Обратная тяга

— Высоких женщин очень мало. А красивых среди них вообще не бывает, — уверенно заявляет Алекс. В его голосе скептицизм подавляет абсурдностью заговора.

Мы проходим по главной улице города, внимательно исследуя окружающую обстановку на предмет наличия этих самых мифических высоких и красивых женщин. Середина лета, рядом каштановая аллея, разделяющая дорогу от широкого тротуара с мелкой плиткой, по которому мы еле передвигаемся, ярко зелено и ароматно колышется слева.

— Просто мы не там ищем, — с печалью отвечаю я.

В глубине души я уже давно согласился с Алексом: высокие, красивые и свободные от вредных привычек - таких женщин не найти легко.

К тому же есть ещё одна важная деталь, портящая всю картину своей гламурностью, как стрелы из лука некоего персонажа известного фольклора, обтягивающая колеса телеги, перегруженной ненужным хламом и именуемой жизнью. Я имею в виду, конечно же, противоположное притяжение или любовь-морковь, как её называют в наших элитных нексвисшихся кругах.

Даже если нам удастся найти одну такую редкую женщину-зверюшку, которая соответствует всем критериям поиска, звезды так сказать подскажут о дикой страсти между великанами, нет никакой гарантии, что высокая красавица-фрилансер будет заинтересована в сотрудничестве с одним из нас для долгосрочного проекта. Речь не идет о конкуренции. Если фрилансер выберет Алекса для разведения своих интимных связей, я только порадуюсь за парня.

— Я тоже задумался о поиске в других местах, — после продолжительного молчания напоминаю Алексу о его проблеме. — Недавно сходил на волейбол. Думаешь, у них нет парней? — на жизнерадостном лице напарника появляется кислая улыбка. — Как же, будь готов. Там их было как тараканов.

Алекс является профессиональным баскетболистом. В свои двадцать с небольшим лет он уже достиг позиции центрового в городской команде. Боров с ростом два метра и стокилограммовый вес он легко скользит под кольцо и забрасывает сверху. Но сейчас его интересуют другие "мячи", первобытный огонь горит в его душе. Он хочет испытать огромный болт, который болтаются у него между ног. Понимаю его! Однажды мне удалось увидеть этот агрегат Алекса в бане. Это было захватывающее зрелище, не для слабонервных дам, особенно если сидишь на нижней полке, а перед носом колышется Алекс.

Я тоже неплохо сложенный парень, всего лишь на десять сантиметров ниже Алекса. В плечах шире, но я пошел по стопам своего отца и поступил в технический вуз. Спорт меня интересует не очень сильно. Мы часто проводим время с Алексом в спортзале. Именно там проявляется мой истинный талант привлекать железо к себе.

Но не девушек...

— Тараканы разные бывают, — замечаю я уверенно.

— Что ты имеешь в виду? — Алекс хмурится, сохраняя кисло-сладкое выражение атлета без секса.

«Воздержание! Неделя воздержания!» — кричит его взгляд, полный тестостерона. Он насмехается надо мной дружеским презрением.

— Я имею в виду то, что имею, — поднимаются мои брови.

Оба ржём как ненормальные. Набирая ход, уходим с просторов саванны, то есть проспекта. В поисках вагины обетованной скрываемся на дворовых задворках, то есть в улочке без названия. Приятный маленький ресторанчик, затиснутый в узкие рамки сталинской ментальности, распахнул нам свои объятия свободными местами в тени.

2

Алекс и я патрулировали город два-три раза в неделю. Всё безрезультатно.

— Они все свалили на море, — ныл Алекс.

Я не мог не согласиться. Красивые бабы действительно будто вымерли, остались дурёхи-планктон. Офисная моль, снующая в обеденное время по забегаловкам и бутикам. Лишь к концу августа ситуация на рынке вагин начала проясняться.

Алекс уехал на сборы, и я остался один разгребать хлам предосеннего марафона за знаниями.

###

Однажды, гуляя по парку от метро домой, я столкнулся с Олей и Катей — двумя барышнями, учившимися когда-то в одном классе с моим братом. Они были на три года моложе меня, брат увивался за Олей в шестом классе, она часто заходила к нам в гости. Что касается Кати, её я увидел впервые. Эта восемнадцатилетняя девушка, вчерашняя девочка, цвела и пахла первозданной красотой. Я сразу влюбился в неё, хоть и не подал виду.

Мы разговорились.

— Как дела у Егора? — поинтересовалась Оля.

Видимо, она не отпускала надежду вновь развести моего брата как лоха, продинамить, высосать и выкинуть его на помойку. По легенде она мотросила братэллу два года, дальше поцелуев дело не заходило. Вынос мозга на носилках ногами вперёд и полное психическое истощение, граничащее с неврозом, — вот и всё, что вынес мой братик из этой платонической связи.

— Превосходно, — самодовольно проговорил я.

Егор действительно извлек много глубоких уроков из своей первой любви с невинной и скромной девушкой. Встав, он не спеша отряхнул пыль с колен и тут же начал создавать порнографический роман с красоткой из параллели "Б". Он был на год старше ее. На этот раз дело не ограничивалось только поцелуями. Об этом знали все, даже я, не такой осведомленный в развратных утехах молодых людей.

Оля вздохнула со скорбью. Она серьезно преобразилась внешне. Я помнил ее неуклюжую худощавую подростковую фигуру. Покончив со школой, она расцвела как осенняя хризантема. Обладая модельной фигурой, эта девушка умудрялась выставляться как на подиуме, где угодно — в парке, на автобусной остановке, в магазине.

Она была стройная как стрелка, таких еще называли "соломенка". Русые длинные волосы, ровные как льняной лист, сплошным потоком падали на плечи и спину до самой талии. Этот водопад волос покачивался над упругими ягодицами, притягивая и отвлекая всю мою пристальную осторожность от Кати. Оля часто шла вперед, демонстрируя свои модельные прелести. Цветно развертывалась на тротуаре, выставляла ногу вперед с невинной жеманной грацией настоящей красавицы. Она была одета в черную облегающую юбку, короткую по традиции, такие же черные балетки с бантиками и белую майку с персонажем Пикачу на груди.

У Оли не было заметных грудей или выпуклостей. В самом деле, этот фактор стал ключевым для моего предпочтения Кате. У нее были два упругих "дарования" размера B или даже C, которые буквально притягивали каждый раз мое внимание при случайном контакте с ними. Катя была самой низкорослой в нашей компании, примерно метр шестьдесят с кепкой. Оля остановилась где-то на метре семидесяти. Я же превосходил их со своим метром девяноста.

Катя дышала мне в грудь, а мне так хотелось поцеловать её сладенькие розовые губки, схватить её за сочные ягодицы, притянуть и насадить их на мой колом бугрящийся член.

Впрочем, ни о какой эрекции речь в тот день не шла. Во всяком случае на прогулке я оставался предельно вежливым и внимательным мальчиком. Паинькой.

Мы зашли глубоко в парк и остановились возле лавочки.

— Я бы хотела жить в Париже, — делилась фантазиями Катя. — Там есть такая улица, где живут только художники.

Мы общались о том, кто кем хочет стать. Катя горела желанием выучиться на художницу и свалить за границу.

— Надеюсь, это случиться не скоро, — сдуру ляпнул я и тут же прикусил язык.

Но было поздно.

— Почему? — Катя нахмурилась.

— Будет очень жаль, если такая красивая девушка покинет нас.

Катя улыбнулась, бросая коварный взгляд в сторону Оли. Та сияла притворным равнодушием, хотя в глубине души явно почувствовала себя уязвлённой.

— Ты тоже, Оля, не уезжай, — жалостливо проскулил я.

Девушки рассмеялись. В их смехе чувствовалась напряжённая враждебность по отношению друг к другу. Красавица Оля не могла стерпеть такого откровенного пренебрежения её достоинствами. Она не могла понять, что моё отношение к ней формируется прежде всего на основании опыта, полученного братом. Это я стал соучастником той драмы, я переживал все взлёты и падения развернувшейся тогда Санта-Барбары. Я теперь невольно вершил правосудие, выбирая из двух девушек менее притязательную в плане фотомодельности, но невероятно сексуальную и обворожительную в плане любви и обещания счастья. Катя была в белых джинсовых шортиках и белой маечке. Стройные ножки были обвиты почти до колен длинными кожаными ремешками римских сандалий, которые тогда только вошли в моду. Лёгкая россыпь веснушек под карими глазками и милые губки, подкрашенные блестящим лоском от обветривания, обещали незабываемые райские поцелуи. Она и смеялась задорно и заразительно, засунув ладошки в задние кармашки шортиков, пританцовывая на утрамбованной дорожке парка. От этого смеха глаза её слегка щурились, искрились беззаботным весельем.

Она испытывала огромное удовлетворение от того, что так легко привлекла внимание своей менее экстравагантной подруги. Её почти черные волосы темного каштана немного развевались на ветру. Они не были столь длинными и идеально прямыми, как у Оли, но их глубина, объем и слегка запущенный вид, сделанный разной манерой уложения по бокам лишь для сохранения пробора в середине - все это очаровывало и убеждало меня, что я хочу эту девушку, желаю быть с ней, любить ее и поклоняться ее потрясающей красоте.

Таким наивным я был тогда!

Долго глядя на Катины груди, я провожал рукой по ее упругому животику до пуговиц шорт. Я опускался ниже и облизывал ее округлую задницу, которая женственно расширялась в бедрах. Майка едва прикрывала шорты, открывая чудесные участки загорелой кожи с детским жирком на спине и животе. Ножки моей волшебницы, увитые кожаными ремешками, продолжали свое триумфальное шествие красоты, превосходя представления о прекрасном.

В то время как я смотрел на Катю, Оля презрительно усмехалась. Она уже отказалась от надежды привлечь мое внимание и наслаждалась своим сарказмом:

- Может, нам всем переехать в Париж?

Мы опять разразились смехом. Каждый из нас понимал, что такая перспектива не светит нам.

3

Моя влюбленность в Катю переросла в первое свидание. Я был радостен, услышав положительный ответ на предложение "просто погулять". Ведь погода была прекрасная, летние теплые вечера продолжали привлекать молодых людей на улицы города, образуя пары и создавая уединенные места для поцелуев.

Катя пришла в белых шортах, маечке и тех же сандалиях, поразивших меня при первом знакомстве навязчивостью связывания. Словно красиво упакованный подарок, эта девушка выглядела сногсшибательно в моих глазах. Впрочем, разница в росте тут же дала о себе знать. Каждый раз, окидывая возлюбленную болезненным взглядом вожделенца, я прикидывал, как лучше её поцеловать. Куда можно поставить девушку, чтобы наши лица очутились на одном уровне?

Сиськи Кати, её попа вновь будоражили моё воображение. Я не мог отвести глаз от маленькой женщины с детским личиком. Как рано она налилась соком. Только вчера вылупилась из школы, и вот уже обзавелась такими выдающимися формами. Что касается лица, то здесь всё оставалось предельно юным и непорочным. Так мне тогда казалось.

Трёхгодичная разница в возрасте тоже ощущалась. Катя витала в облаках, детская наивность и юношеский максимализм парализовали наше общение. Я погрузился в чужие мечтания о блестящей карьере художника. Рассказы о Катином дедушке, когда-то нарисовавшем одну гениальную картину, которую к счастью никто не оценил, преследовали меня всё свидание.

Подходя к Катиному подъезду, я ощутил лёгкую дрожь в груди. Волнение нарастало. Вот он решающий момент: сделает Катя меня сегодня счастливым, или всё пропало?

Катя сама взошла на ступеньки. Ей понадобилось две, чтобы посмотреть на меня практически в упор.

— Можно тебя поцеловать? — учтиво осведомился я после затянувшихся словесных прелюдий, перешедших в расшаркивание и даже некоторое многозначительное молчание. Ведь я был таким вежливым и элегантным. Мой образ романтизированного старшего брата Егора, серьёзного и во всех отношениях правильного, хорошо вошёл в сознание Оли и Кати. Я чувствовал себя старшим, чуть-чуть более опытным, сведущим в общении с девушками. Знающим, как правильно ухаживать и добиваться внимания молоденьких барышень.

Катя слегка кивнула головой, заметно покраснев и отводя взгляд. Я тоже был нервничающим. Прикрыв ее нежные губки своими, я окончательно растворился в самом приятном и возбуждающем поцелуе в моей жизни. С сожалением я вскоре осознал, что Катя целуется намного лучше меня. По крайней мере, первые двадцать секунд я только думал о том, чтобы не совершить какую-либо глупость и доставить ей удовольствие. Я был абсолютно потрясен, мои руки, которые я стеснялся использовать, оставались на ее талии. Только неуклюжим движением я опустился на попу возлюбленной. Наконец-то ощутив массивные и упругие ягодицы под своими пальцами, я испытал приятное возбуждение в области половых ощущений. Мой неловкий поцелуй перешел в активную фазу.

Запах Кати, ее мягкие части тела, которые я трогал в этот вечер под ее бархатной кожей, ее девичья одежда, обнимая меня во время поцелуя, и самое главное - ее согласие и желание страстно целоваться со мной - все это сводило меня с ума.

Как настоящий джентльмен, я решил признаться в своих чувствах без отхода от кассы:

- Я люблю тебя, - сказал я, когда мы наконец оторвались друг от друга.

Катя улыбнулась загадочной улыбкой, словно магический фокусник мужского счастья и, сделав два шага назад по лестнице, прошептала загадочным голосом:

- Спокойной ночи.

- Спокойной ночи,- ответил я.

Мне показалось, что это было счастье. Произошло! Я люблю эту очень привлекательную и обольстительную девушку. Ее голубые глазки светятся взаимностью, ее губы не могут лгать. То, что произошло между нами - это только начало. Большая и светлая любовь ожидает нас в этом безоблачном мире счастья и добра.

Так мне казалось в тот вечер, я плыл к своему дому в дурмане счастья. Я ещё не знал, что у жизни свои планы на будущее.

4

Мы встретились с Катей ещё пару раз. Ей вдруг понадобилось уехать к тёте на две недели. Ох уж это ужасное время томления в ожидании развязки. По телефону она ненавязчиво требовала новых признаний.

— Я люблю тебя, — завершал я неловкое общение. — Сладких снов, зая.

Наши разговоры скатились до детского лепета сразу после первого поцелуя. Я больше не чувствовал себя старшим и более опытным. Наоборот, я вдруг начал бояться любого неправильного жеста или слова. Я будто зациклился на своих чувствах к Кате, не замечая назревавшую беду.

###

Катя вернулась через две недели и почти сразу огорошила меня обратным признанием. Разговор состоялся по телефону, я слёзно просил аудиенции, она искала занятия поважнее в своём крайне загруженном графике.

— Ты хороший, Витя, даже очень, — извинялась она. — Извини, что так получилось, но я не могу с тобой встречаться, просто не хочу тебя обманывать. Я не люблю тебя.

Её слова прозвучали как гром среди ясного неба. Если можно представить себе небо, внезапно потемневшее, солнце, зашедшее за тучу, темноту, наступившую в жаркий солнечный день, то именно так я себя почувствовал в тот вечер.

Повесив трубку, я повалился набок, накрыл лицо ладонями и долго лежал так неподвижно. В голове моей безумствовал пожар первой неоправдавшей себя надежды на безумную, безудержную, бесповоротную большую и чистую.

Любовь.

Это слово, так часто повторённое в последнее время в голове и для Катиных ушей, ставшее талисманом, залогом моих чувств, внезапно стало ужасным, невыносимым, остро-режущим, колющим и давящим прямо в сердце.

Я сожалел о себе. Как мне было жаль самого себя, своих желаний, чувств и эмоций! Если бы не мужская стойкость, я бы наверняка разрыдался как женщина.

Но я держался. Взяв себя в руки, я отправился на пробежку в ближайший лес. ###

Была холодная темнота, влажность, дождь лил. Грязь под ногами превращалась в грязную кашу, с каждым шагом мои кроссовки все больше промокали. Но я не обращал внимания и бежал без оглядки, выжимая из своего изможденного любовью тела последние физические силы.

Сделав небольшую паузу для отдыха, я ускорился снова. Прыжки через лужи становились опасными. В темноте едва можно было разглядеть контур тропинки. В этот знаменательный вечер у меня возникло много новых мыслей. О изменчивости женской природы и о личных недостатках, которые помешали достичь моих желаний. Я чувствовал себя неудачником, самым отвергнутым и заброшенным человеком на земле.

За один час я пробежал пятнадцать километров. Это очень много и очень быстро. Но для молодого человека с беговым опытом и огнем в душе это было как пустяк. Я вернулся домой с трудом перетаскивая ноги. Быстро принял душ, упал на кровать и заснул тяжелым тревожным сном.

Примерно в то же время вернулся из поездки Алексей. Он хорошо отдохнул, набрался сил. Морской воздух и крымское солнце оказали положительное влияние на его состояние. Загорелый спортсмен, словно высеченный из камня, прыгал по баскетбольной площадке как кенгуру. Такую подвижность и силу я уже давно не видел, хоть и был свидетелем достижений Алексея раньше.

— Не унывай, — гремел мой азартный друг, обходя меня возле баскетбольной корзины. — Ты найдешь другую женщину, лучше этой.

Мужская солидарность, холодный расчёт и даже некоторый цинизм в голосе Алекса заразили меня пофигизмом. Я быстро оттаял, засмеялся. Жизнь налилась красками, лёгкость, с которой парни меняют девчонок налево и направо, собирают урожай телефончиков, чтобы потом вызванивать их пачками, приглашая по две-три на свидание в течение дня, вся эта эйфория безнаказанного блудливого жора, по-другому и не скажешь, наполнила меня обещанием дольче вита.

Алекс тоже поделился историей любви. Оказалось, что в соседнем корпусе места, где их команда квартировалась на сборах, жили гимнастки-художницы. Так их называли за художественную гимнастику. Маленькие, гибкие, лёгкие и прыгучие бестии. Мишки Гамми, мышки — юркие и вертлявые на танцах. С одной из таких девочек-художниц наш герой и замутил небольшой курортный романчик. Чем всё закончилось, я так и не понял. Был ли там секс?

Алекс отвечал витиевато. Девушка, мол, слишком быстро уехала. Времени не хватило, чтобы насладиться жизнью сполна.

— Вот так всегда! — сокрушался я вслух, радовался в глубине души, чувствуя, что теперь нас с Алексом объединяет одно общее горе на двоих: любовь прерванная, не отвеченная, вырванная с корнем и растоптанная паршивыми жизненными обстоятельствами.

— Бабам нравится, когда за ними бегают, — баском ревел Алекс. — А ты не бегай, стой на месте. Она сама к тебе приползёт.

Он учил меня держать оборону под кольцом. Сравнение ситуаций заставило нас отложить мяч и взяться за живот. Мы вновь ржали как ненормальные, старые школьные друзья. Алекс учился с нами до пятого класса, потом ушёл в спортивную школу.

Женское радио, распространяющее сарафанную информацию, не знает границ. Кто бы мог подумать, что моя мама решит использовать неудачу, произошедшую со мной и Катей, и превратит ее в трагедию всемирного масштаба, разоблачит перед врагами.

Во-первых, нужно упомянуть несколько слов о моей матери. Если существует человек способный знать о всех любовных интригах, предчувствовать кто кого бросит и кто будет тянуться за ним до конца жизни, то это моя мама. Приняв на себя роль активного посредника по сути сводника, человека, всюду лезущего со своим носом в дела других людей, моя мама без устали следила за личными делами своих сыновей.

Она знала о наших душевных приключениях лучше нас самих. Потому ничего из ярко выраженных фактов о моей послетравматической депрессии не ускользало от ее проницательного взгляда родительницы.

— Катя его бросила. Вот так вот, — рассказывала она маме Оли через пару дней по телефону. Они поддерживали тесную связь с детства, когда Егор и Оля были просто платоническими друзьями. — Отношения потрясены и разорваны!

Я отпрянул от двери в ужасе. Я никак не представлял себе такого положения на рынке женского внимания.

Что ж, уже нечего терять, подумал я. У моей мамы всегда есть ее правда. Она передает конкурентке информацию обо мне за один раз. Вот так я стал рыцарем-страдальцем с разбитым сердцем. Превратился в стража, который страдает от недоступной для него первокурсницы.

Мама призывала Катю как только можно активнее расставить все точки над "i". Чувствуя заботу матери, я сам начал испытывать праведный гнев. Унижение отвергнутого и обиду неудачника я испытывал каждую ночь. Я стал угрюмым, подавленным и замкнутым на себе. Временное общение с Алексом приносило некоторое утешение, но не могло избавить меня от мысли о том, как глупо я поступил, разоблачив свою душу перед девушкой и позволив ей причинять мне страдания.

Обида закипала в ярость, я бежал спасаться в лесу, вновь носился как угорелый по тоскливым разбитым дорожкам.

— Оля тебя очень жалеет, мама её сказала, — заикнулась однажды вечером мама.

Я представил себе эту картину: красавица Оля, которая и в шестом классе поглядывала на меня с интересом, которая всегда уважала меня и был даже разговор о том, что «ей бы больше подошёл старший брат», что вот теперь эта красотка, увлёкшаяся модельным делом, дефилирующая по подиуму время от времени на местных показах мод, жалеет меня. Катя мол оказалась такой ветреной. Перед глазами вновь повсплывали нюансы отношений между вчерашними одноклассницами.

«Неужели Оля влюблена в меня? » — ломал я себе голову.

Подобное развитие идеально ложилось в картину, нарисованную братом, мамой, её мамой, моим редким незатейливым общением с Олей.

Я всегда держался с ней налегке, как с младшенькой сестрицей. Почувствовав себя временно сломленным, я по-прежнему находил забавным фантазировать о наших с ней отношениях. Я не мог воспринимать её серьёзно, не чувствовал зудящего жжения, боли, которую Катя показала мне. Тем не менее, мне несомненно льстило, что такая красотка, хоть и не в моём сексуальном вкусе, обратила на мою скромную персону свою заботу и жалость.

Она редко попадалась мне на глаза без парня или подруги. Парни вились вокруг неё с детства. Мы жили в соседних домах, я регулярно наблюдал из окна или гуляя по парку, как Оля в компании молодых людей мужского пола дефилирует, точно так же красуется, как во время нашей знаменательного августовской встречи.

Я задумался о том, насколько популярна она. И неспроста. Многим парням нравятся такие стройные спортивные девушки с длинными волосами и красивыми лицами. Оля была не только куколкой, но и отличницей, закончившей школу с золотой медалью. К тому же, по слухам, она отлично играла на гитаре и своим выступлением на церемонии вручения дипломов в школьном актовом зале вызвала подлинный фурор. Она эффектно прошествовала по проходу, словно модель на подиуме, и взошла на сцену. Под завистливые протесты одноклассников и радостные возгласы мальчишек она выставила правую ножку вперед, а затем исполнила простую песню под аккомпанемент гитары, которая захватила всю аудиторию.

Содержание песни сводилось к тому, что "вы все продолжаете учиться здесь, а мы отправляемся дальше". Вот такая была Оля - шутница, девушка, которая отказала моему брату в плотской любви.

Меня одновременно забавляла и раздражала ситуация с моей страдальческой ролью, которая была выставлена напоказ. Когда я услышал, что Оля сочувствует моей горе, это вызвало у меня лишь злобную усмешку.

"Конечно же! - подумал я. - Она просто не может принять поражение и все еще конкурирует с Катей".

Моя мама рассказывала, что "Оля думает, что она больше подходит для меня, чем Егор". И что когда я выбрал Катю, Оля очень расстроилась и до сих пор переживает за меня.

Такие вот мамы.

Я уверен, что и с ее стороны было активное обсуждение всех возможных вариантов. Мы оба изливали свое горе в разговорах. Когда твоя собственная мать подливает масло в огонь, ты неизбежно начинаешь чувствовать себя жертвой. В некотором смысле мне даже нравилось иметь право на обиду. "Все виноваты в моих страданиях, прежде всего Катя", - думал я. Она обманула меня. Какая она же подлая.

«Ветреная» — прозвучало слово из уст моей мамы, данное Кате в качестве основной характеристики.

Что ж, я не возражал.

«Ветреная сука», — хотелось назвать её, но язык не поворачивался.

«Катюша, как же я люблю тебя, — шептал я бессонными ночами. — Если бы ты только вернулась ко мне, я бы всё простил. Мы бы сразу поженились, чтобы уже никогда не расставаться. Как же я люблю и хочу только тебя».

Зацикленный мозг не знает пощады, я и раньше влюблялся, но никогда мои душевные страдания не заходили так далеко. Видимо, потому, что Катюша всё же дала мне изначально зелёный свет, а потом просто перекрыла кислород.

Отказаться от любви к Кате я не мог. «Искать другую бабу? Зачем? — думал я. — Какая глупость. Ведь я люблю только Катю».

Её сладкие губки, юркий язычок, пьянящий, те страстные объятия и потом её испуг, она будто натешилась, поиграла в любовь и дала задний ход, — всё это прокручивалось в моей головушке незамысловатым сюжетом одного грустного фильма. Постепенно я вызревал, терпкое раздражение, любое упоминание о Кате в разговоре с мамой вызвало бурю скрытой агрессии с моей стороны.

Катя звонила мне пару раз, чтобы поинтересоваться как дела. Я больше не рассыпался в признаниях в любви. Мне казалось, она звонит исключительно за тем, чтобы потешить своё женское самолюбие.

— Нормально, — отвечал я и умолкал.

Этим обвинительным молчанием в трубку я осуждал её на презрение. Бросать трубку мне не хотелось.

Вдруг Катя захочет сказать мне что-нибудь очень желанное, например: «прости меня, я люблю тебя, только тебя, просто я дура, полная дура». Тогда моё сердце оттает, я вновь расцвету красками любви, моя жизнь озарится, тучи наконец разойдутся, и тёплое солнце пригреет мою продрогшую озябшую душу.

Дважды она предложила мне встретиться. Оба раза это было позднее время суток. Одно из предложений было возле школы, другое — в парке. Я пришел на встречу и снова замолчал. Мое выражение лица явно показывало обиженность, потому что я и правда был обижен на Катю.

Я задумался о том, что я мог бы предложить ей в ответ. Чего она хотела от меня? Продолжить эту игру по странным правилам, где я должен исповедаться в любви, а она будет смеяться надо мной? Ни за что. Я решил для себя, что больше не буду поддаваться на такие уступки.

Я продолжал молчать. Иногда это казалось очень жестоким по отношению к ней и даже самому себе. Она приглашает меня на свидание, видимо, чтобы утешить меня. В ответ я бросаю ей одно-единственное обвинение, которое разрывает наши искренние отношения: ты не испытываешь ко мне таких чувств, какие я испытываю к тебе.

Это было странное, немое обвинение. Катя пыталась заставить меня говорить откровенно и разговаривать о наших душевных переживаниях. Но я с презрением закрылся в себе.

"Нет прощения для тех, кто легкомыслен и безответственен", — сказал я самому себе, приходя к определенному решению.

И еще: мы всегда ответственны за тех, кого приручили. Эта фраза из "Маленького принца" Сент-Экзюпери, которую я запомнил на уроке литературы в десятом классе, теперь приходит ко мне как горькое напоминание о том, что все чувства уже пережиты, все страдания и разочарования в любви пройдены. Я не найду ничего нового для себя, хотя мне может показаться, что мой опыт с Катей уникален.

Так завершился год моей первой настоящей влюбленности. Я познал любовь, но не испытал счастья. Я познал изменчивость женской натуры, но не увидел интимной части тела юной прекрасной Катюши Климовой.

«Жизнь продолжается», — утешал я себя, готовясь к зимней сессии.

Снежные сугробы по пояс сковали город. К концу декабря вдарил мороз, гололёд на дорогах веселил студентов, наблюдавших за пробуксовкой общественного транспорта.

Возвращаясь холодными вечерами из университета, я часто замечал одинокие парочки, гулявшие по парку. Эти влюблённые умудрялись целоваться даже на тридцатиградусном морозе. Почему-то чужое счастье в любви особенно остро фиксировалось мною на радаре жизненных ценностей.

Наконец наступил долгожданный день — тридцать первое декабря.

В тот день почти сразу после боя курантов я вышел вместе с братом погулять по улице. Повсюду пускали фейерверки, взрывали петарды. Народ в пьяном угаре вывалил на мороз и ломанулся к центральной ёлке микрорайона. Там уже вовсю рвали два баяна. Мы тоже с братом от нечего делать пошли в сторону ёлки. По дороге встретили его одноклассников, брат отделился.

Неожиданно я обнаружил Катю и Олю. Они снова были вместе, неразлучные соперницы в любви и целомудрии. Обе девушки держались со мной развязнее, чем по одиночке. Я сразу догадался по их заплетавшимся язычкам, разгорячённым, раскрасневшимся личикам и задорно светящимся глазкам, что обе они подшофе. Катя вела себя инфантильно, повалилась в снег, устроила бесперспективный бой в снежки с бывшими одноклассниками. Они с радостью закружили её, засыпали снегом. Мы с Олей держались в сторонке, а потом и вовсе пошли подальше от общего веселья.

Какая-то неразрывная нить удерживала нас вместе, некое безмолвное взаимопонимание. Видимо, наши мамы договорились до ручки на столько, что ничего лишнего уже и добавить было нечего.

Мы обнаружили замёрзшую лужу, которую дети размели в течение дня, и решили потанцевать. Оля стала моим наставником по вальсу.

— Раз-два-три. Раз-два-три, — повторяла она.

Ее стройные ноги в шерстяных колготках легко разъезжались в стороны. Я не мог не заметить, с каким упорством Оля следит за точным выполнением всех указаний. Казалось, она решила посвятить свою жизнь исправлению моих неуклюжих движений.

— Ты прекрасно справляешься, — отметил я.

— И у тебя получится, если будешь стараться, — настаивала Оля.

— Я устал и хочу спать, — я зевнул и сбил ее с толку.

От смеха она упала в сугроб и расхохоталась громким писком. Она звучала как дикая козочка или блеющая овечка, глядя на меня сверху со слезящимися голубовато-серыми глазками. У нее такой же цвет глаз, как у Кати.

— Ты пьяна, — я насмешливо улыбнулся. — Позволь проводить тебя домой.

— А я, может быть, не хочу идти домой, — она сказала вызывающе. Ее голос зазвучал отважным азартом. — Может быть, я хочу заглянуть к кому-нибудь в гости.

— К кому? — я смотрел на это чудо в своей длинной зимней куртке из болоньевой ткани, которая словно облегала тело Оли.

— Я ещё не решила. Никто меня не приглашает, — Оля фальшиво вздохнула.

Она поднялась и стряхнула попу, затем взяла меня за локоть и потащила к новогодней ёлке.

— Ну что, можем заглянуть ко мне. Мама наверняка ещё не спит.

Я усмехнулся представив этот сценарий: мы с Олей в два часа ночи заходим в дом, заходим в гостиную, садимся за праздничный столик, наливаем остатки шампанского в бокалы и разговариваем шепотом. Потом мы танцуем под едва слышную музыку, идущую с телевизора.

Я не испытывал к Оле влечения сексуального характера. Странно, как можно относиться к идеальной во всех отношениях девушке-куколке прохладно. То есть, я был с ней предельно искренен, как с другом, как с тем же Алексом, например. Не стесняясь в деталях рассказал о том, что произошло между мною и Катей. Конечно, я не драматизировал и не выставлял страдания напоказ. Наоборот, праздничное настроение подсказывало мне, как красиво и в шуточной форме выставить себя немножко простофилей, где-то рыцарем, чуть-чуть романтиком.

Всё сошлось, Оля легко проглотила наживку. Она не выразила явного сочувствия, но по загадочному блеску её глаз, по тому, как она сильнее схватила меня под локоть, я вдруг почувствовал её поддержку.

— Меня тоже однажды обманули, — едва слышно задумчиво произнесла она.

Я не стал вдаваться в расспросы, лишь хмыкнул легонько.

«Что ж, — думал я, — в нашем полку прибыло. Теперь понятно, почему она такая участливая до моих обстоятельств». Вспыли наши короткие встречи ещё в былые времена, когда мой брат встречался с ней. Всё-таки люди знакомятся постепенно, нужно время, чтобы составить о человеке мнение. Олино мнение обо мне меня тайно радовало и пугало.

Всё случилось примерно так, как я себе это представлял. Если не считать того, что целоваться мы начали уже на общем балконе. Выйдя из лифта, мы решил по традиции заглянуть зачем-то на общий балкон. Полюбоваться микрорайоном, усеянным пьяными группами людей. Они валялись в снегу, играли в снежки, пускали фейерверки. Всё светилось и гремело, будто наступил апокалипсис.

Во время новогоднего веселья, когда я нежно обнял Олю сзади, прижавшись к ней всем телом, мой подбородок коснулся ее уха. Она иначе восприняла мое дружеское объятие. На самом деле я не стремился к чему-то интимному. Я не планировал поцеловать ее. Бывает такое. Просто хочется объять хорошо знакомую девушку как друг, с которой весь вечер мы так хорошо общались, она учила меня танцевать на льду, она сама прижималась ко мне и трогала руки, плечи, спину и шею весь вечер. В этом объятии со спины я нашел только чувство дружбы.

"Мы вместе, мы - сила. Нам хорошо вместе", - хотелось сказать этим объятием. "Пускай нас никто не любит, но есть чувства гораздо более значимые и сладкие, чем глупая любовь. Например, дружба".

Кроме того, общее праздничное настроение и алкоголь, разогревшие кровь, расслабили границы. Ни Оля, ни я не планировали или строили какие-либо планы относительно друг друга. Мы даже не собирались встречаться на улице! Это случайно получилось.

Она освободилась и поцеловала мои губы. Сладкий поцелуй мгновенно затуманил наши умы. Неловко улыбаясь, я перешел к более активным действиям. Мой предыдущий опыт с Катей показал мне, как правильно использовать язык при поцелуе. Как ласкать ее губы, как играть с язычком.

Оля была так же ошеломлена французским страстью, как и я. Мы разразились смехом, отделившись от поцелуя. Она тоже. Обнимаясь, мы трогали своими носами и снова находили губы друг друга. Что-то безсловесное внезапно вспыхнуло между нами и наполнило нас смыслом.

— Ты всё ещё хочешь зайти? — игриво спросил я.

Я попытался вложить в интонацию шуточную угрозу. Ведь теперь расклад был другой. Я ни капли не сомневался, что Оля улизнёт, я лишь вызовусь проводить её.

— А мне есть чего бояться? — она мигом встала в театральную позу.

Этого ей не занимать. Оля и ножку выставит вперёд как на подиуме и лицом не ударит в грязь в ответственный момент.

Мы опять захихикали.

— Только моей мамы. Но она уже спит, — ответил я.

— Тогда идём, — загадочным голосом произнесла Оля.

Такого поворота я никак не ожидал.

«Что она задумала? — думал я. — Скорее всего, будет морочить голову, как Катя. Что ж, посмотрим кто кого».

Внутренне я злорадствовал. Ухмылялся про себя. Ведь я не испытывал сексуального влечения к Оле. Даже поцелуй, распаливший уснувшие чувства, казался лёгким напоминанием о той щемящей душу страсти, чёрной и жгучей, которая вспыхнула у меня к Кате.

Мы бесшумно проникли в квартиру, разулись, скинули куртки и проследовали в зал. Там действительно нас ожидал праздничный стол. Электрические свечи с имитацией пламени создавали романтическую обстановку. Телевизор включать мы не стали. Всё как-то сразу переросло в поцелуи.

Теперь, оказавшись в тепле и относительном уединении, мы как-то сразу расслабились и принялись наслаждаться магией возбуждающих поцелуев. В голове моей не было гениальных планов признаться Оле в любви или встать на колено и предложить руку и сердце. Всё это осталось за бортом, в океане нерастраченной любви к Кате.

Очень скоро я почувствовал, что Оля, в отличие от меня, испытывает гораздо более серьёзные душевные страдания. Её рука скользнула вниз по моему свитеру и ковшиком обхватила ширинку джинсов. Она удерживала и гладила мой член и яички. Вялая эрекция начала наполнять трусы изнутри. Я усмехался в нос, хмыкал, довольно покачивая торсом. Мне по-прежнему казалось, что всё это — всего лишь игра в любовь, и если у нас и будет секс, то не по-настоящему, а так, чтобы развлечься, отпраздновать Новый год эротической составляющей.

Передо мной внезапно опустилась на колени Оля, которая стала развязывать ширинку. Ее наряд состоял из черного вязаного платья и серых шерстяных колготок. Длинные гладко распущенные волосы спадали за ее спину. С удивлением я наблюдал, как она вытаскивает из ширинки мой возбужденный член и берет его в рот. Я был удивлен, потому что никогда не представлял, что она будет испытывать такое желание. Поцелуи и ласки — пожалуй, это можно было бы предположить. Даже секс, механическое проникновение эрегированного члена в возбужденное влагалище — это достаточно логичное развитие наших непозволительных дружеских объятий. Но то, что она захочет сделать минет моему члену, страстно его лизать, погрузиться на него полностью и аккуратно обрабатывать тонкую кожу до полного выступления головки — таких поворотов я не мог представить.

К счастью у меня была при себе пачка презервативов. Я давно о них думал. Они лежали без дела, хотя и не предполагалось использовать их в этом случае. Мои отношения с Катей зашли в тупик, я не так представлял себе использование презервативов.

Мои решительные действия по надеванию презерватива вызвали у Оли легкую панику. Она начала как бешеная прыгать по ковру.

— А если мама проснется? — прошептала она с ужасом, бросая взгляд на дверь.

— Мы услышим, если она придет. Не волнуйся, — я нащупал ее худую попку руками и указал пальцами на ее ягодицы.

Уступив моему убеждению и аргументам, Оля повалилась на диван. Следуя моему движению, я потянул ее дальше по ковру. Сняв толстое одеяло с кресла, я положил его под спину и задницу Оли.

Мы вновь слились в поцелуе. В этот раз я действовал активно не только языком, но и руками. Мне хотелось трахнуть эту худую, как доска, скучающую без настоящего мужчины рядом, соску. Странно, как может разыграться фантазия во время прелюдии, оживить похотью происходящее. Именно этой перчинки мне и не хватало с Катей, чтобы взять своё. То, что принадлежало мне по праву, постанывало теперь на полу, придавленное моим стокилограммовым телом.

Задрав платье на живот, я стянул Олины колготы вместе с трусами до колен и сложил худышку пополам. Её тонкие ножки разошлись в коленках, сложились в щиколотках. Нежная розовая писечка с лёгкой чёрной порослью на лобке манила яркими ощущениями. Уткнувшись в неё головкой вздыбленного члена, я продолжил складывать Олю под собой. Она ещё дальше вверх закинула щиколотки, гибкая, как кошка, обхватила меня за плечи. В этот момент я и прорвался сквозь узкую дырочку, соскользнул медленно и чётко до конца по горячему плотно сдавливающему член влагалищу.

Замерев над Олей, я приник к её рту губами. Она лежала с прикрытыми веками, приоткрытый рот выражал то ли муку, то ли готовность страдать. Невольно я улыбнулся, хмыкнул и поцеловал её.

— Тебе не больно? — шёпотом спросил я.

Она легонько помотала головой, приобняла меня за плечи.

Я заелозил, наслаждаясь глубоким проникновением. Всё Олино влагалище, её худенький таз сжимали меня в паху. Мой член, словно сук вросший в лобок, продолжил поступательные движения. Я решил насладиться этим актом до конца.

В моей голове проснулся эгоизм!

Чувство, которое я подавлял и которого стыдился с Катей, внезапно сыграло со мной забавную шутку. Я желал испытать удовольствие от интимной близости, не задумываясь о любви. Хотел погрузиться в Олю, наслаждаться ее стройным телом юной девушки. Заткнуть глотку своим достаточно крупным половым членом.

Погрузившись в наслаждение, я незаметил, как Оля под моим весом начала выделять больше смазки. Видимо, это играло ей на руку: она неожиданно изогнулась в пояснице, и мой член проник еще глубже в ее тело. Мои яички прижались к ее нежным ягодицам. В таком положении я начал все быстрее и гладко двигаться внутри Оли, ускоряя ритм. Я уже мог закончить эту активность, чувствуя приближение оргазма, но злобный демон в моей голове потребовал продолжения развлечения, и я не мог отказать ему в этом. Я начал делать краткие паузы с глубоким проникновением. Головка моего члена сталкивалась с чем-то упругим, возможно, с маткой Оли. От этих пауз Оля подо мной таяла все больше. Внезапно она начала царапать меня ногтями, словно безумная, и даже укусила.

Когда я приближался к ее лицу, она задевала своими зубами. Она высасывала мой язык и кусала его. Ее ногти болезненно впивались в мои плечи и спину. Я успел снять свитер и футболку. Джинсы свисали на щиколотках.

"Если мама проснется", - думал я, - успею быстро надеть и застегнуть их".

Моя спина была покрыта горячими следами от Олиных ногтей. Как это получилось, что я не ощущал боли в тот момент? Не могу объяснить этого разумом. Мне вдруг сильно захотелось доставить ей удовольствие до определенной точки.

"Я всегда успею кончить сам, - думал я. - А она получит по заслугам. В следующий раз она хорошенько подумает на общем балконе, прежде чем соглашаться".

Всхлипы подо мной слегка напугали меня.

«Всё-таки ей больно? » — напрягся я.

Но ножки Оли, окончательно освободившиеся от колготок, забили меня по спине, сцепились в щиколотках и притянули к тазу. Засовывать язык в Олин рот, чтобы она не шумела, я больше не рискнул. Вместо этого отправил указательный палец в её распахнутый стонущий рот. Она ловила воздух, глазки по-прежнему были закрыты, дышала она громко и навзрыд. Палец пришёлся весьма кстати. Как жадно она принялась его сосать! Как младенец, оторванный от материнской груди часа на четыре.

Чувствуя нарастающий хаос в Олиных теряющих всякий благопристойный вид реакциях, я перешёл к заключительной фазе, как мне казалось. Я наконец решил кончить в то, что на тот вечер стало открытием сезона.

Разогнавшись, как ненормальный, я запрыгал во влагалище, выбивая из него остатки терпения. Смазка разлеталась на яйцах, дырочка стала послушной и не спешила закрываться, когда я вылетал. В этот момент скулящая дырка подо мной впилась когтями в спину с немыслимой силой. Я понял, что момент счастья для этой бестии настал. Она агонизировала, билась, как припадочная, сжимая меня руками и ногами, больно закусывая палец. Влагалище Олино тоже сжалось, придав фрикциям дополнительный шарм. Мой член, давно превратившийся в бесчувственную накаляющуюся удовольствием палку, окончательно потерял связь с хозяином, то есть, со мной. Его взрыв, мощь его толчков, самопроизвольно выстреливающих спазмами удовольствия, затмили мозг, разорвали реальность на «до» и «после».

Я решил удовлетворить прекрасную даму до конца. Вглубь проникая в ее тело, я наслаждался струями семени, заполняющими презерватив. Теплая жидкость наполнила его, сливаясь с горячей интимной зоной моей партнерши. Она лежала бессознательная и слабо проводила рукой по моей изможденной спине и плечам.

— Я очень тебя люблю, — прошептала она сочувственно. Ее рука нашла мои волосы и уткнулась в них. — Витя.

Что я мог ответить? Признаться в любви? Я не испытывал таких чувств. Эта страстная ночь стала самым захватывающим открытием в моей двадцатилетней жизни. Почему все это произошло? Куда может привести такое одностороннее чувство? Мне не хотелось причинять Оле боль. И я точно не собирался бросать ее на этом этапе.

"Пускай все идет к чертовой матери! - подумал я. - Будь, что будет. Будем заниматься сексом, как дьяволы. А если не получится, так и быть".

Моя лучшая подруга, наслаждаясь судя по всему до предела, игриво ворчала подо мной, расплескиваясь нежными ласками, пока я доставал свой член.

Улыбка вернулась на мое лицо. Я не мог не улыбаться про себя. Все произошло так спонтанно и потрясающе. С Катей я планировал прожить всю жизнь и иметь внуков и внучек. А Оля... Достаточно было лишь упомянуть ее на общем балконе, и она уже безумно влюбилась в меня.

Конечно же, я проводил ее домой. На ступеньках ее дома мы снова страстно целовались. Это были поцелуи благодарности друг другу, если такие бывают. И Оля и я испытали огромное потрясение в ту новогоднюю ночь.

— Неплохо год начинается, — заметил я.

Оля захихикала.

— Моя мама говорит: как Новый год встретишь, так и проведёшь, — радостная улыбка озарила её разрумянившееся светящееся счастьем личико.

— Жесть, — я выпучил глаза.

Так мы и разошлись с хохотом. Было уже три часа ночи. Спать после такого страстного и во всех отношениях удачного секса хотелось, хоть спички в глаза вставляй.

7

Двоякое отношение к Оле смущало меня наигранностью сценария. С одной стороны, я не испытывал к ней глубоких чувств, её худоба скорее смешила, чем вызывала должный трепет. С другой — я всё же испытывал эйфорию сексуального порядка.

Мы продолжили кувыркаться с завидной регулярностью. Первое смущение прошло. Попривыкнув друг к другу и приноровившись доставлять удовольствие, мы искали утех в разнообразии поз и комбинации орально-мануальных ласк.

Оля оказалась чрезвычайно страстной особой, временами мне начинало казаться, что это не я трахаю её бренное худое тело, затыкиваю её до оргазма, а она выжимает меня без остатка. Так, как сношались мы, оставаясь вдвоём в трёхкомнатной квартире, где я жил с братом и мамой, не сношались просто влюблённые. Это был дикий секс двух обезбашенных, отключённых от жизни животных мужского и женского пола. Молодых и пышущих здоровьем к тому же.

Однажды, гуляя с Олей по парку, я заметил вдалеке Катю. Она была с подругой и тоже гуляла. Мы шли навстречу, но в какой-то момент эта парочка развернулась и пошла назад.

— Ну вот! — оживился я. — Похоже, Катя не очень-то рада нас видеть.

Ольга молчала и только искривляла губы с недовольством.

— Ты с ней как-то общаешься? — спросил я, сдерживаясь от смеха.

— Иногда общаемся, — Ольга сильнее сжала мой локоть, нахмурилась.

В другой раз, возвращаясь домой после метро, я встретил Катю на автобусной остановке.

— Привет, — радостно приветствовал я.

Отношения с Ольгой серьезно повлияли на мое настроение. Я наслаждался беззаботным и свободным, можно сказать, интимными отношениями. Внутренняя расслабленность и полная уверенность в своих способностях постоянно присутствовали в моих мыслях. Я испытывал удовольствие от роли главного.

— Привет, — печально произнесла моя бывшая возлюбленная. Она была простужена, чихала, улыбалась неискренне. — Как дела?

— Как видишь, — я похлопал себя по животу. — Все хорошо! Молоко — вот! Сметана — вот! — улыбаясь широко, я смотрел на нее.

Катя захохотала и тут же задыхнулась, затем вытерла нос платочком из кармана своей синей куртки.

— Болеешь? — спросил я, хмуря брови.

— Немного... — она отмахнулась. — У меня всегда зимой кашель, — она смотрела на меня странным, пристальным взглядом. Как будто с завистью или скрытой злобой. — Как дела у Ольги? — спросила она.

Я усмехнулся. Катя интересуется, "как дела у Ольги". Есть что обдумать в свободное время!

— Оля потеряла совесть полностью! — опять гневно выпучил глаза я.

— Почему так думаешь? — Катя улыбалась незаметно, предчувствуя еще одну шутку-прибаутку.

— Она почти не ест! Ты видела, какая она стала худая? — я мрачно усмехался, сохраняя серьезное выражение лица.

Катя отвернулась, делая вид, что смотрит, не идёт ли автобус. Автобуса не было, и выглядывать из остановки не имело смысла. Она была стеклянная. То есть абсолютно прозрачная. Просто Катя скрывала смущение или другое чувство, возникавшее на лице. Мне кажется, она дико злилась на меня. Она бы с пребольшим удовольствием стукнула меня, отоварила бы в плечо кулаком. Я чувствовал её ярость за версту. Ещё когда мы встречались, притирались так сказать, она часто становилась в позу, требующую полного подчинения. Попробуй только пикни, она сразу окатит абсурдом осуждения. Моя бывшая обезбашенная фурия. В этот раз всё было иначе. Катя, обезглавленная, не имела полномочий, не чувствовала себя в праве злиться, требовать, командовать. Она плавала в прострации, в которой сверженные монархи плавают десятилетиями, находясь в глубокой эмиграции. То есть жопе. — Ну так покорми её! — она приняла шуточно-гневный вид. — У тебя же сметаны — во! Молока — во! — блестящие голубые глазки метали искры. Катя давилась от презрения.

— Есть покормить! — я вытянулся по стойке смирно, по-военному поднёс натянутую ладонь к виску, отдал, так сказать, честь. — Разрешите идти?

Катя заржала, в этот раз без злости:

— Идите, — проблеяла она сквозь слёзы, проступившие на глазах, и сопли, вновь потёкшие из носика.

И я отправился кормить мою худосочную новоиспечённую подругу сметаной. Строевым шагом протопал по пустынной дорожке, вырезанной в снегу. Мне было смешно и нелепо исполнять Катин приказ. Дело в том, что возле подъезда меня действительно ждала Оля. Мы договорились встретиться в три.

— Привет, — мило произнесла моя подруга.

— Поступила жалоба на вас, — сразу я включился в боевой режим. — Тебе, Оля, необходимо больше есть.

Оля засмеялась.

— Поэтому сегодня начинаем кормить тебя активно, — я пошутил и обнял ее за талию. Прикоснулся губами к ее узким губам и поцеловал.

— Чем будем кормить? — Оля усмехнулась, ее лицо излучало счастье.

— Колбасой и сметаной, — серьезный вид не покидал мое волнующее лицо.

Оля следовала за мной к лифту с недоумением на лице.

— Какой колбасой? Если это вареная, то я такую не ем. А сметана должна быть менее пяти процентов жира.

Лифт приехал, я провел это прекрасное создание в перьях внутрь и нажал кнопку для 7-го этажа.

— Сметана полностью обезжиренная, как ты любишь, — ухмыльнувшись, я нажал кнопку «стоп». Лифт остановился где-то посередине. — Приглашаю за стол, ужин подан, — добавил я устало.

Оля смотрела на меня с непонимающим взглядом.

Взяв ее за руку, я помог размочить пуговицы и вытащить возбужденный член. Смеясь, Оля опустилась передо мной на колени. Раздвинув ноги шире, я закрыл глаза и расслабленно наслаждался теплыми губами моей страстной подруги.

Она обожала оральный секс. С первой новогодней ночи Оля ни разу не упускала возможности взять мой член в рот как пиявка. Я восхищался ее жаждой и страстным желанием начать половой акт после длительного минета. Примерно на третьей или четвертой встрече она почти довела его до конца.

— Ты не боишься, что я могу кончить? — спросил я, приподняв голову с подушки.

— Не-е-ет, — проворковала она.

— А если подавишься? — я ухмылялся, разглядывая свой напряжённый член в её тонких пальчиках, как он вот-вот готов прыснуть семенем, а она даже не подозревает, какой огромный заряд мужской бодрости её ожидает.

— Я постараюсь не подавиться, — Оля оседлала мои колени, опустилась ртом на головку, взглядом нашла моё томящееся удовольствием выражение лица.

— Тогда не спеши, — я погладил её по щеке пальцем, поднялся ладонью к виску, погладил мою кошечку по водопаду волос, рассыпавшихся у меня в паху, соскользнувших по Олиной спине и плечам на кровать. Я купался в этих чистых бескрайних водах русых волос. Они щекотали яйца, набухшие семенем, страждущие излиться орехи проскальзывали в липкой розовой мошонке под Олиными пальчиками. Обхватывая член у корня, она захватывала и часть мошонки, часто с интересом прощупывала содержимое, с любовью кормящей матери исследовала большое хозяйство.

Я же думал в этот момент о том, как мне не напрягаться. То есть совсем расслабиться, улететь умом и телом в райский сад, центром которого является дерево жизни — мой член, так ласково и живо обласкиваемый заботливым ртом. Незаметно момент настал, подступил очень медленно и неизбежно пик эйфории. Доведённый до кипения стержень покрылся зудящим удовольствием. Любое лишнее прикосновение вызывало болезненный срыв, дисбаланс. Чаша весов наклонилась, и я излился содержимым яичек в Олин рот. Она аккуратно глотала, высасывая меня вокруг головки. Глазки её, прикрытые, символизировали покорность, готовность принимать меня через семя. Я ещё долго не мог прийти в себя от полученного опыта. Впервые кто-то глотал моё семя с такой самоотдачей. Олино старание доставить мне удовольствие сравнимо было разве что с моим стремлением затрахивать её не спеша до щенячьего оргазма. Она пищала и кусалась, царапалась и отбивалась каждый раз, когда я приводил её к алтарю согласия. Она, моя козочка, как необъезженный мустанг, брыкалась и сходила с ума подо мной. Я же работал на износ, чтобы затрахать её до полуобморочного состояние. Теперь, кончая ей в рот, я пожинал плоды стараний. Благодарность и раболепие лились в меня через её ласковый рот, она склонялась над идолом счастья, поклонялась фаллосу плодородия, моя дикая богиня страсти.

Необходимо ли повторять, что оставшись с Олей в закрытом пространстве лифта, после того как я пообещал ей вкусную еду, я не смог устоять перед искушением покормить девочку. Она снова опустилась передо мной на корточки, так жадно и страстно обрабатывая мой член рукой и ртом. Я подперся спиной об стенку лифта и нашел опору на поручне, наклонился вперед. Мне не было сил сопротивляться. Она жадно стремилась к удовлетворению, радостно двигала губами, издавая приятные звуки. Видимо, то обстоятельство, что мы находимся в лифте, а не в квартире, возбуждало нервы Оли. Она боялась быть застигнутой врасплох, целующейся на общем балконе или занимающейся оральным сексом в Новогоднюю ночь, особенно когда мама её возлюбленного спит в другой комнате и может прийти проверить любую минуту. Риск быть пойманной полностью заводил Олю. Я только позже осознал, что моё желание испытывать экстремальные ситуации является отражением её скрытого похотливого стремления к шокированию окружающих.

Любые действия, привлекающие внимание, любой риск, вызывающий восхищение, даже если это просто самолюбование, всегда заводили Олю. Она становилась развратной экстремалкой, как только я предложил немного пошалить. На этот раз я не затягивал процесс. Я откинулся назад и схватил её за головку, начал активно двигаться в её рту, превращая все остатки в горячую кашу. Мои руки удерживали движения её головы, я контролировал её движения, обучая становиться послушной для моего члена. Мой член проникал в неё, достигая заднего мягкого неба и удовлетворяя её до хрипоты и звуков из носа. Ей текли слезы из глаз не из-за боли или страдания - на самом деле она не пыталась оттолкнуть меня, она просто была для меня лишь дыркой и неосознанно почувствовала всю мощь моей похоти, проникшей в её рот, который с детства не знал таких вещей, как сметана и колбаса.

Кому-то может показаться, что мы сражались в порыве страсти целую вечность. На самом же деле всё произошло достаточно быстро. Главное разогнаться и не увлечься скучной рекламой, развешенной по стенам лифта. В моём случае взгляд неизменно находил сексапильную брюнетку, похожую на Катю. Она стояла возле дивана, усмехалась, указывая на цену. Короткое обтягивающее платье едва прикрывало срам. Я представил, как беру её, или Катю, кого угодно с такими формами, и бурно кончил. Почему-то чужая потусторонняя мысль, образ, навязанный со стороны, имеет непреодолимую силу вторгаться в сознание, проникать и будоражить недоступностью. Я кончал в Катю, её пухлый зад, в её сладкий рот, я хватал её за сиськи, держал и насаживал их на член, с остервенением затрахивал мою пышущую женскими формами невысокую обиженную недоступную деточку.

Если бы Оля узнала, какие мысли витают в голове у молодого человека в момент истины, простила бы она ему такое прегрешение? Я не отважился спросить. Моя благодарность вылилась в поцелуи, я прохаживался по шее и щекам моей залитой под завязку куколки. Она всё ещё приходила в себя, осоловевшим и нелепым взглядом ловила любвеобильные поцелуи, которыми я щедро посыпал её нежную ещё почти детскую кожу. Заправив член в джинсы, я критично осмотрел объект моих стараний. Она была не в себе, будто пьяная. Дышала глубоко и напугано. На просвещённом лице застыло глуповатое выражение удивления и восторга.

— Ну как, понравилась сметана? — спросил я, беря её двумя пальцами за подбородок.

Оля засмеялась.

— И колбаса тоже неплохая.

— Просто неплохая? — я между ее ног вставил колено, раздвигая их.

— Колбаса — самого высокого качества, — Оля засмеялась. Небольшие складочки под ее глазами, которые сложно назвать морщинками, прекрасно подчеркнули ее шаловливость.

Мы поехали и через некоторое время, когда мы уже зашли в квартиру, Оля спросила:

— Кто жаловался на то, что я мало ем?

— Катя, — лениво ответил я.

— Катя? — Оля удивилась.

— Да. Я встретил ее на остановке, когда шел к тебе. Она сказала, что ты слишком худая для меня.

— А ты что? — лицо Оли изменилось. В ее глазах появилось подозрение и легкая обида отразилась на щеках и губах.

— Я сказал, что буду регулярно кормить тебя колбасой и сметаной, — я поймал Олю за затылок, притянул ее к себе и страстно поцеловал.

Это мгновенно изменило настроение моей девушки. Она расслабилась и ответила мне нежными ласками. Мысли о Кате возбуждали меня не меньше, чем экстремальные подъемы в лифте. Снимая с нее платье, колготки, топ и трусики, я думал только об одном — как лучше покормить свою худенькую девочку колбасой. Мой член был готов к новому раунду. Он стоял, блестя от возбуждения, белый с бледно-розовой головкой выступал из черных волосков области паха. Яйца, только что опустошенные, качались в такт движениям. Я быстро надел презерватив и перекинув Олю через подлокотник стула, быстро проник в нее. Она не возражала. Она безмолвно двигалась и стонала под каждым точным ударом. В этот момент я был похож на носорога, который тыкает свое острое рогом полудохлое тело косули. Она оставалась неподвижной, пока я насаживал ее на свой член. Поняв, что этого недостаточно, я быстро скинул одеяло на пол и притащил малышку сверху. Сам я лег спиной на пол. Оля, чувствуя себя комфортно в седле, начала двигаться удобным и приятным для нее темпом и амплитудой. Она словно прыгала на члене, двигаясь вперед-назад и немного вверх-вниз. Скоро ее старания вызвали правильные реакции, тело ее худенькое вдруг покрылось гусиными бугорками. Нам было не холодно, осмелюсь предположить, что мои прикосновения к ее соскам, мои крепкие руки, толкающие тощую попку на мой поднятый член, довели Олю до новых высот блаженства. Она кусала губы и сильно вытягивала мой язык, откидываясь назад и изгибаясь как червяк на крючке. Мой член глубоко проник в ее тесную киску. Наверное, нужно быть безумцем, чтобы не испугаться риска пострадать от острых зубов Оли и все же позволить ей перевернуться и садиться своей худой попкой на мое лицо.

Мой язык проник в солоновато-сладкую розовую разгорячённую щель. Я лакающими мазками прошёлся по всей длине небольших по сути оголённых бритьём внешних и внутренних губ. Оля тем временем сорвала с члена презерватив и принялась жадно сосать. Она не оставила мне выхода, кроме как присосаться к верхней части половых губ, сразу под лобком, где выпирающий бугорок уголочком расходился в малые губки. Мой нос проник в пахучую щель влагалища, одновременно я работал языком, натирая его о шершавый ворс лобковых волос. Весь мой подбородок, щёки, губы покрылись смазкой, горячее лоно подруги скользило на мне, как в седле. Языком я выводил заветные круги, призванные вывести Олю на финишную черту.

Она вновь впилась в меня когтями. В этот раз в член и мошонку. Зачерпнув яички, она обхватила их острыми пальчиками, выдавили сквозь кулачки и так ныряла на разбухший неимоверно член. Он каменным обелиском возвышался перед ней, играл на её губах, предвещая очередной взрыв. Смешанные чувства наполняли паховую область. О том, что дело пахнет серьёзными последствиями, я догадывался по резким острым болям, которые то через Олины зубы, то через её коготки прорывались сквозь пелену накатывающего оргазма. И всё же я не спасовал. Удовольствие затмило редкое чувство боли. Я катился с вершины холма, вылизывая мою девочку круговыми завихрениями языка. Её клитор превратился в отдельный элемент, выпяченный и выдавленный на поверхность половых губ моим неустанным облизыванием. Потеряв контроль, Оля увлекла и меня за собой в пучину дикого отчаяния. Она билась как рыба, заглотившая крючок. Я кончал в распахнутый рот, сжимавший меня кольцом. Моё распаренное влагалищными соками лицо тёрлось остервенело об розовое пятно, сковавшее меня в нежных горячих объятиях. Мы кончили одновременно, если можно так сказать про два агонизирующих бьющихся в аритмии тела, слившихся в безумном танце, дикой скачке с ожидаемым концом.

В процессе нашего интимного сближения Оля пристроилась головой на моем бедре и нежно обхаживала, ласкала мой увядающий фаллос. Ее густые волосы приятно ощущались, когда они струились по моим ногам и достигали области паха, приятно грели мои яички. Времени шло, и я медленно приходил в себя после такого интенсивного опыта. Под действием инерции я продолжал нежно ласкать розовый бугорок между ног Оли, который был для меня источником такого большого счастья.

Оглядываясь на прошлое, я не могу не заметить, что это был именно мой безразличный подход, порой эгоистический и даже жестокий, выраженный через юмор и способность посмеяться над собой или пошутить на счет партнерши в интимной обстановке (на тот момент я еще не давал особого значения отношениям с Олей) – все эти качества, которыми я не гордился, привели к такому комичному горю, как исчезновение Кати в неизвестность. Именно эти черты, судя по реакции Оли, сильно привлекли ее к моей личности и связали нас так тесно. Я был совершенно другим человеком в отношениях с Катей и во время нашего "медового месяца" с Олей.

- Пока есть возможность, надо использовать! - одобрительно выразил Алекс, слушая короткие рассказы о наших приключениях. - У меня полный затишье, - вздохнул он мечтательно.

Мне было жаль друга, я чувствовал глубокую ответственность за то, что я наконец-то достиг желанной женской промежности, а он приходился забыть о своих фантастических способностях на лучших баскетбольных площадках страны. Но у этого полового гиганта не было никаких мыслей остановиться даже на мгновение и отложить игру в сторону ради настоящего исполнения своей необычной энергии в хрупкое женское тело.

Однажды я свёл их вместе: Олю и Алекса. На нейтральной территории мы обозначили интересы презабавнейшим общением:

— Я в баскетбол играть не умею, — с благоговейным трепетом отчитывалась моя куколка, круглыми немигающими глазами ошарашенно пялясь на исполина Алекса. Он стоял на ступеньку ниже, но всё равно возвышался над нами. — Мы на физкультуре только в волейбол играли.

Алекс ухмылялся довольной харей, полной щей. «Если есть на свете святой блаженный человек, — думал я, — безбожник и хамоватый добряк-девственник, то вот он стоит перед нами собственной персоной! »

— Классная она! — заметил он завистливо, когда Оля покинула нас.

— Такой здоровый! — восторженно пролепетала Оля, когда мы вечером вспомнили об Алексе.

— Да, он огромный, — ухмыляясь, отозвался я. — Во всех отношениях просто монстр.

— В каких отношениях? — Оля с недоверием уставилась на меня.

— Ну, в тех отношениях, — я взглядом указал вниз.

Оля усмехнулась.

— А ты что, видел? — её губки приоткрылись. Интерес в её глазах проявился неожиданным блеском.

— Было дело, — я улыбался, притворно скучающим взглядом вёл по комнате, будто находился в поиске чего-то крайне незатейливого, типа пульта от телевизора. Оля помолчала. Краснея, она отворачивалась и улыбалась, как напроказившая деточка.

— И как он, больше, чем у тебя? — не удержалась она. Встретившись со мной взглядом, она тут же прыснула со смеху и накрыла лицо руками. Выглядывая сквозь пальчики, продолжала нервно посмеиваться.

— Ну я не видел его в рабочем, так сказать, состоянии, — с умным видом принялся рассуждать я. — Но то, что я видел в висячем состоянии, конечно, больше, чем у меня. Это надо признать.

Мой несколько более крупный, не игрушечный и не жалеющий усилий член, многократно приводивший подругу к оргазмическому восторгу, вызывал у нее значительное эмоциональное потрясение. Неоднократно я слышал от нее признательные шепоты вроде "какой гигантский" и "как глубоко". "Такой длинный" и "так прекрасно" всегда сопровождали наши интимные игры. Различные формулировки Оля использовала для выражения своего восхищения размером моего полового члена. Оказалось, что мой рост стал для нее своеобразным символом сексуальной силы. Что-то произошло в ее жизни до моего появления, что заставило ее делать такие выводы. Мне было неловко спросить об этом. Я только по намекам и загадочным взглядам, сопровождавшимся скромными комплиментами, догадывался о том, что размер и толщина моего члена стали основной причиной ее наслаждений и оргазмических переживаний.

Подобное заявление о размере Алекса, который значительно превосходил мой по длине и толщине, сильно насторожило Олю и вызвало у нее некоторую путаницу. В другой раз, когда речь зашла о Алексе, она спросила:

— Ну а у него есть хотя бы девушка? — в ее голосе звучало разочарование. Казалось, что она заранее предрекала себе отрицательный ответ. Я с улыбкой наблюдал, как Оля выведывает все подробности об Алексе из первых рук. Мне сложно было понять, что для нее интересно в моем друге только из-за его полового члена большого размера.

В следующий раз я рассказал о своих подозрениях Алексу. Надо было видеть его довольную рожу, излучавшую самодовольство.

— Что, так и сказала? — полировал он меня недоверчивым презрением.

— Ну не так, — ухмылялся я. — Но примерно так.

— Вот бы все бабы так рассуждали, — он лыбился, сложив пальцы в замок на животе. Мы сидели в кафетерии, затесавшись в угол.

Да уж. Если бы все бабы в мире охотились за большими членами, то мир бы сошёл с ума. В моём представлении они искали сильного, то есть богатого или перспективного самца. Пригодного для продолжения рода, заботливого и покорного. Катя ни много ни мало дрессировала меня, пришёл я к выводу. Она тренировалась на мне, оттачивала точные удары под дых и в пах, острые ранения в сердце и мозжечок. Она реально выносила мозг, когда звонила мне после объявления моратория на всякие сношения. Бесила меня каверзными вопросиками, заигрыванием в собачку. Я часто вспоминал осеннее поражение, сладость первой любви. Разочарование не оправдавших себя надежд, горечь несбывшихся грёз. Отношения с Олей, быстро перешедшие в трах-тарарах, заставили меня переосмыслить отношение к женскому полу в принципе.

«Что-то я очерствел в последнее время», — не раз приходил я к неутешительному выводу.

Что-то сломалось во мне, когда Катя так безбожно сломала меня через колено!

«Сколько можно горевать! Соберись, тряпка! » — настраивал я себя.

«Собрался, собрался... Собрался-разобрался».

Легко сказать! Если бы Катя просто послала меня к чёрту, если бы она была зла на меня, если бы покрыла меня матом и в слезах избила кулачками, я бы, может быть, уже бы давным-давно позабыл её, переключился в полной мере на Олю. То есть, отдался бы ей душевно с потрохами. А так я просто удерживал куколку на коротком поводке, осуществляя регулярные потрахушки.

Откровения о аномально развитых половых органах заставили меня задуматься о подлинности чувств Оли к моей персоне. Я стал задаваться вопросом, что именно привлекает эту маленькую куколку среди всех своих возможных партнеров.

Весна пришла в марте, и дороги первыми объявили о ее наступлении черным мокрым асфальтом. Белый снег сверкал на холмах парка, а грязный снег лежал вдоль проезжей части, покрытый пеной от мочи животных. Замечательные ухоженные тропинки, по бокам которых было видно следы желтой жидкости от собак, указывали на самые популярные направления для прогулок в нашем районе. В это радостное время оттепели я заметил Катю в компании странного парня. Он был высокий как шпала, но удивительно худощавый и поэтому горбатый. Его горб был таким неприятным и отталкивающим. Возможно, это было из-за того, что ему всегда было холодно, и он прятал руки в карманах, или просто потому, что ему хотелось быть ближе к Кати и прижимать свое сморщенное лицо к ее головке. Видимо, так было легче общаться с ней. Он все время подкрадывался за ней, словно комок ваты, в своей черной раздутой куртке. Его грязные волосы до плеч блестели, будто смазанные маслом. Большой нос и вытянутые глаза делали его похожим на Франкенштейна. Из всех его заметных достоинств можно было выделить только рост - это было единственное приличное в этом запущенном чучеле. Он был неряшливым, небритым, усыпанным прыщами и улыбался как хищник из мультфильма "Король Лев". Я описываю его в таком отрицательном ключе не из-за ревности. Если бы это было так, то я мог бы описать его как достойного конкурента. Просто для меня было непонятно, что Катя находит привлекательным в этом "ужасе".

Впрочем, судя по его мимике и походке, постоянно заискивающей улыбке на лице, пресмыкался он перед Катей не меньше моего.

«Вот точно так же и я бегал когда-то за Катей», — пришёл я к нелестному выводу.

Мне даже стало жаль парня. Один раз я встретил его в магазине без Кати. Просто понаблюдав за ним, за тем, с каким ожесточением он выбирает молоко исходя из цены, я вдруг проникся трогательным уважением к нему. Он был из бедной семьи, бедно одет, забит и, судя по всему, запуган жестокой реальностью. Единственное, что я не мог понять и уж точно простить, была неряшливость. Чтобы стричься, бриться и регулярно мыть волосы с шампунем много денег не нужно. Чтобы держать одежду и обувь чистой достаточно ежедневно проводить ревизию.

И всё же я жалел его. Я искренне желал ему счастья. Катя играла с ним, как в своё время играла со мной. Иногда я с отвращением представлял, как она целуется с этим сгорбленным троллем. Ей и на ступеньку не нужно подниматься. Он сам ссутулится и достанет, кого хочешь.

«Ведь не бегает же он просто так за ней? » — ломал я голову.

Впрочем, Катины игры на стороне меня волновали всё меньше. Старая рана, нанесённая острым клинком, постепенно заросла. Я испытывал некое подобие злорадства от осознания, что в качестве замены Катя нашла себе это ничтожество.

Однажды, возвращаясь из университета домой, я встретил её в парке. Теперь, возвращаясь к событиям того дня, мне кажется, она намеренно поджидала меня на мостике и даже сделала вид, что куда-то спешила и я случайно попался ей на пути.

— Привет, — ее лицо просияло улыбкой.

— Привет, Катя, — я остановился. — Как дела?

— Хорошо. Ты уже дома?

— Да. Уже сварила суп? — я показал недовольство.

Катя засмеялась, и я тоже.

Мы направились к ближайшей скамейке, той самой, где мы с Катей встречались прошлой осенью. Вспомнилось, как я попытался поцеловать ее тогда, но она отвернулась. Это было неудобно. Она приманила меня в холодный парк, чтобы еще раз показать мне, как легко она может меня обмануть. Изначальная радость от неожиданной встречи с Катей быстро сменилась опасением.

«Она наверняка начнет задавать глупые вопросы без смысла», - подумал я. «Будет выведывать информацию от меня, требовать доказательств того, что у нас все еще есть чувства друг к другу. Ну и ладно! Буду молчать и наслаждаться хорошей погодой. Пускай думает все, что ей угодно».

Это верно. Когда я общаюсь с Олей, я заметил, что чем меньше говоришь, тем больше девушка сама додумывает. Она придумывает все мои мысли, оправдывает поступки, приукрашивает их. Женская фантазия безгранична. Я решил оставить Катю наедине со своими мыслями, чтобы позволить им развернуться. Мог ли я предполагать, до каких выводов эта впечатлительная и неуравновешенная личность додумается?

Катя молчала. И я тоже молчал, улыбаясь и расслабившись на скамейке. Она была уже прогрета солнцем и выглядела уютной.

— Ты сердишься на меня? — спросила Катя с той же проникновенностью в голосе, прося прощения.

Она так часто начинала или заканчивала разговор по телефону таким же пафосом и трагизмом. Как будто речь шла о судьбе всего человечества, а не о двух заблудших, играющих в ее случае, молодых людях.

— Только когда встречаю тебя.

Катя усмехнулась, грустная улыбка застыла на её румяном личике. Она была невообразимо очаровательна. Отвыкая от Кати, я приучил себя ненавидеть её красоту, бояться её чарующую силу. Теперь, созерцая девушку, которая в своё время разбила мне сердце, подарила столько неописуемых моментов счастья, я не мог продолжать в том же духе. Глаза мои, вожделенно взирающие на былой объект обожания, невольно вспоминали все контуры и изгибы её богатого женского тела, все вкусы и сладкие запахи, источаемые её губами, волосами, телом. Я успел познать искушение плотью, так и не вкусив запретный плод любви.

— А когда не встречаешь?

Я обречённо опустил голову. Голова стала чугунной, плавилась от неправильности всей этой встречи.

— Знаешь, Катя, — сказал я как можно спокойнее. — Я не хочу говорить о том, что было. У тебя своя жизнь. У меня своя. Я вижу, что ты встречаешься с парнем. Отличный выбор. Я тоже не одинок, как ты могла заметить. Так к чему все эти бесконечные разговоры? Сердишься — не сердишься, какая разница? Всё кончено, всё в прошлом. Всё! Перешагнули и забыли!

Катя явно не ожидала такого грубого расклада ситуации по полочкам. Она стояла, повернувшись ко мне боком, приоткрыв губки, всматриваясь вдаль, и взгляд у неё был тоскливый, как у оставленной на даче собаки. Она опять сердито молчала. Я беззвучно хмыкнул.

— Ты меня больше не любишь? — горестно прошептала она, на её глазах навернулись слёзки.

— Нет, не люблю, — спокойно ответил я.

Это было не совсем правда. Если бы Катя в тот момент призналась мне в чувствах, я бы скорее всего тут же оттаял и принял её с распростёртыми объятиями. Иначе, стал бы я сидеть на той злосчастной лавочке в тот солнечный день, выслушивать все её мозговыносящие душещипательные вопросики?

— Я испытываю к тебе глубокие чувства. Только сейчас я осознала это, — произнесла Катя, наполнив своим печальным взглядом, который напоминал скитающуюся в тоске бедуинку.

Я старался улыбаться безмятежно.

— Это замечательно, — сказал я торжественно. — Ты любишь меня, Оля любит меня. И что мне делать с вами двумя сейчас? А как насчет твоего парня?

— Он хороший, очень хороший, — пробормотала Катя. Было видно, что ей было не просто сделать это признание. — Хочешь, я оставлю его? Ради тебя. Хочешь? Ты оставишь Олю, а я останусь с Павликом и мы будем вместе. Давай?

Она была полна безумия от выдуманной любви истеричной женщины. И только в этот момент, когда она высказала свой гениальный план, я осознал, насколько серьезно она больна.

«Глупая и бессовестная женщина», - думал я про себя. - Как она смогла придумать такое! Бросить еще двух хороших людей ради своего собственного счастья. Она не может жить без жертвы».

— Я подумаю, — мрачно ответил я.

Поднявшись, я выпрямился, потянулся вверх руками. Наконец-то я спокойно пошел по дорожке домой. У меня было о чем задуматься.

9

Признание Кати и ее предложение бросить всех, чтобы остаться вместе, казались мне нелепостью этого момента.

«Хорошая ложка к обеду», - говорил мой покойный дед, имея в виду несбывшийся секс с отказницей-педантом.

«Она бы еще пару лет подождала», - проговорил я, пережевывая сложившуюся ситуацию на пути домой.

Конечно же, изменение Кати безусловно льстило мне. С каким трагизмом она представила свою любовь, какие эмоциональные изломы.

«Вот это настоящая она! — злобно подумал я. — Она любит страсти и эмоции! Нервы! Чтобы ее бросали, чтобы ради нее бросали. Сука! Су-ка!»

Безжалостная зловредная сука. Насмотревшаяся сериалов, начитавшаяся книг про любовь, возомнившая себя центром Вселенной.

«А если бы я не сказал ей нет, стала бы она признаваться в любви? Шиш! » — эту прописную истину я понимал без лишних доводов.

«Она сама не понимает, о чём говорит! Она не ценит любви, не знает, что это такое! Она любит только саму себя! » — к такому неутешительному выводу я пришёл, находясь в уединении родной квартиры.

«Если я пойду ей навстречу, она вновь пойдёт на попятную, — рассуждал я. — Но главное: хочу ли я? Чего я хочу? »

Если отбросить чужие желания и привести к общему знаменателю личные амбиции, то на тот момент я был вполне себе хорошо устроен в жизни. У меня был потрясный секс с Олей, лучший друг Алекс, учёба, редкие, но меткие развлечения.

«Зачем мне Катя? Ну зачем мне эта помешанная на обломинго мозговыносящая баба? Она же выест мне весь мозг, задёргает и затюкает. Её игры в любовь только начинаются. Что же делать? »

Я решил обратиться за советом к Алексу. На самом деле, оглядываясь задним числом, мне просто хотелось похвастаться второй галочкой в зачётке по вагинопластике. Ещё не реализованной, не совсем точно обозначенной, но уже верно наметившейся в фарватере развернувшейся весны.

— Хм, — Алекс расплылся в мечтательной ухмылке. — Ну и бери себе Катю, а мне давай Олю.

— Э-э-э! — шуточным баском завопил я.

Мы заржали.

Предложение Алекса вдруг замаячило логичностью.

«А ведь действительно, — думал я. — Так было бы намного лучше. Всем лучше: и мне, и Алексу, и Оле, и особенно Кате. Всем! »

Все, кроме Павлика. О вечно присутствующем незадавшемся скитальце я не забывал ни на мгновение этого унылого торга за интимные отношения.

— Оля меня обожает, — задумчиво произнес я. — Она не пойдет к кому-то другому.

— Ты же сам говорил, что она предпочитает большие размеры, — Алекс, расслабившись в кожаном кресле доступного ресторана, чуть ли не чесал себе яйца. Отдыхая после тренировки, этот гигант за час выпивал два-три литра недорогого напитка.

Я молчал. Разбиться с Катей ради потери Оли? Смелый выбор. Я не представлял такие отношения в дружеской компании.

— Ну ладно, я шутил, — Алекс сел прямее, избавился от опьянения в глазах. — Думаешь, мне нужна такая девка, которая жаждет больших размеров?

Я угрюмо кивнул.

— А знаешь, — сказал я, — и мне на самом деле такая девушка не нужна.

Это правда! Самая настоящая правда! Если Оля готова изменить мне ради размера, то что остается от ее слов о любви? О какой любви вообще может идти речь, если эта глупышка, не иначе можно сказать, думает только о том, чтобы получить самца побольше? Я, наивный, поверил в искренность ее признаний, связал непрерывные оргазмы с настоящим чувством.

Возбудившись таким образом, я внезапно предложил Алексу гениальный план, который по моему мнению должен был навсегда уладить все проблемы. Так я представлял эту сложную игру в шахматы.

— Вот ты соблазни ее, — сказал я. — Если она поддается твоему обаянию, значит, нет никакой цены нашей любви. Можешь забирать ее к себе.

Алекс хмыкнул и выпил глоток из бокала.

— А если не поддается? — оценивающе посмотрел он на меня.

— Видимо, она не так уж и отрицательная на самом деле.

Алекс подтвердил мои слова молчаливым кивком. В глубине его тёмных, задумчивых глаз я заметил тревожные признаки искусителя. Он намеревался вступить в связь со мной.