Жил-был художник один... Часть 1

Леня был художником. У него отец был художником. И дед был художником. Семейная, так сказать, традиция. Ни славы, ни больших денег никто из них за всю долгую жизнь не заработал. Разве что, трехкомнатную квартирку в спальном районе и «жигуленок» под окнами. Вот и Леня, все старшие классы средней школы упорно малюя пейзажи и натюрморты, ни о чем возвышенном не мечтал и в гении от живописи не стремился. Хотя в Строгановку после получения аттестата поступил легко. Каким бы средненьким портретистом ни был его отец, но нужные связи в среде творческой интеллигенции за долгие годы общения он завел неплохие. И это помогло не только продвинуть сына в институт, но и выбить дополнительное подвальное помещение под мастерскую-студию где-то на Пятницкой.

Пожалуй, худшего для живописца места, чем этот подвал, трудно было придумать. Длинные узкие окна-бойницы под самым потолком помещения — на уровне щиколоток случайных уличных прохожих — были прикрыты грязнейшими толстыми стеклами. Не то что солнечного света, простого естественного освещения днем не хватало, чтобы рассмотреть кончики пальцев на вытянутой руке. Наверное, поэтому внутри студии постоянно горели электрические лампочки, хаотично свешивающиеся с высоты бетонных плит перекрытия на голых шнурках то здесь, то там. Постоянно покачиваясь от вечного сквозняка под потолком помещения, они заставляли неприятно шевелиться причудливые тени от предметов и людей.

Разумеется, место это моментально стало прибежищем не только самих студентов-художников, знакомцев Лени, но и их многочисленных друзей-приятелей, чаще всего ищущих уютное местечко, где можно спокойно, не оглядываясь на милицию, распить бутылочку-другую вина, рассказать во весь голос похабный анекдот, не таясь выкурить сигаретку с анашой. От просторного высокого помещения подвала огромными громоздкими и ветхими шкафами было отделено несколько закутков для любителей уединения. Но в основном массовые посиделки проходили в большом зале студии, заваленном разбитыми стульями, колченогими столами, многочисленными этюдниками «второй свежести», принесенными едва ли не со свалки торшерами, многочисленными тряпками старых портьер, служившими во время рисования драпировками для мебели. Можно было обнаружить здесь и разбитые глиняные кувшины, и покореженный аккумулятор от ЗИЛ-130, и пустые ящики из-под фруктов и вина, и еще много никому ненужных и непонятно как оказавшихся в мастерской предметов. Конечно же, частенько вдоль стен выстраивались разнокалиберные бутылки с пестрыми этикетками. Разумеется, абсолютно, до капельки пустые, снятые с массивного обеденного стола, позаимствованного явно в дворянской усадьбе и скромно притулившегося в самом темном уголочке помещения.

Апофеозом подвальной меблировки был огромный, черной кожи, потертой местами до белизны, диван, громоздившийся на невысоком подиуме у дальней от входа стены студии. Согласно господствовавшей среди студентов легенде, диван этот принадлежал лично Берии, именно на нем он и лишал девственности многочисленных своих несовершеннолетних жертв. А после разоблачения и расстрела «врага народа» и «английского шпиона» исторический диван, пережив множество переездов и сменив не один десяток хозяев, нашел, наконец-то, «правильное» место обитания. Здесь на нем не сидели и не лежали, а разглядывали, как в музее, восхищались и завидовали нынешнему владельцу.

Вот к этому самому владельцу антикварного дивана и подвальной мастерской студенту-художнику Лене серым промозглым осенним днем заглянул на огонек его приятель еще школьных лет Сережа. Зашел он без предупреждения, на удачу, зная, что художника проще застать в любимом многими подвале, чем на занятиях в Строгановке или дома у родителей, где он продолжал проживать вместе с женой. Да, Леню женили, не прошло и года после окончания школы, стараниями родителей с обеих сторон. Впрочем, будучи по характеру мягким, уступчивым и совершенно неконфликтным человеком, сам Леонид даже не подумал сопротивляться такому повороту судьбы. И в глубине души был благодарен прозорливым предкам, лишившим его юношеских метаний за юбками и перманентного спермотоксикоза студенческих лет.

Так что, вот уже почти год неизменной спутницей художника во всех молодежных компаниях была Альбина: девушка чуть выше среднего роста, почти вровень с мужем, грудастая, с хорошо «прорисованной» от природы талией и широкими бедрами, яркая длинноволосая шатенка со светло-табачным, почти желтым цветом глаз. Не то, чтобы она не доверяла Лене или боялась отпустить одного на студенческие пьянки. Просто веселой девчонке, а ныне замужней даме девятнадцати лет от роду, самой нравилось пить вино и рассказывать анекдоты в раскрепощенной веселой компании. А то, что после выпитого и рассказанного непременное возбуждение снимать можно было очень легко и совершенно «законным образом», лишь еще больше привлекало Альбину на такие сборища.

... Поковырявшись в маленьком тайничке, устроенном за навесным почтовым ящиком у отдельной двери, ведущей в подвал-мастерскую, Сережа извлек «золотой ключик», позволяющий доверенным друзьям хозяина посещать студию и в его отсутствие. Такую привилегию за прошедший год успели заслужить очень немногие.

Повозившись с тяжелой, обитой зачем-то жестью и набухшей осенней влагой входной дверью, Сергей тщательно запер её за собой и быстро прошел через мрачный темный тамбур и длинный коридор, обвешанный по стенам кабелями и тонкими ржавыми трубами непонятных коммуникаций, и — остолбенел при входе в зал.

Полубоком к нему почти у самого подиума расположился перед большим полотном Леня. Одетый в заляпанную краской рубаху нараспашку и жутко измятые военного, кажется, образца бриджи с неприличными пятнами в паху и на заднице, художник задумчиво тыкал кистью в холст, потом мазюкал что-то вязкое и неаппетитное на палитре и вновь заторможено, как во сне, касался сотворенного им изображения. Было это действо художника обыденным и ничем не примечательным, и вовсе не оно так поразило Сережу.

На покрытом темной бордовой портьерой кожаном диване возлежала в позе рембрантовской Данаи, ярко освещенная позаимствованным без разрешения с телестудии софитом, абсолютно голенькая Альбина. Именно её соблазнительные формы пытался увековечить на холсте художник и муж.

— Ага, Серый! Привет! Как там на улице, дождит? — оглянувшись на вошедшего, оживился, будто проснувшись, Леня. — Ты, как всегда, во время. Мне срочно надо в Загорск мотнуться. Там по дешевке отдают хорошие кисти и много красок. Только для своих. А Алька ноет. И ехать ей лень, и одной оставаться не хочется.

Леня бросил кисточку в литровую банку с водой, шагнул к стене, возле которой на колченогом стуле громоздилась горкой его повседневная одежда, и принялся резво раздеваться. Был он на удивление рыхлым, пухленьким, с уже образовавшимся животиком, весь какой-то болезненно бледный, несмотря на недавно окончившееся лето. Пляжное времяпрепровождение было совсем не во вкусе художника.

— Дождался бы, пока я оденусь! — буркнула с подиума Альбина, усаживаясь на раритетном диване почему-то широко раздвинув ноги и потирая слегка занемевший бок.

Яркий свет в глаза не давал ей рассмотреть вошедшего в студию, но по разговору мужа с гостем, она поняла, что пожаловал кто-то хорошо знакомый, стесняться которого было ни к чему. Она не впервые позировала мужу обнаженной, и несколько раз на таких сеансах присутствовали их общие друзья.

— Ладно-ладно, чего уж там, — махнул рукой Леня. — Я быстро. Туда и обратно. К вечеру уже дома буду. Ну, то есть здесь, конечно...

И он, уже одетый для выхода в город в брюки, пуловер на голое тело и куртку с капюшоном, исчез в темном коридоре. Через пару секунд гулко хлопнула входная дверь. Похоже, спешивший художник даже не стал закрывать её на ключ.

— Вот так всегда, — пожаловалась брошенная жена. — Ему надо — я тут всегда готова. А если мне, так он уже в Загорск умотал!

Она тяжело соскочила с подиума, подошла, шлепая босыми ногами по грязноватому полу, к разбитому торшеру, служащему вешалкой, и стянула с него коротенький и тонкий халатик веселой голубенький расцветки с аляповатыми крупными алыми цветами. Продевая руки в рукава, оглянулась и, наконец-то, пригляделась к нежданному гостю: — Это ты, Серега! А я думаю — кто пришел? На кого меня Ленька бросил?

И практически не прерываясь, поинтересовалась:

— Ты вино-то принес с собой? Давай выпьем, что ли...

Слегка пришедший в себя от неожиданного зрелища голой жены приятеля Сережа послушно кивнул. Да, и вино у него есть, и выпить он не против.

— Можешь эту дуру выключить?

Альбина голенькой ножкой пнула в сторону продолжающего сиять огнем софита и тут же, не дожидаясь ответа, нашарила под торшером брошенные в разные стороны вьетнамки и неторопливо пошла от подиума в «столовый» угол.

Сережа успел разглядеть и щелкнуть выключателем светильника, обогнать хозяйку дома и выставить на стол две бутылки холодного еще с улицы хереса.

Неторопливо, с аппетитом выцедив полный стакан вина и закурив гостевую сигаретку, Альбина продолжила жаловаться на мужа, благо, как ей показалось, нашла достойные свободные уши.

— Леня, когда обнаженку пишет, на меня, как на женщину, совсем не смотрит. Представляешь? Ему будто все равно — я, шлюха с трех вокзалов или буратина деревянная перед ним. А я, когда голышом рассекаю, завожусь от этого очень. Ну, хочется мне, аж зубы сводит, понятно?

— Угу, — поддакнул Сережа, вновь наполняя стаканы.

У него в голове не очень хорошо укладывался странный стиль семейной жизни школьного приятеля и Альбины.

— Чего «угу»? Мне теперь что же — опять себя пальчиком доводить? Я хочу живой хер, жесткий, толстенький. И чтобы во мне... И до самых печенок продрал...

— А может и я на что сгожусь? — не подумав, ляпнул гость и тут же притих, затаился, опасаясь получить по морде за не во время сказанные слова.

Но Альбина оценила их по-своему. Откинувшись на спинку стула — он аж заскрипел под крепким женским телом — хозяйка пристально вгляделась в Сережу. Тот был немного повыше её мужа и еще не успел обрасти ненужным жирком — поджарый и чуть заметно угловатый.

— А почему бы и нет? — пробормотала она сквозь зубы и тут же во весь голос, твердо и жестко, сказала: — Давай так. Ты меня поимеешь сейчас, но только так, чтобы я кончила. И один раз. Повторения не будет. И язык себе откусишь, если вздумаешь где-то протрепаться об этом.

Альбина встала со стула и резким движением плеч сбросила на пол халатик. Потом наклонилась, опершись локтями в стол. В её милую симпатичную головку не могла придти мысль о том, что кто-то способен отказаться трахнуть такую девчонку, как она, тем более, замужнюю, чужую. Потому она даже не оглянулась на шумно отодвинувшего стул и вскочившего Сережу. А тот, суетливо расстегивая брюки, с удивлением наблюдал, как юная женщина начала ладонью натирать себя между маленькими, аккуратными половыми губками.

— Ну, давай же...

Член Сергея напрягся еще в первые минуты, как гость увидел голую жену друга под ярким светом софитов. А уж во время застольного разговора он болезненно стоял, порываясь повредить молнию на брюках. А теперь, получив вожделенную свободу, пенис закачался гордо и радостно, пустив обильную «слезу» смазки.

Пристроившись позади Альбины, парень ткнулся залупой между её бедер. А обиженная жена Лени ловко поймала влажной ладонью и вставила в себя то, что так хотела получить еще в тот момент, когда поднялась с легендарного дивана, услышав разговор мужа с незваным гостем.

Сережа, прикрыв от удовольствия глаза, закачался туда-сюда в мокренькой горячей глубине, а Альбина подсказала ему:

— Возьми меня за талию, так, чуть пониже, чтобы прямо за придатки и — давай же...

«Какие такие придатки, к чему придатки? » — успел подумать партнер, но потом всякие мысли из его головы испарились, и какое-то время в студии слышно было только возбужденное пыхтение и смачные шлепки мужского лобка о крепкие женские ягодицы. Наконец, молодая женщина, потирая пальцами клитор, начала активнее прежнего подмахивать. От бедер к низу живота прошла легкая судорожная дрожь. Альбина резко остановилась, часто-часто сжимая ноги и тихонько вздрагивая.

— Уф, хорошо, — сказала она, разгибаясь.

Продолжающий стоять член Сережки выскочил из влагалища и обиженно закачался в паре сантиметров от женских ягодиц.

— Тебе-то еще долго? — спросила Альбина, поворачиваясь к партнеру всем телом.

— Не знаю, — растерянно ответил гость.

Перед самым оргазмом хозяйки он, казалось, и сам был готов кончить, но прерванное сношение остудило порыв.

— Ладно, давай так... — предложила чужая жена

Она взгромоздилась попкой на край стола и подтянула повыше широко раздвинутые ножки, давая возможность Сергею подхватить их руками под колени. Сама же, направив во влагалище член, цепко прихватила парня за ягодицы, заставляя проникать внутрь как можно глубже и регулируя ритм движений.

— Только ты уж постарайся недолго, — строго предупредила удовлетворенная женщина. — Не ровен час, припрется кто-нибудь...

Глядя на раскачивающиеся от сильных толчков увесистые груди Альбины, парень постарался ускориться. Похоже, маленький перерыв и смена позы не слишком-то сбили его настрой. Потому что буквально через пару минут партнерша точно ощутила трепетные эмоции предоргазменного состояния мужчины.

— Давай в меня!

Сережка задергался, прижимаясь к лобку Альбины изо всех сил. да и то — самые слабенькие, свечей по сорок каждая. В полумраке туда-сюда сновали пьяненькие и не очень тени каких-то малознакомых людей. Сережка помотал головой, просыпаясь окончательно, и еле слышно застонал! Под горло подкатил комок, спросонья жутко захотелось блевать и ссать одновременно. Стараясь не делать резких движений, чтобы не опозориться перед незнакомыми людьми, гость аккуратно приподнялся с кресла и по стеночке, по стеночке побрел на выход, туда, где в коридоре располагался самый настоящий сортир.

Ему повезло, по дороге никто не наскочил на едва шевелящуюся тушку, не сбил с ног, не заорал диким голосом: «Все смотрите сюда! ». Сережа успел и донес все, что скопил в организме, до унитаза...

Проблевавшись и выпустив, как ему показалось, просто неимоверно огромное количество мочи, гость еще несколько минут стоял над раковиной, вглядываясь в какое-то похабное изображение в тусклом, изобильно покрытом черными пятнышками древнем зеркале. Самочувствие Сергея за это время улучшилось настолько, что он готов был вернуться в общий зал студии, чтобы вместе с остальными ребятами продолжить пить вино и гоготать над анекдотами. Но до стола с выпивкой и немудреными закусками типа порезанных яблок и разломанного на дольки апельсина он не дошел. В первом же от входа закутке Сережа услышал какую-то странную возню и неожиданный, хлесткий звук пощечины. Сам не понимая, зачем он это делает, парень заглянул в небольшую щель между шкафом-стеной и подвешенной к потолку портьерой.

В тесном помещении, причудливо освещенном стоящей на полу настольной лампой, на стуле возле стены сидел Леня с измученным лицом и горящей от удара щекой. Брюки и трусы его были спущены до щиколоток, ноги разведены и между ними горестно висел неуклюжей колбаской средних размеров член. Напротив него, чуть вполоборота к смотровой щели, стояла Альбина в короткой стройотрядовской ветровке и высоких осенних сапогах на каблуке. Кроме ветровки и сапог на юной женщине ничего не было.

— Леня, я хочу трахаться, сношаться, совокупляться, — с занудливостью школьной учительницы наговаривающей диктант, вещала Алька. — Понимаешь? Я хочу е-бать-ся! А у тебя всё висит.

— Ну, я же ик... так уже... два раза, — с трудом выговорил Леня, и наблюдавший за семейной разборкой Сережа понял, что его приятель в дымину пьян.

— А я хочу третий, — продолжала наседать с претензиями жена. — Хочу, чтобы продрало до печенок, чтобы матку навыворот!!!

— Я так... ик... не могу... сейчас.

— Ты думаешь, если не можешь, то я пойду к твоим друзьям? — почему-то возмутилась Альбина, она тоже была изрядно подвыпившей. — К этим крохоборам и мелким пидарасам? Ну, уж нет! Изменять не буду. Я хочу с тобой. В конце концов, ты муж или так кто-то по случаю?

Леня вяло уронил голову на грудь, похоже, засыпая на ходу. Неожиданно рассвирепевшая от такого пренебрежения к себе, жена размахнулась и залепила благоверному оплеуху по другой, пока не пострадавшей щеке. Тот встрепенулся, резко выпучил глаза, просыпаясь.

Альбина, не сгибая колен, резко наклонилась к паху Лени, подхватила двумя пальцами вялый отросток и сунула его себе в рот. Опершись одной рукой о колено супруга, она начала, причавкивая и обильно пуская слюнки, настойчиво сосать член.

Сережа первый раз видел перед своими глазами живьем сцену минета. В их компании сосание было прерогативой дешевых шлюшонок, делающих это за стакан вина, да и то скрывшись подальше от чужих глаз. А тут — жена мужу, и не просто жена, а совсем молоденькая девчонка, которую он трахал несколько часов назад. «Я же с ней не целовался? — лихорадочно попытался вспомнить Сергей. — Нет-нет, просто рачком у стола, а потом спереди... Кажется, даже сиськи толком не пощупал».

Тем временем член Лени во рту супруги из худенькой закорючки превратился в толстенькую сарделечку, но по-прежнему продолжал висеть, будучи выпущен на волю...

— Ну, хоть так, — пробормотала Альбина.

Чуть присев над коленями мужа, она с трудом заправила в себя не до конца отвердевший член и принялась осторожно двигаться вверх-вниз, стараясь не упустить из влагалища ненадежного партнера. Двумя пальчиками одной руки при этом раззадорившаяся юная женщина поглаживала и теребила клитор.

Через пару минут неторопливых мягких движений Леня окончательно задремал, повесив голову на грудь, но его член, похоже, отвердел и встал без участия хозяина. Теперь одной рукой Алька опиралась на вялое плечо мужа, другой продолжала ласкать себя между ног. Движения её круглой попки стали более резкими, размашистыми. А Сережка за занавеской достал из ширинки изнывающий от накатившего возбуждения орган и принялся быстрыми движениями гонять шкурку.

Кажется, они кончили одновременно: задергавшаяся и тут же замершая, сжав ноги, Альбина, сонно застонавший и замотавший головой Леня и Сергей, выплеснувший белесые струи на портьеру, отгораживающую его от супругов.

— Ну, вот, а говорил, что не может, — удовлетворенно пробормотала ненасытная женщина.

Она шагнула в сторону, освободив упавший и сочащийся почти прозрачной скользкой спермой член мужа, довольно похлопала себя по лобку, пошарила рукой где-то в невидимом наблюдателю углу, и вытащила оттуда коротенькую помятую юбочку, покрытую какими-то пятнами то ли от неудачно упавшей закуски, то ли от ранее выпущенной Леней спермы.

Сережка, стараясь двигаться бесшумно, попятился назад, но тут, как на зло, под ногу подвернулась какая-то железяка и предательски загрохотала, как показалась подсматривающему, на весь зал. На самом деле никто, кроме Альбины подозрительного звука возле закутка за шкафом не услышал. А та, высунувшись из-за портьеры, сверкнула в полумраке голыми грудями, прищурилась чуть презрительно:

— Подглядывал, небось?

— Да я так... случайно... — пробормотал смутившийся Сережа.

— Ладно, чего уж там, тебе-то можно, — хихикнула Альбина. — Спустил хоть? Сладко кончать, когда на других смотришь, верно?

Откуда-то из полутьмы огромной мастерской-студии пьяные голоса разгулявшейся компании вразнобой тянули: «Миллион, миллион, миллион пьяных рож... Из окна, из окна, из окна видишь ты... »