Ульяна

... Я познакомился с Улей возле киноафиши. На дворе стоял запоздавший апрель. Запоздавший потому, что только сейчас потоки грязной воды, побуждаемые к безудержному бегу теплым солнышком, устремились к водостокам, кустики огурчено-зеленой травы прорастали сквозь пучки осеннего перегноя и дамы наконец одели короткие юбки. Пришла весна. Молодежь, наиболее сознательную часть которой касалась особая пора приближающегося лета — экзаменационная пора, слонялась по пробуждающемуся после зимней спячки городу и поисках свежих идей и радостного аромата расцветающих почек.

Я беззастенчиво прогуливал школу: в последнем классе можно и отдохнуть от бесконечно длинных часов за партой в залитом солнцем душном, хотя и с вечно распахнутыми навстречу весне окнами, в которые так и устремляются зеленеющие ветви тополя, классе и поболтаться по городу в расхристанном волосатом виде, пока обо мне еще не успел позаботиться районный военкомат.

Уля была очень красивой девчонкой. Первое что бросалось в глаза при виде ее — изумительного изящества ровные коленки с сочными икрами, обтянутые мужским восхищением кремового цвета, 15-деновой плотности и тяжелая, немного неестественная грудь. Было даже немного странно смотреть на весьма подтянутое стройное создание всего 159-см роста, наделенного несоразмерно крупной грудью для еще полудетской фигурки. На Ульяне была длинная узкая юбка черного цвета с глубоким разрезом спереди, открывавшем изящные ноги любопытным взглядам молодых людей.

Пьянящий воздух и вольное поведение моей новой знакомой быстро сделали свое дело и уже после первых фраз единственным моим желанием было обладать этой бестией, обладать резво и бесстыдно, смешивая жгучее наслаждение бесстыдством с расточительными потоками нежности, обильно производимой пылким юношеским мечтательным естеством. Я словно кружился вокруг нее сам того не замечая. Я предложил ей прогуляться по Лиственничной аллее, она была не прочь, я взял ее теплую ручку и поднеся на мгновенье к губам, легонько потянул за собой.

Мы разговаривали о сущих пустяках, но ни моя прелестная спутница ни я не придавали никакого внимания разговору, поскольку между нашими взглядами, а мы почти не отрывались друг от друга, лишь когда взаимный интерес становился слишком кричащим, смущение заставляло нас поочередно разглядывать первые листочки на липах и тополях, посаженных вдоль по-летнему пыльной дороги к лесу, — между нашими взглядами происходил незримый пытливый диалог, каждые нотки которого звучали куда тоньше, нежели слова и вылавливались куда тщательнее, нежели самые хитроумные и витиеватые фразы. Сможет ли она понять меня, смогу ли я доказать этой красотке, рожденной для восхищения и любви, что отныне мое сердце принадлежит ей и только ей? Не один ли из тех развращенных шалопаев этот юноша, что способны шептать на ухо едва знакомой девушка сладкие, обольстительные речи, повергая ее в краску, а через полчаса бахвалящиться этим за столом в компании таких же гулящих распутников, как и он сам? Мы изучали друг дружку с пытливостью и нетерпением ученого, чувствующего близость разгадки отчаянно терзавшего его вопроса. Разговор наш порхал по всем занятным темам от венгерской кухни до гармоний Blind Guardian словно беззаботная бабочка, лишь слегка касающаяся верхушки цветка, и подолгу не задерживался ни на одной из них, а горящие взгляды напротив проникали в самую сокровенную глубину чувств друга. По мере того, как обьятия взоров становились все более нежными, мы удалялись в лес все дальше. В какой то момент я почувствовал такую духовную близость и понимание моей ангелоподобной спутницы, что неудержался и проявив неодолимую слабость, нежно обвил ее талию. Девушка вопросительно, но вместе с тем необычайно ласково посмотрела на меня и молча немного подалась боком, чуть сильнее прижавшись ко мне. Я почти терял сознание от пьянящего восторга и счастья, голова кружилась, я шел как во сне. Неожиданно Уля заерзала, высвобождаясь из моего обьятия и нетерпеливо произнесла: «Извини, мне надо отойти на минутку. Подожди меня здесь, хорошо? » С этими словами, она моментально свернула с ровной наполненной ароматом лиственниц аллеи, выстланной перегнившей листвой и унеслась в чащу леса.

Постояв минуты 2 в одиночестве, меня начали медленно, но с нарастающей силой грызть сомнения, а что если красавица решила посмеяться надо мной и убежала домой? Слегка нахмурившись, я беспокойно оглядывался по сторонам, ожидая найти ее смеющееся прелестное личико в противоположной стороне, но она никак не показывалась и тогда я, решительно раздвигая ветки руками, полез туда, где сырая земля еще носила отметины ее туфель.

Пройдя вперед метров двадцать я остановился и замер. Ульяна сидела в пяти шагах впереди, развернувшись ко мне спиною так, что я оставался незаметен и... отчаянно тужилась, задрав наверх пышную юбку, и накрыв ею голову, подобно капюшону и обнажив сильно растянутый руками в стороны белоснежный зад,

— Боже! Что за попка эта была! В порнолитературе неважнецкого вкуса есть очень сладкий прием — просторечные описания. С неохотой прибегнув к ним, я выражу небольшую часть эмоций, простых, и потому сильных.

Ее попа была непомерной величины. Анус представлял собой крупную слизистую воронку, уходящую в горячую, слегка влажную глубину Улиной плоти. Ректальный сфинктер приветливо сокращался, словно подмигивающий глаз и вот наконец листва приняла вожделенный кусочек парного гнедого кала. Что я мог сделать, кроме того как броситься к ее заду на колени...

От неожиданность Ульяна вздрогнула и резко обернулось. Меня обуял безумный страх: мне показалось, что еще секунда бездействия, и она рванется, высвободится из обьятий, и исчезнет из моей жизни навсегда. Я впал во власть безумия, мне хотелось удержать ее во что бы то ни стало, я припал к анусу пылающим лицом, целовал, лобзал его, смешивая страстные вырывающиеся помимо моей воли признания со всхлипами и стонами наслаждения, я был так счастлив обладать ее медовым телом, что сердце мое, сжимаясь и подпрыгивая словно экипаж, галопом мчащийся по бездорожью, источало ручьи светлых слез, скользящих по щекам, пока не попадали они на белоснежный бархат улиной попки. Я беспрерывно целовал мускулы rectum, и старался проникнуть языком внутрь, как вдруг смелая Ульяна, моментально расслабив охраняющие мышцы заднего прохода, пропустила меня в анал как можно дальше, испутив протяжный, самый сладостный звук, что довелось мне услышать за всю жизнь, исступленно зашептала:

— Нет... остановись... Если ты поцелуешь меня в кишечник, я не смогу уйти от тебя... никогда... никогда... слышишь... никогда... пожалуйста..

В тот момент я уже ничего не соображал. Инстинктивно я подался вперед, крепко ухватив обнаженные бедра Ули спереди, рывками вталкивая лицо в горячее и ароматное нутро юной девушки.

Кишечник находится по крайней мере в 10 сантиметрах от анальных сфинктеров, это было мне прекрасно известно и казалось бы, дотянуться до него языком невозможно, даже при столь крупном входе как у Ульяны невозможно. Простите мне это сравнение, но это был анус и влагалище молодой ослицы! Нет, кобылицы! Нет, Дьяволицы!

Но тут мне пришла в голову спасительная мысль. Если интимный туалет, так дерзко прерванный мной, не был завершен, то, возможно, вживотике моей возлюбленной осталось некоторое количество кала, и если мне повезет дотянуться до него, я смогу воздействовать и на кишечник! Задыхаясь от этой радостной мысли, столь вовремя пришедшей мне в голову, я, раздувая ноздри внутри ульяниной наготы я высунул язык до предела вперед и — о, счастье! — с легкостью достал до весьма плотной массы, которую немедленно принялся дразнить буйными взмахами языка. Ульяна бесновалась от вожделения, топала ножкой, кричала и выла безо всякого стыда и опаски на весь лес и, жадно глотая воздух, вздрагивала:

— Не ос... та... нав... не... о-о!... у!... а... да!...

Я наскоро смочил слюной кисть левой руки и без труда проник ею во влагалище. Мне нравилось гладить заднюю стенку вагины, где сквозь тонкую перегородку я чувствовал движения своего языка, и задеваемый мною кусочек кала. Шутки ради я даже попробовал зажать себе нос. Но в этот момент среди нечленораздельных возгласов моей любовницы я различил четкое:

— Член... член..

Только сейчас я заметил что онанирую словно сумасшедший, я уже не держал Ульяну она почти сидела на мне, ухватившись для верности движений за ветку березы. На нее надвигались судороги сильнейшего оргазма, она бушевала, мой фаллос немедленно втиснулся в нее с увереностью война, привыкшего стоять до последнего на боле битвы, вторгающегося в мирное жилище.

.. Я был возбужден так, что чувствовал кипение крови повсюду.

Череп и приап были готовы взорваться от непомерного желания и того острейшего наслаждения, когда даже смерть кажется слишком сладкой. Брызги рванули вверх как из включившегося городского фонтана. Нас больше не существовало, единственное что составляло реальность этого вечера — наш оргазм. Мы повалились на бесстыже зеленую и свежую весеннюю траву и взгляды наши унесли души высоко-высоко, в беспредельные синеватые дали неба...

— А ты смелый! — Ульяна ласково гладила мои волосы и я очнулся от этих нежных прикосновений. Она рассматривала меня улыбающимся взглядом и поигрывала длинными чуть курчавыми локонами волос. — Не испугался кала...

Память оглушительной волной стыда и изумления вернулась ко мне и я, вскочив на ноги удивленно уставился на нее. Я со смущением припомнил наше соитие, но еще неожиданнее для меня была ее странная фраза. «Не испугался кала! » Выходит, эта юная красавица и подавно его не боится, если осмеливается оценивать мою смелость подобным тоном, и еще в таких выражениях! Я не нашелся, что и сказать, а Уля следила за моими гримасами и смеялась. Так и не найдя что ответить, я подал моей любовнице руку:

— Я провожу тебя.

— Хорошо, идем, только прежде я осмотрю кругом, это быстро.

И Уля сделала большой круг по полянке, напряженно вглядываясь в землю. Я хотел спросить, что она ищет, но вдруг догадался сам, догадка была так необычайна, что я замер на месте и открыл рот. Она искала фекалии животных.

Впрочем, продолжалась это недолго и она с несколько озабоченным, но все же удовлетворенным и довольным личиком, что стало мне так дорого, приняла мой локоть и мы отправились побродить по тропинке, после многочисленных поворотов выходящей на асфальтовую дорогу. Меня распирало от любопытства.

— Ян, ты собираешь кал животных?

— Нет, просто я умею различать фекалии зверей и птиц.

— А собирать не пробовала? — я ошеломленно смотрел на нее.

Ульяна ответила мне таким взглядом, будто сомневалась, смеюсь я над ней или нет и промолчала. Мне вспомнился анекдот, грубый до безобразия, но смешной.

— Самолет летит. В салон первого класса входит стюардесса, нагибается к уху клиента (шепча Ульяне на ухо) «Коньяк, мочу, говно, воду? » — мы веселимся как заведенные.

— А я пробовала говно, — самодовольно говорит Уля.

— А я нет, целовал только. — удивляюсь я — Зато у меня есть коллекция!

— Настоящего? Человечьего?

— Конечно, — идя, почти целиком развернувшись к ней, выдыхаю я.

— Эх, — вздыхает моя ласковая подруга — Я так и не придумала, как хранить. Со сбором проблем не было...

Случалось ли вам когда либо видеть радость неожиданной встречи двух ближайших земляков где-нибудь в африканских джунглях? Живейшее удивление смешанное с бурной радостью и удовольствием буквально преображает их лица и они накидываются друг на друга с подробностями об их родном крае, упиваясь звуками родной речи и не видя ничего вокруг. C нами творилось нечто подобное.

Я с жаром рассказывал ей, как сперва пытался сохранить еще теплое каловое месиво в стекляных банках с металлическими крышками на тугой резьбе, отчего кал задыхался и умирал, про то, как растирал препарированный кал по страницам любимых книг, превнося истинно дьявольскую сексуальность в их аромат, — о сохранении фекалий тут и речи быть не могло, — про то, как высушивал экскременты на солнце, катая из них шарики, про то каким технологическим открытием стала для меня догадка использовать двойные презервативы, подвешенные к полкам стеллажа и сейчас уже почти вытеснившими своим количеством из дома меня самого...

Ульяна слушала меня потрясенная. Будучи сильно взволнован сам, я по ошибке прочел в ее прекрасных изумленнных горящих глазах немой упрек в том, что я, по сути, новичок как среди коллекционеров, так и среди исследователей столь бессердечно иссушал страдающий от жажды кал под палящими лучами взошедшего в зенит

Солнца, обрекал его на пытку недостатком воздуха, ведь калу нужно так много свежего кислорода, чтобы чувствовать себя вольготно, деформировал и вмешивался грубыми движениями в его изящные формы, готовые, казалось, улетучиться от одного дуновения ветерка и уже собирался полностью каяться в своих научных жестокостях, как моя юная любовница проборматала:

— Кал... Живой... Как же я не думала об этом..

Ульяна (право же, я не предполагал, насколько сильный шок произведет на нее эта давно известная истина!) словно в шоке упала за моей спиной на колени, порывистыми движениями расстегнув пуговицу моих штанов, приспустила их до самой земли, сладко впившись в мою кожу коготками, развела немного в стороны яблочные половинки зада и прижавшись к анальному отверстию губами, зашептала:

— Милый, любимый, ты там! Молчи, молчи, я знаю! Я люблю тебя, пойми, ты мой самый дорогой, самый волшебный, самый ласковый... Не говори ничего, только коснись меня, моей щеки... умоляю тебя... я перед тобой на коленях... я твоя рабыня..

C этими словами Ульяна сначала заглянула в мой анус, словно это была замочная скважина, затем приложилась к нему ухом и закрыла глаза, как обычно слушают морские раковины.

Сказать, что я был потрясен этой сценой — ничего не сказать. Внешне я казался просто взволнованным, но каждая клеточка моего мозга, моей души подчинилась какому-то неописуемому хаотичному движению... K счастью, мне не пришлось отказать безумствующей возлюбленной в удовольствии прикоснуться к горячему, еще нерожденному калу — сделав определенное усилие, я слегка выдвинул сфинктером краешек каловой колбасы, но, почувствовав прикосновение любящих губ она тут же спряталась обратно.

Ульяна была на восьмом небе — то состояние, когда счастье людей пребывающих на седьмом небе кажется бестолковой суетой в сравнии с тем высшим началом, ментально приласкавшем ее душу и выразившимся физически в прикосновении к щеке, губам, глазам... — прикосновенни кала, еще не обретшего плоть..

Ульяна лепетала это в полузабытьи, я подхватил ее на руки и если бы мы расстались с вами на тропинке, выходящей к аллее с высокими черно-зелеными липами, то вы, любезный читатель, дошедший со мной до конца этой истории, глядя нам в след еще долго бы видели фигурки стройного юноши с темными кудрями, и нежно оплетшей грациозными руками его шею изящной белокурой девушкой, словно котенок расположившейся на руках своего мужчины, не спеша удаляющегося по бесконечной липовой аллее к своему счастью. © Миха Скелет, Клуб экстремальной литературы