Октамерон II

Шестнадцатое сентября.

Мы совершенно перепугались. Все вокруг от испуга казалось мутным, неустойчивым. Думать было тяжело. Сердце стучало.

Две местные девушки, не понимая, почему мы вдруг сиганули в кусты, неуверенно удалялись по парковой дорожке, но мы не могли их окликнуть — патруль, как назло, остановился прямо напротив нас. Я бы не сказал, что мы были прямо вот пьяными в дым, но повязали бы нас точно.

Перспектива провести пару суток на гауптвахте не грела. Совсем.

Мы с Алексом были друзьями. Он мой единственный в армии друг, я — его. Наверное, мы сдружились потому, что в своем взводе слыли изгоями. Маменькины сыночки, заумные доходяшные слабаки. Он все свое детство промучился в музыкальной школе, я — в художественной. Полгода в армии ничего не изменили. Никакой надежды, что мы сможем стать «настоящими солдатами» в понимании нашего старшины, не было. Даже среди своих ребят нам приходилось тяжко, а уж на гауптвахте...

Следующее, что я помню — это как мы, прижавшись спинами к стволу большого дерева посреди довольно густого кустарника, давились от беззвучного смеха. Патруль мирно топал вслед за девушками.

— Секс в пролете! — буркнул Саша. — Любовь, что делаешь со мной! Кто раз познал любви слова, подсуден только лишь желаниям!

Я с трудом себе представлял, на какой такой секс мы могли бы рассчитывать посреди городского парка, с вполне приличными на вид девушками, с которыми мы, к тому же, познакомились всего минут десять назад и которые не скрывали, что им неприятно разговаривать с пьяными. Но да, секс в пролете.

Саня принялся стучать по карманам в поисках сигарет. Не найдя у себя, он точно такими же движениями стал хлопать ладонями по моим штанам.

— Курить есть?

— Не-а, — промычал я, качая головой. — Я не курю, ты ж знаешь.

Саша стал решительно ощупывать мои штаны сзади. Пальцы явственно скользили по заднице.

— У себя ищи, пидор! — хмыкнул я, отстраняясь.

Никаких таких мыслей у меня и в помине не было. Просто мой дружбан по пьяни не туда полез. Бывает.

Алекса это не смутило, и он продолжал тупо похлопывать по моему заду. Я, скорее в отместку, стал точно так же хлопать по его.

Сигарет у Сани не было, ни сзади, ни спереди, а вот торчащий твердый стержень в его штанах я почувствовал сразу. Ощущение было столь неожиданно отчетливым, что я, не понимая, что делаю, специально задержал в том месте руку. Наверное, просто хотел убедиться, что это был действительно член.

И вновь сколько-нибудь отчетливых воспоминаний о том, что произошло дальше, у меня не осталось. Помню только суетливое копошение в ширинках, скользящие в пальцах пуговицы, ощущение горячего твердокаменного стержня, неожиданно большого.

И почти сразу же — мы кончаем, я дрочу член Алекса, его кулак точно так же «накачивает» через трусы мой пенис, а свободными руками мы, чтобы устоять рядом, поддерживаем друг друга за задницы.

Собственного оргазма я не помню. Только ощущение дергающегося Сашкиного пениса, внезапно появившуюся на пальцах влагу и сжимающиеся под ладонью ягодицы.

Членов наружу мы не вытаскивали, все произошло в теснинах трусов, за щелями расстегнутых ширинок.

— Пора в часть, — отчетливо прошептал Алекс, когда волны, пробегавшие по его пенису, поутихли.

Я, осознав, что мы натворили, в ужасе выдернул ладонь.

Саша посмотрел вниз, будто только сейчас заметил, что в его штанах что-то происходило, слегка качнулся и вытащил руку из моей ширинки.

Неловко, не глядя друг на друга, мы принялись застегивать пуговицы. Хорошо, ни одна не оторвалась.

Потом кое-как одернули форму, и вышли на парковую дорожку.

После оргазма идти было трудно. Ноги ослабели, тело почти не слушалось. Еще бы, за полгода я сумел подрочить раза три, не больше! А где в армии дрочить?

В душе было муторно, в голове звенело, бедра неприятно щекотала стекающая сперма, на пальцах чувствовалась влага. Ну, какая влага, понятно.

Мы шли, не разговаривая. Даже не глядя друг на друга.

Сентябрь-октябрь.

Что делать со всем этим, я понятия не имел. Можно бы было винить во всем Саню, если бы мои пальцы сами не рванулись к его члену. Можно было бы винить вино, но по-настоящему пьяными мы не были. Даже армию винить не получалось — вокруг ходила сотня таких же измученных воздержанием парней, но они ведь друг к другу в ширинки не лазили!

О случившемся мы с Сашей ни единым словом не обмолвились, вели себя так, будто ничего не произошло. Не было не только сколько-нибудь откровенного разговора, но и двусмысленных фраз, немотивированных улыбочек, необычных взглядов — вообще ничего!

Было странно смотреть на Саню, разговаривать с ним, шутить и при этом помнить ощущение его члена и ягодиц на руках, помнить его кулак на собственном пенисе, а ладонь на заднице.

Меня почему-то сильно интересовало, что он чувствовал, глядя на меня, но он никак не выдавал своих мыслей. Был таким же, как и всегда.

Несколько раз я специально рассматривал Саню. Он был совсем доходягой. Даже большим, чем я. Совсем тоненький, как подросток. Лицо миловидное, что для солдата-срочника скорее беда. Поднабрался, конечно, в армии развязности и всяких слов, но было очевидно, что все это наносное, а внутри он как был гнилым ботаником, так и остался.

Я не мог бы сказать, что никогда раньше не чувствовал чужую руку на заднице или члене. Девичье внимание не было для меня уж совершенно обыденной вещью, но и полнейшей диковинкой тоже не было. Разница была только в том, что рука в тот раз была мужской.

Ну, мужской. И что? Я ведь даже оргазма своего не помнил. То есть, не кривя душой, вполне мог бы сказать, что удовольствия не получил.

Не испытал отвращения? Ну, не испытал. Так ведь и от онанизма в туалете я не испытываю отвращения. Конечно, я бы предпочел дрочить в своей кровати, но в армии даже уборная общая, одна на всех. Так что дрочишь там, где вдруг на минуту остался один. Это же не делает меня туалетным маньяком, правильно? Значит, и мужская рука на члене не делает меня гомиком, ведь так?

Шестое октября.

Душевая комната была холодная. Пара раковин, плитка на полу, плитка на стенах. Под потолком одинокая моргающая лампа дневного света. Двадцать два душа с одной стороны и двадцать три с другой. Никакого разделения на кабинки, конечно, не было. Все общее, все напоказ. А чего настоящим мужикам, солдатам-срочникам, стесняться?

Кто-то придумал, что на помывку у нас есть десять минут. Одна минута раздеться, восемь минут под струями воды, одна минута одеться. И все, на выход!

Алекс мылся напротив меня. Не в первый раз он оказывался именно там. И не в первый раз он при этом исподтишка меня разглядывал.

Вода была холодной. Я, охая, смочил кожу и выскочил из-под ледяных струй, чтобы намылиться.

Саня делал то же самое, только постоянно смотрел на меня из-под ладоней, размазывавших пену по волосам.

Меня этот взгляд смущал и даже несколько возмущал. Ну что он пялится! Еще заметит кто, и объясняй потом, что ты не пидарас!

Саня все равно глядел на меня. Я повернулся к нему спиной, стараясь как-то прикрыться, но это, пожалуй, было ничем не лучше. Теперь он смотрел на мой зад.

Повернулся боком. Так он видит и член, и задницу.

Передом? Но так я изначально и стоял.

Ну, никуда от этого Алекса не деться. Выйдем из душа, дам ему в морду.

Мои соседи справа и слева, такие же, как я, солдаты, ни на что не обращая внимания, терлись мылом в каких-то сантиметрах от меня. Брызги с них то и дело долетали до меня. Иногда наши тела сталкивались. Тесно? Да. Так на то и армия!

Саня продолжал на меня смотреть. Ну, а я буду смотреть на него!

Я уставился на Алекса прямым, откровенным взглядом, надеясь, что он смутится, и он действительно прикрылся в первый момент, отвел глаза,...