Неукротимая Пенни-Лейн (отрывок)

Грузовик Пенни-Лейн мчался по шестому федеральному шоссе, на север от Бармоунт-хилла. Где-то там, за цепочкой лысых Калифорнийских холмов горел загадочный иь сектор базы, и лежал в кювете автомобиль с генералом Фертшеллом, а его верный адьютант Топси находился в военном госпитале Бармоунтской комендатуры. Да, дел Пенни-Лейн неделала много...

Зеркало отражало крепкое лицо девушки, пухлые губы, несколько вывернутые, как у любой, в общем-то южноаммериканской шлюхи, между Сан-Франциско и Вашингтоном. Серые глаза... Пышные серые волосы все время спадали на лоб и Пенни приходилось их рукой... Ладони ее сжимали баранку; девушка пристально следила за дорогой — не появится ли вдруг тупорылый зеленый броневик, из леса: от этих тварей всего можно ожидать. Босые ноги девушки, погрубевшие изрядно по пути босиком от ранчо Филла, по сухим колючкам и коровьему дерьму, упирались в педаль акселератора. Но самое главное было не здесь. Майка плотно обтягивала ее грудь; в кабине было жарко... А чуть полные ноги Пенни обтягивали крепкие джинсы, в них было чертовски неудобно. Девушка облизывала губы: она с ужасом чувствовала, что там, в глубине ее бедер з р е е т опять это... Она чувствовала, как горит под майкой ее пышненькая грудь и набухают соски. Она понимала, закусив губу, что ей опасно раскрыться сейчас, когда люди Фершелла пасут ее по дорогам. Но перехватывало дух и горели пятки... Нельзя, нельзя. Не хочется. Так ныли бедра в недавнем детстве, точно так же было тепло внизу живота. И маленькая Пенни забиралась в ванную, блестящую огромным душем, ставала босой на пол и прикосновение прохладной плитки к голым ногам приносило дрожь в коленках... Девочка, едва дыша, разглядывалась, и зеркало отражало ее худые ноги подростка с грязными пятками и худенький зад. Она смотрела на себя в это большое домашнее зеркало и потом, закатив глаза, брала с полки круглый балон Ланда и ложилась на пол. Ее крепкие руки погружали пластмассового червяка в свое лоно; и жгло тело невыносимым удовольствием, и она стонала, извиваясь на полу... Да, но тогда Пенни не знала ни Джеральда, ни того, что ее ждет...

Теперь по сторонам тянулись хилые деревца. Да что же это. Побледнев девушка расстегнула последнюю пуговочку на джинсах. Господи, да нельзя же светиться...

Из-за поворота показалась железно-пластмассовая постройка; ясно, обжорка Макдональдс, нечего и говорить... Над входом грязная вывеска «ТРИНИТИ». Взвизг тормозов; девушка с ужасом остановила, стреножила тягач у самых дверей обжорки. Хотелось есть... Стих мотор и она несколько минут сидела неподвижно... Тишина. Девушка глянула на сонного пьяницу у входа, чей-то громоздкий Империал и открыла дверцу, спрыгнула на землю. Калифорнийская теплая ласковая маслянистая пыль защекотала голые ноги Пенни; да, как в детстве, когда ходила к соседскому сыну Хиггинса в коровник. Она раздевалась еще на задах ранчо, чтобы не пачкать одежду и голая, босая неуверенно шла в темноту коровника: под ногами нелеслышно чавкал такой же ласковый и теплый калифорнийский навоз от бычков-двухлеток... Пенни решительно зашагала к забегаловке.

Внутри было полутемно. Человек десять сидели по углам, пили джин. Около окна — это спасет ему потом жизнь — сидел усатый черный тип, Смолли. И у стойки разговаривал с барменом, взгромоздившись на высокий табурет, крупный мужчина в ковбойке... Девушка вошла в обжорку почти бесшумно, придерживая в кармане кольт Харли — маленький, дамский. Бармен ее поначалу не заметил. А потом с изумлением оглядел невысокую рыжеволосую девушку с упрямым взглядом; ее старые джинсы и грязные ноги со сбитым ногтем на большом пальце — это удружил сапогом Топси, да... Чего ей надо?

— Пять гамбургеров... — очень тихо, но твердо сказала Пенни и уселась на стульчик напротив толстяка — И джин.

Бармен взялся за стакан. На Пенни смотрели с интересом... А девушка, глянув на своего соседа, явственно почувствовала запах мексиканского табака. И началось... Не надо светиться! — с ужасом думала она, а колени уже немели. Девушка дрожала... Да, мексиканский табак: бог ты мой, как давно это было! Лошадей на ранчо об_езжали мексиканцы, рослые загорелые парни. Ночной их костер горел прямо под окном девочки. И Пенни раз не выдержала... Двое их, загорелых и жилистых сидело у костра. Как вдруг из темноты приминая босыми шагами траву чиликито появилась Пенни. Ей тогда только исполнилось восемнадцать... Рыжие космы падали по плечам; дерзкие шальные глаза смеялись. Груди, юные, белые, торчащие вбок, как у козы Хиггинса и коричневые, крупные, как вишни соски. Дурея, от сознания того, что она голая стоит перед двумя онемевшими мужчинами, девушка застонала и опустилась на колени... Лоно ее перекатывалось бугром. И вот мексиканцы не стали спорить. Один притянул к себе девушку и та зашлась в судороге от его сильного упругого члена. А второй, тяжело дыша, долго гладил нежный ее зад и вдруг что-то твердое вошло в нее с другой стороны...

Нельзя, это будет смертью. Но девушка шла навстречу гибели, не в силах устоять. Ранчмен напротив с изумлением глядел, как сидящая напротив девица засунула в рот сандвичи начала смотря на ранчмена, стаскивать майку. Все затаили дыхание... Вот оголились мячики ее голой груди с выпуклыми бугорками сосков — прикоснись к ним мужчина — это буря сладости... Это нектар... И глядя в упор на ранчмена в потных прелых динсах, и доедая гамбургер девушка стягивала с себя майку. Взорам посетителей открылось ее гибкое тело, оливковая кожа подмышек, тонкая талия и голые груди с цепочкой в ложбинке... Стало тихо, только приглушенно звучал музыкальный автомат. И Пенни раздевалась, одежда уже горела на ней. Сидя на стульчике, она сбросила майку на пол, и покачиваясь в такт музыке начала стягивать штаны; они медленно оголяли гибкие бедра девушки. Увидев черные густые волосы Пенни, топорщащиеся пониже ее живота ранчмен не выдержал и тоже начал расстегивать джинсы. Но девушка была уже нага, что-то внутри: то, чем наградил ее когда-то Джеральд, требовало наслаждения. Пенни тяжело дышала... Вот ранчмен спустил джинсы и расстегнул рубашку — и девушка забралась к нему на колени и склонившись над ним, ловкими пальцами вставила в себя его упругий член. Обжорка ахнула... И девушка прижалась к мужчине обнаженной податливой грудью, и соски — буря и сладость, защекотали его тело. Слышно было дыхание Пенни; она начала с силой покачивать бедрами и мужчина все глубже входил в ее тело. Сильнее, еще... С каждым разом девушка стонала и подставляла рту ранчмена свои влажные губки. А грубые от мотыги и баранки его ладони терзали ее спину. В полутьме голая Пенни уже лежала на ранчмене и покачиалась в экстазе, она закрыла глаза и чувствовала — горячий мужчина ворочался там, внутри, наполняя ее счастьем владения и подбирался уже к этому, глубже, совсем близко — ах, грозному изделию Фертшелла и его смертников. Ее голые ноги крепко сжали ноги ранчмена; Пенни иодила стоном, когда ранчмен не выдержал и захрипел по бычьи. он, копивший все за долгую зиму в холмах и изредка дававший немного своей худосочной жене — выпустил все в Пенни. Такая струя не орошала девушку никогда — чуть было не достало до горла и Пенни на секунду затаила дыхание — поднялись голые груди и ягодицы напряглись. Аааааааааа... И вместе со слабостью пришло сознание непоправимого. Теперь надо сматываться. И скорее... Потная, задыхающаяся девушка, еще прижимаясь к мужчине заметила, что из-за столика встает этот парень, Смолли, а руку нехорошо держит в кармане. На родине Пенни в кармане держали оружие; и девушка, застонав, ослабевшей рукой дотянулась до своих штанов на стойке и выстрел кольта Пенни успел прошить Смолли плечо, пока он вытащил оружие. Представитель сети чикагских публичных домов, оказавшийся по делам в Бармоунте, рухнул на столик, не подозревая, что девушка спасла ему жизнь своим выстрелом... А Пенни, бедняжка, сползла с колен ранчмена, еще кряхтящего и, даже не одеваясь, бросилась к выходу. Вскочив в грузовик, она сильной босой подошвой вжала акселератор; Макк сорвался с места в реве, подобном реву стада быков...

И через три минуты, когда Пенни была в километре; ранчмен вдруг закатил глаза и упал с табурета. Внутри него рождалось что-то; еще секунда его крика и вспухший внезапно его живот взорвался. Сташный грохот: Тринити-обжорку разнесло на куски — вместе с клубами огня и дыма выбросило крышу, разметало стены, вылетел и кусок стойки. Потом еще внутри серия взрывов, огненных столбов и тишина, только оседает пыль. Смолли так и остался раненный у окна и это спасло ему жизнь — ударной волной его единственного выбросило на ближайшее дерево и он висел там сейчас, оглушенный.

А Пенни-Лейн держалась за баранку грузовика. Навстречу стелилось серое шоссе и девушка счастливо улыбалась. Ноги ее, гибкие сильные ноги дочки ранчмена расслабленно лежали на педалях, а тело было полно истомой. Свободной рукой Пенни поглаживала еще жаркие соски обнаженой груди и живот. Хорошо... Пенни снова была той наивной девочкой, что краснея, стояла голой перед мексиканцами, босиком на колючей траве челикито... Ее серые глаза смеялись.

Детище группы Фертшелла еще раз победило. И не погибло