Печать шлюхи (Записки шлюхи)

— Колян, — я толкнул лежащего рядом на песке, и, кажется, задремавшего приятеля. — Смотри, какая татуха у телки классная. Я уже минут пять украдкой, из-под солнцезащитных очков, рассматривал располагающуюся неподалеку от нас молодую семью. Впрочем, грузный глава семейства и их непоседливый сынишка лет пяти, которому не терпелось, наверное, броситься в реку, интересовали меня мало. A вот стройная и загорелая почти дочерна мама бесенка приковывала взгляд. Мужик с сыном быстренько разделись и рванули с разбегу в воду наперегонки, подняв кучу брызг и забрызгав двух робко входящих в реку, поеживающихся худеньких девочек-подростков, вызвав оглушительный визг последних. Она же осталась на берегу и раздеваться не спешила. Только выкурив длинную тонкую сигарету, она, стоя ко мне спиной, спустила белые полотняные брючки и осталась в белоснежных плавках и майке. Оправив трусики, она некоторое время переступала с ноги на ногу, приподнимая и встряхивая неопорной ногой, как бы разминаясь. «Бегунья или пловчиха», — подумал я, с удовольствием разглядывая ee длинные мускулистые ноги. При этом она то наклонялась вперед, оглаживая переднюю поверхность бедер, то проводила ладонями по попе, запуская пальцы под резинку и оправляя трусы на крепкой заднице. Наконец она, встряхнув длинными светлыми волосами, стянула через голову майку. Тут-то я и углядел татуировку на пояснице в виде какого-то замысловатого орнамента, на которую поспешил обратить внимание своего товарища.

Колян, прищурившись, некоторое время смотрел вслед удаляющейся в сторону воды нимфе. После чего, отхлебнув пива и откинувшись обратно на песок, лениво изрек: — Slut stamp! Николай всего полгода назад вернулся из США, где год проучился по обмену, и любил вставлять в разговор словечки из американского жаргона.

— Что это значит? — Печать шлюхи. Так американские пацаны называют девичьи татуировки на пояснице. — Ну может не стоит так про всех, — неуверенно протянул я. Николай помотал головой, не соглашаясь. — Все бабы, которые делают над задницей татуировки — шлюхи, — убежденно произнес он. Случай, когда я вспомнил тот разговор на пляже, произошел несколько лет спустя, когда я, будучи выброшен ментами за дверь участка, оказался в час ночи на улице без денег и телефона. Стояла июльская ночная прохлада, проносились редкие машины. Хмель почти выветрился из головы моей, и я пытался сообразить, что мне сейчас делать. Транспорт у нас в то время был бесплатный, но, понятное дело, в это время суток ни автобусы, ни троллейбусы уже не ходили. A меня и уютную мою постельку разделял целый город. Внезапно я вспомнил, что на соседней улице есть круглосуточный ларек, где работает продавцом жена одного знакомого. Правда, я не знал, ee ли сегодня смена, но вариантов все равно не оставалось, и я направил стопы в сторону улицы Пролетарской. Спустя десять минут я уже стучал в занавешенное светящееся окошечко.

— Привет! — сказал я, когда, к моей радости, в окошке за отдернутой занавеской возникло смазливое личико в больших очках, которые этому личику очень шли. — Привет, Сереж. — она распахнула окно. — Ты откуда? — Из ментовки. Пустишь? Секунду поколебавшись, она кивнула головой и исчезла в глубине киоска. Обходя ларек, я услышал лязг отпираемого мощного замка. «Вот и спасен», — подумал я, вступая в тесное нутро торговой точки.

— Наташ, дай пивка в долг и сигарет, я завтра завезу. — попросил я. Мне уже приходилось брать тут в долг, и я всегда вовремя и аккуратно отдавал. Поэтому я не сомневался, что Наташка мне и сейчас не откажет, она и не отказала, просто коротко кивнула в ответ на мою просьбу: — Конечно. — Я посижу у тебя, пока автобусы ходить не начнут? — спросил я, удобно устроившись на ящике пива с бутылкой «Балтики» в одной руке, и сигаретой в другой. — Сиди, — снисходительно сказала она. — Только не высовывайся.

Следующий час покупателей не было и мы болтали, сидя друг напротив друга и попивая пиво. Несколько опорожненных бутылок уже стояло на полу у двери. Я рассказывал ей свои сегодняшние приключения, она сочувственно кивала. Наташа была симпатичная, но, в общем-то недалекая девчонка, любила пиво и быдлотусовки на парковых дискотеках, где пьяная гопота скачет под «Руки вверх». Весь ee круг интересов сводился к Дому-2, Одноклассникам и Контакту. Потому и говорить-то нам ней было, в сущности, не o чем. Поэтому я лишь слушал легкомысленную болтовню двадцатилетней девчонки и поддакивал, делая вид, что мне интересно. Меня удивило, что o своем муже, Борисе, она говорит как-то без должного уважения, употребляя в отношении него полупрезрительное указательное «этот». Хотя это скорее говорило o ee невоспитанности, чем o том, что в молодой семье какие-то нелады.

По мере того, как увеличивалось количество пустой секлотары из-под пива, наш разговор понемногу становился все более развязный. С этой девчонкой можно было говорить на любые, самые пошлые темы, не рискуя смутить ee матерным словом или обидеть каким-нибудь сальным анекдотом. Когда она хохотала, хлопая себя по ляжкам, над каким-то рассказанным мной приколом, появился покупатель. Какой-то таксист подъехал за сигаретами. Когда Наташа присела на корточки, чтобы достать снизу блок, футболка на ней задралась и я увидел то, что Колюха назвал тогда «печать шлюхи». A именно маленькую красивую розу, наколотую чуть выше круглой Наташкиной попки, аккурат между двух ямочек. Вспомнив тот разговор на пляже, я моментально сопоставил свое открытие с Натахиным развязным поведением и с почувствовал сильное возбуждение. В паху сладко заныло, в голове зашумело и от выпитого, и от всех этих мыслей.

— Ты чего? — Наташка удивленно смотрела на меня. Вид у меня был, наверное, глуповатый. — Ничего, — выдавил я, пытаясь переключиться на другую тему, но выходило плохо. — Подвинься! — она опять присела передо мной в той же позе, водворяя блок сигарет на место. Как завороженный, я смотрел на яркую красную розочку, на зеленый стебелек, который начинался в ложбинке... На краешек черных прозрачных трусов, который высовывался из спортивных штанов, и на контур их, который отчетливо проступал на попе под туго натянутой тонкой тканью. Уже не контролируя себя, я протянул руку и провел пальцами по этому краю трусов под штанами по попе вниз, туда, где, они, постепенно сужаясь, переходят в тонкую полоску, уходящую в промежность. Я проследовал туда рукой за ними, накрыл ладошкой заветное место, и почувствовал, как там горячо, сжал слегка...

Наташка так резко повернулась, что чуть не сломала мне руку — Ты чего? — eё лицо пылало Я опять протянул руку, целясь ей между ног. Она схватила мою ладонь двумя руками, отводя. Пользуясь тем, что обе ee руки заняты, я левой рукой дернул за шнурок, завязанный бантиком, который и держал на ней штаны и развязал его. Дернув за штаны вниз, я полуспустил их с нее. Наташка инстинктивно схватилась за них, пытаясь подтянуть, и в этот момент я обнял ee за попу и прижался лицом к ee промежности, крепко прижимая ee к себе руками. Одновременно я мял ee задницу, запустив руки под трусы.

— Ты с ума сошел! — она пыталась отпихнуть от себя мою голову, молотила по ней руками. Штаны в отсутствие поддержки окончательно свалились на пол, спутав ей ноги. Я встал с ящика, по прежнему держа руки у нее на попе, но уже особо не прижимая ee к себе. Она гневно скинула их с себя и попыталась сделать шаг в сторону, но, запутавшись в штанах, чуть не упала. И упала бы, если бы я ee не подхватил ee под спину. Воспользовавшись этим ee положением, я запустил руку ей в трусы и, жадно шаря там, накрыл ee полуоткрытый рот поцелуем. Минуты две мы так боролись, потом я опустился на ящик, a Наташа оказалась у меня на коленях. Как она ни сжимала ноги, мой средний палец все-таки проник ей в щелку. Я двигал им во влагалище, полагая, что природа все равно возьмет свое. И правда, вскоре я почувствовал, что она потекла... Наташа обмякла в моих руках, расслабилась. Я оторвался от ee губ и посмотрел ей в глаза.

— Может, хватит? — на удивление спокойно спросила она. Однако дыхание ee прерывалась. Я чувствовал, что Наташка возбуждена не меньше моего. — Я хочу тебя. Ты чувствуешь? — прошептал я, ни на секунду не прекращая шуровать пальчиком внутри нее. Не почувствовать мое возбуждение было невозможно. Член стоял как каменный, твердой палкой упираясь ей куда-то между ягодиц. Она вздохнула как-то обреченно и произнесла замечательную фразу: — Минет тебя устроит? — Конечно! — я не верил своей удаче, боясь спугнуть. — Пусти меня. — Наташа встала, натянула штаны, завязала их на бедрах и опустилась на стул.

Я стянул шорты вместе с трусами вниз и член закачался перед ee лицом. Ловко забрав волосы в хвост, она взялась рукой за член, сдвинула кожицу вниз и понюхала головку. Затем взяла ee в рот, и задвигала рукой, явно не собираясь заглатывать глубже. Э-э-э нет, девочка, так не пойдет. Взяв ee за голову, я начал мягко проникать глубже. И вот она уже ритмично сосет, заглатывая член наполовину, a иногда и полностью, зарываясь носом в волоса... Долго я продержаться не мог, да я и не старался. Кончив без всяких гамлетовских колебаний ей в рот, я обессилено рухнул на ящик, закурил. Руки и ноги у меня дрожали. Не глядя мне в глаза, Наташа открыла дверь и сцедила мою сперму куда-то на землю.

Еще через час Наташа стояла раком, положив голову на прилавок, и громко стонала. Я размашисто трахал ee сзади, любуясь ee татуировочкой. «Slut stamp, slut stamp», — вертелось в моей голове, два слова складывались в какой-то марш в ритм моих движений. Когда она забилась в судорогах оргазма, царапая прилавок, пришла пора кончать и мне. Вытащив член, я начал бурно спускать ей на спину и на задницу, размазывая головкой сперму по заветной картинке... Перламутровые капли на ярко-красных лепестках смотрелись невероятно эротично. Я незаметно сделал пару снимков на телефон.

— Наташ, я возьму еще пару бутылочек, запиши к тем. — Бери. — равнодушно сказала она, глядя в сторону. — Кoзёл

В пять утра я размашисто шагал к остановке, прихлебывая пиво из горлышка, все было хорошо. Светало