Стукачка

Когда ее притащили, я не знал, что она стукачка — это уже потом Сова нам сказала: мальчики, можете делать с ней, что хотите, только не убивайте — сядем, мол…

Пацаны ее накрыли в подъезде и притащили — тапки по дороге свалились и она была в белых носках, юбке какой-то и синей кофточке. Насчет лифчика нет знаю; на лицо симпатичная такая девчонка, черноволосая, с черными глазами, губы пухлые. Испугалась она конечно. Звали Лариса, испугалась она конечно, начала в коридоре кричать и прибежала Сова и говорит: мальчики, не надо так громко, услышат.

Тогда Тит ласково так говорит:

— Лариса, Лариса стань спокойно.

Она слезы, успокоилась… И тогда Тит пнул ее, хорошо пнул, с оттяжкой в живот. Ну она странно так всхлипнула и загнулась. Тогда мы с Титом потащили ее в ванную; ванная была маленькая, из белого кафеля. С девчонки мы стащили юбку, кофточку и лифчик. Там был еще Лох, так он как увидел ее пухлую девичью грудь на которой соски едва заметно топорщились розовыми шишечками, то крякнул и начал стягивать с себя джинсы.

Лариса стояла в ванне на коленях в белых трусиках на худом теле и белых носочках; плакала и прикрывая ладонями свои еще маленькие груди, твердила: мальчики, не надо меня мучить я вам по хорошему дам, не надо. Но Тит сказал, что она и так даст. Тогда Лох спросил:

— Сколько, Лариса, тебе лет?

Она плачет:

— Восемнадцать.

— В рот возьмешь, говорит.

Девчонка испуганно смотрела на нас, Лох уже почти разделся и стоял по пояс голый, дурной, пушка его покачивалась. Тогда он ударил Ларису по лицу:

— Будешь?

Она упала на дно ванны и из губы ее потекла кровь.

— Будешь?

Она зарыдала и кое-как поднявшись, измазав ванну кровью из разбитых коленок и губы — я на такие коленки часто смотрел в парке, когда девчонки с Левобережья катались на качелях-лодках и я не знал, что когда- нибудь девчонка будет, дрожа этими коленками, приближать лицо к красному, мощному члену Лоха, а пряди волос будут закрывать ее мокрую от слез щеку…

Она, видно никогда не брала еще в рот, и поэтому Лох не выдержал. Она только целовала член осторожно, как очевидно целовала своего неизвестного нам мальчика, да впрочем, мы таких…

— Ты чего же сука, щекочешь его, соси, говорю! — заорал Лох и схватив Ларису за волосы, дернул голову девчонки на себя; она вскрикнула, это была наверно, первая серьезная боль ее за этот вечер и она не знала, что будет еще…

Она всхлипывала, но продолжала сосать, Лох сладко жмурился. Тит сказал, что он тоже, пожалуй разденется. Мы раздетые толклись в ванной, а Лариса прижалась лицом к члену Лоха и он уже покачивался, постанывая.

В этот момент в комнатку заглянула Сова, она уже разделась донага и ходила в одних чулках и туфлях, а на шее у нее было ожерелье той девушки… Сова пожелала нам успеха. Я взглянул на ее загорелую, коричневую грудь с темными сосками, знавшую наверно уже ни одного мужчину, и почувствовал жгучее желание. Мы уже все распалились: нам было интересно — ведь нам дали живую игрушку, с нежной пушистой кожей, плачущую и теплую — и детская жажда ломать проснулась в нас с небывалой силой…

Члены у нас были вялыми, потом начали подыматься; Лоха уже оттолкнули. Тит залез в ванную; Лариса уже была прижата к дну ванны и Тит, почти сел на нее… Она уже тяжело дышала, пот выступил у нее на лбу, увлажнил волосы…

Она, Лариса трудилась на славу. Но вот Тит, смеясь положил ладонь на ее голую левую грудь, вздымающуюся под рукой. Тит почувствовал, наверно, мягкую кожу; а ведь он раньше работал грузчиком и начал тискать ее.

Девчонке стало больно и она не выдержав вырвалась: член Тита, уже было напрягшийся, вылил свои белые брызги ей на грудь… Тит выругался. Лариса лежала на дне ванны и скривив рот, смотрела на нас просяще, не надо, мол! Тут в ванную ворвался Лох и заорал:

— Дайте мне эту сучку!

Он по-прежнему был только в рубашке и став к окну ванны, направил член на девушку. Та что-то почувствовала, но было уже поздно: Лох мочился на нее!

Струя желтоватой влаги залила ее голую грудь и трусики — она отшатнулась, но поскользнулась и упала. Тит и я, улыбаясь, подошли к краю ванны…

Теперь густо пахло туалетом…Теперь она, Лариса была мне противна, Отвратительна; и странно ничуть не были противны наши развлечения. Мы были нормальными крутыми парнями — я, Лох, Тит, и даже крутая девчонка Сова, а эта была последняя мразь, стукачка.

Так Сова нам сказала… Мне было приятно унижать эту голую девчонку и я взял ее за волосы и ткнул лицом в собравшуюся на дне ванны лужу, но я чуточку переборщил: потому, как я разбил ей нос и лужица эта окрасилась розовым. Дышать было уже трудно; пацаны решили все смыть и Тит пустил в ванну кипяток. Он добрался до ее ног в носках и она впервые так жалобно и хрипло закричала — обожглась.

Тогда я взял у Тита душ и начал окатывать ее холодной водой — в воздухе повисли брызги, стало свежее… Пацаны курили.

— А давайте устроим ей» танцы до полуночи ! » — сказал Тит.

Ларису вытащили из ванной. На лице ее уже было несколько синяков, волосы мокрые… Мы привязали ее за руки и за ноги к батарее и тут Лох заметил что с нее до сих пор не сняли ни трусиков, ни ни носок. Их стащили и я подумал, что у ней очень красивые ноги — тонкие лодыжки, пушок волос на икрах, крепкие, но мягкие ступни, и розовые пальцы. Хороша девчонка…

Первым подошел Тит, бросил зажженную сигарету и, обняв ее, прижался к ее голому, распятому на батарее телу, к выпукло торчащей груди. Тит улыбался, он аккуратно вводил член и вдруг резко, с криком втолкнул его прямо вглубь тела Ларисы. Я видел, как она застонала, как судорога пробежала по стройным голым ногам. И Тит начал покачивать член в ее лоно все сильнее и жестче; он целовал ее грубо и жадно, заглушая ее стоны. Девушка дышала уже с хрипом, он тискал ее, заставляя изгибаться:

— Ааааа… Ааа!!

Потом я понял, что ее запястья и лодыжки начала обжигать горячая батарея; и вот член Тита внутри нее прыснул струей и она обмякла… Глаза у нее были закрыты, под ними синяки — губы что-то бессвязно шепчут…

Меж волос паха дрожит клитор, бедняжка. И тут же на нее навалился я. Я чувствовал тепло ее тела. Его дрожь. Мне приятно было то, что она беспомощна, было в этом что-то звериное, темное а потому — притягательное. Я чувствовал дыхание ее голой груди. Я терзал ее внутри, там, где было ее самое сокровенное и она подавалась моим движениям, не знаю, от боли или от сласти.

Когда я целовал ее слабые губы мне было ее даже чуточку жалко. Девчонка почти была в беспамятстве но это было и хорошо и вот я приник еще раз к ее голому животу, грубо стиснул ее бедра и застонал: все, я пустил семя, я взял ее властно, не спрашивая позволения, как и должен мужчина. Ее ноги свела очередная судорога; я отошел и меня сменил Тит, потом Лох, потом опять я…

У Ларисы почти закатились глаза, на нее плескали холодной водой. Оторвавшись от девчонки, распятой на батарее, мы курили торопливо, а Сова в соседней комнате обмахивала нас полотенцами. И мы спорили сколько эта девчонка протянет, и сколько еще через нее пройдет?

Все испортил Лох. В то время, как Тит использовал Ларису, прибежал Лох с коробком спичек и ватой, эту вату он начал заталкивать меж розовых пальчиков ног девушки. Тит заметил это и заорал:

— Давай, давай!

Когда Лох поджег вату, нехорошо запахло и девчонка начала шевелить пальцами, но горящая вата не выпадала. Она начала кричать и это еще больше раззадорило Тита: он любит, когда женщины кричат…

Короче, она совсем обмякла, груди ее стали вялыми и Титу все это надоело. Он отступил назад; Лариса почти висела на батарее и глаза ее остановились. И Тит начал ее избивать. Бил он умело; ее отвязали и Тит бил ее в пах, да мы все били ее в пах, хотя бы по разу и было приятно пинать ее в то место, которое только что доставляло нам наслаждение; и при каждом ударе она вскрикивала… Мы повалили ее на пол и стали топтать; а потом Тит принес болотные сапоги и мы по очереди топтали ее, давя каблуками ее голую грудь и пальцы…

Все это, короче, надоело. Мы оставили ее в ванной и включили ледяную воду. А сами пошли в другую комнату к Сове; там мы курили и пили принесенную Титом водку. Сова долго ходила меж нами; мы устали от воды, ударов, а Сова была нага и свежа, и ее руки так ласково тревожили наши члены.

И вот наша верная подружка опустилась передо мной на колени. Ее бедра были пред моим лицом, от нее пахло шампунем… И я восхищенно сначала коснулся губами греха нашей подружки, потом все больше и больше приникая губами к ее голому паху, добрался таки до ее щели… И теплые ноги нашей верной Совы задвигались и я утонул в страсти тревожить ее тело.

…Тем временем избитой Ларисе все-таки удалось выбраться из ванной и выползти на площадку, ползя вниз по заплеванным ступеням. Мы догнали ее на площадке; Тит опять избил ее жестоко и мы бросили ее в ванную.

Девчонка лежала на дне, спина и ноги у нее были в кровоподтеках и засосах, в крови был золотистый пушок на икрах.

Нетронутыми оставались только ягодицы. И тут Сова, улыбнувшись, подтолкнула Тита к ванне, тонкими пальцами коснувшись его члена. И Тит понял… Он забрался в ванную, навалился на избитую Ларису… И втолкнул вставший колом член меж ее белых нетронутых ягодиц… Бедняжка попыталась подняться и вскрикнула. А девочка наша тоже забралась в ванну к ним и обнимала, улыбаясь, Тита, ее острые груди дразнили его, а Сова, с улыбкой глядя на него, то прижималась к нему, то отстранялась…

Глаза у Лоха заблестели и мы тогда начали вырезать на коже ягодиц Ларисы начальные буквы наших фамилий; «Л» получилась просто, а вот с «Т» пришлось повозиться… Девушка уже не кричала, кровь текла по ее ляжкам и вот после этого она стала никому не интересна. Мы засунули ей меж ног тряпку, чтоб не лилась кровь и ушли…

Проснулся я с Совой. Она спала и на ее груди еще застыла влага; зазвонил телефон. Я снял трубку, звонил Лохин, сказал, что кто-то нас сдал и что он сматывается… Как я потом узнал, он тоже не успел… Я разбудил Сову; она одевалась, когда менты зашли в наш подьезд…