Переиграй все, Сэм. Часть 9

Мои эмоции были противоречивы. Временная петля вызывала внутренний конфликт и делала все бессмысленным. Она напоминала мне чистилище своей атмосферой.

Однако, в некотором смысле я даже благодарил судьбу за то, что оказался в этой петле. Кроме очевидного – спасения миллионов жизней – я задумывался о том, каким образом эта ситуация помогла мне стать лучше через приобретение опыта.

Я никогда не колебался, когда увидел возможность выбраться из этой петли, но сейчас задумываюсь о том, что я бы мог достичь, если бы пробыл в ней чуть дольше. Петля времени предоставила уникальную возможность самосовершенствования, и только теперь, когда я осознал ее конечность, я настоящим образом оцениваю все ее положительные стороны.

Приходится задумываться уже миллионный раз о природе временной петли и ее функционировании. Я примиряюсь с мыслью о том, что никогда не получу полных ответов. Связь с ядерным взрывом первоначально заставила меня подумать о научном объяснении петли. Я считал, что ужасная энергия искажает время.

Однако это объяснение не удовлетворительно, прежде всего потому, что только я попал в петлю, хотя изначально не находился в зоне взрыва. Кроме того, оно не объясняло появление новых навыков и знакомых людей с уникальной экспертизой для решения этой проблемы.

Нет, я был уверен, что здесь действует некий разум. Но кто или что контролировал петлю? И еще более важный вопрос – почему именно я?

Я вдруг прервал свои размышления. Были более срочные дела, требующие внимания.

Сун и Джулия уже занимали места в автомобиле Майбах, и я быстро присоединился к ним. Я решил, что для нашей безопасности лучше всего будет находиться в бронированном транспорте, на случай если полиция решит штурмовать здание. Не хотелось попадать под дружественный огонь, особенно теперь, когда я уже был уверен в неизбежной смерти.

На данный момент полиция лишь окружила здание, но они не будут же бесконечно сидеть сложа руки. Я предполагал, что они попытаются установить контакт с террористами. Позже я услышал от Ми-Сук, что первые полицейские прибыли менее чем через десять минут после моего звонка. Они столкнулись с двумя телами перед зданием - убитые с пробитыми головами. Это заставило их отнестись серьезно к моим сообщениям о вооруженных террористах с бомбой.

Им потребовалось почти час, чтобы уладить все формальности. Улицы были заполнены специальными контртеррористическими группами, спецназом, саперами и переговорщиками с заложниками. Я не знал, как обычно реагируют в таких ситуациях, но я точно не завидовал им. Мой опыт работы с этими террористами научил меня, что они могут взорвать все при первых же признаках присутствия полиции. К счастью, я позаботился об этом.

Сун, Джулия и я напряженно пользовались своими мобильными телефонами.

Сун разговаривал со своей сестрой в высотном здании через дорогу, требуя от нее сдаться и отказаться от оружия, которое она получила у команды снайперов, и уйти куда-то подальше для ожидания полиции. Желательно на другой этаж, чтобы избежать видения убитых мужчин. Мы все предполагали возможную агрессивную реакцию полиции при их появлении в здании, где обнаружится четверо гражданских и одиннадцать трупов (19, если учесть невинных жертв, убитых террористами при вторжении в здание).

Джулия связалась с родителями, разбудила их и попросила обратиться к письмам, которые я отправил, а затем связалась с теленовостями. Она не раскрыла им подробности, только сообщила о возникновении террористической угрозы на перекрестке 57-й улицы и Парк-Авеню. Нам было важно, чтобы СМИ были осведомлены о происходящем, если полиция уже не предупредила их.

Что касается меня, то первым делом я позвонил отцу во Флориде. Он всегда вставал рано, поэтому уже был на ногах.

– Привет, папа. Мне нужно, чтобы ты проверил свою электронную почту. Я прислал тебе что-то.

– Это не еще одно видео с кошками? Я говорил тебе перестать присылать мне такие вещи, Сэм.

Я никогда не присылала отцу видео с кошками. Он просто шутил. И это заставило меня улыбнуться при мысли о его потрясении при виде видеофайла, который я ему послал.

– Что это? Похоже на какое-то экстремистское пропагандистское видео. Я не понимаю, о чем они говорят.

– Они говорят на корейском. Если ты посмотришь все, то иногда они переходят на английский. Я послал тебе четыре видеофайла. Все они показывают одно и то же с разных ракурсов. Я хочу, чтобы в конце ты посмотрел все, но сейчас мне нужно, чтобы ты начал с последних нескольких минут. Подожди меня.

В это время была небольшая пауза. Я слышал в слуховой трубке приглушенные звуки проигрываемого видео. Когда дверь на видеозаписи распахнулась, я услышал изумление отца. После того как он увидел, что его сын, финансист с Уолл-Стрит, убил трех мужчин, установилось напряженное молчание.

– Сэм... Мой сынок, что только что попалось мне на глаза? Это правда?

– Все это действительно случилось, папа. Я могу только сказать, что эти парни были очень безнравственными. Когда ты посмотришь остальную часть видео, ты все поймешь. Обещаю ответить на все вопросы позже, но сейчас мне нужен адвокат Джим Уотли – профессионал своего дела, а не Джим Уотли – мой отец.

Несмотря на то, что он уже вышел на пенсию, мой отец всегда был хорошим защитником своих клиентов. У меня не было лучше поддержки и помощи.

– Ладно, – сказал адвокатский инстинкт взял верх у Джима. – Что здесь происходит?

– Надеюсь, ничего серьезного, – ответил я. – Я абсолютно прав в этом деле, но этот жестяной ящик на видео – бомба. Будут проблемы и правительство активно вмешается. Мне нужно быть уверенным в том, что никакие неприятности не коснутся меня или моих друзей.

– Черт возьми. Ядерная... – мой отец быстро оправился и вернулся к делу. – Кто еще замешан в этом? Кто твои друзья?

– Джулия и пара незнакомых людей – Сун и Ми-Сук Кенджи.

– Послушай, – сказал я, прежде чем он успел задать еще вопросы, – я нахожусь в здании, где происходило все это, и жду прихода полиции. У меня нет времени на разговоры. Сейчас мне нужно, чтобы ты обеспечил безопасность этого видео, чтобы никто из правительства не смог его изъять у нас. Пока у нас есть запись, я буду защищен от любых последствий.

– Хорошо, я сделаю несколько копий и сохраню их в надежном месте. Я люблю тебя, сынок, будь осторожен.

– Я тоже тебя люблю, папа. Благодарю.

Следующий звонок был сделан в полицию. Перед нападением мы все выключили мобильные телефоны. Диспетчер полиции постоянно пытался связаться со мной с момента, когда я сообщил о теракте.

Я позвонил и представился, дав диспетчеру частичное объяснение о произошедшем: все террористы погибли, семья в безопасности, а мы все ждем в машине на парковке у вестибюля. За исключением Ми-Сук, которая находится на противоположной стороне улицы.

Полиции потребовалось около десяти минут для более точной проверки информации. Они забрали Ми-Сук и начали осматривать тела снайпера и его помощника. Они также пытались дозвониться по разным номерам в посольстве до тех пор, пока им не ответил посол. Он подтвердил все, что я сообщил диспетчеру.

В вестибюль ворвалось около двадцати человек, одетых в полную боевую экипировку. Они разошлись по разным направлениям для проверки здания. Один из них подошел к машине и жестом показал нам, чтобы мы остались на месте.

***

За этим последовали несколько дней интенсивного расследования. Сун и Ми-Сук до сих пор не знали, что бомба была ядерной. Мы с Джулией знали об этом, но пока не раскрывали эту информацию.

Наличие иностранных террористов уже вызывало серьезные тревоги у правительственных учреждений. Когда специалисты-саперы тщательно осмотрели бомбу... река Джи-мэнов превратилась в поток.

Тот напряженный интерес, которого я ожидал, стал реальностью.

Мне удалось еще раз поговорить с отцом, хотя ФБР, которое следило за мной каждую секунду через своего агента, категорически возражало. Они хотели отрезать меня от внешнего мира, пока не вытащат из меня все подробности. Но мой предыдущий звонок поставил мяч в движение. Мой отец настаивал на доступе ко мне и нагнетал обстановку.

Неожиданным оборотом событий стало то, что адвокаты придали интервью состязательный характер. Наши интервьюеры перешли от скептицизма к недоверию.

С другой стороны, мой отец установил связь с юридической компанией в Нью-Йорке, и на каждом собеседовании все четверо из нас имели рядом с собой юриста. Правительство не имело возможности изолировать и допрашивать нас до бесконечности, как я предполагал, что они очень хотели бы. Мы проводили свои дни в гостинице, которая находилась рядом с офисами ФБР для удобного доступа.

Попытки разделить нас не удалось благодаря участию адвокатов. Мы готовы сотрудничать, но не желаем быть рассматриваемыми как преступники. Так что никаких допросов целый день и никакого отрыва от окружающего мира.

Несмотря на все мои планы, не было способа организовать нападение на террористов таким образом, чтобы не вызвать подозрений. Кроме того, некоторые из моих действий по стиранию следов оставляли их, даже если они скрывали настоящие намерения.

Хотя мы придумали слабое объяснение тому, как мы узнали о террористическом заговоре, было трудно поверить в то, что четверо обычных граждан мгновенно напали на одиннадцать вооруженных террористов. Перед тем, как я вошел в здание, мы отключили камеры системы безопасности, так что на записи попал только момент моего рывка в кабинет посла и выведения из строя трех последних северокорейцев.

Естественно, прекращение видеотрансляции вызвало серьезные подозрения. Никто не верил в совпадение между выходом камер из строя и началом нашего штурма. Все происходящее в комнате охраны казалось им подделкой.

Почему террорист, находившийся в помещении, отключил камеры? Ранее он этого не делал.

Как я попал туда? Дверь можно было открыть только с использованием кода.

Почему северокорейца убили, а потом нанесли ему удар по голове?

Мои ответы были: «не знаю...», «дверь была открыта...», «я ударил его после выстрела, не могу объяснить почему, возможно, из-за адреналина».

Первый вопрос вызывал настоящую озабоченность, так как я не мог дать логичного ответа. Я знал, что отключение камер после моего входа вызовет подозрения. Однако подозрений будет гораздо меньше, чем если бы полиция фактически видела то, что мы сделали.

Соломинкой, сломавшей спину верблюда, стала радиокодировка. Почему террористы брали с собой дорогие зашифрованные радиоприемники и вели разговоры по открытому каналу? К их несчастью, ФБР сняло практически все отпечатки пальцев, включая те, которые были на радиоприемниках, но не обнаружило ни одного из наших, потому что мы были осторожны. Они обнаружили только подозрительные пятна там, где мы использовали рубашки для поворота циферблатов и частичные отпечатки пальцев террористов.

Если бы террористы не применяли шифрование на своих радиоприемниках, то почему их отпечатки пальцев были повсюду на шифровальных дисках? Сравнение отпечатков с чистыми участками показало, что все выглядело так, будто их стерли...

Если бы рядом с нами не было адвокатов, мы могли временно «исчезнуть».

Практически все вопросы касались меня.

Согласно нашей версии событий, Джулия и Сун все это время оставались в автомобиле. Мы основательно протерли все поверхности, которых они касались снаружи машины. Джулия старалась как можно меньше прикасаться ко всему в комнате охраны и стирала за собой.

Их истории были очень простыми. Им задавали те же вопросы о причинах нападения, но они могли отрицать знание о событиях за пределами здания. Ми-Сук рассказала о своей деятельности в высотке, но лишь девяносто девять процентов этой информации были правдивыми. Она скрывала только то, что настраивала рации для снайперской команды. Она могла признаться в том, что заранее знала их местонахождение, так как слышала их обсуждения.

Предварительно мы договорились, что если кто-то из нас не сможет ответить на вопрос, мы будем ссылаться на меня. У меня было больше времени для размышлений, чем у них. Это была моя стратегия. Мы выступали единым фронтом и сообщили властям, что я возглавил штурм.

Был некоторый скептицизм относительно того, что трейдер с Уолл-Стрит стал движущей силой контртеррористической операции, но у нас было достаточно доказательств.

Мои отпечатки пальцев были на руле машины, которая уничтожила охранника в вестибюле. Четверо террористов были убиты одним и тем же оружием. Не только мои отпечатки пальцев были на пистолете, но также только я и Ми-Сук оставили следы выстрелов.

И конечно, было видео.

Видео было моим козырем, неопровержимым доказательством моей неприкосновенности. Никто не мог посмотреть это видео и не испытать ужаса от того, насколько близко мы подошли к гибели миллионов. Северокорейцы явно демонстрировали свое намерение совершить самоубийственную миссию, чтобы сжечь Манхэттен в праведном пламени.

Видео также вызвало у меня первую угрозу заключения. Оно показало, как я подошел к компьютеру террористов и прервал видеопоток.

Это их разозлило. Они сразу же обвинили меня в неправомерном прикосновении. Ведь что, если мое вмешательство привело бы к возможному взрыву ядерного оружия? Невероятно!

Когда их специалисты сообщили им, что я использовал компьютер для копирования и отправки этих видеофайлов... Ужасное дело!

Национальная безопасность пришла в ярость. Они немедленно потребовали доступ к облачному аккаунту, на который я их отправил, а также к почтовым аккаунтам родителей меня и Джулии. Иначе они грозили обвинить всех нас в измене. Самое интересное, что на следующий день мой облачный аккаунт просто "исчез".

Я попросил их прекратить бесполезные действия.

Вопрос о классификации материала, который у меня был первым, был сложным с юридической точки зрения. Возможно, в интересах национальной безопасности они могли бы это сделать. Но я не верю, что меня когда-либо осудят за это.

Если бы я опубликовал видео, как и обещал им, если они попытаются меня обмануть, ни один суд в стране не признал бы меня виновным. Если только они решат обвинить меня, то будут последствия.

Получается, что мое отношение к правительству стало очень напряженным. И в некотором смысле так оно и есть. Но на каждого "плохого полицейского", который пытался допросить меня, приходилось сто "хороших полицейских", которые просто думали, что я хожу по воде.

Мой отец защищал наши интересы и сразу же прилетел из Флориды вместе с местной юридической фирмой, которую он нанял. Но задумываясь о прошлом, я думаю, что все у нас получилось бы и без этого. Мы были окружены людьми из Манхэттена, которые либо работали там, либо просто жили там и буквально были мне обязаны жизнью. Мы заслужили их поддержку. Я думаю, что все эти "крутые парни", которые нас допрашивали, прибыли из Вашингтона.

Наш гостиничный комплекс напоминал собой место собрания высших государственных органов - ФБР, ЦРУ, АНБ, национальная безопасность, даже АТФ. Единственным негосударственным представителем, которого мне удалось заметить, был начальник полиции Нью-Йорка. Вероятно, ему позволили присутствовать здесь только из вежливости. Вся эта ситуация была строго секретной.

Однако почти все постояльцы отеля имели высокий уровень доступа и многие из них видели видеозапись террористов целиком или частично.

– Почему все эти люди все время предлагают тебе жевачку? – спросила Джулия.

Я рассмеялся.

В первый день правительственные агенты вели себя очень осторожно, стараясь разобраться в произошедшем. Когда видео стало доступно всем, отношение к нам значительно изменилось в лучшую сторону.

Когда одна женщина из ЦРУ предложила мне жевачку, я не сразу понял, что она имела в виду. Это было странное предложение. Когда я отказался, она наигранно поежилась, а ее коллега расхохотался. Потом, когда до меня дошло, я тоже засмеялся. С тех пор ко мне постоянно подходили правительственные агенты и предлагали жевачку.

Я рассказал Джулии о своей "героической" речи, которую произнес перед северокорейцами: "я пришел сюда жевать жевачку и дать им в задницу... а у меня закончилась жевачка".

– Ты действительно так сказал? Зная, что это увидят люди? Ты идиот.

Я просто улыбнулся.

***

Кстати о моей жене...

Неделя, которую мы провели в гостях у правительства, стала для Джулии открытием. В четверг вечером она легла спать рядом с преданным мужем, а проснулась возле равнодушного незнакомца. Возможно, это было несправедливо по отношению к ней, но я потратил четыре года, чтобы создать преграду между нами, тогда как у нее такой возможности не было.

Я рассказал ей, что я знаком с ее произведениями, но не испытываю гнева. На самом деле я перестал быть расстроенным по этому поводу. Почти все эти годы я провел в однообразности, превращаясь в совершенно другого человека. Я был узником своих мыслей так же долго, как и в браке.

Чтобы испытывать злость к Джулии, мне нужно было погрузиться в эмоциональную пропасть, которая уже высохла.

Все это приводило Джулию в ступор. Я узнал о ее измене, прочитал ее записи в дневнике и немного отомстил, а потом продолжил жить... по крайней мере, согласно ее точке зрения за один день.

Мы жили в комнате с двумя кроватями. Мы скорее были соседями по комнате, чем мужем и женой. Я был для нее любезен и даже дружелюбен. Но этого было недостаточно.

Она очень хотела обсудить наши отношения, но я отложил это до тех пор, пока мы не закончим дела с государством. Любой разговор о "нас" автоматически включал в себя и разговор о наших трудностях. Я был чересчур подозрительным относительно возможности правительства слушать нас, поэтому нам следовало вести безобидные беседы.

Через неделю мы достигли предела.

Мы договорились через наших адвокатов, что правительство может провести еще одну встречу, после чего мы вернемся домой. Отец сказал, что они несколько поспорили, но были связаны общими интересами. Мы продолжали сотрудничать с ними до этого момента, но они не могли задержать нас легально, если только это было связано с национальной безопасностью. Я ясно дал понять, что если они это сделают, то я опубликую видео. В то время они не имели представления о том, сколько копий было создано и у кого они находятся. Даже я сам не знал точного расположения всех копий, так как поручил это отцу.

Итак, я оставался в одиночестве в конференц-зале для последнего интервью.

Моего отца рядом не было. Правительство попросило провести личную встречу. Мой отец возражал, но я принял это предложение. К тому времени я уже изложил свою историю и не собирался ничего случайно раскрыть. Я надеялся, что мое сотрудничество будет запомнено, когда я покину отель в тот день.

Кроме того, уже было разрешено Джулии, Сун и Ми-Сук уйти. Меня интересовало, о чем конкретно они хотят меня спросить и с кем буду разговаривать. До этого все допросы проводились "командами" агентов.

В комнату вошел лысеющий мужчина в очках возрастом около шестидесяти-семидесяти лет.

– Приветствую вас, мистер Уотли. Я – генерал Брэдли Пемброк, вышедший на пенсию. Я – советник президента по национальной безопасности. На этой неделе я следил за вами и вашими спутниками. Прежде чем вы уедете домой, я хотел бы провести с вами беседу.

– Рад знакомству, генерал. Если вы следили за этим... процессом все последние дни, то не знаю, что еще могу сказать. Я чувствую себя так, словно меня высушили до конца.

Пемброк посмотрел на меня подозрительно.

– Думаю, мы оба знаем, что это не правда. Мы, возможно, утомили вас своими многочисленными вопросами, но вы были недостаточно искренни в своих ответах.

Я не стал отрицать. В его голосе не было гнева. Скорее как у отца, которого разочаровал его сын. Мне пришлось сдержать желание извиниться перед этим достойным мужчиной. Просто он имел авторитетный вид, который требовал уважения.

– Ну хорошо, – сказал он, – я здесь не для того, чтобы пытаться извлечь из вас новую информацию. Нет, я хотел бы обсудить наши следующие шаги. Какие планы у вас есть на будущее, мистер Уотли?

– У меня есть планы на будущее? Я не совсем уверен, о чем вы говорите.

Вы сможете забыть обо всем этом? Ваш вклад в благо нашей страны был огромным. Нам следует отмечать то, что вы достигли. Но если мы это сделаем, мы подвергнем страну и вас новой опасности.

Мой отец уже говорил мне об этом, но я хотел услышать такую же информацию от другого авторитетного источника.

– Каким образом я и вся страна можем быть подвержены опасности? – спросил я.

Пемброк сложил пальцы перед собой и посмотрел на меня сквозь них.

– Мы никогда не сможем раскрыть насколько близко мы были к катастрофе. Никогда. По крайней мере, не в ближайшем будущем. Подумайте о страхе, который охватил страну после 11 сентября. Сколько времени прошло прежде чем люди почувствовали себя безопасно, чтобы летать или посещать большие мероприятия. Как думаете, какая будет реакция страны, если узнают, что террористическая организация смогла пронести ядерное оружие в самый центр Манхэттена?

Это был риторический вопрос, но я все равно ответил:

– Они будут в панике.

Пемброк немного нахмурился от моего выражения и я почувствовал себя глупым. Черт возьми, он был такой искусный! Если бы я не был так предостороженным, я мог раскрыть больше информации только для того, чтобы не разочаровать его. Он использовал свой авторитет как оружие.

– Да, – произнес он медленно, – именно так. Это вызовет массовую панику. Но это еще не все, общественность будет требовать ответа от кого-то. Мы знаем, кто стоит за этим нападением в конечном счете...

– Северная Корея? – вскочил я.

Он показал жестом, что будто закрывает свой рот.

– Как я уже упоминал, мы знаем, кто несет окончательную ответственность. Мы обязательно ответим на эту провокацию, но хотелось бы сделать это тактично и точно. Благодаря предотвращению катастрофы у нас есть возможность избежать эскалации. Если мы будем действовать открыто, общественность потребует полномасштабной войны. Мы не хотим попасть в такую ситуацию. Лучше решить все мирным путем.

Я поверил ему. Если бы стало известно, что северокорейские террористы пытались взорвать ядерную бомбу на американской территории, страна взбесилась бы. Было сложно представить другой исход, который удовлетворил бы массы, кроме войны.

– Что касается вас, господин Уотли, то если ваша роль в последних событиях станет широко известна, я боюсь за вашу личную безопасность.

– Почему?

– Вы станете героем... но и привлекательной целью для нападения. Некоторые из террористов имеют связи с страной, известной своими жестокими репрессиями и готовностью атаковать за пределами своих границ. Кроме того, радикальные террористы всех направлений будут рассматривать вас как легкую добычу. Герой, проникший, чтобы остановить теракт... Если бы вы столкнулись с ужасной смертью от рук еще одного экстремиста, это серьезно ударило бы по нравственности американского народа. Вам придется пожизненно заботиться о своей безопасности.

Мой отец задавал такие же вопросы. Северная Корея не раз сталкивалась с попытками покушения за пределами своей страны. Мы не подумали о том, что я могу стать мишенью и для других радикалов, но это имело смысл. Если бы я прославился как убийца террористов, то мог оказаться в списке смертников всех экстремистских группировок, которые ненавидят Америку...

Я взглянул на Пемброка.

– У меня были иллюзии о славе и богатстве, но прошедшие дни развеяли все мои сомнения. Какую версию мы будем представлять?

– Мы не можем отрицать, что это был террористический акт. Однако, никогда не будет упоминаться ваше имя или имена ваших сообщников. А кто-либо, кто скажет что-то о "ядерной" стороне этого события, будет тихо предупрежден и при необходимости дискредитирован громким шумом. Ваш звонок в полицию, где вы упоминали террористов с бомбой, стал общедоступным материалом. Все люди, находившиеся в здании, являются государственными служащими. Полиция Нью-Йорка не имела доступа на место преступления до его очистки. Таким образом, мы можем контролировать распространение информации.

Он помолчал.

– Вы не назвали свое имя оператору полиции, но позвонили с зарегистрированного мобильного номера. Это может вызвать проблемы. Насколько мы знаем, только несколько полицейских знают вашу личность. Мы сделали все возможное, чтобы скрыть эту информацию. Будет намного лучше для вас и для страны, если мы позволим миру думать, что правительственные силы предотвратили эту атаку.

– Таким образом, дядя Сэм приедет сюда после всего и заберет всю славу? – спросил я с некоторой горечью.

Пемброк немного запнулся.

– К сожалению, да. Не обижайтесь, мистер Уотли, но вы не играете значительной роли в борьбе с терроризмом. Вы - простой гражданин. Вы действовали умело, можно сказать подозрительно умело. Но вы не затронули сердца радикальных элементов мира страхом. Они бы списали ваш успех на удачу.

Я считаю, что эта ремарка была несколько оскорбительной, однако я не смог придумать уместный аргумент в ответ. Поэтому я просто выпустил пузырьки изо рта, чтобы произвести впечатление на Пемброка. Его лицо выражало потрясение, но вскоре он усмехнулся.

– Нет, – произнес он, – вы точно не Джеймс Бонд. И мы хотим, чтобы все думали, что именно команда опытных правительственных оперативников предотвратила взрыв этой бомбы. Если Северная Корея или кто-то еще когда-нибудь узнает, насколько близко они были...

Он на мгновение замолчал, давая мне возможность заполнить тишину.

– Они непременно попытаются снова.

– Именно так. Мы не знаем, как они смогли проникнуть так далеко на этот раз. Это стало главным приоритетом для всех правоохранительных и разведывательных служб в США. Вот почему вы получили столь резкое и грубое отношение, хотя должны были стать героем. Явно вы знаете больше, чем говорите. Мы пытаемся предотвратить повторную попытку, возможно, снова здесь или где-то еще. Все, что вы утаиваете, потенциально может быть тем, что нам необходимо знать для спасения миллионов.

Я прошелся языком по горлу.

– Я абсолютно уверен, что не имею никакой информации о том, как они пронесли ядерную бомбу в страну. Я ничего не знаю об их перемещениях до момента достижения посольства.

– Тогда откуда вы узнали о том, что они будут там? – спросил Пемброк.

– Я не знал. Просто случайно оказался в нужном месте в нужное время, – решительно ответил я. Это был мой стандартный ответ на обвинения правительства в предвидении.

Я прервал Пемброка, когда он открыл рот, чтобы возразить:

– Я вернусь домой после этого. Я понимаю, что вы нуждаетесь в ответах и желаю вам успехов в борьбе с террористами и предотвращении будущих нападений. Могу я предложить вам гипотетическую ситуацию?

– Конечно, продолжайте.

– Допустим, гипотетически, что я скрывал информацию о том, сколько и откуда мне известно. Допустим, что у меня было только предварительное знание. И это знание было бы ограничено временем. Вы видели все видео, генерал? Вы слышали то, о чем думали северокорейцы?

– Да, я видел и слышал, – ответил он.

– А что случится, если шестая группа "морских котиков" атакует это здание?

– Вы хотите сказать, мистер Уотли, что вы более компетентны, чем "морские котики"?

– Нет-нет, – отозвался я. – Я имею в виду не это. К настоящему времени вы уже знаете расположение всех террористов. У четырех северокорейцев есть дистанционные детонаторы в двух местах. Они поддерживают связь со всеми остальными террористами, которые разбросаны по разным этажам и даже зданиям. Могут ли "котики" уничтожить всех так быстро и бесшумно, чтобы никто из северокорейцев не успел взорвать бомбу?

Пемброк выглядел обеспокоенным, но отстаивал своих людей.

– Мистер Уотли, если вы, трейдер на бирже, справились с этим, то я уверен, что американские военные тоже могут. Особенно учитывая информацию, которой вы кажется обладали.

– О, но в этом-то и проблема, генерал Пемброк. Взглянув на прошлое, с учетом имеющейся информации... Вы рискнули бы предпринять атаку? На четырех экстремистов, которые держали пальцы на кнопке, вы бы рискнули войти в это здание? Помните, мы все еще разговариваем в теоретическом ключе.

Это привлекло его внимание. Он сделал паузу, чтобы серьезно обдумать вопрос.

– Нет... Нет, я не думаю, что отдал бы такое распоряжение.

– Что бы вы тогда сделали? Как бы вы остановили их без риска нападения?

– Мое первостепенное задание – вмешаться до того, как они прибудут сюда...

– Нет, – перебил я. – Возможно, вы бы отследили их передвижения. Я не знаю точно, где они провели тот пятничный день, хотя предполагаю, что это произошло где-то в Нью-Йорке или его окрестностях. Вы не могли бы добраться до них раньше населенного пункта. Вы не могли рисковать прямым нападением. Что бы вы сделали?

Пемброк недовольно фыркнул. Он был умным человеком и понял, к чему я клоню.

– Глядя назад... если бы мы знали, насколько опасная была ситуация... мы бы не вошли в здание и не попытались установить контакт. Мы бы выпустили несколько ракет «Хеллфайр» по этому зданию, чтобы оно превратилось в обломки, а ядерное устройство – в разбитую металлическую деталь.

– Какой был бы значительный ущерб от такого авиаудара? – спросил я.

– Нет, очень незначительный, если вообще имелся. С современным тактическим оружием мы могли бы полностью уничтожить это здание без вреда для окружающих территорий. Было бы несколько летящих обломков, но так как улица перед зданием почти не забита людьми, то травмы прохожих были бы минимальными.

– А как насчет семьи посланника?

Пемброк замедлился.

– В такой ситуации семья господина Куна стала бы жертвой, ради спасения большего количества людей.

– Вот и ответ, генерал, – проговорил я. – У вас есть решение, хотя бы в этом предположительном случае. Если бы я мог заранее предупредить вас, еще трое невинных погибли бы. А также – разрушение здания и еще больший кризис в отношениях с общественностью, чем вы испытываете сейчас.

– Но по какому праву вы принимаете такие решения, мистер Уотли? Мы применили бы авиаудар только в случае, если сочли бы риск взрыва слишком высоким. Если правительство США не желает рисковать жизнями миллионов жителей Нью-Йорка, то почему вы имели право на это?

Я поднял руки, чтобы потереть лицо. Было еще рано, но эта беседа изматывала меня.

– У меня нет хорошего ответа на этот вопрос, генерал Пемброк. Не такого, который имел бы смысл для вас. Я могу только сказать, что в тот день... я почувствовал, что нахожусь в уникальном положении, чтобы что-то сделать с этим. И я сделал. Вот и все. Может быть, есть множество аналитиков, задача которых – разгадать мои действия, но лично я всегда считал игру "что, если" пустой трата времени.

Пемброк вздохнул.

– Вы уверены, что у вас больше нет ничего сказать?

– Если бы я знал что-то, что помогло бы предотвратить новую атаку, я бы немедленно сообщил вам. Но я не знаю.

Я поднялся, готовясь к уходу.

– Итак, – проговорил я. – Это все? Буду ли я снова исчезать в безвестности? Мне придется видеть группу "ремонтников", которые разбили лагерь в моем районе?

- Нет, господин Уотли. Никакого наблюдения. Не для протокола, я должен поблагодарить вас за то, что вы быстро разобрались с этим видео. Некоторые индивидуумы попытались бы преследовать вас бесконечно, если бы не угроза его публикации. Между нами говоря, вы правы. Если это видео стало известным, мы не смогли бы преследовать вас за это. Но я надеюсь, вы осознаете, что любая слава пришла бы с большой ценой как для вас лично, так и для страны.

Честно говоря, мне все равно было на самом деле. Я просто был рад тому, что время снова начало двигаться вперед. Что я могу начать жить полной жизнью снова. Но я почувствовал необходимость немного поныть ради приличия.

- Я понимаю и даже вижу здесь логику. Но все равно это удар по лицу: спасти так много жизней без каких-либо наград или признания. Сам факт спасения уже есть награда, я понимаю. Я чувствую себя хорошо от того, как все обернулось. К тому же... У меня есть ощущение, что правительство также не прочь избавиться от меня.

- Мне жаль, что вы так думаете, господин Уотли, - сказал Пемброк, приближаясь к нему. - Потому что я могу заверить вас, что народ очень благодарен вам за вашу помощь. Более того, мне разрешено сообщить вам, что после определенного времени вы и ваша супруга вместе с Кэндзи будете приглашены на конфиденциальную аудиенцию в Белом доме.

Это застало меня врасплох. Я тихо свистнул. В этой ситуации это имело смысл, но я все же был поражен мыслью о личной встрече с президентом.

- И еще одно,- продолжил он,- вы и ваши спутники получите подарок. Вашими федеральными налогами будет освобождено на следующие пять лет. Хотя если кто-то из вас покинет штат, то вам придется платить налоги в новом штате. Мораторий распространяется только на федеральные налоги, а не налоги Нью-Йорка и Нью-Джерси. Однако если вы переедете, мы сможем что-то придумать.

– Ого, – воскликнул я с удивлением. Этот подарок оказался очень хорошим. Особенно если учесть, что до того, как выбраться из временной петли, я заработал на фондовом рынке свыше семи миллионов долларов. Я думаю, федеральные органы об этом еще не в курсе...

– По-моему, в последнее время вы заработали немалую сумму. Совсем недавно.

Я лишь приподнял брови, делая вид невинности. Если правительство запросило мои банковские данные, то это было сделано скрытно, но я не был удивлен тому факту, что они обнаружили мое новое богатство. Мне интересно было узнать, как все это выглядело со стороны посторонних людей. В четверг я ушел из клуба корпоративных работников с головой в долгах... а в пятницу превратился в бойца кунг-фу и миллионера, который помогает бороться с террористами...

– Я – Бэтмен! – прошептал я про себя.

Черт! Я совсем забыл, где нахожусь. Я посмотрел на генерала Пемброка. Он, явно услышав меня, едва сдерживал улыбку на своем лице. Я покашлял и быстро вернулся к разговору.

Я выразил благодарность генералу за щедрый подарок от правительства. Никто больше не упоминал о моем вновь приобретенном богатстве, хотя, осматриваясь назад, я уверен, что это только усилило облако подозрений вокруг меня. Мы поговорили еще несколько минут. Он дал мне свою визитку с контактным номером на случай, если потребуется связаться со мной.

После этого мы провели небольшую церемонию прощания, и я отправился домой.

В конечном итоге благодарность Дяди Сэма перевесила его подозрения. В течение следующих недель со мной пару раз связывались для уточнения определенных вопросов. Иногда я мог быть полезным, а иногда – нет.

Моя роль в пресечении акта терроризма так и осталась неизвестной для общественности. Видеозапись так и не увидел свет, несмотря на то, что после этого случая меня часто подходили случайные люди, предлагая жевательную резинку. В Нью-Йорке существовало большое разведывательное сообщество, и каждый раз, когда кто-то из них узнавал меня, ко мне относились как к некой небольшой знаменитости.

В основном, выйдя в тот день из гостиницы, я оставил происшествия на 57-й улице и Парк-Авеню позади себя, превратившись в простого гражданина.

Теперь передо мной стояла задача вернуться домой и повстречаться с супругой.