Мой второй кошмар aka Порно второй мировой войны

Мой второй кошмар начался со звонка матери. Что, наверное, неудивительно. Она, как правило, находится прямо в центре большинства плохих вещей, которые произошли со мной, так или иначе.

Моя мать была одной из тех, кто уговаривал меня простить Дженни во время нашей помолвки, когда она солгала мне, что ужинала со своим старым бойфрендом.  — Она любит тебя, Ники, и тебе повезло, что она у тебя есть. Она замечательная девушка — не позволяй этой мелочи испортить то, что у тебя есть.

И даже в середине моего первого кошмара, когда можно было ожидать, что мать будет полностью на стороне своего сына в кризисе, она продолжала говорить мне, что это, по крайней мере, частично моя вина, что Дженни не сделала бы то, что она сделала без причины, что это не может быть так, как кажется... Бла-бла-бла.  — Спасибо, мама.

Итак, на чем я остановился? Ах да, мой второй кошмар. Все началось со звонка моей матери. Телефон зазвонил в субботу около 11:15, как раз в тот момент, когда я входил в дверь из класса каратэ. Я был весь мокрый от пота, с нетерпением ожидая душа и обеда, но это не то, что я получил. В ответ я получил по голове здоровенным кулаком.

— Привет, Ники, это я. Как ты, детка?

— Я вздохнул. Моя мама любит поговорить — я бы стоял на кухне, пока пот не высохнет у меня на спине.  — Привет, мам, я в порядке. Как дела?

Несколько минут она болтала о Наоми Алберсон и ее бедре, о соседской собаке, которая лаяла по ночам и не давала ей спать, о том, что налоги на ее дом растут. Я слушал вполуха, потягивая пиво, и ждал, когда она перейдет к делу. Когда она это сделала, я пожалел, что вообще взял трубку.

— Ники, я хотел поговорить с тобой о Дженни. Она подождала секунду, но я был слишком ошеломлен, чтобы что-то сказать, и она продолжила.

— Она позвонила мне вчера вечером, и мы долго разговаривали. Она очень хочет тебя видеть, детка, но боится звонить, поэтому попросила моего совета.

На этот раз я обрела голос.  — Ну, она ДОЛЖНА бояться говорить со мной, мама. Мне нечего ей сказать, и она не может сказать мне ничего такого, что мне было бы интересно услышать.

— Ну, не будь такой, милый. Я знаю, что она причинила тебе боль, но это было очень давно, и...

— О чем ты говоришь? Обидеть меня? Как ты думаешь, это одно слово покрывает то, что она сделала? И это было совсем недавно— семь месяцев назад. Поверь, я никогда не забуду, как бы давно это не было!

— Ники, не смей повышать на меня голос!

Я вздохнул, отодвинул трубку от уха и стал ждать.

— Я сказала ей, что она должна быть храброй и просто позвонить тебе. Я сказала ей, что уверена, что ты будешь справедливым и дашь ей возможность прийти к тебе и сказать то,  

что она хочет сказать.

— Хорошо, мама, я буду к ней так же справедлив, как она ко мне.

Внезапно я больше не мог этого выносить.  — Послушай, мама, мне нужно закончить разговор. Я скоро с тобой поговорю. И я повесил трубку, прежде чем она успела сказать еще хоть слово.

Иисус Христос на велосипеде. Дженни хотела меня видеть? Как мило, как чертовски мило.

•  •  •

Я знал, что это еще не конец. Я знал это, потому что знал свою мать и знал Дженни. Ну, когда-то я думал, что знаю Дженни, а теперь не был уверен, что вообще знал ее. Дженни, которую, как мне казалось, я знал, Дженни, которую я любил всем сердцем, не имела никакого отношения к той, которая вырвала мое сердце и легкие из груди и растоптала их, улыбаясь мне в лицо.

На следующей неделе я получил еще три звонка от матери, все на ту же тему, и письмо от Дженни. Увидев ее знакомый почерк на конверте, я вздрогнул, словно проглотил шесть чашек эспрессо сразу. Мое сердце бешено заколотилось, и мне вдруг захотелось что-нибудь ударить. Я бросил конверт прямо в мусорное ведро и вышел на задний двор, чтобы сделать несколько упражнений для спарринга. Мне потребовался почти час, чтобы успокоиться.

Неделю спустя, когда я вернулся с работы, на автоответчике было сообщение от Дженни. Ничего не подозревая, я нажала кнопку воспроизведения, доставая себе напиток из холодильника. Когда я услышал этот голос, я был слишком потрясен, чтобы двигаться.

— Привет, Ник, это Дженни. Я послала тебе письмо на прошлой неделе, надеюсь, ты его получил? Я надеялась, что смогу...

К тому времени я уже прыгнул на телефон, как на гремучую змею, и нажал «Удалить». Я, наверное, нажал эту чертову кнопку шесть раз, на самом деле, тыча в нее, как будто пытался убить кого-то.

Снова прилив адреналина, снова колотящееся сердце. Почему эта чертова сука просто не оставит меня в покое? Я побежал наверх, переоделся и отправился на каратэ.

Я решил перестать отвечать на телефонные звонки и просто позволить автоответчику просматривать мои звонки. За следующие десять дней от Дженни пришло еще три сообщения, а также еще два от моей матери и одно от подруги Дженни Анджелы, которая была ее подружкой на нашей свадьбе. Мне всегда нравилась Анджела, но как только я услышал, о чем она звонит, я удалил и ее сообщение.

Это выходило из-под контроля. Почти каждый день, возвращаясь домой, я натыкался на автоответчик, полный сообщений, от которых нервничал и расстраивался.

Я выбрал время, когда знал, что Дженни будет на работе, и оставил сообщение на ее домашнем автоответчике. Я написал его заранее, стараясь, чтобы в нем было как можно меньше слов.

— Это Ник. Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать о тебе. Не звони, не пиши, не приходи.

Конечно, я знал, что это не сработает. Через два дня мама оставила мне сообщение.  — Как ты мог быть так жесток с Дженни? Она 

позвонила мне, плача, и рассказала о твоем сообщении. Неужели у тебя нет к ней никаких чувств?

Да, у меня есть к ней чувства. Я хотел бы этого не делать, но я делаю. Я хочу, чтобы она попала в зыбучие пески, медленно погружалась, отчаянно звала на помощь, а я сидел в безопасности на скале в десяти футах от нее, держа веревку и улыбаясь, наблюдая, как она умирает.

•  •  •

Мама оставила мне еще одно сообщение, в котором просила приехать в воскресенье и перевезти для нее кое-какую мебель. Она все еще жила в доме, в котором они с отцом воспитывали меня, и ей становилось все труднее справляться с делами самостоятельно.

Поэтому я передвинул диван, два стула, шкаф с телевизором и лампы, а она кормила меня бутербродами с салатом из тунца и суетилась вокруг меня, а я ждал, когда упадет второй ботинок. Она ни разу не упомянула о Дженни, так что я знал: что-то должно произойти.

И действительно, жуя пирожное, я выглянул в окно и увидел зеленую Джетту Дженни, подъезжающую к дому.  — Извини, мам, я на секунду,  — сказал я и направился в ванную.

Когда мама подошла к входной двери, чтобы впустить Дженни, я тихонько выскользнул из кухни и сел в машину на подъездной дорожке. Как только за ними закрылась входная дверь, я завел машину и уехал.

Через два часа я позвонил матери. Когда она подняла трубку, я даже не поздоровался, а просто сказал: Если ты еще раз выкинешь такой трюк, то увидишь меня в последний раз,  — и повесил трубку.

•  •  •

Дэвис сидел со мной на кухне и пил пиво. Дэвис был моим самым близким другом еще со школы. Он был моим шафером, когда я женился на Дженни, он был моим постоянным спарринг-партнером в карате (до моего первого кошмара с Дженни, когда я начал относиться к этому гораздо серьезнее), и он всегда был единственным человеком в мире, на которого я могу положиться. (Вообще-то я думал, что у меня их две, но оказалось, что я ошибался.)

На самом деле его зовут Брэндон Эдвард Дэвидсон, но с младших классов все зовут его просто Дэвис.

Я рассказывал ему о том, как Дженни пыталась связаться со мной, и выражение его лица было трудно описать. Что — то вроде человека, который только что проглотил пять или шесть червей.

— Господи, Ник! Что ты ей сказал?

Я рассказала ему о своих битвах с матерью, обо всех сообщениях, которые удалил, о том, что оставила на автоответчике Дженни, и закончил небольшим танцем, который устроил в прошлые выходные в доме матери.

Я вздохнул и сказал: Ты же видишь, что происходит, верно? Дженни никогда не сдастся. Кроме запретительного судебного приказа, я не вижу никакого способа удержать ее вдалеке от меня.

— Ты хоть представляешь, чего она хочет?

— Вовсе нет. Я просто знаю, что бы это ни было, это не может быть хорошо. Каждый раз, когда я слышу ее голос на автоответчике 

или вижу письмо, написанное ее почерком, мое кровяное давление зашкаливает. Клянусь, я подумывал бросить работу и переехать куда-нибудь еще.

— Да, за исключением того, что она, вероятно, выследит тебя, даже если ты переедешь в Монголию. Она пиранья, Ник.

Мы долго молчали. Затем он сказал: Не сердись, ладно? Просто выслушай меня. Как насчет того, чтобы ты согласился встретиться с ней, и когда она появилась, я был здесь с тобой?

— Я не хочу ее видеть, Дэвис, я не хочу ее видеть, слышать ее голос и даже думать о ней, черт возьми!

— Я знаю, приятель. Но ты только что сказал, что она никогда не отпустит это, что бы это ни было. Почему бы просто не покончить с этим?

Я печально вздохнул. Дай мне подумать об этом, ладно? Возможно, ты и прав. Один неприятный час, и, может быть, я смогу избавиться от нее.

•  •  •

В следующую субботу я наблюдала из кухонного окна, как Дженни неторопливо шла по дорожке, одетая в желтый сарафан, который всегда был одним из моих любимых. Я не мог смотреть на нее, черт, я даже не мог думать о ней — без сильных и сложных чувств.

Она была абсолютно прекрасна, все еще женщина моей мечты. Она была маленькой и стройной, со светло-голубыми глазами и великолепными светлыми шелковистыми волосами, которые достигали 6 дюймов ниже ее плеч. И у нее было молодое, невинное лицо ангела: неопровержимое доказательство того, что у Бога серьезно больное чувство юмора.

Когда дверь открылась, она сказала: Привет, детка, я такая... Дэвис! Она выглядела очень озадаченной.

— Да, это я,  — сказал Дэвис недружелюбным голосом, придерживая дверь, чтобы она вошла в дом.  — Я подумал, что Нику может понадобиться небольшая поддержка.

Он указал ей на стул в гостиной. Я глубоко вздохнул и вышел из кухни с тремя стаканами воды на подносе. Этим утром я тренировался в течение часа, а затем сделал 30 минут спокойного дыхания. Я собирался сохранить спокойствие, даже если это убьет меня. Неважно, что мое сердце уже колотилось в груди.

— Привет, Дженни,  — тихо сказал я и поставил перед ней стакан.

Она одарила меня искрящейся улыбкой и сказала: Я так рада снова видеть тебя, дорогой!

Я абсолютно ничего не ответил на это, вместо этого одарив ее самым агрессивно-пустым лицом, на какое только был способен. Это твоя встреча, сука,  — подумал я про себя. Давай просто продолжим.

— На самом деле, я надеялась, что мы сможем поговорить наедине, Ник?

— Я так не думаю, Дженни. Дэвис хороший друг — все, что ты хочешь сказать мне, ты можете сказать при нем.

Она колебалась лишь мгновение, затем взяла себя в руки.  — Хорошо, детка, если ты этого хочешь.

Я наблюдал, как она придала своему лицу выражение одновременно серьезное и умоляющее. Какого черта ей нужно?

— Ник, я... я понимаю, что совершила ужасную ошибку. Худшая ошибка в моей жизни, и я очень сожалею. Детка, я... я хочу вернуться домой. Я люблю тебя, только тебя, и 

хочу, чтобы мы были вместе.

Я думал, что сейчас упаду в обморок, и мне потребовалась вся моя энергия и тренировка карате, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. Я чувствовал, как мое сердце колотится с бешеной скоростью, и у меня слегка закружилась голова. Я не двигался.

На другом конце комнаты Дэвис прорычал: Почему ты... гребаная... сука. У тебя действительно не в порядке с головой, ты это знаешь?

Его голос был тихим, но ледяным.  — После... после того кошмара, через который ты заставила пройти Ника, ты думаешь, что можешь просто войти в этот дом и притвориться, что ничего не было? Ты один холодный кусок дерьма.

Я не шевельнул ни единым мускулом. На самом деле я не был уверен, что смогу встать, не упав. Я наблюдал за лицом Дженни — она выглядела совершенно потрясенной яростными словами Дэвиса.

Наконец ей удалось грустно улыбнуться. Очевидно, она решила проигнорировать Дэвиса, потому что повернулась прямо ко мне.

Я знаю, я поступила ужасно, малыш,  — я действительно понимаю. Ты, наверное, все еще злишься на меня, и...

— Прекрати,  — сказал я.  — Просто перестань, Дженни. Не говори больше ни слова.

Я медленно встал и пошел обратно на кухню, оставив за собой напряженное молчание. Я пустил холодную воду в раковину и плеснул себе на лицо и шею, пытаясь взять свои мысли под контроль.

Мой мозг лихорадочно работал. Должно быть, это была жестокая шутка. Кто — то решил, что мне ещё недостаточно, поэтому собирался трахнуть меня еще немного. Я действительно думал, что прошел через худшее, но, похоже, ошибся.

В этот момент я узнал то, чего предпочел бы не знать. Я думал, что когда ты кого-то ненавидишь по-настоящему, ты его больше не любишь. Но я ошибался.

Я ненавидел Дженни больше, чем кого-либо в своей жизни. Но сердце мое пело, я слышал, как сладко щебечут птицы на деревьях, и кровь моя бурлила от радости. Она хотела вернуться снова! Она любила меня!

Мягко говоря, открытие, что я все еще люблю Дженни — люблю отчаянно, не развеселило меня. Это фактически подтвердило, что я был в середине моего второго кошмара.

Я отошел от раковины, сделал несколько медленных глубоких вдохов и вернулся в гостиную. Дженни и Дэвис сидели в напряженном молчании. Они оба смотрели на меня.

— Дженни, тебе пора идти.  — Я сказала это тихо, стараясь не выдать дрожь в голосе.

— Детка, я...

— Прямо сейчас... ты должен уйти ПРЯМО СЕЙЧАС. Ты сказала, что хотела.

— Я не хочу больше ни видеть тебя, ни слышать о тебе. Я не вижу, как я могу выразить это более ясно, чем это.

Я смотрел, как лицо Дженни расплывается и она начинает плакать.

— Милый, я знаю, что облажалась, но я действительно думала, что мы...  — Ее голос перешел в рыдания.

Я абсолютно, положительно не мог вынести этого ни на мгновение дольше. Я отвернулся и, не оборачиваясь, сказал:  — Дэвис, ты не поможешь Дженни добраться до машины?

— Конечно, парень.

Не говоря больше ни слова, я направился к лестнице. Я медленно 

поднялся к себе в спальню, слыша за спиной голос Дженни, отчаянно кричавшей: Ник! Дорогой, пожалуйста!

Я сидел на кровати, чувствуя онемение, и слушал, как закрывается входная дверь. Потом я подождал, пока машина Дженни отъедет. Наконец это произошло, и я поплелся вниз и рухнул на диван. Дэвис вернулся и сел на стул напротив меня.

Иисус Христос на спине верблюда. Он удивленно покачал головой.  — Она просто ни о чем не догадывается, не так ли? После всего, что она...

— Дэвис. Он посмотрел на меня и увидел слезы на моем лице.

— Дэвис, я в полном дерьме.

— Что ты имеешь в виду, парень?

— Я хочу сказать, что люблю ее! Я безумно люблю ее, я хочу, чтобы она вернулась. Ты можешь в это поверить? Я все еще хочу ее вернуть! Я не выдержал и зарыдал, единственный раз в жизни я плакал перед другим мужчиной. Даже на похоронах отца мне удавалось держать себя в руках, пока я не остался один.

Я уверен, что Дэвис был смущен, но он был настоящим другом. Он сел рядом со мной и положил руку мне на плечо, крепко сжимая, и просто держал ее там, пока я плакал, как ребенок. Как чертов ребенок.

•  •  •

Я только что понял, что рассказывал вам о своем втором кошмаре. А как насчет первого, верно? Я имею в виду, вы, вероятно, думали: Что, черт возьми, она сделала с этим парнем?

Так что, пожалуй, я расскажу вам о своем первом кошмаре. Не то чтобы это было весело.

В одной известной книге есть история о богатом парне, которого спросили, как он обанкротился. Он ответил: постепенно, а потом вдруг. Именно так со мной и случился мой первый кошмар — только я не слишком много знал о том, что происходит постепенно. В основном это происходило за моей спиной.

До встречи с Дженни у меня было несколько подружек, но она всех их превзошла. Она была великолепна, забавна, внимательна, ласкова, честна (так я думал!) и влюблена в меня. Влюблена в меня! Я чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею. Я имею в виду, что это была девушка типа должна быть с Дереком Джетером, а не та девушка, которая влюбилась бы в среднестатистического 24-летнего инженера-электрика в Дейтоне, штат Огайо.

Мы встречались почти два года, прежде чем я набрался смелости попросить ее выйти за меня замуж. Даже тогда, даже после того, как мы спали вместе больше года, проводя почти каждую ночь вместе у нее или у меня, я до смерти боялся, что она скажет нет. Но она этого не сделала: она взвизгнула, схватила кольцо и надела его на палец, а потом крепко поцеловала и обняла меня посреди ресторана. Люди действительно аплодировали!

Мы собрали целую церковь, белое свадебное платье, бросили букет, медовый месяц на Мауи, а потом поселились в милом маленьком домике с тремя спальнями и жили долго и счастливо. Ну, вычеркните навсегда — может быть, замените примерно на 

четыре года.

Это было не идеально, не поймите меня неправильно. Во-первых, Дженни любила вечеринки, любила танцевать, в общем, ей нравилось гулять и веселиться гораздо больше, чем мне. Одной ночи в клубе раз в две недели мне было достаточно, в то время как она предпочитала пару раз в неделю.

Но мы пошли на компромисс: иногда мы делали, как хотела она, и мы ходили в клуб, обычно с парой ее друзей; иногда делали, как хотел я, и мы брали напрокат видео и оставались дома. Самое замечательное было в том, что обе ночи заканчивались тем, что мы занимались любовью. Занятие с ней любовью было потрясающе: иногда любящим и нежным, иногда энергичным и горячим. Я никогда не был с женщиной, которая отдавалась бы мне так полностью, которая чувствовала бы себя такой открытой и полной в тот момент, когда мы делали это.

Другая наша проблема в том, что я не мог перестать думать, что она слишком хороша для меня. Как я попал в этот фильм?  — думал я. Такой парень, как я, не получит такую девушку, как она, в реальной жизни — Кевин Джеймс женится только на Анджелине Джоли в какой-нибудь дурацкой романтической комедии. Не то чтобы я был похож на него, но вы понимаете, что я имею в виду.

Но она любила меня и все время это показывала, и постепенно мои тревоги отошли на задний план. Кого Бог хочет поиметь, тому, как говорится, сначала он облегчит заботы. Или, если это не поговорка, так должно быть.

Постепенно началось примерно за четыре месяца до внезапно. Конечно, в то время я ничего об этом не знал. На самом деле большая часть того, что я собираюсь вам рассказать,  — это то, что я собрал по кусочкам позже. В то время как это происходило, я ничего не подозревал, как клише о безмозглом муже.

Когда мы ходили в клубы, Дженни почти всегда танцевала с другими парнями. Иногда я танцевал с другими женщинами, но в основном я был счастлив выпить пива и смотреть на нее— я не был таким фанатом танцев, как она. Дженни была так красива и так горяча на танцполе, что всегда находились парни, желающие потанцевать с ней.

Однажды вечером там был очень симпатичный парень, который танцевал с ней 3-4 раза, но я бы никогда ничего не подумал об этом, если бы не то, что произошло позже. Остаток вечера прошел совершенно нормально, включая Дженни, которая пару раз танцевала со мной медленный танец и обнимала меня так близко, как только могла. Мы пошли домой и занялись фантастическим сексом в ту ночь, как мы часто делали после ночных прогулок.

Ну, оказывается, этот парень Алек— и разве само по себе имя не говорит вам, какой он мудак? Большинство парней по имени Александр зовут Алекс или, я думаю, Сэнди. Но не этот придурок — он должен быть Алек, типа Я такой особенный, обычные прозвища мне 

не подходят.

Так вот, этот парень, Алек, считает, что Дженни очень горячая штучка— а она такая и есть,  — и его нисколько не беспокоит, что она замужем, поэтому он выясняет у ее подруги, как ее фамилия и где она работает. А потом он собирается залезть к ней в штаны.

Парень был актером— ничего особенного, но для Дейтона, я думаю, он снимался в нескольких телевизионных рекламных роликах в Чикаго и в некоторых театральных постановках— и у него был очень гибкий график. Поэтому он проверил офисное здание, где работает Дженни, выяснил, где люди, которые там работают, ходят поесть, присматривал за Дженни и умудрился наткнуться на нее примерно через неделю после того, как танцевал с ней в клубе.

Он играл очень круто: О, привет, как дела? Какой приятный сюрприз, помнишь, я Алек, мы танцевали в Мерседесе на прошлой неделе и т. д. Поэтому Дженни приглашает его посидеть с ней и ее друзьями, и он придумывает какую-то ерунду, почему он часто обедает в этом районе.

С этого все началось, и я уверен, что вы можете догадаться о многом остальном. Единственный реальный вопрос заключается в том, насколько трудно или легко ему было прижать ее, и я не знаю ответа на этот вопрос. Если это было трудно, если она начала все это, все еще пытаясь быть верной женой, то я уверен, что он делал это очень медленно и осторожно: случайные совпадения, затем случайное приглашение на обед, затем еще одно через пару недель и так далее.

Если бы это было легко, если бы Дженни излучала флюиды доступности, а кто, черт возьми, знает в этот момент? Я, конечно, не знаю — тогда он, вероятно, двигался быстрее, предлагая пообедать в общественном месте, затем, вероятно, где-нибудь более уединенном; может быть, пикник в уединенной части парка, может быть, обед в ресторане отеля (с удобными номерами прямо наверху).

Во всяком случае, он залез ей в штаны. Через три недели или через десять? Понятия не имею, но результат был тот же. Но держу пари, что то, что произошло дальше, стало для Алека неожиданностью: Дженни влюбилась в него. Или она думала, кто, черт возьми, на самом деле знает, что происходит у нее в голове. Когда-то мне так казалось...

Во всяком случае, я не сомневаюсь, что Алек думал только о том, чтобы трахнуть чрезвычайно привлекательную даму, с которой он познакомился в клубе,  — и поскольку Дженни потрясающе трахается, неудивительно, что одного раза было недостаточно, и он продолжал встречаться с ней.

Но для Дженни они стали родственными душами, сердцами-и-цветами, мы-предназначены-быть-вместе, поцелуями-в-лунном свете. На самом деле, возможно, так оно и было для нее еще до того, как она впервые прыгнула к нему в постель. Я не думаю, что Дженни из тех, кто заводит хладнокровный роман только потому, что парень завел ее, и ей захотелось посмотреть на чужой член. Хотя, думаю, последние несколько месяцев показали мне, как мало я знал 

свою жену, так почему же вы должны верить всему, что я говорю?

Во всяком случае, они говорят, что для женщин редко сексуальное влечение само по себе может привести их к обману. И я подозреваю, что Дженни действительно попалась на его уловки и решила, что действительно любит его, прежде чем позволила ему снять с себя трусики.

Так что все стало серьезно и эмоционально, и Дженни очень увлеклась. Я не знаю, что на самом деле говорил ей Алек. Я понятия не имею, думал ли он, что тоже любит ее, но в любом случае он не оттолкнул ее и не замедлил. Она стала видеться с ним все чаще и чаще, устраивая длинные обеды или встречи с доктором в рабочее время, чтобы они могли вышибить друг другу мозги.

Только для нее это не было балетом — это было сексуальное общение с любовью всей ее жизни (простите, пока меня тошнит). И они, должно быть, вместе строили планы: когда она скажет мне, когда переедет к нему, все финансовые договоренности — все.

Это была часть постепенно. Я никогда ничего не знал, и даже оглядываясь назад, я мало что мог понять. Дженни была милой и ласковой дома, мы по-прежнему гуляли почти так же часто, как и раньше (она следила за тем, чтобы Алек держался от нее подальше во время наших ночных прогулок), мы все еще занимались любовью более или менее так же часто, как и всегда.

Однажды вечером я пришел домой к обеду, а Дженни плакала; я видел это по ее лицу. Конечно, я беспокоился, спрашивал ее об этом, пытался утешить. Все, что она сказала мне, это то, что подруга на работе была очень больна — она как-то неопределенно говорила об этом, и я не давил на нее. Только после того, как крыша упала мне на голову, я снова подумал об этом. Вероятно, Дженни планировала то, что собиралась сделать, и чувствовала себя виноватой из-за того, что это может сделать со мной. По крайней мере, мне хотелось бы думать, что она чувствовала себя немного виноватой.

Так это и было постепенно — ты все еще со мной здесь? вдруг пришло типичным образом, по большей части. У меня была двухдневная тренировка в Кливленде, который находится почти в четырех часах езды, поэтому я планировал остаться на ночь.

А потом сеанс в 6-9 вечера в первый день отменили, и так как я должен был вернуться в Кливленд только в 10 утра следующего дня, я решил удивить Дженни и поехать домой на ночь. Ехать было долго, но я действительно любил свою жену.

Я купил красивый букет в Кливленде и отправился в путь около 6:30, а добрался до своего дома около 10:15. Перед домом стояла машина, но машины стояли вдоль и поперек нашей улицы, в этом не было ничего необычного.

Вы же знаете что было дальше, верно? Господи, я ненавижу быть в центре такой неоригинальной истории. Хотя было 

бы не так больно, если бы она была уникальна.

Опять же, большая часть того, что я вам рассказываю,  — это то, что я вспомнил позже, когда я снова и снова прокручивал это, одержимый, не в силах выбросить это из головы-и я вспоминал всевозможные детали, которые был слишком ошеломлен, чтобы увидеть в то время.

Я вошел в дом и сразу поднялся по лестнице в нашу спальню. Дверь была распахнута настежь, и, сделав два шага, я остановился как вкопанный.

Комната была мягко освещена парой свечей на ночном столике. В нашей постели дремали голые Алек и Дженни. Он прислонился к подушкам с моей стороны, а она лежала, положив голову ему на грудь и обняв его. В комнате пахло свечами и сексом, и они явно трахались. Я так и не узнал, были ли они между раундами или закончили на ночь, но это не имеет большого значения, не так ли?

Я не очень быстро соображаю в подобных ситуациях. Я склонен замереть или двигаться медленно и осторожно, а не сходить с ума. Сумасшествие приходит позже. Так что, к моему вечному стыду, я не вытащил его из постели и не пнул по яйцам. Я даже не закричал.

Я уронил цветы и сказал: Что это за чертовщина?  — тихим, ошеломленным голосом.

Ну, их глаза распахнулись, и они испуганно посмотрели на меня. Что же касается того, что произошло после того первого момента, то я снова и снова прокручивал этот фильм в голове миллион раз. На лице Алека появилась самодовольная ухмылка: вот обманутый муж, бедный дурак. Но я смотрел не на него, а на Дженни.

И после того первого потрясенного момента, когда она схватила простыню и натянула ее, чтобы прикрыть свои сиськи— от меня! ее мужа!— то, что я увидел на ее лице, было мягким, сочувственным взглядом. Почти с жалостью.

Она сказала: Ник! Я... я не хотела, чтобы так об этом узнал.

Заметьте, чего она не сказала! Не Мне так жаль, или это ничего не значит, или Он ничего не значит, или пожалуйста, прости меня, или Я люблю тебя, или это был просто секс.

Нет, она просто сказала мне эту фразу, выглядя такой спокойной и такой сожалеющей. А потом без малейшего признака страха или смущения она повернулась к мудаку и сказала: Я поговорю с тобой завтра. И улыбнулась ему. Она, блядь, УЛЫБНУЛАСЬ ему!

А Алек, этот членосос, встает с кровати — все еще ухмыляясь — берет свою одежду и спокойно выходит из комнаты и спускается по лестнице!

Что я делаю? Я все еще стою посреди комнаты, застывший, потрясенный, неподвижный, как Уайл Э. Койот, когда он бежит с обрыва и еще не заметил, что он находится на высоте 500 сотен футов и вот-вот рухнет на дно каньона.

Ни Дженни, ни я не двинулись с места, пока не услышали, как открылась и закрылась входная дверь. Потом она сказала, по-прежнему все ещё спокойно и благожелательно, нам надо поговорить, дорогой. Давай я 

быстренько приму душ, и мы поговорим внизу, хорошо?

И она встала с кровати, натянув на себя простыню — ЗАЧЕМ? Потому что я больше не должен был видеть ее обнаженной после четырех лет брака? Потому что она не хотела, чтобы я видела тело, которое Алек будет трахать? Потому что он оставил на ней сперму? Не имею ни малейшего понятия,  — и вышла прямо из комнаты в ванную, закрыв за собой дверь. Через мгновение я услышал шум льющегося душа.

Было много вещей, которые я мог бы сделать тогда, и, возможно, вы подумаете, что я был полным идиотом, не сделав ни одной из них. Я мог бы пойти в душ и выбить из нее все дерьмо, или выбросить всю ее одежду из окна спальни, или поджечь дом вместе с ней. Или я мог сесть в машину и уехать обратно в Кливленд, или просто поехать в бар, или к Дэвису домой, и напиться до чертиков.

Но в данный момент я думал только о том, чтобы вернуться в Кливленд. И я понял, что если сделаю это, то не увижу Дженни еще 24 часа. Как бы я ни был ошеломлен, как бы ни был ошеломлен, мне нужно было знать, что, черт возьми, происходит.

Я имею в виду, я ЗНАЛ, что, черт возьми, происходит — этот придурок-идол утренника трахал мою жену в моей постели! Но мне нужно было знать, что это значит — да, я знаю, но кроме очевидного мне нужно было знать и остальное. Как долго? Почему? Кто же еще? Что дальше?

Я еще не разозлился. Это просто не укладывалось в голове. В тот день я узнал, что на самом деле можно увидеть что-то своими глазами и все равно не поверить. По крайней мере, поначалу.

Поэтому я спустился вниз, сел за кухонный стол, уставился в стену и ни о чем не думал. На двадцать минут. Не думаю, что у меня была хоть одна связная мысль, пока в комнату не вошла Дженни, красивая, свежая после душа, закутанная в желтый махровый халат, с влажными блестящими волосами.

Если бы я все еще не был так ошеломлен, то тогда бы начал плакать, кричать и, возможно, бросать вещи. Вместо этого мы сидели и вели самый сюрреалистический разговор в моей жизни.

— Ник, мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть. Я не ждала тебя дома до завтра, детка... Что случилось?

— Разве это имеет значение? Они отменили сегодняшний сеанс, и я хотел сделать тебе сюрприз. Приятный сюрприз! Я указала на цветы, которые принесла ей и которые одиноко лежали на кухонном столе.

Она с минуту смотрела вниз, потом снова на меня. Я никогда не ожидала, что это так произойдет. Я собиралась поговорить с тобой об этом завтра вечером, когда ты вернешься из поездки.

— Поговорить о чем? О том, что у тебя теперь маленький член на стороне, и ты хотела держать меня в курсе? Это очень любезно 

с твоей стороны, Дженни.

Она поморщилась и покачала головой.  — Нет, Ник, все совсем не так. Ничего подобного.

Она пристально посмотрела на меня и даже потянулась через стол, чтобы взять меня за руку. Она ВЗЯЛА МЕНЯ ЗА РУКУ! Даже сейчас я не могу в это поверить.

— Ник, я никогда не ожидала, что случится что-то подобное, ты должен мне поверить.

— Мы с Алеком любим друг друга. По-настоящему влюблены. И он тот человек, с которым я хочу провести остаток своей жизни. Мне очень жаль.

Что? Я непонимающе посмотрел на нее.  — Ты влюблена в кого-то другого? О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Я не хотел, чтобы это случилось. Клянусь тебе, детка! Но он — все, что я когда-либо хотела в мужчине. Должно быть, она заметила потрясение и боль на моем лице и поспешила дальше.

— О, милый, не принимай это так! Ты был такой замечательный для меня, такой стойкой, преданной и любящий. Но наша совместная жизнь такая... ну, это обыкновенная. Ты прочный и надежный.

— Но с Алеком это так... это волшебно! Он волнующий, дикий и непредсказуемый. Каждое мгновение ощущается как поездка на американских горках. Я никогда не чувствовала ничего подобного в своей жизни раньше.

— Ник, я должна быть с ним. Мне очень жаль. Я собиралась рассказать тебе об этом завтра вечером, а съехать в субботу. Я думаю, мне следует перенести все на день.

— Дженни, я... Господи, я не могу в это поверить! Как это случилось? Как давно этот ублюдок трахает тебя?

— Ник, все совсем не так! Она резко заговорила, потом снова расслабилась.

— Мы впервые встретились в Мерседесе около четырех месяцев назад. Мы просто потанцевали несколько раз, не больше. А потом мы пару раз столкнулись за обедом, и... И после этого мы начали обедать вдвоем.

— И это было невероятно. У нас так много общего! Как будто нам суждено быть вместе всегда, с самого рождения. Просто мы еще не нашли друг друга.

Я уставился на нее, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. У меня тогда, должно быть, был IQ около 72.

— И ты говоришь мне... ты говоришь, что бросаешь меня ради него?

Она кивнула, все еще держа меня за руку.  — Да, детка. Мне очень жаль. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

Потом ее лицо снова приняло это гребаное экзальтированное выражение — я хочу дать ей пощечину каждый раз, когда думаю об этом — и она сказала: Но это просто то, что должно произойти, Алек и я.

После этого мы некоторое время сидели молча. Она, вероятно, смотрела на меня с сочувствием: Бедный малыш, я знаю, что причинила ему боль; и я был в каком-то коматозном состоянии. То, что только что произошло со мной, было настолько невероятным, что я даже во сне не мог себе представить, что я оцепенел и отупел.

— А клятвы, которые мы дали? Ну, знаешь, любить, почитать и лелеять, оставить всех остальных и все такое? Ты 

просто пошутила? Ты скрестила пальцы?

На ее лице появилось страдальческое, но терпеливое выражение, как у матери, разговаривающей с трудным ребенком.  — Ник, я говорила серьезно, ты же знаешь! Я думала, что мы будем вместе всю жизнь. Это... ну, для меня это такой же шок, как и для тебя. Я не планировал этого, я не хотела этого— это просто случилось.

— И если это имеет какое-то значение, мне очень, очень жаль. На самом деле, да. Это так несправедливо по отношению к тебе, я знаю.

Снова тишина. Я все еще чувствовал онемение, как будто плохо видел или слышал, как будто моя голова была набита ватой.

Через несколько минут я вдруг встал и налил себе стакан воды. По-прежнему стоя лицом к раковине и не глядя на нее, я сказал: Я хочу, чтобы ты и твои вещи убрались отсюда к тому времени, как я вернусь завтра.

Мне вдруг отчаянно, даже безумно захотелось оказаться подальше от дома, подальше от ее глаз. Наверное, я понял, что вот-вот потеряю её. Я смутно услышал, как она сказала: Хорошо, дорогой,  — и выскочил за дверь, не оглядываясь.

Я проехала всего четыре квартала, прежде чем слезы хлынули из глаз, и мне пришлось остановиться. Я плакал, рыдал, стучал кулаками по приборной доске, пинал ногами пол и вообще производил впечатление шестилетнего ребенка, впавшего в истерику. Это продолжалось около десяти минут, с гневом, болью и печалью, смешанными вместе; и когда это утихло, я вытер лицо, завел машину и поехал прямо в Кливленд, что, как ни удивительно, мне удалось доехать, никого и ничего не задев по дороге.

Было уже после 2:30 ночи, когда я добрался туда, я упал прямо в постель и сумел заснуть. Потом я проспал весь следующий день, и медленно поехал обратно в Дейтон. Нет смысла торопиться...

Ее одежда исчезла, косметика, сумочки и прочее. И она взяла несколько наших дисков, но не слишком много, и никакой мебели или стереоаппаратуры. Я предполагаю, что она переезжала к Алеку, хотя и не говорила об этом. И ни одной фотографии — ни одной из множества наших фотографий, свадебных фотографий, фотографий медового месяца и откровенных фотографий нас с нашими семьями, которые были выставлены по всему дому.

Не знаю, почему она беспокоилась, но она оставила мне записку. Одно предложение, даже не стоящее того, чтобы тратить время на его написание.

Ник: Мне очень жаль — я всегда буду помнить тебя — Дженни

•  •  •

Итак, это был мой первый кошмар. Достаточно подробностей для вас? Я надеюсь, что это так, потому что существует не так много еще о чём я могу рассказать вам. За исключением некоторых последствий — думаю, вам это тоже может быть интересно.

Мой гнев нарастал медленно и неуверенно, по мере того как шок проходил. Для меня это стало чуть более реальным: что моя любимая жена, любовь всей моей жизни, бросила меня, влюбилась в кого-то другого и ушла к нему.

С первой же ночи я понял, что никогда 

больше не смогу спать в нашей спальне после того, что видел. Даже не оглядываясь по сторонам, я перенес всю свою одежду и вещи в гостевую спальню — двуспальная кровать там была бы достаточно большой для меня.

Только в воскресенье днем я вернулся в хозяйскую спальню и огляделся. Мысленно я все еще видел их обоих голыми в постели, с подушками, прислоненными к изголовью. Я видел свечи на ночном столике и чувствовал запах секса в воздухе.

Все это, конечно, исчезло. Дженни сменила простыни, заправила постель, убрала свечи, и все было так, словно ничего и не было.

И в этот момент я немного сошел с ума. Я не слишком горжусь тем, что сделал дальше, хотя думаю, что это часть того, как я справился с этим. Чистый, нетронутый вид спальни привёл меня в бешенство — мне хотелось снова увидеть ее такой, какой она была.

Я начал злиться— по— настоящему злиться — и заплакал. Я достал свечи, поставил их на ночной столик и зажег. И я распахнул кровать, стянул верхнюю простыню и положил подушки, как они были.

А потом, все еще плача, все еще крича от злости, я встал над кроватью и рывком упал на простыни. Это безумие, я знаю, но я хотел, чтобы они были покрыты спермой и пахли сексом. Если не их, то моим.

Закончив, я просто задул свечи, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Вот так я создал свою святыню в честь моей неверной жены — стервы. И в течение следующих двух недель я сделал некоторые дополнения к святилищу, о которых я расскажу вам в свое время. Но через 2-3 недели веселье ушло из проекта — или безумие покинуло меня, не знаю. И вот уже более пяти месяцев я ни разу не открывал дверь и не заходил в комнату.

Как еще я пережил первые несколько недель? Я пошел на работу. Я никому не рассказал о случившемся, кроме Дэвиса. Он пришел в субботу днем, и я усадил его с пивом и рассказал ему всю историю, каждое слово, которое я мог вспомнить.

Он смотрел на меня в шоке, в абсолютном изумлении. Все, что он сказал, было Иисус Христос несколько раз, качая головой. А когда я закончил, он просто продолжал сидеть и качать головой.

— Эта... сука,  — наконец медленно произнес он.  — И она думает, что влюблена в этого придурка?

Вот что она говорит. Он — любовь всей ее жизни, тот, кого она ждала всю свою жизнь, даже если не знала этого раньше. В то время как я... Я не знаю, мистер Медлительный и Уравновешенный, надежный, но скучный, которого она только думала, что любит.

Мы посидели еще немного, и он сказал: Я хотел спросить тебя, что ты собираешься делать. Но для этого еще слишком рано — как насчет того, чтобы ударить по мячам для гольфа?

И вот как Дэвис помог мне пройти через это. Мы били по мячам для гольфа. Мы смотрели футбол 

по телевизору. Мы выпили пива, хотя, как ни странно, я никогда не напивался — и не хотел. В первые несколько недель у нас было много долгих разговоров о Дженни и обо мне и о том, что я хочу делать сейчас. Иногда мы говорили о нем и Кэтлин, женщине, с которой он иногда встречался.

Я решил оставить дом себе — я мог бы взять ипотеку на свою зарплату, и я не хотел переезжать. Но я решил не подавать на развод. Черт с ней: если она хочет выйти замуж за этого придурка, она может подать заявление и оплатить счета адвоката. В любом случае для меня это не имело большого значения. Я аннулировал все кредитные карточки и получил пару новых.

Разговор с Дэвисом также помог мне понять, что мне нужно чем-то заняться, нужно найти способы не сидеть дома в одиночестве, уставившись в стены. Я занимался карате годами, раз или два в неделю, и поднялся до уровня коричневого пояса, но это было просто дурачество. Теперь я взялся за дело всерьез: начал ходить на четыре-пять занятий в неделю и проводить дополнительные спарринги на заднем дворе.

Каратэ было идеальным: оно заставляло меня сосредотачиваться и быть дисциплинированным, концентрироваться на том, что я делаю, и ни на чем другом. Девяностоминутные занятия превратились в оазисы без мысли о Дженни (ну, во всяком случае, через некоторое время).

И, само собой разумеется, какой большой выход для моего гнева! Чтобы ударить, пнуть, ударить моего противника или даже в пустоту — я, вероятно, не должен говорить вам, сколько раз я представлял ухмыляющееся лицо Алека на приемном конце моих ударов. И когда я добрался до четвертого уровня черного пояса (есть двенадцать уровней, но почти никто не добирается до самого верха) Я начал ломать доски рукой; это было очень приятно.

•  •  •

Так что теперь ты знаешь то, что знаю я. И для меня этого было более чем достаточно, чтобы сделать меня несчастным, но не настолько, чтобы действительно понять это.

Я имею в виду, как женщина, которая счастлива в браке, влюбляется в другого мужчину? Я знаю, что это происходит — но КАК это происходит? Дженни не была недовольна мной, и я до сих пор не верю, что она искала не меня.

Но этот членосос Алек поставил ногу на порог, а потом сыграл с ней, и каким-то образом он заставил ее поверить, что они родственные души, которым суждено быть вместе. Как Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Геро и Леандр. (В колледже я прочел много книг.) Может быть, Бонни и Клайд. (Я тоже смотрел много фильмов.)

А теперь прошло восемь месяцев, и я начинал чувствовать, что худшее уже позади и я могу начать думать о новой жизни без Дженни. И теперь она говорит, что хочет вернуться ко мне?

•  •  •

Я очень надеялся, что после того дня, когда Дженни приедет, все закончится. Я выслушал то, что она хотела, и дал ей свой ответ.  

Я, конечно, не позволил ей выложить всю свою болтовню, но крепкое дерьмо, верно?

Но не прошло и недели, как мать снова принялась за меня. К этому времени я уже никогда не брал трубку, так что это были только сообщения.  — Она сожалеет о том, что сделала, Ник,  — искренне сожалеет. Слышал бы ты, как она о тебе говорит! Ты должен дать ей еще один шанс. Такова была суть, хотя моя мама находила разные способы выразить это.

Я позвонил ей в субботу утром, перед самым отъездом на каратэ, чтобы она не могла держать меня на телефоне.  — Мама, это я. Пожалуйста, выслушай меня, хорошо? Я не собираюсь, повторяю, НЕ собираюсь снова встречаться с Дженни. Все кончено. Думая о ней, говоря о ней, видя ее, я чувствую себя еще хуже. Ты моя мать и должна быть на моей стороне, верно? Так что, пожалуйста, не упоминай больше о Дженни.

Последовало долгое молчание, потом она сказала обиженным голосом:  — Ну, конечно, я на твоей стороне, Ник. Просто Дженни такая...

Надо идти, мама— до свидания! Я прервал ее, чтобы произнести эти слова, и повесил трубку. Моя гребаная мама никогда этого не получит.

Следующая неделя была хорошей, в основном из-за каратэ. Я готовился к любительскому турниру в Колумбусе, поэтому каждый вечер оставался после очередного урока на дополнительный час занятий, и мой учитель почти измотал меня. Я возвращался домой, чувствуя себя измученным, но прекрасным, ужинал, смотрел игру с Дэвисом или читал и ложился спать.

Потом, в субботу, когда я вернулся домой после карате около двух часов дня, подруга Дженни Анджела сидела у меня на крыльце. На мгновение я подумал, не проехать ли прямо мимо дома, а потом подумал: Черт побери, нельзя вечно уворачиваться от людей.

Она мило улыбнулась мне, когда я подошел к ней, и сказала: Эй, Ник, купишь девушке пива?

— Конечно, Энджи, если ты не против быть рядом с потным парнем, пока пьешь его.

— Думаю, я справлюсь,  — сказала она с еще одной улыбкой.

Мы зашли внутрь и выпили пива, болтая ни о чем особенном. Как я уже сказал, Анджела всегда мне нравилась. Она была невысокой, пышной брюнеткой, полной противоположностью Дженни, но, как и Дженни, общительной и веселой. В самом начале нашего брака мы с Дженни надеялись, что, может быть, Энджи и Дэвис сойдутся, потому что они нам очень нравились, но они не очень-то подходили друг другу. Они по-дружески поддразнивали друг друга, но никогда не встречались.

В любом случае, я не возражал против присутствия Анжелы— она была забавной и на нее приятно было смотреть,  — но я не мог не ждать, когда упадет другая туфля. Не было никакого способа, этот внезапный визит был ни о чем, кроме Дженни. Когда мы допили пиво, я что-то сказал по этому поводу.

— Как бы ни было приятно видеть тебя, Энджи, должна же быть какая-то причина, чтобы ты заглянула. Не хочешь рассказать мне, что это?

Она покраснела 

и на минуту опустила глаза.  — Ты, должно быть, думаешь, что это из-за Дженни, Ник, но на самом деле это не так. Знаешь, ты мне тоже нравишься. Я всегда думал, что дружу и с тобой, а не только с Дженни. И я скучала по тебе. Когда Дженни... когда она... ушла, я, наверное, почувствовал, что должна держаться подальше, из преданности ей или что-то в этом роде.

Теперь она смотрела прямо на меня.  — Но, в конце концов я подумала: к черту все, Ник тоже мой друг, почему, черт возьми, я не могу пойти к нему? И вот я здесь.

Я подозрительно посмотрел на нее.  — Так это действительно не из-за Дженни? Ты же не пытаешься придумать, как мне ее вернуть?

Анджела выглядела немного встревоженной, но выдержала мой взгляд и сказала: Я просто надеялась, что мы сможем... провести время вместе, понимаешь? Как мы привыкли.

Не скажу, что я ей поверил. Я просто не настолько доверчива, понимаешь? Может, когда-то и был, но не со времен Кошмара №1. Но я не стал настаивать.

— ЛАДНО, Энджи. Как насчет того, чтобы я быстро принял душ, а потом мы пойдем пообедаем?

•  •  •

И это было началом нескольких действительно странных, но действительно приятных недель. На следующей неделе Анжела приезжала еще дважды, а в следующие выходные мы ходили в кино и ужинали. Верная своему слову, она вообще не упоминала Дженни, не совала нос в мои чувства или в мою нынешнюю личную жизнь (которой, конечно, не существовало).

Вместо этого мы вели себя почти как приятели — почти как я и Дэвис, я думаю, за исключением того, что Энджи была красивее и пахла намного лучше. Энджи любила бейсбол, поэтому мы посмотрели несколько игр по телевизору, и по ее просьбе я показал ей несколько причудливых приемов каратэ, которые изучал. Я рассказал ей о предстоящем турнире и о случайных вещах на моей работе, и она, казалось, очень заинтересовалась.

Мы говорили и о других вещах, таких как работа Энджи и ее семейная жизнь. Мы просто лучше узнали друг друга. И я постепенно, постепенно стал немного менее подозрительным.

Нет, это не так. Позвольте мне попробовать еще раз. Я уже не так подозревал, что Энджи придет ко мне, чтобы уговорить меня снова сойтись с Дженни. Но в то же время я стал более подозрительным: я имею в виду, если она не делала этого, то, что она делала? Мне нравилось быть с Энджи, но почему она так много времени проводит рядом со мной?

И все усложнялось тем, что она была красива и сексуальна. Она хорошо выглядела и хорошо пахла, и ей ужасно нравилось мое общество. Я всего лишь человек, и я не был с женщиной почти десять месяцев. Я начал понимать, что чувства, которые я испытывал к ней, были намного больше, чем дружеские чувства; но я не знал, были ли они чисто похотью или чем-то более сложным.

Прежде чем я смог понять,  

что я чувствую, и что с этим делать, все пришло в голову так, как я не ожидал. Энджи пригласила меня на ужин в пятницу вечером к себе домой, и я предположил, что это будет непринужденно, как мы делали несколько раз до этого.

Но когда я добрался туда, на ее кухонном столе стояла скатерть со свечами, свет был приглушен, и сама Энджи была восхитительна. Никаких джинсов и толстовки— на ней была короткая черная юбка, колготки и бледно-голубой свитер, который облегал ее и действительно подчеркивал декольте. Ее волосы были распущены по плечам.

— Господи, Энджи, ты выглядишь потрясающе! Мы собираемся на какую-нибудь шикарную вечеринку, о которой ты забыла упомянуть? Если так, то тебе придется отбиваться от парней палкой!

Она покраснела и выглядела очень довольной, но все, что она сказала, было: Мне просто захотелось немного принарядиться сегодня вечером, вот и все.

Поначалу мне было не по себе, я был уверен, что что-то происходит, и с трудом верил, что самый очевидный вывод — Анжела собирается соблазнить меня-на самом деле правильный. Несколько минут мы нервно беседовали, но потом успокоились, поужинали и наслаждались обществом друг друга.

Обычно мы с ней предпочитали пиво, но сегодня она принесла бутылку красного вина. Это было не что-нибудь с завинчивающейся крышкой, а одна из тех бутылок Шато-ла 42,50 доллара, которое парни в винном магазине всегда пытаются заставить вас купить. На вкус оно было великолепно, но я далеко не эксперт.

Мы вместе мыли посуду, как всегда, когда ужинаем, и я заметил, что Энджи стоит ужасно близко и умудряется слегка касаться моего бедра, делая вид, что ничего не происходит.

Потом она провела меня в гостиную, включила музыку и усадила на диван. Я знал, что должен что-то сказать, поэтому просто пошел вперед.

— Анджела, я прекрасно провожу время, но мне нужно знать, что происходит, хорошо? Мы общаемся уже несколько недель, но это так...

Она остановила меня, приложив палец к моим губам.  — Не разговаривай, ладно, Ник? Просто помолчи. Я долго ждала, чтобы сделать это.

Я внимательно, с некоторым удивлением наблюдал за ней. Она выглядела взволнованной, но решительной, когда наклонилась и нежно поцеловала меня. Поцелуй был восхитительным, и я не спешила его прерывать.

Когда она отстранилась, то застенчиво улыбнулась мне, а затем поцеловала ещё раз. На этот раз прошло совсем немного времени, прежде чем ее руки крепко обняли меня, и мы страстно обнялись.

Как я уже сказал, Энджи великолепно сложена, и как я уже сказал, я не спал ни с кем очень долго. И, как я уже сказал, я чувствовал все больше и больше нежности и похоти по отношению к ней. И как я уже сказал, она была одета в сексуальный наряд. И, как я уже сказал, у нас только что был романтический ужин при свечах и много вина. И, как я уже сказал, она обнимала меня довольно сильно.

Так что не вешай мне лапшу на уши, ладно? У меня 

в руках была красивая, готовая на все девушка, и я пошел на это. Я обнял ее, поцеловал, погладил по спине и тихим голосом сказал, как она прекрасна, а потом провел рукой по ее груди. Когда я ласкал ее, она застонала и придвинулась ближе ко мне, так что я решил, что все в порядке.

Через несколько минут я уже почти лежал на диване, а Энджи лежала на мне, и прелюдия продолжалась прекрасно. Я осторожно скользнул рукой ей под юбку и развлекался, поглаживая ее задницу, большая часть которой была легко доступна по обе стороны ее трусиков-стрингов. Энджи было сложно дышать, в перерывах между поцелуями, и, подталкивая свои бедра вниз, она упиралась в мою невозможную эрекцию.

Честно говоря, я не могу сказать, что даже не думал о Дженни. Я слишком хорошо знал, что единственная другая женщина, с которой я был так много лет, была Дженни, и даже мое удовольствие и волнение с Энджи не вытеснили мою неверную пизду жены полностью из моих мыслей.

Но, с другой стороны, мысли о Дженни меня тоже не мучили. Я был очень сосредоточен на Энджи и на том, сколько удовольствия мы доставляли друг другу, и с нетерпением ждал того, что казалось очевидными следующими шагами. Казалось, было только два вопроса: здесь, на диване или в спальне? и смогу ли я лизнуть ее первым, или мы перейдем прямо к траху?

К счастью для меня, ни на один из этих вопросов не было неправильного ответа!

Так что представьте себе мое удивление — разве вы не ненавидите это, такое клише, когда кто-то говорит, представьте себе мое удивление, но, к сожалению, оно идеально подходит в данном случае, представьте себе мое удивление, когда Энджи внезапно отстранилась от меня и печально посмотрела на меня, слезы наполнили ее глаза.

Прежде чем я успел сказать хоть слово, она вскочила на ноги, встала надо мной и сказала: Ник, я... я... мне так жаль, я просто... не могу, я не могу этого сделать.

Сбитый с толку, гадая, не упустил ли я какой-нибудь признак беды, я встал и подошел, чтобы нежно обнять ее, попытавшись что начать говорить.

— Нет!  — воскликнула она, отступая от меня.  — Нет, Ник, это не ты, это не то, что ты сделал — это просто я, я никогда не имела в виду...

Она замолчала и заплакала. Смотря на меня сквозь слезы она сказала:  — не мог бы ты просто уйти, пожалуйста? Мне так жаль! И она заплакала еще сильнее, закрыв лицо руками, просто стоя посреди гостиной.

Я снова попытался обнять ее, хотя бы для того, чтобы успокоить, но она яростно замотала головой и убежала в ванную, заперев за собой дверь. Растерявшись, я просто подождал несколько минут. Когда она не вышла, я подошел к двери, тихонько постучал и сказал:

Из-за двери донесся ее робкий голос:  — Да, Ник, прости! Это все моя вина!

Совершенно сбитый с толку, я взял пальто и направился домой.

•  •  •

Дэвис сидел со мной в 

гостиной.  — Не знаю, старик,  — сказал он,  — мне это тоже не очень понятно. Она не дала тебе никаких объяснений?

Я отрицательно покачал головой.  — Все, о чем я могу думать, это то, что мы слишком торопимся, или то, что она чувствует какую-то чертову преданность Дженни. Но что действительно сводит меня с ума, так это то, что она не хочет говорить со мной об этом. На этой неделе я оставил ей, наверное, десять сообщений, очень нежных, не навязчивых, понимаешь?

— Но она мне так и не перезвонила. Черт, Дэвис, я этого не заслуживаю!

Он улыбнулся мне, приподняв бровь.  — А, никто этого не заслуживает. А ты особенно этого не заслуживаешь. Ты заслуживаешь парад женщин, все из которых горячи для тебя...

— И ни одну из которых невозможно понять!  — фыркнул я.  — Я никогда не встречал ни одну из них, не говоря уже о параде.

— Что ты собираешься делать?

— Пока ничего,  — ответил я.  — У меня турнир в конце следующей недели, и я не хочу выставлять себя полным дураком. Когда я вернусь, может быть, мне удастся уговорить Энджи поговорить со мной и выяснить, что, черт возьми, происходит.

•  •  •

Я выиграл пять боев из восьми и занял 9-е место в своем дивизионе. Помимо того, что я был совершенно измотан, я чувствовал себя довольно хорошо, когда возвращался из Колумбуса. У меня был напряженный уик-энд, когда я ничего не делал, только ел, спал и занимался карате, и это было здорово. Я почти не думал об Анжеле и еще меньше — о Дженни. Больше, чем когда— либо с тех пор, как моя жена ушла от меня, я чувствовал, что, возможно, есть шанс, что я переживу этот кошмар и смогу восстановить мою жизнь.

— Это здорово, приятель! Дэвис поздравил меня, когда я позвонил ему.  — И подумай, какой ты был слабак всего несколько месяцев назад-даже я мог бы побить тебя!

— Да, примерно в двух случаях из десяти. В любое время, когда захочешь попробовать еще раз, приятель, просто дай мне знать.

— Ни в коем случае, приятель, теперь, когда ты обладаешь мощным черным поясом, ты сделаешь из меня дрова. Но я все еще могу перехитрить тебя.

Мы обменялись еще несколькими дружескими шутками, прежде чем повесить трубку, и я еще раз поблагодарила Богов за то, что они позволили мне иметь такого потрясающего друга. Особенно в прошлом году.

Через пару дней я решил после работы заехать к Анжеле и уговорить ее встретиться со мной. В конце концов, она сделала это со мной — и я устал оставлять телефонные сообщения, которые никогда не возвращались.

Я позвонил в дверь ее квартиры и подождал; через мгновение я услышал ее приближающиеся шаги, а затем она, должно быть, посмотрела в глазок.

— Я... прости, Ник, я тебя не вижу,  — Ее голос звучал немного приглушенно из-за двери.

— Ну что ж, Энджи, похоже, мне предстоит долгая ночь. Я принес с собой складной стул и буду сидеть здесь, в 

холле, пока ты не разрешишь мне войти и поговорить с тобой. Если ты пройдешь мимо меня утром, я снова буду здесь завтра, когда ты вернешься с работы. Тебе придется привыкать видеть меня каждый день.

Последовала долгая пауза, очень долгая пауза, а потом я услышал, как сняли цепочку, и она открыла дверь. На ней были джинсы и черная футболка АС/DС. Она была босиком и, должно быть, только что смыла макияж. Она выглядела так, словно вот-вот расплачется. Она выглядела абсолютно красивой.

Я понял, что не видел ее почти месяц, и мое сердце бешено заколотилось. Как насчет этого, подумал я,  — мое сердце колотится, и это не для Дженни!

— Энджи, ты должна поговорить со мной. Я не знаю, что случилось, что я сделал, чтобы отпугнуть тебя, но, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Ты очень важна для меня. Можешь себе представить, каково это-бросить меня после всего, что случилось?.. что случилось со мной и с Дженни?

— Мне так жаль, Ник, я... наверное, я не думала об этом. Входи и принеси этот дурацкий стул!— добавила она с легкой улыбкой.

Она принесла нам пару газировок, и мы сели в ее гостиной, я на диван, а она напротив меня на стул.

— Все, о чем я прошу, Эндж, это чтобы ты рассказала мне, что пошло не так. Это был я? Я причинил тебе какую-то боль?

Она энергично покачала головой.  — Нет! Ничего подобного — это никогда не был ты, Ник! Ничего такого, что ты сделал. Ты был... Мне всегда было хорошо с тобой.

— Она наклонилась вперед.  — То, что я должен тебе рассказать,  — долгая история, хорошо? И... мне будет трудно это сказать. Поэтому ты должен пообещать, что выслушаешь все до конца и не будешь так злиться, что бросишь меня.

Я никогда не видел ее такой серьезной.  — Обещаю, Энджи. Хотя по твоему лицу я вижу, что мне это не понравится.

— Нет, это не так. Она некоторое время смотрела в окно, а потом снова повернулась ко мне.

— Ник, Дженни находится в самом центре всего этого, и ничего не поделаешь. Если хочешь знать правду, тебе тоже придется услышать и о ней.

Не буду притворяться, что я был счастлив— на самом деле я чувствовал, как мой желудок сжался, но я просто кивнул и подождал, пока она продолжит.

И то, что последовало за этим, Бог свидетель, было еще одним воплощением Кошмара № 1. Как будто я и так уже недостаточно настрадался, пережив все это! Анджела рассказала мне о долбаном романе Дженни с этим придурком Алеком— только она, конечно, не называла это романом. Она объяснила, что Дженни действительно влюбилась в этого парня — как я вам уже говорил,  — она действительно думала, что он ей подходит, и что они будут жить долго и счастливо.

Только, кажется, все вышло совсем не так. Поначалу отношения с Алеком казались гораздо более захватывающими, чем жизнь со мной. Он был красивым актером, любил 

танцевать, веселиться и засиживаться допоздна, а жизнь — это безумный веселый водоворот. Рутине любой супружеской пары трудно с этим соперничать.

Но Алек был полным придурком— не удивительно, уверяю вас! Он был гипертрофирован, эмоционален и довольно неуравновешен, особенно когда принимал кокаин, что, как оказалось, происходило большую часть времени. Он не мог придерживаться какой-либо рутины, не мог быть там, где обещал быть половину времени, и в своих диких перепадах настроения начал оскорблять Дженни.

По словам Анжелы, поначалу все было не так уж плохо — просто время от времени он кричал, хотя иногда так заводился, что Дженни пряталась в ванной за запертой дверью. Но через несколько месяцев их ссоры стали настолько сильными, что он даже ударил ее пару раз, и Дженни пришла ночевать в квартиру Анджелы, напуганная до полусмерти.

Дженни, наконец, начала понимать, что влюбилась в фантазию, что супружеская жизнь стала немного скучной, и что она приписала скучность рутины мне, не видя, что никакой брак не может соперничать с волнением чего-то нового. Она, наконец, поняла, какую ужасную ошибку совершила, думая, что сможет найти магию с таким мелким, незрелым мудаком, как Алек.

— Это было ясно с самого начала!  — с горечью перебил я. Я сидел тихо, слушая эту историю, как и обещал Энджи, но это становилось все труднее и труднее. Я был почти готов броситься к двери.

Энджи видела это и тихо сказала: Ник, ты же обещал! Я кивнул и попытался расслабиться. Она должна скоро закончить, твердил я себе.

Как бы то ни было, Дженни переехала из дома Алека и сняла собственную квартиру; и вот тогда она начала разговаривать с моей матерью и пытаться снова связаться со мной. Остальную часть истории я знал — или, по крайней мере, думал, что знаю. Но нет, конечно, было еще что-то, что могло еще больше всё испортить. Как я мог подумать, что все будет по-другому?

Энджи села рядом и взяла меня за руку.  — Ник, пожалуйста, не сердись на меня. Возможно, я самый ужасный человек в мире, но я сделала то, что сделала, потому что забочусь о Дженни и о тебе.

Я с тревогой посмотрел на нее — и что теперь?

— После того как Дженни рассталась с Алеком, она была полна решимости вернуть тебя. Она просто знала, что если ты дашь ей шанс поговорить с тобой, она сможет заставить тебя понять, как сильно она тебя любит, что она сделает все, чтобы загладить свою вину.

Когда ты сказал ей уйти в тот день, когда она наконец встретилась с тобой, она была совершенно опустошена. Она плакала неделями. Я очень боялась, что она что-нибудь с собой сделает.

Я почти подумал: жаль, что она этого не сделала. Но я понял, что самоубийство Дженни было бы последним ножом в моей спине: всю жизнь чувствовать себя виноватым, хотя это была ее гребаная вина. Поэтому я был рад, что она, по крайней мере, избавила меня от этого ужаса.

— Она продолжала 

думать, что должен быть способ заставить тебя понять, чтобы ты дал ей еще один шанс. Мы говорили об этом часами, я просто терпеливо слушала, как она повторяет это снова и снова.

— А потом ей пришла в голову эта идея...  — Энджи крепче сжала мою руку.

— Ник, ты должен пообещать мне, что не взорвешься, хорошо?

Я кивнула, стиснув зубы и ожидая, что же будет дальше.

— Дженни подумала, что если у тебя тоже будет роман, тебе будет легче простить ее за то, что она сделала. Но она знала от твоей мамы, что ты вообще не встречаешься. И вот однажды ночью она пришла ко мне и попросила, нет, умоляла соблазнить тебя.

Я отпустил руку Анджелы и вскочил на ноги, уставившись на нее.  — Так вот в чем дело? Все эти недели тусоваться, быть приятелями, хорошо проводить время? А потом обтягивающий свитер, свечи, бутылка вина?

— Нет, Ник, пожалуйста, дай мне закончить!

— Старину Ника не обманули, не обманули и не трахнули достаточно, так что давай сделаем это с ним еще раз, так? К тому времени я уже почти кричал.

— Ник, послушай!  — крикнула мне Энджи со слезами на глазах.  — Ты же обещал!

Я был в ярости. Но я закрыл рот и сел в кресло, как можно дальше от нее. И я ждал, что она продолжит.

— Я сказала ей, что это ужасная идея. Это было несправедливо по отношению к тебе — воспользоваться твоим несчастьем. Не говоря уже о том, что она просила меня стать шлюхой. И мне претила сама мысль о том, чтобы лгать тебе или играть в какую-то игру. Ты мой друг! И я сказала ей, что это никогда, никогда не сработает.

— Но она умоляла меня. Ник, она умоляла меня! Она упала передо мной на колени, заплакала и сказала, что это ее единственный шанс вернуть тебя, что я ее лучшая подруга и должна ей помочь, что ей больше не к кому обратиться.

— И еще, Ник, я знала, как сильно ты ее любишь. Или, по крайней мере, как сильно ты любил ее... раньше. Ты всегда был так без ума от нее и так добр к ней! И я подумал, что, может быть, тебе тоже будет полезно найти способ вернуть ее.

— Поэтому я сказала ей, что попробую. Я бы заскочила к тебе, поболтать немного и посмотреть, что будет. Но я ничего ей не обещала.

— Голос Энджи стал очень тихим.  — Отчасти проблема была в том, что меня так влекло к тебе. Знаешь, я никогда не думала о тебе так— с того самого дня, как мы познакомились, ты был парнем Дженни, и мы всегда были большими друзьями. Но теперь, когда вы были... отдельно друг от друга... Знаешь, я не могла не думать о том, на что это будет похоже.

— Итак, я приехала к тебе, и мы начали тусоваться, и... ну, ты знаешь, Ник, мы отлично провели 

время вместе. Разве не так? И ничего романтического не произошло. И я все время повторяла себе: я делаю это ради Дженни, но я должна действовать медленно, закладывать основу, а не торопиться. Я не хотела все испортить.

— Но правда была... правда была в том, что я влюбилась в тебя,  — она говорила еще тише.

— Мне просто нравилось быть рядом с тобой. Эти случайные ужины, или просмотр телевизора вместе, или что бы мы там ни делали — я была так счастлива, Ник! И я не знала, что делать, кроме того, что я хотела, чтобы это продолжалось.

— Но Дженни становилась все более и более нетерпеливой, все спрашивала, когда я собираюсь уложить тебя в постель. И я чувствовала себя такой виноватой! Я чувствовала себя виноватой, потому что не была честна с тобой, и с ней тоже.

— Хуже всего то, что если бы мы переспали, ты бы действительно вернулся к Дженни? Я так не думала, но мне пришлось признать тот факт, что я не хотела, чтобы это произошло.

Она умоляюще посмотрела на меня.  — И вот я была там — Дженни подталкивала меня соблазнить тебя; и вот я была там — отчаянно желала тебя, но для МЕНЯ, а не для того, чтобы помочь ей; и вот ты был таким милым и веселым, таким хорошим другом.

— Я начала избегать Дженни, не перезванивала ей. Потому что я просто не могла сказать ей правду, что хочу тебя для себя! С ней было легче не разговаривать.

— В ту ночь, со свечами и вином... я решила, что затащу тебя в постель. Позже я буду беспокоиться о том, почему я это сделала. Но тогда когда... когда мы целовались, и ты прикасался ко мне, и я была так взволнована...

— Черт возьми, Ник, я хотела, чтобы ты занялся со мной любовью! Я хотела, чтобы ты был моим любовником! Я все еще хочу этого! Но я дала это обещание Дженни... И я также знала, что был нечестна с тобой... И я вдруг почувствовала, что моя голова вот-вот взорвется.

— Я просто знала, что это неправильно, несмотря на то, что я так сильно хотела тебя... и я просто должна была остановиться.

Мы сидели молча. Энджи тихонько плакала, а я так крепко сжимал кулаки, что боялся, как бы мои ногти не проткнули ладони до крови. Я знал, что сказал бы Дэвис, если бы он был там, и это почти заставило меня рассмеяться, услышав его голос в моей голове: Иисус Христос на воздушном шаре!

Мы просидели в молчании, наверное, больше пяти минут. Потом я встал и сказал:  — Ну и история, Анджела.

— Еще одна глава в анналах того, как женщины дергали Ника Перримана. Что это за выражение: такое же дерьмо, только в другой день? Это, кажется, подходит довольно хорошо.

— Мне очень жаль, Ник. Ее голова была опущена, и я почти не слышал ее.

— Мне тоже, Энджи. Я 

развернулся и пошел домой, прихватив с собой свой дурацкий складной стул.

•  •  •

— Не знаю, приятель,  — ответил Дэвис. Мне нужно немного больше информации.

Мы сидели у меня на заднем дворе, каждый с пивом.

— Просто ответь на вопрос, Дэвис. Это мой третий кошмар или просто продолжение Кошмара № 2?

— Думаю, это зависит от обстоятельств, Ник. Скажи мне вот что: ты чувствуешь себя обиженным и злым из-за новой выдумки Дженни? Потому что она снова нашла способ заморочить тебе голову? Или ты так расстроен, потому что Энджи обманула тебя?

— А если я скажу, что и то, и другое?

Я на мгновение задумался.  — Думаю, это все из-за Энджи. Хочешь верь, хочешь нет, но роль Дженни не так уж плоха, потому что именно этого я от нее и ожидал. Она хочет того, чего хочет, и то, как она это получит, не имеет для нее большого значения. Я давно уже перестал высоко ценить ее этические нормы. Я рассмеялся.

— В таком случае,  — сказал Дэвис,  — это определенно твой третий кошмар. Потому что первые две были делом рук Дженни, а этот — Энджи.

— Рад, что мы все прояснили. Хочешь еще пива?

— Конечно,  — сказал он.  — А после этого пойдем поедим.

Мы расправились с половиной пиццы и теперь сидели, удовлетворенно откинувшись на спинки стульев, наблюдая за попкой хорошенькой официантки, которая двигалась по ресторану.

— Ну и как теперь обстоят дела с Энджи? Вы с ней разговаривали?

Не один раз. Она оставила мне несколько сообщений за последние две недели— все сдержанно, просто как она сожалеет. Мне просто не хотелось ей перезванивать.

— А почему бы и нет?

Я немного подумал.  — Думаю, это потому, что я не знаю, что ей сказать. Прежде чем позвонить ей, я чувствую, что должен знать, что я чувствую, что я хочу, чтобы произошло. А сейчас я вообще ничего не знаю.

— Я имею в виду, что она солгала мне, верно? Она потворствовала Дженни. Но с другой стороны, когда она была близка к тому, чтобы пройти через это, она отступила, она остановила себя. Это должно стоить нескольких очков. И когда я наконец заставил ее заговорить со мной, она сказала мне правду. Даже та часть, из-за которой она выглядит плохо.

— И дело в том, что я скучаю по ней. Я все время думаю о том, как весело было тусоваться с ней. Не говоря уже о том, как невероятно она выглядела в этом синем свитере в ту ночь, когда мы чуть не сделали это. Я, конечно, не прочь закончить то, что мы начали.

— Вот только могу ли я ей доверять? Есть ли какая-то причина полагать, что я могу рассчитывать на нее больше, чем на мою стерву-жену?

Дэвис посмотрел на меня и сказал: Пора идти, парень. Когда ты начинаешь говорить по кругу, я понимаю, что пора отвезти тебя домой.

•  •  •

Через три дня ко мне пришла Дженни. Просто так, ни с того ни с сего, без 

предупреждения.

Был ли это Кошмар № 4 или просто Приложение А к Кошмарам № 1 или № 2? К этому времени я уже сбился со счета.

Было около 20:30, и я мыл посуду после ужина. В дверь позвонили, и когда я открыл дверь, она была там. Если бы я не был так поражен, то, возможно, закрыл бы его перед ее лицом, но я просто застыл.

— Привет, Ник,  — сказала она тоненьким голоском, как маленькая девочка.  — Можно мне войти и поговорить с тобой?

Я молча отступил назад и пропустил ее в гостиную. Мы сидели друг напротив друга, ничего не говоря. Мое сердце не колотилось, ладони не были влажными. На этот раз я просто чувствовала холод и какую-то пустоту. Это было похоже на встречу с человеком из болезненной, но далекой части моего прошлого. И я понял, что в процессе избавления от Дженни я продвинулся дальше, чем предполагал.

— Хочешь выпить или чашечку кофе?

— Немного воды было бы здорово, спасибо.

Я принес ей стакан воды и еще один для себя. Мы еще немного посидели. Я знал одно: я не скажу ни слова. Она пришла с чем— то на уме — я собирался подождать, чтобы увидеть, что, черт возьми, это будет на этот раз.

— Ник, я... я давно тебя не видела. С того самого дня, как я была здесь с тобой и Дэвисом.

Я ждал.

— Я знаю, что ты был... Ты проводил время с Энджи, потому что она рассказывала мне об этом время от времени, когда мы разговаривали.

Она посмотрела на меня, явно надеясь, что я подскажу и помогу ей, но я просто наблюдал за ней.

— Но в последнее время Энджи почему-то не отвечает на мои звонки. Я не знаю, что ее беспокоит, злится ли она на меня или что-то в этом роде.

Снова тишина. Ее взгляд стал еще более умоляющим.

— Ник, вы с ней... встречаетесь? Вы пара или просто тусуетесь вместе, ну, знаете, как друзья? Ее тон был немного умоляющим.

— Я не думаю, что это твое дело, Дженни. Мы с тобой больше не вместе, и то, что происходит в моей общественной жизни,  — личное.

Она выглядела обиженной, но кивнула. Да, я вижу, что.

Затем она глубоко вздохнула и бросилась вперед.  — Ты ведь знаешь, почему я спрашиваю, не так ли? Я все еще люблю тебя, Ник, больше, чем когда-либо думала. После моей... моей ужасной ошибки с Алеком у меня было много времени подумать обо всем, что я выбросила.

— Детка, все, что я хочу,  — это снова ты! Я сделаю все, чтобы загладить ту боль, которую причинила тебе. Боже, какой же я был идиоткой! Но теперь я это знаю, честное слово!

Я удивлялся, почему мое сердце не колотилось, почему я чувствовал себя скорее расслабленным, чем напряженным.  — Дженни, я... я просто не собираюсь снова встречаться с тобой.

— Ты говоришь, что думала о своей ошибке, но я не думаю, что ты не 

представляешь себе, насколько полностью ты уничтожила меня.

Импульсивно я принял решение.  — Я встал.  — Пойдем со мной, хорошо? Я хочу тебе кое-что показать.

Озадаченная, она последовала за мной, когда я поднимался по лестнице. Вскоре мы стояли перед закрытой дверью того, что раньше было нашей спальней.

— В первые две недели после твоего отъезда я чуть с ума не сошел. Я переехал в гостевую комнату, но продолжал возвращаться в нашу спальню и... кое-что с ней делать. Выплескивать свои чувства.

— Потом мне это надоело, и я просто перестал. Я давно не был в этой комнате. Но я думаю, что когда ты увидишь это, то поймешь, как твое предательство заставило меня чувствовать.

Я открыл дверь, включил свет и посторонился, пропуская ее вперед. Я услышал, как она ахнула: О боже!  — и оглядела комнату, которая была спальней всю нашу супружескую жизнь.

Простыни на кровати были наполовину спущены и покрыты засохшей спермой — результат 8-10 раз, когда я дрочил на них. В комнате все еще пахло затхлым сексом.

На одной стене висела самая сексуальная красная ночнушка Дженни (на самом деле это была копия, которую я купил, так как она взяла оригинал с собой, когда переехала). Прямо там, где было бы ее сердце, если бы она была в ней, нож для стейка глубоко вонзился в ночную рубашку и в стену.

Свечи, стоявшие на кровати в ту ночь, когда я застала ее с Алеком, были разбиты на куски и беспорядочно валялись на полу. Восковые пятна отмечали места, где я неоднократно швырял их в стены.

Повсюду валялись обрывки нашего свадебного альбома. Я разорвал его на части, страницу за страницей, затем порвал страницы и фотографии на куски и разбросал их беспорядочно.

Примерно на уровне лодыжек в стенах было несколько глубоких порезов, куда я сильно бил ботинками. А на одной из стен огромными буквами красной помадой было написано: СДОХНИ, СУКА.

Я наблюдал, как Дженни осматривает комнату, оценивая уродство и разрушение. Когда она повернулась ко мне с явным шоком на лице, я сказал: Держу пари, ты не знала, что я могу так разозлиться, не так ли? Я тоже не знал.

— Говорят, что во время стресса ты узнаешь о себе что-то новое. Что ж, я обнаружил, сколько ненависти и ярости было во мне, готовых вырваться наружу при достаточной провокации. И это дело твоих рук, Дженни.

На ее лице было выражение печали, которого я никогда раньше не видел. Я почувствовал, что, возможно, она начинает понимать, насколько сильно ранила меня.

Тихим голосом, она сказала: о, Ник,  — мне так жаль. Мне очень жаль.

Она медленно подошла ко мне, желая обнять. Но я сказал: Нет, Дженни, я так не думаю,  — и, не сказав больше ни слова, повернулся и пошел вниз по лестнице.

Прошло почти десять минут, прежде чем она спустилась и села со мной в гостиной.

— Это действительно, действительно кончено, не так ли?

Я кивнул ей.  — Ты убила всё, и возвращение к совместной жизни 

просто невозможно.

Она начала плакать, глядя на меня, ее плечи дрожали. Через пару минут она встала, все еще плача, и вышла из дома.

•  •  •

— Я действительно хочу, чтобы ты был здесь, Дэвис — ты мой друг или нет?

Он бросил на меня раздраженный взгляд.  — Неужели ты думаешь, что я бы терпел все эти годы твое дерьмо, если бы не был твоим другом? Избавь меня!  — сказал он с фырканьем.

— Я просто не понимаю, почему мне нужно быть рядом, пока ты разговариваешь с Анжелой.

— На счастье, может быть,  — сказал я.  — Помнишь, как Дженни пришла к нам домой? Это была твоя идея — быть здесь со мной, и, слава Богу, так оно и было. Я действительно нуждалась в тебе.

— Так что называй это глупым суеверием, парень, только не уходи, ладно? По крайней мере, побудьте здесь первые несколько минут.

Он вздохнул с нарочитой покорностью, но я знала, что он останется. Мы посмотрели еще половину иннинга, а потом, когда раздался звонок в дверь, я выключил телевизор и пошел открывать.

Привет, Энджи!

— Привет, Ник,  — застенчиво сказала она. Она выглядела такой красивой, что мне захотелось схватить ее, но я этого не сделал. На ней была белая юбка и вязаный топик без рукавов с едва заметным декольте. Очень привлекательная, но совсем не вызывающая и не распутная. А ее волосы были блестящими и великолепными. Я знал, что она не была красавицей такого же класса, что и Дженни, но мне было все равно— она выглядела прелестно.

— Привет, Дэвис,  — сказала она, улыбаясь ему, когда вошла в гостиную. Он встал и поцеловал ее в щеку.  — Привет, Энджи.

— Я попросил Дэвиса остаться, пока мы будем разговаривать — по крайней мере, некоторое время.

— Ник, мне все равно, кто здесь будет слушать мои извинения, я все равно это сделаю. Мне просто очень жаль...

— Ш-ш-ш,  — прервал я ее.  — Я знаю, что ты сожалеешь. Ты сказала это, когда мы разговаривали у тебя дома, и ты сказала это в скольких телефонных сообщениях с тех пор? Я улыбнулся ей.

— Так что давай поговорим о том, что будет после «прости». Сначала я, потом ты, хорошо?

Энджи кивнула.

— Ладно. Номер один — Мы с Дженни закончили. Я даже не ненавижу ее так сильно, как раньше, но я никогда не вернусь к ней. Понятно?

Энджи снова кивнула, слегка улыбнувшись.

— Итак, Во-вторых, все, что мы с тобой решим, касается только нас двоих- все обещания Дженни недействительны. Она вне игры. Ты можешь с этим согласиться?

Да, Ник,  — сказала он кротко.

— Теперь перейдем к номеру три. Ты действительно причинила мне боль, Энджи. После того, что сделала Дженни, мне меньше всего хотелось влюбиться в кого-то другого, кто собирался меня обмануть, ты понимаешь?

— Конечно, Ник, и мне так стыдно...

— Подожди минутку. Ты сказал влюбиться? Она посмотрела на меня, и на ее лице появилась улыбка.

— Да,  — ответил я, улыбаясь ей в ответ.  — У тебя с этим проблемы?

— Нет, детка, с 

этим у меня нет проблем.

Я посмотрел на Дэвиса и подмигнул ему. Он еще мгновение смотрел на нас с Энджи, наслаждаясь нашими улыбками, потом махнул мне рукой и направился к двери.

Я подошел к Анжеле и осторожно поднял ее на ноги.  — В таком случае, я думаю, ты должна мне за довольно болезненно прерванный вечер. Я поцеловал ее, а она обняла меня за шею и крепко прижала к себе.

Теперь ты знаешь, как это делается, верно? Трудно добиться справедливости только словами. Поцелуи, языки, одежда слетает, она тащит меня на диван...

Я не говорю, что это было плохо. На самом деле, я говорю, что это БЫЛО здорово. Это было потрясающе, особенно в первый раз. Я не был так взволнован с тех пор, как мне было 16 лет, когда я впервые коснулся довольно маленьких сисек Арлин Арнольд в комнате отдыха.

Ну, на самом деле, я, наверное, тоже был так взволнован, когда у меня впервые появилась Дженни, но я уверен, что не думал об этом в данный момент. Как бы то ни было, мы с Энджи оказались на диване голыми в течение двух минут; и я был внутри нее в течение тридцати секунд после этого; и мы жестко трахались, целовали друг друга, шептали друг другу, и на ее щеках были слезы; и она повторяла да, детка, да, детка снова и снова; и когда я кончил, это было похоже на настоящий рай.

Когда мы закончили заниматься любовью в первый раз — и будь я проклят, если это не было похоже на то, чтобы заниматься любовью, а не просто трахаться — мы лежали вместе и улыбались друг другу. Потом мы встали, оставив одежду на полу, и я повел ее за руку на кухню.

Мы достали колбасу, хлеб, сыр и бутылку шампанского, которую я хранил в холодильнике целую вечность, задолго до отъезда Дженни, и поднялись наверх, в мою настоящую спальню, ту, в которой я спал. И мы легли в постель, поели, выпили и еще немного посмеялись, наслаждаясь пьянящим чувством, которое может дать общая бутылка шампанского.

А потом мы сделали это во второй раз, и это было волшебно.

Энджи лежала на животе, а я массировал и гладил ее по всему телу, длинными гладкими движениями, от верхней части шеи вниз по спине и от нижней части ног до ее красивой попки. Я не торопился, позволяя ей расслабиться и наслаждаться этим, время от времени произнося ммм или вздыхая от удовольствия.

А потом я заставил ее перевернуться, и я сделал это спереди, избегая ее прекрасных грудей и ее киски до последнего, просто проводя руками вверх и вниз по ее рукам, вокруг ее груди и живота, затем по ее ногам и бедрам. Я знал, что ей это нравится, и по улыбке на ее лице, и по запаху возбуждения, который становился все сильнее и сильнее.

Затем я занялся любовью с ее грудью, пальцами и губами, пока 

она не начала тяжело дышать и не была готова к оргазму. И я оставил свои руки там, пока скользил ртом вниз в ее влажную киску— я целовал ее, лизал и дразнил, а затем, наконец, я засосал ее клитор в рот и лизал его языком, все еще щипая ее соски, и все ее тело поднялось до взрывной кульминации, и ее бедра взбрыкнули на меня...

Погоди-ка, это было что-то вроде беглого прочтения, не так ли? Дерьмо! Что ж, я постараюсь сделать лучше.

После того, как она расслабилась от оргазма, Энджи посмотрела на меня мечтательными глазами, потом она мягко потянула меня вверх по своему телу, и, не дожидаясь больше, я скользнул прямо в нее.

У нас был долгий, медленный, абсолютно восхитительный трах. Я смутно помнил, как делал это с Дженни в первые дни наших отношений: я скользил туда и обратно, легко, без спешки, меняя темп и глубину. Мы с Энджи переглянулись, поцеловались, я положил голову ей на плечо и поцеловал в шею. Это было интимно и сладко, и гораздо больше походило на занятие любовью, чем просто траханье. В эти минуты все, кроме радости тела Энджи, было забыто, далеко — я был счастлив, как никогда.

Я потерял счет времени, но, в конце концов, Энджи начала энергичнее прижиматься ко мне бедрами и прошептала:  — Давай, детка, приди за мной, и я наконец ускорился и кончил сильно, кончил как сумасшедший, задыхаясь от этого, в то время как она визжала и крепко прижимала меня к себе.

А потом мы поцеловались, улыбнулись и немного поспали.

А потом мы поговорили.

— Это было задом наперед, ты знаешь Энджи?  — сказал я ей. Я сидел на кровати с двумя подушками за спиной, а она лежала на мне, положив голову мне на грудь, и лениво играла с моими волосами.

— Ммм?

— Я имею в виду, что мы сделали это и теперь мы должны поговорить о том, что бы это значило.

Она вдруг сильно дернула меня за волосы на груди и захихикала, когда я взвизгнул и отдернул руку.

— Ну, я не думаю, что это займет много времени, чтобы говорить о том, что это значило-по крайней мере, для меня.

— О? Я сказал.

Не поднимая на меня глаз, она продолжала:  — Для меня это означало, что я без ума от тебя, Ник. Я начала чувствовать это примерно в третий или четвертый раз, когда мы тусовались вместе, и это становилось все сильнее и сильнее.

— Если бы не Дженни и мое обещание ей, если бы я думала только о себе, я бы затащила тебя в постель еще несколько недель назад.

Теперь она села и посмотрела мне прямо в глаза.  — Я не хочу говорить тебе, что люблю тебя, но в основном потому, что не хочу тебя отпугнуть.

— Но я скажу тебе, что ты очень много значишь для меня, и я хочу, чтобы ты это знал,  — и она нежно поцеловала меня, серьезно глядя 

мне в глаза.

— Ладно, Энджи. Теперь моя очередь.

— Я тоже без ума от тебя. Но я также выхожу из довольно болезненных, разрушительных отношений, и, возможно, у меня все еще есть некоторые проблемы с доверием. Она ткнула меня в ребра, и я шлепнул ее по заднице.

— Я знаю, почему ты это сделала, и слава Богу, что ты остановила нас той ночью, а потом был достаточно честна, чтобы объяснить мне все. Но мне понадобится время, может быть, много времени, чтобы почувствовать, что я действительно могу доверять тебе.

— Это могло занять много времени после того, что сделала Дженни. Но эта чушь насчет того, чтобы переспать со мной, чтобы Дженни могла вернуть меня...

— Послушай, тебе нужно кое-что увидеть. Я встал с кровати и вытащил ее за собой. Голые, взявшись за руки, мы прошли по коридору и остановились перед закрытой дверью нашей с Дженни старой спальни.

— Там есть что-то вроде святилища, где говорится о том, каким я могу быть испорченным и злым. У тебя не должно быть никаких иллюзий на мой счет. Я открыл дверь и жестом пригласил ее войти. Потом я вернулся в постель и сел, ожидая ее возвращения.

Через несколько минут Энджи вернулась в комнату с серьезным лицом. Не говоря ни слова, она забралась в постель и крепко прижалась ко мне, извиваясь, пока мы не оказались так тесно прижаты друг к другу, как только могли.

Она прошептала мне в плечо: Я так сожалею о том, что она сделала с тобой!

Потом она села.  — И я так сожалею о том, что чуть не сделала с тобой — меня просто убивает, что я могла потерять тебя таким образом.

— Ну, ты этого не сделала,  — хрипло сказала я, и мое горло внезапно сжалось.  — И если ты правильно разыграешь свои карты, то не сделаешь этого. Я притянул ее к себе и нежно поцеловал.

Разве ты не знаешь этого? В этот момент зазвонил чертов телефон. Пробормотав проклятие, я поднял его.

— Алло? Здравствуй, мама. Слушай, я не могу сейчас говорить — мне придется тебе перезвонить. Улыбнувшись Энджи, я повесил трубку.