Шерлок Холмс и доктор Дженни Ватсон. Этюд в багровых тонах. Часть 8

В центральной части равнины Чусук на крупнейшем спутнике Сатурна Титане лежит унылая, бесплодная пустыня, с давних времен служившая преградой на пути цивилизации, как титанийской, так и человеческой. От моря Кракена на севере до местности Аару на юге, от кратера Менрва на западе до Белета на востоке простирается страна безлюдья и мертвой тишины. Но природа и в этом унылом запустении показала свой прихотливый нрав. Здесь есть и высокие горы, увенчанные шапками из метанового снега, и темные, мрачные долины. Здесь есть скалистые ущелья, где пробегают быстрые потоки жидкого метана, и огромные равнины, зимою белые от снега, а летом покрытые серой мелкодисперсной пылью. Но всюду одинаково голо, неприютно и печально.

В этой стране безнадежности не живут ни люди, ни титанийцы. Иногда в поисках новых мест для охоты туда забредают титанийские сектанты-затворники, но даже самые отчаянные храбрецы стремятся поскорее покинуть эти зловещие равнины и вернуться в родные факулы. Здесь по кустарникам рыщут лисозмеи, порой в воздухе захлопает крыльями слоногриф, и, грузно переваливаясь, пройдет по темной лощине серый гиппозавр, стараясь найти пропитание среди голых скал. Вот, пожалуй, и все обитатели этой глухомани.

Наверное, нет в мире картины безрадостнее той, что открывается с северного склона Фенсала. Кругом, насколько хватает глаз, простирается бесконечная плоская равнина, сплошь покрытая мелкодисперсной пылью; лишь кое-где на ней темнеют карликовые кристаллические кустики мнемочая. Далеко на горизонте высится длинная цепь гор с зубчатыми вершинами, на которых белеет снег. На всем этом огромном пространстве нет ни признаков жизни, ни следов, оставленных живыми существами. В желтовато-оранжевом небе не видно птиц, и ничто не шевельнется на тусклой серой земле — все обволакивает полная тишина. Сколько ни напрягать слух, в этой великой пустыне не услышишь ни малейшего звука, здесь царит безмолвие — нерушимое, гнетущее безмолвие.

Выше говорилось, что на равнине нет никаких следов живой жизни; пожалуй, это не совсем верно. С высоты Фенсала видна извилистая дорога, которая тянется через пустыню и исчезает где-то вдали. Она изборождена следами антигравов и истоптана ногами и щупальцами многих искателей счастья. Вдоль дороги, поблескивая под солнцем, ярко белеют на сером солончаке какие-то предметы. Подойдите ближе и приглядитесь! Это фаллоимитаторы — одни крупные и массивные, другие помельче и потоньше. Крупные для инопланетян, мелкие же — для человеческих девушек. Хотя и среди людей встречаются любительницы гигантских членов. На полторы тысячи миль можно проследить волнующий караванный путь по этим вехам — в соляной пустыне.

4 мая 2847 года все это увидел перед собой одинокий путник. По виду он мог бы сойти за духа или за демона тех мест. С первого взгляда трудно было определить, сколько ему лет — под сорок или под шестьдесят. За стеклом скафандра желтая пергаментная кожа туго обтягивала кости его худого, изможденного лица, в длинных темных волосах и бороде серебрилась сильная проседь, запавшие глаза горели неестественным блеском, а рука, сжимавшая плазмаган, напоминала кисть скелета. Чтобы устоять на ногах, ему приходилось опираться на 

оружие, хотя, судя по высокому росту и могучему сложению, он должен был обладать крепким, выносливым организмом; впрочем, его заострившееся лицо и одежда, мешком висевшая на его иссохшем теле, ясно говорили, почему он выглядит немощным стариком. Он был истощен — его член уже много дней не знал радости проникновения в узенькую девичью попку.

Напрягая последние силы, он спустился в лощину, потом одолел подъем в тщетной надежде найти здесь, на равнине, хоть одно указание на какой-то лагерь со сладкими девушками, который не прочь испробовать его член своими задними дырочками, но увидел перед собой лишь соляную пустыню и цепь неприступных гор вдали. И нигде ни дерева, ни кустика, ни признака воды! В этом необозримом пространстве для него не было ни проблеска надежды. Диким, растерянным взглядом он посмотрел на север, потом на восток и запад и понял, что его скитаниям пришел конец,  — здесь, на голой скале, ему придется встретить своё впадение в кататонию. «Интересно, когда тут пролетит спасательный бот титанийцев, в какой позе я буду лежать»,  — пробормотал он, собираясь сесть в тень возле большого валуна.

Но прежде чем усесться, он положил на землю ненужный теперь плазмаган и гиперпространственное хранилище, которое он нес, перекинув через правое плечо. Хранилище представляло собой большой ящик с узкой прорезью в передней стенке. Старая модель — новые умешаются даже в карман. Коробка была, очевидно, слишком тяжела для него,  — спустив с плеча, он не удержал её в руках и почти уронил на землю. Тотчас раздался жалобный крик и из прорези в ящике забил яркий свет — постепенно на камешках материализовался девичий силуэт в сером скафандре. За стеклом шлема показалось маленькое испуганное личико с блестящими карими глазами. Девочка приподнялась на локтях и сжала кулачки.

— Ты меня ушиб!  — сердито произнесла она тонким голосочком.

— Правда?  — виновато отозвался путник.  — Прости, я нечаянно.

Он нажал на запястье и лучи зеленого света соткали куб-палатку вокруг путника и его спутницы. В палатке поддерживалось необходимое давление и уровень кислорода, поэтому они оба теперь смогли снять скафандры. Спутницей оказалась хорошенькая девочка лет восемнадцати, в изящных туфельках, нарядном розовом платьице и полотняном переднике; все это свидетельствовало о том, что её одевала заботливая мать. Лицо девушки было довольно уставшим, но, судя по пухлым щечкам и розовым губкам, она регулярно получала член в свой прелестный ротик.

— Тебе больно?  — забеспокоился он, глядя, как девочка, запустив пальцы в спутанные золотистые кудряшки, потирает затылок.

— Поцелуй, и все пройдет,  — важно сказала она, подставляя ему ушибленное место.

— Так всегда делает мама. А где моя мама?

— Она ушла. Думаю, ты скоро её увидишь.

— Ушла?  — переспросила девочка.  — Как же это она не сказала «до свиданья»? Она всегда прощалась, даже когда уходила к тете делать куни, а теперь её нет целых три дня. Ужасно хочется спермы, папочка! Можно я тебе отсосу?

— Конечно, дорогая,  — улыбнулся путник. Он расстегнул ширинку и уткнулся в радостный девичий ротик. Маленькие губки сомкнулись 

на члене и девочка принялась с упоением причмокивать пенисом. Путник ощутил, как по его затылку бегут искорки, а девочка в добавок пустила в ход ласковый язычок, даря ему сокровенное наслаждение... Конечно, узенькая попка была бы прекрасным дополнением, но увы — девочка в свои восемнадцать ещё не практиковала ни анальный секс, ни даже вагинальный.

Путник с тихим оханьем спустил заряд в прелестный девичий ротик. Девушка все проглотила и радостно вытерла губки тыльной стороной ладошки. А потом полезла в сумочку, чтобы показать свои находки.

— Смотри, какие красивые! Какие чудесные!  — восторженно сказала девочка, подняв два блестящих кусочка слюды.  — Когда вернемся домой, я подарю их братцу Бобу.

— Скоро ты увидишь много вещей куда красивее этих,  — твердо ответил её спутник...  — Ты только немножко потерпи. Вот что я хотел тебе сказать: ты помнишь, как мы ушли с реки?

— Помню.

— Понимаешь, мы думали, что скоро придем к Другой реке. Не знаю, что нас подвело — компас ли, навигатор или что другое, только мы сбились с дороги. Тут поблизости нет никакого лагеря с девочками, готовыми предоставить свои попки по первому требованию. Ничего похожего, увы...

— И тебе очень плохо без анальчика,  — серьезным тоном перебила девочка, глядя в его грустное лицо.  — Ты уж прости, что мне всего восемнадцать и я слишком мала для секса в попку и писю!

— Да, но у тебя очень приятный ротик. Твои минеты все ещё держат меня на плаву. Хотя отсутствие анала рано или поздно меня доконает... Но остальным... Ну вот, сначала мы потеряли мистера Бендера — его член был слишком велик и ты не могла его принять в ротик его даже наполовину, затем титаниец Пит, который оральную не признавал в принципе по причине отсутствия рта у него самого, а за ним миссис Мак-Грегор, помнишь, как она упрашивала тебя разрешить сделать куни? Теперь она тоже лежит без движения в ожидании спасательного бота титанийцев... Джонни Хоунс также впал в ступор от сексуального перенапряжения и, наконец, твоя мама-футанари, которой срочно нужны были молодые девочки с узкими попками!

— Мама тоже впала в кататонию! Как жаль, что у нее такой огромный член, что не помещался у меня в ротике! Почти как у мистера Бендера!  — воскликнула девочка и, уткнув лицо в передничек, горько заплакала.

— Да, малышка, все впали в ступор и ждут спасения на холодном песке этого метанового мира, кроме нас с тобой. Тогда я решил поглядеть, нет ли лагеря попастеньких девчонок в этой стороне, взвалил тебя на плечи, и мы двинулись дальше. А тут оказалось ещё хуже. И нам теперь и вовсе не на что надеяться.

— Значит, мы тоже впадем в ступор?  — спросила девочка, подняв залитое слезами лицо.

— Да, видно, дело к тому идет.

— Что же ты мне раньше не сказал?  — обрадовалась она.  — Я так испугалась! Но когда мы застынем, нас же потом спасут и мы с мамой снова будем вместе!

— Тебя-то точно спасут 

титанийцы, милая. А вот нас и остальных могут положить в криокамеры на долгие сотни лет.

— Никаких криокамер! Я расскажу титанийцам, какой ты добрый. Наверное, они встретят нас в дверях медицинской капсулы с парой милых анальных девочек в обнимку и с целой грудой вибраторов, горячих и пульсирующих — мы с Бобом так их любили! А долго ещё ждать, пока мы впадем в ступор?

— Не знаю, должно быть, недолго.  — Он не отрываясь смотрел на север, где на самом краю голубого небосвода показались три темные точки. С каждой секундой они становились все больше и все ближе и вскоре превратились в трех крупных коричневых птиц, которые медленно покружили над головами путников и уселись на скале чуть выше них. Это были орлобегемоты, стервятники западных равнин, их появление предвещало впадение в кататонию. Как потом будут потешаться над недвижными телами эти твари — одному Богу известно.

— Бегемотики, бегемотики!  — радостно воскликнула девочка, указывая на зловещих птиц, и захлопала в ладошки, чтобы они снова взлетели.  — Послушай, а это место тоже создал Бог?

Неожиданный вопрос вывел его из задумчивости.

— Конечно!

— Он создал Землю, и Луну тоже он создал,  — продолжала девочка.

— А это место, наверное, создал кто-то другой и забыл про лагерь с девочками, которые разрешают играть с их попками. Тут не так хорошо, как там.

— Может, помолимся?  — неуверенно предложил её спутник.

— Но мы же ещё не ложимся спать,  — возразила девочка.

— Это ничего. Конечно, ещё не время для молитвы, но Бог не обидится, ручаюсь тебе. Прочти те молитвы, что ты всегда читала на ночь в гравикаре, когда мы летели над долинами.

Девочка удивленно раскрыла глаза.

— А почему ты сам не хочешь?

— Я их позабыл,  — сказал он.  — Я не молился с тех пор, как был чуть побольше, чем ты. Молись, а я буду повторять за тобой.

— Тогда ты должен стать на колени, и я тоже стану,  — сказала девочка, расстилая на полу сотканной из силовых полей палатки шаль.  — Сложи руки вот так, и тебе сразу станет хорошо.

Это было странное зрелище, которого, впрочем, не видел никто, кроме орлобегемотов. На расстеленной шали бок о бок стояли на коленях двое путников: щебечущая девушка и отчаянный, закаленный жизнью бродяга. Его изможденное, костлявое лицо и круглая мордашка девочки были запрокинуты вверх; глядя в безоблачное небо, оба горячо молились страшному божеству, с которым они остались один на один. Два голоса — тоненький, звонкий и низкий и хриплый — молили его о милости и прощении. Помолившись, они сели под стеночкой палатки; девочка вскоре уснула, прикорнув на широкой груди своего покровителя. Он долго сторожил её сон, но мало-помалу усталость взяла своё. Три дня и три ночи он не смыкал глаз и не давал себе отдыха. Его отяжелевшие веки постепенно опускались, а голова все ниже и ниже клонилась на грудь, пока его поседевшая борода не коснулась золотистых локонов девочки. Оба спали крепким, тяжелым сном без сновидений.

Если бы путнику 

удалось побороть сонливость, то через полчаса его глазам представилась бы странная картина. Далеко, на самом краю холодной равнины, показалось крошечное облачко пыли; поначалу еле заметное, сливающееся с дымкой на горизонте, оно постепенно разрасталось вверх и вширь, пока не превратилось в плотную тучу. Она увеличивалась все больше, и наконец стало ясно, что эта пыль поднята множеством движущихся живых существ. Будь эти места более плодородны, можно было бы подумать, что это хвостороги, которые огромными стадами пасутся в факулах. Но здесь, в мертвой пустыне, вряд ли водились хвостороги. Облако медленно приближалось к одинокой скале, где спали двое несчастных. Сквозь дымку пыли показались пластиковые крыши повозок и силуэты вооруженных всадников на пчелопауках — загадочное явление оказалось двигавшимся с запада караваном. Но каким караваном! Когда головная его часть приблизилась к скале, на горизонте ещё не было видно конца. Над караваном мерцало силовое поле, которое позволяло людям обходиться без скафандров.

Пересекая огромную равнину, тянулись нестройными вереницами телеги, крытые повозки, всадники, множество совсем юных девочек лет восемнадцати, которые прыгали на членах прямо на ходу — как в повозках, так и на самих пчелопауках были здесь и миниатюрные круглые роботы-носильщики, семенившие возле повозок или выглядывавшие из-под белых пластмассовых крыш. Очевидно, это была не просто партия переселенцев, а целое кочевое племя, которое какие-то обстоятельства вынудили искать себе нового пристанища. В ясном воздухе над этим громадным скопищем людей плыл разноголосый гул, смешанный с топотом, писком пчелопауков и визгами девушек, скачущих на членах. Но как ни громок был этот шум, он не разбудил обессиленных путников, спавших на скале.

Во главе колонны ехало несколько всадников в темной форменной одежде и с огромными дилдо за спиной. Лица их были неподвижны и суровы. У подножия скалы они остановились и стали совещаться.

— Анальные лагеря направо, братья,  — сказал всадник с гладко выбритым лицом, жесткими складками рта и сильной проседью в волосах.

— Направо от Ксанаду,  — стало быть, мы выедем к Дильмуну,  — отозвался другой.

— Не бойтесь остаться без анального секса!  — воскликнул третий.  — Тот, кто мог разработать даже самую узкую попу девятнадцатилетней девушки, не покинет свой народ!

— Аминь! Аминь!  — подхватили остальные.

Они собирались двинуться дальше, как вдруг самый молодой и зоркий из них удивленно вскрикнул, указывая на зубчатый утес над ними. Вверху, ярко выделяясь на сером камне, трепетало мерцание силового поля. Всадники мгновенно сдержали лошадей и взяли дилдо наперевес. Отделившись от колонны, к ним на подмогу галопом поскакала ещё группа всадников. У всех на устах было одно слово: "Ностальгисты".

— Тут не может быть много ностальгистов,  — сказал седоволосый человек, судя по всему, глава отряда.  — Мы миновали племя ностальгистов-экстремалов, а по эту сторону гор других племен нет.

— Брат Стэнджерсон, я пойду вперед и посмотрю, что там такое,  — вызвался один из всадников.

— И я! И я!  — раздались голоса.

— Оставьте пчелопауков здесь, мы будем ждать вас внизу,  — распорядился старший.

Молодые люди мгновенно спрыгнули с животных и, привязав их, начали 

карабкаться по крутизне вверх, к розовому предмету, разжегшему их любопытство. Они взбирались быстро и бесшумно, с той ловкостью и уверенностью движений, какая бывает только у опытных лазутчиков. Стоявшие внизу следили, как они перепрыгивали с уступа на уступ, пока наконец не увидели их фигуры вверху, на фоне неба. Тот юноша, что первый поднял тревогу, опередил остальных. Люди, шедшие следом, вдруг увидели, как он удивленно вскинул руки, и, догнав его, тоже остановились, пораженные представшим перед ними зрелищем.

На маленькой площадке, венчавшей голую вершину, высился гигантский валун, а возле него в мерцании силового поля висела гиперпространствення палатка. В ней лежал крупный, но невероятно исхудалый мужчина с длинной бородой. По безмятежному выражению его изможденного лица и по ровному дыханию было видно, что он крепко спит. Рядом, обхватив его темную жилистую шею круглыми беленькими ручками и положив голову ему на грудь, спала девочка лет восемнадцати. Её золотистые волосы рассыпались по вытертому бархату его куртки, розовые губы чуть раздвинулись в счастливой улыбке, показывая ровный ряд белоснежных зубок. Её милые белые ножки в белых носочках и аккуратных туфельках с блестящими пряжками представляли странный контраст с длинными высохшими ногами её спутника. Над ними, на краю скалы, торжественно и мрачно восседали три орлобегемота; при появлении пришельцев они с хриплым, сердитым клекотом медленно взмыли вверх.

Крик этих странных птиц разбудил спящих; они подняли головы, растерянно озираясь вокруг. Мужчина, шатаясь, встал и поглядел вниз, на равнину, такую пустынную в тот час, когда его сморил сон, а теперь кишевшую множеством людей и животных — силовое поле каравана распространилось и на их место для ночлега, в палатке теперь не было необходимости. Не веря своим глазам, он провел рукой по лицу.

— Вот это, наверное, и есть предкататонический бред,  — пробормотал он. Девочка стояла рядом, обнимая его, и молча глядела вокруг широко раскрытыми глазами.

Пришельцам быстро удалось убедить несчастных, что их появление не галлюцинация. Один из них взял девочку за плечи и поставил на коленки, чтобы как следует оттрахать её милый ротик, а двое других, поддерживая изможденного путника, помогли ему спуститься вниз и подойти к каравану.

— Меня зовут Джоном Ферье,  — сказал он.  — Нас было двадцать два человека, остались в сознании только я да эта малютка. Остальные впали в кататонию от недостатка сексуальной активности ещё там, на юге.

— Это твоя дочь?  — спросил кто-то.

— Теперь моя!  — вызывающе сказал путник.  — Моя, потому что я её спас. Никому её не отдам! С этого дня она — Люси Ферье. Но вы-то кто?  — спросил он, с любопытством глядя на своих рослых загорелых спасителей.  — Похоже, вас тут целая туча!

— Почти десять тысяч!  — ответил один из молодых людей.  — Мы божьи чада в изгнании, избранный народ Солнечного щупальца.

— В первый раз о таком слышу,  — сказал путник.  — Порядочно же у него избранников, как я погляжу!

— Не смей кощунствовать!  — строго прикрикнул его собеседник.  — Мы те, кто верит в святые заповеди, начертанные египетскими 

иероглифами на скрижалях кованого золота, которые были вручены святому Арчи на Ганимеде. Мы прибыли сюда с Реи, другого спутника Сатурна, где мы построили свой храм. Мы скрываемся от жестокого тиранства и от безбожников и ищем убежище, пусть даже среди голой пустыни.

Название «Рея», видимо, что-то напомнило Джону Ферье.

— А, теперь знаю,  — сказал он.  — Вы гиперсексуалы-примитивисты. Обожаете анальный секс, но вашим девушкам запрещено его практиковать, поэтому вы ищете свежие попы на стороне.

— Да, мы такие,  — в один голос подтвердили незнакомцы.

— Куда же вы направляетесь?

— Мы не знаем. Нас ведет рука Господа в лице нашего Провидца. Сейчас ты предстанешь перед ним. Он скажет, что с тобой делать.

К этому времени они уже спустились к подножию горы; их ждала целая толпа пилигримов — золотистые, кроткие, низенькие роботы, крепенькие, резвые девушки и озабоченные мужчины с суровыми глазами. Увидев, как изможден путник и что шедшей с ним девочке всего восемнадцать, они разразились возгласами удивления и сочувствия. Но сопровождающие, не останавливаясь, вели их дальше, пока не очутились возле повозки, которая была гораздо больше остальных и украшена ярче и изящнее. Её везла шестерка пчелопауков, другие же повозки были запряжены парой и лишь немногие — четверкой. Рядом с возницей сидел человек лет тридцати на вид; такая крупная голова и волевое лицо могли быть только у вождя. Он глядел в планшет, серфя пальцем страницы — очевидно, у этих кочевников был и устойчивый интернет. Когда подошла толпа, вождь отложил гаджет и со вниманием выслушал рассказ о произошедшем. Затем он повернулся к путникам.

— Мы возьмем вас с собой,  — торжественно произнес он,  — лишь в том случае, если вы примете нашу веру. Мы не потерпим волков в нашем стаде. Если вы окажетесь червоточиной, постепенно разъедающей плод, то пусть лучше ваши тела ждут спастельный бот, который прилетит, возможно, через десятки лет. Согласны вы идти с нами на этих условиях?

— Да, я пойду с вами на каких угодно условиях!  — с такой пылкостью воскликнул Ферье, что суровые старейшины не могли удержаться от улыбки. И только строгое выразительное лицо вождя не изменило прежнего выражения.

— Возьми его к себе, брат Стэнджерсон,  — сказал он,  — накорми его названную дочь спермой и предоставь ему свежие писи наших девочек. Поручаю тебе также научить их нашей святой вере. Но мы слишком долго задержались. Вперед, братья! В райский Анал!

— В Анал! В Анал!  — воскликнули стоявшие поблизости гиперсексуалы. Этот клич, подхваченный остальными, понесся по длинному каравану и, перейдя в неясный гул, затих где-то в дальнем его конце. Защелкали вибрационные аппараты кучеров, зажужжали силовые установки, обновляя защитный полог над караваном. Повозки тронулись с места, и караван снова потянулся через пустыню. Старейшина, попечениям которого Провидец поручил двух путников, отвел их в свой фургон, где девочку накормили свежей спермой сразу два парня, а Ферье наконец-то получил возможность хорошенько вставить девушке, правда, не в попку, а в писю, но и такой вид секса для 

путника долгое время был недоступен, так что он был в восторге.

— Вы будете жить здесь,  — сказал старейшина, кончая в ротик названной дочери Ферье.  — Пройдет несколько дней, и ты совсем окрепнешь. Но не забывай, что отныне и навсегда ты принадлежишь к нашей вере. Так сказал святой Барни, а его устами говорил сам Арчи, то есть глас Божий.