающийся затащить бабушку в камеру смертников. Как вы живете в мире с собой?

Я перегнулся через стол и посмотрел ей в глаза.

— Я собирался задать вам тот же вопрос, Джуди. Мужчина женился на вас, любил вас пять лет. Не его вина, что он был стар, что лекарство, которое он принимал, не позволяло ему давать вам секс, который вы получали от своего любовника. Он исключил из завещания собственных детей, чтобы сделать вас богатой женщиной.

Я огляделся, никого поблизости не было. Прокурор с обвиняемым не должны были разговаривать без присутствия адвокатов, но никого это не волновало.

— Я часто задавался вопросом, Джуди, как такие люди, как вы, живут со своей совестью? Даже если вы увильнете и станете богатой женщиной, разве вы не будете видеть его глаза, каждый раз, когда засыпаете. Вам не снятся кошмары? Вы, должно быть, когда-то были человеком. Вы были маленькой девочкой. У вас были родители, которых вы любили. Где вы все это потеряли? Или вы — одна из тех монстров, что только выглядят людьми?

Она посмотрела на меня, и я не думаю, что кто-то когда-либо видел такое, но на мгновение маска соскользнула. Она не была сумасшедшей, как Ганнибал, но внутри нее было нечто холодное и темное.

— Я собираюсь спать очень хорошо, мистер Мейтленд. Мой муж любил меня, и он хотел бы, чтобы я наслаждалась всеми его миллионами. И я собираюсь это делать. Я могу отправлять вам открытки с Фиджи или еще откуда-нибудь, куда поеду тратить свои миллионы.

— Никто не присылает открытот из Райфорда, Джуди, а именно туда вы и поедете.

— Вы готовы поставить на это тридцать миллионов долларов?  — улыбнулась она.

— Я — нет, но вы — да.

•  •  •

Я делал вид, что просматриваю бумаги на своем столе. На самом деле я перекладывал лишь один конкретный лист бумаги, создавая интригу. Мы закончили допрос всех своих свидетелей, Лью, как я считал, совершил ошибку, посадив Джуди на скамью подсудимых на виду у присяжных, чтобы попытаться создать впечатление у них, что она — бедная маленькая вдова... стоимостью в тридцать миллионов долларов. И сделав это, он предоставил мне последний шанс.

Я знал, что он полагает, что уже выиграл. При прочих равных, вероятно, так бы и было. Он ожидал моего окончательного банкротства с едва скрываемым триумфом. Мне нравился этот парень, но он мог быть настоящей занозой в заднице.

Но игра на этом не закончилась. Оставался последний кон.

Я подошел к присяжным. Это были семь женщин и пять мужчин, и в этом была еще одна причина, по которой Лью полагал,  

что у него имеется преимущество. Трем из них было за шестьдесят, остальным — за сорок и меньше.

— Было много свидетельских показаний, дамы и господа, и мистер Уолтерс сделал все возможное, чтобы запутать все в этом деле. Я поздравляю его, потому что он, как обычно, мастерски выполнил свою работу. Но это — довольно простой случай.

— Джуди Йохансон вышла замуж за очень богатого человека, и ее муж изменил свое завещание, чтобы сделать ее очень богатой женщиной... после его смерти. За год до его смерти она вступила в сексуальную связь с мужчиной на двадцать пять лет моложе себя. Верите вы или нет показаниям мистера Баллантайна, ее любовника, дело в том, что в течение года она изменяла своему мужу.

— Затем она совершила... «ошибку». К счастью для нее, эта ошибка сделала ее богатой женщиной, устранила неудобство — проблемного мужа — и дала ей свободу тратить его деньги на покупку такого количества мальчиков-игрушек, какое она захочет. Удачный... этот несчастный случай.

— Теперь мы можем спорить о том, насколько вероятным или правдоподобным был этот удачный несчастный случай, но помните, пожалуйста, что закон не требует, чтобы мы доказали отсутствие ВСЕХ ВОЗМОЖНЫХ, но лишь ОБОСНОВАННЫХ сомнений.

— Мы доказали, вне всяких разумных сомнений, что у г-жи Йохансон был более чем достаточный мотив для убийства своего мужа, ее рассказ об «ошибке» при подготовке лекарств — это абсурд, и она определенно недостаточно заботилась о нем, чтобы оставаться верной в последние годы его жизни.

Лью с жалостью смотрел на меня, полагая, что я отчаянно кидаю хоть что-нибудь в его клиентку, надеясь, что что-то да прилипнет.

Я вернулся к своему столу и взял стопку бумаг. Джессика кивнула мне, зная, что я собираюсь сделать. Я пошел по направлению к Лью и его клиентке и стал перелистывать бумаги.

— В процессе расследования мой офис обнаружил ряд документов от ее мужа. Вот один из этих документов. Я не думаю, что миссис Йохансон когда-либо его видела. Он был найден в личных вещах ее мужа после смерти. Это была открытка, которую он планировал отдать ей на ее шестьдесят шестой день рождения, но не успел этого сделать, так как умер за шесть дней до него.

Я подошел к месту рядом с Йохансон, но вне поля зрения присяжных, чтобы они могли видеть вдову без каких-либо препятствий.

«Джуди... Я пишу это, поскольку, как ты знаешь, я не из тех, кто хорошо владеет словом. Когда я пытаюсь рассказать тебе, что к тебе чувствую... у меня заплетается язык. Я всего лишь бакалейщик... не больше... Всю свою жизнь я любил Этель, но не думаю, что когда-либо говорил ей хоть что-нибудь, кроме как «я люблю тебя». У нас с тобой не было столько лет... но я хочу, чтобы ты знала... я люблю тебя.

Я знаю, что ты вышла замуж за меня из-за моих денег... Ничего страшного... Я — старый, толстый мужчина... Я не мог быть... мужчиной... для тебя практически 

с самого начала нашего брака... ты же — по-прежнему красивая женщина, и я знаю, что мужчины заглядываются на тебя... Я знаю больше... и ты понимаешь, о чем я говорю...

Но чего я хочу, это чтобы ты знала, что... это не имеет значения. Я не уверен, что когда-либо любил Этель... так, как я чувствую в отношении тебя... Она была хорошей женщиной... но в конце моей жизни я, наконец, узнал, что значит любить женщину по-настоящему... твое счастье для меня важнее, чем мое собственное. И я думаю, что в этом вся суть...

Меня скоро не будет рядом... Я не дурак... у меня нет лишь книжного образования... и когда я уйду, все, на что я могу надеяться, это на то, что ты будешь вспоминать меня, и будешь помнить, что я любил тебя так сильно, как только мог... »

Я на мгновение взглянул на Джуди, затем посмотрел на присяжных, особенно на женщин.

— Он так и не подписал ее, но анализ почерка доказывает, что она была написана именно мужем миссис Йохансон.

Я снова посмотрел на Джуди и увидел то, чего и ожидал. Я подошел к скамье присяжных. Одной женщине было за шестьдесят. Она была учительницей на пенсии. Ее муж умер от рака пятью годами ранее.

— У вас на глазах слезы, миссис Кокрейн. А ведь вы даже не знали жертву. Почему вы плачете?

Она вытерла глаза платком.

— Нипочему... просто... ммм... Я вспомнила о Стиве... о моем муже... он был очень неэмоциональным человеком. Однажды на нашу годовщину он купил мне пылесос. Но я знаю, что он меня любил. Это похоже на то, что мог бы написать он...

Я изучал лица присяжных. Глаза женщин блестели, мужчины смотрели вниз, как делают всегда, когда сталкиваются с эмоциональными сценами.

Я показал на Джуди Йохансон, и каждый из присяжных последовал моему указанию. Она смотрела на них словно олень, пойманный ночью в свете автомобильных фар. Присяжные прекрасно ее видели, и Джуди пыталась выглядеть опечаленной, но...

— Миссис Кокрейн, вы даже не знали ее мужа, но его слова вызвали у вас эмоции. Потому что вы любили мужчину. Посмотрите на миссис Йохансон. Все вы посмотрите на миссис Йохансон. Я думаю, что она — довольно хорошая актриса, но я полагаюсь на ваше знание о человеческой природе, полученное в течение ваших собственных жизней. Видите ли вы в ее глазах хоть малейшую тень печали, любви?

— С таким же успехом я бы мог прочитать список того, что нужно купить в продуктовом магазине. Но ведь это были слова ее мужа, человека, которого она, по ее словам, любила, человека, с которым она жила много лет, человека, который сделал ее богатой. Его нет уже год как. Но полностью потерять всякое чувство к кому-то, кого вы любили... даже к кому-то, кто вам просто нравился... через год?

Я вернулся туда, где она сидела с Лью, и впервые увидел в его глазах тень сомнения.

— Я изложил дело штата,  

и мистер Уолтерс подчеркнул, что вы должны усомниться по поводу позиции обвинения штата в этом деле. Но помните, как я уже сказал, чтобы осудить миссис Йохансон за убийство, вам не нужно устранить ВСЕ ВОЗМОЖНЫЕ сомнения, достаточно устранить только разумные. А ключ к решению, виновна она или нет, говорю я вам, это то, что было в ее сердце, когда она совершила ту «ошибку» с его лекарством.

— Если вы считаете, что она любила своего мужа, и ее ошибка могла быть случайной, то вам следует ее оправдать. Если же считаете, что она была жадной, жаждущей денег лицемеркой, никогда не любившей мужа, я думаю, факты, которые мы представили, больше чем оправдывают вердикт «убийство первой степени».

Я сделал вид, будто собираюсь отойти, затем развернулся и наклонился к ней. Она не отпрянула.

— Я думаю, что Кларк Кэрролл был счастлив умереть, Джуди. Я думаю, что в свои последние минуты, когда его поразила боль, он понял то, что вы сделали. Он уже знал о вашем романе, и, несмотря на то, что Кларк «был простым бакалейщиком», он знал, что такое боль. Я думаю, он любил вас. И думаю, что знал, как вы относились к нему...

Я специально ушел от нее, не оглядываясь.

•  •  •

Вторник, 30 августа — 13:00

Я был в офисе и разговаривал с полицейским из небольшого графства о деле человека, который до смерти избил свою беременную бывшую жену и, вероятно, собирался уйти от наказания, когда в дверь просунула голову Шерил. Она выглядела ужасно, кожа покраснела, из носа текло, глаза слезились.

— Только что позвонили, Билл. Присяжные вынесли вердикт по делу Джуди Йохансон.

— Позвони Хизер МакДональд и попроси ее прибыть в зал суда, а затем найди кого-нибудь подменить себя и убирайся к чертям домой, пока не заразила всех в офисе. В самом деле, Шерил, ты выглядишь так, будто смерть на подходе. Уходи отсюда и отправляйся в постель с куриным бульоном и звони мне каждые несколько дней, чтобы я знал, что ты еще жива.

— Ты — душка, Билл. Я и не знала, что тебя это волнует.

— Чтобы подготовить тебе замену, потребовалось бы слишком много времени и усилий.

Но она улыбалась, выходя из моего офиса.

Я схватил портфель и вышел за дверь. Жюри рассматривало дело пять дней. Судья не отпускал присяжных домой, и они совещались все выходные. Некоторым из них это не понравилось, но Писарро был суровым старым львом. Он просто сказал им, чтобы они продолжали обсуждать дело, пока не вынесут вердикт.

Это были хорошие выходные. Я побывал у Баскомбов, и навещая Клариссу, видел Кэти и Роя — моих племянницу и племянника. Они были хорошими детьми. Пришла Келли, и она была так похожа на свою мать, что мне было больно на нее смотреть. Би-Джея привезли его мама и Чарльз.

Я ожидал, что это вызовет напряжение, но Дебби держалась от меня подальше. Через несколько минут после моего прихода пришел Клинт Эбботт и увез ее.  

Когда Дебби вышла из своей старой комнаты после разговора с Клариссой, я бы не сказал, что она выглядела хорошо. Она была бледной и странно смотрела на меня, но я постарался не обращать на нее внимания.

Когда ко мне подошел Клинт, мы пожали друг другу руки и смогли немного поговорить. Родителям Дебби, как мне показалось, он действительно нравился, по крайней мере, они относились к нему теплее, чем когда бы то ни было относились к Дугу.

Это все еще казалось странным, но мы практически смогли относиться друг к другу так, будто развелись уже давно.

И вот я вошел в зал суда Писарро. Лью уже был там. Я был почти уверен, что он платит кому-то из сотрудников Писарро, чтобы тот предупреждал его о таких событиях слегка заранее.

Он подошел ко мне и протянул руку.

— Это был хороший бой, старина. Мне жаль, что пришлось тебя свалить. Никаких обид?

В конце фразы он не смог удержаться от улыбки.

— Просто постарайся не заплакать, когда проиграешь, малыш.

Следом за мной вошла Хизер и тронула меня за руку. Я обернулся. Как она могла выглядеть еще сексуальнее, я не представляю. На ней была легкая голубая блузка и узкие джинсы и... Она, должно быть, была самой сексуальной бабушкой на свете.

Лью заметил мой взгляд и серьезно сказал:

— Сержант МакДональд, мне очень жаль, что пришлось нападать на вас в суде. Я не говорил этого всерьез.

Он протянул ей руку, но она ее проигнорировала.

— Я не знаю, почему ты хочешь пожимать руку шлюхе, трахающей мужчин, лишь бы получить их показания?

Он слегка попятился.

— Сержант, это все — лишь часть игры. Ничего личного.

Она смотрела сквозь него.

— Зато я восприняла это как личное оскорбление.

Я тронул ее за плечо.

— Ты можешь не поверить в это сейчас, Хизер, но он — хороший парень. В противном случае я бы не считал его своим другом.

— Я не понимаю, как, черт возьми, ты можешь считать его другом, но он, черт возьми, точно не мой друг.

Лью сделал вид, что задрожал, затем пожал плечами и пошел прочь.

— Он — засранец.

— Бывает, время от времени, но он всегда поддерживал меня, когда я в нем нуждался, Хизер.

Она положила одну мягкую руку мне на талию.

— Я все еще думаю, что он — засранец, но ради тебя я не буду плевать ему в глаза.

Нас окружали прибывшие репортеры, адвокаты, съемочная бригада, которая суетилась немного в стороне, но, стоя там с ее рукой у себя на талии, мне казалось, что мы одни. Мне пришлось отвернуться, потому что я боялся опозориться. Я положил руку ей на локоть и сказал как можно более профессионально:

— Сядь спереди, Хизер. Судья будет через минуту.

Когда она отвернулась от меня со своей сочной задницей в этих узких джинсах, я увидел Дебби, входящую в зал суда. Мы встретились глазами, и я ничего не мог с собой поделать. Я старался этого не делать. Видит Бог, я старался не делать 

этого. Но не смог удержаться от ухмылки.

В течение пяти минут зал суда заполнился, репортеры приготовили блокноты, а у представителя СМИ, ведшего репортаж для всех каналов телевидения, была включена портативная видеокамера. Вошла Джуди и недолго постояла возле стола, разговаривая с Лью. Затем она посмотрела на меня. Мы улыбнулись друг другу как старые друзья, но я уверен, что по разным причинам.

Затем вернулись присяжные, и все уставились на невысокого крупного мужчину-механика, которого присяжные выбрали старшиной. Судья спросил, вынесли ли они вердикт, и когда тот сказал, что да, он попросил старшину встать и огласить его для Джуди.

Я увидел, как шевелятся его губы, раньше, чем слова дошли до сознания. Также я смотрел на лицо Джуди, когда она услышала эти слова. И на лицо Лью.

— ... виновна в убийстве первой степени...

Раньше я такого не видел, но люди наперегонки выскакивали из зала суда. Сорокалетний сын Джуди вскочил на ноги и кричал на присяжных, в зал вошли еще несколько судебных приставов и подошли к местам для зрителей. А Хизер оказалась у меня в объятиях. Она обошла вокруг стола и, прежде чем я смог пошевелиться, обняла меня. Затем мы поцеловались.

— Мы сделали это, Билл, мы сделали это! Мы засадили ее.

Я пытался сдерживать свои эмоции, но, боже, это было здорово. На мгновение я посмотрел на Джуди Йохансон, и мне показалось, что мы были единственными людьми в зале. Я задавался вопросом, каково это — в один момент держать весь мир в руках, а в следующий — оказаться в аду. Не знаю, видел ли я когда-нибудь до этого отчаяние в глазах человека, но теперь увидел точно.

Я не мог сказать, что был счастлив, но испытывал удовлетворение. На секунду мир обрел смысл, весы уравновесились.

Я откинулся на спинку стула, а Хизер присела на корточки рядом со мной и держала меня за руку. Писарро приказал взять Джуди под стражу, поблагодарил присяжных и отпустил их. Люди долго толпились вокруг. Лью положил руку на плечо Джуди и поговорил с ней, прежде чем ее увели, а затем поговорил с ее сыном, после того как судебные приставы вывели Джуди. Потом он тоже сел.

Когда я посмотрел на секцию для зрителей, Дебби уже не было.

Затем ко мне подошел Лью. Он лишь покачал головой.

— Боже правый, Билл. Боже правый. Я действительно не думал, что ты сможешь это сделать.

— Иногда медведь — твоя добыча, а иногда...

— Напомни мне никогда не играть с тобой в покер, Билл. Тебе помогает высшая сила.

Он начал уходить, но потом вернулся.

— Я должен сочувствовать Джуди, но, честно говоря, Билл, она была виновна как дьявол. Она убила его. И мы оба это знаем. Так что, победили хорошие парни.

Я вышел из зала суда вместе с Хизер. Меня ждали местные, национальные и несколько международных телевизионных групп. Я собирался заговорить с Небесной Мадонной, когда почувствовал давление на мою руку. Я оглянулся и увидел, что мою руку сжимает 

Хизер.

— О, разве вы не помните, мистер Мейтленд, что мы запланировали... совещание, которое необходимо провести. До того, как вы дадите какие-либо интервью

Я улыбнулся Небесной и сказал:

— Я вернусь через десять-пятнадцать минут. Никуда не уходите.

Мы еле добрались до прокуратуры. Был обеденный перерыв, и с полдюжины служащих вышло. Я знал, что Рауль Кастро подхватил тот же грипп, который, вероятно, заразил Шерил. Я вошел в его кабинет, закрыл дверь и запер ее за собой.

Она выскользнула из этих джинсов и бросила их на пол. За ними последовали трусики. Она расстегнула мне молнию, прежде чем я успел засунуть пальцы в ее мокрую киску, которой она прижалась ко мне. Я приподнял ее, и мы пытались задушить друг друга ртами, пока она не оттолкнула меня и не сказала:

— Вытряхивайся из этих штанов, Билл. Если ты попытаешься их оставить, они измажутся выделениями моей киски. Я промокла насквозь.

Она была права. Тридцать секунд спустя она была полностью обнажена, а на мне были только рубашка и галстук. Прежде чем я успел пошевелиться, она вытащила из сумочки презерватив, и умело надела его на меня. Потом я был утоплен до самых яиц в ней и пытался протолкнуться еще дальше.

— Трахни меня сильнее, ублюдок... забей мне... Господи, сильнее... вбей его в меня...

Она соскальзывала с меня, и я несколько раз выскочил из нее, пока не схватил ее и не бросил на стол на живот, широко раздвинув ее ноги, и не нанизал ее одним плавным движением. Таким образом, я мог иметь ее по-собачьи с любой силой и амплитудой, не теряя контакта. Не помню, разговаривали ли мы. Я помню, как она шумела, и я, должно быть, говорил что-то, но потом уже не мог вспомнить, что именно.

Она насаживалась слегка скручиваясь, схватила одну мою руку и сжала ее, и я тискал сначала одну ее грудь, а затем другую. А потом не прошло и минуты, как я почувствовал пик. Казалось, что каждый раз, когда я проникал в нее так глубоко, как только мог, я брызгал в нее все сильнее и сильнее...

Затем я навалился на нее, а она распласталась на столе. Я подумал, что мне придется попасть сюда еще раз, прежде чем вернется Рауль, и убрать беспорядок, а также утилизировать использованный презерватив так, чтобы его не обнаружили и не запустили новый виток слухов.

Я вышел из нее и каким-то образом сумел удержаться на ногах, в то время как она медленно оттолкнулась от стола и повернулась ко мне лицом. Она посмотрела на мой опускающийся член и с ухмылкой сказала:

— Думаю, я тебе очень, очень нравлюсь, мистер Мейтленд.

Потом:

— Не знаю, как тебе, но мне это было очень, очень нужно.

Я посмотрел на ее мокрую киску и сказал:

— Думаю, мне тоже. Не знаю, кончал ли я так быстро хоть когда-то в своей жизни.

Она протянула руку, чтобы коснуться моей щеки, и сказала:

— Думаю, мы оба хотели. Я 

хотела тебя в течение нескольких месяцев. Просто казалось, что сегодня... казалось, что это нужно сделать.

— Хорошо, что мы смогли добраться сюда. Судя по тому, что я чувствовал, я мог бы взять тебя прямо в зале суда.

Она засмеялась.

— А я бы тебе позволила. Эй, подумай, ты бы мог сходить в уборную и принести мне несколько бумажных полотенец или туалетную бумагу... чтобы я смогла убрать бардак, который ты устроишь.

Мы вышли из кабинета, каким-то чудом умудрившись не спалиться. После этого я провел ее к лифту, и изо всех сил старался держать руки подальше от нее, когда мы встречали кого-то.

— Эээ, Хизер...

Она официально пожала мне руку, работая на публику.

— Мы оба увлеклись, Билл. Мы долго работали вместе над этим делом, мы оба были очень взволнованы, и очень хотели сегодня отпраздновать победу. Это все серьезные причины для того, что мы сделали.

— Это было чудесное празднование.

Она отпустила мою руку и сказала:

— Иди, у тебя назначено интервью. Думаю, мы и на самом деле сделали это за пятнадцать минут.

Когда двери лифта открылись, она подтолкнула меня к нему и сказала:

— Твоя репутация после этого будет безумной. Ты действительно посадил бабушку-убийцу. Это один из первых случаев, когда женщину в таком состоянии отправляют в камеру смертников. Мне придется назначать встречу, чтобы провести с тобой какое-то личное время, мистер Мейтленд.

•  •  •

Я потратил два с половиной часа, давая интервью средствам массовой информации, после чего почти поверил, что и вправду смогу ходить по воде.

Около шестнадцати часов мне позвонил Большой Человек.

— Билл, ты не мог бы спуститься в зал суда номер четыре. Там в суде Петерс с тем водителем-беглецом, что сбил двоих детей и уехал. Его адвокат не согласен с предложенной нами сделкой о признании вины и осуждении водителя на пятнадцать лет без права досрочного освобождения.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Просто войди в зал суда и несколько минут поговори с Петерсом.

— Зачем? Я только что убил почти три часа, чтобы принести тебе около миллиона долларов в виде бесплатной рекламы.

— И я это ценю. Сделай одолжение.

Итак, я вошел в зал суда номер четыре и поговорил с Петерсом, моложавым блондином, бывшим на самом деле всего на несколько лет моложе меня, хотя выглядел так, будто ему было едва за двадцать. Я заметил, что водитель-беглец странно смотрит на меня, затем его адвокат и он посовещались, а через несколько минут женщина, которая, как я думал, должна была быть женой подсудимого, подошла к ним и тоже что-то прошептала.

— Ваша честь,  — сказал защитник, привлекая внимание окружного судьи Доминика Делларо. Делларо оторвался от бумаг, которые изучал.

— Эээ, ваша честь, мой клиент передумал. Мы принимаем предложение штата.

Делларо с легкой улыбкой посмотрел на него и спросил:

— Вы уверены, мистер Ричардс. Мне показалось, ранее вы говорили, что ваш клиент никогда не согласится на пятнадцать лет тюремного заключения. Вы собирались бороться, чтобы доказать его невиновность.

Защитник посмотрел 

на Питерса, а затем на меня, и внезапно я понял, что мир изменился.

— Мы изменили наше мнение, ваша честь.

Делларо молча посмотрел на меня и улыбнулся.

Когда я вернулся в офис, зазвонил телефон.

Голос Большого Человека излучал довольство как у кошки, только что проглотившей стаю канареек.

— Думаю, что собираюсь попросить тебя постоять в каждом зале суда, где у нас идет судебный процесс. При такой результативности нам много дел не придется доводить до суда. Только не с Ангелом Смерти, дышащим огнем и серой.

Я бы отшутился по этому поводу, но все еще был ошеломлен. Я и впрямь напугал того парня и заставил его принять сделку. Это было уже почти не смешно.

Было около пяти вечера. Я подчищал хвосты, отвечал на поздравительные звонки и пытался решить, хочу ли я добраться до Харли или лучше попытаться добраться до зала Карлоса. Я давно не участвовал в спарринге. Я чувствовал, что сегодня, смогу сделать почти все.

Я избавился от злой женщины, стал своего рода юридической суперзвездой, занимался грубым сексом, о котором более двадцати лет даже и не думал, и делал это прямо посреди государственной прокуратуры, никем не замеченный. Черт, я бы, наверное, смог взлететь, если бы очень захотел.

Зазвонил телефон, и я устало ответил. Мне очень хотелось выбраться отсюда. Сьюзи, секретарь, занявшая место Шерил, сказала:

— Мне неприятно вас беспокоить, мистер Мейтленд, но здесь женщина, которая хочет вас видеть.

— Я вообще-то не хочу никого видеть, Сьюзи. Если она — репортер, узнайте ее имя и скажите, что я обязательно позвоню ей завтра.

— Она... сказала, что это важно, и что вы, наверняка, захотите с ней поговорить.

— Она не назвала вам своего имени?

— Нет, сэр.

— О, черт,  — пробормотал я больше себе, чем ей, а затем сказал:  — Хорошо, Сьюзи. Я дам ей пять минут. Скажи ей об этом.

Я наклонился, чтобы достать бумаги из нижнего ящика, когда услышал:

— Я бы предпочла больше пяти минут, но приму все, что смогу получить.

Я замер. Сначала я почувствовал запах ее духов, затем, она наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку, потом поцелуй скользнул на мои губы, и я почувствовал вкус мяты. Она отстранилась от меня и посмотрела сверху вниз, а я был уверен, что сплю.

— Ты не пришел ко мне, мистер Мейтленд, поэтому я должна была прийти к тебе.

Я стоял, обнимая ее за талию, а она смотрела мне в глаза своими глазами цвета морской волны. Я не мог говорить.

— У меня есть две недели, Билл. Если ты не хочешь, чтобы я осталась, я уйду. Я могу полететь дальше на юг, если ты не хочешь, чтобы я была рядом.

Я прижал ее к себе и спустя продолжительное время отпустил ее губы и сказал:

— Я не хочу, чтобы ты уходила, Алина. Не хочу, чтобы ты уходила.