Тонкая красная линия или Эротика красная шапочка

Внимание! В рассказе много букв...

***

Посвящается... тому, кто знает, кому это посвящается, хотя, возможно, помимо его желания...

***

Иногда мне хочется закрыть уши ладонями, чтобы не слышать его гнусавый голос, вышедший из негритянских трущоб, но всё равно я буду видеть, как шевелятся его толстые губы, складывающиеся в гнусную кривую улыбку, когда на его чёрной роже обнажаются гнилые зубы, произносящие его любимое выражение "Говно!".

Мерно пульсирует тонкая зелёная линия на экране тихо попискивающего кардиомонитора, тихое шипение кислорода в трубках, и тяжёлый запах гноя, перебивающий вонь антисептиков. На него выплеснули огромный чайник с кипятком, и примерно четверть поверхности тела обожжено. Но несмотря на частичный некроз и начинающийся сепсис, он, похоже выживет. Потому что я врач, и спасти его - мой долг. Но я - женщина, и больше всего на свете, мне хочется его убить. Но я меняю ему капельницу и вкалываю новую дозу наркотика, чтобы он не умер от болевого шока. Раздаётся его блаженное "Ммм!..", и он открывает глаза. Теперь ему очень хочется говорить, и я включаю диктофон.

***

Чтоб вы знали, мэм. Все эти сучки, о которых я рассказываю, были совершеннолетними, чтобы мне не приписывали лишнего. Хотя документов я и не проверял, конечно.

В тот вечер меня заебала моя старая мегера, и дети тоже заебали, так что я решил прогуляться по вечернему парку. Сел я на скамейку около входа, народу почти нет, а тут она! Идёт такая примерная белая сучка в очках, в светлом костюмчике, с сумкой под мышкой, молоденькая совсем. Небось студентка, с университета идёт. Выучится на папочкины деньги и работу непыльную получит, и денег у неё будет немеряно. Короче, всё у этой белой швали сложилось в жизни. Идёт, нос задрав. Ну где ей обращать внимание на бедного старого негра на скамейке! А я так считаю, что эту сволочь на место нужно ставить. Мало эти белые нас эксплуатировали? Ну, так я на место эту стерву живо поставлю!

Короче, прошла она, а я поднялся и за ней иду по дорожке, смотрю на её костюмчик, на белую юбочку выше колена, на её ножки. А ножки у сучки очень даже ничего! И через юбку контуры её трусиков слегка проступают. Сука, у меня от этих наблюдений, в штанах мой старый верный Джим пробудился. Чует, чёрный пёс поживу! А я-то знаю, здесь дорожка прудик огибает, так я напрямик побежал, через посадки деревьев. Ха! И выскочил, как чёрт из табакерки. Одной рукой рот ей зажал, а другой держу, и назад наклонил. Так она, чтобы равновесие сохранить, ногами перебирает и помогает мне в кусты её затащить. Кусты цветущие, постриженные, но густые, так что с дорожки не видно.

— Молчи, сука! - говорю ей грозным голосом. Я научился подражать одному актёру, у которого хорошо получалось командовать такими белыми блядями.

Повалил её на землю и сел на неё сверху. Вытаскиваю опасную бритву из кармана пиджака и показываю ей.

— Будешь орать, я тебе нос отрежу... И уши. И рот до ушей сделаю. Хочешь? Вот так!

И одним движением разрезаю на ней блузку спереди, только пуговицы посыпались. Отрываю руку от её рта, и она начинает тихо и быстро говорить:

— Пожалуйста, мистер! Не надо, прошу вас! Я не буду кричать. Я...

"Мистер"! Ишь как заговорила. А ведь только что и смотреть на меня не хотела! Ну, ничего, сейчас будешь только на меня смотреть. Ха, а кожа-то какая, белая да нежная, и шейка тоненькая. Ну-ко, посмотрим! Бритвой разрезаю на ней лифчик, бритву в карман, а сам лапать её грудки. Красивые такие, упругенькие. У неё слёзы так и брызнули.

— Не надо! Пожалуйста, мистер, не надо!

— "Не надо"! Я что, смотреть на тебя сюда притащил, сучка?

— Пожалуйста! Я всегда участвую в выступлениях за права афроамериканцев!..

Да мне пох, в чём ты там участвуешь. Я и мои дети в дерьме растут, а она участвует! Однако ж так приятно смотреть на её слёзы! Так что мой старина Джим уже давно рвётся из штанов, а потому я ширинку расстегнул и выпустил его наружу. Видели бы вы, с каким ужасом она уставилась на мой лысый елдак!

— Он тоже хочет тебя потрогать, детка!

Моему старому лысому негру её титечки очень понравились, так что я потёрся о них своим хером. Говно! Какие они нежненькие, как податливо пружинят! Она ревёт и голову отворачивает. Ну, я легонько ей хлесь по щеке.

— Что, сучка воротишься? Чёрный хер тебе не по душе? К белым привыкла? Смотри на него! Вот так! Красавец, да? Это тебе не тычинки белых мальчиков-пидарасов!

А Джек мой от этих прикосновений раздулся ещё больше и стал похож на кеглю. Ширинка у меня удобная, широкая. Я и яйца тоже выпростал, чтобы потереться о её девчоночьи сиськи. Говно! Это кайф покруче травки! А девчонка взвизгнула, больно ей, когда моя жёсткая морщинистая волосатая мошонка прошлась по её розовым сосочкам, как плавник акулы по розовой попке младенца. А мой елдак ей уже в нос упирается. Говно!

***

— Агнесс, прошу тебя. Ты классный врач. Этого сукиного сына нужно разговорить, нам нужно узнать побольше эпизодов. Я понимаю, как это будет тяжело, но другим не справиться. Гипноз на него не действует, но нам разрешено применять слабые наркотики для обезболивания. Этот упырь будет прикован ошейником, а перед палатой будет дежурить офицер...

— Дейв, я понимаю, как это важно для тебя. Не уверена, что у меня получится, но я попробую.

— Ты просто золото, Агнесс! Я люблю тебя!

Этот разговор между мной и мужем произошёл накануне. Но я и не подозревала, во что это выльется. От меня не потребовалось никаких ухищрений. Этот мерзкий ниггер охотно заговорил сам, безо всякого нажима с моей стороны. Но именно это и стало главной моей пыткой: мне предстояло по несколько часов кряду слушать его омерзительные словесные излияния. Этот здоровенный плешивый чёрный скот оказался необычайно живуч, и именно его чудовищное либидо и служило для него неиссякаемым источником жизненных сил. Я уже говорила о том, что, чем больше я его слушала, тем сильнее мне хотелось его убить. Естественно, что как врач я не могла осуществить это. А как женщина? Постепенно в моей голове стал возникать план. И что-то во мне было готово переступить невидимую красную черту, разделяющую моё существо на две половины, каждая из которых желала противоположного.

***

Ну, ладно. Слез я с девки и стал шарить у неё под юбкой. А ножки такие гладенькие, как бархат. У белых сучек кожа просто кайф. Ну, эта дурында стала сопротивляться. А я люблю, когда сопротивляются! Иначе какой кайф. Я ведь пригрозил ей изуродовать лицо, если она будет кричать, а мог бы сказать, мол, смирно лежи, или в уродину превращу. Но так неинтересно. И вот она стала молча отбрыкиваться всяко руками и ногами, а я эту вольную борьбу очень люблю. Трусы с неё стащил, беленькие такие, атласные, и в карман спрятал. Трофей! Удрать пыталась, дурёха! Так я ей подсечку из положения лёжа, юбку ей завернул кверху и начал свой чёрный коленвал между ног пристраивать. А ножки стройные такие, беленькие да гладкие. Говно! А девка в слёзы и говорит, что мистер, мол у меня ещё никого не было, и пожалуйста, возьмите меня как-нибудь по-другому... Я оборжался весь! В её возрасте наши девки прошли через пару десятков чёрных молодцов и уже на третий круг беременны, а тут вдруг белая целка.

— А чё не было-то?

Ну, мол, я училась в полный рост, не до того было, и сейчас учусь...

— Верю, - говорю - Ваши белые мальчики с маленькими стручками только дрочить мастаки, и наполовину педерасты, которые чпокают друг дружку. А как "по-другому"? - заинтересовался я.

Она не то что покраснела, а прямо-таки побагровела от смущения.

— Ну, может быть, я удовлетворю вас... Ртом... - последнее слово она произнесла еле слышныи шёпотом.

Ну, надо же! Эта, млять, отличница, предлагает мне отсосать! Эти девственницы меня умиляют. Сосать они не умеют, и хера-то живого по сути, не видали, а туда же. Говно! Как я это люблю!

— Тогда приступай.

— А вы меня отпустите после этого? - спросила она, глядя на меня чудными раскосыми глазами.

— "После этого" - непременно!.. Когда ты меня удовлетворишь.

Ага, щас.

***

— Дэвид, вы поймали его на месте преступления, и то только потому, что его ошпарила одна из двух изнасилованных им сестёр, и тем самым вырубила его. Почему он до сих пор был на свободе? Неужели вы так беспомощны в расследовании?

— Беспомощны?.. Пожалуй, можно сказать и так. Но случай из ряда вон. Конечно, этот многодетный безработный нищий старый негр, живущий на пособие, давно обратил на себя внимание тем, что околачивался вблизи мест преступлений. Но опознать его не могли. Ты же знаешь, сейчас все носят маски, а к его лохмотьям никто не присматривался. Да и у всех девушек был сильный шок. Тем, у кого с психикой покрепче, мы давали на осознание фотоснимки его пениса в разных ракурсах. Но все девушки говорили, что пенис у насильника был просто огромным. А у этого старика он... Ну, соответствует его возрасту. Очень скромный по размерам. Он и голос, похоже, изменял.

— Но разве вы не проводили тест ДНК?

— А вот в этом главная загадка. Конечно, мы проводили. Но оказалось невозможное: ДНК его спермы кардинально отличается от ДНК, взятой обычным способом.

— Дэйв, это невозможно.

— Теперь ты понимаешь, почему мы до сих пор его не поймали. И нам теперь нет прохода от учёных, которые хотят изучать этот феномен.

— И этот "феномен", конечно же, постараются сохранить в целости и сохранности.

— Конечно же. И вся надежда на тебя, милая.

***

Я встал во весь рост, не боясь быть увиденным. Ну, мало ли кому белая блядь делает минет в парке. Девка в костюмчике, который перестал быть девственно белым во время нашей борьбы в партере, встала передо мной на колени. Говно! Мне это нравится!

Я приблизил свой капающий смазкой елдак к её лицу. Её тонкие, накрашенные розовой помадой губки исказила гримаска отвращения. Говно! Это ж кайф! Мой член нетерпеливо подрагивал, напрягая вздувшиеся вены. Это тебе не чёрная шлюха из подворотни, которая насосала столько на своём веку, что делает это чисто автоматически. Это млять, белая кость, нежная профессорская, млять, дочка, которая убойный хрен негрилы только на экране видела!

Не придумав ничего иного, эта цаца, содрогаясь от страха, поцеловала сбоку мой черномазый отросток, который обиженно качнулся вверх-вниз. И жалобно посмотрела на меня снизу вверх. Я худею от этих белых девственниц! И что, это всё, да? Мне можно идти?

— Ты меня совсем нихера не удовлетворила, детка. Для начала обнажи мой Penis glans, а по-научному, залупу.

Говно! Она действительно делала это впервые в жизни! Я пару - тройку дней назад вошкался со своей старухой, а опосля всё не собрался помыться, так что, когда она сдвинула назад мою крайнюю плоть, запашок пошёл довольно-таки ядрёный. Поганенький такой запашок, от которого её нежные ноздри затрепетали в негодовании, а на лице проступило неподдельное отвращение. Говно! Ай лайк ит!

Посмотрите на досуге, как ваша девушка ест мороженое, и у вас сложится представление, как она будет сосать вам член. Девушкам, в отличие от парней, не свойственно откусывать мороженое кусками, так что зрелище будет поучительное. А вот эта конкретная белая сучка, похоже, за всю жизнь не съела ни одного мороженого. Она только дотронулась кончиком языка до моего кончика и застыла в раздумьях. Пришлось дать ей хорошую плюху, и она принялась торопливо облизывать головку. Я наклонился к ней, чтобы прижаться губами к её рту и нащупать своим жадным языком её брезгливо дёргающийся язычок. Её рот пах моим вонючим хуем. Говно! Сука, как приятно!

— Рот открыла, тварь! Шире, блядь!

Она вскрикнула, но получилось глухо, потому что на её щеке уже вздувался изнутри желвак от головки моего члена, трахающего её щёки. Я не хотел привлекать внимание посетителей парка звуками, когда она начнёт давиться, поэтому принялся трахать её в рот неглубоко, приминая головкой её язык. Она инстинктивно сглатывала слюни, не имея возможности уклониться, потому что я держал её за волосы на затылке. Она кашляла, когда я входил слишком глубоко, но мне было это смерть как приятно. Говно! Эта сучка приноравливалась давать мне в рот. Она поняла, что нужно просто расслабить свой рот и не мешать мне его трахать. Это тебе не бином Ньютона, комсомолка! Выбрав момент, я неожиданно просунул свой хер глубоко ей в горло. Головку слегка сжали миндалины. Она пыталась кричать, а зря. Мой член продавил судороги голосовых связок, а затем узкое пространство глотки, войдя в пищевод. Бля, словно целку сломал! А что, её ещё никто не трахал в глотку! Вынул свой хер, чтобы она не задохнулась, и принялся мерно драть её в горло. Взял её глотку в ладонь, чувствуя, как здоровенным поршнем ходит в ней мой чёрный елдак. Отдавшись моему темпу, она перестала давиться. У меня давно не было секса, поэтому я чувствовал, как нарастает оргазмическое напряжение в яйцах, которое невозможно сдержать.

— Соси, шлюха!

Я тёрся чувствительной частичкой члена об её язык, чтобы кончить, и наконец, мой чёрный хер принялся извергать ей в рот струи чёрного семени, которые она не успевала глотать, хотя и старалась вовсю, но её рот заполнялся быстрее, так что сперма стекала по её подбородку.

— Говно! Блядь! Говно!..

Последнюю струю я, вынув хер, пустил на её очки. Сука, это было настоящее эстетическое наслаждение!

— Мистер, я могу идти? - спросила она меня с надеждой, когда я почти что опустошил свои яйца.

Она прижимала ко рту изящный платочек.

— Отнюдь, дитя моё, - прохрипел я - Я походу ещё нихера не удовлетворён.

***

Этого старого чёрного ублюдка звали Петерс. Поначалу, от эйфории, вызванной наркотиком, он болтал о своих похождениях вовсю, а потом замолк. Конечно, мне стоило чудовищных усилий, чтобы выдержать его откровения, но моей задачей как раз и было выудить в него как можно больше информации. Можно бы прекратить вводить ему наркотик, пока не заговорит, но тогда он начнёт орать от боли, и ко мне будут серьёзные претензии. Конечно, это не факт, и можно было бы попробовать действовать угрозами, но у меня созрел другой план, достаточно необычный и рискованный.

Этот упырь - настоящий мутант. И ДНК у него двойное, и голос меняет, и гениталии у него странные. И тестостерон он вырабатывает как целый фармацевтический завод. Но в природе ничего не бывает идеальным, и за все преимущества нужно платить каким-нибудь дефектом. И вот это слабое место маньяка-мутанта мне и предстоит найти...

***

Я объяснил ей, что сначала полижу её, а потом отпущу. Она легла на спину и покорно раздвинула ножки, не понимая, что уже проиграла. Говно! Как же приятно пахнет писечка у белых девочек. Ах, ты маленькая шлюшка! Ты возбудилась когда сосала мой хер? Несомненно. Я бы никогда не стал лизать у белой сучки, но в эту сучку никогда и никто не засовывал своего Большого Ганса, так что это вполне себе можно. Я же не педик, чтобы зализывать за чьими-то херами. А сучка от меня начинала течь. Ну, ладно.

Она не успела опомниться, как я уже был на ней, прижав её разведённые ножки и не давая им сомкнуться.

— Мистер, - захныкала она - Вы же обещали меня отпустить!

— Я обещал тебя отпустить, когда ты меня удовлетворишь. А ты всё ещё возбуждаешь меня.

Она горько заплакала, почти в голос. От неё вкусно пахло дорогими духами. Мой старый Джим снова пробудился от прикосновения к бархатистой коже её бёдер и уже слепо тыкался в поисках желанной девичьей щёлки. Ну, вот так...

— Пожалуйста, мистер, не надо! Пожалуйста!

Ну как же не надо? Поди ещё найди подходящую нетроганую белую сучку! Которую нужно осеменить моим чёрным едким семенем. И которую нужно обрюхатить чёрным как смоль младенцем. А если и не обрюхатить, то всё равно эта девка в дальнейшем может родить чёрного ребёнка. Это я вычитал в одной умной газете. Эта штука называется "телегония", детка!

— Мистер, пожалуйста! Я вам заплачу!.. Много!..

Ха! Дурочка, мне нужно тебя осеменить, что в этом непонятного?

Я надавил, и головка моего чёрного дрына начала погружаться в девчонку. Та зарыдала в отчаянии, а я продолжал нажимать, пока мой хер не упёрся в преграду. Мои бёдра безжалостно, как домкрат, продолжали давить, и я почувствовал, как нежная невинная плоть расползается под моим поршнем. Девчонка забавно так закричала. Говно! Как приятно слушать крики целок, когда их портишь! Мой Джим неумолимо вползал в нетронутое влагалище этой белой девки, в котором до него никого не было. Говно!!

И потом я трахал её изо всех сил, вдавливая её в пыльную землю. Её волосы уже не пахли как невинный цветок, они мотались по земле и запутывались в грязной параше и окурках. Она лежала, беспомощно раскинув руки, и молча смотрела пустыми глазами в небо. А я уже чувствовал приближение извержения, по яйцам поднималась моя сконцентрированная похоть, всё выше и выше, пока яйца со звоном не лопнули. Я зарычал, заполняя её живот своей чёрной спермой. Отныне она моя, и ничья больше.

Опустошив свои яйца окончательно, я поднялся, достал из кармана скотч и залепил ей рот. Потом связал руки за спиной. Она не сопротивлялась. Уходя, я оглянулся. Она лежала навзничь с задранной юбкой, разбросав стройные ножки, между которыми виднелась покрытая пушком щёлка, только что с наслаждением испоганенная мною. Теперь в её животе бегают живучие шустрые агенты, которые обязательно дождутся овуляции и оплодотворят её изысканную яйцеклетку белой расы, чёрным пузатым парнем!

***

— Ты ничего не хочешь рассказать, Петерс?

— О, нет, мэм. Мне хорошо, мэм. Спасибо за укол, мэм!

Надо, же. Он не называет меня "белой сучкой". Наверное, потому, что я избавляю его от мучений, связанных с ожогами. Вот только, Петерс, ты не представляешь, какие мучения ты можешь доставить сам себе. Но ничего, я тебе помогу!

Я подошла к его изголовью и близко наклонилась к нему.

— Очень жаль, Петерс, - произнесла я вкрадчиво, как учительница нерадивому ученику - Ты заставляешь меня скучать. Меня, белую, не знающую чем себя занять, женщину... Я красива, Петерс, фертильна, и от меня вкусно пахнет... Правда?..

Если бы он был белым, то наверное, покраснел. Негр же скорее, посинел, и белки его глаз начали наливаться кровью. Я отошла от него на пару шагов и присела в лёгкое кресло в кажущейся невинной позе витражной пинап - красавицы. Медицинский халатик на мне сегодня был необычно коротким, и он завлекательно расходился на моих ногах в тонких капроновых чулках. Голодный взгляд старого похотливого негра пожирал мои ноги. Посинел же он не от смущения, разумеется, а от возбуждения.

— Скажи, Петерс. Для чего ты собирал коллекцию девчоночьих трусиков? - спросила я с улыбкой.

Негр разлепил свои толстые пересохшие губы.

— Так это трофеи, мэм... Как воспоминание.

— Не похоже, чтобы ты жил воспоминаниями, Петерс. Мне кажется, что тебя больше интересует настоящее, чем прошлое. Интересует?

— Да, мэм.

— Что же тебя интересует, Петерс? Чего ты хочешь?

Возникла пауза, в течение которой глаза негра всё больше краснели.

— Раздвиньте колени, мэм...

Вот она, незримая тонкая красная линия, за которой лежит область неизвестного и нелегального. И если ты переступаешь через неё, то становишься действующим лицом этой фантасмагории, которая начинается с того, что ты подчиняешься сексуальному маньяку...

Но дальше я послушно раздвинула колени. Слегка. Сомкнула вновь. Раздвинула, ещё шире. И ещё. И ещё. В этот момент я вдруг почувствовала неожиданное для себя острое возбуждение, когда я раздвигала ноги под остановившимся похотливым взглядом маньяка. Мои ноги исполняли танец крыльев бабочки, демонстрируя  охваченные чулками, верхнюю часть бёдер, где они заканчивались, оттеняя резинкой контраст между тёмным капроном и белым атласом кожи.

— Тебе нравятся мои трусики, Петерс?..

Неожиданно, лежащий негр дёрнулся вперёд, пытаясь встать, но цепочка ошейника остановила его. Тестостерон этого мутанта забирал у его организма силу, необходимую для выздоровления. И это хорошо! Мне совершенно не нужно его выздоровление. Я-врач делала всё, чтобы маньяк выздоровел, а я-женщина делала всё, чтобы этого не произошло. И тут я вдруг увидела, как простыня на его ногах начала подниматься под напором чудовищной эрекции. Вот он, знаменитый эффект этого "феномена"! Негр был скован ошейником, а кроме того, были наложены и ограничители рук и ног на металлической хирургической кровати, на которой он лежал. Я развязно закинула ногу на поручень кресла, сложила пальцы в трубочку, и характерным развратным движением принялась двигать кулачком вперёд-назад перед своей промежностью.

— А этого ты не хочешь, Петерс?

Бедняга, он не мог даже подрочиться в такт моим движениям!.. Стоп, а что это? Я уставилась на экран кардиомонитора. Там временами вспыхивал лиловый значок детектора аритмии. Так у тебя-таки есть слабое место, мутант?

— Петерс, не разочаровывай меня. Завтра я хочу услышать от тебя новый рассказ. И если твой рассказ будет интересен, то ты, возможно, получишь и это...

И я снова подвигала кулачком перед собой.

***

— Чтооо!? "Раздвиньте колени, мэм"?!

Дэвис остановил воспроизведение и уставился на меня глазами по двадцать пять центов каждый.

— Ты хочешь сказать, что этот старый чёрный ублюдок...

— Послушай, Дэйв. Успокойся. Ты ведь помнишь мою задачу? Так в чём же дело? А что касается записи, то она не передаёт всего того, что там происходило. Успокойся, сними брюки и ляг на диван. Я перемотаю запись, надену своей медицинский халатик и под озвучку диктофона воспроизведу всё, что там было...

Когда эта своеобразная пантомима - караоке под аудиозапись была завершена, я пробормотала:

— Знаешь, его эрекция была - не сравнить с твоей...

Дэвид молча и громко сопя, стал быстро раздеваться.

— Дэйв, мне тоже?..

Он молча схватил меня, поднял на руки и повалил на диван. Мой муж никогда раньше так себя не вёл, и невольно вспыхнула мысль: это ревность? Или он разъярён тем, как я вела себя с негром? Я оказалась лежащей на животе, в то время как он рывком сдёрнул вниз мой затрещавший халатик, который стянул мои руки так, что я не могла шевельнуть ими. Да я и сама не могла пошевелиться, потому что Дейв придавил меня сверху своим телом. Я словно бы подверглась нападению насильника, в которого внезапно превратился мой муж, законопослушный полицейский. Каких чертей разбудил в нём мой рассказ?! Рывком с меня сдёрнул трусы.

— Сучка! Прохрипел мой муж - Белая сучка!..

В этот миг я испытала острое наслаждение от того, что он называет меня так же, как и тот упырь - негритос. Тотчас же, из моего горла вырвался хриплый крик протеста и страха, смешанного с первобытным желанием, когда муж грубо вошёл в меня. Он схватил меня за горло, и я хрипела, в то время как его бёдра молотили мой зад, размазывая меня по ложу дивана. Вместо нежных слов, в моих ушах звучало "Сучка! Белая шлюха!". Я внезапно представила, что на мне лежит старый похотливый негритос Петерс, и это его чёрный бешеный член ходит во мне, как поршень, и тогда мои придушённые крики уже перестали походить на человеческие. Я делала только одного, чтобы это продолжалось и продолжалось, чтобы меня брали как самую дешёвую шлюху, и неважно кто, любой самец, неандерталец, питекантроп, ведь мне нужна была только его жадная первобытная похоть!

— Еби меня... Петерс!..

Дэвид издал яростный первобытный рык, ударил меня резко, глубоко, ещё, ещё и ещё. Моё тело сжало в себе его член, не выпуская его, исторгающего горячее семя в самое тёмное дно моего существа. Я ничего не видела, и только со стороны слышала нечеловеческий крик какой-то подыхающей дикой самки.

Затем я лежала, придавленная животом к дивану, с сорванным дыханием, и чувствовала на себе губы Дэвида. Он тяжело дышал, уткнувшись в мои потные волосы.

— Ты так вкусно пахнешь, - прошептал он.

— Полежи на мне ещё, - попросила я, дыша как издыхающая рыба на горячем песке.

***

Я расскажу вам, мэм. Я называю это охотой на куропаток. Мой дедушка - нищеброд всё охотился на птичек, ворон и голубей, чтобы не подохнуть с голоду. А уж детей-то он наплодил! Любил он это дело, так что я в дедушку пошёл. Сколько я бабам ребятишек наделал! Но, мэм, с негритосками неинтересно, даже с молоденькими. Самый кайф - обрюхатить молодую белую сучку! Ну вот, этим ранним утром погода подходящая выдалась. Взял я, значит, ошейник с крепкой кожаной верёвкой своего старого пса, который давно сдох, бритву, конечно, да и отправился в парк. А туман вокруг! Погодка самое то. Засел я в засаду у дорожки в кустах и жду, когда подходящая бегунья покажется. Эти белые бляди имеют привычку бегать по утрам, здоровье берегут, суки. Ну, мужик пробежал, затем две толстушки протрюхали, весь аппетит мне испортили, стервы. А потом - гля! - бежит! Маленькая такая! Совершеннолетняя, мэм, само собой! А маленькая, потому что японочка. Такая прямо муси-пуси, такая прямо анимэ - хунимэ девочка! С наушниками, лента на лобике, маечка, шортики, загляденье! А уж ножки, попка, титечки пухленькие подпрыгивают так аппетитно, что мой Джим мгновенно прослезился. И встал так, что я с трудом мог передвигаться. Вот ведь зараза, как не вовремя!.. Но действовать надо, я ведь давно хотел японочку попробовать.

А дальше - как обычно. Хлоп! Чёртик из табакерки. Рот ладонью закрыл и легко в кусты уволок. Недалеко уволок, а далеко и не надо. Держу её и говорю на ухо.

— Не бойся. По-американски понимаешь? Да? Ну ладно. Короче, будешь орать, и я тебе вот этой... Куда она запропастилась... Вот этой бритвой сделаю тебе ротик от уха до уха и сухожилия перережу, если убежать попытаешься. Поняла, нет? Уродиной и калекой станешь, так что выполняй мои приказания, и всё у тебя в жизни будет хорошо. Домой вернёшься к япономаме и японопапе.

Руку отнял, она не орёт. Хорошо! Если бы стала орать... Ну, есть такие дуры, которые теряют шарики от истерики, слова до них не доходят. Таким нужно врезать по ебалу как следует разок - другой, и всё сразу приходит в норму. Вооот для чего я ошейник-то припас! Надел ей на шею, а петлю поводка у себя на руке закрепил. А то одна такая спринтерша от меня однажды убежала, голышом. Догнать не смог, пока штаны натягивал, её и след простыл. Вот ведь стерва, сука белая! Я тогда, когда вернулся, своему Вмугомбе по башке настучал. Вмугомбе - это бог моего деда, он его из Африки привёз. Вмугомбе меня от полицейских бережёт, верно. Так что сейчас, милая Анимэ, ты и за ту сучку тоже отработаешь. Девка вменяемая, видно, что по-японски дисциплинированная.

Губки-то у неё сладкие, как карамельки. Не упустил случая их обмусолить. Она так смешно страдальчески морщилась. Ну, так нет у бедного негра денег, чтобы кариес лечить, вот и пованивает немного изо рта. А уж мой язык не преминул в такой сладкий ротик залезть! Поводок в руке держу, и велел ей бежать не месте, а сам на её прыгающие грудки пялюсь. Велю ей майку снять, и снова она бежит в никуда. А титечки в красивом лифчике прыгают. Потом заставил и шортики снять. Потом лифчик. Говно! Вот это я называю эстетическое удовольствие, мля! Моя бегунья в одних трусиках прыгает. А мы с моим Джимом уже давно мечтаем японской писечки попробовать. Девчонка начала пищать обычное "Прошу вас, не надо, мистер", "Пожалуйста, мистер, отпустите меня". Но вот уже и на спинке лежит, а я её писечку через тонкие трусики губами ощущаю. Сдёргиваю трусики с неё быстро, но аккуратно. Трофей!

Говно! Писечка гладенькая, она нежно пахнет. Девочка долго бегала, и писечка слегка припухла и увлажнились. Неужели мне повезло? Вмугомбе, с меня пузырёк виски! Девственница! Никакой япончик своим хилым стручком сюда не лазил! Ммм... Мой язычара погружается в розовую душистую мякоть. Говно! Девственниц можно лизать, это не западло. Девчушка попискивает, её ножки напрягаются. Японки так интересно пищат! Не поймёшь, им больно или наоборот. Ну, а теперь твоя очередь, Анимэ! Ставлю её на колени и поворачиваюсь, держа за поводок, спускаю штаны. Вот в такой ситуации, та спортсменка и сбежала.

— Давай, Анимэ. Жопу лижи, самое очко. Булки мне развинь и лижи.

Девка в слёзы. Умоляет избавить её от этого. Я дёргаю за поводок, а ошейник-то строгий, и она осекается. Но понимает, сучка, что делать. А была бы какая-нибудь француженка, и как ей объяснить, что делать? Глубже, Анимэ, глубже!

А я, надо сказать, утром-то посрать успел, да жопу не так тщательно вытер, торопился погоду не упустить. Говно! Приятно-то как! Маленький горячий розовый язычок вылизывает чёрную грязную сраку, а сладкие розовые губки натираются слипшимися от засохшего говна волосами из негритосовской задницы...

— Хорошо, хорошо Анимэ. Теперь ласкай мои яйца. А чё не лижешь-то! Подлизывай поглубже!

Тонкие пальчики пробираются у меня между ног и очень осторожно перекатывают мои лопающиеся от спермы ядра в чёрном мешочке. Говно! Приятно видеть эти пальчики с детским цветастым маникюром, ублажающие мои чёрные шарики! Но мой старина Джим обижен, он тоже хочет ласки. Ладно, погоди немного.

Я склоняюсь над прекрасной как сказочная фея, Анимэ, чтобы понюхать её раскрасневшиеся губки, которые теперь пованивают говном. Так-то, цаца. Блядь, надо не забыть обоссать её потом напоследок...

***

С Дейвом мы не говорили о том, что с нами вчера вечером произошло. Он снова был подтянут, в галстуке с пиджаком, уверенными руками вёл автомобиль.

— Мы нашли уже почти двадцать жертв этого маньяка, - сообщил Дэйв - И вот что очень странно. Они все забеременели после изнасилования. Представляешь, все! Все, кроме трёх, сделали аборт. Одна ещё в положении, а трое родили...

— Дай я догадаюсь. Родили мальчиков - негритят с отвислыми пузами.

— Ну, насчёт отвислых пуз я не знаю, но как ты догадалась?

— Петерс сказал.

— Этот Петерс... Он просто дьявол какой-то. Прости, что тебе приходится с ним общаться.

— Ничего, это очень занимательно. Меня это заводит.

— Я заметил.

Я хмыкнула и улыбнулась.

— Учёные заинтересовались этим мутантом, я говорил уже. Такая необычная способность к оплодотворению их поражает. И они просят у нас образец спермы этого ниггера.

— А?! И ты мне предлагаешь это сделать! Взять образец?

— Ты же сама сказала, что это занимательно.

— О, да! А ты не боишься, что в результате этих занимательных научных экспериментов, ты станешь отцом очаровательного пузатого негритёнка?

— Боюсь, и даже очень. Поэтому, почаще мой руки, полощи рот...

Он ойкнул, когда я ткнула его в бок кулаком. Очень, блин, смешно!..

***

А тут мой старый Джим уже и нацелился на эту японскую куколку с забавными сине-зелёными волосами, которая не переставая, тихо пищала и хныкала. Кожа у неё даже на глаз была бархатистой и нежной, и мой черномазый Джим принялся с упоением плющить её маленькие грудки. Его багровая лысая лысая голова вылезла наружу, истекая от охоты и принялась ловить её нежные розовые сосочки. Девчонка заскулила как собачка в моём ошейнике, когда я прошёлся по ним жёсткой волосатой шкурой мошонки с раздувшимися от спермы яйцами. Говно!.. А в это время совсем рядом по дорожке, переговариваясь, бежали какие-то засранцы. Прикольно! Девчонка вздрагивала когда я хлестал своей чёрной дубинкой по её щекам, пока она не догадалась открыть рот, в который мой черномазый поспешил нырнуть. Я объяснил сучке, что надо делать, и она принялась мусолить лысую головку члена, которая едва помещалась у неё во рту.

— Просунь ручку мне между ног, Анимэ и засунь пальчик мне в жопу. Послюни его сначала. Хорошо... Говно!.. Подальше... Книзу загибай. Говно!.. Другой рукой яйца поддень и ласкай их. Эй, а сосать-то кто будет?! О, говно!.. Давай, Анимэ, сучка!.. О, говно!.. Я уже входил в раж, загрёб её разноцветные волосы в кулак, и мне хотелось своим елдаком вытрахать сучке все мозги. Хотелось, чтобы он вылез у неё на затылке! Белая шлюшка так растевожила мои яйца, что я почувствовал, как неудержимая горячая волна поднимается от них всё выше и выше по стеблю, и сейчас он взорвётся. СУУУКА!

Мой елдак взорвался как шланг, на который наступили ногой, а потом отпустили. У девки сперма брызнула из носа, и мне хотелось, чтобы она потекла у неё из глаз и ушей. Мне хотелось, чтобы мой член воткнулся ей мозг, и вся черепушка бы лопнула как шар от такого напора! Она так наглоталась моего чёрного семени, что не надо было завтракать, хотя половина вылилась у неё изо рта и носа. Маленькая японка, вся измызганная в моих выделениях, стояла передо мной на коленях и смешно утиралась руками. Между тем, мой черномазый Джим не был ещё удовлетворён, ему хотелось поглубже. Он звенел как язык колокола и желал порвать эту маленькую девственницу. Сучка думала, что если я кончил, то я её отпущу, поэтому так и старалась ублажить меня. Когда же я подмял её под себя, она стала причитать "Ой, мистер, пожалуйста, не надо!". Надо, Анимэ, надо!

Но эта сучка немилосердно вертелась подо мной, так что я никак не мог пристроиться как следует. Да ещё и измазала мне всё лицо своей обкончанной рожей. Пришлось перевернуть её на живот, прижать коленями её бёдра к земле так, что она и шевельнуться не могла. Зажал ей рот рукой и пристроил свою кеглю. Легонько нажал, наживил её на свой кукан и пихнул как следует. И руку убрал, чтобы услышать, как кричит белая сука, когда её лишает девственности старый, охочий до белых девочек, негр. Говно!.. Я вполз в неё первым! Первый, нах! Натянул её узенькую писечку на себя. Сейчас я тебя разработаю тебя так, милая Анимэ, как будто тебя по очереди трахала целая толпа чёрных молодцов в подворотне. Девка даже не пищала, потому что я зажал рукой ей ебальник. Было только слышно моё пыхтение, как глухо мычит Анимэ, как шлёпают мои бёдра по её заднице, да топот бегунов по дорожке. Хороша у меня подстилка! Возится подо мной в пыли и грязи. Отсношал я девку на славу, и под её непрерывное "Ммммм!" заполнил её матку до отказа своим чёрным семенем. Чёрный пузатый пацан ей обеспечен, уж Вмугомбе позаботится об этом. А вырастет побольше негритос, так и за белую мамку примется...

Перед тем, как уйти, залепил ей рот скотчем, хотя он и плохо держался от того, что всё было заляпано молофьёй, связал руки сзади и ноги. Скотч тут же бросил. Отошёл подальше, и тут чуть не заорал:

— Сука! Обоссать-то забыл!

Ну, не возвращаться же назад! Снял рюкзак, вытащил комплект обносков от благотворительной организации, переоделся. Сложил старую одежду в рюкзак, чтобы выбросить по дороге. Спросят копы, откуда одежда, скажу - нашёл в парке. Зачем ошейник - собаку ищу, убежала куда-то. Нету у вас методов против старины Петерса!

***

Пустой шприц с громким стуком плюхнулся в мусорное ведро. Рожа старого негра расплылась в блаженной улыбке.

— Тебе хорошо, Петерс? - улыбнулась я ему в ответ.

— О, да, мэм. Очень хорошо!

— Я внимательно выслушала твои рассказы, Петерс. Ты много говорил о нём, Петерс. И мне не терпится взглянуть на нашего главного героя, Петерс. Ты не против?

— Мэм, я бы хотел, чтобы вы посмотрели на него.

— Да-да. Тебе ведь всегда доставляло удовольствие, когда молодые белые сучки смотрят на него?

— О да, мэм!

— Называй меня "миссис Кэлли", Петерс. Позволь мне приподнять простынь... Он не такой уж и большой, Петерс. Ты обманываешь меня?

Я подошла вплотную к негру и склонилась над ним.

— Я красивая здоровая аппетитная белая сучка, Петерс, - произнесла я вкрадчивым шёпотом - И в моей жизни всё хорошо. А ты - нищий чёрный голодранец. Ты хотел бы меня трахнуть, ниггер?

Он дёрнулся ко мне навстречу, но его сдержал ошейник. Мои губы были в дюйме от его губ.

— Ты чувствуешь, как вкусно я пахну? Как призывно открываются мои губы?

Я действительно недооценила этого монстра. Мгновение - он поднял голову - и длинный нечистый язык негра выпрыгнул наружу, и его кончик быстро облизал внутреннюю поверхность моих губ. Я мгновенно отпрянула. Я была потрясена и с трудом удержалась от того, чтобы ударить его и побыстрее вытереть губы.

— Я хочу трахнуть вас, миссис Кэлли, - гортанно произнёс негр. Его голос теперь был совершенно другим.

Отойдя от него, я стала свидетельницей того, как у негра начал расти его пенис. Он раздувался и рос изнутри, вздулись под кожей толстые вены, накачивая кровь в член монстра. Он теперь действительно напоминал кеглю. Пурпурная сочащаяся головка натягивала кожицу чёрной крайней плоти, упорно глядя на меня змеиным глазом с вертикальным зрачком. Этот мужской орган, растерзавший стольких молоденьких белых девушек, источал неприятно затхлый и одновременно возбуждающий запах.

Я надела латексные перчатки, приготовила контейнер для анализа спермы и прикоснулась пальцами к горячему члену Петерса, ведь мне предстояло взять анализ эякулята монстра.

— Снимите перчатки, миссис, - потребовал Петерс.

Да, он именно потребовал! Я машинально стянула перчатки, не отрывая глаз от его огромного члена. Мне захотелось потрогать его иссиня-чёрную мошонку с яичками размером с голубиное яйцо.

— О да, миссис! - прогнусавил негр - Они вот-вот лопнут сейчас!

Было поразительно. Это были настоящие яйца Кощея, из которых он черпал свою бесконечную энергию. И я должна была лишить его этой чёрной энергии! Я быстро притянула бёдра Петерса к хирургической кровати дополнительными ремнями и приподняла его металлическое ложе.

Огромный жилистый чёрный пенис раскачивался перед моим лицом и мускусно пах. Это был настоящий языческий божок, требующий поклонения и жертв. Когда я сдвинула вниз крайнюю плоть члена и обнажила бордовую головку, запах усилился. Член в моих пальцах напрягся, и щель на его головке исторгла прозрачную вязкую жидкость, которая медленно стекала вниз к моим пальцам.

— Возьмите его, миссис Кэлли, - произнёс негр изменившимся голосом - Вам ведь хочется этого!

***

Нажатием пальца рука Дэвида приостановила воспроизведение.

— И ты сделала это? - спросил он отрешённым тоном.

Он смотрит на мои губы, ожидая, что они сложатся в протестующее круглое "No!". Но они дрогнули уголками в полуулыбке.

— Yes.

***

Гнусавый голос Петерса наполнил комнату сладострастными вскриками.

— О, да, миссис Кэлли!..

Скажи спасибо своему Вмугомбе, гнусный старый ниггер! Меня влечёт к себе пенис этого полуживотного, мне хочется вобрать его в свой рот... Мои губы обнимают сочащуюся смазкой, немного прохладную головку.

— О, миссис! - ревёт негр.

От моего необъяснимого поступка заходится сердце в груди, но и писк кардиомонитора учащается. Я поднимаю глаза и вижу радостный жадный взгляд негра. Американская культура предполагает, чтобы во время минета, женщина смотрела в глаза мужчины, и Петерс приподнял голову, чтобы убедиться в этом. Но я смотрю не на него, а на экран монитора, на котором время от времени вспыхивает тревожный пурпурный значок, предупреждающий об аритмии. Мои губы растянуты его пенисом так, что я не могу ему улыбнуться. Напрасно напрягаются чёрные бёдра в неосуществимой попытке загнать член мне в горло; я продолжаю неспешно облизывать его крупную головку, похожую на лопающуюся перезрелую сливу, истекающую солоноватым соком. Я чувствую нарастающее возбуждение, представляя себя развратной женой плантатора, которая, собственноручно выпоров провинившегося чернокожего раба, решает вдобавок насладиться собственным унижением, лаская ртом член этого грязного ниггера, которого она даже не узнает затем при встрече. Того самого ниггера, который сейчас умирает от того, что не может поверить в то, что сейчас происходит с ним.

— Умммг... Мммхххммм... - выдыхаю я через нос, лаская кончиком языка снизу от вздувшейся головки; мои пальцы подлазят под мошонку пациента и приподнимают тяжёлые яйца негра, провокационно перебирая их кончиками пальцев; я надеюсь, что никому в этот момент не придёт в голову войти в палату. Кажется, я всё-таки забыла закрыть дверь...

Пальцами другой руки я подрачиваю толстый вздыбленный член. Я специально прикомандировала к тебе чернокожую санитарку, Петерс. Чтобы я была единственной белой женщиной здесь. Чтобы, несмотря на твоё состояние, у тебя вставало на меня. И у тебя действительно встаёт! Я видела это, и ты видел, что я видела!

На экране монитора мельтешит крылышками аритмии умирающая бабочка. Петерс... Когда же ты сдохнешь, тварь!? Петерс уже хрипит. Нет! Не сейчас! Я слишком перестаралась... Звонит телефон, и по рингтону ясно, что это звонит Дэйв. Пикантно и очень вовремя. Прости милый, я слишком занята...

— Миииссс... иииссс!! Ооооууу!.. Возьмиии!..

Словно журчащая волна пробежала по моим пальцам. Огромный пульсирующий чёрный пенис выплёвывает мне в рот упругие, тягучие, горячие струи спермы.

— Она чёрная, миссис Кэлли!.. Она для вас!.. - гортанно стонет негр. Его бёдра сейчас, кажется, порвут все ремни.

Я сжимаю губы изо всех сил, и наверное, похожа сейчас на сурчиху с раздувшимися щеками. Содрогаясь, принимаю тот факт, что часть этого чудовищного эякулята мне пришлось проглотить. Наконец, когда пенис перестал пульсировать, а негр замолк, я пробежалась напоследок губами по члену, собирая следы своего преступления. Метнувшись к раковине, позволяю эякуляту стечь изо рта в контейнер для анализа. С отвращением сплюнув последние отвратительные сгустки, закрываю контейнер крышкой и едва успеваю вытереть губы тыльной стороной ладони, как открывается дверь и заглядывает дежурный полицейский.

— Миссис Кэлли, звонил ваш муж. Он не смог до вас дозвониться, и ждёт вас на стоянке.

Я с трудом нахожу силы, чтобы улыбнуться.

— Хорошо, Пол, спасибо!

***

Муж пристально смотрел на мои губы.

— Ты развратная сучка, Агнесс, ты шлюха, ты афроамериканская подстилка, твою мать. Ты только что отсосала этому негриле?

— Я всего лишь взяла у него анализ эякулята, Дэйв. Как ты и просил.

— И я действительно просил тебя ТАК взять анализ?

— Извини, по-другому не получалось.

— Ммм... - простонал Дэйв - Я хочу тебя убить... Я просто хочу тебя...

В следующий момент, его рот прижался к моему. А я ведь даже не успела его прополоскать, помешал Пол... Язык мужа уже жадно исследовал мой рот.

— Ты отсосала старому похотливому грязному негру, маньяку... Я хочу, чтобы ты сделала мне то же самое, и точно так же.

— Тебе придётся прилечь, милый. И снять брюки...

Дэйв не выдержал и пары минут. В следующий момент, прижав меня животом к дивану, он, рыча, кончал в меня, тяжело дыша и впившись губами мне в шею. Не часто между нами возникает такая страсть. Но мне бы очень хотелось, чтобы эта страсть не осталась бесплодной. Я хочу, чтобы у нас был ребёнок, Дэйв. Пожалуйста!..

***

Я приехал тогда в Нью-Йорк, мэм... Миссис Кэлли. К своему зятьку. Он там в оперном театре работает. Или в балетном, хер его знает. Наверное, в балетном, потому что там балерины были на сцене. И захотелось мне одну из этих балерин, значит, попробовать на вкус. Никогда не пробовал этих прикольных белых сучек! Их партнёры, грёбаные болеро, которые трясут своими коконами, все как один педрилы, так что эти холёные длинноногие белые стервы обрадуются моему старому чернорожему Джиму!

Зять дал мне свою старую форму, так что я мог ходить со своей сумкой для инструментов где хочу, и никто на меня нихера никакого внимания не обращал. А я всё там прошнырял, все подвалы, все проходы, все закутки и чуланы. И заприметил себе одну такую вкусную балерину. Она вроде бы иностранка, итальянка. Такая вся из себя! Ну, не было у меня таких аристократок! Её, вроде бы, сам итальянский президент трахал. Или французский. Или русский. Сука, такая и смотреть на старого плешивого негра не будет! И такая на меня охота нашла, что просто беда! Но я терпеливо весь свой план составил, чтобы комар носа не подточил. А во время концерта всё за ней из-под сцены следил да слюнки глотал. И мой Джим тоже весь извёлся, слезами горькими исходил... И вот всё у меня готово.

А я знаю, что она последней сцену покидает и идёт одна в свою раздевалку. Повезло, мля! Так что я у неприметного коридорчика, который в подвал ведёт, затаился. И вот она всяко разно откланялась и побежала к себе по узкому тёмному коридорчику. Тут я и прыгнул из засады, схватил её и рот зажал. И своей бритвой перед её глазами поиграл. "Пьяно" - говорю - "Пьяно, сеньора". И она послушно стала перебирать ногами, спускаясь в подвал. Там целый лабиринт, но мне известный. И комната есть, глухая с массивной дверью. Там всякий хлам стоит. Столы, маты спортивные рваные, тряпьё какое-то. Затолкнул её туда и дверь запер. А дальше просто кайф. Достал я одну штуку, которую мне зять дал. Называется "гаджет". Говоришь в него, а он переводит. Прикольно, мля! Как обычно, пообещал её изуродовать, если будет кричать. А если будет слушаться, то отпущу невредимой. Ну, она, конечно, стала что-то лепетать по-своему. Пока я ей опять бритву не показал. И хотя мой Джим уже стоял и изнывал от безделья, я решил сначала удовлетворить свои эстетические чувства.

Балерина танцевала для меня. Только для меня, хотя я не заплатил за это ни цента. Гаджет играл музыку, а она танцевала. А потом я велел ей раздеться.

После ряда понуканий, она всё-таки разделась, и на ней остались только белые тапочки. А, пуанты называются. И ей вновь пришлось танцевать балет, но получалось с огромными слезами на глазах и слишком уж скованно. Тогда и я разделся догола. Бояться-то мне было нечего. Я решил, что хватятся её не скоро. Мало ли, может её президент в ложу вызвал и за щёку ей заправил. А от этой белой сучки прекрасно пахло, когда я её облапил и запустил ей язык в рот. Её личико исказила гримаска отвращения, а язычок брезгливо пытался избежать моего наглого гостя. Но ничего, я продолжал елозить им в её сладком ротике, а её тонкую грациозную ручку положил на своего чёрного дылду. Она прелестно запищала, но после небольшой оплеухи принялась стыдливо подрачивать мне лысого.

***

На этом месте рассказчик остановился.

— Послушайте, миссис. Мне страх как понравилась, когда вы надысь мне сосали. Как насчёт минета, миссис Кэлли? И я продолжу тогда.

— Хм... А как насчёт того, чтобы потрахаться? - усмехнулась я - После того, как ты закончишь про этот случай.

— Нуу... А вы не обманете бедного старого негра?

— Зуб даю, - жестом подтвердила я - К тому же, если я тебя обману, так ты не будешь больше рассказывать.

— Договорились, мэм... - с дрожью в голосе произнёс Петерс.

***

Было интересно наблюдать за выражением отвращения на лице сучки, когда я вновь принудил её к стимуляции своего Джима. Тот, по правде, уже звенел как струна и был готов к бою. Так что я знаками дал понять, что пора его стимулировать по-другому, и тогда её выражение отвращения смешалось с выражением отчаяния. Прикольно, сука, было смотреть! Я на стуле сидел, так пришлось ей наклониться. На коленки-то встать не захотела, цаца. Но делала она своё дело из рук вон плохо. По-моему, она вообще не умела сосать. Никакого удовольствия, только, блядь, давилась да кусанула пару раз.

Ладно, пусть уж лучше танцует. А удивительно гибкая тварь! Стоя на одной ноге, другую ногу вертикально ставит. Я тут подскочил да и засадил ей. Вот так она в параллельном шпагате стоит, и одна нога у меня на плече. Говно! Необычно как! Представляю, как это президентам нравится! Ну, правда, моего янычара не сразу получилось всадить. Тесная она как целка! Но вот так стою, и словно на виолончели смычком елозю. Говно! Ну, а потом и поперечный шпагат испробовал. Посадил её на стол. Ещё ни одна сучка передо мной так широко ноги не раздвигала. Говно! Ну чего там ещё. Лёг на мат на полу, и она на мне скакала. Пришлось ей проработать! Изревелась вся, но скакала у меня на кукане! Говно! Но сообразила сама, что чем быстрее она меня удовлетворит, тем быстрее освободится. И, представляешь! Сама в позу встала! Берёт вот так, наклоняется вперёд и складывается вдвое как ножик, а голова где-то внизу промеж ног.. Небось президенты так её и драли. Представь, стоят стройные ноги, задница, и дырка для члена. И больше ничего. Говно! Я её трахаю, держа задницу в руках. Говно! Что значит - искусство! Когда я кончал, то орал не сдерживаясь. Ну, потом оделся, привязал её к столу, рот заклеил, и поминай как звали. Вот ещё одну белую интеллигенскую сучку обрюхатил!..

***

На этот раз диктофона не было. На коротких ножках стояла неприметная экшен-камера.

— Ну что же... Петерс. Я вижу, что у тебя уже стоит, старый похотливый козёл. Думаю, тебе понравится.

Я вновь, сдерживая дрожь, подошла к старому негру. Первым делом, я укрепила на его чудовищном члене вполне надёжный презерватив. Зачем я это делала? Мне хотелось отомстить этой твари. Впрочем, хотелось не только это...

Металлическая хирургическая кровать очень удобна для медперсонала. Например, она позволяет надёжно зафиксировать пациента ремнями. А кроме того, у неё есть силовой кронштейн, на котором можно производить растяжку конечностей при переломах. Подвожу этот кронштейн поближе и фиксирую, а затем просто запрыгиваю на кровать. Что дальше? И да, держась за него, начинаю опускаться на торчащий как кол, член Петерса.

— Сейчас, ниггер, я, белая госпожа, буду тебя трахать. Ты ведь хотел этого? И не пытайся дёргаться, это бесполезно...

Негр пожирает мои раздвинутые ноги в тонкой сексуальной лайкре чулок, когда я постепенно опускаюсь на корточки, придерживая его пенис рукой и направляя его. Немного сдвинуть в сторону трусики... Не нужно так шумно дышать, Петерс... Он у тебя реально монстр, гад! Я закрываю глаза, чтобы насладиться внедрением этого горячего куска чёрного мяса в себя. Ощущения завораживающие... У меня даже вырывается непроизвольное "Ах!". Не дёргайся, сволочь... Теперь, стоя на коленях и сжимая бёдра негра своими, я приподнимаюсь, чтобы, вкусив блаженство ожидания, насадиться на пенис маньяка вновь.

— Я буду трахать тебя, ниггер, в своё удовольствие, а ты даже не сможешь впрыснуть в меня своё чёрное семя. Обидно, правда?

Краем глаза вижу, как предупреждающе замигал кардиомонитор.

— Я хочу трахать вас, миссис Кэлли, - нагло произносит негр - Это доставит мне больше удовольствия.

— И то правда, Петерс. Думаю, и мне тоже. Погоди-ка...

Слезаю с Петерса, с кровати и перефиксирую пациента за лодыжки так, что теперь он может двигать бёдрами.

— Я твоя госпожа, ниггер. И тебе не удастся меня осеменить. Ты будешь корчиться в оргазме, но безо всякого толку. Всё напрасно, старый подонок. Ну, давай же, трахай меня!

Тело Петерса выгнулось дугой. Старый маньяк отдавал все свои силы, чтобы исполнить свою последнюю задачу, какой бессмысленной она бы ни была. Мне пришлось привстать, чтобы его разъярённый член не проткнул меня как кол насквозь. Я чувствовала, как внутри раздувается головка его члена, тыкаясь в матку. Петерс захрипел, закатывая окровавленные белки глаз, в то время как внутри меня бушевал гейзер из горячей семенной жидкости маньяка, усмиряемой прочной оболочкой презерватива. На мгновение мне стало страшно, что тонкая оболочка прорвётся, и негру удастся выполнить своё главное желание. Ощущение опасности свело моё влагалище в оргазме, которое сжимало эякулирующий член маньяка. Петерс дёргался в последний раз и затих. Тяжело дыша, я отцепилась от кронштейна и слезла с его члена. Слава Богу, презерватив был цел, но из меня выпала огромная тёплая латексная клякса со спермой. Я сняла её с опадающего чёрного пениса и слезла с кровати, чтобы выбросить презерватив в унитаз и смыть его. Затем я выключила камеру, и только теперь взглянула на монитор. Он был мёртв, сердце Петерса не билось, и только посередине экрана проходила ровная и тонкая красная линия.

Сердце у меня сжалось от непередаваемой радости от того, что маньяк умер, исчерпав все свои силы. Но я - врач понимала, что он пока в клинической смерти, и его вполне можно оживить. Можно, но зачем торопится? Я отперла дверь и вышла в коридор.

— Пол, - обратилась я к улыбающемуся полицейскому - Пойду схожу выпить кофе. С Петерсом всё в порядке, он спит. Я вернусь через пять минут.

Да, конечно. Я вернусь через пять минут и вызову бригаду реаниматологов. Через минуту они прибегут и оживят Петерса. Вот только это будет уже не Петерс. Это будет тело с полностью разрушенной корой головного мозга. Но формально, Петерс будет жив, так что профессиональная совесть меня - доктора будет чиста. Улыбнувшись, я не спеша отправилась в буфет.

***

Дэйв, задыхаясь, двигался подо мной, глядя на экран телевизора.

— Я ебу вас, миссис Кэлли! - доносился оттуда гортанный голос Петерса - Я ебу вас!!.

— О, говно! - простонал муж - Он ебёт тебя! Агнесс!! Сука! Этот сраный ниггер! Он трахает тебя как шлюху!

— У него огромный толстый член, - подтвердила я, облизывая губы - Он насадил меня на свой кол! Он разработал меня под свой размер.

— Скажи, что ты блядь, Агнесс! Я кончаю!

— Вы настоящая блядь, миссис Кэлли - хрипел из телевизора Петерс - Вы грёбаная белая сучка, и рад, что добрался наконец до вас! Ваш муженёк - комиссар оценит, как вы меня ублажаете!

— Я хорошо ублажала тебя ртом, Петерс? Тебе понравилось, как я тебе отсосала?

— БЛЯАААДЬ! - взревел Дэйв. Он уже кончал.

Милый, у нас непременно будет ребёнок!

***

Мой дорогой мальчик рос во мне многие месяцы, в течение которых я была счастлива. Я уже не помнила и не хотела вспоминать про старого чёрного маньяка, потому что меня ждало счастье. Я испытала удивительное чувство, когда кости моего таза буквально разошлись, пропуская мой драгоценный плод, который я рожала для себя, потому что он мой.

— У вас мальчик, миссис Кэлли! - объявила толстая акушерка.

Да, у меня мальчик! Я знаю, он мой, я протянула к нему руки...

— НЕЕЕТ!.. Куда... Куда вы дели моего сына!!

— Но это же ваш сын, миссис!..

На руках у акушерки был иссиня-чёрный орущий негритёнок! Мой взгляд остановился на его отвислом животе, на большом припухшем пенисе. "Когда он вырастет, то будет трахать свою мамочку!" - прозвучал в моих ушах голос Петерса. Кажется, я что-то кричала, но уже не помню.

Позже, в палате психической реабилитации, после многих дней кошмара, когда я пыталась понять, как это произошло, когда мне воочию являлся ухмыляющийся чернокожий божок Вмугомбе, я внезапно обрела сознание и поняла всё. Я поняла, почему и как это произошло. Этот кусок чёрного мяса, Петерс, он всё-таки добился своего! Я захохотала как сумасшедшая, и ко мне тут же прибежал санитар со шприцом в руке. Он был чернокожий, и вместо шприца я вдруг увидела бритву. Это ты, Петерс?! Я вновь погрузилась в безумие...

Сейчас, когда я прогуливаюсь по осеннему парку клиники, у меня уже достаточно сил принять свою ошибку, когда я необдуманно пересекла ту запретную черту, отделяющую обыденность от ада, эту тонкую красную линию...

Кейт Миранда

mir-and-a@yandex. ru