Первомай

Точно, точнее не бывает, на Первомай это было. Ну, как водится, всех нас с утра пораньше загнали демонстрировать единство народа и Партии. С большой буквы партию пишут, ибо она у нас одна единственная, основополагающая и направляющая. Мы привычные. С первого ведь класса, слава Богу не с детсада, по демонстрациям ходим. Вначале в родителями, а потом и сами по себе. Точнее сказать, не сами по себе, а с классной руководительницей. Ну а тут раз уж студенты, то вроде как сознательные, но всё равно староста отметила тех, кто пришёл, и куратор группы, и зам по воспитательной работе.

Ну, вот мы прошли по площади, дождавшись своей очереди, радостно проорали "Уррааа!" в ответ на призыв с трибуны

— Да здравствует советская молодёжь и студенчество!

А потом разбежались кто куда. Мы, честно сказать, перед самой-то демонстрацией слегка приняли на грудь. Все, в том числе и девчонки. А чё такого? "Агдам" - это не водка. Наша компания, сложившаяся внутри группы, решила отметить праздник у Таньки Ванеевой. У неё родители свалили к родственникам на все праздничные дни, вот хата и освободилась. Что пить и есть приготовили заранее. Короче говоря, ввалились в дом всем нашлось дело. Кто таскал стулья и табуретки, кто на стол накрывал, кто откупоривал бутылки с напитками, кто чего-то нарезал, открывал консервы. Мне и Вовке Наждачку доверил настраивать музон. Мне как раз незадолго до этого старшая сестра подарила последний писк - магнитофон "Орбита". Носимый, работает и от сети, и от батареек. Шик, короче. Правда выходная мощность маловата, ну так для этого есть усилок и колонки.

Ну, всё. Все хлопоты закончились и мы дружно уселись за стол. Нужно заметить, что по большей части все мы были знакомы ещё со школы, а кто и ещё раньше - в одном детсадике на горшках рядом сидели. Так что знакомиться никому не надо. Мне досталось местечко рядом с моей старой и почти неразделённой любовью, тайным воздыхателем которой я был едва ли не с первого класса. Танечка Майкова была моей музой, дамой сердца и всем прочим. Молодые же напридумывают себе чего-то и потом живут в этой реальности. С ума сходят от той неразделённой любви, а дело было в том, что оба просто стеснялись признаться. Одна тешила девичью гордость, второй боялся отказа. А тут нас посадили рядом и мне досталось ухаживать за Таней. Напиток налить, закуску подложить. Нет, мы с ней какое-то время гуляли, но не под ручку, а на пионерском расстоянии. Не целовались. Какая-то дура придумала: Умри, но не дари поцелуя без любви. Вот и не дарили. Из-за этого мне приходилось страдать дома, потому что старшая сестра с подругами отрабатывали на мне то, что не могли делать с парнями в силу этой идиотской морали. Да, но было это раньше. Сейчас Танечка вроде как моя девушка. И целоваться начали, и руки распускать. Конкретно я. А как же иначе? Целоваться с девочкой и не пошарить у неё за пазухой? Да где это видано?

Потом были танцы в полутьме. Чем хорошо в частном доме, так тем, что можно выйти на крылечко покурить. Мы же, в натуре, взрослые. Почти. Нам и стипендию платят. Девчонки, некоторые из них, тоже втихушку потягивали сигареты с фильтром. А кто и не курил, по пьяному делу за компанию выходил дым попускать. Не в затяг, как говорится. Ну и просто проветрится на крылечко выползали, слегка припотев от скачек. На улице уже стемнело, было слегка прохладно, потому и стояли парочки обнявшись. Парни накинули свои пиджаки на плечи девочек и пользуясь тем, что стоял полумрак, шарились у девчат за пазухой. Те попискивали, но не особо сопротивлялись. И целовались, как же без этого. Мы с Таней тоже целовались. Её губы пахли вином, но был необычайно сладкими и мягкими.

Мне довелось в жизни попробовать на вкус много женских губ. В том числе и половых. Но речь не о них. Так вот у одних женщин губы были пухлые, мягкие, вкусные, тёплые. У иных губы словно ниточки, твёрдые и какие-то не отзывчивые. А вот Танины губы сами искали мои, отзывались на прикосновения.

Уже поздно-поздно, когда на небе высыпали звёзды, словно веснушки на лице у девочки Весны, стали расходиться. Кто-то оставался догуливать, а, значит, и ночевать. А мы, те, кто уходил, попрощались и до перекрёстка потопали одной компанией. Пели песни, шутили, смеялись. Было весело и хорошо. К тебе прижимается девичье плечико, ты обнял подругу за талию, изредка опуская руку на её попу. Лепота! Постепенно то одна, то другая парочка отделялись от компании. Нам с Таней переться дальше всех, на самый край посёлка. И шли мы с ней долго, даже очень долго. Потому что едва ли не на каждом десятом шаге останавливались и целовались. У неё губы распухли, у меня тоже занемели. Не всё на пользу, что с излишеством.

Дома у меня не было никого. ать уехала к деревенским, сестричка со своими гулеванить ушла. У Тани тоже не было проблем с родителями. То есть, если останется у меня, нико её не потеряет. Вот и зашли мы к нам домой. Если бы Таня зашла к нам первый раз, то, возможно, понадобилось бы проводить экскурсию по дому, показывая что и как. А так более менее всё знакомо. У меня была притырена бутылочка приличного выпивона. Откуда и как она ко мне попала, то отдельная история и в данный момент не совсем интересная. Предложил Тане попробовать этот напиток, она согласилась. Ну и присели за стол.

И получилось почти по песенному:

А вечерочек, вечерок, а рядом милая.

И нам пластинка поёт виниловая.

Пластинку-то я включил. Одну из любимых и самых модных на то время композиций. Из динамиков радиолы раздавался голос Адамо, рассказывающего про то, как он ждал на свидание девушку, а та не пришла, потому что ей помешал снегопад.

Tombe la neige...

Мы с Таней топтались под эту мелодию, не прекращая целоваться.

Мало было выпито, что ли, на празднике, что решили добавить? И без того были в приличном возбуждении, да тут добавили спиртного, да интимная обстановка, да никто не мешает. И начали мы с моей дамой сердца целоваться, не сдерживая свои желания. И так уж получилось, что мало-помалу осталась Таня без верхней одежды. Не в том смысле, что куртка там или пальто, а без той, что прикрывала верх. Курточка, кофточка, лифчик тоже оказались на ней лишними. Насколько приятнее целоваться с девушкой, когда не надо нашаривать титечки под одеждой, когда они прямо перед тобой, когда ты свободно можешь взять их в руки, почувствовать их упругость с одновременной мягкостью и нежностью. Не знаю, как так получается, но упругие титечки, напоминающие резиновый детский мячик, одновременно были мягкими.

А небольшие сосочки напоминали изюминки, какими бабушка украшала булочки, которые пекла на день жаворонка. Таня подставляла грудки под поцелуи, сама прижимала мою голову к себе, запрещая смотреть на титечки. То есть лапать и целовать ты можешь сколько угодно, а смотреть не моги, ибо девушка стесняется.

— Не смотри! Я стесняюсь. Я некрасивая.

И я убеждал словами и делом, что красивее девушки нет не то, что в ближайшей округе, но даже в областном центре. Целовал и сосал эти изюминки, от чего они слегка припухли, увеличившись в размере, отвердели. Ну точно чем-то напоминают то, что сейчас увеличилось в размерах и отвердело у меня в штанах. Хотя там никто и ничего не целовал, не ласкал, не гладил. Оно как-то само по себе так получилось. А в перерывах между поцелуями мы снова пили. Желудки были полными, потому никакая закуска уже не вмещалась, а вот жидкость вполне помещалась. Так на то она и жидкость, чтобы заполнять промежутки между твёрдыми частицами пищи. Надо заметить, что тормоза как-то незаметно отказали уже давно и теперь мы катились по инерции, не притормаживая.

Когда-то и где-то прочитал, что женщина не стесняется обнажаться перед безразличным ей человеком и стесняется обнажатся перед любимым мужчиной. На мой взгляд так полная ересь. Напротив, я так считаю, со стороны женщины будет актом высшего доверия раздеться перед любимым, показать ему своё красивое тело. А как иначе? У любимой девушки ли, женщины ли, некрасивого тела быть не может по определению.

Сказав А, нужно продолжать до конца алфавита. Сняв с Танечки верхнюю часть одежды, потянулся раздевать её дальше.

Танечка хихикает, делает попытки сопротивления, упрашивает не раздевать её.

— Вов! Вова! Ну, не надо! Ну, зачем?

А я любуюсь на слегка полноватое девичье тело, на кругленький животик, на бёдрышки, перетянутые слегка маловатыми трусиками, на впадинку пупочка. Уговариваю, стараюсь заболтать, рассказываю, что я ничего, я всего лишь посмотрю и больше ничего. Ага, даже сам себе поверил. Вот я какой Цицерон, бля. И чтобы у Тани не возникало сомнения в моих словах, стягиваю с неё штанишки, сам целую все эти открывающиеся прелести, до сего момента скрытые одеждой. Нет, что бы кто не говорил, всё же есть в женском теле что-то завораживающее. Все эти выпуклости, впадинки, все эти складочки и прочие потаённые места. Если бы они, то есть девушки и женщины, ходили бы голышом, как где-нибудь в Африке, думается такого влечения не было бы. А чего там не видел, когда все вокруг ходят в том, в чём мама родила. Разве что какие-нибудь бусики без трусиков наденут.

Танюшка вроде как старается оттолкнуть, вроде как упрашивает не раздевать её, потому что стесняется, но получается у неё из рук вон плохо. Вместо того, чтобы оттолкнуть мою голову, только сильнее прижимала её к себе. И млела от поцелуев, которыми я покрывал её тело. Чмок! Животик. Чмок! Бёдрышко. Чмок! Место под титечкой. Мммм! Лизнуть впадинку пупочка. А руки меж тем стянули с Танечки штанишки и осталась она в красивых трусиках в цветочек. Трусики, безо всякого сомнения, красивые, только вот меня больше интересует то, что спрятано под трусиками. Я тяну трусики на себя, то есть стягиваю с Танечки, а она тянет их назад. И так перетягиваем трусы, как спортсмены тянут канат. И кто победит? Да, конечно же, сила. Кто сильнее, тот и правв.

Таня просит

— Вов, Вовочка, ну не надо! Прошу тебя! Пожалуйста!

Я враз прикинулся самым честным изо всех людей, что населяют планету Земля. Я бы и марсиан тут приплёл, только не уверен точно в их существовании. И на этой волне честности, с честными глазами, смотря прямо Танечке в лицо, заявляю, что я ничего такого не замыслил и всего лишь хочу посмотреть на причёску, которую Танечка сделала на лобке.

Перепирались довольно долго. Но, если мужик хочет уложить женщину в постель, он становится сказочников на уровне, а то и выше братьев Гримм и всех остальных мировых сказочников. И уболтал я ту девочку, позволила она стянуть с себя трусики. В то время был я малоопытным, но даже при моём небольшом опыте понял, что Таня сама хочет до невозможности. Как в анекдоте:

Один парень говорит другому

— Трогаю её и чую, что она хочет

— А как ты это узнал?

— Ты когда-нибудь коня с руки кормил?

Мне приходилось и коня кормить, и телят, и корову. И запах. Точнее сказать аромат течкующей женщины. Грубовато, конечно, но течка течкой останется, как ты её не называй.

Таня выставила последний аргумент

— Ты теперь всем расскажешь про меня.

И я забожился самыми страшными клятвами, что такого не случится. Да я... Да если хоть слово... Да пусть у меня тогда никогда не встаёт! Вот! А страшнее клятвы для парня нет и быть не может. Это ж, в случае чего, полный импотент. Да и ещё момент: а зачем я буду кому-то рассказывать про то, что между нами было и ещё будет? Чтобы все попытались влезть к Тане между ног? А вот хуюшечки, самому пригодится.

И добил я её совсем уж запредельным предложением.

— Тань, давай я тебе там поцелую. Если я хоть слово кому скажу, ты расскажешь, что я у тебя лизал.

И это её добило. Это не нынешние времена, когда сделать девушке куни в порядке вещей, так же, как и минет. Тогда было это всё, кто станет спорить, только делалось всё это в тайне и между совсем уж близкими людьми, дабы не утекло никуда ни капли информации. Ох, как же Танечка извивалась, как стонала! И кончала. Причём раз за разом. Причём оргазмы не симулировала, а кончала реально. Раскраснелась, грудь ходуном ходит, дыхание хриплое. И в конце сама предложила взять её по-настоящему, лишь предупредила

— Я не девочка. Для тебя это что-то изменит?

Дурочка-снегурочка и твой папа Дед Мороз. Да какая мне разница с кем и когда ты пролетела? Я же не собираюсь прямо сейчас делать тебе предложение и тем более не собираюсь прямо завтра с утра тащить тебя куда-то, чтобы послушать марш товарища Мендельсона.

Едва присунул, как сразу оконфузился. Чую, прямо сейчас спущу. Едва успел вытащить член и выплеснул всю сперму на пол. И замер, ожидая смешков от Тани. Только смотрю, а член падать не собирается, торчит, будто сосулька на морозе. Или морковка на грядке. И так я возрадовался, так воспрянул, что всандалил Танечке до самого упора и поехали мы по трассе авторалли Париж - Дакар.

Не знаю, сколько по времени длился наш марафон, но то, что это был именно марафон, никаких сомнений. И вертел я Таню, как ту мартышку из анекдота. Нет, не в журнале каком насмотрелся, не в видике, потому что и журналов, а тем более видиков отродясь не водилось. Баб голых и то видели на картах, которые покупали у цыган. Нет, я не покупал. У меня такого добра дома полным полно. А что до всяких поз, так летом в любой выходной иди в лога или на пруд, можешь на Пятак, там такого насмотришься, когда взрослые дяди и тёти в состоянии, как пишут в милицейских протоколах, алкогольного опьянения такое вытворяют, что никаких уроков секса или взаимоотношения полов не надо. Вот оно, просвещение на наглядных примерах. Типа: Делайте, как мы, и всё у вас будет в шоколаде. Так что и рачком Танечке довелось постоять. И стоя у стола, когда она захотела промочить горло.

То, что мы молодые были и глупые, так никто и спорить не будет. Презервативо тогда особо не было. Нет, уже появились проверенный электроникой аж по десять копеек за упаковочку. Как их там проверяли, я не знаю. Может на пробой, как любой изолятор. Типа узнать, какое напряжение выдержит этот изолятор. Только в тот раз про все эти меры предохранения было благополучно забыто и сношались мы просто так, безо всякой опаски. И спускал в Таню, не думая о том, что та может забеременеть.

А потом мы устали и прилегли на диван полежать. И благополучно заснули.

Утром проснулся, Таня ещё спит. И чую жопой, которая есть самый верный индикатор неприятностей, что что-то здесь не то. Точно помню, что ни подушки, ни одеяла у нас не было. А сейчас мы укрыты, головы на подушке. Правда на одной. Танечка повернулась ко мне спиной, попку оттопырила и упирается ею мне в самое то место, которое лучше бы не трогать во избежание подрыва на этой мине, стоящей на боевом взводе.

Инстинкты сработали вперёд мозга. Раз есть попа, есть ножки, значит есть между теми ножками дырочка, куда можно засунуть напряжённый ствол. И что самое интересное, никакого сопротивления. Даже ножку приподняла, помогая проникнуть в мокрую писечку. И подмахивала, лёжа на боку. Точно самой понравилось. А сколько времени потратил, уговаривая. Нет, правильно говорят, что лучше полчаса потерпеть, чем всю ночь уговаривать. Игнорируй и сама даст. Так и сношались, пока не кончил. Таниным оргазмом не поинтересовался. Вот такой я эгоист. И лишь когда кончил, до меня стало доходить, что подушки и одеяла сами по себе не появляются. Это в стихах бывает: Одеяло убежало, улетела простыня и подушка, как лягушка, ускакала от меня. Тем более, что не ускакивала, а прискакала. И я, найдя трусы, натянул их и потопал проверять дом. Интересно же, что за заботливый полтергейст тут завёлся. Оказалось, что никакого полтергейста не было и в помине. Так мы с Таней увлеклись своими делами, что я забыл двери запереть. А ночью с гулянки припёрлась сестра и обнаружила натУрморт в виде двух прижавшихся друг к другу двух озябших тел. Полюбовалась, пожалела, притащила подушку и одеяло. Так что теперь я оказался должен сестре по самое не могу. И пока Таня нежилась в постели, мы с сестрой что-то сообразили на завтрак.

Таня, когда проснулась и обнаружила, что мы с ней не одни, очень уж сильно смутилась. И как бы получилось дальше, если бы сестра не утащила смущённую девчонку в свою комнату. Из комнаты вышли обе, причём Таня уже более менее спокойная, даже не особо красная, одета в сестричкин халатик. Завтракали уже без особого смущения. А вскоре к сестре завалились подруги. Девчата несколько старше нас, года на два-три или чуть больше. Но приняли нас в свою компанию. Тем более, что эти подруги как раз из тех, кто совершенствовал своё мастерство поцелуев на мне, как на тренажёре. Выпили, потом слушали музыку и даже танцевали. Ближе к вечеру всей толпой пошли провожать Таню. Сестре пришло в голову, что её родители не станут возникать, если Таня придёт домой в такой внушительной компании.

Всё прошло в самом лучшем виде. Танины родители даже поблагодарили девчонок, пригласили к себе и усадили за стол. Праздник же, чё. Сами ещё не протрезвели, вот и проявилась щедрость русской души.

Дома сестра заявила

— Колись, мелочь пузатая, что это было. И рассказывай подробно, что и как делали.

Я вздохнул

— Тут показывать надо. Может ты разденешься?