Когда мы были женаты. Бонусы. Тематика: Когда был первый секс

Гордон Эверс никогда не принимал звонки после полуночи. Когда он работал полицейским и сержантом в опасном районе Джексонвилла, подобные звонки обычно означали беспорядки или проблемы с его людьми, а также дополнительные задачи.

С тех пор, как он стал шефом полиции в мирном Спринг-Сити, находящемся в ста милях от Джексонвилла, подобные звонки всегда предвещали плохие новости. Это могло быть сожжение дома, случайное убийство или редкое намеренное убийство.

Но никогда не было хороших новостей по телефону.

Он глядел на часы на своем столе – 2:20 ночи. Подняв трубку, он услышал голос, который ему показался знакомым, но он не мог точно определить, кто это был.

"Шеф Эверс. Здесь Мейбл Флауэрс. Я хочу сообщить о преступлении".

Ему потребовалось некоторое время, чтобы припомнить имя, но когда он это сделал, он надеялся, что она звонит, чтобы сообщить о преступлении ее бывшего мужа, который наносил ей их дочери страдания.

"Что случилось, Мейбл? Генри сделал вам больно? Вам нужна скорая помощь? Он все еще там?"

"Нет, шеф. Мы в порядке. Шерил спит и чувствует себя хорошо".

"Тогда в чем дело?"

"С Генри. Я его убила".

Эверс сразу вскочил с кровати и протянул руку за своими брюками, которые лежали на столике рядом.

"Генри мертв, Мейбл? Ты уверена?"

– Я нанесла ему удар ножом, шеф. Он был в состоянии алкогольного опьянения, преследовал меня и загнал меня в угол на кухне. Я схватилась за кухонный нож, когда он набросился на меня... Он лежит на полу в гостиной, там же, где упал. Он не двигается, и я не могу обнаружить пульс. Его тело уже остывает.

Так она могла рассуждать о приготовлении пищи. Слова звучали спокойно и тихо, за исключением слабого дрожания, которое могло свидетельствовать о нервозности.

– Оставайся там, Мейбл. Не подходи к Генри. Я буду через десять минут.

Он задумался о вызове скорой помощи или одного из своих помощников – патрульных или доступных для вызова – но он был ближе к Флауэрсам, чем любой другой человек, и было ясно, что Генри Флауэрс не может быть спасен никаким смертным.

Он прибыл за одиннадцать минут по асфальтированной двухполосной дороге от своего дома, которая проходила за пределами Спринг-Сити и вела к двум грунтовым дорогам, ведущим назад в темную пустыню сосновых лесов Северной Флориды. Дороги оставались почти такими же, как в 1850 году, и, наконец, он повернул на избитую колеями и почти непроходимую грунтовку, которая заканчивалась на поляне, где стояли два ржавых шасси от грузовика, рыбацкая лодка, джип и передвижной дом размером три на пятнадцать метров.

Единственный свет в безлунной темноте исходил из середины трейлера. Он дважды постучал перед тем, как дверь открылась.

Мейбл Флауэрс крепко обняла выцветший халат руками и отступила, чтобы пустить Эверса. "Когда-то она была привлекательной", – подумал Эверс. До того момента, как Генри сломал ей нос... дважды... а он так и не зажил. До того момента, как он выбил у нее два передних зуба, которые так и не удалось восстановить.

Не Генри Флауэрс физически выдолбил морщины у нее на лбу, морщины под глазами, сжал ее губы в вечной гримасе страха, заставил ее выглядеть как-то блекло, как будто она была выцветшей фотографией, когда черты ее размылись.

Но с тем же успехом это сделал он.

Постоянные избиения, пьянство, гулянки с другими женщинами, в то время как Мейбл сидела дома в десяти милях от ближайшей компании без машины, без какого-либо способа сбежать, было достаточно, чтобы проделать такое.

В нескольких случаях, когда он заходил слишком далеко... в один раз сломав ей челюсть, в другой – нос, так, что ее пришлось отвезти в городскую больницу Спринг, Эверс делал все, что мог.

Это означало бросить гнилую задницу Генри Флауэрса в тюрьму и избить его до полусмерти, когда тот сопротивлялся аресту, неважно сопротивлялся он или нет. Флауэрс был крупным мужчиной, любившим помыкать всяким кто был меньше или слабее, но сто тринадцатикилограммовый боец, бывший хорошим боксером и набравшийся уличной тактики, чтобы развить свои умения, превосходил его силой.

«Однако», – подумал Эверс, глядя на человека, лежащего на спине на полу крошечной гостиной рядом с кофейным столиком и перед большим цветным телевизором, – «из такого человека как Генри Флауэрс, выбить подлость невозможно».

Он всегда выходил на свободу, потому что Мейбл, одинокая в этом мире и необразованная, всегда возвращалась к нему и отказывалась выдвигать обвинения.

И каждый раз, когда Эверс прессовал его, Генри срывал злость на Мейбл. Поэтому через некоторое время Эверс удерживал себя в руках, понимая, что его гнев бесполезен.

Эверс оглядел гостиную, после чего опустился на корточки рядом с трупом. Он прикоснулся двумя пальцами к шее Флауэрса, но по температуре тела и странной вялости черт лица было ясно, что он точно мертв.

На нем было только изорванное нижнее белье и футболка с круглым вырезом. Снимая рубашку с груди Флауэрса для осмотра ран, Эверс несколько раз заметил кровь, расплывшуюся вокруг ножевых ранений.

Мейбл Флауэрс стояла в сторонке, следя за действиями полицейского начальника, который осматривал тело, а затем поворачивал его руки то в одну, то в другую сторону.

Встав на ноги, он прогулялся по гостиной, бросая взгляды на диван и кресло у стены.

– Вы собираетесь арестовать меня, шеф? – спросила она, когда Эверс опять опустился на корточки возле тела и частично перевернул его для осмотра ковра под ним.

– Я понимаю, что, вероятно, так и придется сделать, – ответил он, потирая руки. – Но может быть есть какой-то способ, чтобы вы просили судью посмотреть на мою ситуацию... Я не собираюсь убегать. У меня нет куда бежать. А если я окажусь в тюрьме, то не знаю, что будет с Шерил. У нас здесь нет никого другого. Ей придется попасть в один из этих детских домов или что-то в этом роде.

Эверс встал и посмотрел в коридор, где находились спальни, спросив:

– Она здесь? Спит?

Когда Мейбл кивнула, он продолжил:

– Она не проснулась во время всего этого?

– Нет, она крепко спит. Не знаю как она это делает, но она все проспала.

Эверс прошел на кухню и взял мясной нож со стойки между гостиной и кухней. Он осторожно удерживал его между большим и указательным пальцами. Пятна крови покрывали лезвие от рукоятки до острого кончика.

– Как вы думаете, шеф, я смогу избежать тюрьмы? – снова спросила она. – Это была самооборона. Я слышала, что женщины, убивающие своих мужей в целях самообороны... закон больше не так строг к ним.

Эверс осторожно положил нож на кухонный стол, посмотрел на женщину перед собой и на тело на полу и подумал, что временами он действительно жалеет, что не последовал совету отца и не стал водопроводчиком.

– В наши дни закон гораздо мягче к женщинам, которые убивают, защищаясь, Мейбл. Я просто молю Бога, чтобы ты говорила правду, и чтобы все было именно так.

Она молча смотрела на него мгновение, а затем сказала:

– Но я говорю вам правду.

Эверс наклонился вперед, перегнувшись через кухонный стол и опираясь на локти.

– Я был свидетелем многих бытовых убийств, Мейбл. Может быть, ты знаешь, что задолго до того как приехал в Спринг-Сити, я работал полицейским в Джексонвилле. Я видел, как в людей стреляли, кололи и забивали до смерти лопатами, кочергами и сковородками. И при этом учишься правильно смотреть. В том, что здесь, все воняет. Во-первых, посмотри на тело Генри. Видишь что-нибудь необычное?

Она секунду смотрела на него, потом покачала головой.

– Где вся кровь, Мейбл? Где кровь?

Эверс обошел стол и опустился на колени рядом с телом.

– Если кого-нибудь вот так пырнут ножом в грудь, много раз, то все вокруг будет забрызгано кровью. Кровь будет на нем, на тебе. Ты говоришь, что ударила его ножом здесь, на кухне. На кухне должна быть кровь, кровь по всему полу, когда он отшатнулся и упал. И еще одно. Ты говоришь, что вы поссорились. Ты забываешь, что я бывал здесь раньше, когда он тебя избивал. Это место выглядело так, словно по нему пронеслось торнадо. Кофейный столик был расколот, два стула сломаны, телевизор разбит. Почему здесь ничего не сломано?

Эверс пристально смотрел вдоль коридора, проходя мимо спален.

- И почему Шерил не проснулась? В последний раз, когда я был здесь, ей было всего два с половиной года, но она не могла уснуть и кричала от страха. Сегодня она спит как ангел. Почему?

Он вернулся к телу и опустился на колени рядом с ним, поднял одну из Генриных рук и предложил Мейбл осмотреть ее.

- Еще одна важная деталь: Генри получил много ножевых ударов. Я вижу около восьми или десяти колотых ран. Вот так. Генри был большим и сильным мужчиной. Я видел убийства, где женщины наносили уколы. И практически всегда находятся порезы на руках и предплечьях. Это естественная реакция - поднять руки и попытаться защитить себя, когда на тебя нападают с ножом. Но я не вижу следов порезов ни на его руках, ни на предплечьях.

Он бросил руку, которая безжизненно упала на пол.

- Единственный раз, Мейбл, единственный раз, когда я видел жертв ножевых ранений без порезов - это когда они были без сознания и не могли сопротивляться.

Он поднялся, чувствуя себя хуже, чем когда-либо за долгое время.

- Именно так и случилось с Генри, не так ли? Если я вернусь в твою спальню и хорошенько посмотрю, то обнаружу пятна крови. А твоя стиральная машина, вероятно, заполнена окровавленными простынями. Может быть, ты уже все постирала, но в лаборатории без проблем выяснят, что когда ты вонзила нож в его тело, Генри лежал в постели. Он был пьян?

Мейбл подперла спиной стену трейлера в поисках поддержки.

– Слегка. Но в основном это из-за снотворных таблеток, которые мне дал Док Плант в последний раз, когда я пришла со сломанной скулой. Он сказал, что они помогут мне заснуть, даже несмотря на боль. Я подмешала немного в холодный чай Генри за ужином. Он едва успел лечь в постель, как потерял сознание. Мне пришлось снять с него одежду, но в этом у меня была большая практика. Потом я взяла нож... и сделала это... оттащила его тело в гостиную. Я завернула его в простыню, чтобы повсюду не было крови, и постирала ее.

Через мгновение она сказала:

– Меня не отпустят, не так ли, шеф? Я сяду в тюрьму, а бедняжка Шерил попадет в какой-нибудь приемный дом, если ее не отправят в Алабаму к родственникам Генри.

– Почему, Мейбл, почему? После стольких лет, почему именно сейчас?

Наконец, силы и воля покинули ее, и она соскользнула на пол, подкосились ноги. Наклонив голову, так что волосы упали вперед и скрыли ее, она заплакала.

– На самом деле не имело значения, когда, шеф. Знаете, я вышла за него замуж и получила по заслугам. Пошла против своей мамы, когда та была еще жива, а то, что она говорила о нем, оказалось правдой. Я сама постелила себе постель. Но когда... когда...

Эверс опустился на колени рядом с ней.

– Что он сделал? Что он мог сделать?

Она посмотрела на него, слезы застилали ее лицо, она выглядела намного старше своих лет.

– Он... – и ее голос упал до шепота, – он прикоснулся к ней.

Эверс сразу все понял, но должен был спросить, должен был узнать подробности. Она вытерла глаза и нос, шмыгая носом.

– Он... эээ, вонзил... вонзил... засунул палец туда. Вы понимаете. Внизу.

– Генри сделал это со своей собственной дочерью? Ты видела?

Она кивнула.

– Я наткнулась на это вчера. Шерил ничего не понимала. Она плакала от боли. Я дала ему пощечину, а он оттолкнул меня через всю комнату. Сказал, что она – его дочь и он имеет право делать с ней все, что захочет.

Она снова опустила голову, но продолжила рассказывать.

– Вчера я обнаружила... эти журналы в его фургоне. Ужасные сцены. Взрослые мужчины и маленькие девочки. И я поняла, что он хотел это сделать. Он предупредил, что если я кому-либо расскажу, он увезет ее в горы Алабамы и я больше не увижу ее.

– Где эти журналы?

Она указала безразлично на кухню.

– Я спрятала их в кухонном шкафу. Туда он никогда не заглянет.

Глядя на журналы, которые он нашел в ящике шкафа, Эверс почувствовал, как холодная волна гнева захлестнула его и обрадовался, что Генри Флауэрс уже умер.

Он знал, что у Мейбл есть возможность избежать тюремного заключения. Тут было ее слово против мертвого человека, а также были журналы. Но прокурор штата находился в окружном центре, в сорока милях отсюда, и там никто не знал ни о Мейбл, ни о Генри. Дело будет рассмотрено и закрыто без лишних вопросов, независимо от провокации, потому что она хладнокровно убила своего мужа.

Ей практически неизбежно придется явиться перед судом, а это означает, что детали процесса и то, что случилось с Шерил, станут общедоступными. Маленькая девочка проведет месяцы или даже годы под контролем системы для несовершеннолетних. И основываясь на том, что Эверс видел и прочитал о этой системе, ей, возможно, будет лучше остаться с отцом.

– Хватай Шерил, – внезапно сказал он Мейбл. Она подняла на него глаза.

– Что?

– Черт возьми, шевелись, я чувствую запах газа. Спускайся туда и уводи отсюда свою маленькую девочку, сейчас же.

Мейбл встала и прошла мимо него.

– Шевелись, черт возьми, шевелись. Выходите через дверь в другом конце трейлера. Я попытаюсь выяснить, откуда берется газ.

Она, спотыкаясь, спускалась по бетонным блокам, бывшим ступенями в задней части трейлера, держа все еще сонную и хнычущую Шерил, когда увидела, как из входной двери выскочил Эверс.

Утвердившись на ногах, он махнул ей рукой, чтобы она отошла от трейлера, крича:

– Бегите, сейчас грохнет!

Она нерешительно отошла метров на пять, прежде чем услышала глухой «вжик! » взрыва газа, а затем оглушительный удар грома подхватил ее и отбросил на пару метров. Ей каким-то образом удалось перевернуться в воздухе так, что она упала на спину, подставляя под дочь свое тело.

Когда она вернулась в сидячее положение, отчаянно пытаясь успокоить кричащую дочь, ослепительный свет от огненного шара, который ранее был ее трейлером, был заблокирован высокой фигурой, нависшей над ней.

– Чшшш, все в порядке, милая, все в порядке, – сказала она, успокаивая маленькую девочку. Взглянув на Эверса, вытиравшего кровь с разбитой губы, когда сила взрыва швырнула его головой в джип Генри Флауэрса, она спросила:

– Что случилось? Я не чувствовала запаха газа?

– Это был газ, Мейбл, поверь мне. Думаю, что Генри, будучи в пьяном угаре, перед тем как потерял сознание, а ты позвонила мне, чтобы я пришел и арестовал его, должно быть, открыл подачу газа от баллона с пропаном в задней части трейлера. Сумасшедший дурак, вероятно, пытался убить тебя и покончить с собой.

Когда она осознала и поцеловала свою дочь, чтобы успокоить ее, она позволила начальнику помочь ей встать и вернуться к своей машине.

– Я знаю, что Генри был слишком экономным, чтобы застраховать трейлер, но ты получишь возмещение от компании Карвер Басс Боат на случай несчастного случая в размере десяти тысяч долларов. Все сотрудники имеют такую страховку. Ты не разбогатеешь, но сможешь начать все с чистого листа.

Она прижала дочь к себе и прошептала:

– Я никогда не смогу вас достаточно благодарить, шеф. Никогда. Почему вы это сделали?

Он покачал головой, открывая заднюю дверь для них обеих, а сам обогнул машину и уселся за руль.

– Я – представитель закона и всю жизнь таким оставался. И я уважаю закон. Но это было дело не юрисдикции, а справедливости.

Взглядом на пламя языков высоко взмывающих от факела, который был последним пристанищем Генри Флауэрса, он завел двигатель и медленно выехал с территории, оставляя пылающий зрелище позади.

– И на мой взгляд, Мейбл, справедливость торжествовала.

КОНЕЦ

БОНУС ДВА

А ТЕПЕРЬ О ЧЕМ-ТО СОВЕРШЕННО ОТЛИЧНОМ ПО ТОНУ И НАСТРОЮ ОТ ПРЕДЫДУЩЕГО. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЭТО БУДЕТ В ПРАВКЕ С НОВЫМ ОБЛИКОМ. Я ОЧЕНЬ ЛЮБОПЫТЕН УЗНАТЬ РЕАКЦИЮ ЧИТАТЕЛЯ.

МЫ СЛУЧАЙНО ВСТРЕЧАЛИСЬ ВЧЕРА В Ночь

ГЛАВА ПЕРВАЯ: НИКАКИМ ДОбрым ДеЛаМ нет Места

Иногда принимать правильное решение - это... быть правильным...

– Дьявол возьми, Джи, тебе пора покидать это проклятое жилище.

Я посмотрел на Монтрелла и попытался представить его в виде толстой, темноволосой итальянской мамаши ростом в полтора метра, но мне не удалось. Он был черным, высоким и лишен груди. У меня хорошее воображение, которое развивается годами, проведенными среди множества несчастных людей, но не настолько хорошее.

– Я пытался представить тебя своей мамой, Монтрелл, потому что только она настолько интересуется моей личной жизнью. Или у тебя есть какая-то другая личная причина интересоваться моей личной жизнью, например, копаться в моем теле?

На его лице появилось выражение отвращения.

– Пожалуйста, я обедал только час назад. Мысль о твоем безволосом, болезненно бледном белом теле... к тому же с членом... будет преследовать меня до конца дня. Даже если бы я так извратился, тебя бы не было в моей первой десятке. Но шутки не помогут тебе выбраться из этого. Я – твой друг. Большинство из нас здесь, и помни, мы против всего мира. Но я... мы... не позволим тебе провести еще одну ночь пятницы, прячась в этой проклятой утробе, которую ты называешь домом. Это вредно для здоровья. Это неестественно. Тебе сколько... сорок пять... пятьдесят...?

– Мне тридцать четыре года, придурок, и ты это знаешь.

– О, да, извини, просто иногда ты ведешь себя так... прямо как семидесятилетний... что трудно заметить разницу.

– Это моя жизнь, как я все время пытаюсь втолковать вам, придурки. Мне просто не хочется никуда идти.

– А почему, скажи на милость, тебе не хочется пойти в бар, ночной клуб, ресторан, кино, на церковное собрание пробуждения или еще куда-нибудь, кроме четырех стен той могилы, что ты называешь домом?

– Ты чертовски хорошо знаешь, почему, – выпалил я, начиная по-настоящему злиться.

– Да, – тихо сказал он.

Мы оба находимся в задней части крошечной хижины, служащей закусочной, конференц-залом и отдушиной от скучающих, злых, разочарованных, разъяренных, побежденных взглядов масс человеческого скота, который здесь пытается получить новые водительские права или продлить их. Да, это – Ад под названием Департамент Автотранспортных Средств.

– Я знаю, почему ты выбрал эту укромную гробницу в качестве убежища. Она сломала твое сердце, когда уходила. Но ты не можешь прятаться навсегда, Джи. Ты молод и мир полон возможностей. Она не забрала у тебя физический потенциал, она просто взяла с собой частичку твоего сердца. Иногда кажется, что она колет его иголками. Но если не дашь ей победить, она не сможет разрушить твою жизнь окончательно.

Мне хотелось ответить ему: «Тебе легко говорить. Ты – высокий и привлекательный, я вижу, как женщины... разных рас... оборачиваются на тебя в очереди. У меня таких взглядов нет и никогда не было. Даже Эрин никогда не смотрела на меня таким образом, хотя я думал, что она любит меня».

Но я просто ответил ему:

– Я еще не готов.

Он взглянул на улицу и словно услышал приказ.

– Готов ты или нет, я клянусь, сегодня вечером я заберу тебя из твоего убежища и приведу к О'Брайену. Если ты не будешь там к семи часам, то Фил, Шерри, Томми и его девушка будут ждать нас. Мы выпьем и попробуем найти новых партнеров для ночи, за исключением Томми и его девушки, которые останутся вместе. Я клянусь, что я приду, а если случится чудо и ты откажешься от меня достаточно уверенно, чтобы выиграть этот спор, я вернусь с Томми и еще парой друзей. Сегодня вечером у тебя будет куда-то отправиться.

В моем желудке возникло неприятное предчувствие: он был так искренен и серьезен, что мне приходилось верить в его слова. И это означало, что скорее всего придется пойти с ним, провести всю проклятую ночь в местном баре или пивной. Если ему повезет - а ему обычно везет - мне придется вернуться с каким-то другим неудачником или вызывать такси.

Какого черта люди не дают мне жить своей жизнью? Не то чтобы это была такая уж грандиозная жизнь, но она моя. Однако они этого не делают.

– Ладно, не приезжай, Монтрелл. Я буду там в семь. Обещаю.

Офис ДАС, в котором я работаю, находится на бульваре Уилсона, прямо через дорогу от большой профессиональной академии/средней школы, и к тому времени, когда я добрался до своего дома в Вестсайде и принял душ, было уже шесть часов вечера. О'Брайен – старинное заведение в так называемом районе Эджвуд. Он – размером с два современных бара нормальной величины и, очевидно, был построен в другую эпоху. За последние восемь лет я бывал там пару раз, обычно на дни рождения или проводы на пенсию.

Эрин это место никогда не нравилось, хотя она постоянно жаловалась на то, что я никогда не хочу брать ее с собой. Она сказала, что это – низкосортный мусорный притон в трейлерном парке. Ей хотелось бывать в центре города, в самых дорогих барах на реке и в Джексонвиллской Пристани.

Это такая чертовски старая история. Я знаю, что я – ходячее клише. Южный мальчик из маленького городка все еще живущий в городе, где родился. Я был учителем средней школы со степенью в области образования, понявшим, что с финансовой точки зрения даже работа в автотранспорте имеет больше смысла. Кроме того, после того как я в третий раз чуть не поскользнулся и сделал нечто, способное привести меня в тюрьму за связь с красивой семнадцатилетней старшеклассницей, я понял, что средняя школа – это очень опасная среда для возбужденного двадцатилетнего парня.

Итак, я оказался в автомобиле, после того как пересел из личного помощника тех американцев, которые жаждали большего: больше ночной жизни, больше приключений, больше финансовых возможностей, больше путешествий, больше интима и больше компаний. Хотя последнее я осознал слишком поздно.

Разглядывая свой гардероб, я вспоминал об Эрин и о наших четырех совместных годах. Она всегда утверждала, что мое чувство стиля подобно моллюску. Поэтому она прозвала меня "Джи", потому что по ее мнению имя Джованни было чересчур скучным и ей было неловко представить меня своим друзьям. Я так и не рассказал ей о том, как сложно было вырасти на Юге с таким именем как Джованни. И фамилия Полверино только усложняла положение перед окружающими детьми. Возможно, в Северной части страны итальянцы были обычным явлением, откуда происходила Эрин, но в Северо-Восточной Флориде я всегда выделялся, словно больной палец.

В конечном итоге я выбрал джинсы, шорты, белые носки и черный свитер. Хотя было начало декабря и в Джексонвилле и на северо-востоке Флориды обычно не бывает снега, иногда становится проклятой холодно. Температура на улице была около четырех с половиной градусов и продолжала падать.

Когда я приехал в Эджвуд, где разделительная полоса разделяет старую мощеную дорогу на две части, я заметил, что большинство парковочных мест заняты. Однако за несколькими зданиями от О'Брайана я нашел одно свободное место и припарковал на нем свой красный спортивный автомобиль Saturn 2002 года выпуска. Эрин всегда говорила, что это красное купе – ложная реклама, потому что оно предполагает наличие сексуального, активного парня, а я был таким же активным, как тюбик мази Бен Гей у восьмидесятилетнего пожилого человека. Если вы думаете, что Эрин была неприятной особой, то вы правы. Но она была такой проклятой сексапильной!

Даже мысли о ней все еще причиняли боль. Я пересек разделительную полосу и услышал музыку, доносившуюся из двери. Это Кранберриз. Я люблю их, но кто, черт возьми, еще слушает Кранберриз.

Еще один пример того, почему Эрин говорила, что я – шестидесятилетний в теле тридцатилетнего.

«Хер с ней», – сказал я себе. На один вечер я собирался вытащить свое сердце и голову из клозета, в который она меня бросила, и попытаться немного повеселиться.

Когда я вошел внутрь, температура поднялась примерно на двадцать два градуса. У О'Брайена в одном конце здания имеется огромный старомодный бар в форме подковы. Слева – танцпол, а в дальнем конце помещения – полдюжины бильярдных столов.

Внутри уже находилось около сорока человек. Около дюжины мужчин и женщин сидели в баре, три пары танцевали и около дюжины человек играли в бильярд. Никого из наших там не было: ни Монтрелла, ни Фила с Шерри, ни Томми с подружкой. На меня бросали взгляды, на которые я не отвечал. Я не очень хорошо чувствую себя в толпе.

Я вернулся к двери и позвонил Монтреллу на сотовый. Через несколько гудков он снял трубку.

– Где ты, парень?

– О, привет, Джи, а ты где?

– У О'Брайена. Где все?

– Прости, Джи, я собирался тебе позвонить, но Фелиция, та красотка, за которой я охочусь уже месяц, ну, помнишь, стюардесса, сегодня вечером она мне позвонила и сказала, что в девять прилетает рейсом «Дельта». Я еду в ДМА, чтобы забрать ее. Мне неприятно тебя бросать, но ты ведь знаешь, мужчина должен... и все такое дерьмо.

– О, ладно. А остальные будут?

– Я думаю, да. Просто подожди немного. Устроиться поудобнее, насладиться напитками и потанцевать с какой-нибудь привлекательной девушкой – рано или поздно они появятся.

Я отключился от внешнего мира, убрал телефон и осмотрел бар О'Брайена. С тех пор, как я в последний раз оценивал его атмосферу и искал женщин, прошло много времени. Я огляделся по сторонам, не делая этого слишком очевидным.

В баре сидели две привлекательные женщины возрастом от двадцати до тридцати лет, но уже были заняты тремя парнями. Трое игроков за бильярдным столом были также женщинами, однако они выглядели молодыми и одетыми в джинсы. Возможно, они были подростками. Если бы я попытался прийти к одной из них, то чувствовал бы себя неудобно и неподходяще для своего возраста. Пары на танцполе казались уже установившимися и танцевали достаточно близко друг к другу под медленную музыку The Cranberries, чтобы не выглядеть как чужаки.

Внезапно я заметил, что между баром и танцполом была расставлена небольшая мебель, наподобие уютных диванчиков. Они были достаточно удобными для одного человека, но и достаточно широкими, чтобы можно было обняться в паре. С тех пор, как я был здесь в последний раз, руководство явно переместило их сюда. У каждого дивана стояли небольшие столики с прозрачными стеклянными покрытиями – идеальные для размещения напитков. В голове возникло слово "футон" – такое яркое название пришло мне на ум. Я никогда не видел такой мебели в этом баре раньше, но она отлично сочеталась с интерьером. Трое людей сидели на трех креслах/диванах – двое из них были парнями. Но за одним из них...

Я пригляделся повнимательнее – она не выделялась среди остальных, но что-то привлекло мое внимание... Густые каштановые волосы с тонкими рыжеватыми оттенками. Не очень длинные, но и не короткие.

Я лениво подошел поближе к бару, найдя местечко между двумя женщинами с их тремя поклонниками и теми креслами. Я наблюдал за рыжеволосой сзади.

Она не выглядела так, будто вышла с намерением словить кого-нибудь. На ней была свободная и неряшливая толстовка. Не грязная, но помятая и видавшая виды. В сочетании с джинсами, слишком плотно сидевшими на ней, и впечатлением, что она практически заполнила толстовку, она создавала впечатление, что может быть слегка крупноватой. «Может быть, и не слегка», – подумал я, заметив ее ноги в кроссовках. Даже лодыжки были крепкими. У меня сложилось отчетливое впечатление, что она могла быть толстухой.

Это не должно было иметь никакого значения, но Эрин была сорок шестого размера с грудью четвертого размера. Она была фантазией для мастурбации, которую я мог трахать каждую ночь... по крайней мере, в начале. Должен признаться, мне нравились взгляды, которые бросали на меня парни, когда она входила в помещение или в бар, такая стройная, что ее большие сиськи казались фарами, освещающими путь перед нами. Конечно, я проигнорировал все мудрые советы из старых рок-н-ролльных песен об опасностях любви к по-настоящему горячей женщине.

Я не осознавал, что все еще смотрю на рыжеволосую, пока не вернулся в настоящее и не понял, что она, должно быть, почувствовала тяжесть моего взгляда, повернулась на своем футоне и уставилась прямо на меня. Я виновато дернулся и на мгновение опустил глаза, прежде чем снова встретиться с ней взглядом и улыбнуться. Она посмотрела на меня как женщина, которая наблюдает за особенно отвратительным экземпляром таракана, приколотого к предметному стеклу, а затем отвернулась.

Не существовало более точного способа, кроме пощечины, которым женщина могла бы продемонстрировать свою неинтересность. Я покачал головой, стараясь избавиться от этого выражения на ее лице, когда позади меня кто-то прочистил горло. Я резко обернулся. Бармен, темноволосый взрослый мужчина, похожий на некрасивую собаку породы мопс из старого фильма о боксе, с ушами из цветной капусты и носом, который был сломан так много раз, что остался только хрящ, спросил:

– Что я могу предложить тебе?

– Пиво есть?

– Айсхаус на разливе, Микелоб и Миллер в бутылке.

– Айсхаус.

Когда он потянулся налить мне пива, заметно прихрамывая, как будто у него была серьезная переломка, которая так и не зажила полностью, я спросил:

– Ты знаешь ее?

Он повернулся и посмотрел в ту сторону, которую я указал, и странно посмотрел на меня.

– Ничего личного. Она – соседка. Регулярно заходит сюда попить пару кружек пива, слушает музыку, иногда играет в бильярд.

– Она всегда так стильно одевается?

Он усмехнулся мне.

– Обычно. Я никогда не видел, чтобы она уходила с мужчиной... или женщиной, если тебе интересно.

Это было безумие, и я знал, что подставляюсь, но должен был спросить:

– Что она пьет?

– Айсхаус, как и ты.

– Принеси два.

Он как-то странно посмотрел на меня и покачал головой, но ничего не сказал.

– А что такого? За мой счет.

Он потер подбородок, а затем произнес:

– У тебя есть хорошие яйца, парень. Надеюсь, через три минуты они все еще будут у тебя.

Он уже собирался отвернуться, когда я не удержался и добавил:

– У меня был настоящий эксперт, пытавшийся их отрубить. Сомневаюсь, что она сможет сделать что-либо хуже.

Он пожал плечами.

– Это – свободная страна.

Смелые слова с моей стороны. Конечно, я был в ужасе. Прошло больше шести месяцев, с тех пор как я в последний раз прикасался к женщине, и уже четыре года, с тех пор как я пытался женщину подцепить. Почему, черт возьми, я делаю это ради женщины, которую даже не уверен что хочу? Но, хотя она, вероятно, была толстой, а я обычно не увлекался тяжелыми девушками, в ней было что-то такое...

Он принес мне две запотевшие кружки, по краям которых плескались волны чистого золота. Они выглядели так хорошо, что мне было жалко их пить. Я сделал большой глоток и вытер пену с губ. Черт, оно было хорошим. Конечно, я просто медлил, убивая время, чтобы избежать этой долгой прогулки к дивану-футону, который занимала она.

Но, наконец, я оторвал свою задницу и выбрался со своего места. Почему бы не пойти ва-банк? Я был прав в том, что сказал Хромому бармену. Что бы она ни сделала, она не могла причинить мне боли хуже, чем моя любимая жена, у которой даже не хватило порядочности развестись со мной. Она, удрав, гуляла за моей спиной, сохранив мою фамилию, мое кольцо, долю в моих пенсионных 401 К и полис автострахования, по которому я все еще платил.

Я заставил себя встать и пересечь расстояние между баром и диваном-футоном, на котором сидела рыжеволосая. Я стоял рядом с ней, а она смотрела прямо перед собой. Может, мне откашляться и поздороваться?

Она положила конец напряжению, посмотрев на меня.

Я заметил, что ее глаза имели прозрачный, холодный оттенок голубого цвета. Я слышал выражение "голубой лед", и именно такими были ее глаза. На ней не было никаких косметических средств. Без макияжа. Ее губы все же были объемными и бледно-розовыми. У нее был римский нос. Возможно, она была потомком испанцев, индейцев и мексиканцев, а также различных европейцев, чьи предки осели в Калифорнии. По крайней мере, я мог на это надеяться. Она не улыбалась.

Я поднес ей одну из кружек и попытался придумать что-то умное, чтобы сказать. В конечном счете, спустя вечность тишины со стороны ее стороны, удалось бормочущим голосом произнести:

– Можно ли я... пригласить тебя на напиток?

– Нет.

Ну что же теперь делать? Что делать мне?

– Без обязательств, мисс. Просто пиво.

– Спасибо, нет.

Я стоял молча, мой разум не мог осознать произошедшее. Бармен же говорил, что она – неприступная девушка. Я уже собирался повернуться и вернуться к бару, когда она высказала немного громче, чем нужно было:

– И какая часть слова "нет" тебя не понимает? Пишется Н-Е-Т.

Мне хотелось просто уйти, но возможно, это был еще один чертов комментарий из той серии забав для женщин, которых в моей жизни было слишком много до сих пор.

– Я умею произносить по слогам. Жаль, что никто не научил тебя правилам такта. Твое женское положение не дает тебе автоматических привилегий быть заносчивой.

Я повернулся и направился обратно к бару, не обращая внимания на нее. Я чувствовал ее ядовитый взгляд за спиной, но не собирался доставлять ей удовольствие и снова встречаться глазами. Сел на барную стойку, выпил одно пиво и задумался о том, чтобы начать второе.

Я попытался отвлечься от того, что, как я был уверен, было ее ледяным взглядом позади меня, вслушиваясь в разговор в баре между двумя прекрасными цветами и тремя пчелами, жужжащими вокруг них.

– Этот парень такой слабак... ты можешь поверить, его жена трахалась за его спиной целый год... а он говорит ей, что все еще ее любит. Господи, я бы вышвырнул ей задницу и больше никогда с ней не разговаривал...

– Может быть, ты просто никогда никого не любил, Гарри. Все, чего ты когда-либо хотел, это лечь в постель. Ты бы не узнал любовь, даже если бы она подошла к тебе и укусила за задницу...

– Ты можешь кусать меня за задницу в любое время, когда захочешь, Алисия...

– Ты такой отвратительный...

– Но зато симпатичный...

– Серьезно, Мэтт, я никогда не слышала ни о чем более романтичном. Умирая, он думал только о ней. Даже после того что она с ним сделала, он все еще ее любил. Это – настоящая любовь...

– Это – безумие. Разве ты не читала, что она с ним сделала? Я вижу, как использую ее для разового секса, если она была действительно горячей, но все еще любить ее? Ни один парень не смог бы этого сделать, если бы у него все еще был член...

– Как будто ты можешь что-то знать о члене, Гарри...

– Не забудь проверить, Алисия. Хочешь пойти куда-нибудь и посмотреть, нет ли у меня такого?..

– Ты тааак отвратителен...

– Тогда почему ты продолжаешь на него пялиться? Практически пускаешь слюни...

– Я сожалею.

Я развернулся, потому что погрузился в разговор, шедший, очевидно, об адвокате/пилоте, разбившемся несколько недель назад в Джорджии, а его лицо и его любовь к изменяющей жене попали в заголовки газет.

Я не слышал, как она подошла ко мне сзади. Она оказалась высокой. Почти два метра, даже в спортивных кроссовках. Всего на небольшие 7,5 сантиметров ниже меня. Когда я сидел, она направила свой взгляд прямо в мои глаза. Но ее лицо по-прежнему не выражало улыбку.

– Что случилось?

– Мне не следовало быть такой...

– Грубой?

– Скажем так, ты пытался подкатить ко мне. Я не должна была отшатываться так резко. Это же бар. А сегодня – пятничный вечер. Просто...

Она опустила голову и посмотрела на свои ноги, затем снова взглянула на меня.

– Я прихожу сюда не для знакомств. Ты же заметил, что я одета не для клуба. А сегодня... этот день был самым ужасным из всех возможных для того, чтобы кто-то попытался подкатить ко мне парнем. Поверь мне, даже если бы ты был Брэдом Питтом, я бы отвернулась от тебя.

– Итак, мне следует просто уйти, не обижаясь?

– В значительной степени. Мне жаль.

– Спасибо за извинения. Я не обижаюсь. Я понимаю, что это была глупая попытка подкатиться, но я уже четыре года не имел практики.

Я почувствовал, как она хотела повернуться и уйти, но она продолжала смотреть на меня и спросила:

– Ты разводился с женщинами, сидел в тюрьме или женат?

Я поднял левую руку и указал на золотое кольцо, которое блестело на моем пальце – это был символ моего страдания и слабости, которого я не мог оторваться от себя. В сравнении со мной пилот-слабак из группы должен был быть королем «Хи-Мена». Кажется, я зарезервировал свое место в перекличке слабых духом.

– Последнее.

– Ты – подонок! – выпалила она словно из заранее приготовленного ответа.

– Да, я женат, дорогая, но это не значит, что я подонок. Скорее всего, это означает, что меня трахнули жизненные обстоятельства.

Ее глаза были влажными, и мне не нужно было быть телепатом, чтобы понять, что это было последнее, что она хотела показать миру.

– Я – не тот парень, что трахнул тебя, не потрудившись сказать, что был женат. Просто я ношу его, чтобы напомнить себе, что где-то там у меня есть жена, которая прокладывает себе путь среди мужского населения Флориды.

Она выглядела так, будто хотела что-то сказать, но повернулась и пошла обратно к дивану, который занимала. Даже будучи отвергнутым таким образом, я не мог не заметить, что для толстой девушки у нее была чертовски крутая задница.

Мгновение спустя ко мне сзади подошел Хромой бармен.

– Я пытался предупредить тебя, парень.

– Да. Когда закончу это, принеси еще одно. Я и забыл, как оно хорошо.

– Не часто выходишь?

– Давненько.

Он бросил на толстуху взгляд, который я не смог прочесть, и сказал:

– В ближайшие пару часов здесь все начнет заполняться. Эта миссия была самоубийственной, но шансы будут лучше.

Я вопросительно смотрю на него. Бармен с золотым сердцем – это клише, но в те годы, когда я посещал бары, я никогда не сталкивался с таким.

Он прочитал мой взгляд, затем указал на свое лицо и на ногу.

– По понятным причинам мне не очень везло с дамами. Я склонен переживать за парней, которые проходят здесь.

Я рассмеялся.

– Спасибо. Будет приятно знать, что, по крайней мере, один человек переживает за меня. После четырех лет быть здесь без пары довольно страшно.

– За последние пятнадцать лет я никого здесь не терял. Правда, три года назад я потерял парня, пытавшегося подцепить здесь цыпочку. Он получил три пули в голову на парковке снаружи. Мораль в том, чтобы держаться подальше от тех, у кого есть ревнивые бойфренды.

– Как тебе здесь? – спросил я.

Он весело засмеялся.

– Вот это делает все таким интересным – ответил он и снова пошатнулся, чтобы подождать остальных посетителей.

Бармен был прав. К восьми часам бар начал заполняться, а к девяти в нем уже насчитывалось около ста человек. Зала была переполнена, все бильярдные столы были заняты, а на танцполе тусовалось примерно тридцать человек. Я закончил еще два Айсхауса и предложил выпить или потанцевать еще двум женщинам.

К моему столику подошла высокая рыжеволосая дама, которая пришла с двумя другими женщинами возрастом около двадцати лет. Двое парней уговорили ее подруг выйти на танцпол. Я наклонился к ней и произнес:

– Думаю, бармен выбирает только то, что ему нравится. Здесь нет ничего более свежего, чем музыка конца восьмидесятых.

Она пристально посмотрела на меня, но не ответила.

– Мне нравится часть этой музыки, но выбор мог бы быть и лучше. А тебе нравится музыка восьмидесятых? – спросил я.

Она пожала плечами.

Подумав, что хуже уже не будет, я решил предложить ей:

– Что ты пьешь? Не могу ли я угостить тебя чем-нибудь?

Она впервые посмотрела прямо в мои глаза. В ее взгляде не было стеснения, но и дружелюбия тоже. Затем она осмотрела зал и обратила внимание на группу парней, стоящих за одним из бильярдных столов. Там были высокий черный парень с короткой стрижкой и белый парень с длинной светлой прической.

– Извините, я жду кое-кого – сказала она, поднялась со стула и взяла бокал белого вина, который только что поставил перед ней бармен. Медленно она направилась к бильярдному столу. Ни с одним из парней она не знакомилась, но через несколько минут они уже улыбались, а она коснулась плеча белого парня жестом, который явно указывал на ее заинтересованность. Боже, уже давно не было таких моментов, когда женщина прикасалась ко мне.

Моя следующая атака произошла, когда на то же место, что и рыжая села стройная блондинка, по-видимому, одетая слишком хорошо для этого бара. Она скрестила ноги, и эти ноги тоже были красивыми.

Она принесла с собой бутылку «Миллера» и поставила ее перед собой, спросив бармена, нет ли у него чего-нибудь закусить, и тот принес ей миску арахиса. Она начала колоть орехи и запивать их здоровыми глотками пива. Что-то в этой девушке подсказывало мне, что она может быть многообещающей.

– Вижу, ты пьешь пиво, – сказал я ей, и она повернулась, чтобы посмотреть на меня, по крайней мере, с дружелюбно настороженным выражением.

– Мимо тебя ничто не проходит, не так ли? – Но она продолжала при этом улыбаться.

– Уй-ё... Да, это так, но здесь многие женщины пьют вино или предпочитают приятные напитки. Приятно видеть даму, которой нравится старомодная бутылка пива. Ты не пробовала разливной Айсхаус? Я не пробовал его уже несколько лет и забыл, насколько он хорош.

Она посмотрела на только что наполненный Айсхаус передо мной и снова улыбнулась. Я думаю, что улыбка, возможно, добралась даже до ее глаз. Я опустил глаза и был вознагражден обещанием выпуклостей сосков через ткань дорогой шелковой блузки, которую она носила. Она не была огромной сверху, но то, что у нее было, было приятным.

– Выглядит действительно хорошим. Нет, я не пробовала ничего разливного. Миллер я начала пить впервые, когда мой отец повел меня в бар на мой двадцать первый день рождения. Я по-прежнему больше всего люблю обычное пиво. Не возражаешь, если попробую?

Она потянула свою маленькую ручку и схватила ручку кружки своими тоненькими пальчиками, когда я повернул ее в ее сторону. Она подняла кружку, наклонила ее и приняла глоток. Когда она поставила ее на стол, на ее верхней губе остался след от пены. Она посмотрела на меня и убрала пену своим нежным розовым язычком. Боже мой. В этот момент мне показалось, что я сейчас испытаю оргазм прямо в джинсах. Может быть, я видел что-то более возбуждающее, не связанное с обнаженностью, но черт возьми, я точно не мог вспомнить, когда именно.

– Черт возьми, ты права. Это было вкусно. Может быть, мне придется изменить свои выпивочные предпочтения.

Я улыбнулся ей все больше и больше, чувствуя все большую уверенность в себе, хотя знал, что считаю цыплят до того, как курка будет оплодотворена. Но это было лучшее, что я сделал за весь вечер.

– Раз я расширил твой кругозор, могу тебе купить еще одну?

Она улыбнулась.

– Ты не собираешься меня подпоить и использовать в своих интересах, верно?

– А если я скажу "да"?

Она опять провела по губам язычком и ответила:

– В таком случае купи мне две.

Хорошо, что мне не пришлось покидать бар и вызывать официантку, потому что я был настолько возбужден, что мой стояк просто выглядывал из джинсов. Это было бы заметно, чтобы сказать по мягкому.

Мы разговаривали около двадцати минут, когда я узнал ее имя – Маргарет, и то, что она работает учительницей начальной школы в преимущественно черном районе Северного Джексонвилла. Она сама выросла как ребенок военных служащих и жила в тринадцати разных странах до своего двадцатого года. После этого она уже семь лет жила в Джексонвилле.

Она рассмеялась, когда я рассказал ей, чем зарабатываю на жизнь.

– Ты – бедный, бедный человек, – сказала она, протянув руку, чтобы коснуться моей щеки нежными кончиками пальцев. – Как ты удерживаешься от того, чтобы не покончить со всем этим?

– Ну, помогают такие места, как это, а такие милые дамы как ты, напоминают мне, что жизнь и впрямь стоит того, чтобы жить.

Она опять улыбнулась. Я решил, что стоит хотя бы попытаться подобраться поближе.

Танцы всегда были хорошим способом прикоснуться к девушке, не выглядя слишком дерзким. И я помнил из туманной предыстории, что если и есть какая-то химия, то обнимание на танцполе обычно выдает ее и как правило придает ей импульс.

Играли что-то из фильма «Лига людей», и я указал на танцпол.

– Не хочешь немного размяться?

Она посмотрела на танцпол, потом снова на меня, и улыбка, игравшая на ее губах, стала слабее и, наконец, исчезла.

– Мне жаль. Не думаю, что хочу.

Дерьмо.

Я постарался сохранить улыбку и жесткую верхнюю губу на лице, когда заставил себя посмотреть ей в глаза.

– Ладно. Хочешь верь, хочешь нет, но ты уже сделала этот вечер одним из моих лучших.

Она протянула руку и положила свою тонкую ладонь на мою.

– Я не хочу тебя обманывать, Джи, ты и впрямь хороший парень, и мне было приятно с тобой разговаривать. И с этого момента я буду пить Айсхаус.

– Знаю, просто я – не тот парень. Чисто из любопытства, ты кого-нибудь ищешь или ждешь.

Она наклонилась ко мне, положила кончики пальцев мне на подбородок и приподняла его. После чего легонько поцеловала меня в губы, затем откинулась назад. Я затаил дыхание.

– Ты – не тот, кто я ищу, Джи, просто не мой тип.

Меня осенило, и я не смог скрыть на лице удивления.

– Думаешь, все мы носим парики и отвращаемся от парней, когда они приходят к нам? Я раньше встречалась и с парнями. Просто поняла, что мне больше нравится другая команда, а сейчас у меня стабильные отношения. Но если бы не это... Я знаю, что слова дешевы, но ты – хороший парень. О, а вот и Лиз.

Я обернулся и увидел стоящую позади меня привлекательную чернокожую женщину примерно в возрасте Маргарет, одетую в обтягивающие джинсы и голубой свитер. Она вопросительно посмотрела на меня.

– Привет, Си-Джей, – сказала Маргарет. – Это – Джи, сокращение от Джованни. Пока я ждала тебя, он рассказал мне о разных сортах пива на разлив.

Си-Джей бросила на меня игривый взгляд.

– Это все?

Маргарет притворилась обиженной и сказала:

– А что, по-твоему, мы делали?

Си-Джей допустила улыбку на своем лице и затем провела пальцем по моей руке.

– Я думала, ты спрашивал его, не хочет ли он прийти к нам на квартиру на кофе с пирожным... и может быть, немного развлечься втроем.

Если бы я жевал жевательную резинку, то проглотил ее и, возможно, захлебнулся.

Маргарет слезла со своего барного стула и сказала:

– Будь хорошим, Си-Джей. Ей нравится такая игра с гетеросексуалами. Слушай, мы собираемся уходить, но было забавно поговорить с тобой. Где ты припарковалась, Си-Джей?

– Перед аптекой в конце улицы.

– Хорошо, подожди меня у машины. Я скоро выйду.

Си-Джей бросила на меня последний взгляд, частично улыбаясь, частично предупреждая: «Веди себя хорошо и не флиртуй».

– Иди же.

Когда она вышла за дверь, Маргарет наклонилась ко мне и небрежно положила руку мне на бедро.

– Мне и впрямь понравилось беседовать с тобой, Джи, прости, потому что я знаю, что ты планировал сегодня вечером трахнуть меня, а я оставляю тебя в полном одиночестве. Но...

Она приблизила губы к моему уху.

– Продолжай приходить сюда, хорошо. Я вообще-то прихожу сюда регулярно и... я – в команде другой стороны, но иногда мне нравится ее менять. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

Под стойкой она скользнула своими тонкими пальцами по моему бедру и сжала их на моем члене.

Она крепко сжала его, и я чуть не подскочил со своего места.

– Надеюсь, что снова увижу тебя здесь, – прошептала она и ушла.

Я разрывался между сильными чувствами разочарования и эйфории. Так что, я был в отключке. Но ведь ей же не требовалось давать мне никакой надежды, а она дала. Возможно, она просто сделала то, в чем ее обвиняла подруга, но даже если и дразнила, это был самый положительный отзыв, который я получил от женщины, с тех пор как много лет назад мои отношения с Эрин превратились в дерьмо.

Часы продолжали идти. Никто из команды ДАС не появился, и я начал всерьез подозревать, что меня подставили, вытащили из моего дома под ложным предлогом.

Я немного пофлиртовал, вернее, попытался, но ничего не вышло. Я попытался замедлить потребление Айсхауса, потому что хотел выйти отсюда самостоятельно. Съел горсть арахиса, а около одиннадцати часов вечера вышел на улицу, пересек ее, зашел в «Бургер Кинг» и съел огромную порцию, просто чтобы та впитала немного алкоголя.

Вернувшись к О'Брайену, я огляделся, но к этому времени все места в баре были заняты, поэтому я схватил еще один Айсхаус и направился к бильярдным столам. Направляясь к столикам, я заметил рыжеволосую толстую цыпочку. Она все еще сидела на том же диване-футоне.

Рядом с ней на коленях стоял высокий темноволосый парень, по крайней мере, метр девяносто три, худой, мускулистый и со всеми необходимыми кольцами в носу, губах, ушах и бровях, а также татуировками, хорошо выделявшимися под майкой, которую он носил без какого-либо пальто, несмотря на то, что температура ночного воздуха в конце ноября опустилась до четырех, максимум пяти градусов.

Я понял, что видел его стоящим на коленях рядом с ней или стоящим над ней по крайней мере с полдюжины раз за вечер, в большинстве случаев с парой стаканов в руках. Очевидно, этот парень на самом деле не понимал, что его отшивают.

Я слышал, как он говорит:

– Давай же, сладкие сиськи. Вечереет все сильнее, а я знаю, что ты возбуждена. Черт, я чувствую от тебя этот запах. Тебе сегодня нужен член, а у меня двадцать пять сантиметров и толстый.

Я подумал, что, может быть, мне стоит достать блокнот и начать записывать. Если у него что-то получится с этой цыпочкой, мне определенно нужно изменить свой подход.

Когда я проходил мимо нее, то услышал, как она сказала:

– Я уверена, что здесь есть женщины, которые мечтали бы о таком, но после тридцати трех сантиметров моего бывшего я, вероятно, даже не почувствую, как ты его вставляешь. Иди, устраивай вечер какой-нибудь другой леди, ладно. Пожалуйста.

На мгновение я подумал о том, чтобы попытаться разыграть героя, но она была здесь в достаточной безопасности. Парень не будет слишком глупым, имея всех этих людей вокруг, да и она выглядела вполне способной позаботиться о себе. Кроме того, она, вероятно, просто разозлится на меня.

Я смотрел назад на нее, поэтому и не увидел следующую леди в моем Хит-параде в пятницу вечером. Следующее, что я помню, это как мое тело отскакивает назад, мое пиво взлетает в воздух, а ноги ускользают из-под меня. Я приземлился на задницу, и остатки моего пива обрушились на чувака с пирсингом и татуировками. К счастью, ни одна капля не попала в Толстую цыпочку.

Люди начали обращать внимание на столкновение и смотреть в мою сторону. Я сидел, враскоряку на заднице, глядя направо, где невысокая блондинка со стрижкой пажа и в юбке с разрезом до самого верха, лежала враскоряку со стаканом чего-то, капающего на кафельный пол. Я буквально видел ее трусики до самой промежности, и это были очень, очень прозрачные трусики. Мне не требовалось слишком сильно гадать, чтобы определить ее естественный цвет волос. И она была не блондинкой.

Я услышал слева от себя рев и, подняв глаза, увидел, что Пирсинг и татуировки надвигается на меня как паровоз.

– Ты, гребаный мудак, я собираюсь пнуть тебя так сильно, что ты будешь срать изо рта.

Я попытался вскочить на ноги, чтобы подготовиться к его броску, но он был слишком близко. Я уже готовился к удару, когда он вдруг упал лицом на кафель. И закричал. Думаю, что столкновение с полом, должно быть, сломало ему нос. У него на спине сидела Толстая цыпочка, завернув одну руку ему за спину, а другой обхватив его шею в удушающем захвате.

Он вспорхнул на мгновение или два, как дикая лошадь, но его горло быстро освободилось от ее нажима, и он успокоился.

– Хорошо, успокойся, успокойся, – повторяла она ему, пока он не прекратил движения.

Через некоторое время она ослабила захват и отступила. Он схватил ее за руку и сумел оттолкнуть ее. Она упала на спину, а он поднялся над ней. Он сдвинул ногу, и я проник в его мысли.

Я приложил открытую ладонь к его спине, чтобы привлечь его внимание. Когда он повернулся ко мне, я сказал:

– Сделай это, и я причиню тебе боль, парень.

А из-за спины до меня доносился голос Хромого бармена:

– Если он этого не сделает, я привлеку твое внимание этим. – Я обернулся и увидел его поднятую бейсбольную биту.

Пока он колебался, толстячок поднялся на ноги и осторожно отдался от него.

– Успокойся, парень, – сказала она, протягивая вперед ладони. – Если ты выпустишь свою ярость, сюда придут полицейские. Ты же не хочешь провести ночь в тюрьме.

Он перевел взгляд с нее на меня, на бармена, а затем потянулся к своему носу. По его рубашке стекла кровь. Другие люди наблюдали.

Он указал на нее пальцем и произнес:

– Хорошо же, дамочка. Я ухожу. Но тебе будет хуже, глупая сучка. Кто-то ведь может захотеть потрахать твою толстозадую киску. А я бы, наверное, потерял эрекцию от этой мысли. Может быть, твой маленький герой порадует тебя милосердным сексом – это, вероятно, единственный вид удовольствия для тебя, свинья.

Когда он направился к выходной двери, я перехватил ее взгляд и сказал:

– Спасибо.

Она почти улыбнулась, но не совсем, сказав:

– Ты ведь просто не позволишь мне насладиться тихим вечером в моем любимом баре, не так ли?

– Ты простишь меня за то, что я лишил тебя шанса обслужиться его толстыми двадцатью пятью сантиметрами?

На этот раз она не смогла удержаться. По ее лицу расплылась улыбка, и я понял, что она – красивая толстая цыпочка.

– Вот дерьмо, а ведь это было то, что я мечтала сделать позже сегодня вечером. Ты у меня в большом долгу, приятель.

– Мне жаль. Все что у меня есть, – это жалкие пятнадцать сантиметров. Но позвони, если будешь в отчаянии. Тебе нужен мой номер?

Она все еще улыбалась, покачивая головой.

– Извини, но я не собираюсь впадать в ТАКОЕ отчаяние.

– Зато я могу впасть.

Я посмотрел направо и увидел, что невысокая блондинка в почти несуществующих трусиках поднялась на ноги. Она не улыбалась, что делало ее слова еще более горячими.

Толстуха посмотрела на нее, потом на меня, молча покачала головой и вернулась к своему креслу-дивану.

Я оглянулся на крашеную блондинку, что протягивала тонкую руку, украшенную множеством колец с бриллиантами и изумрудами, а также золотым браслетом. Где-то там было и обручальное кольцо.

– Мне очень жаль. Я не смотрела по сторонам. Давай Я угощу тебя пивом, ладно?

Я не смог удержаться от улыбки и вспомнил образ ее пухлого влагалища, едва видимого под этими скудными трусиками.

– Извини, но ты знаешь, как редко женщина говорила мне такое?

Она улыбнулась. У нее были тонкие, ярко-красные губы и ямочки на щеках. Она была красивее, чем я думал, сидя на полу.

– Знаешь, она скрывает это, но ты ей нравишься. – Что? – Рыжеволосая. Она пытается прикрыть свою симпатию, но она есть.

Я почти взглянул на нее, но сдержался. – Верю в женскую интуицию, но на этот раз она ошиблась. К тому же, как я могу заинтересоваться кем-то еще, когда передо мной столь прекрасная женщина, предлагающая мне выпить?

– Сколько времени прошло с момента твоего развода? Это сладко, но...

– Я переборщил?

– Немного. Но сладко. Может быть, угостить тебя пивом? Ты все еще женат или это просто напоминание?

Я посмотрел на свое обручальное кольцо и потом на нее.

– Да, я все еще женат. Где моя жена? Не знаю. Она бросила меня полгода назад и я... просто не смог что-то предпринять. До сих пор.

– И до сих пор?

Мы вернулись в бар.

– Забавно. Я только что решила то же самое. Уже несколько месяцев назад подготовила документы, но... я не могу их отправить. Завтра собираюсь начать поиски ее и передать все это. Я даже не знаю, почему так долго ждала.

Она взяла меня за руку и потащила за собой.

– Тогда сегодня вечером мы будем праздновать твою свободу. Согласен? А, кстати, как тебя зовут?

– Просто Джи. А как я могу обращаться к тебе и что насчет компании?

– Меня зовут Энни. И я уже разведена три месяца. Устала от его пьянства и измен.

Она купила мне эль "Айсхаус", а сама заказала белое вино. В баре освободилось место, и мы немного посидели и поговорили. Она была замужем уже двенадцать лет. У нее было двое детей – семилетний мальчик и десятилетняя девочка. После расставания со своим ублюдком из мужа ей приходилось самой заботиться о детях и работать одной.

– Просто хорошо, что я работаю на действительно хорошего парня. Дэна Дженкинса. У него в Сан-Марко страховое агентство. Он и впрямь хороший парень, а не придурок, как многие боссы. А я, поверь мне, работала и на плохих. Но Дэн действительно выдержан, и в значительной степени позволяет мне устанавливать свои собственные часы работы.

Я поддразнил ее.

– Эй, если бы ты работала на меня и носила такую одежду, я бы тоже позволил тебе устанавливать свои собственные часы.

Она притворилась, что дает мне пощечину.

– Он не такой. Не то чтобы... ну, около четырех лет назад он пережил довольно тяжелый развод. Его жена была «Шлюхой Западного мира». Она трахалась со всем, что имело член. Если бы я была одинока, когда он был свободен... то могла бы попытаться что-то сделать. Но, черт возьми, я была замужем за этим гребаным неудачником, почти бывшим мужем. Ты когда-нибудь замечал, что чтобы встречаться с подходящими людьми, время всегда неподходящее?

– Нет. Я был женат всю свою жизнь. Или мне так кажется.

– Ну, если бы я не была связана, я бы попыталась с ним. Но я была связана, так что, он пошел и женился на другой. На самом деле она кажется довольно милой.

– Приятно знать, что у кого-то есть счастливый конец.

Она допила вино и жестом попросила моего друга, Хромого бармена, налить еще. На этот раз я настоял на том, чтобы заплатить за нее.

– Да, я счастлива, что у Дэна случился счастливый конец. Конечно, и она трахалась за его спиной.

– Дважды? Он дважды обжегся?

Мне было интересно, как после такого кто-то смог выжить.

– Да, никто не располагает подробностями, но она решила развестись с ним, а в офисе ходят слухи, что она имела роман за его спиной.

– Бедный парень.

– Но каким-то образом они все уладили. Прошло уже почти два года, а они до сих пор вместе. И это значит, что он будет женатым, когда я окажусь одна. Как несправедливо время летит.

– Ты заставляешь меня чувствовать настоящую ревность даже без знакомства с этим парнем.

Она приблизилась ко мне.

– Если ты правильно пойдешь на поводу у своих чувств, то не будет причин для ревности к нему.

На ней была блузка с изысканным кружевным вырезом. Я мог видеть гладкий белый холмик маленькой груди без лифчика, который поднимался и опускался в такт ее дыханию. Она заметила мой взгляд и тихо улыбнулась.

– Ребята, я думаю, что у всех вас отняли от груди слишком рано. Не можешь оторваться от сисек.

– Как-то я прочитал, что если у тебя есть навязчивая идея, это не так уж плохо.

– С этим точно не поспоришь. У нас, женщин, есть свои навязчивые идеи.

– Оо?

Она сделала еще глоток белого вина, изящно покрутила бокал в руках, а затем проделала то же самое языком. Боже мой, ко мне возвращались воспоминания из моей холостой жизни.

– Ты говорил правду?

Мне потребовалось минута, чтобы понять ее намек. Я стал таким твердым, что даже шершень мог бы причинить боль моему члену. Но подумал, что будет лишним протягивать руку и выпрямлять его в такой момент. Поэтому я просто вытерпел.

– Зачем ты спрашиваешь? В общем-то да. Парни не говорят о том, что у них 15 сантиметров. Если бы я говорил о 23 или 25 или больше, это было бы хвастовством даже если правда. Короткий ответ: в последнее время я не мерил его, и возможно, он уменьшился от невостребованности, но это то, что было.

– Хммм... почему бы тебе не выпить пива, а потом мы можем немного прогуляться.

Я уставился на нее, от красных губ до вздымающихся сисек, и мне захотелось ущипнуть себя. Сегодня утром я бы никогда не поверил, что к концу дня буду трахаться с милой блондинкой. Я все еще не мог в это поверить. Потом я вспомнил, что прошло много-много времени с тех пор, как мне приходилось сталкиваться на практике с диким, возбуждающим сексом.

– Яааа... эээ...

Она сделала еще глоток вина и протянула руку, чтобы погладить меня по руке.

– Ты действительно давно не действовал, милый. Не волнуйся, я – старая... то есть взрослая... девочка-скаут, и всегда готова. У меня в машине – полный набор резинок. Но у нас не хватит времени, чтобы израсходовать больше трех или четырех.

Она расхохоталась, увидев выражение моего лица.

– Я шучу. Боже, с тобой так легко. Эй, не забывай, что у меня дома дети. И няня. Я не могу оставаться вне дома больше часа или около того.

Она гладила мою руку своей, когда я подумал о двух ее детях и вспомнил, что Эрин категорически отказывалась даже думать о детях. Она ни за что не желала получить растяжки и животик и, возможно, заставить обвиснуть эти великолепные молочные железы.

Когда я вспомнил свою потерянную, но все еще официальную жену, мне стало больно, что она все еще может так ранить меня. Я принял решение. Ни за что на свете она не будет морочить мне голову сегодня вечером. У меня был шанс трахнуть горячее женское тело, которое не принадлежало Эрин.

И я решил, что, что бы ни случилось, я прослежу, чтобы она получила документы на развод. Если не завтра, то при первой же возможности я смогу ее найти. Мысли о детях, которые у нас могли бы быть, еще раз показали мне, что, по крайней мере, часть меня все еще ее любит. Но я собирался взглянуть правде в глаза. Мы стали историей. И я хотел, чтобы она исчезла из моего проклятого полиса автострахования!

Она допила последнюю глотку вина и протянула руку ко мне.

– Сопроводишь меня до автомобиля, большой парень?

– С удовольствием.

Мы едва успели покинуть заведение, как она нежно прикоснулась своими губами к моим и начала проводить массаж по всему моему телу. Молодая пара, проходившая мимо нас, засмеялась, а женщина сказала:

– Запомни номер.

Мы разорвали объятие, и она повела меня в сторону железнодорожных путей, которые отделяли Эджвуд от шоссе номер 17, проходящего через Джексонвилл. Здесь было меньше уличных фонарей и прохожих. Она отпустила мою руку и схватила за член.

Я отстранился, не желая этого. Она посмотрела на меня, но я лишь сказал:

– Если хочешь что-то от меня получить, то так делать не нужно. Я на грани смерти, если ты понимаешь о чем я.

Затем мы оказались рядом с новеньким серебристым Фордом Фокусом, на заднем стекле которого была наклейка «Мой ребенок – отличник в... ». Она нажала на пульт, и двери замкнулись. Она проскользнула за руль, а я подошел к пассажирской двери.

Я сел в машину, а она уже успела расстегнуть мою молнию и вытащить из нее твердый член на прохладный ночной воздух. Но это продолжалось всего несколько секунд, потому что он был поглощен горячим ртом с красными губами. Она сосала его страстно, словно сладкую соломинку, и только для того чтобы отвести рот и посмотреть мне в глаза.

– Я хочу, чтобы ты проник в меня, и я надеюсь на два акта этого, но для начала я должна полностью утолить свою жажду. Ты не возражаешь, милый?

Не думаю, что ее интересовало мое мнение, потому что, не дав мне возможности для ответа, она замкнула свой похожий на тиски рот на моем члене и снова начала сосать.

Это было так чертовски хорошо, что я был в том полусонном оцепенении, когда только смутно отметил мягкий звук, который, возможно, был открытием двери автомобиля. Что я заметил, так это твердый холодный металл пистолетного ствола, вдавленного в пространство позади моего уха.

Я открыл глаза, но человек с пистолетом просто сказал:

– Не двигайся. А если хочешь сохранить голову на плечах, не кончай. Если кончишь, я вышибу тебе мозги.

Признаком того, насколько я был сексуально озабочен, было то, что в тот момент я не потерял эрекцию. Но я, черт возьми, также и не кончил. Голова Энни оторвалась от моего члена, и она уставилась на пистолет, приставленный к моему затылку, и на мужчину, наклонившемуся и заглядывающему в машину.

– Д... Дэвид. Что ты делаешь? Боже мой, что ты делаешь?

– Ты, гребаная сука. Ты обещала. Ты обещала мне, что этого больше не будет.

– Я... я...

– Что, просишь прощения? Ты ведь это имела в виду, Энни? Что тебе жаль. Тебе жаль, что ты бросила меня и детей дома, и что должна быть со своей сестрой и ее подругами, а сама сидишь в своей машине и сосешь член какого-то парня? Это то, о чем ты сожалеешь?

Она глубоко вздохнула и наконец сказала:

– Да, Дэвид. Я сожалею из-за этого. Мне жаль, что ты больше ничего для меня не делаешь, а я схожу с ума, и мне нужно, чтобы меня трахнули так, как мы делали это раньше.

Дэвид размахивал пистолетом в маленькой закрытой машине, и каждый раз я немного дергался, когда он приближался ко мне. Мой орган сильно упал, и я думал, что не смогу вернуть его обратно в штаны. Но я был уверен, что не стоит делать резких движений, особенно с пистолетом так близко к жизненно важным точкам.

– Мне жаль, что больше не могу это делать для тебя. Я знаю, что стал менее активным, но ты превратилась в настоящую нимфоманку. И ты ничего не делаешь с этим, хотя я очень прошу. Понимаешь, когда я подошел, первая мысль была выстрелить этому парню в голову, потом тебя и потом себя. Просто закончить все. Но потом я подумал о Дуге и Джен дома. Как я могу поступить так с ними?

– Слушай, Дэвид. Вам нужно обсудить это со своими ребятами. Я просто парень из бара, который встретил очень красивую женщину. Она сказала, что вы расстались. Я не хотел бы ввязываться с замужней женщиной. Мне только что проделали такую же гадость. А теперь, прежде чем ты сделаешь что-то глупое с этим пистолетом, о чем я буду жалеть, как насчет того, чтобы отпустить меня?

– Отпусти его, Дэвид. Не он соблазнил меня, а я его. Беднягу уже полгода не трахали. Мне стало его жаль.

Он отступил назад и размахивал пистолетом калибра .38, чтобы я вышел из машины. Я это сделал и когда осторожно и медленно подходил к О'Брайену, он закричал:

– Если ты веришь в богов, лучше помолись этим вечером. Потому что должен быть уже мертв.

Я держал себя в руках, пока не приблизился к О'Брайену, затем рысцой вошел в бар и прямиком направился в туалет. Я был удивлен, что не наделал в штаны, но у меня и впрямь оказался очень тяжелый случай диареи.

На секунду я подумал, не позвонить ли в полицию, но не услышал ни выстрелов, ни криков. Я подумал, не следовало ли мне что-нибудь сделать, когда я выходил из машины. Если что-нибудь случится с Энни, я знал, что буду чувствовать себя дерьмово, хотя ни в чем из этого не было моей вины. Может быть, я пошел бы к машине, даже и зная, что дома ее ждет муж. Я был очень, очень возбужден. Но мне нравится думать, что я бы этого не сделал. Однако я – не герой, и все, что я, вероятно, сделал, если бы попытался спасти ее, это погубил бы себя. Кроме того, бедный ублюдок, казалось, зациклился на своей изменяющей жене, точно так же как и я на Эрин.

Когда почувствовал, что полностью опустошил всю еду и напитки, которые съел за последние двадцать четыре часа, я снова вышел из бара и очень осторожно пошел по улице. Форд Фокус исчез.

Я не знал ни ее фамилии, ни адреса. Все что я знал, это на кого она работает, а я сомневался, что этого будет достаточно, чтобы вызвать копов к ней домой. Даже если они доберутся туда, что, если Энни и ее муж все уладили? Копы будут лишь напоминанием о том, что только что произошло.

За что не знаю, но я чувствовал себя виноватым, однако развернулся и пошел обратно к О'Брайену. Я колебался. Было около полуночи, а меня уже неоднократно сбивали, едва не оторвав голову, и я выпил намного больше, чем за долгое время. Должен ли я входить или лучше пойти домой?

В тот момент я ощутил, как начало биться мое сердце, и если бы оно могло выразить свои мысли вслух, оно бы без сомнения спросило: "А что насчет меня, приятель? Мне нужно удовольствие!" Я осознал источник этого чувства и вернулся в помещение.

Заведение было полным до отказа, не было ни одного свободного столика. К бармену со шрамом присоединились два парня, похожих на студентов, которые работали здесь, а также две официантки, непрерывно перемещающиеся среди толпы. В то время как я находился снаружи и испытывал самый запоминающийся минет в жизни (который возможно привел к рекордной посещаемости - около ста пятидесяти человек), я заказал еще один Айсхаус... черт побери, этот напиток начинает завладевать мной... и осмотрелся.

Толстенькая девчонка с рыжими волосами исчезла, и у меня почему-то вызвала грусть. Вместо того чтобы просто стоять на месте, я подошел к бильярдным столам и заметил рыжеволосую девушку. Она наклонилась над столом, готовясь сделать удар. И черт возьми, у нее была действительно потрясающая фигура.

Я приблизился к столу и остановился за ней. Рядом, опираясь на бильярдный кий, стоял парень моего роста в джинсах и толстовке с логотипом "Ягуары". Его волосы я сначала принял за пепельно-светлые, но на самом деле они были седыми и завязаны в хвост до пояса. Типичный американский провинциал. Я знаю, что это может быть стереотипом, но эй, любой парень младше пятидесяти лет из Северо-Восточной Флориды с конским хвостом – это или строитель, или дальнобойщик, или типичный провинциал. Не вините меня за это. Я не создавал эти правила.

Привлекательная маленькая девчонка выглядела так, будто ей может быть шестнадцать, но скорее всего ей было уже двадцать один, чтобы быть здесь. Она стояла, грызя ногти до крови и с интересом наблюдала за игрой.

– Джесси, – захныкала она, – ну сколько еще? Марианна с ребятами собрались в «Фаддрукерс».

– Черт возьми, Жюстина, успокойся. Никто не способен сосредоточиться на ударах, пока ты болтаешь, а я не хочу брать двадцать долларов у сладких щечек только потому, что ты отвлекла ее. Мы сыграем еще несколько партий, немного выпьем, а потом пойдем.

Она надулась, накручивая волосы на пальцы, и стала больше похожа на пятнадцатилетнюю девочку. Она посмотрела на меня, глядя на рыжую и своего стареющего реднека-хиппи, и сказала:

– Эй, мистер, вы танцуете?

Я указал на себя с вопросительным выражением.

– Да, – сказала она, указывая на танцпол, где дюжина пар жестикулировала и покачивалась под что-то из леди Га-Га, вероятно, «Бесстрастное лицо» или, возможно, только что вышедший «Порочный роман».

Она многозначительно посмотрела на своего парня.

– Поскольку мой парень больше озабочен тем, чтобы выманить у нее двадцать долларов, почему бы мне не повеселиться? Ты умеешь двигаться, не так ли?

Я посмотрел на реднека, но он отказывался смотреть на меня или доставлять своей девушке удовольствие, показав ей, что она его разозлила. Я пожал плечами, когда Толстая цыпочка бросила на меня раздраженный взгляд и сказала:

– Ты прямо не перестанешь портить мне вечер, не так ли?

– Что?..

– Это – плохая идея, Джи, и ты это знаешь. Почему бы не оставить малолетку в покое, не вернуться в бар и не попытаться подцепить кого-нибудь из более совершеннолетних?

Я на секунду остановил свое продвижение вперед, задаваясь двумя вопросами. Ну, пусть тремя. Как, черт возьми, она узнала, как меня зовут? Почему ее волнует, что я буду танцевать с малолетней любительницей поп-музыки? И каким образом мой танец с этой девушкой испортит ей вечер?

Я собирался задать ей все три вопроса, когда нежная поклонница поп-музыки что-то сделала со своими губами и топом, который она спустила, чтобы продемонстрировать свое привлекательное декольте. Именно в этот момент я осознал, что, возможно, я был отнят от груди слишком рано. К тому же, какая разница насчет Толстой цыпочки? Несмотря на то, что она не уделяла мне особого внимания весь вечер, она как будто ожидала от меня чрезмерной заботы о ее чувствах и мнении.

– Тебе не следует обращать на нее внимание, – поддержала меня юная поклонница поп-музыки. – Так ты хочешь потанцевать или нет?

– Да, дорогая, я очень хочу потанцевать, – ответил я и подошел к ней, чтобы взять ее за руку. Она немного удивилась, но вскоре последовала за мной. Я заметил ее злое улыбку на лице перед тем, как она последовала за мной. Я почувствовал, что неприятности не за горами. Но эти прекрасные формы...

Мы должны были танцевать без физического контакта, просто двигаясь свободно в такт музыке, но я схватил ее и прижал к себе. Медленный танец можно исполнять под любую музыку, если очень хочется. Она прижалась ко мне и начала тереться своими формами о мои, и это стало казаться прекрасным завершением вечера.

Признаюсь, задумываясь о прошлом, я больше думал о своей физической реакции, чем о разуме. Она уже не казалась такой юной, и мысль о сексе с ней перестала ассоциироваться с педофилией. Она улыбнулась мне и потерла свое интимное место, которое было слегка прикрыто узкими джинсами, об мой возбужденный член. Это было самое близкое к рукоблудству воздействие от женщины без использования рук.

– ДЕЕЕРЬМООО!

Или, по крайней мере, так мне показалось. На самом деле это был скорее рев, чем что-либо еще. Прежде чем я успел среагировать, кто-то схватил меня сзади за плечо и отшвырнул в сторону.

Когда я восстановил равновесие, то увидел, что Реднек схватил крошку поп-любительницу за ее длинные волосы и дернул так сильно, что она чуть не опрокинулась назад.

– Ты, маленькая сучка, почему ты просто не расстегнула прямо здесь его молнию и не трахнула. Будь ты проклята.

– Я пыталась с тобой поговорить, придурок. Ты уже несколько часов обнюхиваешь жирную корову. Как, черт возьми, ты вообще можешь заставить себя воткнуться ей в жопу? Ты бы там заблудился.

– Я просто играл с ней в игру, ты, тупица...

Она плюнула в него.

– Я знаю, в какую игру ты играешь, придурок. Ты уже взял у нее номер? Ты планируешь высадить меня и вернуться, чтобы позже трахнуть ее. Ты – подонок.

– Ты – такая тупая, сука. Я просто играл в бильярд. У тебя вообще нет причин быть такой глупой, гребаной ревнивой пиздой.

Она ударила его, но он не ослабил хватку на ее волосах.

– Тебе нравится использовать это слово. Пизда, пизда, пизда. Ладно, эта пизда уйдет с мистером Высоким чернявым и красивым, и будет заполнена его толстым членом всю ночь напролет. Тебе нравится такая картина, детка? Всю ночь напролет!

Интересно, о ком, черт возьми, она говорит? Она смотрела на меня, но... высокий, чернявый и красивый? Господи, она, должно быть, не часто выходит из дома, если думает, что это относится ко мне. Хотя и ее парень не был звездой кино, так что, возможно, она и впрямь видела меня таким.

Я заметил, что несколько танцоров перестали двигаться и просто наслаждаются бесплатным живым выступлением. Реднек покачал головой, и перед тем, как я успел даже пошевелиться, он отвел назад свою руку, покрытую этими волосатыми мышцами, кажется, развитыми от физического труда на селе, и сильно ударил ее. Она упала так резко, что я подумал о возможности отскочить от пола из кафельной плитки. Но она просто лежала там, со слезами в глазах и красной маской на лице.

Мне следовало держаться подальше от всего этого. Но Хромого бармена нигде не было, также как и двух парней из колледжа. Реднек потянулся за ней, чтобы схватить и притянуть к себе, видимо собираясь ударить еще раз по лицу. Я схватил его правой рукой и оттянул. Он обернулся красным лицом и скорее всего хотел что-то неприятное мне сказать, но я ударил его левым кулаком в лицо, вкладывая всю мою силу и вес тела. Он упал так резко, что я последовал за ним и налетел на девушку, которая закричала и отпрыгнула назад. В своем падении она уронила одного из парней, стоявших слева от нее.

Все произошло так быстро, что я не успел следить за каждым моментом. Девушка из этой пары перевернулась в объятиях своего парня, который пил пиво. Пивная кружка полетела и заполнились женские крики на танцполе, когда человек, который танцевал с пивом, развернулся вместе с ним, махнув им. К несчастью, он неудачно удержал пивную кружку, и она ударила женщину, с которой он танцевал. Она упала словно бык после электрического шока, а ее парень закричал и прыгнул через другую пару чтобы добраться до этого человека, который уронил его даму.

Не успеешь сказать «кипишь», как он тут как тут.

Я отмечал большую часть этого подсознательно, потому что мои руки были заняты Реднеком, который подскочил, размахнувшись, и врезал мне сбоку по лицу и, вероятно, сорвал с меня кусок кожи чем-то похожим на огромное кольцо.

Я не участвовал в настоящей драке с девятого класса, но когда преподавал, не смогли найти никого, кто мог бы добровольно тренировать боксерскую команду, которую Офис шерифа хотел организовать в школе, в которой я работал, и меня вызвал мой директор. В течение двух лет я наблюдал и фактически спарринговал с помощниками шерифа и некоторыми большими и сильными старшеклассниками и выпускниками. Так что, ввязаться в драку было не совсем чуждо моему опыту.

Реднек хорошо ударил меня по лицу, и я на секунду увидел звезды, затем стал бить по телу, но мне удалось блокировать большинство его ударов. Он слегка ослабил бдительность, и я сильно ударил справа. Я правша и гораздо сильнее бью правой. Он пошатнулся, и я ударил его еще раз. Моя правая рука заболела, и я испугался, что сделал нечто глупое, например, ударил незащищенным кулаком по человеческой кости, а это – хороший способ разбить себе кулак. Это было так давно, что я забыл, чего НЕ должен делать.

С другой стороны, его глаза остекленели. Я оглянулся и заметил маленькую поп-любительницу.

Каким-то образом Толстая цыпочка вытащила ее из зоны боевых действий на один из диванов-футонов на границе танцпола и салфеткой стирала кровь с ее лица. Похоже, Реднек разбил ей губу. ЭТО меня разозлило.

Я схватил его за верхнюю одежду левой рукой и отступил правой назад.

– Тебе никто не говорил, что запрещено нападать на женщин, подонок?

Я закончил свои слова, нанеся сильный удар кулаком в центр его лица и ощутив приятное чувство, как мой кулак раздавливает его нос. Особенно радовал тот факт, что там не было прочной кости, способной повредить мой кулак.

Когда он отлетел назад и оттолкнулся от парня в человеческом обличье, похожего на гориллу, я осознал, что я хотя бы частично ответственен за то, что молодая поклонница поп-музыки оказалась в крови. Но я никогда не трогал Эрин и присягаю Богом, если бы я ее убил, то был бы оправдан.

Среди воплей, криков и звуков разбиваемого стекла я огляделся в поисках маленькой фанатки поп-музыки и Полненькой девчонки. И тут я увидел, как Пирсингованный с татуировками нанес удар кулаком по подбородку Полненькой девчонки, когда она отвернулась от него, чтобы взглянуть ему в глаза.

Это был потрясающий удар. Он буквально подбросил ее на метр вверх и назад, прежде чем она упала на спину. Явно он не был готов принять ее отказ, как джентльмен. Прежде чем я успел приблизиться, я видел, как он выставил ногу и сильно пнул ее в бок, а затем наступил на то, что должно было быть ее грудью. Она испытала боль, и это было даже больно видеть.

Он снова поднял ногу, стоя над ней, когда я подошел сзади и увидел, как его ухмылка сменилась серьезным выражением лица. Он замахнулся на меня, но из-за своего роста он не попал на 15 сантиметров выше цели – меня. Я так сильно пнул его в пах своим ботинком, что словно бросил его в воздух. Он упал, схватившись за свой половой орган и мошонку, или то, что от них осталось.

Я еще пару раз пнул его по яйцам. Если я сломаю ему несколько костяшек или пальцев, пока он пытается защитить себя, тем лучше. Он задыхался еще больше, когда я наступил ему на грудь и навалился всем весом на центр его груди, схватил его голову и одновременно притянул ее к себе за волосы.

Я наклонился и некоторое время колотил его головой о кафельный пол.

Не знаю, почему я так разозлился, но то, что сделал он, разозлило меня гораздо больше, чем то, что сделал со своей девушкой этот Реднек. Толстая цыпочка не сделала ничего, чтобы по-настоящему расположить меня к себе, так как шпыняла меня весь вечер, но по какой-то причине она мне просто нравилась. Мне не понравилось то, что сделал с ней этот мудак.

– Что за хрень с вами, ребята, – громко сказал я. – Тебя никто не учил, что нельзя бить девушек? Не говоря уже о том, чтобы пинать их в сиськи, ты, жалкий ублюдок?

Я откинулся назад и снова пнул его по яйцам.

– Вот так, чертов трус?

– Убери руки от моего брата, – раздался позади меня низкий рокот. Я оглянулся и увидел гориллу в человеческом костюме. Ростом он был, вероятно, всего метр шестьдесят три, но, по крайней мере, очень широкий. Господи, он был большим. Поразмыслив, я заметил сходство.

Паника придает нечеловеческую силу. Одним движением я поднял Пирсинг и татуировку и подбросил его в воздух в направлении обезьяночеловека. Здоровяк поймал его одной рукой и осторожно опустил на пол, а затем молча уставился на меня, ухмыляясь. Это была мерзкая ухмылка.

– Ты, должно быть, думаешь, что довольно крут для маленького парня, – пророкотал он, его голос был похож на низкий стук отбойного молотка.

– Ты заметил, что он совершил неприятное действие в отношении девушки, верно?

– Не важно. Он – мой брат.

Он приблизился и каким-то образом увеличился в размерах. Я испуганно огляделся. Однако Полная курочка лежала на полу, стонала и покачивала головой, будто пытаясь прийти в себя. Если я побегу, спасая свою жизнь, неизвестно, что может произойти с ней.

– Я должен тебе объяснить, что я имею опыт в профессиональном бою. Мои руки – это оружие, зарегистрированное как смертельное. Я не хочу причинять тебе боль, но ты такой большой, что мне возможно придется убить тебя.

Он улыбнулся, раскрыв рот со старыми желто-серыми зубами.

– Ты интересный. Прости за то, что я скоро сделаю.

Это был критический момент. Я не думал, что он на самом деле попробует меня убить, но сомневался в его способности контролировать свою силу, учитывая, что я только что причинил вред его брату.

Он неуклюже приблизился ко мне, вытягивая руки, чтобы разорвать меня на части и возможно, съесть прямо на месте. Но я уже отскочил, увернувшись от его когтей и быстро перемещаясь позади него. Прежде чем он успел повернуться, я нанес ему несколько хороших ударов по почкам, а он завершил свой поворот ударом, который мог бы отрубить мне голову, если бы попал в цель.

Я скользнул под его рукой и нанес комбинацию ударов левым и правым в область лица и носа, однако крови не пошло. Его лицо выглядело словно высохшая кожа. Затем он схватил мою правую руку своей правой и сжал ее. Я закричал от боли, ощущая как небольшие кости ломаются и разлетаются в разные стороны.

Я рванулся вперед, ударил его макушкой по лицу и почувствовал, как что-то хрустнуло. Это почувствовал и он. Я услышал его ворчание за секунду до того, как мне в лицо врезалась наковальня и отправила меня скользить по кафельному танцполу. И я скользил. И скользил.

Я поднял глаза и увидел, как он ковыляет по полу, разбрасывая в разные стороны тела, пробираясь сквозь толпу. Или, по крайней мере, видел его правым глазом. Левым я не видел ничего, и мне казалось, что я чувствую, как эта сторона моего лица пульсирует с каждым ударом моего сердца.

Он был почти на мне, когда я изо всех сил пнул его в левое колено, вложив в удар весь вес своего тела. Это не сломало коленную чашечку, но вес моего тела и удар заставили ее прогнуться под ним, а я потянулся к нему и дернул его на себя.

Он упал, но перекатился на ноги и неуверенно поднялся, когда я налетел на него. Я отступил на пару метров и побежал. Он поймал меня, но не смог остановить мой порыв, поэтому начал танцевать задом наперед, в то время как я схватил его рубашку все еще функционирующей левой рукой и толкнул сломанной правой ему в плечо.

Он буквально падал назад, но держался на ногах, и чем дальше и быстрее я бежал, тем больше силы прилагал, чтобы толкнуть его назад. Кричали люди, отскакивая в сторону, я слышал полицейские сирены, и в моей голове пронеслась мысль: «что, черт возьми, я буду делать, если ему когда-нибудь удастся остановиться? »

И еще одна промелькнувшая у меня в голове мысль была: «Монтрелл, если я когда-нибудь дотянусь до твоей жалкой черной задницы, ты – покойник! »

Затем мой передвижение вперед и его отступление назад были прерваны, когда мы столкнулись с чем-то крупным и прозрачным, имеющим надпись, и вдруг вокруг нас завихрилась снежная буря из осколков стекла, и мы оказались на открытом воздухе.

Я не мог поверить своим глазам, но здоровяк сумел устоять на ногах до тех пор, пока не столкнулся с задним бампером припаркованной рядом машины возле здания О'Брайена. Громкий «тук» положил конец нашему дикому танцу, и он упал на бетонную поверхность, головой приземлившись на бампер. Я знал, что это просто невозможно, но я мог поклясться, что там, где он ударился головой, было видно вмятина.

Я был слегка ошарашенный этим происшествием, но обратив свое внимание на О'Брайена, я увидел только воздух там, где ранее находилось затемненное зеркало. Разве мы разрушили все стеклянные окна бара? Все указывает на это.

Мои мысли о том, что произошло, были прерваны приходом тех, кто выглядел как помощники шерифа Джексонвилла. Там были все виды форм и значки, и я обнаружил, что меня грубо подняли с земли, заставили сложить руки на спине и надели наручники. Меня поставили перед остатками фасада бара.

Я задавался вопросом о судьбе Толстого цыпленка, но каждый раз, когда я пытался спросить полицейского о чем-то, он вежливо отвечал:

– Замолчи.

Человек-горилла пришел в себя и стал проблемой для пятерых полицейских, которые пытались усыпить его. В конце концов, они просто избили его до потери сознания. Когда он перестал сопротивляться и упал на тротуар, они проверили его дыхание и каким-то образом сумели доставить его в одну из прибывших скорых машин.

Через некоторое время в заведении стало тихо, и вышли с полдюжины полицейских вместе с Хромым барменом, все еще держащим в руках бейсбольную биту. У него под глазом был синяк, так что, очевидно, он не остался в стороне. Он указал на меня.

– Это он.

Со мной не разговаривали, но много говорили обо мне. Похоже, я был тем, кто в основном снес переднюю часть бара, по оценкам, стоимостью от пяти до десяти тысяч долларов. По словам свидетелей, я был тем самым парнем, и готов поспорить, что один из говорящих был разъяренный Реднек, затеявший всю эту драку, возможно, нанесшую ущерб в тысячи долларов, ударив свою девушку.

Я же был тем парнем, что отправил в больницу Татуированного с пирсингом с серьезными травмами паха, а также напал на мистера Джесси Коттона (реднека) и оставил его с тяжелыми травмами лица.

Я попытался вставить свои два цента и получил обычное: «Заткнись! »

Мой старый друг, Хромой бармен, лишь грустно посмотрел на меня и покачал головой. Затем вернулся в бар.

Люди входили и выходили... в основном выходили... из бара, но, похоже, это было только ради меня и пятерых полицейских. Они молча смотрели на меня и тоже качали головами.

Высокий темноволосый коп с внешностью звезды утреннего шоу подошел ко мне, схватил за плечо и подтолкнул к одной из патрульных машин. Ведя меня в этом направлении, он рассмеялся и сказал:

– Черт возьми, мальчик, я бы не хотел быть на твоем месте. Думаю, что ты установил какой-то новый мировой рекорд, так облажавшись.

Я думаю, что он намеренно ударил меня головой о верхнюю часть проема двери полицейской машины, толкнув в ее заднюю часть.

Я находился на заднем сиденье автомобиля полиции, где витал запах, напоминающий рвоту и мочу. Мои руки были связаны наручниками за спиной, а моя голова казалась готовой взорваться. Я не мог даже пошевелить пальцами правой руки. Смотря на разрушенное здание О'Брайена, я проанализировал расходы за этот вечер.

Я вышел с целью хорошо провести время, но столкнулся с отказом от большинства женщин. Ближайшая возможность что-то получить закончилась почти потерей головы. А также флирт с убежденной лесбиянкой. У меня было ощущение сотрясения мозга, один глаз опух и сломанная правая рука. Теперь я осознал, что из-за разбитого зеркала у меня по всему телу множество небольших порезов.

Без сомнения, меня арестуют за нападение на несколько человек и обвинят в беспорядках. Возможно, мне придется понести ответственность за причиненный ущерб в несколько десятков тысяч долларов. Когда мне официально предъявят обвинение, я почти наверняка буду уволен с работы в ДАС.

Подводя итог: избитый, раненый, финансово опустошенный, безработный и возможно осужденный на тюремное заключение.

И все это почему? Большую часть этой неприятности я мог бы избежать, просто не вмешиваясь в дела Реднека и Пирсинга с их татуировками. Если бы я просто ушел, не лез в чужие дела, то сейчас вероятно вернулся бы к своему одинокому дому. Вместо того чтобы быть заключенным в этом жалком автомобиле полиции, я мог бы находиться дома и скучать по своей сладострастной изменнице-жене.

Но нет, я решил поступить правильно. И как говорится: "никто не останется безнаказанным за хороший поступок".

Почему, черт побери, я обнаружил себя улыбающимся? Но ничего не мог поделать с этим. Даже когда размышлял о всей этой глубокой дряни, в которой оказался, улыбка становилась все шире.

Я приподнял голову и посмотрел в окно патрульной машины. Полная девчонка, опустив одну руку под свое поврежденное грудью и, вероятно, успокаивая ее, стояла в кругу полицейских перед О'Брайеном. Видимо, они обсуждали меня, потому что привлекательный мужчина - модельного типа полицейский - указал на патрульную машину и, вероятно, пошутил. Он засмеялся. Она же безмолвно смотрела на меня с выражением на лице, которого я не смог расшифровать.

Я улыбнулся, перехватил ее взгляд и подмигнул.

ОКОНЧАНИЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ