Счастье блондинок. Часть 8

Выйдя из парадной старого питерского дома Анна с Ольгой остановились у ступеней. Ольга достала сигаретку, покачиваясь, с мутными глазами, небрежной причёской, делающей её женщиной, по которой сразу видно, что только-только приходит в себя от секса. Губы её были расслаблены, чуть опухли, пальчики, держащие сигарету, подрагивали. Прижавшись к плечу Анны, к её осенней лёгкой шубке, теребя мех на её длинном норковом пальто, тихо сказала:

— Спасибо, милая... Спасибо! Не ожидала я такого подхода... Признайся, ведь ты меня не просто с ними свела... Ты-ы бестия... Знаешь мои пристрастия... А, плевать! Дьявол он завсегда круче... Один хер в аду гореть, так хоть есть за что, милая. Спасибо тебе...

— Тебе во-о-он та машинка, цвета голубого перлама, нравится?  — кивнув в сторону стоящего одиноко авто, странно смотревшегося в камеральном дворике на Каменноостровском, там, где они стояли, спросила Анна.

— Я не знаю, что за перец на ней приехал. Наверное, сучка чья-то. Машина-то женская... Скажешь тоже! Купе, шестёра, и цвет супер! Голубой перлам... Сказка бля! В Питере такой нет, точняк нет, и номерок московский... три шестёрки, три семёрки... Охуительная машинка! Ещё бы не нравилась... Всё мужичьё будет провожать возгласами, типа: «насосала, да чем давала, и это же надо, как работала!!! » Хуилы ватные... А то сама не знаешь.

Анна открыла клатч, достала ключи от машины в плёнке, поцеловав в губы подругу, сказав:

— Держи милая, она твоя. Не ценишь ты себя... По спецзаказу, под тебя из Германии пришла. Мы же теперь с тобой надолго, вместе. Ты сегодня Королева, и мы празднуем твой успех! Держи, милая!

Ольга, ошалевшая от этого, накинув в полном смущении капюшон своего длинного кожаного плаща на голову, покачиваясь подошла к машине, которая мгновенно откликнулась при приближении, узнав хозяйку.

•  •  •

Эдуард остался за столиком в уютной кабинке с Ольгой, обнимал её. Она отзывчиво целовалась с ним, обнимая его шевелюру, притягивая к себе, прижимаясь грудью, позволяя его рукам проникать к своему телу, постанывала от удовольствия, держа руку на его штанах, ощущая крупный, напряжённый его член, возбуждаясь от этого ещё более.

Анна с Виктором удалились к стойке, выпить коньяку и немного поговорить о своём:

— Анна, ты удовлетворена исполнением заказа? Ольга, по-моему, довольна и не против продолжения... Сама ты, по-моему, меня избегаешь, как-то сегодня с Эдуардом у тебя случилось..? Что произошло, милая Ани?

— Вить... с Оленькой надо бы ещё поработать так, чтоб она вас во веки не забыла и тянулась к вам существом своим женским всегда. Понимаешь? Всегда! Мне, Витя, нужно чтоб она на игле вашей и моей сидела, и так плотненько, как член твой в моей дырочке, извини за слэнг. Ты клиенток непростых имеешь, а я свой бизнес имею, и паутинку мне свою тонкую плести приходится. Поверь, и тебе обломится неплохо...

— А она кто? Извини за вопрос естественный...

— Меньше будешь знать, Витя, дольше проживёшь. И помни милый, слово лишнее из нашего разговора оброненное на сторону, поверь 

мне, будет стоить тебе жизни. Помни это и доживёшь до старости с внуками и домиком на тёплых морях. А за понимание твоё, денег получишь от меня. И поверь, это не последние.

— Аннушка, что-то ты жёстко очень сегодня... Как-то не привык я с клиентками своими так общаться. Ты бы всё-таки обороты-то сбавила. Мы ведь понимаем друг друга и без подобных тональностей.

— Витя... Есть вещи, и ситуации, о которых, и в которых, надо говорить прямо и по существу, а не сопли ваши питерские развозить. Не в тему мне в интеллигенцию играть!

— Ты то, Анна, сама питерка потомственная!

— Кто тебе глупость такую сказал! Я тебе героическую биографию своей семьи рассказывать не стану сейчас, Витя. Как-нибудь, когда подкатишь ты ко мне хорошо, душевно, tet-a-tet, как ты умеешь, и времена спокойней станут, я тебе поведаю откуда я и моя семейка взялись. Но ты и по почерку должен чувствовать. Так что не криви душой, Витя...

— Ну, а за любовь, Аннушка, что скажешь? Ты одна из моих любимых женщин! А сегодня такой наезд... Любовь прошла, завяли помидоры?

— Брось ты Витя. Всё ты понимаешь... Любовь с тобой, она коварна, и может дорого мне обойтись. Бизнес мой знаешь?

— Наслышан. Люди правильные донесли, а что?

— А знаешь почему не спалилась ещё? Отвечу сма на вопрос свой: не увлекаюсь я людьми, и слабостям своим волю не даю. У меня их помимо тебя, Витя, хватает.

— Сочувствую, Аннушка! Но ты себя-то не обижаешь, милая. И сегодня даёшь оторваться! За это и люблю тебя... Девочки такие, как ты в цене. Свободная, сильная... В одной руке пачка банкнот, в другой ствол, а у самой хвост пушистый... А в постели какова-а-а.. И это при том, что стоп-кран имеется... Не женщина, а мечта!  — прижавшись щетинистой щекой, Виктор опустившись до шёпота в ушко, слегка раздвигая полы её длинной лёгкой норковой шубки на голом теле, на котором только и было, что тонкое чёрное бельё, обнимая Анну за талию, скользя пальцами под обрез её трусиков, проводя пальцем по промежности, целуя её в уже откинутую назад шею... Он чувствовал её дыхание, как отреагировала грудь, по откинутой шее, по пульсу на горле... Она, прижавшись к нему, расстегнула ремень на его брюках, жадно схватив пальцами отзывчивый член, зубами оттянув серёжку на его ухе, жарко прошептала:

— Ты, когда рядом, Витенька, обиженной не будешь... С Эдиком я сегодня тебя заводила спецом. Ты, когда заведённый, особо жёсткий, а мне, сам знаешь, это надо-о-о, милый,  — закусывая губку шептала Анна. Я для тебя так оделась... Хочу, чтоб грязно, у шершавой стены, вошёл ты в меня... Ты, умеешь устроить 9,5 недель. Лолитой нецелованной прикидываться не буду... Жадно возьмёшь меня, милый, ну же... а-а-ах... Витенька, глубже милый, м-мммм, пальчик твой волшебный, бля жизнь с тобой отда-а-амммм... Пойдём в мужской, там на умывальных раковинах прям трахнешь меня, прям при мужиках лягу 

под тебя, и отсасывать буду,  — Анна схватив за руку потащила его в мужскую туалетную комнату...

Пара мужиков, разинув рты и пуская слюни, дрочили от сцены, когда Виктор разложил прямо в шубке, на раковинах, Анну, войдя в неё плотно, закинув ногу сам на столешницу умывальников, почти ложась на Анну, получая дикое удовольствие от творимого скотства, от её распахнутых длинных ног, от обнажённой груди, сдвинув её трусики, войдя в неё по самые яйца, по-звериному, толчками, так что её голова билась о белоснежный кафель раковины заполненной копной её густых волос, а пальцы судорожно сжимали хром кранов...

Она поднялась со столешницы, обернулась к зеркалу, поправила волосы. Увидев в отражении ошалевших от сцены мужиков, цинично, громко рассмеялась, показав им средний палец, поправила полы шубки, и вышла с Виктором из туалетной комнаты.

•  •  •

Айно облокотившись на байк, сняв шлем, курила в ожидании компании, которая должна была вернуться из клуба. Она редко курила, но ожидание, и мысли подвигли её на выкурить сигарету. Анна позвонила ей из клуба, просила приехать. Хотела познакомить её с Ольгой, и принять участие в вечере. Она дала понять, что будет групповой секс. Об Ольге она была наслышана, и знала, что иногда Анна проводит с Ольгой время, и в тайне ревновала к ней. Ей хотелось обладать одной этой шикарной, отвязной самкой, которая не знала тормозов и границ, но при этом имела однозначную, как показало время, зависимость от их отношений, и не могла без её тела... Анна могла без предупреждения, только сделав короткий звонок, приехать к ней на ночь, иногда из дома, иногда из клуба. Могла привезти с собой мужчину из кабака, с которым они наслаждались втроём, а потом сказать ему: «Свободен! » и остаться с ней на ночь, наслаждаясь игрой тел, её ласками, обожая её...

Их объединяла любовь тел и крайне, на грани цинизма, прагматичный взгляд на жизнь. Отношения девушек выходили за рамки прагматизма, и были тем приятным исключением, которое дополняло жизнь Айно красками. Она совершенно не ревновала Анну к мужчинам, зная насколько её подруга цинично пользует их, и, как относится к особям мужского пола. Но вторая женщина в жизни подруги, Ольга... от этого её коробило, она просыпалась ночами, в полусонном бреду мечтая убить соперницу, представляя её высокую фигуру в перекрестии прицела. Но просыпаясь, выпив в ночной полутьме чашку кофе, завернувшись в одеяло, нюхая подушку, пахнущую духами Анны, брала себя в руки, успокаивая себя тем, что у Анны сложная жизнь и с Ольгой они бывают вместе только потому, что Ольга ей нужна. Она чувствовала этот ледяной, отдающий смертью расчёт Анны, и готова была подыграть любимой подруге. Накануне Анна прямо сказала ей, что сделает всё, чтоб ввести её в круг Ольги, и построить её, Айно, личную карьеру во благо их отношений и дальнейшего успеха в делах семьи, в которую она была допущена, как первая любовница Анны. Катаясь на байке, Айно уже 

имела в конюшне дарованный подругой, красавец Bentley Continental, который не светила на публике, предпочитая спортбайк. Он более соответствовал её спортивному стилю и склонностям. Более того, после сделанного дела, Анна купила ей шикарную квартиру на Крестовском, с видом на реку, понимая, что кроме любви их тел, даровано это было за дела уже сделанные, и авансом, как доверенному человеку, на которого Анна рассчитывала.

Айно имела слабость приехать в клуб на серебряном, дарованном подругой красавце, снять мужчину, которому за сорок, привезти его в отель, связав его руки накинуть ему галстук на шею, придвинув к промежности, заставляя в повелительном тоне делать куни, подыгрывая бёдрами и тазом, подтягивая за галстук плотнее и ближе к губам, принуждая носом водить меж губ, делать ей хорошо, сама одной рукой брала мужика за затылок, сжимая волосы сильными пальцами, придвигала плотнее к себе, а когда уже кончала, затягивала на шее своей жертвы галстук так, что мужчина начинал задыхаться, пытался высвободиться, уже хрипел... Тогда она отпускала, бросая удавку, опускалась вниз к его яйцам больно сжимая мошонку, ставила его член, с наслаждением выжимая из него сперму, после чего одевалась, оставляя его связанным кидала обезумевшему мужику денег, типа за испуг, и покидала номер, оставляя его с открытой дверью.

Однажды одна из её жертв нашлась вновь, видимо потратив немало времени на её поиски, умолял быть его женщиной, предлагал все блага, хотел повторить. Тогда посидев с ним в кафе, они поехали к нему... Тогда она не бросила галстук, а затянула его намертво, зажав голову ногами пока мужчина не задохнулся. Тело его ещё дёргалось в конвульсиях рухнув на пол, а она, обойдя его по кругу, как бы наслаждаясь содеянным, опустилась над ним, контрольно подтянула удавку, поглаживая его голову, проникая пальцами в волосы, хладнокровно подождала пока тело окончательно затихло, сняла с его шеи галстук, одарив мужской труп уничижительным взглядом, свойственным только женщинам повергающим соперников, вышла не оставляя следов, протерев предварительно ручки и забрав простыни, так же, как и всегда, оставила открытой дверь в загородный дом, уехав на его машине.

Анна не раз, в постели, в пылу любовных игр, шептала ей на ухо, что безумно любит её, потому что чувствует зажатую у неё меж пальцев бритву, готовую полоснуть по горлу, и это чувство её возбуждает кратно, без которого она уже не может и никогда её не променяет на другую. А она обожала Анну за её тело, за то, какая она есть: отвязная, наглая, при этом женственная и нежная, похотливая и жестокая. Понимание того, что это единственная женщина, которая, может несмотря ни на что всадить ей пулю в голову, и испытать при этом наслаждение со слезами сожаления, делали Анну неотразимой для Айно. Очень странная, животная у них была любовь, с оголёнными нервами, взведёнными курками, но потрясающе чувственная и красивая...