Оплата

Лес понял, что умирает. Вот прямо здесь, на обочине раскисшей от идущего третий день подряд дождя лесной дороги. До заката было еще около часа, но ветки деревьев, хоть и уже почти без листьев, смыкаясь над головой, не пропускали света.

За два последних дня он не видел ни одного человека. Прошлую ночь провел на земле, кутаясь в тяжелый от влаги плащ, забившись на почти сухой кусочек земли под нижними ветками ели. Костер развести не мог, с собой не было даже кресала. В мешке лежали одна рубаха и деревянные ложка и чашка. Мачеха лично перетряхнула его вещи, собранные в дорогу:

— Ты, щенок, ничего сам не заработал, нечего на чужое зариться!

«Неправда!» Расписанная им посуда продавалась очень хорошо. Он и резал из дерева лучшие ложки, чашки, бокалы в округе. И с глиной работал. А отец при случае торговал сыновьими поделками. Это Кирита от злобы аж плевалась — как же! В поле он никакой не работник, за другими парнями, сверстниками никак не поспевал. Сложением Лес пошел в мать — такой же невысокий и тонкий в кости, от отца достались голубые глаза и светлые волосы, переливавшиеся золотом на солнце.

Отец... Мачеха выгнала Леса в тот же день, как из леса мужики привезли его тело. Придавило упавшим деревом.

Даже на похороны остаться не позволила. Лес первую ночь оставался у бабушки, маминой матери. Та после смерти единственной дочери совсем сдала. Она и отправила внука в город, сунув в почти пустой дорожный мешок половину каравая хлеба.

— Там твой дядька живет, отцов брат. Ищи кузнеца Вилия. Просись к нему, тут не выживешь... — Старушка плакала и гладила Леса по плечу. В деревне, и правда, оставаться было никак нельзя. Хоть дом и был отца Леса, и Кириту он взял в дом вдовой с двумя детьми, да только вот была она старшей дочерью деревенского старосты. И нравом отличалась таким паскудным, что родные уж точно не хотели ее возвращения под отчий кров. А она и не рвалась, осталась полновластной хозяйкой в доме второго мужа, с которым и полугода не прожила.

Хлеб кончился два дня назад. Денег не было, а красть еду парень еще не умел. Да и не у кого. Последнее жилье он встретил три дня назад — маленькую деревеньку в четыре двора. В дом его никто не пустил, зато позволили переночевать в стоящей на высоком берегу речки бане.

Он шел уже неделю. И считал, что до города еще не меньше двадцати дней пути. Он не дойдет. Мокрый плащ почти неподъемным грузом лежал на плечах, уже не защищая ни от холода, ни от дождя. Живот ныл от голода. Леса непрерывно трясло, зубы выбивали дробь. Он еще утром подобрал палку, и сейчас тяжело опирался на нее, продолжая упрямо двигаться вперед. На сапоги налипло столько грязи, что ноги еле поднимались. Парень уже несколько раз падал, но поднимался и шел, не очень понимая, куда и зачем.

Свалившись в очередной раз прямо в собравшуюся в колее лужу, Лес упер палку в землю и поднялся, бросив вперед один взгляд. Ни на что он уже не надеялся, держался только на упрямстве. И не поверил глазам, увидев впереди отблеск огня.

Огонь! Тепло! Люди!

Парнишка двинулся вперед, не решаясь опустить взгляд, не глядя под ноги. Боялся — отвернется, и больше уже не увидит этого чуда.

Огонь горел на большой поляне, прикрытый от дождя растянутым над ним пологом. На поляне остановился маленький, всего в пять телег обоз. И это тоже было чудо, с началом дождей в путь почти никто не отправлялся. Леса заметили.

— Ты кто? — Молодой парень вышел ему навстречу, сжимая в руке нож.

— Путник.

— Иди своей дорогой.

— Пустите погреться, я замерз. — Слова давались с трудом.

— Зик, пусти ты его к костру. — Мужчина постарше, с небольшой аккуратной бородкой, подошел поближе, рассматривая пришельца. — Он же еле на ногах стоит. Пусть греется.

Лес попытался благодарно улыбнуться. Он рухнул на землю, протянул окоченевшие пальцы к огню.

— Так ты не скоро согреешься. — Все тот же бородач подошел, сел рядом. — В сухое надо переодеться.

— У меня нет, все мокрое...

Мужчина отошел к телеге, вернулся скоро, с темным свертком.

— Вот. Только плащ старый. Да ты не стесняйся, тут женщин нет.

Лес содрал с себя промокшую одежду, закутался в плащ.

— Николас. — Мужчина протянул руку. Говорил с Лесом только он, остальные переговаривались между собой, прислушивались к разговору, но не вмешивались.

— Алессард.

— Ого, какое имя непростое.

— Можно Лес.

— И куда путь держишь?

— В Госин.

— Дальняя дорога. А один почему? Не страшно?

— Страшно. — Конечно, страшно. Только вот выбора нет. — У меня денег нет.

Собеседники помолчали. Парень понемногу согревался, все тело ломило. В животе громко забурчало — от котелка на костре доносился запах съестного.

— Голодный?

— Да... Мне заплатить нечем.

— Ну, это я понял.

Мужчина оценивающе рассматривал жадно глотавшего горячую кашу юношу. Невысокий, худощавый. Волосы, подсыхающие вблизи от огня, завивались в кудри и становились светлее.

— Мы тоже через Госин идем. Хочешь с нами?

— А как?..

— Найдем, чем тебя занять. Отработаешь. — Мужчина улыбнулся.

Лес не верил своему счастью. Конечно, он ни от какой работы не откажется.

Разомлев от сытного ужина, парень задремал у костра. Даже выронил палку, которой пытался счистить грязь с подсыхавших у огня сапог.

— Иди вон туда, лезь под полог. Я там ночую. — Николас махнул в сторону ближней телеги.

Лес забрался по натянутую над высокими бортами телеги промасленную ткань. Под ней оказался целый ворох меховый одеял. Парень провалился в сон, впервые за последнее время чувствуя себя почти счастливым. Даже надоевший дождь закончился.

Проснулся в темноте. Сквозь щели в бортах телеги были видны отсветы костра.

А на своем члене Лес почувствовал чужую руку. Он дернулся, пытаясь ее отбросить.

— Тише, тише, не дергайся, малыш. — Рука настойчиво продолжала поглаживать член, заставляя его напрягаться. — Тебе понравится. — Николас сзади прижался к его голой спине. Он тоже был без одежды, и напряженный член уперся Лесу в ягодицы.

— Ты что делаешь?!! — Парень, пытаясь оттолкнуть мужчину, перевернулся на спину, оказавшись зажатым между ним и бортом телеги.

— Не кричи. Нам пока компания не нужна. — Николас продолжал оглаживать соседа, не обращая внимания на его попытки освободиться. — Я же сказал, проезд нужно отработать.

— Вот так?!!

— А ты как думал? Нас тут пятнадцать мужиков и ни одной бабы. Последний город проехали три недели назад. И до Госина еще две. Трактиров по этой дороге почти нет. Да и девок там на всех не хватает. Вот и мучаемся. Чуть друг друга не переубивали. А тут ты — такой подарок. — Усмешку Лес разглядел даже в темноте.

— Я не баба! — Он пытался оттолкнуть от себя руку, уже бесстыдно гладящую его мошонку.

— Я понял. Но на безрыбье и рак рыба. Так что решай. Можем все тебя оприходовать и тут оставить. А можем с собой взять.

Лес замер. Один он не дойдет. Но и за такую плату... Как он сможет жить дальше после такого? И все-таки жить хотелось. И изнасилования явно не избежать.

Мужчина склонился над ним, безошибочно нашел в темноте губы, протолкнул между ними язык. Оторвался, когда Лесу уже казалось, что губы просто горят.

— Что решил?

— Я поеду с вами...

— Молодец, малыш. Сегодня порадуешь меня, а завтра познакомлю с остальными.

Услышав обещание, парень замер. Пятнадцать человек! И все будут его сношать?! Николас тихо засмеялся в темноте:

— Да не бойся. Выживешь. От члена в заднице еще никто не умирал.

Руки мужчины продолжали гладить Леса. Напряженный член упирался в бедро и казался огромным.

— Ну-ка, согни ножки. И расставь пошире.

Руки любовника оказались ласковыми и умелыми. У Леса никогда не было девушки, даже не целовался еще ни с кем. Себя, конечно, ласкал, особенно в бане, когда мылся. Но те ощущения не шли ни ...