Зинка

Пролог

К середине декабря навалило снегу, но было тепло.

Для Сибири, мороз в три-четыре градуса — это оттепель.

Мартыниха шла на утреннюю дойку.

Избёнка Мартынихи стоит на отшибе, идти ей через всю деревню, вот и встаёт баба ни свет, ни заря.

Шёл пятый час утра.

Или ночи?

Ущербная, стареющая луна, желтела на чёрном, усыпанном звёздами, небосводе.

Мартыниха в валенках с калошами, в телогрейке и стареньком пуховом платочке. Мартынихе уже седьмой десяток, но баба ещё шустрая — ходит в клуб на дискотеки.

Свёрток Мартыниха заметила издалека — на зрение не жаловалась.

Свёрток лежал сбоку от дороги и, подойдя ближе, она увидела следы и вытоптанное место.

Шевельнулось под сердцем тревожное предчувствие. Мартыниха смотрела на свёрток, но подойти не решалась.

Наконец, бормотнув — Господи!  — и перекрестившись, подошла и ахнула!

Сердце зашлось: в свёртке спал младенец.

Заканчивался 1992 год.

Страна шла вразнос!

1

Зинка продрала зенки. За окном темень, в избе холодрыга, во рту кошки насрали!

Кутаясь в рваный, задрыпаный полушубок, которым и укрывалась, поднялась со старого, скрипучего диванчика.

На этом диванчике, пять лет назад, тихо умерла Мартыниха.

Зинке двадцать пять, но выглядит на все сорок.

Зинка, босиком, вышла в сенцы, нащупала ногой поганое ведро — присела над ним и поссала. Входная дверь была приоткрыта, и Зинка замкнула её на крючок. Вернулась в избу, зачерпнула кружкой холодной воды, из ведра на кухне, и клацая зубами, не то от холода, не то с похмелюги — выпила. Вернулась к диванчику и завалилась на него, закутавшись в полушубок.

Зинка пялилась в потолок, а он плыл по кругу. Зинка закрыла глаза, но движение по кругу продолжилось, её замутило, к горлу подкатил тошнотный комок и Зинку вырвало на пол.

Вытирая ладонью, измазанный блевотиной рот, Зинка громко икала, но тошнота прошла и больше не круговертило.

...

Георгий смотрел почту, когда зазвонил сотовый.

— Жора...  — он едва узнал голос Валентины, двоюродной сестры и сердце сжалось, а от затылка по спине расползался холодок

— Жора, твой папа умер вчера...

В одно мгновение всё вокруг выцвело и утратило смысл. Всё!

— Папка!  — скрипя зубами от бессилия, он опускался на колени

— Жора, завтра похороны

— Я приеду сегодня...  — выдохнул он, упал ничком и застонал, катаясь по полу.

Позвонил жене.

Таня охнула и сказала, что сейчас придёт.

Она пришла, и они собрались, и поехали на Южный, на электричку.

В электричке было пусто: рабочий день.

Он сидел у окна, и смотрел на проплывающий мимо однообразно-унылый заснеженный мир. Жена сидела напротив, смотрела на него жалостливо и, попытавшись заговорить раз и другой, тоже уставилась в окно.

В райцентре их встретил Серёга, муж Валентины.

От вокзала до деревни шесть километров.

— Что случилось?  — глухо спросил он, когда Серёга, переехав ж/д пути на выезде из райцентра, переключил на третью.

— Он на живот жаловался. Думали обострение гастрита, вызвали скорую. Его забрали, а в первом часу ночи позвонили. Не гастрит был... язва.

— Мы не стали ночью звонить, всё равно уже...  — Сергей помолчал, потом добавил — Он опять стал выпивать... Я с ним разговаривал и Валентина тоже... Но ты же знаешь его... Послал!

— Он... в больнице?

— Дома уже.  

Ему же сделали операцию. Вскрытие не понадобилось. Гроб столярка сделала, за счёт совхоза. Оградку я купил. Пока поставим крест...

Сергей замолчал, сворачивая на улицу, где был дом родителей.

Крышка, обитая чёрным сатином, стояла на улице, прислонённая к стенке веранды. Рядом стоял крест.

Отец лежал в гробу, поставленном на два табурета, в зале. На стульях, на диване и на лавочке, у стены, сидели люди. Было нетоплено, поэтому сидели в верхней одежде. Кто-то из деревенских, узнав Георгия, встал со стула, кто-то со скамейки. Они сели.

Сергей, сняв шапку, стоял в дверном проёме.

Черты лица, отца, заострились, он как-то усох и показался таким маленьким. В изголовье горела свеча и стояла иконка с образом. К запаху свечного дымка уже примешивался другой, хотя в доме было нетоплено и холодно.

Люди вставали и уходили.

Входили и садились другие.

Время застыло.

Заходившие, молча постояв или посидев, молча и уходили. И только двое стариков, Георгий узнал их — это были отцы его одноклассников, о чём-то, полушёпотом, переговаривались.

Позже, когда они ехали в город, жена ему говорила — А эти двое знаешь о чём говорили?

Георгий скривил губы

— Один говорил другому, что держит кроликов и, что их мясо полезное и питательное. Представь?!

Георгий пренебрежительно кивнул — Я сидел ближе и не слышал о чём они говорят, а ты сидела за мной и расслышала? (Таня стала жаловаться на слух и в последнее время всё чаще переспрашивала).

— Может потому, что ты не прислушивался?

— Наверное

Ни о чём не хотелось говорить, никого не хотелось слушать, и ни о чём не хотелось думать.

Таня замолчала.

...

Когда за окном стемнело, пришла Валентина и наклонившись к Георгию, сказала — Жор, пойдёмте к нам, поужинаете, да и спать. Здесь холодно, Сергей не стал топить.

Они ещё постояли и вышли.

Валентина шла справа, Таня, слева от него.

— Жор, мы в столовой заказали обед на пятьдесят человек. Хлеб они сами испекут и продукты свои, деньги потом отдадим.

Он вспомнил про деньги и, достав из кармана, протянул Валентине — Здесь двенадцать тысяч.

— Гроб совхоз за свой счёт сделал. Оградку Серёжа купил, пока поставим крест...

— Валь, Серёга уже всё рассказал.

Валентина замолчала.

У сестры было жарко натоплено и даже душновато.

— Валь, а чё, девчонки не приехали?

— Они же там, Жор. Не узнал?

— Да я ни на кого не смотрел

— Они ещё немного посидят и придут. На ночь бабушки останутся.

Их хотели уложить на кровать, но Георгий попросил постелить на полу.

Он лежал, подложив руки под голову. Жена, притулившись к правому боку, ровно засопела через несколько минут.

Он услышал, как пришли племянницы и закрыл глаза. Дверь в спальню приоткрылась — Спят уже — шёпотом сказал кто-то и дверь прикрыли.

Он лежал, погружаясь в воспоминания...

Это потом, спустя два года...

Всё чаще сниться стала мать,

Отец, вот тоже, в сны заходит,

И не могу ночами спать,

И боль на сердце не проходит.

Я всё корю себя за то, что

К ним не приехал, как хотел;

Под Новый Год...

Теперь уж поздно...

И горько мне, что лишь хотел.

И больно мне, что лишь ночами,

Они в 

мои приходят сны,

И близок свет тот — близок снами,

Да между нами темень тьмы.

Но, в эту ночь, он спал без снов.

2

К утру жар выветрился и стало прохладно.

Валентина с Сергеем встали затемно, и он слышал, как они мешали корм свиньям, как поскрипывали половицы и накатывал холодный воздух, когда открывали и закрывали дверь.

Задрёмывал и снова просыпался.

Валентина заглянула в восемь часов — Не спите?

— Встаём, Валь.

Сходили в туалет, сполоснули лицо и позавтракали.

— Девчонок не бужу, пусть выспятся — сказала Валентина, убирая посуду.

Они оделись и пошли в отцовский дом.

— Мы с Сергеем чуть позже придём — проводив их до калитки, сказала сестра.

Сергей встретился им.

Он шёл с каким-то мужчиной, которого Георгий, сначала не узнал.

Они поздоровались.

— Мы с Лёпой... («Лёпа! » — вспомнил Георгий)... на кладбище. Там всё снегом замело, Лёпа место укажет... Копателям.

— Земля поди замёрзла?

— Парная. Вишь, какая теплынь — ответил Лёпа — Греть не надо.

— Мы, с Валентиной, через полчасика придём

В доме уже были люди и стало немного теплее.

...

По улицам, за машиной (выделил совхоз) шло с полсотни человек.

До кладбища дошли десятка два.

Постояли.

Попрощались.

Закопали.

Установили крест и венки.

Ещё постояли и потянулись назад.

...

В доме отца, в зале, уже стояли, сдвинутые, два стола. На столах водка и хлеб. На кухне две женщины из столовой разливали борщ в тарелки и несли в зал.

Поминки.

Одни садились и поминали. Другие стояли в прихожей и ждали, когда освободится место за столами.

Быстро стемнело.

Он вышел на крыльцо и, прислонившись к стенке веранды, смотрел в небо.

Кто-то шёл от калитки.

— Дай закурить!

— Я не курю — он даже не взглянул

Он был похож на отца, и Зинка узнала. Она заглянула в его глаза: там была пустота.

— Хочешь?

— Где?

— Пойдём.

И он пошёл с нею, как был: не вернувшись в дом, чтобы одеться.

Зинка шла впереди, чуть выставив левое плечо и также, чуть, наклонив голову, как будто от ветра отворачивалась.

Совхоз за прошедшие годы не разросся и избёнка Мартынихи (теперь Зинкина) так и стояла на отшибе.

Окна, не запотевшие, тускло поблёскивали в темноте. Ограды не было, построек, кроме разваливающегося туалета, тоже. Дом выглядел нежилым.

Входная дверь не была заперта на замок, да и замка, похоже, не было.

— Я схожу поссу!  — грубовато бросил он ей в спину.

Она притопывала, стряхивая налипший снег с валенок

— Да можешь ссать где угодно, всё равно никто не увидит.

Зинка шагнула в сени, а он направился к туалету.

Дверь была прислонена к створу. Петли давно проржавели и сломались. Он сдвинул дверь и сморщился. Намёрзшее, давно не срубавшееся и оплывшее от тепла говно, торчало из очка, словно горб. Двинув дверь на место, отошёл и поссал.

3

Зинка открыла дверь и вошла.

В накуренной и освещающейся от керосиновой лампы (типа «Молнии», которую заправляли солярой) кухне, сидели деревенские забулдыги: две женщины, Нинка и Ленка, и Лёпа.

Лёпе было под пятьдесят, но в деревне никто не называл его по имени, а может и не помнили уже.

Возраст бабёнок определить было невозможно в принципе!

— Зинка!  — Вскинулась одна из них — Ты где, сука, шляешься?  

У них жратвы осталось: заказывали на пятьдесят человек, а пришли сорок. Мы с Ленкой целую кастрюлю борща принесли! Он горячий ещё! А Лёпа, вон, пару бутылок водки ум...

Дверь открылась и вошёл Георгий.

Бабёнки сразу всё смикитили и, встав из-за стола, вышли из кухни и потянули, с приколоченной к стене вешалки, платки. А Лёпа, узнав Георгия, подошёл к нему.

— Жора!  — трепал он его руку — Жора, твой батя был мужик! Настоящий мужик! Говорил, что думал! За словом в карман не лез! Недолюбливало его за это начальство, зато уважали! Ну и...  — он подмигнул — ... и с бабами... помню, ты в армии был, тётя Груня ещё жива была, а он с Татарчихой...

Бабёнки схватили Лёпу под руки и поволокли из избы.

Зинка вышла следом, закрыла за ними входную дверь на крючок и вернулась.

Георгий сидел за столом, подперев голову рукой.

Зинка тоже села.

— Давай, помянем... дедушку — она взяла один из стаканов, с остатками водки

Георгий взял другой, и они выпили.

— Поешь?

Он качнул головой.

Зинка наливала в тарелки борщ.

Тарелки и ложки принесли бабёнки.

— А чё...  — когда Зинка, поставив тарелки с борщом, села — ... света нет?

— Отключили за неуплату — вздохнула Зинка, черпая ложкой борщ — Ты ешь, ешь!

Георгий съел две ложки — Отопление тоже за неуплату?

— Отопление в деревне всем отключили. Оставили детсад, школу и сельсовет.

— Помянем...

Он плеснул водки в стаканы, и они выпили.

Молча доели борщ.

— Ещё?

— Давай. Чё то аппетит разгулялся!

Зинка хмыкнула.

— Тебе холодно? Я могу печку растопить. Дрова есть

— Где у тебя дрова? Даже забора нету. Разве что дверь от туалета разломать, всё равно толку с неё ни хуя.

Водка развязала язык.

— В чулане есть немного колотых. А чурбаны под снегом, их ещё колоть надо.

— И откуда у тебя дрова? За них ведь платить надо... Или ты натурой?

Он с усмешкой посмотрел на Зинку, уплетающую борщ за обе щёки.

Зинка доела борщ и облизывала ложку.

— Да ты налей ещё! Целая кастрюля ведь!

— Неээ, хватит! А то будет бултыхаться, когда...  — и она посмотрела на него сальными глазами.

— Блядь! А я уже и забыл, зачем сюда пришёл!  — он улыбнулся, а Зинка засмеялась.

— У меня тополь во дворе стоял. Большооой!  — Зинка даже привстала — Его летом спилили. Ветром отломило ветку, и она провод оборвала...

— А говоришь за неуплату...

Переход был слишком сложный и Зинка, оторопело на него пялилась.

— Ну спилили...  — он отодвинул пустую тарелку — А кто распиливал? Сама? У тебя поди и пилы нет?

— Неээ! Пилы нету. Валерка распилил.

— Какой Валерка? Останин?

— Неээ! Они приезжие. Лет семь назад из Казахстана приехали.

— У него семья?

— Развёлся он

— Из-за тебя?

Зинка хихикнула — Неээ! Выгнала она его. Он такой... блядун!

— И как ты с блядуном рассчиталась?

Зинка потупила глаза.

Георгий усмехнулся: его умилила стеснительность девушки.

— А Валерка работает?

— Какой?

— Который, блядун!

Зинка разулыбалась — Скотником. На ферме.

— Алименты исправно платит? Дети у него есть?

Зинка покачала головой — Она их с собой забрала. Трое.

— Ладно. Чё мы про детей то... Хотя...  — 

он улыбнулся в усы — ... по теме. Веди в апартаменты, Зинаида!  — и встал.

Зинка зарделась, как маков цвет, поднесла ко рту и прикусила большой палец, и не поднимая на него глаз, встала, повернулась и пошла в комнату.

Он прикрутил лампу и, расстёгивая ремень брюк, пошёл за ней.

Зинка сидела на диванчике, сдвинув ноги, выпрямив спину, с прижатыми, к груди, руками.

Он подошёл к ней вплотную и отпустил ремень. Брюки, зашуршав, свалились к ногам.

Член уже оттопыривал плавки и он, оттянув резинку, вызволил его.

Зинка, всё также, сидела, словно истукан.

— Сними с меня сапоги и давай, не тяни, раздевайся! А то я замёрзну, пока ты растележишься!

Похоть, сдобренная водкой, расползалась по жилам, распаляя желание.

Зинка подчинилась и, опустившись на колени, расстёгивала и снимала с него сапоги.

Он стянул с себя джемпер и бросил на диванчик. Холода, ни голыми ногами, ни торсом, не ощущал.

Зинка выпрямилась и стала раздеваться, а он, прихватив её за талию, тёрся торчащим членом по ляжкам.

— Тебе как?

Он держал её за жопу и, двигая туда-сюда, тыкался членом между ног. Её титьки, мялись об его грудь, а руки обвили шею.

— Раком!  — и он поворачивал её, не выпуская из объятий, и член упруго отгибался, в сторону вращения её тела, выискивая ложбинки.

Зинка стояла раком, опустив голову на руки.

В темноте, к которой уже привыкли глаза, белела её жопа.

Георгий гладил ягодицы, слегка пощипывая кожу, покрывшуюся пупырышками.

Он жался к жопе животом и тёрся, а руками гладил бёдра, заводя внутрь, и касаясь лобка, вёл пальцами вниз, пропуская сквозь них, поскрипывающие волосы.

— Тебя ебли в жопу?

— Нет

— Я хочу в жопу!

— А можно?

— Можно. Только...  — он пощупал Зинку; пизда была горячая и влажная, а жопа сухая

— Вот!  — он сунул к её лицу два пальца правой руки — Обслюнявь!

Зинка взяла пальцы в рот и обмусолила.

— И ещё.. .  — он прижал ладонь к её рту — Сплюнь!

Зинка шумно втянула носом воздух вместе с соплями и смачно харкнула.

Георгий невольно улыбнулся в темноте.

Он прижал ладонь к анусу и размазал по нему, и ложбинке, харчок. Ткнул указательным пальцем в анус, вдавил и совершал фрикции. Его левая рука лежала на спине и Зинка, потянув, прижала её к титькам.

Он мял, с какой-то ненасытной жадностью, груди, продолжая делать фрикции, потом вытащил палец и, прижав к анусу два, запихал и продолжил.

Пока он ласкал её одним пальцем, было немного щекотно, но Зинка сдержалась. А когда он засунул два пальца, ощущения изменились, и Зинка стала прислушиваться к ним.

Желание нарастает и вот он уже тычется возбудившимся членом, направляя в анус. Зинка вздрагивает, а он, сжимая её бёдра, толчками протискивает залупу сквозь зажатый сфинктер. Зинке больно, но она терпит, закусывая губу, а он, с усилием запихивая член в её жопу и разжигаясь похотью, и покорностью, вытягивает полностью и...

И засаживает!

Зинка кричит от боли, а он, теряя обладание, впиваясь побелевшими пальцами в кожу, ебёт и насилует Зинку, упиваясь властью!

Он ебал её!

Он насиловал её!

Зинка 

вскрикивала, но насилию не противилась и излившись, и услышав её стоны он пришёл в себя. И вытягивая из жопы, уже мягчеющий член, он спросил — Тебе больно? Почему не противилась?

— Мне тебя жалко — Зинка всхлипнула

И чувства, подавленные страшным горем, встрепенулись. Он, вдруг, осознал, что воспользовался её жалостью, чтобы удовлетворить свою похоть.

«О, Ббоже! » — прошептал он, и развернул Зинку, и приподнял, и прижал — Прости! Прости меня, прости!  — и всё гладил и гладил плечи, и голову, и Зинка разрыдалась.

В голос!

Он сжал её лицо в ладонях и целовал глаза, нос, щёки, губы, и Зинка успокаивалась, и он прижал её к груди и слёзы, накипавшие в уголках глаз, покатились по щекам.

Зинка отстранилась, взглянула на него и увидев, что он плачет, затормошила его — Не плачь! Не плачь, миленький! Ну хочешь, изнасилуй меня ещё раз! Ещё раз, в жопу!

— Зинка!  — он улыбнулся, смахивая слёзы — Зинка, ты совсем глупенькая! Я не плачу — и опять прижал её.

Его сердце гулко тукалось в груди.

Зинка улыбалась.

4

— Ты где был?! Тебя почти час не было!

— Я по деревне ходил

— Вот так?! Ты же простынешь, заболеешь... Говорят тебя видели, как ты с какой-то женщиной ушёл

— Зинка... Просто шла впереди

— Говорят про неё, блядь местная... Говорят, что все деревенские забулдыги в её доме гужуются.

Он молчал

— Ты у неё был?

— Тань, ей двадцать пять, мне пятьдесят восемь. Что я там забыл?

— И почему, сразу, блядь?

— Так сказали

— Она «сын полка»!

— В каком смысле?

— Найдёныш! Её же растили всей деревней. Мартынихе помогали, кто чем мог. Мартыниха, как нашла её, уволилась с фермы и жила на одну пенсию. Какую воспитали, такая и есть. Она то в чём виновата, Тань?

— А ты чего её так защищаешь? Уже трахнул?!

— Да! В жопу!

Смешок, короткий и нервный — Ты серьёзно?

— Тань! Ну а что я должен сказать? «Нет» — Ты, не поверишь. Сказал — «Да! » — Ты не воспринимаешь это всерьёз.

— Я тебя совсем перестала понимать

— А что меня понимать? Простой, как три залупы вместе!

— Фуу! Зачем так грубо?

— Там по другому немного: тупой, как три залупы вместе!

— Это не ты, это я тупая, как...  — Таня улыбнулась, попытавшись представить тупость в три залупы вместе.

— Есть другое выражение: тупой, как три пима вместе!

Таня опять улыбнулась

— Тань, ты чего?

— Да я просто представила: тупость в три пима, много больше, чем в три залупы.

— Смотря какая залупа, и смотря какой пим?

— Ты это серьёзно? Залупа может быть больше п... Фууу! О чём я говорю? В какие игры ты со мной играешь?

Таня помолчала — Я уже забыла, с чего начала?

— Я мог простыть и заболеть...

— Нет! Я что-то другое хотела сказать... Ладно, иди одевайся. Пойдём к Валентине. Здесь нетоплено, холодно. Закрой на замок. Посуду мы помыли. Убрались немного. Иди одевайся, я здесь подожду.

К середине декабря навалило снегу, но было тепло.

Для Сибири, мороз в три-четыре градуса — это оттепель.

З. Ы.

Деревенские частушки про Зинку:

Зинка жопою 

виляет

Зинка дразнит пацанов

На деревне каждый знает

Зинка ходит без трусов

Если Зинка сядет срать

Далеко её видать

Распугает всех котов

Зинка ходит без штанов

Подмывалась в баньке Зинка

Подтиралась подолом

Из пизды торчит дубинка

Зинка трахалась с ментом

Зинку трахали в кустах

Со всей округи мужики

Показали в новостях!

Засуньте в жопу языки!