Февраль — отстой

Много лет назад я был в командировке на конференции. Нас было почти 20 человек, половина — мужчины, половина — женщины, почти все в браке. Однажды вечером мы отправились выпить, чтобы расслабиться. Атмосфера в баре довольно сильно воздействовала на женщин за нашим столом.

Мы, парни, морщились от грубых попыток местных жителей приударить за нашими женщинами-коллегами, в то время как женщины смеялись и отвергали их. Один особенно неудачный подход вызвал комментарий одной из женщин: "Ему повезло, что мне нравится это пиво, иначе он бы я его вылила на него".

— Ну а что было бы, если бы, допустим, какая-нибудь звезда из американского футбола (давайте его назовём его условно Джоко) сказала вам это? Забил бы он гол?  — спросила другая женщина с кокетливой ухмылкой в голосе.

— Черт возьми, да! Конечно!  — мнение всех женщин за нашим столом было явно единодушным.

— Что, если бы это означало, ты знаешь...

— Особенно, если это означало это!  — смех женщин был искренним, смех парней — немного натянутым.

Поймите, эти женщины не были уродками, которым не могли назначить свидание, их внешний вид варьировался от симпатичных до откровенно горячих. Им было под тридцать — чуть за тридцать, и они были одеты в вечерние платья.

— Эм, что бы ты сказала своему мужу?  — нерешительно спросил один из парней.

— Эм, зачем мне говорить об этом мужу?  — ответ последовал мгновенно и был встречен смехом и кивками женщин.

— Что, если бы ваш муж был здесь?  — продолжал допытываться парень. Мы все слышали тревогу в его голосе.

Одна из женщин наклонилась вперед, поставив локти на стол, и посмотрела ему прямо в глаза. Я вспомнил её с обеда. Она показывала фотографии своего мужа и их совершенно очаровательной пятилетней девочки.

— Я бы сказала ему, что он знает, как сильно я его люблю, и он знает, что я всегда вернусь к нему, но я не собираюсь упускать эту возможность, и я увижу его завтра.

Она говорила спокойно и доброжелательно, но решительно. Никто из нас не сомневался, что она имела в виду именно то, что сказала.

У нескольких парней значительно отвисла челюсть. Я знаю, что моя челюсть была среди них..

— Нет, ты бы не стала,  — пробормотал парень рядом со мной. Женщина посмотрела на него с жалостью.

— Да, я бы так и сделала, и я думаю, что каждая женщина здесь сделала бы то же самое.

— Ты могла бы уехать с ним сегодня вечером, но если бы я был твоим мужем, ты бы точно не увидела меня завтра,  — он был так же серьезен, как и она.

Другая женщина пыталась все исправить.

— Послушай, я люблю своего мужа, я бы ни на что его не променяла. Джоко ничего для меня не значит и никогда не будет значить, и он, вероятно, даже не вспомнит мое имя на следующее утро. Но провести с ним ночь, всего одну ночь из всего нашего брака, было бы тем, что я запомнила бы на всю 

оставшуюся жизнь. Событие с большой буквы. Это не имело бы никакого отношения к тому, как я отношусь к своему мужу. После этого я бы вернулась домой к мужчине, которого люблю, и все было бы так, как было раньше.

За столом воцарилась напряженная тишина.

Ну, это показывает нам, женатым парням, где мы находимся, не так ли?  — пробормотал один парень.

— Ну же, парни, не будьте такими. Это не так уж и важно.

После этого вечеринка довольно быстро закончилась, так как люди по одному и по двое уходили, чтобы спокойно вернуться в конференц-отель. Я понятия не имею, были ли женщины за этим столом типичными. Я собирался спросить об этом свою жену, когда вернулся домой, но не набрался смелости. Я до сих пор этого не сделал. В любом случае, я не уверен, что хочу знать ответ.

•  •  •

Так всегда бывает, если только вы не живете в одном из тех мест, где нет зимы. Каждый февраль — отстой, но этот конкретный февраль превзошел все остальные, вместе взятые, и последующий март был ещё хуже.

Худший февраль в истории начался с двух недель, когда мы буквально не видели солнца. Серые облака, теплая погода и случайные 2-3 см снега. Все с нетерпением ждали Дня Святого Валентина, как будто это была их надежда на спасение. В том году он выпал на четверг, и так много людей брали выходной на следующий день, что авторы редакционных статей говорили, что мы могли бы с таким же успехом закрыть весь город 15 февраля.

У нас с Линдой были большие планы на День святого Валентина, как и у всех остальных. Как и все, мы проснулись от 5 см только что выпавшего снега, и он продолжал падать. К середине дня нас обоих отправили домой с работы, пока мы ещё могли добраться до дома — весь город замело. К тому времени, когда мы должны были одеться в одежду для выхода для нашей жаркой ночи в городе, все дороги были закрыты, поэтому мы переоделись в нашу уютную домашнюю одежду. Великое свидание в День Святого Валентина, с ужином, фильмом и танцами, которое должно было компенсировать предыдущие две недели безудержного зверства, вылилось в замороженную пиццу и просмотр семейного фильма с детьми. Единственными танцами, которые мы танцевали, были танцы Эммы (шести лет) и Томми (четырех лет) до их спален на фоне протестов "Ты же знаешь, что завтра не будет никакой школы".

Когда дети уснули, я вздохнул и протянул Линде её бокал вина.

— Мне жаль, Линда,  — сказал я.  — Все должно было обернуться совсем не так.

— Все в порядке, Джим. Это не твоя вина, и было весело с нетерпением ждать того, что ты запланировал для нас. Кроме того, если уж на то пошло, я купила для Дня Святого Валентина новое вечернее платье.

— Которого я ещё не видел.

— Ты знаешь правило — ты не увидишь его, пока не выведешь меня в нем.

Я посмотрел на нее, пытаясь 

представить, что она купила и как она будет выглядеть в новом платье. Линда не была классически красива, но у нее было врожденное чувство стиля. Все, что она носит, не только отлично смотрится на ней, но и отражает её сущность. Она начала шить свою собственную одежду в средней школе и до сих пор делает это время от времени, когда не может найти "подходящую вещь" в магазинах. Она также шьет много нарядов и для Эммы. Любой, кому посчастливится увидеть её, когда она одета, подумает, что она самая привлекательная женщина в комнате, но не сможет понять, почему, потому что там будут более горячие женщины. Они бы подумали: "В ней есть что-то такое, я бы хотел узнать её поближе", а не "Парень, я бы отдал месячную зарплату, чтобы получить кусочек этого". Я понял это, когда впервые встретил её, и у меня не было причин менять свое мнение. Я посмотрел на бриллиант, который надел ей на палец почти десять лет назад, когда он сверкнул в свете камина.

— Спасибо, что согласилась, Линда. Я люблю тебя,  — я поднял свой бокал.  — За нас.

— Я тоже тебя люблю. За нас,  — ответила она с улыбкой. Мы посидели немного в уютной тишине.

— Линда, прости, что я был таким обидчивым в последние несколько дней. Ни ты, ни дети ничего такого не сделали, и ты заслуживаешь от меня лучшего. Просто этот чертов февраль, и это...

— Я знаю, Джим. Мне тоже жаль, я была невыносимой. Я думаю, что медведи правильно делают, впадая зимой в спячку. Нам действительно нужно поспать до весны. Мы все были на взводе, даже дети. Хотя люди на моей работе намного хуже тебя. А как насчет твоей работы?

— То же самое.

— Ну, посмотри на это с другой стороны, Джим. Мы есть друг у друга, у нас есть дети, у нас есть наш дом, мы знаем, где будет наш следующий обед...

— Да, у "Венди".

Она рассмеялась. Наше первое свидание стало привычной шуткой между нами. Я познакомился с Линдой в колледже. Моим родителям пришлось прекратить мою поддержку, чтобы оплатить медицинские счета моего отца, и я отказался брать кредиты, поэтому после расходов на обучения и книги у меня буквально не было денег. Линде было немного лучше, и она предложила угостить меня или пойти в закусочную, но у меня ничего этого не было, поэтому я копил деньги, чтобы отвезти её в какое-нибудь хорошее место. Она сказала мне, что я глупый, и сказала, что цель состоит в том, чтобы провести время вместе и узнать друг друга, и мы могли бы сделать это так же легко у Венди. Так вот куда мы отправились, а остальное стало историей. С тех пор мы продвинулись в финансовом плане, но время от времени мы все ещё посещаем "Венди", как в старые добрые времена.

— Хотя, если серьезно,  — сказал я.  — Как люди переживают такие 

времена, если у них нет любви?

— Иногда они этого не делают.

Линда вздрогнула. Её школьный парень покончил с собой выпивкой и таблетками в ночь на День Святого Валентина пару лет назад.

— Что ж, мы делаем это и будем делать снова!  — Я поставил свой стакан и взял обе её руки в свои.  — С Днем Святого Валентина, любовь моя.

— С Днем Святого Валентина, мой любимый муж.  — Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, а затем решили, что нам действительно стоит перенести это в спальню.

В итоге мы получили трехдневный уик-энд, который, по мнению авторов редакционных статей, мы должны были получить, благодаря примерно 60 см снега вместо прогнозируемых 20 см. Конечно, все было закрыто, но вряд ли кто-то потерял электричество, и у достаточного количества людей были снегоходы, чтобы любой, кому действительно нужно было куда-то добраться, мог это сделать. Правда, у парня с нашей улицы, вероятно, не было никаких мест, куда ему нужно было ехать, или какого-либо другого оправдания для того, чтобы устраивать весь этот шум и повсюду рассекать на снегоходе, но в субботу днем у него закончился бензин, и его родители больше не давали ему заправиться. После этого он никого не беспокоил.

Наши дети, конечно, были в восторге. Мама и папа оба были дома весь день, за окном был снег, чтобы поиграть, и пицца, чтобы поесть, и фильмы, чтобы посмотреть, не говоря уже о том, что не было школы. Чего ещё они могли желать? Мы с Линдой тоже были очень довольны сложившейся ситуацией. Не было никакого давления, чтобы быть где-то или что-то делать, и мы могли наслаждаться нашей семьей в свое удовольствие. Еда не была проблемой: мы с Линдой оба выросли здесь, зная про возникающие временами заносы, поэтому мы всегда заботились о том, чтобы у нас были запасы еды, чтобы поделиться ею на всякий случай. Эмма и Томми устали настолько, что даже не стали возмущаться по поводу того, чтобы лечь спать, и спали как убитые. Что позволило нам с Линдой успокоить наши сердца способами, для которых нам обычно приходилось отправлять детей из дома. Насколько я мог судить, в тот уик-энд было всего несколько неправильных вещей. У нас в доме были сотни фильмов, но дети смотрели только один, "Холодное сердце". Снова и снова. Ладно, это милая маленькая история, и в ней есть несколько хороших песен, но несколько раз подряд! И Линда все равно не стала бы демонстрировать платье для меня или даже позволять мне его увидеть.

— Вытащить меня отсюда — значит выйти в люди, а не просто сходить за хлебушком,  — сказала она с кокетливой улыбкой.

— Что, если я пообещаю вытащить тебя куда-нибудь прогуляться? Этого достаточно?

— Хорошая попытка, но нет.

Она не сдвинется с места, черт возьми.

Обычный ход вещей вернулся рано вечером в воскресенье, когда по нашему району проехали снегоуборщики. Занятия в школе и на работе были назначены на понедельник, и, когда 

мы готовились к работе, дети в глубине души вздыхали. Как раз перед сном Эмма и Томми вошли в гостиную, свежевымытые и в ночной одежде. Старшая сестра, конечно, была глашатаем, стоя так прямо и высоко, как только могла.

— Мамочка, папочка, эти выходные были самыми лучшими в моей жизни! Спасибо вам за то, что играете с нами, смотрите с нами наш фильм и все вместе целых три дня подряд. Мы любим вас.

С этими словами папина девочка забралась ко мне на колени, а мамин мальчик — к Линде. После того, как они обняли нас самыми милыми детскими объятиями в мире, они поменялись родителями и сделали это снова. Я посмотрел на Линду, и её глаза были такими же влажными, как и мои.

— Мы вас тоже любим,  — удалось мне прохрипеть.  — Мы так рады, что вы наши дети.

В ту ночь мы с Линдой не сделали ничего экстраординарного, разве что занимались сладкой любовью до тех пор, пока не почувствовали, что слились в одно существо. На следующее утро мы не могли стереть улыбки с наших лиц, и дети тоже не могли. Однако отвратительный февраль вернулся, и трехдневные выходные стерлись из памяти. Даже наши обычно уравновешенные дети были сварливыми.

Мы с Линдой только что рухнули друг на друга на диване в гостиной после того, как наконец уложили Эмму и Томми на ночь, когда зазвонил телефон Линды. Я зарычал и что-то пробормотал.

— Это Ди, я должна ответить,  — сказала она извиняющимся тоном. У нас был небольшой круг общения из пяти пар, с которыми мы время от времени тусовались или встречались. Мы все познакомились как супружеские пары, так что не было никаких неловких моментов в стиле "когда ты был одинок". У всех нас были одинаковые представления о верности: а именно, мы могли делать разные вещи с супругами других из нашей группы, но они не были сомнительным или предметом пересудов. Таким образом, когда мы выходили в свет, мы могли танцевать с супругами друг друга, если хотели разнообразия, и знать, что мы в безопасности. Мы были ближе всех к Ди и её мужу Дейву. Они с Линдой были практически лучшими друзьями. Линда сделала жест "Я быстро", отвечая на телефонный звонок.

Я видел, как Линда все больше возбуждалась, разговаривая с Ди. Она почти сияла, когда закончила разговор и плюхнулась мне на колени.

— Что случилось?  — на моем лице невольно отразилась её улыбка.

— Ну, дорогой муж,  — она ухмыльнулась мне,  — я знаю, ты думаешь, что этот ужасный февраль длится уже достаточно долго.

— Я выпью за это,  — сказал я, потянувшись за своим бокалом вина. Линда схватила меня за запястье, чтобы остановить, и твердо положила мою руку на свою тонкую талию. Это идея была гораздо лучше.

— Ну, мы с тобой оплакивали тот факт, что это не только худший февраль в истории человечества, но и нам приходится мириться с лишним днем.

Это не вязалось с 

улыбкой на её лице. Я так ей и сказал.

— Это потому, что Ди пришла в голову эта замечательная идея. Дополнительный день ужаса приходится на пятницу. Что, если мы все соберемся вместе, наймем нянек для детей, хорошо поужинаем, потом потанцуем в хорошем клубе, а потом снимем номера в отеле на ночь? Таким образом, мы могли бы немного сойти с ума и не беспокоиться о том, чтобы ехать домой, и мы бы закончили этот ужасный месяц правильно.

— Как насчет того, чтобы добраться из клуба обратно в отель? Разве нам не пришлось бы вести машину?  — Я всегда был тем парнем, который спрашивает, что может пойти не так с планом. Я знаю, что это не весело, но я действительно ничего не могу с собой поделать. Я такой от природы, и это подкрепляется моей работой.

— Это лучшая часть, Джим. Ты знаешь "Мэдисон" в пригороде? Мы там ужинали, помнишь? В соседнем квартале есть танцевальный клуб, в который ходят некоторые коллеги Дейва. В пятницу вечером у них будет живая группа, и если вы поели в "Мэдисоне", то платы за вход в клуб не будет! О, и Фил и Джейн уже попросили миссис Портер взять их детей на ночь, и они говорят, что она тоже согласна с нашими.

— Хммм, я должен подумать об этом...

На самом деле я этого не делал, но надеялся, что, если я задумаюсь, Линда воспользуется одним из своих запатентованных, гарантированно безотказных женских "Методов Убеждения", чтобы убедить меня. Вместо этого она схватила диванную подушку и ударила меня ею по голове.

— Ой! Ладно, я подумал. Давай сделаем это. Но есть одно условие.

— Какое?  — Линда с подозрением смотрела на меня. Я взял её милое личико в ладони и заглянул в её голубые глаза.

— Ты возьмешь платье, которое купила на День Святого Валентина, которое я все ещё не видел.

— Твое желание для меня закон.  — её голос был хриплым, а глаза затуманенными, и она была неотразима, но я все равно не был заинтересован в сопротивлении.

Оно было голубым. Платье. Я не могу описать, какой это был синий цвет. Парни все равно видят только восемь цветов. Истинный факт. Все, что я могу вам сказать, это то, что каким бы голубым оно ни было, оно заставляло её голубые глаза выглядеть так, будто они светятся в темноте. Оно было с длинными рукавами и высоким воротом, а юбка спускалась ниже колен, но это было что угодно, только не бабушкино платье. Низ юбки был расклешен и колыхался ровно настолько, чтобы привлечь внимание, когда она шла. Когда она танцевала, он флиртовал сам по себе. Гладкая, плотная, но не слишком, ткань вызывала желание провести по ней руками, так как она скрывала и демонстрировала стройную женственную фигуру под ней. Линда улыбнулась, медленно спускаясь по лестнице туда, где я ждал её, ошеломленный и разинув рот.

— Дорогой Джим,  — сказала она мягко 

и нежно. Она закрыла мне рот нежным пальцем под подбородком. Я сглотнула, но все ещё не могла говорить.

— Это все ещё я, что и всегда. Тебе не нужно льстить мне, хотя, признаюсь, мне нравится, когда ты это делаешь.

Я покачал головой и обрел дар речи.

— Ты не понимаешь. Ты даже не представляешь, как потрясающе ты выглядишь. Ты...

У меня не хватило слов. Я взял её тонкие руки с длинными пальцами в свои, склонился над ними и поцеловал их. Я поднял глаза, чтобы увидеть её блестящие и влажные глаза, и увидел легчайшую дрожь в её улыбке. Я кивнул. Она поняла.

Мы вдесятером встретились в ресторане. В пятницу вечером там было многолюдно, но мы зарезервировали достаточно большой столик, чтобы все десять человек могли поесть вместе. Мы смеялись, разговаривали и наслаждались отличной едой, были счастливы в компании друг друга и рады, что февраль наконец-то заканчивается. Линда была самой привлекательной женщиной в помещении, и я, должно быть, говорил ей об этом с полдюжины раз. Я прикасался к её руке, плечу или руке так часто, как только мог найти разумное оправдание. Она ответила тем же и улыбнулась мне прямо в глаза. Это будет незабываемая ночь.

Мы зарегистрировались в наших номерах, прежде чем отправиться в клуб. Ни Линда, ни я не очень хорошо справляемся с алкоголем, поэтому я обычно выполнял обязанности водителя. Я был рад, что мне не придется делать этого сегодня вечером. Не то чтобы я возражал. Безопасность моих друзей была важна для меня, но я с нетерпением ждал, когда Линда будет в моем распоряжении как можно скорее. Похоже, это она думала так же. Она извинилась, чтобы на несколько минут зайти в нашу комнату одна, и, когда вернулась, на её лице была её наводящая на размышления маленькая улыбка "Я сделаю тебе так хорошо!".

— На самом деле нам не придется долго торчать в клубе, не так ли?  — прошептала она мне на ходу. Я знал, как Линде нравится танцевать с нашими друзьями, поэтому она с таким же успехом могла бы сказать: "Мне лучше не ждать слишком долго, прежде чем мы останемся наедине, желательно голыми". Я улыбнулся ей в ответ.

— Тебе решать, детка.  — Она несильно ударила меня по плечу, затем обхватила его руками и повисла на нем.

Мы забронировали столик в клубе на десять человек, и это было хорошо, что у нас был. Похоже, многие другие люди были заняты тем, чтобы забыть февраль, но они не были слишком заняты, чтобы заметить пять женщин в нашей группе.

— Ты привлекаешь много внимания, детка,  — прошептал я Линде.  — Ты, как всегда, самая привлекательная женщина в комнате.

— О!...  — посмотрела она на меня, слегка прижимая мягкую грудь к моей руке.  — Тебе не обязательно говорить такие вещи, хотя мне нравится их слышать.

— Но я действительно должен был тебе сказать об этом,  — ответил я.  — В конце концов, правда есть правда. У 

тебя не может быть своего мнения об истине.

Да, я знаю, что это ошибочная логика, но в тот момент никого из нас это не волновало. Она поняла, в чем дело, и засияла ещё ярче.

Ни Линда, ни я не являемся великими танцорами, но и не совсем деревянные. Нам просто все равно: мы здесь для того, чтобы наслаждаться друг другом, а не для того, чтобы развлекать своими танцами других. Так что я танцевал с любовью всей моей жизни, время от времени делая перерывы на горячие крылышки и выпивку. Потом я пошел пополнить запасы крыльев. Когда я вернулся, Дейв приглашал Линду на танец. Я услышал её ответ.

— Я бы с удовольствием, Дейв, и я бы сделала это в другой раз, но я хочу сделать сегодняшний вечер особенным для нас с Джимом. Сегодня вечером я танцую только с ним.

Был ли я горд? Счастлив? Тебе лучше в это поверить. Я расправил крылья и прошептал Линде на ухо:

— Так может уже пора уходить?

— Сразу после того, как ты принес свежую тарелку крылышек? О чем ты думаешь? Нам обоим понадобится энергия для того, что я запланировала!

Она снова посмотрела на меня тем же взглядом и взяла меня за руку под столом.

Через несколько минут группа сделала перерыв. В относительной тишине мы услышали громкий смех за другим столиком и повернулись, чтобы посмотреть.

— Эй, это не Марк Лавальер?  — Фил вытягивал шею около меня, чтобы увидеть.

— Так и есть, так и есть!  — взволнованно взвизгнула Ди. Марк Лавальер был звездой в футбольной команде нашего города. В отличие от многих других членов команды, он жил здесь круглый год. У него была репутация действительно хорошего парня, и он был так же хорошо известен своей общественной деятельностью, как и своими подвигами на поле боя. Марк стал главной темой разговора за нашим столом, так как парни рассказывали о его футбольных подвигах, а женщины хвалили его добрые дела и добродушие.

— И то, что он красавчик, тоже не повредит,  — вставила Ди. Мы с Линдой оба знали, кто он такой, но в тот момент нас ничего не интересовало, кроме друг друга. Мы позволили разговору захлестнуть нас, держась за руки под столом.

— Эй, вы двое, снимите комнату!  — Мы с Линдой посмотрели друг на друга. Мы даже не целовались. Ну, во всяком случае, не целовались взасос. То, что я кормил её крылышками (чтобы она, конечно, не испачкала соусом свое новое платье), не считалось. Кроме того, мы уже сняли комнату. Мы были спасены от дальнейшего смущения, когда группа снова начала играть.

— Мы будем танцевать здесь или наверху?  — прошептал я Линде. Прежде чем она успела ответить, Джейн перебила её:

— Смотрите! Он идет сюда!  — Конечно же, Марк Лавальер вышел из-за своего столика и направился к нашему. Меня позабавила реакция женщин за нашим столом. Четверо из них прихорашивались и расхаживали с важным видом, только и говоря: "Выбери 

меня, выбери меня!" Если вы думаете, что женщина не может расхаживать с важным видом, когда она сидит, вам ещё многому предстоит научиться. Линда посмотрела вниз и немного крепче сжала мою руку.

— Привет, я Марк. Не хотите ли потанцевать?  — Он стоял за левым плечом Линды, протягивая ей руку.

Я почувствовал, как Линда ахнула, когда она отпустила мою руку, как будто это была горячая картошка. Я ошеломленно наблюдал, как она повернулась ко мне спиной, протянула Марку правую руку (она почти исчезла в его большой лапе) и грациозно поднялась со стула.

— Эй, чувак, теперь мои чувства задеты. Я думал, она будет танцевать только с тобой сегодня вечером.  — Дейв улыбнулся, поддразнивая меня.

— Да, я тоже так подумал,  — проворчал я.

— Расслабься, Джим. Это просто танец,  — пыталась успокоить меня Джейн. Я пытался поверить ей, но не мог избавиться от дурного предчувствия по этому поводу.

Группа сыграла пару быстрых песен, и весь наш стол смотрел, как они танцуют. Как и все остальные в комнате. Марк был хорош, намного лучше меня, и Линда явно этим наслаждалась. Её партнер и её платье объединились, чтобы показать её в совершенстве.

— Разве они не отлично смотрятся вместе? Эй, Джим, давай присоединимся к ним,  — пригласила Ди, явно пытаясь отвлечь меня.

— Спасибо, но нет.

Следующая песня была медленной. Я наблюдал, как Линда тает в его объятиях, идеально вписываясь в него, как будто она принадлежала ему. В этом он тоже был хорош. Держу пари, много практики, кисло подумал я про себя. Марк что-то сказал Линде, она мило улыбнулась в ответ. Он не делал ничего такого, против чего я мог бы законно возразить. Он танцевал не ближе к ней, чем я танцевал с Ди или Джейн, его руки не двигались туда, куда не должны были.

Еще одна медленная песня, на этот раз баллада. Я видел, как лидер группы наблюдает за моей женой и её партнером, принимая от них свои сигналы. Марк улыбался, держа Линду на руках, он был явно доволен всем, что происходило. Я видел достаточно. Я поднялся со стула и почувствовал руку Джейн на своей руке.

— Подожди, Джим. Дай ей это. Не разрушай момент.

Я рывком высвободил руку, а затем посмотрел на лицо Линды. Она явно хотела быть именно там, где была, и нигде больше. Она не хотела никакого вмешательства с моей стороны. Я откинулся на спинку стула. Наконец песня закончилась. Марк кивнул лидеру группы, который начал более быструю песню. Они с Линдой покинули танцпол, улыбаясь друг другу, но не прикасаясь, даже не держась за руки. Линда одарила его последней ослепительной улыбкой, когда повернулась к нашему столику, а Марк повернулся к своему.

Разница между лучшей улыбкой женщины и её второй лучшей улыбкой невелика. Если вы не знаете эту женщину хорошо, вы, вероятно, вообще этого не заметите. Когда Линда приблизилась к нашему столику и наши глаза встретились, её лучшая улыбка сменилась второй 

лучшей. Тогда я понял, что у нас возникла проблема.

— Я все время говорю тебе, что ты здесь самая привлекательная женщина,  — прошептал я ей на ухо, усаживая её. Я потянулся к её руке и взял её в обе свои.  — Не пора ли на следующий танец вернуться в нашу комнату?

На мгновение я мог бы поклясться, что Линда испугалась. Её глаза расширились, и я почувствовал, как дрожит её рука. Однако она быстро воспользовалась моментом и отвернулась от меня, посмотрев через стол.

— Прошу прощения, мне просто нужно пойти в туалет прямо сейчас. Линда, пойдешь со мной?  — Голос Ди был слышен далеко за нашим столом. Я был слишком занят, чтобы задаваться вопросом, зачем ей понадобилось транслировать это в комнату в целом. Линда виновато посмотрела на меня.

— Прости, Джим. Мне тоже не помешает немного освежиться.  — Она встала и ушла, не ответив на мой вопрос. Конечно, разговор сразу же зашел о том, почему ни одна женщина, которая гуляет с группой, не может пойти в туалет одна. Я только начал задаваться вопросом, почему мои друзья так усердно старались поддерживать разговор на эту тему, когда Ди вернулась. Одна.

— А где Линда? С ней все в порядке?  — практически кричал я.

— Расслабься, Джим,  — сказала Ди, улыбаясь.  — Линда в порядке, ей просто нужно кое-что сделать. Тебе не нужно беспокоиться о ней. Она взрослая женщина, ты же знаешь.

На это заявление мои друзья начали дразнить меня тем, как сильно я беспокоюсь о Линде. Это правда, я так и сделал, ведь она беспокоилась обо мне точно так же. Я терпел это около пяти минут, и когда Линда все ещё не вернулась, с меня было достаточно. Я встал и направился к бару, прихватив с собой пустую тарелку в качестве предлога. Я подошел к одной из женщин-барменов.

— Извините, но моя жена ушла в туалет минут пятнадцать назад и до сих пор не вышла. Она никогда так долго не задерживается. Не могли бы вы, пожалуйста, пойти или послать кого-нибудь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке?

Бармен с сомнением посмотрел на меня. Тарелка в моей руке подала мне идею.

— Крылышки замечательные, и она любит острую пищу, но время от времени у нее появляется реакция. На самом деле, я просто хочу знать, что с ней все в порядке. Её зовут Линда. Вот, позвольте мне показать вам её фотографию.  — Я поставил тарелку и вытащил фотографию Линды на свой телефон. Бармен начал выглядеть несколько сочувствующим, когда у моего локтя раздался голос.

— С ней все в порядке, тебе не нужно её проверять.  — потом Ди обратиласьк бармену.  — Все в порядке. Я позабочусь об этом.

Она положила пятерку на стойку. Я удивился, почему барменша посмотрела на меня с чем-то похожим на сочувствие, когда убирала деньги в карман.

— Что? Почему? но ведь она пошла туда с тобой?  — Я был совершенно сбит с толку.

— Джим, её нет 

в туалете. Она покинула клуб.

— Ушла? Без меня? Почему? В чем дело? Почему она мне не сказала? Куда она делась? С ней все в порядке?  — Я все ещё не понимал этого.

— Давайте пройдем в конец бара, где есть немного уединения.

Я просто пошел туда, куда Ди меня потащила. В темном углу в конце бара было тише. Ди посмотрела мне в глаза.

— Джим, Линда любит тебя. Она любит тебя и детей больше всего на свете, и всегда будет любить, и ты это знаешь. Но она проведет сегодняшний вечер с Марком.

Я стоял там с открытым ртом, выглядя глупо, когда мой мир рухнул. Картины бешено закружились в моей голове, вернее, в том, что от нее осталось. Линда на верхней площадке лестницы в своем красивом голубом платье, Линда за ужином, Линда в клубе, Линда, когда мы кормили друг друга крылышками. Линда в объятиях Мудака. Мой гнев усилился.

— Итак, в то, что должно было стать нашей особенной ночью, она бросила меня ради какого-то придурка-спортсмена,  — Я впилась взглядом в Ди, когда прорычала эти слова.

— Джим, она не бросила тебя. Она вернется к тебе завтра, и у вас будет много других особенных ночей вместе.

— У нее даже не хватило смелости сказать мне в лицо, что она уходит от меня. Она просто выскользнула через заднюю дверь.

— Джим, послушай меня. Она не бросила тебя...

— Ну, если она не бросила меня, то где же она, черт возьми? Она точно не со мной сейчас, не так ли?

Я становился все громче, и мне было все равно, кто меня услышит.

— Пожалуйста, успокойся, люди смотрят на нас. Послушай, я знаю, что тебе больно, но это только на сегодняшний вечер. Линда знает, мы все знаем, что ты для нее единственный мужчина и всегда им будешь. Ты хороший парень.

— Да, и мы все знаем, как заканчивает хороший парень, не так ли?

— Джим, все не так. Ты раздуваешь из мухи слона. Это только на сегодняшний вечер, а завтра она вернется к тебе, и все будет так же, как было раньше.

Я фыркнул на нее. Если бы она действительно верила в это дерьмо, ничто из того, что я мог бы сказать, все равно ничего бы не изменило.

— Итак, подруга, какова была твоя роль во всем этом? Тебе ведь на самом деле не нужно было идти в туалет, не так ли? Моя жена подала тебе сигнал, верно? Она сказала тебе задержать меня и держать подальше от нее достаточно долго, чтобы она и Мудак смогли сбежать?

— Да, она попросила меня сделать это, потому что не хотела, чтобы ты опозорил себя, устроив сцену, пока Марк был здесь. Она также попросила меня убедиться, что ты помнишь, что она любит тебя и всегда будет возвращаться к тебе домой.

Да, я бы точно помнил, как сильно она любила меня сегодня вечером, ещё долгое время.

— Скорее, она не 

хотела, чтобы я смущал её, когда она уходила от мужа, чтобы провести ночь с придурком-спортсменом. Я полагаю, тебе не пришло в голову, подруга, напомнить ей, что у нее есть муж и брак, и она может потерять их из-за этого?

Ди посмотрела мне в глаза.

— Нет, это не так, потому что я знаю, что она не потеряет тебя из-за этого. Ты слишком хороший человек, чтобы позволить этому случиться. Я сказала ей, как ей повезло. Ей повезло, потому что мужчина, которого хотела каждая женщина в клубе, хотел её, но ей ещё повезло, что у нее есть муж, который любит её достаточно сильно, чтобы преодолеть свои оскорбленные чувства и не делать из этого большего, чем должно быть. Ты знаешь, что она будет готова сделать все, что потребуется, столько, сколько потребуется, чтобы загладить свою вину перед тобой.

— Что, если это невозможно загладить передо мной? Что, если нет способа все исправить?

— Джим, я знаю, как сильно ты любишь Линду и как сильно она любит тебя. В этом не должно быть ничего особенного. Это всего лишь одна ночь, одноразовый опыт, по сравнению со всеми годами и всей любовью, которую вы двое испытываете вместе. Это не так уж и сложно преодолеть, если ты не борешься с этим одиночку. Я знаю, что она вернется домой к тебе, и я знаю, что в конце концов с тобой все будет в порядке.

Ди говорила мягко, но уверенно. Это было все, что я мог сделать, чтобы не схватить глупую женщину и не трясти её до тех пор, пока у нее не застучали зубы из-за того, что она несла такую чушь. Она, должно быть, живет в какой-то альтернативной вселенной, если она действительно так думала.

— Значит, если бы Мудак выбрал тебя, как ты хотела, ты бы сделала то же самое?

— Я бы так и сделала.  — бросила она свой ответ мне в лицо.

— Дэйв знает об этом?

— Нет, и ему это не нужно, потому что я не думаю, что это когда-нибудь произойдет,  — тихо сказала она.

— Может быть, мне следует сказать ему.

— Джим, пожалуйста, не надо. Не делай так. Я знаю, тебе больно, но это не поможет. Пожалуйста, возвращайся к столу. Позволь нам на некоторое время отвлечь тебя от этого. Ты же знаешь, что за весь вечер ты не станцевал со мной ни одного танца.

Она призывно улыбнулась мне.

— Я хотел потанцевать со своей женой, но благодаря тебе, ей и Мудаку, это, похоже, не вариант, не так ли?

Я повернулся спиной к Ди и направился обратно к нашему столику.

Разговоры за столом резко оборвались, когда я появился. Отведенные глаза говорили сами за себя: все наши друзья теперь знали, что моя жена и Мудак в тот самый момент делали из меня рогоносца.

— Э-э, Джим, с тобой все будет в порядке?  — нерешительно спросил Дейв, усадив Ди. Я хотел рассказать ему, что сказала 

Ди, и спросить, все ли с ним будет в порядке, но я не могла выдавить слова из своего горла. Наверное, я ещё не перестал быть хорошим парнем. Мне придется над этим поработать.

— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под словом "хорошо".

Раздалась пара нервных смешков.

— Я имею в виду, да, это было дерьмово, но вы двое справитесь, не так ли? Ты же не собираешься разводиться с Линдой из-за этого, не так ли?

— Я не понимаю, почему я не должен этого делать,  — холодно ответил я. За столом раздался вздох.

— Почему вы все так удивлены?  — продолжил я.  — Мы все знаем, как мы относимся к измене: никаких прощений. Мы установили это давным-давно.

— Но, Джим, это же Марк Лавальер...  — вмешалась Ди.

— Ну и что? Мне все равно, кто её трахает. Если это не я, то мне всё равно.

— Джим, а как же твои дети? Мы все знаем, как сильно ты их любишь и как сильно они нуждаются в тебе. Подумай о них, прежде чем что-то делать,  — дети Джейн были примерно того же возраста, что и мои, и были лучшими друзьями.

— Ты имеешь в виду, что моя жена думает о них прямо сейчас?

— Ну, вот почему у тебя есть няня, чтобы тебе не приходилось думать о своих детях.

Я думаю, Ди хотела, чтобы это было забавно.

— Брось, Джим, это всего лишь одна ночь. Это возможность, которой у нее больше никогда не будет. Ты бы не развелся с Линдой за одну ночь.

— Почему нет?

Я уставился на нее. Последовало неловкое молчание.

— Джим, попробуй подумать об этом таким образом, может быть, это поможет,  — Джейн пыталась выразить сочувствие.  — Что, если бы модель с обложки из выпуска купальников Sроrts Illustrаtеd была здесь сегодня вечером? Скажем, что она выбрала тебя из всех присутствующих, чтобы потанцевать, а потом предложила провести с тобой ночь. Можешь ли ты честно сказать, что не поддался бы искушению? Ты можешь честно сказать, что откажешь ей?

Умоляющий взгляд теплых карих глаз Джейн делал её похожей на особенно обаятельного щенка и, как правило, был весьма эффективен в получении того, чего она хотела. Не сегодня.

Я встал и посмотрел на Джейн сверху вниз.

— Да, у меня было бы искушение, но я бы ей отказал. Видишь ли, у меня есть жена, и я не хочу причинять ей боль. По крайней мере, это то, что я сделал бы до сегодняшнего вечера.

Наступила ещё одна из тех оглушительных пауз. Я обвел взглядом сидящих за столом моих бывших друзей, все они были на стороне моей изменяющей жены. В тот момент я искренне надеялся никогда больше никого из них не увидеть. Я вытащил двадцатку и бросил её на стол.

— Это оплатит мой счет. Вы все покрываете шлюху, с которой я пришел. С таким же успехом вы могли бы покрыть и её счет.

Я развернулся на каблуках и вышел из клуба.

Мой 

гнев остыл, когда я прошел полтора квартала до отеля. Он сменился самой глубокой печалью, которую я когда-либо знал. Мы с Линдой должны были совершить эту прогулку вместе, держась за руки, подшучивая над нашими друзьями по поводу того, чем они собираются заняться, как только доберутся до своих комнат, и нас, в свою очередь, подшучивали. Она должна была вот так держать меня за руку и утыкаться лицом в рукав моего пальто, когда разговор становился слишком рискованным. Вместо этого я был один. Оставшись один, я поднялся на лифте, стараясь не вспоминать, для чего мы с Линдой поднимались в лифтах других отелей. Оставшись один, я вошел в то, что должно было быть нашей комнатой. Оставшись один, я столкнулся с обломками нашей особенной ночи.

Я включил свет и закрыл за собой дверь. Внезапно я почувствовал невыразимую усталость. Я бросила зимнее пальто на пол и, ссутулившись, направился в спальню. На каждой подушке лежал шоколад "Годива". Посреди кровати был разложен комплект бюстгальтера и трусиков, который я раньше не видел. Они были темно-синими, темнее, чем её платье, отделанные черным кружевом. Мысленным взором я видел, как она демонстрирует мне их, с тем сочетанием любви и чувственности в её глазах, которое было полностью её собственным, которое было полностью моим до сегодняшнего вечера. Я нежно взял кружевные вещички в руки, как будто держа их, мог вернуть её ко мне. Это не сработало. Я заплакал.

Мою жену, мою любовницу, моего лучшего друга отнял у меня другой мужчина. Он небрежно, легко оторвал её от меня, как будто имел на это полное право. Ему было все равно, что она значила для меня. Все, что он видел в ней, это красивую игрушку для секса на ночь. И она только что позволила ему увести себя! Я не имел для нее достаточного значения, чтобы вызвать даже малейшее сопротивление. Как будто она тоже считала, что он имеет на нее право, более сильное, чем любое право, которое я заслужил почти за десять лет, будучи верным, любящим мужем. Да, предполагалось, что это будет всего на одну ночь. И на следующее утро, я прощу её. Ну и что? И что он и эта ночь оставят в её сердце, разуме и чувствах? Что я мог бы сделать такого, что могло бы сравниться, не говоря уже о том, чтобы конкурировать с героем города, красивым жеребцом Марком "Мудаком" Лавальером?

Должно быть, я задремал. Когда я пришел в себя, был почти час ночи, и я лежал на кровати с болью в спине и промокшими от слез лифчиком и трусиками в руках. Я оглядел комнату. Думая о том, что мы запланировали для этой комнаты, я понял, что не смогу здесь спать. Дома, в нашей постели? Нет, это было ещё хуже. Другой отель? Это было глупо, я уже снял номер в этом отеле. Может быть, в одной из детских комнат?  

Это выход. Я перепаковал чемодан Линды и свой собственный. Я съел обе шоколадки — нет смысла тратить их впустую — и выбросил промокшие лифчик и трусики в мусорную корзину. Они были пустыми и бесполезными без Линды, как и наша "особенная ночь".

Я выписался из отеля. Они с Мудаком могли бы подумать, как она добралась домой. В любом случае, она, скорее всего, не появится к расчетному часу. Профессионально бодрая молодая женщина за стойкой выглядела обеспокоенной, когда спросила, что не понравилось ли нам в номере. Я уставился на нее на мгновение, пытаясь понять смысл её вопроса, затем понял, что пары, которые снимают такой мини-люкс, обычно не выезжают до последнего возможного момента.

— Нет, комната была в порядке, просто все... изменилось.

— О, мне очень жаль,  — сказала она. Её профессионально веселое поведение вернулось, как только она поняла, что её отель ни в чем не виноват. Должно быть, она уже видела подобные вещи раньше. Похоже, это её не очень беспокоило.

В нашем маленьком доме, который мы купили после свадьбы, не было ни свободной спальни, ни даже дивана, достаточно большого, чтобы на нем можно было прилечь. Значит, я буду спать в комнате Томми. Я удивил себя тем, что спал хорошо и без сновидений. Я до сих пор не уверен, как я это сделал, но это было облегчение.

Я сидел на кровати Томми и планировал, что мне нужно сделать. Я понятия не имел, когда моя изменяющая жена вернется домой. Она, очевидно, была слишком занята своим Мудаком, чтобы написать или позвонить. Я решил, что она не появится раньше полудня, что даст мне достаточно времени, чтобы упаковать то, что мне понадобится на неделю или около того, и уйти до её приезда. В понедельник я найду адвоката и начну развод.

Мои бывшие друзья — и, я полагаю, моя будущая бывшая жена — казалось, думали, что каким-то образом то однозначное отношение, которое мы все имели к измене, в данном случае неприменимо. Они ошибались. Не имело значения, кто её трахал — это был не я, и все тут. Им просто придется жить со своим разочарованием.

Я приготовил себе завтрак ("Осужденный плотно позавтракал",  — усмехнулся я про себя). Когда я складывал посуду в раковину, мой взгляд упал на дверцу нашего холодильника. Томми нарисовал карандашом свою семью в типичном стиле четырехлетнего ребенка. Он позаботился о том, чтобы у всех был правильный цвет волос и глаз, даже у его сестры, и не было никаких сомнений в том, какое счастье и любовь испытывал художник. Что с ним будет, если я позволю его матери и этому Мудаку разорвать его семью пополам? И что будет с моей девочкой Эммой?

Я знал, что Эммы и Томми в тот момент не было в мыслях Линды. Я тоже не был, и она заслуживала того, чтобы потерять нас всех. Но чтобы дать ей то, что она заслужила, мне пришлось бы разрушить мир двух моих юных 

невинных детей. Смогу ли я это сделать? А если я не смогу, что тогда? Я понятия не имел, поэтому распаковал наши чемоданы и сделал кое-какие субботние дела, которые требовали не более половины моего мозга.

Вскоре после полудня я сделал перерыв и плюхнулся в кресло в гостиной. Я не потрудился включить свет, несмотря на то, что это был ещё один унылый, серый день. Темнота соответствовала моему настроению, поскольку я пытался придумать способ покончить с моим разрушенным браком с наименьшим вредом для моих детей. Через некоторое время, я понятия не имею, как долго, я услышал шум машины на подъездной дорожке, затем звук ключа в замке.

Я подумал, что мне должно быть достаточно любопытно выглянуть в окно. Этот Мудак сам привел её домой? Он отправил её в лимузине? в такси? Я не мог заставить себя позаботиться о том, чтобы встать со стула.

— Джим? Джим, я дома.  — Она говорила так же, как всегда, когда возвращалась домой с поручений. Она закрыла входную дверь и включила свет. Я повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Она выглядела точно так же. Голубое платье по-прежнему делало для нее все то же, что и прошлой ночью. Её темные волосы точно так же спадали на спину; осанка, посадка плеч, лицо, кольца на пальце — все было точно таким же, как и прошлой ночью. Как будто вообще ничего не изменилось, как будто она не провела всю ночь и все утро, предавая меня с Придурком. Это не должно быть возможно, подумал я. Должна быть какая-то видимая разница, что-то, указывающее на то, что она сделала, по крайней мере, какой-то стыд на её лице. Его не было.

— Это все ещё я, такая же, как и всегда,  — сказала она с нежной улыбкой. Конечно, она знала, о чем я думал.  — Ничего не изменилось. Моя любовь к тебе такая же, как и вчера.

— Если это правда, то, я думаю, у нас никогда не было того, о чем я думал.

Лицо Линды вытянулось.

— Джим, милый,...

— Иди наверх, прими душ и переоденься. Я распаковал твои вещи.

— Я приняла душ перед тем, как вернуться домой. Ты же знаешь, я бы никогда...

— Помойся ещё раз.

В моем голосе было рычание, которого она никогда раньше от меня не слышала. Она убежала наверх, не сказав больше ни слова.

Я думал, что у меня было достаточно времени, чтобы взять свой гнев под контроль, но, похоже, я ошибался. Я попытался взять себя в руки, пока она принимала душ, чтобы мы могли поговорить о том, что будет дальше. Я был в долгу перед нашими детьми. Она спустилась вниз, одетая в спортивный костюм, с волосами, собранными в конский хвост, и обеспокоенным выражением лица.

— Спасибо, что убрал мои вещи, Джим, но где нижнее белье, которое я разложила на кровати в гостиничном номере?

— Я выбросил его в мусорное ведро. Точно так же, как ты сделала это с нашим 

"особенным" вечером.

— Джим, я купила их специально, чтобы поделиться с тобой. Я надеялась сделать это сегодня вечером, чтобы начать компенсировать...

— Я специально снял этот гостиничный номер, чтобы разделить его с тобой, и мы знаем, как хорошо это сработало, не так ли?

Ее глаза опустились в пол. Я снова боролся за самообладание.

— Это было все, что ты ожидала?  — Вопрос повис в воздухе. Наконец Линда встретилась со мной взглядом, на её лице было обеспокоенное выражение.

— Джим, я знаю, что у тебя есть вопросы. Я знаю, что нам нужно поговорить, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, честно и полностью. Но ты уверен, что хочешь знать... это? Я скажу тебе честно, но я не хочу причинять тебе боль.

— Немного поздно думать о том, чтобы не причинять мне боль, не так ли?

Линда поморщилась.

— Я знаю, но я боюсь, что рассказ о том, что произошло, причинит тебе ещё большую боль, и это усложнит нам задачу... ну, для тебя, чтобы пройти через это, чтобы мы могли продолжить наш брак. Разве мы не можем сосредоточиться на будущем? Мы не можем позволить одной ночи разрушить всю нашу жизнь.

— Это ещё кое-что, о чем тебе следовало подумать прошлой ночью,  — ответил я. Я указал на маленькую хрустальную вазу, которую любила Линда, которая всегда стояла на нашей каминной полке.  — Сколько раз мне пришлось бы швырнуть эту вазу в камин, чтобы она разбилась? Тогда что бы тебе потребовалось, чтобы "пережить" мое безумство? Даже если бы был какой-то способ починить её, собрать все воедино, она никогда не будет прежней, не так ли?

— Джим, ты знаешь, как сильно я люблю эту вазу, но я могу обойтись без нее. Наш брак, то, что мы строили вместе почти десять лет, намного прочнее и красивее, чем эта ваза. Наша любовь создана для того, чтобы выдерживать штормы и длиться всю жизнь. Без этого я не могу обойтись. Я знаю, тебе больно, очень больно. Я знаю, что мне нужно загладить свою вину перед тобой, и я сделаю это, чего бы это ни стоило. Но прежде всего, я знаю, что ты любишь меня достаточно сильно, чтобы в конце концов забыть о своей боли, и у нас все будет хорошо.

— До прошлой ночи я знал, что ты любишь меня достаточно сильно, чтобы никогда не изменять мне. Я думаю, мы оба ошибались.

Линда откинулась на спинку стула.

— Итак, ночь и утро с Мудаком были такими, как ты ожидала?

— Марк не мудак. Он хороший человек, джентльмен. Я думаю, он бы тебе понравился, если бы все было по-другому.

— Он мудак. Любой так называемый мужчина, который подходит к женщине, которая с кем-то другим, не заботясь о том, замужем она или помовлена, и забирает её у него, забирает её домой и трахает её, просто потому, что он может,  — это мудак.

— Джим, Марк не забирал меня у 

тебя. Он не мог.

— Если он не забирал тебя у меня, где, черт возьми, ты была прошлой ночью?

— Ну, хорошо, он забрал меня на ночь, но сейчас я здесь, с тобой, и я останусь с тобой до конца своей жизни.

— Да, ты сейчас здесь со мной, потому что Мудак получил то, что хотел, и теперь он покончил с тобой.

— Нет, ты ошибаешься. Я здесь, потому что люблю тебя, потому что я твоя жена, и это наш общий дом.

— Верно. Так что, если бы Мудак попросил тебя задержаться сегодня днем, чтобы он мог трахнуть тебя ещё немного, где бы ты был сейчас?

У Линды, по крайней мере, хватило такта покраснеть.

— Хорошо, ты прав насчет этого. Но Марк был добр и уважителен ко мне все время, пока я была с ним, и я бы хотела, чтобы ты не называл его так.

— Ну, мои желания ни хрена не значили для тебя с тех пор, как Мудак подошел к тебе прошлой ночью, не так ли? Так почему, черт возьми, твои желания должны значить для меня?

Я поднялся со стула, чтобы обрушить на нее эти слова. Она испуганно отпрянула. Я откинулся на спинку стула и попытался взять себя в руки.

— Тогда все в порядке. Мы попробуем ещё раз. Это было все, что ты ожидала?

— Все и даже больше.

В её взгляде, когда она посмотрела прямо на меня, было и сочувствие, и решимость.

Ну, я же сам об этом просил, не так ли? По крайней мере, она, казалось, серьезно относилась к тому, чтобы говорить правду. Я вздохнул. С таким же успехом я мог бы заняться этим и выяснить, насколько серьезен был ущерб.

— Как это началось?  — спросил я. Линда на мгновение задумалась.

— Я была шокирована, когда Марк пригласил меня на танец. Ты знаешь, я не пыталась привлечь его внимание, я была уверена, что он пригласит кого-нибудь другого. Потом он пригласил меня, и я увидела зависть в глазах Ди и поняла, что у меня никогда не будет другого шанса сказать, что я танцевала с Марком Лавальером, поэтому я протянула ему руку. Я слишком нервничала, чтобы что-то сказать. Я даже не назвала ему своего имени, пока мы не оказались на танцполе, и он не спросил. Я знала, что сказала, что буду танцевать только с тобой, но я думала, что потанцую с ним пару танцев, и все. Я бы вернулась к тебе, и ты бы понял.

— Мне понравилось танцевать с Марком. Он очень хороший танцор, как ты наверняка заметил. Он подумывает о том, чтобы преподавать бальные танцы, когда закончит с футболом, если у него не отвалятся колени. Я думаю, у него это хорошо получится.

— После второго быстрого танца я подумала, что мы закончили. Как раз в тот момент, когда я собиралась поблагодарить его за танец, оркестр заиграл медленную песню, и его руки обвились вокруг 

меня. Это звучит как клише или рассказ про глупого влюбленного подростка, но с этого момента я забыла обо всем, кроме него. Он ничего не сказал, но тогда я поняла, что он хочет от меня гораздо большего, чем танец. Почти в то же мгновение я поняла, что отдамся ему. Я на самом деле не решала, я не думала об этом, я просто знала, как будто мне сказали. Во время второго медленного танца он спросил меня, готова ли я. Ему не нужно было объяснять, что он имел в виду. Я кивнула, я не могла говорить.

— "Там есть задняя дверь рядом с туалетами. Скажи, что тебе нужно идти, и я встречу тебя там". Я оценила, что он был достаточно джентльменом, чтобы не подойти к нашему столику и не ткнуться в него лицом. Затем он подошел к своему столику, а ты усадил меня и взял за руку. Я уверена, ты заметил, как я нервничала.

— Я сделала это. Как идиотка, я думала, что после танца с ним тебе не терпится быть со мной. Мне никогда не приходило в голову, что ты не мог дождаться, когда уйдешь от меня.

— Я все время говорю тебе, я не бросала тебя. Это ничем не отличалось от выполнения поручений или похода на работу. Я знала, что вернусь, когда закончу, точно так же, как я всегда буду возвращаться.

— Правда? Так ты действительно думаешь, что сбежать, чтобы провести ночь, трахая с мудаком, ничем не отличается от похода в продуктовый магазин?

— Ну, нет, не совсем, но все равно это было не так, как если бы я действительно решила уйти от тебя.

— Черт возьми, на самом деле оказывается она не уходила!

Она вздрогнула, как будто я дал ей пощечину. Я снова боролся за контроль.

— Если бы я вмешался, ты бы осталась со мной?

Линда подняла на меня глаза и задержала их взгляд.

— Нет.

Думаю, я тоже просил об этом. Мне пришлось отвернуться от нее.

— Тогда я так мало значу для тебя.

— Нет, Джим! Никогда так не думай! Ты значишь для меня целый мир!

— Чушь собачья, Линда. Действия говорят громче, чем слова, и с того момента, как Мудак заговорил с тобой, вплоть до сегодняшнего дня, твои действия говорят, что я ничего для тебя не значу.  — Я бросил взгляд на часы на каминной полке.  — Пришло время забрать детей. Я привезу их домой. Я помогу им устроиться, а потом уйду. Я вернусь завтра вечером. У меня было все это, с чем я могу справиться.

— Джим, я сделала это не для того, чтобы причинить тебе боль. Пожалуйста, не делай ничего такого, что усложнит нам жизнь вместе.

— Верно, ты уже позаботилась об этом, не так ли?

— Пожалуйста, Джим, подумай об Эмме и Томми. Подумай, что это может с ними сделать.

— Ты имеешь в виду, что прошлой ночью ты думала о том, что 

ты с ними будет? Нет. Ты не имеешь права так говорить. Ты не можешь прятаться за ними,  — рявкнул я на нее.

Линда выглядела так, словно увидела привидение.

— Пока меня не будет, я хочу, чтобы ты записала, что произошло прошлой ночью и этим утром. Я уже знаю, что Мудак трахнул тебя до бесчувствия, тебе не обязательно вдаваться во все это, но мне нужно знать, что ты думала и чувствовала, и я не думаю, что смогу находиться в одной комнате с тобой, пока ты мне рассказываешь. Прямо сейчас я едва могу смотреть на тебя, но мне все ещё нужно знать, что произошло. Может быть, все будет не так плохо, если я смогу прочитать это, а не услышать.

— Я сделаю все, что ты попросишь, Джим. Но как я могу начать заглаживать свою вину перед тобой, если тебя здесь нет? У меня действительно есть планы на сегодняшний вечер.  — Она неуверенно улыбнулась мне.

— Нет, пока ты не покажешь мне анализы на ЗППП от своего врача.

— О.  — Линда покраснела.  — Тебе обязательно так смущать меня, Джим? Марк — спортсмен, он должен быть чистым, я в этом уверена.

— Да, я уверен, что он сказал бы это, если бы ты догадался спросить. Но ты этого не сделала, не так ли?  — Я схватил пальто и направился к двери. Она только что подтвердила, что позволила Мудаку трахнуть её без резинки, совершенно не заботясь о том, что она может заработать болячку и передать потом её мне. Дерьмо.

— Я люблю тебя, Джим.

— Прямо сейчас, Линда, я понятия не имею, что ты имеешь в виду.

Эмма и Томми бросились через гостиную миссис Портер ко мне, как только я переступил порог. Я опустился на колени и подхватил по одному из своих детей на руки, в то время как они визжали "Папа!" мне в уши. Ни один из них не согласился бы подождать, чтобы его посадили вторым, пока я усаживаю другого, чтобы дойти до машины, поэтому миссис Портер помогла мне взять по рюкзаку детского размера в каждую руку и махнула мне рукой, чтобы я вышел из её двери.

Ни один из них не замолкал ни на мгновение, когда я пристегнул их, завел машину и поехал домой. Можно было подумать, что они уехали на неделю, судя по количеству важных вещей, которые они должны были мне рассказать. И, конечно, они должны были поправлять друг друга почти во всем, потому что их брат и сестра никак не могли сделать это правильно. Это было громко, это было хаотично, и я не смог бы вставить ни слова, даже если бы захотел. Это было именно то, что мне было нужно.

Когда мы вернулись домой, им, конечно, пришлось проделать ту же процедуру с Линдой, что дало мне время распаковать их рюкзаки и собрать вещи для моей собственной ночевки. Наконец они закончили, мы поужинали и, как всегда, вместе почитали.  

Это было хорошее время для семейных уз, а затем время для укладывания их в постели. Я поцеловал их, когда мы укладывали, и эти поцелуи были обещанием им. Что бы ни сделала Линда, что бы с нами ни случилось, я поступлю правильно по отношению к своим детям. Чего бы это ни стоило.

— Я думала о том, что ты просил меня сделать, Джим. Ты абсолютно уверен, что хочешь получить это в письменном виде? Ты хочешь вернуться на назад и прочитать это снова, и тебе снова будет больно?

— Я никогда не хотел ничего из этого, но ты все равно это сделала. Очевидно, то, чего я хочу, для тебя больше ни хрена не значит. Я знаю, что мне будет неприятно это читать, но я должен понять это, если я собираюсь принимать правильные решения в будущем. Так что нет, я не хочу это читать, но я должен.

Рука Линды потянулась ко мне, чтобы погладить мою шею, как она всегда делала, когда я был напряжен. Я отступил на шаг от нее. Её рука опустилась, а лицо побледнело.

— Думаю, я понимаю. Это будет трудно, но я сделаю то, о чем ты просишь. Я сделаю это... Я отмечу те части, которые, по моему мнению, будут болеть сильнее всего, чтобы вы могли пропустить их. Если ты, конечно, захочешь.

Она пыталась помочь мне, как всегда делала, когда я был в стрессе. Только это не сработало так хорошо, когда она вызвала стресс. Я кивнул и взял свою ночную сорочку.

— Увидимся завтра после ужина.

— Я люблю тебя, Джим.

— Знаешь, я действительно раньше в это верил.

В нескольких кварталах от моего офиса был небольшой местный бар под названием "Жаждущий разум". Он был сделан так, чтобы выглядеть как паб для рабочих 19 века, и в нем была соответствующая атмосфера, но он находился не в той части города, чтобы привлечь настоящий сброд. Я иногда ходил туда, чтобы расслабиться, это было просто подходящее место. В течение следующих нескольких часов я выпил пару кружек пива и задумался. Во всяком случае, я говорил себе, что делаю именно это, но не могу вспомнить ни одной мысли, которая у меня была. Так что, наверное, я просто сидел там и страдал до самого закрытия.

Я провел ночь в своем кабинете. Почему бы и нет? Это было рядом, это было бесплатно, я знал, что меня никто не побеспокоит, и я все равно не собирался много спать. На следующее утро я взял немного завтрака и немного поразмыслил. Мне нужно было кое-что выяснить, если не ради себя, то хотя бы ради Эммы и Томми.

Будущее, которого я хотел с женщиной, которую любил, разлетелось вдребезги, по крайней мере, так мне казалось. Чего я хотел сейчас? Мне придется разобраться в этом и сделать так, чтобы это произошло самостоятельно, потому что то, чего я хотел, явно не имело значения для Линды. Дети 

были на первом месте, это было очевидно. Они заслуживали стабильного дома, где их поощряли бы развиваться и полностью раскрывать свой потенциал. Я не принял бы ничего меньшего ни от себя, ни от Линды. Это не подлежало обсуждению.

А как насчет Линды? Казалось, она все ещё думала, что как только я оправлюсь от своей боли, мы вернемся туда, где были раньше. На это не было ни единого шанса. Я знал, что со временем мне будет не так больно больно, но это не изменит ни одной из реальных проблем. Память о её предательстве останется со мной на всю оставшуюся жизнь, и, несмотря на её протесты, никто из нас больше не будет прежним.

Значит, мы с Линдой закончили? Я не видел другого решения. Что это значило для Эммы и Томми? Я содрогнулся при мысли о том, что их будут возить взад и вперед из одного места в другое, а выходные и праздники будут распределены между Линдой и мной. Дети всегда пытаются натравить одного родителя на другого, и это никогда не идет им на пользу. Если бы мы с Линдой развелись, мы бы все это слишком упростили. Эмма уже обвела меня вокруг своего мизинца, к тому времени, когда она станет подростком, я стану полным ничтожеством. Линда была бы такой же с Томми: этот озорной взгляд и улыбка с ямочками на щеках уже были способны растопить самую суровую решимость его матери до консистенции липкой карамели. Нет, нам обоим пришлось бы работать вместе, чтобы вырастить эту пару. Я должен был придумать какой-нибудь способ, чтобы это произошло. Но как?

Я был рад, что мне пришла в голову идея попросить Линду все записать. Я мог бы вернуться и перечитать части, которые не имели для меня смысла, и если бы я стал слишком эмоциональным, я мог бы отложить это в сторону и продолжить позже. Я заметил, что не очень хорошо соображаю, когда злюсь или горюю.

Я был удивлен, осознав, что да, я горевал. Что-то драгоценное для меня, обещание, что я "с этого дня и впредь" почти десять лет назад буду единственным и неповторимым для Линды в этой самой интимной встрече, вера в то, что я всегда буду первым в её сердце, даже вера в то, что она никогда намеренно не будет жестокой ко мне, все это ушло навсегда. Неужели она тоже скучала по этому? Она, конечно, без колебаний отдала все это, сожалела ли она об этом сейчас?

В воскресенье вечером я вернулся домой под обычное бурное приветствие моих детей. Мысль о том, чтобы разочаровать их, чуть не разбила мне сердце. Поэтому, когда Линда поприветствовала меня улыбкой и обняла, я согласился.

— Что ты сказала им о том, где я был?  — прошептал я ей на ухо.

— Какое это имеет значение?  — Я почувствовал, как она напряглась.

— Хочу, что бы наши версии совпадали.

Она расслабилась.

— Я сказала, что ты 

был в своем офисе.

Я усмехнулся.

— Что в этом такого смешного?

— Я там как раз и был.

— О.  — она отстранилась и улыбнулась мне. Наши взгляды встретились. Я печально улыбнулся и пожал плечами. Черт, эта женщина хорошо меня знала. Тогда почему она это сделала... Неважно.

Первый вопрос Линды после того, как дети легли спать, удивил меня, хотя, вероятно, этого не должно было быть.

— Джим, где мы будем спать сегодня вечером? Я отчаянно хочу, чтобы мы занялись любовью сегодня вечером, но я понимаю, почему мы не можем. Я готова спать где-нибудь в другом месте, но я не думаю, что на диване получится, и мы не починили надувной матрас после того, как он лопнул летом.

— Ты права, и кровать Эммы слишком мала для тебя, чтобы делить её. Кроме того, если она или Томми проснутся ночью, мы оба должны быть там, где, по их мнению, мы должны быть. Я думаю, нам обоим следует спать в нашей постели, но при первом намеке на что-либо сексуальное ты оказываешься на полу.

— Я понимаю,  — грустно сказала Линда. Она вздохнула и вытащила пачку исписанной от руки бумаги из ящика кофейного столика.  — Я потратила на это много времени. Я подозреваю, что одна из причин, по которой ты ушел, заключалась в том, чтобы дать мне время подумать обо всем без твоего присутствия здесь. Это было умно с твоей стороны, и я ценю это. Ты хорошо меня знаешь, хотя сейчас, возможно, так не думаешь.

— Я пыталась подумать о вопросах, которые у тебя могли бы возникнуть, и о вещах, которые тебя беспокоят, и ответить на них так честно и полно, как только смогу. Я знаю, тебе будет больно читать кое-что из этого, и я плакала, когда писала это. Боже, это было тяжело. Я знала, что могла бы смягчить часть боли, солгав тебе или что-то скрыв, но ты прав в том, что нам нужно раскрыть правду. Я обещаю, что каждое слово, которое я написала, и каждое слово, которое я скажу тебе, является чистой правдой, как бы это ни выглядело. Я не буду лгать тебе ни по какой причине. Осторожно, почти застенчиво, она вложила бумаги мне в руку.

— Спокойной ночи, Джим. Я люблю тебя.  — Она поцеловала меня в макушку и ушла.

Я уставился на бумаги в своей руке. Мне всегда нравился почерк Линды: он был женственным, без вычурности или ребячества, разборчивым и плавным, без суетливости. Это была она, точно так же, как она одевалась и держалась, и она знала, что мне это нравится. Вот почему она написала это от руки, а не напечатала. Я вздохнул и начал читать.

"Дорогой Джим,

Вчера днем, когда ты уходил, ты сказал, что не знаешь, что я имела в виду, когда сказала, что люблю тебя. Я была ошеломлена. Я не думала, что ты мог иметь в виду то, как ты это сказал, после того, как 

мы так долго любили друг друга. Я думаю, ты имел в виду, что если бы я любила тебя так, как ты думал, я не смогла бы сделать то, что сделала в пятницу вечером. Я бы согласилась с тобой за пять минут до того, как Марк подошел к нашему столику. За минуту до этого, если бы ты спросил меня, могу ли я изменить тебе с кем-нибудь, не говоря уже о том, чтобы уйти от тебя в ту самую ночь, я бы рассмеялась и сказала тебе, что этого никогда не случится. И тут это произошло.

Моя любовь к тебе не изменилась. Клянусь, это так. Ты дал мне возможность попытаться объяснить, как это может быть правдой, учитывая то, что я сделала в пятницу вечером, и я сделаю все возможное. Во-первых, пожалуйста, знай, что я сделала это не для того, чтобы причинить тебе боль или унизить тебя, хотя я знаю, что это так, или чтобы отомстить тебе за что-то. Я думаю, в глубине души ты это знаешь. Кое-что из того, что ты здесь прочитаешь, причинит тебе сильную боль. Но ты просил меня быть откровенной и честной, и я сделаю все, что в моих силах.

Мне нужно, чтобы ты понял, что я чувствовала в объятиях Марка. Я остро осознавала его размеры и его силу каждое мгновение, когда была с ним. Это заставляло меня чувствовать себя маленькой и беспомощной, хотя он никогда и близко не подходил к тому, чтобы принуждать меня. Я чувствовала себя ошеломленной, почти поглощенной им. Не то чтобы у меня не было воли, просто моя воля была окружена его волей. Это было не так, как если бы у меня не было выбора, это было так, как если бы все решения были уже сделаны. Я почувствовала это почти мгновенно, когда он заключил меня в объятия для первого медленного танца. В тот момент я принадлежала ему, чего бы он ни хотел, пока он хотел меня, и мы оба это знали. Я не делал сознательного выбора, я просто был.

Понравилось ли мне это чувство? В то время — да. Что я чувствую по этому поводу сейчас? Мне не нравится мысль о том, что я могла добровольно уступить кому-либо такой контроль над собой, но я должна признать тот факт, что я это сделала, и тому, кто, как я знала, совсем не заботился обо мне. Я не прилагала абсолютно никаких усилий, чтобы взять ситуацию под контроль, я просто шла с ним и наслаждалась поездкой. Было бы то же самое с любым другим большим, сильным, напористым мужчиной, который не был "тем" Марком Лавальером? Я так не думаю. Ты знаешь, что Пол большой и сильный, и иногда он может быть напористым, но я никогда не чувствовала ничего такого, танцуя с ним, как с Марком. Так что, я думаю, это, должно быть, был просто Марк.

Когда 

я подала знак Ди отвести меня в туалет, она уже знала, о чем идет речь. Она сказала что-то о том, что он хочет единственную красивую девушку в комнате, которая не пошла за ним. Я думаю, что она, возможно, немного ревновала. Затем она сказала мне, как мне повезло, и что она позаботится о том, чтобы ты не узнал об этом достаточно долго, чтобы я могла уехать, и напомнит тебе, как сильно я тебя люблю. Она велела мне повеселиться и рассказать ей все об этом. Потом я вышла за дверь, а Марк ждал меня там с моим пальто. Я не знаю, как он получил пальто без жетончика из гардероба, я думаю, это потому, что он знаменитость. Когда он положил руки мне на плечи после того, как помог мне надеть пальто, я почувствовала себя такой же ошеломленной и одержимой, как и в его объятиях на танцполе.

Он отвез меня к себе домой, взял мое пальто, повесил его и включил какую-то тихую музыку. Мы немного потанцевали в его гостиной. Я не знаю, почему он это сделал: может быть, он пытался показать мне, что он джентльмен, не затащив меня прямо в постель. Я оценила это и сказала ему об этом. Мы целовались во время танца. Он полностью контролировал себя, как и после того первого медленного танца в клубе.

После того, как мы немного потанцевали, Марк подхватил меня на руки и понес в свою спальню. Он уложил меня на спину в своей постели. Он нежно раздел меня, почти поклоняясь мне, так медленно и трепетно это делал. Когда он раздел меня до нижнего белья, я была возбуждена так, как никогда в жизни.

Я понятия не имею, как долго мы занимались сексом. Это казалось вечностью, и прости меня, Джим, но вечность была именно тем, чего я хотела. Однажды после того, как мы прервались, я ненадолго подумала написать тебе, чтобы сообщить, что я в безопасности, и сказать, что люблю тебя, но я просто слишком устала. Все, о чем я мог думать, так это о сне.

Я проснулась в объятиях Марка. Даже в полусне я испытывала то же одержимое чувство, что и в клубе, и во время нашего секса. Он проснулся, и мы сделали это снова, потом он приготовил мне завтрак. Это было не так хорошо, как когда ты это делаешь, но он измотал меня до такой степени, что я бы съела все, что угодно, даже картофельные оладьи. (Слава богу, он не готовил картофельные оладьи.) Затем мы были вместе в последний раз, медленно и нежно. Я снова приняла душ (у него есть биде, и я тщательно им пользовалась), оделась, и он отвез меня домой.

Когда я села в его машину, я почувствовала, что снова могу делать выбор, как будто он отпустил меня или что-то в этом роде. Я знаю, это звучит глупо, но именно так 

я себя и чувствовала. Я думаю, может быть, ты был прав: он получил то, что хотел, и больше не хотел меня, и я это чувствовала. Поэтому я сразу же начал думать о тебе и о том, как ты, должно быть, опустошен. Я знала, что нас ждут трудные времена, но я ни на секунду не верила, что наш брак в опасности. Наша любовь слишком сильна, мы просто слишком идеальны друг для друга.

Марк заехал на нашу подъездную дорожку, сказал "Спасибо за чудесный вечер и утро", обнял меня и в последний раз легонько поцеловал. Он оставался на подъездной дорожке, пока я не открыла входную дверь, как ты всегда делал, когда мы встречались. Я ожидала, что он делает это на всех своих свиданиях, но все равно с его стороны было мило это сделать. Я улыбнулась и помахала рукой, он улыбнулся и помахал, и все было кончено. Я вошла в нашу парадную дверь, горя желанием показать тебе, как сильно я тебя люблю и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Я чувствую себя точно так же сейчас, когда пишу это.

Я не думаю, что Марк думал, что он что-то делает с тобой. Я думаю, он просто предположил, что у него есть право на меня, точно так же, как у него было бы право на любую женщину, которую он хотел. Он выбрал меня, и на этом все закончилось. Не то чтобы он заставил бы меня, если бы я сказала "нет", я уверена, что он пошел бы к кому-нибудь другому. Он был абсолютно уверен, что я не откажу ни в чем, чего бы он ни хотел, и он был прав.

Ты должен знать, что Марк был добр и внимателен ко мне все это время. Он не обращался со мной плохо, отнюдь нет. Он был рыцарем и джентльменом. Он обращался со мной как с леди, открывал для меня двери и все такое. Он даже удивил меня, вспомнив мое имя на следующее утро. Я знала, что дело не во мне, я совершенно уверена, что он поступил бы так же с любой другой женщиной, и делал это часто. И все же я не могу не думать о нем хорошо как о мужчине из-за этого.

Эта часть будет больной, Джим. Я плачу, когда пишу, думая о том, что ты почувствуешь, когда прочтешь это. Слезы на бумаге — это такое клише. Я "позаимствовала" пару твоих носовых платков из твоего комода. Они будут испорчены, когда я закончу это. Я куплю тебе несколько новых на этой неделе. Мне бы и в голову не пришло написать или рассказать тебе об этом, если бы ты не попросил меня об этом.

Марк — превосходный любовник — без сомнения, из-за большой практики на многих женщинах. Он очень, очень хорошо разбирается в женском теле. Он знал, что доставит мне удовольствие и возбудит меня лучше, чем я 

сама знала, и использовал свое тело. Он знал, когда быть нежным, а когда быть решительным, но даже в его самые решительные моменты я никогда не чувствовала принуждения: это было то, чего я хотела так же сильно, как и он. Он всегда был полностью ответственным, даже в самых нежных своих проявлениях. Это было так, как если бы я была инструментом, а он был виртуозным исполнителем, и он был великолепен.

Я читала и слышала, что секс иногда описывается как мужчина, обладающий женщиной. Я никогда по-настоящему этого не понимала, но теперь понимаю. Ты относишься ко мне как к равному во всем. Если речь идет о владении, то это взаимно: мы принадлежим друг другу. Марк овладел мной с того момента, как обнял меня на танцполе, пока не усадил в свою машину, чтобы отвезти домой, и в этом не было ничего взаимного.

Я ответила ему, полностью и безоговорочно. Я потеряла счет тому, сколько раз я кончала, через некоторое время они слились в один большой оргазм. С того момента, как он взял меня на руки, он подчинил себе мои чувства до такой степени, что не осталось места ни для чего другого, включая то, что для меня важнее всего на свете: тебя и наших детей.

Это самая худшая часть. Я плачу, когда пишу это, но ты спросил, так что я должна тебе сказать. Мне так жаль, Джим, но это будет больно. Марк очень, очень опытный любовник. Со всем тем опытом, который у него был, он должен быть таким. Если бы это было не так, это означало бы, что он дурак, которым он не является. Это был, безусловно, лучший секс, который я когда-либо представляла, не говоря уже о том, чтобы иметь его вживую. Он хорошо учился и практиковался, так что может такое устроить любой женщине. Я имею в виду именно то, что я написала: это было представление, и оно было не со мной или для меня, оно было на мне. У тебя никогда не будет такого опыта, как у него, слава Богу! Но ты так многому научился за то время, что мы были вместе, как и я. У тебя есть гораздо лучший мотив: ты хочешь учиться, потому что любишь меня. Это гораздо ценнее для меня, чем даже самый лучший секс.

Это самая трудная часть. Я думаю, что дальше будет легче. Во всяком случае, я на это надеюсь. Твой второй носовой платок почти промок.

Марк хотел подарить мне отличный секс и доставить мне удовольствие, и он сделал это, но на самом деле это не имело никакого отношения ко мне как личности. Я была для него просто ещё одной женщиной. Я думаю, что он был бы таким же с любой женщиной, но это из-за того, кто он есть, а не из-за того, кто будет она. Для такого интимного акта это было почти безлично.

Еще одна вещь,  

которую ты должен знать. Если бы Марк Лавальер встал передо мной на колени и попросил меня развестись с тобой и выйти за него замуж, я бы сказала ему "нет". Это было бы правдой, даже если бы у нас не было Эммы и Томми. Если бы я была одинока, и вы с Марком попросили бы меня выйти за вас замуж, я бы выбрала тебя в мгновение ока. Мне не нужно было бы думать об этом, и я бы ни о чем не сожалела. Он превосходный любовник, ты превосходный мужчина. Он может быть неофициальным героем города, ты мой официальный герой.

Как я могу сказать, что ты мой герой, когда я сказала тебе, что у меня был лучший секс с Марком? Ни ты, ни я не верим, что существует такая вещь, как "просто секс". Я тоже не думаю, что это был "просто секс" для Марка. Если бы это было так, это было бы не так хорошо. И это было то, на что мы тратили большую часть нашего времени. Но то, что у нас с тобой есть вместе, важнее всего, что мы с Марком сделали. Если бы я променяла то, что у нас с тобой есть, на целую череду ночей с Марком, я была бы самым большой дуррой в мире.

Я не люблю Марка. Ни капельки. Он мне нравится, я уважаю его за то, какой он и кто он, и мне понравилось проводить с ним время, но это все. Все кончено, раз и навсегда, и я более чем готова двигаться дальше с тем, что действительно важно для меня: вернуться туда, где мое сердце, и где оно находилось в течение последних десяти лет.

Что возвращает меня к началу этого письма. Как я могла это сделать, любя тебя так, как я знаю, что люблю? Или, говоря по-другому, почему моя любовь к тебе не остановила меня? Я не уверена, что полностью понимаю, но вот, что я думаю. Когда я встала, чтобы потанцевать с Марком, я думала, что это будет пара танцев, несколько минут поддразнивания со стороны наших друзей, и на этом все закончится. Мужчина, которого хотела каждая женщина за нашим столиком, хотел танцевать с "все тем же старым мной". Поэтому я пошла танцевать с ним. В то время я понятия не имела о чем-то большем, чем это: просто пара танцев. Что в этом может быть плохого? Затем начались медленные танцы.

Я думаю, что такие мужчины, как Марк, действительно верят, что у них есть право на любую женщину, которую они хотят. Как там сказал Генри Киссинджер: "Власть — это высший афродизиак"?" Когда Марк так уверенно и решительно отстаивал свое "право", мне даже не пришло в голову усомниться в этом. Если я вообще думала, то это было что-то вроде "О, конечно", и я больше не думала об этом, кроме как быть польщенной тем, что 

он хотел меня. Это был просто тот, кто он есть.

Дело не в том, что я перестала любить тебя или детей. Это было больше похоже на то, что я вообще не думала и не любила, все во мне просто реагировало на него, как инструмент реагирует на музыканта. Я ещё раз скажу, что в моем сердце не было и нет любви к Марку. Мое сердце дома, где ему и место, с тобой и нашими детьми, и там оно всегда останется.

Джим, я знаю, что тебе ужасно больно, и я знаю, что тебе потребуется время, чтобы выздороветь. Потрать столько времени, сколько тебе нужно. Делай все, что тебе нужно. Я прошу только о двух вещах: не делай ничего, что могло бы навредить детям, и, пожалуйста, не заводи любовницу. Я знаю, это звучит лицемерно, но это уничтожило бы меня. Я сделаю все, чтобы помочь тебе исцелиться. (Я уже договорилась о том, чтобы завтра утром у меня взяли кровь на анализы.) Даже самые сильные раны со временем заживают, и я буду рядом с тобой столько, сколько потребуется, и навсегда.

Я знаю тебя очень, очень хорошо, и я знаю, что ты любишь меня. Я вижу это в твоих глазах, за болью. Я чувствую это, когда пишу это письмо, даже если тебя нет дома. Я доверяю этой любви свое будущее и будущее моих детей. Я знаю, ты расстроен тем, что моя любовь к тебе не помешала мне позволить Марку провести нашу особенную ночь и позаимствовать вещи, которые, как я обещала, будут только твоими. Я понимаю, но теперь все, что он одолжил, было возвращено, и, как и моя любовь к тебе, они неизменны и будут твоими, пока у меня есть дыхание.

С любовью, как всегда,

Линда".

Я был измотан. Я попытался проскользнуть в постель, не разбудив Линду, но как раз в тот момент, когда я собирался заснуть, я услышал её сонный голос.

— Ты это читал?

— Да.

— Все?

— Дважды, что-то перечитывал.

— Да помогут нам небеса.

Я думаю, мы оба плакали, пока не уснули.

Мы с Линдой сели на диван после того, как дети легли спать, с нашим обычным бокалом вина.

— Как прошел твой день?  — она спросила.

— Обычный, 100% понедельник,  — устало ответил я.

— Мне очень жаль,  — ответила она.  — На самом деле мой был не так уж плох. Было облегчением, что есть о чем подумать, кроме...  — Она замолчала.

— Да, жаль, что я не смог так сделать,  — я не смог сдержать резкость в своем голосе. Я почувствовал, как она отшатнулась от меня.

— Ди звонила сегодня днем,  — продолжила Линда через мгновение.

— Да? Чего она хотела?

— Она не так плоха, как ты думаешь, Джим. Она спросила о тебе первым делом, ещё до того, как спросила о Марке. Она говорит, что ей жаль, что тебе так больно, но она знает, что все наладится, и в конце концов все это станет просто ухабом на 

дороге.

— Это показывает, как много она знает.

Несколько мгновений мы сидели молча. Мы выглядели и звучали так же, как всегда: просто ещё одна ночь, проведенная дома. Я мог бы сказать, что было что-то другое: пространство или барьер или что-то между нами, чего не было на прошлой неделе. Я думаю, Линда тоже это почувствовала.

— У тебя есть какие-нибудь вопросы, Джим? О том, что я написала?

Я покачал головой, раздумывая, с чего мне начать.

— Там было кое-что, что я надеялся там найти, но не нашел.

— Что?

Я чувствовал её напряжение.

— Любой признак того, что ты понимаешь, что мне придется пережить, если мы останемся вместе.

Я почувствовал, как она вздрогнула.

— Ты хочешь поговорить об этом сегодня вечером, или ты слишком устала? Тебе нужно знать, но это не обязательно должно быть сегодня вечером.

— Чем скорее ты это выяснишь, тем скорее сможешь начать исцеление. Давай сделаем это сегодня вечером.

Я собрался с мыслями.

— Допустим, мы были на свидании, как пара, с нашими друзьями. Ты ушла от меня и ушла с другим мужчиной, и провела всю ночь и следующее утро, трахаясь с ним. Если бы ты сделала это на нашем первом свидании, было бы второе?

— Но, Джим, это был Марк...

— Какая, черт возьми, разница, что это значит? Кем бы он ни был, ты выбрала его, а не меня. На первом свидании? Хорошо. Это твоё право. Желаю тебе хорошей жизни и не позволяй двери ударить тебя на выходе. Я не буду думать о тебе хорошо, я, конечно, больше не буду тебе звонить, но я переживу это. Но после почти десяти лет брака? Как я должен пройти через это?

— Джим, я все пытаюсь тебе сказать, что я не выбирала Марка вместо тебя.

— Черт возьми, ты это сделала! Всю оставшуюся жизнь мне придется смириться с тем фактом, что я твой первый выбор, только когда Мудак недоступен.

Линда была в ужасе.

— Джим, ты всегда был моим первым выбором, ты был им более десяти лет. Одна ночь этого не изменит.

— Одна ночь действительно изменила это, или, может быть, этот вечер просто показало это. Ты выбирала Мудака вместо меня при каждом удобном случае, с того момента, как он пригласил тебя на танец, и до тех пор, пока он не решил, что с тобой покончено.

— Как я могу заставить тебя увидеть, что это неправда?

— Ты не можешь, потому что это правда. И не вешай мне лапшу на уши насчет того, что ты на самом деле ничего не решила, или твой выбор уже был сделан. Ты решила подать знак Ди, чтобы она отвела тебя в туалет. Ты решила сказать ей, чтобы она прикрыла тебя. И когда ты вышла из туалета, ты решила идти к Мудаку, а не от него. Ты каждый раз выбирала его, а не меня.

Линда на мгновение замолчала.

— Может быть, я просто не хочу, чтобы это было правдой,  — 

почти прошептала она.  — Я не хочу думать, что я из тех женщин, которые могли бы это сделать, даже если бы все мои друзья думали, что это нормально. Что, кстати, они и делают: Ди сказала мне сегодня днем. Но я обещаю тебе, что это не то, что у меня на сердце. Помнишь, всего неделю назад, когда ты знал все о моем сердце, а я знала все о твоем? Что за бардак.

Она печально покачала головой и продолжила.

— Я знаю, что причинила тебе сильную боль, и я не могу этого исправить. Но даже самые сильные раны со временем заживают, не так ли? Это не должно повлиять на все наше будущее, правда?

— Ты права, что со временем эта рана будет болеть меньше, но разве ты не видишь, что это гораздо больше, чем просто боль? То, что ты сделала в пятницу вечером, навсегда изменило наш брак. Это показало мне, что вещи, которые, я был уверен, я знал о тебе и о нашем браке, были неправильными. Основные вещи, такие как то, что ты всегда будешь рядом со мной, как то, что мы обещали, навсегда останется личным только для нас, даже вера в то, что ты не будешь жестока со мной. С вечера пятницы все это исчезло. Все это неправда и никогда больше не будет правдой. Так что же осталось, на что я могу рассчитывать?

Линда на мгновение задумалась.

— Подумай о нашей машине. Знаешь, она не броская, не броская машина семейная, для нас и наших детей, которую мы выбрали вместе. Та, в которой мы и наши дети смеялись, плакали, покупали продукты и проводили отпуск. Я люблю нашу машину, потому что она наша, и я бы не променяла её ни на что. Но, скажем, внезапно, под влиянием момента, у меня появилась возможность протестировать Маsеrаti. Я никогда даже не думала о том, чтобы захотеть этого, но это было так, и все наши друзья смотрели на меня с завистью, и я сказала "да". Я открыла дверь и почувствовала, как участился мой пульс, и почувствовала ветер в волосах. Я ехала на нем быстрее, чем когда-либо прежде, и мне это полностью понравилось. Затем я поехала на нем обратно в дилерский центр и увидела нашу уютную, красивую машину, стоящую на стоянке и ожидающую меня. Я поблагодарила продавца и вернула ему ключи. Мне понравился этот опыт, но если бы он предложил мне 50 000 долларов за обмен нашей машины на Мазерати, я бы рассмеялась и отказался от неё, и ни на секунду не пожалев об этом.

— Да, теперь я водила "Мазерати". У меня был секс с другим мужчиной, который очень хорошо умеет доставлять удовольствие женщине. Я наслаждалась этим в полной мере, но все кончено. Теперь я дома, а дом — это то место, где я хочу остаться.

— Так что же произойдет, когда кто-то предложит тебе тест-драйв на 

Lаmbоrghini? Или, может быть, усовершенствованный классический Мустанг? Или, может быть, предложат тебе Маsеrаti, чтобы ты держались рядом с нашей машиной, чтобы у тебя было лучшее из обоих миров?

Линда яростно замотала головой.

— Нет, Джим. Никогда. У меня есть все, что я хочу, прямо здесь.

— Разве это не то же самое, что ты сказала бы о Мазерати до вечера пятницы?

Она вздохнула, но не ответила на вопрос.

— Джим, я не изменилась. Я все ещё просто я, такая ж, как и прежде, как всегда. Я знаю, что с тех пор, как я вернулась домой в субботу, ты искал во мне что-то другое. Ты ведь не нашел его, не так ли? И ты этого не сделаешь, потому что этого нет. Это не заняло даже 24 часа из всей нашей совместной жизни. Мы не можем позволить этому сломить нас, Джим. Мы не можем. Пожалуйста, скажи мне, что делает это для тебя сложнее, чем должно быть.

Настала моя очередь задуматься.

— Ты продолжаешь настаивать, что не изменилась. Но если ты права в этом, то я ошибался на твой счет в течение десяти лет, потому что я бы поклялся, что ты никогда не смогла бы сделать то, что сделала в пятницу вечером. Если я ошибался в чем-то настолько фундаментальном, то в чем ещё я ошибался? Что, если вообще что-то осталось от того, что я думал, что знаю о тебе? Ты все ещё не ответила на этот вопрос.

Линда продолжала пытаться доказать, что ничего не изменилось. На следующий вечер я вернулся домой, почувствовав запах вкусного ужина, и увидел свою прекрасную жену в голубом вечернем платье и улыбку, которая старалась быть как можно лучше, но была предана её неуверенностью. Я ничего не мог с собой поделать, все, что я мог видеть,  — это моя жена в объятиях Мудака, дающая ему свою лучшую улыбку, жаждущая того, что они скоро будут делать вместе. Я вздрогнул и отвернулся от нее. Её лицо сморщилось, в голубых глазах выступили слезы. Я увидел Эмму и Томми позади нее, которые ставили столовое серебро на стол, но пристально наблюдали за нами.

Я закрыл глаза и обнял Линду. Я почувствовал, как у нее перехватило дыхание, когда она попыталась не заплакать перед детьми.

— Я не имела в виду... Я имела в виду...

— Шшшш,  — прошептал я ей на ухо.  — Я знаю, что ты пыталась сделать, но ещё слишком рано. Я ещё не готов к этому.

Я задавался вопросом, наступит ли когда-нибудь день, когда я буду готов к этому.

— Ты хочешь, чтобы я переоделась?

— Нет, дети бы поняли, что что-то случилось. Дай мне умыться, а потом давай поедим. Пахнет восхитительно.

Я держал её, пока её дыхание успокаивалось.

— Спасибо, Джим. Я люблю тебя.

Я не знаю, как я пережил тот вечер, притворяясь, что мне все нравится, но я это сделал. Я не могу сказать, что получил за свою игру Оскара, Линду 

это нисколько не обмануло. Но дети ничего не заметили, и это было то, что меня волновало.

Линда начала хныкать и лепетать почти в тот же миг, как дети легли спать. Я шикнул на нее.

— Линда, я понимаю. Я понимаю. Ты хотела показать мне всеми возможными способами, что ты можешь думать о том, что любишь меня, и ты не изменилась. Проблема в том, что ты ошибаешься: все изменилось! Когда я открыл дверь, клянусь, я увидел Мудака прямо за твоей спиной, держащего тебя на руках. Я знаю, что ты не это имела в виду,  — она снова начала хныкать,  — и поверь мне, это не то, чего я хотел, но это то, что я видел.

Она печально кивнула.

— Что теперь будет, Джим?

— Я действительно не знаю, Линда. Сегодня вечером я иду в бар. Я буду дома к 11. Хорошо?

— Хорошо, Джим,  — Она расправила плечи и встретилась со мной взглядом.  — Я знаю, что это тяжело. Я начинаю понимать, насколько сильно я причинила тебе боль. Но я знаю человека, за которого вышла замуж. Трудные вещи просто пробуждают в тебе лучшее. Так было всегда. Возможно, сейчас ты не видишь пути вперед, но я ставлю свою жизнь на то, что ты найдете способ, который будет работать для нас обоих. Я люблю тебя, и я верю в тебя, и я доверяю тебе всем, что у меня есть.

Я вздохнул, натягивая одеяло.

— Что, если мужчины, за которого ты вышла замуж, больше нет? Что, если он умер в пятницу вечером или в субботу утром?

— Тогда я бы знала, потому что я бы тоже умерла. Но я в это не верю, ни на мгновение. Может быть, ты прав, и мы изменились, но я все та же самая старая, прежняя я, а ты все ещё мой герой.

Она стояла там, все ещё одетая в свое красивое голубое вечернее платье, её голубые глаза сверкали. Она выглядела гораздо более героически, чем я себя чувствовал. Я слегка улыбнулся ей в знак уважения к её мужеству и вышел.

Это было несправедливо, черт возьми! Это было просто несправедливо. Она сделала выбор, несмотря на все, что она сказала, что выбора не было, у нее была отличная ночь (и утро) с отличным парнем — спортивным героем — богом секса, пока я страдал в одиночестве, все наши (бывшие) друзья, по-видимому, думали, что это просто прекрасно. Моя жизнь превратилась в настоящую бурю дерьма, а я даже ничего не сделал! И теперь я был тем, кто должен был "найти путь вперед, который будет работать для нас обоих". Дерьмо.

Я сказал своим бывшим друзьям, что не вижу причин оставаться женатым на Линде. Я все ещё не знал, что делать. Я не мог представить, как буду заниматься с ней любовью. Это было не просто неизбежное (негативное) сравнение с Мудаком, хотя это было бы достаточно плохо. Одно из моих любимых развлечений — представлять свою жену 

такой, какой она выглядела, когда была готова заняться любовью,  — теперь стало полным провалом. Меня от этого чуть не стошнило. Даже видеть её в доме было больно. Вот почему я провел так много времени в баре.

Мне действительно нужно было принять некоторые решения, поэтому я решил, что мне следует выяснить, какие у меня были варианты при разводе. Л. У. был другом семьи со времен моего дедушки. Он в основном отошел от юридической практики, но все ещё был острым, как гвоздь, мудрым, как Софокл, и жестким, как лом, когда дело касалось всего, в чем нуждалась наша семья. Я увидел его однажды вечером после работы и рассказал ему всю эту печальную историю. Он сел, задумался на мгновение и напел какую-то мелодию.

— Он прекрасен и девушки в восторге,

Мою любовь он тоже похитил,  — наконец сказал он.

— Что?  — удивился я. Он привык к этому удивлению от нас, младших членов семьи, и просто улыбнулся.

— Ты помнишь старую песню о человеке на летающей трапеции? Речь идет о парне, чья девушка сбежала с парнем из цирка. Ей по меньшей мере 150 лет, должно быть. Так что, как видишь, в этом нет ничего нового. Это происходит с обычными парнями вроде нас, наверное, со времен гладиаторов. По крайней мере, мистер Лавальер был достаточно любезен, чтобы вернуть тебе Линду. Бедный циркач так и не вернул свою девушку.

— Так почему же женщины соглашаются на все это? Почему они позволяют этому случиться?

— Ты помнишь, как Тайгер Вудс попал в такую переделку несколько лет назад? Я помню, как смотрел интервью с одной из его, э-э, любовниц. Её короткий роман с мистером Вудсом — я думаю, она встречалась с ним всего три раза или около того — положил конец её браку и оставил её матерью-одиночкой с сыном лет шести. Мистер Вудс не мог вспомнить её, даже когда ему показал её фотографию. (По крайней мере, так он сказал.) После всего этого эта женщина все ещё говорила, что мистер Вудс был хорошим человеком. Даже после всего, что она потеряла из-за этого, она, похоже, нисколько не сожалела о своем романе с ним.  — Старик сделал паузу и покачал головой.

— Линда сказала, что сожалеет о том, что сделала это?

— Ну, нет, но...

— Я бы и не ожидал от нее этого. Прямо сейчас она сожалеет, что тебе больно, и, возможно, немного боится за свой брак, но, скорее всего, она действительно рада, что сделала это, и хочет оставаться такой.

Я вспомнил, что она сказала о "Мазерати", и понял, что он был прав.

— Ты, наверное, никогда не смотрел откровенные ток шоу по дневному телевидению. Это и к лучшему, наблюдай за ними слишком много, и твои мозги превратятся в кашу. Но ты можешь уловить там намеки на поведение женщин, которые ты не получил бы нигде в другом месте. Не от того, что они говорят, конечно, и, конечно, не от того,  

что говорят "великие эксперты", а от того, что они на самом деле делают. Один из наиболее распространенных сценариев — женщина, у которой был роман или одна ночь с известным человеком. И знаешь что? Возможно, у них была отличная карьера, дети и внуки, что угодно, но больше всего они гордятся тем, что "мистер Звезда" видел их и провел с ними ночь. Ты знаешь, это не потому, что они так говорят, а потому, что их единственное выступление перед большой аудиторией — это то, о чем они хотят поговорить. Иногда именно так бедный муженек в конце концов узнает об этом. Но за очень редкими исключениями, женаты они или нет, они рады, что сделали это. Это то, что, по их мнению, отличает их от обычных женщин, и они не хотят отказываться от этого или сожалеть об этом.

— Есть что рассказать их детям, а?  — сказал я с горечью.

— Нет, не их детям,  — усмехнулся Л. У.  — Их внукам. Они не хотят, чтобы их дети поступали так же, но они захотят, чтобы их внуки знали, что у них была жизнь, когда-то давно.

Старик посерьезнел.

— Вы хочешь знать, какие у тебя есть варианты для развода. Они плохие для вас обоих. Я полагаю, вы оба все ещё работаете там, где работали, зарабатывая примерно те же деньги?  — Я кивнул.  — Тогда, скорее всего, тебе не придется платить много алиментов, но они будут приставать к тебе с алиментами. Она получит первичную опеку, так что она получит дом, но ты все равно заплатишь примерно половину ипотеки. Какие у тебя есть сбережения?

— Мы копили гроши, чтобы сэкономить на дом побольше, так что там есть немного денег.

Моя печаль усилилась, когда я подумал о доме, над которым мы работали, где мы будем растить наших детей и стареть вместе.

— Эти сбережения разделят поровну. Как ты можешь видеть, в результате вы оба довольно долго будете испытывать финансовые трудности, если только один из вас не женится снова ради денег или не выиграет в лотерею.

Л. У. вздохнул.

— Как твой адвокат, я составлю для тебя бумаги, если ты меня об этом попросишь. Как друг вашей семьи, я не буду подавать их по крайней мере в течение 90 дней. Это стандартный период на раздумья, и он вам нужен. Вам нужно понять, что есть в вашей жизни такого, за что вы отдали бы все, чтобы сохранить или защитить. Я знаю, что раньше это была Линда, теперь тебе нужно что-то или, ещё лучше, кто-то, ради чего можно жить. Найди это, и пусть это руководит твоими действиями.

— Удачи, Джим.

Я пожал ему руку, и мы расстались. Он дал мне много пищи для размышлений. Для чего мне нужно было жить? Это было просто: Эмма и Томми. Я бы все отдал и сделал все, чтобы сохранить и защитить их. Как я это сделал? На что это было похоже? Черт, если бы я знал.

Мысль 

о том, что Линда, возможно, никогда не пожалеет о своей ночи с Мудаком, была новой и удручающей мыслью. Означало ли это, что она сделает это снова, если представится такая возможность, с Марком-Мудаком или каким-нибудь другим мудаком, который думал, что имеет на нее право? А потом ожидать, что я просто пойму, потому что большинство её друзей сделали бы то же самое? Дерьмо. Был ли единственный способ иметь счастливый, верный брак, жениться на ком-то, кого никто другой никогда бы не захотел?

Линда хотела поговорить в воскресенье вечером, после того как дети лягут спать. Звонила Ди. В понедельник был День Святого Патрика, и группа собиралась у Бреннагана, чтобы выпить и потанцевать. Это была ночь работы и учебы, так что они не будут выходить слишком поздно, и все они надеялись, что мы придем.

— Тебе будет полезно побыть с нашими друзьями, Джим. Я думаю, что ты проводишь слишком много времени в одиночестве, и наши друзья беспокоятся о тебе.

— Это мило. Они не беспокоились обо мне, когда прикрывали мою жену, когда она предала меня.

— Это несправедливо, Джим. Они действительно заботятся о тебе, и ты знаешь, как тебе понравилось быть с ними.

— Они хотят, чтобы я появился, чтобы они могли притвориться, что все в порядке, чтобы им не пришлось чувствовать себя виноватыми за то, что помогли тебе обмануть. К черту их. Я не пойду.

— Хорошо, я понимаю, почему ты считаешь, что для этого может быть слишком рано. Но мы не можем позволить этому превратить нас в отшельников. Нам нужно выбираться, а они наши друзья.

— Тогда иди. В любом случае, теперь они твои друзья, а не мои. Я даже присмотрю за детьми, чтобы тебе не пришлось искать няню.

— Нет.

Ее ответ был мгновенным и недвусмысленным.

— Мое место там, где ты, если и пока ты не скажешь мне по-другому. Я думаю, нам нужно идти, но если ты не идешь, то и я тоже не пойду. Я позвоню Ди завтра и отвечу ей. Единственное, чего я хочу в жизни прямо сейчас, это сделать все возможное, чтобы ты прошел через это, чтобы мы могли двигаться вперед вместе. Ты застрял со мной, бастер.  — Когда она говорила это, на её губах играла улыбка, но её глаза никогда не были более серьезными. Я все ещё ничего не мог с собой поделать.

— Да, пока...  — Её улыбка испарилась.  — Не обращай внимания. Мы уже говорили об этом, нам не нужно повторять это.

Линда посмотрела на меня серьезно, но доброжелательно.

— Что я могу сделать, Джим? Пожалуйста, скажи мне. Я действительно это имею в виду.

— Я знаю, что ты хочешь. Я также знаю, что ты не можешь оттрахать Мудака.  — Я сделал глубокий вдох.  — Я видел Л. У. в четверг вечером.

— Ой? Где вы с ним столкнулись? Как поживает старый ворчун?  — Она улыбнулась, говоря это. Она всегда питала к нему слабость.

— Я сходил в 

его офис. По юридическому вопросу.

Линда побледнела как привидение.

— Нет...  — прошептала она. Внезапно она безудержно зарыдала.

Она бросилась на меня, уткнувшись лицом в мою рубашку. Она вся дрожала. Я никогда не видел её такой расстроенной и даже не представлял, что она может быть такой. Я обхватил её руками. Даже если бы я не любил её, я бы сделал хотя бы это. Наконец, я смог разобрать слова сквозь её рыдания.

— Я никогда не имела этого в виду... никогда, никогда этого не было! Я не искала этого, никогда. Его или кого угодно. Ты знаешь, что я этого не делала, ты все это видел. Я бы никогда этого не сделала. Я... Я... Я так сильно люблю тебя, Джим, и хочу тебя. Только тебя. Джим, пожалуйста, поверь мне. Пожалуйста, скажи мне, что я все не испортила. Я умру, если сделаю это, Джим, правда умру. Ты самый сильный, Джим. Пожалуйста, скажи мне, что мы можем это исправить. Пожалуйста, дай мне хоть немного надежды. Пожалуйста, дорогой Джим, пожалуйста, скажи мне, что ты любишь меня.

Я вздохнул. Я не мог видеть её лица, но все ещё чувствовал, как она дрожит. Мои глаза наполнились слезами, когда я оплакивал то, что у нас когда-то было. И все же я не мог солгать или уклониться от её просьбы.

— Я люблю тебя, Линда.

Мои слезы капали ей на волосы, а ее — на мою рубашку. Но все наши слезы, а я знал, что в нашем будущем будет ещё много слез, никогда не смоют того, что она сделала той ночью. Это всегда будет частью нас самих. Что это значило для нас, для Эммы и Томми? Только Небеса знали. И пока, по крайней мере, это ничего не говорило.

Ди звонила мне на работу или пыталась позвонить. Я повесил трубку, когда узнал, кто это был. Дейв позвонил мне через несколько минут, чтобы отчитать меня и сказать, что она пыталась быть моим другом.

— Она та женщина, которая помогла моей жене изменить мне. Она мне не подруга.

— Джим, она твоя подруга и подруга Линды. Она хочет того же, чего хотим мы все: чтобы ты вернулся к своему прежнему "я", и вы с Линдой были вместе.

— Вы можете вернуться ко мне и сказать мне это после того, как ваши жены изменят вам.

— Это то, что для этого потребуется? Действительно? Затем позвони Ди и назначь время. Сделай это, Джим! Сначала займись ею, потому что она больше всего помогла Линде, а потом займись остальными. Мы все предпочли бы это твоему разрыву с Линдой.

— Но... я... это заставило бы меня...  — Я запнулся и остановился.

— Джим, разве ты не понимаешь? Ты и Линда — лучшие из нас. Вы — те, на кого мы полагаемся, на кого мы равняемся. Как ты думаешь, почему ты всегда назначенный водитель: просто потому, что ты не можешь удержать свой алкоголь? Нет, потому что мы 

знаем, что ты всегда думаешь наперед и поступишь правильно. Черт возьми, когда Лавальер подходил к нашему столику, Линда была единственной женщиной, которая не обратила на него внимания, помнишь? Если вы двое не сможете этого сделать, какие шансы у остальных из нас есть?

— Я... Я не знаю, что сказать.

Я, конечно, никогда раньше не думал о нас с Линдой в таком ключе.

— Я знаю, что это тяжело, приятель. Я знаю, что ты истекаешь кровью по всему полу, и тебе интересно, остановится ли это до того, как у тебя закончится кровь. Я понимаю, почему ты не придешь на день Святого Патрика. Я понимаю тебя. Мы будем скучать по тебе, но мы понимаем. Что бы ты ни думал, мы твои друзья, и мы хотим для тебя самого лучшего.

Моя жизнь вошла в привычную колею. Работа, ужин дома, уборка на кухне, время с детьми, а затем немного времени наедине в баре. Линда с каждым днем становилась все более вялой, а я выглядел на десять лет старше, чем месяц назад. Ладно, может быть, на пять, но я знал, что мне придется что-то сделать, прежде чем мы съежимся и умрем, или взорвемся, или что-то в этом роде. Я просто не мог понять, что именно.

Линн была моей любимой официанткой в баре. Ей было за сорок, и вокруг нее царила суета. Дай ей несколько лет, и она стала бы бабушкой Нормана Роквелла на День благодарения. Она очень хорошо справлялась со своей работой, никогда ни с кем по-настоящему не разговаривала и уж точно не флиртовала. Поэтому я был потрясен, когда она перегнулась через стойку и начала разговор со мной.

— Хорошо, что такого ужасного случилось?

— Эм.... что?

— Послушай, ты приходишь сюда самое большее раз в месяц, а теперь ты здесь почти каждый вечер в течение пары недель. Что это дает?

— Что, тебе не нравятся чаевые?  — Я улыбнулся, надеясь, что она не обидится. Она пожала плечами.

— Если ты не хочешь говорить, это прекрасно, но ты явно ничего не добьешься, просто сидя и размышляя об этом, так что ты мог бы также сказать мне. Это может помочь.

Я вздохнул. Неужели это было так очевидно?

— Да, это так очевидно. А теперь выкладывай. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь.

Несмотря на то, как нетерпеливо она говорила, она внимательно слушала, пока я рассказывал свою печальную историю. Снова.

— Так что мне теперь делать?  — заключил я.  — Все говорят мне, что я придаю этому слишком большое значение, что почти любая женщина сделала бы то же самое, что и она. Это вообще правда? Как я могу быть в чем-то уверен в ней после этого?

Линн на мгновение задумалась.

— Я не собиралась тебе говорить, но она была здесь сегодня днем.

— Линда была здесь? Чего она хотела, убедиться, что я никого не подцеплю?

— Нет, хотя я подозреваю, что она хотела знать и это, и я 

сказала ей. Нет, она пришла попросить меня позаботиться о тебе: убедиться, что ты не выпил слишком много и благополучно добрался до дома. Она искренне беспокоится о тебе, Джим.

— Да, ну, для этого немного поздновато.

— Нет, это не так,  — ответила мне Линн.  — Нет, пока вы оба живы, это не так. Никогда не поздно проявить заботу.

Линн поспешила проверить других своих клиентов. Я думаю, она была права. Я просто хотел, чтобы Линда достаточно заботилась обо мне в ту конкретную ночь, чтобы не было... Ну ладно. Это была не очень напряженная ночь, и Линн вскоре вернулась и продолжила с того места, на котором остановилась.

— Линда очень привлекательная женщина. Она повернула большинство мужских голов, когда вошла сегодня днем, хотя и не заметила этого. Но сейчас она не очень уверена в своей привлекательности, не так ли?

Я был поражен тем, что Линн так хорошо прочитала Линду во время, должно быть, короткой встречи. Но с другой стороны, она опытный бармен и очень хороша в своей работе, так что, я думаю, это пришло вместе с территорией. Я сказал ей, что она права.

— Вспомни старшую школу. Звездный квотербек приглашает простую девушку или женщину, которая думает, что она простушка, на выпускной бал. Каковы шансы, что она скажет "нет"? Откажет ли она ему в том, что он может захотеть?

— Я думал, что у меня есть тот, кто может,  — пробормотал я.  — Я был так уверен в этом уверен...

— Джим, я скажу тебе вот что: любой, мужчина или женщина, кто физически способен на половой акт, способен на измену. Да, я имею в виду и тебя, так что сотри это выражение со своего лица. Умные люди понимают это и принимают меры предосторожности.

Мне нравилась Линн, но с меня было уже достаточно.

— Так ты собираешься присоединиться к хору, говорящему мне преодолеть свои оскорбленные чувства и просто вернуться к тому, как все было, как будто этого никогда не было?

— Нет.  — Она ласково посмотрела на меня, несмотря на мою вспышку гнева.  — Я не думаю, что для тебя есть какой-то хороший выбор. Во всяком случае, я точно такого не вижу. Я думаю, что ты хороший человек, и если есть такой вариант, как поступить правильно, я думаю, ты найдешь его.

Отлично. Кто-то другой, кто ожидал, что я пойму, что правильно, и сделаю это. Какого черта мне вдруг понадобилось быть героем?

— Спокойной ночи, Линн.

— Береги себя, Джим.

Пару ночей спустя Линда попросила меня остаться дома, чтобы мы могли поговорить о том, что произошло в тот день.

— Учительница Эммы позвонила мне и спросила, не случилось ли чего дома.

— Что?

— Это в значительной степени то, что я тоже сказала,  — сказала она с легкой улыбкой.  — Кажется, Эмма немного вела себя в школе странно. У одного из её друзей родители развелись, и Эмма всегда заступалась за него, когда другие дети смеялись над ним. Сегодня она заступилась за него 

с кулаками.

Признаюсь, я улыбнулся при мысли о том, как моя отважная Эмма сражается за своего запуганного друга.

— Она выиграла?

— Джим!  — упрекнула меня Линда.  — В любом случае, учитель все это сложил и пришел к выводу, что дома что-то не так, и позвонил, чтобы предупредить меня, что это влияет на Эмму.

— Хм. Умный учитель.

— Так и есть: она занимается обучением тридцать лет, и я уверена, что она все это видела. Но, Джим, очевидно, Эмма знает, что между нами что-то не так. Мы должны что-то сделать.

— Я пытаюсь...

— Я знаю, что у тебя есть. Как ты думаешь, она поняла тот факт, что ты не смотришь на меня так, как раньше? Что ты больше не просто случайно прикасаешься ко мне или целуешь меня, как раньше? Я знаю, что ужасно скучаю по этому.

— Я тоже так думаю, Линда. Поверьте мне, я знаю. Но каждый раз, когда я думаю о том, чтобы прикоснуться к тебе или поцеловать тебя, я думаю о том, как Мудак сделал все это и сделал это лучше. Ты сама так сказала. Каждый раз, когда я хочу смотреть на тебя и просто восхищаться тобой, я думаю о том, как ты посмотришь на меня в ответ и сравнишь меня с Мудаком, и я никогда не выиграю в этом сравнении.

Я вздохнул.

— Я думаю, что могу попытаться сильнее. Просто он все время стоит между нами, черт возьми!

Она вздрогнула при последних словах; я никогда не использовал с ней мат. Я видел, как она собирается с мыслями.

— Я никогда не говорила, что Марк был лучшим любовником, чем ты.

— Чушь собачья, Линда.  — перебил я её.  — Ты сделала это, и у меня есть это в письменном виде.

— Нет, я этого не делала. Я сказала, что он более опытный, что не должно тебя удивлять, и в результате он более опытный, но я никогда не говорила, что он был лучшим любовником. Помнишь, я говорила, что он играл на мне, как на инструменте? Один раз, однажды ночью, мне понравилось, что меня играет эксперт. Но этого было достаточно. Я не хочу ни этой игры, ни его. Если бы мне пришлось заниматься этим каждую ночь в течение месяца, я бы сошла с ума.

— Марк никогда не смог бы любить меня так, как ты. Ты делаешь это лучше, чем я когда-либо могла себе представить. Мое тело таяло для него, это правда, но мое тело и мое сердце тают для тебя, всегда.

— У меня было много времени, чтобы подумать об этом, пока ты был в баре. Ты прав, я сравниваю вас двоих. В конце концов, вы единственные двое мужчин, с которыми я занималась сексом за последние десять лет. Но ты всегда выходишь вперед. Конечно, он может расплющить полузащитника, но что в этом хорошего для меня? Я же не держу полузащитников дома. Мне нужен мужчина, который может поменять 

что угодно, от шины до подгузника, и сохранить улыбку на лице. Мне нужен мужчина, который сможет понять меня, всю меня, а не только мое тело. Когда-то он мне нравился, но он мне не нужен: Я наслаждалась тобой в течение многих лет, и ты мне действительно нужен. Видишь ли, ты выигрываешь каждый раз.

Должно быть, я выглядел немного сомневающимся.

— Теперь я думаю, что знаю, что ты чувствуешь все те разы, когда пытаешься сказать мне, насколько я привлекательна,  — сказала она с печальной улыбкой.  — Пожалуйста, Джим, посмотри на меня. Прикоснись ко мне. Если это только ради Эммы, хорошо, но я обещаю, что буду думать о тебе, а не о Марке.

Я посмотрел Линде в глаза, когда протянул руку к её лицу. Я хотел бы остановить эту чертову штуку, чтобы она перестала трястись. Я коснулся её щеки тыльной стороной ладони, погладил её, как делал всегда. Линда мягко улыбнулась, закрыв глаза. Её плечо поднялось, когда она потерлась щекой, как котенок, о мою руку. Я почувствовал, как мое сердце потянулось к ней. Я почувствовал, как к ней тоже потянулось что-то еще, примерно на 45 см ниже, и это смутило меня настолько, что я отдернул руку.

Линда открыла глаза и улыбнулась мне.

— Видишь? Это ведь не изменилось, не так ли?

— Я чувствовала себя точно так же, и я так скучала по этому, но после того, как обнаружила, что так много вещей, которые я думала о тебе, были неправильными, и не знала...

— Как ты думаешь, что я чувствую?  — Линда кричала на меня, её глаза сверкали, а лицо исказилось.  — Черт возьми, я больше не знаю, что во мне правда! Я хороший человек. Я всегда так думала, и ты говорил мне об этом, я не знаю, сколько раз. Разве хороший человек оставляет своего мужа сидеть в одиночестве, чтобы пойти трахаться с другим мужчиной? Нет. Она покупает специальное платье для своего мужа, а потом надевает его, чтобы пойти трахаться с кем-то другим? Черт возьми, нет. Хорошие люди держат свои обещания, не так ли? Тогда кем же это делает меня?

Она сделала пару вдохов, чтобы успокоиться, и продолжила.

— Я знала, когда мы поженились, что я не была самой красивой девушкой, с которой ты встречался, или лучшей любовницей, или самой умной. Но одна вещь, которую я принесла тебе,  — это моя верность. Если бы я не дала тебе ничего другого, я могла бы дать тебе хотя бы это. Я бы сошла в могилу верной женой. Но теперь это ушло, и ушло навсегда! Я никогда больше не смогу произнести эти слова: "Как бы сильно я тебя ни разочаровала, по крайней мере, я верная жена". Никогда, никогда больше! И что хуже всего, это моя собственная вина! Ты думаешь, с этим легко справиться?  — крикнула она, прежде чем разрыдаться.

Я взял её на руки.

— Прости, Линда, я никогда не думал об этом с такой 

точки зрения. Я не знаю, почему я этого не сделал.  — Я на мгновение задумался. "Так что нам с этим делать?" — пробормотал я, больше себе, чем ей.

— Есть ещё одна вещь, которую я действительно знаю. Я люблю тебя, Джим, сердцем и душой, сегодня так же глубоко и искренне, как и всегда. Так же верно, как то, что у меня есть сердце или душа.

Теперь она успокоилась. Её голос звучал невыразимо устало, как будто это последнее заявление исчерпало её последний запас энергии. Её глаза закрылись, и она прислонилась ко мне.

Я посмотрел на свою жену, когда она почти заснула в моих объятиях. Мысль о том, что другой мужчина теперь знал тело, которое я держала так же близко, как и я, и доставлял ему большее удовольствие, все ещё вызывала у меня отвращение. И снова я ощутил это острое чувство потери. Теперь я знал, что она тоже это чувствовала. Это многое значило, но от этого не становилось лучше. То, что она сказала о сравнении, тоже имело смысл. Когда я попросил Линду выйти за меня замуж, я даже не задумывался о том, была ли она лучшим сексуальным партнером, который у меня был. Так почему же тот факт, что она наслаждалась сексом с лучшим партнером, так сильно беспокоил меня сейчас?

Отчасти это была жестокость. Она сделала это не для того, чтобы быть жестокой, но это было так. Я никогда не чувствовала себя таким одиноким. Потом было обещание. Она пообещала мне особенную ночь, а потом забрала её у меня и отдала Мудаку. Она пообещала, что никогда не будет обманывать, и обманула. Может быть, Линн была права, и каждый может обманывать, но не все это делают.

И что делать с Эммой? Держу пари, она выиграла свой бой, подумал я и улыбнулся. Она маленькая и хорошенькая, но она жилистая, сильная и цепкая, как все в нашем роду. Но Линда и учитель были правы, она не могла продолжать притворяться. Ей нужно было убедиться, что её семья в безопасности, а не просто услышать, что это так. Ради нее и Томми мне нужно было либо полностью порвать с ней, либо вернуться к нежным отношениям с её матерью.

Линда уже спала. Я посмотрел ей в лицо. Оно было уставшим от беспокойства, даже во сне. "Любить и лелеять, с этого дня и впредь, в болезни и в здравии..." Она нарушила свои обещания, разрушила их таким образом, что причинила мне боль больше, чем я когда-либо мог себе представить. Освободило ли это меня от моего обещания? Ещё один вопрос без ответа. Брось его в ту большую кучу вопросов ко всем остальными. Может быть, я разберусь с этим позже. Тем временем я отнес свою жену наверх, приготовил её ко сну и уложил в постель. Она даже не пошевелилась.

Я сделал то, что она просила. В каком-то смысле это было приятно, потому что я 

скучал по этим маленьким прикосновениям и ласковым взглядам так же сильно, как и Линда. Теперь, когда я знал, что нужно внимательнее следить за Эммой, я мог видеть её страхи и наблюдал, как они утихают. Это действительно была одна умная учительница, я бы никогда не заметил в ней тонких различий. Но Боже, как это было тяжело. Эти прикосновения и взгляды должны быть признаком "только мы", но теперь это были не только мы, там был другой мужчина, и я ненавидел его. Линда ответила и посмотрела на меня так же, как всегда, но теперь вместо того, чтобы доверять тому, что я увидел в её глазах, я задумался. Она что, сравнивала нас? Кто выигрывал?

Я был достаточно хорош, чтобы обмануть Эмму, но не Линду. Она заговорила об этом в воскресенье вечером, когда мы выпили по бокалу вина после того, как дети легли спать.

— Спасибо тебе за... за то, что ты делаешь, Джим. Я знаю, что ты делаешь это для Эммы, и я думаю, что это неплохо работает, но это помогает и мне.

Я заметил это. Она оживала, как поливаемый цветок.

— Я ценю это ещё больше, потому что вижу, как тебе тяжело. Чем я могу помочь? Ты все ещё чувствуешь его на мне или во мне? Или это сравнение, которого ты боишься?

— И то, и другое, я думаю.

Это было правдой.

— Я так и думала.  — Она слегка улыбнулась.  — Я думаю, что время решит первую проблему. Когда мы вместе создадим новые воспоминания, они перепишут наши воспоминания о нем, точно так же, как наши совместные воспоминания переписали любовников, которые были у нас обоих до свадьбы. Мы никогда полностью не забывали о них, но их нет, пока мы не отправимся на их поиски. Он будет таким же, но на это потребуется время. В этом есть смысл?

Я должен был признать, что так оно и было. Это не означало, что я думал, что это сработает.

— Ты знаешь, есть связь, когда мы прикасаемся, что-то без слов, и я почти вижу, о чем ты думаешь.

— Да, есть. Это одна из причин, по которой женатые люди должны приберегать такие прикосновения друг для друга.

Линда на мгновение опустила голову, затем продолжила.

— Ну, в любом случае, я вижу, что тебе интересно, сравниваю ли я тебя. Как я уже говорила прошлой ночью, я действительно сравниваю вас, и ты всегда выигрываешь. Возможно, ты никогда не был богом секса, но ты всегда был внимателен ко мне, стремился узнать, что мне нравится, и делал все это из любви. Я была более чем довольна этим, я была глубоко счастлива. Возможно, было бы преувеличением называть Марка богом секса, но он настолько близок к этому, насколько я когда-либо испытывала. Ничто из того, что я делала с ним, не делает меня менее довольной или счастливой с тобой. Ты все равно выигрываешь, каждый раз. Я выбираю тебя, а 

не Марка, я люблю тебя, а не Марка. Я буду повторять это так часто, как тебе нужно будет это слышать. Неужели ты не можешь позволить этому успокоить тебя?

Я пожал плечами.

— Ты можешь сказать это сейчас, потому что Марк был всего лишь вариантом в ту ночь. Если он или кто-то вроде него снова станет доступным, как я могу знать, что ты снова не предпочтешь его мне, как ты так легко сделала в ту ночь?

— Я не знаю.  — Её лицо было встревоженным и печальным.

— И в этом-то как раз и заключается проблема.

День Святого Патрика пришел и ушел. Мы остались дома и занимались глупыми зелеными делами с детьми. (Не позволяйте своему четырехлетнему ребенку свободно пользоваться зеленым пищевым красителем. Даже на улице, где, как ты думаешь, все, что он раскрасит, будет снег. Я говорю тебе это для твоего же блага.) Несмотря на беспорядок, я знаю, что нам было веселее, чем у Бреннагана. Я решил, что это занятие — проводить время вместе с нашими детьми вместо того, чтобы куда-то идти,  — можно порекомендовать и остальным семьям.

На следующий день мне позвонил Дейв. Им не понравилась группа у Бреннагана, поэтому они вернулись к Моррисону. И как вы думаете, кого они видели?

— Ты издеваешься надо мной, да?

— Нет. Он подошел прямо к нашему столику и некоторое время болтал без умолку, а потом спросил, где Линда. По имени.

— О, черт.

— Да. Потом Ди сказала ему, что решила Линда остаться дома в ту ночь. Он сказал, что ему жаль, но у него остались хорошие воспоминания о Линде, и он надеялся, что она будет с нами. Ди сказала, что никто не должен сожалеть в ночь Святого Патрика, и не мог бы кто-нибудь из них утешить его. Она улыбалась ему изо всех сил и выпячивала свои сиськи. Я пнул её под столом, и она пнула меня в ответ ещё сильнее. Он улыбнулся и сказал спасибо, но он так не думал, и ушел.

— Дерьмо.

— Я спросил Ди, какого черта, по её мнению, она делает, и она сказала, что хочет отвлечь его от мыслей о Линде, потому что, если Линда снова сойдется с ним, вашему браку конец. Я сказал, да, а как насчет твоего, если ты встретишься с ним, и у нее было такое выражение лица, и она сказала, что Линда была её лучшей подругой. Сегодня утром в доме все ещё было немного холодно, но я подумал, что должен предупредить вас.

— Спасибо, я подумаю.

Я на мгновение задумался.

— Так как же ты справляешься с этим, зная, что твоя жена хочет провести ночь с Мудаком? Все по-другому, когда это происходит с тобой, не так ли?

— Да, но этого ещё не произошло, и он, похоже, не покупал то, что она продавала, независимо от того, как сильно она это продавала. Одно можно сказать наверняка, мы никогда не вернемся к Моррисону.

— 

Что ж, спасибо за предупреждение, Дейв, и удачи.

Линда прижалась ко мне, когда я вернулся домой той ночью. Она казалась почти отчаявшейся. Я вопросительно посмотрел на нее, и она прошептала: "Когда уложим детей". После того, как дети легли спать, я слишком нервничал для нашего обычного бокала вина, но она сказала, что ей нужно выпить, поэтому я налил ей. Не говоря ни слова, она протянула мне маленький конверт. Я вытащил простую маленькую карточку и прочитал напечатанную на машинке записку внутри:

"Дорогая Линда,

Мне было жаль, что я не увидел тебя вчера вечером у Моррисона. Надеюсь, ты не заболела. Ты особенная женщина, и я с нежностью вспоминаю, как танцевал с тобой и все, что за этим последовало. Я хотел бы в ближайшее время снова встретиться. Я позвоню тебе.

С искренней любовью,

Марк".

Я заставил себя успокоиться. Мои руки все равно дрожали. Я перевернул конверт и увидел имя и адрес местного цветочника, а также надпись "Линде от Марка".

— И где цветы?  — спросила я.

— Я увидела, от кого они, и я просто собирался выбросить их, открытку и все такое. Потом я посмотрела на них. Они были такими красивыми, действительно милыми и хорошо устроенными, и я подумала о всей любви и заботе, которые кто-то вложил в их выращивание, и я просто не могла. Ты ведь понимаешь, не так ли?

Я вспомнил. Она любила цветы и летом выращивала их у нас на заднем дворе. Она всегда плакала над ними, когда они увядали и ей приходилось их выбрасывать.

— Так что же ты сделала?

Она улыбнулась.

— Я заметила, что у курьера на пальце было кольцо, поэтому спросила его, может ли он отвезти их домой своей жене. "Нежелательное внимание, да?" — сказал он.  — Без проблем, ей это понравится. Кто-то потратил на них целую кучу денег". Я отдала их ему, и он вернул мне карточку. "Ты захочешь показать это муженьку",  — сказал он. Я об этом не подумала, но он был прав. Так что же нам делать? Сжечь его в камине?

Я на мгновение задумался.

— Он звонил?

— Нет. Как он может? Я не дала ему ни своей фамилии, ни номера телефона.

— У него есть наш адрес, когда он отвозил тебя домой, и было бы достаточно легко найти и то, и другое. Кстати, как он отправил цветы? Ты отправила ему метку GРS?

— Нет, я сказала ему адрес, и он записал его сам.

— Значит, у него есть твой номер. Он позвонит, когда меня не будет дома. Что тогда произойдет?

Линда вздрогнула.

— Я не знаю. Я знаю, что не хочу его, но я боюсь. Что, если я просто... уступлю ему, сдамся без раздумий, как в прошлый раз?

— Это то, чего ты хочешь? Если бы был способ снова заполучить его, не думая об этом, и ты была уверена, что я никогда не узнаю?

— Нет! Нет, Джим! Я продолжаю повторять тебе это,  — кричала она изо всех сил.  — 

Я больше не хочу его видеть. Я не хочу. Узнаешь ли ты об этом или нет, не имеет значения, я узнаю, и я этого не хочу. Я просто боюсь. Боюсь ли я, что сила, или власть, или что-то еще, что заставляло меня чувствовать себя так в его объятиях, снова подействует на меня, и я сделаю это.  — Она на мгновение задумалась.  — Что, если ты поставишь жучок на мой телефон или что-то в этом роде? Чтобы я знала, что ты знаешь.

Я покачал головой.

— Если мы собираемся пройти через это, нам обоим нужно знать, что ты можешь отказать ему, знаю я или нет.

Последнее слово всегда остается за женщиной.

— Мы должны пройти через это, Джим. Мы должны это сделать, как бы трудно это ни было.

Мудак не терял надежды. На следующий день он оставил два сообщения на голосовой почте Линды, прежде чем она заблокировала его номер. Мы слушали их вместе в тот вечер, когда дети уже легли спать.

— Привет, Линда, это Марк. Я бы очень хотел увидеть тебя снова. Это удобный номер, чтобы позвонить тебе? Перезвони мне, и давай что-нибудь придумаем. Скоро увидимся!

— Привет, Линда, снова Марк. Извини, что звоню тебе дважды, но я действительно хочу увидеть тебя снова. Я вспоминаю ту ночь и следующее утро и действительно чувствую, что у нас может быть что-то особенное. Я знаю, ты тоже это почувствовала. Ты можешь подумать, что я говорю это многим людям, но это не так. Мне бы очень хотелось познакомиться с тобой поближе. Я знаю, что у тебя есть дети. Я люблю детей, и мне бы хотелось познакомиться с твоими. Мне понравилось то, что мы делали вместе в прошлый раз, и я хотел бы повторить все это снова и и даже больше, но в тебе есть что-то такое, что заставляет меня хотеть общаться с тобой как с целостным человеком. Я не могу понять, в чем дело, но это чувство у меня есть. Я знаю, что ты замужем, но мы уже знаем, что я могу доставить тебе удовольствие в постели лучше, чем твой муж. Ты сама мне это говорила. Ты знаешь, что я могу дать тебе и твоим детям жизнь, о которой он даже не может мечтать. Линда, ты обязана ради себя и своих детей изучить то, что мы могли бы иметь вместе. Ты уже сделала первый шаг, и ты знаешь, что тебе это понравилось. Сделай следующий шаг. Пожалуйста, позвони мне.

Я наблюдал за тем, как эмоции играли на лице Линды во время воспроизведения записи. Она энергично замотала головой, когда Мудак заговорил о том, чтобы дать ей лучшую жизнь.

— Ну?  — спросил я её.

— Как ты думаешь, он это серьезно, или он просто пытается снова затащить меня в свою постель?

— Он уже выбрал тебя однажды, из комнаты, полной женщин. Это чувство желания узнать тебя получше, а не просто 

заняться с тобой сексом,  — именно это я почувствовал, когда впервые увидел тебя. Так что да, я думаю, он может иметь это в виду. Что дальше?

Линда на мгновение задумалась.

— Ну, очевидно, это лестно. Я знаю, что ты все время говоришь такие вещи, и я знаю, что ты это имеешь в виду, но когда кто-то такой опытный, как Марк, говорит то же самое, все по-другому. Ты уже знаешь, что моя ночь с ним была сексуальным трепетом всей моей жизни. Я не могу этого отрицать, у тебя есть это в письменном виде.

— Если он был таким замечательным, и тебе так нравится его внимание, почему ты заблокировала его номер?  — Я старалась, чтобы мой голос звучал нормально. Она ответила без колебаний, она явно думала об этом.

— Все дело в цене. Я вижу эту цену каждый раз, когда смотрю тебе в лицо, каждый раз, когда ты даришь мне эти нежные маленькие прикосновения, которые значат для меня целый мир. Когда я вернулся домой к тебе, я знала, что тебе будет больно, но я не могла себе представить, что это будет больно так долго или так глубоко. Я понятия не имела, что цена за "всего одну ночь" будет такой высокой.

— Я был удивлена, узнав, что я тоже заплатила свою цену. Были вещи, которые я ценила в себе, например, быть верной женой, которые больше не являются правдой и никогда не будут ею снова. Я никогда не думала, что променяю эти вещи на несколько острых ощущений, но я сделала это. Вождение Мазерати, ты знаешь: это было захватывающе, я не могу этого отрицать, но цена была выше, чем я когда-либо мечтала, и намного больше, чем оно того стоило.

— Тем более, есть Эмма и Томми. Ты был прав, когда сказал, что я никогда не удосуживалась подумать о них и о цене, которую они заплатят за то, что я сделала, но они тоже платят эту цену. Сегодня мне пришло в голову, что Эмма боролась сильнее, чтобы уберечь свою подругу от издевательств, чем я боролась, чтобы сохранить то, что я считал лучшей частью себя. Я была слаба, мне не хватало характера. Теперь это должно измениться. Я, конечно, не стану добровольно жертвовать тем, что осталось от моего самоуважения, ради того, что Марк Лавальер считает лучшей жизнью.

Мудак попытался снова на следующий день. Ещё более дорогой букет отправился домой с курьером флориста, и записка была ещё более снисходительной. Он сказал, что уверен, что я заставил её заблокировать его номер телефона, потому что я знал, что не смогу конкурировать с ним. Он сказал, что если Линда сможет честно сказать ему, что она не хочет того, что он может ей предложить встретиться наедене, без того, чтобы её муж не подслушивал через плечо, она должна позвонить ему по этому номеру и сказать об этом, и он никогда больше не побеспокоит 

её.

Линда прокрутила запись своего телефонного разговора с ним для меня после того, как я вернулся домой вечером. Она не кричала и не казалась расстроенной. Она сказала ему, что да, ей нравилось то, что они делали вместе, если бы она попыталась это отрицать, он бы ей не поверил. Но она не была заинтересована в том, чтобы когда-либо снова увидеть его по любой причине, в любой ситуации, и она не променяла бы один день со своим мужем на всю жизнь с ним. Он пытался сказать ей, что она не это имела в виду. Это было ошибкой.

— Я имела в виду именно то, что сказала,  — решительно ответила она.  — Тебе нечего предложить такого, что меня заинтересовало бы. Я никогда не захочу увидеть тебя, слышать тебя или получать что-либо от тебя, пока я жива. А теперь я прошу тебя сдержать слово никогда больше не связываться со мной каким-либо образом.

Последовала пауза.

— Хорошо, детка. Я понял.

Линда вздохнула, когда запись закончилась.

— Знаешь, я действительно хотела бы придумать что-нибудь действительно впечатляющее, что я могла бы сделать, чтобы доказать, как сильно я тебя люблю, и помочь тебе, наконец, преодолеть это.

— Например, что?

— О, я не знаю, может быть, спасти тебя из горящего здания или что-то в этом роде. Сделать тебе пересадку костного мозга. Я слышала, что это довольно ужасно. Какую большую, яркую жертву я мог бы принести, чтобы показать тебе, что, несмотря на то, что ты чувствовал той ночью, и на то, что я сделала, ты для меня весь мир?

Она вздохнула.

— Но тогда мне пришлось бы пожелать, чтобы ты был в горящем здании или нуждался в пересадке костного мозга, чтобы я могла спасти тебя, и это снова проявление слабости и эгоизма. Точно таким же, каким я был в ту ночь. Я думаю, что настоящая борьба за нашу любовь здесь,  — она приложила руку к сердцу,  — и это может быть не очень зрелищно, но я должна выиграть её, и я полностью намерена это сделать.

Несколько дней спустя Линда вручила мне конверт. Оно было адресовано ей, и оно было открыто. Я вопросительно посмотрел на нее, и она просто указала на конверт. Это было из кабинета нашего врача. Линда сдала анализ на отсутствие венерических заболеваний.

Мне жаль, что это заняло так много времени,  — сказала она,  — но я получила его всего несколько дней назад, когда мы, э-э, все равно ничего не могли с этим поделать,  — жена вздохнула.  — Я знаю, что у тебя будут смешанные чувства, но мне отчаянно нужно, чтобы ты занялся со мной любовью сегодня вечером. Если завтра меня собьет автобус, то последним мужчиной, который меня заполучил, будет Марк. Я не могу с этим справиться. Кроме того, я думаю, что нам обоим это нужно, чтобы начать исцеляться.

Линда была права насчет смешанных чувств. Мне было интересно, что я буду делать, когда наступит этот момент, когда она окажется 

чиста. Мог ли я любить её, заниматься с ней любовью, зная, что все, что она мне предлагала, она предлагала и Мудаку? Конечно, она предлагала это и другим, но это было до того, как она пообещала хранить верность мне. Мог бы я любить её с Мудаком там, в постели с нами, в сердце и памяти моей жены? С другой стороны, как я мог не любить её и при этом поступать правильно по отношению к Эмме и Томми?

Я пристально посмотрел на свою жену. Я видел печаль в её глазах, которая стала привычной с той ночи. Однако за ней я видел её любовь. Она оделась не для того, чтобы убить или произвести впечатление, она оделась, чтобы показать мне, что это она, всё та же, что и раньше, как она сказала бы, зная, что это успокоит меня настолько, насколько это возможно. Мяч на твоей стороне, Джим. И что теперь?

Я не мог доверять своему голосу. Я встал, улыбнулся Линде и протянул ей руку. Она улыбнулась мне своей первой лучшей улыбкой и вложила свою красивую руку с длинными пальцами в мою. Она не утонула, как в руке Мудака, но выглядела... правильно. Она, рука, выглядела так, как будто ей там самое место. Это выглядело так, как будто это был её дом.

Той ночью мы занимались медленной, нежной любовью. Это был не самый лучший секс, который у нас когда-либо был. Это было больше похоже на наш неловкий секс, когда мы впервые были вместе. Мы оба танцевали вокруг 2-метрового слона в комнате, и мы это знали. Тем не менее, это было хорошо, и это приносило удовлетворение, и, видит Бог, мы оба нуждались в этом.

Я краем глаза заметил, как Линда посреди ночи встала с нашей кровати и вернулась, прижимаясь к моей спине. На следующее утро я оставил её спящей, так как рано встал на работу, и на кухонном столе лежал конверт с моим именем, написанным её почерком. Всевозможные плохие мысли проносились у меня в голове, когда я открывал конверт.

"Дорогой Джим,

Спасибо тебе за прошлую ночь. Я могла бы сказать, что это было нелегко для тебя. Я думаю, мы оба ходили на цыпочках вокруг яичной скорлупы. Так что я знаю, что это был далеко не лучший секс, который у нас был, не говоря уже о том, чтобы быть таким же хорошим, как у меня с Марком. Это не имеет значения. Сравнение для меня ничего не значит. Я говорю тебе это только для того, чтобы ты знал, что я не обманываю себя и не пытаюсь обмануть тебя.

Прошлой ночью ты показал мне, как сильно любишь меня, и это значит для меня все. Я никогда этого не забуду. Если бы ты предложил мне выбор между целой жизнью ночей, подобных той, что у меня была с Марком, и одной единственной ночью, как прошлой ночью с тобой, я 

бы выбрала ночь с тобой, даже если бы это был мой последний секс в жизни.

Я знаю, что у тебя все ещё есть признание, которое я написала. Если ты не возражаешь, пожалуйста, прикрепи это письмо поверх него. Я не могу стереть то, что написала, или то, что я сделала. Но я могу покрыть это новыми вещами, вещами, которые мы делаем вместе, только мы, пока это не будет полностью похоронено. Это то, что я буду делать, столько, сколько ты мне позволишь.

Я выбираю тебя сегодня, завтра и на всю оставшуюся жизнь. У меня действительно есть выбор, и я выбираю тебя. Каждый раз.

Я люблю тебя всем, что у меня есть, и всем, чем я являюсь.

Линда".

Моей первой реакцией было то, что я заставлял себя думать в течение последних нескольких недель: да, она выбрала меня, потому что Мудак был недоступен. Но подождите минутку, подумал я. Мудак был доступен, и Линда отказала ему. Она отвергла его цветы и заблокировала его номер телефона, хотя и призналась, что была польщена его вниманием. Может быть...

Черт. Почему каждый раз, когда я начинал надеяться, эта чертова картина заполняла мое сознание: великолепная Линда в своем голубом платье, тающая в объятиях Мудака, не обращающая внимания на все остальное в мире, включая её проклятого мужа. И, конечно, после этого я не мог не представлять, что они делали вместе после того, как она ушла от меня. Дерьмо. Это когда-нибудь пройдет?

Я все откладывал решение о разводе, так как мы как бы колебались, пытаясь вести себя достаточно женато, чтобы обмануть детей, а может быть, и друг друга. Я заехал повидаться с Л. У.  — я делал это раз в неделю или около того — и набросился на него. Он позволил мне продолжать, как мне показалось, полчаса, пока я не выдохся.

— Теперь тебе лучше?  — В его голосе послышался смешок.

— Ну, да, я думаю, что да,  — был я немного удивлен.

— Готов немного послушать?

— Да.

— Я думаю, что знаю, в чем заключается часть вашей проблемы,  — начал он.  — Она пытается вернуться к тому месту, что у вас было раньше, а ты пытаешься понять, хочешь ли ты позволить ей сделать это. Что естественно, потому что то, что у вас двоих было вместе, было очень, очень хорошо. Проблема в том, что это невозможно. Брак, который у тебя был, распался. Доверие, которое скрепляло его, и обещания, которые его поддерживали, разрушены безвозвратно. Не имеет значения, что только один из вас нарушил доверие и нарушил обещания. Они сломаны, и все тут. Кроме того, вы оба изменились, и то, как вы видите друг друга, изменилось. Причина, по которой ты не можешь найти путь назад, в том, что его нет.

Он позволил мне подумать об этом несколько мгновений.

— Некоторое время назад ты сказал мне, что сейчас для тебя важнее всего обеспечить Эмме и Томми стабильный дом с двумя родителями. Это все ещё правда?

— 

Да, это так.

— Хорошо, тогда я вижу три способа, которыми вы можете это сделать. Все они трудные, и ни один из них не гарантирован. Когда это только случилось, ты считал развод неизбежным. С другой стороны, ты веришь, что Эмме и Томми нужны вы оба. Так что ты мог бы принять решение развестись с ней, может быть, даже заполнить документы и договориться об урегулировании, но ты не подашь заявление, пока Томми не исполнится восемнадцать. Таким образом, ты получишь развод, если все ещё захочешь этого, и Линда получит четырнадцать лет, чтобы попытаться изменить твое мнение, предполагая, что она хочет справить ситуацию. Проблема в том, что если ты даешь себе оговорку о побеге, это подорвет ваши обязательства. Чтобы брак работал, вы оба должны жить так, как будто из него нет выхода. А дети умны: если вы не будете полностью преданы браку и друг другу, они узнают об этом, и вся причина, по которой вы это делаете, будет потеряна.

— Второе: ты можешь развестись с Линдой и поискать кого-нибудь другого. Если у тебя ещё нет кого-то на примете, кто мог бы быть настроен благосклонно, это означает, что ты должен пойти и найти новую любовь. В то время как вы это делаете, ваши дети находятся в нестабильной обстановке, не говоря уже о том, что вы оба пострадаете в финансовом отношении. Опять же, вся причина, по которой вы это делаете, будет потеряна.

— В-третьих, и это самое трудное, ты можешь попытаться построить новый брак с Линдой. Это будет нелегко. Хорошие воспоминания о вашем прошлом, которые у вас обоих есть, послужат мотивацией, но также будут мешать вам. Во многих отношениях вам придется узнавать друг о друге все заново. И вам обоим придется научиться бороться за свой брак. Вы двое так подходили друг другу, я думаю, у вас сложилось ошибочное впечатление, что брак может сам о себе позаботиться. Этого не так, и я думаю, вы оба теперь это знаете.

— Какой из них ты мне рекомендуешь?

Л. У. фыркнул.

— Рекомендовать? Вам? Я рекомендую вам с самого начала держаться подальше от этой проблемы, но для этого уже немного поздно. Я думаю, что третий вариант, вероятно, будет лучшим для Эммы и Томми, если вы сможете его осуществить. Это большое "если". Вы оба должны быть готовы пойти ва-банк. Вы должны полностью вложиться в него, несмотря на то, как жестоко она причинила тебе боль, и твой страх, что она может сделать это снова. Она должна выбирать тебя из всех на земле, сознательно и постоянно, каждый раз.

Я рассказал Линде, что сказал старик. Она была согласна с большинством из того, что он сказал, хотя ей не нравился ни один из вариантов развода. Она не хотела верить, что многолетний брак может быть разрушен чем-то, что не продлилось и 24 часов, но она начинала понимать, что именно это и произошло.

— Выбирать 

тебя, а не кого-либо на земле, сознательно и постоянно.  — Она задумчиво произнесла эти слова про себя.  — Это звучит слишком просто, не так ли? Я сделала этот выбор в день нашей свадьбы и думала, что с этим покончено. Я никогда сознательно не выбирала его вместо тебя, хотя знаю, что ты в это не веришь. Но это ещё не все, не так ли? Обещание само о себе не позаботится: я должна практиковать его и постоянно бороться за него. Вот чего я не сделала в ту ночь. Я буду тренироваться, Джим. Я заставляю себя осознавать, что я твоя, куда бы я ни пошла, каждую минуту каждого дня. Но как насчет тебя? Я была ужасно жестока с тобой, хотя и не собиралась этого делать. Не мог бы ты полностью посвятить себя нам, мне, несмотря на это?

Ну вот, в этом-то и был вопрос, не так ли? Я посмотрел ей в глаза, как будто мог найти там ответ. Могу ли я увидеть что-то, во что я мог бы вложить себя?

— Я не знаю, Линда. Я постараюсь: это лучшее, что я могу сейчас сказать.

Я действительно пытался, как и она, и все постепенно улучшалось. Я думаю, весна помогла нам обоим. В весне есть что-то обнадеживающее, и Линда всегда была счастливее, когда её цветник цвел.

Приближался день рождения Линды. Она знает, что я не очень хорош в придумывании идей для подарков, поэтому обычно дает мне подсказки. Очень толстые намеки. Я думал о том, чтобы ничего не дарить в этом году или сделать что-то вроде куска угля, как у Санты. Или, может быть, подарить вонючую, потную майку Марка Лавальера. Иногда — много раз — я все ещё чувствовал, что она этого заслуживает, но я обещал, что буду вкладываться в неё. Кроме того, я должен был подумать о том, что было бы хорошо для Эммы и Томми.

За неделю до её дня рождения я начал нервничать. Я не получил никаких намеков, и у меня было не больше идей, чем у кролика, что я должен ей подарить. Она решила проблему за меня, и об этом тоже не было никаких намеков. Она не хотела никаких подарков; она хотела поужинать и потанцевать, чтобы детей не было дома.

— Я знаю, что ты не хочешь идти к Моррисону, и я тоже не хочу. Я больше никогда не хочу видеть это место. Но я хочу свидания с тобой, которое заменит ту ночь в наших воспоминаниях. И я хочу надеть свое голубое платье,  — Она выпятила подбородок и продолжила.  — Я купила его для тебя, Джим, и я больше не хочу вспоминать его как платье, которое было на мне, когда я пошла с ним. Я хочу, чтобы это было то платье, в котором ты любил меня и в котором влюблялась в тебя.

Я понятия не имел, был ли я или мы готовы к этому, но 

кто не рискует, тот не пьет шампанское.

— Хорошо. Давай попробуем.

Это была плохая идея. Когда моя прекрасная жена спускалась по лестнице в своем прекрасном голубом платье, все ужасные картины, от которых, как я думал, я избавился, вырвались на передний план в моем сознании. Линда потерялась в объятиях Мудака, когда они покачивались вместе, как будто репетируя то, что они будут делать позже этой ночью. Я, один в нашем гостиничном номере, в то время как Мудак снимал с нее её красивое платье. Линда под ним, отвечающая ему, уступающая ему, отдающая ему всю себя.

Я прислонилась к дверному косяку и закрыла лицо руками, пытаясь прогнать картины. Это не сработало.

— Мне жаль. Я сейчас... Я надену красное,  — Это было одно из моих любимых платьев, и оно демонстрировало её почти так же хорошо, как синее.

Она была прекрасна, когда спускалась по лестнице, её лучшая улыбка была на её лице. То, что я увидел в её глазах, помогло мне вернуть её фотографии с Мудаком туда, где им место.

Мы делали все возможное, чтобы не думать о том, что мы пытались забыть, и это сработало так же хорошо, как обычно. Но ужин был хорошим, и по мере того, как наш разговор начал налаживаться, я вспомнил обо всех причинах, по которым я влюбился в эту женщину. Тот факт, что этот Мудак тоже хотел её, не делал эти причины менее вескими.

Потом мы пошли танцевать. Это тоже было неловко поначалу, но потом неловкость прошла, когда я обнял свою жену. Каждое её действие и взгляд ясно давали понять, что она моя и такой и останется. Конечно, тихий голос в моей голове должен был заговорить и напомнить мне, что именно так все и было в ту ночь. Это было правильно, но действительно ли я хотел продолжать проживать этот день снова и снова, как День Сурка? Нет. Кроме того, я знал, что Линда выросла и изменилась с той ночи. Возможно, я тоже так думал.

Мы танцевали за нашим столиком, когда кто-то подошел к Линде с её стороны стола. Несколько мужчин приглашали её на танец, но она всем отказала, так что я не обратил на это особого внимания.

— Извините, что беспокою вас, но могу я, пожалуйста, одолжить вашего мужа на несколько танцев? Там есть полупьяный парень, которого я не могу заставить оставить меня в покое, и я думаю, что, может быть, несколько танцев с вашим мужем помогут ему понять причину отказа. Только с вашего разрешения, конечно.

— Могу я спросить, почему мой муж?  — Голос Линды звучал скорее удивленно, чем ревниво.

— Потому что то, как ты смотришь на него, заставляет меня думать, что он твой белый рыцарь, поэтому я знаю, что он не воспользуется ситуацией.

Линда повернулась ко мне с любящей улыбкой.

— Да, он весь такой. Он мой герой.

Она усмехнулась, когда мои уши покраснели.

— Так что давай, Джим, спасай девицу...

— Эллен.

— Эллен,  

вот Вам рыцарь, защищающий от многорукого дракона, дышащего алкоголем.

Я встал и внезапно оказался лицом к лицу с самой красивой женщиной в мире. Я никогда не представлял, что такая красота, как у нее, может существовать. Дело было не только в том, что она была сексуальной или горячей, хотя она была и той, и другой. Она была произведением искусства. Ей следовало бы быть в каком-нибудь музее, чтобы ею восхищались века, но она была слишком теплой, живой и жизнерадостной для этого. До этого момента я, как обычно, думал, что Линда была самой привлекательной женщиной в комнате. Теперь же это было не так. И это было даже близко не так.

Я был в оцепенении, когда протянул ей руку и повел её на танцпол. Она сама по себе была потрясающей танцовщицей, но у нее также был редкий дар заставлять своего партнера выглядеть намного лучше, чем он был на самом деле. Она таяла в моих объятиях во время медленных танцев, как будто была рождена, чтобы быть там. Я никогда не говорил ей ни слова. Я хотел, но ни мой голос, ни мой мозг в тот момент не работали. Я ничего не пытался с ней сделать; смертный мужчина не должен осмеливаться сделать это. Она улыбнулась мне, я улыбнулся ей, и ничто другое во всей вселенной не имело значения.

Я не знаю, как долго мы танцевали вместе, когда она наконец заговорила.

— Пойдем со мной, Джим.

Я вспомнил о сиренах в "Одиссее" и подумал: "Да ладно, ни один женский голос не может произвести такого эффекта?" Я говорю вам — это возможно. Эллен могла бы сбросить меня со скалы или прямо в Ад, и я бы слепо последовал за ней с глупой ухмылкой на лице.

Мы были почти у дверей клуба, когда она остановилась. Она положила руки мне на плечи и повернула меня так, чтобы я мог видеть наш столик. Линда сидела там в своем красивом красном платье, закрыв лицо руками, её плечи тряслись, когда она рыдала от всего сердца. Видеть её было все равно что внезапно очнуться ото сна. Эллен произнесла мне на ухо три слова.

— Теперь ты знаешь.

Ее слова едва дошли до меня, когда я безумно бросилась к нашему столику, едва избежав полностью загруженной официантки и отскочив от случайного вышибалы. Я обнял Линду. Я не видел, куда пошла Эллен, и мне было все равно. Все, что имело значение,  — это плачущая женщина в моих объятиях. Моя рубашка промокла от её слез, когда она наконец подняла ко мне лицо.

— Я, должно быть, ужасно выгляжу,  — сказала она. То небольшое количество косметики, которое она носила (ей никогда много и не требовалось), было размазано по её щекам, и на большей части её лица были красные пятна.

— Нет.

Я улыбнулся, глядя в её красные, опухшие глаза.

— О, да, я знаю,  — сказала она, икнув сквозь слезы.  — Я схожу в туалет, чтобы 

привести себя в порядок.

— О, нет, не надо,  — сказал я.  — Я видел этот фильм, и концовка была отстойной. Ты останешься здесь, со мной.

Я намочил салфетку в ледяной воде и вымыл ей лицо, потом осторожно похлопал по всем красным пятнам, пока они не исчезли. Я вымыл и ухаживала за лицом, которое люблю. Наконец, я был вознагражден призрачной улыбкой.

— Теперь мы можем пойти домой?  — спросила она.

— Нет,  — сказал я мягко.  — Если бы мы сейчас поехали домой, мой последний танец на твой день рождения был бы с кем-то другим. Это просто неправильно.

Я взял её руку в свою; она была вялой и не сопротивлялась.

— Пожалуйста, Линда. Потанцуешь со мной?

Музыканты сыграли несколько медленных песен подряд, и моя жена была в моих объятиях, и это было просто правильно: как будто я вернулся домой.

— Ты прекрасна сегодня вечером, Линда.

Я всегда говорил это, когда мы возвращались домой после свидания, и это всегда было правдой, даже, может быть, особенно сегодня вечером.

— Но я не была самой привлекательной женщиной в комнате сегодня вечером, не так ли?  — Она грустно улыбнулась мне и пошла наверх спать.

Мне нужно было кое о чем подумать, поэтому я заварил себе чаю и сел на наш диван. Я не изменял Линде, и она определенно изменяла мне, но я совершенно забыл о ней, в то время как другая женщина была в моих объятиях. Пошел бы я на самом деле домой с Эллен, провел бы с ней ночь, если бы она попросила? Конечно, нет, сказал я себе, точно так же, как сказал нашим друзьям той ночью. Я люблю свою жену; я бы никогда не сделал с ней ничего подобного.

Действительно? Моя совесть хотела знать. Насколько ты в этом уверен? Одно воспоминание об Эллен в моих объятиях заставляло мой пульс учащаться. Насколько я был уверен? Где бы я был сейчас, если бы Эллен не отправила меня обратно к Линде?

"Теперь ты знаешь". Да, теперь я знал. Я чувствовал вину за то, что был жесток с женщиной, которую люблю. Я знал, как легко это произошло, и, к своему стыду, знал, что не сопротивлялся, ни капельки.

"Теперь ты знаешь". Я знал, как кто-то мог сделать то, что Линда сделала со мной той ночью. Я знал, что могу подвести её так же сильно и так же легко, как она подвела меня. Мне пришлось столкнуться с этим лицом к лицу. Моей любви к Линде было недостаточно, чтобы удержать меня от измены ей так же ужасно жестоко, как она изменила мне.

"Выбирай себя, а не кого-либо другого на земле, сознательно и постоянно". Когда дошло до дела, я справился с этим не намного лучше, чем Линда. "Вложи себя полностью". Вложи всё. Я не сделал этого сегодня вечером. Так не пойдет. Пришло время ловить рыбу или резать наживку. На самом деле, уже какое-то время.

То, что я намеревался сделать глубоким размышлением, оказалось 

засыпанием. Я пришел в себя, откинувшись на диване под углом в тридцать градусов, с головой под углом, для которого моя шея не была предназначена. Во рту у меня был такой привкус, словно там что-то умерло несколько дней назад, а глаза были закрыты коркой. Я открыл их и обнаружил, что на мне было маленькое одеяло, которое я не брал. Странно. Дальнейшее расследование выявило запах кофе в воздухе. Как зомби, я последовал за ним на кухню. Одна кружка выпита, один душ принят, ещё одна кружка выпита, и я почувствовал, что готов познакомиться со своим окружением.

В доме никого не было, кроме меня: Линда, должно быть, ушла забрать детей. Мне было жаль её, если бы она попыталась разбудить меня. Это не могло пройти хорошо. Я немного побродил по дому и нашел ещё один конверт с моим именем на нем. Я думаю, Линда тоже не спала всю ночь.

"Дорогой Джим",  — написала она.

"Я знаю, что ты снова и снова пыталась объяснить мне, почему моя ночь с Марком была для тебя настолько важной, что ты даже подумывал о разводе. Кое-что из этого имело для меня смысл, например, то, что ты думал, что знаешь обо мне, но в ту ночь оказалось неправдой. Тем не менее, я чувствовала, что ты делаешь это гораздо более серьезной проблемой, чем это должно было быть, и я должна признать, что иногда я обижалась на тебя за это.

Теперь я знаю каково это. Я смотрела, как ты танцуешь с другой женщиной, зная, что я никогда не смогу соперничать с ней, зная, что в твоей голове не было ни единой мысли обо мне, и я знала, что ты чувствовал, когда я танцевала с Марком. Я видела, как ты уходил с ней с танцпола, и я знала, что ты чувствовал, когда Ди сказала тебе, что я ушла с Марком. Надеюсь, я никогда не узнаю, что бы я чувствовала, если бы узнала, что ты занимался любовью с другой женщиной. Я и так знаю достаточно.

Я сожалею, очень сожалею обо всем, что я сделала с Марком. Мне жаль, что я танцевала с ним, мне жаль, что я ушла с ним, мне жаль, что я испортила из-за него нашу особенную ночь, и мне жаль, что я поделилась с ним тем, что я всегда хотела, чтобы было только твоим. Я не могла сказать этого раньше, потому что мне не было по-настоящему жаль, как, я думаю, ты знаешь. Мне было жаль, что тебе причинили боль, но я цеплялась за иллюзию, что это была всего лишь одна ночь, ты в конце концов справишься с этим, у нас все будет хорошо, и я все ещё смогу наслаждаться воспоминаниями. Я действительно не знала, как сильно причинила тебе боль. Это звучит глупо для меня, когда я пишу это, но это правда. Теперь я знаю и всем сердцем жалею,  

что не была сильнее и не позволила ему забрать меня. Любая часть меня.

Я думаю, что Л. У. прав. Наш старый брак мертв. Ничто не может вернуть его обратно. Мое самое заветное желание — начать с тобой новую жизнь, начиная с сегодняшнего дня. Я выбираю тебя, а не кого-либо другого на земле, сознательно и постоянно, с каждым вдохом, который я делаю. Я поняла, что клятвы верности сами по себе не выполняются: за ними нужно ухаживать, защищать, а иногда даже бороться. У клятв нет тайм-аутов. Я буду держать тебя на первом месте в своих мыслях и сердце каждое мгновение, когда буду бодрствовать. Теперь у меня есть боль, как моя, так и твоя, которая напоминает мне о том, что может случиться, если я этого не сделаю.

Я все ещё просто старая я, все та же старая я. Я не могу соперничать с Эллен. Несмотря на это, не мог бы ты пойти ва-банк и построить со мной брак?

Люблю всегда, всем сердцем, душой и телом,

Линда".

Часть меня все ещё хотела наказать её за ту ужасную боль, которую она причинила мне той ночью, которая была со мной с тех пор. Но как я мог это сделать, когда знал, что был так близок к тому, чтобы сделать с ней то же самое? Ладно, я не ушел с Эллен, и, возможно, на самом деле я не изменял, но мы оба знали, что я был готов к этому, и не моя вина, что я этого не сделал. Я был не лучше, чем она.

Входная дверь открылась, и они в спешке вошли. Моя дочь. Мой сын. Моя жена. Моя семья.

Когда Линда посмотрела на меня, внезапно испытующе, у меня появилась новая мысль. Неужели я позволю Мудаку украсть мою семью только потому, что он думал, что может? Черт возьми, нет. У парня в песне о трапеции не было выбора, а у меня был. Я сделал выбор, который был лучшим для меня и для детей, которых я поклялся защищать.

Я обошел своих детей и взял Линду на руки, держа её, принимая её, с её недостатками, её прошлым, её новой решимостью и всем, что делало её, её. Я держал её так же, как держал в день нашей свадьбы, настойчиво и властно, и она так же прижималась ко мне.

Мы были на пикнике в честь Дня труда, устроенном моей большой семьей. Это было нелегкое лето для нас, но мы были полны решимости. Я думаю, что за эти шесть месяцев мы узнали о себе и друг о друге больше, чем за все предыдущие годы нашего брака. Теперь мы знали, что любовь требует работы, характера и всех тех других вещей, которые не доставляют особого удовольствия. Мы также знали, что оно того стоило.

Л. У., как всегда, устраивал суд под одним из больших деревьев на заднем дворе. В середине дня, когда младшие дети легли спать, один из 

его эмиссаров вызвал Линду и меня к трону. (Хорошо, это выглядело как удобное кресло с несколькими держателями для напитков в Адирондаке. Все в нашей семье знали, что это трон.) Он сказал нам, как он рад, что мы вместе, и какими замечательными детьми, по его мнению, были Эмма и Томми. Затем он сделал паузу и прочистил горло.

— Я должен кое в чем признаться.  — Он сделал паузу и бросил на нас взгляд, который говорил, что он знал, что должен чувствовать себя виноватым, но на самом деле был очень горд собой.  — Ты помнишь Эллен?

Я бросил обеспокоенный взгляд в сторону Линды. Она действительно была глубоко ранена той ночью.

— Её довольно трудно забыть, не так ли, Джим?  — спросила она с дразнящей улыбкой.

— Эм...

— Да, я думаю, мы оба её помним,  — сказала Линда Л. У., все ещё улыбаясь, и нежно похлопала меня по руке. Она справлялась с этим лучше, чем я ожидал, но я нервничал, гадая, что на этот раз припрятал в рукаве старый ворчун. Всегда что-то было.

— Я думаю, тебе пора знать, что я, э-э, устроил это.

— Что?  — спросили мы вместе.

— Я договорился с Эллен сделать именно то, что она сделала в ту ночь. Я рассказал ей всю историю, и она согласилась сделать то, о чем я просил. "По-другому, но весело",  — так она выразилась. Видите ли, Эллен — очень высококлассный эскорт.

— Что? Откуда ты вообще знаешь таких людей?  — Мой дядя действительно был довольно прямолинейным, несмотря на все его знания о мире.

— А что, вы хотите кого-то нанять?  — Линда смеялась надо мной, когда говорила это, и она смеялась сильнее, когда я заикался и спотыкался, окрашиваясь в несколько оттенков красного. Затем она повернулась к Л. У. с задумчивым выражением лица.

— Знаешь, я не совсем удивлена,  — сказала она.  — Было несколько вещей, которые не совсем сходились. Обычно такая красивая женщина имеет многолетний опыт отражения нежелательных ухаживаний. Ей не должна была понадобиться помощь Джима, так что у нее, должно быть, была какая-то другая причина обратиться к нам. Но тогда зачем ей было отсылать его обратно ко мне, когда она легко могла оставить его у себя на всю ночь?

Я опустил голову и снова начал извиняться. Мои моральные устои и характер были недостаточно сильны, чтобы быть тем мужем, которым я хотел и в котором нуждался, и это знание все ещё раздражало меня.

— Все в порядке, Джим.  — Она погладила меня по руке, как она делает, когда мне нужно успокоиться,  — Я просто складываю кусочки головоломки вместе.

Она снова повернулась к Л. У., который улыбался ей, как будто она была способной ученицей, которая собиралась дать правильный ответ.

— Теперь все сходится. Ты должен был что-то сделать, чтобы сдвинуть нас с мертвой точки и помочь каждому из нас понять чувства других. Правильно? Или ты хотел приписать себе заслугу за то, что мы остались вместе. А?

Выражение удовольствия все ещё было на лице Л. У.

— 

Кто сказал, что обе мысли правильные?

Должен признаться, я был немного раздражен тем, как меня разыграли, но Линда расплылась в улыбке. Кроме того, я должен был признать, что это сработало. Она встала и поцеловала старика в обе щеки. Теперь он был тем, кто покраснел.

— Это за заботу о семье,  — тихо сказала она.  — И скажи Эллен спасибо за нас, хорошо?

Мы с Линдой вернулись на вечеринку, обняв друг друга за талию, как старшеклассники гуляющие на перемене. Я знал, что Л. У. радостно наблюдает за происходящим.

— Как ты думаешь, где старому Л. У. удалось подцепить кого-то вроде Эллен?  — спросил я.

Линда усмехнулась.

— Я не знаю, но после этого я ничего не упущу из виду, старина.

— Ты, кажется, не слишком расстроена тем, как он сыграл с нами.

— Да, ты права. Я рада, что он это сделал.

Линда взглянула мне в лицо, затем повела меня к маленькой скамейке под тенистым деревом, где мы могли побыть наедине.

— В чем дело, Джим? Что тебя беспокоит?

— Та ночь показала мне, что я не тот муж, каким хочу быть. Таким мужем, каким я должен быть, если мы хотим, чтобы у нас все получилось.

Линда улыбнулась мне.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Поверь мне, я вела эти разговоры сама с собой снова и снова с той ночи. Ни у кого из нас больше нет идеального послужного списка. Но мы оба получили суровый урок того, что нам нужно делать, чтобы больше не подводить друг друга. Мы оба делаем это.

— Теперь я знаю, что ты не так совершенен, как я когда-то думала. Но ты все ещё мой герой. Я все равно поставлю свою жизнь и жизни своих детей на твою любовь и твою силу, и это будет самая безопасная ставка, которую я когда-либо делал в своей жизни.

Она на мгновение замолчала.

— Он сделал это для нас, Джим, чтобы мы действительно снова были вместе. И ты должен признать, что это сработало.

Линда улыбалась, но я никогда не забуду, как она выглядела, сидя за тем столом в своем красивом красном платье и рыдая от всего сердца.

— Я не знаю, Линда. Этот маленький трюк причинил тебе много боли. Я не уверен, что прощаю его за это.

— Ты должен. Он понял одну вещь, которая заставила бы меня полностью осознать, через что я заставила тебя пройти. Он заставил меня увидеть, через что ты проходишь, и что тебе нужно пройти, чтобы мы остались вместе. Он сделал ставку на то, что, увидев это, я пожалею о том, что сделала, а не просто о том, что тебе было больно. Он был прав. Это было чертовски больно, и сожаления, которые я испытала, были ещё хуже, но я вернула своего Джима. Я соглашусь на эту сделку в любой день. Я буду благодарна Л. У. до конца своей жизни. Кроме того, забавно целовать его в щеку и смотреть, как он 

краснеет.

Я обнял свою Линду, поцеловал её и увидел, как она покраснела. Этот поцелуй был не на щеке.

Мы больше не часто видимся с друзьями, с которыми раньше встречались. Линда некоторое время поддерживала связь с Ди, пока Ди не сделала ставку на Мудака на одном из тех благотворительных аукционов, и они провели выходные в шикарном отеле в центре города, трахаясь друг с другом. Дейв подал на развод. Хорошо, что у них не было детей.

Правда в том, что если бы не Эмма и Томми, мы с Линдой уже были бы в разводе. Моя решимость поступить с ними правильно заставила меня сжалиться над Линдой, даже когда боль была такой сильной, что я едва мог смотреть на нее. Мне от этого лучше? Я никогда не узнаю. Жизнь не дает вам возможности сделать что-то за кадром, чтобы посмотреть, сработал ли бы другой выбор лучше. Я скажу, что новый брак, который мы с Линдой построили, вызывает зависть наших друзей, и мы достаточно усердно работали для этого, чтобы не позволить никому или чему-либо угрожать ему. Мы благодарны за сегодняшний день и не принимаем завтрашний день как должное. Я думаю, что у нас все получится, и это делает меня счастливым.