Новоселье

К концу мая Годины, наконец, получили квартиру на последнем этаже новой девятиэтажки на набережной. В этот день Ленка в школу не пришла, но зато дома его ждала маленькая бумажка с адресом. И мама.

— К тебе тут девочка заходила, приглашала на новоселье. Хорошая девочка, Вовка. Только маленькая и нервная. Все губы кусала. Послушай меня, если будешь жениться, выбирай деревенскую и здоровую. Попадется хворая, или с закидонами, замучаешься.

— Ну, мам, какая женитьба! Надо сперва школу закончить, потом институт, а там видно будет.

— Ну, ладно, ладно. На новоселье-то пойдешь?

— Пойду.

— Тогда съешь что-нибудь. Ладно?

И Вовка, торопясь, съел второе и пошел, как был, в куртке-битловке без воротника и светлой рубашке. Серый широкий галстук с яркими цветами он сунул в карман. А главное, спрятал в потайной кармашек рубашки, который сам пришил с изнанки, десять штук презервативов...

У Ленкиной девятиэтажки стоял грузовик, полный мебели, суетилась толстая коротконогая женщина в белом платке наобвяз и синем рабочем комбинезоне и, сидя на бордюре, покуривали три здоровенных мужика в шапках из газет. Четвертый мужик сидел на подножке ЗиЛа и тоже курил. Он был в серой кепке.

Когда Вовка подошел совсем близко, женщина взглянула на него из-под руки:

— Да ты никак Вовка?

— Ну? – сказал Макаров вместо «Здрассте! ».

— Мне про тебя Леночка рассказывала. Надо помочь, Макаров!

— А что делать-то?

Три мужика оживились, побросали на асфальт недокуренные папиросы и разом встали. Самый здоровый из них сказал:

— Я тут вроде как за старшего, а ты в школе учишься?

— Заканчиваю.

— Так вот, должен понимать, что у всякой мебели четыре угла, а нас трое.

— А этот? – кивнул Вовка в сторону

— Этот говорит, что он баранку с устатку крутить не может, руки видите ли, у него дрожат.

— Не обязан! – отозвался четвертый. – Мое дело железку топить, а ваше – дрова носить!

— Вот-вот! Как премию делить, так он первый! – плюнув себе под ноги, сказал бригадир грузчиков, грузный и красномордый. – Так поможешь?

Вовка пожал плечами:

— Помогу.

— Тогда на.

Он протянул Макарову широкий брезентовый ремень, соединенный кольцом.

— Наденешь на плечо, а низ заведешь за ножку. Понял?

— Понял, – проворчал Вовка. – Невелика наука!

— Тогда двое в кузов, а ты со мной внизу, на подхвате будешь. Щас разгрузим, отпустим этого пиздобола и начнем поднимать.

Вовка снял куртку, положил ее на траву, нацепил такелажный ремень и встал у раскрытого кузова...

Снимать мебель с машины и ставить на асфальт было, хотя и тяжело, но несложно. А когда начался подъем на девятый этаж без лифта, который почему-то не работал, вот тогда Макаров понял, что такое «фунт лиха», и «где раки зимуют». Раки жили на девятом этаже, а фунт лиха измерялся многими килограммами тяжелой старой мебели. Но все кончается, и хорошее, и даже плохое. Макаров лежал на узкой кроватке «без рук, без ног», но с чувством исполненного долга, а вокруг него бегали тетя Тома и ее племянница Ленка Година, стараясь облегчить его бренное существование. Тетя даже сварила куриный бульон с укропом и, пока он остывал, предложила:

— Его надо попарить! По себе знаю, придешь с работы усталой, примешь душ, помассируешь тело, и сразу легче станет.

Вовка представил, как его раздевают женские руки, затем несут в ванную комнату, кладут в воду и начинают нежно массировать. И ему действительно стало легче. Совсем немного. Ровно настолько, чтобы он мог сказать слабым голосом: «Хорошо. Делайте... ».

Пока Ленка ходила и наполняла ванну водой, тетя Тома раздевала Макарова. Вовка сидел на тахте, безвольно раскинув руки и расставив ноги. Тамара не спешила. Медленно, одну за одной, она расстегнула пуговицы на рубашке, вынула отцовские запонки из манжет, положила в спичечную коробочку с яркой этикеткой, чтобы не потерялись. Затем стянула белый нейлон, и сложила рубашку на краю тахты. Затем принялась за «майку, майку голубуя». Тут пришлось поднимать руки, но за это сверхусилие Макаров был вознагражден пощипыванием сосков, которые были у него довольно чувствительными, что придало ему дополнительную бодрость. А когда тетя Тома стащила с него брюки заодно с трусами, его член уже стоял, как бушприт парусного корабля. Только парусов не хватало: кливеров и стакселей.

Когда его отвели в ванную комнату, он кое-как перелез через бортик белоснежной ванной и улегся в горячую воду, его член превратился в грот-мачту и перевился венами-канатами.

— Леночка, голубчик, – взмолился Макаров. – Сделай что-нибудь! Видишь, я ни рукой, ни ногой пошевелить не могу!

Леночка Година была понятливой. Она, быстро скинув свои трусики-лифчики, забралась в ванну, но садиться на Макарова не стала. Она присела над ним на корточки и развела бедра. Ее перламутровый клиторок уставился на Вовку, словно маленький любопытный зверек, выскочивший из уютной меховой норки: «А что вы тут делаете? ». А делали они вот что...

Вовка лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел на Ленку, а она, хищно осклабившись и потряхивая грудями с темными сосками, старательно водила рукой по Вовкиной «грот-мачте» и с каждым движением приближала его к неизбежному. И оно, это неизбежное, наступило! Макаровский член выскочил из Годинской ручки и забился в экстазе, а Ленка жадно, выкатив, вишенки-глаза, наблюдала за молодецкими выбросами молодой «сметанки».

Но Година не была бы Годиной, если бы осталась простым наблюдателем. Как только Макаров перестал извергаться, она откинулась на стенку ванной и шлепнула ладошкой своего перламутрового «зверька по головке». И тот высунулся еще дальше...

Ленка еще металась по ванне, расплескивая остывшую воду, а тетя Тамара уже спешила ей на помощь. «Ну, ребятки, вы и орете! », – ласково улыбаясь, сказала Тома. «Я даже испугалась! ». Она была в холщевом фартуке и держала в руке столовую ложку.

— Володя, ты сам встанешь?

— Встану, если Ленка с меня слезет, – проворчал Макаров.

Ленка хотела еще поиграть на Вовкиной дудочке, но «дудочка» превратилась в «саксофончик», и она с сожалением встала.

— Я тут наплескала, – растерянно озираясь, сказала Година. – Я соберу.

— Собери, собери, деточка! – ответила тетя. – Тряпочка под ванной. А я пойду на кухню. Ф-фу, жара!

Она повернулась, что уйти, и Вовка увидел, что на ней ничего, кроме фартука, нет, а ее мясистая задница под складчатой спиной двигала половинками ягодиц словно сама по себе.

Ленка выбралась из ванны, а вслед за ней выбрался и Вовка. После ванны и «массажа» ему, правда, стало еще немного легче. В комнату он шел сам и там одевался сам, хотя морщился и кряхтел, как дед в сто лет.

Тетя Тома священнодействовала на кухне. Что-то варилось, что-то жарилось, что-то резалось и поливалось майонезом. Вовка сразу вспомнил, что он с утра ничего не ел. Тогда он похитил из-под руки тети Томы кусочек черного хлеба и с наслаждением, чавкая и давясь, его проглотил. Стало еще лучше.

Вовка вернулся в комнату и увидел, что Ленка стоит на лоджии и любуется закатным, красным, совсем не злым солнцем, на которое можно смотреть, не щуря глаз. Вовке сразу захотелось «полюбоваться» закатом вместе с ней, но он еще не мог, а потому просто сунул руку под подол нарядного платья и прихватил Ленку за густые шелковистые волосы.

— У Марки был большой клитор и очень чувствительный. – очень серьезно сказала Ленка. - Она даже без трусов ходила. Только это мало помогало. Может, мне тоже без трусов походить?

— И в школе?

— И в школе. Надену что-нибудь очень короткое и пойду. Мальчишки все обдрочатся.

— Тогда я тоже без трусов приду, – засмеялся Макаров. – И обдрочусь...

Ленка порывисто обернулась. Вовка схватил ее и прижал к себе.

— Давай прямо здесь, на балконе, а?

— Это лоджия, дурачок! – вскрикнула Година, но не отстранилась, а только сильнее прижалась к нему маленьким горячим телом.

Из двери высунулась тетя Тамара.

— Детки, давайте поедим, что ли? Что-то гости не идут.

— Еще и гости? – одновременно спросили Вовка и Ленка.

— А как же! Моя бригада!

Макаров представил, как квартиру заполняют горластые тетки в заляпанных комбинезонах и платках, которые будут в пьяном виде петь про Галю, которую похитили казаки, а потом, привязав к дереву косами, зачем-то подожгли.

— Не огорчайся так, Вовка! – сказала Ленка и толкнула его в бок маленьким кулачком. – У нас две комнаты, как-нибудь пристроимся. Тетки выпьют, пожрут чего-нибудь и уйдут.

Они, Ленка, Вовка и тетя Тамара, сидели за столом, когда в подъезде громыхнуло.

— О, лифт пустили! – заметила тетя. – Кто-то едет...

Ехала ее бригада. Женщины ввалились толпой в прихожую, шумные, румяные, но не в грязных ватниках и безразмерных штанах, а нарядные, в красивых платьях, пахнувшие духами, и с модными прическами, веселые и голодные. Макаров сразу запутался в этих Верах, Танях и Валях. Он только хорошо запомнил красивую узкоглазую крановщицу, не то татарку, не то башкирку, которую звали Эльвира. Тамара, чтобы не возбуждать общественность, объявила его и Ленку женихом и невестой, и Вовке это льстило.

Признаться, гостей он не любил. Еще в детстве он забивался под кровать, заслышав на улице шумную свадьбу, а мама кидалась закрывать окно в коммуналке. Поэтому, когда бригада, наконец, ушла, а довольная и пьяная Ленкина тетка завалилась спать, Макаров соединился с Ленкой. Потом они говорили.

— Ты же знаешь, Вов, я начала дрочить еще в первом классе.

— Помню. Видел, как ты тряслась. Сожмешь ноги, вцепишься руками в парту и трясешься, как в лихорадке. И Марка тоже.

— Я удивляюсь, как наша училка не заметила.

— А, может, заметила? А, может, и она сама так тряслась, дома, конечно. Ведь она дева старая. Придет домой, сядет за стол с нашими тетрадками, зажмет клитор ногами и давай, трястись. А ночью в одинокой постели руками работает.

— Знаешь, Вов, давай еще разок, а? У тебя резинка не сползла?

— Сейчас поправлю. Готово! Залезай!

Тетка храпела в соседней комнате, а они наслаждались друг другом медленно, никуда не торопясь. Солнце давно село, и на светлое, почти летнее небо высыпали редкие звезды.