Чувственная поездка в Петербург. Часть 5

Алена с Ингой прервали свои ласки и уже спокойно расселись на диванчике. Алена, немного отдышавшись, сказала:

— Полночь. Сейчас ты вправе коснуться одной из нас и остаться с ней на один час совсем наедине. Когда ты проснешься утром, ты можешь касаться уже любую или любого из нас. Причем вовсе не обязательно одного. Но твое касание — это разрешение человеку, которого ты коснешься, касаться тебя в ответ в течение получаса. Везде касаться, но без нарушения твой девственности. Воспользоваться тут же ли твоим разрешением или нет — это уже решает тот, кому ты разрешишь своим касанием.

— A если я сейчас коснусь вас обеих? Я не хочу выбирать между вами. Я хочу быть с вами обеими.

Я сделала красноречивый жест, как бы обнимая необъятное. Aлёнa взмахнула ресницами и пристально посмотрела на меня. Ee сомкнутые коленки на секунду разошлись в стороны, oтчётливo показав прелестные очертания нижней части живота и Упоительной Складочки.

— Пожалуйста, не делай этого. Сейчас это будет нарушением уговора с твоей стороны. Начиная с сегодняшнего утра это ограничение для тебя уже не будет действовать. И ты вольна выбирать уже касания и двоих, и троих, и так далее. Если, конечно, тебе это будет интересно.

— A можно мне с вами обеими быть сегодня вечером? Алена взглянула на Ингу. Инга сидела на краю стола, ­­ положив ножку на ножку и как бы раскачивая ею в такт говорящим. Тоненькая бретелька гладкой, прозрачной сорочки соскользнула с eё плеча, верх сорочки опустился и открывал дивную грудку-грушу почти целиком. Она ответила: «Разве что совсем уж поздно». Потом потянулась к ящику комода, открыла его и извлекла на свет пару чулок и круглые кружевные подвязки.

— У меня сегодня вечерний спектакль. Зрители вряд ли отпустят меня раньше полдесятого, a то и десяти. Ну и еще мне нужно какое-то время, чтобы отойти от спектакля.

Инга выдвинула другой ящик, достала из него лифчик и трусики.

— Театр — это взаимообмен энергией актеров и зрителей. Обычно зрительский зад дарит мне больше энергии, чем я отдаю зрителям. Но бывает и наоборот. Тут заранее не скажешь. Так что решить я смогу только, вернувшись домой после спектакля».

Инга повернулась спиной к сидевшим в комнате и начала быстро и решительно одеваться. Алена подвела итог: «Ну общем, пока на вечер ничего не загадываем. Там уже видно будет что и как. Всем нам приятных снов в наших опочивальнях... »

Утром Алена разбудила меня словами: «Вставай, засоня. A то все красоты града Петрова проспишь! » Я откинула покрывало, но встала не сразу. A eщё полежала некоторое время, смущая своей наготой слабое Питерское солнце и портреты, живших когда-то в этой квартире людей. Встав под душ, я несколько раз меняла воду от нестерпимо горячей до нестерпимо холодной, направляя режущие струйки воды свои самые чувствительные места.

Когда я вышла на кухню, все уже чинно сидели за столом. Я пожелала сказала всем доброго утра. После чего чмокнула в щечку сначала Александру, потом Алену и уселась на свое место. Алена с Денисом многозначительно переглянулись.

За завтраком меня расспрашивали, что я сегодня хочу посмотреть. Я ответила, что хочу посмотреть Гатчину и Павловск, но не знаю — с чего начать.

— Я советую с Павловска, — вставила Александра, — это по-настоящему частное пространство, без фальши игры на впечатление у внешней публики. Я обожаю Павловск. Особенно в начале октября, как сейчас. Жаль, что сегодня не выходной. A то я бы с удовольствием составила тебе компанию.

— A какое у тебя впечатление от Гатчины?

— Гатчина — место странное, иррациональное, таинственное. Оно притягивает именно страстностью духа средневекового рыцарства. К Павлу I как к российскому правителю можно относиться по-разному. Но в банальности хода мыслей его точно не упрекнешь. У тараканов в его голове периодически случалась бурная и насыщенная жизнь. Мне кажется, что в Гатчине у его тараканов была побудка, a в Павловске тараканы ложились спать.

— Павловск — это семейное гнездо. A Гатчина — место мужское, воинственное по духу. Так что контраст впечатлений тебе точно обеспечен, — прокомментировала Алена.

После завтрака Денис (как он выразился) попросил у меня личной аудиенции. Мы прошли в его кабинет.

— Я хотел бы, милая барышня, объясниться. Но только не в любви. Я очарован вами, но ничуть не влюблен. За это можете не беспокоиться. Я хотел бы объяснить вчерашнее свое поведение под конец вашего, так сказать, шоу с Ингой.

— Ну что ж, мне и самой интересно узнать, что же вы там на мой счет такого ясновидели.

— Я отнюдь не ясновидящий. Ясновидящий — это человек, который может по-своему усмотрению определенным психотехническим приемом сам войти в ментальное пространство. Я же не могу и не хочу сам заходить в астрал. Тут ключевое для понимания слово «сам». Я не сам вхожу — мне кто-то открывает. Не спрашивая меня, хочу я этого или нет. Открывает на минуту-две. И потом это окно для меня захлопывается. Иногда на годы. Вот предыдущий перед вами случай был три года назад. У меня тогда в бизнесе была очень острая ситуация: «Или пан, или пропал». A сколько-нибудь надежной информации для принятия решения просто не было. Вся информация была настолько зыбкой и неравновесной. И мне вдруг почему-то открылось это окно. Пока оно было открыто, я успел задать мучившие меня вопросы и получил на них ответы. Доверился этим ответам и спас свой бизнес. Если бы не эта странная и необъяснимая для меня «помощь сверху», мы бы сейчас точно в этой шестикомнатной квартире с вами не разговаривали.

— A кто этот «кто-то», что помог вам «сверху»?

— Я этого не знаю и не хочу даже пытаться узнать. Приведу такую паралель, милая барышня. В верованиях сибирских народностей ханты и манси волк является воплощением магической силы. Вообще язычники по всему мирувозникает ощущение «Информация закрыта». Окно закрылось, и совершенно непонятно, когда оно откроется снова, и откроется ли вообще.

— Удивительно. И вчера, когда мы были с Ингой, это окно открылось?

— В том-то и дело, что открылось. Я любовался вами, я хотел обладать вами как мужчина. Тут вот этот «кто-то» взял да и обломал весь полет моих хотений.

— И что же вам такое открылось по моему поводу?

— Меня огорошили, что тот, кому вы отдадите свою девственность, станет впоследствии вашим мужем и отцом ваших детей. A как вы, милая барышня, сами понимаете, я вовсе не собираюсь разводиться с Аленой для того, чтобы жениться на вас.

— Ну только этих проблем из-за меня вам с Аленой не хватало...

— И еще. Возможно в отдаленом будущем вам предназначена какая-то особенная роль в миссии спасения. От выполнения или невыполнения этой миссии может критически зависеть жизнь очень многих людей. Очень большого количества людей. Может быть, даже миллионов людей.

— Да что же это такое! Я что — должна буду в будущем спасать человечество? Мне уже страшно от этих ваших сакральных знаний.

— Это не предопределено на 100%, но и не исключено полностью. Тут ответ был: «Может быть».

— Ну почему именно я? Я совершенно обычная девушка, которая хочет жить обыденной жизнью. Я абсолютно не суперменша. Во мне ничего суперменского нет и в помине.

— В том-то и дело, что вы необычная девушка, обладающая изрядной глубиной характера и искренностью страстных порывов к жертвенному состраданию. Без противостояния вызовам судьбы ваша жизнь будет казаться вам неполной и пресной. Вы необычайно упрямы и целеустремленны, когда вы видите цель и смысл. A без вдохновляющей цели и осознания смысла вы становитесь ленивы. Но это тот случай, когда лень становится накопителем жизненной энергии и двигателем прогресса.

— Насчет того, что лень-матушка раньше меня родилась, — в этом можете не сомневаться.

— Вы по духу амазонка-воительниц­a, но вы и хранительница семейного очага. Вот вы сегодня едете сравнивать уютный Павловск и рыцарскую Гатчину. На самом деле это ваша вечная «охота к перемене мест» между двух миров — умиротворения и пассионарности, прагматичности и иррациональности, синицы в руках и журавля в небе, смиренного соблюдения традиций и прорыва за рамки общепринятого большинством. И вы не сможете выбрать какой-то один из этих двух миров окончательно. Слишком задержавшись в своем внутреннем «Павловске», вы будете рваться из него в свою «Гатчину», чтобы потом после рыцарских свершений вернуться к поддержанию очага. Эта двойственность, кстати, проявляется и в вашей бисексуальности. И еще в вашей внутренней склонности к периодической смене ролей «ведущий-ведомый» в вашей паре с кем-то.

— Денис, вы меня просто в угол какой-то загоняете глубиной своего знания меня. Мы знакомы всего-то чуть-чуть.

— Я не охочусь на вас. Точнее сказать, я прекратил охоту вчера. И я объяснил сейчас, почему именно прекратил. Считайте, что я отказался от вас как от желанной добычи. Вы для меня лишь приятная гостья.

— Не боитесь, что теперь уже во мне проснется охотничий инстинкт?

— A за мной охотиться бесполезно. Потому что я — дополнение до целого со своей женой. Однако я вас, наверное, задерживаю разговором. Если позволите, то я раскланяюсь. У меня через час переговоры в офисе.

В Павловск я решила ехать электричкой с Витебского вокзала. По пути на метро я попыталась отвлечься на красоты города, но разговор с Денисом никак не уходил у меня из головы. Мое женское самолюбие было даже несколько уязвлено тем, что он отказался от эротической охоты на меня. Пришлось признаться самой себе, что я все-таки успела запасть на обаяние Дениса как мужчины при всей нашей разнице в возрасте. И что мне теперь с этим делать? Как себя вести в этой гостеприимной семье? Переходя через канал Грибоедова по Каменному мосту, я вдруг ощутила в себе звенящую тишину обостренности чувств. Я даже испугалась сначала, a потом решилась и мысленно сказала в пространство: «Я могу спрашивать? ». Ответом мне было ощущение «Да».

— Мой будущий муж — он уже сейчас знаком со мной?

— Да.

— Это Денис?

— Нет.

— Я должна сегодня попрощаться и прекратить отношения с Денисом и Аленой?

— Нет.

— Мне позволены эротические отношения с Аленой и Ингой?

— Да.

— Мне позволены эротические отношения с Денисом?

— Может быть.

— У меня по окончанию этой поездки будут еще встречи с Денисом и Аленой?

— Да.

Я хотела спросить еще очень многое. Но ощущение звенящей тишины ушло и это вернуло меня в обыденный мир. Почему-то в памяти всплыли стихотворные строки: «Октябрьское солнце, Уже пустынный пляж. И мысли, мысли, мысли Друг с другом входят в раж. Секреты мироздания В ответах бытия. И ты мoё создание, Тебя придумал я».

Павловский парк встретил меня белками, выбегающими попрошайничать на дорогу к посетителям. Это было так по-домашнему и так мило. Я неспешно шла по аллеям парка ко Большому дворцу, воображая, что встречаю по пути своих многочисленных фрейлин, приветствующих меня легким приседанием в книксене, и любезно раскланиваюсь с ними. Так в мысленных светских беседах со своими воображаемыми поддаными и провела почти все время, отведенное Павловску. Я даже не стала осматривать весь Большой Дворец, ограничившись только покоями и Собственным садиком Марии Федоровны. Я просто купалась в умиротворении этого семейного мира, защищавшего себя от всех невзгод извне очарованием дворца и пейзажного парка. Причем семейного мира еще не императора, a пока лишь романтического наследника трона. Впереди Павла ждал разрыв отношений с матерью, коронация, нелепости правления, фальш и ненависть придворного окружения, убийство заговорщиками на месте того же замка, где и родился. Но мира Павловского дворца и парка печать этого драматичного будущего нисколько не коснулась. Павловск словно выпал из бурного течения времени, оставшись юным душою.

В Гатчине же ощущался беспокойно-заматере­лый дух крепости, изготовившейся к нападению противника. Строгая гармония окружающего парка в английском стиле лишь отчеркивала, противопоставляла окаймлением пружинную сжатость Гатчинского дворца для ответного удара. Потайные двери, винтовые лестницы, подземный ход к Серебрянному озеру. Павел I любил таинственно исчезать из дворца и так не передсказуемо в него возвращаться отнюдь не через парадные ворота. Еще больше возбудил мое воображение изысканный аскетизм землебитного замка Приорат на берегу Черного озера. Летняя резиденция приора Мальтийского ордена. Замок-иллюзия, оборачивающася с разных сторон обзора то крепостью, то готической молельней. В воздухе словно витала порывистость устремлений хозяина замка, его самоотречение в напряженном усилии по преображению и исцелению себя благодатью Святого Духа, осеняющего человеческие подвиги. «Неужели я тоже в будущем человек осененного подвига? » — подумалось мне. Но никакого ответа на свой вопрос я так и не услышала...

Я уже подъезжала в электричке к Витебскому вокзалу, когда мне позвонила Алена. Она сказала, что дома сейчас только Александра и Роман, a сами они с Денисом вернутся только ближе к девяти вечера.