В гостях у Ричарда Гронье (Перевод с английского). В гостях у подруги порно Часть 2

Возвращение к Ричарду Гронью.

Жизнь была прекрасна, и продолжала оставаться такой, пока наши дочери не достигли возраста семнадцати и пятнадцати лет соответственно. Лейкемия Карли полностью исчезла, и обе девочки стали здоровыми и талантливыми спортсменками в своих футбольных и баскетбольных командах. Проблем с учебой у них никогда не было, а поведение всегда было безупречным. Наши дети были чудесными, восхитительными. Мы с Лиз постоянно говорили друг другу о том, какая жизнь нам подарила.

В один из ясных и теплых апрельских дней я впервые услышал от моей жены о парне по имени Том Б., который только что присоединился к персоналу медицинского центра. Сначала я слышал его имя только от Лиз.

— Похоже, этот парень считает себя настоящим ловеласом. Он уже подкатывал к Марии, трижды приглашал Алексу на свидание и флиртовал со всеми секретаршами в нашем офисе, — рассказывала мне жена, смеясь.

— Как он выглядит, Лиз? — спросил я, волнуясь. Я потерял полное доверие к Лиз много лет назад и не думал, что оно когда-нибудь вернется.

— Вполне привлекательный на мой взгляд. Крепкого сложения, с квадратной челюстью и темными глазами. Но честно говоря, его высокомерие и агрессивность просто отбивают все впечатление о его внешности! Он ведет себя так, будто достаточно только бросить на женщину один взгляд, и она уже должна падать у него к ногам. Некоторые женщины из старшего персонала уже как-то странно реагируют на него.

В течение следующих нескольких недель я время от времени слышал от жены рассказы о Томе Б.

— Не Том, — сказала моя супруга, — он настаивает на том, чтобы быть «Том К.», можешь поверить?

Похоже, что его агрессивное отношение к женщинам, с которыми он работал, стало проблемой для коллектива — не только шутками, но и нарастающим раздражением.

А потом Лиз просто перестала упоминать Бернардо. Совсем. Когда я однажды спросил о нем, она лишь махнула рукой.

— Он все еще здесь. Мы мало общаемся в последнее время — мы больше не в одной рабочей группе, — голос ее звучал равнодушно.

Когда я попытался вернуться к этой теме и спросить о его поведении по отношению к женскому персоналу, она ответила коротко:

— Мне это не интересно.

Она хотела закрыть этот разговор, поэтому я больше не трогал эту тему. Но меня все равно поражало и беспокоило.

Фраза «обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду» была очень актуальна в моем случае. Я наблюдал за каждым словом, каждым движением Лиз и все больше замечал, что она принимает ту же отстраненную манеру поведения, которая была ей свойственна в первые недели с Ричардом Гронье.

У нее явно было что-то на уме — даже наши девочки пару раз заметили это и подшучивали над ней за столом.

— Может быть, у мамы болезнь Альцгеймера, папа? Нужно ли мы должны поместить ее в дом престарелых? — однажды пошутила Карли.

Карли и Кристина рассмеялись, и даже Лиз слегка улыбнулась. Но я знал, что произошло что-то другое, это не было связано с болезнью Альцгеймера.

Шли дни, недели... Лиз действительно стала немного отстраненной от меня, хотя и по-прежнему нежной. Мы регулярно занимались любовью, и, по крайней мере, иногда она казалась такой же страстной, как раньше. Она все еще интересовалась моей работой, тем, чем занимаются девочки, и жизнью нашей семьи в целом, как это было всегда.

Но.

Но время от времени она начала отлучаться на поздние встречи, порой затягивающиеся до 8 часов вечера. Периодически появлялись телефонные звонки, которые она принимала в кабинете, за закрытыми дверями. Один или два раза это были звонки от коллег-женщин — я знал это, потому что сам отвечал на них, — но я понятия не имел, кем могли быть другие звонившие.

Как-то вечером, после одной из вечерних встреч она вошла в дом с рассеянным и взволнованным выражением лица. Я встал, чтобы обнять ее, но она сказала:

— Давай я сначала приму душ, хорошо, Алан? Я усталая и грязная.

Не обращая внимания на ее протесты, я обнял ее, крепко прижимая к себе и обнюхивая ее волосы. Она явно не мылась с утра; с другой стороны, запаха секса или мужчины не было — она пахла только собой. Я отпустил ее, и она направилась в спальню.

Позже, сидя с ней на кухне, пока она делала себе бутерброд, я сказал:

— Послушай, Лиз, тебя что-то беспокоит? В последнее время ты сама не своя, и я скучаю по тебе. Ты ни о чем не хочешь поговорить со мной?

Она встревоженно посмотрела на меня и сказала:

— Нет, дорогой — просто работа в последнее время стала немного напряженной, но ничего особенного не происходит. Я могла бы обойтись без этих поздних встреч, но когда директор или заместитель директора говорят, что мы все должны быть там, я мало что могу сделать!

Она улыбнулась мне, показывая свою заинтересованность в моем успокоении, и я старался держаться спокойно. Но после того, как она заснула той ночью, я провел несколько часов в гостиной, задумавшись о происходящем. Возможно, стоит снова обратиться к Эрни Маттазолло?

Я был абсолютно уверен в одном. Если Лиз снова изменит мне, то наш брак будет окончен. С этой мыслью я заснул.

Через четыре дня все мои сомнения разразились таким образом, что я и представить не мог. В понедельник утром, когда мы готовились на работу после завтрака, Лиз сказала:

- Дорогой, извини, но у меня сегодня еще одна встреча. Я вероятно буду дома только к 9 часам или около того. Ты сам приготовишь ужин для нас с девочками?

И не дожидаясь ответа, она подмигнула и направилась к своей машине в гараже.

Не знаю что со мной случилось в тот момент - должно быть, что-то во мне сломалось - и я побежал за ней. Когда она села в свой мини-вэн, я вскочил на пассажирское сиденье и с гневным видом посмотрел на нее, ловя ее удивленный взгляд.

- Нет, все НЕ в порядке! Что-то происходит, о чем ты мне не рассказываешь, и я хочу знать черт возьми!

- Алан, - ответила она с искусственным спокойствием и насмешливостью, - это всего лишь поздняя встреча старших руководителей. Я действительно не понимаю, почему ты так возмущен.

- Может быть ты не понимаешь, сколько раз ты уже была на "поздних встречах" или как далеко отдалилась от меня и детей. Ты не честна со мной, Лиз!

— Ради всего святого, Алан, я когда-нибудь давала тебе повод не доверять мне? — моя жена даже не пыталась скрыть свой гнев.

Вот и все. Ее вопрос будто разорвал мой мозг, и все годы самообладания исчезли в одно гневное мгновение.

— Может быть тогда, когда ты раздвигала ноги для Ричарда Гронье?! — крикнул я дико — А может быть теперь, когда ты снова собираешься сделать это с этим ублюдком Бернардо?! Так вот, если это так — можешь попрощаться с нашим браком!

В ярости я вылез из машины и захлопнул дверь. Глянув мельком в окно, я увидел лицо Лиз. Оно был абсолютно белым, ошеломленным и застывшим, с полуоткрытым ртом. Она не издала ни звука, когда я ворвался обратно в дом.

Я носился по кухне, кровь кипела от ярости, моя голова была полна праведного негодования. Как она смеет снова лгать и изменять мне! Что за шлюха!

Прошло, наверное, больше двадцати минут, прежде чем я успокоился и начал осознавать, что натворил. Я раскрыл секрет, который позволил мне сохранить наш брак с Лиз. Весь мой гнев, обида, боль — то, что удерживалось одним лишь чудовищным самообладанием — всё рухнуло в один миг. Я больше не видел последних восьми лет спокойного брака — мои мысли были лишь о ее измене.

Надо ли говорить, что я потащился на работу без особого энтузиазма? Проблемы с концентрацией, безрадостные сцены ближайшего будущего, опустошение во всех смыслах... Неужели я потеряю все сейчас, после того, как прошло столько времени? Придется ли Карли и Кристине пережить развод своих родителей? Позже на смену гневу и боли отчасти пришла грусть. Грусть из-за девочек, грусть о себе, даже немного грусти по Лиз. Но в основном — и с каждым днем все больше и больше — я чувствовал кипящую ярость. Эта долбаная сука! Я действовал с невероятной сдержанностью, буквально УБИЛ себя, пытаясь сохранить наш брак, а она идет и делает это снова!

К ближе к ночи осознал, что не могу просто так вернуться домой. Невозможно было смотреть ей в глаза и поддерживать спокойный разговор. Позвонил Кристине и сообщил, что задержусь, они могут уже обедать без меня.

Приехал к отелю "Хаятта", заселился в номер, заказал сэндвич и пиво и до полуночи уныло пересматривал немые фильмы.

Ближе к полуночи пошел домой, тихонько упаковал свои вещи для нескольких дней - туалетные принадлежности и одежду - в чемодан и направился обратно в отель. К счастью, Лиз крепко спала, не шевельнувшись даже тогда, когда я молча ходил по темной спальне. Все, что я мог сделать - это не разбудить ее своими криками и проклятиями.

На следующий день на работе стало еще хуже. Казалось, что каждый час гнев и злость все больше овладевают мной, разрушая всю концентрацию на работе. Мой мобильный телефон был выключен, а офисный номер переключен на голосовую почту. К 16:00 у меня было семь сообщений. Три из них от Лиз, и я заставил себя послушать первое.

С дрожащим голосом она говорила:

- Дорогой? Ты в порядке? Я так... очень сожалею... про Ричарда. Я не знала, что ты об этом знаешь. Но я клянусь, что между мной и Томом Бернардо ничего не происходит... и с кем-либо еще тоже. Пожалуйста, поверь мне!

- Милый, вернись домой, поговорим. Я так... (тяжелые рыдания) Мне очень жаль... Пожалуйста, вернись домой!

Два других сообщения были примерно такого же содержания. Удалил их со злостью и выругался. Какая ей боль! Сколько приятного!

Вечером я должен был готовить ужин, и я понял, что не могу оставить девочек без еды. Заказал у Джованни пару пицц и большой греческий салат, отнес их домой около 5:30, когда Лиз еще не могла быть дома. Несколько минут поспешил поесть и пошутил с девочками, затем сказал им, что нужно вернуться на работу и вышел из дома. Это была еще одна мрачная и одинокая ночь в отеле "Хаятта".

На третий день я так и не вернулся домой, а к вечеру появилось еще пять сообщений от Лиз. Как под копирку, все они были слезливыми и извиняющимися, и во всех она клялась, что не трахается с Бернардо.

Я просто не хотел с ней разговаривать. Я не хотел слушать ее, видеть ее лицо, даже черт возьми, думать о ней. Поэтому я отправил ей текстовое сообщение, в котором говорилось: «Да неужели? И с какой стати я должен тебе верить? » Я выключил мобильный телефон и двинулся обратно в «Хаятт». На этот раз я даже не стал звонить девочкам — пусть Лиз сама попробует объяснить, почему папа не ночует дома третью ночь подряд!

Наступил четверг, четвертый день моего отсутствия дома, и я понял, что нужно что-то делать. На мне начинали сказываться переутомление и эмоциональное возбуждение. К тому же я безумно скучал по дочерям, хотя мне по-прежнему казалось, что при встрече с Лиз я просто взорвусь. Я уже начал подумывать, не забрать ли девчонок и не пригласить их на ужин без Лиз.

Затем, примерно в 2: 30, в мой офис вошел мужчина средних лет, смутно мне знакомый.

— Мистер Хендрикс? — сказал он — Я Питер Дэниэлсон, юрист Медицинского центра. Мы уже встречались раньше пару раз.

Я действительно вспомнил его по паре встреч с коллегами Лиз и пригласил сесть.

— Могу я закрыть дверь? — спросил он, и я кивнул, ожидая, пока он вернется на свое место.

— Я знаю, что у меня нет юридических оснований просить вас, — начал он, — но все же попрошу сохранить конфиденциальность нашего разговора. Надеюсь, что после того, как мы поговорим, вы всё поймете.

— Ваша супруга попросила меня прийти и провести с вами разговор, — продолжил он. И когда я намеревался ответить, он поднял руку, чтобы остановить меня.

— В Медицинском центре возникла деликатная ситуация, связанная с Томасом К. Бернардо. Она сообщила мне, что у вас может сложиться неправильное представление об этом. Заметьте, я планирую изложить вам все обстоятельства этого дела — и, как уже говорил, убедительно прошу вас сохранять полную конфиденциальность.

История, которую он мне рассказал, стала большим сюрпризом. Бернардо приставал к нескольким женщинам в клинике (в одном случае даже насильно трогал грудь одной из жертв). В данный момент Дэниелсон работал с двумя женщинами, которые заявляли о Лизе о том, что тщательно строят дело против Бернардо. Скрытые расследования выявили факт того, что Бернардо был вынужден покинуть предыдущее место работы из-за угрозы подобных обвинений.

Проблема заключалась в том, что он являлся племянником младшего сенатора из Индианы, и все опасались потенциального скандала, который мог разразиться со стороны его дяди, если ситуация не будет урегулирована надлежащим образом. Питер и его юридическая команда действовали очень осторожно и незаметно, чтобы собрать все необходимые доказательства для свидетельских показаний передачи дела в полицию. Об этом говорилось на последующих встречах с Лиз, поэтому она была так занята и отстранена в течение нескольких недель.

Когда Дэниелсон закончил свой рассказ, я некоторое время молчал. Первое, что я почувствовал — это облегчение и радость. Слава Богу, она больше не изменяла мне! Может быть, мы всё-таки найдём способ разобраться со всем этим?

Но мой восторг длился недолго. Какого хрена она не могла рассказать мне эту историю или хотя бы ее часть? Разве она не доверяла мне достаточно, чтобы понимать, что я буду держать язык за зубами? Напрашивался и еще один интересный вопрос: не пускает ли Дэниэлсон мне пыль в глаза, просто покрывая похождения Лиз? Он и моя жена работали вместе и хорошо знали друг друга — возможно, он просто делал ей одолжение, заставляя меня поверить в эту сказку.

— Почему Лиз не сказала мне об этом? — спросил я его.

— Это было по моей просьбе, мистер Хендрикс, — виновато улыбнулся он — Мы все были немного... ну, честно говоря, параноиками. Поэтому я попросил, чтобы никто не говорил об этом ни единого слова, даже супругам, пока факты не будут обнародованы.

— И когда это будет? — сардонически спросил я.

— В следующий понедельник, — серьезно сказал он — Мы наконец-то собрали все улики, и арест, вероятно, будет произведен к обеду понедельника.

Мне было нечего сказать. Я подумал еще немного, а затем сказал ему, что готов сохранить конфиденциальность.

— Спасибо, — сказал он, вставая со стула — И мне искренне жаль, если эта... ситуация создала проблемы между вами и вашей женой. Она... переживала из-за этого большое напряжение. Некоторые из жертв — ее близкие подруги. Я знаю, что мы все будем рады, когда дело окажется в руках полиции и Бернардо будет уволен.

****************

Когда в тот вечер я вошел в парадную дверь, Лиз стояла в холле в фартуке и явно нервничала. Под ее глазами были темные круги, а напряжение во всем ее теле ощущалось буквально кожей. Мне показалось, что я выгляжу примерно так же.

— Привет, Алан, — приветствовала она меня и подошла для объятий. Мой вид, похоже, изменил ее мнение, потому что она внезапно замерла и пристально смотрела на меня.

— Привет, Лиз, — я прошел мимо нее и повесил пальто в шкаф. — Девочки дома?

— Они наверху за своими компьютерами, — ответила она, когда я зашел на кухню. На плите уже кипел ужин, а стол был накрыт. Я взял пиво и сел за барную стойку.

— Питер Дэниэльсон позвонил тебе? — спросила она нервно.

— Да, он заглянул сегодня, мы поговорили.

В комнате наступило молчание. Лиз мешала макароны на плите, видимо ожидая продолжения от меня.

— Дорогая, я надеюсь... я надеюсь, что он успокоил тебя. Я имею в виду про Бернардо... что между нами не было ничего особенного. Мне очень жаль, что я не рассказала тебе раньше! — Да, я услышал его версию. Что касается успокоения... давай просто скажем, что присяжные еще не вынесли свой вердикт.

Она была потрясена.

— Я не понимаю. Разве он не объяснил про... сексуальные домогательства и эту неприятную ситуацию?

— Да, — спокойно ответил я. — Он рассказал очень убедительную историю. Возможно, она даже правдива. Но я подожду, пока это не появится в новостях.

Лиз открыла рот, затем закрыла его. Я видел, что мое скептическое отношение поразило ее, но меня это не волновало!

После минутного молчания она спросила:

— Ты... ты... ты вернешься домой?

— Я уже вернулся... пока что. Чемодан в багажнике, достану его позже, когда девочки лягут спать. Как они себя чувствуют — что они думают про все это?

— Я сказала им, что ты работаешь над большим проектом и тебе нужно задерживаться на несколько ночей в офисе, но я не думаю, что они мне поверили. Я просто... не хотела вмешивать их в это, по крайней мере, до тех пор, пока мы с тобой не поговорим.

Она умоляюще повернулась ко мне, и я увидел следы слез на ее щеках.

— Алан, пожалуйста, я знаю, что нам есть, о чем поговорить. О... Ричарде Гронье и обо всем остальном. Мне очень, очень жаль. Мне даже в голову не могло прийти, что ты что-нибудь об этом знаешь. Мне так стыдно! — она ненадолго замолчала, тихонько плача в свои ладони, а затем сказала — Но я никогда — никогда! — ничего не делала с Томом Бернардо или с любым другим мужчиной. Клянусь!

Я посмотрел на нее и пожал плечами. Я не был особенно уверен в ее словах.

Ужин был странным и одновременно до странности забавным. Девочки были рады меня видеть и полны любопытства по поводу происходящего. Но, будучи подростками, они не выражали ни одной эмоции напрямую. Они дразнили меня больше, чем обычно — я выглядел старым, у меня был ужасный галстук, почему я больше не занимался спортом — и я наслаждался этим, понимая, что это был их способ восстановить связь со мной.

Их энергия и веселое настроение также помогли скрыть тот факт, что мне нечего сказать Лиз. Я старался игнорировать ее, незаметно для девочек, которые были заняты своими историями и дразнилками.

После ужина я провел немного времени с каждой из девочек, обсуждая их проблемные школьные ситуации и просто упиваясь радостью от общения со своими замечательными дочерьми. И когда они разошлись по своим комнатам, я достал свой чемодан, распаковал, разделся и сразу лёг спать. Я сделал все это, не сказав ни слова Лиз, которая стояла в ванной в ночнушке и расчесывала волосы.

Она с интересом наблюдала за мной, и когда я собирался потушить свет, она заговорила:

— Алан, можно поговорить?

— Не думаю, что у нас есть о чем разговаривать, — ответил я, отвернувшись.

— Но дорогой, мы...

— Как только увижу лицо Тома Бернардо в газете, — я резко перебил ее — и прочитаю все о его аресте, тогда буду готов поговорить. А сегодня я вернулся потому что скучаю по девочкам.

С этими словами я потушил свет. Перед тем как заснуть, услышал ее приглушенный плач.

****************

Все последующие дни до следующего понедельника я изо всех сил старался сохранять спокойствие и быть спокойным хотя бы в присутствии Карли и Кристины. Думаю, это мне удалось достаточно успешно, хотя они не могли не заметить напряжение между мной и их матерью.

Но когда мы оставались наедине с Лиз, моя злость и подозрения буквально взрывались, как только она произносила хоть одно слово. Чтобы не потерять самообладание окончательно, я был с ней максимально холодным и отстраненным, отвечал на вопросы минимумом слов, ясно давая понять, что не желаю находиться рядом с ней. На ее лице отражалась беспомощная боль, но вместо сочувствия у меня возникало еще больше гнева и злости. Коварная женщина, думал я, ты этого достойна! У тебя есть муж, который не верит тебе ни на йоту, а именно ты создала такую ситуацию!

Во вторник утром, когда я заваривал кофе на кухне, Лиз вошла с «Цинциннати Энквайр» в руке. Без слов она передала мне газету и так держала первую страницу, чтобы я видел заголовок:

«Администратор медицинского центра арестован».

На первой странице красовалось черно-белая фотография Бернардо, очевидно взятая из архива. Я взял газету и внимательно прочитал статью. Сексуальные домогательства и сексуальное насилие, четыре предполагаемых жертвы, возбуждено девять обвинений. Его уволили из больницы; он нанял Гранато & Гриви, одну из самых известных юридических фирм Цинциннати, чтобы защитить себя. Бернардо заявил о своей полной невиновности, заявив, что все это было «просто недоразумением». Анонимные цитаты коллег из больницы выражали шок и тревогу: он был таким хорошим парнем, этого никто бы не ожидал, бла-бла-бла.

Я отложил газету и посмотрел на Лиз, которая выжидающе смотрела на меня.

— Что ж, похоже, все это правда, — медленно сказал я — Этот парень, похоже, полный отморозок. Ты можешь сказать мне, кто были жертвами и как у них дела?

К моему удивлению, ее лицо обмякло, и она заплакала, закрыв лицо руками.

На мгновение нежность прорвалась сквозь стену гнева и негодования. об этом, и я не собираюсь говорить об этом сейчас. — Но дорогой, мы...

— Какую часть слова «Нет» ты не поняла, Лиз? Прости, мне нужно готовиться к работе.

Не оглядываясь, я поднялся по лестнице, чтобы побриться и одеться.

****************

ОСТАНЕТСЯ ЛИ РИЧАРД ГРОНЬЕ В ПРОШЛОМ?

Следующие три недели были ужасными. Для меня, для Лиз, и, наверное, для девочек тоже. Они, должно быть, все более недоумевали, почему их родители относились к ним с прежней любовью, но при этом почти не разговаривали друг с другом. И конечно Лиз грустила и страдала, в то время как я был холодным и отстраненным.

Я был безвольным и не мог ничего сделать с собой. Когда я был далеко от нее, например, на работе или в спортзале, я мог размышлять и понимать. Единственный роман, который она имела много лет назад - да, тогда я страдал, потом преодолел это и сохранял наш брак в надежде, что она вернется ко мне. И она... она испытывала любовь ко мне, я знал это, и мы были счастливы уже долгие годы. Я мог так рассуждать до тех пор, пока не приходил домой.

При наших встречах, особенно когда она пыталась установить какую-то близость со мной, меня охватывала ярость. Воображение заставляло меня видеть все отвратительные сцены, которые уже давно перестали возникать в моей голове - Лиз в постели Гронье, изнемогая от возбуждения и блаженства. Ее руки обнимали его шею, а они страстно целовались в губы, погружая свои языки друг в друга... Она прижималась к нему в позе миссионерского секса, задыхаясь от возбуждения, прыгала на нем верхом или опускалась на колени перед ним, сосала его член, ласкала его яйца и улыбалась ему...

Я не мог даже разговаривать с ней спокойно, если только это не был обычный разговор о работе, доме или девушках. Каждый раз, когда она пыталась обсудить свою связь или наши чувства, я чувствовал приближение взрыва и перебивал ее - или просто уходил из комнаты.

Как и восемь лет назад, я снова проводил много времени под душем - только теперь уже не плакал, а кипел от ярости, проклиная ее и строя фантазии о мести. Собрать девочек и просто исчезнуть, оставив ее без денег в кошельке, больше никогда не позволить ей видеть ни одного из нас - все такие мысли посещали меня.

Секс? Не смешите меня. Сама идея прикоснуться к Лиз доводила меня почти до безумия ярости и ревности.

Конечно, она видела, что я не хочу с ней разговаривать — я ясно дал это понять. Тогда она попробовала старую, испытанную временем тактику. Через два дня после публикации в газете статьи о Медицинском центре, когда мы ложились спать, она нежно потянулась к моей руке и погладила ее — невысказанный призыв, значение которого было очень ясным. В наши счастливые годы я всегда был в восторге, когда она проявляла интерес к сексу; я радовался, что не всегда сам брал на себя инициативу, что она тоже испытывала желание. Теперь же мой ответ был прост и категоричен.

— Нет, Лиз, — сказал я, даже не обернувшись. Она убрала руку и молча легла спать рядом со мной.

Через пару ночей после одного из таких отказов, когда я вышел из ванной, она начала разговор, прежде чем я успел залезть в кровать и выключить свет.

— Алан, я люблю тебя, скучаю по тебе, и хочу заниматься любовью. Можно, пожалуйста? — ее голос был тихим и напряженным.

Я был застигнут врасплох и присел на постель, чтобы обдумать ответ. Но она тщетно ждала — мои чувства не изменились и гнев все также пожирал меня изнутри.

— Нет, — твёрдо сказал я наконец, — я не хочу. Я даже не могу думать о сексе с тобой, потому что меня неотступно преследуют образы тебя и этого ублюдка. Это меня бесит... я даже прикоснуться к тебе не могу.

— Но, Алан, — сказала Лиз, заплакав, — это было ВОСЕМЬ ЛЕТ назад! Мы ведь были так счастливы вместе все эти годы! Пожалуйста! Разве ты не позволишь мне сделать это?

Я лишь кивнул, не обращая внимания на ее нежные всхлипывания. Через несколько минут она поднялась, накинула халат и покинула комнату. Я улегся в постель и, удивительным образом, быстро заснул.

****************

На следующий день около 6:30 я вошел в тишину дома и увидел Лиз, которая сидела за столом на кухне и ждала меня. Моя супруга выглядела изможденной и грустной, ее лицо напряжено, а мешки под глазами стали еще более глубокими.

— Карли и Кристина отправились пообедать в Китайский ресторан. Мне нужно поговорить с тобой наедине, Алан.

— Хорошо, — я присел напротив нее.

— Я на пределе, Алан, — прошептала она — Я люблю тебя. Мне очень жаль за то, что случилось между нами, и я не знаю как исправить это или даже как связаться с тобой.

— Когда я сделала эту страшную ошибку... когда связалась с Гронье, ты, должно быть, был чертовски разгневан! Но ты не произнес ни слова. А сейчас, спустя восемь лет, я словно потеряла тебя. Я просто не знаю, что делать.

Я не мог дать ей какой-либо ответ и просто пожал плечами.

— Алан, можем ли мы обратиться к консультанту? Я могу получить рекомендацию от Сары в больнице, не упоминая для кого это нужно. Она знает, к кому обратиться лучше всего — ведь она уже много лет работает в Центре.

На самом деле, я уже размышлял о такой возможности.

— Хорошо. Но это должен быть мужчина. Я хочу поговорить с человеком, который может почувствовать то же самое, что и я находясь в такой ситуации.

— Мне это подходит, дорогой, — она выразительно сказала — Завтра я поговорю с ней. Она протянула руку и взяла мою за свою и я не стал ее отрывать.

— Спасибо.

****************

Себастьян МакЭлруни оказался весёлым и толстым мужчиной пятидесяти лет. Не просто пухлым — он выглядел именно как большой пляжный мяч. У него была румяная кожа и большие челюсти, которые тряслись, когда он смеялся или хихикал. Но в то же время уже через пять минут я смог понять, что он умен и знает свое дело. Возможно, дело было в спокойном и сосредоточенном выражении его лица и живости его взгляда, или в том, как внимательно и чутко он умел слушать. Каким-то образом я знал, насколько серьезно он ко всем этому относится.

После обмена приветстсвиями он спросил нас, почему мы здесь, и Лиз ответила первой.

— У меня... был роман. Восемь лет назад. Я считала, что мой муж не знал об этом. Когда это закончилось... наш брак словно пережил второе рождение. Мы действительно были счастливы — по крайней мере я так думаю. Несколько месяцев назад он подумал, что у меня другой роман, хотя ничего не было — и в гневе проговорился мне, что знает о первом — извините, я имею в виду единственном — романе, который случился восемь лет назад.

— И с тех пор Алан отдалился от меня. Он не хочет говорить со мной о своих чувствах, не хочет позволить мне объясниться и сказать, что я чувствую. И он не... я имею ввиду у нас больше нет близости.

— Я люблю его и скучаю по нему. Я знаю, что чертовски виновата во всём и не знаю, что мне делать, — она откинулась назад и вытерла глаза салфеткой.

— Алан? — сказал Себастьян — А как ты это видишь?

— В значительной степени также. Я... мне тогда удалось справиться со своим гневом. Для меня решение молчать о том, что я знаю, казалось единственным приемлемым вариантом. Я строго придерживался его, и это неплохо сработало. Но теперь... С тех пор, как она узнала, что я знал о ней и Ричарде Гронье — так зовут того парня — весь старый гнев вернулся. Я просто не могу его контролировать, и все время в ярости.

— Хорошо, — произнес Себастьян спустя некоторое время. — Лиз, не могла бы ты рассказать о том романе, как это случилось и почему? Нам не нужны подробности. Алан, пожалуйста, воздержись от комментариев до ее завершения.

Лиз рассказала историю предыдущих событий: ужасный год борьбы с лейкемией Карли, наше изнеможение и отчаяние, а затем чудесное облегчение после ее выздоровления. Она описала, как мы с Лиз старались вернуть свою обычную жизнь и потеряли связь друг с другом. Все это мне было знакомо, но она передала историю таким образом, как я бы делал. Однако история ее соблазнения для меня была новой. Оказывается, Гронье проявил большую терпимость и терпение. Он не спешил привести ее в постель немедленно. Став ее другом, он слушал ее рассказы о болезни Карли, о влиянии этого на нашу семью и о том, как мы с Лиз отдалились друг от друга. Способностями он сумел установить себя между Лиз и мной, заставив ее почувствовать, что он тот, кому она может доверять, тот, кто понимает все ее переживания, в отличие от меня — ее отдаленного и эмоционально недоступного мужа.

— Как долго это продолжалось? — спросил Себастьян смягченно.

— Физической близости не было длительное время. Примерно... около шести недель, я полагаю. Наш первый... наш первый контакт... , — она повернулась ко мне и извинилась: — Я... Извини, Алан.

— Впервые мы оказались вместе... хм... в постели... в конце сентября. А затем... в общем, все закончилось где-то ближе к концу октября.

— Что случилось? — подсказал ей Себастьян.

— Он прекратил это. Просто позвонил мне в рабочее время и сказал: «Эй, это было классно, мы хорошо провели время, но все закончено». Он был жесток. Мне было очень больно. Я чувствовала, что меня ударили в живот. В тот день я буквально подавилась от слез, не понимая, что я сделала не так, где совершила ошибку. А потом в течение следующих нескольких дней я ощущала себя самой глупой на свете. Я чувствовала себя преданной, хотя не понимала, кого я на самом деле предала...

Она взглянула на меня.

— Только через пару недель я начала выходить из этого и осознала, какой идиоткой я была, и как мне повезло, что у меня есть муж. Это было похоже на выздоровление после сильной лихорадки — когда постепенно чувствуешь себя лучше, более похожим на себя, понимаешь?

— Но самое страшное было потом, когда я стала осознавать, что Алан и девочки были со мной все это время... как будто ждали меня, хотя они ничего об этом не знали... как я считала.

Она внезапно замолчала и пожала плечами.

— Не могла бы ты рассказать немного больше о том, как ты себя чувствовала? И во время романа, и затем, после его окончания? — слова Себастьяна были мягкими и сочувствующими, но в то же время серьезными.

— Когда я встречалась с Ричардом, я была почти загипнотизирована. Мне казалось, что во мне живут два разных человека... или что я живу в двух разных мирах... что-то в этом роде.

— Когда мы были вместе... он был чертовски умелым. Я имею в виду, как любовник. И да, это было очень захватывающе... секс с кем-то новым. Так что, когда мы были вместе...

Она взглянула на меня, чтобы понять, как я это воспринимаю. Я сидел неподвижно, тупо глядя на нее. Я чувствовал себя опустошенным.

— Когда вы были вместе... , — подбодрил ее Себастьян.

— Во время наших встреч, — она поморщилась, а затем продолжила — Я просто улетала. Когда его не было рядом... я думала о нём, хотела его, мечтала о том, чтобы быть с ним всё время. Секс с ним заполнил весь мой разум, и я вспоминала о нашей близости постоянно. Он сумел стать не просто моим любовником — в то время мне казалось, что он стал самым близким мне человеком... моим другом... тем, кто меня понимал... почти моим спасителем.

Она повернулась ко мне лицом.

— Я никогда не согласилась бы спать с ним только из-за физического удовольствия, Алан — ни с ним, ни с кем-либо еще. Для меня речь шла о большем, хотя позже я поняла, что для него важен именно секс.

— Вначале наших отношений он был ласковым и заботливым, как любовник. Но потом все изменилось — это стало просто сексом. Хотя тогда я этого не осознавала — только позже до меня дошло, что в его глазах я была просто объектом для удовлетворения... объектом без оплаты. Я была глупой.

Она устало смотрела в пол. Мы ждали продолжения.

— А когда я была далеко от Ричарда дома, я чувствовала холодок внутри. Я не могла понять, почему изменяю Алану. Я все равно любила его и осознавала, что то, что делаю, неправильно — но между мной и моими эмоциями было что-то благодаря чему я не ощущала ничего... словно я была под наркотиками или что-то в этом роде. Я понимала, что это неправильно, но не испытывала никаких чувств.

И когда он спрашивал меня о причинах моего беспокойства или говорил, как он обеспокоен нашим отдалением друг от друга, я... я просто избегала этих разговоров. Я отдалялась от Алана. Предлагая извинения и говоря, что устала или занята работой, я просто отталкивала его. Дома я никогда не позволяла себе серьезно задумываться о том, что происходит между мной и Ричардом или какие могут быть последствия.

На мгновение в комнате стало тихо. Я заметил, что сжал руки на груди и начал дрожать.

— А потом? Когда все закончилось? — подсказал Себастьян.

— Ну, как я уже сказала, это было похоже на выход из состояния лихорадки — словно туман в голове рассеялся. И вновь я почувствовала... то самое забытое чувство. Конечно, главное мучение — это был стыд. Ведь я любила Алана! И всегда считала себя не той женщиной, которая изменяет мужу и рискует своим счастливым браком и благополучием своих детей из-за какой-то безумной страсти.

— Но вместе с тем, я чувствовала невероятное облегчение. Время шло и все было в порядке. Мне просто повезло. Я совершила этот ужасный поступок и каким-то образом НЕ разрушила свой брак и свою жизнь. С каждым уходящим днем я благодарила Небо и была полна решимости сделать все — все, что угодно, чтобы Алан был счастлив со мной. Я просто хотела любить его... заниматься с ним любовью... быть женой, которую он заслужил. Он был так терпелив и добр со мной!

— Итак, я... , — она снова посмотрела на меня — я пришла в себя, я думаю. Я стала уделялять больше времени Алану, мы много занимались любовью, и я искала способы показать ему, как много он для меня значит...

— Мы были счастливы, — подумал я — Я до сих пор думаю, что... мы были счастливы. Вот уже восемь лет я чувствовал себя счастливым и чертовски везучим. До... последней пары месяцев.

****************

Мы ходили к Себастьяну два раза в неделю. Забавно, но мы всегда сидели на одних и тех же стульях — я слева — и рассказывали свои истории. Когда подошла моя очередь, мне не пришлось говорить о болезни Карли или ее последствиях, но я рассказал ему о все более отстраненной и рассеянной манере Лиз и ее периодической уклончивости.

Затем я рассказал ему о дне, когда она притворилась, что не знает, кто такой Ричард Гронье, и как сильно это встревожило меня.

— Поэтому я нанял частного детектива — и он получил то, о чем я просил. Фотографии и аудио.

Лиз ахнула, и я повернулся к ней. На ее лице читался ужас.

— Я никогда не слушал эти кассеты, — сказал я — и никогда не видел фотографии. Я знал, что не смогу — никогда не смогу пройти через это, если я это сделаю.

Я снова обернулся к Себастьяну.

— Просто фантазировать было неудовлетворительно. Я ощущал гнев... Это было нечто, что я никогда раньше не испытывал. Я проводил долгое время под душем, чтобы насладиться одиночеством. Там я плакал, прислонившись к стене, или строил мстительные планы. Например, убить их обоих — зарезать или задушить, или вытащить их из номера отеля голыми на улицу, на парковку. Много размышлял я также о том, чтобы столкнуться с Лиз — заставить ее признаться перед детьми или перед ее родителями во время трапезы в честь Дня благодарения.

Лиз сидела рядом со мной, бледная как полотно.

Себастьян тихо проговорил:

— Должно быть, это было ужасное время для тебя. И все же ты не возразил ей, не потребовал развода. Ты обдумывал эту возможность?

— Конечно! — засмеялся я — Даже приходила мысль забрать детей и исчезнуть, переехать в другой штат. Но... Девочки. Ты знаешь, я сам пережил развод родителей — они расстались, когда мне было десять лет, и это было ужасно. Ужасно страшно. Они оба были злы друг на друга и перестали быть для меня, моего брата и моей сестры нормальными родителями. По сути, они вели себя как двое ребенка, а мы трое просто оказались посередине... К тому времени, когда начался роман Лиз, развелись еще и мой брат со своей женой, и я видел, как их дети проходят через то же самое. Я просто не хотел этого делать с Карли и Кристиной. Как я мог? Особенно после того, как Карли так серьезно заболела... Поэтому я решил приложить все усилия, чтобы спасти наш брак. — Но ты мог бы поделиться всем этим с Лиз и настоять на том, чтобы она прекратила связь,- сказал Себастьян.

— Я... я просто не думал, что это сработает. Не был уверен, что смогу сдержать свой гнев. Я просто видел те недели и месяцы, когда она пытается загладить передо мной свою вину, а я даже не собираюсь с ней разговаривать... , — я иронично улыбнулся — Что-то вроде того, где мы сейчас находимся.

— К тому же, — продолжил я — я знал, что не смогу поверить ни единому ее слову. Допустим, она сказала мне, что любит меня, или затащила меня в постель — как я мог ей доверять? Как я мог знать, что она действительно хочет меня, а не просто надеется, что я не дам ей пинок под задницу?

Я должен был увидеть, пусть со временем, что она действительно чувствует ко мне то же самое, что и во все годы нашего брака.

— И я притворился. Я играл любящего мужа и держал в себе гнев и отчаяние. За исключением душа. Я просто ходил на работу, приходил домой и готовил ужин, заботился о детях — даже время от времени занимался сексом с Лиз. Именно сексом, потому что я бы не назвал это занятиями любовью.

Рядом со мной тихо сидела Лиз, бледная и опустошенная.

— И твой план состоял в том, чтобы переждать и просто смириться с этим, пока роман Лиз не закончится?

Время честности. Собирался ли я сказать правду?

— Нет, — помолчав, произнес я — Я пошел к Гронье, показал ему одну из фотографий, сделанных для меня детективом, и пригрозил ему. Я заставил его позвонить Лиз и прекратить это. И был вместе с ним, когда он это сделал.

— Боже мой, — тихо сказала Лиз и заплакала.

****************

— Итак, давайте пока подведём некоторые итоги, — сказал Себастьян. Мы встречались с ним три недели.

— Прежде всего, у меня нет никаких сомнений в том, что Ричард Гронье был опытным и искусным соблазнителем. Он хорошо разбирался в этом деле и, безусловно, уже делал это неоднократно. Он был терпеливым и хитрым, умело притворяясь ее другом и защитником. В рассказе Лиз я не услышал ни одного слова, чтобы предположить, что она изначально планировала изменить своему мужу.

Я начал перебивать его, но он поднял руку.

— Это не значит, Алан, что Лиз не виновата — вовсе нет. Измена — это измена. Просто если вы оба хотите двигаться вперед, то лучше видеть все аспекты этой ситуации и понимать ее насколько возможно полно. Ричард изначально стремился к интимными отношениям с ней — для этого он стал ее другом и человеком, которому можно доверять, чтобы со временем соблазнить ее.

— Теперь о твоем поступке. То, что ты сделал — достойно уважения, Алан. Тебе удалось преодолеть свою собственную боль, чтобы подумать о том, что будет лучше для ваших детей. Ты поставил их на первое место. Я не до конца уверен, что твоя стратегия была оптимальной, но я вижу, что в то время ты действовал исходя из своих чувств. И это реально сработало. Вы оба говорите о том, что последние годы вашего брака были счастливыми.

— Однако, Алан, твой план позволил восстановить какую-то равновесие для тебя, возможно, неосознаваемое или только частично осознаваемое сейчас. В некотором смысле боль в ситуации, когда тебя обманывают, заключается в том, что жена скрывает от тебя значимую часть своей жизни. То, что ты сделал, позволило как бы перевести стрелку на Лиз: ее секрет раскрыт и на этой основе была создана основа для твоей личной тайны. Теперь ОНА была в неведении — ты знал о ее романе, а она не знала, что ты в курсе.

Я кивнул. Я и так знал это, хотя никогда не видел так ясно, как только что обрисовал Себастьян.

— Я предполагаю, что на время невероятно болезненного периода ее романа и его последствий, именно эта сила, это тайное знание было частью того, что поддерживало тебя, не давая развалиться, — он немного наклонился вперед — Опять же, в этом нет ничего плохого. Этот роман мог разрушить вашу семью, но ты нашёл способ сохранить её. Это было смело и проницательно.

— Но никто из вас не рассказал мне о том, что произошло два месяца назад. Что изменилось, Алан? Почему вы раскрыли свой секрет Лиз после стольких лет?

Я рассказал ему о ситуации с Томом К. Бернардо, о новых неделях, в течение которых Лиз была далека от меня, и о том, как я забеспокоился, что она снова мне изменяет.

— Я бы ничего ей не сказал, — сказал я ему — Но однажды утром я пожаловался ей на все её так называемые поздние встречи, и мы поссорились. Она сказала то, что просто не имела права говорить, и я просто огрызнулся — в одно мгновение. Восемь лет самоограничения — и все это исчезло в один миг.

— Что она сказала? — тихо спросил Себастьян.

— «Я когда-нибудь давала тебе повод не доверять мне? »

В комнате воцарилась долгая тишина. Я слышал, как тихо жужжит кондиционер. Затем Лиз сказала:

— Теперь я вспомнила. Когда я произнесла их, за долю секунды до того, как ты ответил, я поняла, что сказала, и мне стало стыдно.

— Я не смог остановиться. Я сбросил на нее эту бомбу... Гронье... — и сказал ей, что, если она сделает это снова, с Бернардо, наш брак просто рухнет. После этого я просто убрался оттуда, — я пожал плечами — Вот и вся история.

Во вторник днем я поднял голову, когда услышал, как открывается дверь моего кабинета. Я был приятно удивлен, увидев Карину и Кристину с их сумками для книг.

— Привет, папа, можешь выделить нам минутку? — спросила Карина.

— Конечно, дорогие мои! — я поцеловал обеих девочек, и они уселись на мои офисные стулья.

— Расскажите, чем обязаны такому радости? — весело спросил я. Они редко заходили ко мне в офис, потому что им не интересна моя работа.

К моему изумлению, девочки обменялись взглядами, а затем Кристина поднялась и закрыла дверь.

— Что происходит между тобой и мамой? — тихо спросила меня Карина.

— Что ты имеешь в виду?

Карина покатила глазами.

— Будь честным с нами, папа. Мы уже не дети. Уже почти два месяца вы почти не разговариваете друг с другом. Ты злишься, а мама просто грустит. Несколько раз мы слышали, как она плачет в гостиной ночью. Так что да, с вами что-то не так!

— Вы собираетесь развестись, папа? — спросила Кристина. Они обе сидели неподвижно, серьезно глядя на меня.

— Нет, это не так, — я почти сразу же ответил. Но это было ложью. Я не знал, разведемся ли мы или нет. Однако интуитивно я понял, что правильный ответ только усугубит их беспокойство. Если мы все-таки разведемся, им придется с этим справиться в любом случае. Сейчас нет необходимости расстраивать их.

— Тогда почему между вами холодная война, папа? Что происходит? — спросила Карина. Она недавно начала изучать историю 20-го века, и честно говоря, эта аналогия меня поразила.

— Иногда... иногда брак проходит через трудные времена, Карина. Я не буду отрицать, что это трудный период для нас с мамой. Но мы работаем над тем, чтобы пережить его и будем продолжать работать, пока не разберемся со всем окончательно.

— Но почему ты так зол, а она все время плачет?

— Дорогие мои девочки, я не могу говорить с вами о деталях наших проблем. Они между вашей мамой и мной.

Я встал и обошел свой стол, присев на корточки между стульями и положив руки им на плечи.

— Мне жаль, что мы с мамой... не ладим, и еще больше жаль, что это отражается на вас. Вы просто должны в нас верить. Мы оба любим вас, и... , — я остановился. Я собирался сказать: «... и мы оба будем рядом, что бы ни случилось», но эти слова могли бы быть ошибкой.

—... и мы собираемся решить наши вопросы, она и я. Вам лишь придется немного подождать.

— Папа, просто расскажи нам, что случилось. Мы знаем, что ты любишь маму. Что же такого серьезного могло случиться, чтобы так так злился? — попробовала настоять на своём Кристина. Я улыбнулся и медленно встал — мои колени убивали меня.

— Извини, Крис. Никаких подробностей.

Я схватил ее за руку и заключил в объятия.

— Но я отведу вас обоих через улицу в Starbucks и куплю вам один из тех отвратительных гигантских мокко-латте-фраппациниссимо, которые вы так любите!

Я быстро сохранил файлы, над которыми работал, схватил свой портфель и весело выгнал своих девочек из офиса, надеясь, что я их успокоил, и задаваясь вопросом, есть хоть немного правды в том, что я им говорил.

****************

Пятая неделя с Себастьяном.

— Лиз, чего ты хочешь? Чего ты надеешься добиться от нашей совместной работы?

— Я хочу, чтобы Алан вернулся, — просто сказала она — Я хочу, чтобы наш брак вернулся. Счастливый, любящий брак, который у нас был с самого начала, а затем и снова, в течение почти восьми лет.

Она обратилась ко мне.

— Я совсем не знаю, как вернуться туда, связаться с Аланом или понять, что он хочет от меня.

— А ты, Алан? — Себастьян задумчиво посмотрел на меня.

— Я... я не знаю. Понимаешь, в моей голове все просто: я хочу оставить в прошлом этот беспорядок, помириться с Лиз и быть опять счастливым. Но ничего из этого не происходит, Себастьян, и я не знаю, как это сделать. Я злюсь, обижен, преданный и разгневанный — становится только хуже.

Секунду Себастьян задумался.

— Если ты мог ее простить тогда, когда боль была свежей и сильной, то почему не можешь сделать это сейчас? В конце концов, Алан, ты получил то, чего желал. Как ты сам говорил мне ранее, она доказала свою любовь и преданность только тебе.

— И ты ни разу не изменяла мужу со времени исчезновения Ричарда? — спросил я уверенно Лиз. Она прямо смотрела на меня, и я ей поверил.

— Абсолютно. Я даже не обращала внимания на других людей с тех пор, как Ричард пропал, — ответила она. Ее голос звучал решительно.

— Не знаю, Себастьян, — вздохнул я. — Много раз думал об этом. И все, что ты говоришь, верно. Только... Все эти проблемы с Томом Бернардо заставляют меня пережить все это заново. Боль, которая была погребена в прошлом, вернулась и снова накрыла меня. Казалось, меня уже когда-то мучили — и теперь опять заставляют пройти через это испытание.

Я замолчал.

— Однажды я читал мемуары парня, которого дважды подвергали пыткам. Он был бывшим агентом ЦРУ. Первый раз пытки продолжались шесть дней, но он не сдался и ничего не выдал. Его научили сопротивляться пыткам, и несмотря на ужасную боль, он справился с ними.

— Но затем, примерно четыре года спустя, его вновь схватили и пытали во второй раз. И он продержался не более двух часов, прежде чем выдать все секреты. Позже он говорил, что, уже пройдя через этот ад однажды, и зная, чего ожидать... он просто не смог противостоять этому во второй раз.

— Я думаю подобное сейчас происходит и со мной. Во второй раз, с Бернардо, когда я подумал, что она снова обманывает меня, изменяет мне... Я просто сломался.

Господи, как мелодраматично это прозвучало. Но в тот момент я действительно чувствовал именно такие эмоции.

— Лиз нужно как-то компенсировать это тебе? Ты ждешь извинений, которые она еще не принесла? Или какого-то искупления? Она заслуживает большего наказания, чем получила?

— Нет, я... я знаю, что она страдает. Мне иногда больно за нее, и я хочу ее утешить. И тогда приходит ярость! Она сделала это с нами, это она трахнула кого-то другого — какого черта мне нужно заставлять ее чувствовать себя лучше?

Лиз сидела рядом со мной с сухими глазами, но выглядела очень грустной. Ее голова была опущена; она даже не взглянула на меня.

— Хорошо, забудь ее на минутку, Алан. Что насчет тебя? — Себастьян подался вперед — Если ты представишь свою жизнь через год, как она будет выглядеть?

— Это легко... Я вижу себя рядом с Лиз и нашими девочками. Мы вместе и счастливы, как раньше, как всегда.

— И это то, чего ты хочешь? Это та картина, которую ты хочешь воплотить в жизнь?

Я медленно кивнул.

— Тогда я спрошу тебя еще раз — что должно произойти? Что нужно сделать Лиз? Что тебе нужно сделать?

Я покачал головой, чувствуя себя полностью несчастным.

— Не знаю, что делать.

****************

Раннее субботнее утро и еще один длительный душ. Я поднялся и приготовил кофе, но аппетита не было. Лиз все еще лежала в постели; девочки будут спать еще пару часов.

Сегодня утром я не испытывал злости или ярости - только грусть. И тогда струи воды нежно обрушились на меня, промывая лишние мысли из моей головы.

Внезапно я ощутил сквозняк, когда дверь душа открылась и закрылась за мной. Я повернулся и увидел Лиз, раздетую, со слезами на лице, приближающуюся ко мне.

— Лиз, нет, я...

— Алан! — я попытался отдержать ее на расстоянии, но она решительно оттолкнула мои руки и обхватила меня, крепко прижимаясь к моему телу. Минуты шли, но она не выпускала меня.

Из-за ее плача я долго не мог разобрать слова, которые она шептала мне на ухо.

— Верни меня, пожалуйста, верни меня, — прошептала Лиз, запыхавшись и отчаянно держась за меня, словно тонущий пловец цепляется за обломок плавучего дерева. Ее судороги передались мне, и я без раздумий окунул нас под горячую воду. Обнимая ее, я медленно гладил ее спину, шептал "шшш" в ее волосы.

Казалось, время остановилось, когда мы медленно качались вместе; ее судороги и рыдания постепенно утихали, а ее шепот затих. Я держал ее и ласкал ее мокрое тело, чувствуя, как она нагревается. Наконец, когда она успокоилась, я отстранился и улыбнулся, видя ее неуверенный взгляд. В этот момент рушились все барьеры внутри меня и я поцеловал ее.

Страсть, с которой она ответила, заставила меня задохнуться, и наши тела соединились под хлестающими струями горячей воды. Когда мы разорвали объятия, она снова разрыдалась, обнимая меня крепче, чем когда-либо в моей жизни.

Слова были излишними. Одним рывком выключив воду, я вытащил нас обоих из душа и обтёр, пока Лиз все еще цеплялась за меня. Затем я поднял ее на руки и отнёс обратно в постель, упав рядом с ней. Не в силах сдерживаться, я целовал ее груди, гладил ее киску, в то время как она жарко стонала мне в ухо.

Перевернув ее на спину, я лёг на нее и проник в её влажную киску одним сильным ударом. Лиз вскрикнула от восторга. В то же мгновение мы начали биться друг о друга, безумно стонать, целоваться и сосать языки друг друга. Это было невероятно захватывающе. Не потребовалось много времени, чтобы мои яйца сжались, когда я накачивал спермой свою жену. Лиз сцепила ноги у меня на спине, вскрикивая и вбивая своё тело в меня. Мы колотились друг о друга в самом сумасшедшем оргазме в нашей жизни.

Какое-то время мы не могли пошевелиться. Когда наше дыхание вновь стало ровным, я повернулся на бок, потянув ее за собой, чтобы оставаться внутри нее. Мы улыбнулись друг другу, и я нежно поцеловал ее в губы, прижимая к себе.

Лиз хотела что-то сказать, но я остановил ее, приложив палец к ее губам.

— Сегодня вечером, — сказал я — И так каждый день, пока мы можем справиться с этим.

Она посмотрела на меня мгновение, затем нетерпеливо кивнула с широкой улыбкой на лице, и мы поцеловались еще раз. Через несколько минут мы заснули в объятиях друг друга.

— Себастьян, — сказал я его автоответчику — это Алан Хендрикс. Мы с Лиз решили изменить наши планы на эту неделю. У нас возникли некоторые неожиданные обстоятельства, и мы не можем встретиться в ближайшее время. Но мы обязательно свяжемся с тобой, когда будет возможность для новой встречи. Большое спасибо за понимание.

Прошлая ночь была полна приключений. После скорого ужина с пиццей Карли и Кристина отправились в кино, а мы с Лиз безмолвно ушли в спальню.

Мы быстро избавились друг от друга одежды и начали целоваться. В то время как она ласкала мой член, я стал сосать ее соски, и вскоре она просила меня о пощаде. Лиз была очень возбуждена.

Я присел и сказал:

— Я хочу, чтобы ты что-то для меня сделала.

Она кивнула, и я продолжил:

— Ты будешь мастурбировать для меня? И позволишь мне наблюдать?

Сначала она показалась застенчивой, но потом спросила:

— Ты не мог бы выключить основной свет и оставить только ночник?

Я выполнил ее просьбу, и Лиз устроилась удобно на спине, начиная медленно прикасаться к себе, улыбаясь мне. Между тем я сидел на краю кровати и наслаждался зрелищем. Одной рукой она ласкала соски, а другой — ласкала свою промежность. Я дрочил свой член, чтобы она видела, как я это делаю.

Дыхание Лиз становилось все быстрее, и ее пальцы фокусировались на клиторе, который она стимулировала все интенсивнее и интенсивнее. Она неотрывно смотрела на мои движения рукой по члену. Я был возбужден до предела, наблюдая за выражением ее лица. И в конце концов она начала испытывать оргазм, ее бедра подпрыгивали на кровати в конвульсиях блаженства.

— О! Ооо! Да... Вот так... — ее голос затихает, пальцы замедляются, и она мечтательно улыбается мне. — О, это было... подойди ко мне!

Она потянулась ко мне, и я в одно мгновение оказался на ней сверху, сильно вбив свой член в ее тело. Я был безумно возбужден, так что нам удалось жестко потрахаться всего несколько минут, прежде чем я выстрелил в нее своей спермой, потерявшись в собственном удовольствии и лишь смутно осознавая, что стону ей в шею.

Мы пролежали вместе некоторое время, может быть, полчаса, не разговаривая, почти не двигаясь. Затем мои руки начали бродить по всему телу Лиз, нежно исследуя ее, и в мгновение мой член вновь налился возбуждением.

На этот раз я опустился между ее ног и стал страстно лизать ее киску, двигаясь от нежных складок к клитору, вверх и вниз. Лиз бессвязно пробормотала: «Алан! Я вся... », но не остановила меня. Я облизывал ее и свои соки, зная, что не поедал ее дырочку после секса много лет, вероятно, с первого года нашего брака.

Она тихонько стонала, вращая бедрами, чтобы получить мой рот там, где хотела. Когда я почувствовал, что она очень близка к тому, чтобы кончить, я отстранился и сказал:

— Прокатишься на мне?

Она ездила на мне жестко, почти десять минут, иногда подпрыгивая, иногда наклоняясь вперед, чтобы покормить меня своей роскошной грудью. Дважды я сильно прикусил ее сосок, и оба раза она кончила, а ее киска крепко сжимала и выдаивала мой член. Когда я наконец разрядился в нее, я так громко закричал, что вместе с оргазмом испытал неимоверную радость оттого, что девочки вышли из дома.

Это была самая жаркая ночь с момента нашего медового месяца. Лиз почти сразу отключилась. Я пошёл в душ и не уснул, пока девочки не вернулись домой.

Удивительно, но именно так все наладилось. Следующая ночь была яркой и спокойной. Девочки спали в своих комнатах. Лиз подошла ко мне на колени и страстно занялась оральным сексом, не отводя глаз от меня. Когда я приближался к оргазму, я попытался отодвинуться, но она удержала меня за задницу и продолжала стимулировать мою мошонку губами до тех пор, пока я не кончил в ее рот.

Затем моя жена легла на кровать, раздвинула ноги и я начал кунилингус, доставляя Лиз три оргазма.

На следующий вечер Лиз начала дразнить меня за ужином. Она подняла ногу и потерлась ею об мое бедро, одновременно интересуясь жизнью девочек и хитрым взглядом обращаясь ко мне. В эту ночь мы занимались сексом более получаса в пяти различных позах, заканчивая тем, что я сильно стукнулся о ее бедра и кончил глубоко внутри Лиз.

Следующие одиннадцать дней мы занимались сексом по крайней мере раз в день, прерываясь только на ее месячные. Она предложила мне кончать в ее рот во время этого периода, но я улыбнулся и сказал, что готов сделать перерыв!

В один из этих дней, лежа в моих объятиях после страстных сексуальных игр, Лиз посмотрела на меня и спросила:

- Дорогой, нам еще нужно обсуждать? Ну... про это? Про наш роман?

Я улыбнулся и покачал головой.

- Себастьян замечателен, но больше я не чувствую необходимости в таких отношениях. Это то, что мне нужно, Лиз. Восстанавливать наш брак таким образом - без слов.

Она улыбнулась и кивнула, затем поцеловала меня в грудь и прижалась ко мне, закрыв глаза.

****************

Однажды в субботу я заехал за Кристиной и парой ее подружек в торговый центр. У Карли уже были права, и она уехала куда-то со своим нынешним парнем, Энди. После того, как мы высадили всех друзей Кристины и отправились домой, она сказала:

— Кажется, вы с мамой все уладили.

Я улыбнулся ей.

— Ты так думаешь?

Она закатила глаза.

— Ты что, шутишь? Вы все время касаетесь друг друга или бросаете друг на друга нежные взгляды на протяжении всего ужина... Черт возьми, снимите номер в мотеле!

Она смеялась, и я засмеялся вместе с ней и сказал:

— Да, я думаю, все изменилось к лучшему. Брак — это работа, Крис. Иногда бывают тяжелые времена, и это нелегко преодолеть, но похоже, что мы с мамой почти у до цели.

С саркастическим преувеличением она сказала:

— Спасибо за урок жизни, Учитель. Я обязательно запишу эту фразу в моей Книге мудрых изречений!

Затем она снова засмеялась, и я увидел, что ей стало легче.

****************

Когда мы пришли к Себастьяну в последний раз, он был удивлен и впечатлен. Это было примерно шесть недель спустя.

— Похоже, что все определенно идет хорошо! Хотите рассказать мне об этом?

Я просто улыбнулся. Лиз немного покраснела и сказала:

— Мы... много занимаемся сексом. Почти каждый день в течение нескольких недель. Боже, это похоже на то, что мы вернулись в наш медовый месяц! Алан... это так здорово! С любовью и радостью. Похоже наваждение спало, и мы просто наслаждаемся друг другом.

Себастьян повернулся в мою сторону и произнес:

— Я вижу, что у обоих у вас произошли перемены. Лиз выглядит просто сияющей, а ты кажешься более расслабленным. По-настоящему, ты даже стал моложе — словно с твоих плеч спал тяжелый груз.

Я пожал плечами.

— На нашей последней встрече ты спросил меня, что нужно сделать, чтобы улучшить наши отношения с Лиз. Тогда я не знал ответа. Оказывается, это не зависело от слов. Напротив, было слишком много слов и размышлений — но почти не было страсти... Извини, Себастьян.

Он улыбнулся.

— Это слово я слышал раньше.

Затем он сказал:

— Все хорошо? Нет нужды возвращаться к прошлому?

Я и Лиз посмотрели друг на друга. Она покачала головой и сказала:

— Я так не думаю. Кажется, мы наконец-то наладили отношения и чувствуем себя хорошо друг с другом.

Она взяла меня за руку, и я нежно ответил на ее жест.

— Мы знаем, что всегда можем обратиться к тебе, — сказал я, — но сейчас у нас просто нет такой необходимости.

У двери он крепко пожал мне руку, а Лиз поцеловала меня в щеку.

— Удачи вам обоим, — сказал он. — У меня есть хороший предчувствие относительно вашего будущего.

— Спасибо, — ответил я. — Думаю, у меня тоже.