Мои университеты. Часть 1

Эта история произошла во второй половине 80-х годов прошлого века, когда автор, будучи бойцом студенческого отряда проводников, колесил по городам и весям великой страны. Большей частью наш отряд занимался перевозкой из летних пионерских лагерей в Крыму и на Украине домой в Архангельскую область и КомиАССР. Частенько, в ожидании задания на новый маршрут, мы коротали время, отдыхая на маленьких станциях.

•  •  •

В дверь купе настойчиво постучали, я повернул щеколду, откатил дверь и, потирая сонные глаза, уставился на Любку, комиссара нашего студенческого отряда проводников.

— Олег, мы с девчонками решили съездить в Киев погулять, вернёмся последней электричкой. Я узнала на станции, раньше завтрашнего полудня нас отсюда не отправят. Ваша с Лёшкой очередь дежурить. На другом хвосте ещё Ленка Волокитина осталась. Из состава ни ногой, мало ли что.

— Понятно,  — я согласно мотнул головой, сунул ноги в тапки и, подсмыкнув трусы, поплёлся закрывать за Любкой вагон, мечтая, не проснувшись, вернуться в объятия Морфея. Прошедшей ночью я почти не спал. На какой-то узловой станции наш состав разделили на две не равные части. Большую часть вагонов, с обоими ресторанами, отправили за пионерами под Николаев. Наши же шесть плацкартов полтора часа гоняли по перегонам, пока на какой-то маленькой станции не загнали в пердь самого дальнего тупика.

Окончательно проснувшись ближе к обеду, я умылся и отправился к Лёхе на другой конец состава.

Рыжий, развалившись в купе на полке, читал бережно упакованный в полиэтиленовую обложку томик Стругацких «Трудно быть богом». Увидел меня, обрадовался.

— Привет. Айда к Волокитиной,  — и на мой удивлённый взгляд пояснил.  — Я полчаса назад ведро горячей воды ей отнёс. Она решила банный день с постирушками устроить. Ну, я намекнул, что загляну спинку потереть.

— А она что, согласилась?

— Нет, конечно. Послала по азимуту. Только когда это останавливало благородных донов?

Рыжего? Никогда! Но я-то здесь причём?

— А ну как, мокрой тряпкой по морде получим,  — улыбнулся я.  — Меня-то не звали.

— Не ссы, меня тоже не звали. Пошли, повеселимся!  — Лёшка натянул футболку и подоткнул меня в сторону соседнего вагона.

Отправляясь незваными в гости, мы, конечно, больше хорохорились, чем всерьёз рассчитывали на ответную благосклонность Лёшкиной соседке. Тем более, что с Ленкой я был практически незнаком, так «привет-пока», а вот Рыжий, похоже, наладил какие-никакие мостки. Ну, так это Рыжий!

Кроме того, Волокитина была на три-четыре года старше нас, хотя мы и учились на одном курсе. Она поступила в институт после рабфака, а до этого успела пару лет поработать на фабрике. Одним словом — тётя Лена.

Внешность у неё была самая обычная: русоволосая, фигурка плотненькая, округлая в нужных местах,  — таких девчонок много на улицах верхневолжских городков. Её простоватые черты и не совсем здоровая кожа на лице не вызывали моего интереса. Я больше отирался возле розовощёких голенастых ровесниц с длинными льняными и каштановыми волосами.

Ленка тоже особо и не навязывалась нам в приятельницы, ходила сама по себе. Случалось, что я встречал её в институтских коридорах в 

компании таких же взрослых парней и девчонок с разных факультетов, очевидно друживших ещё с рабфака.

Вот чего у неё было не отнять, так это житейской хватки. Когда мы отрядом ходили в походы, Ленка шустрила по хозяйству, гоняла парней за дровами и водой, не давала девчонкам лениться, заставляя чистить картошку и резать зелень, сама кашеварила, а потом у костра пела под гитару про Бричмулу, солнечную Бразилию и другие бардовские шлягеры.

Всё это было очень мило, но, скажем так, я не был фанатом творчества Грушинского сообщества, которое, по большей части, представлялось мне пресным, маловыразительным и в чём-то высокомерным.

«Оборвалась струна

и пауза повисла...

Но мы её наполним

Красотой и смыслом.

Ведь мой мир глубже,

Мой мир интересней.

Я обожаю авторскую песню».

«Ха-ха-ха! Ну, Мишка — молодца! От души припечатал сарказмом всю эту шестиструнную ботву! »

•  •  •

Торцевая дверь в соседний вагон предсказуемо оказалась закрыта. Из тамбура слышались звуки льющейся воды и жестяное позвякивание ковша о ведро.

— Олег, зырь, что там,  — как настоящий друг, Рыжий пропустил меня вперёд.

Привстав на носки, я попытался заглянуть в тамбур сквозь небольшое окно и за запотевшим стеклом умудрился различить лишь нечёткие очертания женской головы, обрамлённой прядями мокрых волос, крысиными хвостиками прилипших к влажной коже шеи и плеч.

— Ну что там?  — сопел за плечом Лёшка.

— Да, нифига не видно,  — я разочаровано отступил назад.

Лёшка попытал счастье, но с тем же результатом.

Нам ничего не было видно, но зато нас прекрасно было слышно. Чугунные фартуки перехода между вагонами предательски лязгали под нашими ногами, и мы не остались незамеченными.

— Эй, вы, придурки озабоченные!  — Ленка заливалась смехом, ничуть не смущаясь своей наготы.  — Дайте девушке письку спокойно вымыть!

— А может тебе спинку потереть?  — сразу же включился Рыжий.

Прижав носы к стеклу и скосив вниз глаза, мы силились рассмотреть голую студентку во всей красе, но куда там — всё самое интересное оставалось недоступно нашим пытливым взорам.

— Ага, щас! Спинку потереть, титьки помять, шершавого присунуть,  — не краснея, Ленка перечисляла наши сокровенные желания.  — Знаем, плавали. Некогда мне сейчас! Вечером заходите. Можете чего-нибудь к чаю захватить.

Не солоно хлебавши, но в предвкушения вечерних приключений, мы вернулись к Лёшке в вагон. Потом по-быстрому сгоняли на станцию, где в местном магазинчике буквально из-под прилавка отоварились двумя бутылками «Рислинга». На тортик денег не хватало, но добрая женщина на базарчике отдала бедными студентам небольшое ведёрко черешни за так.

•  •  •

Вечером мы вновь оказались у двери в Ленкин вагон — ноги мыты, морды бриты. Толкнул дверь — открыто. Ага! Нас ждут. Однако, по своему обыкновению, Рыжий решил устроить цирк с конями и забарабанил в металлическую дверь ключом:

— Сова, открывай, медведь пришёл!

Через пару минут дверь в салон открылась. Ленка добродушно улыбалась. На ней был ситцевый халатик до колен и розовые шлёпки, волосы высохли и пушистой шапкой спадали до плеч. Вид у Ленки был зачётный. После уже примелькавшейся на наших девоньках зелёной стройотрядовской формы, куртка-брюки, Лёхина соседка выглядела женственно и соблазнительно в своём халатике с набивным цветочным 

рисунком.

— Припёрлись, горемыки грешные?! Ну, заходите.

Проследовав за хозяйкой в первое пассажирское купе, мы с Лёхой приземлились на одну полку, а Ленка устроилась напротив.

— О, черешня!  — обрадовалась она.

— Без пряников не заигрываем. Всё для вас, мадемуазель,  — галантность из Рыжего так и пёрла. Он достал из сумки вино, средним пальцем ловко протолкнул пробку внутрь бутылки и разлил золотистую жидкость по стаканам.  — Как говорится, у нас собой было.

— Споить меня решили?  — озорно улыбаясь, Ленка отпила хороший глоток.  — Ну-ну.

Я смотрел на неё и поражался, как за разговором меняется моё восприятие девушки. Изначально простоватые черты лица сгладились в обаянии широкой улыбки и лучистом взгляде озорных серых глаз. Красные пятнышки угревой сыпи на щеках растворились в румянце. К тому же, низкий бархатный тембр её голоса вызывал в моей груди сладкое томление.

Время летело незаметно. Лакомясь сочными ягодами, Ленка, с лукавым прищуром разглядывала нас, дескать — «ты мне прямо скажи, чё те надо, может дам чё ты хошь». Но мы с Лёхой ходили всё вокруг да около, и в этом был особый беззаботный кайф.

Разогревшись «сухариком», мы весело болтали о том, о сём, травили студенческие байки и солили анекдотами. Последние Ленку совершенно не смущали, более того, она намекнула, что тот, кто рассмешит её пуще другого, может рассчитывать на сладкое. Воодушевившись, мы устроили не то чтобы стендап-батл, но расстарались от души — память у меня была лучше, но Рыжий был ещё тот балагур и пиздаболил, как дышал.

Устав смеяться, хозяйка вагона принесла из своего купе гитару и, взяв баре на пятом ладу, сбацала пару-тройку своих «походных» номеров. Я вежливо улыбался, хотя признаю, что играла и пела она весьма недурственно. Одна песня оказалась для меня удивительно знакомой:

«Дым костра создает уют,

Искры гаснут в тумане сами.

Пять парней о любви поют

Чуть охрипшими голосами».

Когда-то давным-давно в пионерском лагере у костра, я пару раз слышал эти строки...

«Ты постелила свою кровать,

Ко мне подошла, чтоб упасть в объятья,

И мне пришлось поневоле снять

Твое коротенькое школьное платье».

... а потом долгими ночами, лёжа в палате, фантазировал, представляя себя героем песни.

«Что мне делать с тобой такой?

На этот стол и на эти книжки

Брошу лифчик твой голубой

И смешные твои трусишки»..

И сейчас эти почти забытые строки дворовой романтики, подёрнутые эротическим флёром, что-то тронули в душе.

«Саши Пушкина бронзовый бюст

Украшают твои подвязки,

И кажется мне, что с поэта уст

Сейчас сорвется улыбка ласки».

От затылка до самого копчика пробежали возбуждённые мурашки, и я почувствовал возбуждающее трение головки проснувшегося члена о ткань трусов. Я откинулся назад, облегчая своему соратнику в штанах возможности для манёвров.

«Ты ещё спишь и так хороша,

Боясь потревожить твой сон прекрасный,

Переступаю, и чуть дыша,

Привожу в порядок твое школьное платье».

Интересно вспомнить, а кто был героиней моих тогдашних фантазий? Танька-пловчиха из спортивного отряда? Или Ленка заводная пионервожатая октябрят из восьмого отряда октябрят? А может всё же Маринка из нашего класса?

«Отогнув одеяла край,

Нежно целую твои коленки,

Лентяйка милая, скорей вставай,

Смотри какие вкусные на сливках пенки».

Ленка?! Неужели Ленка 

Волокитина? Нет, конечно, же нет! У той были тёмные волосы, заплетённые в две толстые косы. Но сейчас я бы без сомнения представил в своих фантазиях ту, что сидела с гитарой напротив.

«Если б услышала та, о ком

Эта песня здесь прозвучала,

Прибежала бы босиком,

Чтобы прослушать её сначала».

Однако Ленка, очевидно, не захотела быть героиней моих сегодняшних грёз, и, закончив песню, хлопнула ладонью по корпусу гитары:

— Ну, всё, мальчики, хорошего помаленьку,  — и добавила, смеясь:  — Выметайтесь на фиг!

Лёшка толкнул меня плечом:

— Ну что, расползаемся по вагонам?

Я грустно кивнул, и мы двинулись к выходу. Шагал и думал:

«Вот, как пить дать, Рыжий меня сейчас из своего вагона выпроводит и назад к Ленке метнётся. А ты чего-то иного хотел? »

Не успел дойти до тамбура, а из-за спины, как лассо на стригунка накинули:

— Олежка, может, останешься? Поможешь посуду сполоснуть, заодно ещё пару анекдотов расскажешь.

«Что? Остаться? Я не ослышался? » — недоумевая, я посмотрел на Рыжего. Тот лыбился, разводя руками:

— Похоже, ты финалист. Смотри не оплошай,  — и, хлопнув по плечу, бочком протиснулся мимо меня:  — И про посуду не забудь. Утром приду, проверю.

Лёшка, парень что надо! Ночью разбуди, примчится, не важно, зачем: банку раздавить или харю, кому начистить. С Иркой из нашей группы Рыжий хороводился третий год, и дело, похоже, шло к свадьбе. Конечно, он был не святой и при случае пользовался правом налево. Я это знал, но ни за что не стал бы опасаться обиды или подставы с его стороны.

— Ленка, спокойной ночи,  — ёрничая Лёха попрощался с хозяйкой вагона.

— Не дождёшься,  — та высунулась в проход, помахала ему ручкой и подмигнула мне:  — Как покатит.

Дверь за Лёшкой закрылась, лязгнули потревоженные фартуки перехода, и мы остались одни. Я, как путный, двинулся за посудой, но Ленка остановила меня:

— Брось, чего там мыть то, утром уберу. Шагай в моё купе, а я пойду, руки сполосну,  — и направилась в туалет.

Надо сказать, что в двухместном купе отдыха проводников условия были почти спартанские — шибко не разгуляешься. У меня, например, как на складе — верхние полки и рундук были плотно забиты одеялами, мешками с комплектами постельного белья, на полу коробки с продуктовым «НЗ» отряда, тушёнка-сгущёнка, но зато всё под рукой. На столике томик «Часа быка» Ефремова и пара последних номеров журнала «Техника — Молодёжи», под столом потерявший форму школьный портфель с инструментами.

Ленка же устроила в своём купе настоящую девичью светёлку. Нижняя полка была аккуратно заправлена, шерстяное одеяло вместо покрывала, пара подушек в белоснежных наволочках, на верхних полках ровные ряды одеял и конвертов с постельным бельём, свободная стена «задрапирована» развешенными на плечиках парочкой летних цветастых платьиц, зелёная стройотрядовская форма чинно висела отдельно. На крошечном столике у окна была постелена белая салфетка с кружевной оторочкой, явно из дома, а в бутылке из-под молока стоял букетик из полевых цветов и трав.

Пока я осматривался, вернулась Ленка, вытирая лицо и руки вафельным полотенцем:

— Олег, не толпись тут! Садись уже!  — она 

ткнула меня в спину, и я плюхнулся на полку ближе к окну. Ленка забралась с ногами на постель и кошкой по-хозяйски улеглась на спину, положив голову мне на колени.

С обложки «Советского экрана» над столиком на меня, сложив руки на груди и выпятив твёрдый подбородок, снисходительно взирал брутальный сердцеед эпохи, Николай Ерёменко-младший.

Вот уж кто-кто, а он бы одним прищуром своих обольстительных глаз, одним движением широких глаз нашёл ключик к сердцу и телу любой незнакомки. Не то что я. И как, вот так с бухты-барахты, без романтических ухаживаний, хватать «за живое» малознакомую девушку, но раз пошла такая пьянка...

Я тронул девушку за грудь. Не открывая глаз, Лена, капризно дёрнув плечом, скинула мою руку.

— Нет, не сейчас! Лучше голову помассируй.

Послушно запустил пятерню в её, пахнущие цветочным шампунем, волосы.

— Да-а, вот так. Ещё,  — Ленка заурчала от удовольствия.

Поиграв с волосами, я потянулся к букету на столе и, вооружившись травинкой, лёгкими касаниями острого кончика стебелька принялся рисовать невидимы черточки и узоры на лбу и переносице однокурсницы. Затем метёлкой былинки стёр рисунок и стал водить по щекам, подбородку, вкруг рта.

Ёжась от щекотки, Ленка забавно морщила носик, её ресницы вздрагивали, губы изогнулись в улыбке. В конце концов, она не выдержала:

— Олег, прекрати! Не щекочи, у меня уже мурашки по всему телу бегают. Лучше расскажи что-нибудь. И продолжай гладить, у тебя хорошо получается.

— А что рассказать?  — я растерялся. На пару с Рыжим было легко зубоскалить, а сейчас всё моё красноречие точно испарилось.

— Расскажи-и мне...  — Ленка тянула слова, словно раздумывала, какое задание выполнить следующему фанту,  — Расскажи о своей девушке! Обожаю про любовь слушать. Вот про Лёшкину подружку знаю, видела в институте и на вокзале, когда она его провожала. У тебя ведь тоже кто-то есть? Только честно-о.

— У меня?..  — я несколько опешил от такого развития сюжета.

Это как понимать? У меня на коленях лежала девушка, которой я, как бы, хотел присунуть и, чтобы её соблазнить, надо сказкой о своих «валентинках» поделиться? Теперь это так работает? Извольте! Только не о ком рассказывать? О Наташке с Херсонщины, с которой с прошлого лета общались душа в душу, тело в тело? Так она полгода назад перевелась на заочный и уехала далеко-далеко. А о пустых хлопотах двух последних месяцев не хотелось и вспоминать, лежит что-то пыльным грузом в чулане души, ну и пусть лежит, а если встряхивать каждый раз, то замучаешься пыль глотать.

— Чего молчишь?

— Да, не о ком рассказывать. Нет никакой моей девушки,  — отмахнулся я.  — Меня же никто не провожал.

— А куда же подевалась та губастая брюнеточка, с которой ты на майском вечере у механиков обнимался? А?

— Когда-а?!  — было возмутился я, но решил, что шила в мешке не утаишь.  — Ах да, была одна брюнетка. Была, да сплыла.

— Что не дала?  — Ленка не умела ходить вокруг да около.

— Вроде того, но там не так всё просто...  — нехотя признался 

я и после некоторого раздумья, решил рассказать, всё как было.  — Короче где-то в конце апреля закадрил я девчонку из параллельной группы: поцеловаться, титьки-жопу там потискать — до этого всего быстро дошли, без кривляний и динамо, а как дальше, то ни в какую. Хныкала, что матери боится, что та держит её в ежовых рукавицах, а ещё постоянно таскает к гинекологу, проверять целку. Что только после свадьбы и всё такое. Вот, скажи, может такое быть?

Я машинально играл с Ленкиными волосами, накручивая их на пальцы.

— Ну почему же нет? Случается, что родители с дочурки глаз не спускают, чтобы какой-нибудь Олег целку случайно не порвал до свадьбы. Так что, если любишь, женись.

Я криво усмехнулся:

— А это уже не моя забота.

— А чья же? А?  — поинтересовалась хозяйка вагона и с притворным сочувствием предположила.  — Неужели отбили?

— Нет, не отбили, а сама упорхнула, как в танце, сменив кавалера,  — буркнул я насупившись.

— Ну-ка, расскажи, интересно же.  — Ленка перевернулась на бок лицом ко мне, приготовившись внимательно слушать.

«Ладно,  — решил я.  — Похоже, ничего мне сегодня не светит. А так хоть душу облегчу, да пойду спать».

— Есть у меня на механическом факультете приятель Вовка, он тоже с нашего курса, высокий такой, поёт, на гитаре играет. Ты его может даже видела. Он у механиков в СТЭМе постоянно участвует.

— Вовка Казанцев?! Знаю его, конечно, даже очень хорошо знаю,  — заявила девушка, лежащая у меня на коленях.

— Да?  — я удивился, но расспрашивать не стал.  — А я с ним ещё со школы знаком, в городской секции фехтованием занимались.

— Так ты ещё и мушкетёр?  — она легонько ткнула меня пальцем в живот.

— Ага, Портос. Так вот, как раз после того концерта, где ты нас видела, мы с Галкой, так брюнетку зовут, и Казанцевым пошли к его друзьям в общагу механиков. Всё как обычно: ели-пили, танцевали, Вовкины песни слушали, одним словом, весело было. Смотрю, Галка к Вовке подсела, что-то ему втирает. Вовка на меня удивлённо смотрит и головой кивает. А после, когда уже провожал её домой, она сказала, что Казанцев предложил, научить её играть на гитаре.

— Учить играть на гитаре?  — переспросила Ленка.  — Мудрено. Казанцев девчонкам и без гитары нравится.

— Ты слушай дальше. Через пару дней она мне заявляет, что сейчас ей гулять некогда, занята, сессия на носу, мол, встретимся после экзаменов. А тут ещё девки из группы нажужжали, что видели Галку с Вовкой в столовке. Ну, думаю, Вовка-козёл, увёл девчонку. Друг называется, ну пусть не друг, а приятель. Какая разница? На душе всё равно тоскливо.

— Понимаю,  — сочувственно произнесла Ленка.  — Смотри, как бы твоя пташка пёрышки не опалила. Вовчик, он такой, с ним никакая мамка за дочкой не уследит.

— Вот тут ты ошибаешься, твой Вовчик тоже обломался,  — съязвил я.

— Как так?!  — Ленка оживилась, даже голову приподняла от удивления.  — Ну-ка, ну-ка!

— А вот так! Пришёл я «вышку» сдавать, а там Вовка стоит, тоже 

за зачётом припёрся. Ну, мы с ним слово за слово, членом по столу. Вначале хотел его послать, а потом всё же разговорились. Короче, получалось, что Галка вроде бы как сама напросилась к нему в ученицы, сказала, что у неё со мной ничего нет, что только вот на концерте случайно встретилась. Ну, они пару раз повстречались. А прикол в том, что эта пташка не просто глаз на него положила, а решила его в женихи заарканить.

— Оба-на,  — Ленка аж крякнула.  — Шустрая сучка. Но наивная.

— Вовка, конечно, мне в уши залил, что если бы знал, что мы с ней вместе, то никогда, да ни в жисть. Сомневаюсь, конечно.

— Очень может быть,  — согласилась Ленка,  — Казанцев парень неплохой, но кобель безудержный.

— А ты откуда его так хорошо знаешь?

— Не важно,  — обрубила она.  — И что было дальше?

— А ничего. Вовка бился-бился и разбился. Титьки, говорит, дала потискать, а больше ни-ни — всё та же ботва, мать-цербер целку стережет, только после свадьбы. А Казанцеву этот геморрой ещё меньше, чем мне нужен. Ну, мы зубоскалим, тяжкую Галкину долю обсуждаем, и тут, как по заказу, наша брюнетка по коридору чешет. Нас увидала, всё поняла, нос в потолок, титьки вразлёт и цок-цок мимо нас — ни здравствуй, ни насрать. Вот такая история вышла.

— Напережевался, маленький,  — Ленка с иронической заботой погладила меня.

Выговорившись, я словно груз с плеч сбросил, осадок, конечно, остался, но дышать стало легче. Сидел, облокотившись о стенку и закинув руки за голову, и мои мысли плавно перетекли на Ленку:

«Блин, вот ведь лиса. Не мытьём, так катаньем раскрутила меня на откровенность» — я не успел обдумать этот феномен, потому как она ткнула меня локтем в бок.

— А ты чего застыл? Гладь давай!

«Ещё и раскомандовалась! Так бы и врезал по заднице»,  — и я склонился над её лицом. Прикусывая пушистые пряди её волос, я теребил их, урча, как заигравшийся щенок. Ленка довольно жмурилась, меланхолично теребя поясок халата.

Осмелев, я вновь запустил руку за ворот халата, ухватил девушку за грудь. Оглаживаю тёпленькую ладонью, тискаю мягонькую пальцами, а сам притих — Ленка вот-вот шикнет, прогонит.

— Дорвался?  — студентка с усмешкой посмотрела на меня снизу-вверх.  — Хлебом не корми, дай титьку помацать.

Я промычал, что, мол, да, не смог устоять.

— Хосподя,  — снисходительно выдохнула она. Затем, будто устав гонять хворостиной надоедливого козлёнка, развязала узелок на поясе и раздвинула полы халата,  — дескать, смотри: титьки две, третьей нет, писька вдоль, не поперёк — всё, как у всех.

Всё, как у всех, конечно, но из всех я видел голыми вживую, разве что, две с половиной девчонки. А тут так красота воочию.

Девушка уже успела где-то позагорать, и на её крепко сбитом плотном теле были отчётливо видны следы от разделённого купальника, нетронутые нежным розовым загаром.

«Тонка, да усадиста»,  — думал я, пожирая бегающим туда-сюда взглядом небольшие дыньки грудей, увенчанных припухлыми ареолами розовых сосков, округлый живот, подчёркнутый впадинкой пупка, крутые изгибы широких бёдер, мускулистые 

ляжки и круглые колени. Ленка вполне могла бы позировать художникам-соцреалистам, прославляющих красоту физического женского труда.

Наверное, я бы так и сломал себя глаза, не зная, где остановится если бы, в конце концов, не упёрся восторженным взглядом в оранжевое пятно внизу живота.

Оказалось, что это трусы. Простые женские трусы-трусики. Нет! Вот ни фига не простые! Женский лобок спереди покрывал оранжевый равнобедренный треугольник чуть больше ладони шириной у пояса. Внизу, узкая вершина едва-едва прикрывала выпуклые белые валики половых губ и оставляла большую часть широкой линии лобка абсолютно голой. Тонкий сиреневый шнурок опоясывал талию и с обоих боков был завязан бантиком. Всё это выглядело нарочито бесстыже и очень возбуждающе.

«Охренеть! » — я сглотнул слюну.

Такого фасона женского белья я ещё не видел ни в «Крестьянке», ни в «Работнице», ни в каталоге «ОТТО». В стране в широком ходу уже были хлопковые гэдээровские «недельки» с милыми разноцветными рисунками, которые полностью скрывали от нескромных взглядов красоту юных студенток. В них тоже была своя трогательная притягательность. Но Ленкины трусы просто нокаутировали ударом в пах.

— Нравится?  — девушка ладошкой похлопала себя по оранжевому треугольнику.

— Да-а,  — протянул я совершенно обалдевший, красноречие из меня так пёрло.

— Сама сшила,  — похвасталась она.  — Мамка говорит — «напиздничек для блядок».

Видя моё замешательство, Ленка приподнялась на постели, вставая на колени, и, точь-в-точь как Светлана Светличная в «Бриллиантовой руке», бросила в меня халат:

— Та-дам!  — оборот через плечо.  — А как я тебе, так? Зашибись?! А?

Сзади матерчатый треугольник был ещё меньше, чем спереди и его острый луч ускользал в ложбинку между округлыми ягодицами.

Не в силах подобрать слова, я согласно мотал головой.

— Хороша жопка?! Эх!  — Ленка звонко шлёпнула себя по заднице. Гладкая молочная белизна стала наливаться красным.  — Мне бы такую кожу, да на морду лица, от мужиков вообще отбоя бы не было. Как думаешь? Потрогай!

«Ну и какого приглашения тебе ещё нужно? »

Я рванулся схватить озорницу в объятия, нашёл губами её губы, обхватил ладонями грудь, завалился на спину, увлекая добычу за собой.

Лёжа на боку, мы целовались долгими сочными поцелуями. Я сунул ладонь в её блядские трусики и мои пальцы «обожглись» о нежно-нежную гладкую кожу, тщательно выбритого лобка.

Надо сказать, что в те годы экстерьер девичьих интимных зон «а-ля малышка» ещё не вошёл в моду.

«Ого! Нифига себе! » — удивился я, продолжая шарить. Разрез, разделявший валики половых губ, начиналась достаточно высоко.

«Королёк? Верняк! » — мыслил я, припоминая теоретический курс идентификации видов женских соцветий, который на первом курсе в общаге прочитал нам один третьекурсник за трёхлитровой банкой пива.

Я обхватил ладонью девичью промежностью. Ленка, охнув, обмякла, прижалась к ладони, словно отдавая свой женский мир в моё ленное владение.

В голове струился сладостный дурман от близости женского тела, от цветочного аромата волос. Хотелось всего и сразу — целовать, гладить, тискать и, конечно же, присунуть своего дурня внутрь. Донжуанского опыта у меня кот наплакал, поэтому я уподобился деду из анекдота, не знавшему, где искать клитор и поэтому ласкавшему всё подряд.  

Моё осязание оказалось, словно наколотым на кончики пальцев правой руки.

Лаская ровные гладкие складки клитора, я ощутил продолговатое уплотнение, своей упругой округлостью напоминавшее стебель молодого нераскрывшегося папоротник. Повинуясь наитию, бережно поглаживая и разминая этот «стебель», я притронулся к выглядывающей из складок влажной головке клитора, плотного шарика размером с ягодку красной смородины.

Лена всхлипнула и, чуть подыгрывая низом живота, принялась тереться о мою руку, словно кошка, выпрашивающая ласку.

— Ещё...  — едва слышно прошептала она, и распустила сиреневую завязку. Оранжевые флажки капитулировали.

Продолжая большим пальцем ласкать клитор, указательным и средним я скользнул во влагалище. Ё-моё! Настоящая медовая ловушка, вязкая, тягучая и, без сомнения, сладкая на вкус! Шевеля пальцами, «оглядывался» вокруг — складки-складки-складочки влажные, как листва под дождём, нежные, как китайский шёлк на портрете вождя всех народов.

Проникнув глубже, я коснулся шейки матки, вершинка которой «царапнула» чем-то инородным, едва ощутимым и колючим. Растопырив пальцы «козой», я оглаживал упругий «колокольчик» шейки. Лена замерла, прислушиваясь к своим ощущениям, а я, заинтересовавшись «царпушкой», попробовал легонько поддеть её.

— Нет. Не трогай,  — девушка подалась попой назад, уворачиваясь от моих шаловливых исследований.

Ретируясь, я скользнул кончиками пальцев по передней стенке влагалища, на гладкой эластичной поверхности которого почувствовал набухшую, словно вербная почка, «пимпочку» — Лена вздрогнула, шевельнула бедрами и протяжно выдохнула:

— Да-а...

«Здесь? » — я погладил эту малюсенькую «подушечку», её шероховатая поверхность ощущалась даже через вязкий слой смазки. Размером меньше фаланги мизинца, она оказалось необычайно чувствительной. Длины пальцев хватало, чтобы, сделав скобочку, дотянуться от ягодки клитора до чудесной точки внутри влагалища, лаская которые мне казалось, что замыкаю некую волшебную электрическую сеть. Отвечая на прикосновения, Лена ёрзала низом живота, будто стремилась унять одолевший внутренний зуд. Её мокрые ляжки в похотливом танго тёрлись о кисть моей руки.

Мне было не легче. Мои брюки стали невыносимо тесными для одеревеневшего до ломоты члена. Сознание наполнялось истомой от предвкушения скорой разрядки. Я был на грани, вот-вот кончить прямо в штаны.

С непривычки я устал шевелить пальцами, но не сдавался и, похоже, поймал нужную волну. Ленку скрутила судорога, она завыла в голос, сломалась в талии, поджимая колени к животу так, что чуть не спихнула меня с полки. Не в силах высвободить руку из плена сомкнутых бедер, я чувствовал конвульсивные сокращения мышц влагалища.

Вот это да! Девушка кончила от моих ласк! Похоже, моя правая может творить чудеса!

Лена в изнеможении лежала, уткнувшись мне в подмышку, а я тихонечко гладил её по спине и раздувался от гордости, как дирижабль. Ощущения были новые и необычные. Волна вожделения схлынула, и я перестал ощущать себя глухарём на токовище. Мой похотливый герой не потерял твёрдой решимости, но перестал канючить — в норку хочу!

Освободив пленённую ладонь, я поднёс её к своему лицу. Влага блестела на пальцах, и я не смог удержаться, чтобы не попробовать её. Если бы вкус можно было описывать цветом, то я бы сказал, что Ленина роса была чиста и прозрачна, с едва заметной золотинкой лимонного 

послевкусия.

Моя новая подружка с интересом наблюдала за моей дегустацией, потом, очевидно, решила удостовериться, что не стала «мироточить», лизнула капли с тыльной стороны моей ладони и, почмокав губами, заключила:

— Ничего особенного, обычная бабская конча.

И тут же опять наехала на меня, как самосвал на дачника-велосипедиста:

— А ты почему до сих пор одетый?! Я тут перед ним голыми титьками трясу, мокрой писькой сверкаю, а он даже штаны не снял!

В её голосе было столько же праведного негодования, сколько в глазах озорных голопопых чертенят. Ленку явно веселила моя недотёпистость.

«Бля, ну вот, опять меня, как малыша по голой заднице отшлёпали! » — но мне всё равно было весело.

Не дожидаясь, когда я выйду из ступора, Ленка согнала меня с полки. Стоя босиком на полу, непослушными руками я спешно теребил пуговицу воротника рубашки. Не успел я справиться с половиной ряда, как эта чертовка, сноровисто ослабив ремень, одним движением сдёрнула с меня брюки вместе с трусами до колен:

— Ну вот, другое дело!

В те минуты я, конечно, не осознавал, всего сюрреализма ситуации. Но потом, прокручивая события в уме, понял, что такой фантасмагории такого представления во время секса у меня ещё не было.

«Блин, вот уж точно: «Кто-то, против всяких правил, в сказке буквы переставил»,  — вспомнились строки из сказки.

Обнажив меня до пояса, до пояса снизу, Лена уверенно схватила моего дурня «за шкирку» и оценивающе оглядела его, словно щенка на птичьем рынке.

— Видишь, какой он у тебя бравенький, жилистый, а ты его в трусах прятал.

У меня не было слов, чтобы выразить возмущение и восторг её бесстыдством и напором. Ленка не просто бежала голышом впереди паровоза, она была далеко за горизонтом моих поползновений.

— Ну вот, теперь можно и ебаться.  — Ленка пару раз вздрочнула моего дурилку и распласталась на полке, широко раздвинув ноги.  — Иди ко мне!

«Блин, вечно они путаются!  — дрыгая ногами, я проклинал брюки с трусами, которые устроили мне подлую подставу, стреножив в самый неподходящий момент.

Покоритель женских сердец Ерёменко, снисходительно улыбаясь наблюдал за мной с портрета:  — Пижон! А вот кто сейчас Ленку чпокнет?! То-то же».

Потеряв буквально пару секунд на старте, я оказался, между ног своей новой подружки, и с разгона, мазнув головкой по внутренней стороне женского бедра, попал впросак — Ленка ойкнула. Ёрзая задницей, я попытался помочь себе рукой, но меня опередили. Ухватив ладошкой моего торопыгу, Ленка направила его в себя. Ощутив головкой влажную теплоту, я торпедой рванулся вперёд.

— Олежка, помедленней! Куда торопишься?  — шептала она, чуть играя бёдрами, чтобы подстроиться мои движения.

Я послушно завис над ней, опираясь на дрожащие в напряжении руки. Горячий от возбуждения член сантиметр за сантиметром утопал податливой глубине влагалища. Соприкоснувшись лобками, я потянулся назад, и снова также медленно вглубь. Она обнимала меня за плечи, мечтательно прикрыв глаза. Казалось, сознание девушки ускользнуло вниз, туда, где соединялись наши тела.

Загнав член на всю глубину, я тёрся головкой об упругий свод шейки матки и теперь уже кончиком члена 

чувствовал дразнящие покалывания и царапанье. До чего же кайфово!

Время от времени, на краткий миг моё сознание выныривало из медовой глубины, соединившей наши тела, и тогда мне казалось, что своим сопением, я совсем оглушил мою девочку, что залил всю своим потом. Мне казалось, что щетина на моих щеках и подбородке уже отросла и, словно наждак, царапает тонкую девичью кожу, что Лена задыхается, раздавленная моим телом. Я попытался приподняться, чтобы облегчить ей дыхание, но она ещё крепче прижималась ко мне, обнимая за плечи.

Как же всё было по кайфу! И вместе с тем нарастало непреодолимое желание «чиркнуть спичкой» и закончить эту сладкую пытку на раз-два.

Чувствуя лихорадку моего нетерпения, Ленка энергично двинулась передком мне навстречу, раз, другой. Её руки скользнули на мои ягодицы, подталкивая к нужному ритму. Но я, как плохой танцор «сбился с ноги» и зачастил, работая задницей. Пот заливал мне глаза, я мотнул головой, стряхивая капли, и скользнул взглядом по портрету на стене — Ерёменко смотрел на меня с одобряющей мужской солидарностью.

— Олежка, не останавливайся! Кончай в меня!  — умоляла Ленка, закатывая глаза, и всё быстрее и быстрее подмахивала мне.

— Ии-и!  — её тело напряглось, зубы обнажились в оскале, как у бегуна, последним усилием рвущего ленточку финиша.

Вдруг девушка ослабла, в изнеможении раскинулась на постели, а я, ловя последние спазмы сокращения мышц влагалища, ощутил неземное наслаждение. Внутри меня, словно плотину прорвало, и, резко загнав хуй глубоко-глубоко, я спускал и спускал, упиваясь бесконечно долгими минутами кайфа. От яркой волны наслаждения я, кажется, на несколько мгновений потерял сознание.

Когда очнулся, Лена тяжело дышала, с трудом удерживая вес моего тела:

— ... сдавил меня, медведь.  — услышал я, словно вынырнув из глубины.  — Пусти. Дышать трудно. Олег, очнись!

Я нехотя отвалился на бок, Ленка отодвинулась к стенке, уступая мне место, и я вытянулся на спине, ощущая катарсис физического и эмоционального опустошения. Девушка тут же прильнула ко мне.

Я вспомнил, что кончил в неё без презерватива и озаботился:

— Лена, а ты не боишься забеременеть?

— Чё?! Смотри, какой внимательный стал. А когда спускал в меня, о чём думал?  — дразнила меня Ленка.  — Думаешь, что забеременею и жениться заставлю? Это я запросто!

Я замер, просчитывая варианты:

— Но ты же сама сказала...

— Да, ладно расслабься. Как моя мамка говорит: не бери в голову, бери между ног — больше войдёт! Не ссы, не забеременею, спираль у меня стоит. Что смотришь? Сам же её колупал, когда в пизде шарил, гинеколог-любитель.

Спираль? Слово показалось мне знакомым, как там и что устроено я узнал позже, но во ощущения при контакте с этой спиралью мне определённо понравились — такое нежное покалывание.

Я устыдился своей паники:

— Лена, а...

— Молчи,  — её палец прикоснулся к моим губам.  — Давай две минутки отдохнём

Она поцеловала меня в плечо и опустила голову на грудь. За окном уже спустились сумерки. Мы лежали в темноте, обнявшись, и, молча, слушали стрёкот цикад за окном.