Натура

Осенью загорелый, взрослевший Куриный вернулся в Петербург. Он появился неожиданно и радостно, как всегда. И формула "Таня+Леша=любовь!" возродилась, словно новый хвостик у ящерицы. А Митя послушал совет сестры и присоединился к заводскому художественному коллективу. Впрочем, это был уже настоящий театр - Народный театр, где все было организовано на высоком уровне. У них было все необходимое, включая костюмы и макияж. Двое студентов из театрального института, Саша Рожков и Володя Котов, занимались с новичками отдельно и обучали пантомиме, пластике, танцам, фехтованию на рапирах и сценическому движению.

Они репетировали усердно до поздна и дружно играли небольшие сцены из классических пьес. Эстрадные номера были добавлены в программу и иногда даже показывались зрителям по билетам. Было много желающих заниматься творчеством, в том числе и девушки.

Митя уже неплохо играл на гитаре, а сейчас перед ним были педагоги и фанаты. Он выучил "Дом восходящего солнца" и несколько популярных хитов от Битлз. Как только он начинал: "Is there anybody going to listen to my sto-ry..." - девушки не могли не обратить на него свое любопытство.

Например, Наташа, дочь начальника цеха - улыбчивая, аккуратная и невысокого роста девушка, которая немного полноватая, но с прекрасной фигурой. Митя видел ее во снах и она соответствовала всем его эротическим фантазиям.

На занятиях по сценическому движению молодежь одевалась в трико. И конечно же, в такой вызывающей одежде бюст Наташи был явно заметен. Митя не стеснялся проявлять свой положительный интерес к этой соблазнительной картине. Он подмигивал и улыбался, а в своем развязном воображении наслаждался мыслью о романтических приключениях с ней. Наташа, конечно же, заметила его интерес, но, как это обычно бывает у девушек ее возраста, она притворялась равнодушной и даже казалась обиженной такими слишком откровенными и пылкими молодежными устремлениями.

Однажды, Эльфа Францевна передала Мите записку с неизвестным номером телефона и именем: Надежда Егоровна Духанина.

— Зачем? – поинтересовался Митя у матери. — Какое дело?

— Она не сказала. Сказала, что дело "срочное" — так она сама выразилась.

— Никому звонить не буду! — решил про себя Митя. — Пожаловалась, наверное, на меня отцу, а я ничего плохого не сделал. Я даже пальцем ее не трогал! Ясно? И передайте ей, чтобы она… Да зачем я вообще оправдываюсь, как будто я преступник! Мне все равно на вашу дочь! Понятно? Мне все равно!

Но тут зазвонил телефон.

— Митя, тебя вызывают к телефону Эльфы Францевны.

— Кто?

— Та – женщина.

— Да? — Митя взял трубку.

— Здравствуйте, молодой человек.

— Добрый день… — Митя в одно мгновение потерял весь свой гнев.

— Почему не звоните? Разве Эльфа Францевна не передала наш номер?

— Нет, — солгал Митя.

— Ааа…не успела, наверное.

— Я только что пришел…

— Тем лучше.

У Мити начали потеть ладони.

— Митя… Могу ли я называть вас так?

— Конечно. Я – Митя!

В трубке послышалось хихиканье.

— У вас выразительный голос. Я даже знаю, что вы поете на английском.

— Стараюсь, но…

— Похвально. Итак, дорогой Митя, у нас к вам большая просьба…

— Митька – балбес! – крикнула Инга из ванной. — Не занимай телефон! Мне из пароходства должны позвонить! Давай… закругляйся!

— Алло! Ты тут, Митя?.. – поинтересовались из трубки.

— Да… сумасшедшая… одна тут, не обращайте внимания. Вашу историю я внимательно слушаю, эээ…

— Надежда Егоровна.

— Егоровна… ой, простите…

— В общем: приходи к нам завтра – домой, в нашу квартиру… в шесть часов, например. Подходит?

— Добрый вечер.

— Здравствуйте! – в ответ послышалось приятное хихиканье.

— Чем могу помочь? Что случилось?

— Дело в том, что у Натуси скоро экзамены, и ей срочно нужна ваша фотография!

— Какая фотография?

— Ваша фотография, конечно! Наташа учится в Мухе, вы же не знали?

— Нет. Или, может быть, да...

— Она нервничает, выбрала именно вас – тебя... ээ... для позирования.

— Позирование?

— Нужны натуральные черты, особенности характера...

— Ого, кто-то получит по шее! Инга приняла боевую стойку и напряженно ожидала удара.

Телефонная трубка перестала гудеть и замолкла на несколько секунд.

— Завтра – суббота, — думала Наташа. – Буду одна дома и должна подготовиться.

Ароматная пена для ванны сама по себе вызывала возбуждение. Пузырьки лопались на коже, играя всеми цветами радуги, создавая атмосферу радости и спокойствия, а также предвкушения чего-то особенного.

Наташа гладила свое упругое и соблазнительное тело – и возбуждалась...

— Да, у меня есть жених, — мысленно размышляла Наташа, массируя основание языка пальцами. — Но он такой скучный! Антон Губанков – известный и уважаемый доктор наук! Но какой он зануда, всегда все дотошно проверяет!

Лицо девушки скривилось от недовольства, словно она откусывала кусок лимона, и возбуждение пропало. Она вспомнила последнюю встречу с Антоном Геннадьевичем и почувствовала невыразимую и даже отвратительную скучность!

— Зачем он говорит очевидные вещи? – спрашивала себя Наташа. — Зачем цитирует Достоевского, Бунина, Гоголя, Шестова и еще кого-то?.. Чтобы показать свою эрудированность? Типа: "Вот какой я умный и образованный!" Наташа хлопнула рукой по воде: "Только глупцы забывают о девушках, которые находятся рядом!"

У Наташи замерзали пальцы на ногах, словно кровь в ее жилах становилась густой и застывала. Иногда она задыхалась при мысли, что этот "мужчина на «Волге»" - ее будущий супруг! А всего через месяц - помолвка, свадьба, поездка в Европу... А здесь - какой-то... Митя с гитарой - шнара!

Наташа сжала колени. Внутри нее безмолвно вертелась пластинка с особенной душе поднимающей музыкой. Ее сердце билось в такт этой странной и прекрасной гармонии. Она даже чувствовала себя невесомой: "Да-да-да!.. как та, летящая на щетке в ночи, обнаженная ведьма из запретного романа о Боге, и черт возьми! О любви и страданиях! О творчестве и забвении!"

— Да, я – правонарушительница, — тихо произнесла Наташа, глядя на трехкратное запотевшее зеркало, в котором отражались быстрые вспышки электричества, околдованного профессором черной магии Воландом!

— Иешуа Га-Ноцри – спаситель из Назарета, точная копия Мити, — продолжала летать в сомнительных, но очаровательных мыслях Наташа. — Да, он сердечный и поэтический, он такой милый, как непосредственно бьет чечетку: "Лают безумно собаки в затухающую даль, я пришел к вам в черном фраке, элегантный, как рояль". — Антон, конечно же, рояль: черный и элегантный, как Понтий Пилат! Воланд – папочка, настоящий злодей или станет таким, если выдаст меня за свою... Губанкову!

— Гу-бан-ко-ву! – отчетливо произнесла она вслух. — Я и Губанкова!? Ну что за ерунда! Ох! — тяжело вздохнула Наташа и провела влажной рукой по губам.

А еще есть "книгенция", которую она самостоятельно украла из теткиной спальни – шестьдесят четыре позы и их вариации – мир сексуальной, эмоциональной жизни, жажды и любви: "Камасутра"!

У Наташи произошло странное ощущение в ногах, словно ее пронзило электричество. Губы начали дрожать и трепетать...

В голове у Наташи мелькнули картинки, смешавшиеся в фантастическом калейдоскопе – обнаженные мужские и женские тела, совершающие любовные объятия. Однако больше всего ее поразила одна конкретная картинка – женщина на ней...

— Как такое возможно?! – спросила Наташа свое отражение в зеркале. Молодая страсть столкнулась с холодным рассудком. — Это невозможно!

Она провела полчаса перед зеркалом, примеряя различные наряды. И наконец-то решила встретить гостя в просторном славянском сарафане "Иванка", который придавал ей образ доступной девушки в духе Татьяны Лариной.

Соответственно, она не надела нижнее белье.

Это превращение потрясло ее; Наташа поняла, что можно жить по наитию сердца, испытывая невероятные эмоции!

Книжная наука Антона не расширяла ее представления о девушке и не давала ощущения всех страстей.

— Да, жизнь нельзя изучить в книгах, — подумала Наташа с облегчением. — Истинные чувства и убеждения нужно хранить глубоко в душе, а зачем их скрывать?

Звонок в дверь вернул Наташу к реальности, но вызвал головокружение и особую позу.

— Привет.

— Привет.

Однако у Наташи пропал голос. В ее рту пересохло...

— Тебе очень идет это платье, — сказал Митя с порога.

— Заходи...

Но смущение только играло на руку: румянец на полуодетом лице девушки был прекрасным, как озеро света, а Митя испытывал двойное возбуждение – физическое и психологическое, осознавая, что они находятся в огромной и роскошной квартире... и совершенно одни.

В комнате, где все стены были украшены рисунками, Наташа быстро закончила свою работу с портретом. Листы бумаги покрыли пол возле ее ног. Митя мог увидеть наброски везде. Всюду разместились "этюды" разного рода.

— Тебе нравится? — спросила хозяйка о своей работе.

— Да, — неуверенно пробормотал Митя.

Митя не ожидал увидеть такую Наташу – раскрепощенную, смелую и, конечно же, талантливую. Всего несколько линий, и он видел в них самого себя, и это его поразило.

— Итак, чай? — предложила Наташа, переступая по рисункам как по паркету.

— Да, — снова пробормотал Митя.

— Быстро вымой руки в ванной и вернись, — приказала Наташа.

Стол был накрыт. Митя зашел в гостиную и заметил складки на серветках на десертных тарелочках. Рядом стояли десертная вилка и десертная ложка, а на маленькой тарелке стояла чаша.

— Чтобы промыть пальцы после сладкого, — непринужденно объяснила художница, ставя на центр стола торт со взбитыми сливками.

Однако, когда она наливала чай в чашки, она нежно коснулась рукой Мити груди, а затем и щеки. Он почувствовал как мягкая молния пронзает его. Он понял: "У нее нет лифчика!"

Молодой человек нервно перебирался на стуле...

— Митя, порежь торт, хорошо? Позаботься... — Наташа поднесла десерт к нему и положила в его дрожащую руку серебряную лопатку, словно скипетр страсти.

Пока Митя помазался кремом измученной усталостью, Наташа чувствовала, как ее соски предательски напряглись, а клитор стал твердым как клюв птицы.

- Снова моем руки, - смущенно произнес Митя. - Хотя, зачем? Есть чашка с водой, как в лучших домах...

- Дай мне, - неожиданно попросила она.

В то время как наклонившись, она аккуратно облизывала его кремовые пальцы, она пристально следила за тем, как у Мити расширились зрачки, точно при атомном взрыве. Он ласково гладил и осторожно щипал ее грудь и соски.

Наташа потеряла равновесие и закачалась. Чашки с горячим напитком сдвинулись со стола и опрокинулись на Митину рубашку и джинсы.

Их трясло и замигивало так, будто весь дом со всеми его обитателями попал в бурю. Они были словно некий океанский корабль в неотвратимой стихийной болтанке.

- В ванную - скорее! - приказала Наташа хриплым шелестом словно захватывая мирное судно пиратами.

Митя согрелся и успокоился под горячими струями воды, когда Наташа, присоединившись к нему, наконец увидела его половой член и почувствовала, как он напрягся и подскочил между ее пальцев. Встав на колени, Наташа приложила его к губам и ощутила, как из него вытекла маленькая капелька на ее язык.

- Хм, милый, сладкий... - хмыкнула девушка и с жадностью взяла член в рот, начав сосать со звуками. - Хочешь продолжить? - неожиданно спросила Наташа.

- Да, - ответил Митя.

Наташа принесла два полных бокала вина и сказала:

- Расслабься, дорогой, и наслаждайся. Нам обоим это нужно, верно?

- Да.

Митя выпил вино одним глотком и некоторое время смотрел ошарашенный на то, как Наташа мастурбировала и одновременно ласкала его член и мошонку.

Он производил негромкие звуки, похожие на шепот, пока она усмехалась и убеждала его не торопиться. Но когда Наташа разрешила ему взять ее голову в свои руки, она столь интенсивно вылизала кончик его члена, что он блестел от слюны. Затем, прикрыв глаза, Наташа медленно приняла его полностью в свой рот и несколько раз перемещала его туда и обратно.

От наслаждения Митя издал неумышленный звук, напоминающий стон или рык, когда Наташа осторожно прикусила свободную кожу его яичек. Она была предельно аккуратна, стараясь запечатлеть и осознать вкус и все детальные ощущения не только во рту. Для этого она прижала головку его члена к небу и языком тщательно облизывала ее, двигая ей между щек.

— Хочу тебя! – прошептал Митя.

— Поломался? – спросила она с блеском в глазах.

— Дьяволица, пойдем… скорее… на кровать, в спальню…

Наташа казалось, что она потеряла слух. Не отрывая губ от члена, она интенсивно стимулировала свой уже твердый клитор. Вставляя пальцы все глубже в себя, она осознала, что ее чувства достигли предела. «Да, это возможно! У меня получилось! Но я не дам ему кончить. Пусть знает, что это не его победа, а моя! Да, пусть запомнит ресницы моих ударов!»

А Митя несмотря на все свои усилия продлить удовольствие, о котором он и подумать не мог в своих самых дерзких и безумных фантазиях, наконец сдался. Он буквально залил Наташу со всех сторон - волосы, лицо, грудь и живот – словно не он расстался с душой размякшего и чужого тела.

Как и когда он оказался дома в тот день – Митя никогда уже не припомнит!

Бессонная ночь.

Луна, словно покрытое мукой лицо кричащего человека, зависла точно посередине окна. Буся бросилась под руку, легла на свое место и начала издавать свой характерный звук когтей.

— Конечно, ошиблась, — говорил Митя сам себе, — случайно, спонтанно назвала меня другим именем, — перебирая в памяти уже неоднократно впечатления от прошлого дня.

А все же возбуждение только усиливалось.

Митя почувствовал сильное напряжение в области паха. Он привычным движением положил руку под подушку, но когда понял, что там нет платка, спешно помчался в ванную комнату. Едва успев добежать до нее, из его тела вырвалась густая и неоднородная жидкость и разлетелась по всей кафельной поверхности.

Митя облегчился после нескольких ритмичных движений, смывая сперму теплой водой. Он представил, как его сущность, живая и ароматная, теперь плывет по канализационным трубам и сливается с прочими отходами огромного города.

Возвращаясь в свою комнату, Митя случайно задел ветку багульника, который стоял в вазе. Ваза не разбилась, но этого было достаточно для того, чтобы в маминой комнате зажглась настольная лампа.

Он выругался и принял решение: «Хватит мучить себя! Не буду думать о ней, даже припоминать не хочу!»

Но это оказалось невозможным. Голос страсти проникал в него словно уж в дупло дерева, и все начиналось сначала. Как только он закрывал глаза, он мгновенно перемещался обратно в Наташину мастерскую в то время и часы — обжигали его как раскаленная сталь — минуты

Появление в квартире… приветствие «Привет» – не имеет значения. Вот он в древнем, изношенном кожаном кресле – оглядывается, словно трясется, да, точно – испытывает страх… Ее? Нет. Но кого?

Наташа устроилась напротив. Сели на высокий, вращающийся металлический стул, она поставила перед собой треножник – профессиональный рисовальник, разумеется расставив ноги…

Свободное платье, точнее сказать, сарафан – позволяло почувствовать под ним ее тело. Грудь Наташи, при малейшем движении под тканью – колыхалась. И иногда обтягивались, четко и ярко выделялись все те же упругие выпуклости. И это было потрясающим, восхитительным свойством ее обладательницы.

О, как ему хотелось подойти к девушке сзади! И прижаться, взять в ладони эту… «улыбку жизни», ее значение и волю – округлость, упругость женственности, почувствовать всю ее… приятную тяжесть, подняв немного снизу…

У Мити свело щеки, во рту высохло, мошонка снова стала упругой, точно теннисный мяч.

Шепот отчаяния, похожий на злобное и разумное существо, страстно шептал ему на ухо: «Нет, нет, нет!.. ты не можешь скрыться от меня, не уйти! Ты раб! Ты пленник!»

«Обычная похоть, развратное одержимость, непристойное и низменное состояние молодого организма…» – старался успокоить себя Митя. Но в следующий миг он вспомнил Таню и неосознанно сравнил ее с Наташей. Картинки, словно кадры фильма, перемещались быстро…

А между тем на расстоянии вытянутой руки за стеной глядя на все ту же безбашенную луну Эльфа Францевна задумалась глубоко.

"Несчастная - неожиданная; родила в 40 лет, а уже взрослый. Жениться? Как? Куда вести невесту?"

Женщина окинула комнату взглядом: книги, глобус мира, журналы, вышивка на стене - два лебедя на голубом фоне; но на самом деле - обыкновенное жилье: четыре маленьких комнаты, совмещенная ванная и туалет...

Ее мысли блуждали, разветвлялись и умножались, словно ветви могучего дерева. "Мальчиков должны воспитывать мужчины", - размышляла она, - "а не развратные 'англичанки' и замкнутые 'математички'. Для них мы - учителя - начитанные, но неудачливые в сексуальной сфере. Что может научить одинокая мать своего сына? Неврозам и искаженному мировоззрению? Сколько раз я видела грязные рисунки самого пошлого содержания от этих юношей!

Инга - ее родная сестра! Боже, она даже билась, просила и умоляла ее не переодеваться перед братом, не разбрасывать трусики и лифчики где попало! А старшие школьницы с обвисшими грудями - бутоны, но порой такие развязные - и таких вот есть... 'пироженки', хоть сейчас вытаскивай изюм, и они тоже... рисуют этих мальчиков..."

Эльфа Францевна взглянула на спящего мужа, всматриваясь в черты его строго мужского лица: "Человек прошел две войны, а спит как ангел".

Она решительно потушила настольную лампу и задумчиво смотрела на луну, припоминая: "Как же там... у классика?"

"Сраженная непреодолимым желанием, к ней присоединилась Фроська" - Эльфа Францевна интенсивно потерла руками свои морщинистые щеки. "Дрожа от возбуждения, она наблюдала, как смазанный скользкой жидкостью мужской член легко и свободно двигался вперед-назад в кольцах больших половых губ Наташки, которые словно ртом всасывали его в себя и тут же выбрасывали обратно, а маленькие губы, расщепленные на вершине, охватывали верхнюю часть члена, оттягиваясь при его проникновении и выпячиваясь при его обратном движении".

Учительница замерла, задумчиво вздохнула и, не отрывая глаз, аккуратно просунула правую руку под одеяло: "Мягкая кожа, окутывающая половой член, при входе во влагалище складывалась гармошкой. Мошонка с крупными яйцами мягко ударялась о ягодицы девушки".

"Смотри-ка, наглая, не забыла", — прошептала Эльфа Францевна едва слышно. Щеки женщины покраснели, соски набухли. Ее тело полностью погрузилось в этот нежный порыв страсти и унесло ее на крыльях запретных и дерзких наслаждений.

Рукописные страницы литературного произведения были переписаны множество раз от руки; они были изучены до мельчайших деталей. Тетрадки хранились в портфелях и складках одежды, создавая особый обряд блуда.

В бывшем здании Павловского женского института, которое теперь было 209-й средней школой на улице Восстания (ранее Знаменская), обычно во время больших перемены собирались несколько девочек. В подвале, где создавались гипсовые человеческие кости и скелеты, в атмосфере революционности, при свете свечей, заговорщическим шепотом и импровизациями, спектакль представляла тихая и внешне привлекательная Физа Кошаева — самая красивая девушка в классе.

"Подойди-ка сюда", — сказал благодушный барин стройной девушке со страстным взглядом. "Теплой воды и мыла! Наташка подбежала с ушатом теплой воды и куском ароматного мыла. "Вымой моего страдальца, моя красавица. Ты видишь, он так промок, работая", — сказал он Фроське с широкой улыбкой на лице и, играя пальцами другой рукой на его члене, небрежно задел ей нос. Все засмеялись, а Фроська испуганно закрыла глаза. Барин передал ей мыло, а Малашка из ушата полила его член водой. Фроська осторожно начала мыть его. "Более решительно, не бойся", — поощряла Физа Кошаева своим голосом барина. Фроська положила мыло и обеими руками стала смывать пену под струей воды, которую льет Милашка. Член барина скользил и пульсировал, словно живой, а его головка размером с детский кулак была розового цвета и прикоснулась к губам девушки. Фроська отпрянула, но барин опять прижал ее голову к своему члену. Затем он приказал ей: "Поцелуй его сильнее" и притянул ее губы к твердой головке своего члена. Фроська поцеловала его, а барин повторил это несколько раз. "А теперь соси!" — командовал он, снова подтягивая лицо Фроськи к своему телу. "Как сосешь?" "Наташка, возьми за головку!" — сказал барин, толкнув плечом девушку, и она, наклонившись и оттолкнув Фроську, взяла головку члена барина в широко открытый рот и с помощью языка и губ начала двигаться вверх-вниз. Фроська растерянно взяла член своей рукой и также начала сосать его головку и ствол. Головка была мягкой и упругой, а под ней она ощущала твердое как кость тело, которое трепетало под ее прикосновениями. Странно, но Фроська почувствовала возбуждение и ускорила движения языком по члену. "Хватит", — прошептала Физа, пересказывая события. "Сейчас мы покажем нашим девочкам Фроське! Наташка, покажи товар!" Наташка взяла за руку Фроську и поставила перед барином. Он начал ласкать ее груди, живот и бедра. А Наташка продолжала: "Вот груди, вот живот, а между ними находится самое интересное!"

И под восторженные возгласы и радостные крики девочек, будущая знаменитая балерина Физа Кошаева игриво задирала юбку школьного платья, показывая изящные ножки в чулках до самого верха, где можно было увидеть кружевные трусики цвета бордо, прилегающие к едва заметной влажной ложбинке посередине.

«Развратница? Нет», — думала Эльфа Францевна, — «это просто желание маленькой девочки быть свободной от лицемерия и ханжества». Эльфе Францевне не было стыдно защищать свое женское счастье и радость жизни. Ведь благодаря ее "ненаучным знаниям" она спасла и защитила своего мужа и семью от послевоенного безобразия: пьянства, скандалов и порой абсурдных проявлений женской похоти.

Учительнице немецкого языка нахмурились глаза. Эльфу Францевну обожгло. Она почувствовала желание заплакать. В ее воспоминаниях всплыли детство, родовое имение под Дерптом, университет, где преподавал ее дед. Она вспомнила ноктюрны Шопена, изящие пальцы отца, парящие над клавишами рояля. И сразу наступил декабрь 34-го года и начался большой террор: «Ах, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!» В памяти оживлись выселение из Смольного, похороны без отпевания и креста в Александро-Невской лавре. А затем — война и запись "немка" в паспорте. Представился осажденный Ленинград — безрадостный, блокадный, обложенный белой мглой смерти дочери Лили...

Вдруг раздался стук в дверь ванной...

«Что случилось? Зайди уже!»

Митя светился словно неугасающий оловянный солдатик в пылающем адском пламени.

Наташа сама передала ему голову; одной рукой он держал и откидывал ей за плечи тяжелую волну волос, другой – ее теплый затылок.

Наташа играла, ласкала его с наслаждением; членом проводила себе по глазам, носу, щекам и губам; языком шевелила уздечку, проникая в отверстие на головке. Митя наслаждался и стонал. Он ощущал, как Наташа поглощает его раскаленную плоть почти полностью…

У Мити перехватило дыхание. Сейчас, ночью он физически ощутил ее гортань снова. Он помнит, как едва устоял на ногах от такого поступка девушки и прислонился спиной к прохладному кафелю…

Наташа даже немного подавилась от смеха. Но, бросив голову назад, она не отпрянула, а усмехаясь и с лицом какой-то… жестокости, беззастенчиво глядела Мите в глаза и несколько раз настойчиво ввела его влажный член себе за щеку. И снова Митя почувствовал дрожь в коленях. Он видел, как Наташа заглатывает его снова и снова, но теперь уже с хлюпаньем и до самого основания – задерживая дыхание…

И Митя не выдержал: с усилием оттащил голову Наташи от себя, но она лишь грубо ударила его по рукам и продолжала страстно сосать и причмокивать, полностью контролируя процесс со всеми деталями и невероятным напряжением воли со стороны Мити.

Он кончил ей в рот. Такой оргазм – он еще не испытывал.

После этого – Наташа сказала ему: «Не гляди». Однако спокойно, держась одной рукой за край ванны, раздвинув колени, она привычным движением пальцев развела половые губы и начала мочиться. При его присутствии.

Митя опустился на колени, неистово и как будто в бреду вылизывал и целовал губы Наташи, которые все еще были влажными и ароматными. Ему казалось, что он даже плакал или стонал – он уже не помнил. Он помнил только то, что не смог сдержаться; ласкал и гладил влажной ладонью ту область, где журчала теплая струйка – затем обсасывал свои пальцы, которые пахли кедровым орехом!

«Сумасшедший!» – мелькнуло в испуганной девушке целое множество подозрений. «Псих! Или маньяк!»

Картина имеет название "Мочащаяся". Когда Наташа впервые увидела альбом Пикассо, она подумала: «Вот кому я бы наверняка отдалась!»

Прислано: Ингвар