Её десять поцелуев. ч.4 (эроповесть)

Её десять поцелуев. ч.4 (эроповесть)

Татьяна Николаевна собрала документы с рабочего стола и позвонила полковнику Князеву:

– Дмитрий Михайлович, это Куприянова. Разрешите занести сводки за неделю на подпись?

– Разумеется, неси, Татьяна Николаевна, и сводки подпишу, и так поговорим. У нас есть о чём поговорить, ведь так, Таня?

Князев вызвал секретаря и приказал:

– Зина, придёт Куприянова, ко мне её без доклада.

– Есть товарищ полковник. Разрешите идти?

– Свободна лейтенант. Вот что, Зинуль, сделай нам два кофе. Ко мне пока никого.

В приёмную зашла Татьяна Николаевна и, кивнув на дверь кабинета, спросила:

– У командира кто-нибудь есть?

– Проходите, Татьяна Николаевна, товарищ полковник приказал пригласить Вас без доклада. Вы кофе пьёте с молоком или чёрный?

– Это зависит от темы беседы, Зиночка. Пока на гипертонию не жалуюсь.

Татьяна Николаевна открыла дверь в кабинет Князева и вошла, держа в руке папку с документами на подпись командиру.

– Разрешите, Дмитрий Михайлович?

– Заходи, Татьяна Николаевна, давай свои сводки. Присаживайся, дорогая, редко удаётся посидеть, чтобы не мешали.

Князев нажал кнопку селектора и спросил секретаря:

– Зинаида, как там у тебя?

– Всё готово, товарищ полковник, уже несу.

Дверь приоткрылась, Зина внесла поднос с кофе и печениями. Всё было оставлено на журнальном столике, и девушка скрылась за дверью, плотно притворив её за собой.

– Таня, ты садись, я сейчас завизирую твои сводки... Как быстро бежит время, а ведь когда-то были просто Танюшей и Димой, помнишь?

– Давно это было, до первой моей беременности, пока не родила Семёна – нашего сына, Дима.

– А тут заявился Пашка и ты поспешила выбрать его в мужья, будучи беременной от меня, – с обидой произнёс Дмитрий Михайлович, укладывая подписанные сводки в папку.

– Но ты был женат и, сколько помню, разводиться не собирался. Правда, к Сёмке относился, по-отцовски и на войне сберёг парня.

– А Павлу его пьянки прощала за одно то, что вырастил твоего сына порядочным парнем. А потом Верушку родила, но уже от Паши. Любил он её до самозабвения, что значит родная кровь...

А так, Дмитрий Михайлович, мы с Павлом свою жизнь прожили неплохо, грех жаловаться. Детей вырастили хорошими людьми. Бог даст, внуков дождусь, ребятам помогу, чем смогу. У тебя, Дмитрий Михайлович, ко мне дело или молодость захотелось вспомнить?

Князев перешёл к журнальному столику и сел рядом с Татьяной Николаевной.

– Выпить не предлагаю, Танюш, коньяка не держу. Семён, надо полагать, в меня не пьющий. Перед своей пенсией хочу успеть его на своё место подготовить. Перспектива у Семёна вполне соответствующая командирской должности, правда, молод, так и я не завтра ухожу.. Мы, Танюша, теперь оба вдовые. Чтобы ты сказала, если я предложу тебе выйти за меня замуж? Квартира у меня просторная, хоть пляши. И от твоих недалеко. Если тебе надо подумать, не спеши отказываться, со своими поговори. Пенсии у нас будут неплохие, ещё детям сможем помогать. Да и по-мужской части вполне могу соответствовать.

– Зинульку свою ещё пощупываешь по-холостяцки? – улыбнулась Татьяна Николаевна, взирая на крепкую, коренастую фигуру давнего друга.

– Не без этого, Танюша, благо незамужняя пока. Но от Семёна держу подальше, да и себе стараюсь не позволять без надобности. Только, как на духу скажу, лучше тебя, за всю жизнь бабы не встречал. От супруги не уходил, чтобы две семьи разом не ломать и карьера для мужика – не последнее дело в жизни. В любовники, Танюш, не напрашиваюсь, а любящим мужем буду, не сомневайся. Полагаю, что и ты не всегда с Павлом блюла себя. С пьющими мужьями не каждая баба способна быть верной. По злобе́ порой и позволишь себе, ты для мужика очень привлекательная женщина. Так я тебя не упрекну если что. В любви и верности клясться не принуждаю. Если и есть такой мужик, а плохого ты держать не станешь, препятствовать не буду, Татьяна Николаевна.

– Как тебе сказать, Дмитрий Михайлович, есть такой, врать не стану. С Пашей не захочешь, а и дашь слабину на стороне. Но к этому ревновать не станешь, да и сама бросить не захочу. Уж очень тебя напоминает в молодости... Так что тебе решать, а не мне, Дима.

– Кто ж тот орёл, ежели не секрет? Не из наших ли кто?

– Из наших с тобой, Дмитрий Михайлович.

Лицо Князева застыло в немом удивлении. Глаза округлились, губы дрогнули, пытаясь озвучить свою догадку и, получив в ответ ироничную усмешку с утвердительным кивком Татьяны Николаевны, откинулся на спинку кресла, пораженно выдохнув из груди:

– Ну, Танюша, ты и жжёшь! Мне бы самому догадаться... А Сёмка-то каков! Собственную мать под себя разложил, паразит.

– После Афгана совсем чужой вернулся, – поделилась воспоминаниями Татьяна Николаевна, – толи шрама на лице стеснялся, толи контузия подействовала на парня. Посмотрела я на сына и заявила мужу, что не могу смотреть на Семёна в таком состоянии. Или бабу ему искать, или самой взять грех на душу. Не Верушку же, в самом деле, ему в постель отсылать. Не гоже молодой девчонке жизнь с этого начинать. Только Пашка на свою “дочу” не согласился. Догадывался, видать, что Сёма не его кровь. Да и выпивка ему стала дороже меня. Словом, не стал противиться моему решению. Только условие поставил, что пить не бросит. Благо и ты его пьянки покрывал, потому и по службе не продвигал. А со мной тебе особо мороки не будет. Сёмка, глядишь, в скорости женится и на меня уж ни сил, ни времени не хватит. И моё согласие на наш брак, уверена, что первым одобрит. Уважает он тебя, как отца родного. Словом, поделите меня как-нибудь. Ну а если что не так, на наших отношениях, надеюсь, не скажется, Дмитрий Михайлович?...

Князев подошёл к Татьяне Николаевне и по-хозяйски положил широкую ладонь на грудь, сидящей в кресле женщине, сжимая ещё полную упругую дыньку с жёстким соском под белой форменной блузкой.

– Не спеши, Дмитрий Михайлович, я ещё не дала согласие на замужество. А если Зинаида заглянет, как объясняться будешь с девчонкой?

– Не осторожничай, Танюша, и сама не войдёт, и посторонних не пустит. Дай вспомнить, какой ты была когда-то.

– Уж это мне Сёмка не ленится напоминать. После него чувствую себя лет на десять моложе. Вы с ним и лицом, и комплекцией схожи. Не обижайся на меня за откровенность, Дмитрий Михайлович. Сильно ты меня тогда обидел, отвернувшись от нас с сыном. А за Павла пошла по злобе́ на тебя, с обидой на сердце и надеждой – когда-нибудь отомстить тебе с твоим же сыном. Вот и подумай, Дима, нужна тебе такая жена? Доброй женой тебе буду, а вот верной, прости, не смогу. Ну, будет тебе, Дмитрий Михайлович, на мне кителя нет, не мни зря блузку. Не занимаюсь я этим на службе, с оглядкой на дверь.

– И всё же, Таня, от намерений своих я не отказываюсь, – заверил Князев свою сослуживицу, возвращаясь за стол, – ждать буду сколько скажешь.

– В таком случае, Дима, поставлю дома на согласование, с Семёном обсудим твоё предложение отдельно.

* * *

Сидя на занятиях в технаре, Костя порой погружался в воспоминания двухгодичной давности. Жил он тогда с матерью и сестрой в квартире, полученной ещё отцом от комбината. Валентина работала в двух шагах от дома, в магазине «Магнит». Мать – Надежда Сергеевна, только-только вышла на пенсию и регулярно ездила в заводской район, приглядывать за своей старой матерью. Возила готовку, прибиралась в квартире, терпеливо выслушивала пересказы очередной серии бесконечного мексиканского сериала. Клавдия Семёновна – женщина властная и требовательная, причём, не только к посторонним, но и к своим родным. Старуха требовала от дочери неукоснительного повиновения, угрожая в противном случае, лишить внуков жилплощади после своей смерти. Её излюбленным занятием было общение с соседками на скамейке во дворе дома. Бывали и редкие посещения своей дочери с внуками. Рассказывала она о своих товарках, не затрудняясь запоминать их имена, называя каждую на свой манер.

– Вчера была у жены портного из восьмой квартиры. Угощала меня печёной тыквой. Я и с молодости её в рот не брала, а тут суёт мне эту дрянь и говорит, что вкус божественный, эффект пищеварения сумасшедший и жизнь значительно продлевает. Так я есть не стала, взяла с собой, а дома выкинула в мусорное ведро это сраное лекарство. Ты, Надежда, купи мне в другой раз суфле в шоколаде. И вкусно и полезно, – наказывала старуха, в подтверждение сказанного, постукивая клюшкой о пол.

И случилось так, в тот злополучный день, что Костька вернулся с занятий раньше обычного, а на то, что бабка «гостила» у них, сидя на кухонном табурете за холодильником, войдя, даже не обратил внимания. Шутя, Костик подошёл к своей родительнице и, сунув руки ей под вырезы фартука, ухватил за грудь, прижавшись к пышным ягодицам матери. При этом, вдруг ощутив сильный удар в спину твёрдым предметом, Костька вскрикнул, приняв это за неуместную выходку Валентины, и резко обернулся.

– Что за шутки, твою мать!... – возмущённо вскрикнул Костик, потирая ушибленное место на спине.

– Вот ты и объясни, внучек, своей бабушке, что за шутки с матерью вытворяешь, безбожник эдакий!

Уймись, мам, – вступилась за сына Надежда Сергеевна, спешно выталкивая Костика из кухни и для убедиельности, постучав кулачком себе по лбу.

– И давно он с тобой так шутит, греховодница? – накинулась старуха на испуганную дочь.

– Нынче у молодых такие шутки, – отводя в сторону смущённый взгляд, призналась Надежда Сергеевна, туже затягивая тесёмки фартука за спиной. – Чем чужих девок лапать, лучше пусть со мной балует. Ему не вредно и от меня не убудет.

– Это я вовремя встряла, а то бы и трусами дело не кончилось... – вынесла свой вердикт Клавдия Семёновна.

А ты тоже додумалась, старая праведница, – взъярилась дочь, – клюшкой мальчишку в спину шпынять.

– Хватит меня совестить, мать-давалка! Завтра же ко мне переселяйся от греха подальше. Скурвишься тут без моего пригляда и парня совратишь на свою голову. Пусть Валентина за ним присмотрит, поганцем. У неё мозгов, может, поболее будет, чем у матери. Завтра же, слышишь меня, срамница!? – зло прикрикнула старуха, стукнув клюшкой об пол и, прихрамывая пошла вон из квартиры, возмущённо бормоча себе под нос, – дура, продура!...

Надежда Сергеевна, сложив руки под грудью, расстроено наблюдала из окна, за старухой, семенящей к остановке автобуса. Убедившись, что бабка благополучно взобралась на ступеньку подошедшего транспорта, Надежда Сергеевна оглянулась на стоящего в дверях Костьку.

– Ну что, сынок, доигрались? – тяжело вздохнув, мать опустилась на стул, скинув с себя фартук. – Хорошо ещё юбку на спину не забросил, шалун. Кончились твои шалости, завтра мне с вещами на выход по месту проживания. Хоть она сюда таскаться не будет. Ладно, Костик, садись за стол, покормлю, чем Бог послал.

– Нашёл что послать, – почесав ушибленное место на спине, буркнул Костька.

– Не по тому месту тебе бабка вдарила, наперёд бы знал, как следует с женщиной обходиться, шутник. За такие шутки от девчонки по роже легко схлопотать, а ты к старой матери сунуться надумал.

– Я думал, что тебе приятно будет...

– Думал он! Не о том, сынок, думаешь, не с того, с женщиной начинаешь.

– А с чего? – недоумённо спросил сын, глядя на округлые формы материнской фигуры.

– Валюху спроси, может, вспомнит, если не забыла.

– А что, ты не помнишь?

– Не судьба, видать. Одно скажу, Костик, не с рук надо начинать. Тебе, поди, и целоваться не доводилось?...

– Как-то не привелось ещё. Вот и научи, если сама не забыла, – усмехнулся Костька.

Этому тебя и сестра научит, только попроси хорошо, не откажет. Чего уставился? Вы сводные, не возбраняется, вроде. Но не более. Ну я ей сама скажу.

* * *

В тот памятный вечер после поминок, когда был выпит крепко заваренный индийский чай с тортом, домочадцы принялись обсуждать, кому и где ложиться спать.

– О чём речь, – нашёлся Костька, – в трёх комнатах заблудимся что ли? Веруш, ты же приблудного не выбросишь за дверь на ночь глядя?

– Справку из диспансера принесёшь, что не блохастый, тогда посмотрим. Пять минут в подъезде постояли, всё тело зудит, – пожаловалась Верушка.

– Не надо было блохастых котят на руки брать, – заметила Татьяна Николаевна.

– Так ластился, пищал словно ребёнок, вот и пожалела животное, – призналась Веруша, пихнув под столом ногу Костика.

– Эти блохи не мои. В нашем подъезде блох, отродясь не было. Но могу хоть всю ночь чесать, если скажешь где.

– Пожалуйста, без подробностей, – усмехнулась Валентина.

– Да и мы не горим желанием слушать скрип вашей кровати, уточнила Верушка.

– Поэтому лучше пойдём к нам, там хоть блох нет и выспимся спокойно, согласилась Валентина.

– Вот уж чего не обещаю, – усомнилась Веруша, ехидно взглянув на брата, – правда, Сёмочка? Валюш, у вас в квартире все стены капитальные?

– Все, кроме кухни, а что?

– За соседей беспокоюсь, Валюш.

– К ноябрьским праздникам моё звание обмоем, – поспешил сменить тему Семён, – вот тогда и пошумим. Мам, а Дмитрий Михайлович сегодня что-то ни разу не подошёл в столовой. Надо было пригласить, неудобно как-то вышло... – припомнил Семён.

– Не переживай, Сёма, – успокоила сына Татьяна Николаевна, – он, думаю, не скучал со своей Зинаидой.

– Кто такая? – поинтересовалась Веруша.

– Секретарша его, – отмахнулся Семён, – молодая и шустрая.

– Вот тут точно «Неравный брак» может случиться, – подхватила Верушка, – но у нас есть более выгодная партия для твоего полковника, мамуль, ты как на это смотришь?

– А что мне с этим партнёром делать через пару лет – варенье на даче варить?

– С ней-то он находит, что делать? – многозначительно намекнула дочка, – помнится, сама говорила, что у тебя дети ещё не пристроены?...

– Ты, дочурка, меня замуж решила выдать? – возмутилась мать, – дай вдовой походить немного.

– В полковницах пожить не хочешь? А там и до генеральши не долго ждать. Вот Валечка не отказалась бы. Да, Валюль?

– Остынь, Веруш, я и капитаншей не была, – рассмеялась Валентина. У тебя самой приблудный на руках, до директорши, когда ещё доживёшь...

– Похоже, у нас всех с реальными шансами не слишком густо, – утихомирила девчонок Татьяна Николаевна. Что ж, для меня на сегодня впечатлений более чем достаточно, пойду спать, молодёжь.

* * *

Провожая Семёна и Валентину в дверях прихожей, Веруша ткнула брата в спину, показав кулачок.

– Вы уж там без фанатизма... Людям завтра на работу. И у вас ещё не медовый месяц. Удачи вам, ребятки, совет да любовь.

– И вам того же, детки, – обнимая Верушу, пожелала Валентина, горячо целуя подругу. Костик, слушайся свою Верушу, она умнее тебя, оболтуса. Будешь безобразничать, отправлю к бабушке на воспитание. А Верушка найдёт себе нормального мальчишку. Ну мы ушли, спокойной ночи, малыши.

Веруша пошла за ними до лифта, ещё раз погрозив на прощанье брату. Вернувшись в квартиру, она с сомнением взглянула на Костю:

– Чего мнёшься, пушистик? Лапки помой и на коврик спать. Мне тебя ещё глистогонить завтра придётся.

– С себя начинай, хозяйка. У меня ничего не зудит. Ещё вопрос, кому на коврике спать, – усомнился Костик, почесав себя подмышкой.

– А кто обещал всю ночь мне чесать, где скажу?

– Ну, если оба на коврике уместимся или к себе позовёшь?...

– Знаю тебя, котяру уличную, вон в штанах всё ходуном ходит. Не распаляйся зазря, до свадьбы не обломится. Я дам только мужу, а всяким знакомым “женихам”, просьба не беспокоиться возле порядочной девушки без надобности.

– Тогда завтра идём подавать заявление, – решительно заявил “жених”.

– Что ж, это уже решение взрослого котёнка, но пока только решение. Впрочем, грудью покормить могу авансом.

– А как с попкой поступим? Заинтересовано напомнил Костя.

– Ещё на постель не вскарабкался, а уже торгуешься, приблудный. И не лупай на меня своими озабоченными глазёнками. Брысь полоскаться в душ, инфекция ходячая!

* * *

Заручившись авансом, Костик отправился в ванную, где его ждал чистый полотенец. А Верушка ушла в свою комнату и была несколько удивлена – кровать была застелена свежим постельным бельём. На прикроватной тумбочке лежала упаковка презервативов и коробка салфеток, что тут же перекочевало в ящик тумбочки.

Мамочка дорогая! – произнесла растрогано дочь, снимая с каретки кровати ночнушку и чистые трусики. Не обошла заботой свою Верушку в такой трагичный для себя день. В один день лишилась и мужа, и любовника. Но худа без добра не бывает. Глядишь, не всё так непоправимо. Всё же Сёма для мамки не самый подходящий партнёр. Как только она переносила его нежности. Тут её полковник был бы сподручнее для мамки. Здесь, считай, два в одном – и муж, и любовник.

– Твой котик лапки вымыл и готов к внутреннему употреблению, моя кошечка, – объявил Костька, войдя в комнату с полотенцем на поясе.

– Крепче держи лапками своё полотенце, котик. С меня достаточно потрясений на сегодня. Ещё одного я не переживу. Лезь под своё одеяло, фантазёр, и замри. Я под душ. Наша брачная ночь ещё не сегодня.

– А как же обещанное ночное кормление? – напомнил Костик.

– Получишь, коли, не заснёшь. Я свои обещания держу.

– Вот за что я тебя обожаю, так за твою принципиальность, Веруш, – сказала дам, можно не сомневаться, дашь!

– По башке, – уточнила Веруша, – и по той, и по другой. Марш в постель, недокормленный!

Бросив через плечо сменку белья, Веруша ушла в ванную, оставив Костика в ожидании обещанных наслаждений. Во избежание нареканий от любимой, парень скинул на спинку кровати своё полотенце и только отбросив одеяло, услышал деликатный стук в дверь. Жизнерадостным голосом парень пригласил войти.

– Да, да! Жду с нетерпением, любимая.

Дверь скрипнула и в просвет дверного проёма просунулась голова Татьяны Николаевны.

– Верушенька, доченька, хотела...

То, что ей удалось узреть у Костика между ног, привело женщину в явное замешательство.

– Ёптель, Богородица пресвятая! - Только и успела вымолвить Татьяна Николаевна, как кто-то деликатно притронулся к её плечу.

– Гражданочка, за Вами кто-нибудь занимал? Тогда я буду за Вами.

Мать с приоткрытым ртом заворожено оглянулась на Верушку и кивнула в сторону гостя.

– Это у него что, дочка?

Веруша кинула любопытный взгляд через плечо матери и сдержано кашлянув, поделилась своей догадкой.

– Похоже, мамуль, на писюн, очень большой писюн. Нам такое на занятиях по креминалистике на слайдах показывали.

– У тебя с ним что-то уже было, Веруш? – приподнимая край короткого подола ночнушки к бёдрам дочери, проронила Татьяна Николаевна, опасаясь увидеть следы кровоподтёков на ногах девочки.

– Разумеется нет. Ты же знаешь мои принципы, мамусь – с достоинством заявила Верушка.

– При таком писюне никакие принципы не выдержат, из чистого любопытства не устоишь. А чего купались тогда?

– Исключительно для эстетики чувств и эмоций.

– Что за хрень, Веруш?

– Ну, тут целый список этого добра: радость, любовь, печаль, гнев, страх и многое другое... Это целая наука.

– И этой наукой ты мальчику собираешься голову морочить? Чему вас, только учат в этом колледже?

– Знаете, гражданка, Ваше время вышло. Позвольте пройти к моему жениху. Ну, вот, похоже, он уже спит... Ступай спать, мамочка. Завтра я веду Костика подавать заявление в ЗАГС.

Огонь девчонка, – с гордостью призналась себе мать. Чтобы так на сухую с парнем и на другой день на регистрацию!... Пашка мог бы гордиться своей дочей.

Веруша выключила верхний свет и скользнула под одеяло, прильнув к Костику всем телом.

Утром скажу, сам виноват, что уснул. Не нужно было пить всё подряд. В обед водку, вечером вино с нами. Сморили моего котика непотребства.

И тут Веруша явно ощутила на своей ягодице тёплую ладонь Кости.

Всё же дождался подзаборник свою кошечку, – улыбнувшись в темноте спальни, Верушка нежно чмокнула Костика в подбородок...

– Убери своего дружка подальше, а то голодным останешься, Костечка, – тихо произнесла Верушка, развязывая тесёмки на вороте ночнушки.

Продолжение следует