Человек

Бен отбросил руки с подлокотников своего уютного кресла, заметив, что они провалились в мягкую пену. Оба подлокотника были в таком же состоянии. Быстрый осмотр только подтвердил его догадку: его привычка ухватываться за то, что он считал прочным, привела к повреждению обшивки. Забавно, что он почувствовал изменение внутренней части своего убежища раньше, чем боль от спазма мышц пальцев. Возможно, потому что физическая боль была ничтожной по сравнению с тем, что он переживал эмоционально.

Осторожно подняв руки и приложив усилия для контроля над собой, он положил ладони на них и удерживал их таким образом. Он улыбнулся, рассматривая это как хорошую тренировку перед тем, что предстоит дальше. Хотя может быть не очень хорошую. Неважно на самом деле. Это точно не имело значения. Считалось адекватной практикой - лучше чем ничего.

Как бы то ни было, эти несколько секунд придется подождать, потому что это все, что он успел получить, прежде чем дверь входа наконец-то скрипнула и золотые лучи утреннего солнца проникли в комнату, осветив стройную фигуру женщины, стоявшей там с ключом в руке и выражением на лице, словно она готова покориться и начать испытывать наказание.

Зеленые глаза Барбары загорелись и она легко откинула прядь своих пышных рыжих волос. Они остались на новом месте за ухом благодаря свежести. Они были свежими, потому что она только что приняла душ - Бен не сомневался в этом - так же как он не сомневался и в причинах.

– Где находятся девочки? – Барбара перевела свой взгляд супруга на лестницу, пропустив его потрясающие глаза, и ее вопрос зазвучал тихим, едва слышным шепотом. Непроизвольно она начала играть пальцами по обтягивающему черному платью, подчеркивающему ее изящные формы, словно пытаясь неосознанно стереть следы недавнего причиненного насилия. Это было бесполезно, но она не могла остановиться.

– Где находятся девочки? – Бен сдержал фальшивое спокойствие так крепко, что его подлокотникам можно было позавидовать. – Ты уверена, что хочешь спросить именно об этом? Или тебя интересует, знают ли они то, что я узнал?

Он прочитал это на ее лице. После двадцати лет брака было легко для него читать жену и понять, что она на самом деле надеется, чтобы он не знал о том, что она сделала. Он видел, как гаснет та ничтожная искорка. Это было оправдано.

– Они уже спят.

Бен был милостив, соглашаясь ответить на ее вопрос, милосерден, как никто другой в этом мире.

– Они легли спать, подумав, что ты выпила слишком много и заснула у Синтии, потому что она всегда выбирает водителя, а ее дом находится гораздо ближе к месту вечеринки.

Он фыркнул.

– Я полагаю... частично прав? То есть, насчет выпивки. А что касается места вашего падения...

Он поднял руки к потолку и пожал плечами.

– Однокомнатная квартира со стенами из бархата с леопардовым принтом?

– Знаешь, я не люблю, когда ты так язвишь... – Барбара прикусила губу и отвернулась от него, покраснев от чувства вины. – Прости. Я... Я не хотела вырываться. Это... это сложно. Я не знаю как... что сказать.

Бен понял, что и он тоже. Что тут можно сказать? Английский язык богат, разнообразен и полон контекстов, поэтому он просто позволил вырваться первому, что попало ему в рот.

– Стоило ли оно того?

Барбара, пошатываясь, словно все еще пьяная, подошла к стулу, обычно предназначенному для гостей, бессильно опустилась на него и уткнулась лицом в ладони. Не поднимая глаз, она просто пробормотала:

– Я хочу спросить, какова цена.

Ух, ты, ответ был неправильным.

– Черт возьми, Барб! – Бену с трудом удалось сдержать восклицание, чтобы не закричать, как он того заслуживал. Его дети все еще были наверху, спали. Озадаченные. Защищенные... на данный момент. Однако он наклонился вперед, делая все возможное, чтобы его жена не пропустила ни одной йоты того, что было внутри него. – Ты говоришь, что это может стоить того? Что то, что тебя трахает озабоченный организатор вечеринок, может быть нормальным... если... если что? Если ты сможешь сохранить свою счастливую лживую жизнь нетронутой?

– Боже, нет, Бен, это вышло... – Барбара снова посмотрела на него, но ее искренняя, эмоциональная мольба была внезапно прервана. – Лживую? Что ты имеешь в виду под лживой? Я... я и есть... счастлива. Своей жизнью. – Она наклонилась вперед. – С тобой.

– Дерь. Мо. – Бен снова опустился в кресло, подальше от ее протянутой, ищущей руки. – Счастливые люди не делают того, что сделала ты, моя дорогая. Достойные жены бесстыдно не флиртуют с модными спортивными крысами неделями, а потом не говорят своим мужьям, что те сумасшедшие, раз насторожились.

Он уже встал на ноги, но не помнил, чтобы делал это.

– Черт, Барбара, когда я первый раз зашел посмотреть, как продвигается твой проект, ты пыталась мне сказать, что он – гей!

Барбара покраснела и отвернулась.

– Ты не должен... Я помню...

– Да? Ты помнишь, как я физически убрал его руку от тебя? Когда это случилось дважды, прежде чем ты отказалась от этой лжи и предупредила меня о возможном нападении на него, потому что он точно вызовет полицию?

Тогда она заплакала.

– Да. Бен, дорогой...

Он прищурился и подошел к ней ближе.

– Хорошо. Экзамен сдан. Твой разум все еще работает. Но у меня остается масса новых вопросов. Давай начнем с этого: с чего ультиматум?

– Ультиматум? – Она звучала искренне озадаченной.

– Когда я сказал тебе, что все уже сделано. Твой и Синтии благотворительный бал. Когда я сказал, что то, что я видел, было слишком много, и я не идиот...

Бен посмотрел на потолок, собираясь с мыслями, прежде чем встретиться с ней глазами.

– А ты сказала, что я – идиот и что если я еще раз запрещу тебе что-нибудь, ты мне покажешь насколько. Тот ультиматум. Тот, который ты выдвинула за день до того, как ушла прошлым вечером, сообщив мне, что я не могу тебя сопровождать. Так... почему? Лучшая защита – нападение?

Барбара сплела пальцы на коленях и интенсивно изучала их.

– А что я должна была сказать? Правду? Что другой мужчина залез в мою голову, остался там, как бы я ни старалась его выгнать? Что я боролась... проигрывала... потому что не знала, как играть в эту игру? Что я чувствую к мужчине то же самое, чего не чувствовала со времен колледжа, потому что мы так переплелись с тобой, что это больше не является... приключением?

Она, наконец, подняла глаза, и Бен был удивлен искренностью, которую там увидел.

– Я забыла, Бен. Я забыла то, что было правдой. Я забыла тебя, хоть ты и был прямо передо мной.

Она снова всхлипнула, и начали наворачиваться настоящие слезы.

– Ты – жертва собственного успеха, моя вечная любовь. Ты... хорош. Слишком хорош. Я никогда еще не подвергалась испытаниям, потому что ты делаешь меня счастливой, мою жизнь легкой, а мою душу довольной. Тодд...

Она коротко прикусила нижнюю губу из-за того, что увидела в нем.

–... А он... он был, как парень один на миллион, оказавшийся в нужном месте в нужное время...

Она передернула плечами.

– Я даже не знаю такого слова. Он... перевернул меня.

– Перевернул?

Она покачала головой.

– Я не знаю... да. Перевернул. Он придумал, как поставить меня вверх ногами и разбить меня... Дерьмо, я имею в виду...

Покраснение ее щек показало Бену, что внезапное, недавнее воспоминание слишком близко подходило к ее словам, а затем он каким-то образом разделил визуальное восприятие, не находясь рядом со своей женой и ее ночной гимнастикой.

Голые задницы по очереди забивают сваи, согнутые позвоночники и пальцы, скрюченные как когти...

– Я ухожу.

Его пальто каким-то образом сорвалось с крючка и оказалось у него в руке, и он успел сделать шаг ко все еще открытой входной двери, прежде чем Барбара поднялась на ноги.

– Уходишь? Что... почему... куда?.. – Она сглотнула, пытаясь восстановить над собой контроль. – Бен, останься со мной. Пожалуйста, пожалуйста, мне нужно...

- Тебе нужно. - Бен остановился, но не отвернулся от неё. - В этом и заключается проблема, верно?

Он повернул голову так, чтобы уголком глаза поймать её взгляд.

- Знаешь что? Я расскажу тебе, куда я направляюсь, раз ты только сейчас догадалась. - Он взглянул на часы. - Сейчас воскресное утро, семь часов. Я собираюсь зайти в офис и, поскольку там никого не будет, я смогу уединиться и просмотреть список сотрудников, чтобы узнать адрес Кэндис Теннен.

- Денди Кэнди? - голос Барбры выражал полный ужас. - С фальшивыми... Бен... Бен, нет.

Он засмеялся со злорадством и потрясением одновременно.

- Нет, правда? Ты запрещаешь мне это? Интересно. Тебе стоит задуматься об этом. В любом случае, хочу сообщить тебе, что приглашение получил больше года назад. Я так часто его отклонял, что моё появление будет настоящим сюрпризом. Но, эй, сюрпризы должны быть весёлыми, так зачем мы оба должны лишаться удовольствия?

Последнее, что он услышал до того, как его услышали они, было какое-то вопиющее кваканье. Это должно было быть смешным, но не было. Однако, покидая свой подъездной путь, он сумел взглянуть на ситуацию со стороны: для 43-летнего мужчины - нет, для любого - он был в отличной форме. Это хорошо, потому что ему придется иметь всю выносливость и энергию для общения с Денди Кэнди – обладательницей самого лучшего тела, которое можно купить за деньги.

***

Барбара подняла пальцы со своих любимых кресел в то время как до нее донеслось осознание того, что в доме практически полная темнота и ей едва удаётся разглядеть что-либо внутри. Её дом был потерян для нее. Всё это грандиозное чувство было потеряно для нее, так как в её прекрасной, запутанной голове не осталось места для этого.

Она подумала, включили бы свет и устроили бы весь тот шум, который обычно устраивают девочки-подростки... если бы они были там. А так, она отправила их к Синтии, через час после того как они проснулись, сказав, что у них с отцом особые планы, и им нужно время, чтобы поработать над ними, не отвлекаясь. Очередная ложь была неубедительной, но к тому времени у Барбары не оставалось ничего другого, а ее дети были доверчивы. Они доверяли, потому что были хорошими, а хорошими были потому, что их правильно воспитал замечательный отец.

И мать, не знавшая, с какой стороны подойти.

После этого она возвратилась домой и устроилась в ожидании. Барбара знала, что у нее есть время. Возможно, весь день, потому что она знала Бена лучше чем себя. Знала, что он делает именно то что сказал, и делает это в меру своих сил.

Чертова Денди Кэнди. Ебаная Денди Кэнди. Чертова Денди еб ее Кэнди.

И так по кругу. Это был ее день; она плыла в открытых водах собственного разума, не имея направления и не приближаясь к суше. Это использование ее времени было неудачным, потому что означало, что Барбара все еще... скажем так, блуждала в потемках, когда открылась входная дверь.

Она прищурилась на силуэт фигуры, остановившейся там, явно наблюдая за ней, и не знала, что сказать... поэтому сказала просто:

– Как дела у шлюхи? Надеюсь, ты воспользовался защитой. Иначе, по сути, только что перетрахал половину чуваков в своей... – Она зажала губы. Слишком поздно.

– Потому что ты зашла в аптеку по пути в рай с леопардовым принтом?

Было странно слышать холодную правду от загадочной сущности в темном облаке, но это была истинная информация, и Барбара не проявила никакой реакции, кроме как прижала колени, которые были закутаны в пижаму, к груди и прислонилась лбом. Спрятавшись таким образом, она могла только слушать, как ее муж бормочет, выражая свое разочарование шумами.

- Ты сердишься, - он наконец заговорил спустя вечность и когда она подняла голову, он повис над ней. - Ты сердишься.

- Я... это... - А что он ожидал? Что он хотел услышать от нее?

- Ты сердишься? И все? Твой муж, человек, которого ты неоднократно уверяла в своей привязанности и любви к нему, только что провел несколько часов в интимных отношениях с женщиной, которую ты даже не можешь видеть... а тебя только сердит. Ты... ты просто...

Барбара увидела, как энергия покинула Бена, прежде чем он развернулся на месте и пошел в обратном направлении.

- Не жди меня до утра.

На этот раз дверь закрылась без каких-либо слов со стороны Барбары. В другой жизни это могло означать что-то большее.

***

Утреннее возвращение Бена домой было похоже на первый акт театрального представления. Сначала он поздоровался с семьей, которая уже завтракала. Он каким-то образом распознал ложь, которую Барбара рассказала детям, а затем убедил их, что он отсутствовал всю ночь по работе, даже намекая - сквозь комок в горле - что это было связано с благотворительной деятельностью его жены.

Ему было плохо, и не только из-за этого сострадательного обмана. Время, проведенное с Дэнди Кэнди, было... ну, одним из тех моментов, о которых нужно забывать. Именно для этого оно и служило: чтобы выбросить все из головы и как можно дольше забыть о своей ужасной жизни, но это также не оставляло места для планирования того, что сказать детям, которых он, к своему стыду, забыл на фоне своих собственных мучений. Поэтому, получив легкую возможность уйти от проблемы, он воспользовался ею и вступил в игру Барбары.

И да, ему было плохо, потому что он знал, что воспользовался невинностью своих дочерей. Их счастливыми, доверчивыми натурами, воспитанными матерью, которая была феноменальной... пока, очевидно, не забыла.

– Девочки, вы опоздаете на автобус, – улыбнулся своим сокровищам Бен, когда те одновременно обняли его на прощание, передали то же самое своей маме, а затем, хихикая, вышли за дверь. Он долго смотрел в ту сторону, куда они ушли. Очень долго. Достаточно, чтобы то, что он делал, стало слишком очевидным.

– Бен... мы должны это сделать. – Он услышал, как из-за стола для завтрака встала Барбара. – Я не сержусь и не собираюсь кричать. Не буду, клянусь. Я сейчас иду в гостиную. Пожалуйста, посиди со мной.

Хотя это было мелочным, он подождал, пока не убедился, что она скрылась из виду, прежде чем повернуться. После минутного колебания он, наконец, последовал за ней и вернулся в сердце их дома, где его дорогая жена почти половины его жизни ждала в своем кресле, повернув то лицом к его любимому креслу. Она молча смотрела на него через плечо, с умоляющими глазами, так громко, что они вполне могли быть и кричащими.

Он вздохнул, смирился с пытками, которые, как он знал, предстоят, и сел.

– Теперь я понимаю. Понимаю. – Голос Барб был тихим, и ей удавалось смотреть только на его подбородок, когда она говорила, но она говорила ясно и понятно. – Тебе нужно было, чтобы я это почувствовала. Вот почему то, что я сказала прошлым вечером, вывело тебя из себя.

Она задохнулась и погладила щеку большим пальцем, прямо под глазом.

– Ты выбил меня из колеи.

– Тебе... тебе было все равно. – Бен почувствовал, что его веки опускаются, и резко поднял их обратно. – Когда я вернулся, ты набросилась на меня, разозлившись. Винив меня.

– Все равно? Все равно! – Барб оживилась, её зеленые глаза стали круглыми. – Бен, боже мой, я страдала внутри! Как... как ты не мог это заметить? Я на самом деле не злилась, я... черт возьми, я создавала защитный барьер! Пыталась выбраться из этой бездны когтями! Я не виню тебя и не винила прошлым вечером. Я знаю, что это случилось из-за меня, черт побери, я это понимаю!

Она стукнула маленькими кулачками по подлокотникам кресла.

– И когда я увидела тебя, когда пришлось столкнуться с тем, что ты сделал... Я не знала, как реагировать, что сказать, кем... – Она остановилась и отвела взгляд.

– Кем я был. – Бен был неподвижен. – Уродом, так ведь?

Барб опустила голову, закрыв лицо своими рыжими локонами.

– Прости. Я чувствую себя...

– Вот оно! – Бен закричал настолько громко, что из его рта полетела слюна. – Ты понимаешь, что это первый раз, когда ты извиняешься? Понимаешь? С тех пор, как ты вошла в эту дверь вчера утром, ты была застенчивой, уклончивой и даже чертовски боевой... но ни разу до этого момента не произнесла слова «прости». Пока не пришлось зайти тебе в угол.

Он покачал головой.

– Я просто... Я не верю тебе, Барб.

– Мне нужно это говорить? – Она была быстра и как-то мгновенно схватила его руку своей. – Боже мой, мы были практически одним существом на протяжении десятилетий, как ты не мог заметить, что каждая клеточка моего тела сожалеет о том, что вообще связывалась с этим человеком? Ни одно происшествие не стояло той боли, которую я испытала...

– Какой боли? – откинулся назад Бен. – Нет, я серьезно. Опиши ее. Ты сказала, что теперь все понимаешь. Опиши, что это за боль.

Он стиснул зубы.

– Оживи ее для меня.

– Больно дышать. – Она не колебалась. Ни на мгновение. – Я прекрасно осознавала каждую секунду, но почему-то казалось, что каждая секунда пролетает со скоростью миллион миль в час.

– Твоя грудь напряжена. Сдавлена. – Бен поднял на нее глаза. – Это физическое ощущение, а не что-то, что ты... ты переводишь с заунывной песни о любви, которую когда-то слышала.

Он поморщился.

– Это настоящая боль.

Небольшой всхлип вырвался из губ Барбары, и она кивнула.

– Мучения. Такое ощущение, что мое тело постарело на пятьдесят лет за один день. Мои кости болят.

– М это сделала ты. С нами обоими.

– Сделала я. – На этот раз она не повесила голову. – Я никогда не думала, что смогу. Я – не та, за кого себя выдавала.

Она сглотнула.

– Хуже того, я не та, кем меня считал ты.

– Но ты хочешь, чтобы я... что? Простил? Разве человек прощает фуру, которая его переехала?

Барбара моргнула, глядя на Бена. Затем моргнула еще раз.

– Ты... ты действительно можешь задаваться этим вопросом? Хочу ли я, чтобы ты меня простил? Бен, без прощения нет тебя, а я буквально скорее переломаю себе кости, чем буду жить без тебя.

– Сломанные кости не помешают твоей заднице быть трахнутой, так что, для тебя это хорошая сделка, не так ли?

Это было грубо и жестоко, он знал это, но не собирался останавливаться.

– Это... это не... – Барб потерянно закатила глаза. – Что я могу на это сказать? Твое доверие ко мне подорвано, я понимаю, но одна ночь не может стереть двадцать лет. Попросту не может. Я облажалась так, что никто из нас и представить себе не мог, но у меня не было пересадки мозга... У меня был момент слабости.

– И это никогда не повторится? – грубо прорычал Бен на нее. – Ты хочешь сказать, что ты нашла единственного парня, кроме меня, в этом мире, которого ты когда-либо посчитаешь привлекательным, и теперь, когда у тебя есть он, ты готова остепениться навсегда?

– Нет! Думаешь, я никогда не находила других мужчин привлекательными до элоквентного Тодда? Боже мой, ты же знаешь, что я не очень люблю ложную скромность. Посмотри на меня! Я отклоняю все предложения со дня нашего первого свидания! Сексуальные мужчины! Сексуальные самцы, чья сексуальность для меня никогда не имела значения, потому что у меня была твоя вкусная, любящая и фантастическая попка!

– Тогда почему черт возьми, Барб! Что произошло на этот раз? Я видел много таких уродов!

– Вечно ничто не остается неизменным, Бен. Ничто.

Барб задула ноздри, и румянец поднялся до самых волос.

– В каждом замке есть уязвимости, если не обращать на них внимания. Моя оказалась больше, чем я предполагала. Прекрасные драгоценности внутри заставили меня подумать, что ворота все еще новенькие... пока не появился грубиян с тараном.

– Даже не знаю, что это значит. – Бен опустил голову, быстро теряя энергию. – Как это должно убедить меня в том, что ты заслуживаешь доверия?

– Я – ребенок, который тронул раскаленную печь. – Барбара даже хихикнула. – Почти буквально. Мы испытали, насколько мне больно. Сколько детей делают это дважды? Боль учит нас. Страдание – это мастер-класс жизни. Я... – Она замолчала, и на ее лице вдруг появилось выражение ужаса.

Барбара закрыла глаза и провела ладонями по лицу.

– Господи, я не могу отрицать того, что, вероятно, произойдет, не так ли? Даже если ты не сможешь жить с тем, что я сделала... если ты, ты уйдешь... – Она вздрогнула и вздохнула. – Даже если. Я никогда не сделаю этого еще раз. В какой бы форме... существования я ни оказалась, я никогда не потеряю бдительность, и никогда больше не буду принимать свои силы как должное.

Бен спрятал лицо в ладонях и молчал. Это было слишком тяжело. Однако через некоторое время он почувствовал, как жена осторожно, нежно коснулась его плеча.

– Знаешь, о чем ты меня не спросил? Вопрос, которого я ждала, с тех пор как увидела тебя вчера в этом кресле?

– Почему ты провела с ним всю ночь? – пробормотал Бен. – Я не спросил, потому что знаю, и не готов услышать это вслух. Я не... защищен. Как ты бы сказала.

Барб отдернула руку.

– Ты знаешь? Ты не...

– Ему, сколько, несколько лет до тридцати? Думаю, что время его простоя было около минуты. Ты же получала удовольствие часами.

– Почему ты был с Кэндис всю ночь... после того как был с ней весь день?

Бен поднял голову, злясь.

– Не можешь дождаться, чтобы снова не пойти в атаку, да? Я не...

Барбара подняла руки, умоляя.

– Это не было атакой. Как я уже сказала, я все понимаю. Это меня убивает, но я понимаю. Нет, я имею в виду, что именно тебя держало там? Секс? Она была лучше меня? Тебе нравилось проводить с ней время больше чем со мной? Потому что я в это не верю.

Безумие, но Бен не смог сдержать ухмылку.

– Как ты уже сказала, не нужно притворяться скромной, правда? Я должна признать, что она действительно компетентна. И когда я постучалась в ее дверь, она была благодарна. По правде говоря, это было поразительно.

– Не стоило удивляться. Но это неважно, потому что я лучше.

У Барбары появилась улыбка и на мгновение Бен увидел в ней ту интересную девушку, в которую он влюбился еще на первом свидании.

– Так значит, ты продолжал заниматься сексом с ней не из-за этого. Ты делал это для того, чтобы доказать что-то. Отметить свое присутствие.

– О боже. А что же тогда должна была доказать ты?

– В первый раз? Ничего такого. Я была наивной глупой дурой, слишком долго позволяющей всему идти своим чередом, обижающейся на своего слишком сообразительного мужа и выпившей слишком много в самый неподходящий момент. Дьявол! Я едва помню, как ехала к нему домой.

Она замолчала.

– И... да. Я что-то была одета в леопардовый принт.

Барб покачала головой, словно услышав плохую шутку.

– Мы... занимались сексом. Он был потный. Это было... хорошо. Наверное.

Она пожала плечами.

– И было быстро, а я была возбуждена. Потом... черт, потом туман рассеялся и мне пришла мысль, что у меня есть что-то доказать.

– Я почти не хочу знать. Не представляю, как это может помочь.

– Если хочешь, я могу оставить это за собой.

– К чёрту! Просто скажи уже.

Барбара кивнула, но молчала ещё около двадцати секунд перед тем, как продолжить:

– Я никогда не смогу достаточно жалеть о том, что случилось, но это чувствую каждой клеткой своего тела. Я люблю тебя всей душой, но то, что я сделала в тот вечер... это не было из-за тебя. Не... напрямую.

Она посмотрела на своего мужа, и когда он покрутил пальцем, чтобы она продолжала, она снова кивнула.

– Первый раунд был из-за... давления, которое нарастало, как я уже говорила. Это не оправдание, но – причина. Потом... Боже, прости... потом выпивка перестала играть роль, и я с ужасом осознала, что изменила. С мудаком. В этот момент, черт возьми, в этот момент взяли верх моя паника и самосохранение, и я сказала себе, что Тодд – мастер соблазнения. Что он должен быть богом секса, и я просто оказалась беспомощной перед его чарами.

– Поэтому, когда он подначивал тебя для очередного раунда...

– Я... ты в самом деле...? – простонала она. – Ладно-ладно. В тот раз я... села на него, вместо того чтобы просто... наклониться и задрать платье. Я подумала, что если я беспомощна, значит, беспомощна. Беспомощные женщины, женщины, ставшие жертвами сильной личности... они плывут по течению, я думаю. Они, не знаю, они покорены, или еще какая-нибудь хрень.

– Слишком много мелодрам, Барб. Это безумие.

– Это то, что понимаешь при свете дня. Ночью, все еще трахаяся в голову, с членом внутри, думать перестаешь.

Она раскачивалась взад-вперед, ее нервная энергия выплескивалась наружу, как и ее слова.

– Это была худшая из возможных комбинаций; плотину прорвало с первой же пробоины, мудак был настроен решительно, и у меня возникла идея, что уж если я изменяю идеальному мужу, то должна быть беспомощной, чтобы сделать это. Это было то, за что я цеплялась, чтобы не смотреть себе в глаза. Это было то, что я должна была доказать.

– И ты это доказала. Все. Проводя ночь вместе?! – Бен с силой ударил по столу.

– Я просто спала всю эту проклятую ночь! Я утомилась после нашего секса, думаю, раза три! Я плавала в голове, что ты ожидал? Стыд за то, что я сделала, будет мной всю жизнь, я это знаю, но сам акт? Он длился, думаю, около пятнадцати минут. Пятнадцать минут обычного секса, который я уже забыла. Пятнадцать минут и вот я – на грани выживания.

Она заплакала, и Бену пришлось подавить желание обнять ее.

– Знание – это не мощь, любимая моя, это проклятие. Я это понимаю, потому что прямо здесь и сейчас я – чертов Эйнштейн. Вижу все уравнения и мое сердце разрывается из-за нас обоих.

– Я их не вижу. – Бен поднял руки вверх. – Действительно не вижу. Разъясни мне. Скажи свое осознание.

– Что никто из нас не является тем, за кого его принимает другой.

Бен должен был признать, что этого он не ожидал. У нее есть смелость и он должен признать это.

– Это я – не тот, кем ты меня принимала. Я?!

– Ну... нет. Ты не такой.

Она снова приблизилась к нему, а он отступил. Она кивнула, будто ожидала этого, и это вызвало в нем гнев.

– Я всё еще не виню тебя. И никогда не буду обвинять тебя в своих ошибках, я – не психопатка... хотя может так подумать сейчас. Но этот последний день разрушил все иллюзии, которыми раньше была наполнена моя голова. Первая – это то, что я не могу представить себе жизнь без тебя рядом со мной... Я предала тебя. Вонзила нож в сердце после того, как ты предупредил меня о последствиях. После того, как ты сказал мне видеть то же самое, что и я, но специально проигнорировал это. Это – грубая иллюзия, которую можно потерять, самодовольство. Каждый, по крайней мере, начинает как герой своей собственной истории.

– И я не утратил этого чувства, если ты это хочешь сказать. – Бен пытался контролировать свое дыхание. – Кэнди, верно? Это было необходимо. Ты слишком умна, чтобы не понять, почему я это сделал. Ты же сама это сказала.

– Потому что мне требовалось почувствовать твою боль. Не вину, а потерю. Да. После дня и ночи, когда я ничего не делала, кроме как смотрела правде в глаза... Я согласна. В основном.

– Только в основном. Но...?

– Но сейчас ты лжешь. Себе – больше чем мне.

Теперь Барбара была спокойна. Слезы высохли.

– Ты говорил себе, что если у нас все еще есть совместное будущее, я должна знать, через что ты прошел. Должна почувствовать боль, иначе просто причиню ее еще раз. В этом есть смысл, и я очень, очень люблю тебя за это, потому что оно показывает, что ты все еще... хочешь этого. Хочешь меня.

Ее голос упал.

– Хотя бы немного.

– Значит, ложь?

– В том, что это единственная причина, по которой ты занимался сексом с другой женщиной. Остальное, может быть даже самое большое, хотя я надеюсь, что нет, это то, что ты был ранен, и тебе требовалось выплеснуться. У тебя отняли кое-что, и ты понадобился. Баланс.

Она долго и пристально смотрела на него.

– Месть. Чистая и простая. Это не... Я никогда не думала, что в тебе это есть.

Барбара права. Бен знал это. Он никогда не забудет, как яростно трахал Кэнди, пока она не выгнала его из своего дома. Потом, той ночью, с милосердием, которого он не заслуживал, она впустила его обратно, когда он вернулся... а он ничему не научился. Даже кричащего оргазма недостаточно для того, чтобы любая здравомыслящая женщина терпела тот гнев, что он вымещал на ней, и остаток ночи, проведенный в мотеле, должен был сорвать чешую с его глаз по этому поводу.

Однако, чтобы заставить его признаться в этом на данный момент, потребовалось бы применить лом и пентотал натрия, поэтому он оставался спокойным. Барб не обманута, он осознавал это и продолжил: - Это книга сказок, закрытая для меня. Что мой муж безупречен. Что он никогда не использовал боль как оружие, что не подошел бы к невинной прохожей и не обращался бы с ней так же грубо, как со шлюхой на углу. Что он никогда не забудет своих детей и не оставит их одних на всю ночь... - Как это сделала их мать? - Как это сделала их мать. - Она печально кивнула. - Через двадцать лет мы все те же люди, но в ужасных отношениях. Я глупая жестока, ты рефлекторно жестокий. Это жестоко и... справедливо, и ты это знаешь. - Ты забрала это у себя. Приблизительно... три раза, полагаю. Барбара опустила голову; она была в замешательстве. - Это? Что это? Три... Я не... - Мою добродетель, - горько усмехнулся он. - Мой статус героя в твоих глазах. До того, как ты только что выложила это, я видел его. Ты трижды спросила меня, как я могу... не знать тебя. Твою душу, полагаю. Он пожал плечами. - Ты спрашивала, как я могу не видеть, что ты умираешь внутри, как я не понимаю, что ты сильно сожалеешь о том, что сделала и как я могу спрашивать, хочешь ли ты получить прощение вообще. Твое замешательство было очевидно. Тебя искренне потрясло то обстоятельство, что я просто... не читаю твои мысли. - Потому что всегда так делалось. - Я никогда этого не делал. Барбара, идеал не был отделенным от реальности; это было одностороннее видение. Всегда так поступала только ты. Всегда говорила мне, что я должен уже знать ответ, когда я задаю тебе вопрос, а затем игнорировала его, когда я из-за этого раздражался. Ты думала, что твоя концепция моего совершенства заключается в том, что я был святым. Но правда в том, что ты просто думала, будто мы ближе, чем на самом деле.

Ее глаза расширились, и в мгновение ока они оказались мокрыми.

– Нет. Нет-нет-нет... не говори так... ты не можешь так говорить...

– Крепость была построена с уязвимостями. – Бену пришлось отвести взгляд. – Таран не был нужен.

– Неееет... – Со смятенным криком она вскочила и схватила обе его руки в свои, крепко сжав. – Я вижу, ты сдаешься. Боже, пожалуйста, нет. Не сдавайся.

– Барб, теперь дело даже не в том, что ты сделала. – Бен позволил ей продолжать сжимать его руки. Пусть у нее будет хотя бы это. – Уже нет. Не полностью. Я верю, что это была ошибка, которую ты хотела бы никогда не совершать, верю, но, черт возьми, это был люк, который открылся! Теперь все открыто, и это...

– Реальность? – пролепетала она, пытаясь сохранить хоть какую-то связность. – Это реальность, это мы... и ты не можешь с этим смириться? Ладно, ты прав: я никогда не слушаю. И я права: ты реагируешь на инстинктах. И это не имеет значения. Мы... мы...

– Что? – прохрипел Бен и не стал сопротивляться, когда его жена, мать его детей, его невеста и подруга, притянула его к себе и прижалась лбом к его лбу. – Кто мы, Барб? Кем должны быть? Родственными душами? Любовниками с обещаниями, написанными на звездах, или что-то в этом роде?

– Людьми. – Это слово прозвучало как всхлип. – Мы – чертовы человеки, и это все, чем мы когда-либо будем, когда-либо сможем быть.

– Прекрати. Просто остановись. – Бен начал делать первые слабые шаги, чтобы оттолкнуть ее. – Все кончено.

Барб крепко обхватила его за шею и, прежде чем он успел отреагировать, соскользнула со своего места к нему на колени, обхватив его коленями и сжимая их тела в объятиях. У него все болело от этого, все внутри, а дыхание у его уха, которое доносило ее шепот, обжигало его кожу.

– Если я всегда стремилась к совершенству... это ничто по сравнению с тем, каким ты стал сейчас.

Бен попытался оттолкнуть ее еще раз, но его усилия были бесполезными, его руки были слабыми, а сердце уже находилось на другом континенте. Барбара шагнула назад на несколько сантиметров, достаточно далеко, чтобы взять его лицо в свои руки и заглянуть в глубину его глаз.

– Скажи мне, что найдешь, если заберешь у меня этот нос. – Она провела пальцем по своей просьбе. – Что получишь, если отнимешь у меня эти губы.

Теперь она прижала палец к его губам.

– Скажи мне, чего заслуживает это лицо и как будешь требовать его. Скажи мне кому отдашь его и кто будет всегда рядом и никогда не обидит. Кто никогда не поверит в то, что ты ошибаешься. Кто никогда не допустит ошибок... больших или маленьких.

Барбара сжала зубы, пытаясь сдержать горький стон.

– Скажи мне, как она будет выглядеть, та, кто займет мое место? Пожалуйста, пожалуйста, если ты когда-то любил меня, скажи мне, кем я никогда не смогу быть! Скажи мне, что на свете есть такое существо, которое будет обнимать и защищать тебя и никогда не допустит больше боли!

– Барб... – Его горло прорезалось ее именем как бритва, а его пальцы в ее волосах стиснулись как стальные клещи.

– Скажи мне это, потому что если она реальна, то я буду любить ее всегда за то, что она дает тебе то, чего я просто не могу.

Бен закрыл глаза и покачал головой.

– Что я могу сказать? Как я могу пройти через это? Как жить с тем, что я знаю? – Бен задал этот вопрос сам себе и не знал на него ответа.

– Секунда за секундой. – Барб прижалась щекой к его плечу и провела руками вверх и вниз по его спине. – Сердце бьется в унисон с сердцем, выбирая принять меня. Наблюдать за мной... оценивать меня... и решать, стою ли я такого риска. Ты должен решить, что наша совместная жизнь не была ложью и перевешивает то, что внутри нас обоих ужасно. Ты должен решить, что мы можем быть лучше.

Она отстранилась и нежно поцеловала его в течение долгого времени, прежде чем снова вздохнуть:

– Ты должен поверить, что я – лучше чем мой самый слабый момент, и я выдержу каждый черный взгляд, каждое горькое слово, которые мне предстоят... потому что я должна поверить, что ты – лучше чем мир хочет, чтобы ты был.

В своих объятиях Бен почувствовал, как его жена обмякла, как будто эти слова были всем, что в ней осталось. Они оставались так некоторое время: она все еще лежала у него на коленях, а он нежно гладил ее по спине, каждый не желая разрушить чары. Не желая позволить жизни отнять у них этот безвременный, как паутина, момент.

Но жизнь неумолима, и время остановить нельзя.

– Бен, мой любимый Бен... что же будет?

Шепот был звуком задетых, оголенных нервов.

Время идет. Жизнь требует... а Бен – всего лишь человек, беспомощный перед ее холодным лицом.

***

Барбара прислонилась к косяку, любуясь видом нового бассейна Синтии, расположенного сбоку от нового дома, в новом престижном районе, куда семья ее лучшей подруги переехала всего пару недель назад. Она слышала, как за ее спиной переговариваются другие гости новоселья, но именно шум и вид двух ее дочерей, плескавшихся со своими друзьями, привлекли ее внимание и приковывали его.

Они радостны и счастливы, а внешность этих лиц – формы носов и губ, которые были столь знакомы ей, начали вызывать грусть и слезы. Она почувствовала прикосновение руки Синтии на своем плече задолго до того, как она задала вопрос: "Миленько выглядят... но хочешь вернуться внутрь? Много людей, которые хотели бы поговорить с тобой и наверстать упущенное."

Барбара задумалась на мгновение.

– Узнать новости об отшельнице.

Это была шутка, и Барбара это понимала. Однако она вдруг почувствовала обиду на свою подругу. К счастью, эта мысль мгновенно прошла, когда она пришла в себя. Она ласково похлопала женщину по руке с частичной улыбкой.

– Люди... не лучшие создания. – Она повернулась к своей подруге. – Мы все неидеальны.

Синтия усмехнулась.

– Два ангелочка могут опровергнуть эту теорию.

– Нет. Они не люди, они – ангелы.

Улыбка Барбары была горькой.

– А я – человек, и знаешь, что я сделала? Я беспринципно использовала их. Без сомнений.

Синтия нахмурилась, испытывая искреннее смятение, а Барбара беззлобно рассмеялась.

– Прошло уже полгода... с тех пор как... – Она вздохнула. – С тех пор, как он ушел.

Она нахмурилась, но справилась с этим.

– С первого дня, когда девочки вернулись после проведенного времени в его новом доме, я начала расспрашивать их о его жизни. Черт возьми, я была настолько наивна, что через пару недель мои невинные маленькие ангелочки поняли, о чем я на самом деле спрашиваю.

– И о чем же...?

– Встречался ли он с кем-то еще.

Барбара начала играть с прядью своих огненных волос, внезапно расстроившись, хотя они с Синтией были ближе чем сестры.

– Я знаю, Бен не таков. Мы не разведены, и он... – Она остановилась. Неужели она действительно собиралась сказать, что в нем нет этого, хотя точно знала, что это ложь? Неужели она уже отступила назад в фантазии?

– Он... для этого глубже, – попыталась закончить за нее Синтия, и Барбара просто позволила ей. Нет необходимости бесполезно выплескивать все это. Бен глубок, но умеет рационализировать неглубокие порывы. Они оба таковы, теперь она это знает. Единственный реальный вопрос заключался в том, перенял ли один из них эту черту от другого, или они развили эту маленькую дрянную причуду одновременно за два десятилетия совместной жизни.

Нет. Главный вопрос заключался в том, имеет ли это уже какое-то значение?

– В любом случае, девочки не пытались ничего от меня скрыть, – продолжила Барбара, подавляя свою меланхолию, чтобы иметь возможность поговорить со своей подругой по-настоящему. – В течение, я думаю, пяти или около того из последних шести месяцев, они без проблем говорили, что их отец довольно много времени проводит в одиночестве. Теперь, ну, проявился недостаток практики во лжи, и они перестали отвечать на этот конкретный вопрос. Просто говорят, что Бен... отвлекается.

– Барби... Я не знаю, что сказать. – Рука Синтии сжалась на ее руке.

Барбара хотела погладить ее снова, но обнаружила, что та не хочет ее отпускать, и взяла ее в свою, чтобы сжать. Чтобы получить якорь. Другая рука, однако, была занята тем, что вытирала ее глаза, когда они встретились с глазами ее подруги.

– Приближается бумажная работа. Я это чувствую. Шесть месяцев, Син, шесть месяцев надежды вот-вот... вот-вот.... – Она проглотила слезы, затем всхлипнула:

– Все почти закончилось. Я это знаю.

– Пойдем со мной.

Барбара была в отчаянии и не задавала лишних вопросов, когда Синтия повела ее через дом, мимо бормотания к двери в кабинет ее мужа. Они остановились, и Синтия долго смотрела на свою подругу перед тем, как заговорить снова.

– Внутри есть что-то. Что-то, что может быть или не быть для тебя хорошим. Честно говоря, я не могу сказать... но я согласилась.

Она повернула ручку и начала открывать дверь, но остановилась при виде реакции Барбары.

Барбара напряглась, каждый мускул ее тела напрягся, а ее губы изменились от отвращения.

– Син... нет. Просто... ты не можешь делать то, о чем я думаю.

Синтия нахмурила брови от вспышки гнева.

– А разве не могу? Знаешь, девочка, иногда у меня кажется, что у нас один и тот же мозг, а иногда я уверена, что мы – с разных планет. Я не представляю, что по твоему мнению ждет тебя там.

Барбара сузила глаза.

– Я с ясностью помню организацию благотворительного мероприятия, Син. Помню, что именно ты нанимала персонал, что именно ты проводила все эти ледокольные упражнения, которые были немного... интимными.

Она скрестила руки.

– Я никогда не винила тебя. Думала, что ты просто не понимаешь происходящего. Но сейчас я говорю тебе: если только ради этого Тодда... чтобы я могла... чтобы забыть о...

Удар по ее плечу был легким, но не пустяковым.

– Пошлы ты. Просто... лезь туда, сучка.

Таращась, как выброшенная на берег рыба – и потирая плечо – Барбара наблюдала, как Синтия открыла дверь в кабинет до конца и без лишних слов покинула помещение, ощетинившись, как обиженная кошка, и с не меньшим драматизмом.

Покачав головой, Барбара решила, что любопытство, подобно кошке, победит, и вошла в кабинет. И чуть не упала в обморок.

– Черт, Барб... черт. Может, тебе стоит присесть?

Затем он оказался рядом, обнял ее за плечи, подвел к дивану у стены просторной комнаты с нежностью, заставившей ее поклясться прямо сейчас держать себя в руках.

– Бен. Господи, как... почему?.. – Глаза внезапно расширились от паники, и борьба шла не за то, чтобы держать себя в руках, а за то, чтобы не захлебнуться. Она опустила взгляд на руки своего – до сих пор – мужа, уверенная, что увидит. – О Боже, Син, она сказала, что это не... это может быть нехорошо...

Конечно, в его ослабленной хватке колыхался большой коричневый конверт. Она прикрыла рот рукой и закрыла глаза. Несколько секунд все было тихо, затем она услышала шорох, когда Бен сел рядом с ней. Наконец она пошевелила рукой, но не смогла поднять веки. Но сделать это пришлось.

– Хорошо. Ладно. Я думаю... Я знала, что это случится. Я просто... Просто надеялась... на девочек...

– Я просто надеялся, что маленькие импы удержат свои рты на замке. – Бен даже рассмеялся. – Похоже, им это как-то удалось.

– Удалось...? – Барбара открыла свои ошеломленные глаза и увидела, что конверт тоже открыт. Содержимым оказались не юридические документы, а... фотографии. Красивые. – Что за черт?

– Наша история была отстойной. – Бен глядел в даль, в окно, пока говорил. – Это было не просто выдумкой, а паршивой выдумкой. Обстановка была чересчур идеализированной, персонажи чересчур безупречными, а настоящий сюжет игнорировался, потому что заставлял тебя шевелиться на месте.

– Понимаю. – Барбара откинулась назад, позволив себе немного ослабить напряжение, которое охватило ее. – Все было радужно и ясно, и первая же темная туча испортила всю картину.

– Поэтому мы начинаем писать новую. Иллюстрировать новую книгу деталями. Персонажи с убогими чертами характера, бесящие всех вокруг, и иллюстрации с... эмм, ну, ты знаешь... деталями. Например, мрачные... штрихи? – Когда ее муж пожал плечами, появилась его глупая, широкая ухмылка, по которой Барб так скучала. – Черт. Я не силен в метафорах и прочем.

Она коснулась его щеки.

– Бен... ты как бы сильный в этом. – Она засмеялась слишком громко, не в состоянии сдержаться. Она чувствовала себя так, словно кто-то вернул ее к жизни. – Черт, мне кажется, что я на поэтическом вечере.

Он еще немного улыбнулся ей, потом улыбка потускнела, и он выпустил большой вздох.

– Барб, не буду извиняться. За то, что уехал. Я должен был. Было чересчур трудно находиться рядом с тобой после...

Барбара снова прямо села и примостилась рядом с ним, положив ногу на ногу.

– Понимаю. Тебе не нужно извиняться, но... черт возьми, я, вероятно, сошла с ума, раз это говорю...

Несмотря на свое решение, она могла лишь глядеть вниз на его грудь.

– И я тоже не извиняюсь.

Она почувствовала, как он напрягся, и продолжила.

– Не извиняюсь за то, что выложила все в то утро, когда ты ушел. Я могла бы отдаться на твою милость, заявить, что я – худшая из всех живущих на свете мерзавок, что не заслуживаю тебя и готова на все, чтобы только остаться с тобой... но это было бы еще большей ложью.

– Ты не ошибаешься. – Бен все еще не двигался, несмотря на признание.

– Мы действительно заслуживаем друг друга.

Она начала поднимать взгляд, продвинувшись на несколько сантиметров.

– Всем своим существом я знаю, что для каждого из нас нет никого лучше, и я бы не хотела, чтобы это было так. То, что случилось...

Она замерла, затем покачала головой.

– Черт, я просто скажу. Это было хорошо. Это было необходимо для того, чтобы мы были честны, и чтобы не случилось чего-то худшего. Чего-то вроде того, что мы проснемся однажды через десять лет и поймем, что все было просто... пустотой. Хлипкой. Если бы это случилось, один из нас облажался бы, и кто знает, смогли бы мы тогда оправиться от этого.

Барбара собралась, повернула свое тело, чтобы, наконец, снова полностью принять его в себя, и взяла его красивое лицо в руки.

– Я имею в виду, мы уже не молоды...

– Но мы и не стары. – Бен положил свои ладони на тыльные стороны ее рук. – И... то что случилось... было плохо, но терпимо. Если бы было хуже, позже, мы могли бы прожить эти часы горько и впустую.

– Могли бы. – Барбара издала икающий смешок, наполненный ликованием. – Потому что сейчас этого не случится? Пожалуйста, скажи, что ты именно это имеешь в виду.

Бен держал в руках фотографии, на которых изображен уединенный домик в живописном лесу.

– Девочкам очень понравилась идея, когда я ее предложил. Синтия же неодобрительно отнеслась к этому... но все же готова согласиться. – Он немного хмыкнул. – Она считает меня трусом, я знаю, но я также знаю, что она чувствует себя виноватой, и я использовал это, чтобы заставить ее согласиться.

Барб легонько потерла плечо.

– Возможно, она уже не так сильно чувствует себя виноватой.

Не обращая на это внимания, Бен продолжил:

– Мы уезжаем. На целый месяц. Поехали в то место, которое я уже арендовал... – Он следил за ее реакцией и видел, что ожидает возмущения.

В ответ она прижалась к нему и перекинула ногу через его ногу.

– Я понимаю. Это будет наше место. Место, где мы будем жить без постороннего вмешательства. – Она улыбнулась. – Испытание.

– Синтия возьмет на себя заботу о девочках. – Бен потер затылок. – После того, как я их увидел в бассейне, когда пришел... Думаю, нас будет сложно отсюда вытащить, когда вернемся.

– Мы вдвоем справимся. Не сомневаюсь. – Барбара гладила его грудь, но не сексуально, а скорее из желания быть рядом с ним. Чувствовать его реальным и присутствующим.

– Когда мы уезжаем?

Бен поцеловал ее в волосы.

– Твоя храбрость меня очаровывает.

– Я живу ради твоей уверенности. – Она поцеловала его подбородок.

– Не могу терпеть твое хихиканье.

– А мне не нравится родинка на твоем лбу.

– Каждый раз, когда ты целуешь меня, мой член становится твердым. А каждый раз, когда пытаешься быть изобретательной, я знаю, что после этого мне придется неделю массировать твое эго.

– Каждый раз, когда ты произносишь слово «пенис», я искривляюсь. И каждый раз, когда проявляешь творчество, я потом неделю задумываюсь в воздухе.

Бен приподнял подбородок жены.

– Рано или поздно снова стану нетерпеливым грубияном. Возможно, скоро это случится, хочу я этого или нет.

Барбара перевернулась и устроилась на коленях перед мужем.

– А я стану забывчивой дурочкой и буду продолжать быть ей до тех пор, пока не придет момент, когда мне следует стать умнее.

Когда его губы соприкоснулись с ее губами, каждая из них растаяла. Они целовались как в первое свидание, десятилетия назад, в течение хороших – очень хороших – десяти минут. Затем они продолжали еще три раза дольше… ломая новый диван Синтии. Если Барбара чувствовала себя виноватой за это, что ж, к тому времени это было лишь еще одним пунктом в списке.

После этого, растрепанные и в основном раздетые, Бен и Барбара посмотрели друг на друга, и он был единственным, кто нарушил заклинание, хотя, как ни странно, это только углубило магию.

– Я ненавижу в тебе все то, что достойно ненависти, моя любимая жена. К счастью для меня, я думаю, что скоро узнаю о том, что я могу любить в тебе – имею в виду настоящее и истинное – и остальное чертовски глубоко забудется.

Барбара взяла его пенис в рот.

Слова. Иногда они просто лишены смысла.