Вероника

Врач-терапевт Вероника работает украшением одной из больниц нашего города. Это шикарная блондинка двадцати трех лет с огромными титьками. Их хватило бы на трех блондинок, но пользовалась ими она одна. До чего же мясистый бюст у нее! Мячики титек так и выскакивают наружу из глубокого выреза ее медицинского халатика, а когда не выскакивают, они выдавливают обалденный контур и притом все равно просвечивают сквозь тонкую ткань — лифтон Вероника не носит.

Халатик у Вероники короткий, и стоит ей нагнуться самую малость, как показываются аппетитные нежно-белые ягодицы с тонюсенькой полоской от стрингов. Ножки Вероники растут не от ушей. Они от груди растут, и многие больные задохлики и здоровые бугаи получали инфаркт, созерцая невинное секс-шоу в исполнении этих ножек.

Не было человека, который бы не мечтал закинуть пухленькие ляжки Вероники себе на плечи, стиснуть теплые груди и вдуть хотя бы на полкарасика в ее влажное лоно. Предложения поступали Веронике с частотой морс0кого прибоя, но она держалась неприступно, как Эверест, атакуемый велосипедистами. Одному мне повезло насладиться ее пиз — дой.

Этим летом Веронику командировали в спортивный лагерь, где окончившие спортшколу хоккеисты-юниоры проходят отбор во взрослую команду мастеров.

Терапевту там особо делать нехуя, так что для нее это было чем-то вроде отпуска с сохранением зарплаты. И вот как-то звонит она мне вечером из этого лагеря:

— Слушай, выручай! Очень я боюсь, что меня здесь два дарования изнасилуют.

— Какой кошмар! — кричу испуганно. — Но с чего ты взяла?

— Да вот осматривала их утром, и грудь случайно выпала из халата. Ну, как обычно, ты знаешь. И вижу: возбудились мои юниоры, а у каждого в плавках сантиметров по двадцать на вид. Я точно знаю, что они тут всех перетрахали. А полчаса назад они меня предупредили, чтобы ждала их после ужина и лучше мне добровольно им отсосать, чтобы здоровой остаться. Представляешь, какое хамство?

— Так и сказали? Вот суки!

— Если бы только это! Они велели еще хорошенько подмыться и зубы почистить, а сами в это время напоказ передо мной яйца чесали через плавки.

— Что у вас там, все в плавках ходят круглые сутки? Когда они тренируются-то, эти козлы?

— Ты по делу говори — приедешь или нет? Чувствую, отымеют меня, как шайбу...

Я, конечно, все бросил и пулей полетел к своей «шестерке». Лагерь этот я хорошо знал — сам когда-то проходил сборы по самбо. Ехать было с полчаса, и всю дорогу хуй стоял, как столбик.

Машину я бросил за воротами, перелез через ограждение и прокрался к санчасти, где ночевала моя Вероника. Метрах в десяти от санчасти я замер, чтобы оценить обстановку. Возле единственного из освещенных окон одноэтажного здания толпились пятеро юниоров. Они подглядывали в довольно широкую щель между шторами.

— А ну, еб вашу мать, онанисты, марш по постелям! Я вам покажу режим! — зарычал я на них и бросился в атаку. Юниоры не ожидали нападения и, видимо приняв меня за какого-то тренера, мигом уебали в темноту. Окрыленный такой легкой победой, я по инерции подлетел к окну и тоже решил поглазеть — одну секундочку, не больше... Я опоздал. В комнате наблюдались все признаки широкоформатной ебли, правда, к моему удивлению, что-то незаметно было, чтобы Вероника испытывала нравственные муки и страдания.

С завистью я наблюдал, как Вероника сосала хуй лежавшего в ее койке юниора. Здесь было на что посмотреть! С ее пухленьких губок, еще ни разу мной не целованных, капала слюна. Солнышко всей нашей больнички чмокало, облизывая громадную краснорожую юниорскую клюшку.

Какие подвыверты! Какие проглоты! А какой массаж яиц! Тут и мертвый на моем месте вынул бы член и стал дрочить! А я вообще живой...

Тем более что Вероника не соврала насчет второго хоккеиста. Он пер ее в анальный кабинет. Крепко держась за ее полные бедра, он быстрыми и сильными толчками ебал ее в жопу. И его яйца бились в ту самую жопу, за которую я так хотел подержаться, но еще не успел!

В глазах слегка потемнело, и мне стало казаться, что Вероника задымилась от похоти. Похоже, она просекла радость ебли. Хули ей дразнить перезрелых окулистов и хирургов с проктологами своими чудными сосочками, выскакивающими из белого халатика, теперь эти сосочки грубо накручивала мускулистая рука молодого ебаря, и в благодарность за это она ему отсасывала! Я спустил на травку под окном. Когда мне удалось восстановить дыхание, я подумал: как быть? Зайти сейчас... Нет, в этом не было никакой логики. Вероника должна получить свое — должна кончить, раз начала ебаться. Меня согревала неясная надежда на то, что юниоры кончат первыми и сразу съебутся. Все-таки у них жесткий контроль, а каждому охота играть за мастеров. Больше-то они нихуя делать не умеют. Разве что ебаться, но за это еще надо учиться бабки срубать.

И юниоры будто услышали меня. Первым нервно забился «анальщик». Парень почему-то не стал спускать в сраку (у каждого свои предрассудки). Он вынул хуй, и на ягодицы моей Вероники выплеснулась большая порция спермы.

Увидев это, «отсосник» тоже забеспокоился. Он дернулся в последнем рывке и тоже выдернул хуй, но только из губок моей Вероники. Его струя плеснула еще красивее — сперма попала на волосы Вероники и на лицо. Вероника одной рукой стала протирать глазки. Видно, попало и туда.

Я не сомневался, что кое-что попало и в ротик, так как, закончив протирать глазки, моя Вероника взялась за кадык, словно это могло помочь сглотнуть ставшую поперек горла сперму.

Затем она села на койку, взяла в руки хуи юниоров и стала им (юниорам) что-то быстро и возбужденно говорить, слегка подрачивая хуи.

Юниоры переглянулись, покачали головами и стали собираться. Я спрятался, чтобы не вступать с ними в объяснения. «Пусть съябывают поскорее, — думал я, — а уж я своего не упущу! »

Когда они скрылись в темноте, я осторожно проник внутрь здания, нашел комнату Вероники... Она плакала. Из ее груди вырывалось какое-то щенячье скуление. Она бессильно царапала ногтями белый медицинский халатик.

Я понял: пробил мой час!

— Вероника! — тихо сказал я.

Она вздрогнула и прыгнула мне на шею, как пантера!

— О-о, милый, слава богу, ты все-таки приехал!

.. Наебавшись всласть, мы заснули. А утром я проснулся с ясной головой и подумал вот о чем: «бронза», добытая в изнурительной борьбе за пизду, — это удивительно как хорошо!