Резиновый тpах

Возвращаясь с охоты, я заплутался. Всюду, насколько хватало глаз, простирались нескончаемые камыши и лужи, похожие одна на другую, заросшие зеленоватой ряской, кувшинками и прочей зеленью. Необьятные болота были погружены в тяжкую полуденную дрему, согревшись на солнышке. Изредка лишь одинокая цапля взлетала с шумом из крепи и снова неподалеку вонзалась в камыш. Неподвижно высились кусты ивы, и каждый из них казался именно тем, по которому я заметил дорогу в болота. Я брел уже более двух часов, проклиная тяжелые резиновые сапожищи, потея, испытывая страшную жажду и желание закурить.

Наконец, уже совершенно измученный, я услышал осторожное урчание мотора. Из зарослей показался длинный импортный лимузин, за рулем которого устроился молодой парень в городской одежде. Я проголосовал и спросил, не подскажет ли он мне дорогу.

— Я и сам не местный, — ответил фальцетом парень, — а ты сверни влево по стежке, там будет домишко. Лушка тебе все и расскажет, она здесь ориентируется как дома.

Я отправился в указанном направлении. Вскоре навстречу мне выкатилась с громким заливистым лаем мохнатая собачонка, заросли расступились и я увидел небольшую полянку, уставленную аккуратными ульями, а за ними — и домишко. Поодаль, широко расставив ладные ноги, на перевернутой бадье сидела Лукерья. Из медного чайника, висящего над костерком, с шумом выбивался пар с брызгами воды, заливавшими огонь.

— А вот и гость пожаловал! — смугло улыбнулась Лукерья, взглядывая на меня исподлобья. — Сейчас чайком побалуемся. Лукерья вела себя так, словно ожидала, что я пожалую к ней сегодня в гости.

— Дичь давай в тенечек, а то времячко жаркое... Зеленая муха навалится — и пиздец дичине.

Слово «пиздец» Луша произнесла так же легко, свободно, как и слова"заварка», «поддон» и другие, менее мне, городскому жителю, знакомые.

Я присмотрелся к Лукерье по-внимательнее. Да, это была типичная деревенская баба, среднерусский тип — крепкая, ядреная, с высокими, упругими титьками и округлым веселым лицом, дышавшим покоем и довольством. «А хорошо, должно быть запузырить ей кой-куда», — пронеслось молнией в моей голове, но я тут же постарался подавить наваждение — а вдруг молодка замужем? Нравы тут суровые, могут и забить дрекольем...

Лукерья, между тем, приняла у меня ягдаш, в котором лежали три жирнозадых кряковых селезня и повесила на сучок, в тенечке. Я с наслажденим растянулся на траве и стал стаскивать сапоги.

— Дай, помогу, — наклонилась ко мне Лукерья и ловко, одним движением, освободила мою ногу. Сразу было видать, что дело это для нее привычное, пообвыкла, навострилась.

— Так это ты палил? На Федюнином озерке? — показала она рукой, разливая ароматный чай. Вскоре на полотенце оказался глиняный горшочек с ароматными сотами, ломти собственной выпечки пшеничного хлеба, затем и графинчик с чем-то мутновато-зеленым, однако пахнущим непреодолимо-влекуще... Я отведал, запрокидывая голову, отгоняя надоедливых пчел, которые тотчас налетели, облепляя и горлышко графина, и соты, с тонким жужжанием кружа вокруг моего лица и уносясь вверх, в синеву августовского неба, растворяясь там.

Первач сильно припахивал болотом, но показался мне необыкновенно ароматным, каким-то тягучим, вползающим в грудь, разливающимся по жилам медленным, подводным ходом.

— Хорошо у тебя, — прошептал я, вслушиваясь в мягкий гул пасеки и шелковый шелест камышей.

— Привольно, — легко согласилась Лукерья, зачем-то снимая с головы платок. Темно-карие глаза ее из-под высоких густых бровей смотрели на меня спокойно, маняще.

— А не скучно одной?

— Когда скучать-то? — отозвалась Лукерья. — Сорок ульев доглядеть, мед вырезать, за роями уследить... Он иной раз сметается под самой верхушкой, ну и лезешь за ним, того гляди платье порвешь! Ни одного пока не упустила. А то мужчина заглянет на огонек — вот как ты. Приветить, обслужить... Ты у меня юбилейный, пятисотый, значит, будешь.

Странно, ей-Богу! Но что она имеет в виду, говоря об «обслуживании»? Не проблядь же она, в такой-то глухомани! Это все мне, испорченному городом, кажется. А что же, все-таки?

— Вот с тобой закончим — награду получу. Премию, — добродушно продолжала моя собеседница. — Я уже и за трехсотого получала.

— Чем наградили? — механически поинтересовался я.

— Тамильскими шариками, именными, — горделиво похвасталась Лукерья.

— Это что еще за штука? — удивился я.

— Неуж не знаешь? В пизду заталкивать и так ходить — заместо члена, — ответила Лукерья. — Я сначала их носила — только слишком уж возбуждаешься, работать невозможно. Дрочилась по семь раз на день. Теперь вот грузилами их приспособила — удобно. Знаешь, так ловко вышло!

Я уже ничего не понимал: томильские шарики, смоленская глубинка, премия, мужики... Что за притча?

— Да, еще водолазный костюм дали, — так же спокойно, как о само собой разумеющемся деле продолжала рассказывать хозяйка.

— Костюм-то на что? — поинтересовался я, чувствуя, что натурально дурею.

— А я тут наладилась бобров разволить — вот норы-то осматривать удобно в костюме, под водой можно полтора часа держаться. Сподручно. А потом... порвалась у меня сетка — не в чем пчел досматривать. Дай-ка, думаю, верхотуру от костюма испробую. И что ты думаешь? Так ловко вышло! Резина голову обжимает, не то что пчелу, дух не пропускает... Только парко голове, потеет шибко. Хочешь, одену?

— В такую жарынь?

— А я только верх.

Не дожидаясь моего ответа, Лукерья побежала в сторону хаты и быстро юркнула внутрь. Сильно припекало солнце, я перебрался в тенечек, на небольшой зелененький холмик, ожидая, что будет дальше.

Лукерья показалась из дому сначала только верхней частью туловища, действительно плотно обтянутой резиновым гидрокостюмом. Потом в дверном проеме показался и мощный, тугой зад — абсолютно белый, соблазнительный, как-то странно раздвоенный... Я смотрел во все глаза, как она приближается, точнее — подползает по ярко зеленой лужайке. Весь ее вид свидетельствовал о том, что мне следует тотчас же приступить к исполнению своих мужских обязанностей.

Признаюсь, я впервые отоваривал женщину, затянутую в подводный костюм. Лукерья что-то бормотала, но маска была плотно подогнана и не пропускала почти ни звука. Странное, честно говоря, испытывал я чувство, яростно обрабатывая это получудовище на своем холмике под отвесными лучами полуденного солнца.

После первого акта Лукерья отвалилась на спину, широко разведя свои прекрасные ноги и вдруг, зачерпнув кончиками пальцев тягучего душистого меда помазала им свой выдающийся из розовых губ клитор. Само собой разумеется, на него тотчас же насели пчелы. Гудя, перебирая лапками, они жадно слизывали мед с этого странного цветка. Лукерья слегка придавила одну из них пальчиком — и тут же вскрикнула: пчелка ужалила ее в похотник. По телу Луши пробежала судорога, она странно засучила ногами и вдруг кончила еще раз, прямо у меня на глазах! Затем операция была повторена. Постепенно клитор разбух, побагровел, стал суперчувствителен. — Теперь в воду, только костюм доодену, — проговорила моя хозяйка, снимая на минутку маску.

Затянутая в тугую резину, она оказалась чудо как хороша. Я потащился за ней к озерцу. Там Лукерья сразу погрузилась в воду и стала дразнить меня, вовлекая в странные игры на отмели. Неловко шлепая лягушачьими резиновыми лапами, она убегала от меня по мелководью, падала, поднимая фонтаны брызг, становилась в непристойные позы... Со стороны мы наверняка показались бы сумасшедшими!

Наконец, я схватил ее, повалил, налег сверху. Мой член давно уже стоял и тут же твердо уперся в искусанный пчелами, пусть и прикрытый тонким слоем резины клитор. Лукерья подо мной замотала головой, замычала и стала кончать раз за разом, выгибаясь как пружина и подбрасывая меня на себе словно пушинку. Я никак не в силах был уразуметь причину такого неистовства! Ведь по сути, мы еще и не приступали к тому, что принято называть сексом!

В конце концов моя партнерша затихла, успокоилась. Она лежала, покачиваясь в зеленоватой воде, длинные пряди волос выбились из-под маски и теперь струились в зеленоватой глубине. Она казалась мне то чудовищем, то русалкой...

Между тем, я оставался неудовлетворенным. Осторожно, чтобы не растревожить свою удивительную партнершу, я стал онанировать. Все-таки маленькие волны, видимо, коснулись ее, качнули — она вдруг открыла глаза, скинула маску и уставилась на меня с недоумевающим выражением лица. Затем перевела взгляд на свое резиновое облачение и воскликнула:

— А где ж молока?

— Молока?

— Ну, твоя сперма?

— Да вот... Сейчас... , — забормотал я в сильном смущении, продолжая безостановочно работать рукой.

— Тебя что же, моя резина не возбудила? — изумилась она.

— Ну... , — замялся я.

— Так ты, чего доброго, вообще не фанат резинового секса? — строго продолжала она свой допрос.

— Резинового? Э... Не совсем! — пробормотал я.

— Дак какого ж еба ты приперся?!

— Я? Так ведь я просто заплутал, встретил мальчонку, он сказал...

— Так ты не клиент?! — Лукерья вдруг расхохоталась, хлопая резиновыми ладошками по воде. — Он за-блу-ди-лся! — заливалась она.

— Что же ты, бля, сразу не сказал?

— А ты спросила?

— А что же ты в озеро за мной полез?

— Слушай, Лукерья, что тут происходит, в конце концов? — взмолился я. — Крыша буквально едет...

— Ну что же непонятно, недотепа? — посерьезнела моя хозяйка. — Я — на договоре с солидным интимклубом, специализируюсь на резиновом сексе, на лоне природы. Клиенты едут ко мне специально, со всей страны. Платят в валюте... Кто ж теперь мне заплатит?

Я пожал плечами.

— А много таких... чудиков?

— Хватает... Годик еще поработаю и в город подамся.

— В Москву?

— Зачем в Москву? — удивилась Лукерья. — У меня в Базеле договоренность. Есть и кому с гражданством подсобить. Язык вот зубаю...

— А что это за фокус с клитором? — поинтересовался я.

— Лучшая для меня подготовка, — отозвалась Лукерья. С детства меня заводит. Я пчел вообще люблю, ты не думай, — добавила она застенчиво.

— Слушай, ты не поможешь мне кончить? — попросил я. — Что-то я перевозбудился...

Она с готовностью ухватилась ручкой за член, потом наклонилась. Минет она исполнила истово, мастерски, виртуозно. Когда все закончилось, я встал, стал собираться, опасаясь встретить настоящих клиентов и испортить бизнес моей милой хозяйке. Медленно поднималась примятая нами трава на холмике.

— Слушай, а ты и в самом деле тащишься от резинового секса? — поинтересовался я напоследок.

— Исключительно от него, без резины хоть и с мужиком не ложись! — серьезно пояснила Лукерья. — Ну, бывай! Заглядывай в Базеле: Шлоссенштрассе, 17, Лулу.

Я обещал. А что еще мог я сказать?