«Пахомовка». Часть 2: Плёнки и плётки

— Привет, Май.

Телефон показывает незнакомый номер, но голос в динамике звучит очень знакомо. Личность Гусеницы оставляет след. Удивительно нахально... Последний раз мы общались два месяца назад, и хотя я иногда отвечала на его сообщения в сети, я совсем не хотела слышать его голос. Может быть, стоит просто отключиться?

— Подожди! — он, кажется, читает мои мысли.

— Есть проблемы? — делаю паузу по методу Станиславского и только потом добавляю: — Тебе что-то нужно?

— Да перестань уже сердиться. Предлагаю заключить перемирие. Приезжай, и ты сможешь посмотреть мое новое рабочее помещение. Благодаря Бафомету Арбалетычу у меня есть такая возможность. Я угощу тебя коньяком, тортиком и приятным сюрпризом.

Бафомет Арбалетыч - это то имя, которое Гус ласково даёт своему начальнику. Он всегда придумывает прозвища для всех. Он называет меня Май - не по имени, а потому что я майор юстиции. В тех кругах, где мы иногда общаемся, лучше избегать званий и настоящих имен. Поэтому для него я - Май, а для меня он - Гус, и никак иначе.

В общем, у меня есть причины сердиться на него. На последней встрече с бандитами, к которой он меня привлек, одна девушка была убита. И не просто так - ей задушили горло своим членом. Безумно жестокое убийство, и я стояла рядом и смотрела на это всё, будучи под действием транквилизаторов - опять же по его приказу и без моего согласия. К счастью, они хорошо спрятали труп до сих пор его не нашли. К черту все эти неприятности! Чтобы привлечь меня в качестве свидетеля, все записали на видео, так что теперь я трясусь от каждого звонка из полиции.

— Приезжайте, я передам пленку.

А вот это уже интересно...

— Откуда такая щедрость? — в моем голосе звучит столько недоверия, что хватит на десяток жестких допросов.

— Ну не по телефону. Давай, жду! — и Гус быстро завершает разговор. Я, ошарашенная от неожиданной радости, продолжаю смотреть на трубку ещё около двадцати секунд, пока она не выключается, а на экране не появляются цифры: 17:30. Конец рабочего дня. Сколько часов ему осталось работать? Я беру пальто с вешалки.

Моя машина рядом со зданием министерства выглядит нелепо и неуместно, словно монахиня на цыганской свадьбе. Но это уже неважно, меня сейчас никто не осудит — я придерживаюсь протокола. Правда, пришлось предъявить удостоверение охраннику, небольшая задержка, да и в любом случае нужно было спросить кого-нибудь о направлении. И все-таки меня проводили. Хочется верить, что охранник был вежлив из-за желания полюбоваться моей обтянутой юбкой, когда я поднималась по лестнице, а не из страха, будто я украду одну из этих дорогостоящих пепельниц с подоконника. Или это были вазы?

Театр начинается с гардероба, кабинет — с порога, а начальник — с секретарши. И дверь, и девушка выглядят роскошно, пахнут прекрасно; дверь — кожей, девушка — дорогим парфюмом. Любопытно, Гус занимается с ней? Я готова поспорить на то, что да.

— Придётся подождать, он занят людьми, — шепчет девушка. Как правильно назвать это помещение между коридором и самим кабинетом? Антехамбер? Предбанник? Буфет? Столик секретарши, стулья у стены, шкафчик со всевозможными папками и книгами. Я киваю, садится на стул и начинаю разглядывать секретаршу при отсутствии более интересных объектов в антехамбере.

Прекрасная. Низкорослая, весьма хрупкая, но не серая как мышь. По шкале жертвенности оцениваю на прочную девятку, только японские лолиты в школьной форме могут быть ещё более выразительными. Честно говоря, мне кажется странным, что на такой должности она выглядит такой хрупкой и нежной, ведь обычно здесь должна сидеть сильная женщина с фигурой гоночного болида и характером питбуля. Но Гус, видимо, увидел в ней что-то особенное... Кроме внешности я представляю её без этого пиджака и потом уже без блузки, когда она будет краснеть и разобравшись со своими волосами перекинута через стол...

Наверное, я слишком ярко представляю себе все это, поэтому девушка действительно начинает краснеть под моим взглядом. Черт возьми. Теперь мне становится неловко, поэтому я поднимаюсь, рывком снимаю пиджак и уходя к окну, смотрю сквозь запотевшее стекло на мрачное осеннее небо и влажно блестящий асфальт. И она знала, о чем я думаю. Более того, каждый, кто сидел на этих стульях в ожидании приема, думал об этом же. Представлял, как начальник раздевает эту привлекательную скромницу на столе или в кресле. Интересно, что она думает об этом? Это её раздражает? Или заводит? По её одежде не скажешь, что она любит вызывать шок, юбка ниже колена, туфли-лодочки, пиджак застегнут до последней пуговицы, и светлые волосы аккуратно уложены назад как у балерины. Самое забавное то, что именно эта видимая строгость и сдержанность порой возбуждают гораздо больше провокационных мини-юбок и высоких каблуков. Я это знаю из опыта. Сама на работе предпочитаю носить формальную одежду, причем на полразмера меньше, чем нужно, что в сочетании с очень строгим кроем создает ух-ты эффект.

За моей спиной открывается дверь, и из кабинета выходит громкая толпа. Довольно странно, что я не слышала их шума, пока находилась под дверью. Неужели они все это время сидели там молча? Видимо, звукоизоляция хорошая.

— О, ты уже здесь?

Гус входит. У него новая стрижка, и он даже загорел где-то. Теперь его глаза выглядят еще ярче синими, как у сиамского кота. Бывают такие привлекательные мужчины, особенно на его должности помощника министра. Если бы я была женщиной, они бы сказали "насосала". Интересно, не говорят ли так? Злобная мысль развлекает меня, и я вхожу в кабинет с улыбкой на своем напомаженном лице.

— Я рада видеть тебя тоже, — неправильно понимает мое выражение лица Гус. — Как дела?

Мужчины всегда будут самохвалиться. Это в их генах. Раньше они ходили с застреленными медведями на шее, а теперь... Теперь у него выглядывает паркеровская ручка из кармана. Шик.

— Кабинет просто кабинет, — снисходительно пожимаю плечами, наслаждаясь возможностью подразнить друга. Злости уже нет. Не только из-за обещанных фильмов. Он нравится мне, не будем врать. И его голубые глаза и... Вся телом вспоминаю ту ночь - балкон, его силуэт перед освещенным окном и его член в моем рту, струю спермы, которая попадает на мое небо. Внизу живота приятно сжимается.

— Кстати, звукоизоляция здесь хорошая, — добавляю я. Хотя я не собираюсь проверять это на практике. Я знаю, что если предложу ему заняться сексом со мной, он не будет долго думать. Но такой поступок будет выглядеть пошло, как плата за компромат. К слову о компромате.

— И как дела с пленками?

— Ты такая материалистичная, Май. Я же говорил, что отдам. Ты знаешь, я всегда держу слово.

Слово он действительно сдерживает. Но вот как... Допустим, будь я Аладдином, а он - волшебником, и если бы я попросила у него длинный член, он бы исполнил мое желание, просто отрезав мне ноги.

— Вот тебе пленки. Два месяца не видела друга и сразу о делах говорим, — бормочет Ужратый, открывая сейф, скрытый под видом бара.

Или это бар, который маскируется под сейф? Внутри - хорошая коллекция алкоголя, цветовая гамма бутылок напоминает осенний лес: все оттенки золотистого и красного цветов с небесным прозрачным водочным насыщением. Прекрасная коллекция. Приближаюсь поближе и рассматриваю этот букет. Глаз зацепляется за...

Шлепалку?

Я помню ее. Тяжелая шлепалка, не слишком длинная, которая так удобно лежит в руке приятной и даже теплой тяжестью. Это тело также помню — задымленная комната, крюк на потолке, женское тело, распростертое между полом и потолком, красные следы на белой коже, страх и боль смешаны с похотью, в серых глазах Василисы - красота. И я стою напротив с этой самой шлепалкой в руках — она так послушна...

— Вспомнила, да? — Гус каким-то образом оказывается за моей спиной и его дыхание попадает мне в ухо, а его ладонь хозяйски лежит на моем бедре. Как он пахнет... Так хочется оттянуться назад и прижаться ягодицами к его паху, проверить, возбужден ли он так же как я.

Люблю свое пальто - под ним не видно, что мои соски напряжены.

Осторожно двумя пальцами беру манжетку Ужратого пиджака и убираю его руку с моего бедра. — Ты обещал мне пленку или шлепалку?

— Здравствуй, Май, — говорит он и кладет в мою приоткрытую ладонь заветную запись. Это не просто диск, а миниатюрная пленка. Какой раритет!

— Я уже удалил фото, так что можешь расслабиться.

— И это все? Просто так? — я до сих пор не могу поверить.

— Ты думала, зачем я ездил в Сочи? Ладно, чем меньше ты знаешь, тем спокойнее спишь.

И это правда.

Коньяк из Коктебеля отлично сочетается с абхазскими мандаринами. Однако мне потребовалось целых три порции, чтобы наконец набраться смелости и спросить:

— Зачем тебе плеть в кабинете? Чтобы наказывать непослушных? Тогда бы повесил ее над столом. Или для запугивания секретарши?

— Угадала, — его улыбка становится все шире и шире. Он поднимается из-за стола и направляется к бару. Возвращается с новой бутылкой, хотя мы еще половину не выпили. Но, видимо, коньяк — всего лишь предлог. Плеть в другой руке — вот настоящая причина. Он стоит рядом со мной, и моя плечевая линия совпадает с застежкой его брюк, все очень ясно. Я кажется понимаю, зачем в этом кабинете такие удобные кресла — когда подчиненный приходит на ковер и садится в одно из них, высоко поднятый запах господина помощника министра ясно демонстрирует, кто здесь главный.

— Или мы можем опробовать на тебе, — его голос спускается на низкие частоты, которые вызывают озноб по спине и создают жар и влагу в трусиках, приходится перекатываться на краешек кресла, чтобы не оставить пятна на юбке. Рукоять прикасается к шее и медленно опускается, расстегивая воротник пиджака...

— Ты забыл свое место! — мой голос колет как игла и можно добавить его в коньяк вместо льда. — Я не твоя секретарша.

— Кстати! — плетка выскакивает из-под подмышки, и я с облегчением задерживаю дыхание. Гус приближается к двери, и я слышу, как он тихо разговаривает секретарше. Видимо, не успел найти интерком, приходится ходить самому. Когда он возвращается, на его лице появляется удовлетворенная улыбка. Он опускается в кресло, протягивает свои длинные ноги, подкручивая брюки с аккуратно отутюженными складками до идеальной резкости стрелок. И когда секретарша входит в кабинет и закрывает дверь за собой, он говорит:

— Раздевайся, Алиса.

Не знаю, кто был больше ошарашен, девушка или я. Вероятно, все-таки я, потому что когда я оборачиваюсь к ней, она растегивает жакет — не без колебаний, но без возражений. У меня возникает желание спросить Гуса не сошел ли он с ума, но потом мне приходит в голову мысль о том, насколько далеко они собираются зайти. Поэтому я молчу. Если это какая-то шутка, я намерена выглядеть полностью невозмутимой. Я откидываюсь на спинку кресла, перекинув ногу через другую — и ради эффектного жеста, и потому что возбуждение во мне не утихает, и мне приятно тонко напрягать мышцы бедер, еще больше раззадоривая себя.

— Смелее, Алиса, — говорю я самым спокойным тоном. Мне бы сейчас еще сигару в руке, чтобы почувствовать себя мексиканским владельцем рабов. И шляпу-сомбреро.

Жакет скользит с плеч девушки, и она остается в блузке с коротким рукавом, белой и слегка прозрачной. Под тонкой тканью проступает кружевное белье и выделяются напряженные соски. Девушка бросает жакет на спинку стула, а затем ее аккуратные пальчики начинают расстегивать пуговицы блузки, которая следует за жакетом. Какая белоснежная кожа... Алиса явно не любит солнце.

Похоже, они серьезны. Я осознаю это, когда секретарша опускает юбку и остается только в белом нижнем белье и колготках - цвета кофе, словно мельком замечает мое сознание. Еще оно подсказывает, что здесь лучше смотрелись бы чулки. Красивее, безусловно. А вот колготки выглядят странно вызывающим образом. Они дают понять, что передо мной не модель с обложки журнала для мужчин, а почти раздетая и готовая к использованию женщина.

- А она останется? - Видимо, это я сама. Машинально киваю, зачарованная происходящим, и только потом задумываюсь и смотрю вопросительным взглядом на Густава. Я хочу остаться!

- Я скажу тебе больше, она примет участие,- заверяет он девушку без возражений. Сейчас, когда он возбужденный, насыщенный кабинетный котик исчезает, и я вижу другую сторону Густава. Того самого, который утихомиривал окурок на соске Василисы. Того, который трахал ее рот перед тем, как вонзить свой член так глубоко в глотку и держать так долго, что она задыхалась. Того, от которого я сильно возбуждаюсь, словно проститутка с окраины.

А все же она не совсем проститутка. Не до конца. Где-то посередине. Я понимаю это по дрожи ее пальцев, напряжению в вытянутых вдоль тела тонких руках - чувствуется, будто она хочет прикрыться, но силой воли заставляет себя стоять спокойно. Но слез на глазах нет, губы прикушены - возбуждение? Я даже немного приближаюсь, всасывая ее эмоции, настолько это... мощно. Вот что всегда привлекало меня в этом деле, вот то обстоятельство, вернее одно из обстоятельств, которые привели меня к работе в юстиции - власть. Густав такой же, я знаю это, только он более откровенный. Может быть, потому что он мужчина. А я обычно сдерживаю своего хищника и держу его на очень коротком поводке, который ослабляется только иногда, обычно под воздействием алкоголя. Или когда мой хищник чует своих собратьев. И жертву.

Я не знаю, когда плеть оказалась в моей руке. Просто сжимаю пальцы, а потом с удивлением вижу, что в ладони – темное полированное дерево, обмотанное гладкой кожей.

– Алиса, проверь, закрыта ли дверь, – говорит Гус мягким, бархатным голосом. Девушка послушно направляется к двери, и я наблюдаю за ее спиной и задницей. У них странный оттенок, желтоватый. Я понимаю, что это старые почти исчезающие синяки – один сплошной синяк. Он начинается чуть ниже лопаток, нарастает на выпуклой и мягкой попке и заканчивается чуть выше впадинок под коленями. Вот почему такая длинная юбка.

Конечно же, дверь заперта. Алиса закрыла ее сразу же приходе, потому что хорошо знала причину своего вызова. И все это представление с обнаженной задницей нужно только для того чтобы я это понял. Не знаю, чем Гус ее мотивирует. С его синими, смеющимися глазами. И я расслабляюсь, отпускаю мышцы, готовые к драке, и понимаю, что чуть было не причинил вред девушке. – Ну ты зверюга, Май. Она же кричала остановиться, ты не слышала?

Алиса скрутилась на полу, плачет всхлипывая, буквально свернувшись втрое, а вся ее спина и задница – одно большое кровоподтекание такого ярко-красного цвета, что можно прикуривать. К счастью, я вижу кровь только в одном месте. Гус подходит к девушке, присаживается рядом, поднимает ее за локти и ласково говорит:

– Все хорошо, успокойся. Ничего не случилось, правда? Мы больше не будем использовать плетку на злую тетеньку, обещаю. Май, пойдем выйдем на пару слов, а Алиса пока приведет себя в порядок.

Лицо с размазанной косметикой выглядит настолько ранимым и трогательным. Я бы почти поверила в это, если бы только не услышала крики секретарши, наполненные истинной похотью. И этот взгляд... Почему-то мне кажется, что все эти испуганные маскировки лишь наполовину искренни.

- Прости, - говорю я наконец, и девушка, колеблясь мгновение, кивает головой. Затем я иду следом за Ужратым к двери - мне действительно нужен глоток свежего воздуха.

Сейчас я жалею о том, что не курю. Мои пальцы нервно дрожат, правая рука, аж до плеча, просто гудит изнутри. Мы выходим в прихожую. Там пусто - Алиса умело заботится о входной двери. Я открываю окно и некоторое время стою там просто так, вдыхая прохладный осенний воздух через рот.

- Расслабься. Ничего страшного, - успокаивает меня Ужратый. Его ладонь мягко ложится на мое плечо, и на этот раз я не отталкиваю его. Он успокаивающе проводит рукой по моей спине, и я снова ощущаю желание прижаться к нему, к такому уверенному и спокойному. Что меня удерживает? Черт его знает. У нас странное отношение, если не считать того минета на встрече пахомовцев, между нами никогда ничего не было, мы не пара, не любовники; у него есть девушка, почти жена; у меня - скоро-скоро муж, весьма успешный хирург в местной больнице. Дружба? Это странная дружба.

- Она - моя подчиненная. Постоянная, мы общаемся лично, приспосабливаемся к стилю жизни друг друга, если ты понимаешь о чем я говорю. Своеобразное рабство только в том смысле, что она решает, когда закончить отношения. Настоящая мазохистка - своеобразный бриллиант. Большинство людей возбуждаются больше именно здесь, - он касается виска пальцем, - В голове. Скорее всего, от того факта, что разрешают себе такое... особенное. Алиса же просто льется от боли. Если знать как, можно довести ее до оргазма только ударом, представляешь? Но для этого тоже нужно знать. Как и с членом, одним лишь проникновением не заставишь женщину рыдать от наслаждения. Ты успокоилась?

— Да, — я на самом деле очнулась. — Теперь что? Мне, наверное, лучше вернуться домой.

— Зачем, Май? Это только начало. Просто научись слушать. Есть ключевые слова. Если услышишь "жёлтый", то будь нежнее. А если услышишь "красный", то сразу остановись. Кстати, она кричала "жёлтый" тебе, злая сука, — Гус улыбается, и я отвечаю ему улыбкой. О да. "Жёлтый". Ох и Алиса.

Объект обсуждения к моменту нашего возвращения успел привести себя в порядок: снять разорванные колготки и вытереть со щек потеки туши. Более того, в бутылке коньяка стало заметно меньше, а щеки секретарши приобрели приятный розовый оттенок.

— Я разрешал? — в голосе Ужратого такое металлическое звучание, что меня пробирает даже его словами. Девочка задыхается и отводит глаза.

— Ты будешь наказана.

А дальше всё происходит настолько быстро, что меня даже захватывает дух. Гус как-то внезапно оказывается рядом с девочкой, хватает её тонкое запястье рукой и сгибает его за спину — я успеваю заметить, как искусно выполнен этот прием. Он опускает Алису животом на стол и прижимается своим весом, чтобы она не могла двигаться — будто она пыталась! Девочка издает пронзительный крик, но в её голосе больше восторга, чем страха или протеста. Плещет ладонью по ягодицам с громким звуком. Ну, после плетки ей это вряд ли доставляет большой дискомфорт, и Гус, похоже, это тоже понимает. Его взгляд бродит по столу и находит что-то — органайзер. Из одной из ячеек Гус достает пару кнопок для канцелярских принадлежностей и быстро завинчивает их одну за другой в фиолетовые ягодицы своей шлюшки. Она выкрикивает что-то протестующее, но все мы понимаем, насколько это протест фальшивый. Плещет ладонью, кричит — о да, теперь это выглядит совершенно естественно.

— Никогда. Без. Моего. Согласия! — произношу каждое слово с яростью. Каждый звук пронзает воздух.

— Прости, мастер! — девушка выговаривает слова не так, как кричит, скорее стонет. В ее голосе звучит похоть, которую я чувствую в каждой клетке своего тела. Похоже, и Гус понимает это, потому что немного отступает и я слышу звук расстегиваемой молнии, от которого моя щель сразу же увлажняется. Как же я завидую Алисе. Хотелось бы сказать «со всей душой», но душа тут не причем.

Он сдвигает в сторону белые трусики Алисы и жестко входит в нее одним движением до самого конца. И он трахает ее резкими и сильными движениями, подчеркивая каждый удар шлепком прямо по ягодицам. Стол трясется, полупустая бутылка падает и разбрызгивает ароматное содержимое по поверхности столешницы. Гус отпускает руку Алисы, берет ее за пучок волос на затылке и опускает лицо в коньяк.

— Пей. Прислуга, сука.

Девушка облизывает коньяк со стола розовым языком так чувственно, что теперь уже это выражается в моих стонах. Парень не упускает из виду этого внимания.

— Завелась? Хочешь, она тебе отсосет?

Ох, черт... На самом деле, у меня было пару раз с девушкой, давно, еще в институте. Нельзя сказать, чтобы мне не понравилось — скорее всего просто необычно было. В конце концов я гетеросексуальна. Но здесь все по-другому. Совсем другому.

— Хочу, — мой голос скрипит от напряжения. Я беру бутылку и делаю пару глотков прямо из горла. Затем выливаю остатки на стол перед нижней и смотрю, как она заглатывает напиток. Я снимаю юбку и безразлично отбрасываю ее в сторону. Черные колготки, черные трусики — я выгляжу полной противоположностью Алисы. И это только добавляет пикантности.

Гус выходит из девушки с удовольствием, слышащимся в его чавкающих звуках - ее тело сопротивляется его отступлению. Он прижимает ее за волосы и поднимает со стола - белый лифчик пропитан ароматом коньяка, кожа на ее нежных грудях покраснела. Я испытываю желание сжать эти мягкие полушария, сильно сжать, оставив на коже следы своих ногтей.

- Подержи ее,- прошу я. Гус прижимает девушку спиной к себе, одной рукой держит за волосы, а другую запускает в ее мокрые трусики. Пряный запах возбужденной женщины перекрывает даже запах алкоголя. Надо будет потом оставить окно открытым на всю ночь.

Я видела в органайзере зажимы для бумаг... или для сосков? В данном случае без разницы. Взяв пару зажимов, подхожу к Алисе и аккуратно спускаю лямочки лифчика - очень нежными и почти невесомыми прикосновениями пальцев. Она следит взглядом за моими руками, дыша часто и запаленно. Сиськи небольшие, формы приятно округлые, а соски неожиданно крупные, выпуклые и яркие. Блядские соски. Я прикрываю грудь девушки левой рукой и ощущаю, как сосок впивается в центр моей ладони, туда, где пересекаются линии. Затем я сжимаю руку с силой, впиваясь ногтями в кожу. Это чувство необычное, и почему-то кажется, что если я нажму немного сильнее, из груди вырвется фонтан взбитых сливок.

Алиса стонет и слегка раскрывает рот, я понимаю, что она находится на пороге оргазма. Интересно, это благодаря действиям пальцев Гуса или моих? Отстегивая зажим от соска, я прикрепляю его туда же и делаю то же самое со вторым. Груди Алисы выглядят нереально развратно с канцелярскими инструментами пыток, возвышающимися над ее запачканным лифчиком.

Гус смeётся, бросает девчонку на кoвёр, к моим ногам, придавливает eё ногой, наступив на спину между лопаток. Его нaпряжённый член, торчащий из рaсстёгнутых брюк, покачивается, блестя влажной багровой головкой.

— Колготки-то сними, Май.

Ах, чёрт. Я стаскиваю колготки вместе с трусиками, опускаюсь в кресло, широко раздвинув ноги, моя выбритая наголо щёлкa призывно раскрывается, когда Гус, наклонившись, приподнимает голову Алисы и утыкает eё лицом мне в промежность. Мягкий, скользкий язык раздвигает мои лепестки, и меня буквально выгибает в кресле.

— Ох-х, блядь...

Ужратый, хмыкнув довольно, обходит девчонку сзади, опускается на колени, стаскивает вниз eё трусики, и, подтянув к себе eё зад, смачивает пальцы в текущем из пиздёнки Алисы соке, a потом проводит ими меж eё ягодиц. Кажется, кого-то сейчас поимеют в попку. Он приставляет головку к eё дырочке, надавливает, придерживая руками девушку за бока, a потом осторожно, неторопливо входит, прикрыв глаза от удовольствия — почти на половину длины, мне прекрасно видно, как перевитый канатиками набухших вен член исчезает между широко распяленными ягодицами Алисы. Девушка стонет, дышит горячо в мои губки, обсасывает клитор, анал ей явно не в новинку и точно в удовольствие. Я, кажется, думала, что она не законченная шлюха? Беру свои слова назад. Ничерта я не разбираюсь в людях.

Движения парня становятся увереннее, сильнее. Я чувствую Алисины зубы, когда его толчки вжимают eё лицо плотнее в мою щёлку. В какой-то момент мы с Гусом встречаемся взглядом, и больше уже не отводим глаз друг от друга. Это так странно ощущается... Такой себе трах через посредника. Наверное, забавно, но смеяться не хочется.

Внутри тепло, приятно и страстно. Да, сегодня я буду первой. Я схватила волосы Алисы обеими руками и притянула ее лицо к своей интимной зоне, двигая ее головой так, как это делал бы мужчина, если бы она сосала его член. Оргазм пришел вспышкой, а не волной - острый и яркий, мои бедра дрожат от спазмов, пока я наклоняюсь головой киску на мордашку Алисы. Ох... Гус отходит от меня всего на пару секунд - я вижу, как он вытаскивает член из задницы Алисы и обильно поливает ее спину своей белой жидкостью.

Опустившись на спинку кресла, я перевожу дыхание. Оу, Гус, мы кончили одновременно, как забавно. Но Алиса не успела. Неудобная ситуация. Ее расплывшееся лицо выглядит таким несчастным от моих соков, что у меня начинает терзать совесть - она же должна была уже высохнуть и стать ненужной.

- Гус. Что мы сделаем с девочкой?

Наверное, я выгляжу забавно сейчас - в халате, форменной блузе и обнаженных бедрах. Когда возбуждение спадает и наступает приятная усталость, мне вдруг становится несколько неловко из-за своего вида. Черт с этими колготками, где же моя юбка?

- Мы что-нибудь придумаем. А ты будешь помогать! - заявляет Гус, поднимаясь и аккуратно пряча опадающее достоинство в брюки. Он направляется к сейфу, а когда возвращается, он держит огромный страпон на кожаных ремнях, черный как ночь.

- Ничего себе...

- Самое интересное всегда в конце, девочки! - задумчиво произносит Гус, протягивая мне игрушку. Нет, я не хочу знать зачем ему страпон в кабинете. Вовсе не хочу.

Алиса, повернувшись ко мне спиной, вызывающе подчеркивает свою задницу. Оба ее отверстия раскрыты, сцена очень развратная. Теперь я на коленях, завязываю ремешки страпона на бедрах - основание легко прижимается к моей паховой области, это странное чувство, я еще не пробовала ничего подобного.

- Куда тебя? - спрашиваю я Алису, проводя пальцем по ее влажной щели. И затем, не дожидаясь ответа, надавливаю головкой игрушки на ее промежность, предоставляя возможность девушке самой решить, как получить оргазм. Фаллос скользит вниз, влажная киска Алисы поглощает его со звуком. Кстати, где кнопки? Похоже, они выпали и на ягодицах девушки остались только пара красных точек и размазанные капельки крови. Похоже, брюки придется стирать.

Странное это дело - заниматься сексом с женщиной. Но приятное. Я кладу ладони на мягкие и теплые бока девушки, сильнее натягиваю на огромный фаллоимитатор - он не входит до конца, его, наверное, делали для лошадей?

- Быстрее, - просит Алиса, и я ускоряюсь, чувствую, как снова возбуждаюсь. Мои пальцы впиваются в ее ягодицы, сжимают и растягивают их, я полностью забываю о том, что мы не одни и что где-то здесь был Ужратый. Я страстно трахаю эту теплую, мягкую и сладкую девочку и когда замечаю, что ее анус сжался, делаю еще несколько движений членом в ее киске. Затем резко вынимая его, быстро вставляю три пальца туда, продолжая доставлять удовольствие ими. Чувствую, как сжимается и пульсирует ее скользкая и горячая плоть.

- Ох... хорошо... очень хорошо... - произношу по слогам я когда эта маленькая шлюшка, соскользнув с моих пальцев, протягивается на ковролине, разве что не мурлыча от удовольствия.

— Вот это да, какой вкусный пирожок! — удивляется Гус. Ох, черт возьми! И вот такой пирог мне обещали к коньяку!

За окном уже стемнело. Наступила осень.

— Машину ты заберешь завтра. Никто ее здесь ночью не тронет, охрана следит.

Я киваю. Мы с Ужратым стоим на улице, домой я поеду с его шофером. Какая женщина вышла! Холодный, неприятно влажный ветер проникает под юбку — колготки я надела, а мокрые трусики лежат в кармане пальто.

— Надеюсь, я прощена? — спрашивает Гус.

— Ну и что делать с тобой. Ладно, давай заключим сделку,— я проникаю в подогретый, приятно пахнущий освежителем и полиролем салон служебной машины, хлопаю дверцей. Я не люблю долгих прощаний, а еще больше не люблю неловкого молчания, которое неизбежно возникает после таких странных приключений, которые нормальный человек вряд ли даже представить себе может. Автомобиль трогается. В сумочке пиликает телефон. Я вынимаю надоеду из глубин сумки. Сообщение. От Ужратого. «Май. Когда я уже буду заниматься с тобой сексом?»

Тихо фыркая, прячу письмо в воротник. Когда-нибудь, Гус. Когда-нибудь.