ВОЗЛЕ БАССЕЙНА. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

После часового купания, дружно принялись за работу. Разгрузили автомобили, разметили границы будущей стоянки, определили место для приготовления пищи, и не менее важного - сортиров для мальчиков и девочек. Установили, привезённые с собой дощатые кабинки.

Уложили поверх травы настилы, поставили над ними шесть больших армейских палаток. Укрепили надёжными растяжками их каркасы.

Одну определили, как временный склад, снесли в неё матрацы, одеяла, подушки, посудную утварь.

Обычные двухместные палатки для руководителя похода, физрука, вожатых и повара поставили в соседнем ряду. Палатку с красным крестом – отдельно, как медпункт и, если понадобится - изолятор.

Были выкопана, обложена брусьями и накрыта плотным брезентом землянка для содержания продуктов. В дальней стороне лагеря - яма для хозяйственного мусора.

При одном перерыве на перекус, трудились до приближения сумерек.

Оглядывая освоенную территорию Большаков не без удовольствия констатировал:

— Выглядит, как настоящая воинская часть! Разве что - часового не хватает...

Вот тут явилась внезапная проблема! Кого оставить за сторожа? Не тех же двух отпускниц, что, освоив медицинскую палатку, разложили в ней личные вещи и до сих пор продолжали плескаться на песчаной косе!

Сторожа на велосипедах, о которых говорил завхоз так и не приехали. Сам завхоз со своими помощниками спешили вернуться в пионерский лагерь, чтобы отправиться в город за продуктам. Пионервожатые тоже были заняты - принимали автобусы с детьми, что прибудут в «Ястребок» утром. А Сенечка не мог остаться из-за Томочки, которой с наступлением сумерек всюду виделись ядовитые змеи.

— Придётся тебе охранять всё это добро, - сказал завхоз, отведя Большакова в сторону.

Бывший пограничник испытывал неловкость от недоработки со сторожами и всё повторял:

– Может запили... Аванс я им дал... Или просто забыли...

Борису было искренне жаль пожилого ветерана:

— Ты, Иван Захарович, не убивайся. Могли день перепутать. Собирались то мы оперативно. Завтра прибудут. Я тут подежурю. Добро сохраню, когда приедут твои архаровцы, всё передам под их охрану. А ты, как с продуктами справишься, заедешь за мной. И прихвати кого-нибудь для подстраховки. Вдруг те, не появятся. Мне в «Ястребке» тоже надо быть...

— И тот так! – качнул седой головой Захарыч, продолжая сокрушаться: - И договор подписали, и обязательства... Аванс получили...

— Езжай, Захарыч. Скоро совсем стемнеет...

Завхоз было шагнул к грузовикам с людьми, но вернулся:

— Забыл отдать тебе фонарик... И, Боря... Кроме тебя, об этом моём проколе никто не знает...

Большаков понимающе кивнул:

— И не узнают. Всё будет на ять!

— Спасибо! Главное, чтобы НАША не проведала...

Глядя в его удаляющуюся спину, Большаков сочувствовал:

«Боевой офицер... Орденоносец... А начальницы боится, как чёрт ладана... »

Включив габаритные огни, грузовики двинулись в сторону «Ястребка».

Со стороны пляже продолжали слышаться всплески и весёлость резвящихся в воде отпускниц.

Борис почесал затылок и, решив, что, учитывая оперативную обстановку в которой фигурировали две аппетитные самочки, будет разумнее не бодрствовать, а час-полтора покемарить - отправился в складскую палатку, где его ждала гора удобных для отдыха матрацев...

...

Девушки шли в лагерь прикрытые темнотой и узкими полотенцами, когда в них уставился луч карманного фонарика.

— Стой! Кто идёт?

— Ой!!! Кто тут?! – вскрикнули в один голос подруги, и до смешного быстро присели.

— Свои, - сказал Большаков, отводя свет фонарика в сторону.

— Борис Петрович, это вы?

— А кто же ещё?

— Мы вас узнали по голосу... Не светите, пожалуйста... Нам надо пробраться в нашу палатку.

— Как же, на такую красоту и не видеть... - луч света скользнул по голым ножкам и передрался на крону мощного дуба: – Дорогу к своей палатке найдёте или проводить?

— Проводите, пожалуйста. Только в лицо не светите. И так - хоть глаз коли, а после фонарика – вообще...

— Ладно. Ступайте вперёд, буду подсвечивать сзади...

В темноте зашушукались:

— Пусть светит... Подумаешь, задницу увидит... Полотенцем прикроемся... Тут не далеко...

— Давай лучше фонарик попросим... Борис Петрович, можете нам его дать?

— Берите... - фонарик продолжал стыдливо освещать лишь дубовую листву.

Послышалось перемещение. Из темноты проступила изящная рука. Взяла источник света: - Спасибо...

— Пожалуйста.

Мимо Большакова двинулось душистое, пахнувшее речной свежестью и включило направленный в землю пучок света.

Две пары крепких, голенастых ног с упругими икрами и едва прикрытыми бёдрами, двигались перед Борисом Петровичем, как великолепное чёрно-белое кино эротического содержания, настолько насыщенного эмоциями, что, разбирающийся в пропорциях женского тела художник, не преминул по-кавказски щёлкнуть языком:

— Вах-вах! То, что вижу, ОЧЕНЬ хочу!

Захихикав, молодицы нырнули в палатку. Теперь они были в безопасности и щебетали беззаботно, как получившие свободу птички.

— Фонарик верните... Надо костёр развести, - пересиливая их весёлое чик-чирик, сказал Большаков, присев на траву. Потом поднялся и переместил своё преисполненное приятных ожиданий тело на несколько шагов в сторону:

«Ещё подумают, что подглядываю... »

У девушек, как оказалось, тоже был фонарик. Они просто забыли его в палатке. Теперь, откопав столь нужную вещицу в глубинах хозяйственной сумки, подсвечивая друг другу, быстро облачались в спортивные костюмы.

— Вот, - высунулась из палатки рука с фонарём Бориса Петровича. - Спасибочки! Мы свой нашли...

— Тогда дружно идём к реке, собирать хворост...

— Я готова! - возле Бориса стояла медсестра Наталья.

— И я... Сейчас... Вот только найду, куда положила спички... - поддала из палатки голос повариха Зоя.

...

Языки пламени лизали сушняк, посылая в небо первой летней ночи бесконечные пунктиры лёгких, как пепел, стремительных искр. Собранный сушняк аккуратной кучкой лежал сбоку от сидевших на бревне троицы. В подвешенном на жердину котелке набирал ароматную силу крепко заваренный чай.

Бутерброды с добротными слоями из докторской колбасы, сливочного масла и российского сыра, усиленно поглощались Борисом Петровичем, который вдруг осознал, что на самом деле дико проголодался.

«Лучше переесть, чем недоспать! » вспомнилась бывшему мотострелку поговорка старшего сержанта Намаконова. И, несмотря на её несуразность, уминая приготовленные девушками бутерброды, он, весело поглядывая на кормилец, приходил к заключению, что гавнюк Намаконов в чём-то, был прав.

Девушки, с умилением хлебосольных хозяек смотрели, как этот, богатырского телосложения мужчина уничтожает их запасы на выходные.

— А как же вы? Почему не едите? - спохватился Большаков после поглощения очередного сэндвича.

— Да мы уже перекусили... - ласковым голосом уверяла повариха, подавая «охраннику лагеря» кружку со свежеприготовленным чаем. – Кушайте и пейте чаёк, Борис Петрович. В нём сладкая энергетика. Может пригодится...

«Такое ощущение, что эту рекомендацию, я уже где-то слышал, - прихлёбывая приятный напиток, думал БП, поглядывая на озарённое костром личико хорошенькой женщины... »

«Три дня назад, в лагерной столовой. – напомнил Петрович. - Она уже тогда тебе, мой шеф, приглянулась... »

«Точно, так и было! – согласился с первой ипостасью охотник на замужних бабочек. – Теперь я её не упущу... »

Взгляд сытого самца перешёл на подругу поварихи, что положив голову на обхваченные руками колени, изучала подвижные лепестки пламени.

«И эта Наташа тоже будет наша... »

— Говорят, человек может бесконечно наблюдать за тем, как горит огонь, течёт вода и как работают другие, - проговорила с задумчивой интонацией обречённая на заклание Натали.

— Вот что, девчата! – сказал Борис Петрович самым решительным тоном, - или поглощаем ваши запасы вместе, или я объявлю голодовку!

— Ха, посмотрите на него! Как все мужики. Один в один. Стоит набить желудок – сразу командуют! – «возмутилась» Зоя. Забрала у едока пустую кружку и, пересев к подруге, что-то быстро шепнула. После чего заняла прежнее пригретое ею место. Повертела головкой в разные стороны и, вдруг, скомандовала:

— Ату его!

Девицы разом навалились на неблагодарного едока, повалили с бревна на притоптанную траву. Столь внезапно и дружно, что БП завалился на спину увальнем, задрав к тёмному небу ступни обеих ног.

— Ой, сейчас кроссовки загорятся! - сообщил атакующим Борис и едва те озирнулась, обхватив девчат руками, прижал к себе и, лёжа на спине, не выпуская верещащих подмышками озорниц, сделал мах нога через голову назад – прочь от костра, сотворив тем самым кульбит с прижатыми к нему хохотушками. Те моментально оказались под прессом. Беспомощные и притихшие.

— Ну что мне теперь с вами делать? – спросил Большаков, прислушиваясь к сопению одной носопырке, потом к другой - живы ли?

— Что хочешь, - отозвалась придавленная тяжёлой рукой повариха.

— Ага, чего желаете? - сказала из-под другой бицепсы медсестра Наташа.

— Желание придумаю позже. А сейчас признавайтесь – что из припасов у вас ещё осталось?

Вот так вопрос к поверженным! Не удивителен ли?

— Яйца... Огурцы...

— И помидоры...

— Ещё булочки... сдобные.

— Яйца варёные?

Дружное: «Угу» подмышками.

— Тогда делаем так. Сейчас едите по два яйца, потом – огурец, потом - булочки с чаем. Помидор можете оставить мне. Договорились?

Опять понятливое: «Угу».

Борис Петрович ослабил хват.

— Что медведь заграбастал! – выползла из-под физрука повариха.

— Задушить мог сдуру-то... - отряхивалась в темноте медичка.

— Силушку девать некуда? Поберёг бы на благое дело...

По этой реплике поварихи Большаков понял, что благое дело было не за горами...

Подсвечивая фонариком, хихикающие подружки направились к своей палатке.

...

Большаков, как лежал на спине, так и остался лежать, запрокинув мордель в звёздное небо. По его физиономии гуляла глумливая улыбка. Ещё бы - его ипостаси спорили с пустой, как барабан, башкой, которая повторяла, словно помешалась:

«И ту и эту... И ту и эту... Много раз... Всю ночь до утра... И ту и эту... »

«Эй, - остановил планы сексуального марафона ипостась по имени Петрович, - порошок-то у тебя, патрон, в «Ястребке» остался... »

«Ну, и шо? Всё- равно оторвусь и с той, и с этой... »

Третья ипостась по имени Я тоже сомневалась: «Многократно? »

Лишь счастливый Борик радовался в патлатой башке предстоящему траху:

«Шеф и без китайского порошка справится! »

«И ту и эту, до утра... И ту и эту... » - принимала его поддержку вихрастая головушка.

...

(Внимательный читатель, знающий про какой китайский порошок идёт речь, порадуется, что замечательная смесь, попавшая к Борису Петровичу Большакову тринадцать лет назад от проводника скорого поезда «Владивосток» - «Новосибирск», сохранилась. Кто же не в курсе о чём идёт речь, обратитесь сериалу «Продолжение Начала или Отпускник» и будите в курсе.)

...

— Эй, там, в палатке! - зычно произнес, лежащий на траве Большаков, - Объявляю своё основное желание – «Хочу спать с вами обеими в одной палатке! »

— Зачем? – тут же поинтересовалась Наталья.

— Боюсь темноты. – признался Большаков.

— Хитрюга! Знаем, как вы её «боитесь». Если что-то задумали, сразу предупреждаем – ничего не выйдет.

— А чё? Пусть спит. Теплее будет... - сказала уступчивая Зойка.

— Зая права, - сказал хитрец. – Ночи-то ещё холодные и с реки сыростью несёт...

— Только без глупостей, - повторила окольцованная Натали.

— Какие глупости? Всё будет ОЧЕНЬ по-серьёзному.

Многозначительный каламбур вызвал у девушек, начавших укладываться, очередной всплеск нервной весёлости.

— Только нужен матрац. На двух нам втроём будет тесно...

— И одеяло с подушкой...

— Само собой. И одеяло, и подушка, и простыни... - Большаков отправился в сторону «склада».

Три матраца легли аккурат от стенки до стенки. Подушки о одеяла тоже были уместны. Подавая простыни Большаков сказал:

— Положите поверх одеял... Чтобы не те кололись...

— Борис Петрович, вы что, голышом спать собираетесь?

— Вообще-то люблю спать в чём мать родила. Но сегодня сделаю исключение, посплю в трусах. Танковых. Случайно прихватил...

— О, господи, час от часа не легче... - «огорчилась» повариха.

...

Когда, сбегав с фонариком за кустики, подруги явились баиньки, их ждал сюрприз - гость лежал посредине палатки раскинувшись на всю её ширину. А его танковые трусы топорщились пирамидой Хеопса.

— И где же мы ляжем? – осветили почти голого наглеца хозяйки, демонстративно «не замечая» торчащее.

— Места, хоть отбавляй! – похлопал Борис по бокам от себя. -Выбирайте любое!

С минуту девушки шушукались снаружи.

Наконец, определились и, помогая друг другу подсветкой, стали лезть через ножища гостя, каждая под свою стеночку.

— Может, хотя бы руки с подушек уберёте? – высказала претензии Зойка.

— Не получится. Привык спать на спине и только расслабленной позе... Я же старый холостяк... Да вы, девушки, не стесняйтесь, ложитесь головами на руки... Ваши головки лёгонькие, им не помешают...

— Ага «старый». А тут что у «старого» торчит? – повариха Зоя зацепилась-таки коленом за верх «пирамиды».

— Торчит то, что должно торчать. Оно вас не тронет, если вы не будите к нему прикасаться...

— Послал бог жильца! – ворчала повариха. - Да уберите ручищу!

— Ладно, - уступил Большаков, укладывая себе на грудь правую длань из соображений, подсказанных Петровичем:

«Чем вагину офицерши дрочить будите, сэр? »

Именно с медсестрички советовали начать оперативные действия ипостаси нашему герою. Для них жена офицера тоже была слегка подзабытая тема.

Довольная малым успехом повариха завалилась на правый бок, а Наталья ещё какое-то время мостилась на упругом, по-домашнему удобной бицепсе старшего физрука. Сразу вспомнился муж. Тот любил, когда голова верной супруги лежала поближе к плечу...

— Лишь бы не храпел... - сказала медсестричка в брезентовое пространство палатки, устраиваясь поудобнее.

— Это я вам гарантирую. – заверил БП. - Гасите свет, девочки. Будем давить тимоху...

— Кого?

— Тимоху, - повторил наглец. – Всё! Общий отбой!

...

В одном из учебных походов нам Кавказе, Борис Петрович случайно услышал о себе весьма лестное. Разговаривали молодые значкистки и альпинистка - разрядница, с которой Большаков уже побаловал «малыша».

На вопрос начинающей альпинистки к старшей подруге, спала ли она в палатке с Большаком? Замужняя разрядница, после некоторой паузы, ответила: «Разе с ним уснёшь? »

Нечто похожее происходило под кровом «медицинской» палатки на «Речной косе».

Поварихе Зое не спалось из-за памяти того, во что уперлось её колено. Она мысленно представляла это пирамидовидное препятствие и растворялась в умозрительном заключении, что под куполом танковых трусов должно быть нечто ОЧЕНЬ примечательное: высокое, твёрдое и, непременно - трудолюбивое. Одним словом - не член, а – убивец! То, чего, у мечтающего о личном автомобиле мужа, отсутствовало.

Зою начало легонько трясти. Она, как могла, сдерживала эту нервную дрожь. Лежала тихой мышкой, пока не додумалась удостовериться в «страшной» догадке. Надумала рискнуть - случайным движением «сонной руки» проверить, так ли это?

И почти приступила к проверке. Но, именно в этот момент лежащий рядом мужчина повернутся со спины на бок, в сторону Наташки. Торчащий предмет оказался по ту сторону массивного бедра Бориса Петровича.

Зойку обуяло глубокое разочарование, схожее с чувством пассажирки, опоздавшей на нужный автобус. Прикусив обиженную губку, Зойка стала потихоньку «горевать».

В палатке продолжала царить тишина (лесные звуки извне были не в счёт).

Но вот - послышалось осторожное движение... Вздох или выдох... Шептание...

«Разведчица» напрягла слух (в полной темноте это делается запросто).

По ту сторону «горы мышц» происходило что-то интересное. Мужской шёпот, похоже, уговаривал... Женский тихо возражал... Переговоры постепенно усиливались. Зойкиному слуху стали доступны некоторые слова.

Женское «не надо! » звучало всё чаще...

Отчётливо прозвучало мужское:

— Только оцени, каков красавец...

После долгой возни, опять мужское:

— Да, она уже спит... Мы помаленьку...

Опять возня. И, почти громкое:

— Нет, нет, нее-е...

Следом – тихое и протяжное, словно рот прикрыли ладонью:

— Ооооооох...

«Гора мышц» начала движение. Этого не было видно, но Зойка чувствовала, как та размеренно покачивается, толкая жопой и её обиженную задницу.

Свершилось! Только полная идиотка не поняла бы, что рядом, буквально впритык от притихшей, сохраняющей верность мужу Зайки, старший физрук «Ястребка» начал ебать, выбранную для ЭТОГО ДЕЛА - подругу.

Не её, хорошенькую, и вполне сдобную Зореньку, а худосочную Наташку. И то: высокое, твёрдое и работящее, теперь гуляло в Наташкиной манде.

И так захотелось Зореньке оказаться на месте этой дуры! Так нестерпимо засвербело между ног! Так захотелось отомстить своему придурку, отправившего её - покорную, любящую супругу зарабатывать на какой-то ебаный «жигулёнок», на какую-то «Косу», где она должна терпеть это издевательство над женской честью! Так возжелалось принять на себя чужого мужика с большим красивым хуем (к тому же – неженатого)! Что наша повариха, едва сдерживая утробное поскуливание, встала на четвереньки и поползла к выходу из палатки.

«Уходит! » - запаниковал Борик, рассчитывающий на групповичок.

«Никуда не денется, - кайфовал от проникновение в узкое лоно медсестры ненасытный Я. – Выебем эту, займёмся той... »

Петрович только кряхтел от удовольствия. «Давненько он не имел полового контакта с офицерской жёнушкой! Годов этак... »

Попытался прикинуть и сбился. Потому что, как известно, даже ипостаси, соскучившись по женскому телу, слегка глупеют. Тем более сейчас, когда пришёл момент оплодотворения – самый значимый миг для каждого блядуна, мечтающего оставить на Земле, как можно больше себе подобных...

А Большаков трудился в поте лица. Спешил возместит потраченное на уговоры время. Заполнял жену капитана и будущей бляди животворящим семенем густой малафьи, при этом, думая об её муже, несчастном офицеришке по-французски:

«Salut, mon cerf inconnu. Obtenez un cadeau de Boris Bolshakov! »

«Привет, мой незнакомый олень. Получай подарок от Бори Большакова! »