Потому что. Часть 1

Из поезда я вышел уставший. Правда, дорога на экспрессе продолжалась меньше трёх часов, но мне хотелось как можно быстрее оказаться дома. Дома? А был ли это мой дом? У меня сейчас было два дома. Один в родном городе на юге, а другой в столице. Это была маленькая квартирка почти в центре и, учитывая мои постоянные дежурства в столице, она была мне просто необходима. С некоторого времени я жил на два дома, перемещаясь между ними, как я шутливо говорил, подобно средневековому монарху, постоянно дезорганизуя свою личную жизнь. Жизнь, которой у меня, по сути, и не было.

Поглощённый работой, я добился хорошего материального положения, потому что получал приличную сумму за час своих консультаций. У меня даже не было времени тратить эти деньги. Моё состояние души хорошо отражала песенка, вернее, одна её фраза, которая прицепилась ко мне ещё в поезде. Я не запомнил ту песенку и не смог бы повторить её мелодию, но в голове крутились слова «я больше никого не смогу любить»...

Это была правда. Оставался мне только секс, хорошо оплачиваемый, в хорошем исполнении, как будто успокаивающий мои потребности, но оставляющий после себя всегда некоторую неудовлетворённость.

О, сигареты! Хорошо, что вспомнил. Наверняка дома нет ни одной. Я стал в очередь в киоск. Скоро вечер, хотя вокзал и продолжает пульсировать своей жизнью. Я стал разглядывать всё вокруг, чтоб скрасить время стояния в очереди.

Я заметил его почти сразу. Он подходил к разным людям, которые сразу же отрицательно качали головой, и лишь только некоторые доставали свои кошельки. Был он среднего роста, казался достаточно массивным, может, немного полноват, а может и хорошо сложён. Его слишком свободная куртка затрудняла обзор. Было видно, что он старательно выбирает себе потенциальных доноров для пары монет. Он подходил, останавливался с улыбкой, наполовину нахальной, наполовину изображающей раскаяние, и произносил несколько слов. Эффект от всего этого был невелик.

Меня не волновало, что он заметил, как я присматриваюсь к нему. На самом же деле я просто нагло смотрел на него. Да уж, снова о себе давал знать мой характер! Все утверждали, что никогда не видели меня искренне смущённым, нервным, неуверенным. Никто не знал, какое количество тренингов я посвятил тому, чтобы уметь так держаться, чтобы в каждой ситуации всем казалось, что я всё полностью контролирую и всегда прав. В моей профессии это тоже переводилось в деньги.

Я знал, что в тот момент, когда я куплю сигареты, он подойдёт ко мне. И не ошибся. Я посмотрел ему прямо в глаза, как обычно смотрел каждому, с кем разговаривал. Он совсем не смутился. Щенок с апломбом,  — подумал я. Ему было не больше двадцати лет. Вблизи было хорошо видно, что сегодня, наверное, он ещё не умывался. Тёмные жирные волосы были прикрыты кепкой с козырьком.

На меня смотрели большие голубые глаза. Смотрели, однако, не просяще. Смотрели нахально, с плохо скрываемым ожиданием. Впрочем, он не был бессовестным.  

Вежливо попросил пару монет на еду. Чувствовалось, что для него это игра, и отказ попросту вписан в её сценарий. Ведь заранее известно, что только один из нескольких, к кому он обратится, может дать какие-то деньги.

Мне он понравился. Не по виду, а по характеру. Оттого, что встречая кого-то впервые, я всегда пытаюсь почувствовать его, пробую его «обнюхать», предугадать намерения и поступки. Не знаю, но откуда-то мне в голову пришла идея подразнить его. Впрочем, часто при контактах с людьми, которых вижу в первый и последний раз, и с которыми меня не связывают ни служебные, ни личные узы, я любил вести себя нестандартно.

Я вынул кошелёк. Однако, он нетерпеливый,  — подумал я, видя, как он протягивает руку за милостыней, хотя я ещё даже не достал деньги. У него были большие руки. Это моя навязчивая идея, мой комплекс. Правда, все меня уверяли, что мои ладони красивые, хотя были они и невелики, но пропорциональны по отношению к остальным частям моего тела. Вот почему мне всегда так нравились парни с крупными ладонями. Человек всегда желает то, чего сам не имеет.

— Зачем тебе деньги?  — спросил я.

— На еду,  — ответил он.

— Ты голодный? Можем зайти в бар.

Было видно, что это предложение ему не слишком понравилось. Я вынул монету и увидел, как засветились его глаза. Я колебался, чувствуя искушение начать его провоцировать, чтобы убедиться, сколько же унижения он сможет вынести. Я положил монету назад в кошелёк, открыл отделение с банкнотами и взял пальцами сотенную купюру. И посмотрел ещё раз в его поразительно голубые глаза.

— Хочу тебе вставить. Заодно и получишь ужин.

— Где?

Меня удивил его ответ. Получалось, что его интересовало лишь то, где он может мне отдаться так запросто. Шлюха, а может быть, отчаянный?

— У меня дома. Идём!

Я отвернулся и, даже не взглянув на него, отправился в направлении стоянки такси. Я не знал, идёт ли он за мной или нет. Я рассматривал его как воздух, как предмет, который покупаю, потому что у меня был такой каприз. Я не задумывался над тем, нужен ли он мне и для чего.

В такси мы молчали. Первый раз я приводил кого-то «такого» домой. Я никогда не знакомился на вокзале. Старался делать это через агентство, а если и знакомился с кем-то, кто был мне интересен, то чаще всего я маневрировал так, чтоб, в конце концов, всё происходило бы не в моём доме.

Ну, вот оно тебе надо, идиот,  — думал я. Даст тебе сейчас в лоб, ограбит. Везде пишут о таких случаях. Но всё уже свершилось, и мы едем. В конце концов, что он может у меня украсть?

Молча я заплатил за такси. Так же молча мы зашли в квартиру.

— Раздевайся,  — буркнул ему у самого порога и пошёл в ванную. Когда я вернулся, он стоял абсолютно голый в прихожей. На полу рядом лежала его скомканная одежда.

Я не удержался и стал смеяться.  

Да так, что никак не мог остановиться. Нервное, наверное. Говоря ему, чтоб он разделся, я имел в виду только куртку. Он же это истолковал дословно.

— Ну, и что тут смешного?  — спросил меня.

Смешного в этом действительно ничего не было, особенно когда я пригляделся к нему повнимательнее. Он не был идеалом греческой красоты. Немного приземистый, но достаточно мускулистый, какими обычно бывают работящие сельские парни. Ну а то, что висело между его ног... Член пока отдыхал, но, прикрытый частично чёрными кудряшками, уже обещал неплохое приключение. Мясистый, сильный, прикрытая пока кожей красивая головка, богатырская мошонка... От чёрной шапки над членом бежала вверх узкая тропинка вьющихся волос, чтобы потом разрастись вокруг мускулистой груди красивой формы.

А на лице снова та же усмешка, вроде и беззащитная, но, всё-таки, нахальная. И те же бездонные голубые глаза. Наконец я взял себя в руки.

— Ничего смешного тут нет, согласен. Просто я хотел, чтоб ты снял куртку. Ты что, так сильно спешишь и хочешь, чтоб всё уже было позади? Кстати, можно было бы что-то съесть, я тоже голодный после поездки.

— Зачем тебе это, ведь ты меня даже не знаешь? Ты всегда так делаешь?

— А тебе какая разница? Раз уже разделся, то иди в ванную. Сейчас принесу полотенце. Щётки для зубов на полке, выбери себе какую-нибудь из нераспакованных.

Я поднял с пола его вещи. Определённо, они не были свежими. Я разложил их кое-как. Открыл дверь шкафа. Полотенце есть. Я стал рыться дальше, потому что где-то должна быть упаковка трусов, которые мне после покупки оказались малы. Они были красивые, и мне не хотелось их выбрасывать. А сейчас они пригодятся, как никогда. И ещё рубашка, красная фланелевая в клетку и штаны от спортивного костюма. Все другие мои брюки будут ему великоваты. Его вещи хорошо бы было выстирать, но я ж его не выгоню на улицу в мокрых шмотках.

Я вошёл в ванную, неся все это. Он стоял под душем, не закрыв дверцу кабинки. На звук открывающейся двери повернулся лицом ко мне. Вода стекала по всему его телу, приглаживая волосы на голове, грудной клетке, ногах. У него были красивые волосатые ноги. Его член уже немного возбудился, скорее всего, от водяных струй.

— Я уже заканчиваю.

— Не торопись!

Его вид возбуждал меня. Возбуждение сливалось вместе со злостью на самого себя по поводу этого нелепого приглашения. Отложив всё, что было в руках, я начал медленно расстёгивать пуговицы рубашки, пока не снимая её, а затем и брюк. Он смотрел на это спокойно, не спуская с меня взгляда, и только член его дёрнулся и стал медленно подниматься.

— Отвернись!  — прорычал я так, что моё рычание длилось дольше, чем сказанное слово.

Сняв одежду, я встал на душевой поддон. Презерватив как-то сам попал с полочки в мою руку. Зубами разорвал упаковку и быстро раскатал резинку. Он ждал. Стоял, наклонившись, с оттопыренной попкой и легко расставленными в стороны 

ногами. Руки он поднял и опёрся ими о стену.

Без нежностей, без подготовки, я брутально вошёл в него. Хоть я и не видел его лица, но почувствовал на нём гримасу боли. Это меня не остановило, и я нажимал дальше. Он тихо постанывал, хотя и старался не показать, как ему больно. Наверное, стиснул зубы. Но я его добил. Из горла у него вырвалось как бы рыдание и короткий вздох. Наконец он расслабился. Был он тесный, замечательно тесный. Я чувствовал каждый миллиметр у него внутри. Через минуту к нему вернулось нормальное дыхание.

Медленно двигаясь, я положил одну руку ему на грудь. Мышцы его ещё были напряжены. Твёрдые соски, которые я едва подразнил, спускаясь ниже. Член у него стоял. Толстый, массивный, хоть и не слишком длинный. Медленно я стал сдвигать крайнюю плоть. Это был тот вид членов, которые я особенно любил. Жаль, что такие встречаются не так уж и часто. Даже стоящий член остаётся частично мягким, постепенно сужаясь по всей длине, и заканчивается головкой значительно меньшего диаметра, полностью покрытой мясистой шкуркой. И вот её я свободно оттягивал, а потом снова покрывал головку, двигая по его члену своей рукой. Теперь всё его тело выразительно расслабилось, хоть я и был с ним не вполне деликатен.

Я просто трахал его, как животное, одновременно издеваясь над его членом без всяких тормозов. Как будто мне хотелось в ту минуту выплеснуть всю накопившуюся злость на мир, хотя он ни в чём не был виноват. Он смиренно терпел это, как будто выполнял торговый контракт, который мы заключили. Его покорность злила меня всё сильнее, что очень скоро нашло отражение в моих движениях.

Это уже не был трах, а просто тупые удары отбойным молотком и срывание кожи с его члена. Он начал тихо постанывать. Удивительно, но это меня настолько возбудило, и мне даже показалось, что во мне просыпается нечто человеческое. Меня возбуждала также и моя агрессия, которой я всегда остерегался. Я уже готов был кончить и чувствовал, что он тоже. Он выпрямился, голову отклонил назад, широко раскрыл рот, но не издавал ни единого звука. Спускал он мощными струями, глубоко вздыхая, а я чувствовал дрожь в его теле. Я не выдержал. Кончая в него, я крепко прижал его руками. Единственный человеческий жест, на который я сейчас был способен.

Мы постояли так ещё с минутку. Он, полностью пассивный, ждал моего первого движения. В тот момент, однако, я не был способен посмотреть ему в лицо. Быстрым движением я вынул своего уже почти мягкого «малого», снял презерватив и отвернулся.

— Вот тебе полотенце и одежда. Я буду на кухне. Одевайся и приходи,  — это всё, на что меня сейчас хватило.

Через минуту яичница уже жарилась на сковородке, а чай парил в чашках. Он вошёл на кухню так, как будто ничего не произошло, а просто закончил привычное для него купание.

За столом мы сидели в молчании.  

Было видно, что он давно не ел. Не отличался слишком хорошими манерами, рассыпал крошки, развалившись за столом, разве только что не чавкал.

— Хорошо!

— Обычная яичница.

— Давно такую не ел.

Собственно говоря, этого я и боялся. Разговоров за столом, разговоров за пивом. Я привёл его к себе, чтобы использовать, а не выслушивать слезливые истории, как ему не везёт в жизни.

— Положи всё в раковину. Я помою сам, как только выйду из душа. Можешь идти в комнату и включить телевизор.

Мне хотелось наконец-то выкупаться. Это заняло всего несколько минут, но я не переставал думать о голубоглазом парне, взятом с центрального вокзала, о тридцатилетнем с небольшим мужчине, который понял, что не в состоянии ни с кем тусоваться и о причинах всего этого.

Из раздумий меня вывел звук открывающейся двери. С порога на меня смотрели голубые глаза. Я продолжал стоять под душем, давно уже чистый. Сколько это могло продолжаться?

— Я уже подумал, что ты заснул под душем.

— Нет, сейчас выхожу.

Я набросил на себя халат. На нём же была только расстёгнутая рубашка и трусики. Выглядел в них, шельмец, прекрасно. Мы перешли в комнату.

Телевизор работал. Но ни одна программа не была включена. Этот умник нашёл полку с кассетами. На экране сейчас разыгрывалась сцена горячего секса в сугубо мужском исполнении.

— Это ещё что?

— Образовательная программа,  — ответил он с этой своей озорной усмешкой.

Я развалился в кресле, а он уселся у моих стоп. Неплохо, подумал я. Как господин и невольник. Я посмотрел на экран, где мускулистый мен обрабатывал попку какого-то паренька. Типичная американская тягомотина. Либо он взял первое, что попало под руку, либо, если даже выбирал и читал названия, то не слишком в них разбирался. Он внимательно всматривался в экран, немного приоткрыв рот. На его лице был нарисован неподдельный интерес. Вероятно, он не слишком часто смотрел фильмы такого типа.

На своей ноге я почувствовал его ладонь — большую, тёплую и мягкую. Она медленно продвигалась вверх, поглаживая волосы. Дойдя до колена, она на мгновение замерла. Потом двинулась дальше и скользнула под мой халат. Он не отрывал глаз от экрана ни на секунду, как будто делал эти две вещи одну независимо от другой.

Рука, продвигаясь по бедру, дошла до промежности. Там опять замерла на чуть-чуть, а потом стала, как будто, что-то искать. Она коснулась моей мошонки, чтоб через мгновенье уже зарыться в волосах, побродить по животу и снова вернуться на бедро. Меня это дико возбуждало, тем паче, что за пару минут до этого я вспоминал наш с ним секс.

Мой член дёрнулся и стал медленно подниматься. Он как будто ждал этого. Отвернулся от телевизора, откинул полы халата и приблизил лицо. Посмотрел мне в глаза и наклонил голову, взяв член губами. Он вставлял его всё глубже и глубже, пока не поглотил весь, и начал ездить по нему губами туда и назад. На минуту задержался на головке. Губами сдвинул шкурку,  

легонько подразнил зубами уздечку и языком стал вворачиваться в отверстие. Всё это он делал очень умело.

Я схватил его за волосы и оттянул голову назад. Смотрел на меня удивлённо. Встав с кресла, я потянул его на кровать. Он сам лёг в позицию «69». Красивое число — всего две цифры, а столько смысла. Пока он обрабатывал моего малыша наилучшим образом, я с минуту любовался видом его палицы. Она была уже слегка приподнята. Небольшая головка выглядывала из шикарной крайней плоти, а на её конце блестела маленькая капелька. Я нежно слизал её, ощутив слегка солёный вкус. Не отрывая языка, я бродил вдоль члена, к корню и назад. Член твердел всё сильнее, набухал и становился огромным. Мощная мошонка лежала на простыне. Я взял её в ладонь. Яички, эти два больших шара, переливались под моими пальцами. Играя так, я сосал его палицу. Меня даже не волновало то, что он делал в этот момент с моей. Мне доставляло огромное удовольствие обрабатывать его гиганта. Он был гораздо больше, чем я предполагал, так как до этого у меня даже не было времени, чтоб его рассмотреть подробнее. Красавец — именно это слово пришло мне в голову в тот момент. Я взял его в уста так глубоко, как только смог, но до корня так и не добрался, начав давиться. Пауза, поворот, и опять к корню, и ещё раз, и ещё...

Плотно прижимаясь к его телу, я чувствовал, как оно выгибается, как за каждую полученную ласку отдаёт двойную цену. Мы действовали в едином ритме, слившись в одно общее тело. Я редко испытывал это раньше с кем-то так сильно, как сейчас с этим странным парнем. Мы медленно приближались к финалу. Я чувствовал это по его быстро твердеющему члену, по головке, которая расширилась так, как будто вот-вот могла лопнуть. Я знал, что сейчас он кончит, а я сразу же за ним.

Так и получилось. Я пил хлынувшие на моё нёбо струи, пил каждую каплю, трудолюбиво высосанную из его члена. Он делал то же самое.

Некоторое время мы лежали без движения. Я поднялся первый. Стоя у кровати, я смотрел, как он лежит в постели. Сейчас он казался маленьким и беззащитным. Он, этот сильный сельский мужик, был похож теперь на маленького щенка. И именно в этот момент я сделал вторую за этот день глупость.

— Оставайся на ночь!

В первый раз я увидел в его глазах удивление. Оказывается, нас ещё можно чем-то удивить!

— Оставайся, ну чего ты там будешь блуждать. Тут всё же лучше, чем на вокзале.

Укрыв его одеялом, я выключил телевизор. Осталась только маленькая ночная лампочка в углу комнаты. Я принёс пиво из холодильника. Он уже спал. Я уселся со стаканом в кресле.

Скорее всего, я так и заснул в кресле. Пустой стакан стоял на столике. Я поднял голову. Парень лежал в кровати, подперев голову рукой, и смотрел на меня.

— Проснулся?  — спросил он.

— 

Я долго так спал?

— Не знаю, я сам только проснулся. Две-три минуты назад.

— Я храпел?

— Нет.

— Странно. Всегда храплю, даже если сплю сидя.

— Иди сюда, а то замёрзнешь.

Я сбросил халат и голышом нырнул под одеяло. Там было тепло. Пахло каким-то чужим запахом, наверно, его. В этом запахе не было никаких примесей косметики. Прежде всего, был слышен крепкий, здоровый пот молодого парня с нотками полевых трав. Не знаю, откуда взялась такая смесь, но она была достаточно приятна. Я обнял его и прижал к себе. Второй человеческий поступок, на который я всё-таки решился, хотя он и был под моей крышей уже несколько часов. Мы лежали без движения.

— Что будет завтра?

— Не важно, что будет завтра. Важно, что есть сейчас.

Я поцеловал его. Третий человеческий жест. У него были выпуклые мясистые губы. Мне понравились. У него был также весьма искусный язык, который быстро обследовал закоулки моего рта. Опять у меня начал вставать член, у него же торчал уже давно. Я сжал его ладонью и начал легонько подрачивать. Он ответил мне тем же.

Его член разбух в моей руке, как будто хотел вырваться на волю, и я едва мог его обнять пальцами. Второй рукой я водил по его плечам, гладким и упругим. Его мышцы легонько подёргивались. Он начинал потеть.

— Моя очередь,  — сказал я. Было видно, что он не понимал, о чём это я. Вопросительный взгляд голубейших глаз, в которых уже давно не было видно ни насмешки, ни уверенности в себе.

— Пора отдать тебе долг.

Ещё недавно я вспоминал своё первое сношение с парнем. Теперь я должен это сделать с ним. Думаю, войдёт легче, у этого, несмотря ни на что, размер всё же поменьше. Он выскочил из-под одеяла, как кот, и стянул его на пол. С минуту глядел на меня, а потом присосался к моей дырочке. Входил в неё, не переставая вращать языком. Почувствовал, как он действует пальцами, деликатно, постепенно, с каждым разом всё глубже и глубже. Я полез в шкаф, достал резинку и подал ему.

— Надень мне.

То ли просьба, то ли приказ. Пришлось подниматься, распаковать презерватив. Аккуратно раскатал на его члене, который мерно пульсировал. Я лёг на живот, легко выпятив попку и расставляя ноги. Он входил деликатно, не так, как я в него вчера. После первого толчка положил голову мне на плечо и стал целовать мои лопатки и позвоночник. Вошёл. Следующий толчок, второй, третий. Я перестал считать, я уплывал. Вдруг он остановился.

— Иди в кресло,  — шепнул мне в самое ухо.

Он сел на то самое место, где сидел я ещё несколько минут назад, и широко раздвинул ноги.

— Садись! Лицом ко мне!

Я нанизался на его член, который вошёл в этот раз легко, и начал движения вверх-вниз. Он взял моего маленького увядающего птенчика своими большими ладонями. Стал его ласково сжимать и мять. Мой птенец начал быстро подрастать в его руках.  

Я начал терять над собой контроль и почувствовал, что дохожу. Он тоже. Я догадался об этом по тому, как крепко он сжал ладонь на моём члене и начал глубоко вздыхать. Я сам схватил свою трубку рукой. Он замер и, видимо, дальше уже не смог продолжать. Я сбавил темп и начал его целовать. Вскоре почувствовал, как у меня внутри началось пульсирование. После первого удара я поплыл тоже. Струи брызгали на его живот и стекали к низу. Он сидел неподвижно, опустив голову мне на грудь. Мне показалось, что он плачет.

— Встань,  — бросил он коротко, не поднимая головы. Я поднялся. Появилось какое-то глупое чувство, будто я не в своей тарелке. Он быстро вышел в ванную, отворачивая от меня лицо. Послышался шум воды, и я вошёл к нему. Он стоял под душем, и мне не оставалось ничего другого, как влезть в ванную. Я помылся и вытерся полотенцем.

— Дать тебе полотенце? Вытереть спину?

— Нет, сам справлюсь.

— Хочешь выпить?

— Что-нибудь покрепче.

— Водка, бренди или виски?

— Водка, но холодная.

Я вышел из ванной, достал бутылку из холодильника и наполнил две стопки. Через минуту он появился в комнате. Одним махом он выпил водку.

— Пойду, пожалуй.

— Куда?

— Туда, где я спал до сих пор.

— Не знаю.

— А что ты знаешь, что ты вообще знаешь про эту сраную жизнь? Живёшь себе в центре, в уютной, хорошо обставленной квартире... Съёмная?

— Нет, моя. Купил.

— Бля... И сколько ж ты зарабатываешь?

— Мне как-то хватает.

— Хватает как-то... Да что ты знаешь, как это хватает...

— А что ты обо мне вообще знаешь? Думаешь, так было от рожденья? Или с неба всё это упало. Или в награду дали,  — и я налил по второй.

Я подал ему стопку. Профессиональная заповедь гласила: не выпускай инициативу из рук, а если не имеешь аргументов — займи противника чем-то другим, подбрось ему другую интересную тему. В этот раз это оказалась стопка водки.

— Успокоился? Я тебя позвал сюда, чтоб приятно провести время. Силой не тянул. Согласен?

— Согласен.

— Хочешь поговорить?

— О чём?

— О чём хочешь.

— Уже поздно.

Поздно... А что, собственно, поздно? Позднее время? Поздно для выяснения чего-то? Поздно, чтоб изменить жизнь?

— Тогда пошли спать. Закончим утром.

Он медленно забрался на кровать, лёг на спину и уставился в потолок. Я нежно взял его за руку.

— Не психуй. Успокойся. И поспи.

— Завтра будет лучше?  — он кисло усмехнулся.

Глаза небесного цвета. Никогда ещё не видел таких голубых. Они вновь смотрели ни вызывающе, ни высокомерно, а скорее жалостно. Я крепко поцеловал его в уста. Он не ответил мне, однако, через мгновение крепко обнял и прижался ко мне.

— Что, опять хочешь...  — он слабо улыбнулся. Собственно говоря, это была лишь тень улыбки.

— Спи давай,  — и я обнял его. Он крепко прижался ко мне. Потом свернулся клубком, как щенок. Понемногу засыпая, он дышал ровно, размеренно. Я же не мог теперь уснуть. И стал путешествовать по 

своей жизни. «Я больше никого не смогу любить». Не смогу! А тут появляется какой-то засранец с претензиями. Но что я о нём знаю? А что он знает обо мне? Обо мне и об... Андрее?

Скоро наступит утро. Я лежу и по-прежнему не могу заснуть. Рядом спит... Да я ведь и имени его не знаю. В конце концов, дам ему те две сотки, которые заранее положил на кухонном столе. А, может, и больше. Сколько захочет. И выставлю за дверь. Ну, может, дам ему позавтракать. И что, я буду беспокоиться о каком-то ублюдке?

А может его удержать. Я ведь никогда не видел таких голубых глаз, в которых каждый раз отражается состояние души. Глядя в его глаза, я понимаю, в каком он настроении, что чувствует.

Идиот, что же ты хочешь, в конце концов? Второй человек в доме, при твоём образе жизни, разорванном между двумя городами. Это настоящая катастрофа. Да и что я о нём знаю? Ровно ничего. Выгоню оборванца. Потому что... Потому... Да потому, что «я больше никого не смогу любить»!